Возвращение снежной королевы

Из-за поворота тропы показался пологий склон с раскинувшимся по нему горным селением.

Точнее, с тем, что совсем недавно было горным селением, селением, где паслись тощие козы и облезлые овцы, играли смуглые черноглазые дети, занимались домашними делами до самых глаз закутанные в черное женщины.

Теперь только столбы горького сизого дыма поднимались к близкому небу от развалин, в которые превратились неказистые хижины. На выжженной, черной от золы земле там и тут валялись бесформенные окровавленные груды тряпья, в которых невозможно было узнать человеческие существа.

Возле самой тропы валялась немудреная самодельная игрушка – вырезанная из дерева лошадка, похожая на мохнатых неприхотливых лошадей, привыкших делить с хозяевами тяготы жизни в этих скудных горах…

И всюду – столбы сизого дыма, поднимающиеся к выжженному блекло-голубому небу, и какой-то назойливый стук, от которого никуда не скрыться, никуда не спрятаться…

От которого Лера наконец проснулась.

Она села на узкой дорожной полке, тряхнула головой, словно стряхивая с себя остатки тяжелого навязчивого сна.

В купе, кроме нее, был только толстый немолодой казах, накануне долго и со вкусом объяснявший красивой попутчице, как много у него баранов и коней, какая у него огромная юрта, какой он богатый и влиятельный человек у себя в степи. Сейчас он спал, широко открыв рот, и время от времени громко всхрапывал, не обращая внимания на стук в дверь купе.

– Владимир! – раздался за дверью заспанный голос проводника.

– Спасибо! – откликнулась Лера и спустила ноги на пол.

За окном уже появились знакомые силуэты куполов, золотые среди осеннего золота листвы.

Лера вышла на перрон и огляделась.

Все было как месяц назад, когда она приехала сюда из Питера. Только она очень изменилась за прошедший месяц… месяц? Да и того-то не прошло, а она стала совсем другим человеком! Тогда она мечтала только о том, чтобы спрятаться, затаиться, пересидеть опасность в самом глухом углу, чувствовала себя загнанной дичью, по следам которой спешат охотники…

Сколько всего произошло за это время! Митька, цыгане-лавари, кровавая разборка в лесу на линии Маннергейма… сколько крови пролито! Сколько людей погибло! Она выжила, выстояла, но стала другим, совсем другим человеком – холодным, расчетливым, мстительным. Настоящей Снежной королевой. Не зря говорят – все, что нас не убивает, делает нас сильнее.

По перрону торопливо проходили пассажиры. Ближе к концу платформы со скучающим видом стояли два мента – один показался Лере знакомым. Она даже замедлила шаг, опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Впрочем, при ее заметной внешности это было совершенно бесполезно. Рост – метр восемьдесят, длинные белые волосы, глаза цвета голубого льда…

Менты внимательно поглядывали на пассажиров, настороженно переговаривались. Когда Лера поравнялась с ними, тот, что показался ей знакомым, шагнул навстречу, засиял, как медный самовар, и пропел, растягивая звуки:

– О-о! Ко-ого я вижу! Никак Но-ора!

Лера не выносила, когда ее называли таким именем. Тем более незнакомые, или почти незнакомые люди. Но сейчас нужно было соблюдать осторожность, избегать прямого конфликта, и она приветливо улыбнулась в ответ:

– Здорово, лейтенант! Как дела? Как служба? – и сделала попытку пройти мимо стражей порядка. Однако второй милиционер обошел ее, встал на пути, нацепив на лицо дурацкую ухмылку, и проговорил негромко, чтобы не слышали посторонние:

– Зайдем к нам на пост, разговор есть!

– Какой еще разговор? – Лера все еще пыталась пройти, но менты подхватили ее с двух сторон и повели вправо от перрона.

– Мальчики, вы чего? – прошипела Лера, стреляя глазами по сторонам. – Вы спросите у Павла Васильича, у майора Комова, мы с ним друзья…

– Да мы же разве не знаем? – разливался тот, чье лицо показалось Лере знакомым. – Мы очень даже хорошо знаем! Нам как раз Павел Васильич и велел тебя встретить, честь по чести, чтобы никаких у тебя проблем не было… ты у нас минутку посиди, кофейку выпей, или другого чего, а он тут как раз и подъедет… Только он теперь не майор вовсе, а подполковник – радость у нас, повышение по службе…

– Никаких проблем? – выхватила Лера из его речи важное слово. – Каких еще проблем? У меня никаких проблем и нету!

– Ну и отлично! Посидишь у нас полчасика, поговоришь с Павлом Васильичем, и все будет тип-топ! Может, он хочет, чтобы ты его лично с повышением поздравила…

Они ввели ее в тесную комнатенку милицейского поста. Заплеванный пол, пара столов в зеленой облупленной краске, несколько стульев. В дальнем от двери конце комнаты – решетка «обезьянника». За столом сидел, тупо уставившись в газету, капитан с помятым обиженным лицом. При виде вошедших он поднял глаза и заулыбался:

– О! Какие гости! Коновалов, стульчик протри, а то у нас, сам знаешь…

Знакомый лейтенант кинулся носовым платком вытирать один из стульев, подставил его Лере. Лера опустилась на стул, вопросительно взглянула на капитана:

– Ну, и что весь этот цирк должен значить?

– Павел Васильевич лично просил встретить и позаботиться! – проговорил капитан, уважительно подняв палец. – А он такой человек… такой человек…

Кого-кого, а Павла Васильевича, майора, теперь подполковника Комова, Лера знала как облупленного. Толстый, приземистый милиционер с широким нездоровым лицом, похожим на коровье вымя, помог Ласло Клоуну разделаться с азербайджанской группировкой и подобрать под себя наркоторговлю во Владимире. Но от Комова можно было ждать любого предательства, любой пакости.

– Коновалов, угости гостью! – не унимался капитан. – Что ты как неродной? Она ведь с дороги!

На столе перед Лерой появилась бутылка коньяку, тарелка с нарезанным сыром, лаваш, зелень.

– Угощайся, красавица! – Капитан сковырнул с бутылки крышечку, плеснул в стакан. – Не сомневайся, все свежее, торгаши с рынка спозаранку принесли!

– Спасибо, по утрам не пью! – Лера взяла кусок сыра, травы. – Так что там Комов?

– Щас!

Капитан ловко выхватил из кобуры мобильник, откинул крышечку, подобострастным голосом сообщил:

– Она у нас! Слушаюсь! Так точно!

Убрал телефон и проговорил с придыханием:

– Через пять минут будут!

– Эй, мусора, совесть имейте, дайте похмелиться! – раздался из-за решетки «обезьянника» тоскливый сиплый голос. То, что Лера приняла за груду тряпок, зашевелилось, поднялось на ноги и оказалось грязным небритым стариком.

– Уймись, Короедов! – лениво отозвался капитан. – Имей в виду, будешь выступать – отметелим! Одно только тебя спасает – обувь пачкать неохота!

– Налили бы пять грамм! – не сдавался старик. – Вы что, изверги, что ли?

– С каким контингентом приходится возиться! – Капитан с тяжелым вздохом повернулся к Лере. – А что же вы не угощаетесь? Может быть, кофейку?

– Кофейку – это можно. – Лера с напускной беззаботностью откинулась на спинку стула, настороженно оглядывая помещение пикета. Все происходящее ей определенно не нравилось, особенно наигранная угодливость и гостеприимство ментов.

– Коновалов, слышал? Сделай девушке кофе! Хорошую банку возьми, которая для начальства!

Лейтенант засуетился, поставил чайник, достал из ящика стола банку растворимого кофе.

В это время дверь пикета распахнулась, невысокий кривоногий милиционер втолкнул в комнату толстую пожилую цыганку в пестрой оборчатой юбке, обметающей грязный пол, и бренчащих монистах на необъятной груди.

– В чем дело, Диденко? – поморщился капитан. – Говорил же я тебе – не таскай сюда цыган! Ты же знаешь – от них одна антисанитария, да и договорились мы с ихним главным…

– А чего она оскорбляет при исполнении? – проныл милиционер. – И дряни всякой нагадала… что жена от меня к какому-то блондинчику бегает… пускай посидит часок в «обезьяннике», подумает насчет своего гадания…

– Ну пускай… – согласился покладистый капитан. – Только ты бы лучше насчет жены побеспокоился!

– Какой жены! – возмутился Диденко. – Николай Алексеевич, неженатый я! А эта нагадала… значит, врет все! Мошенничество одно, а не гадание!

– Это ты по паспорту неженатый, – гулким басом вклинилась в разговор цыганка. – А с Нинкой своей третий год живешь! Это всему городу доподлинно известно!

– А это до тебя касается? Касается? – Диденко ткнул цыганку в бок и поволок к «обезьяннику». Проходя мимо Леры, гадалка как бы нечаянно задела ее, быстро коснулась руки. Лера почувствовала, как в ладонь к ней переместилась скомканная бумажка.

У капитана в кобуре заиграла бессмертная «Мурка». Он вытащил мобильник, поднес к уху, тут же вскочил, отошел в дальний угол и вполголоса заговорил.

Лера покосилась на Коновалова, развернула бумажку и прочитала криво нацарапанные буквы: «Сыгыдыр».

Она знала это слово, за недолгое время, что общалась с цыганами, запомнила – это значило опасность, шухер. Сыгыдыр – говорили вполголоса цыгане, если мирное застолье грозило перерасти в кровавую поножовщину или если приближалась машина с ментами, назревала облава…

– Капитан, – кокетливым тоном проговорила Лера, поправляя волосы. – А где у вас тут приличная девушка может попудрить носик?

– У нас тут «пудрой» лучше не баловаться, – усмехнулся капитан. – А если туалет – так он вон там, налево по коридору! Коновалов, проводи девушку!

– Да уж как-нибудь обойдусь без провожатых! – Лера развязно ухмыльнулась, встала и, покачивая бедрами, двинулась в указанном направлении.

Туалет в пикете оказался именно такой, какой Лера ожидала увидеть, примерно такой же, как лет тридцать назад, – облезлая масляная краска стен, матерные надписи от пола до потолка, проиллюстрированные соответствующими рисунками, покрытая паутиной трещин плитка на полу, эмалированная раковина в сколах и потеках ржавчины, две кабинки с болтающимися дверцами. Лера захлопнула за собой входную дверь и закусила губу: изнутри эта дверь не запиралась даже на самую примитивную задвижку. Она повернула допотопный медный кран, зачерпнула ржавой воды и ополоснула лицо. Ей нужна была свежая голова, чтобы найти выход из этого положения.

Менты держатся с ней уважительно, как с важной персоной, но не отпускают, ждут своего главного. А Комов – человек скользкий, от него можно ждать чего угодно… да тут еще цыганка с ее предупреждением… нет, по-любому надо отсюда уходить!

Только вот как?

В дальнем конце помещения имелось небольшое окошко, замазанное белой краской, но через протертые в этой краске лунки была видна железная решетка. Здесь не выберешься…

Думать, думать, и думать быстро – скоро менты ее хватятся, и дисциплинированный лейтенант Коновалов отправится на поиски!

Из коридора донеслись крики, шум скандала.

– Говорят тебе – мне надо! – расслышала Лера гулкий бас старой цыганки. – Я старый человек, долго терпеть не могу! Или ты хочешь, чтобы я это прямо здесь делала?

– Да пошла ты! – вяло отлаивался кто-то из ментов.

Шум прокатился по коридору, дверь распахнулась, в туалет вкатилась цыганка, пестрые юбки раздувались, как паруса корабля, мониста гневно бренчали. Вслед за цыганкой попытался сунуться бдительный лейтенант Коновалов, но тетка сунула ему под нос огромный кулак и покрыла таким многоэтажным матом, что молодой милиционер вылетел в коридор как ошпаренный.

Цыганка повернулась к Лере, сверкнула темными и выпуклыми, как маслины, глазами и выпалила:

– Эй, молодая-красивая, быстро давай!

– Чего – быстро, бабушка?

– Какая я тебе бабушка? – Цыганка явно обиделась. – Мне всего-то тридцать девять! Меня Мама Шоша называют! Быстро переодевайся!

Она задрала свою пеструю юбку, под ней оказалась еще одна, примерно такая же. Стащив ее, цыганка протянула Лере.

– Надевай, надевай, беленькая! Чего стоишь, чего глаза таращишь? У нас времени нету!

