Я чувствую себя разбитой и усталой, мои ноги и руки болят. Элли мирно спит рядом со мной, но место, где спал Джеймс, пусто.
Внезапно меня охватывает тошнота. Я закрываю глаза, надеясь, что это пройдет, но моя голова плывет, как будто я кружусь и не могу остановиться.
Трясущимися руками я перелезаю через Элли и захожу в общую ванную комнату, успев как раз вовремя, чтобы опустошить скудное содержимое моего желудка. Я жду у туалета, желая, чтобы это прошло.
Этот приступ утренней болезни еще хуже, чем предыдущие. Вчерашние усилия сделали свое дело. Стресс и усталость, как известно, усугубляют утреннюю тошноту, а за последние двадцать четыре часа у меня было и то и другое. Сегодня мне определенно понадобится моя трость, но она осталась на поверхности. Так же, как и множество вещей. И что еще важнее: там осталось много людей.
Когда тошнота наконец стихает, я иду по коридору, держась рукой за стену, чтобы перенести вес с моей больной ноги. Офисный уголок, который Джеймс использовал прошлой ночью, пуст. В ванной его тоже нет. Но в маленьком общем зале, примыкающем к комнате, где мы спали, я нахожу Мэдисон. Она сидит в кресле с откидной спинкой, держа на груди ребенка, который прижимает ко рту бутылочку. Бьюсь об заклад, это ребенок одного из родителей, которые остались на поверхности.
Заметив, что я подхожу, она поднимает взгляд, улыбается, и я вижу, сколько морщинок прибавилось у нее на лице.
– Ты давно проснулась? – шепчу я.
Она слегка пожимает плечами и переводит взгляд на ребенка.
– Я не смотрела на часы, когда встала.
Значит, давно.
– Я могу взять ребенка.
– Нет. Я уверена, что у тебя и так есть чем заняться. Здесь я сама справлюсь.
Наклонившись, я целую ее в лоб, и выхожу из этого крыла в фойе, но там тоже пусто.
Из столовой слышится шум: звон посуды, разговоры – голоса я узнаю. Медленно двигаясь вперед, с трудом делая маленькие шажки, я думаю, что мне действительно нужно вылепить трость. Я должна взять на себя часть веса и давления с моих ног – особенно с левой.
Зона отдыха в столовой пуста. Шум явно идет из кухни. Я открываю распахивающиеся двери и обнаруживаю, что Фаулер и Григорий стоят за стальным кухонным островом, их руки покрыты жидким тестом и заменителем яиц.
– Это пустая трата времени, – вскидывает руки Григорий. – Пусть они едят хлопья. У нас их много.
Фаулер смотрит на него.
– Это важно, Григорий. Нормальность…
– Что еще за нормальность? Нет такого слова.
Кажется, они одновременно замечают меня.
– Хорошо спала? – Фаулер улыбается.
– Неплохо.
Я иду к кухонному острову, опираюсь на него руками и наконец-то снимаю давление с ног. Так намного лучше.
– Где Джеймс?
Двое мужчин переглядываются. Я знаю этот взгляд – он говорит: «должны ли мы сказать ей?»
– Скажите мне, – отвечаю я на невысказанный вопрос.
– Джеймс и Оскар, – говорит Фаулер, – ищут, как выбраться отсюда.
– Я проверю, не нужна ли ему помощь.
Оттолкнувшись от стола, я морщусь, перенося вес на ногу.
– Посмотрим, не хочет ли он приготовить завтрак, – слышу я голос Григория, выходя через распашные двери.
У входа в лифт я не нахожу ни Джеймса, ни Оскара. Панель управления не отвечает, и это не очень хорошо.
Где же он может быть? Весь объект Цитадели – один уровень. Ниже находится только подвал для хранения всего механического оборудования и запасов. Как войти туда, я не знаю. Я брожу по залам добрых тридцать минут, прежде чем нахожу его. Кажется, все еще спят, вероятно, изнуренные напряжением и эмоциональным стрессом прошлой ночи.
Доступ в подвал выглядит как кладовка. Он тускло освещен, а вдоль стен лежат коробки с деталями и инструментами.
В самом его конце – широкая лестница. По ней я спускаюсь в темноту и, оказавшись на дне, замираю на достаточно долгое время, чтобы мои глаза привыкли к недостатку света. Подвал такой большой, что я даже не вижу дальней стены. Все пространство усеяно бетонными колоннами, точно пещера – сталактитами. Провода и трубы пересекают потолок и свисают вниз, соединяясь с распределительными коробками. Высота потолка не может быть более семи футов. Все вокруг выглядит как пещера, в которой обитает механический монстр.
– Эй? – окликаю я в темноту.
– Мэм, – слышится мягкий ответ Оскара.
– Оскар, ты где?
– Повернитесь на восемнадцать градусов против часовой стрелки и продолжайте идти. Смотрите под ноги, мэм.
Иногда я забываю, насколько он не человек. Видеть в темноте – лишь одна из его выдающихся способностей. В тусклом свете я осторожно иду вдоль проводов, труб и небольших устройств, которые могут быть водонагревателями, очистителями воздуха или какими-то другими механическими агрегатами, которые нужны Цитадели.
