Воссоединение

Бесцельно блуждая во тьме бесконечной,

Не зная ни времени, света не зная,

Скиталец без имени, в поиске вечном,

Увидел звезду, что манила сияя.

Казалось, что близко заветная цель,

Но много веков пробирался он к свету,

Начало познав, и пути свой предел,

Ступил он на твердь, где всегда было лето.

Впервые услышал он пение птиц,

Журчанье воды и травы нежный шёпот,

Увидел созданий неведомых лик,

Полёт голубей и коней шумных, топот.

И кроны деревьев, что ветер качал,

Все краски цветов, что росли под ногами,

Безбрежное море, величие скал,

С восторгом бродил он лесами, полями.

Он вышел к холодной и быстрой реке,

Где росы алмазные ярко блестели,

И замер, заметив, что невдалеке,

Спит дева на мягкой цветочной постели.

Приблизившись тихо, не смея дышать,

Боясь потревожить той спящей покой,

Склонился над ней и не смог устоять:

Нежнейшей щеки он коснулся рукой.

Сомненья и страхи познал он свои,

Как сладко душе и как сердцу тревожно,

Познал он восторг и величье любви,

Забыть и уйти от неё невозможно!

Но сколько бы раз не пытался бежать,

Туда, где садов обрывались пороги,

Он с болью в груди возвращался опять,

К реке, где его оставляли тревоги,

Смущённый и робкий, считая года,

Смотрел он на спящую, грустно вздыхая,

Как долго манила сияньем звезда,

Так много сулив, и покой отбирая.

Отчаявшись ждать, он забылся в тоске,

Но в сад потемневший ворвалась гроза,

И гром загремел, стало тесно реке,

И та, что спала, вдруг открыла глаза.

— Единый пришёл, и закончен мой сон!

Промолвила дева, дождём умываясь,

— Ты первый мой свет, — ответил ей он.

— О да, Эрилатой я здесь называюсь!

— Прекрасны твои, Эрилата сады,

Но в этих садах, так тоскливо и пусто!

— Для этого здесь и находишься ты —

Единый принёс созиданья искусство.

— Умею ли я? — осторожно спросил,

Единый, принявший от девушки имя.

— Умеешь. Печалью ты дождь сотворил,

Открылась в тебе безграничная сила.

Он поднял ладони, и тотчас из рук,

Спустилась к реке лебединая стая,

— Ты создал прекраснейших птиц, милый друг,

Они не забудут тебя улетая…

Сады Эрилаты с тех пор изменились,

Единый всё время был занят твореньем

Животных и птиц, что в саду расселились,

Но всё же смотрел он на сад с сожаленьем.

— Здесь так же тоскливо и так одиноко,

Неужто одним нам досталось всё это?

Ведь нет никого, кто найдёт сад далёкий,

И вкусит сады изумрудного лета!

— Ты здесь не один, — Эрилата сказала,

И, видя Единого взор изумлённый,

С улыбкой Илзота ему показала,

За матерью прятался отпрыск смышлёный.

Несмело и робко пошёл он навстречу,

К отцу, протянувшему сильные руки,

Не знали те трое, обнявшись за плечи,

Что это начало их долгой разлуки.

Прекрасен, умён был Единого сын.

Он вырос в любви, сожалений не зная,

Но в дни, когда он оставался один,

Был мрачен, вопросы себе задавая:

— Чем хуже я матери? Хуже отца?

Ведь мне не дано мастерство созиданья?

Зачем мне сады? Эта жизнь без конца?

Наступит мой час! Совершенства признанье!

И сад оставляя, в раздумьях тяжёлых,

Спускался Илзот в непроглядную тьму.

Коварные сети из дум невесёлых,

Он сплёл для двоих, что мешали ему:

— Так кто же из вас двух силён в созиданье?

Кто смог бы всё это построить один?

— Единый создал! — отвечал в назиданье,

Илзота отец: — Ведь на то я Един!

— Единый силён, но тебе он солгал,

Равны мы в умении жизнь создавать,

Сады Эрилаты он долго искал, —

нахмурившись, молвила строгая мать.

И слушал довольный, проделкой жестокой,

Илзот, как поссорились мать и отец,

Как небо чернело над их головами,

Казалось, любви их наступит конец.

