Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

«Все сделаем, чтобы встретить как следует эту 4-ю танковую армию»

К главному летнему наступлению 1942 г. сухопутные войска Германии оказались подготовлены гораздо хуже, чем люфтваффе. Несмотря на то что к маю на Восточный фронт прибыло пополнений общей численностью 1 100 000 человек, некомплект дивизий все равно составлял 625 000 солдат. И хотя большая часть пополнений направлялась в группу армий «Зюд», даже там численность подразделений едва достигала 50 % от уровня 1941 г. В ходе кампании этот показатель удалось увеличить до 70 %, в то время как в группах армий «Норд» и «Митте» он, напротив, упал в среднем до 35 %.

Группа армий «Зюд» также получила львиную долю всех танков и штурмовых орудий, отправленных на Восточный фронт, включая новые модели с пушками, способными на равных бороться с Т-34 и КВ-1. Всего к моменту начала операции «Блау» в ее состав входили 46 пехотных, 9 танковых, 4 егерские, 5 моторизованных пехотных, 2 горные и 2 дивизии СС. Также группе армий «Зюд» были приданы 25 дивизий союзников Третьего рейха, но большая часть их должна была прибыть в назначенные районы только осенью. А вот люфтваффе в сравнении с началом Восточной кампании, наоборот, значительно усилились. По состоянию на 20 июня 1942 г. на Восточном фронте насчитывалось 2644 самолета, то есть почти на 1000 больше, чем к началу операции «Барбаросса»! При этом 60 % авиации было сосредоточено в составе 4-го воздушного флота.

Согласно первоначальному плану, операция «Блау» была разделена на три фазы. На первом этапе (Blau I) предполагалось из района Курска и Белгорода нанести мощный удар по войскам советского Юго-Западного фронта и захватить Воронеж – важный железнодорожный узел и промышленный центр. После этого группа армий «Зюд» разделяется на две новые группы: «А» под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Листа и «Б» под командованием генерал-фельдмаршала Федора фон Бока. Затем в ходе второго этапа (Blau II) немецкие войска поворачивают на юго-восток и, продвигаясь вдоль Дона, отрезают советские войска, обороняющиеся вдоль Северского Донца. Ну и в ходе третьего этапа (Blau III) танковые клинья групп армий «А» и «Б» окружают все советские войска в большой излучине Дона. После этого должно было начаться наступление непосредственно на Кавказ, а попутно и вдоль Волжской поймы – на Астрахань. Интересно, что Сталинград как приоритетная цель в плане не значился вовсе.

Утром 24 июня в штаб 4-го воздушного флота в Курске прибыл генерал-оберст Вольфрам фон Рихтхофен. У него было всего четыре дня на то, чтобы изучить новый театр боевых действий и провести соответствующие встречи и совещания. Ну и традиционно полетать на своем «Шторьхе» вдоль линии фронта. Карьера Рихтхофена, которого фюрер считал «своим специалистом» и всячески благоволил ему, в этот период находилась на подъеме. Более того, командир VIII авиакорпуса благодаря недавним победам стал самым известным командиром люфтваффе в Третьем рейхе, слава которого затмила всех остальных, включая самого рейхсмаршала Геринга. За плечами Рихтхофена был «зимний кризис», во время которого, несмотря на страшные морозы и метели, люфтваффе смогли оказать необходимую поддержку своим дивизиям и помочь им удержать растянутые оборонительные позиции. Потом был «весенний ренессанс», когда немецкая авиация быстро восстановила силы и провела две крупнейшие операции – разгром советских войск на Керченском плацдарме и штурм Севастополя, попутно нанеся большие потери советскому Черноморскому флоту.

Над Крымом люфтваффе снова полностью господствовали в небе, отразив все попытки советской авиации помешать их действиям. И во всем этом была немалая заслуга Рихтхофена, блестящего тактика и профессионального организатора массированной поддержки сухопутных войск с воздуха, а попутно кровожадного садиста, не скрывавшего своего удовольствия от вида полей, усеянных тысячами трупов, и городов, превратившихся в груду испепеленных развалин. Уже во время «Лова осетра» – так называлась операция по взятию Севастополя – фюрер принял решение, что именно Рихтхофен «поведет армии Мордора в бой», пардон, возглавит усиленный 4-й воздушный флот во время нового летнего наступления.

