Возмездие

Глава 5. Минус четыре

А снег все падал и падал. Давно не было такой снежной зимы в городе. Тротуары и дороги все сжимались и сжимались, делаясь у́же из-за сугробов, высившихся по краям. Утром на улицах образовывались автомобильные пробки, окутанные дымом из выхлопных труб. Среди голых ветвей пестрели цветными пятнышками синицы и снегири, прилетевшие из лесов, чтобы не умереть от голода и холода. Вороны походили на маленьких черных старух, рассевшихся тут и там, чтобы колдовать и накладывать страшные заклятия на людей, которым они завидовали. В глазах бродячих псов появилось выражение предсмертной тоски.

Игорь Петрович, прогуливаясь по округе, чтобы убить время и не закиснуть, однажды наткнулся на окоченевший труп собаки, валявшийся на обочине. Его неподвижность и бесчувственность говорили о смерти куда больше, чем все философы, поэты и мистики, вместе взятые. В том, что собака сдохла и была обречена сначала лежать вот так, у всех на виду, а потом гнить среди ошметков тающего снега, ощущалась необратимая закономерность. Глядя на черную нору, проделанную грызунами под собачьим хвостом, невозможно было увязать это с существованием бессмертной души. В конце концов, чем человеческая жизнь важнее собачьей? Что в людях такого, чтобы Создателю захотелось возрождать нас снова и снова, всякий раз получая один и тот же результат?

С такими невеселыми мыслями вернулся он с прогулки. Они, эти мысли, были у него постоянно такими. Поводов для радости не находилось. Бизнес шел вразнос после выплаты непомерного оброка, назначенного бандитами. Дела стали настолько плохо идти, что Игорь Петрович даже не наведывался в офис, где его осаждали обеспокоенные сотрудники, кредиторы и налоговики. Бизнес уже не приносил ему удовольствия. Каренин больше не мог гордиться ни своим делом, ни собой.

Необходимость вернуться в загородный дом и вновь обосноваться здесь удручала его не меньше, чем жену и дочь, но делать было нечего: пошатнувшееся финансовое положение не позволяло снимать квартиру, а жилплощадь Вадика была слишком мала, чтобы жить там вчетвером без неудобств и трений. Саша не захотела отпускать родителей одних, заявила, что поживет с ними. Вадика взяла с собой тоже, утверждая, что так будет спокойнее. Но спокойствия не было и не могло быть. Тот новогодний налет испортил и испоганил все.

По возвращении Игорь Петрович первым делом отправился к Спиваковским, чтобы выяснить отношения. Соседи не открыли, крикнули из-за двери, что вызовут полицию. Запуганные и озлобленные, как и Каренины, они гасили чувство вины агрессивностью.

Когда Игорь Петрович шел от них, он столкнулся с Вадимом, который бесцельно топтался во дворе. Создавалось впечатление, что зять прячется за большой елью, посаженной во дворе. Глаза его бегали.

– Ты что же, следишь за мной? – спросил Игорь Петрович.

– Зачем мне следить? Вот еще!

– А что ты здесь делаешь?

– Гуляю. Воздухом дышу. Нельзя? – спросил Вадим с вызовом. – Чем еще заниматься в этой глуши?

На язык так и просилась какая-нибудь резкая реплика, но Игорь Петрович сдержался. Все-таки перед ним стоял муж дочери, отец будущего внука. В себе Игорь Петрович не ощущал былой уверенности, так что надежды приходилось возлагать на Вадима. И все же вызывающий тон зятя заставил его ощетиниться. В эти январские дни вывести Карениных из равновесия было раз плюнуть.

– Никто тебя сюда силком не тащил, Вадик, – процедил он. – Не нравится – скатертью дорога. Без тебя справимся.

– Вы – может быть, – ответил Вадим. – Только я здесь не из-за вас, а из-за Саши. Она вас стережет.

Игорю Петровичу стало стыдно за свою вспышку.

– Извини, – буркнул он. – Сорвался. Нервы ни к черту.

– У меня та же самая история, – признался Вадим. – За Сашеньку волнуюсь. Она так тяжело пережила все это. А до больницы, если что, далековато.

– Так уезжайте, – сказал Игорь Петрович. – Нечего вам тут торчать.

– Саша против.

– Все уже позади. Больше такое не повторится.

