Война во времени. Книга 2

Глава первая

Ни одно окно не нарушало торжественную официальность четырёх стен кабинета. В чопорном помещении не было места весёлым лучам солнца, однако пять лежавших на столе дисков сияли, казалось, сами по себе. Возможно, это светилась и играла энергия будущих событий и перемен, таившаяся в них.

Но эта игра воображения не могла смягчить неумолимые факты бытия. Доктор Гордон Эш, один из четырёх сидевших здесь людей, в угрюмом молчании взиравших на игру света, слегка потряс головой, избавляясь от паутины домыслов.

Его сосед справа, полковник Кэлгаррис, хрипло спросил, подавшись вперёд:

— А всё-таки, тут не может быть ошибки?

— Ты же сам видел показания детектора, — с холодной рассудительностью ответил седовласый пожилой сухопарый человек, сидевший за столом. — Ошибки нет. К этим пяти кто-то точно получил допуск.

— И мы потеряли теперь два реальных шанса из имевшихся, — пробормотал Эш.

В этом-то и заключалась проблема, заставившая их здесь собраться.

— А я-то полагал, что их тщательно охраняют, — упрекнул седоволосого Кэлгаррис.

Непроницаемое лицо Флориана Валдора даже не дрогнуло.

— Были приняты все мыслимые меры предосторожности. Но, к сожалению среди нас оказался крот — заблаговременно внедрённый шпион…

— Кто? — нетерпеливо перебил его Кэлгаррис.

Эш оглядел своих собеседников — полковник Кэлгаррис, возглавлявший часть проекта «Звезда», Флориан Ваддор, начальник охраны на станции, доктор Джеймс Ратвен…

— Кэмдон! — выпалил он, сам поражаясь тому ответу, к которому его привела неумолимая логика.

Ваддор кивнул.

Впервые за долгое время своей совместной работы Эш заметил выражение растерянности на лице Кэлгарриса.

— Кэмдон?! Но ведь его прислали… — глаза полковника сощурились, — его должны были направить… подсадную утку обязательно бы обнаружили на одной из контрольных станций.

— Ну да, его действительно направили для работы к нам. Тут всё в порядке, — впервые за время разговора в голосе Валдора промелькнул проблеск эмоции. — Он был тщательно законспирирован. Должно быть, его завербовали лет 20, а то и 30 тому назад, с самого начала его поступления для участия в проекте.

— Ну что ж, он действительно оправдал надежды своих хозяев, верно? — проворчал Джеймс Ратвен. Он задумчиво пожевал толстые губы, не отрывая взгляда от дисков.

— И как давно они получили доступ к дискам? — поинтересовался он.

Мысли Эша, весьма болезненно переживавшего столь вероломное предательство, сразу же переключились на этот важный факт. Теперь, когда непоправимый ущерб был уже причинён, оставшееся в их распоряжении время становилось важнейшим фактором в этом уравнении.

— Вот как раз этого мы и не знаем, — с трудом выдавил из себя Ваддор, словно стыдясь признаваться в своей неосведомлённости.

— Следовательно, давайте предположим самое худшее — противник получил информацию на самой ранней стадии, — заявление Ратвена по своей сути было столь же ошеломительно, как и шок, пережитый ими, когда Ваддор объявил о беде.

— Да что вы! Восемнадцать месяцев назад?! — запротестовал Эш.

Ратвен кивнул.

— Кэмдон принимал участие в проекте с самого начала. Эти навигаторские кассеты кочевали по всем отделам, а новый детектор вступил в действие лишь две недели назад. Это ведь было обнаружено при первой же проверке? — спросил он Валдора.

— Да, при первом же обходе, — подтвердил начальник охраны. — Кэмдон покинул базу шесть дней назад. Но как посредник, он принимал участие в работе с самого начала.

— Но он же каждый раз был вынужден проходить через КПП, — удивился Кэлгаррис. — Я полагал, что там и мышь не проскочит, — полковник просиял от неожиданной мысли. — Может, он и переснял кассеты, а вот вывезти с базы не смог. Его комнату осмотрели?

Валдор недовольно поджал губы.

— Не надо, полковник, — заметил он устало. — Мы с вами не в детском саду. Чтобы подтвердить успешность его миссии, послушайте… — он ткнул клавишу на столе, и в кабинете зазвучал бесстрастный голос комментатора новостей:

— …опасения за безопасность Ласситера Кэмдона, инспектора космических баз от Комитета Западного полушария, подтвердились при обнаружении останков авиакатастрофы в горах. Мистер Кэмдон возвращался из Звёздной Лаборатории, когда его самолёт потерял связь с аэродромом. Сообщения метеорологов о проходившем в том регионе грозовом фронте вызвали…

Валдор щёлкнул выключателем.

— Это правда? Или всего лишь прикрытие? — удивился вслух Кэлгаррис.

— Может быть и то, и другое. Они, например, могли преднамеренно списать его, когда получили всё, что от него требовалось, — признал Валдор. — Но возвращаюсь к нашим проблемам. Доктор Ратвен совершенно прав, подозревая самое худшее. Мне кажется, мы можем преуспеть в нашем проекте лишь исходя из предположения, что кассеты были выкрадены за прошедшие восемнадцать месяцев. И действовать мы обязаны соответственно.

В кабинете воцарилась тишина. Все погрузились в свои собственные мысли. Эш скользнул поглубже в кресло, его мозг наполнили воспоминания. Начало всему положила операция «Ретроспектива», когда прошедшие особый курс программы обучения агенты во времени сновали взад-вперёд по историческому прошлому, пытаясь выследить источник потрясающих знаний, которые неожиданно для всего мира вдруг принялись эксплуатировать восточные коммунистические государства.

Сам Эш и его молодой партнёр, Росс Мэрдок, приняли непосредственное участие в заключительной акции, которая открыла тайну, выследив источник сведений не в ранних и позабытых земных цивилизациях, но в потерпевшем катастрофу звездолёте галактической империи. Империи столь древней, что она процветала ещё в то время, когда ледники покрывали большую часть Европы и Северной Америки, а сами земляне ещё обитали в пещерах. Мэрдок, загнанный разведкой красных в один из этих повреждённых звездолётов, случайно вышел на связь с первоначальными хозяевами, которые затем прошли по цепи станций времени красных — нашли грабителей и в отместку уничтожили всю систему их временных станций.

Но инопланетянам не удалось обнаружить западную сеть, и годом позже был начат проект «Фолсом-1». И вновь Эш и Мэрдок, вместе с новичком, апачем Тревисом Фоксом, отправились в прошлое Аризоны и обнаружили там два звездолёта: один разбитый, а другой — нетронутый. При попытке перенести уцелевший звездолёт в настоящее, случайное стечение обстоятельств активизировало пульт управления с курсом, проложенным давно умершим инопланетным навигатором. И группа из четырёх землян — Эш, Мэрдок, Фокс и случайно оставшийся в корабле техник — совершили невольное путешествие по космосу, посетив три планеты, на которых от галактической цивилизации далёкого прошлого теперь остались только руины.

Навигационная кассета, докрутившись до конца, каким-то чудом вернула их на Землю с грузом подобных кассет, найденных в полуразрушенном здании на одном из миров, в руинах, которые, по всей видимости, когда-то были столицей государства, состоявшего не из областей, стран или планет, а из целых солнечных систем. Да, они привезли целый груз кассет, и каждая — ключ ко многим мирам.

Все эти древние галактические знания оказались сокровищем, о котором земляне не могли и мечтать, несмотря на извечный страх, что подобные открытия могут оказаться оружием во вражеских руках. Состоялась всемирная конференция, на которой с представителями всех стран поделились кассетами, выбранными наугад. Несмотря на столь взвешенный подход, каждое государство втайне оставалось при убеждении, что их соперники получили более лакомый кусок. Эш ни капли не сомневался в том, что в данный момент их собственные разведчики пытались сделать то же самое, что и Кэмдон. Однако это ни на йоту не помогало решению сложившейся ситуации в отношении операции «Кошениль» — части их огромного проекта. Волей судьбы она теперь становилась самой важной.

Некоторые из кассет оказались пустышками, либо слишком повреждёнными, либо вели к мирам, непригодным для землян. Из пяти кассет, которые оказались продублированы Кэмдоном, три были бесполезны для противника.

Но из оставшихся двух… Эш сдвинул брови. Одна из них скрывала в себе цель, работу над которой они вели вот уже в течение двенадцати месяцев: пересечь бездну космоса и основать колонию, успешную колонию, с тем, чтобы использовать её впоследствии как плацдарм для продвижения к новым мирам.

— …значит, нам надо пошевеливаться, — отвлекшись от своих воспоминаний, Эш расслышал только концовку речи Ратвена.

— А мне казалось, тебе потребуется по крайней мере ещё три месяца, чтобы закончить обучение своих людей, — сухо заметил Ваддор.

Похожим на сосиску пальцем доктор почесал нижнюю губу — жест, за которым — Эш знал это по собственному опыту — должна была последовать очередная выходка. Полковник Кэлгаррис тоже насторожился — ему частенько приходилось выступать оппонентом политике Ратвена.

— Мы всё проверяем да проверяем, — заявил толстяк.

— Конца и краю проверкам нет. Мы словно черепахи — ползём, ползём, когда надо бы мчаться быстрее борзых. Я предупреждал с самого начала против чрезмерной осторожности, можно подумать, — он обвёл обвиняющим взглядом Эша и Кэлгарриса, — что в жизни не случается импровизаций, что всё всегда делается строго по инструкции. Я утверждаю, что сейчас как раз наступил момент, когда мы должны рискнуть всем, иначе останемся в дураках. Стоит другим обнаружить хотя бы одну инопланетную установку, в которой они смогут разобраться и… — палец переместился с губы и чикнул по горлу, — и с нами покончено. Мы и рыпнуться не успеем.

Среди посвящённых в проект многие согласятся с этим мнением, Эш это знал. Да и в стране, и в правительстве тоже. Публика привыкла к азартным ставкам, которые оканчивались в большинстве своём, удачами. К сожалению, прошлое содержало немало подобных примеров. Но сам Эш согласиться на подобную спешку никак не мог. Он был там — среди звёзд, и не раз только чудом избегал полной катастрофы, и всё потому, что у него не было соответствующей подготовки.

— Моё мнение таково: я предлагаю провести старт в течение недели, — объявил Ратвен. — Я так и доложу Комитету…

— Не согласен, — вступил в разговор Эш. Он бросил взгляд на Кэлгарриса, ожидая поддержки. Однако молчание затянулось. Потом полковник развёл руками и хмуро произнёс:

— Я тоже не согласен, но моё слово ничего не значит. Эш, что необходимо для ускорения времени отлёта?

Ответил Ратвен:

— Мы можем воспользоваться редаксом, как я и требовал с самого начала.

Эш выпрямился, сердито сжав губы и гневно сверкая глазами:

— А я выражу протест… в Комитете! Послушай, мы же имеем дело с людьми — с добровольцами, которые нам доверяют, — а не с лабораторными кроликами.

Ратвен свёл губы в презрительной усмешке.

— Вы все как один сентиментальные души, вы — специалисты по прошлому! Вот скажи мне, Эш, всегда ли ты думаешь о безопасности своих подчинённых, когда посылаешь их на маршрут во времени? И согласись, путешествие в пространстве менее рискованно, чем путешествие во времени. Эти добровольцы знали, на что идут. Они будут готовы…

— Так ты предлагаешь рассказать им о функции редакса, и что он может сотворить с человеческой психикой? — ответил вопросом на вопрос Эш.

— Именно. Пусть знают всё.

Эша это не удовлетворило, и он хотел высказаться, но Кэлгаррис прервал:

— Ну, если дело дойдёт до этого, то ни у кого из нас нет прав принимать окончательное решение. Валдор уже подал рапорт о шпионаже. Нам остаётся только ждать приказов Комитета.

С видимым усилием, опираясь на подлокотники, Ратвен грузно поднялся с кресла.

— Верно, полковник. А теперь бы я предложил каждому из присутствующих хорошенько продумать дальнейшую работу собственных секторов, — и после этого комментария он протопал к двери.

Валдор выразительно оглядел оставшихся. Было очевидно, что ему не терпится вернуться к прерванной работе, но Эшу не хотелось уходить с пустыми руками. У него появилось предчувствие, что события ускользают из-под контроля, что назревает кризис гораздо более болезненный, чем простая кража документов. Всегда ли врага можно найти на другой стороне мира? Или, может, он рядится в те же самые одежды, живёт под одной крышей и даже разделяет на словах те же цели?

В коридоре он заколебался, и Кэлгаррис, опередив его на пару шагов, нетерпеливо глянул через плечо:

— Не переживай так. Всё равно у нас связаны руки.

— И ты тоже согласен применить редакс? — уже второй раз за последний час Эш испытывал чувство, будто твёрдая почва уходит из-под ног.

— Дело не в моём согласии или несогласии. Суть проблемы теперь в том, что либо мы возьмём верх, либо нет. Если они получили фору в восемнадцать месяцев, пусть даже в двенадцать… — руки полковника сжались в кулаки. — Уж их-то не удержит никакой гуманизм.

— Так значит, ты убеждён, что Ратвен добьётся одобрения Комитета?

— Эш, уж ты-то должен знать. Когда имеешь дело с перепуганными людьми, то они внимают лишь тому, что хотят слышать. Не забывай, доказать, что редакс опасен, мы не можем.

— Но мы же использовали его лишь в строго контролируемом окружении. Ускорить процесс — значит, наплевать на все меры предосторожности. Отправить группу мужчин и женщин в их расовое прошлое и продержать их там слишком долго… Я просто не знаю, чем это грозит, — затряс головой Эш.

— Но ты-то в операции «Ретроспектива» с самого начала, такой великолепный успех…

— Мы действовали совершенно иным образом. Мы ориентировались на специально отобранных людей и возвращали их в те моменты истории, которые исключительно хорошо подходили к их личным темпераментам и ролям, которые они могли сыграть. Верно. Но даже тогда у нас случались неудачи. Ты только вдумайся, используя редакс, мы возвращаем их не во времени, а помещаем умственно и эмоционально в сложившиеся прототипы их собственных предков. А это совсем другое.

Апачи вызвались добровольно и прошли все тесты, которые психологи только могли выдумать, но они ведь американцы сегодняшнего дня, а не кочевники 200–300-летней давности. Если раз нарушить какой-то барьер, то, в конце концов, можно закончить ломкой всех барьеров.

Кэлгаррис нахмурился.

— Ты подразумеваешь… ты хочешь сказать, что они способны регрессировать полностью и потерять всякий контакт с настоящим?

— Вот именно. Образование, специальные тренировки, это всё хорошо. Но я возражаю против полного пробуждения расовой памяти. Возврат к прошлому и тренинг должны идти рука об руку, иначе нам действительно не миновать беды.

— Да, если бы у нас было хоть немного времени… Эш, я уверен, что Ратвен добьётся одобрения своих планов и Валдор его точно поддержит.

— Тогда придётся предупредить Фокса и всех остальных. У них имеется право на выбор.

— Ратвен сказал, что так и поступят, — в тоне полковника сквозило сомнение.

Эш фыркнул:

— Поверю лишь тогда, когда услышу это собственными ушами!

— А не могли бы мы…

Эш обернулся и посмотрел на полковника:

— Ты о чём?

— Ну, ты же сам сказал, что в нашей программе путешествий во времени были свои неудачи. Мы прогнозируем их, принимаем даже когда сердцу больно. Когда мы бросили клич добровольцам для данного проекта, мы предупредили, что работа будет связана с большим риском. Тогда набрали три группы — эскимосы, апачи и гавайцы. Их специально подобрали из-за высокой способности к выживанию в прошлом. Эта способность крайне важна для колонистов на самых различных планетах. Хорошо, эскимосы и островитяне не предназначались для миров на тех кассетах, которые оказались продублированы, но планета Топаз ждёт апачей, и нам только предстоит забросить их туда как можно быстрее. С какой стороны ни посмотри, всё плохо!

— Я обращусь прямо к Комитету.

Кэлгаррис пожал плечами.

— Что ж, можешь рассчитывать на мою поддержку.

— Ты как будто не уверен, что удастся чего-нибудь добиться?

— Ну, ты же знаешь наших торгашей. Тебе придётся пошевеливаться, если хочешь опередить Ратвена. Он наверняка сейчас прямиком бросился к Стэнтону, Ризу и Маргейту. Он этого давно дожидался.

— Но есть же пресса. Общественное мнение поддержит нас…

— Эш, признайся, что ты сказал это сгоряча, — отозвался Кэлгаррис внезапно похолодевшим тоном.

Эш залился краской. Нарушение секретности их миссии было сродни богохульству. Он принялся машинально отряхивать брюки.

— Да, — бесцветным голосом буркнул он — Просто сорвалось с языка. Я свяжусь с Хоугом и буду надеяться на лучшее.

— Тем временем, — деловито вставил Кэлгаррис, — мы примем все меры, чтобы пришпорить наши программы. Я бы предложил тебе отправиться в Нью-Йорк немедленно.

— Мне? Но почему? — подозрительно поинтересовался Эш.

— Да потому, что я не могу покинуть свой пост без приказа. Тем более, что это способно вызвать нежелательную для нас реакцию. Ты лично повидаешься с Хоугом и всё ему объяснишь. Ему необходимо знать все факты. Иначе он не сможет противостоять Стэнтону в Комитете. Ты знаешь, чем мы располагаем, и у тебя достаточно авторитета, чтобы с тобой считались.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — бодро отозвался Эш.

Полковник почувствовал облегчение, чувствуя, как изменилось настроение коллеги. Кэлгаррис проводил Эша взглядом до бокового коридора, и только потом направился к себе в офис. Сидя за столом в кабинете, он смотрел в пустоту, не видя стен. В голове теснились картины невесёлых размышлений. Затем он нажал серию клавиш и углубился в изучение символов, начавших мелькать на экране, встроенном в стол. Потом он решительно вдавил кнопку интеркома и поднёс ко рту микрофон, собираясь отдать приказ, который бы хоть ненадолго мог отсрочить навалившиеся на них неприятности. Конечно, Эш был великолепным специалистом в своей области, но за ним нужен глаз да глаз. Его частенько подводили эмоции.

— Бидвел, измени расписание для группы «А», пусть отправляются в гипнолабораторию. Немедленно.

И положив микрофон, он снова невидяще уставился в одну точку на стене. Гипнотический сеанс длился три часа. Прерывать его было нельзя. И Эшу не удастся поговорить с рекрутами перед отлётом в Нью-Йорк. Таким образом, Кэлгаррис одним махом избавлялся от излишних сейчас разговоров.

Полковник невольно скривился. Он не испытывал гордости за себя. С одной стороны, он был абсолютно убеждён, что Ратвен возьмёт верх, а с другой — склонялся к тому, что опасения Эша по поводу редакса небезосновательны. Всё это сводилось к старому девизу: цель оправдывает средства. Они обязаны воспользоваться любой возможностью, чтобы Топаз попал под их контроль. Пусть даже планета и была затеряна глубоко-глубоко в глубинах космоса у чёрта на куличках. Но время утекало сквозь пальцы. Их вынуждали играть без козырей. Эш вернётся, но, как надеялся Кэлгаррис, лишь тогда, когда всё так или иначе решится.

Решится, закончится! Кэлгаррис моргнул. Может, с ними уже покончено. Это станет известно лишь когда звездолёт с колонистами приземлится на том далёком мире, который получил кодовое название Топаз.

Глава вторая

В планетной системе жёлтой звезды словно золотисто-бронзовая драгоценность сияла небольшая планета, в атмосфере которой медленно плавала целая сеть боевых станций, запущенных шестью месяцами раньше. Они эффективно перекрывали всякий доступ к планете, способные перехватить и уничтожить любой корабль, не знающий специального кода.

Такова была теория, пока ещё, однако, не проверенная на практике. Среди двенадцати сверкающих точек, плавающих вокруг планеты, неожиданно появилась и тринадцатая, и, ничего не подозревая об опасной паутине, раскинутой в атмосфере, принялась плавно опускаться на поверхность планеты.

Звездолёт, сошедший со стапелей Западного Альянса, пилотировали четверо землян — двое пилотов и двое пассажиров, с нетерпением дожидавшихся посадки. Янтарно-золотистая планета на экране пульта управления росла и приближалась, и вскоре экипаж уже мог различить знакомые по кассете очертания морей, континентов и горных цепей. Знакомые и теперь уже реальные.

Одна из сторожевых боевых станций молниеносно отреагировала на приближение корабля. Сфера боевой станции заняла позицию атаки под треск переключающихся реле, торпеды нацелились на пришельца. Но одно из реле не сработало, и реальная цель отошла от отображённой на боевых планшетах на какой-то миллиметр. Однако на станции слежения никто ничего не заметил.

Один из пилотов вновь прибывшего корабля с тревогой подался вперёд, впиваясь взглядом в экран. Он увидел прямо по курсу размытую глобулу боевой станции. Их ждало столкновение. Он тут же пробежался пальцами по пульту управления, закладывая в бортовой компьютер изменение траектории снижения. Перегрузка вдавила всех в ложемент, и, откидываясь на спину, он успел только хрипло выдавить:

— Они… нас… опередили…

Ратвен даже не обратил внимания на слова пилота. Он и сам прекрасно всё понял, взглянув на данные приборов. Его душила слепая злоба на самого себя. Он поставил на карту всё, добиваясь поставленной цели, а теперь представлял собой беспомощную мишень в небесах Топаза, к которому так стремился.

Пилоты лихорадочно прикидывали, что бы ещё сделать в такой опасной ситуации, стремясь избежать бессмысленной гибели в белом облаке плазмы. Ратвен в бессильном гневе впился ногтями в подлокотники ложемента, а второй пассажир что-то беззвучно бормотал, торопливо шевеля губами.

Далеко в глубинах корабля, за сотнями переборок, в трюме стояла клетка. Один из койотов в ней насторожил уши, затем приоткрыл глаз и осмотрелся. Он чувствовал не только окружающую его обстановку, но и страх и тревогу, царившие в рубке. Зверь приподнял острую морду и в мохнатой глотке у него заклокотало.

На рычание откликнулся другой пленник. Полные разума жёлтые глаза их встретились. Эти двое были не просто койотами, они сильно отличались от всех остальных своих собратьев — плоды долголетнего эксперимента в попытке соединить разум с природной хитростью, связать мысль с инстинктом.

В течение тысяч лет, с тех пор, как первые кочевые племена проникли на Американский континент, там уже обитал охотник степей, младший сородич волка, чьи природные способности произвели огромное впечатление на аборигенов. В бесчисленных индейских легендах он фигурировал либо как созидатель, либо как ловкач — то друг, то враг, в зависимости от настроения. Для некоторых племён божество, для других — прародитель зла. В венке индейских легенд и сказок чаще всего можно встретить упоминание о койоте.

Под натиском цивилизации койот оказался вытеснен в болота и пустыню. Уничтожаемый ядом, пулями, капканами, всем, что могло только придумать человечество, койот выжил, приспособившись к новым условиям благодаря своей легендарной хитрости. Но койот оставался ловкачом, и даже те, кто обзывал его шакалом, невольно добавляли к его славе рассказы о хитроумных проделках: о пустых капканах, об ограбленных вигвамах, о безуспешных погонях за ним. И его задорное тявканье провожало незадачливых охотников, разносясь по вершинам гор, залитым лунным светом.

Более поколения назад человечество выбрало пустыню — «белые пески» Нью-Мексико — в качестве полигона для ядерных испытаний. И хотя людей можно было защитить от радиационного заражения, подобный контроль просто невозможен за четвероногими и крылатыми обитателями пустыни.

И вот в начале XXI века, когда мифы и легенды древних жителей были преданы забвению, рассказы о предприимчивости и хитрости койотов стали приобретать всё более фантастическую окраску. В конце концов, ученые заинтересовались этим существом, и в ходе экспериментов на практике убедились, что койот действительно обладает всеми теми качествами, которые приписывались его бессмертному тёзке в легендах доколумбовой поры.

Это открытие вызвало настоящий шок у некоторых консервативных умов, ибо койот не просто приспособился к стране белых песков, он эволюционировал в нечто большее, и его уже нельзя было считать просто животным. Первая экспедиция привезла шесть щенков. Койоты по виду, но по умственным способностям — нечто невероятное. Внуки этих щенков и находились сейчас в клетке на корабле. Они стояли, тревожно поводя мордами из стороны в сторону и взвешивая свои шансы на бегство. Посланных к Топазу в качестве глаз и ушей для менее зорких людей, их нельзя было назвать полностью ручными. Пределы разума зверей до сих пор оставались непостижимыми даже для тех, кто их воспитывал, обучал и работал с ними уже со дня их рождения.

В момент, когда паника в рубке достигла своего апогея, глухое горловое клокотание самца перешло в рычание. На упругих, мягких лапах оба зверя приблизились поближе к дверце клетки.

Кроме тех, кто оставался в рубке, и этих двух обитателей клетки на корабле покоилось ещё сорок инертных и неподвижных тел, погруженных в анабиоз. Их сознание было далеко от звездолёта, они отправились в места, где не ступала нога человека, территории, пожалуй, более опасные, чем любая земная твердь.

Операция «Ретроспектива» возвращала людей в прошлое: охота на мамонтов, караваны бронзового века, завоевания Аттилы и Чингисхана, служба на баржах Древнего Египта. Редакс возвращал людей в прошлое их предков, такова была теория, но в точности этого не знал никто, и только спящие здесь, в анабиозных капсулах, люди могли дать точный ответ: жили они или нет жизнью своих предков — апачей техасских степей ХѴІІІ-го века.

Там, наверху, в рубке, пилот, преодолевая чудовищную перегрузку, трясущейся от напряжения рукой пытался дотянуться до особой кнопки на пульте управления. Это была чрезвычайная мера на крайний случай, хотя сам он сомневался в эффективности этого шага. Что последовало за нажатием кнопки, уже никто объяснить не смог. Все, кто находился в рубке, погибли.

На станции слежения, расположенной на Топазе, полыхнули экраны, и когда через пару минут изображение всё-таки восстановилось, картинка оказалась размыта, и трудно было понять, что же на самом деле произошло в космосе.

Изуродованный звездолёт, сумасшедше кувыркаясь, падал на поверхность планеты. Бортовые системы пытались автоматически стабилизировать курс, запустились ионные двигатели, но два из них тут же отключились. Несмотря на всё это кибермозгу звездолёта удалось направить корабль в центр диска планеты.

Со стороны посадка показалась полной катастрофой. Корабль ударился о склон горы и с грохотом и лязгом покатился вниз по скалам, обдирая обшивку и корёжа внутренние переборки, пока не застрял у подножия, завалившись на бок. Однако горный барьер теперь надёжно закрывал его от радаров станции слежения. И в этом им повезло, поскольку наблюдатели, видевшие сцену в космосе, сумели разглядеть только мощный взрыв торпед.

И когда, наконец, корабль замер, наступила гнетущая, мёртвая тишина. Двое пилотов и один пассажир в рубке погибли, так и не дождавшись посадки. Но мощная сила воли доктора Ратвена словно клещами вытянула его сознание из мрака обморока и заставила осознать происходящее. Он обессиленными пальцами начал скрести застёжку ремня, приковывавшего его к ложементу. Он слышал чьи-то надрывные, полузадушенные стоны, и даже не сразу сообразил, что это стонет он сам. Его избитое, истерзанное тело буквально захлёстывали волны адской боли, вздымавшиеся при каждом его движении. Он терял сознание, потом снова приходил в себя, и всякий раз одна лишь воля заставляла его думать только о том, что он должен успеть сделать перед тем, как мрак смерти окончательно поглотит его.

Наконец ему удалось расстегнуть пояс. Он со стоном перевалился через подлокотник ложемента и ничком свалился на пол, снова потеряв сознание. И вновь могучая воля вернула его к действительности. Преодолевая страшную тяжесть в непослушном, истерзанном болью теле, он пополз в свою каюту по наклонному полу. Он ни о чём не думал, перед ним стояла одна цель: добраться по склону коридора до колодца с лестницей, спуститься на нижнюю палубу и задействовать оборудование, которое пробудило бы всех остальных обитателей этого теперь мёртвого, изуродованного корабля. Стиснув зубы, он полз и полз, временами теряя сознание, до тех пор, пока всё-таки не добрался до своей цели.

Он даже не осознавал до конца ту ситуацию, в которой сейчас находился. Оглушённый болью, он не понимал значения искорёженных переборок и потолков, однажды он прополз по краю скалы, которая, пробив обшивку, прорвалась внутрь корабля. Но даже это не заставило его задуматься ни на секунду. Он полз, зная только одно: необходимо выключить редакс.

Но когда Ратвен наконец добрался до крохотной каютки, внезапно наступившая ясность мысли вернула его к действительности. Он вдруг понял, что теперь, когда его цель оказалась всего в двух шагах, он не сможет собраться с силами, приподняться и отключить анабиоз. Но у него возникла и другая мысль: а зачем все эти мучения и чудовищные усилия? Что, если те, в анабиозе, погибли? Что, если корабль разрушен полностью и всё оборудование выведено из строя? Тогда он остался один на этом разбитом звездолёте, звездолёте, полном мертвецов.

Но сила воли толкала его вперёд и вперёд. Подобравшись к креслу, он правой рукой ухватился за подлокотник и с диким криком от невыносимой боли, которая пронзила всё его измученное тело, сумел-таки подтянуться и навалиться всем телом на край сидения. В глазах потемнело от усилия. Хрипло дыша, он опустил голову, чтобы немного прийти в себя, и когда наконец чёрная пелена стала медленно растворяться, Ратвен собрал остатки сил, поднял тяжёлую, постепенно немеющую левую руку и потянулся к небольшому рычагу на пульте, который был так близко и в то же время так далеко.

Он уже почти дотянулся до него, когда тело сорвалось с сидения. В последнем усилии, уже падая, Ратвен успел ударить по рычагу, и мешком рухнул на пол.

На какое-то время сознание ушло, предоставляя ему благое спасение от муки и боли в чёрной тишине небытия, но он всё ещё не был уверен: удалось ему повернуть рычаг или нет? Ратвен глухо застонал, приоткрывая глаза, но не сразу разглядел каюту, а только постепенно предметы стали проступать сквозь глухую пелену. Он попытался повернуть голову, и взглянуть на положение рычага, но воля, всё это время поддерживавшая тело в напряжении, на этот раз предала его. Он вдруг почувствовал, что больше уже не может бороться с тем спокойным онемением, которое дарила ему смерть. Он ещё несколько раз попытался приподнять отяжелевшие веки, но тьма наступала, и наступала неумолимо, милосердно увлекая его за собой.

Тусклый свет несколько раз мигнул и погас. Темнота, наступившая в помещении с клеткой рассеивалась лишь слабым отблеском света в пяти метрах дальше по коридору. Там зияла довольно большая дыра во внешней обшивке корабля, и сквозь неё до двух острых носов доносились свежие, новые запахи незнакомой планеты. Двумя днями раньше самец-койот успел надорвать сетку, окружавшую клетку, хотя разум ему и подсказывал, что бегство с корабля — бессмысленно. Однако теперь они получили отличную возможность обрести свободу. Это подсказала ему та телепатическая связь, которую он так тщательно скрывал всё это время, притворяясь обыкновенной собакой. Теперь наступил момент действовать. Койот стал быстро прорывать дыру в сетке, затем просунул в неё лапу и скинул защёлку. Дверца клетки распахнулась.

Они выбрались из своей тюрьмы и направились к отверстию, из которого доносились самые разные запахи нового дикого мира, мира, свободного от всякого присутствия человека.

Самка, по природе своей более осторожная нежели самец, следовала по пятам. Он же, настороженно навострив уши, бежал впереди, готовый к любым опасностям. Наконец он выскочил из корабля и удивлённо затявкал, приглашая подругу к себе. Однако она не торопилась.

Всю свою жизнь проведя с человеком, она была натренирована проводить разведку и наблюдения только с приказа своих хозяев. Теперь же они остались одни, и это вселяло в неё растерянность и сомнения. Но запахи мёртвого корабля казались ей чуждыми и неприятными, а новый дикий мир манил к себе свежим ветерком и сумеречным светом. Привлекаемая радостным потявкиванием своего друга, самка наконец преодолела последние метры и оказалась на свободе.

Из всех приборов корабля выдержал только редакс. Редакс устоял там, где не выдержали остальные продублированные и всячески защищённые устройства. Электричество заструилось по кабелям, активизируя анабиозные капсулы. Однако пятеро из анабиозников погибли ещё во время посадки, оставшись на склоне горы, а трое, не успев проснуться, задохнулись в окружившей их тьме кошмаров. Но в капсуле ячейки, ближайшей к пролому, сквозь который выбрались койоты, благополучно проснулся молодой мужчина. Он сел и огляделся по сторонам полными ужаса глазами. В кромешной темноте он кое-как сумел выбраться из капсулы, на слабых, подгибающихся ногах еле преодолел путь до выхода и обессиленно привалился к двери. Бессознательно, только благодаря тренировкам, он нащупал замок. Очутившись в коридоре, мужчина помотал головой, пытаясь избавиться от головокружения, осмотрелся, и его неумолимо потянуло к отблескам лунного света в проломе корпуса.

Он сделал несколько неуверенных шагов, но ноги подкосились, он упал и смог только поползти к дыре. Выбравшись наружу, он с трудом взобрался по осыпи глины и земли, которую сгрёб перед собой корпус падавшего звездолёта. Скатываясь по склону, человек задел головой о камень и потерял сознание, распростёршись навзничь среди редких зарослей травы.

Вторая, малая луна Топаза быстро скользила по чёрному звёздному небу, заливая всё вокруг зеленоватым светом. И эти сумеречные лучи упали на мужчину, лежавшего без сознания, превращая его лицо в мертвенно бледную маску. Даже потёки крови, застывшие на лбу, казались чёрными. Луна быстро достигла горизонта и вскоре скрылась за ним, но второй спутник Топаза — первая, большая луна — по-прежнему освещал землю золотистыми лучами. И когда она достигла зенита, среди ночных шорохов разразилось тявканье.

Под аккомпанемент самозабвенного тявканья человек очнулся. Он тяжело шевельнулся, затем сел, прижав руку к голове. Глаза приоткрылись, и сквозь застилавший их туман он огляделся вокруг. Но на вздымавшуюся над ним громаду искалеченного звездолёта человек даже не обратил внимания. Вместо этого он поднялся и, спотыкаясь, на непослушных ногах вышел из тени в распадок. В голове у него носилась настоящая круговерть из мыслей, обрывков воспоминаний и эмоций. Возможно, Ратвен или кто-нибудь из его помощников и смогли бы объяснить ему в чём дело, но в этот момент Тревис Фокс — агент во времени, член группы «А» операции «Кошениль» — казался гораздо менее разумным животным, чем два койота, поглощённые своим ночным ритуалом.

Шатаясь из стороны в сторону, Тревис двинулся навстречу тявканью, в котором инстинктивно чувствовал что-то знакомое. Этот звук вдруг самым неожиданным образом отчётливо и ясно прорезал ту круговерть обрывков воспоминаний, которая мешала ему мыслить. Спотыкаясь, падая, вновь поднимаясь, он слепо двигался по направлению звуков.

Там, наверху, на склоне холма, самка настороженно потянула воздух носом и признала в приближающемся запахе знакомый образ жизни. Она нетерпеливо тявкнула на самца, но тот был слишком увлечён своей ночной песней, которую всё тянул и тянул, задрав острую морду к луне и самозабвенно закрыв глаза.

Тревис запнулся и рухнул на четвереньки, мозг словно пронзила раскалённая игла. Пытаясь подняться, он подвернул руку, повалился на бок и затих, не двигаясь, уставившись на луну.

Над ним замаячила тень, дохнуло теплом, и звериный язык быстро лизнул лицо. Он откинул руку и, нащупав жёсткую густую шерсть койота, сжал её пальцами — единственный спасительный якорь в сошедшем с ума мире.

Глава третья

Тревис опустился на одно колено и осторожно раздвинул стебли рыжеватой травы. Перед ним раскинулась долина, скрытая вдали золотистой дымкой. Голова от удара камнем невыносимо болела, и то, что ему приходилось всё время напряжённо думать, пытаясь разобраться в окружающей совершенно незнакомой обстановке, вовсе не способствовало хоть малейшему уменьшению её. Мужчина с тревогой и непониманием смотрел на горизонт. Он прекрасно знал, что должен был увидеть совсем другую долину, без этой золотистой дымки и рыжей растительности, но реальность казалась кошмарным сном, и всё в его сознании перепуталось окончательно.

Неподалёку в траве мелькнула серая тень, и Тревис напрягся. Мба’а — койот? Или же его спутниками были Духи га-н, которые могли по своей воле выбирать себе форму. И на этот раз странным образом приняли вид коварного врага человека. Кто они: ндендай — враги, либо далаанбийати — союзники? В этом сумасшедшем мире знать подобное хоть с какой-то достоверностью просто невозможно.

Эйдикье? Он сконцентрировал все свои мысли на этом слове: друг?

Жёлтые, полные разума и осознанной мысли глаза встретились с его взглядом. С тех пор, как он очнулся туманным утром в этой загадочной глуши, его не покидало ощущение, что эти четвероногие, по своей воле сопровождавшие его в бесцельных блужданиях, явно обладали отнюдь не звериными повадками. Они не только не отводили глаз, но и, казалось, каким-то непостижимым образом читали его мысли.

С самого пробуждения его мучила невыносимая жажда, которая перехватывала и жгла горло. И эти двое, упрямо подталкивавшие его в одном направлении, наконец привели его к роднику, где он сумел напиться. И он дал им имена, имена, которые сами собой всплыли откуда-то из тёмных глубин невыразимых кошмаров, которые мучили его с первого же момента, как он очнулся здесь, в совершенно дикой местности, один, без всякой поддержки.

Самку, которая буквально не отходила от него ни на шаг, он назвал Наликидью (Скво, Которая Ходит По Горным Хребтам). Для самца же нашлось имя Нагинлта (Тот, Кто Всегда Разведывает Впереди), который именно так всегда и действовал, время от времени исчезая, а затем откуда-то возникая, преграждая путь и глядя на человека и свою спутницу так, словно что-то хотел сообщить.

Наликидью подбежала к Тревису, высунув розовый язык и тяжело дыша. Но человек был уверен, что это не от бега, её просто что-то сильно волновало. Охота! Вот что!

Она хотела охотиться!

Тревис и сам облизнул неожиданно пересохшие губы. На него вдруг с необычайной ясностью навалилось это яркое впечатление: впереди, совсем неподалёку скрывалась пища, свежая, живой кусок тёплого мяса, только и ждавшего, когда его убьют и освежуют. В нём проснулся зверский голод и в один момент ощущение нереальности и отстранённости исчезло, оставив простоту стоявшей перед ним цели — охота. Вот это он понимал. Его рука потянулась к ремню, но неясная, смутная память подвела его — пояса на привычном месте не было.

И тут он впервые осмотрел себя, обратив особое внимание на одежду. На нём были кожаные штаны с бахромой, которые сливались с высокой травой, свободная рубашка, подпоясанная кушаком, а на ногах — высокие мокасины до середины голени.

Кое-что из всего этого показалось ему знакомым, но детали одежды навеяли только смутные, обрывочные фрагменты, и снова возникло странное наложение отдельных воспоминаний, словно из кошмарного сна. Однако все эти неопределённые чувства вытеснило одно, самое сильное и цепкое — страх, страх перед опасностью, которая его поджидала. Один, без оружия, в дикой, неизвестной стране.

Наликидью проявляла явное нетерпение. Отойдя на пару шагов, она обернулась, глянула на него прищуренными жёлтыми глазами, и значение взгляда было удивительно понятным, так, как если бы она говорила словами. Дичь ждала, а она была голодна. Она не сомневалась, что в этой охоте Тревис обязательно поможет ей.

Соревноваться с ней в ловкости и скорости он не мог и тем не менее старался не отставать от неё, двигаясь по рыжей траве небольшими перебежками. Теперь только он окончательно потерял ощущение раздвоенности и понимал, что твёрдая почва под ногами, трава и кустарник, деревья, золотистая дымка на горизонте, закрывавшая долину — всё это было реальным и действительным, как и он сам. А значит, те призрачные сцены, которые то и дело всплывали у него перед глазами, представляли собой чистейшую галлюцинацию.

Даже воздух, который он вдыхал, обладал странным запахом, а может даже и вкусом. Он не был уверен. Он знал, что гипносеанс способен произвести непредвиденные побочные эффекты, но это…

Тревис неожиданно замер, смотря невидящим взглядом на колышущуюся траву, смыкавшуюся за койотами. Гипносеанс! Что это? У него в сознании невольно всплыли сразу несколько пейзажей, словно налагаясь один на другой. Он стиснул ладонями болевшие виски и потряс головой. Нет, ЭТО было реальностью: земля, трава, долина, острый мучительный голод и дичь, ждущая в зарослях. Он заставил себя сконцентрироваться на настоящем, на той части мира, которую видел, осязал, ощущал.

Он всё шёл и шёл за Наликидью, и трава постепенно становилась ниже, но дымка не рассеивалась. Казалось, она висела словно золотистый клубистый туман. И когда он проходил сквозь одно из таких облачков, ему показалось будто он продвигается сквозь рой золотистых, танцующих пылинок. Под прикрытием этой завесы Тревис добрался до полосы кустарников, припал к земле и бесшумно втянул воздух.

Пахнуло тёплым, живым запахом, который он не признал, но в то же время с лёгкостью отождествил с живым существом. Он протиснулся под нижними ветвями, осторожно раздвинув руками жёсткие листья.

Над небольшим островком травы посреди кустарника туман не висел, и ему удалось разглядеть трёх животных, которые паслись среди зарослей. Они были похожи на антилоп, но настолько разнились в формах тела, что он так и замер, совершенно поражённый. Тела их покрывали пучки длинной шерсти с неровными проплешинами между ними. Или это волосы? Создавалось такое впечатление, словно их кто-то ощипал да и бросил. Невероятно длинные, гибкие шеи, двигавшиеся по-змеиному, увенчивались мощными широкими головами, похожими на жабьи. Прямо изо лба расходились два загнутых кверху острых рога.

Инопланетная жизнь! Тревис моргнул и поднёс руку к раскалывавшейся от боли голове. Животных было трое. Двое покрупнее и с рогами, а третье — поменьше, с пробивающейся розовой шишечкой на лбу. По всей видимости — детёныш.

Но в размышления Тревиса неожиданно вклинилась чужая мысль, один из тех телепатических контактов, которые уже не раз предпринимали койоты. Наликидью совсем не интересовала странная форма этих загадочных инопланетных существ. Она хотела есть, и видела перед собой только тёплое, живое мясо, и недоумённо негодовала: почему же так медлит человек.

Он кивнул её мыслям и уже с практической точки зрения стал изучать животных. Главной защитой антилопы была скорость бега, об этом говорили длинные стройные ноги травоядных, а у Тревиса не было никакого оружия дальнего боя. Но в то же время он откуда-то смутно помнил, что антилопа — животное любопытное, и его можно приманить довольно близко.

Однако, внимательно осмотрев грозные рога, Тревис вдруг подумал, что эти животные могут и не спасаться от врагов бегством, а отважно атаковать хищника своим грозным оружием. Но ему пришлось отбросить осторожность в сторону. Койотов и его снедал мучительный голод. Он был охотником, а перед ним разгуливало живое мясо на копытах, каким бы странным и отвратительным на вид оно не казалось.