Сам он был неимоверно возбужден, наконец-то опять предстояла не какая-то короткая тактическая операция или штурм, а полномасштабное наступление в духе стратегии блицкрига. И он поведет в бой целый воздушный флот, на тот момент самый мощный в люфтваффе. Жаркая летняя погода, огромное количество самолетов на аэродромах, рокот сотен танков, выдвигающихся на исходные позиции, – все это напоминало события годичной давности, когда немецкие войска начали свой поход против Советского Союза. Да, его не удалось сокрушить в ходе одной военной кампании, да, был страшный зимний кризис, а местами даже отступление. Но немецкая армия выдержала удар. А последние успешные операции в Крыму и на Дону почти всем немцам внушали избыточный оптимизм.

Правда, один из полетов вдоль линии фронта едва не оборвал досрочно карьеру любимого воздушного флотоводца Гитлера. Когда Fi-156 Рихтхофена пролетал на малой высоте над позициями 387-й пехотной дивизии, ее солдаты ошибочно открыли огонь по нему. В результате был ранен второй пилот, пробит топливный бак, а плоскости получили множество пробоин. После аварийной посадки Рихтхофен послал командиру дивизии «благодарность», в которой указал, что ему приятно видеть, как восстанавливается боевой дух немецких сухопутных войск. «Я прошу эти войска направлять их боевой дух против красных военно-воздушных сил, – написал он. – Видимость была отличной, а самолет имел четкие обозначения, возможно, обстрел был призван оказать приветствие. В таком случае командир VIII авиакорпуса выражает свою благодарность за это и в то же время желает, чтобы аналогичные поздравления в будущем осуществлялись холостыми патронами». В своем дневнике Рихтхофен был менее тактичен: «Проклятые собаки! Они стреляют не в русских, а в мой „Шторьх”!»

Как известно, приготовления немцев не являлись секретом для советского командования. 19 июня инцидент, аналогичный тому, что случился с Рихтхофеном, произошел с офицером оперативного отдела 23-й танковой дивизии майором Рей-хелем. Тот вылетел на Fi-156 в одну из передовых частей, немного заплутал и в итоге попал под обстрел с земли. «Шторьх» совершил аварийную посадку на нейтральной полосе и был полностью разбит. Немецкий патруль, направленный к месту катастрофы, обнаружил, что русские добрались до самолета первыми. Между тем при Рейхеле был детальный план 1-й фазы предстоящего наступления (Blau I), включая «демонстрации» (на каком участке будет предпринята ложная атака), маршруты наступления танковых дивизий, названия всех подразделений, которые примут участие в операции, и первая цель – Воронеж.

Сталин в итоге вообще счел этот «подарок судьбы» дезинформацией, а в штабе Брянского фронта и штабах армий документ лишь приняли к сведению. Более того, некоторые офицеры были уверены, что в случае чего смогут отразить удар. «Все сделаем, чтобы встретить как следует эту 4-ю танковую армию», – самоуверенно заявил в переговорах с вышестоящим командованием начальник штаба 40-й армии генерал-майор Зиновий Рогозный. Но в любом случае подготовка немцев к большому наступлению к востоку от Курска была очевидна так же, как за год до этого на границе. На это указывали усилившийся радиообмен, активизация действий вражеских разведгрупп, гул автомобильных двигателей, не прекращавшийся по ночам, участившиеся полеты немецкой авиации над прифронтовыми районами и тылом и многие другие признаки. Советские самолеты-разведчики зафиксировали резкое увеличение количества немецких самолетов на ближайших аэродромах, в том числе в Брянске и Курске, а также оживленное и круглосуточное движение по дорогам.

25 июня советские летчики видели большое движение транспорта из Курска в направлении Щигров, а наземные разведчики разглядели замаскированные деревянные спуски к воде, сделанные на западном берегу реки Тим. На следующий день были получены сообщения о появлении многочисленных замаскированных позиций немецкой дальнобойной артиллерии в том же секторе. На рассвете 27 июня самолет-разведчик зафиксировал на дороге Курск Щигры колонну транспорта длиной 40 км, а днем поступило донесение от зафронтовой разведки о том, что на аэродромы в Брянске и Курске перебазировалось несколько авиагрупп, в том числе II./KG4 и I./JG53, а также информация о том, что немецкие самолеты массово перелетают из тылов на передовые посадочные площадки, расположенные вблизи от линии фронта. Все это говорило о том, что гроза вот-вот разразится…

