Восьмая горизонталь

Никто не ответил.

Еще раз.

Молчание.

Он приоткрыл дверь и спросил негромко:

- Можно?

Ответа не было.

- Эй, есть там кто живой? Да нет, молчат, - сказал он сам себе. - Нет там никого. - И все-таки, проходя в дверь, произнес вежливейшее: Простите.

В рабочем кабинете физика все было как всегда. Хозяин ушел отсюда недавно" - еще не успела остыть стоявшая на письменном столе колба, в которой он, видимо, имел обыкновение варить себе кофе (гость не забыл потрогать ее кончиками пальцев). Вежливый посетитель покружил по комнате, разглядывая книги в шкафу, папки на стенной полке, фотографии на стенах. Потом снова подобрался к письменному столу и не столько снял, сколько столкнул сложенную вдвое газету, прикрывавшую правый его угол поверх нескольких книг. Шелест, с которым газета опустилась на пол, прозвучал в ушах гостя громом. Потому что, пока она падала, он успел разглядеть предмет, лежавший между двумя стопками тяжелых томов. Это был слиток желтого с красным отливом металла.

Широкая плоская ладонь скользнула под слиток, вобрала его в себя и попыталась поднять. Но запланированного усилия оказалось недостаточно. Тогда вторая ладонь охватила слиток сверху, потом отошла вбок - и две руки в дружном рывке легко подняли кусок металла.

- Как бы его на зубок попробовать? - прошептал любознательный посетитель, наклоняя голову к слитку.

- Мне хотелось бы знать, что это вы тут делаете? - раздалось от дверей.

Слиток выпал из сразу ослабевших рук и упал на настольное стекло, дробя его.

Хозяин рук метнулся к одной стене, потом к другой, остановился у окна, мучительно стиснув зубы, готовый... бог знает к чему. Но не к тому, что сказал хозяин комнаты.

- А это что такое? - спросил тот, поднимая слиток.

- Я только посмотреть взял, - лихорадочно зашептал посетитель, еще не поняв, что именно поразило его в голосе физика.

- Я не о вас, а об этом спрашиваю! Что это такое? - хозяин комнаты потряс над головой гостя слитком.

- Золото.

- И сам вижу. Откуда оно взялось?

- Когда я пришел, лежало здесь, под газетой, - оправдывался гость, запоздало соображая, нельзя ли было объявить себя владельцем слитка.

- Значит, он добился! Добился! И только разыгрывал меня! Приказная строка, в физике ни уха ни рыла, а добился! А я отступил. Господи, как же все, наверное, просто было, если он добился. Даже он. А я-то...

Воспользовавшись замешательством хозяина, посетитель начал продвигаться к двери.

- Э, нет! Вы своим чередом. Как вы сюда попали... молодой человек?

Обращение физик произнес с некоторым сомнением, поскольку гость был явно старше его самого. Но физик слишком привык принимать экзамены, чтобы во время опроса странного посетителя отказаться от своей обычной в таких случаях манеры.

- К кому вы шли? Кто вам выписал пропуск? Где он, кстати? - загремел физик, срывая досаду, но и загораясь интересом к самому допрашиваемому.

Тот пискнул, резким толчком в бок отбросил физика с пути к двери. И мгновенно исчез за нею.

"Шпион! Кто же еще? А тут - первое в мире искусственное золото. То есть первое в двадцатом веке".

Физик сорвал с телефона трубку, набрал номер вахтера и коротко приказал ему впредь до особого распоряжения никого не выпускать из здания. Он, конечно, не имел права отдавать такой приказ, но пока он дозванивался бы до лиц, этим правом обладающих, распоряжение успело бы потерять всякий смысл. Выскочив затем из кабинета, физик мобилизовал всех своих и попавшихся под руку чужих сотрудников на поиски иностранного разведчика, вызвал звонком коменданта здания, тот кликнул студентов и аспирантов...

И через пятнадцать минут недавний визитер был обнаружен в кабинке женского туалета.

