Воюй, пока молодой!

Валентин сбросил с плеч рюкзак с рацией, сел на камень, вздохнул. Какого черта он тащит эту железку? Ну да, она спасла ему жизнь, защитила от душманских пуль. Но эти пули вывели рацию из строя, и никто из отряда не в силах ее починить. Взводный уговаривал бросить эту груду железа, но Валентин наотрез отказался. Из принципа. Военное имущество бросать просто так нельзя. Интендант строго спросит, ему наплевать, что рация была повреждена, а сержант приказал ее выбросить и не валандаться с лишней тяжестью. Мелькнула мысль о спутниковом телефоне, но это непозволительная роскошь для армии.

Валентин оглядел товарищей. Рядом сидит взводный, сержант Рычков. Он хмур и неприветлив, лицо у него грязное, в пороховой сыпи, и отражает мучительный вопрос, куда запропастилась чертова база, уж не поменял ли полк дислокацию. Впрочем, гораздо больше сержанта беспокоит отсутствие табака, от чего он очень страдает. Чуть поодаль расположились Косматый и Борис, о чем-то оживленно переговариваются, но слова долетают до ушей Валентина неразборчивыми. Кажется, заняты любимым разговором о жратве. Косматый размахивает огромной ручищей, что-то втолковывает Борису. Тот улыбается, кривит тонкие губы. Еще в отряде есть Нодик, который совершенно выдохся, потому что последние три километра ему и Борису пришлось тащить носилки с Михаилом. Борис здоровее, ему хоть бы хны. Михаил лежит, прикрыв глаза, лоб его покрылся испариной, и Валентин знает, что это не от жары, а от жара, который одолевает Михаила уже три дня. Все грязны, не мылись две недели и покрылись толстой коркой высохшего пота, смешанного с грязью.

Солнце бьет в глаза, забирается в голову и тихо сводит с ума. Закат не приносит облегчения в этой каменистой горной пустыне, просто жара сменяется духотой, будто кто-то откачивает воздух и злорадно смотрит сверху, как пять человек ползут по тропе, с трудом волоча снаряжение и носилки с раненым товарищем. Когда взводный объявляет привал, все тут же падают на землю, тяжело дыша, вытирая пот с окаменевших лиц и проклиная пустыню, душманов и базу, которую отряд не может найти уже больше недели.

Валентин посмотрел на острые гребни гор, на растрескавшееся от жары белесое небо, вздохнул. В голову пришла мысль, что никакой базы не существует, что они обречены скитаться вечно в этом мире камня, пыли и чужих взглядов через прицел. Он отогнал эту мысль, как навозную муху, норовящую сесть на лицо. В последнее время такие мысли посещают его все чаще.

Сегодня день прошел почти без происшествий. Ну разве можно считать происшествием встречу с оборванным крестьянином, у которого они отобрали две заскорузлые лепешки и флягу с теплой вонючей водой, и которого Рычков пристрелил, так и не добившись от него ни слова по-русски? Что делал здесь, вдали от всякого жилья, этот человек? Следил за ними? Шел в соседний город, до которого не меньше ста километров? Непонятно. Никто не изменился в лице при выстреле, только Косматый проворчал, что тратить патрон на духа не стоило, надо было просто перерезать ему горло. Затем Косматый вытер совершенно голый потный череп грязным носовым платком, сплюнул в пыль сквозь выбитый зуб и отряд медленно двинулся дальше. Только через четверть часа Рычков заявил Косматому, что в следующий раз предоставит ему резать глотку духам. Никто не ответил, и никого не удивило, что командир так долго обдумывал ответ.

Темнеет быстро. Для привала выбрана узкая и длинная площадка, с которой хорошо видно тропу вперед и назад. Если кто-то вздумает пойти по тропе, его сразу заметят часовые. Валентину досталось наблюдать за тылом. Он лег на бок, спиной к скале, прикрыл живот рацией, которая, если уж спасла жизнь один раз, спасет и другой. Клонит в сон, но спать нельзя - от этого может зависеть жизнь. Борис наблюдает авангард, он лежит на животе, положив "Калаш" рядом. Ужина нет - нечего ни сварить, ни зажарить - во флягах давно уже не плескается вода, сухой паек давно исчез в желудках, а от ящериц и змей, которыми они питаются целую неделю, уже тошнит.

- Эй, мужики! - неожиданно говорит Михаил. - А который сейчас год?

Косматый переглянулся с Борисом и Нодей, и они заржали. Сержант удивленно хлопал глазами. Улыбнулся и Валентин. Это ж надо, спросить - который год. Уж не бредит ли парень? Но улыбка вдруг стекла с лица Валентина как жидкая краска. А, действительно, который сейчас год?

