Война за вечность

Глава 16

Зал Заседаний Справедливой Фандан в Гато должен был поразить каждого, кто вступал под его огромные, как в кафедральном соборе, своды. Инженеры Фандана расширили основание естественной пещеры — одной из каскада карстовых известняковых пещер в Гато — и очистили большую часть ее поверхности от сталагмитов. Пол зала был отполирован, а свисающие со сводов сталактиты использовались сенсоинженером Справедливой для создания эффекта великолепия.

На этот раз сенсо было отключено, в зале находились лишь командиры долины Фандан, и они не сводили глаз с рельефной голограммы, расположенной перед Справедливой. Голограмма отображала северную часть бассейна реки Ирурупуп.

С кафедрального возвышения Справедливая обратилась к ним.

— Сравнив наши мнения, — заявила она, — мы пришли к пониманию одного факта — мы не можем сражаться с космическими пехотинцами, не уничтожив тем самым фейнов, Фейны — наш священный долг. Любой серьезный вред, причиненный им, любая угроза продолжению их рода могут навлечь на нас всех гнев самих Аризелей. Удар по нашей человеческой гордости мы выдержим. — Справедливая сверкающим взглядом обвела собравшихся — все знали, как велика гордость Фанданов. — И хотя всем нам больно, мы должны помнить, что у клана Фандан есть обязанности поважнее, чем забота о собственной гордости.

Сколь мрачным и зловещим показался собравшимся акцент на гордости — сейчас, когда молодому Прауду пришлось спасаться бегством, а старый Прауд упал духом!

— Мы всегда можем выйти из леса, и восстановить крепости, и завести новые гнезда. Но мы не сможем так же просто восстановить численность фейнов. Значит; мы должны изменить тактику и перейти к партизанской войне. Мы будем плавать в лесном океане, как рыбы плавают в море.

Справедливая сомкнула ладони и заговорила другим тоном:

— Однако действовать мы должны без промедления. После вчерашнего разрушения Башни Прауда флот больше не атаковал. Мы предприняли дипломатические усилия, чтобы продлить этот мораторий, однако нет никакой надежды, что он не будет нарушен ближе к полудню. Это значит, что уже сегодня ночью нужно перевезти из долин в базовые лагеря все, что удастся, все, что возможно. Завтра мы должны закончить эвакуацию и направить наших людей в леса. Как вам известно из предварительного инструктажа, группы адептов уже очищают для нас безопасные тропы, к тому же они будут идти во главе колонн во время марша, чтобы быть уверенными в установлении хороших отношений с вудвосами. А теперь, если нет важных вопросов, хочу пожелать вам всем спокойной ночи и попрощаться. До встречи на Вершинах Махра!

На обратном пути Лавин получил от древнего фейна в сером капюшоне записку. Его приглашали посетить Мать Справедливую в ее собственных покоях! Он быстро поднялся на пятьсот метров на вырубленном в скале лифте к апартаментам Справедливой, выходящим на северный склон. Выйдя из лифта, Лавин оказался перед круглой стальной дверью, медленно распахнувшейся при его приближении. За дверью находилась большая просторная комната, окрашенная в белое с зеленоватой отделкой; освещалась она сквозь стеклянную крышу естественным светом. Пол из полированного дерева был укрыт изящными ковриками, а стены украшали высокие панели с вышивкой, изображавшей различные моменты истории клана Фандан.

Повсюду в зале стояли охранники — люди и фейны. Один из них пригласил Лавина следовать за ним сквозь высокие двойные деревянные двери. Вслед за приземистым охранником Лавин прошел по спиралевидному коридору мимо рядов комнат с окнами, смотревшими на запад и на восток; на переднем плане виднелись широкие просторы долины Лютер. За ней кольцом, опоясывающим более низкую вершину Гато, располагались настоящие великаны — гора Фандан на юго-востоке, Олд-Сприк точно на востоке, гора Йеллоумэн и вершина Дэйн на севере и, наконец, высочайшая вершина — гора Бутте высотой более двадцати километров. Каждый гигант опирался на более низкие горы высотой менее десяти километров. Из Гато меньший пик виднелся точно посреди широкой долины Лютер, казалось, он находится на дне огромной чаши, стены которой снежные шапки окрасили в белый цвет.

Комнаты резко контрастировали между собой — некоторые были практически совершенно пустыми, другие заставлены роскошной мебелью, на стенах висели яркие картины и гобелены. Лавин мог сделать единственный вывод — Мать Справедливая использовала каждую из них, руководствуясь лишь собственным настроением, что настроения у нее постоянно сменяются и бывают исключительно прихотливы.