А еще через три минуты он плакал в кабинете коменданта и клялся, что золото физику не приносил, у него золота никогда и не было, он столько золота никогда и не видел... Он безо всякой взятки пришел просить глубокоуважаемого Илью Всеволодовича разрешить его сыну пересдать экзамен...

- Обыщите его! - скомандовал физик двум юным аспирантам, настороженно следившим за каждым движением задержанного.

Комендант остановил их:

- Мы не имеем права. Сейчас подъедут сотрудники. Я их уже вызвал.

Насмерть перепуганный пленник, путаясь в петельках, расстегнул пиджак и начал опустошать, внутренние карманы, выкладывая их содержимое на стол. Потом перешел к внешним карманам пиджака, потом к брючным и, распустив пояс, продемонстрировал, что под рубахой у него ничего не спрятано.

- Сотрудников-то зачем беспокоить? - приговаривал он при этом. - И без них прекрасненько обойдемся.

В карманах оказались паспорт и служебное удостоверение замдиректора Н.П.Плегионова, шесть записных книжек и шестьсот восемьдесят рублей. Четыреста из них - в отдельном конверте, пятидесятирублевыми бумажками.

- Он предлагал вам взятку? - спросил у физика комендант. - Или что-то украл?

- Нет.

- Господи, да что у вас там можно украсть?! Зачем же весь этот шум? И с чего это вы, товарищ Трушин, приняли его за шпиона? Обыкновенный взяткодатель, не успевший себя проявить. Успел бы - сел бы. А теперь мне за вас краснеть. Ну какой же он шпион? А вот золото - давайте сюда. Ему в сейфе место. В сейфе. Для эксперимента получите под расписку. Порядок есть порядок.

- Понял! - закричал физик.

- Что понял? Он все-таки шпион? - комендант взволнованно вскочил на ноги.

- Нет, совсем другое!

- А что нам с ним делать?

- Да гоните на все четыре стороны! - эту фразу физик договорил уже за распахнутыми им дверями комендантского кабинета.

Комендант неодобрительно покачал головой:

- Заведует лабораторией, а командует будто декан. Вот получит выговор за превышение, поймет. Молодо-зелено... И расписку не взял - за золото-то. Но это мы сейчас и без него оформим... Так вы, гражданин, не желаете ли объяснить нам, для какой такой цели вы носите при себе этакие деньжищи?..

Гришка был растерян:

- Значит, не уважаешь ты меня как противника. На такую жертву рискнул! Партия же твоя была. Фигуры мои сдавлены, выбор ходов у меня невелик. Верное дело.

- Видишь ли, Гриша, я больше не люблю играть наверняка. И не хочу ждать, пока ты сам проиграешь.

Авдюшко, третий час сидевший у меня в редакции (мы играли в блиц "на вылет" - проигравший уступал свое место), меланхолически заметил:

- Э, нет. Вы многому научились за последнее время, мой дорогой. Но не потеряйте взамен умения ждать.

- Тоже мне умение, - фыркнул Гришка. - Надо - и ждешь.

- Не скажите, дорогой товарищ. Кстати, пора сделать перерыв в блице, голова кружится. И если у вас есть настроение послушать...

- Конечно! - ответили мы в один голос.

- Отлично.

СОН ЧЕТВЕРТЫЙ. УМЕНИЕ ЖДАТЬ

Вы, Рюрик Андреевич, рассказывали мне свои сны. А теперь, я расскажу вам свой. Давний сон. Того далекого времени, когда я был вдвое моложе, в полтора раза худее и в тысячу раз нетерпеливее, чем сейчас. Иду в столовую - а до нее от моего дома два квартала - и думаю: глупо ведь тратить на ходьбу время, все равно я там буду, ничто не может этому помешать. Ничего бы в мире не изменилось, если бы я уже был там. Так почему бы не перескакивать человеку через такие "слепые" промежутки? Или другое. Скорее, например, экзамены в институте сдавать надо. Известно же и мне и профессорам, что сдам, что пятерки получу, что потом скорее всего перезабуду все - так нет, мало того, что учить велят, так еще билет надо тянуть, рисковать, переживать, нервничать... Вот когда-нибудь...

