Война с самим собой

Глава 1. Определение

В этом разделе речь пойдет о тех формах самоуничтожения, где разрушительные тенденции проявляются по отношению к собственному телу и чаще всего — к отдельным его участкам и органам. Такой вид самоубийства я определяю как «локальный».

В эту категорию попадают конкретные клинические явления, известные каждому психиатру. На мой взгляд, в число таких феноменов входят членовредительство, симуляция, принудительная хирургия, некоторые преднамеренные несчастные случаи и импотенция. Далее я попытаюсь доказать, что все перечисленные явления обусловлены одними и теми же мотивами и имеют ту же динамику, что и самоубийство, за исключением проявления инстинкта смерти.

Некоторые органические нарушения также могут представлять различные формы локального самоубийства, и о них речь пойдет в соответствующей главе. Пока же мы рассмотрим лишь те формы самоуничтожения, которые предполагают механическое повреждение, нанесенное пациентом самому себе.

Под членовредительством я подразумеваю: (1) преднамеренные действия пациентов психиатрических клиник по нанесению себе экзотических видов увечья. К той же категории можно отнести (2) случаи преднамеренного членовредительства, свойственного невротикам. Например, привычка грызть ногти свидетельствует о нереализованном желании откусить себе палец, что некоторые пациенты и делают» Некоторые больные постоянно царапают свое тело, вонзают в него острые предметы, рвут на себе волосы или трут глаза и кожу на теле до тех пор, пока не возникает воспаление. И, наконец, мы уделим внимание тем видам членовредительства, которые обусловлены религиозными традициями и общественными нравами.

В английском языке слово «симуляция» первоначально имело весьма специфичное значение. Так, в «Словаре вульгаризмов» под редакцией Гроува приводится следующее определение этого термина: «Военный термин, обозначающий действия человека, уклоняющегося от службы под предлогом мнимой болезни». В 1920 году было записано: « ...в прежние времена солдаты-симулянты, уклонявшиеся от исполнения своего долга, с помощью подручных средств вызывали у себя язвы на ногах».

Ласкоум. Симуляция. Джоунс & Ллевеллин, 1917, с. 55.

Затем слово стало употребляться в более широком смысле, и в частности, по отношению к действиям людей, имитирующих заболевание или травму. В нашем случае я использую слово «симуляция» по отношению к сознательному членовредительству, обусловленному так называемыми скрытыми мотивами и ложными целями.

Под принудительной хирургией я имею в виду те случаи, когда пациенты намеренно подвергают себя хирургическим операциям, хотя к этому нет никаких прямых показаний. Иными словами, больной преднамеренно «ложится под нож хирурга». Совершенно очевидно, что такие люди движимы невротическими побуждениями.

Под преднамеренными несчастными случаями следует понимать увечья, полученные якобы случайно, а на самом деле спровоцированные подсознательным стремлением жертвы к саморазрушению.

«Импотенцией» принято называть несостоятельность мужчины при половом акте. По отношению к женской холодности употребляют термин «фригидность». Я счел уместным затронуть это вопрос, так как рассматриваю его в свете функционального нарушения, нередко возникающего вследствие подавления естественной деятельности соответствующих органов.

Глава 2. Членовредительство

Сразу хочу предупредить читателя, что речь пойдет о вещах малопривлекательных. Порой сама мысль о болезненных ощущениях более отвратительна, чем разговор о совершившемся самоубийстве, хотя непоправимость в последнем случае очевидна. Врачи, привыкшие к неприглядным сторонам своей профессии, нередко забывают о том, что большинство людей предпочитают не обсуждать многих негативных явлений, анализ которых могут позволить себе лишь те, кто не ограничивает область своих интересов рамками условностей. Во всяком случае, эта глава — не для детей (хотя в учебнике для третьего класса, взятом на вооружение системой образования моего штата, можно обнаружить рассказ о классическом членовредительстве [животного], напоминающем многие примеры из моей практики).

С самого начала следует иметь в виду, что в случаях членовредительства суицидальный импульс сосредотачивается на отдельном участке тела, являющемся для пациента своего рода заменой целого, подлежащего уничтожению.

Тридцатилетний директор средней школы свыкся с мыслью о том, что жизнь — это юдоль скорби, а ложная уверенность в том, что корень зла кроется в нем самом, послужила причиной прогрессирующего депрессивного состояния. Во время стационарной терапии появились некоторые признаки улучшения, но в один прекрасный день в клинику пришла его мать и заявила, что ее сын здоров и, вне всяких сомнений, не нуждается в лечении. Через несколько дней после того, как сын по настоянию матери покинул больницу, произошло следующее. Проснувшись среди ночи и убедившись, что все домашние спят, он до смерти забил молотком собственного двухгодовалого ребенка, приговаривая, что тот должен разделить страдания своего отца. По приговору суда он был помещен на принудительное лечение в больницу штата. Во время лечения он неоднократно пытался нанести себе увечье, и в конце концов ему это удалось. Он засунул правую руку в работающий механизм. Рука оказалась покалеченной настолько, что ее пришлось ампутировать. После этого случая пациент быстро пошел на поправку и окончательно выздоровел.

Несмотря на то, что этот случай не стал предметом психоаналитического исследования, мы попытаемся реконструировать клиническую динамику поведения данного пациента. Задача облегчается тем, что в случаях психопатического расстройства (по сравнению с невротическим) пациент ведет себя более открыто и, таким образом, возможные искажения клинической картины сводятся к минимуму.

По всей видимости, в данном случае расплата за содеянное была такой же «эффектной», как само преступление. Пациент заплатил столь ужасную цену за смерть собственного ребенка. В этой связи он поступил согласно библейской заповеди (Матф.5:30): «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». При этом убитый им ребенок считался его любимцем, и, несмотря на слова поэта о том, что «человек убивает то, что любит», в любви этого убийцы ощущается заметный привкус (подсознательной) ненависти. Разрушение является плодом ненависти, но не любви.

Сразу же встает вопрос о том, что пробудило в отце такую ненависть, что он пошел на убийство? Вскоре после его выздоровления у нас состоялась беседа. Казалось, его абсолютно не волновала потеря руки. Однако, когда я завел разговор о ребенке, он не удержался от слез и сказал: «Знаете, меня не оставляет мысль о том, что ответственность за случившееся разделяет со мною моя мать. Мы всегда с ней жили как кошка с собакой».

Полагаю, что именно последнее признание является ключевым. Мать пациента была очень агрессивной и жестокой женщиной. Именно она, отвергнув все советы специалистов, настояла на преждевременной выписке сына из клиники. Нетрудно понять ненависть сына к такой деспотичной матери. В то же время известно, что подавленная ненависть к одному объекту неизбежно проявляется по отношении к другому. Из психиатрической и психоаналитической практики также известно, что больные меланхолией, а этот пациент принадлежал к их числу, просто кипят в котле собственной ненависти, которая в любой момент может выплеснуться на любой внешний объект.

В данном случае объект ненависти вторичен; им могла стать вовсе не малолетняя дочка, а мать пациента. Очевидно лишь то, что ненависть этого мужчины была так сильна, что он пошел на убийство с последующим членовредительством во искупление содеянного. В его подсознании произошло частичное отождествление себя, дочери и матери. Убивая дочь в стремлении наказать ее бабушку, он затем намеренно уничтожает собственную руку, желая наказать себя самого.

В приведенном примере психологический механизм подобен состоянию самоубийцы в том смысле, что ненависть, направленная на внешний объект, разворачивается против собственной личности и усиливается стремлением к самонаказанию. От самоубийства такое поведение отличается двойственностью и незавершенностью исполнения. С одной стороны, человек подвергает себя лишь частичному уничтожению, а с другой — его ненависть распределяется между двумя объектами, ребенком и собственной рукой.

Сравните вышесказанное со следующей газетной заметкой. «Тридцатишестилетний итальянец из Гавардо Джузеппе Маззолини подписал обязательства, согласно которым должен был погасить долг нескольким из своих друзей по первому их требованию. Оплатив последний вексель, он положил на стол руку, которой подписывал злополучные бумаги, вооружился садовым ножом и отрезал ее». — «Тайм» от 3 октября 1932 г.

В этом случае мы также имеем дело с ненавистью, направленной на Других, но экстраполированной на себя самого.

Еще одним отличием от классического суицида является отсутствие доминирующего желания умереть.

Читатель может посчитать мою интерпретацию логичной, но несостоятельной в смысле доказательств ее корректности.

Подобные возражения вполне оправданы. В данном случае у меня не было возможности получить более подробные сведения, позволявшие делать корректные выводы на фактической основе. В дальнейшем мы будем рассматривать более благодарный материал для психоаналитического исследования.

А. Невротическое членовредительство

Начиная с описания членовредительства, носящего невротический характер, я облегчаю себе задачу по двум причинам. Во-первых, подобные случаи знакомы любому психиатру, и о них много написано.

Привожу лишь несколько наиболее примечательных психоаналитических отчетов по этой теме: А. Старке. Комплекс кастрации. «Международный психоаналитический журнал», июнь 1921 г., с. 179; К . X о р н и. Генезис комплекса кастрации у женщин. Там же, январь 1924 г. с. 50-65; И.П.Фэрроу. Комплекс кастрации. Там же, январь 1925 г., с. 45-50; К.П.Оберндорф. Младенческий комплекс кастрации. Там же, июль 1925 г., с. 325-325; Д . Брайен. Речь и кастрация: два часа необычного психоаналитического опыта. Там же, июль 1925 г., стр 317-323; Н.Д.К.Левис. Дополнительные наблюдения за реакцией кастрации у мужчин. «Психоаналитический вестник», апрель 1931 г., с. 146-165; Франц Александер. Комплекс кастрации в формировании характера. «Международный психоаналитический журнал», январь-апрель 1923 г., с. 11-42.

Во-вторых, поведение невротиков сродни поведению нормальных людей и поэтому легче для понимания. Психоаналитическое лечение пациентов, страдающих неврозами, позволяет в полной мере выявить истинные мотивы искаженного поведения и использовать самые передовые методики для определения способов реабилитации.

В данном случае выбор правильной методики совершенно необходим, так как невротики, в отличие от психопатов, умело скрывают истинные мотивы членовредительства и в этом смысле напоминают симулянтов. Впрочем, это и неудивительно, так как человек, страдающий неврозом, более адекватно воспринимает реальность, чем психопат. Он редко идет на крайние меры и предпочитает наносить себе увечье «чужими руками», например, настаивая на хирургическом вмешательстве, эти случаи мы обсудим несколько позднее.

Согласно теории психоанализа, природа невротического заболевания предполагает компромисс, своего рода защиту личности от окончательного разрушения. Эго, выступающее главным инструментом критического мышления, в определенной степени нейтрализует подсознательное стремление к самонаказанию. Порой результат такого влияния выглядит нелепо, но это все, на что способно самосознание невротика. В отличие от последнего, психопат не способен сознательно контролировать свои побуждения, и поэтому его деструктивные поступки принимают крайние формы членовредительства.

Способность к компромиссу — своего рода сделке между разрушительными импульсами и сознанием — является главной характеристикой, определяющей существо вопроса. Обычный человек нормален именно в силу того, что, в отличие от невротика, обладает большей способностью к заключению такой сделки; он может до определенной степени не зависеть от диктата неумолимой совести, и это же качество в какой-то мере нейтрализует деструктивные импульсы. По сравнению с нормой невротик заключает неудачную сделку, хотя и более выгодную, чем полная капитуляция психопата.

Например, в приведенном выше случае мужчина лишил себя правой руки, убившей ребенка. Иными словами, удержавшись от самоубийства, он пошел лишь на частичное искупление совершенного преступления. В то же время в первой главе приведено немало примеров, когда люди реализовывали стремление к самонаказанию, убивая себя. Проще говоря, этот пациент был «не так глуп», чтобы свести счеты с жизнью. Абсолютное нежелание жить делает стремление к наказанию бессмысленным, и, напротив, видимость искупления вины позволяет человеку обрести мир с самим собой.

Католический священник, накладывающий на кающегося заведомо невыполнимый обет, профанирует саму идею покаяния. Отпущение грехов подразумевает, что, однажды преступивши закон и раскаявшись, человек должен жить дальше, не испытывая постоянного чувства вины за содеянное.

То, что сделал отец-убийца, можно назвать заменой самоубийства членовредительством; сохраняя себе жизнь, он Жертвует рукой, что вполне логично, ибо именно рука наносила смертельные удары. Однако такая логика свойственна лишь тем, кто подсознательно персонифицирует свои органы и части тела. «Виноват не я, но рука моя; если я пожертвую ей, то спасу себе жизнь и искуплю вину». (Вспомним, как быстро он поправился, совершив «искупительное жертвоприношение» .)

Однако очевидно, что нормальный человек нашел бы другие способы успокоить собственную совесть. Его аргументы свелись бы примерно к следующему: «Нет слов, чтобы выразить то, как я сожалею о случившемся, но самобичевание не исправит сделанного. Убитого ребенка не воскресить, но я могу вырастить другого, приложить все свои усилия, чтобы обеспечить его будущее. Кроме того, я буду бороться с заблуждениями по поводу природы психического расстройства, чтобы никто впредь не совершал ошибок, подобных той, что сделала моя мать, забрав меня из клиники». Так рассуждать мог бы человек, более здравомыслящий, чем наш пациент, не способный совладать с собственной совестью и преисполненный ненависти.

В большинстве случаев компромисс, который невротики заключают с собственной совестью, не принимает столь крайние формы, как в приведенном примере. Но, с другой стороны пациенты также далеки от вышеописанных трезвых рассуждений. И все же время от времени и невротики идут на членовредительство. Как уже говорилось, такие поступки могут носить скрытый характер, а объяснения самих пациентов отличаются непоследовательностью и даже нелепостью.

Рассмотрим классический пример, когда человек грызет ногти. Такое занятие может показаться безобидным, но в конце концов именно мотивация поступков, а не их значимость определяет принадлежность человека к тому или иному психологическому типу. В этом явлении психиатры усматривают устойчивое стремление к членовредительству. Я наблюдал больных, которые, обкусав ногти до основания, принимались непосредственно за пальцы.

Я знал одну маленькую девочку, имевшую привычку грызть ногти. Обкусав ногти на руках, она начинала грызть ногти на ногах и при этом входила в такой раж, что однажды полностью сорвала ноготь с пальца на ноге. В результате возникло заражение, ребенок перенес мучительную хирургическую процедуру. Девочка вела себя при этом на удивление стойко, не проронив ни единой слезы. С видимым неудовольствием она рассматривала лысину хирурга и, когда он закончил перевязку, заявила: «Мне не нравится ваша стрижка».

В данном случае примечательно то, как неистово девочка отдавалась широко распространенной привычке грызть ногти, результатом которой стало фактическое членовредительство. Не менее очевидным было полное безразличие к боли, как при нанесении себе телесного повреждения, так и при его лечении. Это еще более удивительно тем, что вполне согласуется с поведением взрослых людей, обладающих психопатическим складом характера. Их психологические мотивировки настолько сильны, что позволяют полностью игнорировать физическую боль, испытываемую во время актов самонаказания.

И наконец, нельзя обойти вниманием реплику ребенка по поводу лысины врача, которую девочка подсознательно отождествляла со своим изуродованным пальцем. Она не случайно решила, что отсутствие волос является результатом стрижки. Ребенок, проявивший видимое безразличие к последствиям своего увечья, не мог смириться с явным ущербом, наблюдаемым на голове хирурга. Она восприняла этот недостаток с очевидной брезгливостью.

Стоит только вспомнить, с каким негодованием матери относятся к этой привычке своих детей, интуитивно чувствуя ее изначальную порочность.

Привычка грызть ногти или кусать себе пальцы многими родителями рассматривается как некий каприз, за который ребенка следует наказывать. В этом поступке матери не усматривают очевидного стремления ребенка к самонаказанию. Они считают, что то же самое происходит, когда ребенок, собираясь стащить из буфета конфеты, как бы понарошку хлопает себя по шкодливой руке. В действительности наказание усугубляет чувство вины, которое само по себе становится привычным.

Клинические исследования со всей определенностью доказали тесную взаимосвязь привычки грызть ногти и детского онанизма, который считается такой же «дурной», хотя и тайной привычкой. В обоих случаях аналогичность механического воздействия очевидна; в первом случае пальцы тянутся в рот, стимулируя лабиальную область [губы], во втором — стимулируют гениталии. При этом лабиальная стимуляция предполагает элемент наказания (кусание).

Каковы же основания для подобных выводов? Прежде всего хотелось бы отметить, что существует немало матерей, которые воспринимают такое поведение своих детей без паники. Кроме того, наши заключения подтверждаются исследованиями специалистов по детскому воспитанию.

В е к с л е р (Дэвид Векслер. Детская привычка грызть ногти и ее значение. «Психоаналитический вестник», апрель 1931 г., с. 201- 209), обследовавший около 3000 детей в возрасте от одного до семнадцати лет, отметил прямую зависимость пристрастия грызть ногти от возраста ребенка. Эта тенденция имеет склонность к усилению в период полового созревания, когда у подростка активизируется ранее дремавший эдипов комплекс. Через пару лет отмечается резкое снижение этого стремления. По словам автора, более чем сорок процентов девочек в возрасте от 12 до 14 лет и мальчиков от 14 до 16 лет грызли ногти. Дети, которые б%1ли двумя годами старше этих возрастных групп, резко избавлялись от дурной привычки, так что общее количество ее приверженцев уменьшалось до двадцати процентов и более. Таким образом, разница в два года между мальчиками и девочками, объяснялась естественным временем полового созревания.

И наконец, мы знаем об этом по опыту своей работы со взрослыми невротиками, которые во время сеансов вспоминают события юных лет и ассоциируют привычку грызть ногти с мастурбацией.

Так, одна из моих пациенток при прохождении курса психоаналитического лечения почувствовала неудержимое стремление к игре на фортепьяно и так сильно принялась барабанить по клавишам, что у нее заболели пальцы рук. В то же время она неоднократно сетовала на то, что никак не может отучить свою дочь от привычки грызть ногти. Она часами могла разглагольствовать о пагубности и недопустимости этого занятия. При этом она была абсолютно уверена, что дочь занимается и онанизмом!

Я ее спросил, каким образом она пришла к такому умозаключению, и она призналась, а скорее припомнила, что в детстве сама отчаянно грызла ногти, за что подвергалась нападкам со стороны матери, не имевшей представления о ее тайных занятиях онанизмом. Затем она с видимой неохотой добавила, что совсем недавно вновь испытала сильное побуждение к мастурбации. Для меня было очевидно, что этот импульс ассоциировался в ее подсознании со стремлением наказать свои пальцы (игра на рояле до боли в суставах); пациентка оказалась достаточно умна для того, чтобы понять, что такие совпадения не случайны.

Существует еще одно объяснение, которым мы обязаны доктору Роберту Найту. Как известно, у хищных животных существует прямая ассоциативная связь между лапой и когтем, которые в сочетании с клыками помогают добывать пищу или рвать на части врага. В нашем случае речь идет о ногтях и зубах в связи с их рудиментарной функцией. В своих фантазиях ребенок также уничтожает придуманных врагов с помощью ногтей (когтей) и зубов, что было отмечено Мелани Кляйн и другими педиатрами. В рассматриваемом случае происходит бессознательное уничтожение одного орудия наказания другим.

И все же далеко не все побудительные мотивы этого явления достаточно изучены. Например, совсем недавно, экспериментируя с собаками и их щенками, Дэвид Леви

Дэвид Леви. Сосание пальца и сопутствующие действия в раннем младенчестве. «Американский психиатрический журнал», 1928 г.,т- VII, с. 881-918; Сосательный рефлекс и поведенческие реакции собак. «Американский журнал ортопсихиатрии», апрель 1934 г., с. 203-224.

доказал, что детеныши, не получающие достаточно молока, ищут ему замену и пытаются сосать предложенный им палец, не упуская случая его погрызть. Точно так же ребенок, оторванный от материнской груди, начинает искать ей замену. Впрочем, это не исключает возможность мастурбации, так как последняя является своего рода компенсирующим вознаграждением. Другими словами, нормальный ребенок, лишенный привычного удовольствия сосать материнскую грудь, учится мастурбировать. Ребенок с невротическими отклонениями прекращает занятия онанизмом из страха перед наказанием и, компенсируя утраченную возможность получения удовольствия, начинает грызть ногти, что является своего рода возвратом к оральным рефлексам младенчества, когда рот берет на себя функцию гениталий. При этом поощрение и наказание идут рука об руку, что приводит к взаимному ослаблению интенсивности их проявления.

Теперь перейдем к рассмотрению более жестоких форм членовредительства, когда объектами невротической атаки становится кожа; дерматологи называют такое поведение невротической экскориацией [расчесыванием]. Иногда люди действительно испытывают кожный зуд, или им кажется, что почесыванием они устраняют воображаемых паразитов, но чаще такие манипуляции происходят как бы инстинктивно. Доктор Джозеф В. Клаудер упоминает случай, когда его пациентка яростно скребла ногтями кожу, не в силах терпеть зуд, который появился за два дня до кончины ее супруга.

В моей практике самым примечательным примером невротического стремления к членовредительству был случай с тридцатипятилетним наладчиком паровых котлов. Первые симптомы проявились в возрасте двенадцати-четырнадцати лет и выражались в непроизвольном подергивании и почесывании, которое было диагностировано как признак хореи. С возрастом симптоматика становилась все более отчетливой, но врачи терялись в догадках по поводу истинной причины заболевания. (Возможно, это была болезнь Жиля де ля Турэ.)

Через двадцать лет после появления первых признаков заболевания клиническая картина приобрела странные черты. Время от времени пациент впадал в некое конвульсивное состояние и начинал гримасничать, выкрикивать нечленораздельные слова, дергаться всем телом и даже царапать себя. После приступа он обретал прежнюю способность вести нормальную беседу, которая также неожиданно прерывалась новым приступом. Он заламывал руки, лягался; голова его дергалась из стороны в сторону, диафрагма резко сокращалась, и, обессиленный, он откидывался на спинку кресла. Порой, несмотря на видимые попытки держать себя в руках, он задыхался или, напротив, начинал несвязно бормотать и выкрикивать грубые, площадные ругательства.

Таково было наше первое впечатление. Однако постепенно стала вырисовываться некая закономерность во всех его диких поступках и непроизвольных телодвижениях. По собственному признанию, пациент чувствовал, что своими действиями старается уничтожить свое тело. Внимательно наблюдая за его поведением во время приступов, мы заметили, что хаотичное подергивание рук в действительности есть старание нанести удар по телу пациента, а лягание наносит вред его же ногам; иногда ему удавалось пнуть одной ногой другую. Очень часто он с силой пытался как бы вонзить указательный палец в лоб, на котором образовалась незаживающая рана. Последнюю он принимал за свищ, который, по его признанию, ему бессознательно хотелось уничтожить. Рассуждая таким образом, он многократно повторял свои попытки по «уничтожению» воображаемого недуга. По роду занятий ему приходилось работать с массивными гаечными ключами. Из-за него во время приступа он выбил себе три передних зуба. (Невзирая на свое заболевание, он продолжал работать в чикагской мастерской по ремонту паровых котлов.) Руки пациента были покрыты многочисленными шрамами. По этому поводу он высказался так: «Как только я беру в руку нож, на моем теле неминуемо появляется очередная рана».

Поведение этого человека полностью соответствовало поведению потенциальных самоубийц. Он упорно и последовательно стремился к самоуничтожению. Непроходящее чувство вины также было очевидно. Он признался, что всегда конфликтовал со своей матерью, которая не раз выражала негодование по поводу его многочисленных интрижек с женщинами. Без ложной скромности он заявил, что, несмотря на свой недуг, никогда не испытывал недостатка в друзьях и подругах. И добавил: «Она утверждает, что причиной недуга... стало мое неуемное женолюбие».

Можно только догадываться о характере взаимосвязи его поведения и чувства вины, возникшего в результате упреков матери пациента. Как известно, его недуг начал проявляться в детстве, когда он еще «не бегал по девочкам», а скорее всего занимался онанизмом. Именно это занятие подвергается резкому осуждению со стороны большинства матерей, и, судя по признаниям нашего пациента, его мать была как раз из таких женщин. Можно предположить, что внешние проявления болезни стали следствием, своего рода наказанием за рукоблудие. Уже потом я узнал, что этот человек, сын достойных родителей, какое-то время жил с проституткой, и именно в этот период с ним случился припадок, во время которого он едва не ослепил себя. В данном случае мы видим, сколь безжалостными могут стать укоры неумолимой совести.

В моей практике было немало подобных примеров, хотя и не столь драматичных. Вспоминается случай с одной вполне преуспевающей молодой женщиной. После свадьбы сестры, которая всегда была для нее объектом ревности, она неожиданно испытала сильное желание рвать на себе волосы.

Этот недуг (трихотилломания) нередко приобретает характер массовой истерии. (См.: X. Дэвид. Псевдоалопеция ареата. Британский дерматологический журнал, май 1922 г., с. 162).

Доктор Холден-Дэвис (Британский дерматологический журнал, 1914 г., т. XXVI, с. 207-210) утверждает, что в 1914 году разразилась повальная эпидемия этого недуга в приюте, где были отмечены два или три случая «алопеция ареата». Большинство детей, желая привлечь к себе внимание, стали рвать на себе волосы в подражание своим заболевшим приятелям.

Барроуз сообщает (Бюллетень Королевского медицинского общества, май 1933 г., с. 836-838) о случае инфантильной трихотилломании, когда трехлетний ребенок в течение пятнадцати месяцев регулярно вырывал у себя волос за волосом, осматривал их и затем выбрасывал. Доктор Барроуз сделал запрос в Зоологическое общество и поинтересовался, наблюдаются ли такие явления у обезьян, и получил ответ, что высшим приматам такое поведение не свойственно.

Выражение «в отчаянии рвать на себе волосы» буквально соответствует тому, что она делала. В личной беседе доктор Генри У. Уолтмен из клиники в Майо как-то упомянул о случае трихотилломании, напрямую связанном с занятием онанизмом. Подобные ассоциации возникали под влиянием мысли о «греховности» мастурбации. (Сравните с привычкой грызть ногти.)

Чтобы понять, насколько сложно сопротивляться бессознательным побуждениям такого типа, достаточно внимательно прочитать выдержки из письма, которое я в свое время получил.

«Сколько себя помню, я всегда была застенчивой, робкой и страдала, сознавая собственную внешнюю непривлекательность. Сверстницы не хотели со мной дружить, а мужчины редко удостаивали своим вниманием. Все это превратило мою жизнь в невыносимый кошмар. В восемь лет у меня появилась привычка вырывать волосы клочьями, да так, что на голове возникали залысины. Я буквально не знала, куда деваться от стыда, пока волосы вновь не отросли. Однако через несколько месяцев я опять принялась за старое. В мгновение ока я снова превратилась в безутешную лысую маленькую девочку, вынужденную безропотно сносить смешки и издевательства сверстников. Домашние также были в отчаянии, так как никогда не сталкивались с чем-либо подобным. В то же время я ощущала их молчаливую поддержку и сочувствие. Я ужасно страдала при мысли о том, какие неприятности доставляю родителям, братьям и сестрам.

...В отличие от сестер, у меня были вьющиеся локоны с золотистым отливом, но теперь на поврежденных участках головы стали пробиваться жесткие черные пряди, приводившие меня в уныние. В течение трех лет я не теряла надежды избавиться от своей ужасной привычки, но, увы, ничего не получалось. Вскоре на моей голове была залысина размером с ладонь, которую удавалось замаскировать лишь с помощью искусных ухищрений. Сейчас я старательно зачесываю остатки волос, скрывая свое уродство, но не знаю, как долго мне удастся хранить свою постыдную тайну. Я не в силах контролировать свои пальцы, которые так и стремятся вырвать очередной клок волос. Более того, мне нравится жевать вырванные с корнем пряди!

...В первые годы учебы в школе я была примерной ученицей и получала хорошие оценки, а сейчас совершенно не могу сосредоточиться и стала забывчивой. Мне бы хотелось погрузиться в религию или заняться чем-либо подобным. Не повлияла ли моя пагубная привычка на умственные способности? Боюсь, что скоро меня перестанет интересовать что-либо, кроме этого ужасного занятия. Только представьте — сейчас мне почти двадцать лет, и я регулярно предаюсь своему пороку. В такие минуты я ничего не замечаю вокруг себя; окружающая действительность просто перестает существовать.

...Вам не кажется, что меня подстерегает безумие? Мне предлагали забыть про это, заняться отвлекающим делом; один из врачей посоветовал завести ребенка. Могу ли я даже мечтать об этом! Кроме того, было бы непорядочно использовать мужчину и тем более ребенка в качестве лекарства от моего недуга».