- Чего ржете? - хмуро сказал Рычков. Он плюнул на платок и принялся вытирать им широкое лицо, умываясь таким образом. - Не в себе он.

Борис и Нодя перестали смеяться, уставились друг на друга.

- Пагады, зводный, - сказал Нодар. - А, правда, какой, да?

Сержант захлопал глазами в растерянности. Этот простой вопрос поставил его в тупик.

- Ну... это, - сказал он. - Как какой? Одна тысяча девятьсот... Отставить... или две тысячи?..

- Вот-вот, - сказал Михаил. - А говоришь - не в себе.

- Пагады, пагады, - не унимался Нодар. - Это как, если ми не знаем год, то ми не знаем, есть ли база, куда идем?

- Отставить разговорчики! - Сержант опомнился, повысил голос. - База есть! И нас там ждут.

- С хлебом-солью! - сказал Борис, но никто не засмеялся.

Михаил откинулся на сбитую в ком гимнастерку и закрыл глаза. Ему хуже всех. Ему оторвало ногу - напоролся на душманскую мину. Бедро перевязали жгутом, оно жутко разбухло, и Михаил держался только на уколах, которые делал сам себе прямо через ткань штанов. Но лекарства уже кончились, и пополнить запас было негде. Михаил был не жилец, и все прекрасно это понимали.

- Не бросайте меня, братцы! - неожиданно крикнул он и горы вернули его крик слабым откликом.

- Лежи, лежи, - сказал взводный. - Никто тебя никуда не бросит. И не шуми, а то сбегутся духи, тогда держись.

Ночь накрыла площадку душным и пыльным одеялом. Валентин лежал за небольшим камнем, ощущая локтем приклад "Калаша", думал о том, что очень скоро похолодает и придется стучать зубами. Взошла луна, осветила свинцовым светом скалы. И тут камень перед Валентином плюнул ему в лицо крошкой, взвизгнула срикошетившая пуля и донесся звук выстрела. В долю секунды Валентин заметил, что стреляли метров с пятидесяти из расщелины, перекатился правее и выстрелил навскидку, краем глаза замечая, что отряд мгновенно занял оборону, только Михаил остался неподвижен, будто умер. Перестрелка длилась недолго. Очевидно, духов было всего двое, и опытные спецназовцы быстро перестреляли их.

- Борис, Валентин, - скомандовал Рычков. - Подберите оружие.

Таясь и передвигаясь короткими перебежками, держа автоматы наготове, парни поднялись к расщелине, где лежали два душмана. Подобрали автоматы, два подсумка с патронами и четыре гранаты. В добычу вошли также фляжки с водой и полосатый пыльный мешок, в котором обнаружился овечий сыр, несколько плоских как бумага лепешек, кисет с анашой и бурдюк с кислым молоком.

- Мяса как хочется! - хриплым шепотом сказал Борис, исследовав содержимое мешка. - Эти козлы что - мяса не едят?

Валентин равнодушно пожал плечами.

Они вернулись, разделил сыр на равные части, разлили кислое молоко по кружкам. Потом забили косячок, пустили по кругу.

- Вот и поужинали, - удовлетворенно произнес взводный, выпуская бледный дым и оглядывая всех по очереди. - Чуток потерпите, недолго уж осталось. Завтра найдем базу, черт бы ее пробрал совсем!

- Хрена мы найдем! - зло сказал Косматый, сверкая глазами в лунном свете. - База - это вранье!

- Отставить! - начал Рычков.

- Да брось, командир! - остановил его Борис. - Ты и сам не веришь в эту базу, только нас подбадриваешь. Какой год не знаешь, а уж про базу и подавно.

Рычков хотел что-то возразить, набрал в легкие воздуху, но передумал, тихо выдохнул и отвернулся.

- Точно, - поддакнул Нодар, не поворачиваясь. - Нет никакой база!

- Как нет?! - всколыхнулся взводный. - А кто ж нас послал?

- Да, кто? - спросил Борис.

- Вот харашо сказал - послал, - хохотнул Нодар.

- Вы это перестаньте, - неуверенно произнес сержант. - Вредные ваши разговоры.

- Кранты нам здесь, сержант, - спокойно сказал Косматый. - И не надо лапшу по ушам развешивать.

- Ерунда! - отрезал Рычков. - База есть. Вот скажи - как это так - нет базы? Как это может быть?

Косматый промолчал.

- А вчера-то что? - подал голос Валентин.

- Во, вчера! - отозвался Косматый.

