Война на пороге. Гильбертова пустыня

Предисловие

Название книги "Гильбертова пустыня" возникло в 2005 году. Мы дерзновенно собирались написать о Европейском Проекте, мусульманских движениях, новых единых богах и свалке народов у постиндустриального Барьера.

Но "Тихоокеанская премьера", наша первая совместная книга, не отпустила нас от себя. Правильнее сказать, не отпустила тема: "японские приключения стратегии — русская казуистика Пути". Первый роман был, отчасти, выражением наших взглядов на геополитику прошлого. Мы осторожно ступали по минному полю стандартных представлений и вовсю старались удовлетворить скрупулезных "архивариусов от науки", уважение к которым у нас, на самом деле, безмерно. Поэтому получился "документально-фантастический роман": все события подтверждены и двадцать раз проверены по времени, месту, историческому контексту и количеству участников, вся же психология сконструирована в угоду его величеству Историческому Сюжету. Мы замерли в паническом ожидании реакции, но ничего страшного не случилось, и наши издатели уверили нас в продаже тиража. Мы не попали в маргиналы, потому что тема — уж очень старинная "война на море", да и время далекое — 1940-е годы. Мы даже сумели заинтересовать собой польское издательство, которое уже три года переводит наш безумный слог и убийственные приложения на польский язык.

Прошло два года с выхода первой книги, и стало сосать под ложечкой, и начала вертеться на языке и хвостике компьютерной мышки мысль: невелика смелость предсказывать прошлое. Действие новой книги, которую мы написали, происходит и в 2000-м, и в 2012-м годах. Это — книга о войне и о стратегии, о Японии и о России, о поединке геокультур, который представлен войной "Think tank"'oe. Воинствующих либералов хочется сразу предупредить, что в романе российские "фабрики мысли" и "знаниевые реакторы" возникают, в основном, на базе ФСБ и СВР, что вполне соответствует тренду развития политических структур страны на момент написания — 2006-й год. Можно воспринимать это как нашу лояльность к существующему государству, а можно — как надежду на последнее закрывающееся "окно возможностей" российского постиндустриального управления.

Конструируя Будущее: в своем доме, на семинарах, встречах, экспертных совещаниях, во время выполнения заказов ЦНИИАИ мы остановились на том, что к "постиндустриальному барьеру" равномерно ползут четыре черепахи: США, Япония, ЕС и Россия. Последняя — медленно так ползет, и похожа на "полярного крокодила"[1] в глазах других участников. Каждая страна (считая Европейский Союз за страну, что не совсем точно, но понятно и естественно) имеет свой когнитивный Проект развития мира и будет воевать за него, потому что он — самый лучший, самый справедливый и самый оптимальный для всех. Американский Проект гегемонии демократии конкурирует с Европейским Проектом правового общества, особняком стоит Японский Проект технологической эстетизации мирового пространства, и совсем уж удивительным является Русский Проект с условным названием "Пойду ль я, выйду ль я!" или поиск новой трансценденции. Шутки шутками, но Россия в XXI столетии устойчиво не присоединяется к чужой проектности, и "эра Путина" ознаменована хотя бы тем, что страна отстояла в этот период свою геокультурную самостоятельность.

Забавно другое! Ни один из Мировых Проектов не существует сам по себе: все они дефициентны и требуют суперпозиции, а не взаимного отрицания. Политические обозреватели, обращающие внимание мировой общественности на роль Китая, не являются нашими оппонентами, потому что китайцы проектируют и строят индустриальное Будущее, как и мусульманская конфедерация, представленная ОИК[2]. Отдельно от основных акторов стоит Индия, руководствующаяся на пути развития своей государственности принципами российского фантаста И. А. Ефремова: "Лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о Будущем". Мы аплодируем Индии, но приходим к мысли, что, шагая ло "лестнице к просветлению", не стоит пропускать ступеньки. Ведь размонтирование коммунистической России до основания произошло именно потому, что страной вовремя не была принесена жертва Левиафану и Эпохе Потребления. Нас просто раздавили геокультурно образом "мира, в котором удобнее жить".

Так или иначе, к 2006-му году Россия и все ее "товарищи" по инсталляции своих культурных кодов определились в области необходимых им информационных и военных приготовлений. Противостояние держав началось на фоне общего кризиса индустриальной фазы развития, когда "верхи" остановились на уровне делового американского менеджмента, а "низы" опустились в своем понимания мира до представлений о том, что "ток берется из розетки". Еще остались Элиты и Пророки, находящиеся между собой в сложных экономических отношениях.