И снова контакт. Нагинлта находился уже на другом конце поляны. Тревис подумал, что если эти существа обратятся в бегство, то наверняка обгонят койотов, не говоря уже о нём, поэтому надо было срочно придумать какой-нибудь план.

Он глянул в ту сторону, где пряталась Наликидью, и оттуда моментально последовало мысленное одобрение. Он вздрогнул. Они явно были не животными, но га-н! И ему следовало относиться к ним, как га-н, и подчиниться их воле. Подгоняемый этими мыслями, Тревис цепким взглядом окинул поляну, прикидывая в уме, как сделать так, чтобы животные не смогли от них убежать.

Без оружия, проигрывая в скорости, они навряд ли поймают антилопу, если не придумают какую-нибудь ловушку. И снова он получил мысленное согласие, сопровождаемое странным чувством, что койоты верят в его ум и силу. И не стоит торопиться, надо всё продумать и просчитать до мельчайших деталей. Телепатическая связь с койотами с каждым новым контактом становилась всё лучше и лучше, и для него это было странным, новым ощущением, как и весь этот мир.

Невысокие кусты и согнувшиеся гибкие деревца с жёсткими, росшими пучками листьями, окружали полянку стеной, доходя до скалистой расселины, где клубился золотистый туман. Если бы удалось направить антилоп в ту сторону…

Тревис огляделся. Рука задела верхушку камня. Он расшатал его и вытянул из земли, осторожно взвесив на ладони. Камень был тяжёл и удобен — первобытное оружие древнего человека.

Тревис, нахмурившись, неуверенно шагнул к кустам. Эти га-н легко проникают мыслями в его сознание, но сможет ли он сам передать им свои собственные мысли? С зажатым в руке камнем, прижавшись спиной к скале у самого выхода из расселины, Тревис просто и понятно попытался мысленно изложить свой план в надежде, что га-н его услышат. Он не знал, что реагирует на ситуацию точно так, как это прогнозировали учёные далеко за сотни парсек отсюда, и не догадывался, что в эти минуты превзошёл все ожидания тренеров, которые вырастили и обучили этих койотов-мутантов. Сам он думал, что это — единственный способ повиноваться желаниям двух духов, которых он считал более могучими, чем он сам. Он ясно и чётко представил себе расселину, бегущих животных и роль, которую должны были сыграть га-н, если только они захотят.

Согласие — эмоция одобрения была так ясна и ярка, словно кто-то произнёс это над самым ухом. Человек расслабился, ещё раз взвесил камень. Скорее всего для броска у него будет только одно мгновение, и он должен быть готов.

Отсюда кусты скрывали вид полянки, но Тревис словно собственными глазами видел, как койоты припадают брюхом к земле и ползут вперёд, тяжело дыша и вывалив розовые языки.

Ага! Голова Тревиса вздёрнулась. Началось. Койоты погнали антилоп. Он напрягся, с силой стиснув камень.

В ответ на тявканье койотов послышался странный, ни на что не похожий звук, который он не смог бы описать: нечто среднее между кашлем и хрюканьем. И снова: тяв, тяв, тяв…

Жабья голова прорвалась сквозь кустарник, угрожающе выставив двойные рога, увешанные с корнем вырванной травой. Широко расставленные глаза, молочно-белые, без зрачков, смотрели прямо на него. Но Тревис сомневался, что животное видит его, поскольку оно, набирая скорость, неслось к расселине. За ним бежал телёнок, и звук, который раньше слышал человек, срывался с тонких, плоских губ детёныша.

Не сбавляя бега антилопа качнула головой. Жабья морда припала к земле, и теперь острые длинные рога были направлены прямо на Тревиса. Он оказался прав, предположив, что животное с таким мощным оружием способно атаковать, и теперь оно, не на шутку разъярённое, неслось прямо на него, намереваясь проткнуть его насквозь.

Одним движением Тревис швырнул камень и бросился в кусты, обо что-то запнулся и полетел на землю. Он быстро вскочил, ожидая в любую секунду удара копытом или рогом, однако разъярённое животное исчезло. Лишь слева от него трещали и колыхались кусты, в которых билось в последней агонии умирающее животное. Где-то в устье расселины мелькнул белый хвост — телёнок удрал. В кустах затихло.

Не затаился ли зверь? Апач глянул сквозь кусты и только теперь обратил внимание, что отчаянное тявканье продолжается, не смолкая ни на секунду. Похоже, там шла битва. Словно в подтверждение его мыслей появилась вторая антилопа, которая пятилась, наклонив голову и выставив вперёд рога, отступая под натиском двух койотов. Они то бросались на животное, то отступали, отпрыгивая назад, но убежать ему не давали, атакуя с двух сторон.

Один из койотов поднял голову, взглянул вверх по склону и гавкнул. И тут же, как по команде, оба они снова бросились теснить животное, но на этот раз с одной стороны, оставив ему тропу для отступления. Зверь сделал выпад, от которого койоты легко уклонились, а потом с невероятной грациозностью развернулся и вихрем бросился в расселину. Койоты его больше не преследовали.

Тревис вышел из-за кустов и приблизился к тому месту, где рухнуло другое животное. Поведение койотов убедило его в том, что теперь никакой опасности нет, иначе они бы не позволили другой антилопе сбежать.

Глядя на подрагивающее, умирающее тело, Тревис подумал, что удар камнем оказался как нельзя более метким. Он ошеломил животное, и оно проломило себе череп, на бегу врезавшись в скалу. Слепая удача или могущество га-н? Он невольно подался назад, когда койоты приблизились и принялись обнюхивать добычу. Это была скорее их добыча, чем его.

Убитое животное дало им не только пищу, но и, что более важно, оружие для Тревиса. Ему удалось сравнительно легко выломать двойной рог из треснувшего черепа. Воспользовавшись камнем, Тревис обработал рога. Теперь у него появился один короткий кинжал и длинная пика, которой он мог бы справиться с любым врагом.

Наликидью игриво задела его хвостом, прошла к воде и принялась церемонно лакать. Потом уселась на задние лапы и принялась наблюдать, как Тревис тщательно шлифует камнем рог.

— Нож, — сказал он ей, — это будет мой нож. А потом, — он окинул взглядом деревья вокруг, — потом я сделаю лук. С луком мы будем лучше охотиться.

Самка зевнула, полуприкрыв жёлтые глаза. От неё так и веяло умиротворением и сыростью.

— Нож, — повторил Тревис настойчиво, — лук.

Ему требовалось оружие, без него никак нельзя! Но почему? Он перестал шлифовать, рука так и замерла, не закончив движения. Странно… Жабьеголовая антилопа атаковала его, но ведь он успел уклониться. К тому же не животное охотилось на него, а он. Так почему же его мучит этот страх?

Он плеснул на разгорячённое лицо водой из родничка и потёр шею. Наликидью перешла на травку, улеглась, подмяв мягкие стебли под себя, и положила голову на лапы. Тревис присел на корточки и, задумчиво глядя на переливы ручейка, попытался разобраться в собственных мыслях.

Окружающая природа была чужда ему и совершенно не походила на то, что он знал. Но всё это вокруг — неоспоримая реальность. Он помог убить эту антилопу, в желудке переваривалось сырое мясо, сломанный рог лежал рядом, всё это было осязаемо и реально. А значит, все остальные воспоминания, картины мира пустыни и саванн, где он кочевал со своим племенем, ездил на лошадях и участвовал в набегах, были нереальными, или то место находилось слишком далеко от страны, где он теперь оказался.

Однако между этими двумя мирами не чувствовалось никакой границы. В какой-то миг он возвращался из успешного набега против мексиканцев… Мексиканцев! Тревис вдруг насторожился, как гончая, нащупав кончик ниточки, которая могла помочь распутать утомительный клубок загадок.

Мексиканцы… А он был апачем, одним из народа орла… Нет, нет!

Его опять прошиб холодный пот. Нет, это не его прошлое. Его зовут Тревисом Фоксом, он из конца двадцатого столетия, а не кочевник конца восемнадцатого века. Член группы «А», он участвует в научном проекте!

Сначала пустыня Аризона, а теперь это. Миновало какое-то мгновение, и он перенёсся из одного мира в другой. Апач огляделся с растущей тревогой. Погоди! Стояла кромешная тьма, когда пустыня кончилась, он лежал в странном ящике, потом коридоры, лунный свет, чужой и далёкий.

Ящик, коридор с гладкими стенами, в конце пути — чуждый мир…

Наликидью приоткрыла глаза, подняла голову, пошевеливая ушами, и уставилась на осунувшееся лицо человека, затем нетерпеливо заскулила.

Тревис подхватил с земли костяное оружие, поднялся и засунул его за кушак. Наликидью присела и, склонив голову, следила за ним. Человек двинулся обратно, отыскивая свой собственный след, а койот потрусил за ним, звонко тявкнув, привлекая внимание самца. Тревис даже не обратил на это внимания. Он был слишком озабочен своими мыслями.

Солнце припекало, летающие создания то и дело вспархивали совсем рядом, один раз койот предупреждающе зарычал, и человеку пришлось свернуть с тропы в сторону. Он бы, наверное, так и потерял обратную дорогу, если бы его не вывели койоты.

Кто вы? — даже сорвалось у него однажды, потом, подумав, он решил, что лучше было бы спросить: «Что Вы?» Койоты не были животными или, по крайней мере, в них присутствовало что-то неординарное. Часть его памяти, та часть, которая помнила пустыню, утверждала, будто это духи, однако другая половина его существа была уверена… Тревис потряс головой, решив принять их за тех, кем они и были — верными союзниками в чуждом мире.

День склонялся к закату, а Тревис всё ещё не достиг конца пути. Чувство необходимости гнало его по холмам и распадкам. Золотистый туман поднимался теперь над вершинами близких гор, и они не походили на горы его памяти. Серо-коричневые хребты, суровые, словно обугленные черепа, скалившие зубы в посмертной угрозе.

Преодолевая усталость, Тревис взобрался на пригорок. Выше на фоне неба вырисовывались силуэты обоих койотов. Когда он достиг этого места, сначала один, а потом и второй койот задрали морды к небу и разразились хныкающим воем — ритуал, составлявший часть их другой жизни.

Апач посмотрел вниз и, похоже, отчасти нашёл ответ на мучившую его загадку. Он узнал искорёженную массу металла на склоне — звездолёт! Холодный ком страха стиснул внутренности, и голова запрокинулась в небо. Из груди вырвался крик, такой же безутешный и тоскливый, как и у сопровождавших его койотов.

Глава четвертая

Языки огня — старейшего союзника человечества, его оружие и инструмент — высоко вздымались над нагими камнями горного склона. Их отблески выхватывали из темноты сидевшие вокруг костра фигуры — человек пятнадцать. Чуть поодаль под защитой пламени и полукольца мужчин расположились женщины. Все они были похожи друг на друга, одной расы: невысокие крепыши с чёрными длинными волосами до плеч, жилистые бронзовые тела. Все они были молоды, многим около тридцати, некоторые даже ещё в юношеском возрасте. Кроме того, схожесть проступала и в том, с каким вниманием и тревогой на осунувшихся лицах они слушали Тревиса.

— …значит, это должен быть Топаз. Кто-нибудь из вас помнит посадку на звездолёт?

— Нет, лишь только когда пробудились, — по ту сторону костра в темноте шевельнулся чей-то подбородок. Гневный взгляд скрестился с глазами Тревиса.

— Это какие-то происки пинда-лик-о-йи, белоглазых. Они никогда не поступают честно. Они с лёгкостью нарушают свои слова, как человек переламывает прогнивший сучок. Их слова столь же гнилы. Это ты, Фокс, заставил нас слушать их.

Среди женщин пробежал шепоток.

— Братья, разве я не сижу здесь с вами в этой странной далёкой глуши? — возразил он.

— Не понимаю, — один из апачей поднял ладонь, прося внимания. — Что с нами произошло? Мы побывали в мире древних апачей… Я, Джил-Ли, сопровождал Кучилло Негро в набеге на рамос. И внезапно я оказался здесь, в разбитой лодке, а рядом со мной — мертвец, который когда-то был моим братом. Как же я перенёсся из прошлого нашего народа и оказался в другом мире, среди далёких звёзд?

— Трюки пинда-лик-о-йи! — первый говоривший гневно сплюнул в огонь.

— Причина кроется в редаксе, так мне кажется, — ответил Тревис. — Я слышал, как об этом рассказывал доктор Эш. Новое изобретение, способное заставить человека вспомнить не своё прошлое, а прошлое его предков. И на корабле мы, наверное, находились под его воздействием, переживая жизни наших предков двести и более лет назад…

— Но зачем? — поинтересовался Джил-Ли.

— Чтобы больше походить на наших предков. Наверное, за этим. Редакс — составная часть проекта, в котором мы принимали участие. Для освоения новых миров необходим иной тип людей, чем ныне живущие на Земле. Мы позабыли или утеряли какие-то качества, необходимые для противостояния опасностям неосвоенных пространств.

— Ты, Фокс, признал, что уже побывал на звёздах раньше, и тебе встретились опасности, о которых ты говоришь?

— Да, верно, вы слышали о трёх планетах, которые мне пришлось невольно посетить. И разве вы не вызвались добровольно участвовать в проекте ради новой и удивительной жизни?

— Но мы не соглашались, чтобы нас погружали в шаманские сны и засылали без нашего ведома Великий Отец только знает куда.

Тревис кивнул.

— Деклай прав. Но я знаю не больше вашего, зачем это было сделано и почему звездолёт потерпел аварию. Мы все обнаружили тело доктора Ратвена в каюте с редаксом и больше ничего. Никаких сведений, зачем нас послали сюда. Звездолёт починить невозможно, и мы должны остаться.

Вокруг костра воцарилось молчание. Позади остались несколько дней бурной активности, ночи лихорадочного сна, не дававшего отдыха изнурённым телам. Возле скалы были сложены контейнеры с припасами, которые им удалось отыскать в обломках звездолёта. Не сговариваясь, они единодушно решили покинуть место смерти, согласно древним традициям своего народа.

— Этот мир не заселён людьми? — хотел знать Джил-Ли.

— Пока были найдены только следы животных, а га-н больше ни о чём нас не предупреждали…

— Эти злые духи! — Деклай снова яростно сплюнул в огонь. — Я считаю, мы не должны иметь дел с ними. Мба’а не являются друзьями нашего клана.

По рядам сидящих пробежал одобрительный говорок. Тревис насторожился. Как же всё-таки на них повлиял редакс? По своему недавнему опыту он помнил это странное двойственное ощущение мира, ощущение, доводившее его чуть ли не до тошноты, когда воспоминания накладывались друг на друга. Он начинал подозревать, что для многих присутствующих здесь возвращение в прошлое прошло отнюдь не гладко и безболезненно. Джил-Ли искренне пытался разобраться в происходящем, в то время как характер Деклая чуть ли не полностью заместился его предком, который в своё время участвовал в набегах с Викторио, либо с Магнусом Колорадо! Тревиса обдало холодком предчувствия, что очень скоро противостояние прошлого и настоящего внесёт раскол в их маленькую группу.

— Злые духи или га-н… — впервые подал голос индеец со спокойным лицом и глубоко запавшими глазами. — Я вижу, из-за редакса мы все разошлись во мнениях, так что давайте не будем торопиться. В мире пустынь нашего народа я помню мба’а, они были хитры и изворотливы. Они охотятся с барсуком, и пока барсук разрывает нору мускусной крысы, что же делает мба’а? Ждёт с другой стороны терновника и ловит всех тех, кто выскакивает ему под лапу. Между ним и барсуком нет войны. Та парочка, что затаилась по ту сторону костра — взгляните, братья — они такие же охотники, как и мы, и они — наши друзья. В странном и чуждом мире негоже отбрасывать помощь кого бы то ни было. Давайте не будем вспоминать старых легенд, ведь они могут не совпадать с сегодняшним днём.

— Осторожный Олень говорит справедливо, — согласился Джил-Ли. — Необходимо найти подходящее место Для лагеря, которое легко защитить. Ведь мы совсем не знаем здешних мест, может быть, мы вторглись на чью-то охотничью территорию. Нас очень мало, так давайте же учиться осторожности лисы, пока наши ноги ступают по неизвестным тропам этого мира.

Тревис внутренне вздохнул с облегчением. Осторожный Олень, Джил-Ли… На этот раз их здравые слова повлияли на настроение всей группы. Если кого-нибудь из них удалось бы выбрать халд-зилом — вождём клана, они бы все были в безопасности. У него самого отсутствовали подобные амбиции, и в любом случае, ему не хотелось давить на сородичей слишком сильно. Ведь это по его просьбе они все оказались участниками проекта, и он попадал под двойное подозрение. Особенно в глазах тех, кто думал так же, как Деклай, считавший его предателем извечных традиций.

До сих пор возражений оказалось гораздо меньше, чем он ожидал. И хотя братья и сёстры собрались в эту единую команду, подчиняясь тяге семейных уз, на самом деле они не были настоящим единым кланом, будучи представителями разных ветвей одного племени.

Надо сказать, что на Земле они все были наиболее прогрессивным авангардом своего народа, в узком смысле этого слова языка бледнолицых. Все они воспитывались и росли в мире последнего слова техники, но их всех отличала тяга к приключениям, выделявшая их среди остальных. Они добровольно и вполне успешно преодолели все мыслимые и немыслимые тесты, но вот редакс…

Зачем же к нему всё-таки прибегли? И чем был вызван перелёт? Что же заставило доктора Эша, Мэрдока и полковника Кэлгарриса — которых он знал, и которым доверял — отправить их без всякого предупреждения на Топаз. Было ясно одно — произошло нечто, позволившее доктору Ратвену изменить ход проекта.

Оживление вокруг костра вывело Тревиса из размышлений. Мужчины поднимались, переходили в тень и там растягивались на одеялах. Кроме одеял на звездолёте нашлись запасы оружия: ножи, луки, колчаны, полные стрел. Концентратов оказалось немного, и уже завтра надо было начинать охоту…

— Зачем же всё это с нами сделали? — возле Тревиса появился Осторожный Олень. Он присел, и глаза его устремились на догорающий костёр. — Хотя я лично не думаю, что ты посвящён. От нас ото всех скрыли…

Тревис ухватился за эту мысль:

— А что, есть такие, кто утверждает, что я знал и согласился?

— Мы все были как один в наших мыслях и в наших желаниях. Теперь же мы стоим на разных ступенях небесной лестницы, соответственно характеру каждого, лестницы, по которой нас направили пинда-лик-о-йи. Один здесь, другой — там, а кто-то ещё выше… — и он пальцем прочертил в воздухе ломаный зигзаг. — И в этом таится опасность…

— Твоя правда, — согласился Тревис. — И тоже верно, что я ничего сам об этом не знаю. И что я делю эту лестницу вместе со всеми.

— Верю тебе, но лучше не уподобляться скво, мешающей кипящую уху, а отойти в прохладную тень высоких деревьев…

— К чему ты клонишь? — настаивал Тревис.

— Я хочу сказать, что среди нас ты единственный пересёк звёздные тропы, и поэтому тебе легче принимать всё новое. Нам нужен разведчик, к тому же койоты с радостью бегут по твоим следам, и у тебя нет страха перед ними.

Это была хорошая идея — выслать его на разведку подальше от лагеря, а у Осторожного Оленя будет время более тесно сплотить людей на воображаемой лестнице.

— Я выступлю утром, — согласился Тревис. Он мог бы отправиться и сейчас, но просто не в силах был заставить себя покинуть гостеприимный огонь и лишить себя общества.

— Ты можешь взять с собой Цуая, — предложил Осторожный Олень.

Тревис промолчал, ожидая продолжения. Цуай был самым молодым, ещё неоперившимся юношей. Двоюродный родич Осторожного Оленя.

— Необходимо, — объяснил Осторожный Олень, — узнать как можно больше об этой земле. И это всегда было в традициях нашего народа, что молодежь следовала след в след за мудрыми воинами. Ведь мало знать тропы, надо ещё перенимать мудрость старших.

Тревис разгадал намёк, крывшийся за этими словами. Может быть, беря с собой на вылазки молодёжь, ему удастся воспитать своих последователей. Среди апачей вождями становились только благодаря своим заслугам. Тревис не собирался брать на себя обязанности вождя, но и не хотел, чтобы сплетни сделали из него изгоя. Изгнание из клана для апача было подобно малой смерти. Он должен завоевать на свою сторону тех, кто при случае мог бы поддержать его, когда Деклай и ему подобные перейдут от ворчания к открытой враждебности.

— Цуай — прекрасный ученик, — согласился Тревис. — Я буду рад его компании. Мы выступим на рассвете…

— Вдоль горного хребта? — спросил Осторожный Олень.

— Если искать место для постоянного лагеря, то да. Горы всегда обеспечивали надёжную защиту для нашего народа.

— Так ты считаешь, что здесь небезопасно?

Тревис пожал плечами.

— В этом мире я путешествовал только один день. Никого кроме животных не видел, но думаю, это вовсе не означает отсутствие врагов. Планета была среди кассет, что мы привезли с другого мира, а значит, её знали те, кто когда-то путешествовал от звезды к звезде, как мы по дорогам от племени к племени. Если путь к этому миру оказался записан на кассету, то для этого была причина, неизвестная нам. И эта причина до сих пор остаётся важной.

— И всё же это было так давно, — задумчиво произнёс Осторожный Олень. — Что это за причина, способная пережить века?

Тревис припомнил два чужих мира из прошлого. Один представлял собой пустыню, обитаемую странными зверьми — или, может, они когда-то были разумными? — которые толпами появлялись в ночи из песчаных нор и нападали на звездолёт. Второй мир — с руинами колоссального города, погребёнными под пышной растительностью джунглей. Это там он сделал духовые трубки из нержавеющего металла в качестве подарка для крохотных крылатых людей — да и были ли они людьми? И там, и тут всё это были остатки древней галактической империи.

— Трудно судить о чужих мирах, — ответил он серьёзно.

— Тем более, об империи таких масштабов. Если нам кто-нибудь встретится, мы должны проявлять осторожность. Но первым делом, конечно, надо найти подходящее место для лагеря.

— Да, возврата домой для нас нет, — заявил Осторожный Олень.

— Почему ты так думаешь? Ведь не исключено, что за нами прилетят…

Собеседник заглянул ему в глаза.

— Когда ты жил в снах, кем ты был?

— Воином: набеги… жизнь…

— А я… я был с го’нди, — отозвался Осторожный Олень.

— Но…

— Ведь бледнолицие уверяли нас, что подобная власть — власть вождя — не существует?! Да, пиндо-лик-о-йи много болтают, бледнолицые вечно заняты, уткнулись в свои инструменты, машины, и не способны глаз оторвать и посмотреть на окружающее. А тех, кто думает по-другому, чьи достоинства нельзя измерить привычными рамками, тех называют глупыми мечтателями. Но не все бледнолицые так считают, Тревис. Например, доктор Эш, он понемногу начинал прозревать.

Может быть, и я всё ещё стою на середине лестницы в прошлое, но я уверен в одном: для нас обратной дороги нет. Наступит время, когда из семени прошлого прорастёт что-то новое, и я верю: ты заслуживаешь стать наставником юности, этого нового. И прошу тебя, возьми Цуая, а в следующий раз — Льюпа. Ибо молодым, кто как тростник гнётся по ветру слов, нужно дать твёрдую опору.

Тревис вновь почувствовал ожесточённую борьбу в себе.

Борьбу между его культурой и диким инстинктом, так же как мысли и образы, заложенные редаксом, воевали в нём с представшей перед ними реальностью. Но теперь он чувствовал себя гораздо уверенней, чем в ночь первого пробуждения, и больше доверял своим ощущениям. Он знал также, что никто из апачей не признает в себе силу го’нди, власти духа, известную одним лишь великим вождям, если только она действительно не гнездится в его груди. Может, эта власть и была химерой снов о прошлом, но её влияние неоспоримо здесь и сейчас. Тревис не сомневался, что Осторожный Олень безоговорочно верил в свои слова, и эта вера передавалась другим.

— Это росток мудрости, нантан…

Осторожный Олень тяжело покачал головой.

— Нет, я не нантан, не вождь. Ты мне льстишь. Но я уверен в некоторых вещах. Ты тоже способен верить в то, что у тебя внутри, мой младший брат.

На третий день, двигаясь к востоку вдоль горной цепи, Тревис наконец сумел найти, как ему показалось, подходящее место для постоянного лагеря. Неподалёку проходил каньон, по которому протекал небольшой ручей. К нему сходилось множество звериных следов. По целому ряду крутых уступов он взобрался наверх и обнаружил растущий на склоне подлесок, из которого можно было нарезать жерди для типи. «Вода и пища под рукой, — размышлял Тревис. — Крутые уступы легко защитить от врагов, и даже Деклай со своими сторонниками признал бы такое место самым удобным для лагеря».

Выполнив свой долг перед кланом, Тревис мог теперь позволить потратить время на обдумывание собственной проблемы, вот уже который день мучившей его. Навигационные карты к Топазу были введены в кассету давно исчезнувшими людьми, таким образом, планета явно была очень важна для них. Но почему? Однако пока он не увидел на планете никого, кто по своему разуму превосходил бы жабьемордых. И его не покидала мучительная мысль, что во всём этом крылось нечто таинственное. Это подозрение не давало ему покоя ни днём, ни ночью. А может, Деклай прав, когда обвинил его в том, что он слишком уж безоглядно следует по стопам пинда-лик-о-йи? Ведь Тревис вполне готов был довольствоваться обществом одних койотов, одиночество среди дикой и незнакомой природы нового мира не казалось ему таким уж подавляющим и пугающим, как для других членов клана.

На четвёртый день после того как раскинули постоянный лагерь, Тревис возился со своим вещмешком, когда рядом с ним присели на корточки Джил-Ли и Осторожный Олень.

— Собираешься на охоту? — первым завёл разговор Осторожный Олень, непроницаемым взглядом следя за сборами.

— Только не за свежим мясом, — откликнулся Тревис.

— Чего же ты опасаешься? Что ндендай — враг людей — считает эту землю своей? — настороженно спросил Джил-Ли.

— Твои слова могут оказаться пророческими, — ответил Тревис. — Но сейчас я собираюсь охотиться совсем за другим. Я хочу узнать, чем был этот мир раньше, многие поколения назад, и почему путь к нему был нанесён на космические карты, которые привели наш звездолёт сюда.

— И ты уверен, что это знание способно принести нам пользу? — задумчиво протянул Джил-Ли. — Что оно наполнит мясом наши желудки, даст кров нашим телам, дарует жизнь нашему клану?

— Это всё вполне вероятно. Незнание — вот что может оказаться бедой.

— Справедливо. Незнание всегда сродни беде, — согласился Осторожный Олень. — Но лук, который пригоден для силы одного воина, может не подойти другому. Помни об этом, молодой брат. И, кстати, ты отправляешься в путь один?

— Вместе с Нагинлтой и Наликидью я не одинок.

— Возьми с собой Цуая. Четвероногие помощники хороши для того, кому они преданы и уважают. Однако плохо, когда человек уходит один от своего клана.

Ну вот, опять это проявление монолитности у клана, чего он, Тревис, не всегда разделял. С другой стороны, молодой Цуай помехой не станет. Юноша уже доказал зоркость глаза, быстроту ума, интерес ко всему новому, так несвойственный остальным.

— Я собираюсь найти тропу сквозь горы. Это может стать долгой дорогой, — из вежливости запротестовал Тревис.

— Ты думаешь вести поиск на севере?

Тревис пожал плечами:

— Не знаю, да и как я могу предполагать? Надо же выбрать какое-то направление.

— Цуай пойдёт с тобой. Он молчалив среди старших, как и положено юнцу, но его мысли так же свободны, как и твои, — заключил Осторожный Олень. — Я вижу в нём такую же беспокойную тягу к новым местам.

— И ещё, — Джил-Ли поднялся. — Не заходи далеко, брат, чтобы не потерять обратной дороги. Это огромный мир, и мы здесь — как песчинка на берегу озера.

— Это я тоже знаю, — Тревис понял двусмысленность слов Джил-Ли, и тот скрытый намёк, который остался невысказанным.

На второй день пути они вышли на перевал, как и надеялся Тревис. Под ними распростёрлись долины, одетые в тёмный янтарь. Но теперь Тревис знал, что это трава, как и в южных долинах. Цуай указал подбородком:

— Просторно. Здесь только и разводить коней, да скот.

У Тревиса мелькнула мысль: а найдётся ли в этом мире животное, подобное коню?

— Ну что, спускаемся? — нетерпеливо спросил Цуай.

Степям, раскинувшимся перед ними, казалось, не было ни конца, ни края. Ровная, гладкая равнина без малейшего признака зданий или построек, голая, открытая всем ветрам. Но она манила его своей загадочностью.

С вершины перевала равнина казалась близкой, но им пришлось спускаться целые сутки. И только в середине утра второго дня предгорья остались у них за спиной. Они прямо-таки окунулись в густое море травы, которая скрывала их по пояс. Впереди, там, где бежали койоты, зигзагами волновались золотисто-рыжие заросли. Молча пробираясь сквозь траву, Тревис неожиданно обратил внимание на странное жужжание.

Неподалёку он заметил небольшую проплешину в траве, на одной стороне которой жужжал и копошился рой насекомых. При их приближении, они взмыли вверх коричневым облачком.

Тревис коротко ахнул. Ему не верилось собственным глазам. Цуай опустился на колено, потом обернулся к Тревису с широко раскрытыми от изумления глазами и возбуждённо выпалил:

— Тревис, лошадиный навоз. Ещё свежий.

Глава пятая

— Прошла одна лошадь, неподкованная и со всадником. Она прошла оттуда, со стороны степей, причём неслась галопом так, что даже охромела. Здесь они останавливались на короткий привал. Где-то на рассвете… — подытожил Тревис со знанием дела, вспоминая приобретённый под воздействием редакса опыт воина.

Наликидью и Нагинлта, так же как и Цуай, стояли полукругом и внимательно вслушивались в речь Тревиса, словно понимая каждое слово.

— И вот ещё, — Цуай показал рукой на след, оставленный неизвестным всадником. Отпечаток ноги был смазан, будто кто-то пытался его скрыть.

— Да, вижу. Всадник невысокого роста, к тому же лёгок. И похоже, чем-то перепуган.

— Пойдём по следу? — спросил Цуай.

— Пойдём, — согласился Тревис. Он взглянул на койотов и постарался ясно сформулировать в сознании обращение к ним. Он пытался объяснить им, что этот след очень важен для апачей, что по нему надо идти, и что если койоты сумеют увидеть всадника раньше людей, они должны сообщить об этом. Поняли они или нет, внешне это никак не отразилось на их поведении. Койоты просто исчезли в густой траве.

— Тогда, значит, здесь есть и другие, — прокомментировал Цуай, когда они с Тревисом пустились в обратный путь к горам. — Может быть, даже второй звездолёт.

— Эта лошадь, — задумчиво покачал головой Тревис. — Не помню, чтобы о них в проекте шла речь.

— А может, они всегда жили здесь?

— Вряд ли. В каждом мире своя особая эволюция. Но мы отыщем правду, когда встретимся с этой лошадью и её наездником.

На этой стороне гор было значительно теплее, и равнинный зной, накатывавшийся волнами, душил и утомлял. Тревис подумал, что неизвестная лошадь, вероятно, примется отыскивать воду, если всадник опустит поводья. Откуда они прибыли? И почему всадник так панически спешил?

Здесь степь была весьма неудобная: рытвины, холмы, пригорки; и изнурённая, хромая лошадь, похоже, выбирала путь полегче. И, кажется, всадник не мешал ей в этом. В одном месте земля оказалась довольно рыхлой, и Тревису удалось различить ещё один след. На сей раз его не пытались стереть, и по следу Тревис понял, что небольшого роста всадник носил сапоги. Здесь он спешился и вёл лошадь под уздцы, шагая широким, размашистым шагом.

Они крались по следам в обход скалистого выступа, когда наткнулись на поджидавшую их Наликидью. Она лежала, довольно вывалив розовый язык, и Тревис сразу же заметил какой-то небольшой мешок между лапами. Насколько можно было догадаться, койот вытащил этот странный предмет из неглубокой ямки под кустом, немного проволочив его по рыхлой земле. Похоже, что койот вытащил свой трофей только что. Тревис присел и, не касаясь руками, внимательно осмотрел свёрток.

Мешок был сделан из шкуры, вероятно, шкуры одного из жабьемордых, судя по пятнистой расцветке и пучкам длинных волос, оставленных на дне. Он был сшит из двух кусков шкуры искусным мастером, знатоком своего дела, а закрывавший его клапан через край пристёгивался ремнями к бокам. Нагнувшись поближе, апач втянул в себя воздух: смесь запахов — самой шкуры, лошади, дыма и другие, для него непонятные. Он развязал клапан и разложил перед собой содержимое.

Внутри оказалось довольно много вещей: рубашка из некрашеной серой овечьей шерсти с широкими рукавами; пышная, короткая куртка из тёмного вельвета. Тревис осторожно потёр ткань пальцами. Куртка была расшита, и Тревис безошибочно признал в вышивке сцену охоты. Земной олень с ветвистыми, развесистыми рогами, наклонив голову к земле, отбивался от нападавшей на него пумы. Сценку окаймлял геометрический узор, который мучительно что-то напоминал. Тревис тщательно разгладил куртку на коленях и сосредоточился, пытаясь припомнить, где же он видел нечто подобное… Книга! Иллюстрация в книге! Но что это была за книга и когда он её видел, апач никак не мог припомнить. Во всяком случае, это было очень давно, и вдобавок подобный узор его народом не использовался, это точно.

Внутри куртки лежал свёрнутый небесно-голубой, шелковистый на ощупь шарф. Такой голубой, как небесный свод Земли, так отличавшийся от золотистой вуали над головой здесь. Там же оказался и кожаный кошель с прекрасными красочными аппликациями. Высокое мастерство, Тревис сразу понял это. Внутри кошеля оказались миска, нож и ложка, лезвие тусклого металла, роговые рукоятки украшены резными конскими головами с крошечными глазками из блестящих драгоценных камней.

Личные вещи, которые были очень дороги владельцу, и потому, когда их пришлось оставить, то он упрятал их поглубже, надеясь отыскать по возвращении. Тревис аккуратно, как лежало, сложил всё обратно в мешок. Его всё ещё мучило чувство неудовлетворённости и беспокойства. Он пытался вспомнить увиденный узор. Что-то в нём настораживало.

— Кто? — Цуай одним пальцем прикоснулся к мешку.

— Не знаю. Но это явно люди нашего мира.

— Да, то был олень, — задумчиво согласился Цуай. — Хотя рога вышиты неверно. А вот пума изображена просто прекрасно. Мастер, который всё это делал, великолепно разбирается в животных.

Тревис зашнуровал мешок, но прятать его не стал, а присоединил к собственной поклаже. Если им не удастся настичь беглеца, то Тревису хотелось снова вернуться к узорам на куртке и постараться во что бы то ни стало всё-таки заставить себя вспомнить: где и когда он видел подобное.

Распадок, в котором они обнаружили мешок, вёл вверх, и следы шли всё дальше и дальше. Тревис без труда заметил, как всадник и лошадь всё больше и больше уставали, замедляя шаг. Второй мешок они обнаружили прямо на тропе. Его сбросили, даже не сделав попытки спрятать. Наликидью первой подбежала к нему, села рядом и принялась облизываться, тыча в него носом.

Тревис поднял влажный мешок, от которого пахло как-то странно, словно прокисшим молоком. Он приоткрыл его и, проведя пальцем, понюхал. Нет, это было не молоко, да и бурдюком это тоже назвать было нельзя. Тревис вывернул мешок наизнанку, но ничего не нашёл и, повертев в руках, швырнул его койоту. Наликидью тут же накинулась на него и, вцепившись зубами, принялась трясти, грызть, а потом слизывать прокисшую влагу.

— Здесь они останавливались на отдых, — деловито заметил Цуай. — Теперь уже скоро.

Тревис кивнул. Но теперь они уже вошли в пересечённую местность, где легко можно было спрятаться и проследить за тропой. Тревис постоял, пристальным взглядом внимательно изучая распадок и поросшие травой склоны, а затем решил, что им лучше всего оставить хорошо видимый след беглеца, подняться по восточному склону и пройти параллельно тропе. В этом лабиринте скальных выступов, проплешин и маленьких рощиц это представлялось нелёгкой задачей.

Тревис подал сигнал, Наликидью в последний раз лизнула мешок, взглянула на человека, а потом внимательно осмотрела холмистый распадок, поросший тёмно-янтарной высокой травой. Затем упруго поднялась и потрусила вперёд. Она с Нагинлтой отправится в разведку, обшаривая местность, в то время как люди поднимутся по склону распадка, петляя между лабиринтами скальных отрогов.

Тревис стащил рубаху, аккуратно сложил её и подоткнул под кушак, совсем как его предки перед сражением. Затем он спрятал оба вещмешка — свой и Цуая — в кустах, при них остались только луки, колчаны, переброшенные через плечо, и ножи с длинными лезвиями. Словно тени они принялись скользить вверх по склону, двигаясь от укрытия к укрытию, и их бронзовая кожа сливалась с травой.

По мнению Тревиса до заката оставалось не меньше часа. Им предстояло отыскать незнакомца на лошади ещё до темноты. Уважение Тревиса к беглецу шаг за шагом росло. Может, этого неизвестного и гнал страх, но тот, как видно, сохранил присутствие духа и всё дальше углублялся в местность, которая могла его защитить и укрыть. Если бы только Тревис мог вспомнить: где же он видел эту сцену, так искусно вышитую на куртке; он интуитивно чувствовал, что за этим крылась какая-то важная для них мысль.

Цуай скользнул под раскидистое приземистое дерево и исчез. Тревис поднял руки и прошёл сквозь заросли кустарника. Они всё дальше и дальше уходили на юг, пробираясь среди низкой поросли. Одиноко возвышающийся пик горы служил им неплохим ориентиром, и время от времени они останавливались, чтобы сверить маршрут, а заодно и осмотреть местность в поисках беглеца. Путь этот был нелёгок. Несмотря на приближающиеся сумерки жара не спадала, они взмокли, хотелось пить, к тому же жёсткие ветви кустарника то и дело задевали голую кожу, оставляя на ней болезненные царапины.

Тревис, изгибаясь как змея, протиснулся меж двух больших валунов и тут же, припав к земле, залёг, уперев подбородок на руку. Плечи и голову нещадно жгло солнце, а свешивавшиеся из наголовной повязки пучки янтарной травы скрывали лицо.

Несколько секунд назад он перехватил мысленное предупреждение от одного из койотов. Те, кого они искали, были теперь совсем рядом, где-то впереди, оба животных залегли в засаде, ожидая указаний. И ещё один намёк уловил Тревис в их телепатической вести. То, что нашли койоты, было им знакомо и говорило лишь о том, что беглец, по всей видимости, — землянин, а не уроженец Топаза.

Прищурив глаза, Тревис терпеливо отыскивал воспринятое место. Его уважение к беглецу возросло ещё больше. Будь у них достаточно времени, они бы с Цуаем нашли укрытие и без помощи койотов, но с другой стороны, надвигалась ночь и они могли бы потерпеть неудачу, ибо беглец буквально зарылся в землю, воспользовавшись какой-то маленькой расселиной в горном склоне.

Однако больше всего удивляло другое: если даже человек спрятался, то куда же девалась лошадь? Поблизости никого нигде не было видно. Только кое-где опытный, зоркий глаз охотника и воина различал отогнутую или сломанную веточку, оборванный листок. Тревис вдруг подумал, что беглец, который так торопливо бросился прятаться, мог бояться преследования не по земле, а по воздуху. А может, беглец боялся, что преследователи направятся в обход, по склонам распадка, где сейчас и находились апачи? Тревис задумчиво пожевал кожу запястья. А не могло ли получиться так, что днём беглец затаился где-нибудь в надёжном укрытии и заметил своих преследователей? Но нет, никаких признаков этого не было, да и койоты уже давно об этом предупредили бы. Глаз и ухо человека обмануть легко, но Тревис доверял чутью Нагинлты и Наликидью.

Нет, предположение, что незнакомец, залёгший поблизости, ожидает апачей, можно было смело отмести в сторону. Однако он явно опасается, что кто-то или что-то может напасть на него с высоты. С высоты… Тревис повернул голову и подозрительно оглядел вершины холмов, окаймлявшие распадок.

В своём долгом путешествии по горам, через перевал и по этой огромной равнине, они ещё ни разу не встретились с реальной опасностью, которая могла бы им действительно угрожать. Встречались, правда, иногда следы неизвестных животных, некоторые среди них, вероятно, и были опасны, но только раз койоты ворчанием предупредили его об этом. Но этот беглец предпринимал предосторожности, явно рассчитанные не на хищников, охотившихся в равнинных землях с помощью зрения или нюха, а против разумных существ, которые преследуют его.

И если странник ожидал нападения с высоты, то Тревису и Цуаю тоже следовало бы держаться настороже. Тревис внимательно оглядывал лежащие впереди холмы, всматриваясь в очертания равнины и стараясь дюйм за дюймом изучить пространство, которое им предстояло пересечь. И если раньше он страстно желал дневного света, то теперь наоборот, он только и ждал наступления сумерек с их полутонами и спасительными тенями.

Он закрыл глаза, и, сконцентрировав всё своё внимание, попытался мысленно представить все подходы к убежищу беглеца. Когда же он понял, что память его сработала чётко, и запечатлелись все детали пейзажа, Тревис отполз обратно за валуны, сев на колени, сунул два мизинца в рот и, прищёлкивая языком, подал условный сигнал. Как они заметили, так обычно кричали небольшие, всего с ладонь величиной, пушистые зверьки, обитавшие на этих высотах. Они походили на небольшой шар с перьями, но на самом деле носили прекрасную шелковистую, мягкую бурую шёрстку, с помощью которой они ловко прятались в кустарнике и траве. Зверьки имели довольно коротенькие ножки, но, двигаясь с удивительной быстротой и изяществом, вели себя так нахально и смело, что было, как правило, присуще только существам, не имеющим природных врагов.

Из-за ствола упавшего дерева призывно замахала рука Цуая.

— Он прячется, — прошептал Цуай.

— Опасается угрозы сверху, — добавил Тревис.

— Но не нас, сдаётся мне.

Значит, Цуай тоже пришёл к такому выводу. Тревис попытался мысленно прикинуть время наступления сумерек. Он уже заметил, что при заходе солнца Топаза наступает момент, когда последние лучи, вырываясь из-за горизонта, отбрасывают причудливые, скачущие тени, играя на золотистой дымке. Это время больше всего подходило для их действий. Тревис всё это объяснил, и Цуай охотно кивнул.

Они уселись на землю, прислонившись спинами к тёплому валуну и используя ствол дерева в качестве прикрытия, и принялись поглощать свой рацион, дожидаясь сумерек. Эти безвкусные кубики только утоляли голод, давая им энергию, но пустой желудок по-прежнему требовал свежего мяса.

Они поочерёдно чуть вздремнули. Последние лучи солнца всё ещё скрашивали небо, когда Тревис решил, что образовавшиеся тени могут послужить достаточным укрытием. Он не имел представления, какое оружие может оказаться у беглеца, и потому предпочитал действовать с особой осторожностью. Хотя в качестве передвижения тот использовал лошадь, у него вполне могли оказаться винтовка или пистолеты.

Для рукопашного боя луки апачей представляли собой небольшую ценность, но вот ножи были просто незаменимы. И всё же Тревису хотелось взять беглеца в плен без кровопролития, в надежде получить так нужную им информацию. Поэтому он даже не вытащил нож из-за кушака, когда они двинулись вперёд быстрыми перебежками, скрываясь в полутенях сумеречного света.

