Часть вторая ВОРОВСКАЯ МЕСТЬ

Глава 1 ДЛЯ ЧЕГО НУЖНЫ МЕДСЕСТРЫ

– Ворсистый, ты что здесь, вечно?

Это было первое, что произнес я, придя в себя после посещения пресс-хаты.

Миха Ворсиков, по кличке Ворсистый, замер на полушаге, как по команде «Замри!». Нога в синем спортивном трико повисла в полуметре от пола. Синие от татуировок руки остановились в воздухе. Голова была повернута ко мне, рот изумленно разинут, глаза вылезли из орбит. Ворсистый был смешон, как всегда, и я не удержался – рассмеялся. В тот же момент жуткая боль пронзила тело. Я непроизвольно застонал и рефлекторно выругался. Боль начиналась в голове, ей снова жутко не повезло.

Вдруг почему-то вспомнил, что в театре Карабаса-Барабаса ставили пьесу «33 подзатыльника». Карабас явно перестарался, разыгрывая свое любимое детище со мной в «Крестах». Если так будет продолжаться и дальше, главному герою скоро совсем выколотят мозги. У него же голова не деревянная, как у Буратино! И останется тогда незадачливый Карабас без главного героя. Или придется тогда идти за мозгами к Великому и Ужасному, по дороге из желтого кирпича. Хотя, это уже совсем другая сказка.

Ворсистый облегченно вздохнул и вышел из оцепенения:

– Уф-ф-ф… Ругаешься – значит хорошо! Дело пошло на поправку! Примета такая есть – как заматерился – значит, пронесло. В смысле полегчало!.. А ты кто таков? Обзовись. Меня откуда знаешь? Мы с тобой, вроде как, раньше не встречались. Лицо мне твое незнакомо. У меня память – знаешь какая? – будь здоров! – фотографическая! Если кого раз увидал – больше не забуду никогда. И всегда буду помнить, где, когда я тебя увидел и при каких обстоятельствах. Такая у меня память. А тебя я, корешок, не помню. Значит, никогда раньше не встречал, сто процентов! И мы снова возвращаемся к главному вопросу: откуда ты меня знаешь?

– Ох, Ворсистый, Ворсистый… – я вздохнул и прикрыл глаза.

Впервые я увидел Миху Ворсистого восемь лет назад. Когда лежал в тюремном лазарете в первый раз. Это несуразное существо от ногтей до бровей было исколото татуировками. Казалось, Миха попадает впросак при каждом своем движении. Все невольно смеялись над его трюками, но эта несуразность никого не вводила в заблуждение. Ворсистый смотрел за лазаретом как и раньше – за травматологией и хирургией. И, смех смехом, а главный здесь был он.

Потом, освободившись, Миха пасся при Артеме Стилете. А потом… потом – всплыло вдруг у меня в больной голове – Ворсистому перерезали горло в какой-то дурацкой «копейке». Неужто выходили?! Как Остапа Бендера после вероломного нападения Кисы Воробьянинова в финале «Двенадцати стульев». Я попытался отыскать на его шее шрам, но среди этих идиотских татуировок рассмотреть что-либо было на расстоянии невозможно, а когда он, наконец, наклонился, у меня уже слезились глаза от напряжения. Выходит, жив! И отыскал его где-то Карабас для своих нужд, или в самом деле загремел Миха по-новому. Так или иначе – но и он в команде моего неведомого противника, а на моей стороне здесь пока никого!

– Лежал я здесь уже как-то… Восемь лет назад, – сказал я тихо, чтобы не тревожить голову: каждый громкий звук отдавался по всем ее закоулкам – и замер, ожидая – что он на это скажет. Признает – не признает!

– И что? – спросил Миха.

– И то. Ты здесь тогда тоже рулил.

– Я-то, может, и рулил. Но ты-то здесь при чем? – не понимал Ворсистый.

– А я здесь тогда тоже лежал… – повторил я. – С распоротым брюхом. После пресс-хаты.

– Да… – расстроенно протянул Ворсистый. – Передавали мне, что у тебя с головкой беда, но не думал, что так все плохо… Я тебе о чем только что рассказывал, а? О своей феноменальной памяти. Еще раз повторяю – не помню я тебя и никогда раньше не видел. Видел бы – запомнил! А ты че-то все гонишь, гонишь…

– Меня тогда Костоправом звали, – пояснил я. – Ты тут за лазаретом смотрел. А еще сестричка здесь работала. Олей звали. Маленькая такая брюнетка. И халатик розовый…

Ворсистый настороженно примолк. Он явно был озадачен:

– Оля, розовый халатик… Она и сейчас здесь работает. Смена сегодня не ее. Завтра в утро должна заступить.

Теперь уже поражен был я. Еще один «гарантированно» мертвый человек возник из прошлого. Оля просто не могла быть жива – и вот поди ж ты! «Завтра в утро должна заступить».

Ворсистый заметил перемену, происшедшую в моем настроении, но истолковал ее по-своему:

– Вот у нее и спросим, кто ты есть такой, раз уж вы с ней такие давние знакомые, – сказал он со значением.

– Оля Стрелкова?! – спросил я, чтобы уточнить: мало ли медсестер по имени Оля носит розовый халатик?

– Она самая, брателла! Ох, какая женщина, какая женщина! – пропел он. – Мне б такую!

Да, задал Ворсистый мне задачу… Теперь было о чем поразмыслить.

Итак, Оля, которую я давно уже похоронил, тоже живет и здравствует. И работает в той же самой тюремной больничке имени Газа. Впрочем, что об этом думать! Вон их тут сколько, бывших покойников. Я как-то даже начал к этому привыкать…

Нас с Олей связывали странные отношения. С одной стороны, у нас когда-то была страсть. И наши встречи всегда развивались в бурные романы. С другой стороны, на ее душе был тяжкий груз предательства. Именно по ее вине я оказался тогда снова на зоне. И если медсестра Оля Стрелкова в самом деле жива (а какой резон Ворсистому лгать?!)… Тогда не знаю – как мы сможем смотреть друг другу в глаза!

Но поговорить с ней, так или иначе, я был должен – от Оли можно многое узнать. Так же, как предает меня, она может «проболтаться» и о том, кто ее подослал на этот раз. И зачем! Нет, все-таки в первую очередь – кто! Оч-чень хотелось узнать, кто же это за такой Карабас-Барабас – мать его так и разэтак десять раз!

Задачка с Олей была не единственной, которую пришлось решать мне после своего «пробуждения» в больничке. Задачек было много, но на решение многих из них времени можно было не тратить: под рукой всегда была говорящая шпаргалка. Татуированная и никогда не затыкающаяся. Ворсистый всегда был в курсе. А если и не в курсе, то «имел кое-что подумать на этот счет» – так он сам говорил, старательно изображая мифический еврейский акцент.

– Ты, Ворсистый, над текстом поработай, – советовал я ему. – Подбери слова, чтобы было где вдоволь пограссировать.

