Воздушные стены

12

— Ты видишь ее?

— Вижу что?

Ингольд не ответил. Сунув руки в варежках в рукава, он пристально наблюдал за Руди. Интерес Ингольда к Руди был интересом старшего к младшему — такому, каким он когда-то еще только учился чародейству, пытаясь сначала поднять водопад вверх, а потом вновь обрушить его вниз. Легкий ветерок тронул верхушки пожелтевших осин. Под ноги посыпались охапки мокрых листьев.

— Ты говоришь о дороге? — спросил Руди, оглядываясь назад. Ему показалось, что поворот уже пройден и они на основной дороге, вымощенной изношенными шестиугольными плитками и слабо мерцавшей серебром гнилушек. Влажный торжественный лес молчал.

Руди опять вопросительно посмотрел на Ингольда, но тот, похоже, не рассчитывал на чью-либо помощь здесь. Не дождавшись ответа, Руди отвернулся от Ингольда и начал разглядывать путаницу лиан, опять обступивших их... С чего это ему пришло в голову, что это та самая, нужная им дорога? Впервые его одолевали весьма противоречивые чувства: он был уверен в присутствии чего-то ирреального и не верил тому, что видел собственными глазами. За этой густой стеной лиан абсолютно ничего нельзя было рассмотреть, только откуда-то доносился привычный шум невидимой за деревьями реки. Руди осторожно ступил на желтый костер из листьев и направился в сторону горной гряды. Однако на его пути возникло еще одно новое препятствие — дренажная канава, до краев наполненная дождевой водой. Канава отделяла дорогу от крутого горного склона. Интуитивно Руди чувствовал, что ему нужно именно здесь перейти вброд канаву. И вдруг нога нащупала камень. Он изумился, как же это он раньше не рассмотрел маленького мосточка? Замшелый от старости, в несколько футов в длину и ширину — вот же он, прямо под ногами. В одно мгновение Руди перебрался через канаву, и опять перед ним побежала тропа. Руди был уверен, что он ее раньше не видел, но про себя знал, что она должна была начинаться именно отсюда, от мосточка, и выглядеть именно так.

Густые заросли вьющихся толстых растений почти полностью заслоняли гранитную стелу наверху. Все же, присмотревшись повнимательнее, Руди разглядел еле видную, почти стершуюся Руну Яда, высеченную там. Это была знаменитая Руна Вейла.

Обостренные чувства фиксировали малейшие детали: побуревшие заросли дикого винограда, свисавшие, как занавес в опрятном домике, мягкий ковер опавшей листвы, великолепные грибы с черными каемочками по краям.

Руди оглянулся на улыбавшегося ему Ингольда:

— Ты видишь Руну?

Ингольд заулыбался еще шире.

— Ну конечно же, — он шагнул на мосточек и потянул за собой Че.

Весь день шел дождь. Теперь Руди и Ингольд шли под все еще густыми кронами леса, но, несмотря на это, они вымокли до нитки и дрожали от холода. Руди в своем плаще из телячьей кожи трясся, не переставая. Ему не верилось, что он когда-нибудь просохнет и сможет согреться.

Восточные склоны Сивардских гор были покрыты лесом, поэтому шум дождя усиливался шумом деревьев и напоминал рокот моря в шторм. Все предыдущие дни также шел дождь, не позволяя путешественникам получше рассмотреть перед собой дорогу. Дождь превращал ручейки в непроходимые, вспученные реки, а низины с затопленными копьевидными метелками тростника — в израненные сереющие чудища. Небо над деревьями тоже было серым, неуютным и чем-то грозившим. Однако по сравнению с продуваемыми всеми ветрами пустынями немного потеплело.

Даже в этот сезон отмирающей природы Сивардские горы были прекрасными от пышной и роскошной растительности. Глазу, привыкшему к безрадостным пустынным местам, все казалось удивительным и необычайным. Ступая по сочному, живописному ковру из листьев на дороге, Руди чувствовал, как красота пленяет его душу. Он ликовал, наслаждаясь тишиной леса, богатыми красками листвы, полнотой окружающей его жизни, бронзовым молодым оленем, промчавшимся по ковру из папоротника среди темно-красных дубов. Эта жизнь так отличалась от Тьмы и Серебра. Вокруг них бил ключ жизни и движений: щелканье хвоста белки, проносящейся по дереву огненным комочком, высокий, резкий крик соек. Тропинка взбиралась на верхушку гряды, и петляла, и пряталась от Руди и Ингольда за деревьями, карабкалась по желтому тамариску вверх и спускалась опять вниз маленьким узким проходом, которого Руди раньше не видел, он мог поклясться в этом.

Мокрые листья под ногами делали землю скользкой, и ноги Руди чуть-чуть начинали болеть. Он все еще опирался на древко с копьем, как на посох (напоминание о Рейдерах), и был одет в плащ с рукавами, так же полученный от них. Порыв ветра обрушил новую порцию дождя, донеся холодный аромат вершин. Облачная дымка скрывала вершины, но их свежий запах походил на отдаленные звуки музыки, проникающие в душу.

Вопреки всему, он и Ингольд добрались до Сивардских гор!

Им оставалось только отыскать путь в Кво.

— Руди!

Отчаянный голос Ингольда вернул Руди в действительность. Мгновение спустя что-то ударила его по голове — груда черных перьев сумасшедше забила его по лицу, клюнула я скулу и пыталась угодить ему в глаз. Он ударил по когтистой лапе, и в дюйме от его лица просвистел посох Ингольда. С хриплым, клокочущим карканьем гигантская ворона увернулась от удара и, тряся окровавленным клювом, полетела назад, за деревья.

Вздрагивая от пережитого и еще не вполне успокоившись, Руди изо всех сил старался устоять на тропе, не сойти на обочину. По какой-то идиотской ассоциации ему вспомнился один из фильмов Хичкока. Из раны на лице струилась кровь. Разъяренный Ингольд стоял рядом с ним, пытаясь разглядеть деревья. Тучи черных огромных ворон взметались с оголенных ветвей. Их противное утробное карканье вперемешку с сорванной крыльями листвой и черными перьями обрушилось вниз.

— Ты в порядке? — Ингольд повернулся к Руди. Выдернув откуда-то остатки носового платка, он приложил его к ране.

— Да, — прошептал Руди. — Думаю, все в порядке. Какого черта эта тварь налетела на меня?

Колдун покачал головой:

— Здесь и не такое бывает, если вдруг потеряешь бдительность.

Дрожащей рукой Руди прижал платок к ране. На свежем прохладном воздухе рану пощипывало. Теперь он был готов ко всему. Но всего, что случается за воздушной стеной Кво, не предусмотришь.

Руди не оставляло ощущение, что кто-то идет за ними следом. Он поймал себя на том, что постоянно оглядывается. Во внезапно опустевшем лесу ему стало не по себе. Иногда вещи, которые он видел, вдруг исчезали. В такие моменты ему очень хотелось просто постоять пару минут, чтобы собраться с мыслями и попристальнее рассмотреть и понять происходящее. (Так было однажды с ним в пустыне, когда он увидел свою собственную душу, всего-то лишь похожую на отживший листочек цвета соломы). Часто, ощущая наваждение, он не мог освободиться от него, хотя однажды ему удалось найти другой путь, уводящий прочь с главной тропы.