Притворно играя с округлым рубином,

С усмешкой Илзот наблюдал за двоими,

За спором жестоким, бесцельным и длинным,

Друг другу владыки вдруг стали чужими.

— Ты видишь рубин? — Эрилата спросила.

И в пальцах Илзота стал камень чернеть:

— Единый, создай, и вдохни свою силу,

Надменность твоя — самому себе лесть.

— Под силу ль тебе шар во тьме оживить?

Твоих, Эрилата, не хватит умений!

Быть может нам стоит обоим творить?

И после сравнить и не ведать сомнений?

На что Эрилата ответила скорбно:

— По-твоему будет, сравним наши земли!

Но тех, кто служить тебе будет покорно,

Не смей обрекать на мученья бессмертья!

— Бессмертие бремя?! Глупа Эрилата!

С усмешкой Единый взглянул на подругу.

— Забыл, что во тьме, ты, блуждая когда-то,

Ходил утомлённый по вечности кругу?

Где смог ты прозреть? Отдохнуть от пути?

Уставший, холодный, ты вырвался к свету,

Сюда суждено всем отжившим прийти,

И только в садах место вечному лету!

Единый смолчал. Он покинул сады.

Ушла за Единым во тьму Эрилата.

И в разных мирах закипели труды.

Илзот правил сам, как задумал когда-то…

Не долго Илзот наслаждался всевластьем —

Беспечные люди в сады приходили.

Когда мать вернулась столетья спустя,

Коварные мысли его посетили.

— Я стану Единым! Отец не вернётся

А мать заколю своим первым мечом,

Что видел во сне: там людьми он скуётся,

Где пламя его обожжёт горячо!

И сладким обманом и речью коварной,

Илзот, завладевший доверьем людей,

Добился над ними он власти желанной,

И замысел свой приближал всё скорей.

Тяжёлый и острый, из стали упругой,

Ему принесли ослепительный меч,

Лишь в руки приняв, осознал он заслуги

Ковавших — срубив одним махом все головы с плеч.

Он к матери спящей неслышно подкрался

И меч прямо в сердце несчастной вонзил,

Но, глядя в глаза ей — Илзот разрыдался

Упав на колени, прощенья просил.

— Не плачь сын любимый, тебя я прощаю,

Холоден, безжалостен острый клинок,

Отца позови, я теперь умираю,

Единый придёт и закончит мой рок.

Единый возник, не прошло и мгновенья,

Ужасен и грозен он был в этот час,

Но речь Эрилаты, без зла и сомненья,

Заставила слёзы катиться из глаз:

— Гордыня немая и глупые ссоры!

Так долго не виделись мы у реки,

Но здесь ты теперь, и к чему разговоры,

Так славно коснуться твоей мне руки,

По левую сторону нашего сада,

Я создала мир, где отныне живут,

Там люди проведшие годы, так рады,

Что в сад Эрилаты, заснувши, придут.

Но мир мой не стал, к сожалению, шаром,

Просторны равнины на юной земле,

Там светит луна, солнце пышет пожаром,

Теперь я спрошу: удалось ли тебе?

Единый поведал любимой о мире,

Где долго трудились владыки стихий,

Видение шара в бездонной пустыне,

Отчасти лишь каждый из них воплотил.

Явил Единый мир, Властителям стихий,

Что ярким шаром воссиял во тьме,

И принялись за дело, четырнадцать из них,

Трудясь без устали на молодой земле.

Но был пятнадцатый, мятежен и могуч,

Он жаждал власти, мог лишь разрушать.

Разжёг огни и падал снег из туч,

Что тенью над землёй, умел он расстилать.

И грянул бой, и началась война,

Властители стихий боролись с Врагом мира,

Разрушил он их первые жилища и дома,

Они ушли на Запад, и их море разделило.

А на покинутой и дрогнувшей земле,

Под блеском ярких звёзд в бездонном небе-блюде,

Что простиралась полем в тишине,

Проснулись эльфы, а позднее, люди.

Проснулись люди в солнечных лучах,

Взошло оно впервые с западного края,

Когда их родина равниною была,

Никто и знать не знал, что есть земля другая.

Единый раздавал дары —

Бессмертье эльфам и призыв на Запад.

Печали эльфов по морю росли,

Тоской безумною, сильнее годом за год.

И долгие века, с восточных берегов,

Их корабли на Запад уходили,

Где жили те, кто замысел Его,

В бескрайнюю равнину превратили.