В решающий день 28 июня Рихтхофен встал с постели в 01.45, за полтора часа до начала операции «Блау». А в 03.00 «Шторьх» Рихтхофена уже рассекал утреннее небо. Вскоре летнюю тишину нарушил вой сирен «Штук» и грохот артиллерийской канонады. При этом первыми целями пикировщиков стали основной и запасной штабы 40-й армии, а также узел связи в районе деревни Ефросимовка. В ходе точечных авиаударов были уничтожены все радиостанции и рации, а работники штаба понесли большие потери. Радистки попросту разбежались по округе. Командующий армией генерал Парсегов лишь чудом остался в живых. Также был нанесен авиаудар по командному пункту штаба Брянского фронта в Ельце, на который было сброшено 140 фугасных бомб большого калибра. Квартал, в котором находился данный объект, был практически стерт с лица земли, возникло несколько пожаров, были убиты десятки людей. В результате управление войсками было полностью нарушено на целые сутки.

Как и в июне сорок первого, штурмовики атаковали аэродромы, позиции артиллерии, склады и нефтехранилища, всюду вызывая пожары и разрушения. Затем, поднимая большие клубы пыли, бронированные машины 48-го танкового корпуса устремились вглубь советской территории. Прорвав оборону на стыке 13-й и 40-й армий, уже в первой половине дня передовые части захватили неповрежденным мост через реку Тим и в полдень переправились на противоположный берег. Рихтхофен, видевший все это с воздуха, почувствовал себя оптимистически: «У меня впечатление, что все пойдет гладко».

В то время как «Мессершмитты» патрулировали все воздушное пространство над фронтом наступления, двухмоторные бомбардировщики бомбили железные дороги, базы снабжения и сосредоточения резервов на правом берегу Дона. «Теперь наше летнее наступление распространяется на весь Южный фронт от Курска до Азовского моря, которое мы должны поддерживать как летающая артиллерия, – писал Ханс Райф из 3./KG27, чье подразделение базировалось в Курске. – В воскресенье 28 июня мы были разбужены в 1.00… В 3.25 мы впервые поднялись в воздух и закончили в 20.12, вернувшись после пятого вылета. Фронт находился всего в 20–30 км от нашего аэродрома, в начале этого наступления, а затем стал быстро смещаться на восток. Во время этих миссий мы стали свидетелями быстрого продвижения наших войск». В этот день эскадра понесла первую потерю в ходе нового наступления: во время налета на Кочетковку пропал без вести Не-111 «1G+HN» из 5-й эскадрильи.

Немецкие войска продвигались так быстро, что это привело к «дружественному огню». Ju-87 несколько раз бомбили свои войска, убив 16 солдат и повредив несколько танков и бронетранспортеров. «Авиация противника, насчитывавшая до 300 самолетов, только на участке 121-й и 160-й СД 40-й А непрерывно штурмовала боевые порядки частей и командные пункты, – сообщается в журнале боевых действий Брянского фронта. – Одновременно отмечались действия до 200 самолетов… Некоторые орудия не успели сделать ни одного выстрела, как были уничтожены или выведены из строя авиацией противника. По вспышкам орудий противник определял место расположения батарей и подавлял их. Авиация противника сковала действия артиллерии 40А в первый день боя. Тов. Борисенко[1] отмечает, что он ни 28.6, ни 29.6 не видел на поле боя, где он был, нашей авиации, которая бы прикрывала действия наших войск или противодействовала бы противнику, поэтому самолеты противника действовали на низких высотах, бомбя наши боевые порядки и тылы дивизий. После бомбежки эти самолеты вели пулеметный огонь по живой силе, автомашинам и другим целям». В действительности 2-я воздушная армия выполнила в течение дня 253 вылета и отчиталась о 57 уничтоженных танках и 25 сбитых самолетах.

Когда о прорыве немцев, а главное, полном бездействии (как казалось) нашей авиации доложили Сталину, вождь пришел в ярость и в 00.45 29 июня лично позвонил в штаб Брянского фронта. Он потребовал, чтобы ему дважды в сутки докладывали о том, сколько и каких самолетов вылетало на задания, сколько сделано вылетов и каковы их результаты. «Главная задача авиации фронта завоевать воздух, создать наше подавляющее превосходство и заставить немецкую авиацию, особенно бомбардировщиков, уйти с поля», – приказал вождь, попутно потребовав использовать для атак наземных целей не только штурмовики, но и истребители.

Понятно, что выполнить его было невозможно, но зато помогла погода. Когда в штабе БФ выслушивали наставления Сталина, начался сильный ливень, затем под утро над долинами Тима и Кшеня осел туман. Из-за этого на второй день наступления авиационная поддержка была не столь мощной. «Постоянные грозы сделали дороги, по которым мы двигались, скользкими, как мыло», – писал генерал-майор Вольфганг Пиккерт, недавно назначенный командиром 9-й зенитной дивизии люфтваффе. Тем не менее продвижение немецких войск не замедлилось.