– Чего поделать? – подозрительно переспрашивал Ворсистый и переходил на кавказский акцент: – «В маем доме пАпрашу нэ виражацца!». Ты, Лекарь, не умничай, высшим образованием перед нами не тряси! – продолжал Ворсистый уже просто по-русски. – Ты на чисто русском языке скажи, че хотел. Чтобы тебя все тут поняли, да? А не ты один. Че понту с самим собой разговаривать?

– Ну, картавить, то есть, – пояснил я. – Для пущей выразительности.

– А… – успокоился Ворсистый и снова перешел на акцент, на этот раз на среднеазиатский: – Так би сразу и сказа-ал…

– Ты мне, узбек ворсистый, вот что скажи, – обратился к нему я, чтобы решить для себя одну из задачек. – Откуда на мне эта роскошная одежда? И где мое тряпье, в котором я в «Кресты» въехал? Не в курсах?

Придя в себя на этой койке, я обнаружил, что одет в спортивные штаны и спортивную же куртку. Они были от разных комплектов и не подходили друг к другу ни расцветкой, ни фактурой: штаны ядовитые, желто-зеленые, синтетические, а куртка – полушерстяная синяя советская со значком «Олимпиада-80» на груди. Я даже подумал: «Надо же, какой антиквариат!». Еще на ногах у меня оказались вязаные носки, тоже разного цвета: один красно-синий, полосатый, а второй просто черный, со штопанной зелеными нитками пяткой. Вместо туфель за полторы тыщи гринов у койки оказались синие шлепанцы с нарисованной на них белой облезлой кошкой с надписью Puma. Ритой, видимо, эту самую кошку и звали. В общем, та еще одежонка! Но, по правде сказать, хоть и неказистая, но в сложившихся условиях исключительно удобная. Этого я не мог не оценить.

– Отчего ж не в курсах? В курсах! – ответил Ворсистый. – Это тебе братва собрала что смогла. С миру по шмотке. Подгон. За геройское поведение. А то ж тебя сюда считай что голого приперли. В пресс-хате ж на тебе все-все порвали, на нитки пораспустили. Не голому ж тебе тут лежать!

От Ворсистого же я узнал, почему с такими нешуточными травмами лежу в общей палате, а не в интенсивке:

– Там твои несостоявшиеся любовники лежат, которых ты покоцал. Пятеро. А палата на четверых. Поэтому один, который полегче помятый, рядом в коридоре расположился. Под стеночкой койку поставили. Хоть и против правил, чтобы в тюремной больничке в коридорах лежали, а что делать? Куда ж их положить-то еще, не к приличным же уркам! Этих-то, прессовиков ссученных, сразу порвут. Даже трахать сперва не станут, побрезгуют.

– Ну, ты, Ворсистый, за всех-то не говори!.. – возразил кто-то. Это замечание вызвало всеобщее оживление.

Вся палата над кем-то глумилась, но мне было не видно, над кем. И посмотреть не получалось: несмотря на то, что мне стало заметно полегче, головой шевелить я пока не мог.

– Остальных, – продолжал Ворсистый, будто и не слыша общего веселья, – с синяками-шишками, тех прямо в хате лечат. Фельдшер к ним на хату ходит. Сколько там, не знаю. Славно ты их накрошил, нечего сказать. Непонятно, как сам-то жив остался…

Второй уже раз, пройдя через пресс-хату, я становился героем на все «Кресты». Халиф на час. Только этот второй раз и у меня вызывал вопрос: почему я остался жив? Почему меня там не порвали в клочья? Особенно после того, как я расписал двух крашеных блондинов. Красиво так, хладнокровно. Как настоящий хирург и опытный убийца. И после этого – я здесь?!

Ответ напрашивался сам собой: я такой герой только потому, что меня хотели отпустить. Кто? – На этот вопрос ответа пока не было. Отметелили, конечно, ото всей своей гейской души – да и было за что! – но убивать все ж таки не стали. Чтобы, кстати, голубые так размолотили симпатичному мужчинке лицо – я не знаю, как их надо разозлить!

Вот и задает Ворсистый свои ершистые вопросы. И наверняка выражает общее мнение. Так что неизвестно еще, каким боком мне это «геройство» выйдет. Вот ведь, сволочь, Карабас-Барабас, мать его так и разэдак двадцать раз подряд!.. Его ведь работа, по почерку видать сукина сына. Так и складывает все по-своему. По своему безумному усмотрению…

Только вот – безумному ли? Если я не в состоянии понять Карабасовых замыслов – это еще не признак Карабасова безумия. Далеко не признак!

Так и эдак обдумывал я этого персонажа, загадочного Карабаса-Барабаса, кукловода из тьмы. И никак не мог вычислить: кто же скрывается за этим именем. Это было даже не имя, а прозвище, погоняло, которое Бахва придумал. Надо же было как-то называть этого неизвестно кого! Даже для того, чтобы о нем думать.

Тот, кто скрывался за именем Карабаса-Барабаса, все время ускользал от меня. И так, и эдак рассматривал я все происшедшее со мной с разных сторон и под разными углами зрения. От этих размышлений можно было вывихнуть мозги. Я чувствовал, что «истина где-то рядом», но где именно – было никак не уловить.

– Доброе утро, граждане больные!

Ее приход был подобен восходу солнца. Лица урок посветлели, они заулыбались. Ничего особенно приятного Ольга им не говорила, ничего особенного не делала. Одно ее присутствие меняло атмосферу тюремной больнички, такой же мрачной, как вся остальная тюрьма. Только побелена получше, да на окнах нет намордников. На окнах нормальные рамы со стеклами. Только забраны эти нормальные рамы с грязными стеклами толстыми-претолстыми сетками. Вместо нар – койки. Есть даже матрасы и белье.

И когда в этой камере-палате появлялась Ольга, там и вправду будто светлей становилось. Ее халатик и в самом деле оказался розовым, как всегда!

И от нее пахло какими-то умопомрачительными духами. Слишком дорогой аромат, простой тюремной медсестре явно не по карману! Это тоже сигнал опасности, сигнал явственный. И адресованный именно мне, Знахарю. Я это понял и оценил.

Это была она, Оля. Как к этому ни относись. Что бы я о ней ни думал. Наплевать на все законы Вселенной. Времени и пространства. Вот она, живая и здоровая. Красивая и желанная, как всегда, чего уж кривить душой! Я поймал себя на том, что любуюсь ею. Сколько раз я переживал ее смерть, в которой виноват был на все сто процентов. И теперь я рад был видеть ее живой. Среди оживших до сих пор покойников лишь она заслуживала воскрешения. Ну еще, может, дурак Ворсистый. Только вот – она ли это?! Я вглядывался с замиранием в девушку, пытаясь найти подвох – вот сейчас подойдет ближе, и станет ясно, что это просто искусно загримированная… Нет, не актриса! Готов поклясться хоть на Библии, хоть на Коране! Это она, Ольга!

– Ну-ка по местам все! Ворсиков! – командовала тем временем звонким голосом сестричка: – Меряем температуру, кто еще не остыл. Получаем лекарства, кому прописаны.