– Надеюсь. – Вадим вздохнул. – Посмотрим, как оно будет в ближайшие дни.

– Нормально будет, – заверил его Игорь Петрович с энтузиазмом, которого вовсе не испытывал. – Безвыходных положений не бывает. Все образуется.

Ободряюще подмигнув, он побрел по снегу к дому. Двор был большой, с беседкой, бетонным теннисным столом и мангалом под навесом. Все это казалось сейчас ненужным и заброшенным.

Оставшись один, Вадим подумал, не выкурить ли ему еще одну сигарету? Именно этим он занимался за елью, когда неожиданно появился тесть. Еле окурок успел бросить и затоптать. Вспомнив, как он испугался, Вадим рассердился, запустил руку во внутренний карман куртки и снова закурил. В укрытии можно было не опасаться, что его увидят из окон, лишь бы Саше не вздумалось выйти погулять. Впрочем, когда Вадим уходил, она с матерью лепила пельмени, так что риск был минимальный.

Вадиму не хотелось быть снова пойманным на горячем. Он в который уже раз пообещал жене не курить. Непонятно было, почему она придавала этому такое большое значение. Похоже, после нападения с ее психикой было не все в порядке. Все Каренины, казалось, были не в себе. Виноватым Вадим считал тестя. Что-то он намутил, где-то не сумел поладить с бандитами, а семью не счел нужным увезти от греха подальше. Вот и теперь не желал вести себя благоразумно. Какого черта ему в городе не сидится? Ну ладно, аренда жилья кусается, так сними квартиру поскромнее и живи. Нет, вместо этого упрямый и недальновидный тесть собрал всех под одной крышей, нимало не заботясь о том, что бандиты могут в любой момент снова нагрянуть. Переехали бы к Вадику, как он предлагал, так ведь и этот вариант не подошел: тесно им, видите ли! Переборчивые какие!

«Так, хватит с меня их капризов, – решил Вадим, делая короткие жадные затяжки. – Сегодня ставлю Сашку перед выбором: или я, или родители. Им у меня не нравится, а мне здесь неуютно. Я должен о жене и будущем ребенке позаботиться, разве нет? Если не я, то кто?»

– Вадик! Я так и знала!

Он повернулся вокруг оси с дымящимся окурком между пальцами. Дым шел также из его изумленно открытого рта.

После перекуров Вадим зажевывал курево мандарином или конфетой, а потом еще полоскал рот талой водой, заодно оттирая пальцы снегом от прилипчивого запаха. Теперь необходимость в подобных предосторожностях отпала сама собой.

– Да, я курю, – сказал Вадим. – И больше не намерен прятаться.

– Я тебя предупреждала, – начала Саша.

Он не стал ее слушать.

– Теперь предупреждаю я. Если я тебя не устраиваю, то так и скажи. Прямо сейчас сяду в машину и уеду. Но есть другой вариант. Мы уедем вместе. Какого черта мы тут делаем? Никто больше твоих родителей не тронет. Это нерационально. Зачем бандитам губить курочку, которая несет золотые яйца?

– Как? – растерялась Саша. – Ты предлагаешь мне бросить их сейчас, когда им нужна поддержка?

– А по-моему, ты должна в первую очередь думать о себе. И о нас с тобой. И о нашем маленьком. Поехали. Это ненормально, когда взрослые самостоятельные люди живут с родителями. Нужно жить своей жизнью. Так будет лучше для всех.

Сделав паузу, Вадим решил, что самое время пустить в ход дополнительные аргументы, чтобы склонить колеблющуюся жену на свою сторону.

– У нас давно не было секса, – сказал он. – Это ненормально для супружеских отношений.

– Врач не рекомендовал, – неуверенно пробормотала Саша. – Сейчас лучше воздержаться.

– Есть много способов, – напомнил Вадим. – Я соскучился, Саша. В доме все скрипит и трещит. По ночам я никак не могу отделаться от ощущения, что нас подслушивают.

– Глупости!

– Возможно. Но ощущение такое есть. И оно не идет на пользу. Думаешь, почему я опять закурил? Вот из-за этой ситуации.

Саша задумчиво прищурилась:

– Если мы уедем, ты бросишь?

– Сразу.