Не говоря ни слова, Ингольд пошел за ним по этой новой тропе. Иногда наваждение забавно начинало пугать Руди чем-то иррациональным, пытаясь вызвать в нем чувство омерзения и нежелания продолжать что-либо, или ненависти, возникающей некоторыми деревьями. Однажды, пройдя мимо такого дерева, Руди оглянулся и увидел слабые знаки всей Руны Чейн, едва различимые под уже затягивающей ее корой.

— Чертовски легко потеряться в этих лесах, — пробормотал Руди после того, как внезапно Ингольд остановил его и указал на пропущенный им поворот в темное ущелье. Даже когда тропа была совершенно ясно видна, Ингольд не был вполне уверен, та ли это тропа, и не исчезнет ли она в очередной раз.

Ингольд прищурился, как от яркого света:

— Ослепительно! — прошептал он. — Интеллект у мальчика просто потрясающий.

— Почему и чего они боятся? — поинтересовался Руди, не расслышав шепота.

— Боятся? — спросил Ингольд, вопросительно подняв брови.

— Я хочу сказать, что раз у магов есть магия, чтобы защищаться (я надеюсь, дело не дойдет до сражения с ними), то кто же тогда сможет победить чародеев?

— Никогда не пытайся разобраться в мотивах поступков человека, — посоветовал Ингольд. — А особенно не поддавайся сладким речам Церкви. И не забывай, что Архимаг является Левой Рукой Дьявола. Не так уж много времени прошло с тех пор, как аббатиса Дейра начала большую войну с Советом, послав военную экспедицию, чтобы истребить колдунов и спалить город.

— А кто победил? Колдуны? — спросил Руди.

— Конечно, нет. Экспедиция дальше Кво не продвинулась ни на шаг. Из-за сильных дождей и туманов армия затерялась где-то у подножия холмов. В конце концов армия оказалась на основной дороге, но уже на расстоянии многих миль от того места, где она подошла к холмам. Чародеи умеют постоять за себя, если нужно. Но мы предпочитаем избегать конфликтов. Стой!

Руди недоуменно остановился. Взяв его за руку, Ингольд по узкой тропе подвел его к туманному краю ущелья. Приостановившись, они осторожно пошли дальше среди редких серых деревьев. Эта осторожность забавляла Руди. Но все стало ему понятным, когда внезапно оказалось, что край ущелья значительно ближе, чем можно было предположить: прямо под ним был почти вертикальный, без малейшего уклона, черный утес. Дна ущелья было не видно, его скрывала щетина скал и разбитые, поваленные деревья, наполовину одетые дымкой. От такого зрелища голова Руди закружилась, и он поспешно отступил назад. Ему показалось, что на нижних скалах есть еще что-то, не похожее на деревья, что-то гораздо белее их расщепов.

Руди быстро огляделся вокруг. Сама тропа снова изменилась. С верхних пиков гор на них мягко начинал наползать легкий туман. В его пока еще легком флере деревья постепенно оживали и превращались в кривляющиеся привидения.

— Мы зашли довольно высоко, — сказал Ингольд спокойным, приятным голосом. — Теперь путь будет труднее. Приятные дорожные наваждения закончились. Отсюда начинается царство зла и праздного, назойливого любопытства. Сюда забираются только те, кто ищет способ стать чародеем и способен рассмотреть ловушки, не попав в них, или кто намеревается причинить чародеям настоящее зло.

— Но... что же нам делать? — прошептал испуганно Руди.

— Делать? — Из-за плотно окутавшего их тумана Ингольд казался бесплотным. Лица не было видно совсем. — Конечно же, разогнать туман.

Сомневаясь в себе и заикаясь от волнения и переживаний, Руди начал заклинать погоду словами, выученными от Ингольда. Легкий холодок коснулся его лица, и он почувствовал, как погружается в серебристое облако. Руди попытался направить свою энергию против облака, но вдруг понял, что чужая энергия сильнее, старше и бесконечно сложнее. Он одиноко застыл, задыхаясь под влажной пеленой тумана, поражаясь его плотности. Ему захотелось сбежать от него, все равно куда, только бы выбраться из злобных, сильных рук, набросивших на него сеть.

— У меня не получается. Я не могу, — прошептал он с отчаянием.

Ингольд неодобрительно поцокал языком:

— Как это ты не можешь!.. Сможешь, и еще как сможешь! В противном случае нам придется остаться здесь или идти неизвестно куда. Поторопись. Скоро наступит ночь.

— Черт возьми! — застонал Руди. — Помоги мне. Усиль мою энергию.

— Зачем? У меня точно такая же, как у тебя.

— Да нет же! Ты же можешь разогнать эту дрянь, как паутину по углам!

— Руди! Точно так же, как ты, — теперь Ингольд казался размытым пятном в плотном тумане, но голос его оставался теплым и ободряющим, как огонь на холоде. — Сила твоей энергии — это сила твоей души. Разве ты этого не понимаешь? — Ингольд ближе подошел к нему. На грубой ткани его одежды жемчугом блестела роса. — Твое чародейство растет вместе с тобой.

— Откуда ты знаешь? Ты чувствуешь мою энергию? — наивно спросил Руди. — Я... я как мальчишка, вступивший в драку со взрослым мужчиной. Я никогда не смогу...

— Если ты будешь продолжать говорить «никогда» и «не смогу», то все будет именно так, как ты говоришь, — ответил Ингольд. — Ты сам поверишь в свое «не могу». Разве тебе неизвестно, что если мальчишка опирается спиной о стену, то он может сражаться со взрослым мужчиной, а иногда он может и победить его.

Руди смущенно притих. Над туманом небо начинало темнеть. С уже невидимых вершин потянуло вечерним ветерком...

Вот оно! Ветер! Бесконечный ветер равнин! Аккуратно, не произнося ничего лишнего, и в пределах разумного Руди вызвал ветер.

Ветер был обжигающе ледяным и принес запахи камня и ледников с вершин. Резкий, сильный и настойчивый, он дул и дул, разгоняя туман вокруг них, как надоевшие привидения. Облака откатывались с тропы и исчезали где-то там, за кустами. Под порывами ветра деревья недовольно стряхивали с себя влагу на путешественников, стараясь уцепиться ветвями за развевающиеся волосы Руди и закрыть ему глаза. Он отступил назад на тропу. Следом за ним остановился Ингольд со своем осликом.

...Эту ночь они провели прямо на земле, под деревьями. Вокруг их стоянки Ингольд очертил защитный магический круг, слабо мерцавший. Но в эту полную шепотов ночь ничто больше им не угрожало. Утром тучи рассеялись, и Ингольд указал на проход, по которому им предстояло пройти, — тонюсенький карниз в черноте горного монолита.

Весь день им казалось, что они двигаются на север, но вдруг рядом с Ингольдом появились их собственные следы, которые они раньше оставили, проходя здесь. Они были уже очень высоко. Никаких деревьев здесь не было. Над тропой возвышались гордые скалы. На их пустынных склонах иногда попадались весь перекрученный от высоты живой дубок или группки пахучего вереска. Вода стремительной прозрачной вуалью срывалась вниз, мерцая и переливаясь, как затейливое искусное кружево. Местами она кипела в каньонах, дна которых не было видно. Тропа опасно петляла по крутым горным камням под нависшими над ней валунами. Местами тропа просто пряталась под валунами или под осыпями мелких камней вперемешку с валунами.