Заметим, что эта девушка, говоря о своих волосах, подчеркивает, что: во-первых, они были более привлекательными, чем у сестер, во-вторых, она сама загубила эту красоту, и в-третьих, она полна раскаяния за огорчения, которые принесла сестрам. Психиатр рассматривает такое заявление, как признание вины, отягощенное стремлением наказать себя; в данном случае это выражается в стремлении уничтожить свою красоту, чтобы не унижать сестер. В то же время внешний альтруизм по отношению к сестрам подразумевает подсознательную враждебность.

Приведу еще один случай из практики, которым я занимался в течение нескольких месяцев и который также связан с волосами.

Эрудированный двадцатисемилетний бизнесмен имел привычку хвататься за ножницы и выстригать участки волос на голове, так что в конце этой процедуры его прическа представляла собой нечто невообразимое. Вначале он решил, что ведет себя так потому, что беден, и, не имея возможности оплатить труд парикмахера, сам стрижет себе волосы. В действительности он был человеком состоятельным, и такое объяснение вряд ли могло считаться удовлетворительным. В то же время он был уверен, что начинает лысеть, а согласно распространенному заблуждению регулярная стрижка волос предотвращает их выпадение и увеличивает густоту. Таким образом, осуществлялся принцип упреждения наказания самонаказанием. Иными словами, не желая ждать, пока волосы выпадут сами по себе, он решил «подлечить» их столь экстравагантным способом.

В ходе последующего анализа выяснилась истинная причина его импульсивных действий. В детстве у него были пышные черные волосы, однако родители отдавали явное предпочтение его брату-блондину. Юноша стал завидовать и ревновать родителей к брату. Постепенно эти чувства трансформировались в устойчивую ненависть. Он стал дразнить младшего брата и всячески шпынять его. Отец вмешался и выпорол обидчика. Во время трепки, которую отец устроил сыну, он держал своего отпрыска за пышную шевелюру.

События последующей жизни доставляли пациенту немало неприятностей. При этом все происходило по одному и тому же сценарию. Сначала очередной проект внушал большие надежды, и все шло как по маслу. Его воспитание и манеры внушали потенциальным партнерам доверие, что обещало плодотворное сотрудничество. Затем без видимых причин он затевал бессмысленную ссору или совершал поступки, заведомо не могущие понравиться партнерам, и и конечном итоге люди от него отворачивались. Этот сценарий «прокручивался» неоднократно. Другими словами, он вновь и вновь следовал алгоритму поведения, обозначенному в детстве по отношению к младшему брату, отцу и себе самому. Либо он сам себя наказывал, либо как бы напрашивался на наказание, провоцируя на это других людей своими агрессивными действиями, которые, в свою очередь, были результатом изначальной враждебности к брату и отцу. Таким образом, выстригая себе волосы, он избавлялся от чувства ненависти к отцу, а фактически наказывал самого себя, так как шевелюра была едва ли не единственным его физическим достоинством. Впрочем, все эти поступки не облегчили его чувство ревности. Самостоятельное выстригание волос имело иное значение. Братья росли в еврейской семье, но младший не интересовался вопросами веры и поэтому не воспринимался посторонними как еврей. По, этой причине старший брат, наш пациент, из кожи вон лез, чтобы всячески подчеркнуть свою национальную принадлежность. Согласно традиции ортодоксального иудаизма правоверный иудей не должен стричь волосы. Какое-то время старший брат строго придерживался требований веры, но, как мы знаем, он руководствовался не столько религиозными мотивами, сколько завистью к брату и стремлением к самоутверждению. Он оставил свое благочестие, как только Понял, что оно не производит должного впечатления ни на отца, ни на брата. При этом его разочарование приняло форму членовредительства. В данном случае деструктивные тенденции были направлены на объект былой гордости — волосы.

Классические случаи невротического членовредительства, в частности, когда пострадали нос и зубы пациента, были описаны Фрейдом в 1918 году,

Фрейд. Инфантильный невроз. Собрание сочинений, т. III, с-473-605.

а затем подвергнуты дальнейшему анализу доктором Рут Мэк Брансуик.

Рут Мэк Брансуик. Инфантильный невроз, дальнейший анализ. Международный психоаналитический журнал, октябрь, 1928.

Речь идет о навязчивой идее по поводу воображаемого повреждения носоглотки, которое пациент считал следствием врачебной ошибки.

Болезненные симптомы развивались следующим образом. К мужчине пришла его мать, и он заметил на ее носу бородавку. Он попытался убедить мать в необходимости хирургического удаления этого новообразования, но она отказалась. После ее ухода он вспомнил, как в детстве его дразнили «курносым», и утешил себя мыслью, что его нос не имеет кожных изъянов. И тут же испугался, что на носу может появиться бородавка. Не откладывая дела в долгий ящик, он принялся рассматривать свой нос и обнаружил нарушение функции сальных желез. Через две недели он заметил на носу небольшую шероховатость и вспомнил о том, что у его тетки так же, как у матери, на носу бородавка. Впоследствии он обнаружил прыщик на носу жены и отправил ее к хирургу. Свою же болячку он сначала сковырнул ногтем, а затем отправился к знакомому дерматологу и убедил его сделать прокол в сальных железах.

Спустя месяц мнительный мужчина решил, что у него плохие зубы, и, забыв про надуманные проблемы с носом, стал изучать состояние полости рта. Удалив несколько зубов, он не успокоился до тех пор, пока дантист не вырвал ему здоровый зуб. Этот эпизод отвлек его от стоматологических проблем, и он вновь переключил свое болезненное внимание на нос.

Целыми днями он рассматривал его и консультировался со специалистами. Один дерматолог определил сосудистую дистонию и посоветовал пройти курс электролиза; другой диагностировал диатермию. Мнимый больной последовал совету первого врача, но после курса электролиза пришел в ужас, увидев остаточные повреждения кожи, которые, по словам уже третьего дерматолога, должны были остаться на всю жизнь. Этот приговор поверг ипохондрика в пучину отчаяния.

Эпопея длилась достаточно долго. Вначале пациент находил у себя мнимый дефект и пытался самостоятельно от него избавиться; начинались бесконечные хождения по врачам с просьбой о хирургическом вмешательстве, косвенным результатом которого становилось членовредительство. При этом пациент во всем винил врачей.

Анализируя ситуацию, видим, что стремление изменить свою внешность было обусловлено подсознательным желанием походить на женщин. Вспомним, что аналогичные новообразования были на коже его жены, матери и тетки, что крайне его огорчало. Бессознательно он стремился обнаружить такой же изъян у себя, как бы говоря: «Я чувствую, что должен быть таким, как они, то есть я хочу быть женщиной». Более глубокое изучение подсознательных мотивов заболевания позволяет утверждать, что оно возникло на основе чувства вины перед отцом, оставившим сыну большое состояние, и профессором Фрейдом, у которого он, его пациент, брал деньги обманным путем. Когда он воспользовался деньгами отца, хотя и не считал себя достойным такого наследства, пациент почувствовал раскаяние, которое переросло в стремление к наказанию и чувство некоей ущербности. В данном случае эта «ущербность» проявилась как выражение собственной сексуальной несостоятельности.

Смысл невротического членовредительства, его агрессивная, эротизированная и покаянная сущность хорошо отражена в следующем стихотворении:

Ей вспомнился мужчина в жертвенном порыве

Недрогнувшей рукой отсекший палец

В назиданье своей порочной страсти.

С улыбкой на устах она гадала,

Попал ли он на небо, за соломинку цепляясь.

В то время, как она не пощадила жизни целой

Во искупленье.

Хелен Мейгрет. Бумажный журавлик. Фэррер & Райнхарт, 1934, с. 121-122.

Б. Религиозное членовредительство

С допотопных времен многие религиозные обряды предполагали исполнение ритуальных действий, неотъемлемой частью которых было нанесение себе увечья. Если вспомнить о том, что адепты той или иной веры добровольно отдавали себя в руки мучителей, то можно с уверенностью говорить о наличии элемента членовредительства практически в любой культовой практике. В нашу задачу входит определение значимости и смысла этого феномена.

Прежде всего отметим обязательный элемент жертвенности, которая во многих религиях представлена отказом от половой жизни. Не следует считать, что подобную практику инициировало христианство.

Ориген (185-254), желая целиком посвятить свою жизнь ревностному служению Богу и быть свободным от искушения при наставлении женщин, оскопил себя. Несмотря на то, что он был одним из наиболее почитаемых и известных лидеров первых христиан, собрание епископов лишило его чести занять место пресвитера именно по причине членовредительства.

Воздержание являлось одним из аспектов религиозного служения многих верований, возникших задолго до рождения Иисуса Христа. Согласно мифологическим источникам, описывающим доисторические культовые процедуры народов Средиземноморья, большинство первобытных религиозных лидеров практиковало целибат, и нередко представители жречества подвергались добровольной кастрации. Так, согласно верованиям финикийцев Эшмун, прекрасный бог весны, возбудил любовь своей матери Астронои и, желая избежать кровосмесительной связи, оскопил себя. Этому примеру неукоснительно следовали поклонявшиеся ему жрецы. Задолго до основания Римской республики на улицах священного города можно было встретить галльских жрецов-кастратов, поклонявшихся богу Аттису.

Сэр Джеймс Джордж Фр е и з ер. Золотая ветвь. Изд-во Макмиллен, 1923.

Древние римляне особо почитали кровавые оргиастические ритуалы, связанные с культом богини Кибелы и бога Аттиса.

Этому культу, возникшему в конце VI в. до Р.Х. во Фригии, посвящены многочисленные легенды и сказания. Я искренне признателен миссис Бернайс Энгл из Омахи, шт. Небраска, которая любезно позволила мне процитировать выписки из ее научных трудов, посвященных этому культу: «Аттис: Исследование феномена кастрации», Психоаналитический вестник, октябрь 1936 г., с. 363-372.

«Основой культа послужило убеждение в том, что Великая богиня-мать Кибела (согласно некоторым источникам Агдитис) родилась двуполой, и боги подвергли ее хирургической операции, в результате которой были удалены мужские первичные половые признаки. В легендах богиня выступает как мать Аттиса. Возмужавший сын становится любовником матери, но друзья вынуждают его жениться на дочери правителя. Ревнивая мать появляется на свадьбе сына и насылает на него безумие. Аттис оскопляет себя и умирает, а его невеста кончает жизнь самоубийством. Кибела в раскаянии просит Юпитера сделать тело сына нетленным и вечно юным.

В «Анналах» Овидия приводится иная версия легенды. Согласно этой версии прекрасный фригийский юноша Аттис поступил в услужение к богине Кибеле, которая сделала его хранителем храма и обязала оставаться невинным. Однако он согрешил с тремя нимфами, которых разгневанная Кибела погубила. Устрашившись пыток огнем и кнутом, Аттис оскопил себя каменным ножом и воззвал к богине: «Прими мою жертву; кровью я искупаю свою вину. Пусть погибнет та часть моего тела, которая повинна в клятвопреступлении!»

Описание этих ритуалов

«...Третий день был известен, как День крови. Верховный жрец Архигалл вскрывал вену на руке и приносил свою кровь в жертву богам. Однако дело не ограничивалось его кровью. Под неистовые звуки Цимбал, грохот барабанов, какофонию труб и флейт верующие бесновались в экстатическом танце, пока возбуждение не достигало апогея. Потеряв чувствительность к боли, участники оргии наносили себе глубокие раны глиняными черепками и обильно орошали своей кровью алтарь и священное дерево. Вполне возможно, что ритуал, прославлявший Аттиса, имел целью вдохнуть жизнь в умирающего бога. Австралийские аборигены устраивают аналогичное кровопускание на могилах своих друзей, надеясь, что их кровь поможет умершему возродиться вновь. Более того, есть все основания полагать, что в пресловутый День Крови неофиты приносили в жертву богу свои гениталии». (Фрейзер, «Золотая ветвь».)

дает четкую картину членовредительства как средства поклонения богам за счет жертвоприношения частей собственного тела. В основу церемонии легла идея фактического или символического оскопления, которая воплощалась в жизнь столь кровавым и болезненным способом.

Кровавые оргии как способ поклонения объектам веры практиковались с незапамятных времен, а в некоторых религиозных сообществах самоистязание и членовредительство распространены и поныне. В Библии приводится описание поведения священников во время церемонии поклонения Ваалу, когда, рассчитывая вымолить у божества долгожданный дождь, «... стали они кричать громким голосом и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним» (3 Цар.18:28). В лексиконе сирийцев есть слово, которое имеет двойное значение — «порезать себя ножом» и «вознести мольбу». В некоторых случаях человеческие жертвоприношения не подразумевали смерть, а ограничивались кровопролитием.

Уэстермарк, т. I, с. 649.

Так, в Лаконии, вместо принесения мужчин в жертву Артемиде Орфийской, у алтаря бичевали юношей. Еврипид повествует о том, как в Афинах, во время чествования богини Артемиды, жрец прислонял кинжал к горлу символической жертвы и держал его в этом положении до тех пор, пока не появлялась кровь.

Жители Тонга устраивали церемонию, носившую название «Туту-нима», во время которой в жертву богам приносился кончик мизинца. Считалось, что это поможет выздороветь заболевшему родственнику. Как пишет Уэстермарк, «среди жителей островов едва ли можно было встретить человека хотя бы с одним не изуродованным мизинцем».

В китайской литературе есть упоминания о том, как люди в надежде на выздоровление родителей или престарелых родственников отсекают куски своей плоти. «Часто встречаются упоминания о так называемых «расчлените-лях бедра», познавших просветление и умоляющих небеса принять их плоть, как замену жизни родителей, которых они хотят спасти» (Де Гру). Кровопускание как средство умиротворения богов также практиковалось в Бенгалии и Перу.

В Америке мы имеем дело с сектой флагеллантов, или «кающихся грешников», о которых я уже упоминал ранее.

Бичевание, которое они практикуют, нередко граничит с членовредительством. По рассказу покойного врача Т. П. Мартина из Таоса, шт. Нью-Мексико, ему не раз приходилось оказывать помощь переусердствовавшим самоистязателям, останавливая кровотечение или обрабатывая серьезные раны, которые они себе наносили во время ритуальных действий.

Доктор Хелен Маклин из Чикаго утверждает, что во время пребывания в Нью-Мексико она убедилась в том, что, бичуя себя, сектанты выказывают признаки явного удовольствия. С каждым ударом хлыста они делают один шаг вперед, символизирующий грехопадение, в данном случае, сексуальную активность. Другими словами, на уровне подсознания половой акт начинает ассоциироваться с неизбежным наказанием, которое на практике осуществляется в виде членовредительства.

Еще совсем недавно в России существовала секта скопцов, адепты которой выполняли те же ритуалы, что древние фригийцы и сирийцы.

Эта секта была основана в 1757 году и насчитывала примерно 100 000 приверженцев, хотя говорить о точной цифре нельзя, ибо сектанты отправляли свои ритуалы в строгой тайне. В ходе нашего исследования вполне достаточно отметить именно массовый характер религиозной истерии, то есть констатировать тот факт, что самооскопление практиковалось не отдельными психопатическими личностями, но пользовалось значительной социальной поддержкой.

Скопцы верили, что первородный грех Адама и Евы может быть искуплен только ценой уничтожения самой возможности вступления в половое сношение. Они исповедовали Евангелие от Матфея и особо почитали следующие строки, буквальное толкование которых в конечном итоге определило поведение членов секты: Матф.5:29: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну». Согласно учению Селиванова, основателя секты, «соблазняющими» органами были гениталии.

Б. 3. Гольдберг. Священный огонь. Ливрайт, 1930 г., с. 345-350. См. также О . Э . У о л л. Половая жизнь и сексуальное поклонение. Мосби, 1919, с. 211-212;Анатоль Л ерой-Буле. Империя русских царей. Часть III, Лондон, 1896, с. 422-437.

Селиванов «крестился огнем», прижигая свое тело раскаленным железом. Этим же способом он «окрестил» многих и не жалел усилий для привлечения все большего количества сподвижников. На пороге нового тысячелетия число новообращенных должно было бы достигнуть ста четырнадцати тысяч. Число сторонников, тщательно укрываемых от постороннего взора, неуклонно росло, и Селиванов, прошедший двенадцать этапов огненного посвящения, принял на себя звание апостола. На востоке Российской империи вступление в секту носило массовый характер. Характерен эпизод, когда в одночасье в новую веру обратились 1700 душ. Пропаганда велась среди нищих и других маргиналов; при этом «миссионеры» не скупились на посулы и даже взятки для вербовки неофитов. Некоторых увечили против их воли. В поисках паствы расчет также делался на любопытствующих и людей авантюрного склада характера.

«Ввиду того, что обращение в секту носило массовый характер, операции по оскоплению не могли совершаться подобающим образом...

Некоторые неофиты вынуждены были прибегать к самокастрации. Другим эта процедура внушала ужас, и они останавливались на полпути. Учитывая это обстоятельство, основатели секты установили две ступени посвящения: «малое клеймение» и «большое клеймение» (Гольдберг).

Самокастрацию можно рассматривать как средство, с помощью которого обозначают принадлежность к религиозному сообществу, однако в действительности суть этого явления лежит на поверхности. Например, серьезные научные исследования, касающиеся половой жизни и сексуальных фантазий дикарей, населяющих острова Тробрианд, были осуществлены Малиновским.

Бронислав Малиновский. Сексуальная жизнь дикарей Северо-западной Меланезии. Ливрайт, 1929.

Некоторые из его наблюдений подтвердили, что стремление к самонаказанию или самокастрации приобретали те же формы замены агрессивных тенденций, что и в других, аналогичных случаях.

Так, в рассказе о Момовале (т. II, с. 411), речь идет об инцесте между отцом и дочерью. Униженная дочь бросается в море и погибает в пасти акулы. После этого отец использует по отношению к собственной жене столь жестокие сексуальные приемы, что она также умирает, после чего Момовала оскопляет себя и, в свою очередь, погибает.

В другой, более подробной и весьма специфичной легенде рассказывается о великом вожде Инуваяле. Это был развратник, соблазнявший всех женщин племени в отсутствие их мужей. В конце концов его поймали на месте преступления и приговорили к изгнанию. Опечаленный распутник, перед тем как отправиться в другую деревню, приказал своей матери собрать пожитки.

Когда вещи были упакованы, он вышел из хижины и с причитаниями пошел на центральную площадь деревни. Затем он взял топор, отрубил себе часть пениса и, громко причитая, отбросил в сторону. По существующему преданию, отрубленная плоть превратилась в огромный камень. Продолжая причитать, он отрубал куски плоти, которые, падая на землю, также превращались в камни. Наконец он отрезал себе яички, которые превратились в огромные коралловые глыбы, и поныне демонстрируемые туристам. После самоэкзекуции бывший вождь удалился в отдаленную деревню, где провел остаток своих дней, занимаясь огородничеством и ловлей рыбы. Существуют и другие варианты легенды, но во всех фигурирует характерный эпизод искупительной самокастрации. По словам Малиновского, реликтовые камни сохранились до нашего времени, «хотя и по прошествии веков утратили анатомическое сходство со своими прототипами».

Несмотря на то, что факты самооскопления имеют место и в настоящее время, современный человек не может считать такие действия поступками вполне нормальных людей. Подобные случаи членовредительства рассматриваются скорее как проявления психопатического характера, особенности которого мы вкратце рассмотрим.

Прежде всего следует ответить на вопрос, что считать безумием — неоправданно большую жертву или абсурдность самого поступка?

На мой взгляд, первое предположение более логично, ибо идея жертвенного искупления не нова и в той или иной мере имела место в разных религиозных традициях. Следовательно, самокастрация может считаться крайней формой религиозной обрядности, которая (теоретически) существовала всегда. Существует и поныне. Впрочем, встречались еще более жестокие формы жертвенности, когда, например, заживо сжигали детей. Однако лишь самокастрация носит отчетливый сексуальный оттенок. В то же время многие верят, что именно этот вид покаяния является фундаментальной формой жертвенности. В пользу последней теории говорят многочисленные случаи из психиатрической практики.

Известно, что миллионы людей подвергают свои гениталии хирургическому воздействию, причем не только дикари, но и представители цивилизованных народов. Так, этот обычай распространяется на магометан, иудеев, равно как и на бесчисленное множество племен, разбросанных в Азии, Африке и Океании. Отметим, что обрезание крайней плоти рекомендуется педиатрами в США, где эта процедура считается обычной и проводится в гигиенических целях. По поводу самого обряда обрезания существует необыкновенно много теорий.

Гигиенические цели (Штейнмец), защита от сексуальных опасностей (Кроули), испытание на смелость (Заборовски), жертва и прославление половой жизни (Бартон, Иеремия, Иейлитон, Лагранж), усиление полового удовольствия (Бёртон), выражение веры в воскресение (Фрейзер). Большинство ученых, изучавших этот вопрос наиболее углубленно (Р. Андрэ, X. Уилкен, Плосс-Ренц и Л. Грей), склоняются к тому, что изначально обрезание было связано с обрядом посвящения юношей в мужчины, так как крайняя плоть считалась помехой для детородной функции». (В. Шмитд и В. К о п п е р с. Народ и культура, ч. I, Ре-генсбург, 1924 г., с. 239-243.) См. статью Грея в «Энциклопедии религии и этики Гастингса», т. III, с. 664.

Однако большинство из них психоаналитики называют рационалистическими, то есть объясняющими происхождение обычая обрезания его утилитарными, вторичными функциями. Таким образом, для правильного понимания сути обряда необходимо выделить принципы, побуждающие людей к членовредительству.

Радикальные религиозные традиции, описанные выше, уже дают ключ к пониманию побудительных мотивов. Поэтому частичное членовредительство, в нашем случае обрезание крайней плоти, можно рассматривать как замену усекновения гениталий. Принцип частичной реализации тех или иных планов широко используется в нашей повседневной жизни. Дети Израиля приносили в жертву богу вола, благоразумно оставляя на нужды племени остальное стадо. Не застав друга дома, мы оставляем свою визитную карточку, которая как бы представляет не только имя, но и нас самих. То есть в качестве напоминания о визите мы оставляем часть самих себя.

Все мировые религии в той или иной степени были вынуждены использовать такого рода символические подмены. Поэтому обрезание можно считать заменой более жестокого обычая приносить жертвы. В этом обряде есть особый символизм, заключенный в своего рода подкупе подсознания за счет частичной жертвенности, то есть подмены целого его частью.

К такому выводу нас приводят многочисленные примеры из психиатрической практики. Я мог бы привести немало случаев, когда обрезание ассоциировалось с кастрацией. Страх, связанный с угрозой повреждения гениталий, широко распространен и в нашем случае является едва ли не основополагающим фактором формирования так называемой угрозы кастрации.

В качестве примера см. статью Александера «Комплекс кастрации в формировании характера». Международный психоаналитический журнал, янв -апр. 1923 г., с. 11-42.

Насколько серьезна такая «угроза», можно судить по одному из последних случаев, с которым я столкнулся в процессе психоанализа. В раннем возрасте мой будущий пациент вообразил, что у него «ущемление грыжи» (которое, конечно, не имело ничего общего с гениталиями). Свои страхи он держал при себе вплоть до семнадцати лет. К этому времени он убедился в том, что хирургическое вмешательство неизбежно, и обратился за деньгами к своему отцу. Последний не на шутку встревожился и после нескольких дней раздумий решил посоветоваться с женой. Мать пришла в ужас и заявила мужу, что он негодяй и подлец, ибо скрыл от нее «нечто отвратительное». Дело закончилось тем, что вечером того же дня она застрелила своего мужа! Спустя многие годы выяснилось, что никакого «ущемления грыжи» не было и в помине, пациент скрывал, что у него одно яичко недоразвито.

Обрезание, подобно операции по удалению грыжи, на некоторых людей производит сильное впечатление, в то время как другие остаются абсолютно безразличны к символическому значению этого действа. По законам Древнего Рима кастрация допускалась лишь с согласия самого человека или его официального опекуна. Однако со временем, в период правления императора Домициана, все виды генитального членовредительства были запрещены как по отношению к свободным гражданам, так и к рабам. Моммсен пишет, что «Адриан был первым, кто не только по религиозным мотивам, но и вследствие похожести этих операций приравнял обрезание к кастрации, что послужило причиной серьезных волнений среди евреев. Его преемник разрешил евреям, а также египтянам соблюдать обычай предков. Для всех других граждан обрезание, равно как и кастрация, оставалось под запретом и преследовалось законом».

Было бы ошибкой думать, что обрезание практикуют исключительно по отношению к мужчинам. Имеется немало свидетельств тому, что этот обряд распространяется и на женщин. В частности, он широко распространен среди многих диких народов, и подсознательные мотивы женского членовредительства ничем не отличаются от мужских. Различие состоит лишь в сознательной мотивировке и технике исполнения. В последнем случае женские гениталии подвергаются куда более изощренному надругательству. Так, женщине могут удалить клитор, малые или большие срамные губы, а то и все внешние половые органы. К очевидным причинам этой операции следует отнести стремление сохранить женскую чистоту, понизить чувственность и таким образом сохранить невинность для будущего мужа. В то же время происходит трансформация клиторальной возбудимости в вагинальную, то есть смещение эрогенных зон.

Феликс Брик. Эротизм вуду. Америкэн Этнолоджикэл Пресс, 1933.

Согласно Брику женское обрезание могло возникнуть лишь в матриархальном сообществе. Эмансипированная женщина не могла признать ущемления своих прав по половому признаку. В то же время присутствовало желание обозначить принадлежность к сообществу взрослых, аналогично обряду посвящения у мужчин. Так же, как и в современном обществе, в котором женщины подражают мужчинам, закуривая сигарету, нося короткую стрижку или занимаясь фехтованием, женщина-дикарка имитировала поведение мужчины, подвергаясь обрезанию .

Феликс Брик. Обрезание у мужчин и женщин. Америкэн Этнолоджикэл Пресс, 1934, с. 115.

Ритуалы посвящения

Вторым мотивом религиозного членовредительства является церемония посвящения, практикуемая многими первобытными сообществами в период достижения подростками половой зрелости. В антропологической литературе эти обряды называются ритуалами посвящения, имеющими ярко выраженную культовую окраску. Как правило, ритуал членовредительства выполняется с помощью второго лица, то есть не имеет прямого отношения к самоистязанию. Однако обряд совершается по желанию истязаемого, и в данном случае требования обычая соответствуют чаяниям жертвы.

В этом случае вполне уместно заменить слово «жертва» термином «посвящаемый», или «кандидат», так как, несмотря на мучения испытуемого, церемония сопровождается весельем и всеобщим ликованием.

Церемония является отражением коллективного сознания, когда желания отдельных индивидуумов воплощены в групповую традицию.

У разных народов эти церемонии имеют свою специфику. В некоторых случаях в торжественной обстановке посвящаемому удаляют зуб; однако чаще всего его подвергают обрезанию с помощью острого камня, стекла или ножа; иногда на пенисе делается надрез, кровь смешивают с водой и дают юноше выпить. Как до испытания, так и после него, подростка подвергают различным истязаниям. Порой они продолжаются много дней, «они подвергаются мнимому нападению» так называемых духов в масках животных, которые угрожают их пожрать; в редких случаях происходит жестокая схватка между отцом и сыновьями. Иногда юношей пропускают сквозь строй мужчин, которые осыпают их ударами. Островитяне Каресау привязывают юношей-неофитов к муравейникам. Индейцы одного из североамериканских племен прокалывают ножом с зазубринами руку, запястье, бедро, колено, икры, грудь и плечо посвящаемого; затем вставляют в раны щепки. Церемония подчеркивает значимость смерти с последующим возрождением. По окончании основного действа неофиты продолжают делать вид, что они напрочь забыли свое прошлое и не узнают своих родственников. Без особого распоряжения они не могут принимать пищу, разговаривать и даже садиться. Если они не справляются с первым испытанием, то их подвергают второму, которое куда более серьезно и может самым настоящим образом закончиться смертью испытуемого.

Основной целью ритуала является освобождение юношей от материнской опеки и вступление в сообщество мужчин.

Теодор Рейк. Ритуал. Нортон, 1931.

Женщины под страхом смерти не допускаются на это празднество; в лучшем случае им разрешено наблюдать церемонию со значительного расстояния. Во время действа они делают вид, что искренне оплакивают смерть своих сыновей, а по окончании его предаются ликованию, так как новопосвященный возвращается домой.

Психологические составляющие этих ритуалов стали очевидны благодаря исследованиям и наблюдениям Фрейзера, Малиновского, Брика, а также антропологических и психоаналитических выводов, сделанных Фрейдом, Абрахамом, Рэнком, Теодором Рейком и Рохеймом.

Существует два основных подхода к объяснению сути этого обряда, оба из которых рассматривают посвящение как попытку преодоления того, что в антропологии известно, как «табу на инцест», а в психоанализе — «эдипов комплекс». Согласно первому генитальное членовредительство подростков можно считать проявлением враждебного отношения родителей в связи с выходом подростка из их подчинения, наказанием за его кровосмесительные помыслы и своего рода устрашающей мерой. Иными словами, подавляются сексуальные и агрессивные намерения юноши по отношению к родителям. Другой подход состоит не в ретроспективном объяснении ритуала, но в подготовке к вступлению в сообщество взрослых, за которую испытуемый расплачивается крайней плотью.

