Восточный ветер

МОСКВА. РОССИЯ, 17 ИЮНЯ 2006 ГОДА

В этот субботний день полковник Караев приехал в Академию чуть раньше обычного. Он припарковал машину на стоянке, кивнул дежурному офицеру, показал свое удостоверение, проходя в здание. Через десять минут он уже сидел в кабинете генерала Попова.

– Доброе утро, Тимур Аркадьевич, – хозяин кабинета разговаривал так, словно они вчера и не виделись. И вообще были не очень знакомы. Это было частью той большой игры, в которой каждый из них знал свое место и свои правила. В кабинете могли установить подслушивающие устройства нового типа, на которые не действовали даже резонансные скремблеры, обычно искажающие звук и не позволяющие записывать разговор на пленку.

– Здравствуйте, Андрей Валентинович, – в отличие от вчерашней встречи, они лишь кивнули друг другу в знак приветствия.

Генерал говорил о новой группе, которая будет сформирована на будущий год. Если бы кто-нибудь услышал их беседу, то решил бы, что они говорят всего лишь об улучшении преподавательского процесса в Академиии. При этом Попов написал на листке бумаги несколько слов и протянул ее Караеву. Тот прочел написанное. «Вас будет ждать через три часа И.С.», – указал Попов. Объяснять подробнее не было необходимости. Тимур знал, кто скрывается за этими инциалами. Они продолжали говорить еще несколько минут, и затем Караев, попрощавшись, вышел из кабинета.

Сегодня у него была очередная встреча со своими подопечными, которые проходили специальный курс под его руководством. Их было трое. Трое относительно молодых людей, им было не больше тридцати. Но они были уже сформировавшиеся офицеры, имеющие опыт работы в контрразведке. Капитан Михаил Сапронов, капитан Дмитрий Зыбин и старший лейтенант Константин Носик. Все трое работали в ФСБ уже не первый год.

Караев вошел в оборудованный кабинет, когда офицеры поднялись, приветствуя своего преподавателя. Он предложил им садиться.

– Давайте еще раз по оперативной работе, – предложил Тимур, усаживаясь в кресло. – На чем мы остановились в прошлый раз?

– Вербовка агентов, – напомнил Сапронов, – вы говорили, что обычные дела подразделяются на дела-формуляры, дела агентурной разработки и дела оперативной переписки.

– Верно, – кивнул Караев, – какие офицеры могут быть в штате службы контрразведки?

– Офицеры, состоящие на действительной службе, офицеры действующего резерва, являющиеся секретными сотрудниками, офицеры из прикомандированных сотрудников и офицеры – «вольные стрелки», – перечислил Сапронов. Он был самым толковым из всей группы. Сам среднего роста, подтянутый, живой, с глубоко посаженными глазами, острым носом, упрямой складкой у губ.

– Про последних нельзя говорить и нельзя упоминать, – напомнил Караев, – официально считается, что сейчас подобных людей просто не существует. Они были еще в те времена, когда всеобщая секретность была нормой. «Вольные стрелки» работали в обычных учреждениях, могли десятилетиями числиться обычными инженерами, бухгалтерами, строителями, архитекторами, даже журналистами или писателями. Но на самом деле это были глубоко засекреченные офицеры КГБ, о существовании которых зачастую не подозревали даже в центральном управлении контрразведки. Они были глубоко законспирированы на случай войны или других чрезвычайных обстоятельств.

– Странная жизнь, – задумчиво сказал Носик, – просидеть в какой-нибудь конторе или на каком-то забытом богом заводе много лет и ничего не сделать. Получается, что вся жизнь впустую. Как-то нелогично. Я бы так не смог.

– У каждого своя работа, – возразил Караев, – вспомните нелегалов. Они иногда работают много лет, вживаясь в свою легенду, разговаривая на чужом языке, перенимая чужие традиции и опыт, свыкаясь со своей легендой. Но это в разведке. А в контрразведке действуют «вольные стрелки», которые живут своей обычной жизнью, ничего не придумывают и говорят на родном языке, общаясь с близкими и родными людьми. Им, с одной стороны, легче, а с другой – гораздо тяжелее, чем всем остальным. Трудно сохранять бдительность в привычной обстановке. Очень трудно.