Тревис нырнул в фиолетовую тень и неожиданно впереди блеснули жёлтые глаза Нагинлты, который уже поджидал его. Тревис махнул рукой и постарался как можно более чётко поставить задачу, которую предстояло выполнить койотам во время нападения. И тут же остроухий силуэт койота растворился в сумерках. Где-то наверху дважды прокричало пушистое маленькое существо — условный сигнал. Цуай вышел на исходную позицию. Неподалёку разразилось сначала тявканье, постепенно перешедшее в вой, а потом во всхлипы — койоты принялись задело. Концерт удался на славу, Тревис, не теряя ни минуты, бросился вперёд. Заржала испуганная лошадь, послышался глухой стук копыта о гальку, куст, прятавший беглеца, заколыхался, рухнула часть веток навеса.

Тревис нёсся как на крыльях, беззвучно отталкиваясь от земли ногами, обутыми в лёгкие мокасины. В этот момент койот выписал особо заливистую руладу, закончив свой живописный вой на самой высокой ноте. И когда он внезапно замолк, в наступившей тишине по всему распадку покатилась волна эха, рассыпалась осколками и растворилась в дали. Тревис напрягся перед броском.

Градом посыпались сучья, образовывавшие укрытие, и из впадины вздыбилась лошадь, её голова хорошо стала видна на фоне темнеющего неба. Размытая, неясная фигура беглеца металась внизу, пытаясь осадить встревоженное, испуганное животное. Как видно, оружия у него не было. Момент самый подходящий.

Тревис прыгнул. Ловкое тело опытного охотника сгруппировалось в броске. Руки сработали быстро и автоматически — одной перехватив горло, а другой притиснув руки беглеца к корпусу. Тот отчаянно забился, крик боли и страха сорвался с его губ, он попытался вырваться, но Тревис крепко держал жертву. Однако устоять на ногах ему не удалось. Он повалился, увлекая за собой незнакомца. Пыхтя и борясь, они покатились под ноги лошади, и только тогда, наконец, Тревису удалось уложить его на лопатки, прижав предплечьем горло, а правой давя на диафрагму.

Тяжело выдохнув, противник бессильно обмяк. Но Тревис не спешил его отпускать, незнакомец дышал тяжело и надрывно. Он явно находился в сознании, прибегнув к уловке. Тревис напряжённо замер, вслушиваясь в окружающие его звуки. Он слышал, как подбежал Цуай, подхватил лошадь за поводья и, ласково поглаживая по лбу, принялся успокаивать её. Ничего этого Тревис видеть, конечно, не мог, потому что уже наступила темнота, и только острый слух воина подсказывал ему события во всех Деталях.

Незнакомец по-прежнему лежал неподвижно, не проявляя никакой активности. Так можно и до утра обниматься, с неожиданным весельем подумал Тревис, и стал медленно ослаблять хватку. Похоже, противник только этого и ждал. Он попытался вырваться, но его реакции было далеко до ловкости и быстроты настоящего воина. Одним движением Тревис перехватил его и, перевернув незнакомца на живот, свободной рукой сжал невероятно тонкие запястья.

— Кинь верёвку, — окликнул он Цуая.

Юноша подбежал с запасной тетивой, и в несколько секунд им удалось скрутить беглеца, который теперь даже и не сопротивлялся. Тревис перевернул пленника на спину и, ухватив за волосы, приподнял голову, стараясь разглядеть получше лицо в тусклом свете луны. Неожиданно волосы рассыпались, и Тревис с удивлением заметил, что это длинная коса. Теперь он сумел разглядеть лицо пленника. Оно было пыльным, но по обеим щекам пробегали чистые дорожки слёз. Большие светлые глаза смотрели на него с яростью и ненавистью, и Тревису вдруг стало ясно, что эти слезы — слезы гнева и ненависти, а отнюдь не страха.

Несмотря на грубые мужские штаны, заправленные в кожаные сапоги с закруглёнными носками, и груботканую накидку, их пленником оказалась женщина, и не просто женщина, а молодая и очень привлекательная. И, учитывая ситуацию, весьма разгневанная. Правда, за этим гневом и яростью Тревис почувствовал страх, страх человека, который обречён бороться против сильного и хитрого врага без всякой надежды победить. Прошло несколько секунд, и когда наконец пленник разглядел лица тех, кто на него напал, гнев и ярость сменились удивлением. Тревис понял, что она ожидала нападения других людей, вот почему её так поразила их внешность. Розовый язычок деликатно облизнул припухлые губы, и в больших глазах появился страх, но уже перед неизвестностью, которая её ожидала.

— Кто ты? — спросил Тревис по-английски.

Последовавшая реакция рассеяла все сомнения, что она могла быть не с Земли. Она взволнованно ахнула, невольно дёрнувшись под его руками.

— Кто ты? — со странным, тягучим акцентом переспросила она Тревиса. Стало очевидно, что английский ей чужд.

Тревис потянул её за плечи, она забилась, пытаясь высвободиться, но тут же затихла, поняв, что он просто помогает ей сесть. Страх исчез, и теперь она оглядывала обоих мужчин с острым интересом.

— Вы не принадлежите к сыновьям Голубого Волка, — решительно заявила она.

Тревис усмехнулся.

— Я — Фокс, — сказал он, для верности потыкав себя в грудь. — И койоты — мои братья, — он щёлкнул пальцами, и две небольших тени беззвучно выросли из темноты. Её глаза широко раскрылись от удивления. Как видно, только теперь она осознала связь между койотами и напавшими на неё людьми.

— Эта женщина тоже из нашего мира, — высказался Цуай, оглядывая пленницу с нескрываемым интересом. — Но она не принадлежит ни одному из наших кланов.

Сыновья Голубого Волка? Мысли Тревиса вновь вернулись к удивительно знакомой сцене, увиденной на куртке. Кто же называл себя таким замысловатым прозвищем… где и когда?

— Так чего же ты боишься, дочь Голубого Волка? — задал он вопрос.

Кажется, этот вопрос задел чувствительную струну. Глаза снова наполнились животным страхом. Она запрокинула голову, вглядываясь в потемневшее ночное небо.

— Флайер! — её испуганный голос прозвучал тихо и приглушённо, словно она опасалась, что даже малейший шёпот может донестись до звёзд, которые только начали выступать на чёрном покрывале неба. — Они выследят. Прилетят. Я не успела вовремя добраться до гор.

Нотка отчаяния, проскользнувшая в её голосе, пронзила Тревиса словно раскалённой иглой, он вдруг невольно обнаружил, что сам цепким взглядом обшаривает чёрное небо в поисках невидимого врага. Её уверенность была так очевидна и убедительна, что он безоговорочно поверил в эту смертельную опасность с высоты.

Глава шестая

— Наступает ночь, — медленно проговорил Цуай по-английски. — Те, кого ты боишься, охотятся в ночи?

Она мотнула головой, сбрасывая со лба длинную прядь волос.

— Им не нужны такие глаза и носы, как у ваших псов. У них есть специальные машины…

— Тогда зачем нагромождать такую кучу ветвей? — Тревис подбородком указал на обвалившийся навес.

— Они не всегда полагаются на приборы, а значит, остаётся надежда. По ночам они освещают землю мощным лучом. Нам не удалось забраться в холмы слишком далеко, чтобы оторваться от них. Богатур охромел, и мы не смогли далеко уйти.

— А что же такое находится в этих горах, что даже те, кого ты боишься, не отваживаются к ним приблизиться? — продолжал допрашивать Тревис.

— Понятия не имею. Я знаю только одно: те, кто успевают уйти достаточно далеко в горы, могут уже не опасаться дальнейших преследований.

— Хорошо, я повторяю свой вопрос снова: кто ты? — апач наклонился вперёд, освещаемый тусклым светом всходившей луны, его лицо оказалось в дюйме от её глаз. Взгляда она не отвела. Женщина гордая и независимая. Поистине дочь вождя, решил Тревис.

— Я принадлежу к народу Голубого Волка. Нас перенесли сюда по звёздным тропам, чтобы сделать этот мир безопасным для… для… — пленница заколебалась и на её лице появилось озадаченное выражение. — Была причина… мечта… Нет, есть мечта, и есть реальность. Меня зовут Кайдесса из Золотой Орды. Но временами я вспоминаю странные вещи, например, как этот удивительный язык, на котором я сейчас говорю. Я и не подозревала, что способна понять его.

— Золотая Орда! — ошарашенно воскликнул Тревис. В одно мгновение он все понял. Узоры, сыновья Голубого Волка, всё сходилось: скифское искусство, орнамент, который с такой гордостью носили воины Чингисхана. Татары, монголы, кочевники, которые вышли из глубин степей и изменили ход истории не только Азии, но и Средней Европы. Воины, которые выступали под бунчуками Чингисхана, Тамерлана, Субудая!..

— Золотая Орда… — повторил Тревис. — Это давняя история другого мира, дочь Волка.

Он уловил её странный, потерянный взгляд. На пыльном лице отразилась растерянность.

— Я знаю, — прошептала она еле слышно. — Мой народ живёт меж двух времён и многие этого не осознают.

Присевший рядом с ними на корточки Цуай тронул Тревиса за плечо.

— Редакс?

— Либо его аналог.

Тревис был абсолютно убеждён в одном: в проекте с их стороны участвовали три группы — эскимосы, жители тихоокеанского острова и апачи — и не было места для монголов. Лишь одна нация на Земле могла остановить свой выбор на подобных кандидатах в колонисты. От такой мысли словно ток проскочил по его телу. Он невольно вздрогнул.

— Так значит, ты красная, — он пристально вглядывался в её лицо, желая определить, какое впечатление произведут его слова. Но выражение лица девушки не изменилось.

— Красная… красная… — повторила она, словно это слово было ей незнакомо.

Тревиса всё это не на шутку встревожило. В любой колонии красных, если они действительно основали здесь колонию, обязательно должны были оказаться техники, владеющие отменной техникой, которая легко могла бы выследить беглеца. И если единственной преградой для их техники могли послужить горы, то он намеревался этим воспользоваться и прекрасно представлял, что необходимо сделать, если даже им придётся идти всю ночь кряду. Он переговорил с Цуаем, и тот мгновенно согласился.

— Лошадь совсем охромела, она не сможет идти с нами, — напомнил юноша ещё об одном препятствии.

Тревис некоторое время колебался. Его родовая память подсказывала, что со времён завоевания испанцами Американского континента, конь всегда служил для индейцев символом богатства и процветания. Апачам частенько приходилось выкрадывать их у испанцев. И теперь ему казалось неразумным и неправильным оставлять здесь, среди степей, больное и хромое животное, которое вполне могло бы ещё послужить делам клана. Однако в то же время он прекрасно понимал, что времени им терять нельзя, любая помеха или отсрочка может их погубить.

— Что ж, коня придётся оставить здесь, — наконец заявил он с горечью.

— А скво?

— Она пойдёт с нами. Мы должны узнать всё, что можно, об этих людях, и зачем они здесь. Послушай, дочь Волка, — Тревис, наклонившись, в упор посмотрел в лицо женщине, стараясь подчеркнуть всю важность того, что он сейчас скажет, — ты поднимешься с нами в горы, и чтобы никаких трюков.

Он вытащил нож и угрожающе провёл им перед её глазами.

— Я и так собиралась в горы, — спокойно возразила она, кажется, её страх прошёл окончательно. — Развяжи мне руки, храбрый воин. Уж такому отважному бойцу нечего бояться слабой женщины.

Рука Тревиса мгновенно скользнула, и в его пальцах блеснуло длинное узкое лезвие ножа, который он вытащил из складок её одежды.

— Вот теперь я действительно тебя больше не опасаюсь, дочь Волка, потому что вытащил твои клыки, — заметил Тревис многозначительно.

Он рывком поднял женщину на ноги и быстрым движением перерезал тетиву, стягивавшую её запястья. Тревис дал знак койотам отправляться вперёд на разведку, а сами они втроём двинулись следом, держа путь к горам. Они шли молча: впереди Тревис, затем монголка, Цуай завершал маленький отряд.

Взошли обе луны. Первая, жёлтая, заливала ночные окрестности золотистым светом, вторая, зелёная, довольно быстро катилась по небу и уже достигла зенита, её тусклый свет придавал всему происходящему таинственный и странный оттенок. Однако Тревис не очень тревожился по поводу наземных опасностей. При свете двух лун равнина хорошо просматривалась далеко вперёд, к тому же койоты могли в любой момент предупредить его телепатически. Но над ними довлела воздушная опасность, и Тревис торопился побыстрее миновать предгорье. Поэтому шёл он размашистым шагом, задавая темп, не останавливаясь и не разговаривая. И только когда они к середине ночи уже поднялись довольно высоко по перевалу и остановились у небольшого горного ручья, чтобы передохнуть и напиться холодной, чистой воды, Тревис принялся расспрашивать девушку.

— Так почему же ты покинула жилище своего народа?

— Меня зовут Кайдесса, — строго поправила она его.

В ответ он только хмыкнул.

— Ты видишь перед собой Цуая из племени апачей. Меня же зовут Фокс, — он назвал английский эквивалент своего племенного имени.

— Апачи… — несмотря на акцент, она попыталась уловить правильное произношение. — А кто такие апачи?

— Индейцы, — пояснил он терпеливо. — Но ты не ответила на мой вопрос, Кайдесса. Так почему же ты скрываешься от собственного племени?

— Только не от племени, — решительно мотнула она головой. — А от тех, других. В общем, всё так… ох, ну как же объяснить, чтобы вы поняли, — она беспомощно развела, мокрыми от воды руками. — Есть моё племя из Золотой Орды, хотя иногда вспоминаются странные обрывки иной жизни. Есть также люди, которые живут в Небесной Лодке. Они во всём полагаются на машину, и мы думаем те мысли, какие им нужны. Кстати, а отчего, — она внимательно взглянула на Тревиса, — мне хочется вам всё рассказать? Странно. Ты сказал, что вы — индейцы, быть может, мы враги? Мне смутно вспоминается, что мы…

— Давай условимся, — прервал он её, — апачам и Орде нечего делить здесь и сейчас, кем бы мы там в прошлом ни были.

Это было сущей правдой. По своим обрывочным воспоминаниям Тревис помнил, что сами они — индейцы — в незапамятные времена пришли в Америку из Сибири. И несмотря на каштановые волосы и серые глаза эта девушка вполне могла оказаться его дальней родственницей.

— Вы… — пальцы Кайдессы прикоснулись к его руке.

— Вас тоже послали к звёздам. Разве не так?

— Так, — ответил он.

— И вами тоже управляют с Небесной Лодки?

— Нет, мы свободны.

— Как же вы сумели стать свободными? — поразилась она.

Тревис заколебался, ему не хотелось говорить о повреждённом звездолёте и упоминать, что его племя не обладает приличной защитой против монгольской колонии.

— Мы ушли в горы, — уклончиво ответил он.

— Значит, ваши машины вышли из строя, — залилась смехом Кайдесса. — Ах, они так велики, так могучи, эти люди машин, но сколь же они ничтожны и слабы, когда машины перестают им повиноваться.

— Такое произошло с вашим лагерем? — осторожно поинтересовался Тревис. Он не был уверен, куда она клонит, и не отваживался расспрашивать её более подробно, боясь обнаружить собственное невежество.

— Машина, которая управляет нашими мыслями, может действовать только на определённом расстоянии. Мы обнаружили это в первые же дни высадки, когда некоторые охотники отправились в леса и больше не вернулись. С тех пор охотники всегда выходят на охоту в сопровождении флаера, на котором есть машина. Но мы-то теперь знаем! — ладони Кайдессы сжались в кулачки. — Мы поняли, что если только удастся вырваться за пределы её действия, то нас ждёт свобода, и мы придумали план. И вот девять или десять ночей назад эти другие были чем-то взбудоражены. Они все собрались в небесной лодке у своих приборов, что-то случилось… на время все их машины уснули.

— Джагатай, Кучар, мой брат Хулагир, Менлик… — загибая пальцы, перечисляла она имена. — Они напали на табун и умчались в ночь…

— А ты?

— Я тоже должна была ехать с ними, но Алджар — моя сестра и жена Кучара… подходил её срок, и бешеная скачка могла погубить и её, и ребёнка. Я осталась. В ту ночь родился её сын, но возможность побега испарилась. Машины заработали опять. Мы могли только мечтать о воле, — она прижала кулачки к груди, а потом упёрлась в них лбом, — но машины надёжно держали нас в лагере. Мы знаем только одно, что стоит нам достичь гор, и мы найдём наших родичей, обретших свободу.

— Но ты же здесь. Как тебе удалось сбежать? — хотелось узнать Цуаю.

— Они прекрасно знали, что я бы сбежала, если бы не Алджар. Они сказали, что заставят поехать Алджар, если я сама не соглашусь привести их к брату и всем остальным. Я знала, что должна взять в свои руки меч долга и выйти на охоту вместе с ними. Я посылала мольбу духам воздуха, прося помощи, и они смилостивились надо мной… — в её глазах мелькнуло восторженное удивление. — Мы ехали по степи, в густых зарослях, и травяной шайтан атаковал вождя отрада. Его мысленный контроль ослаб, и тогда я помчалась. Лишь небеса надо мной знают, как я мчалась. Я погоняла коня беспрестанно, думая только о бегстве. Те, другие, не так хорошо знают лошадей, как мы — народ Волка.

— Когда это случилось?

— Восемь солнц назад.

Тревис произвёл мысленные подсчёты. Время поломки машин в лагере красных, похоже, совпадало с моментом катастрофы их звездолёта. Имелась ли между этими двумя событиями какая-либо связь? Вполне возможно. Вероятно, корабль апачей участвовал в какой-то схватке с их кораблями, прежде чем рухнуть с другой стороны горного хребта.

— Ты действительно знаешь, где в этих горах прячутся твои братья?

Кайдесса с горечью покачала головой.

— Знаю только, что я должна двигаться всё время на юг, и когда достигну самого высокого пика, развести на северном склоне сигнальный огонь. Но я не могу поступить так сейчас. С флаера этот огонь легко заметить. Я знаю, они идут по моему следу, я дважды видела погоню. Послушай, Фокс, я хочу попросить об одолжении — я, Кайдесса, старшая дочь хана. Я верю, что ты, как и мы, воин и отважный боец. Может быть так, что наши машины не способны управлять твоими мыслями, ибо ты никогда не попадал под их чары и в тебе не течёт наша кровь. Я прошу, если они приблизятся настолько, что смогут послать мне призыв, зов, которому я повинуюсь словно рабыня, привязанная арканом к лошади, то свяжи меня по рукам и ногам, и не отпускай ни за что на свете, несмотря на все мои просьбы и угрозы. Это буду не я, потому что я не хочу идти в неволю. Поклянись огнём, который изгоняет демонов.

То отчаяние, которое сквозило во всех её словах, заставило Тревиса поверить в её искренность. Она верила в ту опасность, о которой рассказывала, и боялась её больше, чем смерти. Права ли она насчёт его иммунитета против этого страшного зова? Тревис пока этого не знал, но проверять верность предположения девушки на собственной шкуре у него желания не было.

— Нам неизвестна клятва огня племени Голубого Волка, скво. Но я могу поклясться Тропой Молнии, — его пальцы сжались, словно стискивая священное для его племени обугленное молнией дерево. — Я клянусь этим.

Она испытующе заглянула ему в глаза и удовлетворённо кивнула.

Беглецы покинули ручей и снова направились к горам, слегка свернув, чтобы выйти на заросшее травой ложе пересохшей реки. В ночи раздалось глухое ворчание. Все замерли. Предупреждение Нагинлты было недвусмысленным — впереди ждала опасность, и нешуточная.

Свет двух лун создавал странное впечатление нереальности, сумрачные тени двигались и колыхались словно живые. Несмотря на яркие лучи, там, впереди, среди холмов и пригорков, острых скал и огромных валунов, в расселинах между скалами, могли таиться всевозможные опасности. Начиная с четвероногих хищников, охотившихся за своей добычей по ночам, и заканчивая большим военным отрядом.

Темнота шевельнулась. Мягкая шерсть Наликидью прижалась к ногам Тревиса, обратив его внимание на участок тени впереди слева. Там чернело огромное пятно мрака, где мог затаиться действительно опасный противник. Молчаливый, беззвучный контакт, установившийся между койотами и человеком, подсказал Тревису, что так оно и есть. Там, впереди, в тёмном пятне тени пряталась смертельная для них опасность.

Что бы там ни скрывалось, не находилось в засаде, оно начало проявлять нетерпение, когда вдруг жертвы перестали приближаться, получив сообщение койотов.

— Слева… за тем остроконечным каменным выступом… в тени.

— Ты видишь… — изумлённо спросил Цуай.

— Нет, но его видят мба’а.

Они держали луки и стрелы наготове, но в темноте это оружие практически не могло пригодиться, разве что зверь окажется на одном из освещённых луной участков.

— В чём дело? — выдохнула Кайдесса.

— Нас кто-то поджидает впереди.

Остановить её Тревис не успел: она сунула пальцы в рот и пронзительно свистнула. В тени что-то шевельнулось: неуверенно и настороженно.

Тревис тут же пустил стрелу, и Цуай сделал то же самое. Раздался пронзительный вопль, нарастающий и жуткий, и Тревис даже невольно поёжился. Но передёрнуло его не от самого звука, а от мысли, что там, в тени камней, мог оказаться человек.

Зверь вывалился на освещённый участок — на четырёх конечностях, серебристый, гигантских размеров. Он вздыбился на задние лапы, с отчаянием пытаясь передними сбить стрелы, засевшие в плече. Человек? Нет, но в гиганте прослеживалось нечто человеческое, от чего у всех троих озноб пробежал по коже.

Словно на медвежьей охоте койоты бросились на зверя. Нагинлта цапнул животное и тут же отскочил, когда огромная лапища с размаху попыталась поддеть его. Тут же подоспела Наликидью и принялась кидаться на зверя с другой стороны. Тот ревел, неуклюже поворачивался из стороны в сторону, забыв о стрелах и людях. Койоты явно давали возможность охотникам выстрелить ещё раз. И Тревис, испытывая необъяснимое чувство ужаса и отвращения, выстрелил с ходу, даже не целясь.

Цуай и Тревис, должно быть, выпустили в него с десяток стрел, прежде чем зверь рухнул на землю, и Нагинлта вцепился ему в глотку. Но тут же отскочил в сторону, поскольку смертельно раненый зверь ударил его лапой по голове, успев разодрать ухо. Вскоре гигант затих, и Тревис осторожно приблизился. Этот запах…

Как орнамент на куртке Кайдессы напомнил ему о чём-то земном, так и эта вонь показалась ему знакомой. Где же, когда он встречал этот запах? В его памяти он связывался с темнотой, безлунными ночами и опасностью. И внезапно он ахнул.

Те два мира, осколки исчезнувшей звёздной империи, на которых он невольно побывал два года назад. Те звери, жившие в темноте на пустынном мире, где они впервые приземлились. Да, звери, чьё происхождение им так и не удалось установить. Были ли они дегенерировавшими остатками когда-то разумных существ, или же они были животными, сродни человеку, но всё-таки животными?

Гориллообразные, владыки ночи мира пустынь. Они встретились тогда — и тоже ночью — среди руин города, бывшего последним пунктом остановки того звездолёта.

Становилось ясным лишь одно, что они являлись частью исчезнувшей цивилизации. И предположение Тревиса о важности Топаза теперь получило подтверждение. Этот мир вовсе не был пуст для давно сгинувших космических путешественников. У планеты имелось своё, особое предназначение, в противном случае это существо здесь бы не обитало.

— Шайтан! — Кайдесса скривилась от отвращения.

— Тебе он знаком? — спросил Цуай Тревиса. — Кто это?

— Не знаю, но это существо осталось после империи звёздного народа. Я уже встречал его на предыдущих двух мирах.

— Человек? — Цуай критически осмотрел тело. — Ни одежды, ни оружия, но ходит прямо. Похож на гризли, на очень большого гризли. Опасный зверь, да.

— Если они охотятся группой, как и на остальных мирах, то это действительно может быть опасно, — Тревис припомнил, как эти существа толпами атаковали их звездолёт на пустынном мире, и озабоченно огляделся. Пусть даже койоты успеют их уловить, однако они не смогут противостоять нескольким громадинам. Им лучше затаиться в каком-нибудь надёжном месте и переждать остаток ночи.

Нагинлта привёл их к нависающей скале, под которой они могли спрятаться. Подступы же к убежищу хорошо просматривались, и в случае нападения они могли легко отстреливаться стрелами. И Тревис знал, что залёгшие поодаль койоты предупредят людей задолго до появления этих существ. Втроём они забрались под скалу, прижавшись друг к другу. Они прислушивались к тихим звукам ночных гор и всякий раз вздрагивали, когда слышался шорох, писк, треск или ворчание. Но мало помалу они начали расслабляться, привыкая к тишине.

— Не стоит тратить драгоценное время. Мы все устали, пусть двое спят, а один сторожит. Утром предстоит долгий переход.

Апачи сторожили по очереди, а монголка, сначала попытавшись протестовать, потом свернулась в клубок прямо на земле и уснула.

В предрассветный час дежурить выпало Тревису. Он уселся поудобней, скрестив ноги и прислонившись спиной к скале, и принялся размышлять о ночном звере-гиганте, когтей которого им довелось избежать. Две предыдущие встречи с этими существами произошли в древних руинах империи. Не имелось ли и здесь неподалёку каких-нибудь руин? Ему страстно захотелось удостовериться в этом наверняка. С другой стороны, существовала проблема монгольского поселения. Он нисколько не сомневался, что стоит красным заподозрить существование лагеря апачей, как они приложат все усилия, чтобы уничтожить или хотя бы пленить американцев. Следовало предупредить своих как можно быстрее.

Девушка зашевелилась, просыпаясь, и медленно приподняла голову. Он мельком взглянул на неё и уже стал отворачиваться, когда неожиданно для самого себя заметил в ней нечто странное. Глаза Кайдессы, совершенно лишённые мысли, невидяще смотрели в одну точку прямо перед собой. Затем она поднялась и словно лунатик, медленными шажками двинулась прочь от убежища.

— Что?.. — это пробудился Цуай.

Однако Тревис уже действовал. Он подбежал к Кайдессе и схватил её за плечо.

— В чём дело? Куда ты идёшь?

Она не ответила. Похоже, она вообще не слышала его. Апач схватил её за руку, но девушка с силой вырвалась. Он поймал её запястья. Кайдесса вроде бы перестала сопротивляться, но то и дело порывалась идти дальше, пытаясь высвободить руки.

Мозговой контроль! Он припомнил отчаяние в её голосе, когда она просила помощи, и свою клятву. Индеец подставил девушке подножку и бережно уложил её на землю, продолжая держать за запястья. Она всё ещё пыталась высвободиться, но делала это как-то пассивно и молча, словно даже и не замечая самого Тревиса, который как бы был всего лишь досадной помехой, которую необходимо преодолеть.

Глава седьмая

— Что случилось? — Цуай лёгким прыжком вскочил на ноги и оказался рядом с Тревисом, удерживавшим бьющуюся девушку.

— Похоже, что машина, о которой она упоминала, держит в плену её волю, — выдохнул Тревис, прикладывая все силы, чтобы удержать её. — Её невидимый зов тянет Кайдессу, словно телёнка на аркане.

Оба койота поднялись и с любопытством наблюдали за странной сценой. Однако по их спокойному поведению Тревис понял, что поблизости никого нет. Что бы ни захватило душу Кайдессы в плен, койотов это не затронуло. Апачи тоже ничего не чувствовали. Так что, возможно, излучение действовало только на народ Кайдессы, как она и думала. Далеко ли машина? Не должна быть слишком близко, иначе койоты почувствовали бы что-то неладное.

— Такой мы не можем взять её с собой, — заговорил Цуай. — Разве что связать и понести на себе. Она принадлежит их клану. Так почему бы не отпустить её, или, может, ты опасаешься, что она может всё разболтать? — при этих словах его рука легла на рукоять ножа на поясе. Тревис прекрасно понимал, что движет юношей. В давние времена пленника, способного принести неприятности, кончали без лишних разговоров. В Цуае эта память была жива.

Тревис отрицательно покачал головой.

— Не забывай, в горах прячутся её родичи. Мы добьёмся того, что за нами начнут охотиться сразу две волчьи стаи, — весомо произнёс Тревис, стараясь обратиться непосредственно к инстинкту самосохранения и здравому смыслу юноши. — Но ты прав в одном — раз она так откликнулась на зов, то мы не сможем заставить её идти с нами. Ты пойдёшь обратно один, расскажешь Осторожному Оленю обо всём, что мы видели, и пусть он примет меры предосторожности против этих беглецов-монголов и красных.

— А ты?

— Я попытаюсь найти, где прячутся беглецы и узнать всё, что возможно. Нам могут понадобиться союзники…

— Союзники? — Цуай презрительно сплюнул. — Апачам не нужны союзники. Мы и сами способны защитить свою землю, как в этом уже давно убедились на своих скальпах пинда-лик-о-йи.

— Луки и стрелы против ружей и машин? — ядовито поинтересовался Тревис. — Я слышу речь не воина, но юнца. Настоящий воин не хвастает. Он прежде всё разузнает, и лишь потом станет говорить. Сообщи Осторожному Оленю обо всём, с чем мы встретились. И скажи, что я вернусь, — Тревис произвёл быстрый подсчёт в уме, — через десять солнц. Если меня не будет, не ищите. Клан слишком мал, чтобы рисковать многими жизнями ради одной.

— А если эти красные захватят тебя?..

Тревис как-то неприятно оскалился.

— Они ничего от меня не добьются! Или ты думаешь, их машины способны уловить мысли мертвеца?

Конечно, он вовсе не считал, что его будущее оборвётся так внезапно. Но и лёгкой добычей для красных быть не хотел.

Цуай отобрал свою долю припасов и отказался от сопровождения койотов. Несмотря на всю любовь к животным и лёгкое с ними обращение, он испытывал мало симпатии к умным койотам, немногим больше, чем Деклай со своими союзниками. Не оглядываясь, Цуай двинулся по тропе, ведущей к перевалу. Рассвет уже занимался над вершинами гор, и первые солнечные лучи осветили скалистые склоны, наполняя воздух светом и теплом.

Тревис присел рядом с Кайдессой. Он привязал её крепко-накрепко к небольшому деревцу, и девушка всё это время рвалась и бессмысленно мотала головой из стороны в сторону. Как видно, зов машин не прекращался ни на минуту, и Тревис чувствовал, что пройдёт ещё некоторое время, и она окончательно выбьется из сил.

Прошло не меньше часа, Кайдесса постепенно слабела, пока, наконец, не сползла, тихонько подёргиваясь. Тревис размахнулся и ловким, опытным приёмом ударил её по сонной артерии. Девушка затихла. Он развязал её и бережно положил на траву. Теперь всё зависело от того, какую дальность действия имела эта дьявольская машина. Из поведения койотов он заключил, что люди, использовавшие эту машину, приблизиться не пытались. Возможно, они даже не знали, где находится их жертва: раскинули где-нибудь лагерь, включили машину и ждут, когда жертва сама придёт на их зов под воздействием мозгового контроля.

Тревис прикинул, что если бы ему удалось перенести Кайдессу подальше в горы, то рано или поздно они окажутся вне пределов досягаемости излучения, и когда она придёт в сознание, то опять станет свободна.

Девушка оказалась отнюдь не лёгонькая, однако, будучи привычным, Тревис рывком поднял её себе на спину и, сгорбившись, двинулся по тропе. Койоты тут же умчались вперёд.

Тревис быстро обнаружил, что поставил себе непосильную задачу. Неровная тропа и тяжесть девушки заставляли его тащиться словно черепаха. Но по крайней мере, у него было время обдумать свои дальнейшие шаги.

До тех пор, пока красные господствуют на этой стороне гор, его клан будет в опасности. Луки и ножи против винтовок. Это лишь вопрос времени: красные так или иначе всё равно обнаружат поселение апачей, то ли естественным путем, в ходе исследования планеты, то ли в поисках собственных беглецов.

Апачи могли бы отойти дальше на юг, оттянув таким образом возможность обнаружения, но это лишь отсрочит неизбежную конфронтацию. И к тому же, сумеет ли ещё Тревис заставить клан поверить ему. Это тоже представляло проблему, и немалую.

С другой стороны, если бы имелась возможность хоть как-то противостоять этим надсмотрщикам с Небесной Лодки… Тревис неожиданно почувствовал, что эта мысль нашла отклик в его душе. Он мысленно уцепился за неё и принялся крутить на все лады, прикидывая и так, и эдак, как Нагинлта теребит добычу. Врождённая осторожность протестовала против такого подхода, ведь в лучшем случае успех балансировал на грани между невероятностью и невозможностью. Но слишком уж сильно его привлекали такие мысли.

Девушка на спине чуть пошевелилась и застонала. Тревис ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до скального выступа, сильно обветрившегося под воздействием ветров и дождей. За ним можно было надёжно укрыться от возможного наблюдения снизу. Совсем запыхавшись, он вовремя успел добежать до валунов, опустил девушку на землю и, присев, принялся ждать.

Кайдесса снова застонала и поднесла руку ко лбу. Глаза её всё ещё оставались полуоткрытыми, и Тревис не мог определить, то ли она пришла в сознание, то ли нет.

— Кайдесса, — позвал он мягко.

Веки приподнялись, и теперь он был уверен, что она наконец пришла в себя. Однако в её взгляде он прочитал удивление и испуг. Она явно его не узнавала.

— Дочь Волка! — негромко, но повелительно проговорил он. — Попытайся вспомнить!

Она нахмурилась, лицо скривилось от напряжения, едва слышно она прошептала:

— Ты… Фокс.

Тревис облегчённо хмыкнул и его тревога улеглась. Значит, она всё-таки помнила кое-что.

— Верно, — кивнул он довольно.

Но она уже, почти не обращая внимания на него, озадаченно оглядывалась по сторонам.

— Где?..

— Мы поднялись выше в горы.

Удивление уступило место панике.

— Как я здесь оказалась?

— Я тебя перенёс, — вкратце он обрисовал события, что произошли на рассвете.

Ладонь со лба скользнула к губам, она закусила зубами пальцы, и в округлившихся серых глазах мелькнули страх и отчаяние.

— Теперь ты свободна… — сказал Тревис полувопросительно.

Кайдесса кивнула и отняла руку ото рта.

— Ты унёс меня от охотников. Они над тобой не властны.

— Я ничего не слышал.

— Это не слух, это надо чувствовать, — её всю передёрнуло. — Пожалуйста, — рука её вцепилась в подвернувшийся камень, и она тяжело поднялась. — Пошли… пошли скорее! Они попытаются снова…

— Послушай, — решил до конца уяснить для себя Тревис одно обстоятельство, — могут ли они как-нибудь определить, что ты снова сбежала?

Кайдесса отрицательно покачала головой. В глазах застыли паника и ужас.

— Что ж, тогда нам придётся просто идти, — Тревис обвёл взглядом холмы, поросшие лесом. — И попытаемся удержаться вне пределов их досягаемости.

«И подальше от перевала», — добавил он про себя. Рисковать безопасностью племени и вести врага к перевалу он не мог. Поэтому ему придётся направиться на запад или где-нибудь затаиться, пока они окончательно не убедятся, что Кайдесса вышла из-под влияния этой машины. Он прикинул, что шансы повстречаться с её родичами, либо натолкнуться на гориллообразных существ были примерно равны. Им нужна была вода и пища, а у Тревиса осталось всего с полдюжины концентратов. По крайней мере, в поисках воды можно было положиться на койотов.

— Идём, — Тревис поманил Кайдессу и жестом пропустил её вперёд. Она начала быстро взбираться по склону. Тревис последовал за ней, внимательно следя за девушкой. Он не хотел упустить момента, если зов машины вновь захватит её.

Однако, поднимаясь всё выше и выше в горы, Тревис начинал чувствовать, что утренний марш-бросок с Кайдессой на спине не прошёл для него бесследно. Он стал слишком быстро уставать, дыхание сбивалось, ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы дать себе немного отдохнуть. Он заметил, что отстаёт от девушки, которая уходила всё дальше, не дожидаясь его. К тому же койоты, убежавшие далеко вперёд, временами возвращались и с недоумением смотрели на него, словно не понимая: чего это он так медленно плетётся. Но терпения ожидать Тревиса им не хватало, и они снова убегали дальше по тропинке, разведывая путь.

Преодолевая наваливавшуюся усталость и тяжесть во всём теле, Тревис осознавал, что койоты чем-то взбудоражены и выказывают явную настороженность. Но все попытки мысленно связаться с ними и получить какую-либо информацию ни к чему не привели. Они то ли не могли, то ли не хотели ничего сообщать ему. Поэтому Тревису ко всей своей усталости приходилось ещё и постоянно быть начеку, испытывая тревогу за свою безопасность.

Они уже несколько минут как взбирались вверх по крутой тропинке, ведущей мимо нагромождения валунов, когда вдруг он осознал, что во всём этом окружении есть что-то неестественное. Конечно, эта расселина в складках горы могла быть и природным образованием, но только сейчас Тревис заметил то, что уже несколько минут назад насторожило его инстинкт воина и охотника. Местами склоны и дно расселины были выровнены и приглажены. Сомнений быть не могло — они шли по искусственной дороге.

Тревис в несколько шагов догнал Кайдессу и придержал её за плечо. Неизвестно почему, но Тревису не хотелось сейчас говорить, вероятно ощущение опасности в нём было слишком сильно. Кайдесса удивлённо обернулась и ещё больше изумилась, когда Тревис неожиданно опустился на корточки и провёл ладонью по видимым бороздам, проведённым неизвестным инструментом по краям дороги. Древняя дорога! Она вела куда-то, но куда? Если кто-то пошёл на такие затраты, то дорога должна привести их к чему-то важному. Неужели ему удастся совершить открытие? У Тревиса заколотилось сердце, во рту от волнения пересохло. Он почувствовал, что именно эта тайна влекла его в горы всё это время с момента посадки. У него мелькнула мысль, что сейчас, быть может, он находится в каком-нибудь шаге от разгадки тайны этой древней планеты.

— Ты чего? — Кайдесса присела рядом, непонимающе оглядывая стены прохода перед ней.

— Это было высечено человеком, и очень давно, — зашептал Тревис и сам себе удивился. Со времён строительства этой дороги миновали тысячелетия. Кто его мог теперь слышать?..

Кайдесса тревожно заозиралась, поддаваясь настроению Тревиса.

— Кто они? — её голос тоже упал до шёпота.

— Послушай, — Тревис развернул её к себе, — твой народ или красные, они нашли здесь что-нибудь? Древние руины, скажем?

— Нет, — Кайдесса машинально принялась водить пальцем по земле. — Но мне помнится, они что-то искали. Ещё до того, как они обнаружили, что мы способны освободиться от действия машин, они рассылали охотничьи группы в разные стороны. Когда охотники возвращались, их всегда расспрашивали, что они видели на своём пути. Неужели они искали старые руины? Но какая польза от нагромождения битых камней?

— От самих по себе камней никакой. Разве что знания о людях, которые в древние времена строили города. Но вот то, что можно найти среди камней — это ценно, очень ценно.

— Откуда ты знаешь, что можно найти среди них, Фокс? — удивлённо спросила Кайдесса.

— Да потому что мне доводилось видеть дома звёздного народа, — рассеянно заметил он.

Для него эти неприметные борозды на склоне дороги значили много. Он должен, он просто обязан пройти по ней и выяснить всё до конца.

— Ну давай, посмотрим сначала, куда этот путь нас заведёт.

Не полагаясь на телепатическую связь, Тревис сунул пальцы в рот и четырежды свистнул условным сигналом, изображая призыв маленького пушистого существа — обитателя холмов. И через несколько секунд два коричневых койота вынырнули откуда-то из-за валунов и выжидающе уставились на человека. Тревис сосредоточенно, переводя взгляд с одного животного на другого, попытался мысленно передать им свою просьбу.

Впереди могли лежать руины. Во всяком случае, он искренне надеялся, что это так. Но по своему опыту он уже знал, что любые руины могут оказаться опасной ловушкой для людей. И если в них вдруг обнаружатся гориллообразные, койоты должны были предупредить его.

Словно по команде койоты развернулись и опрометью бросились прочь, скрывшись за изгибом дороги. Кайдесса и Тревис неторопливо поднялись и направились за ними.

Ещё издали до них донёсся шум падающей воды, и когда беглецы завернули за небольшую скалу, перед ними открылся прекрасный вид небольшого, но очень высокого водопада. Вздымались брызги, словно беловатый туман висел над дорогой. Стало свежо и прохладно. Жаркие лучи солнца искрились в миллиардах водяных бисеринок, висевших в воздухе, создавая радужный полукруг. Тревис залюбовался этим великолепным зрелищем, но неожиданно почувствовал в открывшейся перед ними картине что-то странное и непривычное. Он даже не сразу понял, что в отличие от земных радуг, золотистое небо Топаза поглощало жёлтые и оранжевые тона. Тревис невольно глянул на Кайдессу, которая с удовольствием подставила ладони под падающие капли, воздев руки словно языческая жрица. И когда кожа покрылась мелкими блестящими капельками, она прижала ладони к лицу и довольно рассмеялась.

Водянистый туман увлажнил камни, которые теперь скользили под ногами. Тревис отстранил Кайдессу подальше от края провала к стене скалы, боясь, как бы она не упала. Насколько он мог судить, дорога проходила под навесом водопада и выходила на другую сторону реки. Однако под самой скалой тропинка была слишком узка и ненадёжна, мокрые камни предательски скользили, поэтому им пришлось двигаться осторожно, шаг за шагом, прижавшись к скале спиной. Когда же они наконец миновали опасное место, то снова окунулись в радугу и водянистый мерцающий туман.

То ли природа, то ли древний зодчий тому виной, но чуть в стороне от водопада обнаружилась небольшая впадина, заполненная кристально-чистой водой. Тревис с удовольствием напился, так что даже зубы заломило. Он наполнил флягу, а Кайдесса принялась умываться.

Она подняла к нему блестящее от капелек воды лицо и что-то проговорила, но Тревис ничего не расслышал за шумом водопада. Тогда она коснулась губами самого его уха и прокричала:

— Здесь место духов. Чувствуешь их силу, Фокс?

Какое-то мгновение он действительно что-то ощущал.

Это был гигантский водопой, нескончаемый поток бурлящей, чистейшей воды с гор. И для него, сына апачей, рождённого в пустыне, это был дар духов, который невозможно было воспринимать как само собой разумеющееся. А лишь как удачу, ниспосланную путнику. Радуга… священный знак народа духов… В памяти Тревиса ожили старые легенды.

— Я чувствую, — торжественно сказал он и кивнул, словно подтверждая собственные слова.

Они двинулись дальше по высеченной в склоне дороге пока не наткнулись на осыпь, перегородившую путь. Тревис быстро взобрался по осыпи, таща за собой Кайдессу. Она неловко оступилась, упала и ободрала руки. Перевалив через осыпь, они стали спускаться. Из-под ног покатились камешки, поднялась пыль, оседая на лицах. Когда же они миновали это неожиданное препятствие, и Тревис глянул вперёд, то увидел небольшой участок ровной дороги, за которым начиналась лестница. Он подошёл к ней и внимательно осмотрел. Полуразвалившиеся, древние ступени лестницы имели странную, скошенную форму, словно она строились не для земных ног. Эта мысль и скользнула у Тревиса, когда он начал неуверенно по ним спускаться. Идти было весьма неудобно, ноги готовы были соскользнуть в любой момент, поэтому они с Кайдессой ступали очень осторожно, держась за стены.

