Война - судья жестокий

ПОБЕГ ИЗ АДА

Когда разведгруппа под командованием старшего лейтенанта Андрея Сухолиткова вышла из леса на покатый склон сопки, солнце ослепило глаза. Подступы к горной Чечне, недавно отбитой у боевиков пограничниками с помощью авиации, артиллерии и десантников, была буквально утыкана вершинками сопок, торчащими из сплошной «зеленки». И именно здесь где-то, по последним оперативным данным, скрывалась сейчас банда Мусы Мундована, одного из жестоких сподвижников Басаева. Через нее шло снабжение террористов новым оружием и взрывчаткой, доставляемыми из-за рубежа. На уничтожение группы и был послан отряд Андрея. Командир разведывательного батальона Псковской десантной дивизии, неделю назад командированного на два месяца в Чечню, так и сказал Сухолиткову, отправляя его в рейд:

— Вот тебе случай отличиться и восстановить былую славу бывшего лихого мента, которая у тебя была. Главное — скрутить башку этому проклятому Мусе. Надеюсь, ты справишься!

Подполковник всегда относился хорошо к молодому офицеру. И даже когда он проштрафился, не дал отчислить из батальона одного из лучших, как он считал, мастеров рукопашного боя. Комбат сказал, что лично займется воспитанием парня. Видно, испытывал к нему симпатию. Сухолитков попал в подчинение к комбату уже после того, как прошел долгий тернистый путь от курсанта училища МВД до заместителя командира разведроты. Но это длинная история.

Склон одной из сопок, куда вышла группа десантников, был на удивление «лысым». Андрей насторожился. В таких местах душманы нередко устраивали засады: местность уж больно хорошо простреливалась. Сухолитков послал вперед и на фланги разведчиков. Но те вернулись и доложили, что все чисто. Тогда Сухолитков решил идти напрямик. Так было гораздо ближе к предполагаемому месту дислокации банды Мусы Мундована. И это было его самой большой ошибкой. Едва разведчики вышли на открытое пространство, как по ним открыли ураганный огонь. Да не откуда-нибудь, а с деревьев, где засели «духи». Трех бойцов положили на месте. Остальные залегли в высокой траве и стали отстреливаться.

Так они попали в ловушку, причем, как сразу понял Сухолитков, заранее подготовленную. Андрей даже на мгновение растерялся. Откуда противник мог знать о маршруте их движения? О нем было известно лишь комбату и начальнику штаба, ну и, естественно, всем бойцам его отряда. Им он объявил, куда, зачем и как они следуют, перед самым выходом из лагеря. Конечно, у каждого была рация: разведчиков экипировали по всей форме. Неужели кто-то из своих передал эти сведения врагу? Сухолитков отказывался верить в предательство. Ребята были проверенные. Каждого он хорошо знал и готов был поручиться за его благонадежность. Но вот как не заметил «духов» его помощник прапорщик Сергей Васильевич Белый? Он же опытнейший разведчик и ходил с теми тремя бойцами, что Андрей посылал осмотреть местность кругом. Впрочем, что пенять на другого. Сам-то он тоже ворон ловил! Должен был увидеть, понять… Прежде всего командир в ответе за все, что происходит!

«Надо идти на прорыв, — подумал Андрей. — При такой активной перестрелке патронов хватит на полчаса боя, не больше. Но сколько людей может погибнуть…»

— Огонь нужно сосредоточить на правом фланге, — сказал лежащий рядом прапорщик Белый. Он был массивен и плечист, чуть ли на голову выше Андрея, которого тоже природа-матушка росточком не обидела.

«Не вижу смысла, — подумал Сухолитков. — „Духи“ как раз и ждут, что мы рванем сюда. Тут ближе всего к лесу».

— А зачем? — спросил он вслух.

— Так они нас здесь подловить захотят. «Зеленка»-то рядом. «Чехи» рассчитывают, что прорываться мы будем здесь.

«Думаем мы почти одинаково, — медленно отметил Андрей. — Только вначале прикинуть нужно, как говорится, прежде чем решиться. Может, прямо рвануть?»

Отстреливались десантники долго. Они оказались практически окружены и вырваться вряд ли могли. Душманов было намного больше, и вооружены они отлично. Да и позиция у противника удобнее. Они могли стрелять и вдоль поляны, и с деревьев, ее окружавших.

Несколько бойцов были ранены. И Андрей с горечью понял, что так он потеряет всех своих солдат. «Ну, что ж, — подумал он, — раз выпала такая доля, умирать, так с музыкой!» И решил поднять отряд в атаку. Может, хоть кто-то проскочит.

Видно, прапорщик, лежащий рядом, догадался, что решил командир. Он повернул к нему голову и сказал:

— А вон видишь прогалинку в лесу? И небольшая ложбинка туда ведет. Самое подходящее место для удара. Сосредоточим огонь на правом фланге, а на самом деле влево рванем.

«А прямо, наверное, лучше», — решил про себя Андрей.

— Надо оправдать их надежды, — послышался густой басок старшего сержанта Артема Воробейчика, лежащего чуть в сторонке. Он, очевидно, слышал их разговор. В бригаде все звали его не иначе как Воробей. И не только потому, что фамилия подходящая — Андрей был и вправду похож на птичку. Маленький, всегда взъерошенный, с острым горбатым носиком и серыми остренькими, всегда стреляющими глазами, он был подвижен, как детский волчок. Никто в бригаде не мог соревноваться с ним в скорости бега и метании ножей. Острый на язычок солдат мог обругать любого из друзей так, что тот слова против сказать не мог. Причем никогда не матерился.

«Ага, и этот туда же, — подумал Андрей, — неужели „духи“ такие дураки, что предусмотрели только эту лазейку?»

Андрей хотел высказать свои мысли вслух, но Белый опередил его:

— Вот видишь, командир, «архаровцы» все правильно рассчитали… Они просто заманивают нас. Хотят, чтобы мы ударили по лощине. — Помолчав, он добавил: — Не такие уж они хитрые, чтобы готовить нам двойной обман. Да ты не сомневайся, Андрей Иваныч.

Они давно были на «ты». Потому как не один раз бывали на боевых операциях еще в первую чеченскую войну, а однажды прапорщик даже, рискуя жизнью, вытащил раненого Андрея с поля боя. Да и в разведбат Псковской дивизии попали почти одновременно. Только Белый, в отличие от Андрея, прежде служил в погранвойсках, уволился, пожил немного на гражданке, но не понравилась ему жизнь спокойная, и пошел он на сверхсрочную. Ну а поскольку за ним числилось несколько задержаний нарушителей и был он хорошим следопытом, его направили к разведчикам. Он был женат, имел дочь, но к семье особой привязанности не выказывал, за что Андрей его поругивал. Сам он, Сухолитков, холостяк, вернее разведенный. Но о той давней своей женитьбе ему и вспоминать не хотелось, на что были свои веские причины.

Подумав, Сухолитков пришел к выводу, что его зам, так же как и Воробей, не совсем прав. «Духи» неплохо соображают. Но огонь на правом фланге надо все же усилить — пусть думают, что их уловка удалась. А рвануть нужно только вперед.

Он отдал соответствующую команду, добавив, что Белый с двумя бойцами будет прикрывать их, тем самым как бы подтверждая свое согласие с прапорщиком и старшим сержантом.

— Побольше шуму там! — усмехнулся Андрей.

— Да уж, дадим жару! — воскликнул Белый.

Солнце приближалось к зениту и припекало все сильнее. У некоторых из бойцов были уже пустые фляги. А пить хотелось все больше.

Сухолитков еще подумал, что пора, наверное, подымать людей, но тут сзади раздался шорох. Он обернулся и увидел рядового Романа Ряскова. Бойцы звали его Худым, каким он и был на самом деле. Высокий, под два метра, невероятно тощий, он мог есть за троих.

— Тебе чего, Рясков? — спросил Андрей у придвинувшегося к нему бойца. Ответить тот не успел. Кругом завизжали мины. По звуку Сухолитков определил, что у противника калибр оружия восемьдесят два, и подумал, что «духов» действительно снабжают неплохо. Взрывы становились все чаще, и Андрей понял, что им пора тоже начинать действовать, иначе многих перебьют и будет поздно. Он хотел вскочить, но тут совсем рядом разорвалась мина. Острая боль обожгла левую лопатку. Сухолитков ткнулся лицом в траву и потерял сознание.

Очнулся Андрей от сильной боли в левом плече. Она шла от нижнего конца лопатки к ключице. Значит, именно туда угодил осколок мины, разорвавшейся неподалеку. От тряски машины, в кузове которой их везли, — это была старая, довоенного выпуска трехтонка (как еще она сохранилась у «духов»), — боль усиливалась и спускалась по руке к локтю. Но дальше не шла, как бы удерживаемая бинтом, которым было крепко обмотано все плечо Андрея. В суматохе боя кто-то успел перебинтовать его и даже вколол промедол. Он хоть и был в забытьи, но укол иглы шприц-тюбика почувствовал.

В кузове их было всего двенадцать человек. Как ни горько это было сознавать, но пятеро, видно, погибли в последней схватке. И винить в их потере Андрей, кроме себя, никого не мог. Душманы оказались хитрее, чем он ожидал, ловушку устроили по всем правилам. Даже то, что десантники могут рвануть вперед, предусмотрели. Некоторых солдат накрывали сверху сетями, искусно замаскированными между ветвями деревьев, других выводили на заранее вырытые ямы, слегка прикрытые валежником. Разведчики падали в них и оказывались в руках бандитов. Но откуда «духи» все же знали о маршруте их движения? Эта мысль не давала покоя Сухолиткову.

Андрей обвел солдат в кузове повлажневшими глазами. Погибли отличные ребята: сержант Борис Пищулин — лучший снайпер роты; ефрейтор Семен Хорьков — искуснейший сапер; непревзойденный балагур Григорий Игорьков, со смешным прозвищем Перчик, и другие следопыты. Какие были люди! Шли за ним в огонь и в воду… У остальных, оказавшихся вместе с Андреем в плену, участь тоже была незавидной. Сухолитков знал, как ненавидят и издеваются над попавшими к ним федералами «духи», какие мучения приходится испытывать им.

Позади офицера примостились Гонец и Емеля. Рядовой Виктор Гонцов, разумеется, получил свое прозвище от фамилии. Он был лучшим радистом роты. Рядового же Якова Еремеева по прибытии в роту писарь, плохо расслышав его имя и фамилию, записал Емелей. Потом-то, разумеется, фамилию солдата написали правильно, но кликуха так и осталась за новичком. И он не обижался на нее. Был добродушным парнем, немножко увальнем, что, однако, не мешало ему быстрее всех преодолевать полосу препятствий. Оба бойца были рослыми ребятами, только у Гонца шевелюра была белая как лен, а у Емели темно-серая, точно присыпанная пеплом, и кудлатая. Он отличался еще и тем, что очень метко метал ножи на значительное расстояние, и их у него было не два, как у всех, а четыре, за что вначале он получал нагоняи от старшины роты. Но так было только вначале, пока не открылся его талант метателя ножей.

У Андрея не было сомнения в том, что их ожидает. Привезут в лагерь душманов, покажут соплеменникам, похвастаются: вот, мол, какой улов захватили. Поглумятся, конечно, и пустят в расход. Да еще могут и не расстрелять, а поотрубать головы, чтобы потом выставить их в лагере на кольях. Сухолитков видел фильмы такого рода — в батальоне их иногда прокручивали, чтобы люди знали, до какой жестокости доходит противник. Некоторые из молодых не выдерживали, покидали клуб. Таких потом отчисляли из батальона, как не способных быть разведчиками, которые должны иметь крепкие нервы и не бояться никаких трудностей. Их профессия самая опасная и увлекательная в армии. Недаром Сухолитков столько сил положил, чтобы перебраться из ментов в десантники. Ну и досталось же ему! И если бы не писатель Валерий Анатольевич Рощин… служить бы ему и сейчас в Приморье замполитом судебно-розыскной роты.

Среди пленных федералов — и Андрей знал об этом — попадались, конечно, и такие, кто не выдерживал издевательств и пыток. Они ломались, просили пощады и готовы были на все, лишь бы им сохранили жизнь. Душманы порой не казнили их и делали своими рабами. Они выполняли самую грязную работу и жили как в клетке, под постоянной угрозой смерти. Их и людьми-то трудно было назвать, скорее животными. Алексей был почти уверен, что уж его ребята на такое не пойдут — предпочтут гибель позору.