Она совершала свой утренний обход, раздавая кому что положено. Каждому доставался кусочек женского тепла, при этом сама она оставалась недоступной, как свобода за стеной.

– О! Новенький! – обратилась она ко мне с приветливой улыбкой. – Стенька Разин! Пришел в себя, атаман? Как самочувствие?

«Новенький!» Я пристально посмотрел в ее глаза. Не ты ли, Оленька, отсасывала у меня за милую душу здесь, в тюремной больничке, не с тобой ли мы жили потом после моего побега из зоны прямо как законные супруги, пока ты не сдала меня?![2] Но вечера воспоминаний не будет – это уже ясно. Если ее подпустили ко мне – значит, Ольга на их стороне. По своей воле или нет – выясним позднее, а пока будем подыгрывать!

– Нормально! – ответил я. – Только я не Стенька…

– Знаю, знаю, – засмеялась она, – Константин Разин. И персидскую княжну не ты топил. У тебя в истории болезни все записано.

– Прямо-таки все?

– Что мне надо, все.

– А что мне надо? – спросил я, с ударением на мне.

– А что тебе надо, то нам, медикам, виднее, – парировала она с улыбкой. – Как раз это и записано в истории болезни. Например, назначения. Тебе вот, атаман, полагается укольчик…

– Что за укольчик? – я было напрягся.

– Нужный укольчик, – успокоила Ольга. – Чтобы спал и чтобы сил набирался. Ты бы поменьше разговаривал. А то головка болеть будет. Если мозги еще остались.

– У медицины есть сомнения по этому поводу? – улыбнулся я в ответ.

– По поводу «поменьше разговаривал» или по поводу «головка болеть будет»? – сделала она вид, что не понимает.

– По поводу мозгов.

– Насчет медицины не знаю, – начала девушка серьезно, но тут же не выдержала и рассмеялась. – Сомневаюсь лично я…

Но тут же справилась с собой и пояснила, чтобы я не обиделся на ее смех:

– Видел бы ты свою голову, когда тебя сюда привезли… Хотя, может, и хорошо, что не видел. Зрелище не для слабонервных. Хотя ты-то как раз явно не слабонервный. Сам ведь врач, так?

– Да, – кивнул я. – Реаниматолог…

А ты будто не знаешь, подруга! Ладно, сделаем вид, что так и надо, – чего зря доказывать что-то, подтверждая окружающим свою репутацию сумасшедшего!

– Так вот, коллега, – кивнула Ольга. – Для неподготовленного человека зрелище было просто невыносимое. Весь в крови, кожа местами сорвана, глаза заплыли, как щелочки, – не видно! – у девушки на глаза навернулись слезы, она на мгновение запнулась и махнула рукой. – И на человека-то не похож. Только стонал, и то тихонько. Обрабатывать тебя, кровь смывать, знаешь как страшно было! Страшно прикоснуться. А как смыла… Еще страшнее оказалось. Синий весь, в гематомах, ссадинах… Но могло быть и хуже. Сам понимаешь – после таких побоев многие в себя не приходят, инвалидами становятся на всю жизнь! А у тебя все кости целы остались – мы ведь сразу рентген сделали. Вот уже и отходить стал понемногу. Еще через пару-тройку дежурств можно будет посмотреть, на кого же ты похож. Кого спасала, одним словом, – красавца или… или не красавца! – закончила она и засмеялась.

Она смеялась, а глаза ее смотрели на меня так печально. Вот этого Карабас не мог предусмотреть – женщины умеют говорить глазами. Просто не всякий способен их понимать. А я способен. И пусть вслух она отрицает, что уже видела Константина Разина, да и не только видела, между нами говоря… Но глаза ее говорят совсем другое, и это меня обнадежило.

Да, господа Муха, Карабас и Живицкий, – тут вы не додумались. Нужно было надеть на глаза дамочке повязку или черные очки! Многое было в этом взгляде, в том числе и страх, что она выдаст случайно тайну… Тайну следствия! И жалость к бедняге, которого снова подмяла под себя бездушная государственная машина по явной указке человека, далекого от государства и его интересов.

Жалость – Ницше утверждал, что жалость оскорбляет! Но иногда она так нужна. И Ницше закончил жизнь в психушке, к которой настойчиво подталкивают меня мусора и мнимые доброжелатели.

А главное – в этом взгляде была любовь! Да, да, она смотрела на меня так, как смотрит влюбленная женщина, а это многое меняет. Ради любви человек способен на многое. На многие безумства. Записывать Ольгу в активные союзники было пока рано, но это был единственный человек здесь, который дал мне некоторую надежду. Да, я поступил с ней не слишком благородно и у нее есть повод ненавидеть меня. Но еще больше она должна была ненавидеть тех, кто вынудил ее когда-то меня предать!

– В общем, выздоравливай! Я к тебе позже еще зайду! – махнула Ольга рукой и вышла из палаты.

Я проводил ее глазами и только тут заметил, что в больничной камере тихо, только муха жужжит где-то, бьется о стекло. Я хотел оглянуться, чтобы понять причину внезапно наступившей тишины. Но Ворсистый уже все разъяснил с присущей ему по жизни непосредственностью:

– Ну ты, блин, даешь, – пораженно произнес он. – С такой покоцанной харей, и так с полтыка тетку охмурить! Или я, в натуре, че-то пропустил, или ты какой-то прямо донжуан, фиг тебя знает! Казанова! Чтобы наша Ольга Владимировна вот так вот запросто с кем-то здесь свистела о том о сем? Не было такого ни разу! Вот братва не даст соврать – верно? А тут прямо – ну светская беседа!

Теперь я понял, отчего все в палате замерло на время. Потому что все, затаив дыхание, прислушивались к моему разговору с Ольгой.

В моей разбитой голове на какое-то мгновение шевельнулась мысль, что все это уже было однажды. Точно так же или почти так же. Все повторяется по два раза. Скучно. Для того, видимо, и бьют периодически, чтобы не скучно было! «Мы постараемся сделать ваше пребывание в нашем следственном изоляторе максимально разнообразным и увлекательным!»

– Э-э, донжуан, твою мать, да ты засыпаешь… – услышал я далекий голос Ворсистого. – Ну, спи…

До конца Ольгиного дежурства я продрых без сновидений. Провалился в густую бархатистую темноту. Время от времени я из нее выпадал: меня кормили, делали перевязку, провожали до параши. Как бы плохо ни было, как бы тяжело ни давался каждый такой поход, я не позволял себе расслабляться настолько, чтобы позволить подсовывать под себя судно. Это было моим последним рубежом, за который отступать нельзя. Знал, если это позволю (себе прежде всего!), – сломаюсь и тогда надолго потеряю возможность активно сопротивляться. Чему бы то ни было и кому бы то ни было!

Во время этих недолгих возвращений из душных объятий сна в реальность рядом со мной оказывались разные медсестры. И я понимал, что смены меняются.

Остальные сестры были не то чтобы все старые и страшные… Просто непривлекательные. Все как на подбор. Непонятно даже, как Ольга оказалась среди них. Хотя нет, это-то как раз понятно. Специально ко мне и приставлена.