– Они не работают с другими агентами? – уточнил Зыбин.

– Нет. Конечно, нет. И так нельзя задавать вопрос. Учтите, что просто «агентов» не бывает. Есть информаторы, а есть осведомители. У «вольных стрелков» не бывает своих агентов, для этого они слишком засекречены. А информаторы вполне могут быть. И некоторые из них даже не подозревают о том, что поставляют нужную информацию офицеру спецслужбы. В этом и состоит специфика их работы. Скажите, Зыбин, что такое «пудинг»?

– На сленге сотрудников ЦРУ так называется штаб-квартира ООН, – вспомнил Зыбин, – мне кажется, что название достаточно точно отражает общую тенденцию, там наверняка, почти в каждом представительстве, есть свои сотрудники национальных разведок.

– Правильно. Что такое «сборка»? Отвечайте вы, Сапронов.

– Когда готовят сотрудников дипломатических миссий, – улыбнулся Сапронов, – их как-бы «собирают» для последующей вербовки. Продумывают операцию по их дискредитации и вербовке.

– Кого мы назваем «Спящим»? – поинтересовался Караев. – И чем он отличается от «вольного стрелка»? Отвечайте вы, Зыбин.

– «Вольные стрелки» действуют в собственной стране, тогда как «Спящих» засылают в чужую страну, чтобы они залегли на дно и готовились в течение многих лет к активной деятельности, – пояснил Зыбин.

– Хорошо, – улыбнулся Караев, – я вижу, что вы усвоили наши уроки очень неплохо. Во всяком случае, вы все трое были лучшими среди остальных. Теперь каждый из вас получит свою тему для разработки и распишет свои будущие действия. После чего вы получите конкретные задания. Вопросы есть?

– У меня есть, – поднял руку Сапронов, – у нас говорят, что так называемые «черные операции» остались в прошлом. Но я не совсем понимаю, как можно требовать от собственных сотрудников не нарушать установленных правил, если возникает подобная необходимость.

Караев почувствовал на себе взгляды всех троих офицеров. Он понимал, о чем говорит Сапронов. «Черными операциями» назывались такие спецмероприятия, во время которых приходилось идти на сознательное нарушение установленных правил и законов, чтобы добиться нужного результата. Считалось, что подобная практика была характерна для работы бывшего КГБ и в демократической России к ней не прибегали. Во всяком случае, именно так декларативно заявляли об этом все назначаемые в контрразведку и разведку руководители. Но все понимали, что обойтись без подобных методов практически невозможно.

– Это философский вопрос допустимого зла для победы добра, – немного подумав, сказал Караев, – дискуссии могут быть различными, как и точки зрения. Кажется, Уильям Чэннинг сказал, что если войной можно унитожить войну, то позволительна даже война, А если убийством можно уничтожить убийство, то позволительно и убийство. Если вы хотите знать мою личную точку зрения, то я считаю подобные тезисы несколько сомнительными. Не аморальными, но вызывающими некоторые споры. Еще Макиавелли писал о том, что в политике должно быть дозволено все, любые методы, для достижения своих целей. А если я должен отвечать как ваш наставник, то должен признать, что не всегда можно достичь необходимых результатов, работая в «белых перчатках». Особенно в нашей работе. Но если я должен отвечать как законопослушный гражданин, то, конечно, с подобными тезисами я не должен соглашаться. Категорически. Теперь выбирайте, что вам больше нравится.

– А вам? – Сапронов не хотел сдаваться. Он умел спорить. Это более всего нравилось в нем полковнику Караеву.

– В каждом случае должен быть индивидуальный подход, – дипломатично ответил Караев, – и каждый такой случай нужно рассматривать как явное исключение из общего правила. Идеальный вариант, когда мы можем действовать в рамках наших законов и достигать своих целей. Но это не всегда получается.