1-я эскадрилья KG27 занялась уже привычным делом: охотой за советскими поездами вокруг Воронежа. Об одной из таких атак на перегоне Кшень – Воронеж рассказывал лейтенант Айхнер, для которого служба в люфтваффе началась как раз с операции «Блау»: «На высоте 200 м Не-111 летит вдоль Восточного фронта, который проходит в непосредственной близости от железнодорожной линии. Там мы начали нашу атаку. Мы рыщем вдоль железной дороги из Кшеня в Воронеж:, это важный транспортный узел, потому что здесь проходит один из последних маршрутов русских из Москвы на Кавказ. На маршруте было достаточно работы. Станции были забиты грузовыми вагонами, часть которых была выгружена или, наоборот, загружена, часть стояла в ожидании паровозов, масса целей для бомб Не-111».

Углубившись в тыл противника, «1G+LH» развернулся и пошел над ней с востока на запад. При этом буквально из каждой деревни раздавались выстрелы зениток и пулеметные очереди, повсюду имелась сильная противовоздушная оборона. «Мы пошли к следующей станции, – продолжал свой рассказ Айхлер. – Но там было пусто! Где поезда? Которые мы до этого видели в избытке. Между тем раздается очередной выстрел и около нас появляется облако взрыва. На фюзеляже и хвосте появились несколько отверстий, которые были безвредны. Мы гонимся за поездом впереди. Мы обрадовались, когда снова поймали „парня”. Унтер-офицер Вайс лежал на прицеле, сказал, что все готово для бомбардировки». Вскоре бомбы со свистом устремились вниз, и вокруг эшелона прогремела серия взрывов. Однако почти сразу летчики почувствовали удар, после чего левый двигатель начал резко вибрировать. Его пришлось остановить. Осмотр показал, что в фюзеляже множество пробоин. По всей вероятности, бомбы попали в вагоны с боеприпасами, вследствие чего ударная волна и осколки накрыли и сам «Хейнкель». Айхлеру удалось некоторое время тянуть в сторону линии фронта, а затем совершить вынужденную посадку на брюхо на кукурузное поле.

«Прочь из машины! Это была единственная мысль после посадки на живот! – вспоминал летчик. – Два человека остались с раненым бортстрелком вблизи машины». Пилот и штурман Йозеф Вайс, взяв пистолет и пулемет, отправились исследовать окрестности. Летчики очень боялись оказаться на советской территории, ибо все были наслышаны об убийствах пленных, а также тяжелых условиях жизни в плену. И это после первых же боевых вылетов! Поле было огромным, дорог не было, а в нескольких километрах к западу виднелось несколько домов. Через некоторое время Айхлер и Вайс услышали шум двигателей. Соблюдая осторожность, они медленно пошли навстречу, оглядываясь по сторонам. Какова же была радость летчиков, когда вскоре они увидели серые силуэты танков с белыми крестами. Это были передовые части 24-й танковой дивизии.

20-летнему Айхлеру и его экипажу очень повезло, когда он разгуливал по кукурузному полю, в районе Кшень – Касторное погиб весь экипаж «1G+HH» лейтенанта Дитриха Фухрманна из той же 1./KG27. Ну а советская авиация вопреки грозным директивам из Кремля оказала лишь символическую поддержку ведущим тяжелые бои наземным войскам. 2-я воздушная армия осуществила 108 вылетов, летчики доложили о 31 уничтоженном танке и 1 подбитом Ме-109…

Поскольку сил имевшихся на данном участке фронта подразделений оказалось явно недостаточно, туда были брошены все самолеты, имевшиеся поблизости. 30 июня в сражении приняли участие истребители 263-го и 737-го ИАП, входившие в состав 270-й ИАД и базировавшиеся в районе Горбачево. Совершив 59 вылетов в сектор Ливны – Касторное, они провели 9 воздушных боев и заявили об 11 сбитых самолетах (6 Ме-109[2], 2 ФВ-198, 2 Ю-87 и 1 Хе-111). Собственные потери составили 6 ЛаГГ-3, «не вернувшихся с задания», еще несколько получили повреждения, но все же смогли вернуться на базы либо совершить аварийные посадки на своей территории. Больше всего пострадал 263-й ИАП, в котором к концу дня осталось всего две исправные машины. Впрочем, подобная ситуация (когда каждый день воевало по два-три самолета) для советских истребительных авиаполков летом 1942 г. была скорее нормой, чем исключением.