Лестница привела их к каменной арке, явно высеченной древними мастерами, открывающей вход в туннель. Тревису даже показалось, что он видит какое-то странное, иссечённое дождями и ветрами, изображение. Но толком разглядеть его он так и не смог.

Проход вскоре вывел их к долине, и отсюда, с высоты горы, золотистый туман, клубившийся над горизонтом, скрывал пейзаж словно полупрозрачным покрывалом. Но сквозь него проступали неясные очертания каких-то строений. Наконец-то Тревис нашёл то, что искал. Однако в отличие от древних руин на других планетах, этот город остался почти нетронутым.

Туман накатывался медленными волнами, то обнажая башни, то снова скрывая их от постороннего глаза. В какую-то минуту Тревис разглядел круглые окна, размещённые словно по углам ромбов на каждой стороне зданий. Но он так же заметил, что никаких трещин в каменных кладках не было, никакой растительности, никакой травы. Ничего того, что могло бы подсказать возраст этого города. К тому же архитектура сооружений разительно отличалась от того, что ему доводилось видеть на всех других планетах.

Тревис ступил на ровную, ведущую к башням дорогу, выложенную зелёными и жёлтыми плитами в шахматном порядке. Эти плиты, к их удивлению, оказались совершенно нетронутыми временем. Только в одном или двух местах ветром нанесло песок.

Башни и облицовка площадей были выстроены из того же зелёного камня, что и плиты дороги. Он чем-то напомнил Тревису нефрит, если вообще нефрит можно добывать в таких количествах, чтобы строить из него огромные здания. Наликидью последовала за ними, и Тревис ясно слышал постукивание её коготков о плиты. Казалось, в этом городе стояла невероятная тишина, словно сам воздух приглушал и поглощал любой звук. Ветер, сопровождавший их весь день, остался там, в горах, за расселиной.

Однако здесь присутствовала жизнь, во всяком случае, Наликидью сообщила об этом своей привычной манерой. Но койоты ещё и сами не знали, как отнестись к этой форме жизни. В них боролись настороженность и любопытство. Самка, прищурившись, задрала морду и пристально уставилась на одну из башен. Тревис и сам почувствовал чьё-то присутствие, когда его взгляд скользнул по круглым окнам.

Они располагались довольно высоко над землей, и как ни вглядывался Тревис, он никак не мог найти входа в башню. У Тревиса мелькнула мысль: не стоит ли ему поближе подойти к башне и внимательно осмотреть её со всех сторон в поисках входа. Низкий слоистый туман и сообщение Наликидью вызвали в нём неприятные подозрения. Здесь, на этом открытом месте, посреди дороги, он мог оказаться отличной мишенью для кого-то или чего-то скрывающегося там, внутри башни.

Тишину неожиданно прорезал гулкий звук. Тревис от неожиданности вздрогнул, и уже через секунду нож очутился у него в руке.

Двойной дуплет… громыхание… покатилось нарастающее эхо.

Кайдесса запрокинула голову и позвала. Её клич взмыл вверх, словно отталкиваясь от стен долины. Потом она пронзительно свистнула тем самым свистом, которым она вызвала гориллоподобное существо, и ухватила Тревиса за рукав, сияя от радости.

— Мои сородичи. Идём, это мои братья.

Она потянула его, а потом бросилась бежать без всякой опаски огибая основание ближайшей башни. Тревис последовал за ней, боясь потерять её в густом тумане.

За тремя башнями вновь открылась площадь. В этот момент туман чуть рассеялся, и они увидели вторую арку ярдах в двухстах впереди. Непрекращающееся громыхание, казалось, словно магнитом притягивало к себе Кайдессу. И Тревису ничего не оставалось делать, как следовать за ней.

Койоты, не отставая, бежали за ним ленивой трусцой.

Глава восьмая

Они прорвались сквозь последнюю завесу тумана в дикое переплетение травы и кустов. Койоты возбуждённо взлаяли, но было уже поздно. Откуда-то сверху на Тревиса свалилась широкая петля аркана, сшибла индейца с ног и потащила за пустившейся в галоп лошадью.

Койот припал к земле и метнулся прямо на лошадь, стараясь вцепиться в неё зубами. Тревис забарахтался в петле, пытаясь встать, в то время как лошадь вскинулась на дыбы и, не обращая внимания на пытавшегося сладить с ней всадника, заржала, отбиваясь от койота. Сквозь всю эту суматоху, Тревис ясно услышал дикий, пронзительный крик Кайдессы. Но что она кричала, он понять не мог.

Тревис привстал на колени и, кашляя от попавшей в горло поднявшейся пыли, попытался напрячь мускулы и скинуть с себя аркан. Койоты метались вокруг Тревиса, нападая на лошадей и не давая им возможности успокоиться. Всадники, едва держась в сёдлах, так и не смогли воспользоваться арканами и ножами.

Кайдесса, протиснувшись между лошадьми, подбежала к Тревису и расслабила петлю. Ему наконец удалось как следует вдохнуть воздуха. Она не переставала кричать, и хотя Тревис не понимал ни слова, он догадался, что она кроет своих родичей на чём свет стоит.

Тревис поднялся на ноги как раз в тот момент, когда всадник, поймавший его арканом, наконец сумел справиться с лошадью, успокоил её и спешился. Он подошёл к ним, держа в руках конец аркана.

Монгол был дюйма на два ниже Тревиса, с моложавым лицом, хотя с верхней губы свисали длинные, тонкие усы. Штаны были заправлены в высокие сапоги красной кожи, а куртка расшита красочным рисунком, наподобие того, что был у Кайдессы. Несмотря на жару, голову покрывала меховая шапка, тоже разукрашенная ало-золотым орнаментом.

Не отпуская аркана, он подошёл к Кайдессе, оглядел её с ног до головы и потом задал вопрос. Она нетерпеливо дёрнула за аркан у него в руках, койоты заворчали, однако апач понял, что они больше не считали опасность непосредственной.

— Это мой брат Хулагир, — бросила Кайдесса через плечо. — Ему неизвестна твоя речь.

Хулагир не только не понимал. У него к тому же кончилось терпение. Он вдруг дёрнул за аркан с такой силой, что Тревис чуть было не полетел кубарем. Кайдесса же, вцепившись в верёвку, принялась тянуть её на себя, кляня при этом брата. Услышав перебранку, приблизились и остальные всадники и теперь наблюдали за странной сценой.

Благодаря попыткам Кайдессы перетянуть канат, Тревису удалось расправить плечи и ослабить петлю. Не пытаясь освободиться, он стоял и внимательно оглядывал подъехавших всадников. Их было пятеро, не считая Хула-гира. Поджарые мужчины, с обветренными лицами, узкоглазые, обносившаяся одежда у троих была залатана кусочками кожи. Помимо изогнутых мечей они имели на вооружении по два лука на каждого — длинный и короткий. У одного из всадников была пика, из-под наконечника которой свисали длинные пряди волос. Тревис оценил в них опытных воинов, но пришёл к выводу, что в равном бою апач не только может сразиться с монголом, но и легко победить.

Апачи никогда не относились к безрассудным воинам, подобно шайенам, сиу или команчам. Превыше всего апачами ценилась воинская мудрость, они всегда оценивали шансы за и против, широко пользовались засадами, ловушками и характером местности в качестве нападения и защиты. Пятнадцать умелых воинов апачей во главе с вождем Геронимом в течение целого года гоняли по полям пять тысяч мексиканских и американских солдат.

Тревис смутно помнил рассказы о Чингисхане, его блистательных генералах, которые прошли через всю Азию до Европы, не проиграв ни единого боя. Но то была война, питаемая неистощимыми людскими резервами безбрежных степей. И он сомневался, что даже это людское море могло бы затопить пустыни Аризоны, заселённые независимыми племенами индейцев, возглавляемые такими вождями как Викторио, или Магнусом Колорадо. Правда, бледнолицым удалось это сделать — благодаря превосходству в оружии и неумолимому бегу времени. Но лук против лука, нож против меча, хитрость против хитрости — вполне можно было бы потягаться…

Хулагир гневно отбросил аркан, а Кайдесса торжествующе повернулась к Тревису, расслабила петлю и бросила её на землю. Апач упругим шагом прошёл меж двух всадников и подобрал обронённый лук. Койоты последовали за ним, и когда Тревис повернулся лицом к монголам, звери, прижимаясь к его ногам, принялись теснить его назад, к арке.

Монголы развернули лошадей и теперь тоже смотрели на Тревиса, глядя сверху вниз с совершенно невозмутимым видом. На их раскосых лицах нельзя было прочесть никаких чувств.

Мужчина с пикой поигрывал оружием, как видно, размышляя: а не проткнуть ли этого чужака. Но тут к Тревису пробилась Кайдесса, за пояс таща за собой Хула-гира.

— Я рассказала, что произошло между нами. И объяснила, что ты — враг наших врагов. Будет замечательно, если вы все сядете вокруг костра и поговорите по душам.

Вдали опять раздался приглушённый грохот барабана.

— Ты согласен? — полуутвердительно спросила она.

Тревис оглянулся. Он, наверное, мог бы успеть добраться до густого золотистого тумана, который теперь покрывал зеленоватые каменные башни города сплошной пеленой. Но апач подумал, что если только его клану и монголам удастся заключить перемирие, то единственной реальной опасностью останутся красные. Земная история убедительно доказывала, что война на два фронта чаще всего оканчивается плачевно.

— Я согласен, но я понесу это, — он потряс луком, чтобы Хулагир мог понять значение его слов. — И никаких арканов.

Сматывая верёвку, Хулагир медленно перевёл взгляд с лука на Тревиса и затем, поняв слова, неохотно кивнул.

По приказанию Хулагира к Тревису подъехал мужчина с пикой. Он оттянул ногу в стремени и подал апачу руку, приглашая его на коня. Тревис в одно мгновение уселся за спиной монгола, Хулагир залез на своего коня, а Кайдесса села позади брата.

Они поскакали. Тревис оглянулся и с удивлением увидел, что койоты, которые так и стояли у арки, даже не двинулись с места. Апач махнул им рукой и свистнул. Те не шелохнулись, провожая взглядами удаляющуюся группу всадников. Потом, так и не ответив на его призыв, они развернулись и исчезли в золотистом тумане. На какое-то мгновение Тревису страстно захотелось спрыгнуть с лошади и побежать вслед за ними. И это желание поразило его. Он даже не предполагал, что может настолько привязаться к койотам и зависеть от них. Ведь Тревис считал, что он не относится к людям, которые подчиняют свои желания и поступки мба’а, сколь бы разумными они не казались. Мир был уделом людей, и койотам в нём не было места.

Через полчаса Тревис сидел в лагере монголов. Он насчитал пятнадцать мужчин, с полдюжины женщин и двух детей. На взгорке, рядом с их юртами, не так уж отличающимися от типи клана Тревиса, покоился примитивный барабан — огромная шкура, натянутая на выдолбленный ствол. Рядом сидел длинный тощий монгол в конусообразной шапке и красном балахоне с веревочным поясом, с которого свисали крошечные черепа животных, отполированные куски камня и резного дерева.

Именно его усилиями рокочущий гул прокатывался по всей округе, напоминая взрывы. Были ли это какие-то сигналы, или просто ритуал, Тревис не был уверен, хотя и догадывался, что барабанщик был, по всей видимости, шаманом, а значит, обладал немалой властью среди монголов. Обычно им приписывалась способность предсказывать будущее, а также связь с духами в старые времена великих орд.

Тревис попытался оценить эту небольшую группу. Все они, как и апачи, были молодыми и здоровыми. К тому же он заметил, что Хулагир занимает в племени определённое положение, возможно, даже считается вождём.

После того, как отгремело последнее эхо, шаман спрятал палочки и спустился к костру в центре лагеря. Он оказался несколько выше, чем его соплеменники и худ до невозможности. Его вытянутое, худое лицо было тщательно выбрито, а от природы изогнутые брови придавали ему странное выражение, словно он на всё в жизни смотрел скептически. Позвякивая своей шаманской коллекцией на поясе, он приблизился к Тревису и принялся внимательно рассматривать апача.

Тревис принял вызов, выдерживая дуэль молчания. В упор взглянув в прищуренные, зелёные глаза, он понял, что если Хулагир и был вождём, то этот шаман, в качестве советника, не уступал ему ни в мужестве, ни в храбрости, ни в уме.

— Это Менлик, — Кайдесса сидела вместе с другими женщинами вдали от костра, однако Тревис отчётливо расслышал её комментарий.

Хулагир что-то недовольно проворчал на сестру, но это не произвело на неё никакого впечатления. Она только ответила ему что-то задиристым тоном. Но стоило шаману поднять руку, как они тут же прекратили свару.

— Ты — кто? — подобно Кайдессе, Менлик говорил по-английски с сильным акцентом.

— Тревис Фокс из племени апачей.

— Апачей, — медленно, в раздумии повторил шаман. — Значит, ты с запада. Американского запада.

— Ты много знаешь, человек, говорящий с духами.

— Вспомнилось. Временами приходят воспоминания, — вскользь рассеянно заметил Менлик. — И как же апач нашёл свою дорогу среди звёзд?

— Так же, как и Менлик со своим народом, — высказался Тревис. — Вас послали заселить эту планету, так же и нас.

— И много вас? — быстро спросил Менлик.

— А разве орда здесь малочисленна? Разве для заселения целого мира достаточно послать одного, трёх, десять человек? — отпарировал Тревис. — Вы владеете севером, мы же — югом.

— И на них не действует машина! — воскликнула Кайдесса поодаль. — Они свободны!

Менлик посмотрел на девушку и сдвинул брови.

— Женщина, не вмешивайся вдела мужчин. Держи свой болтливый язык за зубами.

Кайдесса вскочила и, сердито топнув, подбоченилась.

— Я — дочь Голубого Волка. Мы все здесь воины — и мужчины, и женщины. И так будет всегда, до тех пор, пока орда не станет свободно кочевать по пастбищам огромных равнин. Эти апачи завоевали свою свободу. Пора бы наконец понять это и хотя бы попытаться узнать: как же им это удалось.

Выражение лица Менлика не изменилось. Он только прикрыл глаза, когда по монголам пробежал одобрительный шепоток. Многие понимали английский достаточно хорошо, чтобы перевести сказанное Кайдессой для остальных. Тревис удивился. У него мелькнула мысль, что все эти люди, теперь ведущие полудикий образ жизни, когда-то были весьма образованными в европейском понимании этого слова. Они даже владели языком народа, который считался основным их врагом.

— Так значит, вы кочуете к югу от гор? — продолжил свои вопросы шаман.

— Да, это так.

— Тогда как же ты оказался здесь?

Тревис равнодушно пожал плечами:

— Затем, зачем любой другой человек стремится путешествовать. Ведь в нас заложено желание увидеть, что может лежать по ту сторону…

— …или провести разведку перед выступлением воинов, — отрезал Менлик. — Между твоими правителями и моими мира нет. Вы хотите забрать наши пастбища и стада сейчас, или только думаете об этом?

Тревис ответил не сразу. Он обвёл презрительным взглядом собравшихся вокруг, изобразив на своём лице демонстративную усмешку.

— И это твоя орда, шаман? Пятнадцать воинов? Должно быть, многое переменилось со времён Темучина, если вы скатились до такого.

— Да что ты можешь знать о Темучине, ты, человек без предков, безродная собака с запада!..

— Что я знаю о Темучине? Он был вождём воинов, а не баб. И стал великим Чингисханом, повелителем Востока. Но и у апачей тоже были свои вожди, кочевник бесплодных степей. А я был среди тех, кто вихрем пронёсся сквозь две нации вместе с Викторио, который рассеивал противника, как ветер развеивает пыль на дороге.

— Ты горазд болтать, апач… — в голосе шамана уже явно прозвучала угроза.

— Я говорю как воин, шаман. Или ты настолько привык разговаривать с духами, что уже позабыл, как разговаривают с мужчинами?

Тревис понимал, что своим ответом он раздражает шамана и вызывает в нём гнев, но в то же время он надеялся, что правильно оценил характер и темперамент этого народа. Отвечать им смело и открыто — единственный способ произвести на них должное впечатление. Они не станут вести переговоры со слабыми и малодушными, а Тревис, настолько сам мог судить, и так уже во многом проигрывал в их глазах. У него не было лошади и сопровождения, к тому же всё его оружие составляли нож и лук со стрелами. Он также понимал, что монголы, только недавно освободившиеся от мысленного подчинения машинам и захватившие эту землю, пытались самоутвердиться, и потому весьма подозрительно относились ко всему, что выходило за рамки обыденного. Они ревностно охраняли покой своей земли, а он вторгся к ним в лагерь и находился теперь среди них один, фактически беззащитный. Именно поэтому Тревис видел единственный выход из создавшегося сложного положения — утвердиться среди них как равный среди равных, а затем постараться убедить их, что апачам и монголам имеет смысл заключить союз против красных, которые контролировали лагерь среди северных прерий.

Менлик снял с пояса какую-то резную палочку и принялся размахивать ею перед носом Тревиса, что-то бормоча про себя. Его это озадачило. Не могло ли так получиться, что шаман слишком сильно углубился в собственное прошлое и теперь искренне верил в своё сверхъестественное могущество? Или же всё это предпринималось лишь для того, чтобы произвести впечатление на внимательно наблюдающую аудиторию.

— Ты что, призываешь на помощь своих духов, Менлик? Так знай же, апачи дружат с га-н, духами не менее могущественными. Спроси Кайдессу, кто охотился с Фоксом среди равнин?

Как это ни странно, слова Тревиса подействовали отрезвляюще. Менлик прекратил махать палочкой и повернулся к Кайдессе.

— Он охотится с волками, которые думают как люди, — охотно пояснила Кайдесса то, о чём шаман не мог спросить в открытую. — Они всегда уходили вперёд и предупреждали о малейшей опасности. Они не духи, а реальные существа из плоти и крови.

— Любой способен научить собаку разным трюкам, — сердито сплюнул Менлик.

— А что, разве простой пёс может повиноваться командам, которые не произносятся вслух? — задорно парировала Кайдесса. — Эти коричневые волки появляются и садятся, смотрят прямо в глаза. И тогда он знает, что кроется в их мыслях, а они знают, чего он хочет от них. Наши сторожевые псы такого не умеют.

По лагерю снова прошелестел говорок. Менлик поморщился и повесил палку обратно на пояс.

— Если ты человек власти, такого могущества, — проговорил он медленно и с расстановкой, — тогда ты можешь в одиночку отправиться туда, где можно разговаривать с духами, — в горы.

Менлик обернулся и что-то бросил через плечо на своём языке. Одна из женщин поднялась и нырнула в юрту, а через несколько секунд появилась снова, неся в руках полный бурдюк и чашу, вырезанную из рога. Кайдесса приняла рог и подставила его под льющуюся из бурдюка белую жидкость. Затем она с поклоном преподнесла чашу Менлику, который, что-то скороговоркой проговорив, закрутился вокруг самого себя, опытными движениями проливая по капле на землю. Затем он сделал глоток и передал рог Тревису.

Апач почувствовал тот же самый кисловатый запах, как и у мешка, который они нашли, когда преследовали Кайдессу. Откуда-то неожиданно всплыло воспоминание, и он понял, что ему дали — кумыс, забродившее молоко кобылиц, бывшее и вином, и водой степей.

Он заставил себя отпить. С непривычки кумыс показался ему просто отвратительным, и он тут же передал рог обратно Менлику. Шаман опустошил чашу одним глотком и церемония на этом закончилась. Он жестом подозвал Тревиса к огню, ткнув рукой в сторону казана на углях.

— Отдыхай… ешь, — бросил он.

Сгущалась ночь. Тревис сел на траву, скрестив ноги, и расслабился. Он мысленно прикинул, как далеко за это время ушёл Цуай. Вероятно, сейчас юноша уже перешёл через перевал, и теперь спускается с гор по их южным склонам. Ему ещё остаётся полтора дня пути, прежде чем он доберётся до лагеря апачей. Но это если он поторопится, конечно. Правда, у Тревиса на этот счёт даже не возникало сомнений. Цуай был смышленым и обязательным юношей, и выполнит данное ему поручение несмотря ни на что. Кроме того, Тревиса тревожили койоты. Сейчас он представления не имел, где они и что делают. Но самому ему, по всей видимости, придётся остаться на ночь в этом монгольском лагере. Если же он попытается уйти, то вызовет совершенно ненужную подозрительность своих хозяев, что может сорвать переговоры.

Однако все эти проблемы не требовали срочного решения. Сейчас было куда важнее немного отдохнуть и поесть. Только теперь Тревис почувствовал неистовый голод. Не обращая внимания на едкий дымок, поднимавшийся от углей, он подсел поближе и принялся вылавливать большие жирные куски мяса из казана, пользуясь широким лезвием охотничьего ножа. Монголы ели вместе с ним, о чём-то тихо переговариваясь на своём языке. Совсем стемнело, и уже через несколько минут всё небо было усыпано яркими звёздами, взошла жёлтая луна, наполняя мир золотистым светом, затем поднялась и зелёная, быстро катясь по иссиня-чёрному куполу. Наевшись, Тревис жевал уже лениво и медленно, его одолевала сонливость и расслабленность, тихий незнакомый говор действовал успокаивающе. Он бросил взгляд в сторону женщин. Кайдесса сидела среди них, о чём-то весело болтая и даже не обращая на него внимания. По всей видимости, испытания ещё не закончились, мелькнуло у него в голове. И действительно, когда Тревис, наевшись досыта, отсел от костра, шаман подошёл к нему и медленно опустился рядом.

— Кайдесса сказала мне, что когда она попала под чары машины, ты не ощутил её цепей, — начал он осторожно.

— Те, кто правят вами, — не мои хозяева. Узы, которые они наложили на вас, не сковывают моей свободы, — Тревис искренне надеялся, что его слова — чистая правда, и то, что утром на него не подействовал зов машины, не было чистой случайностью.

— Это возможно, ибо я и ты слишком разные, в наших жилах течёт разная кровь, — сказал Менлик. — Скажи, как же вам удалось избежать собственных уз?

— Машина, которая держала нас в плену, сломалась, — ответил Тревис полуправдой.

Менлик со свистом втянул воздух.

— Машины! Всегда машины! — воскликнул он хрипло.

— Вещи, которые сидят в голове человека и заставляют его действовать против воли — это всё козни шайтана! Есть машины, апач, которые тоже надо сломать!

— Словами им не повредить, — указал Тревис.

— Только глупец мчится навстречу смерти без надежды нанести единственный удар, — возразил Менлик. — Величайшее безрассудство — выступать с саблями и луками против оружия, плюющегося огнем и убивающего быстрее, чем грозовая молния! И всегда машины, действующие на мозг, могут заставить человека опустить свой нож и стоять беспомощно до тех пор, пока на него не наденут ошейник раба.

Тревис решился наконец задать вопрос, который давно уже вертелся на кончике языка:

— Я знаю, что они могут привезти машину в горы, и я видел её влияние на Кайдессу. Но ведь в холмах много мест, где можно устроить засаду, — он помедлил и добавил.

— Достаточно поместить в засаде тех, на кого эти машины не действуют. И мы захватим машину. Но только скажи мне, много ли таких устройств у красных?

Костлявая рука шамана нервно перебирала фигурки на поясе. Затем улыбка медленно растянула его губы.

— В этом казане, апач, варится хорошее мясо, жирное, вкусное, как раз то, что нужно, чтобы заполнить пустой желудок. Люди, которым машина не страшна, будут ждать в засаде. Отлично. Но не следует забывать и о приманке, хитроумнейший из хитроумных. Никогда ещё те, другие, не заходили далеко в горы. Их флаеры не могут долететь сюда, а путешествовать на конях они опасаются. Бегство Кайдессы рассердило их, но даже потеряв терпение, они не стали удаляться слишком далеко, иначе вы бы не ушли так легко. Да, нужна приманка, хорошая приманка.

— А может, приманкой сделать мысль, что за горами появились незнакомцы?

Менлик вынул жезл и принялся его задумчиво крутить в руках, водя пальцами по узорам. Его улыбка исчезла с тощего лица, но затем он вдруг бросил короткий взгляд на Тревиса.

— Скажи, ты восседаешь на подушках, как хан в своём племени, вождь?

— Я восседаю как воин, к словам которого прислушиваются, — Тревис надеялся, что по крайней мере отчасти это правда. Сумеют ли Осторожный Олень со своими единомышленниками удержать власть в руках к его возвращению, в этом он совсем не был уверен.

— Надо поразмыслить и собрать совет, — медленно произнёс Менлик. — В твоей идее есть притягательность. Да, над этим действительно стоит подумать, вождь.

Он поднялся и медленно отошёл в темноту. Тревис повернулся к костру, глядя на догорающие угли. Он очень устал и не хотел оставаться в лагере. Но не мог же он обойтись без отдыха, в котором так нуждалось тело. На следующее утро ему понадобится свежая голова. Он взглядом поискал Кайдессу, но так её и не нашёл. Большинство женщин ушло спать, разбредясь по юртам. Его же никто не приглашал. Впрочем, навязываться он и не собирался. Тревис поднялся, походил по лагерю, внимательно приглядываясь к людям и обстановке, а затем выбрал для себя укромное местечко под низкорослым кустом и улёгся под него, подложив колчан со стрелами под голову вместо подушки. Какое-то время возбуждение и воспоминания дня мешали ему заснуть. Он думал о Кайдессе, её брате, шамане и будущем союзе с монголами, но постепенно мысли начали путаться, и сам того не заметив, Тревис всё-таки уснул.

Глава девятая

Тревис сидел на земле, прислонившись спиной к выступу скалы. Прохладный ветерок обдувал лицо, теребил волосы и холодил кожу. Солнце стояло почти в зените. Тревис приподнял руку с небольшим блестящим диском на ладони, и поставил его под лучи солнца. Он подавал боевой сигнал, как подавали его древние предки. Если Цуай благополучно добрался до лагеря — а Тревису хотелось верить в это, — и если Осторожный Олень выслал наблюдателя на тот высокий пик далеко на юге, то они наверняка заметят этот сигнал Тревиса и поймут, что он возвращается, но не один, а в сопровождении чужаков.

Затем он стал поджидать ответ, рассеянно полируя металлическое зеркало о рукав рубашки. Зеркала были прекрасным средством для подачи сигналов, в отличие от дымов, которые выдают слишком уж много. Цуай уже должен был вернуться…

— Чем это ты занят?

К нему взобрался Менлик. Его шаманский балахон был подпоясан ремнём, и теперь обнажились чёрные кожаные штаны, расшитые богатым узором. Вместе с Тревисом в путешествие отправились Кайдесса и Хулагир. Монголы по-прежнему относились к апачу настороженно, поэтому большой лошади ему не предложили, однако и пешим не оставили, дав ему маленького пони.

— Э-э-э…

Впереди мелькнула вспышка света. Одна, две, три вспышки, пауза, ещё две. Его заметили. Осторожный Олень отрядил вперёд разведчиков. И зная опыт и умение собственного народа, Тревис понимал, что монголы ни за что не догадаются, что их к месту встречи незримо будут сопровождать апачи, если только сами они не захотят показаться гостям. Ему удалось договориться, чтобы встречу назначили не в лагере апачей, а на нейтральной территории. Ещё не пришло время монголам узнать, насколько малочисленно племя индейцев.

Тревис несколько раз открыл и накрыл ладонью металлический диск. Менлик с любопытством следил за его манипуляциями.

— Ты таким образом разговариваешь со своим народом, да? — поинтересовался он.

— Именно так.

— Неплохая придумка, стоит запомнить. У нас есть барабан, но его слышат все, у кого есть уши. Это же только для глаз тех, кто знает и ждёт. Да, хорошая мысль. Твои вожди, они встретятся с нами?

— Да, они ждут уже, — подтвердил Тревис.

День подходил к середине, и жара, многократно отражавшаяся от скал, нависала свинцовым одеялом, придавливая и мешая дышать. Монголы, непривычные к жаре, поскидывали куртки, завернули края меховых шапок и на каждой остановке передавали из рук в руки бурдюк с тёплым, не утолявшим жажду кумысом. По их разгорячённым лицам катились струйки пота, они дышали с трудом и тяжело. Однако Тревис переносил жару куда лучше, поэтому сохранял ясный ум и держал себя в руках. Вот только мохнатые лошадёнки брели, понурив морды и выискивая тропинку где-нибудь в тени. Они прошли сквозь расселину, которая привела их в глубокий каньон, а Тревис, оглядываясь по сторонам, пытался заметить разведчиков апачей, который должны были их уже встречать. К тому же он не раз уже подумывал о койотах. Он был так уверен, что когда утром они тронутся из лагеря монголов, звери присоединятся к небольшому отряду. Но этого не произошло, и теперь Тревис не на шутку беспокоился за своих четвероногих друзей.

Ему не удалось заметить следов койотов, он не ощущал и тени их телепатического присутствия. Почему они бросили его столь внезапно сразу после нападения монголов, почему они теперь прятались, он не имел ни малейшего представления. Однако в душе он надеялся, что когда они доберутся до лагеря апачей, то койоты окажутся уже там.

Мохнатые лошадки брели уныло и лениво. Они спустились на дно каньона и теперь плелись по песку, преодолевая стену жары, которая, казалось, здесь превратилась во что-то вполне ощутимое и осязаемое. Все дышали тяжело и шумно, как загнанная охотничьими собаками дичь. И тут Тревис впервые заметил то, что давно уже искал взглядом. Впереди вверху, на стене каньона он зафиксировал какое-то смутное движение. Индеец сразу же поднял руку, второй рукой попридержав за повод лошадь. И тут же на стене показалась целая цепь апачей с луками и стрелами наготове. Они словно возникли из пустоты — молчаливые, зоркие воины пустынь.

Кайдесса вскрикнула от неожиданности, пришпорила лошадку и поравнялась с Тревисом.

— Ловушка! — её раскрасневшееся от жары лицо побагровело от гнева.

Тревис медленно улыбнулся.

— А ты чувствуешь на своих плечах аркан, дочь Волка? — произнёс Тревис с расстановкой. — Тебя тащат сейчас по песку?

Она открыла рот и опять закрыла, рука с поднятой плетью опустилась.

Тревис оглянулся. Хулагир держал руку на рукояти сабли, а взгляд прищуренных глаз так и бегал по цепочке лучников. И только Менлик сидел совершенно спокойно на своей лошади, не выказывая никаких видимых эмоций.

— Едем дальше, — и Тревис махнул рукой вперёд.

Так же внезапно, как и появились, лучники исчезли.

Большинство из них уже торопились к месту встречи, которое выбрал Осторожный Олень.

Лошадь Тревиса вскинула голову, тихо заржала и прибавила скорости, учуяв где-то впереди небольшой оазис с родниковой водой. Такие островки жизни иногда попадаются среди гор.

Менлик и Хулагир погоняли своих лошадей до тех пор, пока не догнали Кайдессу и Тревиса. Зелёные кусты впереди манили лошадей своей свежестью, и они потрусили ещё быстрее. Вскоре они въехали в ответвление каньона, где затаилось небольшое озеро с водой, поросшее травой и кустарником. На противоположной стороне водоёма стоял, скрестив руки на груди, сам Осторожный Олень. Кроме ножа на поясе, другого оружия у него не было. Но за спиной стояли Деклай, Цуай, Нолан, Манулито. По расчётам Тревиса Деклай и Манулито были единомышленниками, во всяком случае, когда он покидал лагерь. На лестнице прошлого, по образному выражению Осторожного Оленя, они оба застряли где-то на полпути. Нолан был осторожным и молчаливым воином, высказывался редко, и потому его мнение Тревис навряд ли мог предсказать. В Цуае же он не сомневался: тот всегда поддержит Осторожного Оленя.

Подобный выбор представителей для переговоров был наиболее соответствующим предположениям Тревиса. Да и нелепо было рассчитывать на делегацию, составленную целиком из тех, кто с готовностью желал бы расстаться с прошлым, навеянным редаксом. Тем не менее Тревиса совсем не обрадовало присутствие здесь Деклая.

Тревис спешился и конь с жадностью сунул морду в бассейн.

— Это, — Тревис вежливо указал подбородком, — Менлик, тот, кто разговаривает с духами… Хулагир, сын вождя… и Кайдесса, дочь вождя. Это кочевники с севера, — он всё это произнёс по-английски. Затем повернулся к монголам и объявил: — Осторожный Олень, Деклай, Нолан, Манулито, Цуай, — он перечислил их всех, — посланы выслушать и говорить от имени апачей.

Позже, когда обе группы расселись лицом друг к другу, Тревису вдруг пришла в голову мысль: а можно ли вообще достичь согласия в такой разношерстной группе, как эта. Деклай даже отсел подальше, словно боялся заразиться, а на его лице было написано такое равнодушие и отчуждённость, что за ними Тревис сумел прочитать лишь недоверие и антагонизм к чужакам, пришедшим из-за гор.

Он заговорил первым, пересказывая свои приключения, с того самого момента, как расстался с Цуаем. Он говорил по-английски, чтобы и монголы могли понять его речь. Апачи слушали с непроницаемыми выражениями лиц.

— И что же нам делать с этими людьми? — встревоженно спросил Деклай, когда Тревис закончил свой рассказ.

— Положение складывается такое, — осторожно подбирая слова, начал Тревис. — Пинда-лик-о-йи, которых мы называем красными, не хотят жить бок о бок с теми, кто не разделяет их взглядов. У них есть машины, по сравнению с которыми наши луки — игрушки ребёнка, а ножи — ржавые обломки. Но их машины не убивают, они порабощают, лишая человека воли. Когда они узнают о том, что за цепью гор живут другие, то обязательно придут сюда и устроят охоту на нас.

Деклай хищно улыбнулся.

— Земля велика, и мы знаем ей цену. Пинда-лик-о-йи нас не найдут…

— Если бы они во всём полагались на глаза, то, может быть, и не нашли бы, — отозвался Тревис. — А вот машины — совсем другое дело.

— Машины! — сплюнул Деклай. — Куда не повернись, всё эти машины… Ты только об одном и твердишь. Похоже, тебя прямо-таки околдовали эти проклятые машины, которых никто не видел. Никто из нас не видел! — поправил он сам себя.

— Именно машина перенесла нас сюда, — заметил Осторожный Олень. — Вернись в лагерь, взгляни на звездолёт, и попробуй припомнить: знания пинда-лик-о-йи гораздо больше наших, когда дело касается металла. Машины перенесли нас дорогой звёзд, и в клане нет следопыта, который смог бы отыскать эту дорогу… Но я хотел бы спросить вот что: есть ли у нашего брата план?

— Тех, кого зовут красными, — отозвался на подсказку Тревис, — их немного. Быть может, позднее их станет больше. Слышал ли ты что-нибудь по этому поводу? — спросил он у Менлика.

— Нет, нам многого не говорили. Мы жили отдельным стойбищем, и никто не приближался к Небесной Лодке без позволения. У них есть могучее оружие, в противном случае они все уже давно были бы мертвы. Ибо немыслимо для человека делить пищу, степи и безмятежно спать под одним небом с тем, кто является убийцей его брата.

— Значит, они убили многих среди твоего народа?

— Да, они — убийцы, — коротко отозвался Менлик.

Кайдесса пошевелилась и что-то прошептала на ухо брату. Хулагир вздёрнул голову и быстро заговорил:

— Что он говорит? — потребовал объяснения Деклай.

Девушка ответила:

— Он говорит о нашем отце, который помог бежать троим, и позже был убит в назидание остальным, поскольку он был нашим «белобородым» ханом.

— И мы все поклялись собственной кровью, что они тоже умрут, — добавил Менлик. — Но вначале мы должны вытряхнуть их из раковины Небесной Лодки.

— В этом-то и проблема, — пояснил Тревис для своих сородичей. — Нам надо как-то выманить этих красных из их лагеря. Когда они отправляются в экспедицию, то обязательно прихватывают с собой машину для управления мыслями. Но она контролирует только монголов, а на нас никакого действия не оказывает — И снова я спрашиваю: какое нам до этого дело? — нетерпеливо вскочил на ноги Деклай. — Эта машина не может нас поработить, и мы способны разбить наши лагеря где угодно, там, где никакие пинда-лик-о-йи не смогут нас найти.

— Мы не неуязвимы. Мы не знаем степень воздействия этих машин. Не гоже восклицать «Докса-да» (это не так), коль неизвестно, что может прятаться в типи врага.

К своему облегчению, Тревис заметил согласие с его словами на лицах Цуая, Нолана и Осторожного Оленя. С самого начала у него не было надежды хоть как-то убедить Деклая. Он мог полагаться лишь на то, что будет принята воля большинства. Это восходило к древнейшей, заложенной испокон веков традиции престижа у апачей. Вождь — нантан — обладал го’нди — особой властью в качестве дара со дня рождения. Обычный апач мог иметь власть над лошадьми, скотом, мог иметь дар накапливать богатства, и, следовательно, делать щедрые подарки, то есть быть икаднтлизи — богачом, выразителем воли в качестве представителя целых семей. Но не существовало у апачей наследных вождей или даже неограниченных правителей внутри клана. Нагунлка — дант’ан, или военный вождь, вёл только по тропе войны, и не было у него голоса в делах клана, за исключением только тех вопросов, которые касались военных приготовлений.

Терпеть раскол в своих рядах сейчас — это могло смертельно ослабить их маленький клан. Деклай и его сторонники имели право отделиться, и никто не мог им в этом воспрепятствовать, так гласили племенные законы.

— Мы подумаем об этом, осторожно заключил Осторожный Олень и повёл рукой. — Здесь есть пища, вода, пастбище для коней, лагерь для наших гостей. Они подождут здесь, — он перевёл взгляд на Тревиса. — Ты тоже подождёшь с ними, Фокс, поскольку ты уже успел с ними близко познакомиться.

Тревис хотел было возразить, но тут же признал мудрость Осторожного Оленя. Союз с монголами должен предложить незаинтересованный человек. Если бы это сделал он, Тревис, наверняка многие воспротивятся. Пусть Осторожный Олень сам поговорит с кланом, и тогда союз станет свершившимся фактом.

— Хорошо, — согласился Тревис.

Осторожный Олень внимательно посмотрел на солнце, потом на выросшие тени, прикидывая время, а затем произнёс:

— Мы возвратимся утром, когда тень ляжет здесь, — он носком мокасина провёл линию на мягком песке, затем, не прощаясь, повернулся и повёл всех остальных прочь.

— Твой вождь, этот самый? — спросила Кайдесса, показывая вслед Осторожному Оленю.

— К нему очень прислушиваются в совете, — отозвался Тревис. Он принялся раскладывать костёр, к которому потом подтащил освежёванного телёнка жабьемордого животного, которого оставили охотники специально для них. А Менлик присел на корточки у самого бассейна и принялся пить, сложив руки пригоршней. Хулагир отгонял лошадей подальше на пастбище, а Кайдесса, взяв на себя женские обязанности, принялась резать свежее мясо.

Менлик запрокинул голову и, прищурившись, посмотрел против солнца.

— Понадобится много уговоров, чтобы убедить этого низенького, — заметил он. — Ему не нравимся ни мы, ни твой план. Такие есть и в нашей орде, — он стряхнул воду с пальцев. — Но я знаю одно, Человек, Который Зовёт Себя Лисой, что если мы не объединимся, никакой надежды одолеть красных не останется. Мы просто блохи перед ними, и нас попросту раздавят, — и он похлопал себя по колену, демонстративно и многозначительно.

— Я тоже в этом не сомневаюсь, — признался Тревис.

— Давай же надеяться, что наши сородичи будут столь же мудры, как и мы, — сказал Менлик, улыбаясь. — Ну, а поскольку повлиять на их решение мы никак не можем, у нас как раз остаётся время для отдыха.

Сразу после обеда шаман улёгся спать, пережидая жару. Хулагир принялся бродить по каньону, то обтирая лошадей, то останавливаясь и разговаривая с Кайдессой. Тревис чувствовал, что сын хана чем-то очень обеспокоен, но чем, понять было трудно. И те косые взгляды, которые он время от времени бросал на Тревиса и тут же отворачивался, начинали тревожить апача.

Тревис уселся в тенёчке и сквозь полудрёму старался не терять из виду трёх монголов. Он не хотел думать о том, что сейчас происходит в лагере, переключив свои мысли на башни древнего города. Хранили ли эти здания сокровища, подобные тем, которые собрали для них крылатые люди на другой планете. Те люди, для которых он потом придумал невиданное там оружие — духовую трубку, стрелявшую дротиками. Они передали экспедиции массу артефактов, рассказавших о жизни древней цивилизации. И там же они натолкнулись на богатую библиотеку кассет, одна из которых и привела их на этот мир.

Но даже если бы удалось найти подобные кассеты в одной из этих башен, не было способа ими воспользоваться. Звездолёт валялся разбитый на горном склоне. Разве что там найдутся другие вещи! От этой мысли Тревис даже невольно дёрнулся. Эх, если бы только он был свободен…

Он дотянулся до плеча Менлика, который лежал рядом. Шаман тут же проснулся, жмурясь, словно кошка.

— Что случилось?

Какое-то мгновение Тревис колебался, сожалея, что поддался порыву. Он представления не имел, сколько Менлик помнит о настоящем. И он сам мысленно кисло усмехнулся подобной фразе — «помнит о настоящем». Людям, заброшенным в расовое прошлое, настоящее казалось куда как менее реальным. Но поскольку Менлик всё-таки сохранил знание английского, Тревис надеялся, что на лестнице прошлого он застрял не так уж далеко.

— Когда мы с Кайдессой встретились с вами, это случилось неподалёку от одной долины, — и Тревис скупыми словами описал её. Он по-прежнему не решался заговорить прямо, но кочевье монголов находилось невдалеке от башен, и они наверняка о них знали. — Внутри долины здания… очень древние.

Менлик окончательно проснулся. Он сел и принялся играть своим жезлом.

— Это есть или было местом невероятной мощи, Фокс. Я знаю, что ты сомневаешься в моём родстве с духами и властью, которую они приносят. Но когда к человеку приходит опыт, то он уже не станет идти против того, что чувствует здесь и здесь, — его длинные пальцы коснулись лба и груди. — Мне тоже пришлось пройти по каменным тропам той долины. И я слышал шёпот…

— Шёпот?

Менлик рассеянно покрутил жезл.

— Чрезвычайно тихий шёпот, который немногие способны уловить. Доносится, словно жужжание насекомого, и нельзя разобрать никаких слов. Да, это место великого могущества!

— Это место, которое необходимо исследовать!

Менлик невозмутимо продолжал играть жезлом, не отрывая от него пристального взгляда.

— Сомневаюсь я в этом, Фокс. Воистину сомневаюсь. Ведь как бы мы ни чувствовали, это не наш мир, и здесь вполне может найтись нечто, для кого или чего наше присутствие нежелательно.

Шаманские штучки? Или он действительно чувствовал нечто странное, что невозможно описать земным языком? Полной уверенности у Тревиса не было, но он знал, что когда-нибудь вернётся в долину и убедится в этом сам.

— Послушай, — сказал Менлик, придвигаясь ближе, — я понял, что ты побывал в самом первом звездолёте, который пронёс вас по древним тропам звёзд. Тебе приходилось видеть нечто подобное?

Он принялся рисовать кончиком жезла на мягкой земле. Кем бы там Менлик ни был в настоящем, перед тем, как превратиться в шамана орды, в нём пропадал отменный художник. Несколькими штрихами он создал на земле яркий, отчётливый рисунок.