В конце коридора отворились двери, и они вошли в огромный зал, наполненный гулом десятков перешептывающихся охранников и советников. Мать Справедливая, погруженная в раздумья, стояла отдельно. На ней было простое белое одеяние и вуаль, усеянная множеством зеленых огоньков. Лавин был представлен, и несколько мгновений она изучала его, слегка наклонив голову набок. Затем она позволила гвардейцам и советникам удалиться и приказала принести чаю.

В пустой комнате царил спартанский дух. Помимо стола и двух стульев, простого белого коврика и небольшого столика, на котором стоял коммуникатор, в ней не было ничего. За окном маячила гора Фандан — белоснежный титан, увенчанный сверху черной скалой.

— Приветствую тебя. Лавин Фандин, герой Абзенской долины! Известия о твоем успехе на отмели Битараф пришли сразу же вслед за вестью о победе на Бедлек-ридж. Яркими вспышками света и надежды ты раскалываешь тьму, которой окутали нас наши враги.

Она внимательно изучала его; ее взгляд подсказал ему, что нужно вести себя осторожно. Справедливая села и показала Лавину, что тот может занять место за полированным деревянным столом напротив нее.

— Это слишком официальные слова для семейного дела, однако наши обстоятельства диктуются превратностями войны. Мы должны составить план действий. Дела обстоят так, что у нас мало времени, и я предпочитаю отвести для беседы вечер целиком, поэтому говорить будем за ужином в моих апартаментах. Мне нужно многое рассказать тебе. В самом деле, вполне возможно, что я допустила ошибку, не сказав тебе раньше, однако не имеет смысла сожалеть о несделанном.

Лавин почувствовал себя неудобно и ощутил напряжение в ее голосе. Это была не та Мать Справедливая, которую он знал прежде, которая в том или ином виде всю жизнь была его водительницей, проведшей его от детской до поста Главнокомандующего вооруженными силами Фанданов.

Она приподняла вуаль. Темные глаза смотрели пристально, сверля Лавина насквозь. «Что же она ищет?» — подумал он.

— Скажи мне, молодой человек, что ты думаешь о моем плане? И вообще о моей стратегии? Помни, что я не на трибуне перед семейством. Ты можешь быть откровенным — собственно говоря, именно этого я от тебя и жду.

Ее губы слегка дрожали, когда она смотрела на него. На нее нашло трудное, горькое настроение багровой меланхолии, от которого избавиться не удавалось, несмотря на все усилия.

Кризис развивался к той точке, которой она страшилась более всего, — узловой точке, предсказанной лесным адептом Иззума Таа. Полтора столетия она делала все, чтобы избежать предсказанного, но, несмотря на все ее усилия, пророчество сбывалось.

— Итак? — сказала она. В голосе слышалось осуждение его нерешительности.

Сотни учебных фильмов, в которых Мать Справедливая поселяла поколения детей в ясли Фанданов, хлынули к нему в память при звуках ее голоса. Нерешительность, как и другое страшное пугало — неэффективность, и была свойством, ведущим лишь к провалу. Однако было что-то жутковатое в том, чтобы сидеть за одним столом с человеком, сформировавшим его жизнь, человеком, перед которым он благоговел всю жизнь и за которого сражался. Трудно было свыкнуться с мыслью, что Мать Справедливая все-таки человек.

— Замысел плана превосходен. Я рад, что мы сможем спасти свой личный состав от дальнейших потерь.

Справедливая убрала с парика серебряные шпильки с изумрудными хитиновыми масками на кончиках и сняла вуаль. Длинные темные волосы рассыпались по плечам.

— Так, значит, ты его одобряешь! Отлично, я рада. Я беспокоилась, хотя и не сильно, что тебе он не понравится — ты самый воинственный из моих командиров.

Лавин немедленно попытался ее поправить:

— На самом деле я бы не назвал себя воинственным. Полагаю, что многого можно добиться при помощи переговоров. Вы, должно быть, имели в виду молодого Прауда. Вот кто по-настоящему воинственная личность.

— Ты говоришь как истинный Фандан, — усмехнулась Справедливая. — Как осторожный и предусмотрительный Фандан. Дорогой мой, я очень рада сообщить тебе, что у тебя есть подлинное искусство Фандана — то самое искусство, что обеспечило нашему семейству процветание и величие: это искусство — гибкость. Вместе с гибкостью приходит умение избегать жесткого, линейного образа мышления и добиваться тактической внезапности, находить истинную динамику в любой ситуации. Вместе с гибкостью приходит способность правильно слушать и анализировать. Умение видеть ситуацию такой, какая она есть на самом деле, а не такой, какой нам ее хочется видеть.