А. Лерой усматривает в ритуале посвящения через обрезание «in-terdit leve» (снятие запрета) на сексуальную жизнь; кровавая операция на пенисе является искупительной платой. Рейк придерживается мнения, что «запрет, частичное снятие которого было связано с ритуалами посвящения, первоначально существовал внутри семьи и лишь затем распространился за ее пределы» (А. Лерой. Религия дикарей. Париж, 1906, с. 236; Теодор Р е и к. Религиозно-психологические проблемы. Т. I, Лейпциг и Вена, 1919, с. 981).

Страх кастрации или смерти за недозволенные помыслы сексуального характера преследовал ребенка до тех пор, пока его не подвергали символическому оскоплению, то есть обрезанию во время церемонии посвящения. Аналогично другим обрядам искупительного жертвоприношения, во время которых осуществлялась подмена целого его частью, неофит лишался лишь фрагмента пениса.

Многие исследователи подчеркивают значимость традиции сохранения целого за счет его части. Идею Ренка дополнил Александер («Психоанализ целостной личности», Публикации по нервным и умственным расстройствам, 1930), обозначив искупительную роль жертвы для сознания человека. В другой статье («Происхождение комплекса кастрации») этот же автор объясняет механизм анального сношения страхом перед генитальным повреждением; Радо («Страх кастрации у женщин», Психоаналитический обзор, июль-октябрь, 1933, с. 424- 475) называет этот феномен «выбором наименьшего зла».

Между двумя аспектами обряда инициации нет никакого противоречия. Их значимость очевидна: первый служит во устрашение, во искупление и для подавления; второй несет элементы разрешения и утешения. Я не могу согласиться с утверждением Рейка о том, что первый, основанный на бессознательной мотивации, является более важным в силу того, что второй осуществляется сознательно.

Мани-Кёрл[1] упоминает о несколько иных обрядах, при исполнении которых крайняя плоть или вырванный зубпрячутся в дупло дерева. Этот автор ссылается на точку зрения Фрейзера[2],

[1]Мани-Кёрл. Смысл жертвоприношения. Лондон, Хогард, 1929, с. 161.

[2]Кастрация рассматривается как своего рода покупка жизни, а не проявление инстинкта смерти: «Фрейзер считал, что он нашел ключ к пониманию обряда обрезания, на том основании, что восточно-африканское племя кукую ассоциировало этот обряд с церемонией возрождения, а сейчас эти ритуалы проводятся раздельно, а также в связи с обычаем австралийских аборигенов прятать отрезанную крайнюю плоть в деревьях-тотемах, камнях-тотемах, где, по их мнению, хранится человеческая душа вплоть до возрождения к новой жизни. Зеллер цитирует Ренца, который указывает на то, что обряд обрезания у дикарей, сопровождаемый уединением юношей на длительный срок, связан с идеей о новом рождении из живота или желудка духа, что подтверждает теорию Фрейзера об обрезании как символическом возрождении в самом широком смысле этого слова» (Брик).

согласно которой обрезание изначально символизировало возрождение, и делает вывод, что обряд может служить как средство преодоления невротического страха смерти.

Если принять это мнение за основу, то членовредительство следует считать жертвоприношением-подменой, рассчитанным на избавление от страха смерти и подающим надежду на возрождение. Суперэго воспринимает ритуал, как замену самокастрации. Коль скоро личность воспринимает себя во взаимосвязи с духами предков, крайнюю плоть, спрятанную в дереве-тотеме, можно рассматривать как символическую передачу собственного эго семейному тотему, то есть родовому эгрегору. Само жертвоприношение может сопровождаться имитацией возвращения в материнское чрево.

В. Психопатическое членовредительство

Каким бы странным ни казалось нам поведение диких народов, оно мало чем отличается от поведения пациентов психиатрических клиник. Дикари и безумцы имеют много общего, так как их поведение не ограничено рамками морали цивилизованного общества в том смысле, что первобытные инстинкты проявляются в полной мере при отсутствии сдерживающих факторов. В какой-то степени то, что мы называем безумием, является возвратом к первобытному состоянию, отрицающему любые запреты.

Среди многочисленных форм психопатического поведения членовредительство является одним из наиболее распространенных. С другой стороны, оно весьма характерно в силу своей бессмысленности и явной иррациональности. С точки зрения нормального человека, повреждения, наносимые себе душевнобольным, не столько опасны для жизни, сколько экстравагантны и болезненны. Как мы увидим, для такого их восприятия имеется достаточно оснований. Членовредительство характерно для большинства психопатических расстройств, таких, как парез, различные мании, меланхолия, шизофрения, эпилепсия, белая горячка. Таким образом, можно констатировать отсутствие прямой связи между членовредительством и клинической формой заболевания. Основные тенденции развития механизма подобных явлений рассмотрим на конкретном клиническом случае.

Двадцатилетний юноша вернулся с фронта и узнал о том, что его невеста вышла замуж за другого мужчину. Это событие стало основной причиной развития шизофрении, сопровождаемой галлюцинациями, видениями и ухудшением самочувствия. После нескольких приступов болезнь приобрела хронический характер, и пациента пришлось госпитализировать. Ухаживать за ним было непросто, ибо он не оставлял попыток изувечить себя тем или иным способом. Например, он перетягивал струной пальцы на ногах с очевидной целью спровоцировать гангрену. Неоднократно он пытался сломать себе пальцы рук при помощи массивных больничных дверей. Пользуясь случаем, он вытаскивал булавки из халатов медсестер и пытался выколоть себе глаза. Захватывая пальцы одной руки другой рукою и помогая себе ногой, он пытался расчленить себе кисть. Он пытался разорвать себе ухо. Неоднократно он прыгал с кровати вниз головой в стремлении разбить себе череп. Однажды он почти задохнулся, запихнув в горло несколько стеблей сельдерея.

Во всех аналогичных случаях психопатического членовредительства агрессия направлена на самого агрессора. Мы можем только догадываться о том, кто был изначальной Целью деструктивных побуждений. Пролить на это свет способен лишь сам пациент, но данный больной упорно хранил молчание. Не вызывает сомнения то, что агрессивный импульс был направлен на сознательно любимый и подсознательно ненавидимый объект.

Я привел этот случай, несмотря на его очевидную незавершенность, в силу нескольких причин. Во-первых, здесь налицо разнообразие форм психопатического членовредительства.

См. также: Р.М.Б.Маккена. Поверхностное повреждение головных покровов с последующим развитием трихофитии. Британский дерматологический журнал, июль 1930 г., с. 313-319; X . Р . Шарма. Членовредительство: особые случаи. Индийская медицинская газета, июнь 1930 г., с. 327-328; А. К . Юречиа. Аутофагия у больных общим параличом и затылочным пахименингитом. Неврологический вестник, Париж, март, 1931, с. 350-352.

Во-вторых, очевидно полное отсутствие стремления умереть. В противном случае было бы достаточно одной сотой тех усилий, которые молодой человек потратил на членовредительство. Прошло уже десять лет, и он до сих пор жив. В-третьих, отчетливо просматривается эротическая составляющая. Психоз был спровоцирован любовным треугольником, а попытки себя изувечить носили сексуальную символику.

Четвертым и определяющим фактором является то обстоятельство, что этот пациент, в отличие от, например, мужчины, изуродовавшего себе руку, продемонстрировал самые разнообразные формы членовредительства. Тот, кто лишил себя руки, поступил так вследствие чувства вины, экстраполированной на часть тела, ответственную за убийство ребенка. Но в рассматриваемом случае весьма затруднительно судить о том, против какого органа направлена агрессия, так как последняя распространялась практически на все участки тела. По-видимому, в каждом конкретном случае выбор части тела, подвергаемой истязаниям, определяется специфическим опытом, который впоследствии приобретает символический смысл.

Например, в случае с пациентом, вырывавшим себе волосы и не знающим, почему он так поступает, следует вспомнить ребенка с прекрасными локонами — единственным преимуществом, которым он обладал по сравнению со своим старшим братом. Последний пользовался явным предпочтением со стороны родителей, так что младший считал свои исключительной красоты волосы бесполезной ношей, раз уж они не способны помочь в борьбе за место под солнцем. Более того, волосы не только не помогли ему приобрести новых друзей, но стали атрибутом унижения, так как отец имел обыкновение хвататься за них во время порки сына, спровоцированной, как правило, старшим братом. Таким образом, детские впечатления легли в основу подсознательной ненависти к собственным волосам. (Персонификация части тела является характерной чертой первобытного иррационального мышления.)

Аналогичным образом можно убедиться в том, что пациент, глумящийся, например, над своим ухом, экстраполирует негативные слуховые впечатления детства; тот, кто стремится выколоть себе глаза, вероятно, испытал неприятные минуты, связанные с увиденным. Сформулировать предпосылку можно так: «Мои глаза несут ответственность за то, что я увидел нечто ужасное (запретное)».

Ср. случай, о котором упоминает Хартман. Женщина выколола себе оба глаза; под предлогом того, что «человек грешит глазами», она «принесла жертву Христу». Впоследствии выяснилось, что при виде Мужчин она постоянно испытывала половое возбуждение. В детстве она спала в комнате родителей, часто видела гениталии отца и собственно половой акт своих родителей. За то, что «она подглядывала», ее постоянно бРанили».(Х. Хартман. Членовредительство. 1925, т. XLIV, с. 31.)

Согласно английской легенде случайный наблюдатель наготы леди Годивы был ослеплен; в данном случае его наказала божественная карающая длань.

Однако мы все еще не ответили на вопрос о причинах агрессии по отношению к различным участкам тела. Представляется маловероятным, чтобы молодой человек имел претензии практически ко всем участкам своего тела исключительно на основании пережитого опыта. Следовательно, можно предположить наличие иного фактора, определяющего выбор объекта уничтожения. При этом особое значение приобретает символическая составляющая по отношению к тому или иному органу. И все же очевидная непоследовательность выбора иллюзорна. В действительности атаке подвергаются те части тела, которые в той или иной степени ассоциированы в подсознании больного с сексуальным опытом. На основании клинических исследований можно утверждать, что попытки нанести себе увечье символизируют унижение органов, отождествляемых с гениталиями. Как мы уже убедились, скопцы и некоторые другие сектанты не соглашаются на символическую подмену, а на самом деле кастрируют своих единоверцев. В дальнейшем мы увидим, что аналогичный подход характерен для многих психопатов.

Перед тем как перейти к конкретным примерам, попробуем дополнить теорию подсознательного отождествления различных частей тела с гениталиями. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе, посвященной истерикам. Здесь будет уместным вспомнить о состоянии, именуемом термином «фетишизм». Для некоторых фетишистов личность, тело, лицо и даже репродуктивные органы объекта вожделения не представляют сексуального интереса. Интерес в этих случаях фокусируется на отдельном участке тела, причем последний никогда не является гениталиями. Так, эти люди испытывают половое возбуждение, созерцая или лаская, например, ногу, палец на ноге, палец руки, ухо, волосы; порой объектами страсти могут служить одежда или обувь любимого. Во время психоанализа выясняется, что эти пациенты, подсознательно ассоциируют вещи с участками тела, но откровенно признаться в этом самим себе не могут.

Подсознательная символическая подмена одного органа другим порой бывает очень неожиданной как у истериков, так и у фетишистов. Замечая это качество у психически нестабильных людей, мы забываем о том, что оно свойственно всем нам. Несколько лет назад мой друг-психоаналитик запротоколировал случай подсознательной подмены гениталий волосами.

Эрнст Симмель. Рефлексивная память in statu nascendi [лат.; здесь — в момент образования]. Международный психоаналитический журнал, октябрь 1925 г., с. 454-457.

Маленький мальчик страдал от воспаления, вызванного сужением крайней плоти. Его отвели к хирургу, который при помощи несложной манипуляции устранил проблему. Во время визита к врачу ребенок вел себя исключительно хорошо, и хирург угостил его конфетой. На прощание врач, находившийся в прекрасном настроении, решил пошутить и заявил, что в следующий раз он ножницами «отчикает эту штучку целиком», и продемонстрировал упомянутый хирургический инструмент. С криком ужаса мальчик бросился к отцу, «всхлипывая и дрожа». Родители сделали все возможное, чтобы успокоить ребенка и предать забвению неудачную шутку хирурга. Год спустя у мальчика случилось небольшое воспаление пениса, которое удалось легко преодолеть с помощью водных процедур. В связи с этим он, по собственному почину, стал вспоминать подробности произошедшего год назад в кабинете хирурга, причем упоминал такие незначительные детали, о которых родители и думать забыли. Однако он ни слова не сказал о последнем эпизоде, связанном с демонстрацией хирургических ножниц. Полагая, что это поможет сыну преодолеть тягостные воспоминания, отец попросил его вспомнить предупреждение доктора. Ответа не последовало. «Разве ты не помнишь его шутку?» Молчание. «Он ведь показал тебе ножницы!» Мальчик рассмеялся: «Да-да, он сказал что-то смешное по поводу ножниц».

Несмотря на подсказки отца, он так и не смог вспомнить, в чем заключался смысл шутки. Наконец отец спросил, не помнит ли он о том, что врач пообещал кое-что отрезать, и ребенок радостно воскликнул: «О да! Я помню, как он сказал, что острижет мне волосы!»

Этот эпизод весьма характерен, ибо показывает, как воспоминания о болезненных ощущениях замещаются в сознании положительными эмоциями. Таким образом, озабоченность и раздражение были вытеснены из сознания ребенка позитивными образами, которые сыграли роль своеобразной психологической защиты.

Примечательно то, что именно волосы стали эрзацем пениса, который хирург в шутку пообещал отрезать. В разговоре с отцом ребенок беззаботно смеялся, так как в его сознании стрижка волос не влекла за собой каких-либо тягостных последствий. Он знал, что эта процедура безболезненна и волосы вскоре отрастут.

Симмель точно подметил, что в этом эпизоде шутка хирурга отражала его подсознательную жестокость; его смех свидетельствовал о том, что сам врач не отдавал себе отчета в собственной изначальной мотивировке. Однако в тот момент эта бессознательная жестокость не укрылась от восприятия ребенка. Мальчик отреагировал не на шутку, а именно на ее подсознательную составляющую. Со временем в его памяти образ пениса был символически замещен образом волос. Иными словами, включился механизм психологической защиты, часто используемый в повседневной жизни современных людей, когда внешнее проявление жестокости подавляется и трансформируется в ментальные образы. «Тем не менее многие взрослые до конца своей жизни остаются беспомощными, не способными противостоять такого рода агрессии. Любая острота их ранит и повергает в уныние. Про таких обычно говорят, что «они не понимают шуток». В действительности они понимают их слишком хорошо».

Становится понятным, что мальчик, вырывавший себе волосы, ставшие причиной его невзгод, руководствовался не только воспоминанием о неприятном опыте общения со старшим братом. Одновременно его подсознание ассоциировало волосы с признаком половой принадлежности.

Теперь поговорим о случаях из психиатрической практики, когда пациенты не ограничивались символическим членовредительством, а осуществляли самокастрацию фактически.

Наряду с подробным изучением аналогичных случаев, осуществленным Н. Д. С. Левисом,

«Психобиология комплекса кастрации», Психоаналитический обзор, 1927, т. XIV, с. 420-426, 174-209, 304-323; там же: «Дополнительный обзор реакции на кастрацию у мужчин», 1931, т. XVIII, с. 146-165.

на эту же тему существует целый ряд публикаций.

Лерой деМассари иМаллет. Сексуальное членовредительство у шизофреников. Медико-психологический архив, Париж, ч. 2, июль 1929 г., с. 144-150; К.О.Феррер. Членовредительство у алкоголиков-ипохондриков. Семана Медика, Буэнос-Айрес , 9 января 1930 г., с. 91-93; А.Б.Талант. Мастурбация и самокастрация в случаях параноидальных форм раннего слабоумия. 1928, т. XXI, с. 307-385.

См. также: К . Б л он дел. Самокастрация как форма добровольного членовредительства. Медицинский вестник, Париж, 1906, т. XXXVIII, с. 533-536; Эккерт. К вопросу о самокастрации. Криминально-антропологический и криминалистический архив, Лейпциг, 1912, т. XLVI, с. 287; Ж. Ингегнерос. Случаи самокастрации при наследственном слабоумии, неврастении и сифилофобии. Медицина, Буэнос-Айрес, 1901, т. VIII, с. 73; Наке. Членовредительство. «Криминально-антропологический и криминалистический архив», Лейпциг, 1903, т. XII, с. 263; Шмидт-Петерсен. Самокастрация. Берлин, 1902, т. XV, с. 735; Д. Ш т р о к. Самокастрация. Журнал американской Медицинской ассоциации, 1901, т. XXXVI, с. 270.

В этой книге я привожу несколько наиболее типичных примеров.

Описание следующего случая было обнаружено доктором Левисом в архивах больницы Св. Елизаветы. О прошлой жизни этого пациента мало что известно. Согласно записям лечащих врачей это был подавленный, неряшливый и необщительный пациент, равнодушный к еде. На вопросы других людей он отвечал бессвязным бормотанием. По обыкновению, он сидел с закрытыми глазами, шевелил губами, а на лице его блуждала бессмысленная улыбка. Такая клиническая картина обычно характерна для шизофреников.

Через год у пациента, оставшегося столь же неопрятным и нелюдимым, стала проявляться агрессивность. С его уст слетали грязные ругательства, которые сопровождались возбужденным состоянием. Он стал набрасываться на соседей по палате, некоторые из них платили ему той же монетой. Он разбил несколько окон и вел себя просто несносно. В течение следующих двух лет его агрессивность неуклонно повышалась. Появилась привычка метаться по комнате с очевидной целью нанести себе увечье, что иногда и происходило. При появлении других людей он швырял в них стулья. Вполне понятно, что возникла необходимость в его изоляции. Пациент не оставлял попыток изувечить себя тем или иным способом, в связи с этим порой его приходилось связывать. Он нещадно колотил сам себя, прикусывал нижнюю губу так сильно, что приходилось накладывать швы. Несмотря на неусыпный контроль со стороны медицинских работников, пациент умудрился ногтями разорвать себе мошонку и удалить яички.

В данном случае мы можем делать умозаключения исключительно на основании поведения пациента, так как не знаем мотивов совершенной самокастрации. И все же динамика развития болезни очевидна: первоначально деструктивные намерения были направлены на внешние объекты, затем агрессивность стала проявляться по отношению к различным участкам собственного тела, пока наконец не выразилась в полной мере по отношению к гениталиям.

Другой клинический случай более показателен и позволяет судить о мотивах. В больницу поступил тридцатилетний женатый морской офицер. В истории его болезни сообщалось о том, что он неоднократно пытался себя изувечить и предпринимал попытки самоубийства. Он выглядел как спокойный и аккуратный человек с признаками легкого помешательства.

Его отец, несмотря на свою глубокую религиозность, обладал, что называется, тяжелым характером и оставил семью, когда наш будущий пациент находился в юном возрасте. Матери пришлось много работать, чтобы прокормить своих детей. Сам мальчик был вынужден с раннего детства приобщиться к труду, но, несмотря на это, сумел урывками получить приличное образование. Затем он поступил на службу в военно-морские силы и дослужился до чина младшего офицера. За год до госпитализации он разочаровался в своей службе и стал спрашивать своих знакомых, не замечают ли они в нем перемен к худшему. Его депрессивное состояние прогрессировало.

Вскоре он стал слышать голоса. Ему казалось, будто другие офицеры во всеуслышание обвиняют его в противоестественных наклонностях (в гомосексуальной ориентации). (Людей, слышащих подобные «голоса», ужасает мысль о собственной нетрадиционной ориентации. В действительности они вовсе не имеют таких наклонностей. В этом смысле их страхи лишь немногим более обостренны по сравнению с так называемыми нормальными людьми). Итог его переживаний был печален — он пошел в ванную и лезвием от безопасной бритвы отрезал себе пенис.

Рассказывая об этом эпизоде, он утверждал, что в то время находился в состоянии умопомрачения и не понимал, что делает. Впрочем, он не выражал никакого беспокойства или сожаления по поводу случившегося. После самокастрации он выпрыгнул за борт, но потом вскарабкался на палубу по якорной цепи. По его откровенному признанию, его всегда пленяла мысль покончить с собой в морской пучине.

Исследование показало, что он все еще страдает звуковыми галлюцинациями и слышит голоса, провоцирующие его на опрометчивые поступки и комментирующие его поведение. Обвинение в гомосексуализме приводило его в недоумение, так как наш герой никогда не имел таких наклонностей, хотя и начал жить гетеросексуальной половой жизнью очень рано. Следует иметь в виду, что за исключением упомянутого увечья он находился в добром здравии и обладал интеллектом выше среднего уровня.

Спустя некоторое время пациент заявил, что он готов к окончательной жертве (самоубийству), и оставил записку следующего содержания: «Я извращенец и заплачу за это сполна». В это время он находился в состоянии крайнего возбуждения и не раз предпринимал попытку затеять драку с обслуживающим персоналом и другими больными.

Можно было бы привести немало аналогичных случаев, но вышеупомянутые дают достаточное и весьма отчетливое представление о клинической картине заболевания. Эти пациенты на первых порах ведут себя смирно и корректно, но со временем их подсознательная агрессивность к внешнему миру прогрессирует, а затем экстраполируется на собственную личность. Характерно то, что все они испытывают чувство вины за воображаемые или фактические грехи сексуального характера. Осознание греховной мотивировки может осуществляться по отношению к женщинам, иногда — к мужчинам (гомосексуализм) или к себе самому (мастурбация). Во всех случаях сексуальность ассоциируется с гениталиями, а поскольку такие пациенты страдают той или иной формой психопатического расстройства и не способны скрывать свои побуждения, они избавляются от «виновного» органа самым непосредственным образом.

Однако не следует упускать из виду еще один аспект, определяющий мотивацию этих больных. Человек, чувствующий вину сексуального характера в силу сознательных или бессознательных гомосексуальных побуждений, избавляясь от собственных гениталий, преследует двоякую цель. С одной стороны, он наказывает себя, а с другой — превращается в личность, лишенную первичных половых признаков. Иными словами, анатомически он отождествляет себя с женщиной. Следовательно, он приближается к тому состоянию, которое и стало причиной кастрации. Во искупление своих гомосексуальных побуждений он не только отказывается от активной мужской роли, но заранее обрекает себя на пассивную женскую.

Впервые об этом феномене упомянул 3. Фрейд в своей работе «Тотем и табу». В частности, он отметил, что «искупительная жертва (церемония) повторяет преступление». Более подробно об этом пишут Рохейм в статье «На смерть Урватора» и Абрахам в своих исследованиях, посвященных меланхолии. Этому же вопросу посвящен целый раздел книги Теодора Рейка «Неизвестный убийца», озаглавленный «Невозможность повторного искупления». По утверждению Рейка, клятва, пытка и осуждение в процессе испытания являются символическим повторением преступления и средством искупления.

Исходя из вышеизложенного, делаем вывод, что психопатическое членовредительство соответствует клинической картине невротического симптома в том смысле, что в обоих случаях доминирует эротическая мотивация. Фигурально выражаясь, заключается сделка между инстинктом и его подавлением. Подобный компромисс является приемлемым лишь для слабой, подавленной личности, которая довольствуется относительным умиротворением своих инстинктивных побуждений. Таким образом, этот симптом представляет собой попытку самоисцеления или, по крайней мере, самосохранения. Следовательно, частичное самоуничтожение является формой попытки самоубийства или заменой фактического самоубийства.

Однако в случае психопатического членовредительства не приходится говорить о ярко выраженном стремлении к самоисцелению. В этом смысле психопаты напоминают религиозных фанатиков и отличаются от неврастеников и представителей более гуманных религиозных учений в силу следующего обстоятельства: пациенты психопатического склада практически безразличны к собственной личности. То есть их эго заключает весьма невыгодную сделку с сознанием. По существу, это и не является сделкой как таковой. Пожертвовав всем, такой пациент получает взамен лишь наказание

То обстоятельство, что кастрация с приснопамятных времен являлась средством наказания, не нуждается в дополнительных доказательствах. Классическим примером из мифологии считается оскопление дядей своего племянника. Воинственные магометане, проживающие на севере Африки и поныне кастрируют своих пленников.

Еще в 1829 году фон Отенритх писал о том, что происхождение обряда обрезания связано с обычаем приносить домой гениталии убитых или даже живых врагов в качестве бесценного трофея. Чтобы избежать подозрений в подмене плоти врага своей собственной, воины подвергались обрезанию.

Мари Бонапарт приводит сведения о распространении обычая демонстрации воинской доблести в Восточной Африке. X. Краус упоминает о том, что совсем недавно этот обычай практиковался и в Европе. По его словам, «черногорцы кастрировали пленников и носили отрезанные пенисы врагов в качестве амулетов. Многие воины носили на шее целые ожерелья из таких доказательств своей доблести. Возможно, усилия европейской дипломатии по умиротворению бандитских вылазок в Македонии оказались бы невостребованными, если бы удалось покончить с этим варварским ритуалом, который постоянно провоцировал жажду к отмщению. Упоминания о кровавом членовредительстве имеются и в сицилийских легендах». Аналогичная традиция существовала у древних евреев: «И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Фи-листимских». (2Цар.З.:14)

«Кастрация как наказание до сих пор практикуется многими народами Европы». См., например: д-р Ян Чеканов ски. Исследования междуречья Нила-Конго, Лейпциг, 1927, т. V, с. 12; Э. Пеликан. Исследования традиции скопцов в России, Гессен, 1876; Феликс Брик. Обрезание у мужчин и женщин, Америкэн этнолоджикэл пресс, 1934.

Американская традиция линчевания, состоящая в сжигании или повешении, первоначально подразумевала предварительное оскопление. В одном из рассказов, основанном на фактических событиях ( «Америкэн Спектейтор», 1933), описывается эпизод, когда родственница изнасилованной девушки выжгла паяльной лампой гениталии подозреваемому в преступлении негру.

Еще более известны иные формы членовредительства как средства наказания. Достаточно упомянуть легендарный эпизод с ослеплением принцессы. Широко применялось отрубание кистей и даже рук целиком. Петр Великий издал указ, согласно которому убийцам вырывали ноздри, а то и вовсе отрезали нос, дабы другим было неповадно. Уголовное законодательство многих стран, включая нашу собственную, до самого последнего времени предусматривало усекновение языка. Следует вспомнить о том, что пуритане отрезали квакерам уши. Человека, совершившего покушение на Людовика XV, после предварительных пыток приговорили к страшной смерти. Его конечности привязали к четырем взнузданным лошадям и буквально разорвали на части. Эта процедура потребовала непростого технического решения: по совету хирургов перед казнью осужденному надрезали сухожилия и лишь потом приступили к экзекуции; «в очередной раз лошади стали его растягивать, и после нескольких попыток рука и бедро отделились от тела; жертва все еще сохраняла остатки сознания и продолжала глядеть на оторванные органы до тех пор, пока лошади не оторвали вторую руку». (Маккен, 1928, с. 161).

Наконец, существует мнение, согласно которому безумцев и преступников следует кастрировать, хотя эта позиция вряд ли соответствует научным представлениям. Скорее ее следует считать результатом искаженных моральных представлений и садистических наклонностей ее приверженцев.

и сомнительные преимущества пассивной роли. Фактически происходит полный отказ от активной роли.

То обстоятельство, что кастрация с приснопамятных времен являлась средством наказания, не нуждается в дополнительных доказательствах. Классическим примером из мифологии считается оскопление дядей своего племянника. Воинственные магометане, проживающие

Невротик в качестве искупительной жертвы совершает символическую кастрацию. Более того, этой ценой он покупает право на активную деятельность. Таким образом, его действия носят, так сказать, профилактический характер. Что касается психопатов, то они увечат свои тела без учета приобретения реальных ценностей. Так, они лишают себя гениталий или символизирующих последние органов, например, глаз.

Д. Бриан. Ослепление и кастрация. Международный психоаналитический журнал, март 1921 г., с. 71; Хэррис. Добровольное выкалывание глаз у сумасшедших. Психоневрологический обзор, 6 июля 1929 г., с. 342; Аллен Дж. Смит. Добровольное повреждение глазных яблок. Журнал американской медицинской ассоциации, январь 1932 г., стр 398.

Г. Членовредительство, сопутствующее органическим заболеваниям

Время от времени появляются сообщения о случаях членовредительства, осуществленного людьми, страдающими тяжелыми физическими недугами. При этом их психическое состояние в целом не вызывает опасений (за исключением упомянутого поступка). Подобные пациенты представляют несомненный академический интерес, так как вследствие органического поражения мозга их деструктивные импульсы, направленные на самоуничтожение, сведены на нет. Вскоре мы убедимся в том, что эта психологическая модель мало чем отличается от ранее описанных случаев членовредительства.

Гудхарт и Савицкий

С. П. Гудхарт и Натан Савицкий. Членовредительство у больных энцефалитом. Американский медицинский журнал, май 1933 г., с. 674.