Для KG27 «Бёльке» третий день наступления стал тяжелым. А следующий день также стал тяжелым для этого подразделения. Во время налета на район Озерки советские истребители (по утверждению немцев, «Спитфайры») сбили Не-111Н-6 «1G+GH» унтер-офицера Йозефа Геберла и весь его экипаж погиб. А во время налета на Волово также якобы «Спитфайрами» был подбит «1G+ВН» гауптмана Вильгельма Верлина. При этом на самолете был убит штурман, а радист и бортстрелок получили ранения. Однако опытному Берлину удалось вернуться обратно в Курск. В том же районе, но уже час спустя истребителями был поврежден и He-111 «1G+DN» обер-лейтенанта Херцога. Последнему пришлось совершить вынужденную посадку на брюхо в расположении своих войск. При этом были ранены бортмеханик и бортстрелок.

«А потом появились эти «Мессершмитты-110»»

Но наиболее напряженно день сложился у немецких «церштореров», которые использовались в качестве штурмовиков, с малой высоты обстреливая дороги, переправы, артиллерийские позиции и скопления советских войск. «Взвод залег, поднять невозможно, – рассказывал автору про свой первый боевой опыт под Воронежем Константин Павленков, в то время комиссар, инструктор политотдела 91-й танковой бригады. —Другой взвод убежал, всех, кого сумел собрать, повел в лес. Настроение паническое, все кричат – надо бежать… Доходило до того, что бредущее стадо лошадей или коров принимали за немцев. А потом появились эти „Мессершмитты-110”, которые я запомнил на всю жизнь. Они подходили группами, а потом поодиночке выискивали свои цели, пикируя и обстреливая нас из пушек и пулеметов. Это была страшная вещь, и чисто психологически несущийся на тебя на малой высоте двухмоторный самолет, надсадно ревущий моторами, вызывал панику и ужас. Когда эта штуковина разворачивалась в твою сторону и начинала снижаться, даже я, взрослый человек, буквально клал в штаны, а бойцы вообще визжали, как бабы!»[3]

И именно эти ужасающие «церштореры» понесли в этот день самые тяжелые потери: сразу 11 Bf-110 (по 3 из I./ZG1, II./ZG1 и II./ZG2, 2 из St./ZG2 и 1 из 2.(Н)/23). Из них 2 пропали без вести, 2 были сбиты зенитным огнем, 4 получили боевые повреждения и совершили аварийные посадки на немецкой территории, еще два потерпели аварии из-за отказов двигателей. Погибло и пропало без вести 11 членов экипажей. Так же кем-то из наших летчиков был сбит штурмовик Hs-129B-1 W.Nr. 0192 из 5./Sch.Gl.

Тем временем 30 июня южнее перешла в наступление и 6-я армия генерал-оберста Паулюса. Действовавший в южном секторе IV авиакорпус генерал-оберста Курта Пфлюгбейля также оказывал войскам сильную поддержку. На линии обороны советских войск обрушились сотни тонн осколочных, фугасных бомб и тысячи «дьявольских яиц» SD2. Ударами штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков были разрушены штабы, системы связи и атакованы пути снабжения советских войск. В этот день немецкие бомбардировщики произвели налеты на железнодорожные узлы в Воронеже, Мичуринске и Валуйках. «30.6.42 полк сосредоточился в районе Верхняя Дубинка – Евдокимов и занял боевой порядок с задачей прикрытия путей отхода пехоты и артиллерии к переправе через р. Оскол в Волоконовке, – сообщает журнал боевых действий 1261-го зенитно-артиллерийского полка. – В течение 4,5 часов полк отражал непрерывные групповые атаки авиации противника. Всего в звездном эшелонированном налете участвовало 250 самолетов противника типа Ю-88 и „Ме-Ягуар”. За день групповым огнем полка было сбито 5 самолетов противника (3 Ю-88 и 2 „Ме-Ягуар ”)».

За «Мессершмитт-Ягуар» (Bf-162 Jaguar) неопытные зенитчики принимали внешне похожий на этот серийно не производившийся самолет все те же «церштореры» Bf-110 из ZG1 и ZG2. Недавно сформированный 1261-й ЗенАП прибыл на фронт только 12 июня, а вскоре после этого боя подразделение отправили в тыл – прикрывать от налетов авиации железнодорожную станцию Калач и переправу через Дон.