Одним словом, так прошло дней десять или около того. Постепенно то ли снотворного стали колоть меньше, то ли я сам набрался сил. Периоды бодрствования стали более продолжительными, и я уже не вырубался сразу после «отправления естественных надобностей». В разговорах, правда, особенного участия не принимал. Темы, вокруг которых они крутились, меня не особенно занимали. Против воли меня тоже никто в разговоры не втягивал. Я был все еще в худшем состоянии, чем любой из моих соседей, это всем им было ясно. Даже болтливый Ворсистый проявил неожиданное понимание.

У меня появилось время хорошенько обдумать и проанализировать все, что произошло со мной, начиная с того злосчастного утра в аэропорту. С несколькими глотками кофе, выпитыми в кафе, на меня будто проклятье кто-то наслал. Дьявольское наваждение, которое никак не сбросить, не развеять. И теперь жизнь моя ходит кругами. Был такой фильм «День сурка», Ангелине он нравился очень, а меня откровенно раздражал. Там главный герой, циничный репортер, попал в какой-то провинциальный городок и вынужден был раз за разом проживать один и тот же день с одними и теми же событиями. Мораль сей нехитрой басни была такова – чего-то бедолага в своей жизни не понял, и вот ему предоставляется шанс все исправить. Теперь, похоже, и я оказался в положении героя этого дурацкого фильма. Чего-то я тоже еще недопонял и у меня тоже все еще есть шанс! Только вот шанс этот придется зубами выдирать – так я чувствовал! Но Оля могла мне в этом помочь.

Когда она заступала, душа моя ликовала. И сама Ольга откровенно, никого не стесняясь, оказывала мне знаки внимания. Так оказывала, что вся лежалая братва замирала, затаив дыхание, при каждой нашей встрече.

– Вот стерва! – восхищенно комментировал Ворсистый ее поведение. – Все время ведь по самому краю ходит и тебя за этот… за нос твой водит. И нас всех вместе с тобой, – а куда ж денешься! Мы же все здесь при вашем интимном свидании!

– А можно подумать, хотите… – ехидно вставил я.

Ворсистый засмеялся:

– Ну да… Хотим, как же! Да такого эротического шоу и на воле не увидишь! Даже за большиие бабосы. Высокий класс! Все время так дразнить! – и ни разу нич-чего не позволить, ни на вот столечко, – Ворсистый выразительно пальцами показал, насколечко. – Ни себе, ни тебе… Только нам все можно!

Вся палата похабно заржала.

– Ну и как там наш медик?! – Потихоньку привыкает, кажется, к своему положению…

– Привыкает или делает вид, что привыкает?!

– Сказать пока сложно… Девонька очень хорошо себя показала.

– Пусть она ему кое-что покажет… Ну, что умеет!

Да, у меня теперь была отдушина – ждать Ольгиных дежурств. А она, как я сумел заметить, стала дежурить сутки через сутки. То ли сама захотела, то ли велел кто. Теперь Ольга «бомбила» сплошным ковром, занимая максимум возможного времени. Ее коллеги, наверное, теряли в зарплате. Но, учитывая страдную пору – время сбора дачного урожая, – все были исключительно довольны. Зато теперь у нас было достаточно времени для флирта. И больничные аборигены наслаждались представлениями, которые разыгрывались у них на глазах. Вся больничка ждала, когда же наш роман перейдет в активную фазу. А дело-то было за малым – когда я начну вставать.

При всем при этом она упорно демонстрировала, что видит меня в первый раз. Именно демонстрировала – подчеркнуто преувеличенно, чересчур театрально. Чтобы увидели и услышали это все, но понял только я, – а я давно и хорошо знал все ее «ужимки и прыжки», меня было не провести. Да, она узнала меня. Но жестами показывала, что посторонние глаза и уши внимательно секут за нами не из простого любопытства. Это наши соглядатаи и сторожа. И с той стороны, и с другой. Со всех. И сольют мгновенно, лишь только появится намек на измену.

Поначалу я пытался – когда намеками, а когда почти открытым текстом – дать ей понять, кто я такой. Особенно пока голова еще не вошла в нормальное рабочее состояние. Я злился на Ольгу за ее отшучивания, ожидая, как дурак, что она вот так возьмет да и объявит при всех: да, Знахарь, я тебя знаю! Моя любовь, моя морковь…

И на следующую смену Ольга, скорее всего, не пришла бы. За нарушение сценария ее мигом убрали бы со сцены. Хотя кто его знает, в чем этот сценарий заключается?! Одно можно сказать уверенно – все затеяно из-за меня. Я самая ценная игрушка. Из-за меня вон чего нагородили! А Ольга – явно расходный материал. Хоть и не дешевый, но расходный.

Постепенно голова пришла в норму, и я понял, что Ольга была права. Для нас обоих лучше делать вид, что мы друг друга увидели впервые здесь, в больничке, в этот раз, и не было ни прошлой ходки, ни разрезанного пуза, ни бешеного секса в сестринской, похожего на совокупление кроликов. Пусть на виду у наблюдателей будет новый, только что зародившийся роман. Пусть видят то, что им показывают. Это отвлечет их внимание. А значит, даст нам с Ольгой возможность действовать по собственной воле. Хоть в каких-то пределах.

Возможно, она была каким-то образом посвящена в суть заговора. Тогда тем более стоило играть по предлагаемым ею правилам. Пока.

Больничная жизнь текла своим ходом. День проходил за днем, одно дежурство сменяло другое. Ольга сменялась, Ольга заступала. Постепенно прошли мои шишки, заросли ссадины. Срасталась и рука, я мог уже шевелить пальцами. Голова перестала кружиться, я начал вставать и ходить по палате. Поначалу с чьей-нибудь помощью, потом сам. Когда приходила Ольга, я поднимался и садился на койку.

– Лежи, лежи, не вставай! – говорила Ольга, но видно было, что ей это приятно.

Она теперь оставалась возле меня все время, которое удавалось выкроить без ущерба для своих обязанностей. Вся больничка изнывала от нетерпения:

– Лекарь, слышь, – говорил мне Ворсистый, – ты хочешь, чтобы мы все тут от инфарктов перемерли? Ты будешь что-нибудь со своим Розовым Халатиком делать, или как? Мы же ждем! И Оля ждет. Сколько можно?

– Уймись, Ворсистый, – отвечал я, – всему свое время.

Я понимал, что у этих людей мы с Ольгой вместо телевизора. Запертые в грязной палате тюремного лазарета, они были счастливы, что у них на глазах разыгрывается настоящий спектакль.

– Ты не врубаешься, Ворс, в тему, – говорил один из них, поддерживая меня. – Все хочешь за одну серию посмотреть. И че? Че потом делать будем? А так все идет не торопясь, как в мексиканском телесериале. Один поцелуй в три серии растягивается. Нудно, конечно, зато можно все в подробностях рассмотреть. По Дерибасовской гуляют постепенно!

