Глава 20.


Когда Миша оставила меня, я едва ли не проклинала своё решение ограничиться этим вечером одной-единственной сигаретой и самонадеянно не положить в свою сумочку ещё с десяток миниатюрных никотиновых бомб. Благо мимо проходила Паула, который год находящаяся в активной стадии отлучения от пагубной привычки дымить, у неё я и стрельнула две сигареты.

Я как раз закурила первую, когда из шатра, в котором начался медленный танец, вышел Брэм.

– Мишу не видела? – сразу же спросил он.

– Пошла туда, – указала сигаретой в сторону здания уборной я.

По-видимому решив, что в туалет за Мишей идти без надобности и что вскоре она сама к нему вернётся, Брэм продолжил стоять рядом со мной, сложив руки в карманы своих классических чёрных брюк.

– Можно с тобой поделиться? – вдруг поинтересовался он, и я едва сразу же не выпалила резкое “нет”, но вовремя остановилась, поняв, как грубо это прозвучит.

– Нннммм… – я остановилась в миллиметре от первого варианта ответа, после чего медленно вынула сигарету из своего рта. – Можно, – наконец сжато выдавила из себя я правильное слово, выдохнув очередной клуб дыма.

И почему всем по жизни необходимо было со мной делиться своими мыслями? У меня что, на лбу написано: “Выслушаю, приму к сведению, не пошлю матом”?

– Я лёг на лечение на две недели раньше Миши, но, откровенно говоря, они прошли в пустую – я просто не хотел жить, – Брэм начал переминаться с пятки на носок и обратно, что с его высоким ростом выглядело весьма внушительно. – А потом появилась твоя сестра… Все в этом страшном месте выглядели просто ужасно, но не она. Её красота словно била изнутри неё, её сияние было сильнее всей грязи, всей боли… Она так старалась стать лучше, что я невольно захотел ей помочь в её стараниях и, в итоге, сам не заметил, как стал излечиваться ради неё. Ей было невероятно тяжело, это невозможно описать никакими словами… Её буквально выворачивало наизнанку и ломало каждую минуту её существования. От силы её боли было больно и мне. Внезапно возникшее в глубине моей грудной клетки, неизвестное мне прежде чувство, неожиданно начало меня исцелять… Меня в буквальном смысле спасло её позволение заботиться о ней. Я боялся, что после того, как мы излечимся, Миша откажет мне, но неожиданно выяснилось, что за это страшное и одновременно прекрасное время общей боли мы успели стать единым целым… Никто из нас уже попросту не мог отказаться друг от друга. Я поставил её перед фактом о том, что мы будем жить в Кардиффе, а она обрадовалась, что я, не спрашивая её мнения, решил увезти её на пять часов пути от места, в котором она навсегда оставит всё своё прошлое… Ну, практически всё. Жасмин и Мия просто чудо… Специально для них я продал дом в Пенарте и купил новый, для большой семьи, для новой жизни… У нас с Мишей страшное прошлое, но оно позади и никто из нас не дотрагивается до него. Мы строим свою новую жизнь на трёх черепахах: Любовь, Понимание и Забота.

Мы одновременно тяжело выдохнули, но только из моей груди повалил дым.

– Столь тяжкий груз прошлого, – начала я, – который несла Миша, мог принять лишь человек с не менее тяжёлым грузом за душой. Миша говорит, что если бы не ты, она бы не избавилась от всего этого ужаса всего за каких-то четыре месяца… – я сдвинула брови. – Береги её.

Мы помолчали, но недолго. Как только из здания уборной вышла Миша, Брэм, всё ещё смотря куда-то вдаль, наверное на направляющуюся в нашу сторону Мишу, вдруг пробормотал:

– Ты ведь знаешь о футбольном клубе Кардиффа? Если у нас с Мишей когда-нибудь родится сын, я хотел бы, чтобы он играл в этом клубе и, возможно, когда-нибудь, сыграл в одной команде с сыновьями Робина Робинсона.

Я замерла и в итоге ничего не ответила.

То ли меня удивила мысль о том, что у Миши кроме Жасмин и Мии, оказывается, ещё вполне даже могут быть другие дети, то ли меня поразила мысль о том, что помимо сегодняшнего дня я могу, оказывается, стать частью столь дальнего будущего.

…Дотлевшую до середины сигарету я так и не докурила, а вторую, запасную, выкинула так и не начав. Сигареты здесь не помогут. В эту секунду мне вообще ничто не смогло бы помочь.

…Брэм отправился навстречу Мише, а я осталась стоять на своём месте. Мне не к кому было идти навстречу. Я никого не видела.


Я вернулась домой в начале третьего. Меня подвезла Полина, так как я выпила достаточно пунша, чтобы отлучить себя от управления автомобилем, который отец пообещал доставить мне завтра.

Поздоровавшись с несущим ночную вахту мистером Кембербэтчем, я поднялась наверх в абсолютно расслабленном состоянии. Свадьба Хьюи прошла идеально, и от этого сейчас по моей душе словно растеклись тёплые солнечные лучи умиротворённого счастья с грустинкой. И я бы наверняка легла этой ночью без употребления снотворного, если бы не одно обстоятельство…

Перешагнув порог своей квартиры и включив свет в прихожей, я замерла, увидев свои туфли стоящими посреди выхода в следующую комнату. Это были те самые туфли, которые Дариан помогал мне нести после вечеринки в честь его дня рождения.