сообщают о следующем случае. Шестнадцатилетняя школьница в детстве переболела энцефалитом. Тогда ей было восемь лет. Несмотря на то что через год после первого острого приступа она чувствовала себя неплохо, постепенно болезнь стала прогрессировать, пока не приобрела хроническую форму, для которой характерна сонливость и левостороннее проявление синдрома Паркинсона. В тринадцать лет это отразилось на манере ее доведения, которое приобрело агрессивную окраску. Она стала лживой и раздражительной, рвала свою одежду, налетала с кулаками на мать и сестер. Однажды в приступе раздражения она разбила окно. После таких беспричинных вспышек ярости она искренне сожалела о содеянном и недоумевала: «Почему же я это делаю? Никак не могу удержаться».

Именно в этот период она стала запираться в ванной комнате, из которой выходила вся в крови, без нескольких зубов во рту и заявляла: «Я не могла их не вырвать». Она усердствовала до тех пор, пока во рту осталось лишь девять зубов, да и те были удалены дантистом из-за возникшего воспаления десен.

В шестнадцать лет ее госпитализировали в связи с воспалением правого глаза. Тем же вечером при обходе больных медсестра обнаружила, что девушка держит правый глаз на ладони. По словам пациентки, ее глаз выпал сам по себе во время сна. Она уверенно отвечала на все предложенные вопросы, а ее ответы свидетельствовали о ясном уме и незаурядном интеллекте. При этом она не жаловалась на какие бы то ни было болевые ощущения. По свидетельству медсестры, в ее поведении не было ничего необычного, за исключением полного безразличия к собственному увечью; казалось, ее ничто не волнует.

На следующее утро сестра обнаружила, что и второй глаз удален. Так же, как и накануне, больная ни на что не жаловалась и ни о чем не жалела. Обследовавший ее психиатр не обнаружил никаких отклонений от нормы. Настораживало лишь то, что она ничего не помнила о деталях совершенного членовредительства.

Со временем она созналась и в других попытках себя изувечить, говоря о том, что некая неведомая сила побуждала ее делать «эти ужасные вещи». Пациентка упорно отказывалась обсуждать подробности. Наконец она призналась в том, что намеренно скрывала правду по поводу нанесенного себе увечья. Она действительно вырвала себе глаза. Пальцами.

Психологические факторы еще более очевидны в примере, приведенном Конном.

Джэкоб Ф. Конн. Случай явного членовредительства, представленный Dorsal Root Syndrome [впоследствии «синдром Конна]. Журнал неврозов и психических заболеваний, март 1932 г, с. 251.

В двадцать один год у женщины появились боли в области шейных позвонков. Затем она стала жаловаться на боль в спине. Она буквально обезумела от боли и так кричала и буйствовала, что на нее пришлось надеть смирительную рубашку. Ее муки не прекращались, и, по истечении двух месяцев после начала заболевания, появились звуковые и зрительные галлюцинации, во время которых пациентка видела членов своей семьи, бранящих ее за занятия онанизмом.

Шесть недель спустя, все еще страдая от невыносимой боли, которая, несмотря на прием многочисленных препаратов, не утихала, пациентка сломала себе мелкие кости на обеих руках, воспользовавшись стальными прутьями спинки кровати. Она также изуродовала фалангу пальца на левой ноге, а следующим вечером — большие пальцы рук. Свой поступок она объяснила тем, что таким образом она ослабила боль в спине. Когда следующим утром она со счастливой улыбкой продемонстрировала свои окровавленные руки матери, с последней случился обморок.

Через шесть месяцев после этого эпизода больную поместили в дорогую клинику, где ее подвергли тщательному обследованию. За исключением переломов специалисты не обнаружили никаких аномалий и назначили обычное терапевтическое лечение. На собеседовании «она была очаровательна, с видимым удовольствием рассказывала о своей болезни, охотно продемонстрировала свои изувеченные руки и в подробностях описала процедуру членовредительства». Однако вскоре она с корнем вырвала себе ухо и грозила вновь переломать пальцы.

При обследовании на предмет вменяемости ее попросили рассказать, о чем она думала, ломая себе пальцы. Ответ звучал так: «Это подобно умопомрачению. Я должна была увидеть кровь. Я хотела видеть, как она струится. Я это сделала, чтобы не сойти с ума от прилива крови к голове, так как в это время у меня не было месячных».

История семейных отношений этой женщины не внушала большого оптимизма. Она была старшей дочерью и третьим по возрасту ребенком в многодетной семье. В конторе, где она проработала четыре года, о ней отзывались как о «спокойной девушке, обладавшей чувством собственного достоинства, которая с честью находила выход из самых сложных ситуаций».

С половым воспитанием дело обстояло из рук вон плохо. По словам пациентки, родители никогда не обсуждали этих вопросов и тем более не давали советов детям, так что первая менструация повергла ее в шок. В пятнадцать лет она стала заниматься онанизмом и при этом испытывала искреннее раскаяние за свое «безумство». Она чувствовала, что в случае разоблачения семья не перенесет такого позора и отречется от нее. Тем не менее, она продолжала мастурбировать до тех пор, пока не нашла себе другое занятие — членовредительство

Конн указывает на то, что чувство вины за рукоблудие, страх перед безумием, озабоченность по поводу отсутствия месячных и желание «увидеть кровь» (якобы для того, чтобы убедиться в том, что с ней все в порядке и рукоблудие не стало причиной беременности) — все эти факторы, осложненные галлюцинациями, во время которых она слышала голоса, упрекающие ее за постыдное занятие, неумолимо свидетельствуют о том, что именно онанизм способствовал столь экстравагантному проявлению чувства вины. Изувечив себя, она испытала чувство облегчения, а та гордость, с которой она демонстрировала окровавленную руку (виновную и наказанную) своей матери, а затем и посторонним людям, убеждают нас в правильности этого предположения.

В данном случае поиск истинной мотивировки связан с анализом и обобщением ассоциаций, воспоминаний, поступков и предварительных выводов лечащего психиатра. Таким образом, мы получаем отчетливое представление о мотивах членовредительства, порожденного чувством вины (за «постыдное занятие» мастурбацией), страхом перед наказанием, желанием искупления греха за счет подмены наказания самоуничижением. Клиническую картину венчает «горделивая и показная» демонстрация всему миру свидетельств своего искупления (в данном случае первым свидетелем увечья стала мать пациентки как предположительный представитель суперэго).

Автор отмечает, что вышеупомянутый синдром, вне зависимости от того, носит ли он характер инфекционного заболевания, послужил мотивом для подсознательного высвобождения саморазрушительных тенденций, которые здоровый человек в состоянии обуздать[1].

[1]В апреле 1934 г. я вместе с докторами Перри и Брайяном из муниципальной больницы города Топика, наблюдал пациента, страдавшего хроническим энцефалитом. Этот больной постоянно прикусывал себе язык, причем иногда раны были настолько серьезны, что во избежание значительной потери крови приходилось прибегать к хирургическому вмешательству. Поэтому передняя треть языка была покрыта многочисленными шрамами. Пациент не сумел дать внятного объяснения своим поступкам, а лишь сказал, что не мог удержаться от членовредительства. В данном случае психологические мотивы не были идентифицированы.

Несколько лет назад[2],

[2]Синдром шизофрении как результат острого инфекционного заболевания. «Шизофрения (Dementia Praecox), исследования, проведенные Ассоциацией по изучению неврозов и психических заболеваний», Хобер, 1928, с. 182-204.

в стремлении продемонстрировать взаимосвязь между обострением шизофрении и предшествовавшим инфекционным заболеванием, я провел соответствующее исследование, которое показало, что органическое нарушение способствовало высвобождению подсознательных стремлений, которые у здорового человека подавлялись. Они проявились только после начала физического заболевания. В связи с этим возникает искушение обсудить роль психического заболевания, но об этом факторе мы поговорим позже. Со всей определенностью можно утверждать, что наличие прямой взаимосвязи между органическим поражением мозга и последующим членовредительством сопровождается психическими отклонениями, аналогичными клинической картине, наблюдаемой при психозах, неврозах и изуверских культовых обрядах[3].

[3]Случаи членовредительства и попыток самокастрации, связанные с эмоциональным потрясением, можно наблюдать и в животном мире. (О.Л.Тинкльпо. Членовредительство у самцов макаки-резус. Мам-мологический журнал, 1928, т. IX, с. 293.) Автор приводит результаты наблюдений за поведением обезьян, проводимых в Йельском психологическом институте. «Самец макаки, которому в клетку, вместо любимой подруги, подсадили другую самку, выказал к ней явное отвращение, которое выразилось в кусании своих конечностей. Он нанес себе глубокую рану в области бедра, разорвал мошонку, из которой вырвал одно яичко, и повредил себе хвост. В течение последующих четырех месяцев он пребывал в состоянии, сопоставимым с клинической картиной глубокой психопатической депрессии».

Д. Повседневные и привычные формы членовредительства

Некоторые формы членовредительства стали настолько привычным явлением в повседневной жизни, что воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, и мало кому придет в голову сравнить их с экстравагантными выходками дикарей, психопатов или невротиков. Однако факт остается фактом — в той или иной степени все без исключения люди занимаются членовредительством. Так, мы отрезаем части своего тела, например, стрижем ногти и делаем это по привычке, если не по более глубоким, подсознательным побуждениям. Сила привычки настолько очевидна, что проследить первоначальные мотивы бывает достаточно сложно. Однако если вспомнить, с одной стороны, привычку грызть ногти, а с другой — подсознательную приверженность древнему закону «клыка и когтя», то напрашивается вывод о том, что остригание ногтей является своего рода контрмерой, которую цивилизованное общество противопоставило первобытным инстинктам. Можно предположить, что эта привычка не только утверждает отказ от примитивных тенденций, но служит средством, оберегающим человека от искушения дать волю своим инстинктам.

Согласно легенде «грязь», которая послужила причиной грехопадения Адама, находилась под ногтями. (См. «Энциклопедию религии и этики Гастингса», Скрибнер, 1910 г.)

Как известно, эти защитные меры доказали свою полную неэффективность.

Но чаще всего цивилизованные люди измываются над своими волосами. Широко распространенный обычай брить голову наголо вполне можно рассматривать как намеренное лишение себя части своего тела, то есть как членовредительство. Как и в ряде других случаев, эстетические критерии общества торжествуют над субъективными ценностями личности, что не умаляет существования последних и нашего интереса к сложившемуся раскладу сил.

Существует немало исторических свидетельств тому, что в прошлом стрижка волос имела более глубокий, знаковый смысл. Так, древние египтяне не стригли волос до окончания длительного путешествия, после чего обривали себе головы, принося волосы на алтарь богов в качестве благодарственного подношения. Греческие юноши по достижении совершеннолетия бросали отрезанные волосы в реку. Ахиллес не стриг волос, ибо его отец дал клятву посвятить его волосы реке Сперхей, если сын вернется с войны. В Сирии и на Аравийском полуострове волосы остригали по достижении половой зрелости. Этот же обычай бытовал в Древнем Риме, где волосы посвящались богу-покровителю. Известно, что Нерон посвятил свою первую бороду Юпитеру. Орест возложил свои волосы на могилу отца, что, вероятно, было частью общепринятой похоронной церемонии. У римских мореходов считалось особой честью посвятить свои волосы богу морей. У назореев бытовал следующий обычай: «Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он: должен растить волосы на голове своей» (Чис.6:5). После этого волосы сбривались и сжигались на жертвенном огне перед входом в жреческий шатер. Во время религиозных праздников запрещалось стричь ногти и волосы. Все эти примеры наводят на мысль о том, что волосы служили своего рода заменой жертвы целого его частью.

Североамериканские индейцы, подобно грекам, считали волосы источником жизненной силы. Прическу рассматривали как нечто неприкосновенное и неотъемлемое от жизни конкретного человека. Поэтому даже легкое касание волос другого человека воспринималось как смертельное оскорбление. Индеец племени пони выстригал волосы по всей голове, оставляя лишь гребень ото лба до макушки. Окрашенный и намазанный салом гребень торчал подобно рогу. Представители других племен снабжали прическу украшениями, символизирующими заслуги и доблести ее хозяина.

Очень часто волосы служили отличительным признаком социального положения. Так, коротко остриженные волосы носили рабы, а длинные — свободные граждане. У франков длинные волосы были исключительной прерогативой королей.

Стрижка волос служила наказанием за прелюбодеяние у древних индусов и германцев; шумеры также практиковали этот обычай в качестве наказания за другие преступления. (Напрашивается невольное сравнение с бритьем головы современным уголовникам.) Перуанские вдовы бросали свои отрезанные волосы в погребальный костер мужа (очевидная иллюстрация замены фактического самоубийства частичным, символическим).

Нередко волосы ассоциируют с мужской силой. В качестве примера можно привести сложившееся представление о мужчине как о существе с волосатой грудью, образ «Волосатой обезьяны» О'Нил а, легенду о Самсоне и т. д. Говоря о волосах, достаточно упомянуть разветвленную индустрию парикмахерского дела, а также большое внимание, которое как женщины, так и мужчины уделяют не только самой прическе, но и цвету, и структуре волос. Следует иметь в виду и обеспокоенность, которую испытывают лысеющие люди, и т. д.

Однако случаи, с которыми сталкиваются психиатры, заслуживают особого внимания, так как в них отношение человека к своим волосам предстает в преувеличенном, а порой и гротескном виде. Например, существует такое явление, как фетишизм, где объектом сознательного вожделения служат, в частности, волосы, то есть отдельная часть тела. Фетишисты могут просто восхищаться волосами любимого человека, но, как правило, волосы для них становятся объектом всепоглощающей страсти; возникает желание полного обладания ими. Нередко такое желание реализуется, то есть волосы состригаются и действительно переходят в собственность фетишиста. После этого локоны любимого человека начинают выполнять роль замены истинного объекта любви. Полицейские не раз сталкивались со случаями так называемых «стригунов», которые срезают волосы у абсолютно незнакомых людей

По сути дела, эта манипуляция мало чем отличается от обычая индейцев скальпировать своих врагов. Однако в последнем случае эротическая составляющая не так очевидна, так как ее подменяет явная садистская мотивация.

Коллега-психоаналитик привел случай, когда мужчина, в детстве заплетавший косы своей матери, всю оставшуюся жизнь проявлял нездоровый интерес к волосам. Когда стригли волосы его одноклассников, он приходил в сильное возбуждение. Потом, уже во взрослой жизни, он стал завсегдатаем парикмахерской, и каждый визит туда доставлял ему неимоверное наслаждение. Нормальному человеку трудно себе представить, как от столь заурядного действия, каковым является стрижка волос, кто-то может испытывать сексуальное возбуждение и даже получать удовлетворение. Дело в том, что в процессе исторического развития человечества сексуальная составляющая волос была принижена и стала носить скрытый характер. Невротики и психопаты преодолевают сдерживающие барьеры и в полной мере проявляют первобытные чувства. Для них это тягостная ноша, а для психоаналитика — благодатная почва для исследования.

Похожий, но еще более поразительный пример приводит доктор Роберт Найт, который любезно предоставил мне эту информацию. Четырнадцатилетний юноша во время первого бритья испытал чрезвычайное сексуальное возбуждение, и с тех пор оно его сопровождало при каждой попытке взять в руку бритву. Ежедневно в четыре часа утра, то есть за два часа до того, как просыпался его отец, он шел в ванную комнату и совершал несколько специфических ритуалов. Один из них ассоциировался с чувством боли. Он накладывал на лицо депилаторий и после того, как маска подсыхала, отрывал ее от лица. Не ограничиваясь этим, он выщипывал остатки щетины ногтями, что приводило к образованию многочисленных прыщей, которые потом он с болезненным удовольствием выдавливал. Кожные высыпания приобрели хронический характер, и, когда молодой человек в возрасте двадцати одного года обратился за лечением, ему поставили диагноз «acne indurata».

Этот случай демонстрирует не только эротическую привязанность к процессу бритья, но прямую взаимосвязь между привычной формой членовредительства и невротическим расстройством (выщипывание щетины ногтями), причем для пациента как первое, так и второе имело одинаковое значение.

Внимание, уделяемое манипуляциям, которым подвергает своих клиентов парикмахер, показывает, что даже нормальные люди придают этому процессу особое значение. Для того чтобы убедиться в том, что на подсознательном уровне люди придают этим услугам эротический оттенок, достаточно вспомнить об атмосфере, царящей в парикмахерских салонах, об удовольствии, которое многие женщины и некоторые мужчины испытывают во время этой процедуры, разделении парикмахерских по половому признаку. (При этом будет любопытно отметить, что все вышесказанное в основном имеет отношение именно к стрижке волос, а не к прическе.) Стрижка олицетворяет своего рода умаление мужественности, как, например, в истории Самсона и блудницы Далилы. В наше время она символизирует принесение в жертву первобытных инстинктов в угоду нормам цивилизованного общества. Кто-то сказал, что степень цивилизованности общества зависит от того, как часто используется бритва.

Подчеркивая сексуальную символику волос, Гарник ссылается на семитский миф об Адаме и Еве: «После того, как ели они от дерева, волосы их осыпались, и они предстали во всей своей наготе». (И г е н Д ж. Тайное удовольствие, потребность в украшении и чувство прекрасного. Психоаналитический вестник, июль 1932 г., с. 216-261.)

Как мы знаем, частичное самоотречение, как правило, преследует более серьезную цель. Небритый мужчина хотя и выглядит более мужественным, но имеет мало шансов понравиться современной женщине. Таким образом, уступая в малом, он добивается большего.

Еще одним примером подобного самоотречения может служить отказ китайцев от вековой традиции носить косичку. Таким образом, цивилизации отдается дань, подобно тому, как в древние времена признак мужественности приносился в жертву богам.

О символике одежды и, в частности, причесок см.: Психология одежды. Д ж. К. Ф л ю г е л ь. Международная психоаналитическая библиотека, № 18, Хогарт, Лондон.

Доктор Лео Стоун обратил мое внимание на результаты исследований, в ходе которых было отмечено отождествление волос с гениталиями. В частности, было отмечено, что ортодоксальные иудеи, исполняя обряд обрезания, воздерживаются от стрижки мальчикам волос, как бы компенсируя частичную утрату первичного полового признака. Впрочем, я не являюсь специалистом по талмудическим обрядам и не могу претендовать на исчерпывающее представление об иудейских традициях.

Отличительной особенностью рассматриваемого вида бытового членовредительства является то, что этот процесс не сопряжен с необратимостью последствий. Волосы и ногти отрастают вновь. Так, женщины, делая короткую стрижку, знают о том, что, если она окажется им не к лицу, они смогут вновь отрастить длинные волосы. Иногда процесс стрижки с последующим отращиванием волос повторяется многократно, в зависимости от особенностей характера и капризов моды.

Принципиально важным является то, что бытовые формы членовредительства, как правило, не сопровождаются болезненными ощущениями. В отличие от психопатов и невротиков, нормальный человек не будет причинять себе боль по собственному почину. Наконец, важен сам факт того, что так называемое «нормальное» членовредительство в какой-то мере удерживает человека от осуществления более радикальных действий, которые обрекают субъекта на насмешки и разочарование, а также внушают посторонним как минимум недоверие к субъекту.

Краткие выводы

Мы убедились в том, что феномен членовредительства встречается очень часто. Это явление наблюдается у психопатов, невротиков во время органических нарушений, при проведении религиозных ритуалов и даже в повседневной жизни. Для всех случаев характерны типичные мотивы и особенности поведения.

Наиболее очевидным мотивом является принижение активной мужской роли, сопровождающееся повреждением или удалением части тела. Даже если не принимать во внимание психоаналитическую предпосылку, согласно которой членовредительство является скрытой формой самокастрации, этот вывод нельзя сбрасывать со счетов, так как частичное уничтожение части своего тела сопровождается эротическими ассоциациями, а повреждаемый орган, как правило, отождествляется с гениталиями. Последние в воображении больного могут представлять как женское, так и мужское начало, но в большинстве случаев преобладает ассоциативная связь с мужскими органами. Принесение в жертву гениталий или их замены удовлетворяет эротическим запросам и потворствует агрессивным побуждениям. В то же время преследуется еще одна цель — снятие подсознательного чувства вины с помощью самонаказания.

Членовредительство может носить как активный, так и пассивный характер, иметь внешнюю и внутреннюю направленность. Например, человек, ненавидящий кого-то, лишает себя руки. В этом смысле уместно вспомнить поговорку, согласно которой «лучше отрезать себе нос, но сохранить голову». Пассивная форма наиболее очевидна, так как конкретна и направлена на реальные, а не воображаемые объекты (субъекты). Достаточно вспомнить о провокационном характере поведения детей, грызущих себе ногти, или о симулянтах, доставляющих столько хлопот как врачам, так и своим близким.

Эротический характер активной формы членовредительства обусловлен подсознательной бисексуальностью всех людей. Так, принижение мужского начала обусловлено подсознательной завистью к представительницам прекрасного пола. Наряду с этим отмечается тенденция к агрессивной направленности искаженных сексуальных инстинктов. В этом смысле эротическая составляющая членовредительства является одновременно первичным и вторичным мотивом.

И наконец, членовредительство подразумевает стремление к наказанию, которое также носит двойственный характер. С одной стороны, налицо стремление к жертвенному искуплению прошлых агрессивных поступков и помышлений, а с другой — упреждающая защита и расчет на снисхождение. В последнем случае уничижение согрешившей части тела предупреждает будущие агрессивные поступки (и их последствия).

Объем данной книги не позволяет подробно рассматривать природу агрессивных фантазий, провоцирующих чувство вины и последующую самокастрацию или членовредительство, которые изначально направлены на родителей или сестер и братьев. На основании опыта многих психоаналитиков можно говорить о наличии эдипова комплекса, формирующегося в связи с подсознательным желанием убить отца или искалечить мать, отдающую предпочтение отцу или другому ребенку.

Таким образом, членовредительство порождается конфликтом между эгоцентричными агрессивными побуждениями и желанием жить (любить). При этом частичное самоуничтожение способствует поощрению непреодолимых побуждений и в то же время предотвращает более тяжкие последствия. Частичное самоуничтожение можно рассматривать как профилактическое средство, когда оно принимает бытовые, привычные формы, такие как обкусывание ногтей и стрижка волос. Впрочем, этот вывод не распространяется на людей, утративших чувство реальности или имеющих расстроенную психику.

Однако при любых обстоятельствах членовредительство является своего рода компромиссом, ибо удерживает людей от принятия рокового, фатального решения, то есть от самоубийства. В этом смысле его можно назвать победой жизненных инстинктов над инстинктом смерти, хотя и досталась она дорогой ценой.

Глава 3. Симуляция

Основной профессиональной задачей врачей является облегчение страданий больного и лечение заболевания. Поэтому они нередко приходят в замешательство, сталкиваясь с парадоксальным поведением пациента, то есть с членовредительством. Не обнаружив органических нарушений и не имея понятия о подсознательных мотивах таких поступков, терапевт склонен считать такие случаи проявлением «безумия». Однако, когда пациент совершает членовредительство, используя его как средство достижения практических целей, недоумение врача сменяется негодованием. На протяжении многих веков симулянты вызывали у целителей раздражение и ставили их в тупик.

Далеко не каждая симуляция принимает форму членовредительства, но стоит сравнить эту разновидность с другими видами членовредительства, как мы получим представление о ее психологических мотивах. Если не принимать во внимание вторичные, мнимые цели симуляции, то становится ясным, что она является формой самоуничтожения.

Довольно долго врачи не находили различия между симуляцией и невротическим состоянием. По-видимому, до сих пор некоторые из них считают невротиков притворщиками. Невротик может считаться таковым в том смысле, что он также спекулирует своим заболеванием, но, в отличие от симулянта, такой пациент не отдает себе отчета в своих бесчестных действиях. В качестве примера Фрейд приводит один из первых запротоколированных случаев симуляции — историю Доры.

3. Фрейд. Избранные произведения. Т. III, с. 52.

Героиня рассказа осыпает своего отца упреками и, в частности, обвиняет его в том, что он симулирует туберкулез, чтобы оправдать свои встречи с сиделкой, которая в действительности является его любовницей. Фрейд указывает на болезненное состояние психики самой Доры, которая сетует не только на собственное нездоровье — кашель, афонию, но, выдвигая свои обвинения, преследует иную цель. Имитируя собственную болезнь, она подсознательно хочет разлучить отца с любовницей, так как не может найти иных средств для достижения этой цели. Фрейд пишет: «Я вполне уверен в том, что она бы сразу же выздоровела, если бы ее отец пожертвовал отношениями с любовницей ради здоровья дочери, объявив о разрыве с фрау К. При этом я втайне надеялся на то, что он не решится на такой поступок, ибо если дочь поймет, каким могущественным оружием для манипуляции она обладает, то не упустит случая спекулировать на своем здоровье и впредь». (Как известно, такое часто случается в семьях невротиков, когда родственнику провоцируют своих близких на такие Действия.) Далее Фрейд утверждает, что эти «жестокие и очевидные перспективы» истерического расстройства часто проходят после сильного эмоционального потрясения; при этом следует различать сознательные и подсознательные мотивы. Можно говорить о том, что невроз подразумевает некую толику симуляции в том смысле, что больной сознательно преследует второстепенную [скрытую] цель, хотя в некоторых случаях доля симуляции ничтожна мала.

Тем не менее в феномене симуляции можно идентифицировать и другую составляющую, которая со всей очевидностью отличает этот вид членовредительства от других форм, а именно — неприкрытую агрессивность в достижении цели. Симулируя болезнь, пациент вступает в прямое противостояние с намерениями врачей и близких, не заинтересованных в обострении его [мнимого] заболевания. Иными словами, он попадает в ситуацию, когда вынужден бороться с усилиями людей, пытающихся облегчить его страдания. Таким образом, его агрессия, первоначально направленная против посторонних объектов/субъектов, выплескивается на невиновного и ничего не подозревающего врача. Столкнувшись с такой неожиданной и несправедливой реакцией пациента, врач испытывает искушение отплатить ему той же монетой.

Листая подшивки медицинских отчетов, нетрудно убедиться в справедливости вышесказанного. Более всего в них поражает неприкрытое раздражение, враждебность и праведное возмущение авторов по отношению к субъектам их исследований.

В своем фундаментальном труде Джоунс и Ллевеллин

А. Бэссет Джоунс и Дж. Ллевеллин. Симуляция. Блейкистон, 1917.

снова и снова возвращаются к вопросу о безнравственности симулянтов, их беспринципности и неразборчивости в средствах. На страницах книги, а также в многочисленных медицинских отчетах уделено немало внимания коварству и жульническим приемам, на которые пускаются симулянты, и предлагаются средства, с помощью которых симуляцию можно идентифицировать. Авторы единодушно признают аморальность намерений симулянтов и тем более тех средств обмана, к которым они прибегают. Осуждение базируется на том, что эти пациенты преследуют конкретную материальную выгоду.

С другой стороны, совершенно очевидно, что ученый должен сохранять беспристрастность и относиться к феномену симуляции так же объективно, как и к другим проявлением болезни. В первую очередь ученый-медик должен установить степень социальной опасности в каждом конкретном случае. Например, он должен изолировать больного оспой от общения с другими людьми. Что же касается моральной оценки, то она не является прямой функцией лечащего врача. Так, врачу не следует рассуждать о греховной подоплеке сифилиса. В этом смысле исследователь, начинающий сердиться на объект изучения, перестает быть настоящим ученым.

Каким же образом следует относиться к тем, кто пишет о симуляции, к полемике врачей, юристов и работодателей, ревностно обсуждающих эту тему?

Прежде всего следует признать ошибочной позицию, согласно которой поведение человека объясняют исключительно сознательными мотивами. Особенно это касается медиков, привыкших иметь дело с физиологическими нарушениями и не привыкших анализировать психологические факторы, формирующие поведение пациента. Мотивы последнего не могут быть поняты без учета подсознательных побуждений.

Более того, к ошибочным выводам приводит предвзятое отношение врача к больному. Интуитивно врач чувствует элемент симуляции, но реагирует на нее излишне эмоционально, упуская из виду истинные мотивы. Это происходит потому, что он, так же как работодатели и общество в целом, не может удержаться от осуждения человека, наносящего себе увечье ради получения денег или с целью пренебречь своими обязанностями. В определенном смысле симуляция является агрессией по отношению к обществу, и это при том, что внешне враждебные действия направлены против самого симулянта. Однако эта причина недостаточно весома для того, чтобы вывести врача из душевного равновесия. Кто, как не он, имеет отчетливое представление об агрессивной сущности многих заболеваний. Все дело в том, что симуляция представляет агрессию, направленную на самого врача. Это — своего рода попытка злоупотребить его доверием и вызов его профессиональной компетентности. В медицинских отчетах нередко упоминаются случаи, когда озабоченность врача ухудшающимся состоянием больного сменялась чувством гнева и злобного торжества по поводу разоблачения симуляции. Некоторые авторы описывают случаи, когда врач прямо и резко высказывал «мнимому» больному все, что он о нем думает, и даже отказывался от дальнейшего лечения пациента либо применял карательные меры. В таких случаях медицинский работник интуитивно чувствует, что симулянт не столько стремится к материальной выгоде, сколько старается одурачить врача и спровоцировать наказание.