С этими словами она стянула со своего необъятного торса черную кофту в пунцовых розах, под которой оказалась зеленая майка, расшитая блестками и стразами. Эту майку цыганка стащила через голову и кинула Лере:

– Ну, краля, не тормози! От себя отрываю! Знаешь, сколько я за эту кофточку заплатила?

– Мне же это будет велико… – протянула Лера, вертя в руках цыганские обновки.

– Ой, да я же на тебя не могу! – Цыганка закатила глаза к потолку. – Велико ей будет! Нашла чем гордиться! Хорошего человека должно быть много, а хорошей женщины – особенно… Из большого не выпадешь! Кушачком прихвати!

– А зачем это… – попыталась спросить Лера, послушно влезая в просторную юбку и натягивая сверкающую футболку. – Все равно отсюда не выйти…

– Ты делай, что тебе Мама Шоша велит! Некогда разговоры разговаривать! – оборвала ее цыганка. – Вот тебе платок, волосы свои белые спрячь, а то тебя за версту видать!

Лера перестала сопротивляться: энергии у цыганки хватало не только на них двоих, а на целый табор. Прихватив пышную юбку матерчатым пояском, она обмотала голову пестрой цыганской шалью, завязала узлом на груди.

– Ну вот, теперь ты – настоящая рома! – удовлетворенно проговорила цыганка, окинув ее материнским взглядом. – Следи за дверью, как бы мент не притащился!

Мама Шоша подлетела к окну, поддела корявым пальцем шпингалет, распахнула рассохшиеся створки.

– Там решетка! – проговорила в спину ей Лера.

Но цыганка, похоже, знала здесь все как свои пять пальцев – видно, привокзальный пикет милиции был для нее как родной дом. Что-то прошептав, она ухватилась за решетку и без видимого усилия вынула ее из пазов.

– Ну, беленькая, теперь – ходу! – выпалила она, повернувшись к Лере. – Только на свадьбу не суйся, там тебе делать нечего!

– На какую свадьбу? – переспросила Лера, подбегая к окну.

Но цыганка ничего ей не ответила. Она подсадила ее на подоконник и перекрестила.

Лера спрыгнула, едва не подвернув ногу, и оказалась в глухом переулке позади пикета милиции. Вдоль неровного тротуара в трещинах и колдобинах буйно разрослись пыльные лопухи и крапива. По противоположной стороне переулка трусила по своим делам рыжая собака с вываленным малиновым языком. Лера огляделась и двинулась в сторону от вокзала.

За спиной у нее что-то брякнуло, она оглянулась и увидела цыганку, которая поставила на место решетку и захлопнула окно.

Из-за угла здания показался озабоченный милиционер средних лет. Он куда-то явно спешил и скользнул по Лере равнодушным взглядом.

– Эй, молодой-красивый, дай руку, погадаю! – загнусавила Лера, схватив мента за локоть. – Все тебе расскажу, ничего не скрою! Любит тебя красавица, красота писаная… а вот от начальства тебе скоро будут большие неприятности!

– Отвяжись! – Мент раздраженно вырвал локоть, выругался и прибавил шагу.

Лера усмехнулась и направилась своим путем.

Возле ворот хорошо знакомого дома, где обитал главарь цыганской группировки Ласло Клоун, царило необыкновенное оживление. Тихая, сонная в обычные дни улица была перегорожена «шестисотыми» «мерседесами» и другими дорогими машинами, среди которых удивительно неуместно смотрелись цыганские кибитки, обвешанные коврами и яркими шалями. Лера пробралась к воротам, толкнула калитку… и ее схватила за плечо сильная мужская рука.

– Эй, рома, а тебя кто приглашал? – проговорил знакомый голос.

Лера оглянулась и увидела ближайшего помощника Ласло – толстяка Шандора.

– Шандор, это же я! – проговорила она вполголоса.

– Ох! – Толстяк выпустил ее руку, хлопнул себя по ляжкам. – А я-то смотрю – кто идет? Вроде знакомая рома, а не признал! Ну, ты молодец – хорошо принарядилась! Совсем как цыганка стала! А мы уж и не думали тебя увидеть…

– Где Клоун? – оборвала Лера его излияния. – Мне ему важные вещи рассказать надо!

– Расскажешь, расскажешь! – Шандор усмехнулся. – Только не сейчас! Сейчас он тебя слушать не станет!

– Это почему же?

– Потому что сегодня свадьба у него! – И Шандор широким жестом обвел двор.

Только сейчас Лера разглядела яркое, праздничное убранство цыганского жилища и поняла причину необыкновенного оживления на улице.

Посреди двора был раскинут пестрый шатер, внутри которого стояли длинные столы, накрытые яркими скатертями и ломящиеся от снеди и выпивки. Из окон большого бревенчатого дома, в котором обитал Ласло со своими приближенными, свешивались пестрые ковры и неслась громкая музыка. Через двор во все стороны носились цыганки с подносами и бутылками.

Дом цыганского главаря, и прежде поражавший ее вульгарной провинциальной пышностью, сегодня был разукрашен, как новогодняя елка.

– Что, никак, Клоун на Жуже решил жениться? – поинтересовалась Лера.

– Какое там! – Шандор усмехнулся и махнул рукой. – На что ему Жужа? Она – девушка испорченная, а невеста цыгана должна быть чиста, как ангел, как цветок, как горный ручей! Жужу в табор отослали, от греха подальше! Она девка горячая, что огонь, ну и убрали ее, чтобы чего не устроила… Ласло женится на дочке цыганского барона из Ростова. Девочке тринадцать лет…

– Разве можно так рано? – прищурилась Лера. – Она же еще ребенок!

– У нас, лаварей, – свои законы! – приосанившись, проговорил Шандор. – И цыганки рано взрослеют. Цыганка в тринадцать лет – это уже женщина, горячая, как огонь! Кроме того, – добавил он не так громко, – отец за ней хорошее приданое дает…

– А ну вас, с вашими законами… – отмахнулась Лера. – Куда ты меня ведешь-то?

– Посидишь с мамой моей. На свадьбу тебе не надо, у невесты родичи горячие, неприятность выйти может! Да и вообще, лучше, чтобы пока никто не знал, что ты вернулась.

Лера не поняла его последние слова, но решила воздержаться от лишних вопросов.

Шандор провел ее к отдельному домику, поместившемуся в глубине двора, впустил в маленькую комнатушку. Здесь в глубоком кресле восседала величественная старуха с прикрытыми глазами. Тяжелые морщинистые руки покоились на подлокотниках кресла.

Лера поздоровалась. Старуха повернулась в ее строну, что-то прошамкала по-цыгански, тяжелые веки поднялись, и Лера увидела тусклые белесые бельма.

– Не беспокойтесь, мамо! – ласково проговорил Шандор. – Девушка посидит с вами. Ей на свадьбу нельзя.

– Пускай сидит! – позволила старуха. – Мне-то что? Мне уже никто не мешает…

На дворе темнело, сразу в нескольких концах его запылали костры.

– Можно включить свет? – попросила Лера.

– А тут света и нет! – усмехнулся Шандор. – Маме он ни к чему. Для нее свет давно уже погас! Могу свечку принести, да, думаю, не стоит. Посидите в темноте…

Занавесок на окнах не было, и Лера не стала спорить.

За окном стало оживленнее – видимо, свадьба подходила к кульминации. На середину двора вышел рослый статный цыган средних лет в малиновой жилетке поверх черной шелковой рубахи, в обеих руках он держал по открытой бутылке шампанского, Лера разглядела знаменитые этикетки «Вдовы Клико». Цыган проговорил что-то на своем языке, поднял бутылки над головой. Рядом с ним стояли четверо мальчишек пяти-шести лет в черных костюмах-тройках. Они что-то закричали, и Лера заметила странный блеск их зубов.

– Что это у мальчишек – брекеты? – спросила она у Шандора.

– Зачем – брекеты? – усмехнулся тот. – Брюлики!

– Какие брюлики? – не поняла Лера.

– Обыкновенные, по несколько карат! – гордо проговорил Шандор. – В богатых цыганских семьях так принято – мальчикам в молочные зубы вставляют бриллианты, чтобы каждый видел, какие мы богатые!

– А что это – все кибитки на улице оставили, а одна – прямо посреди двора стоит? – Лера показала на увешанную пестрыми шалями кибитку с задранными к небу оглоблями. Рядом с ней на табурете лежали расписной хомут и узорчатая плеть.

– Это – на тот случай, если невеста окажется не девушкой, – пояснил Шандор. – Тогда старики на ее отца этот хомут наденут, в кибитку его запрягут, и будет он родню жениха по всему городу катать, пока не свалится!

– Ну и дикие же вы люди! – усмехнулась Лера.

– Почему дикие? – обиделся Шандор. – За дочками нужно как следует смотреть!

– Теперь понимаю, почему их так рано замуж выдают! В хомут лезть неохота…

Из большого дома вышел в окружении свиты Ласло Клоун. На нем был белый костюм с алой розой в петлице, красная цыганская рубашка, черные волосы гладко зачесаны назад, глаза лихорадочно блестели – явно он успел принять не одну дорожку кокаина.

Из шатра навстречу ему седой осанистый цыган в дорогом костюме в узкую полоску, с массивной серьгой в ухе и толстой золотой цепью на шее, вывел под руку тоненькую девочку в белоснежном кружевном платье. Глаза у невесты тоже блестели, только Лере показалось, что они блестят от слез.

Цыган в малиновой жилетке еще выше поднял бутылки «Вдовы Клико» и обдал молодых пенистыми струями шампанского. Невеста взвизгнула, Ласло рассмеялся пьяным смехом.

Отец невесты что-то гортанно выкрикнул, и тут же на середину двора вылетел молодой цыган в красной шелковой косоворотке. Опустившись на одно колено, он запрокинул голову, протянул руку, и кто-то из соплеменников подал ему гитару.

Все затихло.

Молодой цыган перебрал струны и запел высоким серебряным голосом что-то надрывное, полное муки и страдания.

– Это «Сибирская», – вполголоса пояснил Шандор. – У каждой цыганской семьи есть своя песня, так вот у той семьи, откуда невеста, – это «Сибирская». Он поет, как цыганский табор гонят по сибирскому тракту в глухую тайгу… мало кто из чужих слышал эту песню! На концерте или по радио такое не поют, только среди своих! – И Шандор значительно взглянул на Леру.

Певец пропел куплет, и весь двор грянул припев.

Отсветы костров играли на смуглых лицах гостей, на малиновых и черных рубашках цыган.

Молодой цыган затянул второй куплет. Лера заметила, как смотрела на него невеста, и покосилась на Шандора.

– Это парень из ее табора, – процедил тот сквозь зубы. – Ох, не пришлось бы старому барону надевать хомут!

«Сибирская» кончилась, жалобно отзвенели последние аккорды гитары, и гости расселись за многочисленными столами.

Родичи жениха и невесты сидели отдельно, и они ревниво следили за тем, чтобы все яства и напитки поровну разносились на обе стороны, чтобы ни одному из кланов не было причинено обиды.

По кругу между столами пошла толстая старая цыганка с серебряным подносом в руках. Каждый, мимо кого она проходила, бросал на этот поднос золотые украшения или пачки денег.

– Молодым на обзаведение! – пояснил Шандор.

Кто-то из людей Ласло бросил на поднос увесистый пакет кокаина, и родственники невесты неодобрительно зашушукались.

– Надо и мне туда идти, свой подарок отдать, чтобы не обидеть молодых! – С этими словами Шандор покинул комнату.

Лера как завороженная продолжала следить за цыганской свадьбой.

Гости один за другим выходили из-за стола, чествовали молодых песней или танцем. Для цыган это был такой же дорогой подарок, как деньги или золото.

Вдруг возле ворот поднялся шум, и в освещенном кострами круге появился хорошо знакомый Лере человек – в мешковатом костюме, как будто с чужого плеча, с плоским невыразительным лицом, похожим на коровье вымя… старый знакомый, подполковник Комов!

Лера порадовалась, что в их комнате не зажжен свет и ее нельзя увидеть с улицы. Она напряглась и прижалась к стеклу, стараясь не пропустить ни слова.

Ласло вышел из-за стола навстречу Комову, обнял его, провел к столу и усадил на почетное место рядом с цыганским бароном, отцом своей невесты.

– Павел, друг дорогой! – приговаривал он, картинно встряхивая длинными волосами. – Молодец, что пришел! Это большая честь для меня! Честь для всех нас! Посиди со мной на моем празднике, выпей нашего цыганского вина!