Обещание сорвалось с языка Вадима так быстро, что он не успел даже подумать. Но его это не смутило. Он был готов пообещать Саше что угодно, лишь бы поскорей убраться отсюда. Он был городским жителем и маялся от тоски среди живописных зимних пейзажей. Не хотелось ему ни в лес, ни на озеро. Вот где бы он сейчас с радостью очутился, так это в кафе или в торговом центре.

– А спорт? – продолжила Саша.

– Давай не все сразу, – нашелся Вадим. – Степ бай степ, как говорят американцы. Шаг за шагом. Сегодня сигареты. Завтра бег. Или послезавтра.

– Тогда пойдем собирать вещи. Маме пока не говори. Я ей сама все объясню.

Они взялись за руки и пошли к крыльцу, которое никто не удосужился очистить от снега.

Если бы им пришло в голову обогнуть по тропинке дом и заглянуть в дровяной сарай, то они увидели бы там Игоря Петровича, держащего в руке не топор, а бутылку. Сделав несколько глотков, он спрятал ее за поленницу и меланхолично пожевал кусок бородинского хлеба, густо притрушенного солью. Водка была поганая, явно паленая, о чем свидетельствовала цена и скошенная этикетка, но Игорю Петровичу так даже больше нравилось. Обжигающий вкус прекрасно дополнял быстрое и сильное опьянение. Еще минуту назад Игорь Петрович собирался сделать всего один глоток и остановиться на этом, чтобы не сердить женщин, но искушение оказалось слишком велико.

Напряжение, в котором он пребывал все дни нового года, спало, сменившись приятной расслабленностью. Все неприятности отступили на задний план. Корчак обещал посодействовать – значит, посодействует. Этот человек слов на ветер не бросает.

Доев хлеб, Игорь Петрович пошарил в глубоком кармане дубленки и достал оттуда несколько колечек сухой колбасы, завернутых в промасленную салфетку. Сорвав зубами пленку, он сплюнул ее на цементный пол, отщипнул зубами крохотный кусочек, чтобы пригасить водочный привкус во рту, и полез за бутылкой. В голове прозвучал внутренний голос, предупреждающий, что подобная расхлябанность добром не кончится. Однако голос, успев порядочно захмелеть, был слабым и вялым. Так что предостережение прозвучало неубедительно.

Услышав шорох, Игорь Петрович посмотрел вниз и увидел мышь-полевку. Дрожа то ли от ужаса, то ли от вожделения, она грызла колбасную шкурку. Ее жизнь сейчас полностью зависела от нависшего над ней человека. Одного движения ноги было достаточно, чтобы мыши не стало. Опустеет ее жилище, достанутся другим заботливо приготовленные запасы, осиротеют мышата.

Игорь Петрович тихонько засмеялся. Черные глазенки мыши забегали по сторонам, выискивая источник звука, а значит, и опасности. Ей не хотелось умирать, но и добычу бросать тоже не хотелось. Несладко ей жилось в темном сыром сарае, заваленном пиленым кругляком и дровами. Она попыталась волочить шкурку, но все же оставила ее и скрылась в щели. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. «Это потому что мыши не употребляют алкоголь», – подумал Игорь Петрович и засмеялся опять.

Закусив водку, он бросил кусочек колбасы за дрова, не сомневаясь, что угощение будет отыскано по запаху. Почувствовав прилив сил и жажду деятельности, он включил небольшую электрическую пилу и посвятил некоторое время разделке брусьев, оставшихся после строительства дома и снесенных в дровяной сарай. Угрызения совести покинули его. Игорь Петрович перестал считать себя ни на что не годным неудачником, который в довершение ко всему еще и глушит водку в одиночку. Он почувствовал себя хозяйственным, спорым мужиком, которому любые испытания по плечу. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла…» Ну и так далее.

Выключив пилу, Игорь Петрович прикончил бутылку и обнаружил, что в сарае стало совсем темно. Смеркалось. Это означало, что он провел в одиночестве два, а то и три часа. Что же он делал все это время? Распилил брус на четыре неровные части, покормил мышь. Все. Так и жизнь пролетит. Опомнишься, а вспомнить нечего. Работал, разговаривал, ел, спал… Ничего такого, за что можно было бы с гордостью уцепиться.

– Завтра начинаю новую жизнь, – твердо произнес Игорь Петрович, совершенно не ощущавший себя пьяным. – Хорошего понемножку. Вернее, плохого. Скоро дедом стану, пора за ум браться. Неприятности приходят и уходят, а мы остаемся. В этом суть.