Машина шла по крутому серпантину. И чем выше в гору она поднималась, тем ухабистей становилась дорога. Кузов подбрасывало все чаще и чаще. А каждый резкий толчок трехтонки острой болью отдавался в месте ранения, туманил сознание. Прошлое мешалось с настоящим и вызывало такой калейдоскоп разных мыслей, что в них трудно было разобраться. Андрей видел себя курсантом Ленинградского политучилища МВД, когда носил погоны старшего сержанта. Именно в то время Андрей прочитал роман Валерия Рощина «Небо под нами» и стал мечтать о службе в десанте. Пошел в воскресенье в аэроклуб и записался в группу. Когда начались прыжки с парашютом, он бегал на них, отговариваясь свиданиями с девушкой, которой у него не было и в помине. Незабываемое это было ощущение — парить в воздухе с куполом парашюта над головой… Картинка менялась, и он видел себя уже лейтенантом милиции, хотя его грозились выпустить из училища рядовым. Андрей столько рапортов написал с просьбой перевести его в десантные войска, что начальник штаба сказал ему: «Будь моя воля, Сухолитков, я бы тебя в штрафбат отправил». И его послали не в Подмосковье, как намечалось вначале при распределении выпускников, а на Дальний Восток. И служил он там целых два года, гонялся за сбежавшими из зон зэками. Да так бы и остался, наверное, в той же дивизии внутренних войск и по сей день, если бы не подвернулся случай в лице все того же Валерия Рощина.

Силой воли Андрей заставлял себя сдерживать стон, рвущийся с его пересохших губ. Нестерпимо хотелось пить. Но все, что было у них, в том числе и фляги с остатками воды, у бойцов отобрали еще до отъезда с поля боя. А просить воду у бандитов было бесполезно — они бы только посмеялись. Поэтому Сухолитков крепче сжимал зубы и терпел, заставляя себя думать о чем-то хорошем. Но его было так мало в жизни. Вырос Андрей без отца — тот рано погиб. Мать работала уборщицей в детсаду. А детей было трое. Жалкая пенсия за отца и ее мизерная зарплата позволяли еле сводить концы с концами.

Друг уговорил Сухолиткова после призыва в армию поступить в политучилище МВД. Это так романтично, уверял он, выслеживать и ловить всяких бандюг! И он поддался на эти уговоры, о чем затем горько жалел. Особенно остро парень почувствовал, что выбрал неправильный путь, после прочтения книги «Небо под нами». Он понял, что именно в ВДВ надо было бы служить. Андрей всегда был романтиком, и мысль эта не просто захватила его, заставила действовать. Он собрал все книги о людях, служивших в этом роде войск, их было немного, и прочел их залпом. Однако после первого же рапорта о переводе получил от начальника училища такую взбучку, что потом долго не предпринимал попыток перевестись. Но он уже не мог противиться своему желанию. Написал рапорт начальнику войск. Его вызвали в штаб округа, и какой-то занудливый полковник сказал Сухолиткову:

— Ты с ума сошел, курсант! Знаешь, сколько государство потратило на твое обучение? Будь добр, расплатись. И вообще не валяй дурака! Служи, где приказано!..

Учился он отлично, поэтому и сделали замкомвзвода. И выпускные экзамены сдал блестяще, хотя была мысль в чем-нибудь напортачить. Вот только перед ребятами было стыдно. Они же знали его как облупленного. Сказали бы: «Эх ты, нас учил, ругал, а сам…» Нет, гордость сделать такое ему не позволяла.

Перед экзаменами у Андрея родилась одна нелепая, на его взгляд, мысль. А что, если обратиться к Валерию Рощину, может, он поможет? Он понимал всю безрассудность такого поступка. И все же после долгих раздумий решился. Вот тогда все пошло так, как надо. Но об этом сейчас, в плену, думать не хотелось…

Вскоре раздалась отрывистая команда:

— Стоп! Приехали!

И хотя слова были произнесены по-чеченски, Сухолитков понял их смысл. Он уже немного знал язык врага. Выглянув из-за борта, Андрей увидел широкую поляну и целый ряд палаток на ней. Кругом сновали вооруженные автоматами люди. Стало ясно, что их привезли в лагерь душманов.

Пленных выстроили в ряд вдоль длинного, сверху зазубренного дувала. Очевидно, это было единственное уцелевшее строение от маленького аула, располагавшегося здесь когда-то. Слева виднелись несколько тоже покореженных фундаментов от стоявших тут в давние времена домов. Дальше круто подымалась вверх одна из вершин горной Чечни. Около нее торчали несколько грязных палаток. Неподалеку паслись лошади. Здесь, вероятно, и находилась нынешняя база чеченского боевого отряда, напавшего на псковских разведчиков. Сухолитков как раз и рассчитывал привести сюда свою группу. Он это сразу понял, мысленно прикинув маршрут, обозначенный на его карте. Где-то в этом районе и должно было располагаться хранилище, где, по оперативным данным, складировалось оружие и боеприпасы с взрывчаткой, полученные недавно из-за рубежа. Это хранилище и следовало уничтожить разведчикам. До границы было рукой подать, а за ней сразу начиналось Панкийское ущелье, по которому нередко шли грузы для боевиков, в основном автоматы, пулеметы, снайперские винтовки и боеприпасы к ним.

Скаля зубы и громко разговаривая на родном языке, «архаровцы» толпой стояли перед пленными и со смехом тыкали в них пальцами. Прикинув, Андрей определил, что их не менее полусотни человек, в два с лишним раза больше, чем в группе, которую вел сюда Сухолитков. Следовательно, им было бы непросто проникнуть сюда и уничтожить склад с оружием. Но, если появилась такая возможность, что-нибудь можно было бы и придумать. Эх, как неудачно сложился их рейд! А все потому, что кто-то выдал маршрут движения десантного отряда. Не случись этого, они уж постарались бы выполнить задание. В арсенале разведчиков есть немало хитростей, чтобы выманить и объегорить врага. Но кто же, черт возьми, выдал их?!

Эта мысль продолжала мучить Андрея. На своих он никак не мог подумать. Это просто не лезло ни в какие ворота. И все же…

Из рядов «чехов» вышел невысокий, узкоплечий, с черной бородкой, обильно усыпанной сединой, человек. На голове его была белая чалма. И по тому, что одет он был в новенький красивый халат, а большие черные глаза смотрели властно и даже надменно, нетрудно было догадаться, что это и есть главарь бандитского отряда.

«Так вот ты какой, Муса Мундован», — подумал Сухолитков. Они сталкивались еще при штурме дагестанских ваххабитских сел Чабанмахи и Убдент. Муса и там командовал бандитами. Андрей знал об этом по оперативным данным, но вживую никогда его не видел. О непомерной свирепости чеченского вожака ходили легенды. Рассказывали, что он любил лично отрубать головы русским пленным. Его называли садистом. Поэтому Сухолитков представлял его детиной двухметрового роста со зверским лицом. А тут стоял обыкновенный мужчина с тонкой шеей и короткими руками. Лицо было некрасивым — толстые влажные губы, острый подбородок, выпирающие скулы.

Муса остановился пред толпой своих подчиненных и внимательно осмотрел пленных. Глаза его зло прищурились. Он неторопливо подошел к стоящему на левом фланге рядовому и, усмехнувшись, выхватил из ножен висевший на боку короткий меч. Движения его были быстрыми и по-кошачьи ловкими. Резким сильным ударом он рубанул солдата по шее. Голова того упала в траву и покатилась, а тело, брызжа вверх фонтанами крови, стало медленно сползать по глинобитной стене вниз.

Строй пленных дрогнул. И скомандуй сейчас Андрей: «Вперед!», его безоружные солдаты, не раздумывая, ринулись бы на хорошо оснащенных для боя бандитов навстречу своей гибели. Но он прекрасно понимал всю бессмысленность такой попытки и сдержался. Может, еще представится другая, более подходящая для них возможность?

Став перед пленными, Муса сказал на ломаном русском языке:

— За малейший неповиновение каждого вот так же голова с плеч долой, — ткнул он пальцем с дорогим золотым перстнем в труп солдата. — Делать, что приказ будет, и не нарушать! — Мундован перевел взгляд на Сухолиткова. — Это особенно относится к вас, господин старлей! Вы остаетесь главой команда и будете иметь особый задание. Выполните, сохраните жизнь себе и своим подчиненный.

Теперь Андрею все стало окончательно ясно. Уж если Муса знает его звание, а наверняка и фамилию, значит, сомнений больше не оставалось — среди них есть предатель. Благодаря ему они и попали в плен. Иначе этого никогда бы не случилось. Но кто он? Сухолитков посмотрел в сторону своих солдат. Каждый был проверен в деле. И он, пожалуй, за любого мог поручиться. И все же… Андрей переводил взгляд с одного на другого, но заподозрить кого-либо не мог.

С Сергеем Васильевичем Белым они побывали в таких переделках, из которых порой и выбраться было невозможно, но они всегда находили выход. Старший сержант Артем Воробейчик и ефрейтор Олег Барабанов недавно еле выскочили из вражеского кольца. Отряд, в котором они тогда числились, сумел пробиться к своим, потеряв треть своего состава. Виктор Гонцов, Яков Еремеев и Борис Пищулин тоже попадали в такие переплеты, что трудно себе представить, и показали себя мужественными, презирающими опасность и смело идущими на риск во имя победы бойцами. Виктор Гонцов, как лучший радист отряда, был всегда рядом с Сухолитковым, держал связь с командованием, и Андрей знал его как облупленного. Да и стрелял тот отменно, не раз снимал вражеских снайперов. Так кто же?.. Не могла же информация о разведчиках, вышедших как раз на поимку банды Мусы Мундована и захвата ее оружейного склада, передаваться «чехам» с неба Аллахом?!

Однако, сколько Андрей ни прикидывал, как бы подробно ни анализировал действия подчиненных, ответа на свой проклятый вопрос он не находил. Предателя среди них, по его мнению, быть не могло. А он все-таки был! Начальник штаба с комбатом стояли вне всяких подозрений.

Пленных спустили по лестнице, которую тут же убрали, в большую вырытую круглую яму с утрамбованным земляным полом, сверху надвинули металлическую решетку. Видно, у чеченского отряда тут была специально устроенная камера для пленных федералов. Бежать отсюда не представлялось никакой возможности. Тем более что сверху, и они это прекрасно видели, ходил часовой, охранявший их.

— Да, из этой ямочки не драпанешь, — сказал Белый с кривой усмешкой, осматривая отведенное им помещение. — Тут мы и подохнем!

— Нечего раньше времени Лазаря петь, как у нас в Сибири говорят, — возразил Воробей.

— А ты бы помалкивал, старший сержант, — заметил добродушно прапорщик. — И без тебя тошно.

— Но они же не будут нас тут вечно держать, — сказал ефрейтор Николай Мальков.

— Малек прав, — отозвался из угла рядовой Павел Донцов. Он никак не мог удержаться от того, чтобы не вступить в спор. Недаром все же его окрестили «Верещалкой». — Они бы нам всем головы поотрубали, если мы им не были нужны.

— Непременно заставят вкалывать до седьмого пота, — подал голос Григорий Горьков. — Может, рыть что заставят. Лопаты в руки дадут. Чем не оружие?

— Ну да, тебе еще бы «АК» в белые рученьки вручили, да патрончиков к нему, — насмешливо проговорил ефрейтор Олег Барабанов. — Вот тогда бы ты развернулся.

В голосе Барабана слышались не только иронические, а и нравоучительные нотки. Побеждавший на всех соревнованиях по армейскому и рукопашному бою здоровенный солдат привык разговаривать с товарищами немного покровительственно и подтрунивать над ними.

— Хватит вам препираться, — поморщился Белый.

Солдаты послушно замолчали. Прапорщика не то что побаивались — уважали. Он был намного старше их. Бойцам нравилось, что прапорщик ни на кого не кричал, даже если кто провинился; говорил баском с уважительными нотками в голосе и только по виду был строг. На самом-то деле самым строгим наказанием у него был выговор или в самом худшем случае — наряд вне очереди. Действовал он больше убеждениями, и его все слушались.

О себе Белый никому никогда не рассказывал. И разве только Сухолитков знал, что раньше прапорщик служил на одной из северных застав, задержал несколько нарушителей и был награжден медалью «За отличие в охране государственной границы».

Недавно, побывав пару раз в Чечне и чуть не попав в руки к бандитам, Белый подал рапорт на увольнение. Андрей этому очень удивился. Но, когда спросил о причинах такого решения, получил не очень внятный ответ. Хочет, мол, пожить в деревне, на земле, помириться с женой, с которой, как оказалось, он был в ссоре. Но Сухолитков почему-то ему не очень поверил. Он знал, как привык и привязан к воинской службе Сергей Васильевич. Причина была в чем-то другом.