После этого обычно разгорались дискуссии с участием всей братвы. Я в них участия не принимал. Я вообще считал, что это не их собачье дело. Но вслух об этом не говорил. Предпочитал наблюдать. Иногда вставлял замечание – чисто для того, чтоб придать беседе нужное мне направление. Я все пытался вычислить, кто же здесь Карабасов соглядатай? Кто стучит?

Пока только один Ворсистый демонстрировал какой-то преувеличенный интерес ко мне с Ольгой. Уж очень ему почему-то хотелось поскорее свести нас вместе.

– Тебе-то чего неймется? – спрашивал я у него.

– Понимаешь, – объяснял Ворсистый, – Я тут уже столько без баб живу – от одного их запаха так встает, что штаны рвутся. Хорошо, что спортивные, видишь – тянутся. А так бы опозорился, в драных бы ходил.

– А мы с Ольгой здесь при чем?

– Ну как? – удивлялся Ворсистый, что я не понимаю таких простых вещей, – мне-то тут не светит ни фига. Кроме Дуньки Кулаковой. До голубых я не охотник. Хоть и говорят, что они минет делают лучше, чем тетки. Не люблю я: мужик он и есть мужик…

– Ну, а мы-то?..

– Так я хоть за тебя порадуюсь! Ты хоть и мутный какой-то, и с головой у тебя беда бедовая, – а все ж браток правильный, нюхом чую, – Ворсистый грубовато льстил мне, откровенно и смешно, подливал соку, потом высказывал свои просьбы-надежды: – Ты же мне расскажешь, как у вас там все было?

– А ты в это время дрочить будешь под одеялом… Секс с ручным приводом! А я вместо телефона! – издевался над ним я. – Да вы, батенька, маньяк!

– Я ж говорю, мутный… – обижался на шутку Ворсистый. – Лекарь без башки…

Но обижался он недолго. Ввязывался в какую-нибудь другую беседу, переключался, отвлекался. А спустя некоторое время снова начинал свои увещевания. И было видно, что не играет – в самом деле ему хочется знать, когда настанет долгожданный день нашего «первого» страстного совокупления.

И такой день настал. Я уже вполне самостоятельно вставал и ходил. Правая рука в жестком гипсе, оттопырена в сторону – у меня был сложный перелом. Не только руки, но и ключицы. Постепенно научился обходиться одной левой. Это было несложно, требовало только практики. И я никогда не упускал возможности потренироваться.

Она зашла поздно вечером, после отбоя, когда все в конце концов угомонились. Я проснулся за час до того и лежал, и ждал ее, прислушиваясь к звукам в затихающей палате. Это было даже забавно. Мои товарищи по несчастью усердно делали вид, что этот вечер ничем не отличается от предыдущих, заканчивали травить свои дурацкие байки, глотали положенные им лекарства, укрывались казенными одеялами и имитировали погружение в сон. Но только спящие люди дышат по-другому. Нет, никто из вас, ребята, и глаз не сомкнет. Может быть, даже всю ночь. Ишь рассуетились, словно в пионерлагере.

Она на секунду замерла на пороге, оглядываясь, а потом быстро и совсем беззвучно, как кошка, двинулась ко мне. Я свесил голову с кровати, чтобы посмотреть, что у нее на ногах. Дежурное освещение, которое не гасло никогда, давало достаточно света. Оказалось, что она была в толстых шерстяных носках. Хитрая! Только вот зачем – все равно никто здесь глаз не сомкнет уже до рассвета. Все возбуждены до предела и дрочат. А кто не дрочит, тот кончит в постельку, как ребенок.

Быстро и неслышно, как тень, девушка подошла и положила горячую ладошку мне на грудь. Чтобы разбудить. Я тут же накрыл ее маленькую ручку своей, улыбнулся и неслышно откинул одеяло. А лежал под одеялом одетым – собственно, как все здесь. Пижам и халатов в тюремной больничке не водится. Так что времени на сборы тратить не пришлось. Я просто встал и пошел за Ольгой, по привычке стараясь потише шаркать дурацкими шлепанцами. Вот тебе и парочка – ангелочек и бомж в тряпье. Ольгу, впрочем, мой клоунский вид нисколько не смущал, а если и смущал, то она и виду не подавала. Повела меня за собой, держа за руку – как заботливая мать своего ребенка! Низ заломило от вожделения. Глаза сосредоточились на пятой точке моей проводницы, мысленно я уже лапал ее круглую задницу. Вспомнилась родинка на ее правой ягодице. Я встретил девушку, полумесяцем бровь, на попке родинка, а в глазах любовь! Вот сейчас и проверим еще разок, свихнулся я или нет. Есть родинка – она Ольга, живая! Черт, надеюсь, мы сразу перейдем к делу, а то неудобно – в самом деле – с такой эрекцией, которую не в силах скрыть мои пижонские зеленые штаны.

А вокруг все молча наблюдали за нами сквозь прищуренные веки. Недаром все лежали в «естественных позах» так, чтобы можно было все видеть получше. Все, ребята, до утра! Счастливо оставаться и сладких вам снов, малыши. Спят усталые игрушки! Бай-бай!

Мы выскользнули в коридор и, все так же бесшумно, пересекли его. Два вертухая, дежурившие здесь, сделали вид, что ничего не заметили. Только один из них в последний момент стрельнул в нашу сторону завистливыми глазами. Как бы мне эта ночь любви не обошлась еще дороже. Хотя ничего тут без приказа ты не получишь, Знахарь, – ни ласки, ни побоев. Это уже предельно ясно.

Сестринская была все такой же опрятной – почти стерильной. Так же стоял длинный диван у забранного частой решеткой окна. Мы не стали терять времени на ненужные прелюдии. Да и какие уж тут любовные игры, с рукой в гипсе!

Ольга сразу нырнула вниз и стянула с меня штаны вместе с трусами. Мой напряженный член закачался возле ее лица. Жадным горячим ртом она поймала его и втянула его в себя. У меня даже колени стали ватными. Ее язык профессионально обернулся вокруг головки, которая, казалось, сейчас взорвется от напряжения. Тонкие пальчики вцепились в мой зад, а я обхватил ее голову, продвигая орудие дальше по влажному языку. Не прошло и пары минут, как Ольга довела меня до высшей точки возбуждения. Ноги мои подкосились, и я медленно опустился на пол.

Ольга не выпускала член изо рта и не давала моим ягодицам выскользнуть из ее цепких коготков, пока не сглотнула все до последней капли. Потом выпустила меня из рук и грациозно разогнулась. Откинула черные волосы с лица, будто вороновым крылом взмахнула. Взглянула победно, коротко хохотнула и отошла к столику. Я представил себя со стороны: голым задом на полу, со спущенными штанами, закрытыми глазами и блаженным выражением на морде… И тоже рассмеялся.

Мне вдруг стало удивительно хорошо и спокойно на душе. Как медик я знал, что это действуют эндорфины, гормоны счастья.

Ольга поднялась и как была – не одеваясь – прошла к столу.