– Что ж ты меня не пригласил? – громко, на весь двор отозвался Комов. – Ну да ничего, я не обидчив, сам пришел, без приглашения! Не прогонишь, Ласлик?

– Что за слова ты говоришь! Ты же – мой дорогой друг! – Ласло щелкнул пальцами и крикнул старому седому гитаристу: – А ну, величальную!

Гитарист подошел к Комову, перебрал струны и затянул:

– Выпьем мы за Павла, Павла дорогого, где еще видали молодца такого…

Ласло подал подполковнику полный фужер водки, и вся свадьба дружно грянула:

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна…

Комов поднялся, неловко сжимая фужер сильной короткопалой рукой, и проговорил:

– Ну, Ласлик, я на тебя обиды не держу! За твое, значит, здоровье! Твое и твоей будущей супруги!

Он поднес фужер к губам, но вдруг быстро, настороженно огляделся и добавил с хитрой усмешкой:

– Водка-то не паленая? Не ослепну я от нее? Мне ослепнуть нельзя, я, это, за порядком должен в оба глаза следить, сам знаешь! Мне острый глаз нужен!

– Обижаешь, Паша! – нахмурился Ласло. – Водка самая лучшая, лучше не бывает!

– Да шучу, шучу я! Ты что – шуток не понимаешь? – И Павел аккуратно, не пролив ни капли, влил в себя содержимое фужера.

На середину освещенного пространства вышел старый цыган с длинными седыми волосами, собранными на затылке в конский хвост, и громко воскликнул:

– Гей, ромалы! Что-то скучно мы веселимся! А ну, зажжем костер выше неба! Чтобы сердцам было жарко, чтобы тучи подпалить, чтобы луну поджарить! Станем плясать да через этот костер перепрыгивать, как наши деды-конокрады, как настоящие цыгане прошлых времен! Прыгали они через костры, чтобы грехи свои спалить, чтобы кровь свою разгорячить! А ну – танец молодых!

Из-за стола поднялся высокий худой парень со смуглым, словно обожженным адским пламенем лицом, прижал к щеке маленькую старинную скрипочку, тронул ее смычком, заставив струны заплакать, зарыдать горькими слезами. Рядом со скрипачом встали два гитариста – толстый, с густой черной бородой, и старый, с одним глазом на морщинистом лице. Заговорили гитары, перебивая друг друга, перекликаясь серебряными струнами.

Ласло выскочил из-за стола, лихо сбросил на землю белый пиджак, зажал в зубах красную розу, закачался, как тонкое дерево на ветру и пошел по кругу под старую таборную мелодию. Обошел круг, остановился перед своей малолетней невестой, звонко прищелкнул каблуками и протянул ей розу.

Тоненькая девочка поднялась из-за стола, скромно опустила ресницы, взялась за розу двумя пальчиками и поплыла за своим женихом, склонив голову к плечу.

Вся свадьба запела, зарыдала на незнакомом языке, не сводя глаз с молодых. Вдруг невеста громко ойкнула и выпустила цветок, прижала пальцы к губам – на них выступила капля крови – видно, от укола об острые шипы.

– Плохая примета, – прошамкала в темноте рядом с Лерой старуха, мать Шандора.

– Все-то вы, бабушка, видите! – удивилась Лера, покосившись на нее. – Лучше зрячего!

Открылась дверь, и в прямоугольнике неверного пляшущего света от костров появился толстый силуэт Шандора.

– Я поесть принес, – вполголоса сообщил он, – ты с дороги голодная, наверно.

Она и правда безумно хотела есть. И еще пить и вымыться. Но кутерьма со свадьбой затянется надолго, потом будет деловой разговор с Ласло, если он, конечно, будет способен, так что не скоро обретет она относительный покой.

Шандор поставил на стол тарелку с пирогами и две бутылки.

– В которой вода? – спросила Лера, она плохо видела в полутьме.

– Не хочешь, значит, за здоровье молодых выпить? – усмехнулся Шандор.

Показалось ли ей, что в голосе его прозвучала озабоченность?

– Просто пить очень хочется, – уклончиво ответила она.

Хотя перед этим цыганом можно было бы и не скрываться, он-то прекрасно знал, как она относится к Ласло Клоуну. У нее мелькнула мысль, что он очень много знает, во всяком случае, гораздо больше, чем думает Ласло. Хотя этот хлыщ, что вечно под кокаином, кажется, вообще ни о чем не думает – во всяком случае сейчас. Какие уж дела, когда неделю будут гулять. Нашел время играть свадьбу…

– Не скажи, – возразил Шандор; оказывается, последние слова она произнесла вслух, – это дело давно сговоренное, еще когда невесте лет шесть было. Семья у них богатая, так что откладывать никак нельзя. У нас закон такой, а закон нарушать нельзя, это святое.

Он нашел широкую чашку, налил туда вина, разбавив водой, накрошил мелко пирога и стал кормить старуху, ласково приговаривая что-то на своем языке. Старуха разевала рот без единого зуба, черный как могила. Лера налила себе вина, это оказалась крепкая домашняя настойка. Когда-то мама делала такую – на вишнях.

У них в саду росло большое дерево, Лере с ее высоким ростом было легко собирать ягоды. Она вдруг увидела воочию солнечный летний день, Женька сидит на вишне, она, Лера, принимает от него наполненное ягодами ведерко, а мама смотрит на них с крыльца, ласково щурясь, – непривычно оживленная, в светлом цветастом платке, и губы, вымазанные вишневым соком, улыбаются счастливо…

«Размечталась! – тут же одернула она себя. – Нашла время. Никого больше нет – ни мамы, ни братишки». Они все умерли, у нее, Леры, не осталось никого из родных. Она одна на этом свете и может рассчитывать только на себя. Так что не время распускаться.

Она прислушалась. Старуха говорила что-то шамкающим ртом, Шандор слушал, потом ответил ей уже не ласково, а серьезно и настороженно. Лера не понимала ни слова, но уловила интонацию разговора. Она, безусловно, была тревожной. Старуха внезапно крикнула что-то сердито, блеснули в темноте белые бельма. Шандор зарокотал что-то успокаивающе, старуха, однако, не вняла его словам, она резко отодвинула чашку, жидкость пролилась на пол.

Совершенно машинально Лера отставила вино – если что-то пойдет не так, нужно сохранить свежую голову. Шандор собрал остатки еды и вышел, лицо его было серьезным.

Лера уставилась в окно. Старуха в темноте попыхивала своей трубкой.

Музыка стихла, но казалось, что еще сам воздух звенит и рыдает, подпевая цыганской скрипке. Седовласый цыган хлопнул в ладоши, и наступила тишина.

– Пришел ваш час! – воскликнул старик звонким, молодым голосом. – Исполните то, что завещано нам всем дедами и отцами! Плодитесь, размножайтесь и будьте счастливы! Пусть родится у вас целый табор сыновей, смелых, как жених, и красивых, как невеста! Пусть не гаснут ваши костры!

– «Ой, мато, мато, мато…» – затянул низкий женский голос, и вся свадьба дружно подхватила:

– «Пьян я, пьян я, пьян я буду, трезвого трезвей, и в кустах зальется песней пьяный соловей…»

Дружки жениха подхватили Ласло под руки, подружки невесты повели за ним тоненькую девочку в кружевном подвенечном платье. Их подвели к крыльцу, втолкнули в дом, и вслед за ними вошли две сгорбленные дряхлые старушонки с узелками.

– Бабушка, – удивленно спросила Лера, – зачем это старухи пошли за молодыми?

– Таков наш обычай! – Мать Шандора поджала губы. – Молодые могли согрешить до свадьбы, а это – позор! Поэтому с ними будут два свидетеля – от семьи жениха и от семьи невесты. Они подтвердят, что невеста была девушкой…

– Ну и ну! – Лера только покачала головой.

Снова открылась дверь и вошел Шандор.

– Пойдем, устрою тебя на ночлег, – сказал он, – все равно до утра с Ласло нет возможности поговорить.

Она присмотрелась к нему в полутьме. Теперь он говорил совершенно спокойно. Жизнь научила ее не доверять никому, но в данный момент что оставалось делать? Отказаться и уйти, но куда? У нее в этом городе нет больше близких людей. Да не то что близких – вообще никаких. Нет безопасной крыши над головой. Придется довериться Шандору. Тем более вряд ли он ее отпустит.

Они вышли через кухню, прокрались в тени дома, потом мимо сараев и свежей аккуратно сложенной поленницы, обошли колодец. Шумную свадьбу слышно было и тут, попался им навстречу пьяненький русский мужичонка, разлетелся обниматься к Шандору, тот легонько двинул плечом, и мужичонка отлетел на пять шагов к кусту, еще не потерявшему листвы, да там и остался, мигом заснув.

– Сосед, – усмехнулся Шандор, – полгорода на свадьбе гуляет.

Они подошли к маленькому домику, окна его были закрыты глухими ставнями.

– Это старый дом, – сказал Шандор, отпирая проржавленный замок, – тут с весны никто не живет, сносить будем. Так что никто тебя не потревожит.

В сенях было темно, пахло затхлым, нежилым, запущенным домом.

«Перебьюсь как-нибудь одну ночь, – подумала она, – все равно деться некуда».

Шандор завозился в тесных сенях, задел ее локтем.

– Проходи в горницу-то, сейчас лампу найду! – с досадой, натужно проговорил он.

Лера потянула на себя скрипучую дверь. Комната тонула в полной темноте. И из этой темноты вдруг обрушилось на нее что-то мягкое и тяжелое. Лежа на полу, теряя остатки сознания, она успела услышать встревоженный голос Шандора:

– Ты чем ее долбанул-то? Череп не проломил?

– Нормально все, – ответил незнакомый голос, – у ней черепушка крепкая, да волосы еще спружинили. Оклемается!

Лера смутно ощутила, как кто-то взял ее за ноги, рука Шандора ухватила ее за плечи, она попыталась укусить эту руку, но ничего не вышло. Ее пропихнули в комнату, которая освещена была керосиновой лампой. Тени плясали на потолке, в полу зиял открытый люк подпола. Вместо лесенки были положены две доски, ее столкнули по ним, как с горки. Она упала на мягкое, и тут же крышка подпола захлопнулась, закрывая остальной мир. И сознание окончательно покинуло Леру.

Она не поняла, что очнулась. Просто в один момент услышала назойливый звон, как будто одновременно стрекотали тысячи кузнечиков. Она с трудом приподняла тяжелые веки. И ничего не изменилось. Ее окружала такая же звенящая тьма.

«Что это? – в панике подумала она. – Я умерла? Или меня похоронили заживо? Но откуда этот звон?»

Она попыталась пошевелить руками. Это удалось не без труда, руки ощутили пустоту вокруг. Если ее и похоронили заживо, то гроб был весьма просторным.

В кромешной тьме она ощупала свое тело. Ничего не болело, и это настораживало. Как говаривала соседка тетя Валя: «Если ты встаешь утром и ничего не болит, стало быть, ты уже умер».

Она отважилась сесть. Под ней лежало нечто, что оказалось донельзя истлевшей мешковиной. Пахло гнилью и еще чем-то знакомым. Она принюхалась и потрясла головой. Кузнечики внезапно замолчали – оказывается, это звенело в ушах. Очень осторожно она встала на колени и подняла руки. Нащупала над головой шершавые балки – все ясно, она находится в деревенском подполе. И пахнет тут сыростью и мышами. Ей ли не знать – все детство прошло в деревенском деревянном доме. Но вот интересно – кто ее сюда определил? И самое главное – можно ли отсюда выбраться?

Внезапно сильно заломило затылок, и она нащупала там большую шишку. Кто-то ударил ее и спихнул в погреб. Она совершенно не помнила того, что случилось с ней до падения, она понятия не имела, сколько провалялась там. Больше того, она не знала, с какой целью ее упрятали сюда и что ее ждет? Смерть от голода и жажды? Или более быстрая смерть от ножа, от пули, от веревки…

«Нужно обязательно все вспомнить», – морщась от боли, думала она, наткнувшись на две неструганые доски, которые вели вверх, к потолку.

Обдирая руки, она поползла по доскам и в темноте стукнулась головой о крышку люка, ведущего в подпол. Ей показалось, что в подполе стало светло, потому что перед глазами от боли замелькали огненные искры.