В тот период зенитные полки из-за нехватки матчасти формировались по сокращенному штату 050/142 – три батареи по 4 орудия в каждой и две пулеметные роты. Например, 1264-й ЗенАП, который так же участвовал в отражении массированных налетов на позиции 21-й армии 30 июня, был сформирован в начале июня в Подольске. Правда, технику – 12 37-мм зениток, 8 строенных пулеметов «Максим» и 6 12,7-мм пулеметов – подразделение получило только 12 июня, по прибытии на фронт. Там же полк получил и транспорт: 41 автомобиль, в том числе по 12 «Доджей» и «Виллисов», 2 «Форда», 2 «Джемси», 8 ГАЗ-АА и 1 ГАЗ-AAA. А уже на следующий день бойцам пришлось вести огонь из только что полученных орудий.

В полдень 1 июля 4-я танковая армия отправила 16-ю моторизованную пехотную дивизию на юго-восток к Старому Осколу, в то время как 100-я легкая пехотная дивизия 6-й армии повернула на север вдоль реки Оскол. По замыслу фон Бока они должны были окружить основные силы советских 21-й и 40-й армий. Однако замысел на сей раз удался лишь частично. Хотя уже к вечеру этого дня части 6-й армии захватили плацдармы на восточном берегу реки Оскол, 16-я МПД вскоре наткнулась на советские танковые части и запросила помощи с воздуха. Однако Рихтхофен обвинил мотопехоту в трусости, мол, испугалась «сильного врага», который «просто выехал навстречу на трех грузовиках!». Когда же штурмовики и бомбардировщики все-таки появились в районе Старого Оскола, большей части советских войск уже удалось отойти. Советское командование все-таки сделало вывод из катастроф в Керчи и под Харьковом. При малейшей угрозе охвата и окружения войска сразу получали добро на отход. В результате котел, к разочарованию фон Бока, оказался почти пустым.

Вечером «Штуки», «Хеншели», а также зенитчики VIII авиакорпуса отразили плохо организованную контратаку сразу четырех советских танковых корпусов в семидесяти километрах к западу от Воронежа. В степи танки КВ-1, Т-34 и Т-60 стали легкой добычей для новых штурмовиков Hs-129, a также «церштореров» Bf-110. Заходя с тыла, они вставали в круг и без труда расстреливали их из пушек, целясь в моторные отсеки, которые почти не имели бронирования. В результате только 16-й танковый корпус потерял, в том числе вследствие авиаударов, 68 танков, в том числе 15 тяжелых.

«Противник почти в точности реализует свой план, изложенный в захваченной 19.6 директиве, – констатировал штаб Брянского фронта. – Направление главного удара – Воронеж, удар в направлении Ливны, Елец и Задонск – прикрытие удара главного направления». Однако о дальнейших намерениях немецкого командования оставалось только гадать, так как через Воронеж немцам открывалась прямая дорога на Тамбов, Саратов, возможно, даже Куйбышев, а Сталин и вовсе испугался, что это новое наступление на Москву!

Когда вечером 2 июля оперативная группа штаба Брянского фронта, отправившаяся в Воронеж руководить растянувшимся на восток левым флангом, прибыла в город, офицеры увидели там пугающую картину, до боли напоминавшую кошмарное лето годичной давности. Повсюду виднелись следы бомбежки, многие здания лежали в руинах, в небо поднимались огромные столбы дыма от пожарищ, которые почему-то никто не тушил. На улицах повсюду валялись трупы лошадей и обрывки проводов, а по шоссе, ведущему на восток, тянулись бесконечные вереницы беженцев, в основном женщины, обвешанные узлами, и плачущие дети. Начитавшись в газетах пропагандистских статей о лютых зверствах гитлеровцев на оккупированных территориях, большинство жителей Воронежа, узнав о приближении немцев, в панике бежали из города.