Вчера они наткнулись на труп. Наш солдат, в нашей форме, кожа белая, лицо обезображенное. Духи постарались. Видно было, что издевались уже над мертвым. Звезды вырезали, окурки гасили и все такое. Но дело не в этом. К такому тут привыкли и не удивлялись. Поразило другое - убитый был невероятно похож на сержанта Рычкова.

- Хренотень какая, - сказал взводный, еле шевеля губами.

- Так не бывает! - заявил Косматый.

- А как бывает? - Валентин с надеждой посмотрел на него, но тот только пожал плечами и отступил.

- Эй, пагады, - сказал Нодик. - Лицо не видать, да. Ты же особые приметы есть. Ну, родинка на спине, да.

- Ну, - не понимая, выдавил взводный.

- Ну, ну, - передразнил Нодик. - Посмотри трупа. Если нет такая родинка, значит...

- Что значит? - Рычков вытаращил глаза и открыл рот.

Он переводил взгляд с одного на другого, но все отворачивались, прятали глаза.

- Так вы что же, думаете, что это - я?! - вскричал сержант. - Ну вы охренели!

- А ты все же посмотри, - буркнул Косматый.

Рычков склонился над телом, приподнял гимнастерку.

- Я посмотрю, посмотрю, - бормотал он себе под нос. - Мать твою!

- Е мое! - сказал Косматый. - Сержант, да это ты!

- Ну, на, - прошептал Валентин.

Он решительно ничего не понимал. Как это может быть он, когда вот он стоит, сержант, живой-здоровый? Это ошибка какая-то, мужики!

Они молча похоронили солдата, постояли над могилой с непокрытыми головами. Сержант откашлялся и нехотя произнес.

- Вот, стало быть. Хороним бойца, значит. Ну, типа, как звали, не знаем. Хороший солдат был, не сомневайтесь, да. Иначе духи его так не порезали бы. А мы этим сволочам покажем маму родную, растудыт их в задницу, и в рот, и в нос! Уж мы отомстим, не сомневайся, парень! Так отомстим, что им мало не покажется. Они кровью будут харкать, они у нас говно свое будут жрать...

Взводный осекся, оглядел всех, но на него никто не смотрел.

- Вот, значит, - продолжал он. - Спи спокойно, боевой товарищ... эээ... Да.

Отряд пошел дальше. Этот случай не то, чтобы не выходил из головы Валентина, его вытеснили жара, пыль, жажда, но Валентин часто вспоминал о двойнике сержанта, думал, и, наконец, нашел объяснение. Никакой это не Рычков, конечно. Просто похож. При этом про родинку Валентин старался не думать.

Сейчас, напомнив про вчерашнюю находку, Валентин ожидал, что все начнут живо говорить об этом, но, кроме возгласа Косматого, не дождался ничего и стих.

Через два часа его сменил на посту Борис, и Валентин забылся тревожным сном. Снилась какая-то ерунда. Носилки, заляпанные кровью, чье-то незнакомое лицо в докторской шапочке, слышался начальственный голос, распекающий нерадивых подчиненных. Мелькали какие-то стены, выкрашенные траурной зеленой краской, ножки какой-то медсестры, толстая задница, кажется женская, по которой хотелось шлепнуть с размаху ладонью. Потом он открыл глаза и тут же закрыл - слишком яркий свет. Почему не разбудили на часы? Черт, да он в больничной палате! Рядом на койке лежит молодой парень, лицо незнакомое, обросшее юношеским пушком. Что же получилось? Их атаковали, его ранили, и он очнулся в госпитале?

Валентин приподнялся на локтях, оглядел палату. У широкого окна стояли еще две кровати, на них лежали опять совсем незнакомые пацаны.

Ну и ладно, решил Валентин. Значит, добрались-таки до базы. Прав был взводный, когда пресекал всякие вредные разговоры про то, что никакой базы нет в природе, что они будут идти вечно, до тех пор, пока не попадут прямо в ад. Нет, конечно, так никто не говорил... Но думал, точно. Валентин думал, правда!

А что, сон час у них, что ли? Солнце вон как светит в окно, а все дрыхнут. Валентин сел, но тут же почувствовал сильное головокружение. Палата поплыла в сторону, он повалился на плоскую подушку. Кто-то вошел в палату, Валентин увидел только расплывчатое белое пятно. Пятно ахнуло женским голосом, выскочило за дверь и закричало:

- Маринка, твою мать! Укол срочно в седьмую!

Тут же появилось другое пятно, от которого пахнуло дешевыми духами и аптекой, и Валентин почувствовал, как ему под кожу руки вогнали иглу. Он закрыл глаза.

- Эй, вставай! - послышался шепот.

Это Нодик. Пора на вахту.