Вверху загремела отодвигаемая железная решетка, и кто-то громко спросил:

— Кто тут у вас старлей? Выходь!

— Видно, жил в городе, научился по-русски болтать, — не удержался от комментария Верещалка. Андрей с досадой подумал: «Нашел время зубоскалить».

— А что нужно? — спросил Белый.

— Шеф до себе кличет. Подымайсь живо. Мундован не любыт ждати.

— Видать, хохол, — снова не удержался от комментария Верещалка.

— Кончай балаболить! — прикрикнул на него старший сержант Воробейчик.

— Ну, давай швыдче! — раздраженно загремел все тот же голос, и сверху спустилась лестница.

— Иду! — крикнул Сухолитков, подымаясь с земли, и подумал, что Донцов наверняка прав. Старлей уже встречал здесь, в бандах «чехов», украинцев. Их, конечно, привлекали «зеленые», которыми им платили за кровь. Да и неприязнь к русским, особенно среди «западенцев», играла свою роль. «Но зачем Муса меня к себе требует? — задал Андрей себе мысленный вопрос. — Определенно какую-нибудь пакость готовит». Ничего хорошего он от главаря бандитов не ждал.

В большой палатке у обрывистой скалы на красиво расцвеченном в темно-красные тона ковре стояли всевозможные яства: дымящийся плов, фрукты, шашлыки. На нем сидели человек пять, видно, верхушка банды. Посередине восседал сам Муса.

Лицо Мундована оставалось все таким же надменным и некрасивым. Вот только в бороде седины оказалось больше, чем это виделось Андрею там, на площадке перед пленными, где главарь бандитов лично отрубил голову рядовому Ряскову. Да и щеки были не так гладко выбриты, как тогда. И под глазами залегли темные круги. «Походная разбойничья жизнь все-таки не сахар, — не без злорадства подумал Сухолитков. — Даже на личности человека, которому все дозволено, оставляет свои следы».

Однако от взгляда на яства, расставленные на ковре, у него потекли слюнки. Ведь с тех пор как они попали в плен, во рту у него, как и у остальных разведчиков, не было ни маковой росинки.

— Ну как, Андрей Иванович, тебе у нас живется? — спросил с ухмылкой Муса, вытирая жирные багровые губы рукавом дорогого халата.

— Вы бы хоть воды нам дали, — дерзко ответил Андрей, не без удивления отметив, что Мундовану известны даже его имя и отчество. Значит, все его догадки насчет предательства кого-то из своих верны на все сто процентов.

Муса нахмурился.

— А ты как думал, нашим воинам, попавшим в ваш проклятый лагерь, деликатес дают? — язвительно спросил он. — Вот и терпи, на своей шкуре почувствуй, каково нашим приходится в ваш подвал.

— Но уж пить им дают, — ответил Андрей.

Муса еще больше нахмурился и что-то сказал на родном языке одному из сидевших на ковре сподвижников. Тот поспешно встал и вышел из палатки.

— Вот ты, старлей, — резковато заговорил главарь бандитов, — терпеть должен. Как и бойцы твои. Вам нужно делать большой ответственный работа. Выполнишь ее, будешь жить. А нет работа в срок, извини, будет как с той солдат голова рубить. Так нам повелел Аллах.

Он огладил бороду, расправил плечи и что-то прошептал. Видимо, молитву. Затем встал; за ним поднялись и другие, сидевшие на ковре. Трапеза, очевидно, была закончена.

— Иди за мной, старлей! — распорядился Муса и вышел из палатки. Андрей последовал за ним в окружении тех, кто был на обеде с главарем. Все они были вооружены не только пистолетами, но и красиво украшенными кинжалами, это, конечно же, говорило о том, что они занимают в отрядах положение не рядовых бойцов.

Они обогнули вершину горы, на пологом склоне которой был разбит лагерь бандитов, и, когда у подножия снова начался лес, остановились напротив отвесно вздымающегося склона. Издали казалось, что он ровный, как бильярдный стол, но, приглядевшись, справа можно было заметить ложбинку, поднимающуюся кверху и поросшую мелким кустарником. Возле нее они и стояли. Здесь была небольшая пещерка.

— Вот тут рыть станем, — сказал Мундован. — Глубоко и далеко. Сперва ход с поворотами делаем, потом зала большая. Тебе понятно, старлей?

Он выразительно посмотрел на Сухолиткова и продолжил:

— Даю семь сутка на выполнение задания. — Муса выразительно посмотрел на Андрея. — Делать будем — жить станем. А если нет… — Он провел ладонью по шее. — Сам понимаешь, старлей, какой конец ждет. Так что стараться надо.

Андрей сразу сообразил, что тут хотят сделать склад. А раз так, то «чехи» никогда их не отпустят, поскольку разведчики будут знать местонахождение хранилища. Следовательно, обещания Мусы — пустые слова. Однако говорить об этом вслух не стал. За семь отпущенных им дней многое может измениться. Уж он-то постарается! Вместо этого офицер сказал:

— Трудно будет все это соорудить за столь короткий срок.

— А ты, как говорят русские, старайся.

— Понятно дело. Только нам потребуется шанцевый инструмент: лопаты, кирки, ломы, мотыги.

— Дадим. Только мало-мало, — усмехнулся командир ваххабитов.

Муса, видно, понял мысль Сухолиткова. Шанцевый инструмент тоже может быть оружием. Он был умен, этот предводитель бандитов.

Чуть наклонив голову, Муса произнес серьезным убеждающим тоном, вероятно, желая, чтобы русский поверил его обещаниям:

— Моими устами говорит Аллах!

Эта клятва, был уверен Андрей, ничего для ваххабита не значила. Однако спорить он не стал: бесполезно.

— Почему не говоришь, старлей? — сердито спросил Муса. — Клятва моя не веришь?

Сухолитков понял, что дальше молчать опасно.

— Нет, господин, — ответил он. — Мы понимаем вас. А работать с лопатой, киркой и ломом нам привычно. Только вот срок уж больно короткий. Грунт-то каменистый. Его трудно долбить.

— Семь дней, больше нет! — отрезал Муса.

И все окружающие закивали, как бы подтверждая его слова. Мундован обернулся к одному из сопровождающих и что-то быстро сказал. Тот в знак согласия склонил голову и засеменил к лагерю. Муса посмотрел на часы и сказал, обращаясь к Андрею:

— Время пошло. Инструмент сейчас вам будут приносить. Но у нас только лопаты имеются. Носилки сами делать будете. Начинайте!

Грунт оказался не таким каменистым, как представлял себе Андрей. Лишь изредка попадались гранитные глыбы небольших размеров. Их нужно было обкапывать и потом выдирать вручную, что замедляло темп работ. Землю вытаскивали носилками и сваливали в овраг неподалеку.

Охрана была солидная: два автоматчика, курсирующих туда и сюда, и два надсмотрщика с бичами. Ежели кто начинал трудиться, по их мнению, медленно, его подгоняли ударами скрученных ремней. На спинах от них оставались багровые полосы, которые долго потом ныли, не давая ложиться на спину.

Кормили их практически раз в день: утром давали только воду, и лишь вечером полагалась похлебка и какая-нибудь каша с микроскопическим куском хлеба. Изредка, уже в сумерках, пленным бросали обглоданные кости, на которых остались кусочки мяса. Сухолитков полагал, что делается это для забавы, потому что сверху на них, подсвечивая фонариком, глядел с десяток бандитов. Видно, надеялись увидеть, как русские дерутся из-за кусочков мяса, специально оставленных на костях. Андрей понял, какого типа развлечения ждут бандиты, поэтому приказал Белому собирать кости, тщательно очищать их от мусора, а затем распределять между бойцами. Вскоре эти забавы прекратились. Боевикам не понравилось то, что федералы не рвут куски мяса друг у друга. Иногда давали селедку. Ели ее, конечно, с жадностью, но зато потом ужасно хотелось пить, а вода была дефицитом. Люди мучились от жажды. И тогда Андрей сказал охраннику, чтобы тот передал шефу: если им не дадут воду, работать они не смогут. Как ни странно, но это подействовало. Со следующего дня их в полдень водили на десять минут к ручью, протекавшему неподалеку от лагеря. Там можно было не только напиться, но и умыться.

Работа продвигалась медленно. Руководил ею старый, изъеденный морщинами чеченец, очевидно, в прошлом имевший отношение к подобным делам. Наблюдая, как трудятся солдаты, он частенько недовольно цокал языком, а иногда сам брал в руки лопату и показывал, как нужно копать. Выражая недовольство, он, правда, никогда не бил пленных. Зато уж надсмотрщики старались вовсю — плети свистели частенько.

Сухолитков давно понял, что новый склад делается в ином месте потому, что старый рассекречен — недаром же туда послали его группу. А вот о местонахождении нового никто не должен знать. И это лишний раз подтверждало, какая участь их ждет по окончании работ. «Чехи» ни за что не оставят свидетелей в живых. Значит, надо было что-то предпринимать.

Ночью, обдумывая еще и еще раз все происшедшее с ними, он понял, что нужно найти способ бежать. Ну, хотя бы сделать попытку побега. Лучше погибнуть в бою, чем от меча чеченца. Но кому можно довериться, если среди них есть предатель?.. Кто это?.. Кто?.. Сотни раз задавал он себе этот вопрос и не находил ответа. Надо бы хоть передать своим в Ханкалу, где у «чехов» новый склад. Но даже этого сделать они не смогут — рации-то у них нет…

Всеми этими мыслями он решил поделиться с единственным человеком, которому доверял безоглядно, — с прапорщиком Белым. Когда все уже храпели, он придвинулся к нему и высказал шепотом то, что накипело на душе. Белый выслушал его внимательно и тихонько ответил:

— Верно мыслишь, командир. Я за побег — обеими руками! Надо попробовать. Времени-то у нас осталось в обрез.

— Да уж, сроки приближаются.

— А что, если завтра рвануть? Ночью. Один станет на плечи другому, двое вынырнут из ямы, снимут часового. И вперед!

— Что ж, план неплохой. Давай его и осуществим. Только ты пока никому об этом не говори.

— Понимаю, командир.

Так и было решено. Однако наутро Сухолиткова прямо с работы повели к Мундовану. За Андреем пришел специальный посланец и, хмурясь, знаком приказал следовать за ним.

Муса встретил старлея хмуро. Посмотрел сверлящим взглядом в упор и отрывисто сказал:

— Плохо работаете! — Нагнул голову, сделав паузу, рыгнул и пролаял: — Мой задание не выполнять! За это нести наказание будете. Теперь спать пять часов. Больше нет! Даю еще два день. Не закончишь, как говорят русские, пенять на себя станешь. По одному каждая день казнить станем. Все. Иди!

Сухолитков не сомневался, что Мундован выполнит свое обещание. И он подумал, что они с Белым решили правильно. Если есть еще у людей силенки, надо не откладывать попытку побега. Весело ж сегодня «чехам» ночью будет! Он не сомневался в своих бойцах. Пойдут за ним, не дрогнут. Ну а уж там, куда кривая вывезет.

С этими мыслями Андрей попытался уснуть. Но сон не шел, хотя отдохнуть пару часиков не мешало бы. Сейчас, когда в лагере противника еще не спят, начинать что-либо делать было преждевременно. Если уж «рвать когти», то перед рассветом, когда «чехи» особенно крепко спят. Да и часовой наверху может задремать, что было бы им только на руку. Легче будет снять его. И тогда у них будет уже хоть один автомат. Ну а остальное оружие придется добывать в бою. А еще старлей подумал о том, что сделал правильно, ничего пока не сказав людям о побеге. Предатель находится среди них и может оповестить бандитов о намерении пленных.

Не спалось не одному Андрею. Артем Воробейчик тоже не мог сомкнуть глаз. По тому, как совещался командир со своим помощником, он понял: что-то готовится, и нешуточное. Наверняка побег. А может, еще что?.. Ему вообще весь сегодняшний день было не по себе. А в таких случаях Артему всегда хотелось поговорить с друзьями, рассказать им какие-нибудь байки. Но приходилось рот держать на замке. Днем они работали без передышки, а вечером друзья так уставали, что, поев, мгновенно засыпали. Все жилы выматывала эта проклятая работа, которой не видно было конца.

Воробейчик ворочался и заснуть, как ни пытался, не смог. Эх, жаль, поговорить не с кем! Хоть бы одного собеседника заиметь. Он мог часами рассказывать всякие забавные истории, спорить, отстаивая свою точку зрения. Откуда у него появилась такая говорливость, он точно не знал, но догадывался. Все началось с детских забав. Вырос он в Подмосковье, в небольшом селе Удельное, которое разве только на крупномасштабной карте обозначено. Во всяком случае, на плане, висевшем в кабинете самого главы, как они называли бывшего председателя райсовета, а ныне главы районной администрации, оно значилось, и довольно крупными буквами, чем они, мальчишки, даже гордились.