Я нахожу Оскара рядом с тем, что могу описать только как люк. Он круглый и имеет колесо, подобно тем, которые находились на древних военных кораблях. Он открыт, а за ним – коридор непроглядной тьмы.
– Что происходит, Оскар?
– Это один из аварийных выходов. Джеймс сейчас его проверяет.
– Один из спасательных проходов?
– Всего их два. На случай, если один рухнет. Раньше мы уже проверили другой – он заблокирован мусором.
– Лифт не заработал, когда я попробовала запустить его.
– Рухнул основной вал, – говорит Оскар без эмоций. – Мы отключили двери лифта с главной панели управления Цитадели.
Я двигаюсь к туннелю.
– Как давно он ушел?
– Сорок пять минут двадцать одну секунду назад.
– Похоже, довольно давно.
– Для изучения другого туннеля потребовалось всего двенадцать минут и тридцать две секунды. Пещера была довольно близко к входу в туннель. Однако я ожидал, что он вернется. Он настоял на том, чтобы идти самому.
– Почему?
– По его словам, он устал стоять, просто ожидая меня.
Я подавляю улыбку.
– У тебя есть фонарик?
Оскар передает его мне со словами:
– Мне, вероятно, не нужно говорить вам, что он не хотел бы, чтобы вы входили в туннель.
– Возьму на заметку.
Я забираюсь в туннель высотой примерно пять футов. Необходимо пригнуться, чтобы идти, но мне хотя бы не нужно ползти. Стены кажутся металлическими, и они холодные на ощупь. Мои шаги отдаются эхом.
– Джеймс! – кричу я, но ответа нет.
– Мэм, – окликает меня Оскар. – Должен ли я присоединиться к вам?
– Нет. Оставайся здесь. Если я не вернусь, найди Фаулера и возвращайтесь с подмогой.
– Да, мэм.
Я продолжаю двигаться вперед, пытаясь больше опираться на здоровую ногу. Вскоре я чувствую небольшой уклон, который, кажется, увеличивается с каждым шагом, пока, наконец, не понимаю, что иду под углом в тридцать градусов. Мои ноги горят. Я чувствую спазмы в пояснице. И в этот самый момент туннель заходит в тупик. Но я сейчас же понимаю, что, на самом деле, туннель разворачивается. Я пытаюсь хоть что-то увидеть в свете фонарика, но в коридоре нет ничего, кроме тьмы.
– Джеймс! – Ответом мне служит лишь эхо.
Я чувствую грохот под моими ногами, дрожь, которая посылает через меня заряд страха. Должно быть, земля в том месте, куда ударил астероид, все еще проседает. Нам нужно выбраться из этого бункера. Нам нужно подняться на поверхность.
Когда дрожь прекращается, я двигаюсь быстрее, ноги все еще горят, пульсация усиливается с каждым шагом. Мне действительно нужна трость. Но еще больше мне нужно найти мужа.
Я добираюсь до другого переключателя и поворачиваю за угол, протягиваю фонарик и снова кричу. По-прежнему ничего. Я продолжаю беспокоиться.
На следующей лестнице, двигая луч фонарика, я замечаю, что впереди что- то лежит на полу. В этой части туннеля повсюду куски камней и грязи. Как будто обломки двинулись вперед и скатились сюда. В этом я уверена: потолок туннеля расколот. Секции раньше были холодными и сухими, а здесь на стенах есть небольшая сырость.
Но там не может быть Джеймс. Я не вижу его фонарик, и, тем не менее, ускоряю темп. Мои ноги начинают дрожать от напряжения, но я все равно иду. Я практически бегу, когда добираюсь до кучи мусора, из-под одного края которого что-то торчит.
Это действительно Джеймс лежит без сознания, а вокруг разбросаны осколки горной породы. Я замерзаю, держа в дрожащей руке фонарик. Он не двигается.
Протянув руку, я прикладываю пальцы к его шее. Сердцебиение, слабое, но регулярное, значит, он жив. Его фонарик лежит на земле, разбитый осколками падающего мусора.
Мне надо подумать. Прежде всего его нужно оттащить от расколотого потолка над головой, потому что обрушение может произойти снова. Я просовываю руки ему под мышки и изо всех сил тяну вперед по туннелю в сторону от обломков. Положив его голову себе на колени, я сажусь и пытаюсь отдышаться.
– Джеймс, ты меня слышишь?
В ответ тишина.
Я никак не смогу вытащить его из этого туннеля. Нужно идти за помощью, но оставлять его одного я не хочу.
Поднявшись рывком, я тащу Джеймса подальше от места, где рухнул потолок, и, наконец, прислоняю его к стене на лестничной площадке. Восстановив дыхание, я хромаю обратно по туннелю, постоянно окликая Оскара. Спускаться намного легче, и к тому же беспокойство отодвинуло боль на второй план.
Наконец слышится голос Оскара:
– Мэм?
– Давай скорее, Оскар. Ты нужен Джеймсу.