- Слушай, - ватным голосом произнес Валентин. - Сейчас сон видел...

- Вай, ты мне сны совсем не рассказывал, - сердито отозвался Нодик. - Я тут спать хочу как из пушки, а он сны.

Он тут же занял место Валентина, поворочался немного и заснул. Валентин поглядел на него и пополз на наблюдательный пункт. Начинало светать.

Утром выяснилось, что Михаил умер. Долго рыли могилу в каменистой земле, потом постояли над холмиком, сержант неумело сказал речь. Наконец отряд двинулся в путь. Но не прошли и полкилометра, как наткнулись на тело еще одного русского солдата. Вокруг валялись стреляные гильзы, все указывало на то, что здесь был бой. Солдат лежал, раскинув руки, глядя в небо пустыми глазницами.

- Еще один, - прошептал Валентин, со страхом глядя на изуродованное тело. - Здоровый какой.

Лицо напоминало фарш, облепленный мухами, одежда изрезана и вся в крови.

Вспугнутые стервятники кружили в небе. Взводный наклонился, потрогал зачем-то гимнастерку убитого. Из-за плеч выглядывали Борис и Нодя.

- Косматый это, - глухо сказал взводный.

- Ни хрена себе, - тихо сказал Борис, а Нодар присвистнул.

- Что, что? - Валентин протиснулся вперед, посмотрел.

- Ну? - спросил Косматый, вытирая бритую голову носовым платком и нахлобучивая полинявшую от пота кепку. - Кто на этот раз?

- Ты, - сказал Нодя.

- Ну, на, - усомнился Косматый, протиснул огромное тело сквозь обступивших взводного товарищей. - Хм, точно. Похож, блин.

Он сжал кулак, и, потрясая им, заговорил:

- Сержант, мы ж с пути сбились. Где база? Мы идем и идем, а ее все нет. Тут творятся странные вещи. Сначала ты, теперь я. Кто следующий? Ну, скажи что-нибудь.

- Отставить разговоры! - прогудел сержант, глядя исподлобья. - Ты еще черную метку мне принеси, как в "Острове сокровищ". Низложен, типа, и все такое. Я за вас отвечаю, а если черная метка, то бунт. А за бунт в действующей армии знаешь что бывает? Трибунал тебе глаз на жопу натянет и моргать заставит.

- Ладно, не пугай, пуганый, - ответил Косматый. - Ты лучше скажи - дорогу знаешь или нет?

- Да что дорога! - Валентин указал на тело. - Это вот как же? Как объяснить?

- Никак! - отрезал Косматый. - Мы это объяснять не будем.

- Как не будем, как не будем? - заволновался Валентин. - Это же непонятно! И какой год сейчас мы не знаем. И куда идем - не знаем. И базы может быть нет никакой...

- Отставить! - вяло сказал взводный. - Есть база! И мы ее найдем.

- Ага, - хохотнул Борис. - А кто не верит, того накажем.

- И накажем! - сержант набычился и недобро посмотрел на Бориса.

- Ты знаешь дорогу или нет?! - проревел Косматый.

Они стояли, почти касаясь лбами и ели друг друга глазами. "Подерутся" - отрешенно подумал Валентин. Но они не подрались. Первым не выдержал Косматый, отвел глаза.

- То-то, - удовлетворенно сказал Рычков. - Лучше могилу копайте. Похоронить его надобно.

Сменяясь, выкопали могилу, положили тело, выполнили ритуал. "Каждый день по могиле, - подумал Валентин. - А то и по две".

Пошли дальше. Валентин догнал Косматого, зашагал рядом.

- Слушай, Косматый, - начал он. - Что ты думаешь?

- Я ничего не думаю, - нехотя отозвался Косматый. - Туфта это все. Духи это.

- Духи?! Ну, на!

- Вот тебе и на. Ну, если не духи, кто ж еще?

- Ну, не знаю, - Валентин замялся. - Больше и не кому. А что ты думаешь про базу? Нет ее?

- Не знаю, Валь, - Косматый поморщился. - Я не мастак загадки гадать.

- Я сегодня сон видел, - Валентин говорил, и в то же время по привычке рыскал взглядом по окрестностям. - Будто в госпитале лежу. И будто знаю, что мы дошли до базы. Ну, иначе как я бы в госпитале оказался? И медсестра там, Маринкой зовут...

- Красивая?

- Да не разглядел я. Будто у меня голова кружится и в глазах не резко.

- Мда, - Косматый пожевал губами, сплюнул. - Ты зачем мне сон-то рассказываешь? Мало ли что от такой жизни привидится? Я вон тоже видел...

- Ну?

