Возражение

ГЛАВА 1 Оливия

— Все волнуются перед свадьбой, верно? — Я вытираю влагу с хрустального бокала квадратной барной салфеткой, пока бармен пожимает плечами. — Это совершенно нормально: напиться в одиночестве в одиннадцать часов вечера перед свадьбой.

— Вы спрашиваете или рассказываете? — Он вытирает стойку тряпкой в голубую полоску, прежде чем швырнуть её через левое плечо.

Я пыхчу.

— И то и другое, видимо.

Бар на удивление пустой для пятничного вечера, за исключением периодического скопления незнакомцев, рассредоточенных по помещению, большинство из них потягивают дорогие коктейли «Старая площадь»¹ и «Олд фешен»² из хрустальных рюмок «Baccarat»³, а их лица светятся в пламени свеч.

Выходить замуж в садах нежно-розовых роз отеля «Августин Пуэнт» в Хамптонсе не лучший вариант, но именно там поженились родители моего жениха и их родители до них. Дориан убедил меня, что идти вразрез традиции Хоторнов было бы плохой приметой, и я поверила ему, будучи совсем не суеверной.

— Налить ещё? — Бармен указывает на мой пустой бокал. Я проверяю время на телефоне и мысленно рассчитываю, что мне нужно проснуться в восемь часов, но знаю, что если сейчас вернусь в свой номер, то потрачу следующие пару часов, ворочаясь от бессонницы.

— Ещё один, — отвечаю я. Я торчу тут, но только потому, что едва чувствую эффект алкоголя, и отчаянно нуждаюсь в чем-то для снятия напряжения.

Почти уверена, что оставшуюся часть свадебной вечеринки, включая жениха, все проспят в своих номерах. Я не осмелюсь разбудить любого из них. Они святые, которые заслуживают хорошего сна после всего, что пережили на этой неделе (и всего, что ещё не пережили).

Мои будущие родственники не были довольны традиционным субботним торжеством.

Нет, нет. Этого было недостаточно для Бриггс и Мэриэль Эстор-Хоторн.

Это должно быть недельное торжество. Ужины. Вечеринки. Репетиции. Всё это ведёт к завтрашней многомиллионной свадьбе и приводит к удовлетворительному выводу со званым полдником воскресным утром с избранными гостями, наблюдающими за нами, открывающими подарки и изображающими чрезмерный восторг.

Я всегда ненавидела быть в центре внимания, именно поэтому не могу перестать думать, боюсь ли я ближайших нескольких дней, потому что буду в центре внимания, или мой страх как-то связан с тем фактом, что я становлюсь частью одной из богатейших семей в Америке, и в момент, когда моя фамилия изменится с Перетти на Хоторн, моя жизнь больше никогда не будет прежней.

Бармен меняет мой пустой бокал на полный и подталкивает его ближе.

— Спасибо. — Я слегка киваю ему, прежде чем сделать глоток. Этот более крепкий. Я не знаю его имени, но он понимает меня, и я ценю его за это.

Две стопки спустя, мужчина в серых брюках и кремовом кашемировом свитере заполняет моё периферийное зрение. Я бросаю взгляд, молясь, что это незнакомец, а не свадебный гость, и выдыхаю слегка облегченно, когда точеные черты лица великолепного джентльмена не выглядят знакомо. Впрочем, семьсот человек придёт на эту свадьбу, пятьсот пятьдесят из них гости жениха. Он вполне мог быть гостем, и я бы даже не знала этого.

— Бульвардье⁴, — незнакомец заказывает напиток, который оказывается точно таким же, которым в данный момент наслаждаюсь я.

Каковы шансы?

— Близнецы, — говорю я.

Он поворачивается ко мне, темные брови нахмурены. Встретившись с ним лицом к лицу, я понимаю, что он ещё великолепнее, чем я думала - не то, чтобы мне нужно замечать такие вещи - но любой, хоть с одной извилиной, согласится со мной в этом. С этими широкими плечами, растягивающими ткань его свитера, этим идеальным прямым носом и этими не слишком тонкими, не слишком полными губами. Не говоря уже об этих тёмных густых, роскошных ресницах, вкупе с его густыми черными как смоль волосами.

На секунду, я упускаю связь с реальностью и теряюсь в его желто-зеленом взгляде, а затем выбрасываю из головы. Он ничто иное, как отвлечение, перерыв от мыслей и сомнений, которые крутились в моей голове, и о которых я размышляла всю неделю.

— Простите? — спрашивает он.

Я поднимаю напиток.

— Бульвардье.