Пофилософствовал на эту тему как-то вечером - не в первый раз. Лег спать. А заснул - увидел во сне человека на троне. Трон был собственно не троном, а огромными настольными часами - только без стола. В одной руке человек держал как скипетр огромную часовую стрелку, в другой старинные круглые часы - нюрнбергское яйцо, я как раз - недавно видел такие в музее. Вместо глаз хронометры, нос в виде ремешка от ручных часов, рот - рупор радио, а оттуда несутся сигналы точного времени. В общем, зрелище скорее смешное, но во сне мне почему-то жутковато стало. Подошел поближе - исчез "часовой" субъект, а там, где он только что был, на обыкновенном стуле сидит парень с моего курса, Пашка Гирин, с ним мы, собственно говоря, и философствовали больше всего на великую тему о времени.

И говорит мне Пашка:

- Слушай! Великолепная штука! Все твои проблемы решены. Хочешь оказаться в будущем месяце? После сессии?

- Конечно, - говорю. - А разве можно?

- Да можно, понимаешь!

- Как?

- Слышал о находке в Антарктиде? В прошлом году.

- То, что назвали марсианским кладом, что ли? (Во сне я твердо знал, что в Антарктиде нашли какой-то клад, и знал, как его зовут.)

- Да. Так вот, исследовали это сокровище, исследовали, исследовали... Кое-что поняли до конца, кое-что не совсем. И только в одном вовсе не могли разобраться. В металлическом кубе.

- Помню, помню, его еще прозвали "серым ящиком". За цвет.

- Молодец. Так пошли же к этому кубу. Разобрались с ним наконец.

- Пошли.

Коридоры, коридоры, коридоры... Даже во сне я понимал - что-то тут неладно. И спросил с опаской:

- А нас пустят к этому ящику?

- У меня там брат командует. Пустят. И не только к ящику, если захотим...

Куб был чуть выше человеческого роста, и в одной из его граней виднелась узкая дверь.

- Это машина по превращению будущего в настоящее, - торжественно объявил Гирин.

- Машина времени?

- Нет, нет. Я сказал точное название.

- Да это же просто игра слов. Где разница?

- Поймешь, когда выйдешь. Не бойся, уже проверяли эту машину, безопасность полная. Где ты, значит, хочешь оказаться?

- Сейчас начало декабря... Хочу в конец января. Разумеется, я во все это не верю...

- Отлично!

Я вошел в куб. Внутри было светло, хоть и не слишком, стены тускловато мерцали в такт друг другу. Прошло несколько минут. На секунду мне стало чуть страшновато, но я отогнал это чувство, подошел к двери и поднял руку - постучать. Не успел. Дверь сама отошла в сторону, и я вывалился из куба прямо в объятия Пашки. А когда освободился из них, понял, что тот решил продолжить розыгрыш. В пять минут успел, сукин сын, переодеться и побриться. Молодец!

- Тебе бы выступать, брат, в цирке. В номере с переодеванием... - начал я и увидел в его руке газету, свернутую так, чтобы число бросалось в глаза. Там стояло 31 января.

И тут на меня нахлынуло прошлое, которого не было. Я вспомнил, как блестяще отвечал на экзамене по истории искусства и почти сыпался на педагогике. Вспомнил, как поссорился с Ниной под самый Новый год и как позорно проиграл в товарищеском соревновании по самбо. Вспомнил, что вчера (30 января) был у врача и тот сказал, что нужна операция: камни в почках. А я очень боюсь боли, хоть и самбист.

- Но если я был здесь, кто же ходил на экзамен?

- Чудак! Ты же. Ты ведь это помнишь?

- Да! Но...

- Я же тебе объяснял, что это за машина. Будущее стало настоящим. Вот и все. Но прошлое от этого никуда не делось. Ты помнишь? Значит, это было. То, что должно было произойти, произошло. Как ты мечтал.