- Будто дошли мы. А база такая красивая, будто в России, в деревьях вся, в цветах. Я еще подумал - может это я в раю?

- Ты что, в рай веришь?

- А ты не веришь? - Косматый усмехнулся. - Живем как свиньи, так может после смерти хоть вознаградимся.

- Да ну, - с сомнением протянул Валентин. - Вряд ли.

- Дело твое. - Косматый поправил сползший с плеча ремень автомата. - А мне так легче. Помогает не свихнуться.

Они зашагали дальше. Валентин вяло думал о том, куда попадет после смерти. Вряд ли в рай. Они пришли незваные в эту страну, убивали, жгли... Нет, в рай дорога заказана. Какой там рай, на. Гореть в аду. Вечно. Он поежился.

Нету никакой базы! Валентин разозлился неизвестно на кого. Идут который день уже - и ничего. Сколько духов постреляли! А селения - ни одного. Пустыня. Ну, здесь с этим не густо, с селениями. Однако же, все равно - больно долго уж идут. Хоть на какую завалящую деревеньку должны были наткнуться, ан нет.

- Слышь, Веня... - начал он, обращаясь к Косматому. - Слышь, а ведь деревень на пути тоже нету.

- Ну, знаю. Заметил уж. - Косматый сплюнул в пыль, пожевал губами, сплюнул еще. - И хрен с ними, с деревнями. Тебе что, девок ихних захотелось, в деревнях-то? Они шелудивые все тут, еще подцепишь чего.

- Да ну, шелудивые, - неуверенно возразил Валентин, разом вспомнив девчонку из какого-то аула.

Давно это было, так давно, что и не упомнить - когда. Она так на него смотрела... И глаза у нее были такие ясные... Ну, какая ж она шелудивая? Хорошая девчонка, лет семнадцати, наверное...

Неожиданно закружилась голова. Он пошатнулся, посмотрел в спину Косматого как на пятно. Пятно уменьшалось, уменьшалось... Косматый уходил куда-то.

- Стой, - прошептал Валентин и хотел поднять руку, но не получилось.

- Лежи, не дергайся! - сказал незнакомый властный голос. - Будешь дергаться, больно будет.

- Да я...

- Молчи! Кому говорю! Сестра, укол ему.

Это он в госпитале. Ну, понятно, колют чем-то. Значит, все-таки дошли. Ну и хорошо.

Что-то мельтешит перед глазами, мотается туда-сюда, а что - не понять. И болит где-то. не то в груди, не то в животе. Все сильнее и сильнее.

- Больно, - сказал Валентин и ощутил свои губы как две коросты. - Пить дайте.

- Все, - сказал голос. - Кранты.

- Кому кранты? - Валентин увидел мутный силуэт в докторской шапочке с повязкой на лице.

- Тебе будут кранты, если не заткнешься. Везите его в палату.

- А как же... - начал женский голос испуганно.

- А никак! - перебил мужской. - Пусть просыпается. Иначе загнется. А мы тут не убийцы. В первую его. Там сейчас никого? Вот туда его.

Валентин ощутил движение, поскрипывание колес. Его везли на каталке. Проявился из мути коридорный потолок с немытыми белыми светильниками, ядовито-зеленые стены. Валентин задрал глаза кверху и увидел сестру в белой шапочке. Красивая, - подумал он отрешенно. - Надо будет Косматому рассказать. Только не очень молодая. Лет тридцать пять, а может и с гаком. Появилась еще одна сестра, гораздо старше, с приятным лицом и полными губами. Валентина вкатили в палату и легко переложили на кровать.

- Отдыхай, касатик, - сказала старшая и улыбнулась.

Она вышла а Валентин поймал за руку младшую.

- Постойте... Я хотел спросить... Что со мной?

Она замялась на мгновение, в ее красивых глазах мелькнуло принуждение.

- Черепно-мозговая травма, - сказала нехотя.

- Пуля?

Она молча кивнула и вырвала руку, чтобы уйти.

- Погодите, а другие как?

- Другие?

- Да, другие. Сержант Рычков, Нодик, Косматый, Боря...

- Я ничего не знаю о других, - хмуро сказала женщина и вышла из палаты.

- Ну да, конечно, - прошептал Валентин вслед. - Значит с ними все в порядке, в госпитале их нет. Ну и хорошо. Главное - дошли. Можно и поваляться на койке денек-другой. Только вот что так болит внутри?

Валентин оглядел палату. Ничего особенного - рядовая палата в рядовом госпитале. На окне белая занавеска, еще три пустые койки, тумбочки между ними, расшатанные, ободранные. Интересно, какой это город? Они были далеко от города, значит, его сюда перевезли на вертолете, не иначе. А другие, что ж - отсиделись на базе и получили новый приказ. Воюют где-то. Валентин не допускал и мысли, что кто-то мог погибнуть.