Через некоторое время искры погасли, боль прошла, и возникли некоторые, поначалу неотчетливые воспоминания. Вот она в двенадцать лет – высоченная словно жирафа, с волосами такими светлыми, что казались почти белыми. Волосы она завязывала «хвостом», мальчишки дразнили ее сивой тетей Лошадью. Или Королевской норкой, из-за сочетания редкого имени Элеонора и фамилии – Королева. Впрочем, скоро дразнить перестали, потому что она научилась давать сдачи – физически и словесно. К пятнадцати годам мальчишки примолкли, и даже отчим, кошмар ее жизни, перестал ее доставать. Только она одна умела его утихомирить, когда в пьяном виде он зверел, крушил мебель, страшно матерясь, бегал с топором за соседской козой, сдуру забежавшей к ним на участок. Он запросто мог ударить маму или младшего братишку.

Тогда она вставала на его пути и глядела молча в упор ледяными глазами. Он останавливался, злобно ворча что-то о чертях и ведьмах, иногда плевал через плечо и уходил спать.

В пятнадцать лет соседский мальчишка Митька заметил как-то зимой, что снежинки на ее щеке не тают, пришел в восторг и назвал ее Снежной королевой.

Митька… Вместо того пятнадцатилетнего мальчишки перед ней встало лицо взрослого парня – мертвое лицо с пустыми остекленевшими глазами. Жизнь ушла из них так быстро, что Митька даже не успел это осознать…

Она вспомнила тот день, вернее, ночь, когда ее жизнь, с трудом налаженная после смерти матери и младшего братишки, пошла под откос. Как ночью на пустынной дороге подсадил ее хмурый мужик на «Жигулях», как слишком поздно поняла она, что было ошибкой сесть к нему в машину, потому что он вез целый чемодан героина, который, надо полагать, украл у кого-то более могущественного, и что этот кто-то и не подумал смириться с потерей.

Мужик высадил ее за минуту до того, как его настигли люди могущественного Аббаса, она успела убежать и вернулась на дорогу только после того, как все было кончено – там лежало три изуродованных трупа и умирающий водитель. Она увезла его в укромное место, там он и умер, успев отдать ей чемодан с наркотиками. Лера бросила чемодан в лесу и убежала оттуда. Она не хотела иметь ничего общего с торговцами наркотиками, потому что ее младший братишка погиб от передозировки в возрасте тринадцати лет. Все случилось так быстро, родители даже не заметили, что он подсел на наркоту. Женька всегда был слабеньким, в детстве часто болел.

Уже на рассвете она появилась дома в Питере. Дом – это громко сказано, тогда они с подружкой снимали жалкую квартирку в спальном районе.

В этом месте воспоминаний волосы у Леры зашевелились от пережитого той ночью ужаса. Перед глазами встала картина: мертвая Ритка в ванной, залитой кровью чуть не до краев. Люди Аббаса успели раньше Леры. Ритку погубил пустяк, форменная ерунда – во время перестрелки на шоссе выпала Лерина сумка, а в ней лежал разрядившийся мобильник. Бандитам понадобилось совсем мало времени, чтобы выяснить все координаты.

Она бежала из той квартиры – без денег, без вещей. Ее предали и настигли двое мерзавцев, ее едва не убили. И только сумасшедшее, неправдоподобное везение помогло ей избежать смерти в этот раз. И тогда она решила мстить. За Ритку, за маму и Женьку, за свою сломанную, исковерканную жизнь. Она нашла чемодан с героином и приехала на свою родину – в город Владимир. Она решила продать наркотики и исчезнуть на время. Они с Митькой разработали замечательную операцию, и все было бы отлично, если бы не вмешался главарь местной цыганской общины Ласло, по прозвищу Клоун.

Вот и к делу подошли. Лера почувствовала, как руки сами собой сжимаются в кулаки, даже боль в затылке прошла от злости.

Этот мерзавец забрал себе все – героин и деньги. Мало того – ее и Митькиными руками он хотел загребать жар, он послал ее в Питер, где ее едва не сцапали менты. Она выполнила все, как верная собака, она принесла ему поноску в виде контакта с нужным человеком. Нашла для Ласло прямой выход на крупного поставщика.

Ласло обуревало тщеславие, жажда власти и денег, причем именно в таком порядке. Он хотел безраздельно властвовать над людьми, ему мало было того, что ему подчинялась цыганская община, ему нужно было, чтобы весь город Владимир лежал у его ног. Возможно, в мечтах он видел себя кокаиновым королем всей провинциальной России, на столицу решил все же не замахиваться – очевидно, был не полным идиотом. Хотя иногда Лера в этом сильно сомневалась. Взять хотя бы его любовь к дешевым эффектам, чрезмерное увлечение кокаином, отсутствие дисциплины в шумной, грязной, неуправляемой цыганской семье.

Он держал ее не на коротком, а на длинном поводке, как умный хозяин, отпускал по важным поручениям. Но Лера всегда возвращалась, потому что он в любой момент мог сдать ее людям Аббаса. Они без труда вышли на ее след, но Ласло пока сумел ее прикрыть. Вовсе не потому, что пожалел, она была ему нужна.

И вот она вернулась в который раз, чтобы сообщить ему, что все у нее получилось, что она обо всем условилась с нужными людьми, прошла по всей цепочке, что, как и хотел Ласло, поставщик товара будет ждать их в одном месте недалеко от Ростова и людям Ласло нужно подготовить встречу и деньги. И что же она находит во Владимире? Цыганскую свадьбу! И непонятно, когда она закончится. И еще встреча на вокзале, зачем-то ее хотел видеть подполковник Комов. Ему-то она зачем нужна? Во всяком случае, ничего хорошего она от Комова не ждала.

И наконец, она вспомнила последнее, что с ней случилось. Главный помощник Ласло Шандор заманил ее в этот дом, а там кто-то с его ведома стукнул ее по голове и запер в этом подполе. Неужели в одурманенной кокаином голове Ласло все перемешалось и он решил сдать ее Аббасу? Или ментам, потому что на ней все же висят два или три убийства. Ритку убили те двое, что потом пытались расправиться с ней, с ними она посчиталась, это была самозащита, но как доказать это следствию?

Надо уходить отсюда во что бы то ни стало, поняла она, ничего хорошего ее здесь не ждет.

Она попыталась приподнять люк, он не поддавался. Она удвоила, потом утроила усилия, по щекам текли пот и злые слезы – все было напрасно. Люк в подпол находился в комнате на полу, никакого замка на него подвесить нельзя, значит, Шандор просто поставил на него что-то тяжелое – сундук или шкаф. Она сжала зубы, собрала все силы и уперлась плечами в люк. Он приоткрылся на маленькую щелку и тотчас снова захлопнулся. Тяжесть была неимоверная. Так и есть, она заперта здесь, как в мышеловке.

Она скатилась по доскам вниз и обхватила голову руками. Что ее ждет? Продержат здесь дня два-три, дождутся, чтобы она полностью обессилела от голода и жажды и возьмут без труда. Или вообще забудут тут за ненадобностью, говорил же Шандор, что цыганская свадьба – дело долгое.

– Ну уж нет! – Лера вскочила на ноги и едва не расшибла голову о скользкую балку.

Она схватила доску, размахнулась, насколько позволяли размеры погреба, и стала бить ею в люк. Вряд ли кто-нибудь услышит и придет, она на это не рассчитывала, скорее наоборот – ей не нужно было привлекать ничье внимание. Свадьба шумела где-то вдалеке, здесь на задворках никто не ходит. Она сама не знала, зачем долбит доской люк – скорее всего потому, чтобы не сдаваться.

Бум! После сильного удара – показалось ей или нет? – крышка дрогнула.

Сил будто прибавилось, она била равномерно, отчетливо ощущая, как что-то большое качается наверху. Наконец раздался жуткий грохот, потолок над ней вздрогнул, посыпалась труха, и в дальнем углу запищали перепуганные мыши. Лера вскарабкалась по доске наверх и снова попыталась поднять крышку люка. Теперь дело пошло легче. Она с трудом приоткрыла ее, чтобы можно было пролезть.

В комнате было темно, но не так, как в подполе. Хоть ставни и были закрыты, все же сквозь щели попадало немного света. Посредине лежал старый комод с отломанной ножкой, цыгане использовали его, чтобы придавить крышку. Под окном стояла лавка, в углу валялся разломанный стол. Больше в комнате не было ничего интересного, лампу цыгане унесли с собой.

Лера пошарила по полу и нашла тяжелую ножку от стола, обернутую ветхими тряпками. Очевидно, этим нехитрым оружием ее и приложили по голове.

Одно окно было с трещиной, Лера стукнула колотушкой, посыпались стекла со звоном, однако ставень держался крепко. Ей удалось только выломать одну узкую доску.

В комнату проник холодный ночной воздух, где-то слышалось приглушенное пение и крики – цыганская свадьба была в полном разгаре. Леру охватило отчаяние. Столько сил – и все зря. Ей ни за что не выбраться из этого дома, он станет ее могилой, потому что живой она этим псам не дастся.

Лера прижалась лицом к окну, выглянула в образовавшуюся в ставне щель.

Было пусто, темно и относительно тихо, пахло дымом от костров и осенними прелыми листьями.

Окно ее одиночной камеры выходило на заднюю стену двухэтажного бревенчатого дома, в котором жил Ласло со своими приближенными, дома, где и ей приходилось бывать. Стена была глухая, оттуда ее никто не мог увидеть, однако Лера подалась чуть в сторону. Ужасно хотелось пить – много холодной воды, а еще таблетку от головной боли.

«Как бы не снесли голову совсем, тогда и таблетка не понадобится», – мысленно усмехнулась она и насторожилась, услышав подозрительный шорох. Что это – кошка? Или заблудившийся пьяный? Может, стоит попросить его открыть дверь?

Она застыла на месте не шевелясь. Едва слышный шорох приближался. Неподалеку мелькнула какая-то тень, в которой она распознала женский силуэт. Первым ее побуждением было окликнуть эту женщину, позвать ее на помощь. В конце концов, от женщин она не ждала такой опасности, как от мужчин… Возможно, удастся ее уговорить…

Лера нащупала на шее золотую цепочку, что дал ей Николай перед прощанием. Николай… нельзя разбрасываться его подарками, да это и не совсем подарок. Однако надо спасать свою жизнь.

Лера придвинулась ближе к окну и уже хотела шепотом окликнуть незнакомую ромалу, но что-то в этой женщине показалось ей странным, заставило насторожиться. Слишком осторожно, крадучись двигалась она вдоль задней стены большого дома.

Лера вгляделась в подозрительный силуэт.

И вдруг отсвет далекого цыганского костра осветил лицо крадущейся женщины.

Лера узнала ее… и поняла, что с этой стороны помощи ждать не приходится.

Это была Жужа, ревнивая возлюбленная Ласло Клоуна, с которой у Леры случилось несколько серьезных стычек, едва не закончившихся кровопролитием. Да, Жужа ни за что не поможет ей, наоборот, постарается как-нибудь навредить!

Но что она здесь делает?

Ведь Шандор ясно сказал, что ее отослали в дальний табор, чтобы она какой-нибудь выходкой не испортила праздник!

Выходит, она сбежала оттуда и пробралась на свадьбу своего любовника? Тогда от нее можно ожидать чего угодно! Эта ревнивая кошка ни перед чем не остановится! Она зациклена на своей любви к Ласло и считает, что он может принадлежать только ей. Ого, цыган ждет дополнительное развлечение в виде скандала и драки. Как бы невесте не попортили мордашку!

Впрочем, Леры это совершенно не касалось. Сегодня не ее свадьба, и Ласло Клоун – не мужчина ее мечты.

Цыганка дошла до угла большого дома и замерла, прислушиваясь. Потом выглянула во двор, где пела и плясала цыганская свадьба, застыла на мгновение и вдруг подала кому-то знак.

И тотчас возле стены, где она только что прошла, появилось еще несколько теней, на этот раз мужских. Они двигались осторожно, прижимаясь к стене, ступая след в след.

Сколько же их? Лера увидела троих… потом еще четверых, а потом сбилась со счета.

Снова вспыхнул костер во дворе, и его отсвет, как бледная зарница, осветил незнакомцев.

Смуглые лица, но не похожи на цыган, скорее кавказцы. Все до зубов вооружены – кто пистолетом, кто коротким десантным автоматом, кто помповым ружьем.

Лера резким бесшумным прыжком отскочила от окна. В горле мгновенно пересохло, желудок свело судорогой.

Что же это такое? Жужа из ревности предала своих соплеменников, привела на свадьбу Ласло кавказскую банду?

Неужели это люди того самого Аббаса, которые выслеживают ее, Леру?

Сердце ее забилось, как раненая птица.