Это был человек или, по крайней мере, фигура, напоминающая человека, — округлый, слегка великоватый для его комплекции череп был гол, одежда в обтяжку подчёркивала худобу конечностей. Существо обладало огромными глазами, маленьким ртом и носом, и все эти черты лица группировались внизу, опять-таки подчёркивая огромность черепной коробки. Тревису почудилось что-то знакомое.

Это не летающие люди с одной из планет, и уж точно не ночные гориллообразные существа. Однако Тревис был уверен, но ему уже где-то приходилось встречать подобный портрет. Он закрыл глаза и, сосредоточившись, попытался представить себе как бы эта фигура могла выглядеть воочию.

Похожая голова с бледной кожей словно из тонкой бумаги лежала на тонкой, немощной руке, обтянутой синим рукавом. Эта картина с невероятной ясностью всплыла в его памяти и он начал лихорадочно соображать; где же он мог такое видеть.

Апач не смог сдержать восклицания, когда наконец он вспомнил всё в мельчайших деталях. Пустой звездолёт, который они нашли в прошлом, и в нём мертвец, который всё ещё сидел за пультом управления. Тот самый инопланетянин, который установил навигационную кассету, ставшую виновницей их невольного путешествия по дорогам забытой империи…

— Где?! Когда ты его видел? — апач схватил Менлика за руку. Тот обеспокоенно повёл бровями.

— Он представился в моём воображении, когда я был в долине. Я почти увидел его лицо в одном из окон. Но не уверен, что это было на самом деле.

— Некто из давних-давних времён. Один из тех, кто однажды владел ключами от звёзд, — ответил Тревис. Неужели они ещё сохранились здесь? Остатки цивилизации, процветавшей десятки тысяч лет назад? Как узнать, оставались ли и теперь на Топазе эти яйцеголовые, столетия назад столь безжалостно преследовавшие красных, отважившихся ограбить их повреждённые корабли?

Ему припомнилась история бегства Росса Мэрдока от этих инопланетян в далёком прошлом Европы, и он содрогнулся. Мэрдок отличался отличной физической закалкой и железными нервами, но его рассказ о собственном бегстве навеял ужас на Тревиса. Ну что могла противопоставить им горсточка примитивно вооружённых и примитивно мыслящих землян?..

Глава десятая

— Дальше этого места, — Менлик остановился на самом краю обрыва, предостерегающе подняв палец, — дальше этого места никто не двинется.

— Но ты же говоришь, что кочевье твоего народа расположено в степях, — удивился Джил-Ли.

Он стоял на одном колене, обшаривая горизонт в полевой бинокль, который они нашли на звездолёте. Затем он передал бинокль Тревису. Ничего не было видно, кроме отдельных рощиц вблизи подножия холмов.

Стояло раннее утро. Монголы-проводники помогли им миновать перевал коротким путём, и теперь они стояли на склоне гор, глядя на далёкие равнинные земли, над которыми красные имели полный контроль.

Встреча двух вождей вылилась в компромисс. С самого начала Тревис прекрасно понимал, что шансы убедить всех членов клана в верности своего плана слишком малы. Даже желание выслать разведку натолкнулось на сопротивление Деклая и его сподвижников.

— Дальше этого места, — повторил Менлик, — они всегда настороже, и уже здесь способны управлять нами с помощью машин.

— А ты как думаешь? — Тревис передал бинокль Нолану.

Если у них и появится вождь, то именно такой, как Нолан. Высокий, худощавый, сдержанный и спокойный, он как раз подходил для такой роли. Нолан подрегулировал окуляры и принялся не спеша осматривать огромные пространства равнин. Внезапно он застыл словно окаменев. Рот сжался в тонкую линию.

— В чём дело? — спросил Джил-Ли.

— Всадники. Два… четыре… пять и ещё что-то… в воздухе.

Менлик дёрнулся, схватил Нолана за руку и потащил его вниз.

— Флаер. Все назад! — он, не переставая тянуть Нолана за собой, даже ткнул Тревиса одной ногой. Стоявшие вокруг апачи изумлённо наблюдали за всем происходящим. Шаман выпалил что-то на своём родном языке, а потом, взяв себя в руки, заговорил по-английски.

— Это охотники, а с ними машина для контроля. Либо кто-то сбежал, либо они хотят найти наше горное кочевье.

Джил-Ли вопросительно глянул на Тревиса.

— Ты ничего не почувствовал, когда женщина попала под действие чар этой машины?

Тревис отрицательно покачал головой. Джил-Ли кивнул, затем сказал шаману:

— Мы останемся здесь и будем наблюдать. Но поскольку для тебя это плохо, то уходи. Мы встретимся с тобой близ башен города инопланетян. Согласен?

Тревис обратил внимание на выражение лица шамана. На нём отразилось не то недовольство, не то раздражение тем, что ему приходится отступать, в то время как остальные останутся и будут наблюдать за врагами. Но всё-таки Менлик тихо хмыкнул в знак согласия, как видно, здраво рассудив о возможных последствиях, и быстро скользнул вниз по осыпи. Он подошёл к Хулагиру и Лотчу и предупредил их об опасности на своём родном языке. Они сели на лошадей, и через несколько секунд послышался дробный стук копыт. Они возвращались в свой лагерь.

Апачи рассредоточились и притаились. Вскоре даже и без бинокля стало видно приближающуюся партию охотников — пятеро всадников, четверо из них — в монгольской одежде. Зато пятый обладал фигурой столь странной формы, что Тревису она напомнила набросок Менлика на песке. В бинокль он разглядел, что за плечами пятого всадника висел ранец, а на голове — большой шлем.

— Над ними летит геликоптер. Другая модель, не такая, как наши, — заметил Нолан.

На Земле они были знакомы с вертолётами. Многие апачи даже летали на них. Но Нолан прав, этот вертолёт несколько отличался от тех, которые им доводилось видеть.

— Монголы говорят, что эти флаеры далеко в горы не залетают, — задумчиво произнёс Джил-Ли. — Вероятно, это объясняет присутствие того, на лошади. Он может заехать туда, куда им не долететь.

Нолан притянул к себе лук.

— Если эти красные во всем полагаются на свои машины, их можно ошеломить внезапностью.

— Не спеши! — сорвалось у Тревиса.

Нолан изумлённо покосился на него, а Джил-Ли хмыкнул:

— Наш путь не так тёмен, младший брат. Мы не нуждаемся в твоём факеле, чтобы освещать каждый новый шаг.

Тревис смолчал, понимая справедливость замечания. С его стороны было бы глупо считать, будто только он один знает способ справиться с врагами. И он, продолжая прятаться за камнем, наблюдал за всадниками, которые вскоре скрылись в ложбине к западу от них. Флаер принялся выписывать широкие круги в небе, осматривая не только часть равнины, но и склоны предгорий. Похоже, он напрямую связывался со всадниками и помогал им обследовать местность.

Тревис пошевелился.

— Они направляются прямо в лагерь монголов, словно в точности знают, где он находится.

— Может быть, и так, — откликнулся Нолан. — Что мы знаем об этих монголах? Они же сами признали, что красные в любой момент могут заарканить их волю. Может, это уже и произошло. Вот что я вам скажу, давайте убираться отсюда обратно, — и словно подтверждая свои слова, он сунул Джил-Ли бинокль и стал быстро спускаться по склону.

В какой-то степени Тревис мог оценить мудрость предложения Нолана, но он был убеждён, что отступить сейчас означает получить лишь недолгую отсрочку. Рано или поздно апачам придётся противостоять красным, и если они могут вмешаться сейчас, пока враг поглощён своими внутренними проблемами, то тем лучше.

Джил-Ли последовал за Ноланом, но в Тревисе словно что-то взбунтовалось. Он продолжал наблюдать за кружащим флаером. Если тот облетал район действия всадников, то они либо остановились, либо обыскивали сравнительно небольшой участок. Тревис неохотно спустился по склону во впадину, где его уже ждали Джил-Ли с Ноланом. Цуай, Льюп и Роп стояли несколько поодаль, словно ожидая приказа своих старших.

— Было бы неплохо, — задумчиво проговорил Джил-Ли, — если бы нам удалось увидеть, какое у них оружие.

Мне хотелось бы поближе взглянуть также на оборудование того, в шлеме. Кроме того, — улыбнулся он Нолану, — я уверен, что они вряд ли сумеют обнаружить присутствие воинов-апачей, если только мы сами им этого не позволим.

Нолан деловито погладил излучину лука и внимательно обвёл взглядом очертания холмов.

— В том, что ты говоришь, старший брат, кроется мудрость. Только на эту тропу мы должны стать в одиночку. Не позволяя людям в мохнатых шапках знать, где мы ходим, — он с намёком посмотрел в сторону Тревиса.

— Это мудро, ба’ис’а, — тут же отозвался Тревис, наделив Нолана старым титулом, носимым военными вождями. Его переполняла благодарность даже за одно то, что они решили остаться и посмотреть, а не ушли сразу, отказавшись от всего.

Они тут же пустились в путь, направляясь к юго-востоку под таким углом, чтобы пересечь следы охотничьей партии врага. Никто из пятерых всадников не предпринимал никаких мер предосторожности. Каждый двигался с такой уверенностью, словно не боялся любой атаки.

Из прикрытия апачи наблюдали за небом. До них доносился слабый гул вертолёта. Он по-прежнему кружил в воздухе, как сообщил Цуай, но всё ещё летал над степью, в то время как всадники уже давно покинули равнину, углубляясь всё дальше и дальше в холмы.

Двигаясь по трое с каждой стороны проторенной тропы, которую положили всадники, апачи очень быстро сближались с всадниками. Нагнав их, они все мгновенно попрятались. Четыре монгола скучились вместе, а пятый, грузно соскользнув с лошади, теперь сидел на земле и что-то делал с нагрудной пластиной.

Теперь, когда им удалось приблизиться, Тревис заметил полное отсутствие мысли на лицах монголов. Они сидели верхом на своих мохнатых лошадёнках и глаза их были пусты, а невидящий взгляд устремлён куда-то в пространство. Потом, все как один, они развернулись к человеку в шлеме, слезли с коней и застыли, выжидающе глядя на него. Их позы напомнили Тревису койотов, когда они застывали на месте, чтобы сосредоточиться и передать ему телепатические сообщения. Но в поведении этих людей не замечалось ни малейшего проблеска мысли.

Человек в шлеме что-то покрутил на нагрудной пластине, и монголы, будто ожившие куклы, наконец пришли в себя. Один из них ошеломлённо прижал ко лбу ладонь, второй присел на корточки и по-звериному оскалился. Человек в шлеме взглянул на него и залился грубым смехом, а потом отдал приказ.

Один из четверых собрал поводья и привязал коней к кустам. Затем все, как по команде, направились вверх по холму, а красный следовал за ними в нескольких шагах. Монгол, первым взобравшийся на вершину, приставил ладонь ко рту и заулюлюкал. Слабый отзвук эха покатился по горам.

Либо Менлик достиг кочевья вовремя, либо его народ не так уж легко можно вызвать, так как хотя эти охотники и долго ждали, отклика они так и не получили. Наконец человек в шлеме отозвал своих пленников, они оседлали коней и двинулись дальше. Это вполне устраивало апачей.

Они не могли знать, насколько тесна связь между всадниками и вертолётом, и находились ещё слишком близко к степи, чтобы напасть. Тревис отстал и присоединился к Нолану.

— Он управляет ими с помощью той нагрудной пластины, — заметил он вполголоса. — Если нам придётся нападать, то мы должны обязательно овладеть этим прибором…

— Смотри, эти монголы весьма искусно пользуются арканами. Разве не заловили они тебя тогда, при первой встрече? Почему бы им не поймать арканом этого красного? — в голосе Нолана явно сквозило недоверие.

— Да, возможно, потому, что у них уже давно выработался условный рефлекс. Они просто и помыслить не могут о том, чтобы напасть на своих правителей.

— Не нравится мне эта ерунда с машинами, которые что хотят, то и творят с умами людей, — вспыхнул Нолан. — Воин обязан пользоваться оружием, но не становиться оружием сам.

Тревис разделял эту мысль полностью. Ну не повезло ли им, когда звездолёт разбился и Ратвен погиб? Вероятно, их ожидала та же участь, что и монголов. Если так, то почему? Ведь он и все апачи были добровольцами, желавшими освоить новый мир. Что же произошло на Земле, затерявшейся теперь среди звёзд, если их так внезапно отправили в этот далёкий полёт, использовав редакс? Непрошеная мысль пришла ему в голову: а что, если они узнали о высадившихся на Топазе монголах и вынуждены были отправить экспедицию в спешном порядке? Это бы многое объяснило.

Впереди показался горный пик. Тревис мысленно вернулся к настоящему. Группа монголов, за которой они следили, двигалась прямиком к кочевью в старом городе. Тревису оставалось лишь надеяться, что Менлик предупредит всех остальных вовремя. Ага, кажется, та скала слева прикрывает вход в долину башен. Тревис предполагал, что охотники не успеют достичь кочевья до наступления темноты. Они могут ничего и не знать о гориллообразных существах, охотящихся по ночам.

Однако враг и не собирался путешествовать ночью. Солнце стало садиться, скрываясь за вершинами гор, расселины и трещины в скалах заполнились зловещими чёрными тенями. Сразу же сгустился сумрак, в одно мгновение став осязаемым. Монголы остановились на ночлег и принялись разбивать временный лагерь. Апачи, как всегда на военной тропе, собрались на высотах.

— Этот красный, похоже, думает, что его жертвы будут покорно сидеть на месте, как волк, попавший в капкан, и ждать охотника, — заметил Цуай.

— Такова привычка пинда-лик-о-йи, — добавил Льюп.

— Считать себя более великими и умными, чем все остальные. Однако этот глупец направляется, сам того не подозревая, прямо в лапы медведицы с медвежонком, — он весело хихикнул.

— Воин с ружьём не боится человека, вооружённого палкой, — возразил Тревис. — У него есть причины верить, что его оружие делает его неуязвимым. Даже если он заснёт, то его машина всё равно будет стоять на страже.

— По крайней мере, мы все уверены в одном, — вступил в разговор Нолан, — этот красный и не подозревает, что в холмах могут находиться те, над кем он не властен. Так что на рассвете… — он махнул рукой, и все дружно улыбнулись.

На рассвете… традиционное время атаки. Апачи не нападают ночью. У Тревиса не было уверенности, что они могли бы преодолеть древнее табу и подкрасться к лагерю посреди ночи. Но утром они возьмут верх над этим самоуверенным красным и отберут у него машину рабства.

Голова Тревиса дёрнулась. Что-то мощное ударило по сознанию, поглотило на секунду и выплюнуло, оставив после себя потрясение. Нет, не физическое ощущение, а нечто неощутимое, но сильное. Он весь напрягся, лихорадочно пытаясь сообразить, что же произошло. Он изо всех сил старался вспомнить, испытывал он когда-нибудь что-либо подобное или нет. Пожалуй, испытывал. Он вдруг припомнил, как два года назад, участвуя в эксперименте «Аризона», он вошёл в капсулу времени. Именно тогда он испытал это ощущение зависания во времени и пространстве, словно у него не было тела.

Однако нет, вот он лежит на скале, вполне осязаемой, и ничего в пейзаже ни на йоту не изменилось. Но этот неосязаемый мощный удар посеял в его душе страх. Тревис глубоко вздохнул, словно всхлипнув, приподнялся на локтях и заглянул во вражеский лагерь. Не атака ли это со стороны красного? Теперь он не был до конца уверен, что произойдёт, когда апачи нападут на него.

Джил-Ли прятался справа. Тревис решил переговорить с ним по поводу происшедшего. Лучше отступить сейчас, чем потом угодить словно рыба в сети. Тревис немного отполз в сторону, за камни, и прощебетал пушистым ночным зверьком. Джил-Ли ответил ему трелью какого-то насекомого. Они вместе отползли подальше от лагеря монголов, чтобы спокойно поговорить.

— С тобой ничего не происходило, сейчас, в последние минуты? — Тревис даже не знал, как описать своё состояние.

— Что-то не заметил. Но ты это пережил, да?

Но нет, Тревис прекрасно видел по лицу соплеменника, что Джил-Ли тоже испытал подобное. В глазах того крылось недоумение.

— Именно.

— Машина?

— Не знаю.

Тревис был в замешательстве. Может, это коснулось только его, и если так, то он представляет опасность для своих сородичей.

— Ничего хорошего в этом нет. Мне кажется, надо бы всё хорошенько обсудить, — шёпот Джил-Ли был едва слышен. Он снова изобразил трель насекомого, и ему ответил Цуай.

Первая луна уже высоко поднялась, когда апачи собрались вместе. Тревис опять задал свой вопрос: испытал ли кто-нибудь что-либо необычное. Все отозвались отрицательно.

Нолан заключил:

— Ничего хорошего, — повторил он слова Джил-Ли. — Если это работала машинка красного, то нас всех могут поймать в сети вместе с монголами. Возможно, чем больше ты находишься под властью этой штуки, тем больше влияния она приобретает. Останемся здесь до рассвета. Если враг дойдёт до того места, которое он ищет, тогда они должны пройти под нами, ибо это самый лёгкий путь. Отягощённый своим оборудованием, этот красный до сих пор выбирал дороги полегче. Так что поглядим, найдётся ли у него защита, когда мы внезапно его атакуем, — и Нолан коснулся стрел в своём колчане.

Стрельба из засады вряд ли позволила бы им узнать секрет таинственной машины. А после недавнего переживания Тревис чувствовал, что осторожность Нолана, пожалуй, — самый лучший путь. Тревису отнюдь не хотелось вновь пережить ощущение, подобное предыдущему. Он покрутил головой. По крайней мере, Нолан не приказал отходить. По всей видимости, военный вождь рассуждал так же, как и Тревис: если угроза племени апачей существует, то машину необходимо уничтожить.

Они организовали засаду с давним искусством, которое редакс выявил в их памяти. Теперь ничего не оставалось делать, как просто ждать.

Лишь через час после восхода солнца Цуай просигналил о приближении врага, и вскоре после этого они услышали топот лошадиных копыт. Показался первый монгол. По скованности, с какой он сидел в седле, Тревис заключил, что красный держит его под контролем. Затем последовали второй и третий монгол. Четвёртый немного приотстал.

Наконец появился и красный-конвоир. По выражению лица под козырьком шлема Тревис понял, что тот не слишком хороший ездок, и такое путешествие на лошади его изрядно раздражало. Тревис оттянул тетиву и по команде Нолана спустил стрелу одновременно с остальными апачами.

Только одна из всех пущенных стрел попала в цель. Конь под красным заржал от боли, вздыбился и повалился, подминая под себя орущего всадника.

У красного и в самом деле имелась какая-то защита, которая отклоняла полёт стрелы. Но коня спасти он не смог. Монголы впереди остановились, заёрзали в сёдлах, затем, корчась в судорогах и хрипло крича, попадали наземь и замерли неподвижно, словно стрелы, нацеленные в их властителя, поразили каждого всадника в сердце.

Глава одиннадцатая

То ли красному повезло, то ли реакция у него оказалась слишком уж быстрой, но он успел выскользнуть из-под падавшей лошади и откатиться в сторону, прежде чем Льюп выхватил свой нож и бросился к нему. В какой-то момент апачам даже показалось, что этот странный человек в шлеме — довольно лёгкая добыча. Он даже не попытался защититься, даже не поднял руки, чтобы отвести занесённый над ним нож.

Однако бросившийся к нему Льюп неожиданно отшатнулся в сторону и осел, словно натолкнувшись на неведомую преграду, когда острие его ножа находилось всего в шести дюймах от красного. Затем апач хрипло вскрикнул, его второй раз отбросило и он неловко повалился на землю — это уже выстрелил красный.

Тревис откинул лук, подхватил с земли увесистый камень и запустил им прямо в шлем. Но тот отлетел в сторону, не коснувшись человека. Очевидно, какое-то защитное поле прикрывало красного. Ничего подобного апачам раньше встречать не приходилось. Откуда-то свистнул Нолан, отзывая всех назад.

Красный снова выстрелил, гулкое эхо покатилось по скалам, множась, словно лавина. Однако стрелять уже было не в кого, поскольку все апачи, кроме оставшегося лежать на земле Льюпа, попрятались за камнями.

Заметив, что нападавшие отступили, красный стал подниматься. Медленно и неуклюже. Похоже, при падении лошади он довольно сильно повредил бок и ногу.

Вооружённый, опасный враг, неуязвимый и непобедимый, от которого отлетают стрелы и камни, и который теперь наверняка знает, что в горах живёт кто-то ещё кроме подвластных ему монголов. Теперь он представлял собой гораздо большую угрозу для клана апачей чем когда-либо. Ни в коем случае ему нельзя было дать уйти.

Наконец красный с трудом поднялся на ослабевшие ноги и, пряча пистолет в кобуру и одной рукой опираясь о скалу, медленно заковылял к стоявшим с опущенными поводьями лошадям, возле которых лежали неподвижные монголы. Но Тревис сразу же мысленно прикинул, что когда враг доберётся до края скалистой стены, то ему придётся сделать выбор: либо убрать руку с пластины на груди, либо перестать держаться за камни. Вот в этот-то момент он и может открыться для нападения.

Кони!

Тревис наложил стрелу на тетиву и выстрелил: не в красного, который в этот момент отошёл от скалы, предпочитая потерять опору и идти на слабых ногах, пошатываясь из стороны в сторону, но по-прежнему держась за нагрудный диск. Он выстрелил в воздух, прямо рядом с мордой одного из коней. Тот, дико заржав, вздыбился и стал разворачиваться. Попятившись, животное невольно толкнуло плечо красного, который пытался нащупать поводья. Потеряв равновесие, человек упал на скальную стену, выставив вперёд руки. Конь снова испуганно заржал и метнулся к выходу из расселины. Паника охватила и остальных лошадей. Хрипя и всхрапывая, они все помчались следом, поднимая тучи пыли. Красный прижался к стене, пытаясь избежать лошадиных копыт.

Он не двинулся до тех пор, пока дробный топот копыт не затих за поворотом. На земле осталась лежать только одна раненая лошадь, которая всё ещё судорожно пыталась приподняться. У Тревиса гора свалилась с плеч: может, им и не удалось добраться до этого красного, но теперь, с повреждённым боком и оставшись без коней, он стал более уязвим. Это повышало их шансы.

Очевидно, красный и сам это прекрасно понимал, потому что сразу же оттолкнулся от скалы и поковылял за сбежавшими лошадьми. Но ему удалось сделать всего несколько шагов, а потом он обессиленно опустился на большой камень и принялся манипулировать с пластиной на груди.

Рядом с Тревисом бесшумно возник Нолан.

— Что он собирается делать? — его губы почти касались уха Тревиса, и шёпот едва слышался даже так близко.

Тревис отрицательно повёл головой. Действия врага для него оставались совершенной загадкой. Разве что, попав в такую сложную ситуацию, тот, может быть, пытался вызвать помощь. Правда, что толку от этого? Ведь вертолёт всё равно нигде здесь не смог бы приземлиться.

Самое время попытаться унести Льюпа. Тревис ясно видел, как шевельнулась рука упавшего апача. У него появилась надежда, что выстрел красного всё-таки оказался не смертелен. Он коснулся руки Нолана и указал на Льюпа, затем, отложив в сторону лук и колчан, снял рубаху, чтобы не выделяться на фоне камней. Рядом с раненым апачем Тревис заметил небольшой скальный выступ, который мог бы послужить отличным прикрытием. Но тогда ему придётся проползти мимо одного из монголов. Правда, Тревиса это не слишком заботило: все они так и лежали неподвижно с тех пор, как мешками свалились с лошадей, не проявляя никаких признаков жизни.

С предельной осторожностью Тревис проскользнул между двумя скальными выступами в узкую щель, прополз, словно змея, под кустом и приостановился только возле неподвижного монгола.

Тот лежал, вжавшись жёлтой щекой в песок, с отвалившейся челюстью и полуприкрытыми глазами… Тревис вдруг понял, что перед ним труп. Каким-то образом красному удалось уничтожить их всех во время первой атаки. По всей видимости, он решил, что все его четыре пленника имеют отношение к этому нападению.

Наконец Тревис добрался до выступа, у которого лежал Льюп. Он действовал довольно смело, прекрасно зная, что если противник вдруг оторвётся от своей машины, Нолан обязательно даст знать. Тревис протянул руки и ухватил Льюпа за лодыжки, почувствовав, как напряглись мускулы под пальцами. Молодой апач приоткрыл глаза, его взгляд сфокусировался на Фоксе. Над ухом юноши виднелся кровавый след от пули. Видно, красный целился в голову: при попадании самый надёжный выстрел.

Льюп быстрым рывком перекатился, а Тревис одновременно подтянул его за ноги. Они оба оказались под прикрытием выступа. Раздался выстрел. Мелкая крошка посыпалась на головы, но они уже были в безопасности, по крайней мере, на какое-то время. Тревис был уверен, что красный не рискнёт нападать в открытую.

С помощью Тревиса Льюп добрался до места, где их поджидал Нолан. Сюда же подошёл и Джил-Ли. Он осмотрел рану юноши.

— Царапина, — сообщил он. — Поноет немного, вот и всё. Правда, позже может остаться рубец, воин, — он ободряюще хлопнул Льюпа по плечу и наложил на рану мазь.

— Пора уходить, — решительно произнёс Нолан.

— Он нас видел и знает, что мы не монголы.

Колючий взгляд Нолана хлестнул Тревиса. Тонкие губы нервно сжались.

— И как же мы можем сражаться с ним?..

— Стена… стена, которую не видно… она окружает его, — вмешался Льюп. — Я хотел вонзить в него нож и не смог!

— Человек с невидимой защитой и пистолетом, — вступил в разговор Джил-Ли. — Как ты собираешься с ним сражаться, брат?

— Не знаю, — признался Тревис. Но он твёрдо верил, что отступи они сейчас, позволяя красному связаться со своим народом, то те очень скоро примутся изучать и обшаривать южные степи за хребтами. Возможно, стремление узнать больше об апачах заставит их даже перегнать вертолёт через горы. Источником всех будущих бед и опасностей апачей представал сейчас этот красный.

— У него повреждена нога, и далеко уйти он не сможет. Даже если он вызовет вертолёт, здесь некуда сесть. Ему всё равно придётся искать другое место за холмами, чтобы его подобрали.

Цуай кивнул в сторону стен расщелины.

— Там всё усеяно камнями. Устроить обвал на дороге…

Что-то внутри Тревиса противилось такой идее. Конечно, сражаться один на один и победить в равной схватке — такая мысль его прельщала куда больше. Кроме того, ему хотелось получить пленника, а не бездыханный труп. Но в то же время, использовать особенности рельефа в своей борьбе было привычным делом для апачей. Они испокон веков прибегали к подобным хитростям.

Однако Нолан одобрительно кивнул, и Цуай с Джил-Ли моментально исчезли, бросившись исполнять задуманное. Пусть даже красный и обладает надёжной защитой, но сможет ли она устоять против лавины камней? Им всем это казалось невероятным.

Апачи незаметно подобрались к вершине. Красный по-прежнему сидел на камне, прислонившись спиной к скале, и только руки его беспрестанно двигались, манипулируя нагрудным диском.

Внезапно тишину нарушил многоголосый вой.

— Дар-у-гар! — покатился по горам боевой клич монгольских орд.

Над гребнем соседнего склона вздыбилась людская волна. Они неслись прямо на апачей, размахивая кривыми саблями и вопя во всю глотку. Впереди всех бежал Менлик, полы балахона развевались, словно крылья гигантской хищной птицы. Хулагир… Джагатай… знакомые лица монгольского лагеря. И стремились они уничтожить не того правителя внизу у скалы, а смести самих апачей.

Невидимые за большими валунами, у апачей оставалось всего несколько секунд отсрочки. Стрелы их достать не могли, но и времени самим воспользоваться луками у них не оставалось.

— Он держит их под контролем! — Тревис нетерпеливо дёрнул за плечо Джил-Ли. — Они остановятся, только если мы убьём его.

И не дожидаясь ответа, он тут же всем телом навалился на обломок скалы, который нависал прямо над расщелиной. Валун подался и покатился, увлекая за собой и остальные камни. Тревис споткнулся, упал, и тут на его тело навалился монгол. Ему пришлось изо всех сил удерживать саблю, которая едва не впивалась ему в горло. Вокруг творилось что-то невообразимое: вопли, хрипы, удары… Началась настоящая свалка. Внезапно всё это перекрыл страшный грохот снизу.

Искажённое злобой лицо в футе от Тревиса смотрело на него сумасшедшим, бессмысленным взглядом. Хриплое дыхание рвалось из скривившегося рта. Неожиданно в глазах мелькнуло изумление, затем страх. Монгол отпрянул назад и судорожно забился в руках апача, но теперь уже не атакуя, а пытаясь высвободиться. Тревис разжал руки. Монгол повалился рядом на землю, тяжело дыша.

Тревис перевёл дыхание и с трудом сел. Свалка прекратилась. Кто-то поднимался с земли, кто-то подбирал оружие. Движения людей были какими-то замедленными. Тревис заметил, как на боку Джил-Ли постепенно расплывается кровавое пятно. Подле него валялся один из монголов.

Он отчаянно кашлял и прижимал обе руки к груди. Менлик, упавший неподалёку, ухватился рукой за кривой ствол низкорослого сухого дерева и медленно поднимался на ноги, пошатываясь, словно после долгой изнурительной болезни.

Инстинктивно обе группы разделились, разойдясь по разные стороны расщелины. Лица апачей были угрюмы, в то время как монголы, похоже, только сейчас начали до конца осознавать происшедшее. Однако Тревис боялся, что принужденная атаковать апачей орда теперь может всерьёз обозлиться и напасть снова, но теперь уже вполне осознанно. А отсюда недалеко и до настоящей войны на истребление.

Тревис подполз к обрыву и заглянул вниз. Красный лежал там, погребённый под целой грудой камней. Его защита, должно быть, не выдержала, поскольку голова у него неестественно запрокинулась назад, а в шлеме виднелась большая вмятина.

— Красный мёртв! — воскликнул торжествующе Тревис и повернулся к монголам. — Ты по-прежнему хочешь сражаться за него, шаман?

Менлик оторвался от дерева и подошёл к обрыву. Другие монголы тоже двинулись следом за ним. Глянув вниз, шаман нагнулся, подобрал бурый осколок камня и швырнул в недвижимого врага. Они услышали жёсткий хлопок, на пластине мелькнула фиолетовая искра. С рабской машиной было покончено.

Кто-то угрожающе заворчал, и двое монголов принялись спускаться вниз по обрыву. Менлик окликнул их, и они остановились.

— Не смейте ничего трогать, — прокричал он по-английски. — Может, нам удастся что-нибудь разузнать…

— Красный со своей машиной — ваш, так же как и вся эта земля. Но с этого момента вы не появляетесь на юге, — предупредил Джил-Ли.

Менлик резко обернулся к нему, побрякивая амулетами на поясе.

— Значит, так обстоят дела, апач?

— Именно так, монгол! Мы не собираемся выступать на тропу войны с союзниками, которые в любой момент могут воткнуть свои ножи нам в спины.

Длинные пальцы шамана разжались и снова сжались в кулак.

— Ты мудр, апач, но иногда требуется нечто большее, чем просто мудрость…

— Мы оба мудры, шаман. Не будем бросать слов на ветер, — весомо ответил Джил-Ли.

Цуай и Льюп, подобрав оружие, уже пустились в путь к перевалу. Они ушли довольно далеко, когда остальные апачи последовали за ними. Они прошли две гряды, и только тогда остановились на привал, чтобы осмотреть свои раны и немного передохнуть.

— Мы идём туда, — Нолан дёрнул подбородком в сторону юга. — Сюда мы не вернёмся. Здесь слишком много колдовства.

Тревис шевельнулся, собираясь что-то сказать, но заметил на себе недовольный взгляд Джил-Ли.

— Идём?.. — повторил он.

— Да, мой юный брат. А тебе хотелось бы пуститься в путешествие с теми, кем правит машина?

— Нет. Но только на этой стороне гор нам нужны глаза.

— Зачем? — Джил-Ли на этот раз действительно не мог его понять. — Мы теперь собственными глазами видели, как работает эта машина. Нам просто повезло, что красного удалось убить. Теперь он уже ничего не сможет поведать своему народу, как ты опасался. И эта война между монголами и красными нас не касается. Чего же ещё искать здесь?

— Мне стоило бы ещё раз наведаться в заброшенный город, — правдиво ответил Тревис, однако натолкнулся на стену явного неодобрения.

— Разве не ты испытал то странное ощущение ночью, когда мы сидели в засаде? Что, если ты, как и монголы, попадёшь под контроль машины? Ведь тогда ты станешь опасным оружием против нас, своих же сородичей, — тон Джил-Ли был откровенно враждебным.

В его словах имелась доля истины, однако Тревис с каждой минутой всё больше ощущал свою правоту. Башни заброшенного города хранили свою тайну. И если её раскрыть, даже рискуя недовольством собственного клана, причина возникновения в горах этих строений могла поведать о многом. Тревис интуитивно чувствовал: игра стоит свеч.

— Может, дело в том, — холодно заметил Нолан, — что ты уже стал винтиком этих машин. Если так, то мы не нуждаемся в твоём присутствии среди нас.

Вот оно. Открытая враждебность с большей долей убеждённости, чем пассивное сопротивление Деклая. Тревиса это сильно обеспокоило. Семья, клан, всё это важные вещи для апача. Если сейчас он допустит ошибку, совершит неверный шаг и его изгонят, то как апач он окажется потерянным человеком. В прошлом его народа существовали подобные изгои, такие, как бесславный апач Кид, который убивал и убивал, и убивал не только белых, но и своих сородичей. Люди-волки, которые и жили в холмах по волчьим законам. Эта страшная участь теперь реально замаячила перед ним. Вверх по лестнице цивилизации ли, вниз ли, почему же так неймётся его любопытству?

— Послушай, младший брат, — Джил-Ли с перевязанным боком шагнул к нему. — Скажи мне, что ты хочешь отыскать в этих башнях?

— На тех, других планетах, в подобных зданиях мы нашли секреты древних. Что-нибудь может сохраниться и здесь.

— И среди этих секретов древних, — вступил в разговор Нолан, — нашлись те, которые привели нас в этот мир? Так?

— А что, Нолан, кто-нибудь заставлял тебя, или тебя, Джил-Ли, или тебя, Цуай, лететь к звёздам? Нас предупреждали о том, что с нами может произойти. Но несмотря ни на что, вы все согласились и стали добровольцами.

— За исключением этого путешествия. На него у нас никто не спрашивал согласия, — отозвался Джил-Ли. — Да, Нолан, я не думаю, что наш брат собирается искать новые навигационные кассеты. Да и какая от них польза? Наш звездолёт уже никогда не взлетит. Так что же ты всё-таки ищешь?

— Знания… может, оружие. Разве можем мы противостоять машинам красных? Поймите, большинство машин, которые они сейчас используют, похищены ими на кораблях инопланетян в разных временах. Я убеждён, что на каждое оружие есть своя защита.

Нолан мигнул, и впервые за всё время на его бесстрастном лице промелькнула заинтересованность.

— На лук — ружьё, — произнёс он напевно. — На ружье — пулемёт, пушка, бомба… Защита может оказаться страшнее самого оружия, и ты считаешь, что в этих башнях можно найти вещи, которые превзойдут машины красных? И окажутся более убийственными, чем пушка против пулемёта?

Тревис испытал прилив вдохновения.

— Разве мы не сменили лук на ружьё, когда вышли на тропу войны против синих мундиров?

— Но мы же не собираемся выступать против этих красных, — запротестовал Льюп.

— Может, не сейчас. Но как быть, если они пересекут горы и, возможно, гоня перед собой монголов…

— И ты уверен, что если обнаружишь в этих башнях оружие, то поймёшь, как им воспользоваться? — поинтересовался Джил-Ли. — Откуда ты возьмёшь это знание, мой юный брат?

— Я ничего такого не утверждаю, — возразил Тревис. — Но я учился на археолога, и мне довелось видеть другие планеты звёздного народа. Кто ещё среди нас мог видеть подобное?

— Это верно, — нехотя согласился Джил-Ли. — И мне кажется, в осмотре этих башен есть определённый смысл. Стоит красным обнаружить их первыми, и если только такое оружие существует, тогда уж мы точно окажемся загнаны в тупик, а противник будет преследовать нас по пятам.

— Ты собираешься отправиться к этим башням прямо сейчас? — спросил Нолан.

— Я пойду напрямик, а затем присоединюсь к вам на другой стороне перевала.

Растущее напряжение и жажда действия настолько раздразнили его, что он готов был, бросив всё, сломя голову нестись к старому городу.

— Будь осторожен, — сказал Джил-Ли, предостерегающе выставив ладонь. — Помни, мой младший брат, что стоит только раз ошибиться в выборе тропы, и можно не вернуться.

— Мы подождём на той стороне перевала ровно один день и одну ночь, — вставил Нолан. — После этого, — он пожал плечами, — какую бы ты тропу ни выбрал, тебе придётся идти по ней одному.

Но слова Нолана словно зависли в пустоте, Тревис даже не понял их сути. Все его мысли были заняты только башнями древнего города. Он уже тронулся в путь.

Глава двенадцатая

Тревис выбрал прямой маршрут по гребням высот. Однако до наступления ночи ущелья достичь не успел. Ему не хотелось входить в долину при лунном свете. Теперь в нём боролись два желания: первое — немедленно отправиться в город и исследовать башни. Второе — повернуть назад и уйти, оставив всё, как есть. Тревис вдруг понял, что отчаянное любопытство борется в нём с невероятным страхом. Он даже не мог понять, откуда тот возник. Может быть, это были всего лишь глупые древние суеверия, навеянные редаксом? Но в то же время Тревис ощущал себя цивилизованным человеком, археологом, которому предстояла трудная, но интересная задача.

Скорчившись, он сидел в темноте и пытался разобраться в нахлынувших на него ощущениях. Откуда в нём вдруг возникла такая потребность исследовать башни? Эх, если бы только койоты были рядом с ним… Почему, зачем и куда они исчезли?

Тревис сидел, прислонившись спиной к краю скалы и вслушивался в каждый шорох, доносившийся до него из ночи, впитывал каждый запах, приносимый лёгким прохладным ветерком. Ночь жила своей собственной жизнью. Он узнавал лишь некоторые из этих звуков, ещё меньше он видел. Неожиданно по диску луны скользнула гигантская тень. Она была так огромна, что на секунду Тревис даже подумал, что это может быть только вертолёт, но крылья взмахнули и существо слилось с темнотой ночного неба, исчезнув так же беззвучно, как и появилось. Гигантский ночной хищник. Такого Тревису видеть ещё не доводилось.

Положившись на традиционную охотничью предосторожность, Тревис решил немного передохнуть, а чтобы враг не подобрался к нему незамеченным, он забросал сухими ломкими веточками единственный путь к впадине, в которой теперь укрывался. Ненадёжная защита, но она помогла бы ему вовремя поднять тревогу. И теперь он сидел, уткнув лицо в колени и временами задрёмывал, отдаваясь во власть зыбкого сна. Но сон был слишком короток и вскоре Тревиса до костей пробрал утренний холод. Он с трудом дождался рассветного часа, проглотил пару концентратов, запил водой и пустился в путь.

К восходу солнца он добрался до водопада и поспешил дальше, с приближением долины всё более и более ускоряя шаги. Однако, поймав себя на этом, он намеренно замедлил шаг из природной осторожности. Поэтому, когда он добрался до арки, то миновал её уже не спеша и тихо окунулся в мерцающий золотистый туман, окружавший башни.

Здесь ничего не изменилось с того времени, как он впервые пришёл сюда с Кайдессой. Разве что добавилось присутствие Наликидью и Нагинлты. Они лениво поднялись с жёлто-зелёной дороги и трусцой двинулись ему навстречу, не проявляя при этом никакого удивления, словно расстались всего несколько минут назад.

Тревис опустился на колено и протянул руку самке, которая всегда более дружелюбно относилась к нему. Та сделала несколько шажков и ткнулась в ладонь холодным носом, при этом слабо заскулив.

Почему? Этих почему у Тревиса набралось уже слишком много. И он постоянно мысленно задавал их себе. Почему они оставили его? Почему предпочли именно это место, хотя здесь совершенно нет дичи? Почему сейчас они встречали его так, словно ждали его возвращения?

Тревис перевёл взгляд с животных на башни, на эти окна, расположенные ромбами вдоль стен. И вновь ему почудилось, что кто-то наблюдает за ним. Впрочем, не удивительно. Этот золотистый туман вполне мог скрывать наблюдателя, в то же время предоставляя ему прекрасную возможность следить за всеми, кто появляется перед башнями.

Он двинулся к стенам, беззвучно ступая мокасинами. Однако в нависшей, удушливой тишине ясно и отчётливо раздавалось цоканье когтистых лапок по камням. Лучи солнца сюда не проникали. Вместо него над головой висело ослепительное золотистое марево, и Тревису всё казалось, что клубы тумана всё больше и больше сгущаются вокруг него. Он уже не мог разглядеть арку, сквозь которую вошел на площадь.

— Найенезяни — победитель чудовищ — дай силы моей руке натянуть лук, дай силы моему запястью метать ножи.

Из каких глубин памяти всплыла эта древняя формула? Тревис даже не осознавал, что говорит, пока слова сами собой не сорвались с губ.

— Ты, ждущий — ши индай то-дай ишан — апач не пища для твоего желудка. Я — Фокс из племени Иткаткуднде’ю — Народа Орлов, и подле меня идут га-н…

Тревис мигнул и потряс головой, словно пробуждаясь. Что побудило его произнести всё это? Почему он использовал слова и фразы, которые уже давно не входили в современную речь?

Тревис обошёл основание первой башни. Ни двери, никаких щелей или отверстий обнаружить не удалось. Вторая, третья. Ничего. Если он собирается попасть внутрь, то ему надо найти способ добраться до нижних окон.

Он прошёл в другую арку, ту, которая вела к кочевью монголов. Здесь он срезал молодое деревце и обстругал его, получилось что-то вроде жерди. Затем Тревис разорвал кушак на полоски и связал довольно крепкую верёвку, длины которой, правда, едва хватало для его целей. Он привязал её к жерди и затем со второй попытки закинул эту длинную палку как копьё в нижнее окно. Когда же он потянул за верёвку, жердь застряла в проёме. Лестница была не слишком надёжной, но выбирать не приходилось. Он быстро взобрался по верёвке и навалился животом на подоконник.

Подоконник оказался широким, не меньше 25 дюймов от внешнего до внутреннего края. Тревис переждал несколько мгновений, не торопясь входить. Он глянул вниз. Верёвка болталась у самой земли, а рядом лежали оба койота. Высунув языки и задрав морды, они с любопытством смотрели на него.

Полутёмная комната была круглой, напротив виднелся ещё один проём окна с другой стороны башни. Тревис легко спрыгнул на пол. Подоконник располагался на высоте четырёх футов от пола, и свет из окна освещал только часть комнаты. Тревис замер на месте, внимательно оглядывая помещение. Никаких предметов обстановки здесь не было, лишь в центре из колодца темноты вздымалась фиолетовая колонна, разливая вокруг себя слабый, мерцающий свет. Привыкшие к сумраку глаза отметили на синем фоне пульсацию зелёного и лилового цветов.

Колонна уходила вверх и вниз в большие отверстия в полу и потолке. Выбор у Тревиса был невелик — спуститься вниз, каким-то образом подняться наверх или просто-напросто выбраться наружу из другого окна.