- Здорово! Слушай! А нельзя туда еще... На пару месяцев?

- Пожалуйста!

- Только... Тогда уже не на два месяца, а на полгода, ладно? Перескочу и через операцию, и через летнюю сессию. И вообще лето - это хорошо! Лучше зимы. Солнце, вода...

- Пожалуйста. Заходи.

- ...Ох, Пашка, я, оказывается, попал в неприятнейшую историю. А я, ей-богу, ни сном ни духом. Мать плачет, комитет комсомола собирается, хоть уже каникулы начинаются. Да ты, наверное, в курсе, я же помню, что с тобой делился, да и разговоров было в институте полно... Я еще на полгодика, пока все остынут. А вспоминать - не переживать, вспоминать даже приятно. Пожалуйста, закрой за мной дверь.

А потом мне надо было осваиваться после института на работе, ехать в неприятную командировку, судиться из-за квартиры. А потом...

И совсем уже потом я лежал в гробу, обложенный цветами, и слушал (ведь все это, в конце концов, был сон) взволнованную речь представителя общественности.

- Покойный профессор, - прочувствованно говорил он, - прожил долгую жизнь, полную больших и малых событий.

И я понял, закончил Авдюшко, что пора просыпаться. И что давно было пора. С тех пор я всегда с удовольствием проходил те два квартала от дома до общежития. И иногда даже жалел, что их не три.

Может быть, Николай Пантелеймонович сказал бы что-нибудь еще, но тут необычно резким звонком разразился мой телефон.

- Кто же звонит в такую пору в редакцию? - пожал плечами Гриша. А я молча вслушался в трезвон, раньше чем снять трубку. Каждый может угадать по звукам дверного звонка, кто хочет войти или, по меньшей мере, в каком настроении человек, стоящий сейчас перед дверью. А я довольно часто угадываю по телефонным звонкам состояние духа будущего собеседника.

Сейчас мне показалось, что он - кто бы он ни был - должен быть разъярен. Что же, в голосе Трушина действительно звучала ярость. Но торжества в нем было больше. Намного.

- Немедленно приезжай. Пропуск выписан! - прогремел он в трубку и повесил ее.

- Спасибо за сон и рекомендации, Николай Пантелеймонович. Поиграйте теперь без меня. Срочно требуюсь...

Я поехал.

Он сидел в своем кабинете и даже не встал мне навстречу. Он сидел не просто, а раскинувшись в кресле, и стол перед ним был накрыт газетой поверх расставленных по углам стопок книг.

- Подойди, подойди, бандит, - подозвал он меня, сорвал газету, скомкал ее обеими руками, приподнялся, запустил бумажный ком в форточку и повалился обратно в кресло. - Значит, вызов мне послал? Гений, значит? А я, видишь, не хуже тебя сделал. История здесь была... Ну об этом потом. Главное, понять надо было, что запрета тут нет. Сделал я копию. Хоть и путал ты в своем рассказе, детали важнейшие пропускал... Твой слиток - для сравнения - только что у коменданта выцарапал. Трудно было.

Перед ним лежали два очень похожих слитка золота. Он был очень, очень доволен.

- А то, понимаешь, просто уважение к себе потерял, когда взглянул на твой подарочек. Приоритет-то за тобой, но и я не такой идиот, как сам думал. Понял, сукин сын?

Да, сегодня его словарь резко изменился. Но купил он меня здорово. Лучше, чем я его. И я сказал:

- Вот не знал, что в Минералогическом музее есть второй такой образец. А Пашка Жуков, тоже друг, такой розыгрыш испортил!

- Какой Пашка Жуков? - физик выпрямился в своем кресле, вцепившись руками в край стола. - Какой Пашка Жуков? Какой розыгрыш? Второй раз за сутки я чувствую, что схожу с ума... - По мере того как он произносил фразу, голос его становился все тише, и "схожу с ума" я скорее угадал, чем услышал.