Нам до сих пор снится мир "Полдня" братьев Стругацких, но "Будущее, в котором хочется жить", все дальше уходит от нас в сторону, и нет никаких "тоннельных переходов", чтобы попасть туда из 2006-го хотя бы "когда-нибудь". Зато налицо два сценария развития России и всего остального: быстрый когнитивный мир инновационного развития или медленное отступление в "новое средневековье" — традиционную крестьянскую "экологию" с элементами Интернета и автоматами Калашникова. Нельзя сказать, что все время лететь вскачь и однажды обнаружить, что твой авангард давно финансируется за счет "вероятного противника", так как главные силы, не говоря уже об обозах, подозрительно отстали, — это очень приятное озарение. На вопросе "а кто противник?" мысль вообще останавливается. Но, несмотря на все неудобство, вызванное стремлением к новому, сюжет нашей книги как раз-таки разворачивает российские элиты и контрэлиты в борьбу за постиндустриальное мышление, постиндустриальную коммуникацию и постиндустриальное, пусть иногда по-российски сакральное, но действие. Тенденции к тому, что Россия создаст первые в мире "знаниевые" реакторы, они же "генераторы постоянного интеллектуального напряжения по периметру страны", имеются. Они, эти тенденции, были заложены еще при СССР великим российским философом Георгием Петровичем Щедровицким и безо всякой жалости внедрены сегодня в культуру производства и потребления через организационно-деятельностные игры в управлении и промышленности. Ушло поколение "красных директоров" и уже скоро сойдет на "нет" когорта "черных олигархов". На опыте двух дефолтов страна узрела, что потерять половину ВВП — это вполне пристойная цена за дальнейшее развитие русской цивилизации, и молодежь стала мужественно выбирать путь дружественных Стай и полеты с ними в направлении технического прогресса, а не упаковки товаров и прочих сервисных игрушек. Эпоха менеджеров в России схлопывается, а эпоха атомных нанореакторов уже частично оплачена государством.

Нельзя сказать, что наши конкуренты — мировые когнитивные Проекты — тихо отдыхают в тени материального благополучия. Отнюдь. Америка целенаправленно разделяет и властвует мыслящим меньшинством над немыслящим большинством и готова привить такую модель всякому, независимо от культуры и устремлений. "Демократия с человеческим лицом и локальными войнами" в качестве конверсии от реального Американского Проекта — это, конечно, болванка дня бедных. Никто не доказал, что Америка держится за свою предыдущую фазу развития и не готова пустить ее в расход или в размен, чтобы расчистить место новым когнитивным "беспечным ездокам" из "революции сознания". По этому же Пути в нашем романе идет Япония, раньше всех "перегревшаяся" от давления вечного индустриализма. Великий Китай успевает разделиться, затаиться и потом — уже вне страниц книги — явить миру нечто победное. Загадка читателю, кто выиграл в Русско-японской войне 2012 года, остается "за кадром" не потому, что авторы не уважают оного читателя, а потому что сами не слишком уверены в. однозначности проекций пространственно-временного континуума. Можно выиграть стратегически за страну и умереть на войне, как адмирал Ямамото. Можно проиграть войну и выжить, сохранив себя для "Быстрого мира". Что лучше — определяется нашим отношением к смерти. Заметим, что в Китае трансценденция пространства сильнее трансценденции времени, а значит, тактическое поражение ничего не решает.

Что-то давно не создавалось Империй, и понятно, что возникшая Японская Империя со всеми ее демократическими пережитками не может рассматриваться отдельно от СССР — Империи Зла и Третьего Рейха — империи вышколенного шовинизма.

Третья книга в цикле будет посвящена Немецкому (германскому) когнитивному Проекту, этим завершится некий многословный трактат о войнах: в геополитической рамке — первая книга "Тихоокеанская премьера", в геокультурной рамке — вторая книга "Гильбертова пустыня", а с геоэкономической рамкой будет связана заключительная часть "Кофе по-венски", действие которой будет происходить на территории Европы.