Упорство, с каким пациенты стремятся продолжить ненужное лечение, иногда не знает границ. Мне известен случай, когда мужчина и женщина обратились за помощью, заявив, что предприняли попытку совместного самоубийства, приняв некий яд. В больнице врачи предприняли героические усилия, чтобы спасти им жизнь. Им дали сильное противоядие, употребление которого привело к летальному исходу-Умирая, пациенты признались, что не принимали никакого яда.

Этот аспект симуляции нередко просматривается во время психоаналитических сеансов. Пациенты стремятся превратить курс лечения в состязание между собой и врачом. Иногда такое сопротивление едва ощутимо, но порой приобретает ярко выраженный характер. Так, один из моих пациентов честно заявил: «Вам это нужно, мне — нет». При этом он отчетливо сознавал, что это заявление носит как оборонительный, так и наступательный (агрессивный) характер. Такие пациенты напоминают скептика, описанного Карин Стефен ,

К . Стефен. Психоанализ и медицина: желание заболеть. Мак-миллан, 1933

который, рассуждая о важности «случайных» оговорок, заявляет: «Эти примеры неубедительны», — подразумевая, что они не носят обвинительного характера.

Соперничество с психоаналитиком приобретает специфическую форму: «Возможно, вы и хороший врач, но вы не на того напали. Я сделаю все, чтобы вы расписались в своей некомпетентности». Всем аналитикам знакома картина подобных мечтаний. Идет игра в бейсбол. Аналитик в сознании больного ассоциируется с подающим (удачный вывод — хорошая подача). Он выводит из игры любого принимающего. Мечтатель берет биту и делает «домашнюю пробежку»

«Home run» — прием в бейсболе, позволяющий принимающему осуществить круговую пробежку по всем базам. (Прим, пер.)

(иными словами, он собирается прекратить сеанс психоанализа и отправиться домой). В другом, более очевидном мечтании он заступает за черту базы и парирует мячи в разные стороны, так что подающий приходит в недоумение и выбивается из сил. Таким образом, пациент усложняет процедуру анализа, ставит аналитика в тупик и тем самым провоцирует встречную агрессию.

Следовательно, изначальной целью симуляции является стремление вызвать негодование других людей, то есть сделать имитацию болезни средством унижения собственной личности руками посторонних. В этом смысле симулянт похож на уголовника, который также испытывает подсознательное чувство вины, о чем писали Фрейд[1] и Александер[2]

[1]Фрейд. Избранные сочинения, т. IV.

[2]Александер. Преступник, судья и общество. Макмиллан, 1930

Клинические случаи

Имитационный характер симуляции обуславливает разнообразие болезней, «демонстрируемых» пациентами. В целом их можно подразделить на две основные группы. К первой группе относятся те мнимые недомогания, которые симулянт определяет субъективно (например, пациент настаивает на том, что он слишком слаб для того, чтобы работать). Вторая группа подразумевает нанесение пациентом незначительного увечья своему здоровью. Последняя форма симуляции, по сути дела, является целенаправленным саморазрушением. Приведу лишь несколько примеров.

У двадцатидевятилетней больной хирург определил перелом основания черепа и решил со мной посоветоваться. Ее подушка была залита кровью, а сама пациентка беспокойно металась на больничной койке. При этом она жаловалась на невыносимую боль, а на вопросы врачей отвечала как бы в забытьи. Она умоляла, чтобы ей ввели морфин, что и было сделано. Мой совет отложить на время краниотомию вызвал неудовольствие хирурга, ибо он считал немедленное оперативное вмешательство единственно возможным вариантом.

Через несколько дней медицинская сестра застала ее за прокалыванием кожи в слуховом канале, что и было предположительно причиной столь обильного кровотечения. Несколько дней спустя она исчезла из больницы. Еще через месяц мой коллега из другого города вызвал меня для консультации, и я убедился, что речь идет о той же пациентке. Позднее я узнал, что она все-таки убедила опытного хирурга сделать операцию. Выяснилось, что таким образом она добилась выплаты по страховому полису у нескольких страховых компаний.

Даже на первый взгляд в этом случае нетрудно идентифицировать элементы агрессивности, эксгибиционизма и стремления к самонаказанию. Было бы ошибкой считать, что ее единственной целью были деньги, морфин, внимание или весь комплекс этих «услуг», так как радикальное средство, к которому она прибегала, было не сопоставимо с полученной выгодой. Выло бы понятным, если бы членовредительство проявилось в менее рискованной форме.

Ключом к пониманию подоплеки этого случая является реакция опытного медицинского персонала. Вначале врачи и медсестры были заинтересованы и проявили профессиональную озабоченность. Затем, когда плачевное состояние пациентки стало очевидным, возобладало чувство сострадания и возникло желание облегчить ее муки. Однако после того, как была выявлена истинная причина, на смену положительным эмоциям пришло негодование. Хирург был возмущен, что его так ловко провели, и сетовал на то, что потратил так много времени и сил на симулянтку. В таких случаях бывает полезно прибегать к следующему психологическому приему, которым психоаналитики повсеместно пользуются. В тот момент, когда врач, невзирая на свои попытки беспристрастной диагностики, начинает испытывать субъективные эмоции, будь то жалость, гнев или возмущение, следует задать себе вопрос: какова истинная подсознательная цель, преследуемая пациентом?

Вопрос существенно проясняется при изучении дерматологических отчетов, в которых часто фигурирует диагноз «dermatitis factitia» или «dermatitis artefacta». Речь идет о преднамеренном нанесении поверхностных ран с помощью едких химикатов или механически, например, перочинным ножом, огнем (как правило, зажженной спичкой), горящей сигаретой, пальцем или каким-нибудь предметом. Чаще всего симулянты расчесывают кожу ногтями. В данном случае я не имею в виду импульсивное, неосознанное членовредительство, когда человек наносит себе увечье, не ведая, что творит, но и не скрывая своего поступка. Такие эпизоды не имеют с феноменом симуляции ничего общего. Что касается диагноза «dermatitis artefacta», то дерматологи единодушно признают, что в этом случае «авторство» тщательно скрывается, даже при наличии неопровержимых доказательств.

Техническая сторона вопроса освещена в книге К. Меннингера «Психологические аспекты симуляции», Архивы неврологии и психиатрии, март 1935 г., с. 507-515.

Нетертон[1] пишет: «Многие из этих пациентов подвергались неоднократному хирургическому вмешательству, результатом которого стал непоправимый вред, нанесенный здоровью. Зарегистрировано немало случаев, когда с согласия пациента и без всякой на то необходимости ампутировали пальцы, руки и т.п. Я столкнулся с тремя случаями, когда пациента подвергали повторным полостным операциям. Не говоря уже о самой операции, следует иметь в виду сопряженные с больничным режимом финансовые потери и неудобства, доставляемые ни в чем не повинным родственникам пациента».

[1] Э.У.Нетертон. Семь клинических случаев dermatitis artefacta. Медицинский журнал штата Огайо, март 1927 г., с. 215.

Дерматолог интуитивно делает акцент на психологической подоплеке симуляции, которую я считаю определяющим фактором. Он констатирует стремление к страданию, желание скрыть истинное намерение, желание причинить себе увечье и, самое главное, желание стать причиной душевного дискомфорта других людей. Иными словами, мы наблюдаем ту же картину, что и в случаях самоубийства: желание причинить боль себе, желание испытать боль от внешней агрессии и желание причинить боль другим.

В следующей главе мы поговорим более подробно об ухищрениях, к которым прибегают симулянты, чтобы склонить медиков к операции, равно как и о подсознательном стремлении быть изувеченным чужими руками. В четырех приведенных Нетертоном случаях пациентов подвергали операции по удалению аппендикса. Один из примеров воистину поражает воображение, ибо за первой операцией последовали шесть других. Пациентка поступила в больницу вторично, расчесав до крови шрам от первой операции. Сложилось впечатление, что она вынуждена пойти на повторное хирургическое вмешательство. Однако семи попыток ей оказалось мало, и она вновь и вновь продолжала расчесывать кожу в области шрамов. Записи Нетертона не оставляют сомнений в том, что эта больная превратила жизнь своих родителей в кромешный ад. Порочный круг в том и состоял, что ее страдания проявлялись как агрессия по отношению к близким, после которой она получала наказание, которое, в свою очередь, провоцировало очередную вспышку агрессивности.

Я выражаю благодарность доктору Джозефу Клодеру за предоставление сведений о случае, аналогичном вышеприведенному. Женщина тридцати шести лет в течение полугода страдала возвратным дерматитом. По просьбе мужа и других родственников семейный врач отправил ее на консультацию к дерматологу. Она продемонстрировала врачу кисти рук и подколенную область, на которых явственно просматривались симптомы эритемы, напоминающие след от наручных часов или подвязки. Дерматолог поставил диагноз — dermatitis artefacta. Когда больная принимала ванну, ее комнату обыскали и обнаружили бутылку с крезолом. Доктор Клодор прямо обвинил ее в членовредительстве, но она упорно отрицала свою вину. Затем она призналась, что использовала жидкость как профилактическое средство против кожного заболевания, так как ей сообщили о наличии у нее стрептококковой инфекции. Это заявление было лишь частичным признанием истинного положения дел. Ее эмоциональное состояние не вызывало опасений, никаких неврологических аномалий также не отмечалось, за исключением слабой чувствительности твердого нёба и слизистой оболочки глаз. Таким образом был поставлен окончательный диагноз — истерия.

Доктор Клодор отмечает, что в маленьком городке, где она жила, ее болезнь стала притчей во языцех. Домашнего врача обязали вести ежедневную запись клинической картины болезни. Она получала уйму подарков, цветов и открыток, поток которых не иссякал и тогда, когда ей пришлось лечь в больницу. В своей палате она устроила нечто вроде галереи, состоящей из почтовых открыток с выражением соболезнования.

Становилось ясно, что пациентка не только дурачит врачей, но преследует и другую цель — почивать на лаврах мученицы и выслушивать слова сочувствия. Следует особо подчеркнуть отсутствие в этом случае материальной выгоды, которую заурядные хирурги всегда считают главным мотивом симуляции.

Таким образом, симуляция, связанная с членовредительством, подразумевает следующие элементы: нанесение телесных повреждений, сопровождаемое болью и изъязвлением кожных покровов; демонстрация раны эмоциональным и склонным к сопереживанию людям, желание стать центром повышенного внимания и объектом лечения; ввод в заблуждение посторонних наблюдателей относительно истинной причины ранения и нередко сопротивление усилиям врача; получение материальной выгоды, показная скорбь, стремление к унижению, а иногда и к фактическому наказанию. Приведенные случаи опровергают наивную точку зрения, согласно которой в симулянтах силен дух игрока, ставящего на карту последнее, что у него есть. Однако, если бы это было так, то случаи симуляции стали бы массовым явлением, ибо азарт — в крови у человека, а этого не происходит. Известно, что боль, которую они себе причиняют, нередко бывает настолько сильна, что ее не оправдаешь средствами, вырученными в результате обмана. Более того, подобная интерпретация не принимает в расчет подсознательные факторы, которые стали известны современной медицине.

Несоразмерность между предполагаемой выгодой и добровольной мукой объясняется двумя причинами. Во-первых, цель лишь частично имеет меркантильную основу, так как симулянт рассчитывает на сочувствие других людей, старается привлечь внимание к собственной персоне, упивается чужим волнением и беспокойством. Во-вторых, боль является не единственным средством в достижении цели, а скорее результатом, своего рода воздаянием, полученным по требованию психологических установок. Поступки говорят сами за себя, и, какова бы ни была сознательная мотивация, подсознание пациента провоцирует в нем чувство вины и жаждет наказания. К сожалению, мы не обладаем приборами, способными точно определить эмоциональные параметры. И все же есть смысл говорить о несоразмерности принудительного наказания объему причиненных страданий. В этом смысле налицо обратно пропорциональная зависимость: чем ничтожнее наказание, тем больше симулянт страдает от неудовлетворенного чувства вины. Человек, лишающий себя глаза, вызывает меньшее осуждение, чем тот, кто прижигает тело горящей спичкой, хотя оба преследуют одну и ту же внешнюю цель. При этом особую роль играет присущее человеку чувство справедливости, и именно этим пользуется симулянт для достижения эмоционального равновесия.

Краткие выводы

Симуляция, связанная с членовредительством, является локализованной формой самоуничтожения и подразумевает внешнюю направленность агрессии, обман, жульничество и лжесвидетельство. Агрессия носит подстрекательский характер и помогает симулянту не только вызывать сочувствие, получать материальные дивиденды, но и провоцировать в конечном счете разоблачение, упреки и «наказание». Оба аспекта спровоцированной реакции других людей рассчитаны на получение извращенного эротического удовлетворения, свойственного мазохистам и эксгибиционистам.

Напрашивается вывод о том, что подобный акт симуляции можно считать спровоцированной агрессией. То есть изначально ничтожный агрессивный импульс провоцирует агрессию со стороны. Боль является оплатой подсознательного удовлетворения, которое носит эротический и агрессивный характер.

Глава 4. Полихирургия

У читателя может сложиться превратное впечатление о том, что разнообразные формы членовредительства в основном определяются агрессивностью, эротизмом и стремлением к самонаказанию. При этом не принимается в расчет очень важная составляющая — подсознательное желание поощрения. В действительности вне зависимости от наличия или отсутствия агрессивных побуждений членовредительство может быть единственным выходом для выживания, то есть той ценой, которую при определенных обстоятельствах приходиться платить за сохранение жизни. Достаточно вспомнить о традициях разных народов, например, об обряде посвящения юношей в мужчины. Жертвы такого освященного временем членовредительства могут и не быть агрессивными, а калечат себя, приобщаясь к социальному укладу. С другой стороны, традиции возникают на основе многовекового научного опыта. Прекрасным примером последнему утверждению служат хирургические операции. В данном случае человек не занимается саморазрушением, но отдает себя в руки хирурга. Более того, он умоляет врача удалить тот или иной орган, руководствуясь при этом не агрессивными побуждениями, чувством вины или извращенной чувственностью, но вполне сознательно и в соответствии с объективными показаниями современной медицинской науки. На самом деле стремлением к саморазрушению следует считать уклонение от жизненно необходимой хирургической операции. В этом случае отказ от операции абсурден, ибо хирургическое вмешательство можно считать нанесением телесных повреждений лишь в узком смысле этого слова, а с точки зрения психологии и практической пользы оно является несомненным благом. Но, как мы увидим впоследствии, существуют и исключения из общего правила.

В операции принимают участие по крайней мере два человека — пациент и хирург. Как первый, так и второй при принятии окончательного решения руководствуются сознательными и подсознательными мотивами. Предположим, что в нашем случае преобладают сознательные мотивировки. Несмотря на то, что хирургия, по сути дела, является сублимацией садистических импульсов, она доказала свою эффективность, продлила и сохранила миллионы жизней. Само собой, эта сублимация может доказать свою несостоятельность или служить маскировкой для скрытых невротических проявлений. В последнем случае решение оперировать может прийти спонтанно, без учета объективных показаний, таких как инфекционное заражение, уродство, кровотечение и т. п. Хороший хирург никогда не приступит к операции под влиянием эмоционального импульса; он принимает решение исключительно на основании оценки реального состояния пациента. К сожалению, должен констатировать, что некоторые хирурги идут на операцию совсем по иным причинам, например, уступая подсознательному желанию резать. Одни одержимы желанием удалять щитовидную железу, другие — яичники, третьи не могут удержаться от соблазна провести полостную операцию. Несомненно, очень часто подобные операции целесообразны, но то, как некоторые хирурги упрямо выискивают мнимые показания к оперативному вмешательству, равно как подозрительное постоянство, с которым они ставят один и тот же диагноз разным пациентам, очень напоминает признаки невротического синдрома и поневоле наталкивает на мысль о том, что они являются скорее невротиками, чем учеными. К несчастью, зарегистрированы и случаи откровенного садизма. Я сам не раз поражался неспособности «хороших» и профессионально подготовленных хирургов понять, почувствовать сострадание к своим пациентам или страх за их жизнь. Я считаю варварским и недопустимым общепринятое поведение врачей, когда маленького ребенка приводят в незнакомую комнату, где его окружают чужие люди в белых одеяниях и таких же колпаках. Перепуганный ребенок видит замысловатые инструменты, сверкающие ножи, а нередко и окровавленный перевязочный материал. И в тот момент, когда он готов умереть от ужаса, к его лицу подносят склянку с эфиром и объявляют о том, что вскоре его гланды будут вырезаны. Подобная практика может нанести серьезную психологическую травму, последствия которой, несомненно, скажутся в будущем. У меня нет сомнений в том, что ужас, перенесенный во время операции, является большим злом, чем то заболевание, с которым хирург решил «расправиться» столь жестоким образом. Безразличие к чувствам ребенка, оказавшегося в обстоятельствах, когда угрозе подвергается его психическое здоровье, свидетельствует о серьезном психологическом отклонении у некоторых хирургов, которое я считаю потворством садистическому импульсу, частичная сублимация которого приемлема для технического персонала, но несовместима со званием врача.

И все же следует не забывать об объективных трудностях, связанных с профессий хирурга. Пациенты смотрят на него как на чудотворца и часто ждут от него невозможного. Помимо принятия решения и проведения самой операции, он берет на себя всю полноту ответственности в случае ее неудачного исхода. При этом ему приходится выслушивать многочисленные жалобы и упреки, порой даже в том случае, когда операция прошла абсолютно успешно. Неудивительно, что хирурги поневоле становятся циниками. Они в конце концов, действительно должны быть готовы к проявлению жестокости, коль скоро в ней возникает жизненная необходимость. Поэтому мы не имеем права судить их слишком строго, когда они вследствие невротических факторов ошибочно трактуют эту «необходимость».

Как уже говорилось, операция — это сцена -, в которой. Участвуют два актера — хирург и пациент. Попробуем выяснить, какими мотивами руководствуется последний, соглашаясь с врачом, решившим сделать ненужную операцию. Согласно статистике некоторые люди так часто ложатся под нож хирурга, что это идет вразрез с самыми строгими медицинскими показаниями. Известно, что чем чаще человек подвергается хирургическому вмешательству, тем меньше пользы оно ему приносит.

Но может ли человек принимать трезвые решения, находясь на пороге операционной? Я помню немало случаев, когда пациенты последовательно избавлялись от зубов, миндалин, аппендикса, яичников, мочевого пузыря, кишечника, предстательной железы, щитовидной железы или комбинации из перечисленных органов. В моей памяти всплывают образы беззащитных, страдающих людей, в полуобморочном состоянии попадающих в хищные руки хвастливых или, по крайней мере, излишне самоуверенных хирургов. И последние из-за денег, в угоду профессиональной репутации или в силу объективных показаний безжалостно кромсают свою жертву, добавляя к ее страданиям новые муки. Это было время, когда я и не подозревал о том, что многие пациенты-невротики так или иначе вынуждают врача на проведение операции, зачастую ненужной. Иногда они убеждают словами, а нередко возникают соответствующие недугу физиологические проявления. Хорошо известна способность истериков искусно воспроизводить характерные симптомы. При этом, если подсознательное желание поощряется хирургическими манипуляциями, для пациента не составит большого труда убедить самого опытного и подозрительного хирурга в необходимости оперативного вмешательства.

Повторные операции вызывают в людях сочувствие, подозрение или насмешку, в зависимости от очевидности подсознательной мотивировки пациента в его попытках лечь под нож хирурга. Порой такие операции действительно бывают необходимы. В таких случаях возникает единственный вопрос: связана ли необходимость операции с физиологическими показаниями или причина кроется в психологическом состоянии пациента. Как уже было сказано, такие пациенты подсознательно стремятся к многократному хирургическому вмешательству. Так, Джеллифф рассказывает о женщине, которая в двадцать один год имела на своем счету двадцать восемь операций. Возможно, этот феномен следует рассматривать как привычку к полихирургии.

В данном случае я не имею в виду многократные повторные операции, вызванные насущной необходимостью и связанные со сложными медицинскими проблемами, например, при некоторых костных заболеваниях или неизбежных повторных операциях в области пластической хирургии.

Излишне говорить о том, что во многих случаях эти операции, какими бы физиологическими и психологическими причинами ни руководствовались сами пациенты, нередко приносят больному несомненную пользу (эффект плацебо). В своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд указывает на то, что органические нарушения или травмы часто помогают больным травматическим неврозом, подверженным депрессивным состояниям, и шизофреникам в том смысле, что нейтрализуют бесконтрольное проявление либидо, спровоцированное внешними стимулирующими факторами.

См.: К. Меннингер. Ремиссия психического заболевания в результате воспаления легких. Журнал Американской медицинской ассоциации, т. XCIV, 1930, с. 630-634.

Он мог бы добавить, что такой же эффект достигается в результате хирургических операций. Трудно описать разочарование психиатра, когда после долгого лечения без признаков улучшения больной ложится на заведомо ненужную операцию и после этого выздоравливает. Более того, иногда неопытный хирург или даже знахарь делают то, от чего специалист наверняка бы воздержался, и добиваются очевидного успеха. Джеллифф

Смит Эли Джеллифф. Инстинкт смерти в терапии и психологии. Психоаналитический вестник, т. XX, 1933, с. 121-132.

сообщает о случае, когда психоаналитик добился желаемого результата только тогда, когда пациентка подверглась очередному хирургическому вмешательству. Для психоаналитика было непростительно отрицать психотерапевтический эффект хирургии, равно как и хирургу нельзя умалять значение психоанализа. Нашей задачей является тщательное изучение фактических результатов хирургического вмешательства, что, в свою очередь, подразумевает анализ улучшения физического состояния пациента после операции.

В свое время я изучал возможности пластической хирургии. К этому исследованию меня подтолкнуло заявление одного из представителей этой профессии, который утверждал, что результаты его работы зависят как от профессиональных навыков, так и от психологической атмосферы во время лечения. В хирургических отчетах поражают строки, написанные пластическими хирургами, которые утверждают, что они часто констатируют «нездоровое невротическое стремление некоторых пациентов исправить дефект», который сами хирурги таковым не считают. Например, Блэр и Браун

Вилрей Пэпин и Джеймс Бэррит Браун. Дефекты носа, реальные и надуманные. Хирургия, акушерство и гинекология, 1931, т.LIП.с. 797-819.

советуют проявлять особую осмотрительность при принятии решения об исправлении физических недостатков, которые пациенты склонны преувеличивать. Они приводят множество примеров тому, что даже после успешной операции пациенты продолжали выражать свое недовольство. В то же время было немало случаев, когда операция проходила неудачно, но пациенты выказывали полное удовлетворение. На основании многочисленных публикаций можно говорить о том, что хирургическая коррекция недостатков внешности способствует улучшению психического состояния пациента.

По единодушному мнению хирургов и психиатров, хирургическое вмешательство нередко улучшает клиническую картину при неврозах и психозах. Однако улучшение неустойчиво, и достигнутый результат не гарантирует от последующих осложнений. В настоящее время мы можем лишь констатировать тот факт, что на этот счет имеются некоторые недостоверные данные, на основании которых нельзя прогнозировать вероятность улучшения психического здоровья после проведения хирургической операции.

Зафиксированы случаи, когда хирургическое вмешательство ускоряло течение болезни. См., например: Э.К.УошбурниМ.Л.Карнз. Послеоперационный психоз; рекомендации по профилактике и лечению; Журнал неврозов и умственных расстройств», ноябрь 1935 г., с. 508-13; П.Р.Лерман. Послеоперационные неврозы. Журнал медицинских отчетов, апрель 1925 г., с. 422-24; У .И. Г а р д н е р, Послеоперационный психоз. Кентуккский медицинский журнал, октябрь 1928 г., с. 537-46; П.П.Барке р. Нейропсихиатрия в медицинской практике. Медицинский бюллетень ветеранов, июнь 1931 г., с. 571-582.

У меня была пациентка-истеричка, потерявшая голос. Она уже перенесла три операции, после которых наступало временное улучшение, и настаивала на проведении четвертой. Я всячески пытался разубедить ее и применил все виды психотерапевтического воздействия, за исключение психоанализа. Однако мои усилия оказались тщетными. К этому моменту ни один хирург не желал подвергать свою профессиональную репутацию риску, оперируя больную с явными признаками психосоматического расстройства. После этого случая я имел возможность подвергнуть психоанализу несколько пациентов с аналогичными проблемами. Особое внимание я уделил случаям с пациентами нашей клиники, терапевтическое лечение которых завершалось хирургическим вмешательством. На основании истории их болезни я попытался определить подсознательные мотивы и механизмы, заставляющие людей идти на операцию, и особенно на повторную.

Подсознательные мотивы, определяющие выбор способа лечения.

Одной из основных причин, по которым пациенты предпочитают оперативное вмешательство, является нежелание встречи с тем, кого они боятся больше, чем скальпеля хирурга. Идя на поводу у таких подсознательных побуждений, люди вступают в сделку со здравым смыслом, стараясь так или иначе обмануть собственное сознание. Такое поведение свойственно многим людям, в том числе и тем, У кого нет никаких показаний к хирургическому вмешательству. Уклоняясь от терапевтического лечения, такие пациенты пытаются взвалить на хирурга всю ответственность за собственную слабость. Сейчас, когда я пишу эти строки, невольно вспоминаю о причине, по которой я улучил свободный час для их написания. Мне позвонила пациентка и заявила, что, несмотря на ее горячее желание прийти на сеанс, хирург, который должен ее оперировать, запретил ей общение с психоаналитиком. Естественно, упомянутый врач ничего подобного ей не говорил, но она использовала его имя, чтобы избежать неприятной для нее процедуры.

Не так давно пациентка, которая была помолвлена с врачом, в пятый раз отложила церемонию бракосочетания. Обескураженный жених настоял на медицинском освидетельствовании. В истории болезни упоминались истерические припадки, которые сопровождались болями в правом боку. Лечащие врачи так и не пришли к единому мнению относительно необходимости операции. Количество лейкоцитов в крови порой поднималось до двенадцати тысяч, но на следующий день этот показатель приходил в норму. (Сообщалось о случаях ложного аппендицита, когда у пациента резко поднималась температура.) В итоге женщина настояла на операции. Приступы панического страха и боли в боку прошли, но с приближением дня бракосочетания вновь возобновились. Она потребовала госпитализации. В этом случае вполне очевиден выбор «меньшего из двух зол», как способа избежать супружеских объятий, которые были невыносимы для ее инфантильного сознания. Были и другие причины, но эта, несомненно, являлась доминирующей.

Все психоаналитики знакомы со следующим феноменом. Лечащий врач приходит к выводу о необходимости проведения серии психоаналитических сеансов, так как диагностирует случай невротического состояния. Пациент, уверенный в правильности такого диагноза, возвращается домой, чтобы уладить свои дела и через пару месяцев приступить к этому лечению.

Через несколько недель к нам приходит письмо от лечащего врача, в котором он сообщает о том, что у нашего предполагаемого пациента случился приступ аппендицита (или найдены камни в мочевом пузыре, обнаружено обострение геморроя, увеличена щитовидка и т.п.) и ему предстоит операция. Операционное вмешательство нередко является прелюдией к психоанализу. Очень часто после операции пациенты все же приходят к нам, но это происходит далеко не всегда.

Я лично наблюдал аналогичный случай, когда пациент незадолго до начала сеансов лег на операцию по удалению аппендицита. В конце психоаналитического лечения у него возобновились боли в боку, напоминающие дооперационные ощущения. Они были настолько реалистичны, что создавалось впечатление, будто удаления аппендикса вовсе и не было.

В таких случаях желание решить психологическую проблему с помощью хирургической операции очень типично. Так, двадцатитрехлетний студент университета, двукратный футбольный призер, стал жаловаться на плохое самочувствие, перестал воспринимать лекционный материал, чувствовал постоянную сонливость. Через несколько месяцев он бросил учебу и настоял на том, чтобы родители показали его специалистам. Медики не обнаружили никаких физических отклонений. Тем не менее ему становилось все хуже. Несмотря на возражения врача, он настоял на операции по удалению миндалин. После операции в течение месяца он чувствовал значительное облегчение, после чего болезненные симптомы появились вновь, и по его собственному желанию его привезли в психиатрическую клинику, где был поставлен очевидный диагноз — шизофрения.

В данном случае было бы ошибочным считать, что операция ухудшила состояние больного. Полагаю, что тут мы можем вполне положиться на личное заявление пациента и его родственников о временном облегчении. По моему мнению, здесь мы имеем дело с неистовой попыткой предотвратить надвигающийся распад сознания при помощи жертвы, принесенной на алтарь операционного стола. Подробнее мы поговорим об этом позднее, а сейчас я хотел бы подчеркнуть то обстоятельство, что подсознание может относиться к хирургическому вмешательству как к спасению от психического расстройства, а также как к способу, помогающему избежать психиатрического лечения. Этот случай я привел из соображений краткости изложения. В нашей практике встречались многие другие, где пациенты, стремившиеся преодолеть прогрессирующее психическое расстройство, прибегали к многочисленным повторным операциям. На эту тему высказывались многие специалисты, в том числе доктор Гарри Стэк Салливен. По общему мнению, угроза умственной дезинтеграции личности до уровня психоза доводит людей до невротического состояния.

