Я сам приближаюсь к этой цели со скоростью шестидесяти минут в час.
После длиннейшего разговора Квартус и Лонгус вышли от Магнуса. Лонгус был расстроен и совершенно подавлен.
— Что это, а! — говорил он, — а! Что? Да не понимаю…. ну и вы не понимаете глупо, мучительно!… стыжусь самого себя…. и как это вышло?… ваш Магнус — деспот…. смешно думать — он единственный здравомыслящий человек на земном шаре…. а! что вы говорите? как? — решительно страшно, да нас в конце концов…. мы исчезнем…. мир, мир! подумайте, какая цаца!… да этот мир…. мы его крутили, как оглоблю, восемь лет… все гибнет, это профанация…. я не могу перенести…. а? что вы сказали? верно?…
Так источался из сего длиннейшего персонажа его мизантропический пыл. Квартус наконец кивнул ему, сказал: «Идите домой, отдохните, пустяки в общем» — сел на автомобиль и уехал с Аней в свое морское убежище.
На другой день холодный и визгливый ветер провожал их по тропинке, которая бежала, кривляясь, по обрывистому берегу метрах в 10 над водой. Чайки вскрикивали обидчиво и протяжно, застаиваясь на растянутых крыльях над гребешками волн, и тучи валились по-над морем с глухим и темным постоянством. Квартус стал над морем и смотрел как рвал ветер поредевшие спины волн, как срывал он и крутил эти пены, бросая в воздух маленькие тромбы. Море темнело и серело, а внизу, у скал черные от ярости валы хлестали и хлестали, образуя котел кипящих и мужествующих пен. На горизонте чуть чуть поблескивал дымок, Квартус знал кто это, — в только что взятый и почти уничтоженный Танжер везли рис и маис. Квартус был недоволен, ночные страхи не давали ему жить, странные обсессии отравляли жизнь. Доктор сказал: «советую заняться серьезно здоровьем, совершенно серьезно, да-c…. ничего органического, но все расшатано…. отдохнуть» — но отдыхать нельзя было.
Аня подошла к нему, тихонько подняла его руку и поцеловала. Он глянул на нее с удивлением, погладил ее руку рассеянно, а через минуты три не относящихся к инциденту размышлений спросил:
— Что это ты?
— Не надо сердиться, — умоляющим голосом сказала она.
— Да что ты? — сказал он ласково, — я просто спрашиваю….
— Ну ничего, так, ты раньше ко мне лучше относился.
И Квартус, который понял фразу всю уже после слова «ты» ответил как только мог серьезно:
— Да, я и сейчас ничего. Только…. огрубели, знаешь, мы…. что-ж, такая жизнь серьезная…. ничего не поделаешь… да ты что то куксишься?
— Нет, нет, ничего.
«Рассказывай, любезничай ничего» — подумал Квартус, но не стал спорить. Сказал:
— Ну, идем, пройдемся немножко….
Они шли, молча и задумчиво; ветер нагонял и рычал за уши.
— Верм в трех переходах от Суэца, — сказал Квартус, — дело поправляется. Но он пишет, что если за неделю не успеет всего кончить, придется позорно бежать, — войска не останется…. Но и у них то же самое делается.
— Суэц жалко. А тамошние инженеры говорят, что он уж очень сильно испорчен…. Говорили тоже, что выгоднее новый канал сделать, чем с этим возиться. Там у них есть такой проект — соединить Средиземное море с Евфратом и в Персидский залив….
— На сто лет работы, — сказал он.
Вдруг он остановился.
— Что ты? — спросила она.
— Сердце, что то…. — сказал он слабо и побледнев.
— Вернемся сейчас, — сказала она перепугавшись.
Но он глянул на нее вопросительно и удивленно, пена чуть выступила на губах, он приподнял руку и упал.
— Алеша! — зашептала она дрожа и плача, присев над ним. — Да что-ж это такое…. Господи! — и нет никого….
Она попробовала приподнять его, но тело вдруг отяжелело и не слушалось ее рук. Пульса не было.
Он был мертв.