В первых классах Артем — его уже тогда прозвали за хлипкость телосложения Воробьем — был одним из самых отстающих учеников, еле переползая из класса в класс. И не потому, что не учил уроков. Просто он не умел излагать прочитанное. Мать его была колхозницей, а затем артельщицей и работала в поле. Отец сгинул, уехав в Донбасс на какую-то шахту.

Мать очень страдала из-за того, что у нее растет такой непутевый сын. Слова лишнего не скажет, толково ответить на уроке по литературе или физике не может. Артем и сам крепко переживал, что стал таким неудачником, чуть ли не последним в классе учеником, хотя много читал и знал больше своих сверстников. Библиотекарша в школе даже удивлялась, слыша плохие отзывы об ученике Воробейчике, ведь тот через каждые два-три дня приходит к ней за новой книжкой. Она даже подумала было, что он не раскрывает страниц выданных ему книг, ходит в библиотеку лишь для того, чтобы показать, что много читает. А он же, что называется, «проглатывал» том за томом и познавал все больше и больше.

Все выяснилось однажды на уроке литературы. Речь зашла о романе Булгакова «Мастер и Маргарита», который Артем только что прочел. Никто из учеников толком ничего об этом произведении не мог сказать. Зато Артем неожиданно разошелся, рассказал о героях романа, их поступках — словом, четко изложил сюжет книги. Все были поражены, и в первую очередь учительница.

— Так вот ты какой, Воробейчик, — сказала она с легким упреком. — Оказывается, у тебя дар рассказчика. Что ж ты раньше-то молчал? Или смелости не хватало?..

Что мог ответить Артем? Он только покраснел и не ответил. Зато с тех пор он уже не был в числе худших. И даже признанная в классе красавица Катя стала обращаться к нему с вопросами, чем сразу повысила его авторитет в глазах мальчишек. А он продолжал быть книгочеем. И теперь уже на уроках литературы рассказывал фрагменты прочитанных книг. Да и по другим предметам дела пошли получше. А разные байки, которые он вычитывал в книгах, товарищи слушали раскрыв рты. Да и Катя стала его девушкой и нередко просила поведать ей что-нибудь интересненькое. А она уж передавала это другим девчонкам, нередко выдавая за свое, раскопанное в старинных фолиантах. Артем на это не обижался, только посмеивался.

На проходившей в восьмых-десятых классах литературной олимпиаде он занял первое место. За ним утвердилась слава непревзойденного рассказчика. И вскоре Воробейчик был избран секретарем молодежной организации школы. Ее, вместо комсомольской, в 1991 году предложил создать завуч. У Артема была отличная характеристика, и его в военкомате сразу же определили, как он и просился, в десантные войска. Да не куда-нибудь, а в разведку, чем Артем очень гордился.

И другие бойцы в эту ночь, точно чувствуя приближение решающих событий, думали каждый о своем. Николай Мальков вспоминал своего старого деда, которого страшно любил. Тот вернулся с войны полным кавалером ордена Славы. Позже он много рассказывал о том, что пережил. Он два года пробыл на фронте сапером. Однажды одним фугасом уничтожил больше тридцати гитлеровцев.

Дело было в Виннице в то время, когда наши войска уже подходили к городу. В одном казино, по оперативным данным разведки, собирались по вечерам немецкие офицеры, большие любители пива и повеселиться. Это были в основном «тыловые крысы»: интенданты, обозники, работники госпиталей. Старшина Мальков, пробравшись со своими подчиненными в тыл врага, подложил в казино мину большой мощности, управляемую дистанционно. Когда кутеж был в разгаре, он взорвал ее, а потом они с большим трудом избежали облавы, которую немцы устроили на русских диверсантов. А сколько он подорвал мостов, пустил под откос вражеских воинских эшелонов — не счесть!

Дед, собственно, и привил Николаю любовь к своей профессии. Тот с детства решил, что станет сапером, и отец одобрял его выбор. А вот мать была решительно против.

Чтобы примирить родителей, Николай попросился в десантники, куда его и направили. Он имел второй разряд по боксу и третий по борьбе в легком весе. В Псковской же дивизии его сразу определили в разведбат. А в нем он уже стал-таки сапером, пусть и нештатным (по штату было не положено), зато по призванию. Потому как знал отлично все взрывные устройства. Так и сбылась его мечта.

О своих дорогих родителях и родственниках вспоминали в ту ночь и ефрейтор Олег Барабанов и сержант Борис Пищулин, рядовые Павел Донцов и Виктор Гонцов. Каждый живо представлял себе отца, мать, у кого они были, братьев и сестер. Солдат всегда бережно хранит в своем сердце память о доме. А пленные понимали, что едва ли им удастся вернуться домой. И еще думалось о девчатах, с которыми были близки, а некоторые даже мечтали соединить с ними свою жизнь.

Практически у всех осталась на родине своя зазноба, ждавшая его возвращения, писавшая теплые письма далекому другу. Особенно остро переживал разлуку со своей любимой Яков Еремеев. Перед призывом в армию он только женился. Родители Али были, правда, против. Они считались в городе очень состоятельными людьми: отец работал в управлении крупного банка. А Яков был из бедной семьи. Отца у него не было, мать же трудилась няней в детсаду. Они долго добивались разрешения Алиных предков на брак, а не добившись, поженились тайно. До призыва Еремеева в армию провели вместе не более десяти ночей, но зато с результатом — жена недавно написала, что беременна. Теперь Яков думал о том, увидит ли он свою дочь или сына. Он почему-то хотел, чтобы это была девочка. Яков бы ее на руках носил, пел песни, которых знал превеликое множество. Да и голос у него был приятный и хорошо поставленный — не зря же он проучился два года в музыкальной школе.

А вот Роман Рясков почему-то вспоминал свое первое место службы. Вначале он служил на границе, причем в Заполярье. Старшина заставы был добрейшим человеком и доставал для солдат все, что мог. А мог он многое, потому что был знаменит, награжден двумя медалями «За отличие в охране государственной границы». И когда Роман, преследуя нарушителя, порвал кирзовый сапог, старшина без промедления привез ему из отряда новые сапоги, только уже хромовые, как подарок за отличную службу. А после реорганизации и сокращений погранвойск, переданных в ФСБ, Ряскова перевели в армию. И он душой прикипел к десанту.

С этими мыслями Рясков и заснул. И приснились ему нынешние сослуживцы-десантники, только почему-то на родной пограничной заставе…

Несмотря на свой же строгий приказ отдыхать и набираться сил, Сухолитков тоже долго не спал. Он понимал, как мало шансов у них на побег. Нет, кое-кто, конечно, уйдет, тут сомнений быть не могло. Но многие полягут в этом ночном бою.

У них же нет оружия. Будь у них хотя бы пара автоматов, они бы показали «чехам», чего стоят разведчики десантуры! Единственно, на что надеялся Андрей, — так это на внезапность их действий. Бандиты наверняка думают, что бойцы сломлены и ни на что решительное не способны. Бдительность у них уже не та. Поэтому прорыв и возможен. А ежели ему удастся, пусть даже с небольшими потерями, вернуться в часть, то уж звездочку ему наверняка вернут. Он до сих пор не мог смириться с тем, что был разжалован из капитанов в старшие лейтенанты. Очень надеялся вернуть себе прежнее звание и пойти дальше по служебной лестнице. Комбат так, видно, и рассчитывал, посылая Сухолиткова на это серьезное задание. Вообще-то он относился к Андрею хорошо и тоже был недоволен суровостью понесенного тем наказания. А все началось еще там, в училище.

После того как Сухолитков познакомился с писателем Валерием Рощиным и тот в конце концов, после долгого их разговора о жизни и судьбе человека, пообещал помочь Андрею, он вернулся в Питер окрыленным. А вдруг поможет?.. Правда, на другой же день его вызвал к себе заместитель начальника училища и сказал:

— Вот что, старший сержант, я не думал, что ваша дурь зайдет так далеко. Из МВД вы никуда не уйдете. Скоро же выпускные экзамены. Вы что, хотите выйти из училища без офицерского звания? Так мы можем это сделать. К тому же вы член партии. И вас привлекут еще и по этой линии. Идите и больше не дурите!

Что ему оставалось делать? Завалить экзамены? Нет, он на такое не способен. Выпустили Сухолиткова из училища все-таки лейтенантом. Наверное, рассчитывали, что, став офицером, он образумится, как сказал заместитель начальника училища, «выбросит дурь из головы». Но вот служить направили не в Подмосковье, а на Дальний Восток, в один из самых отдаленных гарнизонов. В наказание, значит. И стал он служить в судебно-розыскной роте. Обязанности свои выполнял строго. В дивизии его хвалили, ставили в пример, но удовлетворения от службы он не испытывал. Снова подал рапорт на имя начальника политотдела с просьбой о переводе в десантные войска, и опять началась та же кутерьма. Его вызывали разные чины, беседовали — иногда мягко, но чаще резко, зло, не допускающим возражения тоном. Он все стерпел. Но от своего не отступил. Лейтенанту Сухолиткову ни за что ни про что влепили два взыскания — выговор и «неполное служебное соответствие». Причины-то были пустячные. Он и это перенес. Но в душе накапливалась обида. Человек к чему-то стремится, а ему подрезают крылья.

Так продолжалось до тех пор, пока в командировку от газеты «Красная звезда» не приехал писатель Валерий Рощин. О чем уж он говорил с начальником политотдела и самим командиром дивизии, Андрей не знал. Но с тех пор отношение к нему переменилось. А Рощин перед отъездом сказал ему:

— Вот что, Андрей, напиши-ка ты письмо на имя начальника отдела кадров Вооруженных Сил. — И дал точные его координаты, а потом добавил: — Только это должен быть не сухой рапорт, а слезная просьба, обращение к нему как к депутату Верховного Совета СССР, коим он является. Это должно быть обращение к избраннику народа.

Сухолитков, конечно, сразу догадался, о какой жалостливой «струне» идет речь, и пообещал, что напишет письмо. Но как-то не по душе было плакаться. К этому времени он уже имел в аэроклубе тридцать прыжков с парашютом. Прежде чем взяться за перо, Андрей долго раздумывал над тем, что будет писать. Он все же написал письмо, только не такое уж жалостливое, как просил Рощин. Но прежде произошло еще одно знаменательное событие.

Из стрелкового полка, стоявшего неподалеку от Владивостока, дезертировал солдат. Ушел он прямо из караула, прихватив с собой оружие и пару снаряженных патронами магазинов к нему. И это было опасно. Дезертир мог пустить оружие в ход, что вскоре и случилось. Застрелив шофера легковой машины, он захватил автомобиль, и теперь его трудно было догнать. Судебно-розыскная рота, естественно, была немедленно поднята в ружье. Наперерез беглецу сразу же отправилась группа старослужащих, наиболее обученных солдат во главе с Сухолитковым. Командир был в отпуске. Но даже если бы он был на месте, все равно бы на поимки беглеца отправил своего замполита. Ленинградское училище МВД считалось очень престижным. Выпускников его высоко ценили, особенно в таких отдаленных местах, куда редко кого из них посылали служить. К тому же Андрей уже зарекомендовал себя с лучшей стороны.

Поисковая группа выехала на стареньком автомобиле наперерез дезертиру. Вскоре они нашли брошенную им легковую угнанную машину — у нее кончился бензин. Беглец скрылся в лесу, который и пришлось прочесывать с риском нарваться на пулю. Вряд ли он пожалел бы кого-нибудь из преследователей. Срок заключения за дезертирство и убийство водителя легковушки ему грозил немалый. А беглец, как выяснилось, уже побывал на «зоне» за грабеж и знал, как там несладко.

— Учтите, что в том районе идут большие войсковые учения, — предупредил по рации Сухолиткова ротный. — Так что будьте осторожны, своих не постреляйте. И еще: беглец, по-моему, идет к китайской границе. Так что свяжитесь с пограничниками.

— Будет сделано, — ответил Андрей и приказал радисту наладить связь с ближайшей заставой.

Справа неподалеку от них располагался аэродром, где стояли самолеты, вокруг которых суетились солдаты, явно десантники. Вокруг них лежали ровными рядами парашюты.

— По-моему, ребята в полет собрались, — сказал замкомвзвода, помощник Андрея в этой операции. — Вот бы взяли — и подбросили нас! Вмиг были бы дома.