– Вставай, атаман, – позвала меня она. – Поднимайся, чайку попьем. Или кофе?

– Или потанцуем? – пошутил я.

– Ага, – поддержала Ольга шутку. – А ментов попросим песенку спеть… Вставайте, больной, вставайте! Штаны можете не надевать – не понадобятся…

Я поднялся с пола, всем своим видом изображая крайнее смущение. Штаны все-таки нацепил – неуютно было расхаживать без них, да и прохладно. Только Ольга оказалась права – не нужны они были. После чашки кофе – растворимого, но качественного – я опять почувствовал себя полным сил и желания. Член вздыбился, и я, не тратя времени на намеки, завалил девушку на диванчик. Она тут же перехватила инициативу, что было правильно, учитывая мое состояние. Хотела снова побаловать меня минетом, но, по-моему, была пора переходить к главному блюду. Я потянул ее за пояс, поросячьего цвета халатик распахнулся. Ольга поняла все правильно и, сбросив его на пол, собралась оседлать меня.

– Я ведь просила, больной! – жалобно проговорила она, стаскивая с меня штаны, на этот раз совсем. – Приготовиться к процедуре…

Тонкая футболка и белые трусики. Все продумано до мелочей. Точно так же она выглядела тогда в первое мое «посещение». Интересно, сама она помнила об этом или кто подсказал?

Через секунду и это скромное бельишко исчезло. Я снова увидел уже знакомые прелести, нисколько не потерявшие своей привлекательности с того времени, когда мы впервые любили друг друга на этом же самом диване. Небольшие и крепкие буфера с быстро набухающими сосками. Девушка заняла рабочую позицию, обхватила меня жаркими бедрами и опытно заправила мой инструмент в свое влагалище – и моя душа понеслась в рай. Сколько нежности в женской промежности!

– Хорошо тебе?! – спрашивала она, нависая надо мной в бесстыдной наготе.

– Хорошо! – ответил я искренне. – Совсем как тогда у нас было, давно. В первый раз!

При этих словах Ольга застыла и подняла лицо к потолку с потрескавшейся возле стен штукатуркой – для верности. Словно не хотела выдать ни жестом, ни взглядом, что мы уже были в самом деле знакомы. Тут до меня доперло наконец, что, по всей вероятности, за нами наблюдают. Конечно, не сам Муха, хотя от гниды можно всего ожидать, и не Карабас проклятущий, но их ребятки.

– Фантазер! – наконец проронила Ольга.

Я усмехнулся – не прошло. Считается, что во время интимной близости от человека можно добиться если не всего, то очень многого. Сколько государственных секретов стало известно противнику благодаря чарам подосланных разведчиц. Бывало и наоборот, вот тот же Мадуев – Червонец. Заставил все-таки влюбленную прокуроршу притащить ему наган! Помню, фильм был с Абдуловым и Нееловой, так там все приукрасили, на деле было паршивее – слил Червонец свою спасительницу, что совсем не по-мужски. Хотя, конечно, у него свои резоны быть могли: дамочка – ментявка, чего с ней церемониться.

В любом случае – Ольга явно не собиралась сейчас ломать игру Карабасу. Все пока идет по его гнусному плану. Пусть так, пусть так!

Мы кончили почти одновременно, девушка проворно соскочила с меня и, присев рядом на краешек дивана, обработала мое орудие проворными губками.

– Повернись ко мне попкой! – попросил я ее.

Она вскинула удивленно брови, но, не споря, сделала то, что я просил. Даже выгнулась, демонстрируя идеальные полушария. Жалко, нет фотокамеры – снимок и в «Плейбое» не погнушались бы напечатать. Все натуральное, никакого силикона.

Но меня в данный момент больше волновали не ее чудесные формы – после нескольких сеансов секса я чувствовал себя не столь возбужденным. Где она, моя родинка?! Ага, вот она! И не похоже, что нарисована.

– Ну и как тебе моя попка?! – поинтересовалась девушка, лукаво оглядываясь через плечо.

– Все в порядке! – успокоил я ее. – Пропорции идеальны, как врач говорю.

– Доктор Разин! – простонала она, поворачиваясь ко мне. – Вы должны мне помочь!

– Я не гинеколог, но посмотреть могу! – вспомнилась фраза из бородатого анекдота.

А барометр моего настроения уже снова поднялся до высшей отметки.

Поспать утром не дали. Сначала разбудила сестра – для поглощения очередной порции не известных мне лекарств и укола. По поводу лекарств, правда, я особенно не волновался. Чувствовал себя в самом деле лучше, но не настолько, чтобы заподозрить наличие в капсулах специальных стимуляторов, из тех, к которым потом настолько привыкаешь, что без них и жизнь не в кайф становится.

И вообще, фармакология на месте не стоит, и за те годы, что я не занимался врачебной практикой, на рынке появилось много новых названий. Конечно, арсенал тюремных больниц традиционно долго не меняется, но для меня Карабас наверняка расстарался.

Сестра – неопределенного возраста дамочка с огромными очками, за которыми вращались серые водянистые зенки с розовыми жилками, – смотрела на меня почти с ненавистью и укол сделала отнюдь не идеально – по-мясницки. Что это такое?! Ревность?! Старая дева вполне может быть в курсе моего ночного приключения и исходит злобой. Меня это повеселило, несмотря на болезненный укол.

Потом возле койки появился Ворсистый. Его появление было неизбежно, как коммунизм, и так же вызывало тоску.

– Ну че?! – Он явно был уверен, что сейчас я начну выкладывать ему в мельчайших подробностях – как «это» у нас с сестричкой было!

Знахарь в роли Шахерезады. Одна ночь без тысячи и в не купированном цензурой варианте. Фиг дождешься! Впрочем, не он один ждал. С коек на нас устремились десятки глаз.

– Все было… – я выдержал паузу, – просто замечательно!

– Ну! – подтолкнул меня легонько Ворсистый и задышал по-собачьи тяжело, только что язык не высунул.

– Подробности в отдельном выпуске! – сказал я и накрылся с головой одеялом – очень хотелось поспать еще немного.

– Эй! – Ворсистый застучал по моему гипсу. – Есть кто дома?! В рот-то она брала или сразу дала?!

Блин, придурок! Как был придурком, так и остался!

Но все хорошее рано или поздно кончается. Да, если на воле попасть в больницу – беда или даже трагедия, в зависимости от обстоятельств и диагноза, то в тюряге больничка – место отдыха. Что-то вроде курорта или санатория. И попасть сюда очень непросто. Каких только ухищрений не выдумано братвой, чтобы хоть ненадолго оказаться здесь. Где ни один мусор не посмеет на тебя руку поднять, где к тебе относятся по-человечески и где попадаются вот такие сестрички в розовых халатиках.

Только и начальство об этих хитростях хорошо осведомлено. Заподозрят неладное, и окажешься в карцере, так что и не рад будешь, что затеял все это. Хотя – кому как, конечно!

Слышал я про одного придурка, который наглотался битого стекла, чтобы сюда отправиться. А отправился, само собой – на тот свет. Но в последний момент успел, может, полежать на койке и полюбоваться на сестричек.