Если они пришли за ней – больших проблем у них не будет. Вот она, сидит здесь, в одиночке, и ничего не может сделать, не может даже сбежать. Приходи и бери ее голыми руками.

Она заперта в этом доме, как в мышеловке. Наверное, Шандор тоже работает на Аббаса и запер ее здесь, чтобы передать с рук на руки новому хозяину. Но с другой стороны, при чем тогда здесь Жужа? Вряд ли они с Шандором действуют сообща: насколько Лера помнила, Шандор не слишком-то привечал своенравную любовницу Ласло.

Лера вспомнила, какой маниакальный огонь горел в глазах Жужи, когда она набрасывалась с ножом на нее, Леру, только за то, что они с Ласло уединились в комнате для приватного разговора о деле. И ведь могла убить. И дурак Ласло смотрел на это с восхищением. Ну так поделом ему теперь! Его девка сбежала из дальнего табора, она до него и не доехала. Обманула охрану, сумасшедшие очень хитрые. Да небось и охраны-то никакой не было, ох уж эти цыгане, не понимают серьезной угрозы. И Жужа пошла на прямое предательство, связалась с людьми Аббаса…

Так вот чем был так обеспокоен Шандор! Ему сообщили, что Жужа сбежала, цыгане все же хоть и дикий народ, но телефонная связь везде имеется. Шандор был угрюм и ожидал большого скандала, а старуха его предупреждала, что скандалом тут не обойдется, она своими слепыми глазами видела, что Жужа никогда не смирится с тем, что ее бросили. И была права.

На мгновение Лера подумала о цыганах, беспечно веселящихся и не подозревающих о надвигающейся на них смертельной опасности. Но тут же отбросила эту мысль: жизнь научила ее бороться только за себя. Кроме того, она все равно ничего не могла сделать.

Ласло закрыл дверь, покосился на старух и цыкнул зубом.

– Ну, старые, чтоб я вас не видел и не слышал! Обычай обычаем, но вы мне брачную ночь не испортите!

Он выключил лампу, зажег свечи в дедовском серебряном канделябре и повернулся к невесте.

– Ну, красавица моя, – прошептал цыган жарким шепотом, – наш час пришел!

Девочка в белом платье забилась в угол, в огромных черных глазах, казавшихся еще больше в неровном свете свечей, был виден страх, страх и неприязнь.

– Не трогай меня! – прошипела она и вдруг вытащила из-под платья бритву. – Не трогай, а то зарежу! Или тебя, или себя!

– Ай, люблю наших цыганок! – расплылся Ласло в улыбке. – Дикие кошки! Такую усмирить – что степную кобылицу объездить! Ничего, красавица моя, я не таких обуздывал! – И он двинулся к невесте крадущейся тигриной походкой.

– Браво, браво! – раздалось вдруг из другого конца комнаты. – С девчонкой справиться ты, может быть, и сумеешь, а справишься ли с женщиной?

Ласло вздрогнул и повернулся на этот голос. Из темного проема показалась невысокая смуглая девушка с рассыпанными по спине черными волосами.

– Жужа! – процедил Ласло, и на лице у него заходили желваки. – Кто тебя сюда пустил? Я ведь велел отправить тебя в дальний табор и выдать там замуж!

– Меня пускать не надо, – ответила цыганка подбоченившись. – Я сама куда угодно проберусь! Или ты забыл, что мой прадед Матей Черный был самым знаменитым конокрадом Галиции? Я его секрет унаследовала – сквозь любую щелку проберусь, по воздуху прилечу! А насчет того, чтобы замуж меня выдать – так мы с тобой уже давно перед Богом муж и жена, а второго мужа у меня не будет!

– Брось эти глупости! – отмахнулся Ласло. – Ты что – не видишь? На дворе гуляет свадьба, настоящая свадьба, а это – моя невеста перед Богом и людьми!

– Не бывать этому! – взвизгнула Жужа и подскочила к девочке в белом. – Если не мне, то никому ты не достанешься! – И она подняла над головой длинный нож.

– Да забирай ты его! – Невеста отскочила в сторону, загородилась стулом. – Мне он не нужен!

Жужа хрипло расхохоталась, взглянула на Ласло:

– Видишь, ты даже невесте своей не нужен! Да только она тебе нужна… а я этого не потерплю!

Она сверкнула глазами, подняла левую руку и щелкнула пальцами:

– Забирайте его!

Тут же в комнату из глубины дома ввалились трое смуглых, до зубов вооруженных парней кавказской внешности.

– Сволочь! – выкрикнул Ласло. – Ты меня предала!

– Ты меня первый предал! – откликнулась Жужа. – Если не мне, то никому!

Ласло отпрыгнул к входной двери, сбив с ног одну из старушонок. Но навстречу ему выскочили еще двое кавказцев. Ласло выкинул из рукава нож, но страшный удар по запястью выбил оружие, а рука цыгана повисла как плеть. Второй удар пришелся по шее, и Клоун рухнул на пол, хватая воздух открытым ртом, как выброшенная на песок рыба. Один из кавказцев подскочил к нему и впечатал каблук в лицо.

Дверь, ведущая в глубину дома, открылась, и в комнату вошел толстый мужчина с окладистой черной бородой.

– Здравствуй, Клоун! – проговорил он, остановившись над поверженным цыганом. – Давно мы с тобой не видались!

– Здравствуй, Аббас! – окровавленными губами прохрипел Ласло, попытавшись приподняться. Но один из охранников Аббаса без замаха ударил его под ребра острым носком ботинка, и цыган, охнув, вытянулся на полу.

– Здравствуй, Аббас! – повторил Ласло, когда смог отдышаться. – Что ты забыл в моем городе?

– Это не твой город! – скривился бородач. – А вот ты действительно взял то, что тебе не принадлежит… груз и девчонку!

– Какую… девчонку? – прохрипел Ласло.

– Не делай себе хуже! – Аббас мигнул своему подручному, и тот еще несколько раз пнул цыгана по треснувшим ребрам. – Ты знаешь, о ком я говорю!

– Говори, сволочь! – вскрикнула Жужа, подскочив к лежащему Клоуну, и изо всех сил ударила его ногой в висок. – Или тебе эта бледная поганка дороже жизни?

– Уберите эту ревнивую кошку! – поморщился Ласло. – Здесь идет мужской разговор!

– Убери ее, – кивнул Аббас охраннику.

Тот, не говоря ни слова, взмахнул ножом, и Жужа с перерезанным горлом как подкошенная рухнула на пол.

Уже лежа, она с трудом переползла к Ласло, вытянула слабеющую руку и дотронулась до руки любовника. Огонь, всегда полыхавший в ее темных глазах, погас навсегда.

– Я сказал – просто увести в соседнюю комнату! – недовольно проговорил Аббас. – Я не велел ее убивать!

– Ты сказал – убери… – виноватым голосом отозвался охранник.

– А, ладно, она все равно свое заслужила!

– Плодитесь, дети мои, и размножайтесь! – подала вдруг голос из угла одна из старух-свидетельниц. – Плодитесь и размножайтесь, как завещано нашими дедами!

– Этих тоже убери… только не так! – прикрикнул на подручного Аббас. Старух и невесту вывели в соседнюю комнату.

Аббас повернулся к Клоуну и проговорил:

– Ну вот, теперь нам никто не помешает. Где девчонка?

– Ее нет… – выдохнул Ласло. – Она сбежала…

– Ты не понимаешь, Клоун! – отеческим тоном проговорил Аббас, наклоняясь к цыгану. – Ты все равно уже покойник! Но если будешь вести себя как последний дурак, могут пострадать твои друзья и родичи. Сейчас мои парни держат их на мушке, и если я прикажу, всем твоим цыганам придет конец!

Ласло резко выдохнул, и вдруг его левая рука взвилась к шее Аббаса. Между пальцами было зажато бритвенное лезвие, и оно едва не полоснуло по горлу главаря. Однако Аббас молниеносным ударом перехватил запястье цыгана, а его охранник, вскинув тяжелый пистолет с навинченным на ствол глушителем, прострелил цыгану локоть.

– Ты труп! – прошипел Аббас в лицо цыгана. – Ты так и так труп! Но ты и всем своим хочешь приговор подписать?

– Ты… тоже труп! – Ласло попытался сложить разбитый рот в усмешку, но это вышло неубедительно. – За меня… отомстят… ты наших цыган знаешь!

– Кончай с ним! – послышался за спиной Аббаса тягучий гнусавый голос. – Надоела мне эта рожа наглая!

– Павлик? – удивленно выдохнул цыган. – И ты, гнида, меня продал? Мы же с тобой… мы с тобой вместе…

– Не тебе говорить, не мне слушать! – Из-за Аббаса выдвинулся приземистый человек в мешковатом костюме, с плоским невыразительным лицом, похожим на коровье вымя. – Ты что вообразил – что Павел Комов на тебя ишачить будет? Ишь ты, «мой город»! Это, Ласлик, не твой город, а мой! А тебе здесь места больше нету! – И Комов с размаху ударил Ласло каблуком в глаз.

Под каблуком хрустнуло, цыган хрипло охнул и прошипел сквозь зубы:

– Ну, шкура ментовская, тебе точно больше не жить! Я тебя с того света достану, из могилы выйду, но отомщу! Наших лаварей в гробу не удержишь, в могиле не закопаешь!

– Мочи его, Аббас! – Комов повернулся к кавказцу, вытирая затылок клетчатым платком. – Лишний он человек, отработанный материал! Девчонка белобрысая в город вернулась, так что мои ребята ее тебе в лучшем виде предоставят, на блюдце, как полагается! А товар… насчет товара цыгане с тобой рассчитаются, не боись! Им ведь тоже жить охота, они себе не враги!

Единственный глаз Ласло открылся, разбитые губы шевельнулись, и он хрипло запел:

– «Ой, мато, мато, мато… пьян я, пьян я, пьян я буду, трезвого трезвей, и в кустах зальется песней…»

Аббас поднял пистолет и выстрелил в окровавленный рот цыгана, оборвав его последнюю песню.

Вдруг половицы тяжело заскрипели.

Аббас повернулся и удивленно уставился на вошедшего в комнату толстого цыгана в черной шелковой косоворотке. Охранник вскинул оружие, но Аббас разглядел что-то во взгляде толстяка и махнул рукой:

– Обожди!

– Твоя взяла, – проговорил Шандор и протянул кавказцу кожаный чемоданчик. – Вот твой товар. Но в обмен на это ты со своими людьми уйдешь, и уйдешь тихо, без лишней крови. Тын так уже испортил нам праздник.

– Кто ты такой, чтобы с тобой разговаривать? – Аббас протянул руку за кейсом, но все еще вглядывался в лицо цыгана.

– Цыган! – ответил Шандор гордо. – И теперь тебе придется говорить со мной. Ты наших лаварей знаешь. Они парни горячие, и вам отсюда нелегко будет живыми выбраться. Вы – на нашей территории, мы здесь каждую калитку знаем… даже если всех перестреляете – у каждого цыгана родичи есть, они мстить будут. Кровь за кровь… как у вас на Кавказе, так и у нас, лаварей. Так что лучше нам договориться!

– Может, ты и прав! – задумчиво произнес Аббас. – Лишняя кровь никому не нужна! Только есть еще два условия…

– Что за условия? – поморщился Шандор.

– Вы мой груз взяли, вы его отдаете. Но вы еще и деньги за него взяли у Керима…

– Керим – не твой человек, Керим – азер. При чем здесь ты?

– Хочешь со мной договориться – отдашь мне деньги! И девчонку тоже отдашь!

– Про девчонку ничего не знаю! – твердо ответил цыган. – Как она уехала, так и не видал. И до того она только с Клоуном дела обговаривала, меня к этому делу не подпускали!

– Врет он, боров жирный! – подал голос из темноты подполковник. – Не верь ему, Аббас, врет он! Девчонка сегодня вернулась, мои хлопцы ее на перроне прихватили!

Шандор бросил в его сторону молниеносный взгляд, в котором было столько ненависти, что мешковатый костюм Комова едва не задымился.

– Если твои орлы ее прихватили – так где же она? – Цыган развел руками и огляделся по сторонам. – Что-то я ее здесь не вижу!

– Убежала, зараза! – тяжело вздохнул Павел. – Упустили ее мои недоумки!

– Твои люди ее упустили, а цыгане почему-то должны отвечать? – недобро усмехнулся Шандор. – Нехорошо получается, мануш! Несправедливо!