А людям дан был дар совсем иной:

Судьбою — смерть была, свобода от оков телесных,

И в мире им неведом был покой,

Она одна могла остановить мятежных…

Враг мира после долгих войн напрасных,

Вселил в сердца людей пред смертью страх,

И те, кто внял речам коварным, лестным,

Поверили, что жизнь их — лёгкий прах.

С приходом в Мир, на людях тень лежала,

Могучего, опасного Врага,

Но день настал, и сила его пала,

В безвременную бездну навсегда.

И время не стоит — теперь в зловещей тьме,

Его слуга творил свои бесчинства,

Он тоже жаждал власти на земле,

Людей и эльфов пошатнув единство…

Меж берегов, Восточных и Бессмертных,

Куда навеки эльфы уходили,

Воздвигнут остров был, для избранных людей,

Его Властители стихий благословили.

В согласии там жили и в блаженстве,

Увы, бессмертный берег их манил,

Слуга Врага разжёг в них пламя мести

И флот морской к земле Властителей приплыл.

В тот миг свершилось: остров был затоплен,

И земли Запада ушли из мира прочь,

Восток в дугу высокую надломлен,

Над миром бренным воцарилась ночь…

— Прости, Эрилата, мы силою равны,

Тебя, не послушав, я эльфов создал,

И тяжкой судьбою, все времени раны,

На плечи бессмертных детей возлагал.

Мой мир раскололся, бессмертие — бремя,

И эльфов последних уйдут корабли,

Но Враг уничтожен, прошло его время,

Не скоро затянутся раны земли.

Слабея от боли, от стали хладея,

Губами бескровными воздух ловя,

Почувствовав смерть, но забыться не смея,

Она прошептала: «Послушай меня!»

— Когда я уйду, ты прими мою силу,

Отныне мирами один управляй,

Не плачь, не скорби над моею могилой,

Последнюю просьбу мою исполняй:

Сюда после смерти все люди приходят,

Из созданных нами обоих миров.

Друг друга они, удивляясь, находят,

Лишаясь телесных непрочных оков.

Пусть будут Востоком — Единого земли,

А Западом — пусть Эрилаты земля.

Там встретятся люди — твои и мои,

И эльфов верни, это просьба моя.

Вздохнув, Эрилата навеки уснула,

Единому свет созиданья отдав,

Кровавая сталь, же, в реке утонула,

Клинка, что отбросил Единый вскричав:

— Будь проклято имя любимого сына,

Своею рукою убившего мать,

Тебя я лишаю и плоти и силы,

Вовек не устану тебя проклинать!

Сражённый сияньем, бесплотною тенью

Упал пред Единым проклятый Илзот:

— Быть может, отец, ты даруешь прощенье,

Тому, кто за промахи милости ждёт?

— Прощайся с садами, убийца жестокий,

Удел твой отныне — холодная тьма.

Единый теперь навсегда одинокий —

Мне имя не зря Эрилата дала!

— Об этом, отец, ты ещё пожалеешь,

Кто знает, кому новым миром владеть?

Возможно, чего-то и ты не умеешь,

Не сможет за всеми твой взор усмотреть!

Оставил сады Эрилаты навеки,

Обиженный, жалкий и злобный Илзот,

Скитаясь во мраке бездомный калека,

Себе говорил: «Мне ещё повезёт!»

Ему повезло, средь холодного мрака,

Нетронутый остров сапфиром сиял:

— Его для меня создала Эрилата,

Давно этот мир повелителя ждал!

И тенью бесплотной, холодным дыханьем,

Спустился он в мир, где не ведали зла,

Столетья прошли, получил он признанье,

Тех душ, что осквернил до самого дна…

Вернулся Единый, в тот мир, что создал,

На земли глядел, что вдруг стали дугой:

— Я сделаю так, как тебе обещал!

Единый сказал, взяв мир правой рукой.

А левой, он мир Эрилаты держал,

Он тоже свернулся в тугую дугу,

И вот на ладонях его воссиял,

Шар, как когда-то мечталось ему…

Там было солнце Запада, луна пришла с Востока,

Два мира став единою землёй,

Слились. Но скрыв их, друг от друга

Единый ждал, чтобы Восток обрёл покой.

Соткал Единый прочную завесу,

Невидимую грань меж двух миров,

Тонка она была и не имела веса,

Но сквозь неё никто пройти не мог.