Ну, а мне пришлось возвращаться в четыреста двадцать шестую. Шел уже как домой – человек быстро привыкает ко всему. Как сказал кто-то, самое невыносимое, что ничего невыносимого нет. Мой случай.

В камере за время моего отсутствия появился новый смотрящий – Картавый. Не похож на покойного Бахву – помоложе, на вид – лет пятьдесят, наверное. Крепкий, этот не загнется от чифира, так что моя помощь ему без надобности и рассчитывать на особое благоволение по этому поводу не приходится. Лицо грубое, словно высечено из камня. Говорил без всякой картавости – за что погоняло дали – непонятно.

– Ты, что ли, Лекарь?! – Глаза – серые, стальные, цепко ощупали меня, изучая. – Много я тут про тебя хорошего слышал, если и половина правда – уже здорово…

Шевельнулась в душе не убитая еще, несмотря на все старания следствия, надежда. Может, этот знает – кто я!

– Не! – Он рассмеялся добродушно, показав желтые зубы. – Слышал я про то, что ты тут постоянно гонишь, только все это, брат, – чистая туфта. Не было никакого Знахаря и в помине. Был бы – я бы знал, это точно, тут ты прав! Бог свидетель!

Ну да, подумал я про себя, – бог правду видит, да не скоро скажет! На бога надейся, да сам не плошай!

Видно, разочарование отразилось на моем лице, так как новый знакомый еще раз усмехнулся, но более сочувственно.

– Ты, Лекарь, – сказал он, – может, прикидываешься тронутым, а может, в самом деле слегка того… Только ты же не совсем чокнутый, иначе бы тебя здесь не держали, и понять потому должен то, что я тебе скажу. С делом твоим я, как говорят мусора, – ознакомлен. И выбора у тебя нет никакого – либо сознаться в убийстве этой самой Эльвиры, либо – в психушку, а сам знаешь, чего там с людьми творят пилюлькины! Так что мой тебе совет – даже если ты веришь в эту хренотень со Знахарем, держи ее при себе. Хитрее нужно быть. Знаешь, сколько психов посерьезнее тебя на свободе разгуливают?! Чикатило на Чикатиле. Тебе, конечно, свобода не светит, но все на зоне лучше среди нормальных зеков, чем вместе с дуриками!

Я закивал головой, думая, разумеется, не о том, чтобы внять «дружескому» совету. Все правильно – наивно было думать, что ко мне подпустят кого-то, кто сможет разрушить старательно выстраиваемую ими картину.

– Слышь, Лекарь! – позвал Злой и взмахнул в руке колодой. – Будешь?

Я отрицательно покачал головой. Нужно было многое обдумать.

Злой пожал плечами. А я стал думать.

Глава 2 МАЛЯВА ИЗ «КРЕСТОВ»

Единственной надеждой, как ни крути, оставалась для меня Оля. Ночью она явилась мне в своем розовом халатике, чтобы устроить соблазнительный стриптиз, вертела попкой перед самым носом, потом устраивалась сверху и яростно подмахивала – ну совсем как тогда, в реальности. Просыпался с неукротимой эрекцией. Открыв глаза, я искал ее, но натыкался лишь на унылые лица сокамерников. Нет, пожалуй, оно и к лучшему, что Ольги здесь не было и быть не могло. Для нее – к лучшему! Но мне нужно было снова ее увидеть. Непременно. Не для секса. Вернее – не только для секса. Может, удастся вытянуть из нее что-нибудь во второй раз…

А чтобы увидеть ее, был только один способ! Но действовать нужно было наверняка, чтобы не угодить в проклятый карцер. Можно не сомневаться, что Карабас не упустит случая помытарить меня и там – дай ему только повод!

Я постарался придумать что-нибудь новенькое и остроумное. Поначалу все мое существо протестовало против намеренного причинения себе какого-либо вреда. Это противно человеческой природе. Тем более – природе врача! Пришлось напрячь волю! Слышал я не раз про то, как люди отрубали себе пальцы, чтобы не идти на войну, или даже целую кисть руки, чтобы освободиться от наручников. Да и мне самому приходилось резать живот и любоваться на собственные кишки, чтобы избежать позора в пресс-хате. Это, пожалуй, было поопаснее того, что я собирался выкинуть сейчас, но психологически, как ни странно, легче.

– Слышь, Злой! – сказал я новому знакомому. – Мне бы наверх перебраться. На верхнюю шконку какую-нибудь! Воздуха внизу не хватает, задыхаюсь! Наверное, мусора, когда били на даче – повредили чего-то. В больничке еще ничего лежал – там воздух почище, а здесь просто спать не могу!

Злой в медицинских вопросах был абсолютно несведущ, так что спорить не стал – мне виднее, в конце концов. А насчет шконки сказал:

– Да выбирай любую – на твое место всякий перебраться рад! Вон Мех под потолком лежит!

Устроившись на верхней шконке, я стал дожидаться вечера. Чего тянуть? Раз задумал дело, так делай! Воздух наверху был несколько чище, но не для того я сюда забрался, чтобы им наслаждаться.

Поизучал немного грязный потолок, по штукатурке разбегались трещины, пересекаясь и сплетаясь. Как морщины на лице старика. Много лет вам, «Кресты», будь вы неладны. Скольких перемолотили, уничтожили, сожрали. Только я не из их числа. А из тех, кого вы перековали заново.

Вспомнился Бахва. Где ты сейчас, старый дурак?! Гуляешь, поди, по воровскому раю. Это ведь только по «их» понятиям тебе за все грехи полагается пребывать на вечном поселении в гостях у чертей. Не помню только, какой круг ада! Но здесь, в тюрьме, другие законы.

Может, и Эльвиру Смирницкую встретишь, привет передашь от меня. Той, из-за которой все и закрутилось, хотя она-то, Эльвира, меньше всего в этом виновата.

К черту, расчувствовался! Сначала выбраться отсюда надо, а потом уже буду и поминать Бахву с Эльвирой и еще кое-кого, если все по-моему выйдет.

Вопль прозвучал достаточно громко, чтобы перебудить всю камеру. Я скорчился на полу, стиснув зубы.

– Ты чего, Лекарь?! – Злой склонился надо мной, трогая за плечо – лучше бы он этого не делал.

– Эй, ты чего! – он отскочил как ошпаренный, когда я взвыл снова. – Плохо тебе, что ли?!

– Рука! – прошипел я сквозь стиснутые зубы.

– Чего – болит?!

Обитатели камеры зашевелились.

– Сломал руку! – пояснил я. – Когда упал!

– Хреново! – Злой почесал в затылке. – И чего ты на верхотуру-то полез!

– Кончай базар! Зови вертухаев!

– Слышь, может, ты до утра как-нибудь дотерпишь… – безжалостно поинтересовался кто-то.

Понятное дело, будить вертухаев не хотелось. Лишний раз видеть эти гадкие хари в своей камере…

Злой, впрочем, был не столь жесток.

Через сорок минут меня с руганью доставили в палату.