Впервые, когда я пила Бульвардье, то сидела в каком-то темном холле в нижнем Манхэттене, ожидая встречи с каким-то парнем, которого я заприметила в приложении. Парень появился с другом–сводником, и этот сводник приглянулся мне, предлагая свой номер в конце вечера (с благословения друга). Завтра в два часа дня я выйду замуж за этого сводника.

Бармен ставит напиток мужчины перед поразительным незнакомцем, который передает ему двадцатку. Это случайное наблюдение, но напиток хорошо смотрится в его руках, как будто это тщательно спланированный аксессуар. Квадратный стакан. Темный янтарный коктейль, строгий и элегантный.

— Вы в городе на свадьбу? — спрашиваю я, пока мой второй напиток согревает вены и даёт мне прозрачную уверенность, чтобы пообщаться с совершенно незнакомым человеком. Надеюсь, что не беспокою его. Всё, что мне нужно - это маленькая светская беседа. Что-то, чтобы не думать о завтрашнем дне.

Он делает глоток, его глаза не покидают мои.

— Какая свадьба?

А вот и мой ответ.

Я пыхчу, потянувшись за напитком.

— Моя.

Его взгляд путешествует к моему безымянному пальцу, а брови поднимаются. Похоже, это самая нормальная реакция, когда люди видят показушную демонстрацию предмета на моем пальце. Семь карат, потому что семь – любимое число Дориана. По крайней мере, он так говорил. Это был первый случай, когда я услышала, что у него даже имеется любимое число, и на тот момент мы встречались два года.

Возможно, это должен был быть мой первый тревожный сигнал, но оглядываясь назад, это казалось таким несущественным в то время.

Я скольжу левой рукой под левым бедром.

Когда шумиха закончится, я собираюсь поговорить с Дорианом о том, чтобы купить мне простое золотое кольцо для повседневного ношения. Сейчас же, он любит внимание, которое получает от «хвастовства мной» (его слова), и никогда не упускает возможности напоминать о бриллианте на моем пальце.

Иногда я думаю, что всё это - больше о нём, чем о нас.

— Когда она? — спрашивает незнакомец. — Ваша свадьба.

Я пожимаю плечами.

— Завтра.

Он тянет свою манжету, проверяя хромированные часы, которые украшают его левую руку.

— Знаю, знаю, — говорю я. — Уже поздно, а завтра большой день, и я должна быть в постели.

Взгляд мужчины опускается на моё колено, которое, как я понимаю, дергается.

Наверное, я выгляжу так, словно на грани нервного срыва.

Или горячей штучкой.

Возможно, и то и другое.

— Вы когда-нибудь были женаты? — спрашиваю его, после разглядывания голого безымянного пальца.

Он делает глоток, на это раз дольше.

— Однажды.

— Вы волновались накануне вечером?

Он делает другой глоток.

— Нет.

— Вы всё ещё...

— ...нет, — он обрывает меня.

— Простите, — говорю я.

Он пыхтит, качая головой.

— Поверьте, это к лучшему.

— Я Оливия, кстати, — говорю я.

— Габриэль.

— Можно кое-что спросить, Габриэль? Личный вопрос?

— Задавай.

Одинокий барный стул остаётся между нами, пустым.

— Ты не против? — спрашиваю я, оживляясь.

— Весь твой.

Я подсаживаюсь ближе к нему и притягиваю ближе свой наполовину выпитый напиток.

— Если бы ты мог пройти через это снова, ты бы всё равно женился на ней?

На крохотную секунду уголок его рта приподнимается, издавая рычание, а затем он прочищает горло.

— Нет.

— Чем закончился ваш брак?

— Ты сказала кое-что. Особенное.

Я пожимаю плечами.

— Я имела в виду в общем смысле. Например, я задам тебе вопрос, а затем он перейдет в беседу. Личную беседу.

— Боюсь, не соглашусь на эти условия. — Он делает глоток. — Общение - это ключ. В браке и в жизни.

— Спасибо, что поделился своей глубочайшей мудростью со мной, но ты так и не ответил на мой вопрос.

— И не собираюсь, — выдыхает он, прежде чем его взгляд перемещается в конец бара. Красное дерево и стеклянные полки, на которых были выставлены самые лучшие спиртные напитки.

Похоже, что он погружен в размышления, и я уже не решаюсь прерывать его, потому что у него определенно есть ответ, но мне смертельно любопытно. А моя стеснительность на низком уровне.

— Могу я тебе кое-что сказать? — спрашиваю я. — Кое-что очень личное?