— Такого распоряжения им никто и никогда не даст, — ответил Сухолитков. — У них своя епархия. И потом, это дорогое удовольствие.

Решив сократить путь, они поехали по краю аэродрома. Но их тут же остановил какой-то майор и сказал, что посторонним передвигаться тут запрещено. Сухолитков представился ему по всей форме и коротко сообщил о случившемся ЧП.

— Да, неприятная история, — сочувственно сказал майор. — Но сюда-то вы зачем?

— А мы подумали, не поможете ли вы нам, — вылез из-за спины Андрея неугомонный сержант. — Вы ж наверняка до Уссурийска летите? Вот и поспособствуйте обогнать беглеца. Возьмите нас на борт.

— Так там же самолеты приземляться не будут! Выбросят только группу парашютистов — и полетят на север…

И тут у Сухолиткова мелькнула мысль, что раз выбрасывается небольшая группа, то это разведчики, и он может с ними десантироваться. Тогда уж определенно опередит дезертира. А в Уссурийске он может связаться с милицией, и она даст ему людей на поимку беглеца. Андрей высказал свою просьбу майору, зная, что запасной парашют всегда найдется. Тот усмехнулся — прогуляться, мол, желаете, товарищ старший лейтенант?

— Это же для пользы дела! — горячился Сухолитков. — А прыгать я умею. Честное слово!

Выхватив из кармана значок парашютиста с цифрой тридцать, Андрей показал его майору. Тот уважительно посмотрел на Сухолиткова и с сожалением сказал, что все равно не может разрешить, не положено, мол.

— Но ведь поимка дезертира — наше общее дело, — снова ввернул неугомонный сержант. — Разве не так?

Майор почесал затылок. Замкомвзвода-то был прав, но ведь инструкция же запрещает… Однако и помочь розыскникам ему, видно, хотелось. Он понимал, что они тоже выполняют свою боевую задачу, подвергая себя опасности. Посмотрел на стоящего перед ним Сухолиткова, покачал укоризненно головой и махнул рукой: ладно, мол, валяйте.

Андрей приказал сержанту посадить людей в машину и гнать в Уссурийск поскорее. Сам же направился вместе с майором в сторону самолета, вокруг которого суетились разведчики.

Полет продолжался минут сорок. За это время Андрей успел познакомиться и с командиром десантников — молодым лейтенантом, и с задачей, которую тому предстояло выполнить. Она была довольно сложная. Оказавшись в тылу условного противника, разведчикам нужно было установить точное расположение его резервов и позиции дальнобойной артиллерии. При этом и себя не обнаружить. И все это сделать за сутки, до наступления «красных». Сухолитков подумал, что такой объем задачи, пожалуй, под силу роте, а не взводу, и разведчикам придется туго. Но его дело было сторона. У него имелась своя цель.

Прозвучала команда: «Приготовиться!» Солдаты начали поправлять оружие, парашюты. Наступал самый ответственный момент: десантирование на территорию, занятую «противником». Внизу бойцов ждала пугающая неизвестность. Можно было угодить прямо под прицел «врага», и операция тогда была бы сразу сорвана, а разведчиков-неумех ждал разгон начальства и всеобщее презрение товарищей.

Над кабиной летчиков зажегся красный фонарь, прозвучал ревун — сигнал к началу десантирования. Боковой люк был уже открыт, и до Андрея донеслась отрывистая команда: «Пошел!»

— Сбор у озера! — крикнул лейтенант и слегка подтолкнул стоявшего рядом Андрея, словно тот мог задержаться. Страх перед прыжком у него давно прошел. Он испытывал даже некоторое удовольствие, ныряя в пустоту.

Уже когда раскрылся парашют, Сухолитков подумал, что ему спешить к месту сбора разведчиков ни к чему, у него свой маршрут. Но хотя бы из чувства благодарности надо дать десантникам понять, что он приземлился благополучно. Внизу расстилалась тайга. Андрей с трудом отыскал голубой кружочек воды среди зелени и направил туда парашют. Приземлился он удачно. Сложив парашют, стал поджидать остальных. И было у него плохое предчувствие. Оно не обмануло Сухолиткова. Из лесу на берег озера выскочил сержант и бросился к нему.

— Товарищ старший лейтенант, беда! — закричал он. — Наш лейтенант ногу… ногу повредил! Перелом, кажись!

«Не было печали…» — подумал Андрей и пошел вслед за сержантом. Тот не ошибся. Лейтенант действительно сломал себе ногу при приземлении. Вокруг него растерянно стояли разведчики. Больше всех суетился сержант, очевидно замкомвзвода, совсем еще пацан. Небось еще не бреется, отметил мысленно Сухолитков. Сержант явно не знал, что делать, и Андрей сразу же подумал, что такой командир вряд ли выполнит то сложное задание, которое поставило перед разведчиками командование «красных». Лейтенант же теперь был уже не ходок. Что же делать? Сухолитков, конечно, смог бы командовать разведчиками, но у него была иная, не менее серьезная задача.

Солдаты смотрели на Андрея с надеждой, и он понимал их. Надо было принимать решение. «А, была не была!» — с отчаянием подумал Сухолитков и обратился к солдату с умными, как ему показалось, глазами:

— Вот что, Сергеев. Тебе особое, очень серьезное задание. Пойдешь, нет, побежишь в Уссурийск прямо в управление городского МВД и скажешь, чтобы они связались с командованием дивизии МВД. У нас ЧП — дезертировал солдат. Он вооружен, движется на восток, и его надо перехватить во что бы то ни стало!.. — Андрей окинул взглядом стоящих вокруг солдат и негромко приказал: — Взвод, проверить снаряжение, оружие — и за мной!

Так началась его разведывательная операция. Выполнили они ее отлично, установили и расположение огневых позиций артиллерии, и расквартировку тыловых частей. Доложив обо всем по рации наверх, Сухолитков назвал себя, объяснив, что лейтенант повредил ногу и не смог командовать. Поэтому пришлось руководить ему. Затем он связался с Уссурийским УВД и узнал, что дезертир задержан.

Вернувшись в часть, он, конечно, получил нагоняй. Ему заявили, что, если бы беглеца не поймали, Сухолитков бы так легко не отделался. Однако на другой день его вызвали в штаб военного округа, и дежурный проводил его в кабинет самого командующего. Там сидели два генерала. Андрей сразу узнал второго. Это был знаменитый Василий Филиппович Маргелов, Герой Советского Союза, воевавший еще в Испании и создавший Воздушно-десантные войска. Он с интересом посмотрел на молодого старшего лейтенанта и спросил:

— Ну, расскажите, как это у вас получилось?

И Сухолитков во всех подробностях доложил, как все происходило. Не мог же он бросить разведчиков, попавших в беду. Маргелов, не перебивая, выслушал его и не без удовольствия проговорил:

— Лихо ж вы действовали, капитан!

— Старший лейтенант, — осторожно поправил его командующий округом.

— Так пусть будет капитаном. Не всякий с такой сложной задачей справится, да еще не будучи ни разведчиком, ни десантником, — засмеялся Маргелов.

И тут у Андрея невольно вырвалось, что он давно добивается перевода в тот род войск, которым командует уважаемый Василий Филиппович. Набил себе уже на этом деле немало шишек, но от своей мечты не отступил и очень хотел бы служить в ВДВ. Маргелов посмотрел на него внимательно и, помолчав, изрек:

— Что ж, придется, наверное, вам помочь…

О происходящем далее в Москве Сухолитков ничего не знал. То ли подействовало его письмо к начальнику отдела кадров и разговор того с писателем Валерием Рощиным, то ли генерал армии Маргелов помог, но месяца через полтора командиру их дивизии ВВ пришел приказ из Главного штаба Вооруженных сил СССР с предписанием откомандировать капитана Сухолиткова (он уже получил это звание) в распоряжение командования Воздушно-десантных войск. Такого еще никогда не случалось. Это был первый случай в Советской армии, а возможно, и последний. Все были поражены, и командир дивизии сказал:

— Такого больше не повторится. Я сделаю все возможное, чтобы у нас не отбирали подготовленных нашими же учебными заведениями грамотных, способных офицеров.

Однако приказ был выполнен, и Андрей стал десантником.

Было уже, наверное, часа три ночи. Сухолитков задремал, измученный тревожными мыслями о предстоящем побеге. Он не очень верил в удачу. Но надежда все-таки оставалась. Вдруг да удастся! Легкий толчок в бок сразу же привел его в себя.

— Пора, — шепнул лежащий рядом Белый. — Уже начало четвертого.

У него единственного остались часы. У остальных, если они и были, «чехи» давно отобрали. А на старую позеленевшую карманную «луковицу» прапорщика никто не позарился. Разбуженные солдаты молча, как это и было предусмотрено Андреем, сбились у стены в две кучки. Пищулин и Воробейчик стали на плечи товарищей и начали осторожно сдвигать решетку, прикрывающую их яму. На удивление, она легко поддалась нажиму. Образовалось довольно обширное пространство, через которое они и вылезли наружу. За ними точно таким же образом последовали остальные. Как ни странно, часового около их ямы не оказалось. И это страшно удивило Сухолиткова. Что-то тут было не так. Он огляделся вокруг. Тьма стояла непроницаемая.

— Порядок, — сказал Белый. — Наш стражник, видно, по нужде отлучился.

— Уходим вниз в «зеленку»! — тихо скомандовал Сухолитков.

Но тут вдруг со всех сторон вспыхнули фонарики, направленные на пленных. Андрей затравленно огляделся. Вокруг плотным кольцом стояли «чехи» с автоматами наперевес. Раздался громкий хохот. И голос Мундована, который Андрей узнал бы из сотни, с издевкой произнес:

— Куды ж это вы собрался в такую ранний пора?

Все стало ясно. О готовящемся побеге бандиты знали и хорошо подготовились к нему. Если бы пленные побежали, то их бы всех перестреляли.

— Стоять! И не двигаться! — распорядился Сухолитков, зная, что малейшее их движение вызовет огонь «чехов».

— Всем назад в яма! — раздался тот же властный голос вожака бандитов.

Делать ничего не оставалось. Разведчики один за другим попрыгали в яму, страхуя друг друга. Последним вниз спустился Сухолитков. Он был не просто огорошен. Внутри что-то перевернулось, а к горлу подкатил жесткий комок. Если бы его сейчас о чем-то спросили, Андрей вряд ли смог произнести хоть слово. Одна мысль билась в голове: кто же все-таки выдал их? Ответа на этот вопрос по-прежнему не было.

Рассвет медленно вполз в яму. Как только посветлело, решетка вверху отодвинулась, спустилась лестница и картавый голос скомандовал:

— Все лезут вверх! Живо!

Их построили рядком вдоль уже знакомого дувала. Вокруг полукольцом стояли бандиты. Прошло минут десять. Все молчали, видно, ждали главаря. Он появился, одетый, как всегда, в роскошный вишневого цвета халат и с неизменной чалмой на голове. Лицо было хмурое и злое. Став перед пленными посредине, едко спросил:

— Кто первый лез вверх из яма?

Разведчики молчали. Да и что было говорить? Все знали, какая участь ждет того, на которого будет указано.

— Выдавать не хотим? — с язвительной усмешкой проговорил Муса. — Как у вас говорят, один за всех, все за один. Правильно? — Он ткнул пальцем в стоявшего на левом фланге радиста. — Ты выходи!

Строй дрогнул. Казалось, что разведчики сейчас бросятся на бандитов. И те невольно попятились, подняв сразу оружие, висевшее у каждого на плече. Двое из них подскочили к указанному Мундованом Якову Еремееву и выволокли его на середину, поставили перед вожаком. Тот молча, с презрением посмотрел на пленного и, выхватив меч, отрубил ему голову. Тело солдата упало к его ногам. Кровь окрасила землю. Все замерли. А Муса сердито сказал:

— Так станет со всяким, кто пытаться бежать! Ведите их на работу, — кивнул он на пленных. — И сегодня пища им давать не надо. Наказание.

Под усиленной охраной разведчиков повели к месту строительства хранилища. И снова в воздухе засвистели бичи. Сегодня надсмотрщики подгоняли работающих пленных с особым остервенением. Воробьева чуть не забили насмерть, когда тот, споткнувшись, упал. Но его подхватили товарищи и поставили на ноги, прекратив тем самым избиение. К вечеру бойцы так вымотались, что, когда их погнали к яме, еле передвигали ноги. Спустившись вниз, они попадали на землю, едва прикрытую ими же принесенной сухой травой, и заснули голодными. Но Сухолиткову опять не спалось, тем более что у него снова разболелось раненое плечо. Рана уже зарубцевалась, однако повязку он еще не снял, и под ней пекло. Андрей беспокойно ворочался, пытаясь найти наиболее удобное положение тела, при котором, как он уже знал, боль постепенно утихала. Перед глазами стояла отрубленная голова радиста. Лучше бы так поступили с ним. Командир же за все в ответе. Это железная истина, которую он повторял и повторять будет, пока жив. И неудавшийся побег тоже на его совести. Надо было найти предателя, прежде чем что-либо предпринимать. Не могли же «чехи» по наитию знать, что пленные готовят побег! Нет, их явно предупредили. Эх, знать бы, кто передал им такую информацию!..