- Так ты _сделал_ это золото?! - спросил я.

- Конечно! А ты?

- Я-то? Да взял на время модель слитка - внутри ртуть, потом свинцовая оболочка, сверху золотая фольга. А ты на закон Архимеда почему не проверил?

- Архимеда? Да я ж говорю, не было у меня этого слитка. У коменданта он лежал. И хорошо, что не было. А то бы проверил. - И Илья начал смеяться. И продолжал это делать по крайней мере минуты четыре.

Потом, вытирая глаза, сказал:

- Да ты бы хоть спросил, как я это сделал."

- Чего ж спрашивать, когда уже сделал. Тут как с атомной бомбой - самое трудное выяснить, можно ли это сделать. А дальше уж легко.

- А приоритет-то мой. Но я без тебя никуда. Соавтор. Вот мы и добрались до восьмой горизонтали, Рюрик. Считай, что у нас в кармане все премии мира, старик! К шведскому королю за Нобелевской съездим, представляешь? Не знаю, как тебя, а уж меня-то и в академики выберут, - Илья зажмурился от удовольствия, - впрочем, тебя, наверное, все-таки тоже, - великодушно добавил он. - Весь мир будет наш. Весь мир! Мы на восьмой горизонтали. Мы вышли в ферзи!

Я смотрел на него и радовался. Нельзя было не заразиться этим детским восторгом. Особенно тому, кто год назад переживал тот же восторг, мечтая, хоть и без всяких оснований, о том же будущем. Но мое превращение состоялось раньше, чем я добрался до восьмой горизонтали.

Ах, Илья, Илья! Каждый должен дойти до своей восьмой горизонтали. Только зачем же превращаться на ней именно в ферзя?

Впрочем, я не стал говорить ему всего этого.

А он продолжал, уж чуть смущенно:

- Только как с историками быть? Приравнять их к нам - не по справедливости как будто. А выразить публично благодарность - маловато ведь...

- Ладно, Илья, что зря переживать, - сказал я мягко. - Как-нибудь разберемся.

Почему-то мне было его жаль.

Ладно, ладно. Будет еще время надо всем этим подумать... А теперь хоть минуту отдохнуть.

Я сел в широкое кресло, прикрыл глаза. И, уже засыпая, услышал над собой встревоженный голос Ильи:

- Погоди-ка! Но ведь поток нейтронов смертельно опасен. А старый Ньютон даже не знал, что тут нужна защита. Сам он мог бывать у своей аппаратуры редко. Но люди, которые за нею следили... Они должны были умирать.

СОН ПЯТЫЙ. ПРОЩАЙТЕ, ИСААК ИСААКОВИЧ

- Они должны были умирать, - повторил я негромко и вдруг понял, что произнес эту фразу по-английски. Огляделся.

Я снова был в кабинете Ньютона. Хозяин кабинета стал старше, еще суше сделалось тело, еще морщинистее холодное лицо. На его письменном столе рядом с бумагой лежал огромный том библии в кованном серебром переплете. Усталые маленькие глаза вглядывались в ее строки.

Медленно оторвал старик свой взгляд от книги, медленно поднял его на меня.

- А, это вы, мой ночной гость из страны снов, - медленно произнес хозяин. - Да, они умирали... Болели, тяжело болели и умирали. И когда я понял, почему... Следа не осталось от моей проклятой машины. - Голос старика на секунду прозвучал резко, сильно и звонко, потом снова упал. Теперь вы понимаете, почему я ничего не опубликовал по алхимии? А может быть, - голос стал совсем тихим, я едва разбирал слова, - а может быть, теперь вы поймете и то, почему я стал изучать апокалипсис.

И маленькая костлявая ладонь взметнулась над развернутой книгой и наискось хлестнула по странице.

- Прощайте, Исаак Исаакович!

Илья встревоженно тряс меня за плечо.

- Спасибо, что разбудил. Досидели мы с тобой до утра! Пора в редакцию. Побегу. Пока!