Возвращение Свирепого Биллсона

III

В шесть сорок я проводил их на вокзал. Стараясь не глядеть на розовую шляпу, которая высунулась из вагонного окна и посылала мне приветствия, я бросился с перрона на улицу. Похудевший, бледный и замученный, вскочил я на извозчика и велел ему везти меня к Акриджу. На улице Эрондел, где жил Акридж, никогда еще не случалось убийство, но я решил, что настало время совершить его.

Общество Сесила парализовало во мне все добрые чувства, приобретенные благодаря воспитанию, и в душе моей пробудились кровожадные, зверские инстинкты. Когда Сесил снова вернется в столицу, я отвезу его в тот самый дом, где было совершено «зверское убийство на улице Эрондел».

— Ага, старина! — крикнул Акридж, увидя меня. — Заходи, дружище, заходи. Рад тебя видеть. Удивлялся, почему ты так долго не ехал.

Он лежал в постели, но у меня сразу появились подозрения, что предо мною гнусный симулянт. Я отказался верить в его вывихнутую лодыжку.

— Я читаю твою книгу, старина, — сказал Акридж с деланной беззаботностью.

Он размахивал в воздухе единственным романом, который я написал в своей жизни. Но в душе моей кипела такая черная злоба, что даже упоминание о моем романе не смягчило меня.

— Гениальная книга! Именно гениальная, другого слова и не подыщешь. Превосходная книга! Черт побери, я рыдал над ней, как ребенок.

— А между тем критики утверждают, что роман у меня юмористический, — холодно заметил я.

— Я рыдал от смеха, — торопливо объяснил Акридж.

Я с отвращением глядел на него.

— Где ты держишь свои тупые инструменты? — спросил я.

— Что?

— Свои тупые инструменты. Мне нужен тупой инструмент. Дай мне тупой инструмент. Ради Бога, скажи, нет ли у тебя какого-нибудь тупого инструмента?

— У меня есть безопасная бритва.

Я устало опустился на кровать.

— Ой! — закричал он. — Осторожнее! У меня болит нога.

— У тебя болит нога! — сказал я с демоническим хохотом. Так, должно быть, хохотал брат квартирной хозяйки, перерезая горло Джемсу Поттеру. — Какое мне дело до твоей ноги?

— Ничего серьезного, — успокоительно сказал Акридж. — Обыкновеннейший вывих. Просто придется поваляться в постели два-три денька. Вот и все.

— Понимаю, — сказал я. — Ты валяешься в постели до тех пор, пока эта проклятая женщина и ее поганый сынок не уберутся из Лондона.

Лицо Акриджа перекосилось от удивления и горя:

— Неужели она тебе не понравилась? А мне казалось, что вы просто созданы друг для друга… Кстати, как ты провел с ними время?

Я в нескольких язвительных словах описал свои муки.

— Мне жаль тебя, старина, — сказал Акридж, когда я закончил. — Честное слово, жаль. Клянусь тебе всем на свете, я не подозревал, что взвалил на тебя такую обузу. Но тут дело касалось жизни и смерти. У меня не было другого выхода. Флосси настояла на этом и ни за что не хотела уступить.

— Кто такая твоя чертова Флосси? — спросил я.

— Что? Флосси? Ты не знаешь, кто такая Флосси? Возьми себя в руки, старина. Ты должен ее вспомнить! Служит в трактире «Корона», невеста Свирепого Биллсона. Неужели ты забыл Флосси? А она еще вчера уверяла меня, что у тебя удивительно красивые глаза.

И я, наконец, вспомнит. Мне стало стыдно, что я мог забыть эту девушку

— с такой яркой и крикливой внешностью.

— Помню, помню. Та самая, которую ты привел на обед к Джорджу Тэпперу? Скажи, простил тебя Тэппер с тех пор или нет?

— Между нами все еще есть холодок, — признался Акридж. — Тэппер ужасно злопамятен. Это большой недостаток. Он неплохой товарищ, но не то, что ты. Человек он, конечно, превосходный, но ему недостает проницательности. Он не понимает, что друзья должны помогать друг другу в трудные минуты. Ты — дело другое.

— Если бы я не был так измучен, я зарезал бы тебя твоею безопасною бритвой. Надеюсь, ты заставил меня столько выстрадать из-за какого-нибудь чрезвычайно серьезного дела. Скажи, что это ты затеваешь?

— Дело в том, старина, что вчера ко мне пришел Биллсон.