По моей коже пробежал мороз…

Не сходя со своего места и не убирая руки с дверной ручки, я начала вспоминать. Эти туфли определённо точно стояли справа от комода, в полуметре от выхода. Я сама их туда поставила в тот самый вечер, когда Дариан притащил меня домой пьяной… Мона с детьми ушла к Полине ещё до того, как я отправилась на свадьбу, Полина же и вовсе явилась к месту церемонии на полчаса раньше меня. Больше никто не мог передвинуть мои туфли… Не просто передвинуть. Не просто. Поставить их на самое видное место, посреди входа в следующую комнату.

Не осознавая, что делаю, я потянулась к нижнему ящику комода и вытащила из него нож с декоративной рукоятью, которым Робин когда-то открывал свои письма.

Сначала я зашла в кухню, где обменяла письменный нож на внушительного размера нож для разделки мяса, после чего поочерёдно обошла остальные комнаты. Всё было пусто, чисто, и все вещи, насколько я смогла оценить беглым взглядом, находились на тех же местах, что и до моего отъезда.

Вернувшись обратно к стоящим на пороге прихожей туфлям, я переставила их обратно к комоду, после чего вновь поднялась наверх и впервые в жизни закрылась в своей спальне на замок.

Уже переодевшись в пижаму и глотая снотворное, я начала прокручивать события… Мысли сразу же вернулись к прошлым страхам, но я быстро подавила эту слабость: тот факт, что движение вещей началось ещё до того, как Дариан вернулся в мою жизнь, и даже до того, как я встретилась с Ирмой на вокзале Сент-Панкрас, был неоспорим.

Неужели это я?.. Я сама передвигаю вещи по собственной квартире и не могу этого потом вспомнить?..

Неужели я схожу с ума?..


Через пять дней все собрались в родительском доме, чтобы отпраздновать девяносто шестой день рождения Амелии, а заодно и предшествующие ему дни рождения Жасмин и Мии. Когда в десятом часу Амелия поднялась к себе наверх, я отправилась за ней. Сев напротив прабабки на твёрдый пуфик, я дождалась, пока она поудобнее расположиться в своём скрипучем кресле-качалке.

– Деточка, тебя что-то беспокоит? – прищурившись, внимательно посмотрела на меня Амелия.

– Не знаю, доживу ли я до твоего возраста, но…

– Не доживёшь одного года, – неожиданно перебила меня Амелия, совершенно ошарашившив меня своим ответом.

– Это что, только что было предсказание? – с широко округлившимися глазами поинтересовалась я, неожиданно для себя перейдя на полушёпот.

– Конечно-конечно… А он доживёт до столетия, но не переживёт тебя ни на день. Как в легендах умрёте. Однажды заснёте вместе и вместе не проснётесь. Это будет вашей наградой.

– За что?.. – сразу же спросила я, но Амелия не ответила. – Ты о ком?.. – решила попытаться вновь я, но моя собеседница продолжала молчать, и тогда я решила попробовать в третий раз. – Амелия?..

– Я не знаю, – неожиданно скрипучим голосом выдала она. – Не знаю…

– Робина больше нет. Ты забыла?

– Робина нет… – задумчиво произнесла загадочная старушка. – Да-а… Робина больше нет…

Я поняла, что она устала и начинает засыпать, поэтому решила перейти к делу прежде, чем она окончательно вышла бы из строя:

– Я хотела тебя спросить: могут ли души с того света вмешиваться в ход событий этого мира?

– В ход событий этого мира? – удивилась и определённо заинтересовалась Амелия. – Что ты имеешь в виду, деточка?

– Ну… Возможно… – я замялась, осознавая, о каком бреде собираюсь у неё спросить. – Могут ли души передвигать какие-нибудь предметы в доме?

– Ты о Робине? – неожиданно трезво уточнила Амелия, словно я говорила о совершенно нормальных вещах. – Не-ет, деточка… Конечно нет. Душа Робина нашла покой. Я знаю. Он спит спокойно и ничто его не тревожит. Но что-то тревожит тебя. И не зря… Ты в опасности?.. Один… Два… Три… Три?

– Три? – сама не понимая, о чём говорю, переспросила я.

– Три рычащие “Р”, не принадлежащие друг другу. Одна рычит мягко-убывающе, вторая рычит агрессивно-нарастающе, третья рычит неминуемо-поглощающе… Кто они?

Я смотрела на Амелию широко распахнутыми глазами, не чувствуя своих внезапно онемевших конечностей. Она предсказала мне будущее. А я не могла растолковать этого предсказания.

Больше всего мне хотелось бы растолковать о неминуемом, но я вообще ничего не могла связать.

Чувство бессилия разлилось горечью у меня во рту.

Я снова что-то упускаю… Снова не вижу… Снова слепая…

…Я снова не смогу ничего предотвратить… Но… Необходимо ли что-то предотвращать?..

Я вновь ничего не знала наверняка и ни за что не могла ручаться. В который раз за всю свою болючую жизнь.

Загрузка...