Погоди, а вдруг это опять сон? Вдруг он опять проснется в пустыне, где никакой базы, только духи, голод и смерть? Его передернуло. Нет, не сон. Не должен быть сон, иначе свихнуться можно. А что? И свихнешься.

Он потрогал голову. Волосы отросли уже, значит давненько он тут валяется. Значит, ранение серьезное было. Погоди, а повязка где? Сестра говорила о ране в голову. Повязки нет, и болит совсем не голова... Вот. Опять загадка. Сколько уж этих загадок было... То тело другого сержанта, то тело Косматого. И то, что база как в воду канула - тоже загадка. И то, что они год не помнили... Да, год-то, год-то какой?!

Валентин приподнялся на локтях, хотел сесть, но голову вдруг сдавило, будто твердыми руками, вспыхнула и погасла искра в глазах, замутило, и он упал на подушку. Нет, видать, точно в голову долбануло. А повязка - что ж, сняли уже. За ненадобностью.

- Эй, ты чего? - послышался голос.

Валентин открыл глаза, недоуменно огляделся. Он лежал на земле, а над ним склонился Косматый

- Вставай-ка, чувак, не время валяться в пыли, - сказал Косматый и протянул руку.

Валентин с трудом поднялся, сплюнул горькую слюну.

- Что-то глюки у меня, - произнес, еле ворочая языком. - То я здесь, то в госпитале.

- Анаши обкурился, что ль?

- Не курил я, - Валентьин поморщился, пощупал грудь - внутри саднило как после ранения. - С того раза, как двух духов оприходовали, не курил.

- Пошли, надо догонять.

Валентин посмотрел на тропу. Там стояли над очередным телом сержант, Нодик и Борис. Валентин и Косматый подошли, остановились за спинами. Солдат лежал в луже крови, лицо его было традиционно обезображено.

- Кто? - спросил Валентин и осекся. На Нодика похож...

- Вах, - сказал Нодар дрожащим голосом. - Скоро всех найдем, да? И тебя, Валька, и тебя, Боря.

- Лучше могилу копай, - сказал Рычков, вытирая потное лицо.

- А что? Я копай, копай, - отозвался Нодар. - Ты помогай, да.

Выкопали могилу, положили тело, постояли молча.

- Ну, - не выдержал Нодар. - Ты слово скажешь, да?

Сержант встрепенулся, произнес краткую скомканную речь. Пошли дальше. Хоронить самих себя стало обычным делом. Валентин усмехнулся. Самих себя. Пришло же в голову. Как это может быть - самих себя? Никак. Вот же сержант, вот Косматый, вот Нодик. Идут, переговариваются. Значит живы. А то, что ему мнилось, что он в госпитале - ну так от жары еще и не то привидеться может, и косячка никакого не нужно. Вон солнце как жварит, только держись. Небо выцвело, полиняло. Лежит себе стиранное небо на острых камнях, как развешенное для просушки белье... А дышать все труднее - они ведь все выше забираются. Постой, как это - выше? Они ж в долину должны спускаться! База ведь в долине!

- Эй, взводный, - позвал Валентин. - Мы зачем в гору-то лезем?

Рычков остановился, вытер пот кепкой, нахлобучил ее на стриженую голову, посмотрел больными глазами.

- Чего это - в гору? - спросил, словно портупеей скрипнул.

- А как же? - сказал Валентин. - Дышать все труднее, я заметил. А нам ведь в долину надо.

- Ну, - поддакнул Косматый. - Я же говорю, он дороги не знает.

- Вах, опять начали! - Нодик с досадой хлопнул себя по ляжке.

- Не опять, а снова, - хохотнул Борис.

- Перевал там, - стараясь казаться уверенным, произнес взводный и посмотрел туда, где должен быть перевал.

Там громоздились скалы, которые также выцвели, как небо.

- Идти надо, - безнадежно сказал взводный и пошел, не оглядываясь. Остальные потоптались, потоптались, и двинулись следом.

Что же так болит в груди? Валентин пощупал ребра - не сломаны ли? Вот чепуха, если б он упал и сломал ребра, разве б он этого не помнил? А боль все сильнее и сильнее. Вот уже и дышать совсем невозможно, и в глазах темнеет, все поплыло и вылезло откуда-то мужское плохо выбритое рыло, которое смотрело на него участливо. Губы у рыла шевелились, но слова долетели до Валентина не сразу.

- ... там окажешься, тебе кранты. Ты слышишь меня?