Руди подумал, а что бы с ним случилось здесь, если бы рядом не было Ингольда?

Теперь впереди шел Ингольд, стараясь выбрать путь поудобнее. Руди удивлялся, чего это он так вчера разволновался от неудавшихся заклинаний? Стараясь не отстать, он не замечал и половины наваждений, разгоняемых Ингольдом. Без него он никогда не смог бы перейти кипящие стремнины взбухших рек, казалось бы, в самом опасном и глубоком месте. И он сам никогда не смог бы отыскать тропы к отвесному утесу. А мосточек через канаву?

Потом перед ними вырос величественный пролет моста, камни которого заросли мхом от старости. Мост возвышался горделивой аркой, соединяя противоположные берега глубокого каньона. Его тень слабо виднелась на валунах далеко внизу с обеих сторон горного потока.

— Что это за мост? — захотелось узнать Руди.

— Его здесь нет, — просто ответил Ингольд.

Руди удивленно взглянул на него, потом подошел к началу моста и ударил по нему посохом. Дерево ударилось о скалу.

— Часть дальнейшего пути неизвестна мне, — продолжил чародей. — Недавно дорога изменилась и стала опаснее. Мне приходилось переходить через это ущелье. Но никакого моста здесь никогда не было.

— Может быть, его построили недавно, уже после того, как ты был здесь в последний раз?

— В начале лета?.. Вряд ли. Взгляни, он весь покрыт мхом, и камни так истерты. Мост выглядит так, как будто он здесь со дня сотворения мира. Я абсолютно убежден, его здесь не было! — он пожал плечами. — Его совсем никогда здесь не было.

— Кажется, я припоминаю, как однажды ты говорил мне о неверии в свои собственные восприятия... — рассудительно начал Руди.

Ингольд рассмеялся, вспомнив их первую беседу в старой хижине в горах Калифорнии:

— За что я и поплатился, — ответил он смиренно. — Мы сейчас пойдем с тобой другим, более тяжелым путем. И если вдруг окажется, что мост настоящий, а не иллюзорный, ты сможешь обругать меня, как тебе захочется. Я приму твои слова со смирением и низко поклонюсь тебе.

Но когда они, исцарапанные в кровь и измученные сопротивляющимся упрямым Че, по невероятной тропе выбрались на противоположную сторону ущелья, Руди оглянулся на мост и изумленно застыл: величественный каменный мост оказался всего лишь иссохшей веточкой ивы, хрупкой, как паутинка, из которой чародеи плетут свои наваждения. Он увидел груды скелетов на дне ущелья.

Кара продолжает свои шуточки, подумал Руди. Наверное, так же, как развлекались Бектис и Ингольд в молодости... Но является ли это злом?.. В любом случае это обеспечивает безопасность.

— Эй, Ингольд! Если Кво находится на побережье Западного Океана, и с другой стороны защищает его воздушная стена, то не было ли попыток проникнуть в него со стороны моря?

— Да, — ответил чародей. — Пытались...

Руди опять задумался. Он испытывал ужас перед Океаном и перед его глубинами, всем тем, что могло произойти с ним там, в глубине. Его передернуло от неприятных мыслей.

Перед ним раскрывалась еще одна сторона власти — власти одиноких чародеев, — сделавшая их изгнанниками и бродягами, власти, сбежавшей вместе с ними. Руди вспомнил взгляд Альды, когда ему впервые удалось разжечь сырое дерево.

«Ты искал волшебство, — сказал он себе. — И вот оно — иллюзорный мост, а под мостом наваждений — настоящие кости».

Многие часы они пробирались по узким каньонам, взбирались на верхушки скал, покрытые скользким льдом. Дважды они пробовали сократить свой трудный путь по крутым пустынным горам, не взбираясь на них, а идя в обход. И дважды возвращались назад, так как в конце тропа совсем исчезала, прячась в отвалах камня. Пока, тяжело отдуваясь, они стояли на потемневшем склоне обвалившегося сланца, Руди рассматривал верхнюю часть тропы, пытаясь определить возможность сократить эту чертову тропу на несколько миль. А она, насмехаясь над ними, убегала на юг через ледники, слабо мерцавшие на фоне холодного неба.

Ингольд стоял, неподвижно застыв, напоминая собой статую с устало опущенной головой и посохом в руках. Только крепко сжатый рот и злой блеск в глазах выдавали его.

Откуда-то до Руди донеслись сердитый посвист гремучей змеи и завывание ветра. А во всем остальном мир казался таким спокойным и пустынным, как было давным-давно, когда солнце впервые своими лучами согрело мир.

Чародей повернулся и без единого слова начал спускаться по тропе назад.

К вечеру они оказались в глубокой, узкой долине, густо заросшей деревьями, в самом низу которой виднелось черное пятно маслянистой воды.

— Это место мне совсем неизвестно, — спокойно сказал Ингольд, внимательно разглядывая стену переплетенных между собой деревьев, старавшихся укрыть тропу. — Я думаю, что лес гораздо больше, чем нам кажется. Ты ничего не замечаешь? Что-то морочит нас. Я думаю, до наступления ночи мы не успеем пересечь эту долину.

Наверное, в тысячный раз Руди оглянулся назад. Запахи леса стали ему отвратительны, но еще большее омерзение он испытывал к воде. С ее маслянистой темной поверхности заструился противный липкий туман.

— Да-а, — произнес он задумчиво. — Лучше попытаться побыстрее перейти долину, чем провести ночь у этой воды.

— Я тоже так думаю, — Ингольд покрепче перехватил уздечку ослика и, бормоча заклинания, ускорил шаг.

Черный лес как будто притаился, поджидая добычу. Деревья росли очень плотно друг к другу. Просветов между ними практически не было, везде глаз натыкался на глянцевую листву остролиста, темного плюща и дикого винограда, пытающегося уцепить путников за ноги, за одежду, за волосы. Туман из долины мягкой кошачьей поступью, казалось, преследовал их. В лесу сгущалась темнота. Теперь Руди и Ингольд объединили свою энергию, стараясь обезопасить себя. Руди чувствовал, что чья-то злобная магия превращает это место в мрачное логово дьявола. Дважды они теряли тропу, и тогда казалось, что деревья движутся сами собой.

— Ну и надоело же мне все это, — прошипел Руди, пытаясь вот уже в четвертый раз освободить вьюки Че от куманики маленьким топориком. Ослик мелко дрожал от испуга, в глазах затаились ужас и страдание. — Надо возвращаться... Или идти вокруг... Нам никогда не пройти здесь...

— Опять ты со своим «никогда»! — упрекнул его Ингольд. Однако в сгущающейся темноте лицо старика было напряженным и сосредоточенным. Освободив ослика, они прошли еще несколько шагов вперед и оглянулись: тропа за ними исчезла.

Руди выругался. Ингольд устало вздохнул и, закрыв глава, погрузился в медитацию. Через минуту лицо Ингольда нахмурилось, и послышалось тяжелее дыхание.

Тьма пыталась поймать путников в свои сети. От бесконечного шелеста листьев и шорохов вокруг них беспокойство Руди нарастало. В деревьях что-то засвистело. «Как сигнал», — подумал Руди.