Он смотрит с чувством собственного превосходства.

— При условии, что ты не пожалеешь об этом позже.

Я закатываю глаза.

— Ты совершенно незнакомый человек. Нет ничего, что ты можешь сделать с тем, что я тебе скажу.

Он поворачивается на стуле, выравниваясь и уделяя мне всё своё внимание.

— Верно, — говорит он, прищуриваясь.

Я глубоко вдыхаю холодный воздух, прежде чем отпустить ситуацию.

— Когда я думаю о своём будущем... самая сумасшедшая причина... я никогда не могу представить в нём своего жениха, — говорю я. — Я пытаюсь и пытаюсь. И пытаюсь ещё больше. Но похоже на то, что мой разум отказывается.

— Ты любишь его?

— Разумеется, люблю, — без колебаний отвечаю я.

— Ты хочешь провести остаток жизни с ним? — спрашивает он.

В этот раз я сомневаюсь, хотя не хочу и не знаю почему.

— Разумеется.

— Если это не самое слабое «разумеется», которое я когда-либо слышал...

Мой ответ получается в форме мыслей. Всё, о чём я боюсь сказать, потому что, произнося их вслух, делаю реальными.

— Иногда я чувствую, словно мы оба из разных миров, — говорю я. — Я выросла в семье рабочего класса за пределами Питтсбурга, а он вырос с прислугой из двадцати человек и проводящим лето на семейном острове. Впервые ужиная с его родителями, я не знала, какая тарелка для хлеба была моей и использовала неправильную вилку, а затем пролила красное вино на старинную льняную скатерть, являющуюся семейной реликвией, о чем поспешила мне сообщить его мать.

— Его мать, похоже, та ещё стерва, — говорит он, фыркая. — Но я уверен, что он нашёл всё это милым.

Понимая, что рву несчастную салфетку под напитком в клочья, я останавливаюсь.

— Вообще-то, нет. Когда мы уехали в тот вечер, он предложил оплатить мне уроки этикета.

— Это... поступок идиота. — Его темные брови поднимаются, и он качает головой. — Прости.

— Думаю, что он хотел как лучше.

— Ты думаешь, что он хотел как лучше?

Я обхватываю руками свой бокал и смотрю перед собой, думая, что обо всех остальных случаях, когда Дориан «хотел как лучше».

Заменив мою одежду из магазинов типа Target и Gap⁵. Обычные шкафы на дизайнерские.

Убеждая меня поменять свою прекрасную Хонду Аккорд на BMW 3-й серии за которую он был более чем счастлив заплатить.

Он обновил больше вещей, чем я припоминаю. От мелочей, подобно часам, что я носила, до увлажняющих средств, которыми пользовалась.

Я не могу вспомнить, когда отдыхала в Мертл-Бич⁶ с друзьями – когда бы у меня не было отпускных дней, которые пропадали, он портил мои планы и отвозил в экзотические и эксклюзивные места, которые я никогда не смогла бы себе позволить на зарплату дантиста.

В то время я думала, что жила в сказке. Только я не была принцессой, нуждавшейся в спасении. Я была пустышкой Джейн, а он был таким обаятельным и элегантным джентльменом, который добивался меня своей улыбкой с ямочками на щеках, увлекательной беседой и обещанием показать мне мир.

Это было так захватывающе. И свежо. И побегом из моего Дня Сурка на тот момент.

Я поддалась чувствам.

Влюбилась.

А затем я сказала «да», когда он сделал предложение.

Всё это время он хотел меня.

Но он хотел свою версию меня.

Не понимаю, как я не подозревала этого до сих пор, в решительный час.

— Боже мой, — говорю я. — Я не могу выйти за него.

— Тогда не выходи.

— Но я должна.

Он осматривается.

— Не вижу никого, кто приставил пистолет к твоей голове, а ты?

— Ты не понимаешь. Объявление о нашей помолвке было в New York Times. Мы давали интервью журналу Хамптонс. Это знаменательный день для Us Weekly. Полгода назад они провозгласили меня американской Меган Маркл⁷, и другие таблоиды последовали их примеру, а теперь все эти люди, никогда не слышавшие обо мне в своей жизни, жаждут мельчайшую сплетню, которую могут использовать, чтобы разорвать меня на куски в блогах и новостных лентах, и... даже не хочу начинать говорить о моей семье. Моя честная, трудолюбивая семья, которая откладывала каждую копейку и использовала драгоценное время отпуска так, чтобы они смогли проехать восемь часов, остановиться в дорогущем отеле и увидеть, как я выхожу замуж. Я не могу так поступить с ними.