- Слышу, - разлепив спекшиеся губы, прошептал Валентин. - Кранты.

- Курс окончен, - продолжало рыло, неприятно шевеля толстыми губами. Валентин заметил, что из ноздрей у рыла торчат черные волоски. - Курс окончен, ты понял? У тебя непереносимость обозначилась. Понял? Концентрация препарата в крови слишком велика, чтобы ты мог жить с ним дальше. Ну, понял?

- Ни хрена я не понял! - неокрепшим голосом попытался крикнуть Валентин. Получилось плохо, как стон. - Может объясните мне, какого черта я то там, то здесь?

- Нельзя тебе туда. Загнешься, а мне отвечать.

Кроме рыла Валентин стал видеть потолок палаты и испуганное лицо медсестры. Той, что помоложе.

- Ни хрена не понял! - повторил Валентин. - Объясните же!

- Марина, объясни ему! - сказал мужчина и вышел, подняв в палате ветер.

- Ну вот! - недовольно сказала Марина, присаживаясь на край койки. Валентин хотел подвинуться, но боль в груди не позволила. - Чуть что, сразу я. А сам-то что? Убежал. Он убежал, а я отдувайся. Ну да, понятно, солдат ему бы морду набил, а меня пожалеет, стало быть. Понятен ваш принцип, товарищ подполковник.

- Марина! - взмолился Валентин. - Ну хватит уже! Расскажите мне, что вам подполковник велел объяснить.

Женщина вздохнула, посмотрела с жалостью.

Валентин бродил в больничном парке, шуршал опавшей листвой, кутался в халат от ветра, и смотрел по привычке по сторонам. Глаза рыскали туда-сюда сами, помимо воли. Вон ворота, за которые его не выпускают. Там пропускной пункт со шлагбаумом и безжалостной охраной. Позади больничный корпус, трехэтажный, кирпичный, с колоннами, оштукатуренный и побеленный желтой известкой. Вокруг - решетчатый забор с кирпичными столбами и колючей проволокой поверху. Интересно - зачем колючка? Чтобы пациенты не убегали, или, наоборот, к пациентам кто-нибудь не пролез? Скорее второе, потому что большинство пациентов лежит бревнами на койках и видят сны. Как и Валентин совсем недавно.

Тихо. Только листва падает с легким шуршанием. По утрам появляются мятые, будто с бодуна, солдаты, сгребают листву в большие кучи и жгут, и тогда пахнет дымом и еще чем-то давно забытым, из детства. Солдаты молчаливы. Попытки заговорить с ними ни к чему не привели. Они дебилы какие-то, решил Валентин и оставил их в покое.

Скоро его выпишут.

- Не хрен тебе тут пролежни належивать! - заявил Валентину подполковник. - Через два дня собирай манатки и дуй отсюда. Что делать на гражданке? А я откуда знаю? Что? Оставить при госпитале? А что ты тут делать станешь? У нас ведь рабсила вся дармовая, мы ей не платим, вон, бойцы приходят, работают. За жратву разве? Ладно, я подумаю.

Что делать на гражданке, Валентин не знал. Он не знал вообще, что такое гражданка. Невдалеке отсюда город... Ну, что такое город, Валентин знал. Это глинобитные дома, в которых живут духи, восточный базар с криками как на поп-концерте (что такое поп-концерт, Валентин представлял смутно, он подхватил это выражение у Бориса, который уж наверняка был на поп-концерте и не на одном), скудным ассортиментом и ненавистью, которая сопровождает русского солдата повсюду, куда бы он ни пошел. Других городов Валентин не помнил, хотя и родился в одном из них. Совершенно не помнил, хоть тресни.

На гражданку идти страшно. Лучше уж здесь, при госпитале. В армию не пускают, потому как он не годится. Признан негодным подчистую и комиссован.

Он не поверил ни единому слову Марины. Ну не может такого быть, что ни Рычкова, ни Косматого, ни Бориса с Нодиком не существует. Неправда это. Наверное, они погибли, а его, значит, от этой скорбной вести оберегают, чтобы, значит, он не переживал сильно, потому что при ранениях в голову это опасно. Как же их может не существовать, когда он с ними из одного котелка ел, рядом спал, страховал и выручал. И они его страховали и выручали. Пуд соли сожрали вместе! Нет уж, скорее эта самая гражданка с городом не существует, он охотно в это поверит.