И долгие года, не познаны друг другом,

Восток и Запад воды разделяли,

И мореходы огибая Землю кругом,

Соседних стран в помине не видали.

В те времена один из слуг Врага,

Пытался завладеть восточною землёю,

Из золота сковал оружье для себя,

Чтобы людей и эльфов в рабство обратить слепое.

Но пал слуга, ушла оружья сила,

В той кузне, где он сам его сковал,

А эльфы все ушли на старый запад мира,

Единый понял: встречи час настал.

Он вновь окинул взором Новый Запад,

Где люди и не ведали о том,

Что за бескрайним морем есть земля Востока,

И встреча с ней, всё ближе с каждым днём.

Единый ждал, когда Восток покинут,

Все эльфы, и наступит власть людей,

И те, кто жил на Потаённых землях,

Спасут оставленных, от пагубных страстей.

Настало время, и завеса пала,

От яркого и жаркого огня:

— Жаль, Эрилата это не видала,

Была она в сто крат мудрей меня!

Разглядывая пламя под собою,

Единый вспоминал былые дни,

Как вдруг виденье страшное и злое,

И лик Илзота его в ужас привели:

— Теперь, по праву Западом владею —

Тимирелатом, и его людьми,

Лишь об одном сейчас я сожалею,

Что на Востоке до сих пор владения твои!

Грядут отныне в мире перемены,

И вскоре он падёт у ног моих,

А люди вступят на тропу измены,

Им много повелителей двоих!

— Чего добиться может бестелесный?

Отравой горькой потчуя людей?

Кому в садах бессмертных было тесно,

Что сотворит законченный злодей?

— Я — тихий шёпот, неги обещанье,

Даю им, что никто другой не даст:

Без смерти жизнь, богатство и признанье,

Что в мире называют словом — власть.

— Даруешь людям власть? Лишённый даже тела?

Пусты твои напрасные труды,

Ведь Эрилата вечной жизни не хотела,

Какую жизнь им предлагаешь ты?

— Твои потомки — сыновья Илзота.

Ответил с гордостью отъявленный подлец,

Они наполовину из людского рода.

Судьба живых в руках их, мой отец!

— Я не отец, тому, кто убивает,

Кто извращает подлостью своей,

Кто справедливости обман предпочитает,

Кто не согласен с волею моей!

Взмахнул рукой Единый перед сыном,

Не досказав, Илзот во сне застыл,

Был заточён в безвременья глубины,

Что для него Единый сотворил.

Но сон Илзота, всё же был не вечен,

Пока он спал, Единый поил,

На Старый Запад, где с почётом встречен,

Стихий земных, властителями был.

О потаённых землях долго вёл беседу,

И Новым Западом те земли стали звать,

Призвал над племенем Илзота одержать победу,

И эльфов вновь к оружию призвать:

— Я создаю, но я лишь раз разрушил,

Прекрасный остров между двух земель,

Я клятву себе дал, её я не нарушу,

Тимирелат не трону я теперь.

Один лишь взмах руки и в пыль он превратится,

Погибнет всё: и Запад и Восток,

Я не смогу с Врагами сам бороться —

То будет бой, последний для веков.

Но на спасенье мира есть надежда,

И эльфов я отныне изменяю рок

Даны им будут силы, плоть, как прежде

В Тимирелате чтобы обнажить клинок.

Взамен отваге, обещал Единый,

Преподнести особый эльфам дар.

Но тайны все он не открыл стихиям,

На их вопросы скупо отвечал:

— Я всё сказал, и так тому и быть.

А время отправления настало.

В Тимирелате грянет битва битв,

Какую небо с пробуждения не знало…

Кровавой и жестокой была битва,

И в те года немало жизней унесла,

С тех пор людей и эльфов в крепкое единство

Беда сплотила и в сражениях вела.

Но чтобы уничтожить власть Илзота,

Им нужно было книгу отыскать

Где заклинаний сила была скрыта

И семь частей потерянных собрать.

Двойную силу книга та имела,

Её с конца нельзя было читать —

Илзота могла вызволить из плена,

Прочесть сначала — уничтожить его власть.

Не ведая конца, не помня о начале,

Приходят люди в мир, прожить свой краткий век,

Быть может в жизни раз, но все они желали,

Часов и дней остановить необратимый бег.