— Хорошо. Тогда выходи за него замуж. — Габриэль выпивает напиток, прежде чем залезть в бумажник и извлечь небольшую оловянную коробочку с визитками цвета слоновой кости. Он дает одну мне.

Габриэль Александр, эсквайер.

«Семейное законодательство»

Нью-Йорк, Бедфорд,

Улица Клэрмонт, 42

(914) 555-9927

— Ты адвокат по разводам, — говорю я.

— Помимо всего прочего.

— Думаешь, что я совершаю ошибку.

Он пожимает плечами.

— Думаю, тот факт, что ты сидишь в баре накануне свадьбы, пьешь в одиночестве и ставишь под сомнение, стоит ли это делать, свидетельствует о большем, чем трусость.

— Да. — Я упираюсь локтями в барную стойку, вздыхая. Не могу с этим не согласиться.

— Составь список, — говорит он, — всего, что ты любишь в нем.

Встав, он тянется через барную стойку, хватает стопку салфеток и шариковую ручку, передавая их мне.

— Этот метод адвокаты используют, когда у людей появляются семейные проблемы. Они заставляют посмотреть их на то, что нравится друг в друге, а не то, что им не нравится. Слегка меняют твой разум, заставляют сконцентрироваться на положительных сторонах.

Я щелкаю ручкой и надавливаю ей на белую салфетку. Рисуя первый номер, я пишу первое: он заботливый. А затем ещё: он ориентирован на семью. И ещё: он умён. И потом: он заставляет меня смеяться. Я записала ещё три причины, прежде чем мой разум замолкает, и я зависаю.

Двигая салфетку к нему, я спрашиваю:

— Этого достаточно, чтобы сохранить брак?

Он читает мой список.

— Ты описываешь своего жениха или золотого ретривера? Игривый? Смешной? Умный?

И снова этот мужчина в чем-то прав.

Мой телефон вибрирует в кармане, прежде чем у меня есть возможность ответить, я вытаскиваю его и вижу, что мой жених звонит мне по FaceTime⁸.

Я принимаю вызов.

— Привет, — говорю я.

— Где ты? — спрашивает он, прищуриваясь, словно пытается увидеть, что находится позади меня. — Я пришел к твоему номеру пожелать тебе спокойной ночи, а ты не ответила. Забеспокоился на секунду.

Он смеется, и на щеках появляются ямочки.

Я кусаю губу.

— Мне нужно было выпить.

— Тебе нужно было выпить? Детка, ты в порядке? — спрашивает он. — Ты же знаешь, если есть что-нибудь, о чем ты хочешь поговорить, любые сомнения или опасения, ты можешь рассказать мне. Завтра будет один из важнейших дней в нашей жизни.

Один из...

Вот ещё кое-что - Дориан хочет детей. Пятерых. И он хочет их со вчерашнего дня.

С моей же стороны? Мне было бы комфортно иметь одного ... лет через 10.

Мы пришли к компромиссу на двоих, возможно троих детях, и пяти годах.

— Поговори со мной, — говорит он, его глаза цвета океана манят. В такие моменты, как этот, я напоминаю себе, какой он замечательный. Несмотря на то, что он вырос привыкшим к прекрасным вещам и с доступом ко всему, что может предложить этот мир, он добрая, сострадательная душа, которая всегда ставит интересы других превыше своих.

Мне всегда нравилось это в нём - что он не просто бросал вызов стереотипам, он уничтожал их.

— Поднимайся наверх. Я недолго полежу с тобой, — произносит он мягким голосом. — Мы сможем поговорить о том, что беспокоит тебя, и я не оставлю тебя, пока не уснешь.

Мое сердце теплеет на мгновение, полностью заполняя грудную клетку.

Я напрасно волновалась.

Накручиваю себя на пустом месте.

Этот мужчина - Дориан Хоторн - будет замечательным мужем.

— Я поднимусь через пять минут, — говорю я, прежде чем завершить вызов.

Я окидываю взглядом красивого адвоката по разводам и подвигаю обратно визитку.

— Спасибо, что позволил выпустить пар. Была рада увидеть тебя, Габриэль.

— Удачи завтра, Оливия.

Его взгляд задерживается на мне немного дольше, а затем он переключает своё внимание на бармена, подзывая его и заказывая ещё один Бульвардье, а я возвращаюсь в свой номер, где мой жених стоит, прислонившись к двери, и лучезарно улыбается от уха до уха, замечая меня.

В этот момент, все эти глупые маленькие сомнения исчезают.