Таким образом, мы надеемся литературными средствами исследовать, в чем же дефициентны мировые когнитивные Проекты, и включить их в Российский, скромно прикинувшись "мировым переводчиком с культуры на культуру". "Пока вы друг дружке тузы из рукавов передавали, я себе вистики потихонечку приписывал!" — скажет карточный игрок, мнение которого не котируется за элитным столом.

В романе мы опирались на образ Человека будущего, созданного Т. Лири и Р. Уилсоном в их работах "История будущего" и "Психология эволюции", нам близка модель семейных, родовых отношений Б. Хеллингера, и преемственность поколений для нас является тем пьедесталом, на котором будут построены корабли к звездам.

В романе нет героев, которые повторяют личные и профессиональные качества наших друзей, все персонажи — собирательные образы. Среди акторов политики и экономики, действующих в романе, есть реальные фигуры, названные своими именами. Есть виртуальные, но похожие на реальных. У последних заменены имена или фамилии, чтобы их собственные не пострадали от сконструированных нами поступков в быстрый и сложный период развития страны от 2006 по 2012 год. В силу того, что мы написали роман о будущем, у нас всегда есть возможность спрятаться за фантастический элемент. Изучая Базовый сценарий развития России и его точки ветвления, мы, к сожалению, можем опираться набольшую вероятность подобных барьерных войн в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). В какой-то степени перед вши роман — предупреждение, ответ тем, кто считает, что "у нас это невозможно", "как-нибудь прорвемся", "никому мы не нужны". Следующий российский кризис — это "кризис населения", потому что политические элиты уже были перемешаны и актуализированы в 1991 году, бизнес понес "потери перемен" после известного дефолта августа 1998 года и теперь вполне адекватен требованиям неустойчивого мира. Очередь за пересмотром позиции масс, а д ля такого дела, как ни жаль, лучше всего подходит небольшая война.

Мы вовсе не стремимся испугать читателя. Мы действительно считаем, что человечество вступает в период крайне неустойчивого развития "с бесчисленными войнами по всему свету"[3], сливающимися в перманентную большую войну, в которую Россия с ее обширными геополитическими, геоэкономическими и геокультурными интересами неминуемо будет вовлечена. Мы понимаем, что эта война будет и похожа и не похожа на предыдущие — похожа кровью, потом и человеческими страданиями, не похожа фантастической кратковременностью и результативностью, сочетанием "в одном пакете" войны и торговли, туризма и разведки, быстротой утилизацией итогов войны и мгновенным образованием новых военно-политических комбинаций, в которых вчерашний (в буквальном смысле этого слова!) враг сегодня выступает как друг и союзник.

Мы считаем неизбежным использование в таких "новых войнах" ядерного оружия, правда, в очень ограниченных масштабах, и полагаем, что к этому нужно быть готовым.

На наш взгляд, не Ближний Восток, а Азиатско-Тихо- океанский регион (АТР), где еще далеко не в полной мере сформировались рынки и торговые пути, где возможно и даже неизбежно переформатирование границ, станет первой "площадкой" разрешения "барьерных противоречий".

Мы связываем неустойчивость политико-экономической обстановки в АТР не с индустриальным Китаем, а с Японией, необратимо вставшей на путь когнитивного перехода и вплотную подошедшей к постиндустриальному барьеру. В складывающейся ситуации мы не видим для этой страны никакого выхода, кроме войны. В романе нами изображена благоприятная для этой войны обстановка: Соединенные Штаты Америки, столкнувшись с серьезнейшими внутренними трудностями (прежде всего, со значительным дефицитом бюджета и слабой конкурентоспособностью экономики), вернулись на путь "доктрины Монро" и, в значительной мере, "самоустранились" от проблем, лежащих вне территории Западного полушария, а Китай решил проблему нехватки энергетических ресурсов и кризиса инвестиций через управляемый распад на, собственно, Китай (Хань) и Маньчжурию. В такой политической конфигурации, весьма вероятной, но, конечно, не единственно возможной, Япония может в войне "играть на победу". В иной ситуации она изберет "стратегию поражения", тем более, что успешный опыт реализации такой стратегии у страны имеется. Но воевать Японии придется практически во всех сценариях развития АТР. В этой связи подчеркнем, что все документы и тексты, которые цитируются в первой части романа (2001–2006 гг.) подлинны и взяты из настоящей "японской папки", которую авторы ведут со времени работы над "Тихоокеанской премьерой", то есть с конца 1990-х годов.