Наконец напряженные плечи Ингольда ослабли, и его глаза открылись:

— В дни моей юности здесь был заколдованный лес, но не такой, как этот. К несчастью, лес разросся и заполонил всю долину от края до края. И горы по бокам долины высокие. Если мы пойдем с такой скоростью дальше, мы попадем в ловушку. Если это должно случиться, так пусть это будет днем.

Путешественники развернулись и пошли назад. Тропа, по которой они шли по лесу, начала исчезать перед ними. Руди пробормотал несколько проклятий в адрес Лохиро и его компании. Ингольд шел первым, Руди начал настойчиво повторять очистительные заклятия. Ему казалось, что из леса не легче выйти, чем войти в него. Когда они добрались до опушки леса, уже совсем стемнело. Лагерем стали у водопада, и Ингольд очертил вокруг стоянки двойной защитный круг.

С тех пор, как Руди удалось впервые вызвать видение Альды, прошло великое множество дней и ночей. Но Ингольд все еще не возвращал ему кристалл и продолжал изучать мерцание его граней. Измученный телом и духом, Руди наблюдал за стариком, следя за выражением его голубых ястребиных глаз. Собственные его видения, которые были в Убежище, опять вернулись к нему — яркие синие глаза, большие и холодные, как небо, казалось, смотрели прямо в него. Это видение преследовало его даже этой ночью, во время беспокойных снов.

Во сне ему приснились кости — кости, лежащие на чем-то темном, хотя, когда он спал, он мог видеть в темноте; слабо мерцавший магический свет коснулся изгибов черепа, ребер и костей таза, лежащих на сухом, коричневом мхе. Вокруг Руди горели красные бусинки глаз помойных крыс. С деформированного черепа на него пучеглазо уставилась громадная жаба. В отсвете волшебного кристалла можно было видеть еще несколько раздувающихся жаб, копошащихся в костях. Руди застонал. Пытаясь избавиться от отвратительного видения, он отвернулся. Но напрасно. Куда бы он ни посмотрел теперь, мерзкое зрелище разворачивалось во тьме на многие мили вокруг разлагающегося болота. Из грязи, похожие на призрачные деревья, вырастали сталагмиты, вокруг них водоворотом кружили красные глаза. Руди слышал назойливое царапанье крадущихся лап, от которых сухой коричневый мох превращался в серую пыль там, где не было этой ужасающей сырости. Руди опять застонал, совсем измученный и больной тяжелыми видениями. В это время, однако, послышался крик мужчины, наклонившегося над входом в пещеру. Лица его не было видно, но Руди узнал его — он узнал бы его везде и всегда. Волшебный свет проявил белые волосы и желтую полоску кожи, видимой между рукавицей и рукавом. Потом наступило молчание, нарушаемое только царапаньем миллионов крошечных лап, скребущихся по мху и костям... среди листьев!

Покрытый холодным потом, Руди вскочил на ноги от отчаянного рева Че. Ослик дико дергался на привязи, уши прижаты, глаза безумные. За осликом Руди заметил Ингольда, стоявшего на черте магического круга. А дальше за деревьями колыхалось море красных глаз!

— Святой Боже! — Руди схватил свой посох.

Не поворачивая головы, Ингольд сказал мягко:

— Свет не нужен!

Ветра не было, но шорох крошечных когтистых лап напоминал шторм в лесу. Их было столько, что даже там, где тьма прятала их, Руди ощущал скрипучее трение их спрессованных тел. Их острый запах был всюду.

Руди прошептал:

— Они могут перейти через защитный круг?

Ему показалось, что белое пламя замерцало ярче, танцуя по опавшим листьям.

— Нет, — опять мягко ответил Ингольд. Клацанье зубов и шорохи слышались теперь сверху. Руди поднял голову — на ветвях деревьев были тысячи крыс.

— Ингольд, надо бежать отсюда...

— Сейчас мы ничего не можем сделать, — твердо ответил чародей. — Мы в безопасности до тех пор, пока цел круг.

«Верь! Верь ему, — с отчаянием подумал Руди, стараясь удержаться от искушения бежать. — Ему известно об этом больше тебя!»

Крысы вихрем кружили по всему лесу; от их омерзительного стремительного бега папоротник казался ожившим. Руди ясно видел их грязно-коричневый поток, перетекающий через взгорбленные корни деревьев, переливающийся или обтекающий полусгнившие полые бревна. Их кишмя кишело в самом русле водоема, на самой его глубине. Они ворошили листья взбугренными, противными сморщенными носами, показывая белый оскал хищных зубов.

Вдруг Руди увидел, как откуда-то появилась булавка и острым концом вонзилась в ошейник Че. Ослик дико закричал и заметался не привязи, пытаясь высвободиться. Брызнув фонтанчиком грязи и гнили, булавка разлетелась. Веревка выскользнула из рук Руди, и ослик, опустив голову, перескочил кромку магического круга и пропал в темноте.

Казалось, что никогда и в помине не было никакого светящегося магического круга. Грязный поток крыс бросился вперед, присвистывая и визжа от радости, по еще не успевшим улечься опавшим листьям. Услышав крик Че, Руди помчался за ним, расчищая себе путь посохом среди обезумевших фурий, старавшихся прокусить ему ноги, ухватиться за одежду, удержаться на плечах. Одна тварь прыгнула с дерева прямо ему в лицо; он подумал, что вскрикнул, но потом не был в этом уверен, так как в это мгновение за собой услышал безошибочно узнаваемый рев огня, и свет от него озарил все вокруг. Пламя веером разлеталось и падало на море серых спин. Обернувшись, он увидел Ингольда, действующего своим посохом как оружием: из посоха во все стороны вылетало грозное пламя напалма.

Че кричал не переставая, его попона была красной от крови — три огромные крысы, как терьеры, повисли на нем. Руди сбил их своим посохом, чувствуя, как острые зубы и когти вцепились в него самого. Он сбил и этих тварей и попытался схватить повод. Ему удалось это с трудом, так как приходилось все время отбиваться от все новых и новых наскакивающих тварей. Отчаяние, паника и отвращение начали постепенно оказывать свое паралитическое действие на него.

Огонь беспрепятственно захватывал все новые и новые участки осеннего папоротника, по пути прихватывая и листья из-под ног. Но из-за налета влажной гнили они больше дымили, чем горели. Через эту дымовую завесу прорывались языки пламени — картина напоминала сцену в аду. Огонь не остановил крыс. Горящие крысы бешено мчались вперед, и от их пылающих шкур загорался мертвый подлесок; их пронзительные крики перекрывали грозный рев пламени.

Едкий дым слепил, разъедал глаза Руди, забивая его легкие. Ему показалось, что пожар и его поймал в ловушку и что ему никогда не удастся выбраться из него. На поводе продолжал метаться перепуганный Че, его рев был полон ужаса и паники. Руки Руди были липкими от крови, он все еще пытался вытащить перепуганное животное из жаркой ловушки пожара и дыма.

Из клубов дыма сначала протянулась рука Ингольда, а затем появился и он сам с замотанными шарфом носом и ртом. Он крепко схватил Руди за руку и потащил его по тропе. Они выбрались из волнующегося ада, сбиваемые с ног огнем, рев которого эхом перекликался с треском горящих крыс. За горящим подлеском они ступили во мрак дымящихся столбов из мокрых деревьев. Руди отчаянно боролся с невыносимым жаром за глоток воздуха, не видя и не понимая, куда надо идти. Наконец они выбрались из леса и снова оказались возле маслянистого пятна воды, в котором отражение пожара напоминало поток густой крови по золоту.