– Кроме как к цыганам, ей деваться некуда! – выпалил Комов. – Нет у нее здесь никакой норы! Носом своим чую – здесь она! – И он потянул толстым носом, будто и вправду принюхиваясь.

– Лучше бы ты ее на вокзале не упустил! – отмахнулся Шандор и снова повернулся к Аббасу. – В общем, так… деньги, что у Керима взяли, мы тебе отдадим. Хотя ни по понятиям, ни по справедливости ты на них права не имеешь. Но только чтобы вы здесь больше не показывались! Этот город – наш, так было и так будет!

– Ишь какой крутой! – Несмотря на насмешливый тон, Аббас с уважением посмотрел на цыгана. – Но если про девчонку что узнаешь – тут же мне дай знать!

– Дам, не волнуйся, – кивнул Шандор. – Мне лишние проблемы ни к чему, мне мир дороже! Уводи своих людей, деньги я тебе на шоссе передам, когда из города выедете!

Когда посторонние покинули дом, Шандор опустился на колени перед мертвым Ласло, закрыл рукой его единственный уцелевший глаз и негромко проговорил:

– Не бойся, мануш, не бойся, брат! За тебя отомстят! Твоя кровь на моем сердце, и я не успокоюсь, пока не совершу то, что положено! Трудно это будет, но я заплачу кровью за кровь! За каждую каплю твоей крови заплачу!

Он поднялся на ноги, перекрестился на икону и добавил:

– А Павел, иуда, первым за все рассчитается!

Шандор распахнул дверь в соседнюю комнату, где боязливо жались старухи и с ногами на высокой кровати сидела тоненькая девочка, ставшая вдовой, не успев стать женой, и громко распорядился:

– Обмойте мертвых! Сделайте все как положено! Чтобы все было как у наших дедов и прадедов! Если свадьба вышла непутевая, то похороны будут настоящие, цыганские!

Старухи засуетились, забегали – они снова были в своей стихии, снова были в центре внимания.

Ласло и Жужу положили на большой стол.

Молодая цыганка, пусть после смерти, добилась того, чего так хотела: она со своим любимым была рядом, и теперь Ласло принадлежал ей, и только ей. Не на свадебном пиру, так на смертном ложе она оказалась с ним бок о бок.

Лера не помнила, сколько прошло времени. Она слышала выстрелы, шум и крики с другой стороны дома, потом все стихло. Судя по выстрелам, люди Аббаса не могли убить всех цыган. Мимо ее окна никто не проходил, слышался шум моторов – гости разъезжались потихоньку. Потом завыли старухи – по покойникам, надо думать. Убили только Ласло или еще кого-то? Если и Шандора тоже, то про Леру никто не вспомнит и она умрет тут от голода. Нет, сначала от жажды.

Пить хотелось невыносимо. И вдруг пошел дождь. Лера выставила руку в неширокую щель, воды в ней набралось на один глоток. Она смочила лицо и шишку на затылке. Легче не стало.

Дождь кончился, воздух был свежий и холодный. Голова у Леры прошла, однако накатила слабость. Хотелось лечь прямо на пол и спать – долго-долго, и чтобы никто не будил, как при тяжелой простуде.

Усилием воли она отгоняла дрему, и когда небо в окне стало чуть светлеть, раздались тяжелые шаги двух мужчин. Лера подошла к окну. Шандор шел в сопровождении худого цыгана в длинном потертом пиджаке. Движения его были мягкими и пружинистыми. Он не размахивал руками, не забегал вперед, не топал ногами. Голова была повернута в сторону, а когда парочка повернулась, чтобы подойти к двери домика, Лера увидела, что у цыгана всего один глаз и через всю щеку проходит длинный кривой шрам. Она тут же шарахнулась в глубь комнаты, потому что поняла, что своим одним глазом страшный напарник Шандора видит гораздо лучше, чем обычный человек – двумя.

Шаги послышались на крыльце – эти двое пришли по ее душу. Она затаилась, держа в руках колотушку, мучительно соображая, с какой стороны тот тип слепой? Вроде бы левый глаз отсутствует. Стрелять, наверное, удобно…

– Черт, темень какая! – послышался голос Шандора. – Дай спички!

Замерцал огонек керосиновой лампы. Открылась дверь, и в комнату просунулась голова одноглазого. И тогда Лера со всей силы огрела эту голову колотушкой. В последний момент он сумел отвернуться, и удар пришелся вскользь. Тут же на Леру уставилось дуло пистолета.

– Стой! – крикнул Шандор, высоко подняв лампу. – Угомонись! Никто тебя не тронет!

С вполне объяснимым удовлетворением Лера отметила, что одноглазому все же сильно попало, потому что он морщится и потирает затылок.

– Успокойся, а то он тебя продырявит, – сказал Шандор, – давай поговорим. Гич, опусти пистолет, она умная, она поймет.

Гич поиграл оружием и нехотя его опустил. Лера, в свою очередь, отвела в сторону колотушку.

– Ласло убили, – тяжко вздохнув, молвил Шандор, – вот такие дела.

– Так и надо этому подонку, – процедила Лера, – сам во всем виноват.

– Ты его не любила, я знаю, – согласился Шандор, – однако помолчи, уважай мертвого.

– Да ты сам его терпеть не мог! – вскипела она. – С его девками и кокаином!

– Помолчи, женщина, и послушай, что тебе скажут! – Шандор повысил голос. – Ласло, конечно, много воли всем давал, это плохо. Однако он наш брат и такой смерти не заслужил. Мы его похороним по нашему цыганскому обычаю, отомстим за его смерть, а после будем дела продолжать. И ты нам поможешь. Не зря сюда приехала, есть у тебя предложение насчет товара, я знаю.

– Если ждать, пока вы всем за Ласло мстить будете, то никакого дела не получится, – бухнула она, – через три дня надо быть в условленном месте с деньгами, иначе товар уйдет.

Она сразу же приняла условия игры, потому что деваться ей было совершенно некуда. Денег нет, из города ее не выпустят люди Комова, цыгане помогать не станут.

– Только имей в виду, – начала она с нажимом, – я тебе не собачка, чтобы по первому свисту бежать куда скажут, – со мной так нельзя. Ласло уже попробовал – не вышло. Я это к тому, что если еще раз попробуете в погребе запирать…

– Да я тебя спрятать хотел! – перебил Шандор. – Сама посуди – ну нашли бы тебя эти, где бы ты сейчас была? Или Комов бы увидел, навел этих… С Комовым у меня отдельный будет разговор…

– Только потом, когда дело сделаем, – поспешно сказала Лера, – и вот еще что. Больше я задаром не работаю, хватит уже. Или мне десять процентов со всей суммы, или гори оно все синим огнем! Мне терять нечего, ты знаешь, и держать больше некем, никого не осталось.

– А куда твой парень делся? – спросил было Шандор, имея в виду Митьку, но Лера так ожгла его ледяными глазами, что он опустил свои и замолчал.

– Товар будем забирать из Ростова, – сказала она, – и дальше везти – наша забота.

– Ну и куда теперь? – Водитель «бумера», тощий цыган с длинными волосами, заложенными за уши, повернулся к Лере.

– Поезжай прямо, да вперед смотри! – огрызнулась она. – Не хватало нам только кого-нибудь сбить!

Машина действительно еле двигалась по вечерней улице, забитой транспортом и гуляющими людьми. Каскады музыки и света со всех сторон обрушивались на лаварей, оглохших и ослепших после тихого провинциального Владимира.

Знаменитый Левбердон, как называют ростовчане левый берег Дона, ростовский Лас-Вегас, самый крупный на Северном Кавказе район ночных клубов, казино, ресторанов и прочих увеселительных заведений.

– «Венеция»… «Эдем»… «Казачий хутор»… – читала Лера названия, пылающие ярким неоном, – «Баба Люба»…

Машина свернула вправо и оказалась на набережной. Впереди по курсу красовался подсвеченный яркими фонарями старинный парусник. С набережной к нему вел широкий деревянный трап.

– Вот оно! – воскликнула Лера. – «Летучий голландец»! Здесь нам назначили встречу!

– Не нравится мне это! – подал голос Шандор, до того молча сидевший на заднем сиденье рядом со своим одноглазым телохранителем. – Отсюда только один выход – по трапу!

– Второй выход всегда найдется! – отмахнулась Лера. – Если не хочешь – жди меня здесь, я одна схожу…

– Ну уж нет! – Шандор надулся и расправил плечи. – Цыган женщину одну не оставит!

– Ласло это почему-то не смущало! – фыркнула Лера.

– Ласло больше нет! – ответил Шандор. – Пупырка, жди нас здесь, – добавил он, обратившись к водителю. – Только не торчи на самом виду и мотор не глуши!

– Не волнуйся, мануш! – Шофер навертел длинные волосы на палец и осклабился. – Не первый год замужем!

Он притормозил. Лера вышла первая и направилась к трапу, Шандор попытался отодвинуть ее, но она вполголоса проговорила:

– Не строй из себя кавалера! Здесь я должна первой войти, тебя могут отфутболить!

Шандор стушевался, что было нелегко при его габаритах, и пошел следом за ней, одноглазый цыган с рассеченным шрамом смуглым лицом замыкал шествие. Он шел мягкой походкой прирожденного хищника, спрятав руки в карманах длинного потертого пиджака.

– Гич, следи в оба! – обернулся к нему Шандор, ступая на трап.

Телохранитель в ответ только полыхнул на него огненным глазом.

Ступив на палубу парусника, Лера огляделась.

Навстречу ей выступил парень в белом пиджаке, окинул подозрительным взглядом ее саму и спутников, особенно долго задержался на внешности одноглазого телохранителя.

– У нас свободных мест нет, – произнес он наконец свой приговор.

«Не прошли фейс-контроль! – догадалась Лера. – И когда эти лавари научатся одеваться как люди!»

– Может быть, все же найдется для нас местечко, – проговорила она вполголоса. – Нас ждут…

– Кто? – Парень пристально взглянул на нее.

– Вардан!

– Ладно, проходите… – Охранник, или метрдотель, или то и другое одновременно неохотно посторонился. Развитая интуиция подсказывала ему, что от этих гостей могут быть неприятности.

Лера со спутниками вышли на ярко освещенную палубу. Со всех сторон лилась громкая музыка, возле поручней обнималась подвыпившая парочка. Из распахнутой двери бара выскочил лысый толстяк с обвислыми усами, подскочил к Шандору, щелкнул пальцами, спросил:

– Вы, армяне, чё?

– Нет, мы лавари! – гордо выпятив грудь, отозвался цыган.

– Лавари? – удивленно переспросил незнакомец. – Кто такие, почему не знаю? Ну, не важно! Все равно, пойдем, выпьем со мной, у меня праздник – сын родился! Вот думаю – как назвать: Одиссеем или Левой, как дедушку…

– Спасибо, друг! – Лера потрепала новоиспеченного папашу по щеке. – Поздравляем, но присоединиться не можем – нас ждут! А сына назови как-нибудь попроще… Ованесом, что ли!

– Ованесом? – Армянин задумался. – А что, хорошее имя! – Он снова повернулся к Шандору и спросил: – А что – у вас, лаварей, все женщины такие?

– Какие это – такие? – поинтересовалась Лера.

– Холодные, умные! За мужчин говорят, за мужчин думают! У нас, армян, не так – женщина должна молчать и слушать! Тогда ее уважают…

– А ну тебя. – Лера беззлобно отмахнулась и шагнула в открытую дверь.

Внутри было шумно, накурено и многолюдно. По низкому потолку бара мелькали сполохи лазерной установки, в такт им дергались фигуры танцующих. Лера двинулась сквозь толпу к стойке бара.

На полпути ее схватил за руку здоровенный парень в черной майке и бандане в черепах. Мощные бицепсы украшала изобретательная татуировка – переплетающиеся змеи и драконы.

– Потанцуем? – выдохнул он прямо в ее ухо.

– Не танцую! – отрезала Лера, попытавшись вырвать руку.

– Ты меня не поняла? – В голосе верзилы прозвучала угроза. – Я сказал – потанцуем!

Лера подняла на него взгляд. Тот самый ледяной взгляд, от которого трезвел ее отчим, тот взгляд, который отпугивал от нее самых опасных мужчин. Верзила ослабил хватку, попятился…

В это время к нему приблизился Гич, одноглазый телохранитель Шандора.

– Ты не понял, да? – прошипел он, мрачно сверкнув единственным глазом. – Она сказала, что не танцует!