Вторым мотивом, определяющим выбор хирургической операции, является эротическая составляющая. Подсознательно пациент отождествляет строгого, сурового, но благородного и сильного хирурга с собственным отцом. Непреклонность, сила, а порой и жестокость многих хирургов в значительной степени определяют выбор невротиков. Не следует забывать и об обратной связи взаимодействия хирург — пациент, которая окрашена в отчетливые садомазо-хистские тона. К тем, кто стремится найти в хирурге любящего отца, следует добавить тех, у кого любовь ассоциируется с мазохистским комплексом, подразумевающим боль от руки любимого человека. Широко известно, что многие высокопрофессиональные хирурги в своей практике отнюдь не отличаются милосердием и деликатностью манер.

Один из моих пациентов перенес несколько операций на носоглотке, которые теперь он признает совершенно ненужными, но в то время он стал главной причиной озабоченности и внимания своего отца. По этому поводу он вспоминает: «Когда я вспоминаю, как кровь капала у меня из носа после операции, мне представляется, как она наполняла сочувствием и нежностью моего отца, что вполне искупало боль во время операции и те порки, которые он мне закатывал в детстве».

Рассматривая мотивировки, толкающие человека на хирургическую операцию, следует различать первичные и вторичные цели. Вторая категория связана с получением удовольствия, ассоциированного с периодом нахождения в больнице или просто болезненного состояния, когда пациент становится объектом сочувствия друзей и родственников и предметом повышенного внимания медицинского персонала. Однако я не уверен в том, что некоторые из этих факторов полностью отсутствуют до операции, то есть в первичных мотивах, особенно в связи с желанием стать центром внимания и даже соболезнования, которое приобретает черты единственно возможной формы выражения любви, своего рода суррогата родительских чувств. Беспокойство и озабоченность врачей (включая хирургов) также подменяют нормальные человеческие отношения, а удовлетворение от сочувствия к его страданиям является своего рода эрзацем обычного добросердечия, на которое пациент, подверженный комплексу вины, не может рассчитывать.

В своей крайней форме этот мотив сопряжен с эксгибиционизмом. В случае, который будет в подробностях рассмотрен ниже, эксгибиционистская ценность операции будет очевидна — по признанию самого пациента, ему доставляло истинное удовольствие демонстрировать свою промежность и гениталии хирургу и медсестрам. В предоперационный период часто наблюдается и прямо противоположная реакция, которая проявляется в ложной стыдливости и нарочитой скромности. Несомненным свидетельством тому, что тайные удовольствия такого рода представляют широко распространенное явление, служит популярность разговоров на эту тему и успех литературных и иных спекуляций. В пример можно привести книгу Ирвина Кобба «Разговор об операциях» или один из кинофильмов Эдди Кантора «Нервный срыв», где двое мужчин заголяются, демонстрируя друг другу шрамы от многочисленных хирургических операций. С точки зрения психоанализа, мы должны признать такое поведение следствием подсознательного желания быть кастрированным с одновременной демонстрацией заплаченной за это цены. Такие люди как бы говорят: «Смотри, я беззащитен — меня не нужно убивать». В данном случае мы имеем дело с противоположной мотивировкой, где, в отличие от вышеприведенного примера с моим пациентом (см. выше), который как бы пытался доказать — «смотрите, я не кастрирован, я настоящий мужчина», — мы имеем дело с эксгибиционизмом противоположной направленности.

Как мужчины, так и женщины нередко идут на операцию, влекомые нереализованным чувством отцовства/материнства;

Более тридцати лет назад этот феномен был отмечен Фрейдом в его отчете о лечении Доры. После смерти любимой тетки у нее случился «приступ аппендицита» (высокая температура и боли в нижней части живота). Перед этим, узнав о заболевании двоюродного брата, Дора прочла о симптомах аппендицита (а возможно, и некоторых деталях сексуального характера) в энциклопедии. После этого у нее проявились указанные в книге симптомы. В то же время следует отметить, что ложный аппендицит проявился девять месяцев спустя после эпизода, когда мужчина делал ей недвусмысленные предложения. Втайне она продолжала надеяться, что он женится на ней и у них появятся дети, к которым она всегда относилась очень трепетно. Со всей очевидностью Фрейд указывает на то, что приступ мнимого аппендицита был реализацией фантазия, связанной с деторождением.

возникает подсознательное стремление к кесареву сечению, особенно в тех случаях, когда в детстве им навязывали сказку об аисте, приносящем детей.

См. Карен Хорни. Отречение от вагины. Международный пси

хоаналитический журнал, 1933, т. XIV, с. 57 — 70.

Одной из моих пациенток была девочка-подросток с признаками конверсионной истерии. В течение дня она неоднократно пыталась вскрыть себе брюшную полость, утверждая, что в животе что-то есть. Естественно, это ей не удавалось. Затем она стала настаивать на операции. Незадолго до этого у нее был эротический опыт с мальчиком; чуть позже она видела рождение теленка и решила, что он появился из ануса коровы; к тому же она узнала, что родственница отправилась в больницу «за младенцем». В своих фантазиях она решила, что у нее родится ребенок; причем появиться он должен вместе с фекалиями, а если этого не происходит, она должна сделать кесарево сечение.

В другом, более тщательно изученном случае женщина в течение тринадцати лет тринадцать раз ложилась под нож хирурга. Вспоминая детали раннего детства, она указала на то, что в то время ее самым страстным желанием была мечта иметь детей. Она хотела иметь «дюжину» малышей. Маленькая девочка была абсолютно уверена в том, что дети появляются на свет в результате операции. Таким образом она пришла к умозаключению, что хирург будет тем мужчиной, который позволит ей воплотить мечту в жизнь, и вышла замуж за представителя этой профессии. Все последующие годы у нее проявлялись симптомы, соответствующие показанию к хирургическому вмешательству, в основном, к операциям на брюшной полости. «Сейчас я понимаю, — говорила она, — что я снова и снова пыталась воплотить в жизнь мысль, крепко засевшую у меня в голове в раннем детстве».

Еще один мотив, определяющий подсознательное стремление к хирургической операции, связан с желанием быть кастрированным (своего рода снятие напряжения от ожидания неизбежной кастрации). Как уже говорилось в первой главе этой части, данный комплекс подразумевает два элемента: 1 — стремление к наказанию и 2 — эротическую составляющую (мазохизм, эксгибиционизм и т. д.). Соглашаясь на кастрацию, мужчина искупает свои преступления (греховные фантазии и помыслы) и в то же время умаляет свою верильность в пользу женственности, то есть начала, более способного к восприятию любви. Иными словами, он завидует женщине, которую любят не за то, что она делает, а такую, какова она есть.

Как мы убедились во второй главе, психопаты часто осуществляют самокастрацию и еще чаще стараются выполнить эту работу чужими руками. У невротиков синдром самокастрации проявляется косвенно. Например, в форме импотенции, финансового краха, сложностей в семейной жизни, венерических заболеваний. Если рассматривается возможность фактической кастрации, то обычно она осуществляется также косвенным образом, например, в форме стерилизации (вазэктомия) или удаления яичка вместо ампутации пениса.

Сталкиваясь с такими случаями, врач может взять на вооружение информацию, которая приводится в современной медицинской периодике. Так, в «Индекс Медикус» кастрацию рассматривают как терапию при неврозах, сексуальных извращениях, преступлениях на сексуальной почве, сексуальных отклонениях, умственных расстройствах и даже туберкулезе.

Каким образом справляются с этим комплексом сами больные, видно из следующих примеров. Первый случай я привожу с любезного разрешения доктора Генри Шоу из Нью-Йорка. Блестящий молодой ученый занимался важным исследованием, в ходе которого его неотвязно преследовали плотские желания. Это стало такой помехой в работе, что ради основной цели своей жизни он решился на оскопление. Он обращался к нескольким хирургам, умоляя сделать эту операцию. Один из них согласился при условии, Что будет получена рекомендация психиатра. Однако не нашлось ни одного специалиста, который одобрил бы подобное членовредительство. И все же ученый нашел хирурга, который внял его просьбе. Затем он вспоминал, какое огромное облегчение он испытал при виде удаленных яичек. Продолжение этой истории поражает воображение: несмотря на операцию, потенция сохранилась; более того, он стал горько сожалеть о случившемся, развелся с женой и собрался жениться повторно, желая завести детей.

В медицинской литературе приводится множество аналогичных примеров. Так, о похожем случае сообщает журнал «Лондонский ланцет», т. I, с. 131, в 1842 г. Мужчина тридцати трех лет жаловался на «невыносимые боли и стрессовое состояние», причиной которых считал «воспаление яичка». Он обращался ко многим врачам, настаивая на операции. В 1841 г. ему удалили одно яичко; ему стало лучше, но затем прежние симптомы возобновились, и в 1841 г. ему удалили и второе яичко. Опять какое-то время наблюдалось улучшение, которое вскоре сменилось теми же болевыми ощущениями, общей слабостью, истощением и депрессией, причем последняя была основным источником его жалоб.

Автор отмечает, что как до, так и послеоперационные симптомы, вероятно, были следствием «психического расстройства». Впрочем, это высказывание не касается психики хирургов, которые решились на подобную операцию.

Следующий пример продемонстрирует более утонченную форму осуществления комплекса кастрации. Молодой советник посольства собирался сразу же после женитьбы отправиться в джунгли в качестве миссионера. Перед поездкой он настоял на том, чтобы ему сделали стерилизацию. Он обосновал свое решение тем, что беспокоится за жену, которой будет непросто перенести возможную беременность в первобытных условиях существования. В конце концов хирург согласился и объяснил, что вазэктомия не повлияет на потенцию. В ответ молодой человек заявил, что его этот вопрос не интересует. На самом деле он втайне надеялся стать импотентом, так как половая жизнь представлялась ему слишком обременительной и сопряженной с массой неприятностей. Следует отметить, что операция предполагала частичную резекцию, то есть могла рассматриваться как символическая кастрация.

Десять лет спустя, когда он обратился к психоаналитику с жалобой на нервный срыв, результаты анализа показали, что поездка в джунгли и женитьба были предлогом, своего рода импульсивным бегством от непреодолимого чувства вины, порожденного занятием мастурбацией и извращенным вожделением к близким родственникам. Иными словами, пациент подсознательно желал заменить кастрацией более серьезное наказание (смерть), которое, как он считал, неминуемо его настигло бы, если бы он стал потворствовать своим сексуальным порывам. Годами он пребывал в уверенности, что половая жизнь — «грязное», «отвратительное» и «греховное» дело, и фактически являлся импотентом все это время. Такой взгляд на половую жизнь становится очевиден после психоанализа сна, в котором пациент видел себя стоящим на краю скалы, готовой вот-вот сорваться в пропасть. В какой-то момент он осознает, что сжимает в руке тухлую сосиску. С отвращением он швыряет ее в пропасть.

Следует помнить о том, что стремление к самокастрации вовсе не тождественно, как может показаться, саморазрушению. В определенном смысле эти понятия антогоничны. Анализируя случаи членовредительства, мы убедились в доминирующей роли желания избежать смерти. Гениталии являются искупительной жертвой, заменой целого его частью. Именно поэтому пациент, находящийся на грани психического расстройства, настаивает на операции, а юноша-онанист спешит к урологу, который делает ему обрезание. Подобно тому, как обрезание лишь символизирует потерю гениталий, — а именно этого боится юноша, занимающийся мастурбацией, — человек, готовый пожертвовать своим пенисом, идет на операцию в стремлении сохранить себе жизнь. Происходит подмена полного самоуничтожения частичным. Это объясняет наличие эротически окрашенных мазохистских мотивировок, так как процесс фактически знаменует победу жизненных инстинктов над инстинктами смерти.

Недавно я услышал такую исповедь пациента-психопата: «Отец согрешил против меня, так как не сделал мне обрезание. Если бы это произошло, я бы не занимался мастурбацией. А если бы я не занимался мастурбацией, моя судьба не полетела бы под откос». Очевидно, он считал свое заболевание результатом, наказанием за занятия онанизмом, и я думаю, что его упреки по отношению к отцу можно было бы выразить следующей формулировкой: «Если бы отец принес в жертву лишь малую часть моего «я» (т.е. обрезание как символическая кастрация), то не пришлось бы платить такую непомерную цену (психоз, госпитализация, ограничение в правах и позор)». Некоторые пациенты-психопаты еще более откровенны: «Отрежьте мне пенис, кастрируйте меня, или мне не жить. Вы (или я сам) убьете меня!»

Один из пациентов во время сеанса высказал аналогичные упреки по отношению к своему отцу, который по профессии был врачом. Когда сыну было отказано в обрезании, он стал изыскивать поводы для других хирургических операций.

Чувство вины порой приобретает черты яростного стремления к жертвенности, то есть в жертву последовательно приносится один орган за другим. По-видимому, это свидетельствует о подсознательном желании совершить достаточно большое жертвоприношение, дабы избежать разрушения целого. При этом все части целого в воспаленном сознании приобретают эротическую символику, и больной готов к тому, чтобы его буквально разрезали на части. Полагаю, именно повторяющийся характер этого феномена свойственен для «привычки» к полихирургии.

Каждый врач сталкивался с примерами генитализации разных участков тела, когда объектом предполагаемого хирургического вмешательства может стать любой орган. В этом смысле больное воображение подобно сепсису или раковой опухоли, распространяющей метастазы по всему телу. К сожалению, большинство таких пациентов обращаются к психоаналитикам лишь тогда, когда уже поздно, ибо их самоуничижительные стремления слишком неопределенны, а операции создают видимость некой стабильности.

Перед тем как перейти к рассмотрению другой причины обращения к хирургам, приведу еще один пример, иллюстрирующий стремление к искуплению чувства вины с помощью оперативного вмешательства.

К доктору Апдеграффу, пластическому хирургу, обратился торговец-еврей с просьбой изменить ему форму носа. Желание пациента не было обусловлено стремлением изменить характерные семитские черты лица. По словам обратившегося за хирургической помощью, травма, полученная в детстве, придавала его лицу воинственное выражение, что, по его мнению, отрицательно сказывалось на его отношениях с клиентами, с одной стороны, и претило его миролюбивому характеру — с другой. Операция прошла успешно. Делец почувствовал явное облегчение от того, что он называл чувством неприкаянности. На моих сеансах он был очень открыт и услужлив. Так, он подробно поведал мне о том, что непосредственно перед операцией он увидел сон, в котором операция уже состоялась, и нос стал выглядеть еще ужаснее, увеличился в размере и был «безобразно деформирован». Я заметил, что, возможно, он испытывает чувство вины и подсознательно стремится к наказанию. Он со мной не согласился. Но позднее, реконструируя события, предшествующие операции, он признал, что порвал отношения с девушкой-еврейкой, завязав отношения с другой, не еврейкой. По его словам, он не испытывал никакого дискомфорта по поводу своей национальности, так же как и не был ревностным иудеем в ортодоксальном смысле этого слова. Однако сразу после того, как он вступил в связь с не еврейкой (что само по себе могло означать попытку дистанцироваться от собственного еврейства), он впал в депрессию, которая и стала причиной его обращения к пластическому хирургу. Совершенно очевидно, что, несмотря на сознательное отрицание своей вины, подсознательно он ее чувствовал, так как его поведение было агрессивно как к еврейке, так и к девушке другой национальности, а сам душевный конфликт был порожден иудейской традицией иметь связь исключительно с единоплеменницами. Следовательно, чувство вины стало порождением подсознательной агрессии.

Агрессивность, тесно связанная с желанием наказания, отчетливо проявилась в случае с мужчиной, перенесшим несколько хирургических операций, не избавивших, впрочем, его от депрессивного состояния. В процессе психоанализа выяснилось следующее. Его мать отдавала явное предпочтение брату пациента. Пациент стал ее за это ненавидеть и всем сердцем привязался к суровому отцу. В переходном возрасте он взбунтовался против давления со стороны отца и предался обычным юношеским порокам, которые, впрочем, приобрели несколько разнузданный характер. Он мастурбировал, крал и экспериментировал с девочками. При этом все, что он делал, носило ярко выраженный агрессивный характер, изначально направленный против родителей, в особенности — против отца. Однако наиболее агрессивным было его полное равнодушие к надеждам, которые возлагал на него строгий родитель. Иными словами, он намеренно не делал ничего полезного.

После нескольких лет беспутной жизни однажды ночью он очнулся от приснившегося кошмара с чувством, что весь мир летит в тартарары. Ему показалось, что он заболел гонореей, и его пенис съежился и стал бесполезным; его знобило, сердце колотилось как бешеное, а все его существо заполнил страх смерти. Родители водили его на прием к лучшим специалистам-кардиологам, и им было заявлено, что сын серьезно болен, что кровяное давление поднялось до двухсот сорока, и сыну следует бросить курить, употреблять алкоголь, избегать женщин. Ему запретили работу и вообще физические нагрузки. Другими словами, врачи предписали ему вести жизнь, полную лишений. Так он и сделал, после чего впал в глубокую депрессию.

После нескольких хирургических операций от депрессии не осталось и следа. Вначале ему удалили аппендикс; в следующем году собирались оперировать щитовидную железу, но решили ограничиться облучением; вскоре он лег на операцию по удалению миндалин и аденоидов; два года спустя ему прооперировали геморрой. Все это время он не испытывал стрессовых состояний, но с прекращением хирургического лечения наступил рецидив.

Приведенный пример показывает, как наказание провоцирует повторное преступление, то есть настойчивое желание быть кастрированным (прооперированным) приобретает эротические черты, усиленные стремлением к подмене мужского начала женским, что, в свою очередь, служит целям, характерным для пассивной агрессивности. В данном случае покорность и самонаказание пациента стали для отца более суровым испытанием, чем былое бунтарство, и, более того, стали средством достижения родительской любви, которой так не хватало сыну. К этому следует добавить появившуюся возможность для проявления эксгибиционистских наклонностей и покорности хирургу- Иными словами, налицо все признаки, характеризующие «кающегося грешника».

В продолжение этой темы (элемент агрессии в полихирургии) я бы хотел вернуться к эпизоду с женщиной, которую оперировали тринадцать раз за тринадцать лет. Один из ее снов прямо указывает на тесную взаимосвязь между агрессивностью и стремлением к самонаказанию. Ей снилось, что разъяренная корова (она сама) с зажатым в пасти ножом бросается на всех, проходящих мимо; в частности, она начинает преследовать одного человека (психианалити-ка) и вынуждает его забраться на балкон. Время от времени он возобновляет свои атаки (ежедневные сеансы психоанализа; мой кабинет находится над балконом). Под занавес она «падает на нож (хирургическая операция) и умирает».

Пациентка сразу же узнала в корове себя, а нож идентифицировала как свой «острый язычок». Во сне она многократно нападала на аналитика и потом поняла, что ситуация крайне напоминает ее несложившуюся супружескую жизнь. Она постоянно набрасывалась с придирками на своего мужа, несмотря на то что вышла за него замуж по любви. Произошло это сразу же после смерти горячо любимого ею младшего брата, которого она нянчила и потому испытывала к нему подсознательную зависть.

Встретив будущего мужа, врача, она почувствовала, что он «видит ее насквозь». Это была сознательная мысль. Подсознательная подоплека выглядела следующим образом: «Он знает, что за моей показной нежностью к брату скрывается жуткая зависть и ненависть, и он накажет меня за это. Наказание будет не столь суровым, как я этого заслуживаю (смерть), но достаточно болезненным и ограничивающим мои права».

Руководствуясь такими мотивами, она еще до свадьбы вынудила будущего мужа сделать ей операцию по удалению «хронически воспаляющегося аппендикса». Затем последовало удаление миндалин, другая полостная операция и после рождения ребенка — оперативное гинекологическое вмешательство, которое повторилось три года спустя. Итак, операция следовала за операцией.

Аналитический материал со всей очевидностью показал, что в детстве доминирующей мотивацией была зависть к братьям, особенно к тому, который умер. Операции создавали иллюзию наказания за ненависть и зависть и успокаивали совесть. То, что ей снилось, как «она падает на нож», прямо свидетельствует о ее пристрастии к полихирургии. Судьба покарала ее за хирургические намерения по отношению к мужчинам (подсознательное желание кастрировать братьев). Каждая операция была очередной отсрочкой смертного приговора, приводившего ее в ужас. Именно поэтому она так спешила вновь лечь на операционный стол, а потом рассказывала, как мало она страдала и как быстро поправлялась после операции. В действительности, частичное самоуничтожение было выбрано во избежание ожидаемого (но обычно лишь воображаемого[1]) тотального уничтожения.

[1]Я сделал эту оговорку вследствие того, что некоторые операции имели объективные предпосылки.

Самостоятельное оперативное вмешательство

В этой главе мы рассматривали предрасположенность к хирургическому вмешательству как форму членовредительства (оправданную или бессмысленную), осуществленного по доверенности. Однако порой пациент одновременно является и исполнителем, то есть хирург кромсает себя самого! Несколько лет назад газеты наперебой рассказывали об известном пятидесятидевятилетнем хирурге, который, сделав местную анестезию, вырезал себе аппендикс, а в возрасте семидесяти лет провел на себе операцию по вправлению грыжи живота, длившуюся более полутора часов. Двумя днями позже этот доктор уже стоял у операционного стола и ассистировал своему коллеге.

Тайм, 18 января 1932г., с. 19.

Другой американский врач, доктор Элден, также вырезал себе аппендикс без посторонней помощи.

М. Жиль. Автохирургия. «Медицинское эхо Севера», 1933, т. XXXVII, с. 45.

Доктор Фрост и доктор Гай из Чикаго составили перечень примеров подобных операций, включая ту, которую наблюдали собственными глазами.

Джон Дж. Фрост и Честер К. Гай. Самостоятельная хирургия с приложением отчета об уникальной операции. Журнал Американской медицинской ассоциации, 16 мая 1936 г., с. 1708.

Они напоминают об уникальных операциях, осуществленных румынским хирургом Фцайку и французским врачом Рено (оба прооперировали себе грыжу), парижанином Реклю,

П . Реклю. Местная анестезия и хирурги, оперирующие самих себя. Парижский медицинский вестник, 17 августа 1912.

который под местной анестезией оперировал себе палец на правой руке. Позднее в прессе появились сообщения еще о двух аналогичных случаях. Еще один хирург, пользуясь зеркалом, удалил себе камень из пузыря.

Несколько беременных женщин самостоятельно сделали себе кесарево сечение. (См.: Томас Коули. Лондонский медицинский журнал, 1785, т. VI, с. 366.) Эти дамы не были ни хирургами, ни пациентками из отчета Фроста и Гая. Операцию на мочевом пузыре осуществил умственно неполноценный сторож, который видел, как подобные манипуляции производят с животными; не в состоянии заплатить хирургу, он решил все сделать сам, и это ему удалось. Но вторая попытка окончилась плачевно.

Мой ассистент, доктор Байрон Шиффлет, рассказывал о своем однокурснике по Медицинской школе в Пенсильвании, который в 1931 году удалил себе миндалины без посторонней помощи.

К сожалению, ни один из этих случаев не был предметом психоанализа, но сам факт того, что, невзирая на явные неудобства и пренебрегая традицией, эти люди, вместо того чтобы обратиться за помощью к профессиональным хирургам, пошли на самостоятельное оперативное вмешательство, говорит о доминирующем влиянии подсознательных мотивировок.

Кроме объективных показаний к хирургическому вмешательству и случайных диагнозов, существуют и другие мотивы частичного самоуничтожения, продиктованные подсознательными комплексами. Такое членовредительство, как правило, осуществляется не без посторонней помощи. Мы снова убеждаемся в том, что агрессивность, стремление к наказанию и эротические мотивировки проявляются в самых причудливых сочетаниях. Элемент агрессивности относительно бессознателен; чувство вины носит более осознанный характер. При этом имеет место сильная эротизация страдания с переносом ее на хирурга, а также подсознательное стремление играть пассивную женскую роль или фантазии, связанные с гениталиями.

Таким образом, делаем вывод: стремление к хирургической операции является формой местного или частичного самоуничтожения. От стремления к самоубийству эта форма отличается в одном аспекте: отсутствует доминирующий инстинкт смерти; полная гибель организма заменяется частичной. От самоубийства, как и от членовредительства, она отличается тем, что ответственность за совершаемое возлагается на другого человека.

Глава 5. Преднамеренные несчастные случаи

Иные мотивы и способы частичного самоубийства выявляются в процессе психоанализа некоторых несчастных случаев, которые, несомненно, носят преднамеренный характер. Само название таких явлений приводит в некоторое замешательство людей с научным складом ума.

На самом деле парадоксальность этого словосочетания ассоциируется с суевериями по поводу рассыпанной соли, разбитого зеркала, потерянных свадебных колец и т. д. Подобные суеверия трудно объяснимы, хотя иногда они воспринимаются очень серьезно. Рассказывают, что философ Зенон, сломавший большой палец в возрасте девяноста восьми лет, был настолько поражен этим событием, что вскоре совершил самоубийство (которое дает нам повод предполагать наличие подсознательной составляющей в этом несчастном случае).

Следует полностью исключить сознательные мотивы, то есть преднамеренные несчастные случаи никак нельзя назвать предумышленными. При этом существует феномен очевидного (т.е. сознательного) отсутствия намерения в поступках, поощряющих скрытые стремления. Припоминаю, как однажды я участвовал в официальном приеме, где за обеденным столом рядом со мной сидела женщина, к которой я испытывал некоторую неприязнь. Однако, чтобы не нарушать приличий, я постарался скрыть свое отношение к этой даме. Думаю, я вполне успешно справлялся с поставленной задачей до тех пор, пока «случайно» не вылил стакан воды ей на колени. Моя досада на собственную оплошность была вполне оправданна, поскольку я вполне отдавал себе отчет в том, что дама знала — «случайностей не происходит; все происходящее является следствием конкретной причины» (из рекламы одной из страховых компаний).

В большинстве случаев неприятность происходит не вследствие какой-либо внешней причины, а кроется в самом человеке. Тело, пострадавшее в результате случайных обстоятельств, в действительности является своего рода индикатором подсознательных стремлений жертвы, которые могут носить как саморазрушительный характер, так и быть проявлением инстинкта смерти.

Подобные случаи не редкость. В частности, о таком сообщает Фрейд в одной из своих первых аналитических работ.

Фрейд. Собрание сочинений, т. III, с. 145.

Герр К., бывший любовник пациентки Доры, а впоследствии объект обвинений и преследований, в один прекрасный день столкнулся с ней на улице, где было оживленное движение. Встретившись с той, которая причинила ему столько боли и стала причиной его унижения, «он, как бы в замешательстве и не соображая, что с ним происходит... позволил, чтобы его сшибла машина». Тридцать лет назад Фрейд писал об этом инциденте как о «любопытном решении проблемы, связанной с косвенной попыткой самоубийства».

Там же. Дополнительные пояснения Фрейд приводит в «Психопатологии повседневной жизни» (Лондон, Бенн, 1914, с. 198-209 и с. 216). Следующий пример поражает воображение. Молодая замужняя женщина устраивает вечеринку в кругу близких родственников, где демонстрирует искусство танца. Ее ревнивый муж возмущен и упрекает жену в том, что она ведет себя как проститутка. После супружеской размолвки она проводит бессонную ночь и на следующее утро решает покататься на лошадях. Она долго выбирает лошадей и, несмотря на настойчивые просьбы сестры взять с собой ее дочку и гувернантку, отказывается это сделать. Во время прогулки она находится в крайне нервозном состоянии и неоднократно предупреждает кучера о том, что лошади крайне возбуждены. Когда «животные действительно стали беспокоиться, перепуганная женщина выскакивает из коляски и ломает себе ногу. При этом остальные участники прогулки остаются целыми и невредимыми». По словам Фрейда, этот несчастный случай заставил ее надолго забыть о танцах.

Многочисленные аналогичные примеры приводит Абрахам в «Психоаналитических заметках» (Лондон, Хогарт, 1927, с. 52-62). В одном из таких случаев описывается девушка, которая в юные годы души не чаяла в своем брате. Повзрослев, она сравнивала каждого мужчину с братом. Затем последовала несчастливая любовная история, после которой героиня впала в тяжелое депрессивное состояние. Вскоре после этого, к удивлению своих друзей, которые знали ее как опытную альпинистку, она дважды едва не погибла во время любительских тренировок по скалолазанию. Позднее, проходя курс лечения в больнице, она взяла за правило гулять по окрестностям. В саду была вырыта канава, которую можно было без труда перепрыгнуть, но она предпочитала переходить ее по узкой дощечке-мостику. В это время все ее помыслы были о любимом брате, который собирался жениться. За день до свадьбы она, против обыкновения, перепрыгнула через канаву, да так неудачно, что растянула себе коленные связки. «После этого подобные инциденты стали происходить с такой регуляркостью, что медики заподозрили их намеренность. Мелкие травмы, несомненно, были порождением подсознательного намерения совершить самоубийство».