Мы хотели бы предостеречь читателя от поспешных выводов в отношении авторской позиции. "Гильбертова пустыня" — книга не антияпонская, подобно тому, как "Тихоокеанская премьера" не была антиамериканской книгой. Япония, как и другие страны-проектанты — США, Россия, государства Европейского Союза, принимает военные и политические решения в чрезвычайно сложных условиях и решается на очень плохое, чтобы избежать еще худшего, и, заметим, Россия борется за свои интересы столь же жесткими, кровавыми и эффективными методами.

В "Гильбертовой пустыне" в 2012 году за Азиатско-Тихоокеанский регион сражаются государства — когнитивные и индустриальные, проектные и непроектные.

Мы пришли к выводу, что процесс "отмирания национального государства" в постиндустриальную эпоху описан в большинстве источников неверно. Никогда транснациональные корпорации не займут место национальных государств — просто потому, что базовым процессом в ТНК является извлечение прибыли, а, отнюдь, не управление людьми и территориями.

В прошлом единственной значимой формой организации совместной жизни людей был род. Потом появилась структура, именуемая в разных частях света по-разному: ном, полис, город-государство. Возникло представление о "гражданстве", род утратил значительную часть своих функций, но продолжал существовать, прорастая в новые дня своего времени структуры, и Римский Сенат был не чем иным, как Советом Старейшин, собранием глав триб, то есть родов. Затем, уже в Новое время, полисно-общинная структура сменилась государственной, изменилось содержание понятия гражданства, но по-прежнему внутри властных структур Nation State живут и территориальные "землячества", исторически восходящие к полису, и семейные кланы, заключающие в себя логику рода.

Сейчас национальное государство находится в серьезном кризисе, и ряд исследователей считает, что его сменит принципиально иной тип общности. Эту общность социологи называют Market Community, хотя указывают, что она Вовсе не "рыночная", да и "комьюнити", на самом деле, не является.

Мы считаем, что новыми формами организованности, построенными на произвольных идентичностях, являются Стаи. Но, подобно тому, как полис не отменил рода, a National State не отменил рода и полисы, Стаи будут прорастать сквозь национальное государство и содержать в себе это государство.

Поэтому первая часть книги названа не просто "Стая", но "Русская Стая".

Именно Стаи, композитные психики внутри которых информационное сопротивление отрицательно, а процесс мыс- ледеятельности, что называется, задан аппаратно, станут завтра субъектами политической, экономической и культурной жизни, акторами развития и "рабочими процессорами" грядущих войн. Стаи, а не отдельные люди. Если угодно, в этом — основное отличие "Гильбертовой пустыни" от "Тихоокеанской премьеры", войны 2012 года от войны 1941–1945 гг.

Рабочей онтологией книги является вероятностная история, следовательно, в роли ее рабочей технологии выступает метод сценирования. В этой связи изображенные события чуть-чуть "расплываются", отражая и дополняя друг друга — в Играх, мысленных Реконструкциях, Текущей Реальности и ее вероятных Альтернативах.

Война 2012 года была нами тщательно реконструирована, отыграна на картах и обсчитана. В качестве технического фантастического элемента нам пришлось сконструировать "примерные" флота воюющих в 2012 году держав. Здесь мы исходили, прежде всего, из состава флотов на середину 2006 года и уже принятых сторонами решений о развитии своих военно- морских сил. После долгих и тщательных поисков в Интернете, мы, в конечном итоге, нашли исчерпывающие описания всех флотов мира на своем собственном сайте "Имперский генеральный штаб", что свидетельствует о самодействии структуры — полезном свойстве будущего Управления[4].

Разумеется, мы были обязаны исходить из того, что Япония, активно готовящаяся к войне на государственном уровне, форсирует свои судостроительные программы и вступит в войну 2012 года с обновленным флотом — в отличие от России, кораблестроительная программа которой ориентирована на 2015 год. Исторические Сюжеты имеют свойство повторяться, и Русско-японская война — не исключение…

Само собой разумеется, что в 2012 году корабли будут оснащены новыми радиолокационными и информационными комплексами, да и тактико-технические данные ракет будут несколько иными, чем это показано в романе. Думается, читателю понятно, почему мы оказались вынужденными несколько уклониться от известного нам "базового сценария развития" военно-морских технологий.

Переслегина Е.

Переслегин С.

29 августа 2006 года