Ему нельзя туда, к боевым товарищам. Подполковник сказал, что еще одной инъекции он может не выдержать, сердчишко у него забарахлило почему-то. Никогда не барахлило, а теперь вдруг вот. А хочется. Хотя подполковник пытался отговорить. Чего, мол, тебе там делать? Скитаться по горам, по пустыням, без еды, без мытья, без надежды. Ведь не зря же, говорил подполковник, они никакой базы не могли найти. Потому что никакой базы и не было там. Как же не было? - думал Валентин. Ведь кто-то же послал их скитаться, духов стрелять. Не могли же они сами взять и пойти на задание! А этот кто-то, кто послал, он же не может без базы, чтобы домик какой-никакой для него, и казарма для солдат... Столовая там, баня... И аэродром. Нет, врут они, и Марина, и подполковник этот. Рожа его Валентину дюже не нравится. Не из тех рож, которые вызывают доверие, не из тех.

Спрашивал Валентин, какого черта он тут оказался, и кто те больные, которые лежмя лежат на койках. Ну, тут глаза у подполковника забегали, он их прятать начал, что-то замямлил про то, что иначе нельзя было, иначе они адаптироваться к действительности не могут. В общем, понес околесицу. А это доверия к нему не прибавило.

Скучно тут. Поговорить не с кем. Больные лежат и не просыпаются, медсестры все время заняты, хотя непонятно чем, если все вокруг даже есть-пить не просят. А вот Валентин есть-пить просит, ходит в столовую для медперсонала, где его поставили на довольствие.

Валентин бродил по больничному парку, опустив голову, глядя, как ноги загребают опавшую листву. Быстро темнело и парк погружался в сумрак будто в кисель. Скоро ужинать. Скорей бы, а то жрать уж хочется...

Жрать да спать, жрать да спать... Нет, это не жизнь. Вот там, в горах, там была жизнь. Духи, опасность, смерть, которая если не тебя в этот раз - уже счастье...

Захотелось завыть от тоски и безысходности. Очень понимаю собак и волков, - подумал Валентин. - Только им-то легче. Им хочется выть - они воют, а тебя за дурака могут принять, какой-нибудь гадостью заколют. Вон, кололи же, чтоб спал и горы во сне видал. Да ну! Враки это все! Самое главное - непонятно зачем. Что значит - адаптироваться не смог бы? Это что же - все пацаны, которые здесь - никто не смог бы? Вранье ведь! Взять и разбудить их всех...

- Эй, Валька! - послышался такой знакомый голос.

Валентин резко обернулся. За забором стояли они - боевые товарищи. Рычков, Косматый, Нодик, Борис. В полной боевой выкладке.

- Ребята! - закричал Валентин и бросился к забору.

- Ты тише, тише, - поднял руку сержант. - А то сбегутся доктора.

- Ребята, - бормотал Валентин и глотал радостные слезы. - Братцы, как же я рад вас видеть! А мне с вами нельзя, подполковник сказал, что я не годен. Комиссовали, понимаешь...

- Что они там понимают! - проговорил Косматый и сплюнул. - Доктора, блин.

- Там целый госпиталь, парни лежат и спят, - продолжал Валентин, пожимая руки друзьям. - Прикиньте, спят и видят сны. И я спал. А потом у меня сердчишко забарахлило, и меня колоть перестали, и я теперь не сплю. Только я ведь подполковнику не поверил, не поверил! Он, зараза, мне сказал, что все вы мне снились. Вот гад, а!

- Точно, - поддакнул Косматый и снова сплюнул.

- Ты вот что, - сказал сержант. - Давай-ка перелезай через колючку и пойдем. У нас задание новое.

- Погодите, а как же я в этом, - Валентин растерянно указал на теплый больничный халат.

- Не беда! - хохотнул Борис. - С миру по нитке - голому рубашка. Насобираем тебе шмоток, не парься!

- Погодите, а как же... Как же этот госпиталь? Тут ведь парни парятся, не живут, а спят...

- Да ты замолчал бы лучше! - с досадой проговорил Рычков.

- Малчи, чудо, да, - улыбнулся Нодик.

- Ты ж не знаешь, что у нас за задание! - сержант потер небритый подбородок ладонью. Глаза у него были какие-то растерянные. - Нам велено этот госпиталь захватить и парней всех разбудить.

- Ура! - шепотом закричал Валентин. - Только тут колючка...

- Ха! - сказал Косматый.

У него в руках оказались кусачки с длинными ручками, он мигом перекусил проволоку. Боевые товарищи перебрались через забор в два счета, быстро переодели Валентина. Косматый вручил ему "Калаш".

- Мой, родной, - Валентин сглотнул, погладил оружие, даже щекой приложился. - Спасибо, что сберег.

- Ну дык...

- Отряд! - скомандовал Рычков. - К бою готовьсь!

Они рассредоточились и короткими перебежками стали приближаться к больничному корпусу.