До самого утра они шли и шли, не останавливаясь ни на минуту, пока свет лесного пожара не остался далеко позади. Но на многие мили вокруг слышался рев горящего подлеска и чувствовался запах дыма и паленых крысиных шкур. Почти без сознания, наглотавшись дыма и гари, Руди мог только идти следом за Ингольдом, почти тащившем его на себе вверх и вниз по каменистым тропам в темноте, переводя через горные стремнины, обдававшие их ноги ледяным холодом.

Рассвет застал их лежавшими на камнях, потрясенных событиями прошедшей ночи, опаленных и усталых. Руди слишком устал и не мог двигаться дальше. Его лицо и руки обгорели. Хотя он смертельно устал, но спать он не мог, боясь увидеть во сне все перенесенные ужасы. Свет наступающего серого дня обозначил перед ними дорогу из нескольких серебристых плиток, прятавшихся под слоями вековой грязи. Прямо над ними вырисовывался величественный массив Сивардских гор, окруженный валунами, плотным туманом и дымом. Первые коралловые лучи утра осторожно раскрашивали их, а позади путников была горная пустыня с песком.

Наконец-то путешественники были там, где они должны были быть еще три дня назад...

Руди вздохнул, подумав: «Ну, хорошо, мужик. Иди-ка ты своим путем. Больше я не хочу идти в твой паршивый город. Пойду-ка я лучше в Диснейлэнд на будущий год».

Но Ингольд медленно поднялся на ноги, опираясь на свой посох и пристально глядя вдаль, на все еще прячущееся в темноте подножье гор. Руди подумал, глядя на него, что он еле жив от усталости. Внезапно Руди стало жаль старика, еле стоявшего на подгибающихся, дрожащих ногах. Первые лучи солнца осветили волосы чародея.

Ингольд поднял голову, выпрямился, и его голос разнесся по заросшему лесом подножию гор:

— Лохиро! — позвал он, и эхо услужливо отозвалось ему. — Лохиро! Ты слышишь меня? Ты знаешь, кто я?

Ответ ему прошептали камень и вода. Где-то вскрикнула сойка. Высоко вверху язычок дыма уловил новые лучи солнца и превратился в великолепное розовое облачко. Крик Ингольда бежал от скалы к скале:

— Лохиро! Где же ты?

Но эхо поиграло и умерло. Опять все стихло.

Весь день они взбирались в горы. Сначала дорога была такой же, как и накануне. Однако они двигались быстрее, и им было полегче, так как им уже заранее были известны поджидавшие их чудеса. Но бывало и так, что какая-нибудь ветка или тропка, которую Руди не видел ранее, вдруг начинала мозолить ему глаза. Опять испортилась погода, небо опустилось, угрожая разрешиться дождем. Руди постарался побыстрее отослать холодный фронт на несколько миль севернее, к маслянистому грязному стоку заколдованного леса. Им и без дождя хватало неприятностей. Перед закатом они добрались до долины с обгоревшими деревьями и спокойным озерком воды и начали опять взбираться в гору.

Пики вершин скрывались тучами. Серые скалы были покрыты влажным скользким льдом. Там, где Ингольд вел его, Руди еле полз — совсем обессилевший, полузамерзший и измученный упиравшимся осликом. Ночь застала их высоко над долиной. Руди шатался от усталости и рухнул как подкошенный прямо на землю. Он еще успел пробормотать что-то насчет дежурства с полуночи и отключился... Когда же он наконец-то перевернулся на другой бок и открыл глаза, он опять удивился изменившемуся миру — через серебристый туман пробивался опаловый свет солнца.

— Эй! Тебе не мешало бы убить меня за это, — извиняясь, сказал Руди, пытаясь стряхнуть с одеял льдинки.

— Я именно так и сделал, — смеясь, ответил Ингольд, — и много, много раз! Тебя можно было просто палкой избить, результат был бы тот же.

Вкусно запахло печеными лепешками, пекшимися на сковороде со специальной металлической треногой. Ингольд выглядел плохо, как будто после хорошей драки. Круги под глазами походили на кровоподтеки.

— Но все равно это ничего не значит, так как мне нужно было время, чтобы все обдумать, — прибавил дружелюбно чародей.

Руди удивился, как мало старик спал все эти дни. Он сел, растирая затекшее плечо. Ему ужасно не хотелось умываться и бриться, так как для этого нужно было разбить лед в ручье.

Вокруг мир был полон запахов новизны, влажных трав, снега и неба. Но снизу, из вчерашней долины, порыв ветра принес и другие запахи. Руди быстро повернулся, не поняв, откуда это. Он опять взглянул на Ингольда, который копался в пакетах с сушеным мясом. Движения его были замедленными и усталыми. «Может, тебе действительно нужно было время, чтобы подумать. Только день был чертовски долгим от бесконечного лазания по скалам. Тебе совсем не помешали бы чашек шесть хорошего крепкого кофе и часов десять сна».

— Утром я прошелся немного дальше по тропинке, — отвернувшись к огню, продолжил Ингольд. — Тропа кончается милях в двух отсюда. Дальше идти просто невозможно. Мы с тобой должны либо продолжить тропу дальше, либо просто бросить Че. Но в этом случае Че непременно погибнет, а у нас возникнет предостаточно новых проблем.

Руди вздохнул. Все его измученное тело заболело еще больше при одной только мысли, что опять придется пробираться по местности, хуже вчерашней. Он даже и представить себе не мог, как это может быть, хуже того, что было накануне. Стиснув зубы, он спросил:

— Что же нам делать?

— Пойдем назад.

Мускулы Руди облегченно расслабились: самым большим его желанием было увидеть Минальду и Калифорнию.

— Я играю, — весело сказал он. — Может, легче будет пройти по лесу днем.

Дальше они не пошли...

Огонь опалил подлесок, хотя влажная кора и листья самих деревьев не поддались пламени. Дальше, за обгоревшим подлеском, деревья сначала уступили заклинаниям Руди. Но немного позже Руди почувствовал силу сопротивлявшихся ему деревьев, и эта непоколебимая мощь пугала Руди. Временами деревья начинали наступать на него плотной толпой, куманика цеплялась за одежду путешественников назойливее, а виноград не давал и шагу ступить. Все это продолжалось до тех пор, пока Ингольд не рассердился и не заставил освободить ему тропу. И даже после этого подлесок торопился побыстрее сомкнуться за стариком, и Руди приходилось настаивать на своем в споре с лесом только из-за того, чтобы просто не потерять из виду старика. Серый день здесь превратился в мутный мрак, нарушаемый только треском веток под ногами.

Руди проклинал упиравшегося Че, тюки которого беспрестанно цеплялись за толстые плети ежевики. Он немного ослабил повод Че и начал рубить толстые виноградные лозы. Плющ перевился с куманикой, и голова ослика опять запуталась в нем. Руки и лицо Руди были исцарапаны в кровь, когда он вытащил Че из зарослей и повернулся, чтобы продолжить путь. Тропа впереди него опять испарилась.

— Ингольд! — закричал он. — Ингольд, остановись на минутку! Где ты?

Черные деревья ответили ему молчанием. Колючки и ежевика постепенно затягивали его, как сетью. Он не мог рассмотреть тропу ни позади, ни впереди.