Осторожно ступая, Тревис подобрался к колодцу. Сквозь мягкую кожу мокасин он ступнями ощущал твёрдую гладкую поверхность камня, покрытую толстым, нежным слоем пыли, которая при каждом шаге вздымалась маленьким облачком. Кое-где в пыли Тревис заметил странные треугольные отпечатки. Их могли оставить только птицы, подумал он. Во всяком случае, эти башни не посещались разумными существами долгое-долгое время. Он подошёл к колодцу и посмотрел вниз. На него глянула непроглядная тьма, в которой пульсация и свечение колонны казались ещё ярче. Но даже этот свет не давал возможности как следует осмотреть колодец, по которому проходила колонна. Тревис не заметил никаких скоб или трещин в самой колонне, а значит, подняться или опуститься по ней было просто невозможно.

Наконец после долгих колебаний Тревис решился и коснулся поверхности колонны. И тут же попытался отдёрнуть руку — но бесполезно. Пальцы словно приклеились к материалу колонны, который был твёрд словно металл, и одновременно податлив и тёпл как плоть живого существа. Тревис почувствовал, как внутри у него нарастает тяжёлый ком.

Он приложил все силы, чтобы высвободить руку, но ничего поделать так и не смог. Не только его ладонь приклеилась, но теперь стало притягивать и его самого. Внутри Тревиса проснулся примитивный животный ужас. Он запрокинул голову и дико заорал.

Мгновением позже в неведомой ловушке оказалась левая рука, а затем к колонне притянуло и его самого. Он так к ней и прилип, не в силах сделать хоть что-нибудь.

К своему ужасу он почувствовал, что скользит вниз. Он закрыл от страха глаза, его трясло, а спуск всё продолжался.

Когда паника улеглась, Тревис сообразил, что он вовсе не падает. Он просто спускался, спускался со скоростью идущего по лестнице человека. Он миновал ещё два тёмных помещения, которые освещались только мерцанием колонны, а затем, видимо, оказался ниже уровня поверхности. Он по-прежнему оставался узником колонны, но теперь его окружала кромешная тьма.

Его ноги чего-то коснулись, и он догадался, что наконец достиг основания. Он снова попытался вырваться, напрягся всем телом и тут же чуть ли не кубарем полетел на пол. Неизвестная сила освободила его.

Спотыкаясь, он отлетел к стене и, опёршись на неё, замер, тяжело дыша. Исходящее от колонны свечение, казалось, растекалось в воздухе. Здесь было довольно светло, и Тревис без труда рассмотрел, что вправо и влево уходит в темноту широкий коридор.

Он вернулся к колонне и прикоснулся к ней обеими ладонями. Безрезультатно. Теперь у него не было пути обратно. Ему оставалось лишь надеяться, что в каком-нибудь месте коридор выведет его на поверхность. Вот только куда идти?

Он пошёл направо, останавливаясь каждые несколько шагов и настороженно прислушиваясь. Однако ничего кроме мягкого шуршания собственных мокасин расслышать ему так и не удалось. Воздух был довольно свеж, и ему показалось, что он различает слабое дуновение откуда-то впереди. Возможно, он догадался правильно, и там его ждёт выход.

Но вместо этого он очутился в комнате, при виде которой у апача невольно вырвался возглас удивления. По голым стенам искрился и мерцал зеленоватый свет, как и на колонне. Прямо перед ним стоял небольшой столик и за ним скамья, вытесанные из породы рыжего камня. И никакого выхода, кроме дверного проёма, в котором он стоял.

Тревис прошёл к скамье. Сдвинуть её было невозможно, и в то же время любой, кто бы ни сел на неё, оказывался за столом лицом к стене. На столе лежал предмет, который Тревис узнал сразу. Это был один из ридеров, с помощью которых на звездолёте с мёртвым капитаном-инопланетянином невольные путешественники получили ту немногую информацию о древней звёздной цивилизации.

Рядом лежал картридж с кассетой. Тревис прикоснулся к одному из них, внутренне опасаясь, как бы этот хрупкий предмет не превратился в пыль. Всё здесь было заброшено многие столетия назад. Конечно, каменный стол и скамья могли пережить и тысячи лет, а вот такие предметы — нет.

Однако изделия звёздной цивилизации всё-таки выдержали испытание временем. Тревис отряхнул пыль со скамьи и опустился на неё.

Он посмотрел на стену перед собой, но тут же отвёл взгляд. Ему вдруг показалось, что если он долгое время будет смотреть на все эти приливы и отливы цветовых волн, то вскоре его словно муху затянет в паутину колдовства, как ловят умы монголов машины красных. Вместо этого он постарался сосредоточиться на ридере. Модель была такой же, как и та, которую они использовали на звездолёте.

Вся эта светящаяся комната, стол, скамья были устроены только с одной целью, в этом Тревис мог даже поклясться, — воспользоваться ридером. Однако Тревис держал в пальцах картридж, не в силах заставить себя открыть его. Оставленная кассета несомненно была важна для существ, оставивших ее здесь. Да и вся долина могла предназначаться для единственной цели: заманить сюда любого, кто наткнётся на город.

Тревис сдул пыль, открыл картридж и зарядил диск в ридер, затем припал глазами к полоске визора.

Когда он поднял голову и оглядел светящиеся стены, боль в занемевшей шее дала понять, что миновали часы. Он закрыл ладонями уставшие глаза и постарался сосредоточиться. Он видел перед собой много непонятных тестов, написанных на незнакомом языке. Затем стали мелькать трёхмерные картинки, сопровождавшиеся голосом и комментариями диктора. Но не понимая речи, для апача всё это стало лишь обрывками полной информации. У Тревиса родилось в голове множество разных догадок, но некоторые были слишком уж алогичны и абсурдны. Из всех этих сумбурных впечатлений он сумел вынести одно — башни были построены яйцеголовыми космонавтами, и были чрезвычайно важны для этой исчезнувшей звёздной цивилизации. Среди тех обрывков информации, которые ему удалось почерпнуть, обнаружилась и такая, которая вела к богатейшей сокровищнице Топаза. Об этом Тревис мог только мечтать.

От напряжения он принялся раскачиваться на скамье. Знать так много и одновременно так мало! Если бы только Эш был здесь, рядом. Сокровища, спрятанные на Топазе, могли оказаться настоящим ящиком Пандоры для того, кто не имел представления с чем имеет дело. Апач внимательно осмотрел окружавшие его стены. В них были скрыты проходы. Он был уверен, что смог бы открыть часть из них, но не только сейчас, ещё не время…

Тревис понимал ещё одно. Всё это не должно достаться красным. Если только информация попадёт к ним в руки, то это станет не только концом монголов и апачей здесь, на Топазе. Это станет концом Земли. Подобно чёрной инопланетной чуме они пройдут по всей планете, сметая всё на своём пути. После них не останется ни одной нации.

Если бы он только мог — как ни восставало против этого всё его существо археолога — уничтожить долину, не оставив даже и следа от старого города. Но если у красных и есть такое оружие, то у апачей его просто нет. Им надо действовать так, как они и задумывали с самого начала. Необходимо воевать с этими красными и уничтожить их ещё до того, как они сумеют проникнуть в этот заброшенный город с башнями.

Тревис неуклюже поднялся на занемевших ногах, глаза слезились от напряжения, голова распухла от картин, намёков и идей. Ему хотелось выбраться отсюда на открытый воздух, где чистый, свежий ветерок, прилетавший с горных вершин, мог бы развеять его невесёлые мысли о неведомой цивилизации и проблемах, внезапно открывшихся перед ним. Спотыкаясь, он слепо побрёл по коридору, ломая голову над тем, как ему теперь добраться на третий этаж до своей жерди с верёвкой.

Когда он наконец добрёл до колонны, то, даже не надеясь, а просто повинуясь какому-то внутреннему побуждению, приложил к светящейся поверхности ладони. К его несказанному удивлению, они мгновенно прилипли, а затем и его тело оказалось в плену неведомой силы. И через несколько секунд он почувствовал, что скользит вверх.

Он невольно затаил дыхание, пока не миновал первое помещение, и только тогда позволил себе расслабиться. Принцип этого странного лифта ему был непонятен. Но ему было совершенно всё равно, лишь бы механизм работал как положено. Вскоре он достиг помещения с окнами. Дневной свет сменился зеленоватыми отблесками луны, катившейся по небу. Должно быть, он провёл в подземелье целые часы.

Тревис почти без труда отошёл от колонны и бросился к окну. Ему следовало поторопиться, если уж он хотел догнать группу апачей на перевале. То, что они собирались сообщить клану, напрочь перечёркивалось всем тем, что ему довелось узнать здесь. Теперь апачи не могли уйти на юг, оставив горы и особенно долину без присмотра. Если это случится, и красные завладеют сокровищами Топаза, погибнут они все. Этого допустить было нельзя.

Спустившись вниз по верёвке, он огляделся в поисках койотов. Затем попытался мысленно позвать их. Однако они исчезли столь же неожиданно, как и встретили его. У Тревиса уже не оставалось времени на поиски. Со вздохом он трусцой пустился к перевалу.

В прежние времена, припомнилось ему, воины апачей были способны преодолеть до пятидесяти миль в день пешими по пересечённой местности. Возможно, у него нет такой выносливости, но почему-то он был абсолютно уверен, что успеет догнать остальных. Однако, когда он вышел на перевал, то своих соотечественников на обусловленном месте не нашёл.

По перевёрнутому камню и сломанной ветке он к своему огромному разочарованию понял, что они доберутся до лагеря задолго до него. Деклай со своими сторонниками не преминут воспользоваться сообщением Нолана и постараются во что бы то ни стало склонить всех на свою сторону.

Однако сдаваться Тревис не собирался. В нём словно проснулся дух противоречия. Он пустился бежать дальше. Тревис уже настолько вымотался, что поддерживал себя только допингом, содержащимся в концентратах. Он бежал трусцой, которая была ненамного быстрее спортивной ходьбы. Его неотвязно преследовали воспоминания о картинах, увиденных в ридере: перед силами, которыми манипулировали яйцеголовые звёздные путешественники, бледнели кошмары водородных и кобальтовых бомб, терзавшие его мир с незапамятных времён.

Потратив последние силы, он рухнул возле ручья и тут же уснул. Его разбудили лучи горячего утреннего солнца, падавшие на лицо. Тревис с трудом разлепил спекшиеся веки, шатаясь, поднялся на ноги, зачерпнул ладонью из ручья, смочил лицо и губы и снова пустился бежать.

Какой сегодня день? Сколько часов он провёл в подземелье? Он совершенно потерял счёт времени. В голове билась и пульсировала лишь одна мысль: он должен добраться до лагеря, поведать о своих открытиях, каким-то образом взять верх над Деклаем, доказав необходимость вторжения на север.

Неожиданно Тревис узнал знакомый ориентир: небольшой скалистый пик. Взгляд скользнул по нему и сознание сработало. Но он продолжал идти, хрипя и пошатываясь. Грудь с трудом вздымалась от каждого вздоха. Тревис даже не мог предположить, что теперь его осунувшееся, усталое, измождённое лицо представляет собой страшную искажённую маску.

— Э-э-эй…

Далёкий крик достиг его ушей. Тревис с трудом приподнял голову и увидел перед собой людей, но всё никак не мог сообразить, что может значить обращённое против него оружие.

К ногам упал камень, другой. Он с трудом заставил себя остановиться. Прерывистое дыхание рвалось из горла.

— Ниюгак!

Колдун. Где колдун? Тревис затряс головой. Какие здесь могут быть колдуны?

— До нейлка да!

Древняя угроза смерти. Почему? Для кого?

Ещё камень, на этот раз он угодил ему прямо в ребро, и с такой силой, что Тревис пошатнулся и сел. Он попытался подняться, увидел, как Деклай осклабился и замахнулся. Наконец Тревис понял, что происходит.

Но тут в голове взорвалось болью, и он начал падать, валиться в колодец тьмы. И на этот раз никакой зеленовато-лиловой колонны, которая могла бы осветить ему путь.

Глава тринадцатая

Что-то мокрое и шершавое потёрлось о щёку, Тревис попытался отвернуться, но вспышка боли заставила его замереть. Через какое-то время боль перешла в головокружение, но он всё ещё лежал, боясь сделать малейшее движение. Тревис с трудом приоткрыл один глаз и увидел остроконечные ушки и пушистую голову койота на фоне серого, завешанного тучами неба. Он сразу признал Наликидью.

Холодная капля упала ему на лоб и скатилась, оставляя после себя прохладный след. И сразу же грозовые облака разразились безумным ливнем. Такого Тревису не приходилось переживать со времени своей высадки на Топаз. Его зазнобило от промозглой сырости. Тревис попытался подняться хотя бы на колени, но ноги подогнулись, он упал, потом снова приподнялся. Наликидью схватила его зубами за рубашку и принялась тянуть вверх. Только благодаря этой поддержке ему, наконец, удалось встать, на четвереньки. Вот так он и дополз до небольшого укрытия под ветвями какого-то густого дерева. Здесь, спрятавшись от непогоды, Тревис уселся на рыжеватый слой опавших иголок и уставился в пустоту. Теперь только редкие капли дождя падали на него, но он даже не обращал на это внимание.

И тут силы снова покинули его. Тревис, свернувшись калачиком, повалился на бок и закрыл глаза. Его трясло точно в лихорадке, а сознание неистово боролось с болью, которая раскалывала голову. Он пытался заставить себя перетерпеть её, забыться и вспомнить, что же всё-таки произошло.

Встреча с Деклаем и по крайней мере с четырьмя или пятью его сторонниками, обвинение в колдовстве — серьёзное обвинение в старые времена. Старые времена! Для Деклая и его приспешников, они никогда не кончались! И эта угроза — до нейлка да — значила буквально: не видеть тебе рассвета, смерть.

Камни. Последнее, что Тревис помнил, были брошенные в него камни. Он медленно принялся ощупывать саднившее тело. Оно всё было сплошь покрыто синяками: плечи, рёбра, грудь и даже ноги. Должно быть, в него кидали и после того, как он потерял сознание. Камни… изгнание! Но почему? Не могла же враждебность Деклая получить одобрение Осторожного Оленя, Джил-Ли, Цуая или даже Нолана? Мысли путались.

Неожиданно Тревис почувствовал, что его перестало трясти. Лихорадочная дрожь во всём теле прошла, стало не только теплей, но и суматошные, отчаянные мысли начали понемногу успокаиваться, словно кто-то пытался облегчить ему боль и страх. Это был не словесный, и даже не мысленный контакт, а скорее нечто менее ощутимое, где-то на уровне подсознательных чувств. Тревис даже не сумел бы описать это всё словами. Наликидью тесно прижималась к его боку, положив мордочку на плечо. Её тёплое дыхание приятно щекотало шею. Тревис обнял её, и этот его жест вызвал у неё довольное повизгивание.

Он уже перестал удивляться действиям и поступкам койотов. Его просто переполняла благодарность за одно лишь то, что она сейчас находилась рядом, лежала рядом с ним, согревая своим собственным теплом, и пыталась успокоить телепатическим контактом. Через секунду её спутник осторожно протиснулся под низко висевшей ветвью, прополз в укрытие и улёгся рядом. Тревис протянул руку и с любовью погладил мокрый мех, пахнувший грозовой свежестью.

— И что дальше? — произнёс он вслух.

Он понимал, что устроить подобное Деклай мог только с одобрения большинства членов клана. Однако мелькнула и более неприятная мысль. Что, если Деклай теперь стал новым вождем апачей, а изгнание Тревиса только прибавило его престижу?

Лихорадка Тревиса уже прошла, но временами его колотил озноб. На Земле перед отправкой они все прошли через иммунологические прививки. Их сумели оградить от всех мыслимых заболеваний, но вот элементарная простуда вполне была способна отнять у человека последние силы. А сейчас он просто не мог себе позволить расслабиться и заболеть.

Дождь превратился в мелкую изморозь, капли больше не падали на Тревиса, но в воздухе пахло прохладой и сыростью. Его немного спасали оба койота, но до конца согреть измождённого, раненого человека им не удавалось. Скрючившись и прижавшись к земле, чтобы не касаться спиной мокрых ветвей, нависавших довольно низко, Тревис принялся стягивать с себя промокшую рубаху, которая только охлаждала тело. Он осторожно, морщась и постанывая от боли, принялся вытирать себя сухими листьями, выкопанными из-под влажного слоя. Синяки и ссадины не давали покоя, но Тревис понимал, что сейчас, пока в голове гудит и мысли путаются, он ничего не способен предпринять. Это бессилие больше всего мучило и угнетало его. Чтобы забыться, Тревис почти полностью зарылся в листья и постарался расслабиться. Койоты лежали рядом, охраняя его и прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся извне.

Наконец Тревису всё-таки удалось уснуть. Потом он даже не мог припомнить, что ему собственно снилось: в памяти остались лишь какие-то смутные обрывки картин и видений. Но надо всеми ними витало ощущение опустошённости и страха.

Он проснулся в темноте наступившей ночи и сразу же уловил тихий шелест дождя. Тревис инстинктивно повёл рукой — койотов не было. После сна мысли немного прояснились, да и голова уже так не болела. Тревис внезапно понял, как должен поступить. Как только силы вернутся к нему, он сможет прибегнуть к традициям прошлого. Его положение стало настолько отчаянным, что он готов был пойти на крайние меры. Если понадобится, он вызовет Деклая на бой.

Тревис машинально перевернулся на бок и стал размышлять над пришедшей ему в голову мыслью. Он был года на три или четыре моложе своего противника и несколько выше. Однако Деклай отличался плотным сложением, имея при этом крепкие длинные руки. Это в определённой степени уравнивало шансы. Однако Тревис был уверен, что Деклаю не приходилось участвовать в поединках по обычаям апачей. А поединок апачей сильно отличался от привычных дуэлей европейцев. Это настоящий ритуал, и вступить в него может не всякий и не всегда. У Тревиса же теперь было право явиться в лагерь и вызвать Деклая на поединок. А у того, в свою очередь, оставался выбор: либо уступить и признать своё поражение, либо драться.

В древнем прошлом такой поединок имел только один конец: смерть одного из дерущихся. Если Тревис выберет именно эту тропу, то ему волей-неволей придётся пройти по ней до конца, и к своей смерти он был готов. Но вот убивать Деклая ему совсем не хотелось.

Здесь, на Топазе, их и так слишком мало. Потеря каждого человека может обернуться трагедией для всего клана. И хотя Тревис не испытывал особой симпатии к Деклаю, но и ненависти к нему он тоже не чувствовал. Однако перед ним лежало только два пути: либо он бросает вызов Деклаю и сражается с ним, либо навсегда остаётся изгоем и ведёт отшельнический образ жизни. Тревис не мог, не имел права рисковать будущим апачей. Особенно теперь, когда он узнал всю эту информацию, почерпнутую в подземелье заброшенной башни. И в то же время Тревис хорошо понимал, что сейчас вступает в борьбу, наградой в которой станет будущее апачей и всей Земли впридачу.

Вначале ему надо было отыскать новое место расположения лагеря. Если клан прислушался к слову Нолана, то наверняка двинется дальше на юг, держась подальше от горной гряды. И значит, если Тревис пустится их догонять, то ещё больше уйдёт от заброшенного города с зеленоватыми башнями. Ему этого совсем не хотелось.

Тревис с горечью улыбнулся собственным невесёлым мыслям, и сразу же лицо, покрытое синяками, свела судорога боли. Как ему хотелось сейчас раздвоиться. Одну его половину тянуло в долину, чтобы там охранять заброшенные башни древнего города. А вторую — в лагерь апачей, со страстным желанием вызвать на поединок Деклая. Но он был всего лишь человеком, и потому, хочет он того или нет, а ему придётся рискнуть безопасностью башен. Он считал, что сейчас важнее всего покончить с влиянием Деклая в клане.

Перед самым рассветом вернулась Наликидью, притащив с собой птицу или, вернее, существо, отдалённо напоминавшее земную птицу. Тревис с интересом разглядывал сё. Когда-то давно у этих существ почти полностью атрофировались крылья, но вот ноги и тело были крепкими и сильными. Тревис разделал тушку, машинально отложив несколько перьев для стрел. Поёживаясь от утреннего холода, Тревис стал торопливо рвать зубами сырое тёмно-вишнёвое мясо, кидая косточки Наликидью.

Немного поев, Тревис, несмотря на ноющую боль во всём теле и многочисленные ссадины, решил всё-таки выполнять задуманное. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы позволять себе отступить или расслабиться. Он выглянул из-под укрытия и осмотрел промокшую насквозь окрестную поросль. Дождь всё ещё моросил, но оставаться в укрытии Тревис больше не мог. Он мысленно позвал койотов и постарался как можно яснее представить себе лагерь апачей и самого Деклая. К его огромному облегчению ответ пришёл сразу. Койоты были готовы провести его по свежему следу.

Стряхнув с себя остатки сухих листьев, Тревис натянул на себя всё ещё сырую рубаху. Прикосновение мокрой материи было неприятным, но выбора не оставалось. Через секунду ему всё равно предстояло тащиться под дождём. Он спрятал нож за пояс и осторожно выбрался из укрытия. Дождь, как видно, лил всю ночь, скалы и камни стали мокрыми и неустойчивыми. Тревис, осторожно ступая по ним мягкими подошвами кожаных мокасин, старался держать равновесие и не оступиться. Он постарался отвлечься от боли, которая мучила его при каждом движении, и вскоре мысли вернулись к недалёкому прошлому. Неожиданно в сознании возник вопрос, который он уже несколько раз задавал себе. Почему же койоты покинули его там, в древнем заброшенном городе? Почему потом остались и ждали, никуда не уходя? Какая может существовать связь между животными Земли и останками древней звёздной цивилизации? Тревис был глубоко убеждён, что Наликидью и Нагинлта остались среди башен и золотистого клубящегося тумана совсем не случайно. Ему страстно хотелось связаться с ними напрямую, задать эти вопросы, и главное — получить на них ответы.

Но отвлекать их сейчас Тревис не решился. Без этих чутких животных он никогда бы не сумел отыскать следов откочёвывающего клана. Лёгкая морось сменялась ливневыми потоками, смывая запахи с мокрой земли, сырость пропитала всё вокруг, небо становилось то тёмно-бронзовым, то почти чёрным; Тревис мёрз. А койоты бежали впереди, припав острыми мордочками к земле, и шныряли из стороны в сторону, старательно отыскивая слабые следы.

Дождливая погода держалась трое суток, ручьи и речушки превратились в неистовые бешено ревущие потоки, через которые Тревису порой приходилось пускаться вплавь. Местами глинистая, мягкая земля разбухла и размякла настолько, что ноги едва ли не по щиколотку увязали в ней, и каждый шаг давался с огромным трудом. Налипавшая скользкая грязь мешала идти, но и счищать её не имело смысла. Тревис устал, ослаб и теперь брёл с трудом, пошатываясь, иногда падая и оступаясь, но не давая себе поблажки. Он знал только одно: стоит ему расслабиться и начать себя беречь, как вся его идея лопнет, как мыльный пузырь. Он должен держаться во что бы то ни стало. Он надеялся только на одно: что остальные апачи сталкиваются сейчас с теми же самыми трудностями. Даже, пожалуй, с большими, поскольку на их плечах лежал груз вьюков. Да и женщины не могут идти слишком быстро. Однако то, что племя не делало большого привала, говорило о желании апачей убраться подальше от злополучных гор.

На утро четвёртого дня Тревис проснулся и, ещё не открывая глаз, почувствовал смену погоды. Он приподнял веки и сразу же заметил, как тёмная бронза пасмурного неба сменилась на привычную позолоту. Он поднялся и огляделся. Местами тучи прорывали солнечные лучи. Они падали на дальние холмы, и лёгкий пар поднимался с земли, словно огромное множество котлов кипело на кострах.

Тревис обрадованно потянулся и расслабился. Рубаха на нём просыхала, ссадины и синяки почти прошли, а боль перестала мучить усталое тело. Перед ним раскинулась промокшая за время ливней страна, но он уже чувствовал, что недалёк час, когда он всё-таки сумеет настичь клан. И это станет его часом, потому что все планы мысленно уже были отработаны им до мельчайших деталей. Самая трудная часть пути осталась позади.

Два часа спустя Тревис сидел в засаде, поджидая дозорного, который шёл ему прямо в руки. По подсказкам койотов, Тревис умело обогнул цепочку двигавшихся по холмам апачей, и вышел вперёд. Теперь ему нужен был посредник, который бы мог передать его вызов. И то обстоятельство, что дозорным оказался Манулито — один из сторонников Деклая, — играло ему на руку.

Когда ничего не подозревающий апач проходил мимо, Тревис приготовился и прыгнул на него.

Под тяжестью навалившегося тела Манулито свалился прямо лицом в грязь. Тревис насел на него и несмотря на сопротивление в два счёта скрутил парню руки. Будь это кто-нибудь другой из клана, ему бы не удалось справиться так быстро. Просто Манулито был ещё совсем неоперившимся юнцом, достаточно хилым по стандартам апачей.

— Не двигаться! — яростным шёпотом предупредил Тревис. — Слушай внимательно и передай Деклаю в точности каждое моё слово.

Попытки вырваться прекратились. Манулито умудрился повернуть голову и краем глаза взглянул на своего врага. Тревис отпустил его и поднялся. Манулито медленно сел, его перепачканное лицо было угрюмо, глаза яростно поблескивали, однако за ножом он не потянулся.

— Ты передашь Деклаю: «Фокс говорит — у тебя мало разума и ещё меньше мужества. Ты предпочитаешь швырять камни вместо того, чтобы встретиться нож к ножу, как подобает воину. Если ты считаешь себя воином, докажи!» Его сила против моей силы, как гласят древние обычаи племени.

При этих словах Манулито встрепенулся, недовольство исчезло с лица.

— Ты вызываешь Деклая на поединок?

— Да. Передай мои слова Деклаю в присутствии всех. И пусть Деклай при всех даст своей ответ.

В этих словах Тревиса так явно звучало сомнение в мужестве предводителя и намёк на его малодушие, что Манулито даже вспыхнул. Теперь-то уж Тревис был наверняка уверен, что юноша передаст его слова при всех. И чтобы сохранить влияние на апачей, тому придётся волей-неволей принять вызов и при свидетелях дать ответ. И тогда уже всё будет зависеть от хода и результата поединка, в котором, как надеялся Тревис, у него имеются немалые шансы на победу.

Не оглядываясь, Манулито скрылся за деревьями, а Тревис опустился на камень и сосредоточился. Он мысленно вызвал койотов и попытался как можно яснее объяснить, что клан, ведомый по тропе Деклаем, весьма недружелюбно отнесётся к ним, попадись они ему на пути. И если во время схватки с ним самим что-нибудь произойдёт или он погибнет, то им лучше всего держаться подальше и не показываться на глаза людям. Койоты уловили его мысли и тут же попрятались в кусты, выжидая, чем закончатся события. Однако Тревис краем сознания всё-таки ощущал их мысленное присутствие, и от этого на душе становилось спокойнее. Пока хотя бы эти двое поддерживают его, надежда не потеряна.

Долго ждать ему не пришлось. Вскоре появились Джил-Ли, Осторожный Олень, Нолан, Цуай и Льюп, которые сопровождали его в разведке по северным степям. Потом из-за деревьев показались и другие, вначале воины, затем, окружённый полукругом женщин, шествовал Деклай.

— Я — Фокс, — объявил Тревис. — Однако вот этот человек назвал меня колдуном и натдахе — изгоем гор. Теперь моя очередь сказать своё слово. Слушай же меня, о племя! Этот Деклай, он стремится быть среди вас как изеснантан, великий вождь. Однако нет у него го’нди — священной силы вождя. Ибо этот Деклай — глупец, и голова его наполнена только его собственными желаниями. Он не заботится о благе братьев своих по клану. Он утверждает, что ведёт вас к безопасности, а я говорю, что путь этот — путь к самой страшной опасности, которую только может навеять галлюцинации пейота. Мысли его подобны следу змеи, и вас он хочет повести по такой же тропе…

Осторожный Олень прервал его, подняв руку и остановив поднявшийся было шепоток.

— Серьёзное обвинение, Фокс. Ты готов его отстаивать?

Тревис быстро стащил с себя рубашку.

— Готов, — со злостью он процедил сквозь зубы. С того момента, как апач очнулся под дождём, избитый камнями, он видел перед собой только один выход — вызвать Деклая на поединок. Но теперь, когда позади остался пройденный с таким трудом путь, когда он бросил в лицо Деклаю своё обвинение, он вдруг понял, что исход этого поединка не так уж очевиден. Тревис уже не был так уверен в собственной ловкости и силе, и к тому же понимал, что результат этой стычки решит судьбу не только двух воинов, но судьбу всего клана.

Тревис бросил испытующий взгляд на Деклая, который в этот момент скидывал с себя рубаху, готовясь к бою.

В центре прогалины Нолан уже очертил большой круг. С ножом в руке Тревис в два шага оказался внутри площадки напротив Деклая. Он внимательно осмотрел обнажённый торс противника. Его предварительные расчёты, похоже, были довольно близки к истине. По чистой силе Деклай, вероятно, превосходит его, но вот в умении владеть ножом… впрочем, вскоре им обоим предстояло оценить мастерство соперника. Они закружили по кругу, не спуская друг с друга глаз и выискивая слабые стороны для внезапной атаки. У Тревиса пронеслось в голове, что когда-то бой на ножах у пинда-лик-о-йи считался настоящим утончённым искусством, владея которым, два одинаковых по силе противника могли бороться до бесконечности, проявляя ловкость и мастерство. Однако здесь всё было совсем иначе. В этом бою ему предстояло не только показать мужество и силу, но и выстоять. Здесь нет места благородству и поблажкам.

Деклай первым нанёс удар, но Тревис ловко уклонился в сторону, лезвие прошло в дюйме от него.

— Кидаешься словно бык! — язвительно выпалил Тревис, отскакивая в сторону. — А лиса кусает!

И, разворачиваясь, он успел полоснуть Деклая лезвием по руке, на которой тут же проступила длинная багровая полоса. Это было, вероятно, чистым везением, но Тревиса оно подбодрило.

— Ну, давай, давай, бык, нападай! Испытай на своей шкуре ещё раз лисий зуб!

Хорошо зная вспыльчивость Деклая, Тревис пытался вывести его из себя. Такой гнев мог оказаться очень опасным, но в то же время и дать надежду на победу, если Деклай, забыв об осторожности, потеряет самообладание.

Яростный, хриплый звук вырвался из глотки Деклая. Его лицо побагровело и он, шипя словно взбешённая пума, метнулся на Тревиса. От этого стремительного броска уклониться было трудно, и когда Тревис всё-таки отпрыгнул, на его боку показалась длинная красная полоса, его обожгла боль.

— У быка есть рога! — прокричал Деклай торжествующе. — Лисе не уйти от рогов!

И, вдохновлённый видом крови на боку Тревиса, он снова бросился вперёд, но тот вновь успел ускользнуть.

Тревис понимал, что ему надо очень осторожно отпрыгивать при нападениях Деклая. Стоит ему только ступить за черту круга, и с ним всё будет кончено, так, как если бы нож вонзился ему прямо в сердце. Решив начать наступление, Тревис сам бросился на противника, но ступня в мягком мокасине попала на острый камень, и резкая боль, прошившая ногу до самого колена, едва не сбила его на землю. Тревис едва успел уклониться от удара, но нож Деклая довольно серьёзно задел его плечо.

Тревис привычным движением перекинул нож в левую руку. Это на некоторое время дало ему преимущество, поскольку Деклаю ещё придётся привыкать к левосторонней атаке.

— Рой, рой копытом землю, бык! — воскликнул Тревис.

— Рой! Зубы у лисы ещё не притупились.

Деклай уже оправился от первого удивления и теперь, и впрямь заревев как старый бык, ринулся вплотную к Тревису. Уверенный в своей силе, он наверняка рассчитывал одним махом покончить с усталым, израненным воином, который к тому же был моложе его.

Тревис поднырнул под расставленные руки, перекатился и, стоя на одном колене, швырнул тому в лицо горсть земли. И опять удача оказалась на его стороне. Конечно, влажная земля не могла ослепить так, как табак или сухой песок, но часть всё-таки попала в глаза.

Какие-то мгновения Деклай был совершенно беззащитен — ничто не могло помешать Тревису всадить свой нож по самую ручку ему в живот. Однако убивать Деклая тот не хотел. Вместо этого Тревис прыгнул прямо в объятия противника, одной рукой врезав ему по скуле, а затем оглушил ударом по голове рукоятью ножа. Это предоставило Деклаю шанс. Он рухнул на землю, оставив собственный нож на два дюйма вогнанным меж рёбер Тревиса.

Каким-то образом — неизвестно откуда брались силы — Тревис сумел устоять на ногах и шаг за шагом выбрался из круга, пока не упёрся спиной в ствол дерева. Едва поддерживая равновесие, он подумал: закончено ли всё это?

Он сосредоточился на одном: не потерять сознание, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. То ли в его глазах светилась просьба, то ли Осторожный Олень догадался сам, но Тревис заметил, как апач медленно подходит к нему. Он выставил вперёд руку, удерживая его на расстоянии. Сейчас ему не хотелось ничьей помощи, даже этого мудрого человека.

— Башни… — он пытался сосредоточить внимание на главном, преодолевая нарастающую слабость. — Красные не должны до них добраться. Хуже, чем атом, конец нам всем.

Краем глаза он уловил смутное движение. К нему приблизились Джил-Ли и Нолан. Его душил кашель, но Тревис сдерживался. Он должен их убедить…

— Доберись красные до башен — и всё кончено. Не только здесь… может, и дома…

Ему показалось, что во взгляде Осторожного Оленя прорезалось понимание. Было ли так на самом деле?

Поймут и поверят ли ему Джил-Ли и Нолан? Булькающий кашель разорвал грудь. Тревис почувствовал адскую боль, пронизывавшую его страшнее всего, что ему довелось пережить. Но он всё ещё стоял на ногах и продолжал им объяснять.

— Не допускайте их к башням. Найдите подземелье!

Тревис отшатнулся от спасительного ствола, протянул Осторожному Оленю окровавленную руку.

— Клянусь… правда… так надо сделать!

Он чувствовал, как валится на землю. Его пронзила мысль более страшная, чем физическая боль, которую он сейчас испытывал. Всё, всё кончено! Кончено не только для него, но и для апачей, для монголов, для Земли. Он смотрел снизу вверх на знакомые лица, пытаясь прочесть их выражение, но всё виделось ему смутно и расплывчато, словно во сне.

— Башни! — он хотел выкрикнуть это слово так, чтобы его услышал весь клан, но из горла вырвался только полузадушенный хрип.

Глава четырнадцатая

Тревис полулежал на укрытых одеялами вещмешках и рюкзаках. На его коленях покоился небольшой кусок коры с нацарапанными на ней зелёными линиями.

— Значит, мы находимся здесь… звездолёт тут… — он отметил большим и указательным пальцами две точки на схеме.

Осторожный Олень кивнул.

— Да. Цуай, Эскелта, Кавайкль — они следят за проходами. Там — перевал, ещё две тропы, по которым можно пройти. Но кто же способен устеречь целое небо?

— Монголы упоминали, что красные не отваживаются посылать вертолёт в горы. Вскоре после высадки один из вертолётов разбился из-за воздушных потоков, у них осталась только одна машина, и рисковать ею они не хотят. Если только, конечно, они не получили подкрепления, — встревоженно заметил Тревис. Эта мысль давно не давала ему покоя, она прямо-таки терзала его словно неотрывная зубная боль. Он так и чувствовал, как петля времени всё туже и туже затягивается на их шеях.

— Ты уверен, что весть о нашем звездолёте выманит красных из-за гор?

— Да, либо информация о башнях. Они могли бы выслать разведку из монголов на осмотр звездолёта, но это не даст им полноценной квалифицированной технической оценки. Я уверен, стоит им узнать, что звездолёт западной конфедерации находится здесь, то они слетятся сюда, как стервятники на падаль. И если явятся не все, то большая их часть. Нам просто необходимо поймать их на равнине. В противном случае они закроются в своём звездолёте как улитка в скорлупе, и их не выманишь оттуда никакими силами.

— А как же нам сообщить им о звездолёте? Выслать разведку и позволить им проследить за ней?

— Лишь в самом крайнем случае, — Тревис не отводил глаз от карты. — Да, можно позволить красным выследить апачей, но слишком велик риск. На счету каждый человек. Клан мал. Должен найтись иной способ устроить засаду. Взять в плен одного из красных и позволить сбежать? Займёт слишком много времени. И сколько придётся ждать? А риск при захвате красного в плен…

— Если бы только можно было положиться на монголов… — подумал вслух Осторожный Олень.

Но это «если» было слишком уж зыбким и ненадёжным. Они не могли доверять монголам. Как бы те не ненавидели красных, пока над ними довлела власть таинственных машин, они ничем не могли помочь. Или могли?

— Что-то придумал? — Осторожный Олень сразу же уловил перемену в выражении лица Тревиса.

— Предположим, монгол увидел наш звездолёт, а потом попадается в лапы патрулю красных.

— И ты считаешь, что он согласится попасть в плен? Не забывай, ведь красные могут выудить у него всё до конца.

— А если бежавший пленник? — предположил Тревис.

Теперь настала очередь Осторожного Оленя поразмышлять над новой идеей. Конечно, в ней было довольно много дыр, но разработать её стоило. Скажем, взять в плен Менлика и внушить ему, что они собираются его убить в отместку за нападение в холмах. Затем позволить бежать, преследуя его по пятам, пока он не попадётся в руки красных… Очень рискованно, но может сработать. Со времени своего поединка с Деклаем Тревис иначе относился к риску.

Риск, на который он пошёл тогда, наградил его двумя глубокими ранами, одна из которых могла закончиться для него плачевно, если бы не Джил-Ли. Но в то же самое время, он снова вернулся в клан и стал полноправным апачем, к которому теперь многие в племени прислушивались.

— Эта девушка! Эта монголка!

Поначалу Тревис даже и не понял смысл восклицания Осторожного Оленя.

— Мы похитим монголку, — пояснил тот, увидев недоумённый взгляд Тревиса. — Позволим ей бежать, а затем будем охотиться до тех пор, пока она не попадёт в плен к красным. Может даже, подержим её немного в камерах на звездолёте.

Кайдесса? И хотя внутри у Тревиса что-то возмутилось против такого выбора главного лица в разворачивающейся драме, он всё-таки сумел увидеть преимущества предложения Осторожного Оленя. Выкрадывание женщин было чуть ли не самым древним обычаем среди примитивных культур. Сами монголы испокон веков занимались этим, да и апачи тоже. Да, это было бы самым естественным в данной ситуации. Женщина попытается сбежать, и за ней устроят охоту — вполне логично. А если женщине отрезать дорогу в горы, то она побежит прямо в руки к красным — это тоже будет вполне естественно.

— Её придётся хорошенько напугать, — неохотно заметил Тревис.

— Ну, это мы устроим…

Тревис с досадой покосился на Осторожного Оленя. Ему не хотелось прибегать к старым играм апачей. Однако Осторожный Олень, как видно, имел в виду нечто другое.

— Три дня назад, пока ты ещё выздоравливал, мы с Деклаем побывали на звездолёте.

— С Деклаем?

— Ты победил его в честном бою, ему теперь надо думать, как восстановить свою честь. А поскольку совет запретил поединки, — ответил Осторожный Олень, — ему надо добиться этого другими путями. После того, как ты поведал нам историю о башнях, он понял, что надо выступать против красных, а не спасаться от них бегством. Теперь он так и рвётся на тропу войны. Даже слишком. Мы вернулись на звездолёт — искали оружие.

— Мы же раньше ничего не нашли?

— И сейчас то же самое, однако мы обнаружили кое-что другое, — Осторожный Олень на секунду умолк, и его необычный тон заставил Тревиса отбросить все лишние мысли. Казалось, Осторожный Олень натолкнулся на что-то, чего не мог описать словами.

— Во-первых, — пояснил Осторожный Олень. — Мы нашли останки какого-то существа там, где умер доктор Ратвен. Нечто вроде человека, серебристый мех…

— «Гориллы!» Гориллы из других миров. Что ещё вы увидели?! — Тревис даже уронил карту, дёрнув Осторожного Оленя за рукав. — Эти яйцеголовые, не они ли приходили осмотреть разбитый корабль?

— Ничего, кроме следов. Много, в каждой каюте, в рубке. Похоже, целая группа существ.

— Так что же убило эту мёртвую тварь?

Осторожный Олень нервно облизнул губы.

— Похоже, страх, — он слегка пригнул голову, даже как-то извиняющееся. — Звездолёт изменился. Там, внутри, что-то теперь не так. Когда идёшь по коридорам, по коже прямо мурашки бегают, всё время кажется, что кто-то следит у тебя за спиной. Какие-то звуки, чудится движение… Поворачиваешься, и ничего, абсолютно ничего. И чем дальше забираешься в звездолёт, тем хуже. Поверь, Тревис! Никогда мне не приходилось испытывать подобного.

— Но это звездолёт полный мертвецов, — напомнил ему Тревис. Неужели страх апачей перед мёртвыми, усиленный редаксом превратился в столь активную фобию, что даже затронул такого уравновешенного воина-апача, как Осторожный Олень.

— Вначале я тоже так подумал, но потом обнаружил, что самые худшие ощущения у меня появились не вблизи помещения, где мы захоронили наших мёртвых, а выше, в каюте, где стоит пульт редакса. Видимо, он до сих пор работает, но иначе. Теперь он, наверное, не пробуждает в нас память предков, а усиливает прирождённые страхи. Послушай, Тревис, мы еле выбрались оттуда, и Деклай вёл меня за руку словно ребёнка. Сам он дрожал, будто человек, который никак не может согреться. Во всём этом кроется какое-то зло, вне пределов нашего понимания. Я уверен, что эта монголка, стоит ей посидеть там немного, будет напугана настолько, что любой учёный, который будет иметь с ней дело, безусловно догадается о тайне, реальной, а не фальшивой, которая наверняка его заинтересует.

— Эти гориллообразные, может, они хотели включить редакс? — поразмышлял вслух Тревис.

С одной стороны, предположение, что гориллы могут хоть что-нибудь понимать в машинах и как-то связаны с ними, казалось диким и необоснованным. Но с другой, их ведь находили на разных заброшенных планетах во время путешествия по далёким мирам. И Эш даже высказывал мысль, что они могут быть деградировавшими потомками звёздных странников, основавших огромную империю.

— Вполне вероятно, и если так, то они пожали плоды собственной беспечности. Один из них погиб.

— Но отправить туда девушку…

Сначала, выслушав предложение Осторожного Оленя, Тревис не задумываясь согласился, найдя в нём здравый смысл. Но теперь, немного поразмыслив надо всем, что услышал, он неожиданно изменил своё мнение. Если атмосфера корабля стала столь зловещей, то заключать в неё Кайдессу, пусть даже и на время, казалось ему бесчеловечным.

— Ей не придётся там оставаться слишком долго, — заметил Осторожный Олень, словно прочитав мысли Тревиса. — Послушай, а может, поступим так: войдём вместе с ней и разыграем страх, показав его действие на себе. Мы даже можем бежать в панике, оставив её одну. А когда она покинет звездолёт, то мы последуем за ней.

Такое предложение понравилось Тревису куда больше. Но на одном он всё-таки решил настоять: если Кайдессу придётся вести на звездолёт, то одним из сопровождающих должен быть обязательно он сам. Тревис так и сказал, и Осторожный Олень согласился с ним.

К ночи они отрядили в поход несколько воинов, перед которыми поставили довольно простую на их взгляд задачу — выследить Кайдессу и взять её в плен.