Уже вечером 3 июля, преодолев за шесть дней 130 км от исходных позиций, передовые подразделения 24-й танковой дивизии и дивизии «Гроссдойчланд» достигли Дона в районе городков Семилуки и Гремячье. К тому моменту 40-я советская армия была полностью разгромлена и разделена на три изолированные части. Некоторые подразделения отошли на юг, несколько дивизий оказались в тылу у противника в районе Касторного, а на восточный берег Дона успела отойти лишь 232-я стрелковая дивизия. Поэтому уже утром следующего дня немцы, не встречая сопротивления, форсировали реку, а к вечеру группа автоматчиков проникла в рощу Длинная, расположенную на южной окраине Воронежа, откуда стала обстреливать улицы города. Им удалось подстрелить даже несколько высокопоставленных офицеров, в частности, был ранен начальник управления артиллерии Брянского фронта генерал-майор Дмитриев. Наступление активно поддерживали «церштореры», которые с малой высоты бомбили и обстреливали позиции советских войск, дороги и тылы. Они же снова понесли серьезные потери, в районе Воронежа зенитным огнем были сбиты Bf-110E-1 W.Nr. 4018 «2S+LN» и Bf-110E-2 W.Nr. 4403 «2S+CP» из II./ZG2. Оба экипажа погибли. Еще два сто десятых были подбиты советскими истребителями.

В этой кампании немецкие «церштореры», можно сказать, обрели «вторую молодость», став одним из основных самолетов поддержки сухопутных войск наравне со «Штуками» и «Хеншелями». Причем они в прямом смысле слова играли роль «разрушителей», обстреливавших войска на марше, подавлявших артиллерию, атаковавших железнодорожные эшелоны, аэродромы и дороги в тылу противника. Но они же несли и самые высокие потери. Только за первую неделю операции «Блау» – с 28 июня по 4 июля – ZG1 и ZG2 потеряли 23 Bf-110, из которых 7 было сбито огнем с земли, 6 пропало без вести и как минимум 3 сбиты и подбиты советскими истребителями. Еще несколько «церштореров» отделались повреждениями.

Согласно первоначальному плану операции «Блау», немецкие войска не должны были ввязываться в бои за Воронеж, а сразу поворачивали на юг. Однако командующий группой армий «Зюд» генерал-фельдмаршал фон Бок все же не смог преодолеть соблазн захватить город, который ему не удалось взять в ноябре 41-го. К тому же он находился на возвышенности, господствовавшей над всей окружающей местностью, и был удобен в плане создания новой оборонительной линии. Доверившись оптимистическим докладам военных, Гитлер в итоге принял компромиссное решение: все танковые дивизии отправить на юг – вдоль Дона, а пехоте продолжать наступление на Воронеж.

5 июля люфтваффе осуществили массированные налеты на город и его окрестности, продолжавшиеся с утра до поздней ночи, а также линии связи и железнодорожные перегоны Воронеж – Грязи, Воронеж – Лиски, Отрожка – Мичуринск и другие. Пикирующие бомбардировщики и «церштореры» бомбили и обстреливали эшелоны с эвакуируемым имуществом, ранеными и беженцами, местами полностью парализовав движение. «На станции Тресвятская движение было парализовано прямым попаданием авиабомб в железнодорожное полотно и служебные помещения, – сообщает журнал боевых действий 83-го отдельного строительного железнодорожного батальона, прибывшего на Юго-Восточную железную дорогу в начале июля. – Были разрушены все станционные пути. Были разбиты и сгорели 20 вагонов. Перегон Сомово – Тресвятская был парализован прямым попаданием авиабомб в стоящие эшелоны, эвакуируемые с народным достоянием и ценностями города Воронеж: и ранеными бойцами и командирами Красной армии. Эшелоны стояли почти один за другим от станции Отрожка до станции Графская. Эшелонами, идущими к фронту, с танками и другим военным грузом, была занята железнодорожная линия от станции Грязи до станции Графская. Таким образом, была выведена из строя железнодорожная линия, питающая весь Воронежский фронт». На 155-м км перегона Сомово – Тресвятская масштабы разрушений были такими большими, что железнодорожники не стали восстанавливать пути, а проложили их в обход.

С 4 по 6 июля станция Графская многократно подвергалась авиаударам, причем только с 05.30 до 20.00 6-го числа было зафиксировано 19 налетов группами от 6 до 30 самолетов! В результате были разрушены все станционные пути и постройки, водонапорная башня, депо и электростанция, телефонная станция, уничтожен 71 вагон и один паровоз, порваны все провода связи. Движение было парализовано на трое суток, причем бойцам 83-го ОСЖДБ пришлось трудиться круглые сутки без сна и отдыха, сбрасывая сгоревшие вагоны в кювет, восстанавливая рельсы, вручную заправляя прибывающие паровозы и регулируя движение.