Основной смысл инцидентов такого рода состоит в том, что эго отказывается брать на себя ответственность за самоуничтожение.

То, как эго осуществляет требования суперэго за счет «случайностей», видно из следующих газетных строк:

ТРИ ЖЕЛАНИЯ

«В Дейтройте, шт. Мичиган миссис Джон Кульчински заявила Джону Кульчински: «Хорошо бы, с тобой произошел несчастный случай» . Он попал под машину и потерял часть ступни. Затем она пожелала мужу: «Хорошо бы, ты потерял и другую ногу». Так и произошло. Дабы избежать осуществления третьего желания жены, мистер Кульчински подал на развод». — «Тайм», 26 марта 1934.

В некоторых эпизодах отчетливо видно, как эго пытается избежать этой ответственности. Иногда такие примеры приводят страховые компании и их агенты, стараясь привлечь новых клиентов. Однако, как я уже говорил, даже сознательный мотив подразумевает подсознательную цель.

При обсуждении несчастных случаев люди предпочитают говорить о собственной неосмотрительности, неосторожности, беспечности, импульсивности или излишней погруженности в собственные мысли и потере осторожности. Бесспорно, если человек жертвует своей безопасностью в угоду мыслям о биржевых котировках или покупке нового платья, он, очевидно, проявляет саморазрушительное безразличие к собственной персоне. Что же касается импульсивности, то на эту тему можно написать объемную книгу. Этот симптом стал причиной многих неудач в бизнесе, семейной жизни и судьбе в целом. Драматическим примером самоуничтожения служит история Ромео и Джульетты, где импульсивность тесно переплелась с ненавистью. Импульсивность Ромео послужила прямой причиной гибели его возлюбленной. Еще ранее импульсивность спровоцировала смерть лучшего друга (когда он неуклюже вмешался в дуэль). Затем он, преисполненный мстительных эмоций, был отправлен в изгнание. И наконец, если бы его импульсивность не подтолкнула юношу к опрометчивому поступку, то удалось бы избежать двойного самоубийства влюбленных.

В связи с этим может возникнуть вопрос, является ли этот симптом следствием неустойчивой психики, что само по себе разрушительно. Следует признать, что это действительно так. Однако в этом случае речь идет скорее о последствиях, но не об изначальных мотивах. В то же время у многих людей последствия импульсивного поведения столь серьезны, что возникает необходимость психиатрического лечения. Хорошо известно, что импульсивность является порождением плохо контролируемой и частично замаскированной агрессивности. У некоторых людей она проявляется в том, как стремительно и напористо они начинают дело и бросают его, не доведя до конца. Как правило, у них самые благие намерения, но окружающие склонны относиться к этому, как к профанации. То же самое можно сказать и про любовные отношения, где поспешность в развитии как психологической, так и физической близости воспринимается с подозрением в скрытой агрессивности.

За последние годы накопилось немало статистических Данных о том, что некоторые люди становятся жертвой несчастных случаев гораздо чаще, чем средний человек. Согласно исследованиям, проведенным страховой компанией в Кливленде, на тридцать процентов от всего количества машинистов паровозов пришлось сорок пять процентов всех аварий. Аналогичная картина наблюдается при подсчете автомобильных катастроф. Те водители, которые имели на своем счету четыре дорожно-транспортных происшествия, в четырнадцать раз превысили теоретически допустимую черту «случайности»; те же, кто попадал в аварии девять раз, превысили этот порог в девять тысяч раз. Более того, было отмечено, что люди, регулярно попадавшие в ДТП, имели отчетливую тенденцию к одному и тому же типу несчастных случаев на дороге. «Случай играет ничтожную роль в ДТП» — к такому выводу приходит Дж. С. Бейкер, инженер по технике безопасности из Совета по национальной безопасности.

Д ж. С. Бейкер. Случайны ли дорожно-транспортные происшествия? Новости национальной безопасности, сентябрь 1929.

Автомобильные аварии часто происходят при обстоятельствах, заставляющих подозревать подсознательное намерение.

В нижеприведенном примере можно усмотреть подсознательное стремление родителей к саморазрушению, вызванное горечью по поводу поступка сына. «Око за око». «В Нью-Йорке, примерно в том же месте, где машина сына задавила двух прохожих, родители разбились насмерть на своем автомобиле»-«Тайм», 10 ноября 1930.

Иногда, наблюдая отчаянных водителей, так и хочется сказать: «Они спешат на встречу со смертью». Нередко эти слова находят свое подтверждение в процессе психоанализа.

Порой пациенты утверждают, что не раз представляли, как их машина «случайно» наехала на скалу или врезалась в дерево. Подобный случай описан в пьесе Майкла Арлена «Зеленая шляпа». Нетрудно предположить, что более или менее сознательные суицидальные устремления часто приводят к фактической гибели человека.

Иногда суицидальные намерения носят подсознательный характер. Так, в одной из газетных статей описывается эпизод, во время которого рядом с водителем сидел спящий пассажир. Когда машина двигалась на скорости тридцать пять — сорок миль в час, пассажир неожиданно проснулся, схватился за руль, вывернул его, и в результате аварии погиб злосчастный водитель. Позднее виновник происшествия пояснил, что ему приснился сон, в котором его машина неслась на телеграфный столб, и он постарался сделать все, чтобы объехать препятствие. Психоаналитический опыт убеждает нас в том, что такой сон, ассоциативно связанный с образами столба, машины, вождением и т. д., предполагает подсознательные гомосексуальные симпатии к водителю, которые, в свою очередь, обуславливают желание избавиться от этого ощущения, и в то же время возникает стремление к самонаказанию (уничтожению объекта симпатии).

В чем же разница между инцидентами со смертельным исходом и авариями, в результате которых происходит частичное самоуничтожение? Здесь мы снова можем предположить неполную реализацию инстинкта смерти, что вполне сопоставимо с иными формами частичного самоубийства.

Подобные умозрительные спекуляции полностью подтверждаются многочисленными случаями из практики психоанализа. Например, одна пациентка в течение нескольких недель сетовала на то, как дорого ей обходиться психоаналитическое лечение, рассказывала о том, как прижимист, мелочен и жаден ее муж, одновременно обвиняя в сребролюбии и самого аналитика. Со временем стало совершенно ясно, что эта дама пыталась преодолеть собственные корыстолюбивые склонности, которые она не решалась признать, к тому же она с большой неохотой тратила деньги, мужа, к которому испытывала агрессивные чувства. Она предпочитала недоплачивать аналитику. На очередном сеансе она заявила, что договорилась с подругой о займе и теперь не будет страдать, выпрашивая деньги у жадного мужа. При этом она добавила, что будет благодарна, если плату за лечение снизят вполовину. Это заявление она сделала в конце сеанса, и психоаналитик предложил ей самой поразмыслить над своими словами.

По дороге домой она врезалась в другой автомобиль, и обе машины значительно пострадали. Ее сны и фантазии, связанные с недоплатой за лечение, породили подсознательное чувство вины перед аналитиком, и в бессознательном стремлении к наказанию она вела машину так, что столкновения избежать не удалось. Она сразу признала, что виновата в случившимся сама, хотя и считалась прекрасным водителем. В то же время авария позволила избежать сознательного раскаяния за собственную скаредность и продолжить финансовые ухищрения.

Впрочем, не только водители, но и пешеходы часто подвержены тенденции к самоуничтожению.

Привожу пример из работы Александера «Психоанализ целостной личности», с. 30.

«Интеллигентный мужчина средних лет впал в депрессивное состояние, ставшее результатом безуспешной борьбы за существование. Он был родом из благополучной семьи, но женился на женщине не своего круга. Узнав об этом альянсе, отец и другие члены семейства не захотели иметь с ним ничего общего. Годы безрезультатной борьбы за кусок хлеба стали причиной постоянного стресса, который впоследствии повлек за собой полное психическое расстройство. Я хорошо знал его семью и все предшествующие обстоятельства и посоветовал ему обратиться за помощью к моему коллеге-психоаналитику. Это решение далось ему нелегко. Однажды вечером он собирался прийти ко мне, чтобы еще раз обсудить все «за» и «против» психоаналитических сеансов. Однако он не появился, так попал под машину неподалеку от моего дома. С многочисленными травмами он был доставлен в больницу. Я узнал об этом несчастном случае лишь на следующий день. Когда я увидел его лежащим на больничной койке в отделении для бедных, то он напоминал забинтованную мумию. Он не мог двигаться, и все, что было доступно моему взору, — это счастливые глаза на забинтованном лице. Казалась, подавленное, меланхоличное настроение последних дней улетучилось. Контраст между его физическим и духовным состоянием был поразителен. Его первыми словами была обращенная ко мне фраза: «Теперь я заплатил за все и могу сказать отцу то, что я о нем думаю». Он хотел тут же продиктовать письмо, в котором собирался потребовать свою долю имущества, доставшегося ему в наследство от матери. Он был полон планов и собирался начать новую жизнь. В этом случае отчетливо просматриваются последствия экономических взаимоотношений. Он подсознательно желал заменить психоанализ иным видом лечения, которым стал несчастный случай, избавивший его от чувства вины. Вместо того чтобы покончить с этим чувством умозрительно, он предпочел более радикальный способ».

14 мая 1936 года, в ходе кампании по борьбе с ДТП, в газетах появился лозунг: «ПЕШЕХОДЫ БЕЗРАССУДНО УБИВАЮТ САМИ СЕБЯ». «За последний год в США примерно 7000 пешеходов погибли по собственной неосмотрительности. Они либо не следили за цветом огней светофора, либо переходили улицу в неположенном месте, либо игнорировали указания офицеров дорожной полиции. И вот тысячи из них сделали свой «последний шаг» к вечности... Они перебегали улицу перед машинами, шли на красный свет, играли или гуляли на проезжей части, то есть делали все, что противно здравому смыслу, не говоря о правилах дорожного движения».

Статистика Совета по национальной безопасности дает еще более удручающую картину. «Ежегодно в беду попадают 340 000 пешеходов на улицах и дорогах американских городов. Эта цифра отражает число травмированных в результате столкновения с автотранспортными средствами. Более 16 000 человек гибнет в результате дорожно-транспортных происшествий».

Сидни Дж. Уильяме, начальник отдела общественной безопасности при Совете национальной безопасности, который любезно предоставил мне эти данные (см. Дорожные происшествия, Чикаго, 1936 г.), пишет, что около 7000 подобных инцидентов просто не регистрируются Советом национальной безопасности. По его мнению, много фактов остаются за кадром, так как любые происшествия подразумевают привлечение к ответственности.

Мы уверены в том, что некоторые из этих 16 000 стали жертвой по собственной вине. Все, что я пытаюсь сказать, — это то, что в большинстве случаев причину несчастного случая нельзя объяснять словом «неосторожность». В конце концов, легкомысленное отношение к собственной жизни само по себе симптоматично, и этот симптом можно рассматривать как импульс к саморазрушению. Когда статистики говорят о «явном противоречии здравому смыслу», не означает ли это противодействие естественному инстинкту самосохранения?

В качестве примера рассмотрим случай, сведения о котором мне любезно предоставил доктор Дж. Леонард Хэрринтон, психоаналитик из Канзаса. Двадцатилетняя пациентка поведала о том, что в детстве была настолько пугливой, что до десяти лет не посещала школу. Во время одного из сеансов она рассказала, как однажды захотела публично продемонстрировать свою наготу, а вскоре после этого у нее появилось желание сбрить лобковые волосы. Затем она призналась в том, что накануне мастурбировала пальцем. Аналитик напомнил, что она рассказывала, как в этот же день «случайно» порезала палец лезвием безопасной бритвы. Здесь мы имеем явную ассоциативную связь — запрещенное сексуальное удовольствие и резаная рана.

В другом случае пациент, склонный к непредсказуемой агрессии по отношению к окружающим, решил, что у него гонорея. Он проявил сексуальную агрессивность к человеку, которого отождествлял с собственным братом. Брата он также ненавидел и вожделел. В связи с этим эпизодом он испытывал сильное чувство вины и всячески пытался себя наказать. Он впал в депрессивное состояние и резко ограничил себя во всем, что касалось удовольствий, стал тратить большие деньги на визиты к врачам, «сел» на строгую диету и под предлогом того, что может заразить гонореей других людей, перестал общаться с друзьями. Его обуревали фантазии относительно способов самонаказания. Узнав об опасности гонококковой инфекции глаз, он несколько дней кряду изводил себя мыслью о том, что глаза могут загноиться и он ослепнет. По этой причине он полностью отказался от чтения книг, хотя очень любил это занятия. Он регулярно промывал глаза, хотя и был уверен, что болезнь неизбежна.

Однажды вечером, предаваясь, как обычно, печали, он заметил, что дверь в его комнату стала плохо закрываться. Не мудрствуя лукаво, он схватил лезвие бритвы и с его помощью стал подгонять дверь к проему. Во время этой процедуры отлетевшая щепка попала ему в глаз.

Этот эпизод подлил масла в огонь и дал ему лишний повод для очередных визитов к докторам, жалоб и оправдания собственной агрессивности. В конце концов он понял происходящее и самостоятельно интерпретировал несчастный случай, как «преднамеренный». Как мы знаем, членовредительство в определенном смысле тождественно самокастрации, а озабоченность по поводу травмы глаз ассоциируется со страхами перед оскоплением.

Несмотря на то, что данные, появляющиеся на страницах газет, едва ли могут служить материалом для серьезного научного исследования, не могу умолчать о следующем обстоятельстве. В течение года я без посторонней помощи смог обнаружить пять статей, посвященных одному и тому же примечательному феномену. Человек «расставляет сети» другому, как правило, грабителю, а попадает в них сам.

Приготовив жулику сюрприз, хозяин дома забывает об этом и становится жертвой собственной изобретательности. В результате подобной «забывчивости» он получает ранение или погибает. Ниже прилагаю эти вырезки.

«ПОГИБАЕТ ОТ СОБСТВЕННОГО СРЕДСТВА ПРОТИВ ГРАБИТЕЛЕЙ ФЕРМЕР, ВЫРАЩИВАВШИЙ ИНДЮКОВ, УСТАНАВЛИВАЕТ В ИНДЮШАТНИКЕ САМОСТРЕЛ И ЗАБЫВАЕТ ОБ ЭТОМ». Комптон, Калифорния, 8 дек. (АН) — После неоднократных краж индюшек ночными ворами Е.М.М., 59 лет, установил на пороге индюшатника самострел, который срабатывал при открытии дверей.

Воскресным утром М. торопился задать птице корм и забыл о своем приспособлении. Получив пулевое ранение в живот, он скончался по прибытии в больницу».

Топика Стейт Джорнэл, 7 декабря 1931 г.

«УМИРАЕТ ОТ СОБСТВЕННОГО СРЕДСТВА ПРОТИВ ВОРОВ ДОКТОР Б.Х.Б., ПИСАТЕЛЬ-НАТУРАЛИСТ, ОТКРЫВАЕТ ДВЕРЬ И УБИВАЕТ СЕБЯ».

«Дойлестаун, Пенсильвания, 1 июня (АП) — Сегодня вечером доктор Б.Х.Б., писатель-натуралист, был найден мертвым в своем доме, расположенном в районе проживания художников — Сентер Бридж. Он пал жертвой собственного изобретения против воров.

Можно утверждать, что доктор Б. был мертв уже в пятницу. Ружейный заряд буквально разворотил ему правый бок. Смертельный выстрел произошел в тот момент, когда он открывал дверь чулана, где был установлен самострел от грабителей».

Топика Дейли Кэпитэл, 2 июня 1931 г.

«ЛОВУШКА»

«В местечке Мидленд Бич, на Стейтен Айленде, г. Нью-Йорк, Питер Л., 63 лет, капитан баржи «Лэндлив», установил напротив входной двери своего бунгало двуствольное ружье, прикрепив струну к спусковому крючку и дверной ручке. Затем он отправился в плавание, вернувшись из которого забыл о принятых мерах предосторожности, и выстрел его же самострела разнес ему ногу».

«Тайм», 1 января 1931 г.

«ПОПАЛСЯ В ЛОВУШКУ, УСТРОЕННУЮ ДЛЯ ВОРОВ» «Дейвенпорт, Айова, 21 декабря (АП) — 71-летний А.Ф., которому надоело терпеть наглость воров, постоянно кравших его кур, установил в курятнике ружье, стрелявшее при открывании входной двери. Забыв о собственных приготовлениях, он открыл дверь и был ранен в ногу».

Детройт Фри Пресс, 21 декабря 1931 г.

Следующая заметка была мне прислана:

«ЧЕЛОВЕК ЗАСТРЕЛЕН СОБСТВЕННЫМ УСТРОЙСТВОМ ОТ ГРАБИТЕЛЕЙ»

«В магазине автомобильных шин был установлен самострел, да настолько эффективный, что когда один из сотрудников, К. Л., открыл входную дверь, то вскоре оказался в больнице с огнестрельным ранением бедра. Перед тем как открывать дверь, К. должен был поставить устройство на предохранитель, но забыл и получил пулю 45-го калибра. Сразу после того, как он включил свет, устройство сработало».

Овенсборо Мессенджер, 14 мая 1933 г.

Следующий случай аналогичен ловушкам против воров в том, что человек стал жертвой своего во всеуслышание объявленного «врага»: «Чикагский кузнец-ветеран П. Р., празднуя свое 63-летие, самонадеянно заявил о том, что автомобильный бум никогда не оставит его без работы. Кузнец Р. подковал свою последнюю лошадь, закрыл кузницу, вышел на дорогу и был насмерть задавлен автомашиной».

«Тайм», 9 ноября 1931 г.

Подобные случаи со всей очевидностью демонстрируют, как подсознательное стремление к самоубийству, основанное на подсознательных же побуждениях по отношению к другим людям, скрывается под маской несчастного случая.

Теодор Рейк («Неизвестный убийца», с. 74) указывает на то, что преступник нередко сам становится жертвой стремления к самонаказанию, осуществляемому под личиной преднамеренного несчастного случая; на это же обстоятельство указывает Александер. Рейк цитирует один из примеров, приведенных в книге Вульффена «Психология преступника». Некий Франц Гал узнал о том, что его сосед Варга продал быка за 900 крон. Дождавшись, пока Варга с женой уйдут из дома, Гал похитил деньги. В доме оставалась девочка шести лет, и вор решил избавиться от свидетеля. Он привязал к потолочной балке веревку, свил петлю и предложил ребенку просунуть в нее голову. Девочка попросила} Показать, как это делается, и он взобрался на стул и продемонстрировал. Неожиданно стул сломался, и преступник повис в собственной петле.' Испуганный ребенок выбежал из дома. Когда родители вернулись, Галг был мертв. По мнению Рейка, этот случай свидетельствует о скрытой форме самоубийства, замаскированной под несчастной случай.

Психоаналитические исследования показывают, что неизвестный убийца обычно является человеком с подсознательными фантазиями личности, готовящей ловушку другим.

Недавно я обследовал человека, осужденного за убийство, где жертва выступала именно как «неизвестный человек». Преступление было совершено при следующих обстоятельствах. Пациент (убийца) и два его приятеля путешествовали на автомобиле. Машине требовался ремонт, и они пригнали ее в мастерскую. Поздно вечером они гуляли по улице и увидели у обочины автомобиль со спящим водителем. Без всякого на то повода, даже не рассмотрев лица

этого человека, преступник выхватил пистолет и застрелил спящего. Он признал себя виновным, и его приговорили к пожизненному заключению. Убийство происходило несколько лет назад, но и поныне убийца не может толком объяснить мотивы своего поступка. В результате анализа выяснилось, что в своей жертве пациент подсознательно «видел» человека, который женился на его любимой старшей сестре. Конечно, такие «подмены» широко известны, но, как правило, в остальных случаях дело не заходит настолько далеко. Обыкновенно преступление совершается под влиянием импульсов невротического или психопатического характера. Однако в нашем примере незнакомец был подсознательно идентифицирован с человеком, нарушившим душевный покой пациента.

Поневоле приходится доверять отчетам прессы по поводу случаев совершения «случайных» самоубийств, поскольку клиническому изучению они уже не подвластны. Иногда.' на газетных полосах появляются заметки, описывающие события, говорящие сами за себя. Так, привожу пример/ когда самоубийство было спровоцировано неудержимым гневом.

«ПОГУЛЯЛИ!»

«В Бронксе, Нью-Йорк, Роз МакМ., 14 лет, получила от отца 25 центов на кино. Вне себя от привалившего счастья, она стала танцевать и визжать, выражая свой восторг по поводу предстоящей «гулянки». Отец, Томас МакМ., просил ее умерить свой пыл, но безрезультатно. Вдруг его охватил приступ гнева, он выскочил из комнаты, разбил головой фарфоровый унитаз, порезав себе горло, и скончался».

«Тайм», 9 февраля 1931 г.

Иногда суицидальная реакция на гнев бывает намеренной, как в нижеприведенном случае.

«РЕБЕНОК СМЕЕТСЯ. ОТЕЦ 11 ДЕТЕЙ УБИВАЕТ СЕБЯ!» «Вчера Дж. Дж., 52 лет, застрелился после серии мелких неприятностей. Инженер по профессии, он хорошо зарабатывал и обеспечивал семью, где было 11 детей. В свой выходной день он решил заняться мелким ремонтом по дому. По дороге в хозяйственный магазин он слегка повредил свой автомобиль. При осмотре он обратил внимание на то, что топливная система также неисправна. Один из детей рассмеялся, что привело к самоубийству отца».

Чикаго Геральд Экземинер, 26 ноября 1930 г.

Нет необходимости говорить о том, что подобные несчастные случаи обусловлены подсознательными мотивами. В этой связи нужно прежде всего знать мотив, о котором мы можем только догадываться на основании скупых газетных строк, в то время как при психоаналитическом исследовании есть возможность определить, какие именно поступки и желания вызвали у пациента чувство вины и стремление к наказанию, которое осуществилось в форме несчастного случая. Однако в тех случаях, которые не завершаются смертельным исходом, наказание служит не только искупительной платой, но и дает повод для дальнейших губительных фантазий. Поступки, заслуживающие порицания, провоцируют дальнейшее повышение цены искупления. В некоторых случаях такой ценой бывает жизнь. Однако иногда наказание становится самодостаточным, и искупительная жертва, например, членовредительство, предотвращает полное уничтожение личности. Замена целого его частью не только оплачивает старые счета, но и обеспечивает защиту в будущем, что хорошо известно американским политикам, рэкетирам и ортодоксальным иудеям. Владелец незаконного бизнеса платит деньги «за защиту» полицейским, которые, в свою очередь, отдают часть «улова» своему начальству и т. д. Однако время от времени такие конструкции рушатся; например, владелец отказывается платить назначенную цену. В таких случаях вступает в силу закон, и нелегальный бизнес закрывают.

Тот же принцип «периодических выплат по счету» просматривается в потворстве некоторых пациентов-невротиков эротическим фантазиям и агрессивным устремлениям; нередко меланхолия предвосхищает или дает отсрочку реализации навязчивых идей или импульсивных побуждений. Наиболее отчетливо этот принцип осуществляется в поведении людей, обладающих «невротическим характером» (см. часть вторая, глава четвертая). Как мы убедились, у таких людей агрессивность реализуется не столько в фантазиях, сколько наяву, о чем хорошо знают их близкие. Можно предположить, что аналогичные механизмы действуют в жизни людей, которых с редким постоянством преследуют неудачи.

Именно о таком случае пишет «Тайм» от 19 марта 1939 года. В заметке рассказывается о мужчине, в которого три раза подряд попадала молния; один раз он был засыпан в угольной шахте; ударной волной от выстрела из пушки ему оторвало руку и выбило глаз; затем, в результате оползня, он был погребен под двумя тоннами глины, но остался жив. «После этого он упал с девятиметрового утеса, затем свалился с лошади, зацепившись ногой за стремя, и она проволокла его сквозь заграждение из колючей проволоки. При спуске с горы на санях он упал и проломил себе череп. В возрасте восьмидесяти лет он заболел двусторонним воспалением легких. В восемьдесят один год его разбил паралич. В восемьдесят два его сшибла лошадь и переехал экипаж. В восемьдесят три он попал под машину». В том же году он поскользнулся на льду и сломал бедро!

Вряд ли стоит рассматривать возможность серьезного психоаналитического исследования жизни мужчины столь преклонного возраста, имеющего на своем счету такую неслыханную череду несчастных случаев. И все же его неурядицы можно рассматривать в контексте тех качеств личности, которые провоцировали постоянные страдания, ценой которых покупалась жизнь.

У одного из наших бывших пациентов картина жизненных невзгод тоже была весьма удручающей. Так, его ребенок случайно отравился, сам он три раза кряду попадал в автомобильные аварии, причем все три раза на одном и том же месте его машина разбивалась вдребезги. Затем его вождение стало причиной последовательных повреждений одиннадцати автомобилей. Общий итог таких происшествий составил двадцать четыре несчастных случая. Нам удалось выяснить, что его мучило чувство вины за подсознательное желание убить некоторых членов семьи.

Я затрудняюсь подобрать определение для этого феномена, но газетные репортеры уже окрестили таких людей «неудачниками-чемпионами» и жертвами «злосчастной судьбы». Все, кто знаком с подобными бедолагами, знают, что их неудачи не являются результатом патологического поведения, как, например, в случае с представителями «невротического характера». Скорее неудачи преследуют их вследствие конфликтов с реальностью, которые носят неожиданный, случайный характер.

Однако газетчики не делают различия между этими двумя типами личности.

Их жизнь представляет собой череду ударов судьбы

Доктор Елена Дойч интерпретирует это явление в несколько ином свете, как «Неврозы [капризы] Судьбы», французский психоаналитический вестник, т. IV, №3 (в сокращенном варианте приводится в Психоаналитическом обзоре, июль 1935 г., с. 315-316, №3).

или является результатом трагического стечения обстоятельств. Было бы трудно сказать, как много людей такого склада подсознательно выбирают этот тернистый путь, но создается впечатление, что некоторые из них делают свой выбор подсознательно.

Случаи, связанные с подобным явлением, легче найти в газетах, чем на страницах медицинских отчетов, ибо эти люди не отдают себе отчета в том, что с ними происходит, и соответственно в большинстве своем не являются нашими пациентами. Приведу лишь несколько типичных примеров из газет:

« ПИТЕР ВНОВЬ ОБМАНУЛ СУДЬБУ »

5-ЛЕТНИЙ НЕУДАЧНИК-ЧЕМПИОН ПОПАДАЕТ В ОЧЕРЕДНУЮ ПЕРЕДРЯГУ И ВЫЖИВАЕТ.

«Блэкбурн, 30 августа (АП) — П. Л., 5 лет от роду, остался в живых после очередного несчастного случая.

Сегодня вечером мальчика привезли в больницу после того, как лошадь лягнула его в лицо. За свою короткую жизнь он уже попадал под копыта лошади и под колеса велосипеда. Когда он выпал из окна спальни, то отделался вывихом плечевого сустава. Недавно он забрался на крышу мельницы, помахал сверху перепуганной толпе взрослых, затем поскользнулся и упал. Однако он приземлился на оконный козырек и был спасен.

Прошлым вечером он уже во второй раз свалился в глубокий канал и едва не утонул».

Топика Дейли Кэпитэл, 30 августа 1929 г.

Другой пример:

«Водопад Сиу, Южная Дакота, 20 ноября. — Путешественник Е. П. Л. по праву заслужил честь носить печальный титул чемпиона по несчастным случаям. Полоса невезения началась, едва ему минуло 11 дней от роду, когда он выпал из колыбели и сломал левую руку.

В возрасте четырех лет он упал с лошади и сломал правую руку. В 6 лет, попытавшись вбить топориком колышек, он разрубил себе ногу до кости. Год спустя на него напал бык и едва не забодал его насмерть. В результате у него оказались сломанными рука, шейные позвонки, четыре ребра и обе ноги.

Затем последовало несколько лет передышки. В ранней юности его приняли на работу в цирк. Одним из его заданий было прыгать на сетку через трех слонов. Однажды он не-Удачно приземлился и вновь сломал свою изувеченную ранее левую ногу.

Но его «звездный час» пришел в 1906 году, когда он работал сцепщиком вагонов товарного поезда. Во время движения поезда, перепрыгивая с крыши одного вагона на Крышу другого, он сорвался и упал на пути. Над ним проехали тридцать семь вагонов, не причинив ему никакого вреда. Однако с приближением служебного вагона одежда этого человека зацепилась за колесо, и поезд протащил его три мили. Ему оторвало левую руку, девять пальцев на ногах были изуродованы, череп разбит, правая сторона груди раздавлена. Но он выжил.