— Ингольд! — снова позвал он. Где-то в лесу раздался хруст, но он был не там, куда ушел Ингольд, и не рядом. Борясь с паникой, Руди призвал всю свою силу, чтобы очистить себя от наваждения, постепенно заматывавшего его, словно колючей проволокой, но лес пил его энергию, как пиявка тянет кровь из вены. Черные деревья шумели и шептались, словно смеялись над ним.

Он звал и кричал почти целый час. Его голос осип от напряжения и ужаса. Он начал бояться за Ингольда, не случилось ли с ним чего-нибудь. Тогда старик никогда не вернется за ним. Ему вспомнились крысы.

— Ингольд! — опять закричал он, и на этот раз в его голосе уже не слышалось паники.

Сжав зубы, он повторил заклинание на очищение, на открытие тропы, какой-нибудь тропы, любой тропы. Он готов был броситься на колючки, чтобы только найти выход. Но шелест листьев позади шепнул ему, что тропа была за ним. Он оглянулся: тропа действительно была там, вполне широкая тропа. Ему показалось, что он видит слабое отражение солнечного света на листьях далеко внизу. Он потуже обмотал повод Че вокруг руки и остановился.

Откуда солнце? Несколько дней, не переставая, шел дождь.

«Остановись, — говорил Ингольд когда-то. — Это один из старейших трюков».

Руди остановился, как потерянное дитя, зовя Ингольда.

Наконец ему послышался слабый, а потом все более громкий и близкий голос, зовущий: «Руди?»

— Я здесь.

Раздался сильный шум, и темные ветки сильно закачались. Мгновенно Руди нарисовал сценарий ужасного, выискивающего его монстра, зовущего его по имени голосом Ингольда. Но несколько минут спустя появился сам Ингольд. Лицо чародея было исцарапано в кровь, колючки и шипы торчали из его волос и одежды. Он выглядел побледневшим и напряженным, взволнованным игрой ума с тенями. Без единого слова он взял Руди за руку, освободил ослика от тюка и методически начал прокладывать тропу через стену шиповника. Лес уступал ему неохотно, расставляя силки из шипов, прокалывающих и цепляющихся за одежду, царапающих лицо и руки, пытающихся выколоть глаза. Оба они выбились из сил, пока наконец не выбрались из леса и не оказались на самом верху глубокого каньона — футов сорок абсолютно отвесных скал прямо под ними. Дно каньона еле виднелось под буреломом деревьев и острых скал.

Ингольд прислонился спиной к валуну и закрыл глаза. Он выглядел полумертвым от усталости. Руди сидел рядом с ним, не говоря ни слова. Даже холодный хмурый день был желанным после горячей темноты заколдованного леса. Руди тоже закрыл глаза, обрадовавшись отдыху. Несколько минут он мог не бояться того, что может случиться потом. Ветер сердито засопел под ними в каньоне, пытаясь повалить деревья. Холодные поцелуи дождя пытались вновь затеять с ними игру. Но у Руди не было сил, чтобы куда-нибудь отослать тучи. Ветер принес новый запах — жесткий запах металла (один из тех, который уже был ему знаком).

Он открыл глаза и посмотрел вниз — скалы были окрашены в черный цвет, растительность была обугленной. Все выглядело так, как после большого пожара. Руди опять почувствовал неприятный ядовитый запах гари. Кашлянув, он взглянул на товарища.

Ингольд тоже открыл глаза. Волосы взмокли от пота, на поцарапанных руках запеклась кровь. Взгляд был отсутствующий, и где-то в самой глубине зрачков затаилось отчаяние.

— Ингольд?

Ингольд вздрогнул, казалось, он постепенно возвращается из ниоткуда — его глаза начали оживать и разгораться от внутреннего света и мысли.

— Что это значит? — спросил Руди.

Старик покачал головой.

— Только то, что мы должны подняться по ущелью. Мы не сможем вернуться назад через заколдованный лес. В нем чертовски противнее и опаснее, чем я думал, и мне не хотелось бы попасться в ловушки ночью.

— Ингольд, мне все это не нравится. Кто все это творит? Что происходит? Неужели это все Лохиро? Это его проделки?

Ингольд устало махнул рукой:

— Да нет. Не один Лохиро! Кое-что сделал я еще тогда, когда был в Кво. Фактически многие из деревьев в лесу — мои, хотя с тех пор они очень изменились и стали гораздо противнее. Все члены Совета вложили свою лепту в создание Лабиринта. С каждой новой мыслью, попадающей в него. Лабиринт меняется сам, и меняются ловушки и наваждения. Но никогда не было так трудно преодолеть его, никогда. Никогда не был он таким опасным. Но Лохиро и Совет хотят загородить себя Лабиринтом ото всех. Только один из его создателей может пройти его теперь.

Руди задумался. Что было бы с ним, если бы сама Тьма решила закусить Ингольдом? Смог бы он найти тогда дорогу к сердцу страны чародеев?

«Нет, не смог бы, — решил он. — Но я бы перекопал все подножие гор и копал их до тех пор, пока не умер бы».

— Ты Великий Белый Следопыт, — сказал он минуту спустя. — Но я здесь для того, чтобы сказать тебе, что мне не нравится это ущелье.

Ингольд легко похлопал его по плечу:

— Ты самый проницательный хитрец на белом свете! — он легко поднялся на ноги, подобрал посох и повод Че и отправился вниз по узкой тропе в глубокую лощину.

На дне оврага запах горячего металла был резче, и сильный запах гари щекотал ноздри. То там, то здесь виднелись лужи грязной, отвратительной черной воды, зловеще поблескивающей при дневном свете. Даже вблизи стен каньона сорняки были чахлыми от вредоносного воздуха (совсем как цветы в родном смоге Калифорнии). Еще далее сорная трава старалась как можно лучше запрятать поток воды, обесцвечивая его грязными стоками этого проклятого места. Каньон окружали темные деревья леса; впереди, на расстоянии не более двух шагов, Руди показалось, что он видит проход.

Путешественники брели, следуя за извилинами каньона, но на некотором от него расстоянии, чтобы легче было идти и не перебираться через буреломы. Последний поворот привел их ко входу в темную пещеру среди отвалов сланца и гальки. Песок вокруг пещеры был изрыт мерзкими канавами с черной и ядовито-желтой грязью. Маслянистый зеленоватый туман низко клубился над землей. А ниже по склону, но выше пещеры деревья росли чистыми. Но лес молчал. Не было слышно ничего, кроме тяжелого свистящего дыхания Ингольда.

— Господи, что же это такое? — тихо спросил Руди.

Но чародей многозначительно прикоснулся пальцем к губам, глазами приказывая молчать.

Голосом, слившимся с колышущим траву ветром, он предостерег:

— У них отличный слух.

Полный страха и предчувствий, Руди понизил голос до шепота:

— У кого?

Старик уже начал бесшумно отступать за скалу. Он только выдохнул:

— У драконов.

— Может быть, он охотится? — с надеждой в голосе прошептал Руди.

Руди и Ингольд стояли бок о бок в черной тени гранитного валуна, который укрывал их от входа в пещеру. Они изучили целые мили стен каньона, но единственным выходом был тот, к которому они спустились из лесов.

— Конечно, нет, — ответил колдун почти неслышно. — Разве ты не слышишь, как он задевает чешуей стены пещеры?