Она немного помолчала, затем продолжила речь:

— Однажды наши предки оказались лицом к лицу с необходимостью сделать выбор: борьба за свою родную планету или же бегство от превосходящего их противника. Клан Фандан мог остаться, чтобы умереть за Принципат Астероида Фандан, — большинство других обитателей пояса астероидов поступили именно так, и они были разгромлены. Затем, после эмиграции на Внешние Планеты, большая часть населявших пояс семейств приняла решение остаться и заняться разработкой водородных ресурсов. Они великолепно обустроились — там были Кислородные Короли Европы, Десять Семейств Водорода, Нептунианская Империя Барбунклей — да что там, все новоявленные богачи внешней Солнечной системы купались в богатстве и в имперских мечтах. Но Фанданы лучше разобрались в ситуации, они поняли, что угроза со стороны Внутренних Планет будет постоянно расти — вплоть до тех пор, пока они не смогут добраться и завладеть всем, что им понравится. Мы распродали свои ресурсы, объединились с другими пионерскими кланами и построили звездолет. Над нами смеялись — точно так же, как в свое время обитатели пояса над теми семействами, которые малодушно решили спасаться бегством. Но что же стало с ними? Что стало с Великим Барбунклем — бриллиантом, сверкавшим в газовых облаках Нептуна? Теперь мы знаем, что Земля создала военную мощь, сокрушившую космонитов и Властелинов Снега.

Девушка-ординарец в облегающей зеленой униформе Фандана принесла чай и подала его им в изящных бело-зеленых фарфоровых чашечках Гато.

— Так что, как видишь, это то самое качество, способность разглядеть далекую перспективу, которое мы ищем в учениках наших школ. Именно благодаря ему нам удалось выжить.

От меланхолии избавиться не удалось, но Справедливая пожала плечами. Пора было запускать в Лавине процесс самореализации. Ему предстояло еще многое узнать, однако Справедливая почувствовала, что он достаточно стоек и уверен в самом себе.

— Теперь я должна рассказать тебе нечто чрезвычайно важное, о чем никогда прежде тебе слышать не приходилось. Я должна пригласить тебя во внутреннее семейство и объяснить кое-что о твоем истинном положении здесь. Ты, разумеется, помнишь Младшую Академию?

Лавин кивнул в ответ, из глубин подсознания всплыли воспоминания. Он лежал на старенькой койке в Общежитии номер пять и смотрел голографический фильм о Матери Справедливой, показывавшей детям, как нужно завязывать шнурки и обучавшей их детской песенке про шнурки. Когда фильм закончился, нянька выключила проектор и приказала им спеть песенку и отправиться спать.

— Теперь я знаю, что в молодости тебе, вероятно, пришлось получить немало наказаний и двоек от моего имени — пожалуйста, прими мои извинения за это, однако наша система детского образования являлась сердцем всей программы рекрутирования, да к тому же нет иного способа вырастить детей так, чтобы они стали квалифицированными членами семейства. Полагаю, Мать Справедливая тебе до смерти надоела.

— Да что там мне — каждому, видимо, годам к девяти, — засмеялся Лавин. — Но я переступил через это и по-прежнему помню песню завязывания шнурков.

Она улыбнулась, чувствуя сверлящую грусть в глубине сердца.

— Хорошо, но скажи мне, не обижался ли ты на истиннорожденных, пока был молодым? Ненавидел ли их за то, что сам был Фандин, а не Фандан?

Лавин поколебался — вдруг это очередная проверка его преданности? — а затем отбросил эту мысль как абсурдную.

— Да, в самом деле, но только уже позднее, когда вступил в рейнджеры. Вплоть до этого момента различия между нами ничего не значили. В Младшей Академии все мы были равны.

— А среди молодых рейнджеров равенства разве не было?

— Возможно, и было, — ответил Лавин, неопределенно пожав плечами и поерзав в кресле, — но только не в подразделении молодого Прауда Фандана. Под его командованием все определяли суффиксы, и Фандины чистили обувь Фанданам.

Глаза Справедливой слегка прищурились; она прекрасно понимала проклятие Фандана.

— Увы, боюсь, что слова твои — правда. Система допускает злоупотребления. Эксцессы Овулы Бутте, например, имеют параллели среди Фанданов. Гордыня, высокомерная гордыня — это наша погибель. Однако оставим в стороне несправедливость… Решился бы ты в корне изменить свою жизнь, если бы имел право выбора? Чего бы тебе хотелось больше всего, о чем ты мечтаешь? Хотел бы, например, покинуть Фенрилль?