В результате налета на станцию Усмань 5 июля на путях взорвался эшелон с боеприпасами, ударной волной и пожарами были разрушены все пути и постройки, а полторы тысячи неразорвавшихся мин и снарядов разлетелось по всей округе. Там движение было парализовано на 22 часа. В этот же день массированной бомбежке подверглась и станция Грязи-Сталинградские. В результате было разрушено свыше 800 м путей, железнодорожное депо, кузнечный и слесарный цеха вагоноремонтного завода, повреждено 26 вагонов и 9 паровозов (один сброшен с пути). Большинство станций не имело никакой противовоздушной обороны, поэтому люфтваффе действовали практически безнаказанно.

Ударам подвергались не только прифронтовые железнодорожные объекты, но и цели в глубоком тылу. 8 и 9 июля немецкие бомбардировщики дважды атаковали важный железнодорожный узел Ртищево, расположенный на железной дороге Тамбов – Саратов. А в ночь на 10 июля «Хейнкели» из I./KG27 совершили налет на станцию Поворино. В результате там возник огромный пожар. «Мы видели огонь на расстоянии 100 км, – писал лейтенант Хорст Айхлер. – Прибыв в район цели, мы увидели большие склады во дворе станции, объятые ярким палящим пламенем. В небо на высоту 4000 м поднимался черный как смоль гриб. Мы облетели его на высоте около 3200 м и были просто потрясены результатами нашей работы». Помимо железнодорожных целей люфтваффе наносили удары по советским танкам, складам боеприпасов и аэродромам к северу и северо-востоку от Воронежа.

Воздушные бои, проходившие в районе Воронежа, тоже были успешны для немцев. Например, I./JG3 только за 8 июля одержала 8 воздушных побед, сбив 4 ЛаГГ-3, 3 «Бостона» и 1 МиГ-3 и потеряв при этом только один Bf-109F-4/ Trop W.Nr. 10243 унтер-офицера Вильгельма Криниуса из 3-й эскадрильи. Последний был объявлен пропавшим без вести, но потом вернулся в свою часть. И это была единственная потеря немецких истребителей в тот день. На следующий день действовавшая в районе Воронежа JG3 потеряла один самолет – пропал без вести Bf-109F-4 W.Nr. 13352 унтер-офицера Г. Шиллера из 6-й эскадрильи. А вот во 2-й воздушной армии одна лишь 288-я ИАД, сформированная в начале июля в составе трех авиаполков (292, 721 и 753-й ИАП), за три дня с 6 по 8 июля потеряла в воздушных боях 24 самолета и 13 летчиков. В свою очередь, практически все заявленные подразделением воздушные победы не находят подтверждений[4].

Зенитные подразделения люфтваффе также действовали успешно. К примеру, 10-я зенитная дивизия с 28 июня и 6 июля помимо 30 сбитых самолетов записала на свой счет 50 танков, а также многочисленные артиллерийские батареи и разрушенные полевые укрепления.

После захвата большей части Воронежа 9 июля Главное командование вермахта расформировало группу армий «Зюд», заменив ее двумя отдельными группами армий «А» и «Б». Последнюю, вопреки первоначальным планам, возглавил фельдмаршал фон Вайхс. Фон Боку же неожиданно пришла телеграмма от фюрера со словами: «Поздравляю вас с выходом на пенсию». Эта довольно нелепая и ничем не мотивированная отставка стала первой в череде весьма странных кадровых решений, сопровождавших всю летнюю кампанию вермахта 1942 г. С Боком, можно сказать, ушла целая эпоха, он был последним из крупных германских военачальников, причастных к блестящим маневренным наступательным операциям 1940–1941 гг. и еще остававшимся при делах. И совершенно не случайно, что уход Федора фон Бока, который блестяще, в духе лучших традиций блицкрига провел первую фазу операции «Блау», совпал с тем, что стратегия немецкого командования (как в части использования сухопутных войск, так и авиации) окончательно утратила здравый смысл и стала приобретать все более странные формы.

9 июля начался второй этап наступления. Советские войска продолжали отходить, и командование вермахта, несмотря на небольшое количество пленных, испытывало оптимизм. «Мы готовы нанести сокрушительное поражение врагу здесь, в большой излучине Дона. Большой успех четко виден», – писал в дневнике командир 9-й зенитной дивизии генерал Вольфганг Пиккерт. Потери самолетов и летчиков в этот период быстро пополнялись, так что боевая мощь авиационных подразделений не уменьшалась. Так, I. и III./KG27 помимо 5 машин, потерянных в первые дни операции, к 10 июля лишились еще 4 машин, кроме того, два «Хейнкеля» вернулись с повреждениями 70–80 %. Однако число боеготовых машин к этому времени было даже больше, чем месяц назад: 21 исправный бомбардировщик в первой группе и 20 в третьей.