Руди молча слушал, обратив все свои чувства к темному отверстию, которое неясно вырисовывалось перед ним. Казалось, что во всем мире не было ни звука, кроме шуршания ветра по пыльной шкуре Че и нервного стука его копыт о скалы. Затем он услышал сухой скрежет необъятной массы и зловонное дыхание.

— Какого же он размера? — прошептал ошеломленный Руди.

Ингольд отступил за выступ скалы:

— По меньшей мере сорок футов. Мне говорили, что наиболее старые из них могут быть вдвое больше.

— Восемьдесят футов? — прошептал Руди. Он подсчитал расстояние от скалы, за которой они прятались, до валунов, примыкавших к пещере. Выходило что-то около нескольких миль.

— Наверное, он спит, — тихо продолжил колдуй, — но я не уверен. Судя по количеству обесцвеченных деревьев, он пролежал в пещере около двух месяцев. Возможно, его заманили сюда, когда лабиринты вокруг Кво были сдвинуты и укреплены. Но в этих горах есть одна лазейка, хотя, конечно, она слишком мала для дракон. Ты сам увидишь, что возле входа в пещеру нет костей.

— Замечательно, — неуверенно произнес Руди. — Нашему другу нужно только пощекотать зрачок, и он увидит нас. — Он обошел валуны и осмотрел землю перед входом в пещеру.

Здесь, в конце каньона, зловоние, исходившее от животного, было невыносимо. Глубокое песчаное русло реки было завалено упавшими и гниющими деревьями: эвкалиптами, тополями, дубами, корни которых были разъедены отравляющей жидкостью, вытекавшей каплями из пещеры. Сильно обесцвеченные сплетения сорняков и искривленных кустарников росли вблизи пещеры, свисая с валунов. Руди почувствовал легкое прикосновение к плечу. К нему подошел Ингольд.

— Ты поднимайся по той стороне, а я возьму Че и взберусь по склону оврага справа от пещеры. Иди как можно быстрее и тише. Если он выйдет и набросится на тебя, спрячься куда-нибудь, а я постараюсь отвлечь его. В общем, он скорее набросится на меня, так как у меня ослик. Если это случится, тебе придется войти в пещеру и рубить его топором. Руби за передними ногами или по животу, или за шеей, если сможешь к ней подобраться. И берегись его хвоста. Он может ударить тебя, и тогда ты потеряешь сознание раньше, чем успеешь сообразить, в чем дело.

Ингольд отправился вперед, когда Руди схватил его за рукав.

— Он не... он не летает, правда? — спросил он с тревогой. Казалось, колдун испугался вопроса.

— Боже правый, конечно, нет.

— И не дышит огнем?

— Нет, хотя его слизь и слюна разъедают раны, а его кровь сожжет тебя. Нет, смертоносность дракона — в его скорости, его сила — в его магии.

Руди прошептал с ужасом:

— В магии?

Ингольд поднял седую бровь.

— После твоего опыта с Дарками ты, безусловно, не поверишь в то, что силы волшебства подвластны только человеку. У драконов нет человеческого разума, их магия звериная; волшебство, которое делает охотника жертвой, — это, в основном, волшебство иллюзии и невидимости. Но ни невидимость, ни иллюзии не обманут дракона. Помни это.

Он взял в руку недоуздок Че и вышел на бледный дневной свет. Руди подобрал свой посох, готовясь обойти каньон с левой стороны.

Шепот Ингольда остановил его:

— Еще одно. Что бы ты ни делал, не смотри дракону в глаза.

Быстрой и твердой походкой Ингольд отправился к оврагу, крутой серый склон которого находился слева от пещеры. Че брыкался и мотал короткой гривой, отказываясь идти к зловонному логовищу дракона.

Руди двигался в противоположном направлении, огибая обесцвеченные лужи и гниющие останки деревьев у края обрыва, постоянно опасаясь гремучих змей, ползавших по скалам, по которым ему предстояло подняться. Его руки ощущали тяжесть вещей, которые он нес. Примерно в семидесяти футах от песка, разделявшего стены каньона, вдалеке Ингольд и Че плавно двигались по коричневому массиву.

Впереди Руди услышал шум скрежещущего о металл грузного тела. Что-то круглое и стеклянно-золотое блеснуло в темноте пещеры, и Руди замер на месте, парализованный скорее от восхищения, чем от испуга. Из темноты раздалось предупреждающее шипение с шумным зловонным дыханием и клубами дыма, разъедающими глаза. Руди замигал, ослепленный, и стал тереть обожженные глаза.

Наконец, появился сам дракон.

Руди никогда бы не подумал, что может существовать нечто подобное, одновременно отвратительное и блистательное. Он ожидал увидеть нечто зеленое, отдаленно напоминающее крокодила, как рисуют драконов в сказках, но только не гибрид динозавра и каллиопы. Он был покрыт оранжево-красными и огненно-золотыми, мерцающими зеленым, черным и белым полосами, тонкими лентами расцветившими бока дракона, словно расшитые бисером тапочки. У чудовища была массивная рогатая голова, закованная в чешуйчатую броню, отливавшую пурпурным, черным и золотым; из растущих пучками завитков лент, шипов и плавников на змеевидном затылке назад спускался длинный хребет, заканчивавшийся мощными задними ногами; их уравновешивал массивный, оснащенный шипами смертоносный хвост. Зеленая слизь капала с бронированного подбородка, когда дракон открывал пасть. Огромная голова повернулась, но не со спокойной неторопливостью киноящера, а так быстро, как будто эта голова принадлежала птице. Руди почувствовал взгляд круглых золотых глаз.

Янтарная ртуть этих парных зеркал вбирала в себя его душу. Он не мог понять, что они выражают, такие холодные и ясные, пульсирующие в такт биению сердца. Он видел в них отражение собственных обвязанных рук, вырисовывавшихся на фоне ночного зимнего неба.

Эхо сильного холода и ослепляющее отчаяние пронзили его при мысли о своем будущем, которое он знал так же хорошо, как собственное имя. Загипнотизированный, он был не в состоянии двигаться, не мог отвести взгляда, хотел он того или нет. Он вынужден был смотреть, понимать...

Он никогда бы не подумал, что такая громада может двигаться так быстро. Дракон прыгнул, как ящерица. Выходя из транса, Руди едва ли успел бы увернуться, даже если бы был готов. Но вместо укуса острых восьмидюймовых зубов он почувствовал удар от брошенного в него песка, так как дракон повернулся в полупрыжке с металлическим стоном от ярости и боли. Руди увернулся от задней ноги, затем поднял голову и увидел, как Ингольд отскакивает от клубящегося потока крови, который извергался из разрубленного бока чудовища. Начиная с конца длинной шеи, бронированная голова извивалась, как змея. Ингольд увернулся от нее, высекая мечом искры из бронированного носа.

Дракон приподнялся на массивных, длинных задних ногах; его живот поблескивал, как крашеная слоновая кость при тусклом свете. Он шагнул вперед и наполовину развернулся, чтобы нанести удар двадцатипятифутовым хвостом с острыми шипами, который запросто мог переломить человеческий позвоночник. Ингольд уже выскочил из опасной зоны, но секундой позже его меч снова рассек воздух, отравленный удушливым дыханием дракона, и ударился о зубы и железный рот.

