Восьмой револьвер

4

Никишин переночевал у Афанасьева. С утра они отправились в отдел кадров механического завода, наиболее крупного предприятия в Красногвардейске. Там вместе с начальником установили всех уволившихся в последние полмесяца. Таких оказалось около десяти человек. Не мешкая стали проверять их по месту жительства. К полудню едва справились с половиной. Все уволившиеся уже работали на новых местах и уезжать из Красногвардейска не собирались.

Никишин этим не удовлетворялся. После каждого посещения он разыскивал председателя домового комитета и подолгу расспрашивал обо всех, кто пьет, кто судился в прошлом, кто чем занимается в нерабочее время.

– Ты меня спроси, – предлагал ему после тягучих разговоров Ефим Афанасьев. – Я побольше ихнего знаю. Чего тут лясы точить? Давай тех искать, которые уехать собирались или уехали.

– А мы их и ищем.

Обошли всех, но так ничего и не узнали.

– Поедим? – спросил Афанасьев.

– Надо, – мрачно согласился Никишин.

После обеда засели в поселковом Совете возле телефона и стали звонить во все организации. Ефима Афанасьева знали всюду, к беспокойной службе его давно привыкли и поэтому, не спрашивая зачем, давали нужные справки. А вопрос ко всем был один: кто третьего дня уезжал в командировку?

Нашли одну – девушку из аптеки, ездившую в Свердловск с какими-то документами. Через полчаса Никишин и Афанасьев уже сидели с ней в маленькой комнатке заведующей аптекой.

– Когда вы пришли на вокзал? – спрашивал Никишин.

– Около часу ночи.

– Не приметили среди пассажиров, ожидающих поезд, двух парней?

– Там много было разного народу. Я пришла не одна, поэтому по сторонам не особенно заглядывалась.

– С кем вы были?

– Ну… – она замялась на мгновение, – с молодым человеком. Идти ночью одной…

– Я не об этом, – остановил ее Никишин. – Нам, например, известно, что в это время в зале ожидания двое парней распивали водку на виду у всех. Сидели на скамье возле печки.

– Этих видела, – ответила она просто.

– И ваш молодой человек видел?

– Конечно.

– Парни те уехали?

– Не приметила. Я за ними не следила. Мы вышли на перрон раньше.

– Багаж-то был у них? – вмешался Афанасьев.

– По-моему, что-то вроде вещевого мешка у одного. – И уже увереннее: – Конечно, вещевой мешок. Когда мы шли на вокзал, так они обогнали нас по дороге, и у одного за плечами болтался вещевой мешок. Мой Андрюшка еще сказал на вокзале…

Она покраснела и смутилась, но Никишин не обратил на это никакого внимания.

– Что сказал ваш Андрюшка?

– Ребята те выпивали, у них на газетке пирожки лежали, ну Андрюшка и посмеялся: они, дескать, не на поезд спешили, а в буфет.

Никишин с Афанасьевым переглянулись. Это встревожило девушку.

– А что случилось? – спросила она взволнованно.

– Мы выясняем обстоятельства одного происшествия, к которому вы не имеете отношения, – успокоил ее Афанасьев. – Вот и интересуемся у тех людей, которые в ту ночь уезжали, что они приметили необычного.

– А необычного ничего не было, – сказала она.

– Где они вас обогнали? – опять спросил Афанасьев.

– На шоссе. Понимаете, сзади мы их не видели, а потом вдруг они нас обгоняют. Я еще удивилась.

– Может, они из боковой улицы выбежали?

– Вполне вероятно. Там как раз проулок, который ведет к пруду.

– Так, так, – оживился Никишин. – На вокзале вы тех парней узнали, а раньше в поселке видели?

– Нет.

– А ваш Андрюша?

– Наверное, лучше спросить у него…

Андрюша, провожавший девушку из аптеки, оказался веселым и благодушным пареньком с механического завода. Когда ему напомнили события, он повторил то же.

– Парней знаете?

– Нет, – твердо ответил он. – Я все свободное время пропадаю в нашем клубе, но их не видел ни разу. Одно могу сказать точно: не с нашего завода.

Никишин настоял на том, чтобы еще раз сходить на вокзал.

– Поговорим с кассиршей из билетной кассы.

Кассирша ответила сразу на все вопросы.

– Я через это окошечко, дорогие товарищи, – она показала крошечное отверстие в стене, – едва голос-то живой слышу. Чего я могу увидеть?

Афанасьев утянул Никишина в буфет. Он сел за столик, стоявший в сторонке от буфетной стойки, и поманил пальцем буфетчицу.

– Что, товарищ Афанасьев? – подсела она с удовольствием,

– Дело-то серьезное, Фая… Вчера ты говорила, что тех ребят в поселке видела. А где, не припомнишь? Или – с кем?

– В магазине видела. Тоже водку брали. А еще: знаешь Катьку из столовского буфета? Толстая такая…

– Ну, знаю.

– Вроде бы с ней одного-то встречала. Давно, правда.

– Хоть бы одежду его приметила, а то как спрашивать-то?

– У него голос хриплый, – сказала она.

– Ладно, попробую…

Попытка что-то выяснить у продавщицы магазина кончилась ничем.

Афанасьев, прежде чем спросить о парнях, сказал, что у одного голос хриплый. Но примета оказалась недостаточной.

– Которые водку часто берут, у тех у всех и рожи одинаковые, и голос пропитый, – только и ответила ему.

– Никакого просвета! – подосадовал Никишин, выйдя из магазина.

– Погоди, – успокоил его Афанасьев. – До всего доберемся. Разве в Красногвардейске что утаишь? Только подумать надо не торопясь…

Перед ужином Афанасьев достал из буфета пол-литру. Не спрашивая Никишина, налил в два стакана.

– Держи.

Когда ели, сказал как решенное:

– Ты сегодня или завтра, Никишин, поезжай в паспортный стол и узнай, кто за последние две недели из Красногвардейска выписался. Помнишь, Файка сказала, что прощались, уезжали совсем. Может, правда. А может, один уезжал, другой провожал. Черт их знает! Аптекарша другое приметила: один вещмешок. Вишь, как все выходит? Ежели хоть один уезжал, так мы его через паспортный стол все одно определим. Значит, и другого. Так что двигай… А я тут еще попробую сам.

– Поеду сегодня, – согласился Никишин.

– А я с утра загляну в больницу. Анну-то мы совсем обошли…