– Да понял я, понял! – Парень в бандане сник и ввинтился в толпу, бормоча под нос: – Совсем «Голландец» испортился! Отмороженных каких-то пускают! Приличному человеку уже и погулять негде!

Пробившись к стойке бара, Лера сделала знак бармену, худощавому юнцу с прилизанными волосами и замашками, отдающими голубизной.

– Что для вас? – проворковал он, с интересом оглядев Лериных спутников.

– Мне – «Чокнутую Лизу», умеешь?

– А как же! – Бармен скромно улыбнулся. – А вашим… мальчикам?

– Мальчикам? – Лера покосилась на мрачных цыган. – Мальчикам – водочки!

– Выбор настоящих мужчин! – Бармен расплылся и хотел удалиться за заказом, но Лера остановила его:

– И еще мне нужно поговорить с Варданом.

При этом она поправила воротник блузки, чтобы видна была золотая цепочка, которую подарил ей несколько дней назад Николай. Цепочка была необычного сложного плетения, такие редко встречаются. Бармен скользнул по цепочке вроде бы равнодушным взглядом.

– С Варданом? – Парень понизил голос, пригнулся к ней и произнес: – Вардана сегодня нет. Но есть один вопрос: чьих сыновей качал на коленях ваш друг?

Лера вспомнила дорогу в горах, людей в камуфляже, высыпавших на тропу, передергивая затворы автоматов… вспомнила, что говорил им Николай…

– Полковника Тал ал а из горной жандармерии, – вполголоса ответила она бармену.

– Ответ правильный. – Тот едва заметно улыбнулся. – Вообще-то я Вардан, только я стараюсь не рисковать… у нас на Левбердоне, знаете, рисковые люди долго не живут…

Он пригнулся еще ниже и прошептал прямо в Лерино ухо:

– Ваш друг будет ждать вас завтра в семь утра около кафе «Пристань».

– А где это?

– Тише! – Бармен стрельнул глазами по сторонам и прошептал еле слышно: – Это тоже здесь, на Левбердоне. Только попасть туда можно исключительно на катере, с берега не пройти. Расположено кафе рядом с заливом «Ковш»…

– Ладно, найдем! – кивнула Лера.

– А «Чокнутая Лиза» для вас и водка для мальчиков будет буквально через полминуты! – закончил бармен гораздо громче.

Лера с цыганами выпили и отправились прочь с «Летучего голландца».

По набережной мимо трапа проходили двое обнимающихся парней.

В это время из-за припаркованного поблизости трейлера вышли трое казаков в картинной форме Войска Донского. Старший этой троицы, с погонами есаула, подкрутил усы и шагнул навстречу сомнительной парочке.

– Гей, Грицко! – повернулся он к своему приятелю. – Глянь-ка, гомики! А ну, высечем их, хлопцы!

– Мужики, – проговорил, отступая, один из парней. – Вы чего? Какие мы гомики? Мы с друганом выпили маленько, ну, он на ногах плохо стоит…

– Знаю я, какие вы друганы! – не унимался есаул. – А вот сейчас вам плетей!

Лера сделала знак своим спутникам, и они поспешили к машине. Влипнуть в скандал, да еще с участием казаков, им совсем не улыбалось.

– Значит, так, – сказала Лера, когда они доехали до моста. – К утру нам нужно достать катер. Сможете?

– Сделаем. – Шандор солидно кивнул. – Наши деды коней воровали, что мы – лоханку какую-то не украдем?

– Только чистую, и чтобы никаких проблем не было. И мотор посильнее. Нам с товаром по реке уходить придется.

– Не вопрос! – И Шандор переглянулся с Пупыркой.

Водитель подмигнул, заправил прядь за ухо и потер руки:

– Вот это – по мне! Самая цыганская работа! А то за баранкой сидеть – скука смертная! – И он вполголоса затянул: – «Я – король цыганский…»

– Подожди ты, король! – оборвала Лера песню. – Вот еще что понадобится…

Она нацарапала на клочке бумаги несколько слов и показала Пупырке.

– А это еще зачем? – Тот рассмеялся. – Ты что – бакалейный магазинчик здесь открыть надумала?

– Не твоего ума дело! – отрезала Лера. – Но чтобы к утру все это было на катере!

– Ну что это такое, Шандор? – Пупырка состроил жалостную физиономию и повернулся к главарю. – Мы эту бабу на шею себе посадили! Скоро она нас взнуздает и погонять станет! Где это видано, чтобы ромалы под бабой ходили?

– Считай, что я тебе приказал! Скажет запрягать – суй голову в хомут! – отрезал Шандор. – Иначе со мной будешь иметь дело!

Рано утром, на самом рассвете, Лера с Шандором и Гичем спустились к набережной. Там их уже поджидал Пупырка. Смуглое лицо цыгана сияло, как начищенный самовар.

– Вы только гляньте, ромалы, какую лошадку я увел! – Он горделивым жестом указал на нарядный бело-голубой катер, по борту которого красовалась красная надпись «Герда».

Лера подумала, что катер с таким названием очень ей подходит – учитывая ее детскую кличку Снежная королева.

– Хозяин за нами не увяжется? – поинтересовалась она.

– О! – Пупырка расхохотался. – Когда хозяин протрезвеет, зима настанет, в Дону лед замерзнет! Я его так угостил, так угостил… а главное, я его в автобус посадил, так что он сейчас прямиком в станицу Егорлыкскую едет! Главное, что без остановок!

– Молодец! – одобрила Лера. – А как насчет остального? Про что я тебе вчера говорила?

– Не беспокойся, можешь хоть сегодня свою лавочку открывать! – И цыган показал на дне катера несколько мешков, прикрытых брезентом.

– Ну, если так – пора ехать на дело!

Вся компания спустилась в катер, Пупырка завел мотор и вывел бело-голубое суденышко на днепровский простор.

Мимо проносились зеленые берега великой реки. Среди деревьев мелькали коттеджи и спортивные сооружения. Навстречу катеру проскользила спортивная лодка с гребцами, медленно прошел закопченный трудяга-буксир.

Наконец слева по курсу показалось легкое бело-голубое здание с полукруглыми окнами по фасаду, увенчанное круглой башенкой-барабаном. К этому зданию от реки вела широкая двойная лестница, у основания которой был причал на добрый десяток небольших судов.

– Нам сюда! – махнула рукой Лера.

Пупырка лихо крутанул штурвал, и катер, подняв волну, подплыл к причалу.

Возле самой воды стоял Николай.

Сердце Леры предательски забилось. Она вспомнила их трудный и опасный путь через горы, вспомнила ту ночь под яркими южными звездами, когда страх и одиночество бросили ее в объятия этого сурового человека, и он на какое-то время показался ей удивительно близким…

Она вспомнила их встречу в Питере, когда она спасла его от ментов, и потом, в Ростове, когда он, тяжело раненный, стонал на ее руках. И наконец, их последний разговор, когда он предложил ей бросить трудное и смертельно опасное дело, он предложил ей свою защиту, то есть предложил ей свою любовь. Но даже если бы он предложил ей уехать куда-нибудь вместе, бросить все, она и то не могла согласиться. Она не может все бросить и забыть. Забыть – значит простить. У нее неоплаченный долг перед убитой подругой Риткой, перед Митькой и многими другими. Она должна отомстить Аббасу. Паршивцу Ласло мстить не пришлось, ему другие отомстили.

Теперь Николай смотрел мрачно и настороженно, как в первый день их знакомства, и едва слышно поздоровался с ней.

Лера тоже погасила блеск глаз, бросила холодно и отстраненно:

– Ну как, товар в порядке?

– Можете не сомневаться. – Николай махнул рукой, и на краю причала появился его подручный, сутулый тип лет сорока с изрытым оспой лицом, по кличке Мосол. На плече Мосол как пушинку нес огромный тюк.

– Здорово, дядя! – приветствовал подошедшего Пупырка.

Мосол в ответ что-то промычал и сбросил тюк к ногам Николая.

– Какой-то ты неразговорчивый!

– Зато ты – слишком разговорчивый, – оборвала цыгана Лера. – Мосол – немой от рождения…

– Ну, вот он, товар! – поторопил Николай. – Где деньги?

– Не спеши, – проговорил Шандор. – Товар еще проверить надо!

– Проверяй, да побыстрее! – Николай настороженно оглядел реку. – Не хочу долго здесь маячить, мы здесь издалека видны!

– Сам такое место выбрал, – проворчал Шандор.

Он пропорол тюк узким лезвием ножа, достал щепотку белого порошка, положил на язык, удовлетворенно почмокал:

– Высший класс!

– Фуфла не держим! – отозвался Николай. – Давай деньги, не тяни резину!

– Какой ты, дядя, нервный! – хохотнул Пупырка.

Шандор строго зыркнул на него, сбросил куртку, задрал рубаху и принялся разматывать широкий пояс, обернутый вокруг тела. Смотав его, аккуратно сложил и передал Николаю.

– Вот как наши цыгане худеют! – проговорил Пупырка. – Быстрей, чем на кремлевской диете! Раз – и Шандор похудел на целый пуд.

– Ладно, пересчитывать не буду. – Николай сложил деньги в объемистую сумку и повесил ее на плечо. – Нам еще работать, так что жульничать по мелочи вы не станете! – И он бросил на Леру многозначительный взгляд. – А теперь быстро расходимся, что-то у меня предчувствие нехорошее!

Он развернулся и зашагал вверх по лестнице.

Лера проводила его долгим взглядом.

Он заметно прихрамывал – совсем недавно получил пулю в живот, и вынимал ее не врач, а странный человек по кличке Хирург… которого, кстати, тоже нет уже в живых. Лера почувствовала жалость и нежность к уходящему от нее мужчине.

Он, словно ощутив это, обернулся, бросив на нее прощальный взгляд. Показалось ей или действительно в этом взгляде проскользнула искра ответной нежности?

– Серьезный мужчина, – одобрительно проговорил Пупырка.

– В одном он прав, – подвел черту Шандор. – Надо быстро сваливать, мы здесь действительно слишком на виду. Грузим товар и уходим!

Вдвоем с Гичем они с видимым напряжением закинули в катер тюк, который Мосол только что нес как перышко. Пупырка тем временем завел мотор, и катерок помчался вниз по течению к тому месту, где цыган дожидалась подмога.

Мотор работал тихо и ровно, на небе не было ни облачка, но Лера чувствовала смутное беспокойство. То ли ее предупреждала об опасности хорошо развитая интуиция, то ли передалась тревога Николая, только она напряженно всматривалась в берега.

И шестое чувство в который раз не обмануло ее!

Впереди, справа по борту, показалась небольшая бухта, и из нее вылетел серый катер с опознавательными знаками речной милиции.

– Эй, на «Герде»! – прокричали в мегафон. – Глуши мотор! Остановиться для досмотра!

– Е-мое! – простонал Пупырка. – Что ж делать-то?

– Не зевать! – прикрикнула на него Лера. – И без глупостей! – Она повернулась к Гичу, который полез за пистолетом. – Пушки скиньте в воду! Они нас из пулемета расстреляют, как кроликов!

– Что же делать? – сквозь зубы прошипел Шандор. – Руки поднять и сдаться? С таким грузом? Наверняка нас твой дружок сдал!

– Не болтай ерунды! – Лера бросила на него свой ледяной взгляд. – Действовать быстро!

Она сбросила брезент с мешков, валявшихся на дне катера. Два мешка были обмотаны редкой веревочной сетью. Лера заклеила отверстие на тюке с героином, которое прорезал Шандор, и скомандовала:

– Грузите товар в эту сетку – и за борт! И скорее, пока они нас не видят!

В эту минуту их действительно закрыл от катера речной милиции лесистый лесок.

– За борт? Ты с ума сошла? – Шандор побледнел. – Да ты знаешь, сколько денег мы за этот товар выложили?

– Конечно, знаю! – холодно процедила Лера. – Я же сама с Николаем за каждый бакс торговалась!

– Наверное, тогда ты с ним и сторговалась! За нашей спиной! Видел, как вы с ним переглядывались!

– Говорят тебе – делай быстро! Нет времени препираться! Сейчас они нас увидят! Делай, как я сказала, потом я тебе все объясню!

– Может, лучше попробуем от них оторваться? – тоскливо протянул Пупырка.

– Даже и не думай! – оборвала его Лера. – Видел, какой у них катер? Они нас в секунду догонят!

– Ну, белая… – протянул Шандор, хватая тюк. – Смотри, если что не так пойдет! Ты знаешь, я тебе не враг, но тут – лично шкуру твою бледную спущу!