Мать Справедливая интересуется его мечтами? Говорит о рассеянии клана Фандан? О его поражении и бегстве с Фенрилля?

— Ну что же, я не знаю другой жизни, кроме как в наших долинах, однако мое образование не ограничивалось военным искусством. Нас заставляли много читать, осознавать наше место во Вселенной, в культуре человечества. В принципе да, я предпочел бы жить в мире, но у меня иной жребий. Мне выпало защищать принадлежащую клану Фандан Абзенскую долину, и я буду делать это до последнего.

Внезапная страстность Лавина удивила Справедливую.

— Нельзя воспринимать все так болезненно, мой молодой генерал… Такие мысли — романтизм, который мы не можем себе позволить. Нужно иметь ясную голову, если мы хотим проложить себе дорогу в будущее, когда повсюду — мрак неизвестности и опасность.

Однако ты говорил честно! Хорошо, именно этого я и ожидала, Лавин Фандин. Я также предпочла бы жить в мире, однако прежде мы должны пройти через этот кризис. Я верю, что на выходе нас ждет желанный мир и конец этого конфликта. Но как ты сейчас относишься к истиннорожденным? Ты не обижаешься на нас?

— Немного. Я обижаюсь на молодого Прауда за его упрямство и агрессивность и за всех тех, кого я потерял из-за него.

— Конечно, но ведь твоя ненависть не распространяется на всех нас.., или по крайней мере среди нас есть и те, кто тебе симпатичен?

Она почувствовала, как в его мозгу сформировался вопрос, однако времени было мало, и ей пришлось прервать паузу:

— А что, если я скажу тебе, что ты был рожден с генами Фандана? И что ты истинный Лавин Фандан — истиннорожденный Фандан — и что твой суффикс неверен?

Лавин уставился на Справедливую. Это предположение в корне противоречило всем его представлениям о самом себе.

— Это правда, мой дорогой, ты — истиннорожденный. Но тебя пришлось спрятать — слишком много врагов на этой планете, не только прибрежные подонки. Так что твое рождение держалось в секрете, а твои настоящие родители ничего не знали о тебе. Поступить по-другому — значило подвергнуть тебя смертельной опасности. Скажу лишь, что твой предшественник был убит в первый же год пребывания в военной Академии.

В его сердце черным дымом поднялась завеса беспричинного страха. Он никогда и не подозревал, что сможет узнать своих родителей. Всегда предполагалось, что его родословная утрачена, и только в клане, только в Матери Справедливой он может найти источник воодушевления. Теперь фундамент зашатался, и весь мир перевернулся вверх тормашками.

— Моя мать, мой отец, кто они? Они живы? Справедливая опустила глаза. Об этом заводить разговор было пока что еще рано.

— К сожалению, сейчас не позволяют обстоятельства, однако, когда придет время, ты узнаешь обо всем и тогда, возможно, простишь нас. И поймешь, почему было необходимо поступить именно так.

Он горько улыбнулся, почувствовав, что к горлу подступает комок. По щекам потекло что-то мокрое, взгляд затуманился.

— Похоже, тебя обеспокоили эти известия. Тебе трудно?

— Нет, — взмахнул он рукой. — Я должен поблагодарить вас, я знаю — это изменило столь многое в моей жизни, что…

— Вот, выпей еще чаю.

Она налила ему вторую чашку. Им всем приходилось проходить через нечто подобное, и одним это было гораздо труднее, чем другим. Но очень существенной она была — вторая фаза перед окончательным пониманием. И все же она могла попытаться провести его сквозь эти подводные камни, несмотря на то что времени оставалось очень мало. Она поняла, что он должен оказаться более ранимым, чем другие. Его крайняя прямолинейность — качество, отличавшее его военную карьеру, — и острота, сравнимая разве что с заточенным лезвием кифкета и позволявшая ему достигать такой высочайшей сосредоточенности, теперь угрожали ему. Его могло так заклинить на, этом вопросе, что он просто разорвется на куски в поисках ответов там, где их нет. По крайней мере: таких, которые можно бы ему сейчас дать.

Хотя Справедливая планировала хорошо, но еще предстояло сделать очень многое, столько, что самому главному ее человеческому объекту будет не до самоанализа. Она включила голопроектор и вызвала карту южных долин.

— Смотри внимательно, я еще многое должна тебе рассказать…