Мысли перескочили на другое. Андрею вспомнилось, как он с командиром роты Валерием Падеркиным вступился в ресторане за двух женщин, к которым приставала компания пьяных ребят. Дрались они здорово, а на следующий день весь город гудел, узнав о происшедшем. Многие одобряли действия Сухолиткова и Падеркина. Молодцы, говорили, не испугались вдвоем против шестерых драться. Но некоторые и осуждали. Не надо, мол, было доводить дело до драки, можно и мирно решать спорные вопросы. Однако на них завели «дело», потому что один из пострадавших остался на всю жизнь калекой. Дело было передано на рассмотрение суда офицерской чести, еще существовавшего в то время. Поскольку Валера тоже получил ранение (его один из парней ударил по плечу дубинкой и сломал ключицу), то больше всех досталось Сухолиткову. С него содрали звездочку, хотя все сослуживцы стояли за них горой. Надо же — двое против шестерых!.. Но слишком силен, видно, был резонанс от случившегося ЧП.

Рано утром, когда их повели на работу, Сухолиткова вызвал к себе Мундован, прислав за ним здоровенного детину, всегда его сопровождающего. Очевидно, тот был у него кем-то вроде ординарца. Шатер Мундована был, как всегда, красиво убран, на ковре стояли фрукты. Главарь банды сидел и ел виноград. Лицо его выглядело довольным — видно, он был в хорошем настроении. Поглаживая свою черную с проседью бороду, Муса с усмешкой поглядел на вошедшего Андрея и с иронией сказал:

— Что, старлей, небось жрать хотел, да? Садись, ешь мой фрукта. Они свежий и сладкий.

Сухолитков не стал себя упрашивать, сел на ковер и взял большую краснобокую грушу. Некоторое время молча жевали. Мундован изредка бросал на Андрея скептический взгляд. Наконец он насытился, вытер руки белоснежным платком и спросил:

— Почему заданий мой плохо выполняй? Это не очень хорошо есть.

— Объем работ слишком велик. Тут нужны отбойные молотки, да и людишек побольше.

— А вы, русские, как это называть, стахановский метод работать надо.

— Стараемся.

— Зачем же тогда бежать хотел?

— Разве вы, попав в наше положение, не попытались бы это сделать?

Муса с кривой усмешкой кивнул. Да, мол, они бы тоже такую попытку сделали. Только федералы вряд ли бы знали об этом заранее. У нас, дескать, рот на замок держать привыкли. Он явно намекал, что среди пленных есть предатель. И пусть они больше таких глупостей не делают. Все равно ему все будет известно заранее.

— Ладна, — сказал Мундован в заключение, — моя дает вам еще три день. Но уж последние. А там секир башка по одному будем делать. Понятно я говорил?

Андрей пожал плечами. Он прекрасно понимал их незавидное положение. Они же полностью в руках бандитов, и при любом раскладе их ждет неминуемая смерть.

Пауза затянулась — сказать Сухолиткову было нечего. Говорить, что люди обессилены, что для продуктивной работы им нужно усиленное питание и здоровый сон, — бесполезно. Главарь бандитов только посмеется над ним. Муса, видно, был того же мнения, но изменять что-либо в положении пленных не хотел. Однако настроение в то утро у него было миролюбивое. Во всяком случае, в глазах не вспыхивал злой огонек — предвестник того, что их хозяин начинает выходить из себя. Андрей уже заметил это. Поэтому решился задать вопрос, заранее зная, что не получит на него точного ответа. Но он надеялся, что Муса хоть намекнет, и тогда что-нибудь по интересующему его вопросу прояснится.

— Кто предатель? — спросил он.

Муса усмехнулся и ответил:

— Разведка хорошо работать надо. Тогда врасплох не застанет тебя противник. — Помолчав, неожиданно сказал: — А ведь мы с тобой, старлей, уже встречался. По разные стороны, конечно.

— И где же? Что-то я не припомню.

— Ты же участвовал в штурме ваххабитских сел Чабанмахи и Убдент. Так ведь? И я там участвовал. Как раз в то время.

Скрывать не имело смысла. Сухолитков действительно был в числе штурмующих эти населенные пункты.

— А мы вас там здорово трепал, как говорят русские, — дребезжаще засмеялся Мундован. — Хороший оборона строил.

Муса был прав. Боевики в тех местах действительно укрепились здорово, понастроили дзотов, укрытых огневых точек. И прорвать их позицию было нелегко. Немало хороших ребят полегло там. Тем более что на стороне боевиков дрались хорошо обученные и, надо отдать дань справедливости, не трусливые бойцы.

— Да, там были наши лучший джигиты, — как бы подтверждая мысли Андрея, сказал Мундован. — Жалко была терять их. Но война есть кровь и смерть тоже.

— Согласен. Воевали вы неплохо, — заметил Андрей. — Но Коран запрещает вам убивать людей. Ислам же — мирная религия.

— А Библия разве разрешайт? — возразил Мундован. — И ты не совсем правильно думать, старлей. — В учении Пророка два части. Малый джихад — это вооруженный борьба, а вот Великий главный джихад — мирный работа. Вы сами заставили нас оружие в руки брать. Разве не так?

Сухолитков хотел возразить. Боевые действия в Чечне начали между собой сами же чеченцы. Между ними, разными кланами, началась борьба за власть, и лишь потом в нее были втянуты федеральные войска. А теперь и вовсе воюют только специальные части. Конечно, при поддержке артиллерии и авиации, потому что чеченцам доставляется из-за рубежа самое современное вооружение, нередко большой разрушительной силы. Однако он вспомнил и другое: началу всей этой «кутерьме» в Ичкерии способствовали в немалой степени наши же богатенькие власть имущие вроде Березовского. Так что нечего пенять на зеркало, коли рожа кривая. Поэтому возражать не стал.

— Конечно, — продолжал между тем Муса; ему, очевидно, хотелось выговориться, — у ваххабитов есть более воинствующий учение: накшебенский и кадарийский суфизм. Оно не допускает никакой послаблений неверным. И это тоже Ислам. Так что, говоря об Аллахе, следует все учитывать.

Главарь бандитов помолчал и неожиданно спросил:

— А ты, старлей, крещеный будешь?

Сухолитков пожал плечами. Он был, конечно, удивлен вопросом, но сразу догадался, к чему клонит Мундован: не захочет ли пленник принять мусульманство?

— Наверное, нет, — ответил Андрей спокойно. — Бабка когда-то в раннем детстве носила меня в церковь, но дед, старый коммунист, считавший себя атеистом, был решительным противником священных ритуалов. Они часто даже ругались по этому поводу. Чем закончился их спор, не знаю. Только больше мы в церковь не ходили.

— Ты хороший боец, — опять-таки доброжелательно проговорил главарь боевиков. — Молодой совсем. Впереди целый жизнь.

— И что вы хотите этим сказать?

— Переходи к нам. Станешь воином Аллаха. А то и командиром.

— Нет уж, благодарю покорно! — усмехнулся Андрей. — Боец я и вправду неплохой вроде. Только клятву на верность Родине давал.

— Значит, тебе не нравится мой предложение? — спросил Мундован.

— А ежели я дам согласие, а потом изменю вам? Как тогда? — не без иронии спросил Сухолитков.

— Ну, за этим присмотреть можно. Да и не позавидовать тебе тогда. Из человека животное будем делать.

— Чем же моя нынешняя участь лучше?

Муса не успел ответить. В шатер заглянул боевик, которого Андрей считал ординарцем главаря, сказал что-то по-чеченски. Мундован нахмурился и встал. Видно, весть была не из приятных, потому как Муса резко сказал что-то злое и направился к выходу, на ходу бросив Сухолиткову:

— Три дня, старлей! Заканчивать обязательно вся работа! Больше дать не могу! Вы будете все делать или…

Он не договорил. Но намек был слишком явный, чтобы не понять, какая участь их ожидает в случае невыполнения работы.

В шатер заглянули конвоиры Андрея, и один из них махнул ему рукой: пошли, мол, свиданка закончена, теперь вкалывать до седьмого пота надо. Сухолитков покорно последовал за своими надзирателями.

«Итак, три дня мы выиграли, — подумал Андрей. — Что можно сделать за такой короткий срок? Тем более что боевики после нашего неудачного побега теперь насторожены. Они все сделают для того, чтобы мы не попытались сбежать вновь». Андрей не видел выхода, и это приводило его в отчаяние. Погибнуть вот так по-дурацки, помогая врагу построить склад… Нет, этого нельзя было допустить! Но что можно предпринять?

Вернувшись в пещеру и взяв в руки лопату, Сухолитков продолжал мучительно размышлять над этим проклятым вопросом. Он тщательно анализировал свою новую встречу с Мусой. Все вроде было как обычно: обильно уставленный яствами стол и даже почти дружелюбная беседа. Но все же что-то тревожило Андрея. Только он не мог понять, что же именно.

Сухолитков знал о происхождении Мундована. Он был из древнего большого рода. Получил где-то — вероятно за границей — неплохое образование. Наверняка окончил медресе. И разумеется, обладал неограниченной властью, мог казнить и миловать кого угодно. Но предпочитал первое, потому что по натуре был жесток и кровожаден. Дисциплину в своем отряде он поддерживал палочными методами. Сухолитков видел, как наказывали плетьми провинившегося в чем-то рядового боевика.

— Ты что такой хмурый, командир? — спросил Андрея Воробейчик, работавший с ним в паре во время переноса грунта на носилках.

— С чего это ты взял? — насупился Сухолитков.

— По лицу вижу.

— А ты что, уже физиогномистом стал? — невесело улыбнулся Сухолитков.

— Да у тебя ж на вывеске все отражается: и о чем думаешь, и как настроен, — отозвался никогда не лезший за словом в карман его верный замкомвзвода. — Зачем тебя Муса-то звал? О чем беседовали?

— Срок для работы добавил — три дня.

— Негусто. Но с чего это он таким покладистым стал? Видно, очень нужен «чехам» этот складок. Значит, будут через четыре денечка красоваться наши бедные головушки на колышках…

— По всей вероятности, так и задумано.

— Неужели мы это им позволим, командир? Нужно непременно что-то предпринять. Лучше уж погибнуть в схватке, хоть чем-то отомстить «абрекам» за все наши мучения.

— Думаю об этом.

— Мысли скорее. Мало уж осталось времени у нас, — посмурнел Воробейчик.

— А у тебя есть какое-либо предложение? — спросил Сухолитков.

Старший сержант пожал плечами.

— Вариантов особых нет. Разве что еще раз попытаться убежать. Только на сей раз днем, при всем честном народе. Помирать, так с музыкой!

Свистнула плеть, пройдясь Воробейчику по плечу. Это означало предупреждение надсмотрщика: работать, не болтать. Замкомвзвода вздрогнул от удара, но не издал ни звука. Он выносил молча и не такое. И только когда подошли к обрыву, куда ссыпали грунт, шепнул:

— Быстрее!.. Быстрее думай, командир! Не упусти время!

В распоряжении пленных оставалось сорок восемь часов. Все прекрасно понимали: уложатся ли они в отведенное время или нет — участь их ждет одна. На сей раз главарь боевиков не изменит своего решения, ибо это может подорвать его авторитет, которым он, по-видимому, очень дорожил. Слово Мусы было в банде законом, его боялись все.

Андрей уже знал, что всех его подчиненных поодиночке водили на допрос к Мундовану. Им задавался тот же вопрос, что и ему: не желают ли они послужить делу Аллаха? Бойцы, по-видимому, отказались — так они говорили. Да это и было видно: назад их пригоняли ударами хлыста. И все же кто-то из них лукавил. Это лишний раз показала та роковая ночь, когда попытка побега закончилась провалом и казнью одного из них. Однако тот подонок, который выдавал их, так искусно маскировался, что распознать его Сухолитков не мог. Поэтому он чувствовал себя, как никогда в жизни, бессильным.

Последние дни Андрей спал вообще урывками, то и дело переходя от яви к небытию. А тут еще к его волнению прибавилась беседа с Воробейчиком. Тот предложил интересный план. Только вот как его выполнить и насколько он реален, оставалось загадкой. Тот подполз к нему прошлой ночью и легонько толкнул в бок.