С 1925 года началась очередная серия несчастных случаев. Путешествуя в пассажирском поезде, он упал в проход и сломал позвоночник. Оправившись от временного паралича, он отправился в автомобильную поездку. Машина сорвалась с крутого берега высотой 45 футов, и он едва не утонул.

В этом же году он в очередной раз падает в проход пульмановского вагона, ломает позвоночник и обе лодыжки. Затем он заболевает скарлатиной и шесть недель проводит в больнице. По выздоровлении у него начинается приступ острого ревматизма, и он остается прикованным к койке в течение 19 недель.

За этим следует взрыв бензинового примуса в туристическом лагере. Он не сгорает заживо исключительно благодаря своевременному вмешательству друзей.

По его словам, «человек должен до дна выпить горечь жизни, чтобы научиться получать от нее удовольствие».

Топика Дейли Кэпитпэл, 21 ноября 1927 г.

В свете наших теоретических построений такие случаи представляют несомненный интерес. При этом не стоит думать об инцидентах, как о чем-то из ряда вон выходящем, ибо они происходят намного чаще, чем кажется на первый взгляд.

Со временем обо всех таких инцидентах начинают говорить, как о «просто несчастных случаях», случайностях, курьезах. Такое отношение становится недопустимым как для многих людей, так и для бесчисленных организаций. В самом деле, факты говорят сами за себя: ежегодно в США от несчастных случаев погибает 100 000 человек или более того. Поэтому слово «случайность» становится неуместным. Совет национальной безопасности располагает данными об экономическом ущербе, который повлекли за собой случайные смерти, травмы и дорожные аварии. Сумма впечатляет — примерно три с половиной миллиарда долларов в год.

Возможно, многие не знают, что от несчастных случаев умирает больше народа, чем от болезней (за исключением сердечно-сосудистых заболеваний). В США третье место по смертности приходится именно на несчастные случаи. В возрасте от трех до двадцати лет люди чаще всего умирают не от болезней, а от несчастных случаев, а наибольшая вероятность умереть в возрасте от трех до сорока лет приходится на те же несчастные случаи.

Каждые пять минут в стране кто-то умирает именно по этой причине, а сотни других становятся калеками. Пока вы читаете эти страницы, в нашем отечестве несколько человек будут убиты, а несколько сотен получат травмы.

Такие цифры говорят сами за себя и свидетельствуют о том, сколь серьезна эта проблема. Существует немало проектов, имеющих цель сократить травматизм на производстве, на дорогах, в сельском хозяйстве и в быту. Однако все эти планы не учитывают фактора саморазрушения, маскирующегося за названием «несчастные случаи».

В то время, как в современных журналах появляется все больше примеров, связанных с преднамеренными несчастными случаями и так называемым «злым роком», который превратился в трагическую привычку, в обществе все еще отсутствует адекватное понимание проблемы. Психиатрическое изучение таких случаев дает возможность идентифицировать мотивы, известные в связи с другими формами саморазрушения, как крайними (самоубийство), так и компромиссными (членовредительство, импульсивная предрасположенность к хирургическим операциям, симуляция). В мотивах этих поступков просматриваются элементы агрессивности, наказания, искупления и возможной смерти как случайной, но исключительной меры. Последние исследования показали: принцип жертвенности реализуется таким образом, что человек подсознательно стремится стать жертвой несчастного случая и при этом старается обеспечить себе шанс на выживание, так как большинство подсознательных страхов, особенно страх полного уничтожения, существуют лишь в его воображении. Таким образом, достигается частичная нейтрализация деструктивных импульсов. В то время, как практический интерес исследования важнейшей проблемы смертности и травматизма от несчастных случаев возрастает, решение проблемы лежит в области фундаментальной психиатрии.

Глава 6. Импотенция и фригидность

Одним из результатов научного исследования подсознательного мира человека стало признание неопровержимого факта — представление о половой жизни и гениталиях в значительной степени определяет структуру личности, будь то ребенок или взрослый, дикарь или цивилизованный человек, высокоинтеллектуальный субъект или рядовой обыватель. Сейчас трудно представить, с каким жестоким и безапелляционным противодействием столкнулся Фрейд, впервые указавший обществу на сей очевидный факт. Со всех сторон на основоположника психоанализа посыпались нападки, его подвергли остракизму, и многие медицинские светила того времени без стеснения заявляли с высоких трибун о своем ханжестве и полном невежестве относительно этого вопроса. Впрочем, и поныне общество несвободно от предрассудков и притворной стыдливости.

Подтверждением вышесказанному служит отношение людей к такому функциональному нарушению, как импотенция у мужчин и фригидность у женщин. В последние годы эти отклонения встречаются столь часто, что можно говорить о них, как о повальной болезни или жертве, с помощью которой приходится искупать издержки современной цивилизации.

См.: Фрейд. Собрание сочинений, т. IV, Добавление в психологию любви, с. 192-235; Цивилизация и неудовлетворенность, Кейп и Смит, 1930, с. 76.

Викторианское ханжество распространилось и на представителей науки; даже в ученых кругах этот предмет исследования все еще является табу. Писать или говорить на эту тему — значит приклеить себе ярлык шарлатана или любителя клубнички. Так, ведущий справочник по медицине упоминает об импотенции лишь три раза, а термин «фригидность» вообще не фигурирует на его страницах. В том же справочнике ссылки на нарушения опорно-двигательного аппарата занимают целую страницу! Полки книжных магазинов буквально завалены добротными и откровенными изданиями, посвященными технике секса. В них доходчиво и подробно рассказано о таких неприятностях, как гонорея и сифилис. Но не следует забывать о том, что импотенция и фригидность являются более распространенными недомоганиями, а с точки зрения пациента, куда более серьезными.

Переходные формы импотенции являются едва ли не всеобщей напастью, хотя нередко об этом факте умалчивают. Даже сами врачи не всегда признают, что временная, частичная или полная импотенция имеет место куда чаще, чем это принято считать. Некоторые мужчины, подверженные этому недугу, явно страдают и порой впадают в депрессивное состояние. Другие относятся к этому философски, как к чему-то необъяснимому, но неизбежному. Есть и такие, которые просто не понимают своего состояния. Многие представители сильного пола считают себя сексуально состоятельными и механически выполняют супружеские обязанности, часто к полному удовлетворению собственных жен, но не получают при этом всей гаммы сексуальных переживаний. Такая неспособность к получению сексуального удовольствия представляет скрытую форму импотенции. Аналогичным проявлением психической импотенции можно считать чувство разочарования и потери, возникающее по завершении полового акта. Помню, как один пациент после полового акта начинал осыпать свою жену упреками. Он заявлял, что он чувствует себя нервным и опустошенным, его мысль теряет свою остроту и он настолько ослаблен, что может простудиться и заболеть. Еще одной формой импотенции, которая часто не идентифицируется как таковая, является преждевременное семяизвержение. Возможно, женская фригидность не столь очевидна и физиологически не идентична мужской импотенции. Импотенцию принято считать исключением из общего правила, в то время как фригидность является широко распространенным явлением и поэтому не таким серьезным нарушением. Проводилось немало статистических исследований относительно фригидности у женщин, но никому не пришло в голову провести подобный опрос среди мужчин. Я думаю, этому есть две причины. С одной стороны, мужская импотенция часто принимает более тонкие и не столь очевидные формы, как женская фригидность. С другой стороны, общество негласно одобряет подавление женской чувственности. Более того, есть и такие люди — и их немало, — которые и не подозревают о том, что женщина может испытывать сексуальное удовольствие.

Если доверять результатам клинических и статистических исследований, то многие женщины придерживаются формулы «я это делаю ради мужа», проявляют полное безразличие к генитальному взаимодействию и не испытывают во время полового акта никаких эмоций, ни отрицательных, ни положительных. Такие женщины проявляют к проблемам пола чисто интеллектуальный интерес, читают литературу на эту тему, но, как правило, так же, как их мужья, не обсуждают сексуальные вопросы с врачами, соседями или друзьями. Эта тема является для них закрытой книгой, о которой чем меньше говоришь, тем лучше.

Существует и другая категория женщин, отношение которых к половой жизни прямо противоположно упомянутому выше. Время от времени они ощущают приятные эмоции во время полового акта и периодически — хотя и редко — испытывают оргазм. Такие дамы испытывают озабоченность по поводу своей «холодности» и предпринимают энергичные усилия, чтобы стать «нормальными». Они постоянно читают многочисленные труды на эту тему, консультируются с друзьями, соседями, наносят визиты врачам и знахаркам. Иными словами, они используют все средства для достижения своей цели. Помню, как одна супружеская пара испробовала все возможности для избавления жены от фригидности, причем муж уложил в кровать к жене собственного друга в надежде, что «разнообразие» сможет «разморозить» супругу. Возможно, многочисленные примеры супружеской неверности объясняются именно такой мотивировкой.

Состояние сексуальной неполноценности — как у мужчин, так и у женщин — может быть интерпретировано по-разному. Иногда (очень редко) причина кроется в структурных, «органических» патологиях; повторных и (на мой взгляд) необоснованных операциях; медикаментозном воздействии на эндокринную систему. Иногда вышеперечисленные отклонения поддаются терапевтическому лечению. Порой пациентов подвергают гипнозу, лечат змеиным ядом; излишне говорить, что случайный терапевтический успех не является доказательством эффективности подобных методов лечения.

Теории структурной и биохимической этиологии имеют право на существование, но они лишь частично объясняют суть проблемы, так как не учитывают психологический фактор. Никто не спорит о том, что патологию могут обуславливать как физические факторы (структурные изменения), так и биохимические (дисфункция желез внутренней секреции), однако, на мой взгляд, в данном случае определяющую роль играют психологические факторы, корректировка которых имеет первостепенное значение. Именно по этой причине для начала я и выбрал сексуальную неполноценность как наиболее яркий пример влияния психических отклонений при заболеваниях соматического характера.

Функциональное расстройство можно рассматривать как подавление или, в определенном смысле, уничтожение естественной активности, связанной с удовольствием. По своей функциональной сути этот синдром эквивалентен фактической самокастрации, при том, что гениталии остаются на месте, но психологически воспринимаются как не существующие. Подобно тому, как самокастрация является прототипом любого членовредительства, так и импотенция является прототипом всех функциональных расстройств. В этом смысле об этом заболевании можно говорить как о модели, своего рода матрице, классической истерии. Характерной чертой истерии является утрата функции вместо утраты органа.

Когда мы говорим об истерическом симптоме, то имеем в виду функциональное изменение как результат подсознательных побуждений или намерений личности. Известно, что все системы организма выполняют определенные функции в соответствии с желаниями и способностью личности к -выживанию в условиях агрессивной внешней среды. Психологически доказано, что перед лицом опасности личность мобилизует все свои силы, все ресурсы своего организма. Кровеносная система начинает работать более интенсивно, наполняя мышцы и кожные покровы свежей энергией, в больших количествах выделяются гликоген, адреналин и протромбин. Человек начинает испытывать воинственные эмоции и желания, которые едва ли можно назвать сознательными.

Защитные реакции могут проявляться как более сложный комплекс психологических проблем. Например, во «время боевых действий солдата может парализовать страх так, что его ноги откажутся идти в атаку, ибо на поле боя его подстерегает еще большая опасность, чем в окопах. Подобные реакции неуправляемы, и в этой ситуации солдат не сможет идти даже в укрытие. Таким образом, эти защитные реакции не только не подвластны воле человека, но идут с ней вразрез, что дает нам право называть их симптоматичными. В определенном смысле симптомы всегда разрушительны и являются, по своей сути, порождением саморазрушительных комплексов, несмотря на то что определяющая мотивация направлена на самосохранение. Солдат жертвует (временно) ногами (они отказываются выполнять свою функцию) с тем, чтобы (как ему кажется) спасти жизнь. Инстинкт самосохранения побеждает ценой частичной утраты (временной) функциональности.

Сутью конфликта является его подсознательный характер. Сознательное желание, реализованное или подавленное, так или иначе приводит к конкретному решению. Подсознательные побуждения (включая страхи, которые человек стремится преодолеть) реализуются автоматически, зачастую иррационально и без контроля со стороны самого человека, как симптомы и комплексы. В их основе всегда заложены подсознательное желание и конфликт.

Импотенция и фригидность вполне сопоставимы с истерическим параличом ног солдата. Следует задать себе вопрос, что именно в естественном репродуктивном акте внушает людям ужас и страх, сравнимые с чувством опасности на поле битвы? Что «включает» механизмы торможения естественного желания к продолжению рода? При рассмотрении этих вопросов мы сталкиваемся с необычайными трудностями, так как репродуктивные функции гениталий в сознании людей одновременно являются предметом гордости и стыда, что затрудняет диалог между аналитиком и пациентом.

Первое, о чем подумает в этой связи практикующий врач, — это то, о чем говорили ему его пациенты. «Я бы не прочь, — заявляет одна из них, — но боюсь забеременеть». Возможно, она добавит, что боится боли, которую ей может причинить половой акт. Мужчины также жалуются на то, что их преследует страх причинить жене боль. Еще больше они боятся венерических заболеваний, что также негативно сказывается на их потенции.

Однако сознательные страхи не следует понимать буквально. Естественно, доля истины в аргументации пациентов есть. Боль можно купировать, а от болезней и беременности можно предохраняться. Известно, что подобные объяснения — не что иное, как отговорки, за которыми стоит подсознательный страх, основанный на иных мотивах, которые мы уже анализировали в процессе рассмотрения таких явлений, как жертвенность, членовредительство и полихирургия. Теперь попробуем проследить генезис подсознательных страхов, возникающих в ситуациях, которые мы считаем психологически основополагающими.

Страх наказания

Одним из главных страхов является ожидание наказания. Психически нормальные люди способны делать различие между поступками невинными и теми, за которое общество карает. Однако порой человек ожидает наказания в силу предрассудков или инфантильного восприятия явления. Для многих людей половая жизнь все еще является Чем-то позорным, достойным порицания.

Мужчина женится на женщине, которую подсознательно воспринимает как мать. В детстве его родная мать всячески подавляла либидо мальчика, и, повзрослев, он не смог преодолеть установок, ограничивавших свободное проявление его половых инстинктов. Индуса, который согласно данному религиозному обету просидел двадцать лет, невозможно в одночасье заставить встать на ноги и побежать, даже если ему будет обещана неслыханная награда или будет угрожать опасность.

Психологические установки, полученные человеком в детстве, определяют его поведение на долгие годы, если не на всю оставшуюся жизнь. Нормальный человек с годами способен преодолеть детские заблуждения и со временем скорректировать свое поведение применительно к обстоятельствам. Однако некоторые люди на это неспособны, что, впрочем, не есть признак их интеллектуальной неполноценности. Реакции сознания на окружающую действительность в основном определяются детским опытом и лишь частично знаниями, приобретенными в зрелые годы. Следовательно, вне зависимости от сознательных страхов, многие люди испытывают подсознательный страх наказания, который проявляется в минуты, когда это воспринимает ситуацию как критическую. Подсознание ассоциирует наслаждение с опасностью и болью; оно воспринимается как нечто запретное и потому являющееся наказанием по определению.

На какие только ухищрения не идет подсознание в стремлении обмануть этот страх и сделать запрещенную сексуальную активность психологически приемлемой. Так, одна из моих пациенток не получала удовольствие от секса по той причине, что во время полового акта перед ее мысленным взором появлялось непреклонное, суровое лицо ее отца. Эта женщина и ее муж обнаружили, что она испытывает радость от сексуального акта лишь в том случае, если перед сношением он ее ударит. Совершенно очевидно, что : эта женщина испытывала инфантильную уверенность в том, что наказание все расставляет по своим местам. Таким образом, чтобы суровое лицо отца исчезло и она смогла бы 'получить удовольствие от «запретной» активности, ей следовало понести предварительное наказание.

Точно такая же картина наблюдается и у мужчин. Именно свершившимся наказанием объясняются благоприятные результаты болезненного гинекологического или урологического лечения, и это несмотря на то, что очень редко (если вообще это имеет место) импотенция и фригидность зависят от структурной патологии, заболевания эндокринной системы и неврологических нарушений.

Каким же образом соотнести страх перед наказанием и стремление к наказанию? Еще раз повторю вышесказанное: истерия, прототипом которой являются импотенция и фригидность, определяется как состояние, когда функция органа меняется или становится невостребованной, то есть осуществляется подсознательная подмена членовредительства или удаления этого органа. Иными словами, орган истерика просит о замене кардинального наказания частичным.

Элемент агрессии

Основы ожидания наказания заложены в инфантильных представлениях и ошибочных ассоциациях. Однако клинический опыт показывает наличие и иных факторов. Характерный страх, определяющий импотенцию и фригидность, — иногда сознательный, но чаще подсознательный — связан со страхом нанести или получить травму во время полового акта. Подобные страхи предполагают фантазии садистского характера. Хорошо известно, что изнанкой любви является ненависть, отрицающая эротическое удовлетворение средствами самоотречения, приобретающими черты агрессии, такими как отторжение и враждебность по отношению к сексуальному партнеру. Характерным результатом такой установки является преждевременное семяизвержение, когда мужчина, по сути дела, повторяет модель поведения рассерженного младенца, писающего на платье своей няньки

Более подробно об этом явлении можно прочитать в блестящей статье Абрахама (Карл Абрахам. Избранные сочинения по психоанализу, перевод на английский Брайана и Стречи, Лондон, Хогард, 1927,

с. 280-298),

Но почему мужчина проявляет ненависть к женщине, которую, как ему кажется, он любит? Такое случается вследствие трех причин.

Первой причиной подсознательной ненависти является желание отомстить. Эта может быть месть за что-то, что случилось совсем недавно или очень давно, причем объектом ненависти может быть совершенно другой субъект. Многие люди на протяжении всей жизни не могут избавиться от детской антипатии к какому-либо человеку. Достаточно вспомнить о том, что мать всемирно известного ловеласа Дон-Жуана оставила своего ребенка в раннем детстве. Став мужчиной, он поступал с женщинами точно так же, как мать поступила с ним — сначала любил их, а потом бросал.

Мужчина, вполне благополучный и даже удачливый, обратился за психоаналитической помощью в связи с периодическими депрессивными состояниями. Во время сеансов выяснилось, что он страдает одной из форм импотенции. Предварительные ласки очень возбуждали его жену, в то время как он сам терял интерес к продолжению любовной игры, либо происходило преждевременное семяизвержение. В результате анализа выяснилось, что он пытался уклониться от супружеских объятий, и в этом смысле весьма преуспел. Интуитивно жена ощущала его скрытую враждебность. С ней стали случаться истерические припадки, которые завершались рукоприкладством. Такое поведение супруги вызвало в муже чувство раскаяния и подавленности. Этот мужчина воспитывался в семье, где верховодила энергичная мать, интересы которой, в основном, распространялись на общественную деятельность. Это, естественно, не оставляло времени для собственных детей. Пациент был первым ребенком и, возможно, незапланированным, так как мать родила его в период, когда все ее помыслы были заняты одним проектом, который она продолжала реализовывать и после родов, оставив сына на попечение гувернантки. Во время сеансов он с горечью вспоминал, как страдал от невнимания матери. Свой протест маленький мальчик выражал постоянным плачем, капризами и внезапными вспышками раздражительности. За это его наказывали, и обиды накапливались. Ему хотелось отомстить матери той же монетой, и это желание не оставляло его всю оставшуюся жизнь.

Другой причиной подсознательной ненависти, особенно со стороны женщин, является желание отомстить не столько за себя, сколько за свою мать. В детстве такие пациентки считали, что мать подвергается унижениям со стороны отца, а узнав о деталях половых отношений, решили, что сексуальное взаимодействие — это акт насилия и жестокости. Естественно, в некоторых случаях не обходилось без участия матерей, которые жаловались дочерям на отцов, рассказывали, что мужчина — это существо, которого следует бояться. Такие матери считают, что предупреждают дочерей из благих побуждений, но нам известно, что не в меньшей степени они руководствуются мстительными намерениями по отношению к своим мужьям. Именно по этой причине дочери вырастают, затаив в душе злобу на всех мужчин. Вначале эта злоба маскируется внешними проявлениями любви, но рано или поздно муж начинает ощущать ее проявление.

Третей причиной ненависти служит зависть. Подсознательно мужчины завидуют женщинам, а женщины завидуют мужчинам, причем внешне это никак не проявляется. В предыдущих главах мы уже не раз обсуждали этот вопрос. Естественная, пассивная женская роль представляется некоторым представительницам прекрасного пола невыносимым унижением. Движимая ненавистью, продиктованной завистью, женщина обречена на фригидность. С другой стороны, некоторые мужчины испытывают зависть к женщине не столько из-за ее привилегированного, защищенного положения в обществе, сколько из-за ее способности к деторождению. Подсознательное неприятие своей биологической роли мужчина начинает компенсировать созидательной деятельностью иного рода, но если этого не происходит, то случаются и прямые проявления ненависти и враждебности.

Мой пациент, удачливый и во всех отношениях нормальный человек, подвергся длительному лечению по поводу симптома, который выражался в том, что он приходил в неистовство, как только на него возлагались дополнительные семейные обязанности. Главной причиной расстройства было желание жены иметь детей. Теоретически он не имел ничего против такого желания, но дальнейшие размышления о такой перспективе приводили его в ужас, и когда он обратился к специалистам, то был на грани психического расстройства. Аналогичный случай произошел с мужчиной, финансистом национального масштаба. Его жена также очень хотела ребенка, но он, несмотря на сильное сексуальное влечение и эмоциональный дискомфорт, месяцами воздерживался от супружеских ласк, лишь бы «избежать риска». Ситуация стала нетерпимой, и жена подала на развод. Она вышла замуж вторично, забеременела, но второй муж умер, не дождавшись рождения ребенка!

Любовные конфликты

Причиной импотенции и фригидности служат не только страх и ненависть. Нереализованное ранее эротическое желание также может вызвать серьезные нарушения в половой сфере. Мужчина может оказаться несостоятельным с женщиной, так как, сам того не подозревая, любит кого-то другого. Объект любви может быть в прошлом, может быть связан с детскими воспоминаниями. Так, мужчина не способен любить собственную жену, так как «привязан к материнской юбке» и просто не замечает остальных женщин. В то же время многие женатые «маменькины сынки» не могут дать жене больше, чем любящий сын отдает любимой матери. Они просто не воспринимают жену как любовницу и соответственно не могут удовлетворить ее естественных потребностей (в том случае, если она сама — женщина с нормальными инстинктами). Иногда такие мужчины находят счастье с женщинами, которые изначально видят смысл супружества исключительно в будущем материнстве. Такой брак может быть и вполне состоятельным. Однако его нельзя назвать успешным в смысле нормальных сексуальных отношений, и, как правило, многие из таких союзов быстро распадаются.

Примерно такая же картина наблюдается в жизни многих женщин. Девушка может быть настолько сильно поглощена любовью к собственному отцу, что не будет воспринимать других мужчин как таковых. Она будет любить мужа,. спать с ним и в то же время дурачить его (одновременно дурача себя саму), так как не в состоянии осознать суть подсознательного обмана. Тело не сможет адекватно откликнуться на призыв новой любви, когда подсознание вопиет о предательстве старой, первой и единственной.

В других случаях привязанность к родителям, братьям и сестрам не столь очевидна, ибо носит скрытый характер. Известно, что с возрастом ребенок, привязанный своими чувствами к ближайшим родственникам, обращает свой взор на людей, не принадлежащих к семейному кругу, и проходит стадию предпочтения людей его же пола. Гомосексуальная фаза в развитии человека у большинства людей со временем подавляется и в сублимированной форме остается как основа для развития гомосексуальных привязанностей. У некоторых людей в силу ряда причин эта фаза затягивается на всю жизнь, хотя они и считают себя гетеросексуальными. Обычно это относится к людям, которые, в стремлении доказать свою нормальность безудержно стремятся увеличить свой список Лепорелло[1],

[1]Слуга Дон-Жуана повсюду носил с собой список женщин, соблазненных его хозяином.

как бы отрицая стремления, о которых им нашептывает подсознание.

И наконец, поговорим о самом могущественном факторе, определяющем конфликтную ситуацию в любовной сфере. Это — любовь к самому себе. Следует помнить о том, что любовь к мужу или жене, к отцу или матери, к сестрам или братьям является лишь производной от любви к собственному эго. Все мы любим себя больше других и сильнее других. Однако нормальный человек склонен делиться этой любовью с остальными. В то же время огромное количество людей страдают от неразделенной любви к самому себе. Людям не удается выйти за рамки собственного эгоизма по целому ряду причин. Иногда любовь к другим подавляется из-за неуверенности в себе, из боязни стать предметом порицания, вследствие неудачного жизненного опыта или плохого воспитания. Для таких людей глубокие и откровенные отношения с другими невозможны, за исключением тех случаев, когда любовь к себе приумножается. Эгоист может влюбиться, но только в человека, похожего на него или в того, кто поет ему дифирамбы, насыщая его гипертрофированное тщеславие и обеспечивая постоянную эмоциональную подпитку. Человек, любящий исключительно себя самого, не способен отдавать свою любовь; его удел — брать и получать. В этом смысле он подобен ребенку, самовлюбленность которого поощряется материнской заботой и вниманием.

Сексуально такие люди могут быть очень активны, особенно тогда, когда их половая сила поощряется, и у них создается впечатление собственного всемогущества. Однако сексуальная мощь такого рода ненормальна, и рано или поздно любовники-эгоисты сталкиваются с серьезными проблемами в половой сфере. Как правило, они гордятся своими половыми органами и нередко предпочитают половому акту мастурбацию. При обычном половом акте они ведут себя так, как если бы это был «внутривагинальный онанизм», который, по сути дела, является формой импотенции, неминуемо поджидающей их в будущем.

Ханжество стало существенным препятствием при лечении импотенции и фригидности. С одной стороны, многие люди согласны на любые меры, лишь бы их избавили от такого рода заболеваний. Именно поэтому многие обыватели становятся легкой добычей знахарей и шарлатанов. С другой стороны, люди пытаются решить проблему, обращаясь к врачам, которые рассматривают импотенцию и фригидность в свете физических и биохимичесих факторов и используют соответствующие методы лечения. Как отмечает Крукшэнк,

Ф. Дж. Крукшэнк. Профессиональный медицинский жаргон. Британский психологический журнал, январь 1931 г., с. 295-311.

такие врачи рассматривают рыдающую женщину, как случай «конвульсивного слезотечения», и в качестве лекарства прописывают белладонну и вяжущие средства, компрессы и ограничение в употреблении жидкостей, несоленую пищу и воздержание от половой жизни, чая, табака и алкоголя. При этом эскулап предупреждает, что в случае, если эти меры окажутся неэффективными, непременно придется удалить слезные железы.

Как бы там ни было, иногда, за счет элементов внушения и наказания, эти меры приносят желаемый результат, но гораздо чаще они доказывают свою полную несостоятельность. Рациональный терапевтический подход к лечению этих расстройств действует как мера устрашения, которая порой помогает отказаться от неверных подсознательных установок. Те же, кто склонен преуменьшать важность проблемы импотенции и фригидности, вряд ли одобрят ее решение с помощью психоаналитических методов. Гордость не позволит им открыто выражать свое недовольство и демонстрировать нежелание считать импотенцию и фригидность не просто неким неудобством, но серьезной симптоматичной проблемой.

Этой теме посвящено множество статей в психоаналитической литературе. Из последних публикаций наиболее авторитетными являются статья Эдмунда Берглера «Психическая импотенция у мужчин», Берн, Ганс Губер, 1937 г., и статья этого же автора, написанная в содружестве с Э. Хичманом, «Фригидность у женщин», Вашингтон, Д.К., Нервные и умственные расстройства, 1936.

Подавление сексуальной функции и удовольствия можно считать еще одной формой функционального частичного самоубийства, осуществляемого под воздействием подсознательных мотивов, то есть для разрешения подсознательных эмоциональных конфликтов. Эти конфликты порождаются страхом наказания и карательных мер, страхом перед недоброжелательством и последствиями подсознательной ненависти, при наличии внутренних подсознательных противоречий. Кроме того, можно говорить о принесении в жертву естественной биологической роли в угоду «извращенным» эротическим наклонностям. Именно эти мотивы мы уже обсуждали в предыдущих главах как факторы саморазрушения: агрессивность, стремление к самонаказанию, извращенность и неадекватный эротизм. Далее можно отметить, что импотенция и фригидность по своей сути представляют отказ от нормального генитального удовольствия, что само по себе является формой саморазрушения. Коль скоро эти проблемы связаны с органами, их можно идентифицировать как «органические», но не в прямом смысле этого слова. Обычно мы используем этот термин применительно к структурным изменениям органов.

Однако — и в этом суть проблемы — многие случаи импотенции характеризуются частичными структурными («органическими») изменениями. Встает вопрос, что считать причиной, а что следствием? В любом случае мы имеем дело с саморазрушительными мотивировками, которые de facto являются деструктивными.

В заключительной части книги мы поговорим именно о структурных органических нарушениях, порожденных саморазрушительными мотивами.