– Нам разрешили действовать и за рубежом, – напомнил Сапронов, – Государственная дума приняла закон, по которому спецслужбы могут действовать за рубежом с согласия Президента. Даже находить и уничтожать наших врагов. Разве вы не считаете, что подобная практика будет явным нарушением норм международного права?

– Вы не субъект международного права, капитан, а всего лишь офицер спецслужбы и должны действовать в рамках наших законов. Если в стране законодательно разрешено находить и уничтожать врагов за рубежом, то мы должны принимать подобные акты как правовую норму, – возразил Караев, – если вы получите конкретный приказ на ликвидацию чужого агента в другой стране, вы обязаны его выполнить. Моральные сомнения оставьте для правозащитников и болтливых интеллектуалов, которые не могут уяснить специфику нашей работы. Если ликвидация конкретного противника может помочь вашей стране, разве вы будете колебаться?

– Наверное, нет, – ответил Сапронов, – но я понимаю, что все может измениться, как это часто бывало в нашей стране. И я могу вернуться домой не героем, а преступником.

Караев усмехнулся. Этот молодой офицер умел нестандартно мыслить. И он был прав. Столько раз мы опрокидывали собственную историю, вспомнил Караев. Реабилитировали белое движение, попутно замарав красных, победивших в той страшной гражданской войне. Зверства хватало с обеих сторон, но с начала девяностых про зверства колчаковцев или деникинцев уже не писали. Все вспоминали только зверства красных. Потом попутно реабилитировали и «зеленых», объявив их защитниками крестьянства и забыв про их нападения на продотряды. Которые тоже были не ангелами.

Потом вспомнили, что даже среди власовцев были благородные герои, воевавшие с тиранами, Сталиным, хотя во все времена предателей называли предателями и никак иначе. Потом написали, что не было подвигов Матросова, Гастелло, Космодемьянской. Подбросили чудовищную ложь, что войну выиграли, закидав фашистов горами трупов и поставив позади атакующих войск загранотряды. Из советских маршалов и генералов, сумевших переиграть и победить самую лучшую армию в мире, разгромив обученных к победам по всей Европе немецких генералов, сделали неучей, жестоких негодяев и угодливых льстецов, которым нельзя было доверять даже роту солдат. Апофеозом массовой лжи стала версия о том, что Гитлер просто вынужден был нанести «превентивный удар», иначе Сталин напал бы на него первым. И вообще фашисты были просто вынуждены напасть на Советский Союз, который был настоящим воплощением вселенского Зла.

Затем оболгали последующую историю, заявив, что у Советского Союза никогда не было особых достижений. А выход в космос и первые спутники были лишь следствием ожесточенной борьбы с американцами за первенство в мире. И вся история большой страны в двадцатом веке была опрокинута назад с большим знаком минус. Страной руководила партия карьеристов и фанатиков, народ покорно выполнял навязываемые ему нелепые директивы, не было никаких достижений у страны, победившей в самой страшной войне и дважды отстраивающей свою державу. И вообще вся большая страна была лишь «тюрьмой народов». Тенденции начали меняться с начала двухтысячного года, но инерция отрицательного движения еще была слишком велика. И Караев понимал, что его молодые слушатели правы.

– В нашей работе может случиться всякое, – задумчиво сказал он, – вас могут подставить, обмануть, выдать, даже ликвидировать, если это необходимо для успешной операции. И мы должны четко осознавать, на какую рискованную стезю мы вступили. Никто и никогда не может дать нам гарантий. Мы все ходим по лезвию бритвы. Вот что я могу вам сказать, ребята. И каждый сам решает для себя, как ему поступать в том или ином случае.

– Каждый принимает на себя и ответственность за свой выбор, – негромко добавил Сапронов. Было не совсем понятно, с какой интонацией он это сказал. Утвердительной или вопросительной.

– В том числе и ответственность, – согласился Караев.

Три пары глаз смотрели на него. Он усмехнулся.

– Давайте закончим на сегодня, – предложил Караев, – иначе наша дискуссия может нас далеко завести.