– Быстро! – прошипела Лера.

Она помогла цыганам запихнуть тюк в сетку, прочно укрепить там и перевалить через левый борт.

С тяжелым плеском груз ушел под воду.

– Ах, лимончики, мои червончики! – печально пропел Пупырка, провожая быстро погружающиеся тюки. – Где вы растете и в каком саду? Все! Утонуло наше богатство!

В ту же минуту из-за мыска показался большой серый катер. На его носу стоял человек лет сорока в форме капитана речной милиции.

– Ну что, гаврики, добегались? – проговорил он, плотоядно улыбаясь. – По-хорошему будем разговаривать или по-плохому? Сами сдадите груз, или нам придется вашу посудину по винтику разобрать?

– Дяденька, какой такой груз? – плаксивым голосом затянул Пупырка. – Никакого такого груза не знаем! Мы сами по себе, на лодочке покататься хотели, рыбку половить… – И он показал прихваченную для убедительности удочку.

– Ты, морда цыганская, мне еще нервы портить будешь? – окрысился на него капитан. – Ты меня еще не знаешь, но ты меня еще узнаешь! А ну, бросай концы!

В минуту «Герду» подтянули канатами к милицейскому катеру, и трое парней во главе с капитаном перешли на ее борт.

Они действительно облазали весь катер до самого днища – впрочем, это было не так и сложно: никаких особенных тайников на «Герде» не было. Для верности проверив проволочным щупом бензобак, милиционеры доложили старшему о результатах.

Капитан помрачнел, но не сдался.

– Должен быть груз! – проговорил он, скрипнув зубами. – Цыгане – они хитрые!

– Да, дяденька, зачем на нас такой поклеп говоришь? – снова заныл Пупырка. – Это, может, другие цыгане хитрые, а мы честные! Рыбку половить хотели, вот, девушку покатать. – Он показал на Леру. – А тут ты на катере! Весь выходной испортил!

– Уймись! – рявкнул капитан. – Уймись, а то оформлю тебя по какой-нито статье…

Вдруг лицо его посветлело, и капитан радостно промолвил:

– Рыбку, говоришь?

Он подошел к борту и крикнул на свой катер:

– Коновалов, готовься к погружению! Не иначе они под корпусом груз закрепили!

Лера и Шандор обменялись выразительными взглядами.

Через несколько минут с борта милицейского катера нырнул аквалангист.

Он проплыл под корпусом «Герды», обследовал его сантиметр за сантиметром. Через полчаса над водой показалась голова в маске.

Аквалангисту помогли подняться на борт, и капитан подскочил к нему:

– Ну что?

– Ничего нету! – Парень помотал головой и для верности развел руками.

– У, сволочи! – Капитан затопал ногами.

– Дяденька, ты хоть нам скажи – чего ищешь? – льстивым голосом спросил Пупырка. – Может, мы с братьями тоже поискали бы!

– Лучше уймись! – Капитан зверем посмотрел на цыгана и вернулся на свой катер, бормоча по дороге:

– У, сволочи хитрые! Верная наводка была – и ничего нет!

Милицейская посудина отшвартовалась от «Герды», плавно развернулась и ушла к левому берегу.

– Ну, – проговорил Шандор, когда звук милицейского катера затих вдали, – а теперь объясняй, беленькая! Мы, конечно, от милиции отмазались, но не больно ли дорого это нам встало? Может, дешевле было бы всю здешнюю милицию купить, чем такого сладкого груза лишиться!

– Вот именно – сладкого! – ехидно проговорила Лера.

– Ой, ромалы, держите меня! – со слезой в голосе воскликнул Шандор. – Иначе я ее сейчас взаправду убью! Ну зачем, зачем ты меня доводишь? Думаешь, цыган горячий, так над ним смеяться можно?

– А ты попроси по-хорошему, как капитан говорил, – подначивала его Лера. – Может, тогда и я тебе кое-что расскажу!

– Да что ты там можешь рассказать? Что мы водолазов наймем и все дно здесь обшарим? Да тут глубина несусветная! Да еще течение, так что наш груз неизвестно куда может отнести! В самое Азовское море, а там уж поминай как звали!

– Насчет течения – это ты зря, мы здесь как раз за мыском стоим, так что тут течение небольшое. А если водолазов нанимать – так это действительно до второго пришествия трудиться пришлось бы, да еще под самым боком у речной милиции! И водолазам сколько заплатить придется, чтобы лишнего не болтали… Так что нет, водолазов нанимать мы не будем!

– А что же мы теперь будем делать?

– Ждать!

– Ох, смерти моей ты хочешь! – простонал цыган. – Ну ты скажешь, наконец? Чего мы здесь будем ждать? У моря погоды? Когда рак на горе свистнет?

– Да ты уже сам все сказал, – рассмеялась Лера. – Ты же сказал – сладкий груз! Он и есть сладкий…

Она откинула брезент и показала рассыпанные по дну катера белые крупинки:

– Знаешь, что было в тех мешках, которые Пупырка в лодку погрузил?

– Что? – Шандор наклонился, поднял крупинку. – Не «герыч», точно…

Он попробовал ее на язык и недоуменно протянул:

– Никак, сахар! Пупырка, в этих мешках что – сахар был?

– Сахар! – кивнул цыган.

– Ничего не понимаю!

– А в других – мячи футбольные!

– Все равно не понимаешь? – Лера пристально посмотрела на Шандора. – А я была о тебе лучшего мнения. Думала, быстрее сообразишь.

На этот раз в глазах цыгана действительно засветилось понимание.

– Значит, в одних мешках тяжелый сахар, а в других – легкие мячи… сначала мешки с сахаром потянут груз ко дну, а потом…

– А потом сахар растает, и легкие мячи поднимут груз на поверхность! Так что я тебе верно сказала – нам нужно только ждать, когда этот сахар растает!

– Сколько же нам придется ждать? – вздохнул Шандор. – Это тебе не три ложки на стакан чаю!

– Так и Дон – не чайная чашка! – ответила Лера. – На тебя, братец, не угодишь – то к похоронам своим готовился, а то подождать часок-другой не хочешь!

Она повернулась к Пупырке:

– Что ты там капитану говорил – что рыбку ловить собрался? Ну так и лови!

– Ох ты! – Цыган хлопнул себя по ляжкам. – А червей-то я не накопал!

– Ну так лови на муху! Вон, одна как раз на носу у тебя сидит!

– Ну извини, беленькая! – смущенно проговорил Шандор. – Извини, что наговорил тебе всякого… хорошо ты это придумала!

– Ну, вообще-то я это не сама придумала, – призналась Лера. – Кто-то мне про такой фокус рассказывал…

– А может, ромалы, мы не рыбку половим, а удачу за хвост? – Пупырка достал из кармана засаленную колоду карт. – Где цыгане, там и карты… перекинемся?

– Только не твоей колодой! – усмехнулся Шандор. – Я тебя знаю, у тебя в колоде восемь тузов!

– Обижаешь, начальник! – Пупырка состроил жалобную физиономию. – Только шесть!

Цыгане расселись на досках палубы, разложили карты.

Пошел разговор на цыганском, перемежающийся русским матом. Лера отошла на корму и уселась, внимательно следя за спокойной поверхностью воды.

Ничего не происходило, только время от времени плескала хвостом крупная рыба да чайки с хриплыми криками носились над рекой.

Вдалеке проползла, пыхтя, тяжело груженная моторная баржа, и снова все стихло.

Пупырка обыграл своих партнеров и теперь радостно хохотал, требуя свой выигрыш.

Солнце медленно карабкалось вверх по горизонту, заливая окрестности золотым осенним светом. Наступила та удивительная звенящая тишина, которая бывает в полдень, когда утренние звуки замолкли, а вечерние еще не пробудились. Даже болтливый Пупырка замолчал, завороженный этой тишиной. Поверхность реки стала неподвижной, как зеленое стекло.

И вдруг совсем недалеко от лодки с громким плеском всплыло что-то тускло-серое, большое – как будто старый дельфин выставил на солнце свою покатую спину.

– Эй, ромалы! – вполголоса окликнула Лера своих спутников. – Для нас прибыл груз! Получите и распишитесь!

Шандор привстал и уставился на серую массу, покачивающуюся на поверхности воды. Шумно выдохнув, повернулся к Пупырке и подал тому знак. Пупырка, не заводя мотора, веслом подгреб к серому предмету. Теперь уже было отчетливо видно, что это мешок с мячами, охваченный веревочной сеткой. Гич с Шандором схватили его с двух сторон, втащили в лодку. Под мешком, как огромная рыба, в сети покачивался пластиковый тюк с белым порошком.

– Ну, беленькая… – проговорил Шандор, потирая руки. – Ну, ты молодец! А я-то все не верил… думал, все – потеряли мы груз!

Пупырка подпрыгнул, хлопнул себя по ляжкам и радостно завопил:

– Гей, я парабела, гей, я чебурела, сам король цыганский я!

Лодка закачалась. Лера усмехнулась одними губами, прикрикнула на развеселившегося цыгана:

– Эй, ты не больно-то шуми! Милицейский катер может быть недалеко, а второй раз у нас этот номер не пройдет!

– Все, молчу! – Пупырка прижал палец к губам.

Они выкинули лишние мешки, закидали тюк с героином тряпьем и своими вещами и медленно вывели лодку из затона на донской простор.

Тремя километрами выше по течению на берегу Дона у них была назначена встреча с «группой прикрытия».

Это была семья таборных цыган, кочевавших по степи неподалеку от Ростова.

«Герда» пристала к берегу возле заброшенной бани. Деревянные полусгнившие мостки вели к воде. Шандор сложил руки рупором и два раза по-совиному ухнул. Из кустов отозвались таким же уханьем, и на мостки выпрыгнул молодой цыган в шелковой малиновой рубахе.

– Гей, ромалы! – радостно воскликнул он. – Я уж вас тут заждался, скучать начал! А наши цыгане там пьют-гуляют, свадьба у нас! – И он широко улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

– Свадьба – это хорошо! – обрадовался Шандор. – На свадьбе что угодно спрятать можно, со свадьбой можно куда угодно проехать!

Пупырка с Гичем подхватили тюк и понесли его за молодым цыганом.

Поднявшись на прибрежный холм, спутники увидели несколько цыганских кибиток, украшенных яркими шалями и искусственными цветами.

На траве возле первой кибитки был раскинут ковер, на нем сидели, обнявшись, молодые. Лере показалось, что им было лет по пятнадцать. Жених поправлял пальцами только что пробившиеся усики, поводил шеей, которую натирал воротник черного костюма. Невеста, пухленькая девчушка в шелковом белом платье, смущенно прятала глаза.

– У вас, цыган, что – каждый день свадьбы? – поинтересовалась Лера. – Из Владимира со свадьбы уехали, здесь опять свадьба…

– Осень! – улыбнулся Шандор. – Свадьбы всегда осенью играют!

Они подошли к кибиткам, поздравили молодых.

Навстречу им вышел пожилой осанистый цыган с внушительной лысиной и длинными седыми усами – глава рода.

Похлопывая узорчатой плеткой по начищенному сапогу, он обменялся с Шандором традиционными приветствиями, скользнул взглядом по его спутникам, чуть дольше задержался на Лере, но ничего не сказал.

Помолчав для порядка, спросил, что нужно перевезти.

Гич и Пупырка бросили к его ногам тюк с наркотиками.

Цыган пощелкал языком, покачал головой и повернулся к одной из кибиток.

– Венера! – окликнул повелительно.

Сидевшая на козлах рядом с возницей необыкновенно дородная цыганка преклонного возраста подняла припухшие веки и посмотрела на старейшину величественным полусонным взглядом.

– Вот это спрятать надо!

Венера невозмутимо кивнула и подняла одну из многочисленных пестрых юбок. Двое молодых цыган подхватили тюк и закинули на козлы, к ногам цыганской матроны. Она накрыла тюк юбкой и снова замерла, опустив веки. Лера не сомневалась, что цыганка заснула, но вдруг та, не открывая глаз, гулким звучным басом затянула:

– «А-ручее-чек, руче-ек!»

Тут же несколько гитаристов дружно перебрали струны, и десяток голосов подхватил:

– «Брала воду на чаек! Ой-ой-ой…»

Возница передней кибитки лениво тряхнул поводьями, и лошадки неспешно двинулись вперед. Молодые, обнявшись, пошли рядом, потом подсели на облучок. Лера со своими спутниками пристроились в одной из кибиток и поехали по степи под звуки замирающей песни.