— Командир, ты спишь?

— Нет. А что?

— Одна идейка появилась.

— Какая? Выкладывай!

— Ты, конечно, знаешь, что всех нас допрашивали поодиночке и предлагали перейти к ним на службу. Зачем, дескать, умирать такими молодыми, надо еще пожить…

— Да, мне это известно.

— А что, если сделать так: дать согласие, пройти предварительную процедуру и бежать, когда нас повезут в лагерь Кодорского ущелья?

— Думаешь, они дураки и будут в дороге плохо охранять нас? Наверняка за каждым будет закреплен автоматчик, который тут же пустит тебе очередь в спину. Ты и ахнуть не успеешь. Мы же безоружные.

— Так-то оно так, но почему не попробовать? Может, кому-то и удастся уйти.

— Вряд ли. Да и не поверят они нам после всего случившегося, Артем. С чего это мы, все отказавшиеся, вдруг перерешили и дали согласие? Значит, что-то задумали недоброе. Не может Мундован оставить нас в живых. Мы же знаем местоположение их нового хранилища для оружия, своими руками его сделали. И если хоть один удерет к своим, сам понимаешь, что будет.

— Ты, как всегда, прав, командир, — вздохнул старший сержант, — но попробовать все-таки нужно.

Лежавший неподалеку прапорщик, очевидно, тоже не спал и слышал их разговор.

— Воробейчик прав, командир, не можем мы сидеть сложа руки. Времени у нас осталось с куцый хвост. Надо попытаться хоть что-то предпринять. Может, во время работы сделать еще одну попытку побега? Слева, там, где мы гравий ссыпаем, какая-то ложбинка, покрытая кустарником, идет. Вот по ней и надо рвануть.

Андрей вздрогнул. Словосочетание «куцый хвост» стегнуло по нему, словно удар кнута. Когда-то оно часто употреблялось Сергеем Васильевичем, особенно в то время, когда они познакомились. И было это как раз в Дагестане перед штурмом Чабанмахи и Убдента. Из всего нынешнего отряда, который Андрей привел сюда, с ним был там тогда только прапорщик. Так вот что тревожило его после беседы с Мундованом! Внутренний голос подсказывал, что он что-то тревожное не уловил в словах Мусы, а оно было. Было, черт возьми! Откуда тот узнал, что Сухолитков воевал в районе ваххабитских сел? Он же был тогда рядовым взводным, а не какой-нибудь руководящей «шишкой», о которой всем известно, даже врагу. Сказать об этом главарю бандитов мог только Белый. Значит, он и есть предатель!..

Андрею стоило больших усилий, чтобы удержаться от восклицания: «Ах ты гад!» Но это сразу бы выдало их всех — ребята, узнав правду, тут же растерзали бы прапора. А делать этого сейчас нельзя. Конечно, Белый достоин смерти, и он ее непременно обретет — предатель должен получить по заслугам! Только если они теперь убьют Белого, рухнет последняя надежда что-то предпринять для своего спасения. «Чехи», узнав о случившемся, тут же казнят их.

— И когда же мы должны будем это сделать? — быстро спросил Андрей. Затянувшееся молчание могло выдать его волнение, которое он испытал от своей страшной догадки. — В какое время?

— Лучше всего это, по-моему, сделать в обед, когда все раскиснут от жары, — ответил прапорщик.

Сухолитков внутренне собрался и постарался самым обычным тоном сказать:

— Да, пожалуй, ты прав. Давайте-ка только сейчас спать, сил набираться. Отбой! — скомандовал старший лейтенант, чувствуя, что, если он продолжит беседу с Белым, у него предательски задрожит голос.

Белый, видно, не заметил никаких изменений в словах и поведении Сухолиткова.

— И то верно, — сказал он, громко зевнув. — Силенки нам понадобятся, ребята.

Через несколько минут он уже похрапывал. Андрей понял, что его бывший близкий друг, на деле оказавшийся врагом, ничего не заподозрил. И это было хорошо. Потому что, если бы они приняли решение начать побег в полдень, Белый, несомненно, нашел бы способ передать это Мундовану, они снова были бы окружены бандитами и понесли очередную потерю — Муса не преминул бы устроить для банды представление с отрубанием очередной головы пленного. А их и так осталось всего ничего. Значит, то, что предлагает Белый, нельзя делать ни в коем случае. Как же тогда поступить? Отказаться от побега?.. Нет, этого Сухолитков допустить не мог. Теперь он твердо знал, какой конец их ждет, даже если они будут смирными, как овечки.

Начинался рассвет. Темное, будто задымленное, небо, проглядывающееся сквозь прутья решетки над ямой, где они находились, стало потихонечку сереть. Но Андрей, так и не сомкнувший глаз, продолжал мучительно думать над тем, как же им все-таки следует быть. Бежать в полдень нельзя, тем более в том направлении, которое предлагает прапорщик. Вверх по склону — открытое пространство, и там у боевиков пулеметная точка. Перестреляют всех к черту!

Так и не придумав ничего путного, Андрей пошел утром на работу. А решать было просто необходимо — времени становилось все меньше и меньше.

Сухолитков ошибался насчет прапорщика. Сергей Васильевич Белый был хитер и крепко бит жизнью, чтобы не заметить произошедших этой ночью изменений в поведении командира по отношению к нему, но старался этого не показывать. «Неужели старлей что-то узнал про мою двойную жизнь? — мелькнула страшная мысль, обжегшая прапорщика. — Но как? Вел-то я себя осторожно, нигде вроде не прокололся…» По спине пробежал озноб, что было плохим признаком — Белый начинал нервничать. А раз так, то можно наделать ошибок. И тогда уж не жди пощады. За прошедшие месяцы он научился хорошо контролировать себя, понимая, что ходит по лезвию ножа.

Белый мог поклясться, что ничем не выдал себя. Его трудно было заподозрить в предательстве. Вместе со всеми испытывал все тяготы и невзгоды, выпавшие на долю разведотряда, бил «чехов», как и другие, не праздновал труса даже в самые отчаянные минуты. Все, что поручали, выполнял, и ребята верили ему. В чем же тогда дело?.. Он притворился спящим и стал даже немного похрапывать, создавая впечатление, что спит, ничего не видит и не слышит. На самом-то деле ему было не до сна, он чутко внимал любому шороху, раздававшемуся в их проклятой яме, которая была пострашнее ада. «Если Сухолитков что-то заподозрил, он должен будет принять какие-то меры, — думал прапорщик. — Должен же он пошептаться с кем-либо, с тем же Воробейчиком, своим замом? Не может же офицер в такой страшной ситуации оставаться бездеятельным».

Однако в темноте не раздавалось ни звука, и Белый начал постепенно успокаиваться. Может, ему все же показалось, что у взводного появились какие-то подозрения? У страха глаза велики!.. Ну кто, в самом деле, подумает, что старый пограничник, искуснейший сыскарь, пользующийся у начальства большим авторитетом, может быть связан с «чехами»?

В углу раздалось бормотание. Видно, кому-то из бойцов приснился страшный сон. Послышался хруст веток, на которых спали разведчики. Ветки были жестковатыми. Их рвали по склону сопки, но те быстро засыхали и становились жесткими и колючими, и их приходилось менять чуть ли не через день-два, благо «чехи» это разрешали.

Постепенно успокоение пришло. Белый заставил взять себя в руки. Ну кто мог догадаться? В отряде нет сверхбдительных типов. Да и старлей не отличается особой проницательностью. Впрочем, и особым военным чутьем тоже. Ну, чем был плох предложенный им вариант побега в жаркий полдень по лощине, покрытой кустарником? Так нет, отверг!.. Не совсем, конечно, однако сказал: подумаем. А что тут думать? Верняк. Неужели догадался, что его давний друг выдаст их план «чехам»?.. Не может того быть! Не может же он в самом деле знать, что именно такой вариант предложен Мусой? Тот был бы очень доволен, если бы его осведомитель убедил командира разведчиков поступить именно таким образом. Все равно же их послезавтра расстреляют. Так была бы тренировка для бандитов пострелять по живым мишеням во время побега пленных. Жаль, что не вышло! Мундован заплатил бы ему хорошие денежки. А он, по всему видно, хозяин своего слова. Имея же капитал, можно и за рубежом прожить неплохо. Граница-то рядом.

А все-таки с Мусой у них установились неплохие отношения. Не то что в первый раз, когда он попал в лапы бандитов. Там он дрожал за свою шкуру, как последний трус. И не зря. Только перейдя на сторону боевиков, он мог остаться в живых, иначе сразу бы расстреляли. По-дурацки все тогда вышло. Он вместе с Сухолитковым был в Дагестане при штурме ваххабитских сел. Их взвод атаковал два дома на окраине Чабанмахи и с потерями, но взял их. А вот возле Убдента дело застопорилось. Там у «чехов» была построена неплохая оборонительная линия, даже дзот был с парой пулеметных гнезд. И те, проклятые, головы им поднять не давали, благо патронов у боевиков хватало. Заранее готовились, гады!

Дома на окраине села были обнесены высокой оградой, казавшейся глинобитной. На самом деле это был камень, обмазанный сырой землей. Пули отскакивали от него, высекая искры. Пришлось пойти в обход. Сухолитков отправил группу в пять человек, а командовать приказал ему.

«Вот что, Сергей Васильевич, — сказал он. — Ты не торопись, постарайся тихонько зайти им во фланг».

Белый, естественно, успокоил командира — пусть тот не беспокоится, все будет сделано как надо. Но все пошло не так, как хотелось бы. «Чехи» обнаружили их, троих пристрелили на месте, остальных взяли в плен вместе с Белым. Его привели к командовавшему здесь ваххабитами Мусе Мундовану. Прапорщик был легко ранен в бедро, что и сыграло свою положительную роль, когда он вернулся к своим, вдобавок притащив на себе умирающего бойца. Так было задумано хитрющим Мусой, когда Белый дал согласие работать на них. Для пущей убедительности, так сказать. И в части его действительно признали за героя, совершившего подвиг. Ему даже медаль «За отвагу» дали.

А в штабе ваххабитов, когда его пленили, разговор был короткий.

— Кто такой будем? — спросил его Мундован, сидевший за столом в блиндаже. Конечно, Белый не знал тогда его имени, как и того, что это один из самых свирепых и кровожадных вожаков у «чехов». Это уж потом он выяснил. Однако сразу почувствовал, что сидящий перед ним человек церемониться не будет. Чуть что не так — и голова с плеч. А заканчивать так позорно свою жизнь ой как не хотелось!

— Прапорщик Белый Сергей Васильевич, — четко отрапортовал он. — Из Псковской воздушно-десантной дивизии, разведбат.

— Как раз то, что надо, — засмеялся Муса. — Жить хочешь?.. Вижу, что да. Тогда договоримся. Верно?

Что ему оставалось делать? Он рассказал все, что знал. И они пришли к соглашению. «Чехи» прорвались сквозь кольцо окружения как раз в том месте, которое указал Белый, — он знал, что там стоит лишь небольшой заслон. Командование не думало, что бандиты ударят именно здесь, через открытое пространство — это, по мнению начальника разведки дивизии, было наиболее неподходящим местом прорыва. Ваххабиты, конечно, не очень-то доверяли предателю и тащили его за собой. Но потом отпустили с миром, поняв, что он указал им наиболее подходящий выход из труднейшего положения. А позже он через посредника получил от них, как и обещал Муса, определенное вознаграждение. А возвращение в часть, придуманное Мундованом, прошло даже с триумфом. Авторитет прапорщика Белого укрепился настолько, что ему даже стали доверять сложные задания. И, раскрывая их боевикам, он получал от них еще большее вознаграждение.

Андрей почти не прикоснулся к сухой комковой каше, поданной «чехами» на завтрак. Есть просто не хотелось. Голова была тяжелой. Тупо ломило в висках, словно их стиснули железными обручами. Одна мысль терзала его, не давала покоя: как все-таки спасти хоть часть людей? Он точно знал, что, если ничего не предпринять, жить им останется не больше суток. Закончат они свою работу — и с ними беспощадно расправятся. Один только прапорщик Белый будет жить и продолжать свое черное дело. Сколько еще может погибнуть людей из-за его предательства!.. А их головы, конечно, выставят на палках в становище бандитов. Не станет в Псковской десантной дивизии еще нескольких человек, проверенных бойцов, способных принести большую пользу родной земле. Ну, не обидно ли? Еще как!