Тревис с ними не пошёл, поскольку рана на боку ещё не зажила до конца. Временами, особенно после долгих физических нагрузок или при резких движениях, боль стискивала грудь железными тисками. Однако Тревис не хотел сдаваться. Каждый день он ходил и тренировался, заставляя своё тело работать всё больше и больше. Он хотел быть в отличной физической форме, когда наступит время действовать, и потому не давал себе никаких поблажек. Ему потребовалось всего пять дней, чтобы восстановить силы.

Ещё пять дней спустя Тревис добрался до хребта, на склонах которого лежал разбитый звездолёт. Его сопровождали Джил-Ли, Льюп и Манулито. Первым делом они убедились в том, что после посещения Осторожного Оленя и Деклая, здесь никто не побывал.

Затем они поднялись на холм и расположились на его вершине. Тревис оглянулся на звездолёт и вдруг замер, поражённый пришедшей вдруг мыслью.

— Смотрите! — удивлённо воскликнул он. — Отсюда звездолёт выглядит почти нетронутым, словно готов в любую минуту взлететь.

— А он вполне может подняться, — кивнул Джил-Ли, показывая на вершину соседнего пика, — вон туда. Двигатели с этой стороны целы.

— А что, если красные заберутся внутрь и полетят? — спросил вслух Манулито.

У Тревиса снова мелькнула одна из тех диких мыслей, которые частенько посещали его. Он вдруг подумал, что на звездолёте могло остаться довольно много горючего, чтобы поднять его в воздух, а затем взорвать. И если в этот момент на корабле оказались бы вражеские учёные… Впрочем, такой вариант был маловероятен. Он совершенно не разбирается в технике и представления не имеет, как можно заставить разбитый звездолёт стронуться с места.

— Не считай их круглыми идиотами, — отозвался Джил-Ли. — Достаточно взглянуть на звездолёт поближе, чтобы понять: он ни на что не годен.

Тревис медленно спустился по склону холма. Откуда-то сбоку, из-за кустов показалась рыжевато-коричневая тень. Койот выскочил ему прямо под ноги и остановился, словно загородив собой путь. Он стоял между Тревисом и звездолётом, в глазах светилась тревога, уши прижаты, в горле глухо клокотало. Что бы ни действовало там, на корабле, койот чувствовал это, и оно сильно волновало его.

— Следуй за мной, — приказал Тревис Нагинлте и, обогнув койота, направился вниз по склону.

Тот вялой трусцой неохотно двинулся за человеком. Тревис почувствовал внутри холодный ком, в боку не утихала боль. Неожиданно из кустов высунулась голова Наликидью, она призывно тявкнула, но последовать за человеком так и не решилась.

Тревис спускался, внимательно вглядываясь в разрушенный звездолёт и вспоминая внутреннюю планировку корабля. Насколько реально превратить эту сферу в гигантский капкан? Что это там Эш говорил о принципах работы редакса? Субмиллиметровые волны, стимулирующие функции нервных и мозговых центров. Да, именно так.

Интересно, а как защититься от этого излучения?.. Ага, вот пробоина, через которую он выбрался в ту ночь, когда упал звездолёт. Рядом находился шлюз со шкафчиками для снаряжения. И если там ничего не раздавлено… Он поманил Джил-Ли.

— Ну-ка, помоги мне забраться.

— Зачем?

— Хочу взглянуть, целы ли скафандры.

Джил-Ли непонимающе уставился на Тревиса. Но тут подоспел Манулито.

— А зачем нам скафандры? — удивился он. — Мы же можем дышать этим воздухом.

— Скафандры защищают не только от ядовитой атмосферы… — намекнул Тревис.

— А, против излучения редакса! — догадался Джил-Ли.

— Точно, но оставайся здесь, мой младший брат. Это очень рискованно — забираться внутрь, а ты ещё слишком слаб.

Тревис вынужден был согласиться и остался ждать, в то время как Джил-Ли с Манулито, забравшись в пробоину, исчезли в тёмном чреве корабля. После посещения Осторожным Оленем и Деклаем корабля, апачи уже знали, что могут испытать и почувствовать, а потому Тревис за них не волновался.

Через несколько минут они появились из проёма, волоча за собой сморщенный скафандр. Тревису бросилось в глаза, что оба были бледны, а лица покрыты мелкими бисеринками пота. Они подошли поближе, и Льюп, тяжело дыша, опустился на землю рядом с Тревисом.

— Злые духи, — выдохнул он, пряча за привычными племенными образами свою неспособность объяснить события. — Воистину, там, в темноте, бродят привидения и колдуны.

Тем временем Манулито, разложив скафандр на траве, принялся его осматривать так внимательно и придирчиво, словно делал это далеко не в первый раз.

— Скафандр не повреждён, — наконец сообщил он. — Можно носить, — и он тут же принялся расстёгивать костюм. — Сейчас я его испробую.

Прекрасно понимая, чего стоило соплеменникам это путешествие внутрь корабля, Тревис неохотно согласился, что Манулито имеет полное право провести такую примерку. К тому же молодой апач, как видно, лучше других умел обращаться с подобными вещами. Манулито надел скафандр и закрыл прозрачное забрало гермошлема. Он постоял, притопывая ногами и примериваясь к костюму, а затем полез обратно в проём. Единственное, что связывало его теперь с внешним миром, это верёвка на поясе, один конец которой держал в руках Тревис. Через некоторое время он слегка подёргал верёвку и ощутил, что она привязана к чему-то неподвижному. По-видимому, Манулито, добравшись до внутренних коридоров, отвязал её и отправился выше по уровням.

Тревис сел на землю и принялся ждать, щурясь от яркого жаркого солнца. Льюп тоже сидел рядом и молчал, напряжённо всматриваясь то в пролом в корпусе корабля, то оглядывая золотисто-дымчатые окрестности холмов. Нагинлта бегал по склону, то прячась в кусты, то снова выбегая, но ни к людям, ни к полуразрушенному звездолёту приблизиться так и не решился. Временами он останавливался и тревожно подвывал, словно стараясь привлечь к себе внимание.

— Не нравится это мне… — начал было Тревис, но тут же оборвал себя.

В проломе появилась наконец фигура в скафандре. Манулито неуклюже выбрался из корабля, отошёл от него и, остановившись, отстегнул гермошлем. Тревис увидел его потное лицо и заметил, как молодой апач с трудом переводит дыхание.

— Ну как? — с тревогой спросил Тревис.

— Духов я не встретил, — улыбаясь, ответил Манулито.

— Отличная защита против духов! — он хлопнул по скафандру рукой в перчатке. — И вот ещё, из того, что я помню, кое-какие системы до сих пор работают. Я убеждён, что мы можем превратить звездолёт в хорошую ловушку. Заманить красных и… — он сделал выразительный жест.

— Но мы же ничего не знаем о двигателях, — возразил Тревис.

— Да?! Послушай, ты, Фокс, не единственный, кто ещё способен что-то помнить, — Манулито стал серьёзным. — Ты действительно считаешь, что мы все превратились в настоящих дикарей, как того хотели большие шишки? Они выкинули этот грязный трюк с редаксом, это верно. Но у нас тоже есть кое-что в запасе. Я, между прочим, выпускник Массачусетского технологического института.

Тревис молчал. У него из головы действительно вылетел тот факт, что с самого начала эксперимента апачей подбирали очень тщательно не только по их способности выжить, но и по знаниям, которыми они владели. Если Тревис был отличным специалистом по археологии, то Манулито, с его инженерным образованием, становился неоценимым участником группы. И если действие редакса на какое-то время приглушило этот опыт и знания, отбросив сознание людей в далёкое прошлое, то теперь, видимо, эти последствия начали проходить.

— И ты действительно сумеешь разобраться в системах звездолёта? — спросил он, нарушив паузу.

— Попытаюсь. По крайней мере, можно закоротить двигатели. Они наверняка полезут в рубку. И как насчёт редакса? Что, если я его уничтожу?

— Сначала нам надо испробовать его на нашей пленнице. А потом у нас ещё будет время, пока не явятся красные.

— Ты заявляешь так, словно это уже свершившийся факт. Откуда такая уверенность? — возразил Льюп.

— Конечно, мы не можем быть уверенными до конца, — согласился Тревис, — но шансы велики. Они обязательно явятся сюда, как только узнают о разбитом звездолёте. Они не могут рисковать. Присутствие на планете людей, не подвластных машинам, станет для них постоянной угрозой.

Джил-Ли кивнул.

— Верно говоришь. Наш план достаточно сложен, и в нём слишком много звеньев, одно из которых может сорваться в любой момент. Но это единственный разумный выход, мы постарались предусмотреть всё. Будем надеяться, нам удастся захлопнуть ловушку.

С помощью Льюпа Манулито выбрался из скафандра и, положив его на камень, задумчиво произнёс:

— Я вот всё думаю об этой сокровищнице в долине башен. Предположим, мы найдём там оружие…

Тревис заколебался, он всё ещё опасался открывать новые ходы за сияющими стенами, о которых узнал из информации, заложенной в кассете. Трудно было даже предположить, какие опасности они могли таить за собой.

— А если мы возьмём оттуда оружие и проиграем… — привёл он первый довод, пришедший ему в голову. И сразу же почувствовал облегчение, заметив понимание во взгляде Джил-Ли.

— Да, в таком случае мы только сыграем на руку красным, — согласился тот.

— Но нам в любом случае придётся прибегнуть к этому, — вновь вступил в разговор Манулито. — Если мы даже и загоним в ловушку их ученых и техников, как мы сможем уничтожить их машины и корабль? Такое невозможно проделать с одними ножами и луками.

С упавшим сердцем Тревис вынужден был признать правоту слов Манулито. Да, им придётся вскрыть ящик Пандоры ещё до конца схватки с красными.

Глава пятнадцатая

Они провели возле корабля ещё пару дней. Манулито расхаживал по звездолёту в своём скафандре, внимательно изучая аппаратуру и системы. По вечерам он рисовал какие-то сложные схемы на кусках коры. Иногда он начинал объяснять своим спутникам те или иные технические идеи, но при этом вдавался в такие дебри, что ни Тревис, ни Льюп не понимали ни слова. Однако всем им было достаточно знать лишь то, что сам Манулито прекрасно понимает, что делает.

На утро третьего дня появился Нолан, его пыльное лицо осунулось и даже заострилось от долгого тяжёлого перехода. Тревис сразу же предложил ему флягу, и усталый апач первым делом напился, торопливо глотая воду. Затем он опустился на землю и положил рядом фляжку.

— Скоро будут… с девчонкой.

— Неприятности были? — поинтересовался Джил-Ли.

— Монголы перенесли свой лагерь. Поступили мудро.

Красные, должно быть, взяли на заметку их прежнее местонахождение. Теперь они дальше к западу, а мы… — он отёр губы тыльной стороной ладони, — мы побывали в твоей долине башен, Фокс. Да, это действительно заколдованное место.

— Никаких признаков красных?

Нолан отрицательно покачал головой.

— Мне кажется, что золотистый туман, наполняющий долину, скрывает башни. С воздуха их не увидеть. И только приблизившись вплотную можно отличить их от природных скал.

Тревис расслабился. Значит, у них ещё есть время. Взглянув на Нолана, он заметил лёгкую улыбку на усталом лице.

— Эта скво, она вроде как в родне с пумой, — объявил Нолан. — Она ободрала Цуая не хуже дикой кошки.

— Надеюсь, она сама не ранена? — забеспокоился Тревис.

На этот раз Нолан хохотнул в открытую.

— Ранена?! Да нет, это нам пришлось из шкуры лезть вон, чтобы уберечься от её когтей, мой младший брат. Она и впрямь дочь Волка. И она не потеряла головы, эта скво. Всю дорогу отмечала путь, хотя и не знала, что нам это на руку. Да, она наверняка постарается сбежать.

Тревис поднялся и поморщился от резкой боли в боку.

— Покончить бы с этим быстрее, — хрипло сказал он. Вся эта идея так до конца и не нравилась ему. Ему нестерпимо было думать о том, что Кайдессу приведут сюда, в этот тёмный, страшный звездолёт и оставят наедине со страхами и тревогами. И в то же время он прекрасно понимал, что ничего опасного ей не грозит. Он и сам постарается держаться поближе, чтобы прийти на помощь, если таковая понадобится.

Звук осыпающихся камешков предупредил о приближении разведывательной группы. Манулито уже спрятал скафандр, и теперь они предстанут перед Кайдессой обыкновенными дикими апачами.

Через несколько секунд из-за склона холма появилась целая процессия. Впереди шёл Цуай с багровыми царапинами через всё лицо. За ним Деклай и Эскелта грубо толкали перед собой пленницу. Косы у Кайдессы расплелись, у рубашки оторвался рукав, но по глазам Тревис видел, что боевой дух не оставил девушку. Следом за ними гордо вышагивал Осторожный Олень, непроницаемо поглядывая то на пленницу, то на воинов, подгонявших её.

Апачи впихнули её в кольцо поджидавших. Кайдесса остановилась, широко расставив ноги, чтобы не упасть. Она презрительно оглядела их всех, затем взгляд девушки упал на Тревиса.

— Свинья! Грязный шакал! Дохлый верблюд… — начала она с жаром перечислять по-английски, но тут же в запальчивости перешла на родной язык.

Руки у неё были связаны, но уж язык-то никто не мог удержать.

— У этой скво язык словно жало, — прокомментировал Осторожный Олень. — Упрячьте её подальше, пока она всех тут не отравила.

Цуай демонстративно заткнул уши:

— Если эта кошка не способна царапаться, то оглушить может запросто. Давайте не будем тянуть, избавимся от неё поскорее.

Однако несмотря на насмешки, в их взглядах читалось настоящее уважение. Апачи высоко ценили храбрость, даже в пленниках. Пинда-лик-о-йи, Том Джеффернс, смело вошедший в самую гущу индейского лагеря и вступивший в переговоры со своими заклятыми врагами, получил уважение и дружбу вождя, с которым до этого сражался не на жизнь, а на смерть. И Кайдесса, проявившая невиданное для женщины мужество, имела теперь большее влияние на своих тюремщиков, чем даже могла предположить.

Наступил черёд Тревиса разыгрывать свою роль. Он поймал Кайдессу за плечо и грубо толкнул её в сторону звездолёта. Но, похоже, к этому моменту она уже выдохлась, и повиновалась без всякого сопротивления. И только когда они подошли достаточно близко к звездолёту, Кайдесса вдруг замерла на месте, и Тревису показалось, что она даже ахнула от изумления.

Как и было запланировано, четверо апачей — Цуай, Нолан, Джил-Ли и Деклай — расположились вокруг корабля, поднявшись на пригорки для удобства осмотра окрестностей. А Манулито, надев скафандр, уже скрылся в корабле, чтобы в любую минуту кинуться на помощь, если это понадобится.

Стиснув зубы, Тревис подтолкнул Кайдессу к пролому. В эту минуту Тревис даже не знал что лучше: войти в звездолёт и впервые столкнуться со страхом, который выкручивает мозги как верёвки, или же ничего не знать о предстоящем. Он уже готов был бросить всю эту затею при одном взгляде на угрюмо шагавшую впереди девушку. Но мысль о башнях, о хранящейся в них информации, и о том, что произойдёт, если красные до неё доберутся, останавливала его.

Тревис первым нырнул в пролом, а Эскелта перерезал верёвку на запястьях Кайдессы, и впихнул пленницу следом.

— Полезай, скво, — небрежно бросил он ей в спину.

Тревис шёл по тёмным коридорам, направляясь к каюте, которую они выбрали. Они рассчитывали довести её до этого места, а затем разыграть панику и страх, дав ей таким образом возможность сбежать.

Изобразить страх? Тревис и двух футов не прошёл, как понял, что ничего разыгрывать не придётся. Стены, пол, потолок, сама атмосфера корабля, казалось, излучали яд, который пронизывал буквально всё тело. Каждую его клеточку, добираясь до мозга. Тревис чувствовал, что с каждым новым вдохом его тело наполняется страхом, хотя в то же время ничего опасного он не ощущал. Он весь взмок, ноги ослабли, а руки нервно тряслись. Во рту пересохло, и он то и дело пытался сглотнуть тошнотворный ком, застрявший в горле.

Тишину прорезал визг Кайдессы. От неожиданности Тревис оступился, его шатнуло к стене. В тот же миг монголка развернулась, бросилась на него и вцепилась как настоящая дикая кошка. Он едва сумел защитить лицо и глаза от её ногтей. Затем она отпрыгнула назад и бросилась в проём. К этому моменту Эскелта уже куда-то пропал, и остановить ее было некому.

Всё это Тревис заметил краем глаза. От резкого движения боль вновь прорезала бок. Он осел на пол, стараясь сдержать дыхание. Откуда-то выскочил Эскелта, подбежал к нему и помог подняться. Они выбрались к пролому в корпусе корабля, но вниз спустились не сразу. Тревис, которого мучила боль, не был уверен, что сумеет спуститься самостоятельно, а Эскелта, получивший приказ не торопиться, тянул время.

В проёме они могли разглядеть совершенно пустой склон холма. Не было видно ни спрятавшихся апачей, ни Кайдессы. Тревис даже поразился: как ей удалось так быстро улизнуть.

Спустившись на землю, Тревис почувствовал под ладонью расползающееся мокрое пятно. Он отнял пальцы и посмотрел. Кровь. По-видимому, рана снова открылась. Он даже выругался. Теперь он даже и думать не мог о том, чтобы самостоятельно преследовать Кайдессу. Конечно, от него было мало пользы, как от хромого коня. Но у него ещё есть союзники! Он мыслено позвал койотов. Из-за куста высунулась острая мордочка Наликидью. Он сосредоточился и приказал ей бежать за Кайдессой, следить за ней и охранять. Голова койота тут же исчезла. Тревис облегчённо вздохнул. Он прекрасно понимал, что хотя апачи замечательные следопыты и воины, но койоты легко могут дать им сто очков вперёд. Он знал, что Наликидью и Нагинлта всю дорогу будут находиться рядом с девушкой и, прячась по кустам и в высокой траве, ни разу не покажутся ей на глаза. Она и не заподозрит, что кто-то за ней наблюдает и охраняет её.

— Разыграно как по нотам, — заметил Джил-Ли, выбираясь из своего укрытия. — Но что это с тобой? — он подошёл к Тревису и отнял прижатую к боку руку.

К тому времени, как вернулся Льюп, Тревис уже снова был перебинтован и смирился с мыслью, что за Кайдессой ему теперь следить не придётся.

— Насчёт башен… — сказал он Джил-Ли. — Если наш план удастся, мы захватим часть красных здесь. Но не будем забывать, что нам ещё нужен и сам звездолёт. И значит, придётся обыскать башни в поисках оружия. А может, подождать возле башен, на случай, если красные с Кайдессой вернутся именно по тому пути.

Льюп бесшумно спрыгнул с уступа, широко улыбаясь.

— Эта скво с головой, — заметил он полушутливо. — Улепётывает от звездолёта быстрее, чем заяц от волка. Потом начинает думать и взбирается по холму, — он ткнул пальцем в склон позади. — Затем прячется и наблюдает. А когда из звездолёта появляется Тревис, снова пускается убегать. Тут Осторожный Олень показывается в кустах, и она сворачивает на восток. Как мы и добивались…

— А потом? — встревоженно спросил Тревис.

— Она бежит поверху, словно настоящая скво из племени. Нолан убеждён, что она обязательно остановится на ночь немного передохнуть. Он следует за ней.

Тревис облизал пересохшие губы.

— Без пищи и воды… — задумчиво произнёс он.

Губы Джил-Ли сложились в хитрую улыбку:

— Цуай проследит, чтобы она «случайно» наткнулась на провизию. Не забывай, мы учли все эти мелочи, мой младший брат.

Тревис понимал, что апачи действительно предусмотрели и запланировали всё: и случайные встречи, и случайные находки. Уж они-то наверняка сумеют направить её по нужному для них пути. Она и знать ничего не будет.

— К тому же, теперь у неё есть оружие, — добавил Джил-Ли.

— Что? — удивился Тревис.

— Посмотри на свой пояс, мой младший брат. Где твой нож?

Тревис ошарашенно уставился на свой пояс. Ножны действительно были пусты. Последний раз он пользовался ножом за завтраком, когда резал мясо. Льюп расхохотался, увидев выражение лица Тревиса.

— Ну и ловко же она вырвала зуб у лисы, — хохотнул Льюп.

— Да, — растерянно заметил Тревис. — Это случилось, наверное, когда мы боролись.

Он вдруг вспомнил с каким отчаянием она бросилась на него. В тот момент ему показалось, что она буквально обезумела от страха. Однако, как видно, эта девчонка умеет держать себя в руках. Сообразила же она в такую минуту выхватить у него нож, да ещё и так, что сам он ничего не заметил. А может, здесь опять сказалась разница между двумя нациями? Ведь не действуют же на них, апачей, машины красных. Возможно, и редакс не способен затронуть нервные струны монголов.

— Она отважна, эта скво, стоит многих лошадей, — Эскелта как нельзя более кстати припомнил древнюю меру женщине.

— Это верно, — тут же согласился Тревис с чувством и, заметив, что улыбка Джил-Ли стала ещё шире, раздосадованно поспешил сменить тему разговора: — Манулито на звездолёте. Готовит красным ловушку.

— Вот и прекрасно. Эскелта и он останутся здесь, и ты вместе с ними.

— Ничего подобного. Мы должны во что бы то ни стало добраться до башен, — с горячностью запротестовал Тревис.

— Мне показалось, — прервал его Джил-Ли, — что ты считаешь древнее оружие башен слишком опасным.

— Может, мы и будем вынуждены им воспользоваться, однако я говорю о другом. Мы должны быть уверены, что красные там не появлялись и не появятся, особенно после того, как Кайдесса попадёт в плен.

— Да, согласен, лучше принять меры предосторожности, мой младший брат. Но что до тебя, то сегодня и, возможно, ещё и завтра, тебе придётся отдыхать, — строго произнёс Джил-Ли. — Если рана снова откроется, то ты уже долго не сможешь подняться на ноги.

Несмотря на нетерпение, которое так и подмывало Тревиса изнутри, он вынужден был согласиться с разумными доводами. И когда на следующий день он пустился в путь, то услышал только одну новость, что Кайдесса переночевала у одного из небольших водоёмов в холмах и теперь двигается прямо к горам.

Три дня спустя Тревис, Джил-Ли и Осторожный Олень прибыли в долину башен. Кайдесса шла по северным холмам, и её уже дважды заворачивали на восток, в сторону равнин. А полчаса назад с помощью зеркала передали хорошее известие: вертолёт красных кружил в воздухе, видимо, сопровождая новую охотничью партию. И они очень надеялись, что в скором времени беглянку заметят и отловят.

Цуай также сумел засечь группу из трёх монгольских всадников. Но едва завидев кружащий в небе вертолёт, они тут же повскакали на коней и опрометью умчались в горы.

Осторожный Олень присел на корточки и сучком нацарапал на земле грубую схему местности. Красным придётся пройти по этому маршруту, чтобы добраться до звездолёта. И вся эта дорога контролировалась разведчиками-апачами. А с помощью сообщений, переданных по эстафете, ожидавшие возле башен узнают, удался их план или нет.

Всем троим это ожидание казалось нестерпимо долгим. Слишком уж они нервничали и волновались. У Тревиса почти иссякло терпение, когда наконец на утро второго дня прибыло сообщение, что красные засекли Кайдессу, включили машину и она сама явилась к ним.

— Теперь за оружием в башнях! — скомандовал Осторожный Олень, услышав это приятное сообщение.

Тревис понимал, что откладывать неизбежное больше не удастся. Его мучила мысль о Кайдессе, которая теперь снова оказалась в плену ненавистной машины. Совесть не давала ему покоя, и чтобы забыться, ему хотелось действовать, и чем скорее, тем лучше.

Он тяжело вздохнул и повёл Осторожного Оленя и Джил-Ли к башне. Они по очереди забрались внутрь по свисавшей верёвке, и Тревис вновь увидел знакомую сияющую колонну.

Он пересёк комнату и неуверенно протянул руки к светящейся поверхности. Он сомневался: станет ли лифт работать снова. Однако к своему облегчению он почувствовал, как тело знакомо притягивает к колонне как магнитом, и услышал за своей спиной изумлённый возглас, когда стал медленно скользить вниз.

Спустившись, он отошёл от колонны, внимательно вглядываясь в темноту привычных изгибов коридоров. Следующим спустился Осторожный Олень, затем Джил-Ли. Тревис провёл их по коридору в помещение с каменным столом и ридером.

Он сел на скамью и принялся возиться с диском кассеты, спиной чувствуя на себе настороженный взгляд двух апачей. Тревис вставил диск в щель, надеясь, что сумеет правильно расшифровать инструкции, которые выдаст ридер.

Он пытливо взглянул на стену. Три… четыре шага… одно точное движение… и замок отперт…

— Ты знаешь! — без тени сомнения в голосе произнёс Осторожный Олень.

— Могу догадаться…

— Ну что? — придвинулся к столу Джил-Ли. — Что теперь делать?

— Вот что… — Тревис встал из-за стола и подошёл к стене.

Выставив вперёд обе руки, апач ладонями коснулся зеленовато-лиловой поверхности. На ощупь она была прохладной и твёрдой, совсем не такой, как материал колонны. Он провёл по стене ладонями вниз…

В конце концов одной рукой он нашёл нужное место, ладонь согрелась. Он принялся на ощупь отыскивать вторую точку, и когда наткнулся на второе тёплое место, быстро расставил пальцы, уперев их в тепловые точки. Наступала самая ответственная минута. Тревис напрягся всем телом, в боку закололо, запульсировала рана. Он с силой вдавил пальцы в ставший вдруг податливым материал стены.

Глава шестнадцатая

Пару секунд ничего не происходило, и у Тревиса даже мелькнула мысль, что он ошибся, неправильно поняв инструкцию. Однако неожиданно стену расколола чёрная линия, которая, неторопливо расширяясь, постепенно превратилась в щель. Тревис, затаив дыхание, следил за тем, как она становится всё шире и продолжал нажимать пальцами на тепловые точки. Он невольно так напряг руки, что подушечки пальцев побелели и онемели. Наконец через несколько секунд в стене образовался проём в восемь футов высотой и два шириной. Дальше щель расходиться прекратила.

Тревис убрал руки от стены и заглянул в открывшийся проход. Оттуда струился слабый серый сумрачный свет, словно в дождливый день на Земле. Кроме того ему в лицо пахнуло холодом, будто там, за стеной, покоились вековые льды. Осторожно, оберегая пораненный бок, Тревис первым протиснулся в щель и погрузился в серый холод.

— Вот это да! — услышал он за спиной изумлённый возглас Джил-Ли.

Тревис, вероятно, и сам с удовольствием присоединился бы к этому возгласу, но был настолько ошарашен увиденным, что потерял дар речи.

Бесконечно-огромный склад буквально терялся в серой мгле. Он был освещён большими тусклыми лампами, врезанными в каменный свод, нависавший над гигантским помещением. И всё пространство, насколько хватало глаз, было испещрено искрившимися огоньками лилово-зелёных символов, нанесённых на ящиках, заполнявших всё это помещение. Одни из контейнеров были настолько огромны, что в них можно было загнать целый табун лошадей, а некоторые — не больше человеческого кулака. Это был склад, настоящий склад, и теперь им предстояло выяснить, что же хранили в нём давно исчезнувшие жители Топаза.

— Что?.. — начал было Осторожный Олень, но справившись со своим замешательством, добавил: — Откуда начнём поиски?

— Идём туда, к дальнему концу.

И Тревис решительно двинулся по проходу вдоль ящиков и вещей, которые, похоже, принадлежали разным эпохам развития исчезнувшей цивилизации. Если он правильно понял инструкцию, то именно в самом дальнем конце склада хранилась вещь или вещи, которые следовало использовать в первую очередь. Это было слишком важно. У Тревиса вдруг возникла мысль, что во время прослушивания всей этой информации с кассеты он постоянно улавливал в звуках чуждой речи какое-то отчаяние, словно запись делалась торопливо, под угрозой какой-то страшной опасности. Оно прорывалось сквозь сухую мозаику незнакомых слов чужого языка.

Шагая по проходу, Тревис невольно обратил внимание, что ни под ногами, ни на вещах пыли нет. К тому же время от времени по рядам контейнеров пробегал лёгкий прохладный ветерок, а тишина стояла такая, что шорох мягких мокасин казался оглушительно громким.

Тревису казалось, что символы на ящиках словно особые знаки отмечали их путь. Наконец они добрались до противоположной стороны пещеры и вышли на небольшую открытую площадку. И только теперь Тревис увидел то, чему в инструкции придавалось такое значение.

— Не может быть! — ошарашенно прошептал он и попятился.

Шесть. Их было шесть, этих узких, высоких полупрозрачных капсул, установленных в ряд вдоль стены. И из них на землян смотрело пять пар чёрных больших глаз. Это были люди со звездолётов. Белые, высокие купола голов, узкие, тонкие тела, сине-зелёные в обтяжку комбинезоны. Те самые люди, которые снились Менлику. Пятеро их, застывших в ожидании.

Пять звездолётчиков — шесть капсул. Этот странный факт вырвал Тревиса из плена устремлённых на него глаз. Он перевёл взгляд на шестую капсулу и, не встретив там фигуры инопланетянина, посмотрел ниже, только теперь разглядев небольшой холмик костей, белый череп и лохмотья от сине-зелено-лилового комбинезона. Что бы там ни было, а шестому явно не повезло.

— Они живы! — схватил его за руку Джил-Ли.

— Навряд ли, — отозвался Осторожный Олень, не отрывая взгляда от капсул.

Тревис шагнул вперёд и коснулся прозрачного покрытия ближайшей капсулы. Но выражение глаз инопланетянина нисколько не изменилось, он по-прежнему продолжал смотреть в пустоту, словно и не видел апача.

Но Тревис знал! То ли это была скрытая информация, записанная на кассете, и теперь всплывшая в сознании при виде этих пяти спящих, то ли сработала человеческая логика, но Тревис прекрасно представлял теперь и назначение всего этого помещения, и почему именно шесть часовых оставались здесь, в складе, и что они, эти спящие, ожидают от каждого, кто появится здесь.

— Они спят, — сказал он тихо, и тут же пояснил: — Что-то вроде анабиоза.

— Ты думаешь, их можно снова оживить? — изумлённо воскликнул Джил-Ли. — Они что, прямо так вот встанут и пойдут?

— Возможно, сейчас уже и нельзя, — откликнулся Тревис. — Прошло слишком много времени. Но цель заключалась именно в этом: оставить их здесь в анабиозе, а потом вернуться и воскресить.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Осторожный Олень.

— Я не знаю наверняка, но думаю, что кое-что понимаю. Что-то случилось, не сейчас, а очень давно. Может, война — война между целыми солнечными системами, более чудовищная и страшная, чем мы можем себе это вообразить. Сдаётся мне, что эта планета служила отдалённым фортом для звёздной цивилизации. И когда они вдруг поняли, что их отрезали от дома, когда звездолёты перестали прибывать, тогда они сложили здесь всё своё оборудование и ушли в страну снов в ожидании избавителей…

— Избавителей, которые так и не пришли, — подхватил его мысль Джил-Ли. — А есть хоть какой-нибудь шанс оживить их?

Тревис содрогнулся.

— Не хотелось бы мне пробовать.

— Да, — весомо обронил Осторожный Олень. — С этим я полностью согласен, мой младший брат. Нам не известно, что это за люди, и боюсь, они не станут для нас хорошими далаанбияти — союзниками. У них в избытке го’нди, у этих звёздных людей, но это не сила, которую мы знаем. Только сумасшедший или глупец попытается нарушить их сон.

— Ты говоришь справедливо, — согласился Джил-Ли. — Но где же во всём этом, — он полуобернулся на склад и осмотрел ряды контейнеров, — мы сумеем отыскать то, что нам нужно здесь и сейчас?

При этих словах у Тревиса в сознании что-то мелькнуло.

— Давайте разойдёмся и поищем контейнеры с символом из точек по вершинам ромба, заключённого в круг.

Апачи разошлись в разные стороны, оглядывая ряды ящиков, а Тревис ещё на минуту задержался возле капсул. Он снова взглянул в глаза одному из инопланетян. Их империя давно превратилась в прах, не оставив и следа, а эти существа до сих пор лежат в анабиозе. Сколько лет они здесь? Десять тысяч? Двадцать? Почему-то вдруг Тревис вспомнил историю Земли. Что, если бы римские легионеры впали в сон, дожидаясь помощи от империи, когда на их форпост в Бретани напали викинги? Да, Осторожный Олень прав, ничего общего между ними и этими инопланетянами нет. Пусть они и дальше спят своим долгим, холодным сном.

И всё же, когда Тревис развернулся и пошёл прочь, словно какая-то неведомая сила тянула его назад. Ему хотелось остановиться, обернуться… Он просто физически ощущал на себе выжидающий взгляд этих чёрных, полных разума глаз. Он был рад избавиться от этого неприятного чувства, завернув за угол и скрывшись за целым рядом контейнеров.

— Сюда! — вскоре послышался голос Осторожного Оленя, но рассыпавшись на тысячи осколков, по всему помещению покатилось эхо, и Тревис с трудом определил, с какой же стороны звали. Поэтому Осторожному Оленю пришлось их ещё несколько раз окликать, прежде чем они наконец соединились.

На боку небольшого контейнера мерцал символ круга с четырьмя точками ромбом. Они с трудом сняли его с большого ящика и поставили в проход. Тревис провёл по нему ладонями, но никаких зацепок не нашёл. Контейнер был изготовлен из неизвестного сплава, прочный, и годы не оставили на нём никаких следов.

В конце концов Тревису удалось нащупать то, чего не видели глаза: небольшие впадинки для пальцев, как на стене. Он с силой надавил на них и откинул крышку.

Контейнер разделялся на секции, в каждой из которых покоились предметы со стволом и рукоятью. Они походили на земные пистолеты, но отличия всё-таки бросались в глаза. Тревис с величайшей осторожностью вытащил один из них. Ствол был действительно невероятной длины — около восемнадцати дюймов, но само оружие несмотря на свои габариты было довольно лёгким, в отличие от земных пистолетов, с которыми Тревису не раз приходилось иметь дело. Неудобная для человеческой руки рукоять не имела спускового крючка. На его месте Тревис нащупал небольшую кнопку, на которую по всей видимости и надо было нажимать.

— И на что это годится? — поинтересовался практичный Джил-Ли.

— Понятия не имею, — откликнулся Тревис. — Но это достаточно важно, если о нём особо упоминалось в кассете.

Он передал оружие Осторожному Оленю и принялся вытаскивать следующее.

— Не понимаю, как его заряжать, — сказал Осторожный Олень, вертя оружие в руках.

— Не думаю, что оно стреляет пулями, — отозвался Тревис. — Придётся испытать снаружи, а то нам не разобраться, что это такое.

Апачи забрали с собой лишь три «пистолета» из тридцати шести и закрыли контейнер. Когда они протискивались сквозь щель, на Тревиса вновь нахлынула волна отчуждённости и головокружения, как это случилось ночью, во время засады на красного. Чтобы не упасть, он с трудом сделал два шага вперёд и опёрся на край стола.

— Что с тобой?

Осторожный Олень и Джил-Ли с сочувствием следили за ним. Видимо, никто из них не испытал этого ощущения. Тревис секунду молчал, собираясь с мыслями. Ощущение исчезло так же внезапно, как и нахлынуло. Но теперь он был наверняка уверен в его источнике. Это не от машин красных! Это ощущение исходило отсюда. Этот форпост был создан для единственной цели: защитить безопасность правителей на Топазе. И здесь наверняка работала машина, которая порождала в разумных существах психологический импульс повиновения этой самой цели. Возможно, именно присутствие здесь людей заставило её действовать. Но это могло исходить и от спящих.

— Они хотят проснуться, — ответил Тревис просто.

Джил-Ли бросил взгляд на щель, но Осторожный Олень прищурившись смотрел на Тревиса.

— Они зовут? — спросил он.

— В какой-то степени, — признал Тревис.

Побуждение уже давно прошло, он был свободен.

— Но я уже ничего не чувствую.

— Недоброе место, — отметил Осторожный Олень. — Мы соприкоснулись с тем, что не предназначается для нас, — он протянул оружие.

— А разве апачи не взяли оружие пинда-лик-о-йи, когда в этом возникла необходимость? — возразил Джил-Ли. — Мы вынуждены поступать так. Неужели после всего, что мы тут увидели… — он кивнул в сторону серого света, пробивающегося сквозь щель, — мы позволим красным явиться сюда и растащить всё это?

— И всё же, — задумчиво проговорил Осторожный Олень, — здесь, скорее, выбор между двух зол, чем между добром и злом.

— Так давайте тогда убедимся, насколько могуче это зло, — сказал Джил-Ли и нырнул в коридор, ведущий к колонне.

Они выбрались из башни, миновали площадь, укрытую золотистым туманом и, пронырнув в арку, оказались там, где когда-то монголы захватили Тревиса. Солнце стояло уже высоко и ярким пятном парило над головой, пробивая туман. Тревис взвесил на руке инопланетное оружие, прицелился в кустик рядом с большим камнем и нажал кнопку. Проверить, заряжено оружие или нет, другим способом он не мог.

Результат оказался быстрым и поразительным для всех. Ни звука, ни света, ни вспышки. Но куст исчез, только неровное пятно золы осталось на его месте.

— Найенезяни! — первым преодолел потрясение Осторожный Олень. — Воистину, мы свидетели великого зла.

Джил-Ли поднял свой пистолет — если это можно было назвать пистолетом, — прицелился в камень, на котором осталось пятно сажи, и нажал кнопку. На этот раз разрушение шло медленнее. За несколько секунд камень рассыпался, и на его месте осталась только кучка обугленных крошек.

— Воспользоваться этим против живых существ?! — с ужасом запротестовал Осторожный Олень.

— Против людей мы ими пользоваться не будем, — пообещал Тревис. — Лишь против звездолёта красных. Вскроем черепаший панцирь и доберёмся до нежного мяса.

Джил-Ли кивнул.

— Верно говоришь. Теперь я понимаю твои опасения, Тревис. Это оружие злых духов, и нельзя позволить, чтобы оно попало в руки тех, кто…

— …распорядится им более бездумно, чем мы? — заговорил Осторожный Олень. — Конечно, наши помыслы чисты. Но кто нам дал право решать за других? Что хорошо, и что плохо? Путь таких мыслей — скользкий путь. Мы вынуждены воспользоваться оружием, но после…

— …но после склад будет опечатан, а кассета с записями уничтожена, — выпалил Тревис.

Какая-то часть его сознания отчаянно сопротивлялась такой мысли, хотя он прекрасно понимал, что это единственное правильное решение. Все эти сокровища башен могут оказаться страшным злом, губительным ядом, который не только невозможно будет уничтожить, но и который способен распространиться с Топаза на Землю. К тому же, даже сейчас, используя это оружие, они уже подвергали себя невероятному риску.

Предположим, Западная Конфедерация получит доступ к этим сокровищам. Они с завидной лёгкостью используют всё, что сможет им пригодиться, и уж наверняка будут считать себя вправе сделать это. Каждая сторона считает свои идеалы и цели чистыми и благородными, а этим можно оправдать любой, даже самый страшный поступок. История Земли хранит в себе много фактов, когда идеалы одних фанатиков сталкивались с другими. Это были кровопролитные, страшные войны, и в подобном противостоянии нет справедливости, только смерть, разорение и кровь, кровь, кровь… Красных нельзя подпускать к этим знаниям, но и они сами не имели на информацию никакого права. Сокровищницу древних времён необходимо было скрыть от всяких глупцов и фанатиков, которых слишком много даже среди здравомыслящих людей.

— Табу! — подчёркнуто торжественно произнёс Осторожный Олень, и все с ним согласились. Знания действительно следовало спрятать за барьером табу. Только это могло их выручить.

— Лишь эти три, мы не нашли никакого другого оружия, — предупредил Джил-Ли.

— Да, — кивнули Осторожный Олень с Тревисом, и Тревис добавил: — Мы нашли гробницы звёздного народа, и это оружие сопровождало их в последний путь. Мы взяли его на время, и должны вскоре вернуть, иначе нас ждёт страшная кара мёртвых. Использовать это можно только на крепости красных, и только нами, теми, кто нашёл оружие и навлёк на себя гнев потревоженных духов.

— Отлично сказано. Такой ответ мы и дадим племени. Башни — гробницы мёртвых. Когда мы вернём оружие, путь сюда станет табу. Все согласны? — спросил Осторожный Олень.

— Да!

Теперь и Осторожный Олень испробовал своё оружие, уничтожив маленькое деревце. Никто из апачей не хотел в открытую носить это оружие. Мощь, заключённая в нём, больше пугала, чем давала ощущение безопасности. Поэтому, вернувшись на стоянку, они уложили пистолеты на одеяло и завернули их. Но ни один не мог забыть, что стало с кустом, камнем и деревцем.

Апачи занялись обыденными обязанностями, собирая ветки для костра, разводя огонь и ставя в котелке вариться мясо. Поужинав и немного отдохнув, они уселись у догорающего костра, заводя неторопливый разговор.

— Если таково их ручное оружие, — заметил Осторожный Олень, задумчиво глядя на заходящее солнце, — на что же ещё они тогда были способны? Сжигать целые миры?

— Так, должно быть, и произошло, — откликнулся Тревис. — Мы же не знаем, что положило конец их империи. Планета-столица не была уничтожена, но её эвакуировали в срочном порядке. Даже обстановка зданий сохранилась, — ему припомнилось, как он с Россом Мэрдоком и летучим аборигеном отбивался от гориллоподобных существ. Им тогда пришлось несладко. Они отстреливались от горилл на земле, а крылатый туземец летал над ними и сбрасывал на головы врагов ящики.

— И здесь мы обнаружили тех, кто погрузился в сон, желая переждать время опасности. Они явно не верили, что это надолго, — задумчиво проговорил Осторожный Олень.

Беседа как-то увяла сама собой. Наступили сумерки, последние солнечные лучи угасли на краю горизонта, и вскоре первая луна поднялась в небо. Апачи принялись укладываться на ночь. Тревис опасался, что в ночных кошмарах его станет преследовать выжидающий взгляд больших чёрных глаз инопланетян. Но нет. Чрезвычайно устав от пережитого, он быстро уснул, словно провалившись в черноту, и даже удивился, когда Джил-Ли настойчиво затряс его за плечо, пытаясь разбудить. Он завозился на одеяле, неохотно открыл глаза и посмотрел на небо. Обе луны уже сияли двумя фонарями, разливая золотистый и зеленоватый свет. Наступало время дежурить. Тревис поёжился от прохладного, знобящего ночного воздуха, поднялся и постарался встряхнуться, оглядев окрестности цепким взглядом. Однако всё вокруг дышало тишиной и спокойствием. Он обошёл небольшой лагерь и опустился на землю перед костром, лениво позёвывая. Однако дремоту смахнуло как рукой, когда внизу у реки он заметил маленькую четырёхногую тень. Койот окунулся в воду, поплескался, затем вылез на берег и отряхнулся, подняв вокруг себя целый фонтан брызг.

— Нагинлта! — окликнул он койота. Неужели что-то стряслось? Вопрос уже готов был сорваться с языка, но Тревис спохватился и одернул сам себя. Еще не хватало разбудить остальных и переполошить весь лагерь. Тревис постарался мысленно сосредоточиться и послать телепатический сигнал.