«Не подходи к голове, черт возьми, — подумал Руди. — Там нет ничего, кроме брони».

Затем, когда волшебник снова отклонился от удара хвоста, Руди понял, что он делает. Он начинал действовать, отвлекая внимание дракона, чтобы Руди мог убить его.

Развевающаяся грива защищала шею дракона спереди, не давая возможности нанести смертельный удар. Но каждый раз, когда дракон нагибал голову, чтобы укусить Ингольда, его шея задевала землю. Руди, лежа животом на песке, видел, насколько тонкой была чешуя, покрывавшая пульсирующие горловые артерии. Единственным ударом можно было покончить с ним, конечно же, только продуманным ударом. Хотелось броситься на эту неуклюжую красную стену взбесившейся плоти.

Колени Руди слабели, когда он пристально разглядывал гору раскаленного железа и свою мишень.

Но он ничего не мог разглядеть. Его скудные познания в анатомии не распространялись на драконов. Он понятия не имел, где у драконов находилось сердце, и он сомневался, что его меч сможет пронзить эту многоцветную броню.

Заостренный хвост прорезал воздух, как хлыст, его шипы задели плечо Ингольда, пытавшегося увернуться от них, с такой силой, что Ингольд упал на песок. Когти вонзились в него, как шипы, Ингольд отчаянно наносил по ним удары. Руди знал, что если дракон пригвоздит старика к земле, то это будет концом для них обоих.

Он поджал под себя ноги и вытащил меч, выжидая удобного случая. Колдун каким-то образом, пошатываясь, поднялся на ноги и продолжал обороняться, двигаясь к Руди, но не позволяя ему попасть в поле зрения дракона.

Руди неожиданно услышал, как старик сказал ему из-за хвоста:

— Я действительно убил дракона, скорее я действовал как приманка, и Лохиро сделал свое дело...

Если Лохиро смог сделать это, мрачно подумал Руди, то и я смогу. Как бы там ни было, было удивительно приятно сознавать, что Верховный Маг был переведен скорее на положение убийцы, чем на гораздо более трудную роль приманки.

Дракон снова выпустил когти, Ингольд опустился, и его окровавленный меч сверкнул, ударяясь о конвульсирующую пасть. Огромная тень накрыла его, рухнув на промокший и дымящийся песок. Руди был на ногах, когда упала массивная голова.

Меч рассек яремную вену, и Руди едва успел отскочить, как мощная струя крови хлестнула наружу вместе с паром и обильно растеклась по скале, стоявшей примерно в сорока футах. Дракон взревел, вскинув голову, стал хлестать хвостом по кровоточащей ране.

Руди кинулся, чтобы вытащить Ингольда к склону оврага, так как вся земля вокруг них промокла от брызг обжигающей крови. Он почувствовал, как кровь обожгла ему руки, его легкие были опалены испарениями. Хвост конвульсивно ударил по земле так близко от них, что их засыпало песком. Достигнув низины оврага, Руди посмотрел назад, с ужасом взирая на огромное яркое тело, качавшееся на фоне бледного неба.

Затем дракон упал, ударившись о землю с силой сошедшего с рельсов товарного поезда, земля содрогнулась от такого удара. Тело вздымалось с пронзительным металлическим лязгом, а украшенная лентами голова неистово извивалась в предсмертной агонии. Там, куда она поворачивалась, ломались деревья, их листья сморщивались, обожженные кровью.

Руди вытащил Ингольда к каменистому склону оврага, изнемогая от ужаса и усталости. Старик безжизненно висел на руках Руди, его мантия прилипла к спине в тех местах, где когти дракона прорвали ткань до плоти.

В злобной агонии дракон приподнялся и в последний раз попытался схватить их, затем огромные челюсти сомкнулись, изрыгая кровь и слюну. Громадное тело взвилось в последней судороге и затихло. Черная жидкость вытекала тонкой струйкой сквозь острые клыки.

— Боже мой... — прошептал Руди.

Но Ингольд сказал мягко:

— Тише!

Золотые глаза открылись. Они уставились недобрым взглядом на двух колдунов, стоявших на склоне. Затем глаза моргнули, полупрозрачные веки прикрыли умирающий внутренний огонь, и на секунду в глазах дракона мелькнул невысказанный вопрос.

Странная злая маска ничего не выражала, ни на какое-то мгновение Руди показалось, что из запавших глаз на него посмотрело какое-то другое существо. Узкое, смуглое, бородатое лицо, пристальный взгляд которого задержался ненадолго на Ингольде, а затем тусклые янтарные огни потухли навеки.

Вокруг них воцарилась долгожданная тишина. Руди почувствовал какую-то перемену в воздухе, хотя не было ни ветерка, это было похоже на перемену восприятия.

— Оглянись, — тихо произнес Ингольд. Руди повернул голову. Старая заросшая тропа, поднимавшаяся к проходу, оказалась теперь менее чем в пяти милях от конца каньона. С тех пор, как они пришли в Сивардские горы, у него не было ни галлюцинаций, ни потери ориентации. Он опустил взгляд на красный труп, лежавший среди сломанных гниющих деревьев и дымящегося песка, его яркая чешуя уже начала чернеть в силу собственных химических законов разложения. Затем он перевел взгляд на Ингольда, на его побелевшее лицо, которое еще больше осунулось и постарело.

— Что происходит? — шепотом спросил Руди. Холодные голубые глаза посмотрели на него.

— Это дорога к проходу, Руди, — ответил он тихо. — Дорога в Кво.

— Но ее там не было раньше.

— Не было, — сказал Ингольд, поднимаясь на ноги и судорожно ловя воздух ртом при каждом движении. — Он... он передвинул мираж. Как раз перед тем, как издох.

— Он? — эхом отозвался смущенный Руди. — Кто он? Дракон? Но каким образом мог он повлиять на Лабиринт?

Колдун устало повернулся и пошел к вершине склона, откуда раздавался пронзительный визг рвущегося с привязи Че.

Ингольд взял свой посох с того места, где оставил его прислоненным к потрескавшейся коре корявого дуба, оперся на него и медленно пошел, чтобы отвязать ослика.

Руди вспомнил, что его посох остался внизу, обугленный от драконьей крови.

Ингольд продолжил:

— Я думаю, вмешательство очевидно. Мы с тобой, Руди, только что убили одного из создателей Лабиринта, одного из членов Совета Магов. Я уже говорил тебе, как легко забыть собственную натуру, если однажды замахнулся на звериную. — Он посмотрел на подножие склона, где лежал дракон, от которого все еще шел пар, но его яркая чешуя потемнела от крови. — Замахнувшись на дракона, он забыл, что должен был быть и человеком, и колдуном. Он оказался заключенным в собственном лабиринте. Только перед смертью он узнал меня и сделал для меня, что мог, в память о нашей дружбе, — под слоем крови и грязи лицо Ингольда было синим от порезов, из которых на бороду медленно сочилась кровь.

— Ты хочешь сказать, что он был твоим другом?

— Я так думаю, — прошептал Ингольд.

— Но почему он сделал это? Почему он превратился в дракона?

Ингольд вздохнул, и вздох этот прозвучал, как отзвук смерти. Он потер рукавом глаза, и на рукаве появилась кровяная полоска.

— Я не знаю, Руди. Ответ мы найдем в Кво. Однако я уже начинаю страшиться этого ответа.