Больше всего Сухолитков винил во всем случившемся себя. Не смог разгадать, кто изменник. Вот дундук!.. Ведь они и в плен-то наверняка попали потому, что врагу был заранее известен их маршрут и цели операции от прапора. И провал их побега — тоже на его совести. Командир за все в ответе! Надо было хорошенько все продумать, прежде чем затевать что-то. Они теперь даже достойно уйти из жизни не смогут. «Чехи» наверняка следят за каждым их шагом. И то, что предлагает Белый — бежать в полдень сегодня, когда «чехи» размякнут от жары, — вероятнее всего, подсказка Мусы. Бандиты как раз и встретят их огнем. Вот же сволочь! Даже направление по лощине, как наиболее выгодное, подсказал. А там ловушка. Ни одного боевика они не смогут отправить на тот свет. Что же делать?

В таком подавленном состоянии Андрей и направился со своими подчиненными к месту работы. Выбившись из сил за эти последние, особенно напряженные дни, десантники еле передвигали ноги. Конвоиры словно осатанели и беспрерывно подгоняли их плетьми. Удары сыпались направо и налево, но пленные были так измучены, что уже почти не воспринимали побои, только вздрагивали.

К работе приступили, как всегда, рано — солнце еще не взошло над кромкой гор. В глубоких расщелинах скал было все еще темно. Западные же горбатые склоны Кавказского хребта казались чуть посеребренными лучами светила, которое должно было вот-вот подняться над вершиной и засиять во всей своей красе.

Перекур обычно наступал через полтора часа работы. На него давалось всего пять минут. Даже «чехи» понимали, что полуголодным, изнуренным тяжким трудом пленным надо давать хоть какую-то передышку, иначе они будут не в состоянии работать.

Сухолитков сел чуть в стороне и ладонями сжал трещавшую от бессонницы и тяжелых мыслей голову. Рядом опустился старший сержант Воробейчик.

— Что, командир, худо? — спросил он сочувственно и вздохнул. Ему и самому было, как видно, нелегко, хотя выглядел он лучше остальных. Но если другие солдаты потеряли едва ли не половину веса, то маленькому верткому замкомвзвода уже некуда было худеть, а глаза у него, как всегда, сверкали ярко и задорно. И выдающийся нос с горбинкой остался прежним, только, может быть, чуть-чуть заострился.

— Есть идейка одна, — сказал он тихо после небольшой паузы.

Сухолитков не шевельнулся, чтобы не выдать, как его заинтересовали слова старшего сержанта. Ответил вопросительным взглядом.

— «Чехи» наверняка ждут еще одной нашей попытки к побегу, — продолжал шепотом Воробейчик. — Мы же заканчиваем работу и знаем, что нас ждет. Верно?

— Не уверен, — покачал головой Андрей. — Мы же как выжатые лимоны, еле ноги волочим.

— Нет, командир, ждут! — уверенно, но все так же тихо ответил замкомвзвода. — А что, если мы выполним их ожидание? Только не ночью, как тогда, а днем?

Сухолитков бросил взгляд в сторону сидевшего в сторонке прапорщика и подумал с усмешкой: «Ну да, в обед, когда все разомлеют. „Чехи“ наверняка этого ждут. Белый как раз и предлагал сделать нечто подобное. Вероятно, они с Мусой обговорили именно такой вариант. Неужели Белый сговорился с Воробейчиком или сумел убедить того, что так будет вернее?»

— И что же ты предлагаешь, Артем? — спросил он у Воробейчика, не сумев сдержать злой усмешки. — В полдень, по лощине вправо ударить?

Однако тот ответил иначе, чем он ждал:

— Это будет не совсем правильно, командир. Там они нас как раз, по-моему, и ждут. Надо ударить вверх по склону. Уж с этого направления «духи» никак нас не ожидают. Там у них огневая точка. Верно? Они же нас за дураков не держат. Под пули, считают, скопом не бросимся. Значит, внезапность нам будет обеспечена. Тем более что трава по склону густая и высокая. Какое-то время по ней можно незаметно двигаться.

То, что предлагал старший сержант, было действительно заманчиво, к тому же коренным образом расходилось с предложением прапора, что было важно. Воробейчик мыслил неординарно.

— А время… время какое ты предлагаешь? В обед, когда все разомлеют от жары? — торопливо и не без надежды спросил Сухолитков, надеясь, что и тут старший сержант выдаст что-либо весьма отличающееся от того, что предлагал прапор. И его ожидания оправдались.

— Нет, в полдень нельзя, — ответил тот. — Они еще будут настороже. А вот во время вечернего намаза…

Предложение было дельное, у самого Андрея мелькала такая мысль. «Чехи» религиозны, во время молитвы их мысли будут поглощены Аллахом. Они и думать не будут о пленных.

— Так мы и сделаем, — шепнул Андрей. — Передай это всем. Чтобы были готовы. К пулемету поползешь ты, попробуешь заткнуть его вместе с Барабановым. В рукопашной ему нет равных. Только… — Сухолитков запнулся. Перехватив удивленный взгляд Воробейчика, насупился и закончил свою мысль строгим, но все таким же тихим голосом: — Ни слова о том, что мы решили, прапорщику Белому. И всем передай. Ни звука ему, ни намека!

Глаза старшего сержанта полезли из орбит.

— Неужели… — прошептал он.

Разговор их был прерван командой одного из надсмотрщиков: «Подымайсь! Работай! Работай!» Но Сухолитков все же успел шепнуть Воробейчику, что пусть они вдвоем с тем же Барабановым возьмут на себя и разоружение конвоиров, которых во время вечернего намаза остается возле них всего два человека. И тут их самым верным оружием будут лопаты. Уж ими-то они орудовать умеют. Старлей сам их этому учил.

Работая после скудного обеда, который им выдали в полдень «чехи», Сухолитков заметил, что Воробейчик все время меняет напарников на носилках, и понял, что старший сержант готовит солдат к предстоящему бою. У каждого же будет своя задача. И от ее выполнения будет зависеть все. Их девизом станет: «Победа или смерть!» Заметил он и другое: Белый несколько раз кидал на него вопросительный взгляд. Почему, мол, командир, бездействуешь? Пора бы уже… Андрей в ответ подымал руку и делал успокаивающий жест, как бы предупреждая, что еще рано. Ему было важно, чтобы предатель ничего не заподозрил и не устроил им какую-нибудь каверзу. Допустить это было равносильно гибели.

Солнце склонялось все ниже и ниже, пока наконец не скрылось за хребтом, только на высоких заснеженных вершинах еще ярко блестели его лучи. Но внизу уже наступили сумерки, и над лагерем «чехов» загудел гнусавый голос муллы, призывающий всех на молитву. Наступило время вечернего намаза — решающий для пленных момент. Воробейчик бросил на Сухолиткова выразительный взгляд: пора, дескать!.. Но Андрей медлил. Он считал, что нужно дать еще время бандитам погрузиться в глубокий благочестивый транс, а уж потом начинать. «Чехи» между тем уже расстилали на земле свои коврики и становились на них коленками, сложив руки ладошками перед грудью.

— «Еще… еще немного», — мелькнуло в голове Андрея. Но тут он заметил, как один из стражников приблизился к старшему сержанту и резко махнул рукой: давай, мол! Тот сразу уловил его жест. Взмах лопаты раскроил надсмотрщику голову, тот упал как подкошенный. Но Воробейчик все же успел перехватить у него автомат и рывком сорвать с плеча бандита. Теперь старший сержант был вооружен. Второй конвоир увидел гибель первого, охнул и поднял оружие. Но нажать на спусковой крючок не успел: Барабанов прыгнул на него со стороны и свалил на землю. Пальцы ефрейтора сдавили горло врага. Тот захрипел, несколько раз дернулся и затих. С часовыми было покончено — и теперь у разведчиков было уже два автомата. Андрей снова, но уже более энергично махнул Воробейчику рукой. Тот понял, подскочил к Барабанову, и оба они нырнули в траву, покрывавшую склон горы на север от лагеря «чехов».

Сухолитков увидел, как быстро колышется высокая листва по направлению к огневой точке. Мысленно пожелал бойцам удачи — от нее сейчас многое зависело. Белый, увидев действия бойцов, буквально остолбенел. Глаза его округлились, выдавая страшное волнение. Видно, никак не ожидал, что разведчики бросятся именно в эту сторону. Он открыл было рот, чтобы заорать, но тут уж Андрей оказался проворнее. Он прыгнул к предателю и ребром ладони рубанул его по горлу. И столько было в этом ударе ненависти, что тот сразу же свалился, чтобы больше уже никогда не подняться. Предателя тут же добил Мальков, сразу же понявший, в чем дело.

Ребята быстро подползали к огневой точке. Но «чехи» подняли головы и увидели их. Резкая пулеметная очередь вспорола тишину. Теперь уж скрываться не стоило.

— Вперед! — крикнул Сухолитков и услышал еще одну длинную пулеметную очередь.

«Неужели ребят скосили?» — подумал он со страхом. Но пулемет тотчас же замолчал, и Андрей вздохнул с облегчением. Успели все-таки его верные помощники! Огневой точки у врага больше не существовало. По всей видимости, Воробейчик метнул в пулеметчика нож, отобранный им у убитого охранника. А уж метателем холодного оружия тот был отменным: поражал цели с пятнадцати-двадцати метров. Теперь огневая точка была уже в их руках, что и подтвердила пулеметная очередь, прошедшаяся по лагерю бандитов. А там уже царила суматоха. Повскакав со своих ковриков, «чехи» стали в беспорядке метаться между палаток. Некоторые падали, сраженные огнем из пулемета.

Разведчики бежали по косогору прямо к огневой точке. И уже когда почти достигли ее, из кустарников, что шли по ложбине справа от пещеры, ударили автоматные очереди. Одна из пуль все же нашла свою жертву, попав в бок рядового Донцова. Он упал, обливаясь кровью, и крикнул:

— Я останусь у пулемета и вас прикрою!

Андрей подумал, что решение бойца правильное: он жертвует собой, так как бежать больше не сможет, чтобы спасти остальных. Другие разведчики тоже поняли его. Двое бойцов подхватили Донцова и внесли в дзот.

Десантники были уже на опушке леса, когда Сухолитков, обернувшись, вдруг увидел между палаток фигуру Мундована. Он тоже, видно, был растерян. Размахивая пистолетом, зажатым в руке, он бежал по лагерю, стреляя и по лесу, и в своих пытавшихся бежать боевиков. Рядом со старлеем стоял Воробейчик с автоматом в руках. Андрей протянул руку и взял у старшего сержанта оружие. Тщательно прицелившись, он дал в главаря бандитов длинную очередь. Тот споткнулся и рухнул на землю. Чтобы быть до конца уверенным в гибели Мусы, Сухолитков опустил ствол, поймал в прорезь прицела лежащее тело главаря бандитов и снова нажал на спусковой крючок. Тот вздрогнул и затих окончательно. «Вот и выполнено задание!» — подумал Андрей, но радости не почувствовал: слишком дорогой ценой они расплатились за это.

— Быстро уходим! — скомандовал он.

— Двигаемся на юг!

— Но там же Азербайджан, — сказал Барабанов.

Сухолитков скупо улыбнулся.

— Хорошо географию знаешь, Олег. Но мы сделаем еще не один поворот — и вернемся, конечно, к своим. Нам нужно сейчас запутать следы. Думаешь, нас не будут преследовать?..

Впереди на их пути стоял густой лес. Но он, будто желая помочь отважным разведчикам, мягко расступался перед ними, открывая одну тропу за другой. И они уходили все дальше и дальше от того места, где провели столько дней в настоящем аду. Да, их осталось гораздо меньше, чем было. Но они выполнили задание и могли этим гордиться.

На горы медленно опускалась ночь. И была она удивительно тихой и спокойной. Взошла луна, и на небо высыпали звезды. Крупные, яркие, они повисли над горами. А когда десантники повернули наконец на север, они обнаружили Полярную звезду. Она указывала им путь и давала полную уверенность, что теперь-то они вернутся на Родину.

В том, что ты прочел, дорогой мой читатель, нет выдумки. Просто я изменил фамилии и ввел некоторые детали, необходимые для описания образов героев. Недавно во время командировки в горную Чечню мне удалось познакомиться с некоторыми героями рассказанной выше истории, в том числе и с капитаном Сухолитковым (я оставил его подлинное имя, изменил только воинское звание). Из бесед с ними сложилась цельная картина произошедшего, и я постарался достоверно передать то, что они мне рассказывали. Разумеется, у каждого была и своя собственная точка зрения на события тех страшных дней. Но все были едины в том, что они выполнили свой воинский долг до конца, проявили отвагу и мужество. На то они и солдаты. Эти люди выбрали себе мужественную и славную профессию — защищать Родину.