Нет, у койотов все было в порядке, просто та, которую послали охранять, возвращалась теперь в горы вместе с другими. Четыре спутника. Наликидью ещё наблюдала за их лагерем, а он прибыл за дальнейшими инструкциями.

Тревис мысленно подозвал его к себе. Нагинлта трусцой, неохотно подбежал к человеку и остановился в паре шагов, выжидающе глядя прямо в лицо. Тревис потянулся, ухватил койота за мокрую густую шерсть и посмотрел в большие, полные мысли жёлтые глаза. Нагинлта дёрнулся и слегка заскулил. Похоже, это ему не слишком нравилось.

Спутников Кайдессы надо довести до разбитого звездолёта. Но её беречь, как зеницу ока. Когда же они доберутся до места, Тревис как можно чётче представил пик-ориентир за перевалом, тогда один из койотов должен отправиться к звездолёту и предупредить апачей.

Часовой в горах должен был сообщить Манулито и Эскелте о приближении монголки с красными, но дополнительная страховка не помешает. Эти четверо с Кайдессой обязательно должны дойти до звездолёта и попасть в ловушку.

— Что это? — привстал Осторожный Олень.

— Нагинлта.

Но койот уже скрылся во тьме.

— Красные заглотнули наживку, и по крайней мере четверо их движутся с Кайдессой на юг.

Но экспедиция красных оказалась не единственной, что направлялась на юг. Утром с помощью сигналов Цуай сообщил, что монголы оседлали своих коней и тоже выступили в сторону долины, выслав вперёд разведчиков.

Осторожный Олень подошёл к одеялу, в которое были завернуты инопланетные пистолеты, и опустился на корточки. Он исподлобья посмотрел на Тревиса.

— Их надо остановить, — жёстко произнёс Тревис.

Однако у него не было ни малейшего представления, как можно остановить надвигавшуюся орду монголов. Ему вдруг припомнился тот слепой фанатизм, с которым они однажды уже атаковали апачей. Тревис невольно содрогнулся.

Глава семнадцатая

Их было десять. Они неслись во весь опор под барабанный бой, который эхом разносился по горам. Среди них Тревис заметил и Менлика в его развевающемся балахоне. Что-то выкрикивая, тот мчался вместе с остальными. У монголов было принято, чтобы и женщины участвовали в сражении наравне с мужчинами, поэтому такой смешанный отрад апача нисколько не удивил. Но он боялся только одного — если они выступили под воздействием машины красных, то остановить их можно будет лишь одним способом — полным уничтожением. И ждать дольше становилось небезопасно.

Тревис спрыгнул с выступа рядом с аркой и вышел на открытое место, положив оружие инопланетян на предплечье и приготовившись стрелять, если в том возникнет необходимость. В качестве предметного урока он собирался продемонстрировать на чём-нибудь грозную мощь оружия.

— Дар-у-гар! — раздался боевой клич, который когда-то в древности наводил страх на необозримых просторах Земли. Монголов было мало, всего несколько человек, но клич, эхом прокатившийся по горам, звучал так же грозно, как и в древние времена.

Двое несущихся галопом всадников выставили вперёд пики, намереваясь поддеть на них Тревиса. Он наметил куст впереди них и нажал гашетку. Полыхнуло, куст исчез и мелкое крошево заклубилось, медленно оседая на землю. Лошадь одного из монголов вскинулась на дыбы и отчаянно заржала.

— Менлик! — заорал во всю силу голосовых связок Тревис. — Останови своего воина! Я не хочу его убивать!

Шаман что-то выкрикнул, но всадник уже поравнялся в местом, где стоял куст, глаза его изумлённо уставились на чёрное обугленное пятно. Он резко осадил коня, который захрипел, вскинув голову, остановился на полном скаку и поднялся на дыбы. Тревис понимал, что никакое ружьё, винтовка или пистолет не смогли бы остановить несущегося вскачь монгола, но вот это маленькое пятно сажи, оставшееся от куста, подействовало лучше, чем свист пуль возле уха и раскаты выстрелов.

Один за другим всадники остановились, стараясь держаться подальше от Тревиса сего сильным и таинственным оружием. В их глазах он читал ненависть и настороженность, совсем как у мудрого волка — их тотема — который слишком хорошо оценивает ситуацию и не станет нападать сломя голову, жертвуя собственной шкурой.

Тревис сделал несколько шагов вперёд.

— Менлик, нам надо поговорить.

По всадникам пробежал недовольный шепоток. Но шаман успокоил всех одним жестом, пришпорил коня и подъехал к Тревису, остановившись всего в нескольких шагах. Воин степей и воин пустынь друг против друга.

— Вы выкрали женщину из наших юрт, — бросил Менлик, однако он не спускал взгляда с оружия Тревиса.

— Ты или очень храбр, или слишком глуп, появившись здесь вновь. Кто вдевает ногу в стремя, должен сесть в седло. Кто вынимает меч из ножен, должен быть готов воспользоваться им.

— Я что-то не вижу здесь всей орды, — отозвался Тревис. — И с этой горсткой Менлик собирается выступить против апачей? Но ведь есть ещё другие враги монголам, куда более сильные.

— Похитители женщин — не воины, а трусливые шакалы, против них незачем выступать всей ордой.

Однако Тревису уже надоело всё это препирательство. Времени оставалось слишком мало.

— Слушай же внимательно, шаман. Нет у меня вашей скво, она уже пересекает горы, направляясь на юг, — мотнул он подбородком в сторону перевала, — и ведёт красных в западню.

Поверит ли ему Менлик? Тревис решил не упоминать о том, что об их планах Кайдесса ничего не знала.

— А ты? — задал шаман вопрос, который так надеялся услышать апач.

— Мы, — подчеркнул Тревис, — отправимся сейчас против тех, кто прячется в Небесной Лодке, — и он указал в сторону северных равнин.

Менлик поднял голову и презрительно окинул взглядом апачей.

— И ты вождь армии, которая может противостоять машинам?

— В армии нет необходимости, когда у нас есть это, — Тревис второй раз продемонстрировал мощь своего оружия, превратив в песок выступ скалы. Выражение лица Менлика не изменилось, только глаза изумлённо расширились.

Шаман махнул рукой, и монголы спешились. Тревиса это обрадовало. Менлик согласен вести переговоры. Апач тоже махнул рукой, и Осторожный Олень вместе с Джил-Ли, держа оружие на виду, появились из-за выступа. Татары не могли знать, что эти трое — единственные из племени. На их месте он бы тоже поверил, будто за скалами прячутся остальные.

— Ты хочешь говорить? Тогда говори, — приказал Менлик.

Тревис кратко описал прошлые события и заключил:

— Кайдесса ведёт красных к западне, которую мы устроили им на нашей стороне гор. У неё всего четверо спутников. Сколько теперь красных осталось в колонии?

— По крайней мере двое на вертолёте, и, может быть, восемь на Небесной Лодке. Но нам до них не добраться.

— Да?! — негромко рассмеялся Тревис. — А тебе не кажется, что с помощью этого, — он демонстративно переложил оружие из руки в руку, чтобы привлечь внимание, — мы сможем расколоть скорлупу и добраться до ореха?

Менлик бросил быстрый взгляд влево, на скалу, от которой осталось только чёрное угольное пятно.

— Ты и сам помнишь, что они могут контролировать нас. Стоит нам только оказаться поблизости, и мы угодим в сети раньше, чем доберёмся до их Небесной Лодки.

— Да, конечно, вы рискуете, — задумчиво согласился Тревис, но тут же возразил, — но ведь нас-то это не затрагивает. Если мы доберёмся до их машин и уничтожим их, разве тогда вы не станете свободными?

— Сжечь кустик — это и молния с небес может сделать.

— А может ли молния, — вкрадчиво поинтересовался Осторожный Олень, — превратить скалу в песок?

Менлик упрямо посопел.

— А где доказательство, что ваше оружие способно справиться с их машинами?

— Какое тебе ещё нужно доказательство, шаман? — вспыхнул Джил-Ли. — Что нам теперь, гору снести, чтобы ты поверил? И так времени нет, чтобы заниматься всякими глупостями.

Тревиса вдруг осенило:

— Говорите, там вертолёт? Допустим, мы уничтожим его.

— Это способно поразить флайер в небе? — в словах Менлика послышалось явное недоверие.

Тревис мысленно прикинул: не перегнул ли он палку. Но как бы там ни было, им всё-равно придётся избавляться от вертолёта, прежде чем они смогут выйти на равнину. К тому же это великолепно может доказать способность оружия противостоять технике красных.

— При определённых условиях, — с уверенностью, которой сам он не чувствовал, произнёс Тревис, — это возможно.

— И что же это за условия? — потребовал продолжения Менлик.

— Вертолёт нужно подманить как можно ближе, скажем, вон до той вершины, где можно устроить засаду.

Апачи молча выжидали. Монголы не торопились. Где-то в глубине души Тревис боялся, что его аргументы пропали впустую. Он перевёл встревоженный взгляд на Хулагира, но раскосое лицо монгола было настолько непроницаемо, что прочесть по нему что-либо оказалось просто невозможно.

— И как ты, творец ловушек, собираешься их заманивать? — откровенно вызывающим тоном задал вопрос Менлик.

— Вы знаете красных гораздо лучше, чем мы, — парировал Тревис. — Вот и скажи сам, как их лучше заманить, сын Голубого Волка?

— Ты сказал, что Кайдесса ведёт красных на юг. Но мы знаем об этом только с твоих слов, — ответил Менлик. — Хотя, если ты и лжёшь, то я не вижу здесь никакой выгоды, — недоумённо пожал он плечами. — Но если вы говорите правду, то вертолёт будет кружить над тем местом, где они вошли в холмы.

— А что может заставить пилота залететь чуть дальше в холмы? — поинтересовался апач.

Менлик опять пожал плечами.

— Всё, что угодно. Красные никогда не заходили далеко на юг. Они опасаются высот и не зря, — пальцы коснулись эфеса сабли. — Вот если экспедиции будет грозить опасность, это способно заставить их действовать.

— Допустим, огонь, и как можно больше дыма, — предложил Джил-Ли.

Менлик полуобернулся и переговорил с монголами, между ними завязалась оживлённая беседа. Двое или трое начали повышать голос.

— Ну, если подпалить степь в нужном месте, то да, — наконец повернулся к апачам шаман. — Когда вы планируете это сделать?

— Немедленно.

Но пересечь горы — дело нелёгкое. Марш-бросок, даже в спешном порядке, занял у них весь день и ночь, а всё утро следующего дня ушло на подготовку. И их постоянно подгонял страх, что вертолёт не полетит по своему привычному маршруту. Однако Менлик то и дело успокаивал Тревиса, заверяя, что машина всегда сопровождает красных. На что Осторожный Олень весомо заметил, что скорее всего между экспедицией и вертолётом существует радиосвязь, которую обе группы должны поддерживать для большей безопасности.

— Они доберутся до нашего звездолёта за два или, самое большее, за три дня, — прикинул Тревис. — Было бы неплохо, если так. Уничтожить вертолёт, пока они ничего не успели передать.

Джил-Ли только хмыкнул. Он оценивающе оглядывал вершины холмов, окружавших низину, где Менлик с остальными монголами наваливали свежий кустарник.

— Тут, тут и тут, — указал Джил-Ли головой. — Если пилот снизится, пытаясь рассмотреть, что происходит, мы втроём сможем вывести вертолёт из строя.

Они в последний раз переговорили с Менликом и разошлись по своим местам. Дозорные с помощью системы зеркал сообщили, что Цуай, Деклай, Льюп и Нолан направляются прямо к ним. Если западня Манулито окажется успешной, то апачи выступят на штурм вражеской колонии. А если ещё удастся уничтожить и вертолёт, то и Менлик со своими всадниками будет их сопровождать.

Как Менлик и предсказывал, вертолёт вернулся. Вдали, над золотистым горизонтом, к холмам приближалась маленькая пчёлка. Менлик принялся быстро стучать кресалом, высекая огонь и подпаливая охапки сухих веток. Кустарник заполыхал, и дым, густой и серый, заклубился над низиной, а затем мощными клубами медленно поплыл к небу. Такое трудно не заметить. Ладонь Тревиса, которой он до боли стискивал рукоять пистолета, вспотела. Он упёр рукоять в скалу, стараясь обуздать своё нетерпение.

Чтобы не попасться на глаза пилотам вертолёта, монголы попрятались в долине, за спинами апачей. Вскоре вертолет действительно завернул в сторону дыма и стал приближаться. Тревис различил в кабине двух мужчин, на одном из них был такой же шлем, как на убитом им красном. Он рассчитывал, что долгая власть над монголами придаст красным излишнюю самоуверенность. И если даже эти двое заметят внизу кого-то из апачей, они не отреагируют должным образом до тех пор, пока не будет уже слишком поздно.

Уловка с огнём сработала, и вертолёт летел прямо на них. Машина облетела дымный столб один раз, но слишком высоко, чтобы выстрелить и наверняка попасть в лопасти. Потом они отлетели и снова вернулись, но теперь уже низко, едва ли не вровень с вершинами холмов.

Тревис поспешно вдавил кнопку. Инерция пронесла машину ещё несколько метров, но если не все три, то по крайней мере один из апачей попал наверняка. Вертолёт пронзил столб дыма и рухнул где-то на склоне холма.

Тревис настороженно вглядывался в низину. А вдруг их устройство продолжало работать, принуждая монголов помогать красным?

Апач увидел, как Менлик пробирается по склону холма, подбирая руками полы длинного балахона. Он подскочил к вертолёту, с треском распахнул покорёженную дверку и с ликующим воплем всадил в одного из пилотов обнажённое лезвие кривой сабли. Появились и остальные… Хулагир женщины… Они облепили вертолёт, кто-то, высоко подняв пику, всадил её внутрь кабины. Красные расплачивались теперь за то долгое рабство, на которое обрекли монголов.

Апачи спустились и встали в стороне, поджидая Менлика. Хулагир вытащил тело человека в шлеме, и монголы содрали с него нагрудный диск, разбив ненавистное оборудование о камни. Все были взбудоражены, злость, ярость и ненависть вылились в едином необузданном порыве.

Наконец шаман отделился от них и подошёл к апачам. На щеках его играл румянец, прищуренные глаза яростно блестели, а рот кривился в злобной, хищной ухмылке. Неожиданно Тревису подумалось, что монгол и в самом деле похож на степного волка.

Менлик приветственно вскинул руку, подходя к апачам. Его хищная улыбочка превратилась в оскал. Тревис с нетерпением ожидал, что же на этот раз скажет шаман.

— Эти двое уже больше никогда не поставят людям ловушки! Вы говорите, что можете выступить против лагеря красных и уничтожить его, теперь мы вам верим, братья по битве! Вы действительно способны сделать это! Мы пойдём с вами. Погибнем, если надо, но не отступим!

Вслед за шаманом к апачам подбежал Хулагир, в руках у которого был автомат. Он с восхищённым воплем подкинул оружие в воздух, на бегу подхватил его и расхохотался, что-то выкрикнув на своём языке.

— У двух змей мы вырвали жала, — перевёл Менлик, довольно улыбаясь. — Может, это оружие и не такое сильное, как ваше, но оно наносит раны глубже и быстрее, чем наши стрелы. С ним мы одолеем красных.

Насколько апачи могли судить, монголам потребовалось совсем немного времени, чтобы вытащить из вертолёта всё, что могло им потребоваться в дальнейшем, и уничтожить остальное оборудование. Буквально через несколько минут с красными пилотами и с самим флаером было покончено. Первая, очень важная часть плана была успешно завершена: если вертолёт играл роль посредника между отправившейся на юг, в горы, экспедицией и штабом красных на северных равнинах, то теперь эта связь была полностью нарушена. Теперь случись что с группой учёных и техников, никто об этом не узнает.

И просторы северных равнин с этого времени представляли собой для апачей открытую зону. Раньше они рисковали оказаться замеченными с воздуха, а теперь, когда с «летающим глазом» покончено, авангард, готовившийся к штурму Небесной Лодки, мог действовать быстро и решительно, опасаясь быть замеченным только монгольскими разведчиками, контролируемыми машинами красных. Однако это не так уж и пугало апачей. Подобное проникновение на вражескую территорию с многочисленными опасностями и риском для жизни давно уже превратилось для этих суровых воинов пустынь в некую игру, которую вели их деды и прадеды испокон веков.

Ожидая сигналов с вершины горы, апачи и монголы разбили небольшой лагерь, разожгли костры, собрали всех людей и сложили в одну кучу всё собранное ими оборудование. Менлик подсел к костру апачей и предложил им немного сушёного мяса, которое, по древним традициям орды, наездники возили на спине лошади под седлом. Пришлось довольствоваться этой непривычной пищей, отправить людей на охоту они не могли.

— Мы больше не станем прятаться, как крысы в норах или трусливые шакалы, — горделиво заявил Менлик, набив полный рот сушёного мяса. — Время мщения наступило! Мы сядем на своих коней и заставим их расплатиться за всё, что они с нами сделали! Это будет час мщения!

— Но ведь у них ещё остались другие машины, способные контролировать ваше сознание, — напомнил Тревис.

— Да, но ведь у вас есть оружие, способное справиться со всеми их машинами, — парировал в ответ Менлик, пытливо поглядывая на апача.

— Конечно, — вставил Осторожный Олень, — но они могут послать твой собственный народ против нас.

Менлик встревоженно потеребил себя за губу.

— Это тоже правда, — задумчиво согласился он. — Но теперь, когда у них нет «летающего глаза», который осматривал равнины и докладывал обо всём, что происходит на земле, и когда часть их людей отправилась в горы, они не посмеют выходить слишком далеко на равнины за пределы своего лагеря. И тем более, у них не хватит сил патрулировать все эти огромные территории. И это говорю вам я, шаман, — Менлик хлопнул себя по груди. — С вашим оружием, андас — братья по битве — вы можете управлять миром.

Тревис мрачно взглянул на монгола.

— Вот поэтому оно — табу!

— Табу! — изумлённо повторил Менлик. — И как оно может быть запрещено? Разве вы не носите это оружие открыто, у всех на виду, и не используете в трудную минуту? Разве оно не принадлежит вашему народу?

Тревис медленно покачал головой.

— Нет, оно принадлежит мёртвым людям, если их вообще можно назвать людьми, — задумчиво проговорил он. — Мы взяли его в гробнице звёздного народа, который владел этой планетой ещё задолго до нашего прилёта сюда. Когда Земля была лишь охотничьей территорией для диких племён, носивших звериные шкуры и убивавших мамонтов с помощью копий с каменными наконечниками. Это оружие из гробницы и, значит, проклято. Пусть только на нас падёт это проклятие, мы никому не хотим зла.

Странный огонёк блеснул в глазах Менлика. Тревис представления не имел, кем был этот человек до того, как красные отправили его в эту экспедицию на Топаз, превратив в шамана монгольской орды. Он вполне мог быть техником или учёным, и теперь остатки прежних знаний, вероятно, смешались в его сознании с древними суевериями. Но Тревис понимал, что если только остатки современных знаний пустили корни в душе Менлика, то все его табу и россказни лопнут как мыльный пузырь.

Но в то же время апач действительно говорил абсолютную правду. На этом оружии и впрямь лежало проклятие мёртвых, как лежало оно и на всех знаниях, записанных на кассетах, на всех вещах, хранившихся в складах древнего города. И как уже заметил Менлик, проклятие это было настоящей силой, силой, способной управлять Топазом, а потом проложить им всем путь назад, до Земли.

Когда шаман снова заговорил, голос его понизился до хриплого шёпота.

— Согласен, это слишком сильное проклятие. Оно не позволит людям владеть таким оружием.

— Если мы уничтожим красных или сделаем их бессильными, — поинтересовался Осторожный Олень, — кому ещё может понадобиться такое мощное оружие?

— А если другой корабль спустится с небес и всё начнётся сначала? — спросил Менлик и выжидающе уставился на апача своими тёмными раскосыми глазами.

— Ну, если уж это произойдёт, — убеждённо вставил Тревис, — мы найдём ответы на подобные вопросы.

И это тоже было правдой. Там, на складе в древнем городе, могло найтись и другое, куда более мощное оружие, способное уничтожить корабль прямо в воздухе. Но думать об этом сейчас было слишком рано.

— Оружие со складов. Это и в самом деле колдовство мёртвого народа, — задумчиво согласился Менлик. — Я так и скажу своим людям. Когда мы выступаем?

— Только когда точно узнаем, что ловушка сработала, и экспедиция красных уничтожена, — ответил Осторожный Олень.

На этом разговор и закончился. Шаман направился к своему народу, чтобы передать слова апачей. Тревис видел, как монголы готовятся к бою. Кто-то принялся чистить оружие, кто-то проверял походное снаряжение. В этих обыденных заботах прошёл день. Апачи с нетерпением ждали сообщения с гор, но оно пришло только на утро следующего дня, когда Цуай, Нолан и Деклай вошли в лагерь. Военный вождь поприветствовал всех коротким жестом и улыбнулся напряженно ожидавшему Тревису.

— Всё прошло успешно? — не вытерпел Тревис, желая поскорее услышать то, что было написано на лицах его соплеменников.

— Да, как мы и предполагали. Пинда-лик-о-йи вошли в корабль, едва только увидели его. Их нетерпение сослужило им злую службу, они взорвались вместе со звездолётом. Манулито отлично проделал свою работу.

— А Кайдесса?

— С женщиной всё в порядке. Когда красные увидели звездолёт, они оставили свою машину неподалёку на склоне холма, чтобы скво не могла убежать. Вывести из строя механизм оказалось не так уж и трудно. Теперь она свободна и вместе с мба’а направляется через горы прямо сюда. Манулито и Эскелта тоже сопровождают её. Теперь… — тут он бросил испытующий взгляд в сторону монголов, — а почему они вместе с вами здесь?

— Мы ждали сообщения, — вставил Джил-Ли, — но теперь ожиданию пришёл конец. Мы идём на север!

Глава восемнадцатая

Они залегли на самом краю огромной низины, противоположная сторона которой скрывалась где-то за горизонтом. «Ложе древнего озера, — размышлял Тревис, глядя на весь этот простор, — или даже давным давно высохшего моря». И может быть, в далёкие времена на этом самом месте плескались солёные волны, с рёвом налетая на каменистый берег и разбиваясь на миллиарды свежих брызг. Теперь же вся эта низина представляла собой огромную равнину, покрытую высокой золотистой травой, уже созревшие головки которой тяжело колыхались под лёгкими дуновениями степного ветерка. И всё здесь казалось таким спокойным и безмятежным… вот только впереди, в миле от залегшего цепью отряда воинов, посреди золотисто-рыжих просторов, виднелись небольшие купола монгольских юрт — серые, чёрные, коричневые — они словно стеной окружали огромную серебристую глобулу космического корабля. Да, это действительно был звездолёт, но такой гигантский, которого апачам никогда раньше видеть не доводилось, хотя формой он сильно напоминал их собственный разбившийся корабль.

— Табун лошадей… пасётся на западе, — в одну секунду опытным взглядом прирождённого всадника оценил обстановку Нолан. — Цуай, Деклай, берёте на себя лошадей.

Они оба кивнули и стали быстро пробираться к табуну, осторожно пригибаясь к земле и прячась за стеной высокой травы. Им предстояло преодолеть пару миль, добраться до лошадей и вспугнуть их.

Для монголов, живших в куполообразных юртах, лошади представляли собой настоящее сокровище, как сама жизнь. Поэтому, если табун как следует вспугнуть, то они наверняка кинутся выяснять, что же случилось, и тогда путь к кораблю окажется открыт. Тревис, Джил-Ли и Бак, вооружённые пистолетами мёртвого народа должны были выступить в авангарде ударной группы. Им предстояло, наверное, самое сложное — вскрыть оболочку звездолёта и первыми проникнуть на борт корабля. Апачи рассчитывали на стремительность, но полагаться на помощь монголов они не могли. Во всяком случае до тех пор, пока бортовое оборудование не будет полностью уничтожено.

Трава перед Тревисом заволновалась и оттуда появился чёрный острый нос Нагинлты. Сосредоточившись, апач быстро передал койотам приказ следовать за двумя людьми, направлявшимися в сторону табуна. Он уже однажды видел, как эти ловкие животные умеют загонять в ловушку дичь. Они в два счёта управились с жабьемордыми существами в первый день его пребывания на этой планете, справятся и теперь.

Судя по тому, что койоты присоединились к засевшим в засаду воинам час назад, Тревис понял, что с Кайдессой всё в порядке. С Эскелтой и Манулито она теперь двигалась назад, на север.

Тревис испытывал неподдельную радость при одной мысли о том, что их безрассудный план так ловко удался. Но при каждом воспоминании монгольской девушки перед его глазами сразу же возникало перекошенное от злобы и отчаяния лицо, когда она обезумевшей кошкой бросилась на него в коридоре корабля, пытаясь выцарапать ему глаза. Она имела все основания ненавидеть его, и всё-таки он надеялся…

Они продолжали следить одновременно и за пасущимися лошадьми, и за юртами. Иногда появлялся кто-нибудь из монголов. В лагере шла самая обычная жизнь, но вот никакого движения на корабле видно не было. А может, красные закрылись на его борту, получив каким-то образом сообщения о двух нападениях, подорвавших их силы?

— Ага!.. — выдохнул Нолан.

Одна из кобыл в табуне приподняла голову и посмотрела в сторону лагеря. Во всей её позе читалась подозрительность и тревога. По всей видимости, апачи уже добрались до табуна и теперь отрезали его от ряда юрт. И монгольский дозорный, сидевший на земле, скрестив ноги, рядом с пасущейся осёдланной лошадью, встревоженно поднялся на ноги и принялся осматривать равнину.

— Аху-у! — древний воинственный клич апачей, который звучал среди пустынь, каньонов и юго-западных равнин Америки, понёсся по просторам золотистой степи Топаза, подхваченный раздольным ветром.

Лошади развернулись и галопом бросились прочь от поселения. Коричневая фигурка человека выскочила из высокой травы и, вскидывая руки, точно крылья, бросилась за табуном. Затем апач ухватился за гриву и в едином броске взлетел на спину лошади. Только великий воин и прирождённый наездник мог проделать такое. И теперь всадник с гиканьем и криками гнал табун дальше от стойбища, и оба койота помогали ему, со звонким тявканьем бросаясь коням под ноги.

Среди юрт поднялась суматоха. Весь лагерь моментально превратился в настоящее осиное гнездо, в которое сунули палку. Как растревоженные насекомые монголы повысыпали из своих убежищ, крича и размахивая руками. Большинство мужчин кинулись за табуном. Один или два вскочили на лошадей, которые были привязаны в лагере и пустились вдогонку. Теперь наступил черёд действовать ударной группе апачей. Они молча скрытно устремились к кораблю под прикрытием высокой травы.

Трое из них, вооружённые инопланетным оружием, не раз уже проверившие его действие задолго до наступления, испытывали тем не менее немалый страх, что неведомая сила, питающая оружие, вдруг иссякнет, страх, заставлявший сердца колотиться сильнее. Смогут ли они разрушить корабль красных станет ясно только через несколько минут, когда они пустят своё оружие в действие. Теперь же они по-змеиному подползали к краю голой земли, почти вплотную к лестнице, ведущей к люку корабля. Им предстояло пересечь открытый участок, представляя собой отличную мишень для пики или стрелы… или для мощного оружия красных.

— Надо попытаться достать их отсюда, — прокричал Бак, когда они добрались до последней линии густой травы.

Он осторожно прицелился, положив ствол пистолета на согнутое предплечье, и нажал гашетку.

Закрытый люк звездолёта слабо замерцал и стал быстро крошиться, превращаясь в чёрную дыру. За спиной у Тревиса кто-то издал общий боевой клич.

— Огонь! Круши стены! — заорал в диком восторге и неистовом запале Джил-Ли.

Но Тревис и не нуждался в таком приказе. Он уже выхватил своё оружие и, почти не целясь, принялся стрелять в самую удобную цель, которая ему когда-либо попадалась — корпус звездолёта. Если даже на корабле и имелось какое-то оружие, то им всё равно не достать до снайперов, стрелявших почти в упор.

Всё больше и больше дыр появлялось в боку серебристой глобулы. Апачи превращали бок звездолёта в настоящее решето. Они, наверное, могли бы разрушить и весь корабль, но вот насколько глубоко внутрь проникают их смертоносные лучи, они не знали.

И тут в пробоинах промелькнуло какое-то движение. Затрещали пулемёты, комья земли и гравий полетели в лица снайперам. Так и под пулю попасть недолго! А дыра всё росла… кто-то неистово закричал… кого-то не стало…

— Они больше не успеют открыть ответный огонь, — с холодным спокойствием Нолан пристальным взглядом окидывал сцену битвы.

Они методично продолжали уничтожать стены корабля. Теперь ему уже никогда больше не подняться в космос. Такие повреждения залатать невозможно: ни материала, ни специалистов.

— Словно ножом по маслу, — высказался Льюп, подбираясь поближе к Тревису. — Раз, раз…

— Вперёд! — Тревис повернулся налево и потащил Джил-Ли за плечо.

Тревис не знал, возможно это или нет, но он видел, как их комбинированный огонь неведомой силой пробивает в сфере пробоину за пробоиной, полосуя стены с невиданной лёгкостью, которая так восхитила Льюпа.

Сзади кто-то предупреждающе окликнул. Они все быстро попрятались обратно в траву. Тревис упал плашмя, перекатился и занял новую позицию. Над головой свистнула стрела. Красные сделали то, чего апачи боялись больше всего — подозвали на помощь монголов. У Тревиса мелькнула мысль, что им надо поскорее разделаться с кораблём и его обитателями, иначе придётся отступать под мощным натиском ничего не соображающих безвольных фанатиков.

От огня оружия инопланетников весь борт звездолёта теперь рябил чёрными провалами пробоин. Прижимая пистолет к бедру, Тревис вскочил и бросился прямо к одному из этих чёрных зияющих отверстий. Ещё одна стрела пролетела мимо самого уха, ударилась об обшивку и упала в траву неподалёку.

Тревис буквально швырнул себя в дыру. Оружие действительно оказалось мощным, оно прорвало не только внешний слой обшивки, но и внутреннюю изоляцию. Оказавшись внутри звездолёта, Тревис обратил внимание, что разветвления коридоров очень напоминают их собственный корабль. Впрочем, это и понятно, скорее всего, красные строили свой звездолёт по тем же самым планам.

Тревис прижался спиной к внутренней переборке коридора, стараясь побыстрее отдышаться, а заодно и как следует оглядеться в незнакомом месте. Откуда-то доносился гул встревоженных голосов и пронзительный звук сигнальных сирен. Главный компьютер корабля находился в рубке, и хотя красные наверняка не решатся взлететь с такими многочисленными пробоинами, апачам всё равно предстоит взять рубку с боем. Там находится сердце корабля, оттуда они управляют подвластными им людьми. Внимательно прислушиваясь к шуму, Тревис осторожно двинулся по коридору в ту сторону, где, как ему казалось, находится рубка.

Он плечом распахивал каждую дверь, попадавшуюся ему на пути, и внимательно осматривал пустые помещения. В двух кабинах он обнаружил незнакомое оборудование и разнёс его вдребезги с помощью оружия. Он совершенно не имел представления, для чего здесь стоят все эти машины, но здравый смысл и чутьё подсказывали, что их надо уничтожить.

Позади что-то клацнуло. Тревис, мгновенно обернувшись, присел и нацелил оружие, однако увидел перед собой лишь Джил-Ли и Осторожного Оленя.

— Вверх? — спросил Джил-Ли.

— …или вниз? — добавил Осторожный Олень. — Монголы говорят, что красные вырыли бункер под звездолётом.

— Разделимся и будем действовать по одиночке, — предложил Тревис, опуская оружие.

— Добро!

Тревис помчался дальше по коридору и проскочил одну из дверей, но сразу же вернулся. Вспомнив схему своего звездолёта, он вдруг подумал, что отсюда можно попасть в двигательный отсек. Он распахнул дверь. Полная каюта оборудования, пульты компьютеров, пучки кабелей подтвердили его догадку. Тревис вскинул пистолет и выстрелил несколько раз. Тут же погас свет, замолкло завывание сирен. Часть систем корабля, если не все, были теперь выведены из строя. Что же касается темноты, то апач чувствовал себя в ней словно рыба в воде.

Оказавшись снова в коридоре, Тревис ощупью осторожно принялся пробираться по стене. Неожиданно на звездолёте воцарилась гулкая тишина. Тревис слышал только шорох собственных шагов, биение сердца и сдержанное дыхание. Казалось, красные настолько были ошарашены таким оборотом событий, что потеряли дар речи.

Неожиданно впереди послышался странный скрипящий звук. Шорох ботинок по лестнице. Тревис крадучись отступил в проём двери каюты и спрятался в ней. Вспыхнул свет, тёмная фигура включила фонарик, выхватывая из тьмы стены коридора. Тревис вытащил из-за пояса нож, перевернул его рукоятью вверх, чтобы оглушить красного, и приготовился к броску.

Человек торопливо шёл по коридору, направляясь к двигательному отсеку. Его прерывистое дыхание послышалось совсем рядом. Пора, мелькнуло в голове Тревиса, и он отложил пистолет в сторону.

Тёмный силуэт мелькнул совсем рядом. Тревис выскочил из своего укрытия, обхватил красного за плечи и ударил его сзади рукоятью по затылку. Однако в темноте удар не получился, рукоять только скользнула, поэтому Тревису пришлось врезать ещё раз. Противник мешком повалился на пол, фонарик, глухо стукнувшись, выпал из ослабевших рук. Тревис, осторожно обшарив человека, прихватил с собой пистолет и фонарь.

Вооружившись до зубов, Тревис направился к лестнице. Пистолет красного он запихнул под кушак, в правой руке держал оружие инопланетников, а фонариком освещал себе дорогу. Он особенно и не таился. Те, наверху, вполне могли теперь принять его за возвращавшегося своего. Но он поднимался по лестнице, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

Где-то внизу раздался глухой взрыв, лестница угрожающе закачалась, и даже вся махина звездолёта содрогнулась. «Что-то в бункере?» — мелькнуло у Тревиса.

Он буквально прилип к перилам лестницы, наверху послышался чей-то гортанный крик. Он поспешно вскарабкался на следующий уровень и отпрыгнул в сторону, спрятавшись за изгибом коридора. И как раз вовремя. Шахту осветили фонарём, и сверху кого-то позвали, скорее всего, того самого красного, которого он оглушил. Потом послышался оглушительный грохот выстрела. Эхо загуляло по пустым коридорам корабля.

Взбираться навстречу поджидавшему стрелку было бы полным безрассудством. Нет ли другого пути наверх? Тревис на цыпочках пробежал по коридору, заглядывая в каждое помещение. Он понял, что на этом уровне располагались жилые каюты. Теперь Тревис точно знал, что рубка должна находиться на следующей палубе.

Внезапно он припомнил, что на каждой палубе имеется аварийный люк, предназначавшийся в основном для проведения ремонтных работ. Если бы только удалось его найти…

Далеко за спиной в устье коридора мелькнул отблеск фонаря. Раздался новый выстрел. Но Тревис был уже далеко. Он включил фонарик и принялся обшаривать лучом стены. В пятне света мелькнул шов. Снова удача улыбнулась ему. Сердце апача забилось сильнее.

Он быстро вскрыл люк и посветил вверх. Над головой протянулась толстая перекладина, а дальше слабой тенью обрисовывался ребристый край следующего люка. Засунув за пояс оружие инопланетян и взяв фонарик в зубы, Тревис принялся взбираться по стальным скобам, стараясь не думать о том, что если сорвётся, то наверняка разобьётся насмерть в этой высокой шахте, уходящей до самого нижнего уровня корабля. Четыре… пять… десять скоб, и вот он уже может дотянуться до люка.

Пальцы в поисках защёлки скользнули по поверхности, однако ничего похожего здесь не оказалось. Он размахнулся, кулаком врезал по двери и… едва не сорвался вниз, потому что та легко поддалась и распахнулась под силой его удара. Тревис тотчас нырнул во тьму.

Он на мгновение включил фонарик, осветив помещение, и увидел вокруг себя стойки с приборами связи. Тревис выхватил оружие инопланетян из-за пояса и мощным лучом полоснул по всему оборудованию, уничтожая глаза и уши звездолёта. Слева полыхнул выстрел. Плечо резко обожгло.

Его реакция была совершенно инстинктивной. Ничего не успев сообразить, он махнул в сторону нападавшего лучом, одновременно отскакивая к стене и пригибаясь, чтобы представлять собой как можно меньшую мишень. Одно дело защищать себя ножом, пистолетом, стрелой… но таким оружием!

Мгновением раньше рядом стоял человек, живой человек со своими мыслями и чувствами. Пусть он был врагом, но он, как и Тревис, происходил с Земли. А теперь, благодаря тому, что реакция мышц апача оказалась быстрее мысли, от него осталась только кучка пепла. Оружие в руках Тревиса действительно представляло собой оружие духов зла. Его нельзя давать в руки людям, какими бы прекрасными идеями они не руководствовались при этом.

Тревис тяжело дышал, стараясь взять себя в руки. Ему хотелось отбросить прочь эту страшную вещь и никогда к ней больше не прикасаться, но задача, стоявшая перед ними, ещё не выполнена. Ему предстоит сделать слишком много, и рисковать он не имеет права. И дело тут не в его жизни, а в свободе целого народа.

Тревис с трудом заставил себя распрямиться и двинуться дальше. Он шёл по коридору, открывая одну за другой каюты, попадавшиеся на пути, и продолжал методично уничтожать оборудование. Он должен был превратить этот корабль в мёртвые останки. Конечно, он мог бы отложить в сторону пистолет инопланетников, но от памяти не избавишься. И упаси господи кого-нибудь испытать то, что пережил он…

Грохот барабанов, разносившийся по всей степи и взлетавший высоко к звёздному небу, заставлял глаза блестеть веселее, а мускулы напрягаться, словно рука сжимала нож или натягивала тетиву лука. Языки пламени огромного костра лизали ночь, в кроваво-красном свете монгольские воины кружили и размахивали кривыми саблями, празднуя победу. Они буквально упивались собственной свободой, обретённой наконец с таким трудом. Поодаль серебристая сфера звездолёта зияла чёрными дырами смерти, которая смела рабское прошлое для всех них.

— Что теперь? — позвякивая своими амулетами, приблизился к Тревису Менлик.

На лице шамана было написано умиротворение и спокойствие, словно избавление от ненавистного рабства вырвало его из объятий древних суеверий, снова сделав цивилизованным человеком. И вопрос, который он задал сейчас, мучил их всех.

Тревис сидел на земле, скрестив ноги, и наблюдал за танцующими монголами. Он чувствовал себя уставшим и опустошённым. Цель достигнута, горстка красных рабовладельцев уничтожена, их машины сожжены. Никакого контроля над сознанием! Люди теперь совершенно свободны и в своих мыслях, и в поступках. Как они используют эту свободу?

— Во-первых, — высказал апач навязчивую мысль, — мы обязаны вернуть это.

Все три пистолета инопланетников были зашиты в кожаный мешок и спрятаны из виду, но память то и дело напоминала о них, воскрешая картины недавнего прошлого. Покалишь немногие видели их в действии, и следовало как можно скорее избавиться от них.

— Интересно, — принялся рассуждать Осторожный Олень, — станут ли наша потомки рассказывать, что мы призвали молнию с небес? Но всё правильно. Мы обязаны вернуть их и объявить долину табу для всех.

— А что, если прибудет другой звездолёт, один из ваших? — проницательно спросил Менлик.

Тревис перевёл взгляд с шамана на монголов, танцующих вокруг костра. Сейчас Менлик высказал мысль, так долго терзавшую его… Что, если прибудет звездолет с Эшем, Мэрдоком на борту. С людьми, которых он знал и уважал. С его друзьями? И как же быть тогда со знаниями, скрытыми в башнях? Не рухнет ли тогда его уверенность, что он поступает правильно? Он устало потёр ладонью вспотевший лоб и сказал:

— Отложим этот разговор. Решим когда или если всё это случится.

Но как, как поступить? Однако в нём ещё жила надежда, что этого не произойдёт, во всяком случае, на его веку. И он ощутил леденящую тяжесть груза, который придётся нести всю жизнь.

— Нравится нам или нет, — (говорит ли он это другим, или пытается убедить самого себя?) — мы не можем позволить людям узнать информацию, которая хранится в башнях, не можем позволить найти… использовать… Разве что людьми, которые более мудры, чем мы сами.

Менлик снова вытащил свой жезл и принялся рассеянно крутить его в руках, поглядывая из-под полуопущенных век на апачей с каким-то совершенно новым выражением глаз.

— Тогда я скажу вам вот что: мы должны хранить секрет вместе — наш народ и ваш. В противном случае, заподозри мой народ, что вы одни владеете тайной, начнётся зависть, ненависть, страх, раскол между нами с самого начала — война, набеги… Земля велика, а нас так мало. Стоит ли начинать распрю в день, когда весь мир открыт для нас? Если эти древние сокровища столь сильно пропитаны ядом зла, давайте же охранять их, табу для всех.

Менлик был прав, в этом сомневаться не приходилось. Им следует смотреть правде в глаза. Для каждого, будь то монгол или апач, любой прибывший звездолёт станет злом. Здесь они живут, и здесь пустят свои корни. И чем скорее они начнут думать о благе их маленькой общины, тем лучше. А предложение Мен лика как раз давало точку соприкосновения для обоих народов.

— Ты хорошо сказал, — откликнулся Осторожный Олень. — Это будет наш общий секрет. Мы трос знаем. Теперь ты выбери троих, Менлик, но выбирай осторожно.

— Не опасайтесь! — отозвался монгол. — Здесь начинается новая жизнь. Возврата к прошлому нет. И как я сказал, мир велик. Мы не ссорились друг с другом, и может быть, наши два народа сольются в один. В конце концов, мы так похожи друг на друга, — и он, улыбнувшись, махнул в сторону костра, где вместе сидели апачи и монголы.

Среди теней, носившихся вокруг пламени, Тревис различил знакомую фигуру, которая то и дело, выкрикивая клич апачей, подпрыгивала, кралась, кружилась… Деклай, он веселился вместе со всеми, опьянев от победы. Апачи, монголы — и те, и другие — наездники, охотники, воины, когда возникает необходимость. Да, разница невелика. Их обманом заманили в эту ситуацию, и они не испытывали лояльности к тем, кто послал их сюда.

Возможно, племя и орда сольются, а может разойдутся в стороны. Время покажет. Но что должно оставаться неоспоримым, так это культ хранителей башни. Глубокое убеждение, что всё спящее в башнях должно спать, не просыпаясь ни при них, ни во времена их потомков.

Тревис усмехнулся своим мыслям. Новая религия. Новые жрецы с таинственными, запрещёнными знаниями. Со временем из этой ночи народится целая цивилизация, и теперь мысль о пожизненной тяжести знаний уже не так тревожила его.

Он наклонился и подобрал свёрток с пистолетами. Затем испытующе оглядел присутствующих. Тяжесть свёртка в руках и ощущение ещё большей тяжести в душе.

— Пора?!

Вернуть оружие — самое важное сейчас. Может быть только после этого он сможет спать спокойно и будут ему сниться сны: Аризона, скачки на рассвете, голубое небо и ветер в лицо, ветер, несущий запахи сосен и тростника, ветер, который уже никогда больше не согреет ему душу и сердце, ветер, который никогда не испытают сыновья его сыновей. Он надеялся, что кошмары со временем исчезнут, уйдут, что новый мир сумеет затмить собой старый. Да, лучше так, сказал себе Тревис, пытаясь убедить самого себя. Лучше пусть будет так!