— Я встретил его несколько дней тому назад и дал ему твой адрес.

— Да, он рассказывал мне.

— Ну, что же дальше? Ты снова стал его антрепренером?

— Да. Для этого он ко мне и заходил. Наш контракт до сих пор остается в силе, и он не имеет права выступать без моего согласия. А между тем его вызвал на бой Альф Тодд, из цирка «Универсаль».

— Этот цирк почище того, в котором он выступал прошлый раз, — сказал я. — Сколько ему предлагают?

— Двести фунтов стерлингов.

— Двести фунтов стерлингов! Но ведь Биллсон совсем неизвестный боксер.

— Неизвестный? — вскричал Акридж, глубоко уязвленный. — Что ты? что ты? Весь боксерский мир только и говорит, что о Биллсоне. Ведь он избил чемпиона среднего веса.

— Он избил его на улице, а не на арене. И никто не видел, как он его бил.

— Такие вещи сразу становятся известны.

— Но неужели, действительно, двести фунтов стерлингов?

— Это еще грош, старина, сущий грош. Поверь мне, скоро настанет время, когда мы будем загребать десятки тысяч, но, конечно, и двести фунтов — деньги. Ну, значит, приходит ко мне Биллсон и говорит, что скоро состоится его выступление. Когда я узнал, что получу половину, я подпрыгнул от радости. Можешь себе представить, как я был огорчен, когда в дело вмешалась Флосси — и все мои планы полетели к чертям.

— Ничего не понимаю. Какое отношение имеет Флосси ко всему этому делу? Как она могла в него вмешаться?

— Она запретила ему выступать на арене, старина, вот и все.

— Запретила выступать на арене?

— Да. С самым беззаботным видом она заявила, что не позволит ему портить свою красивую внешность. Вдумайся в эти слова, старина! Она, видишь ли, не хочет, чтобы он искалечил свое прекрасное личико. Да его личико давным-давно искалечено! На его роже ни одного живого места не осталось. Я спорил с нею ровно час, но ничего не добился. Избегай женщин, старина, они не имеют рассудка.

— Ручаюсь тебе, что я буду самым старательным образом избегать Флоссину маму.

— Флоссина мама спасла все дело. Это редкостная женщина. Она приехала в последнюю минуту и спасла меня буквально от гибели. У нее есть такой обычай — по временам наезжать в Лондон. Флосси очень любит и уважает ее, но не может пробить в ее обществе больше десяти-двенадцати минут. Мамаша действует ей на нервы.

Я почувствовал горячую симпатию к будущей миссис Биллсон. Эта девушка, по-моему, совсем не так глупа, как утверждает Акридж.

— И вот Флосси прибежала ко мне со слезами и стала умолять меня убрать куда-нибудь ее мамашу. Я согласился, но поставил одно условие. Я потребовал, чтобы Флосси разрешила Биллсону выступать в «Универсале». Девушка запрыгала от радости. Вот что значит семейная нежность. Она так обрадовалась, что сразу же дала свое разрешение и расцеловала меня в обе щеки. Остальное, старина, тебе известно.

— О, да, остальное мне очень хорошо известно.

— Никогда, — торжественно сказал Акридж, — никогда в жизни я не забуду, что ты сделал для меня сегодня, дорогой друг.

— Ладно, ладно. Не пройдет и недели, как ты возложишь на меня какое-нибудь новое гнусное поручение.

— Но, старина…

— Когда состоится выступление Биллсона?

— Ровно через неделю. Надеюсь, ты не откажешься прийти посмотреть. Я боюсь, что мои нервы не выдержат. Мне хочется, чтобы в этот день рядом со мной находился добрый, отзывчивый друг.

— Непременно приду. Разреши мне угостить тебя обедом перед этим роковым выступлением.

— Да, ты истинный друг! — сказал Акридж растроганно. — А вечером, после выступления, я устрою банкет в твою честь. Ты запомнишь этот банкет на всю жизнь! У меня будет куча денег, старина, куча денег.

— Да, если Биллсон выиграет. А если он будет побит?

— Побит? Он не может быть побит! Кто его побьет? Ты говоришь нестерпимые глупости. Ведь ты сам видел его несколько дней тому назад. Неужели он показался тебе слабым и хилым?

— Нет, напротив, он необыкновенный силач! — воскликнул я.

— Еще бы. По-моему, морской воздух благотворно повлиял на него и сделал его еще сильнее. Не сомневаюсь, что он скоро станет мировым чемпионом тяжелого веса.