Возвращение Ульяны

5

Осенью собрала Ульянина бригада богатый урожай. Особенно хорошо уродились помидоры и поздняя капуста. Приставкин маленько отстал от Ульяны, но против прошлогоднего собрал овощей не в пример больше.

Председатель Матвеев оказался мужик с хозяйственным талантом и к людям подход понимал. Придет в бригаду, спросит:

— В чем нуждаетесь, Ульяна Васильевна?

— Да вот машин не хватает, не успеваем капусту вывозить.

— Буду шефам кланяться.

Выхлопочет у шефов две машины — одну в Ульянину бригаду направит, другую пошлет к Приставкину, чтобы все поровну.

Приставкин после своего слова, которому грозился быть хозяином, не то чтобы бросил пить, а стыдился. Выпьет дома, когда невмоготу, а на люди трезвым выходит.

И повадился в Крутояровку наведываться. То в клуб придет, хоть в Лебедеве клуб куда лучше, то к Ульяне — захотелось, скажет, побеседовать. А один раз насмелился и явился к Настасье прямо в дом, где и Ульяна как раз в этот вечер сидела.

Настасья приветила гостя, самовар поставила, Маше приказала книжки на время отложить. Федор краснел, пил пустой чай стакан за стаканом, хлеб не трогал и про сахар забывал. После пятого стакана вдруг сказал:

— Жениться я надумал, вот что.

Настасья вскинулась, поглядела в упор на бригадира.

— Люди женятся, а у нас глаза светятся, — озорно сказала она.

— На ком же? — спросила Ульяна.

Бригадир покосился на Машу. Та сидела спокойно, будто вовсе для нее неинтересный шел разговор.

— Вот, — сказал Федор и взял Машу за руку. — На Маше бы.

Маша посмотрела на него с удивлением.

— Чего это придумал, Федор? Не пойду я замуж.

— Другой мил?

Маша промолчала, только закраснелась. Еще от самой себя хранила втайне свои девичьи мечты. Даже Настасья ничего не примечала, одна Ульяна потихоньку улыбалась, когда видела, как молодецки покрикивает Петька Кузнецов на толстого, лохматого коня, заметив поблизости Машу. В клубе, когда смотрели кино, Петька не решался сесть рядом с Машей, а садился позади, наискосок, чтобы все время ее видеть, и она чувствовала, что он здесь, оживленно разговаривала с подругами и тихо смеялась.

— Никто не мил, а замуж не пойду.

Федор потемнел лицом.

— А ты бы, Федор, на Настасье женился, — посоветовала Ульяна.

Настасья засмеялась.

— Жениху да невесте сто лет вместе.

— Ладно, — проговорил Федор угрюмо. — Думал под стать, а вышло рукой не достать.

— Не сердись, Федя, — сказала Маша. — А без любви замуж не хочу идти.

Ушел Федор ни с чем.

Через неделю глядь — опять приходит. Маша в этот раз от книжки не оторвалась, а Федор подсел с Настасьей и с Ульяной играть в подкидного. Поиграли. Настасья достала из шкафчика наливочку. Выпили, песни завели. Федор сначала молча слушал, потом подтягивать стал.

А под октябрьские праздники справили Федор с Настасьей свадьбу.

Ульяна осенью ездила в область на совещание передовиков. Ее посадили в президиум и под музыку вручили грамоту. Ульяна эту грамоту повесила на стенку. Старая, довоенная, лежала в сундуке, а эта висела над столом.

Трудодень в тот год вышел не шибко богатый, но овощеводы получили дополнительную оплату. Больше всех Самохваловы: трое работали в бригаде. Герасимовна хвалилась:

— Во мы какие с Ульяной! Стары грибы, да корни свежи!

Маша вскоре после материной свадьбы собралась ехать в сельскохозяйственный институт, поступать на заочное отделение.

Настасья прямо таяла от счастья, как масло на сковороде: и свою судьбу устроила, и Машей гордилась.

— Ты гляди, Ульяна, дочка-то агрономом будет.

— А что ж, — соглашалась Ульяна, — у ней по судьбе борона не проехала.

Перед отъездом Маша зашла к Ульяне: спросить, не передать ли чего Варе.

Ульяна подарок приготовила: пуховый платок связала, а письмо не стала писать.

— Что хотела я ей сказать, все сказано, — объяснила она Маше. — А сказанное повторять, только зря язык об зубы отбивать. Мне не то досадно, что на агронома Варя не стала учиться. То моя была задумка, а на свой путь другого нелегко повернуть. Да вот беда, что она своей-то мечты не выносила, дела по душе не выбрала. Лишь бы какую, говорит, работу, да чтобы в городе. А работа немилая хуже мужа постылого. Пройдет век, как вода в решете. Ты, Маша, сама с нею поговори, как ты жизнь понимаешь.

— Я поговорю, — сказала Маша.

— А еще скажи, что под Новый год в гости ее ждать буду. Либо в зимние каникулы. Как сумеет.

— Все скажу, — пообещала Маша.

— И в обиде я на нее, а сердцем все тревожусь. Лад не лад, а свой своему всегда рад. Ну, ступай, Маша. Счастливой тебе дороги!

Маша ушла. Ульяна посидела недолго у стола, подперев щеку рукою и глядя в окно на широкую улицу, по которой мела поземка. Потом встала, накинула на голову темный клетчатый платок, надела полушубок и пошла на парники.