– Ты бы себе лучше голову разбил или шею ломал! – Прапор явно жалел, что этого не случилось. – Ваша камера вообще заманала, – то у вас кто-то дохнет, то ты калечишься!

На сочувствие я и не рассчитывал. Орал, однако, погромче – было, конечно, больно, но я бы сдержался, если бы не обстоятельства – сейчас следовало показать, что дела плохи, не то эта сволочь и не почешется.

Лежа на больничной койке, я постарался сконцентрироваться. Боль отступила. Конечно, до индийских йогов мне далеко, но контролировать себя могу в определенных пределах. В конце концов – не в первый раз, напомнил я себе. Да и радость от того, что дело выгорело и я оказался в больничке, отвлекала. С другой стороны, а где я еще мог оказаться! Теперь оставалось дождаться Ольгу. Олю. Оленьку. Ангелочка в розовом халате.

Старых знакомцев, кроме Ворсистого, здесь уже не было – в больничке без серьезного повода долго не проболтаешься. Но новые постояльцы ничем не отличались от прежних и следили за нами с тем же любопытным напряжением. Кое-кто оказался в курсе моего недавнего романа с сестрой и, разумеется, не стал держать это в секрете от остальных. И снова, когда Ольга приближалась к моей койке, вся палата замирала. Словно ожидала, что сейчас девушка прыгнет на меня со сладострастным воплем.

Подошла она, как и всегда, – с улыбкой. Поймал снова взгляд – тот самый, влюбленный! Не ошибся я здесь, ребята, ни насколечко!

– Снова лапа в гипсе! – Она кивнула на мою искалеченную руку.

– Чтобы тебя разок еще увидеть, и всему перекалечиться не жалко, – сказал я прочувственно и с удовлетворением заметил, как она вздрогнула.

Удалось зацепить за живое. Теперь главное – опять наладить тесный контакт во всех смыслах этого слова. Что сама Ольга будет этому только рада – у меня сомнений не было. Но вот позволят ли ей?! Если неведомый мне пока противник заподозрит, что это звено в его команде самое слабое, то хрен ее подпустят ко мне снова. С другой стороны, если она здесь, значит, все в ажуре и Карабас в ней не сомневается нисколько. А раз так, то наверняка будет и свидание – они не упустят возможность лишний раз покапать на мозги.

Так и оказалось. Приходил я в себя куда быстрее, чем после вечера в пресс-хате – хотя и на этот раз здорово приложился фейсом об пол. Однако мужчина чуть краше черта – уже красавец, так, во всяком случае, уверяла моя мама. Следующий сеанс секса в сестринской состоялся на следующий вечер.

На этот раз под розовым халатиком Ольги не оказалось ничего лишнего. Говорят, что сильнее всего возбуждает то, что сокрыто, а не на виду. Но сейчас был не такой случай – я и так был готов наброситься на нее – если бы не гипс на руке, и правда превращавший ее, руку, в тяжелую лапу, которой не ласкать, а черепа крушить – в самый раз.

Программа та же, что и в прошлое свидание: минет на первое, на второе – полноценное сношение. Ольга широко раздвинула ноги, садясь на мой напряженный орган. Влагалище раскрылось и приняло член с хлюпающим звуком. Один миг – и весь он оказался в теле девушки. Ольга завращала тазом, устраиваясь поудобнее. Ее зеленые глаза не отрывались от моего лица.

Она наклонилась ко мне, накрыв черным пологом волос, зубки ласково сомкнулись на мочке уха, а потом я услышал жаркий шепот:

– Милый, хороший… Помню я тебя, помню. И послушай меня внимательно. Загубят они тебя, как пить дать. Здесь ведь все только для того и делается, чтобы свести тебя с ума. Не соглашайся больше на уколы! И учти – больше с тобой церемониться не станут – отправят к психам, а там у них все схвачено!

– Как здесь?! – еле слышно прошептал я в ответ.

– Как здесь! – согласилась Оля и разогнулась.

Во время нашей краткой, но весьма информативной беседы она продолжала двигаться, а теперь снова быстро набрала темп. Ее слова не слишком бодрили, но я сохранил полноценную эрекцию, так что моя подруга должна быть довольна. Счастливо всхлипнув, она мелко затряслась, прижимаясь ко мне. Отлично! Жаль, что я был ограничен в действиях. Оставалось только лежать и ждать, когда мой герой снова поднимет голову. Ольга также была заинтересована в этом и приложила максимум стараний, чтобы ускорить процесс. Ее губки обхватили ствол чуть пониже головки. Вот что я называю восстанавливающей терапией! Немного огорчало, что теперь все происходит с ведома и благословения Карабаса, но Олин энтузиазм не оставлял сомнений – она рада оказаться опять со мной. Я, впрочем, в этом и не сомневался.

Но есть все-таки предел человеческим возможностям. Выкачав из меня остатки сил и семени, девушка с явным сожалением выпустила мое тело из коготков. На губах ее блуждала счастливая улыбка.

– Я тебе сейчас приготовлю бутербродики! Я нарочно припасла икорки!

– Кабачковой?

– Фи! За кого ты меня принимаешь! – Она передернула плечиками с притворно негодующим видом и засуетилась в незапахнутом халатике.

Я сделал над собой усилие и растянул губы в улыбке, похожей, надеюсь, на ту, которая должна быть у мужчины после такого потрясающего секса. Правда, то, что я услышал во время этого секса, могло заставить разучиться улыбаться навсегда. Все мои худшие предположения оправдались – еще немного, и меня начнут качать препаратами, чтобы сломить волю. Не мытьем, так катаньем! А препараты у них нужные, вне всякого сомнения, имеются. И Карабас, конечно, подключит настоящих спецов этого дела. И своего они добьются.

Так что выход один!

Ольга хлопотала возле столика, расставляя чашки-блюдца. Милая домашняя сцена. Бедняжка, кажется, опять всерьез на меня запала и пытается изо всех сил быть полезной. Во всех смыслах. Интересно, а на что она еще способна ради этой «большой и чистой» любви?! А вот сейчас и проверим!

– Оля! – окликнул я ее, и она тотчас обернулась с горящим взором.

Не иначе как решила, что я уже созрел для продолжения.

– Мне кое-что на волю передать нужно!

Глаза сразу же погасли, она наклонилась над чашками.

– Я не могу! – прошептала еле слышно. – Не позволят!

– Если узнают, – сказал я, – то, конечно, не позволят! А ты пронеси так, чтобы не узнали! Это нужно сделать, Оленька!

Руки ее задрожали – видимо, представила себе на миг возможные последствия своей помощи. Я ждал, замерев.

– Хорошо! – она кивнула еле слышно.

– Попытался передать маляву на волю, как мы и ожидали!

– Девушка не пыталась ее спрятать?

– Нет, она всецело, если можно так выразиться, преданна нашему делу! Кроме того, у нее все равно ничего не вышло бы. Мы тщательно обыскиваем ее после каждого свидания…

– Кто этим занимается?!

– Лично я…

– Какой вы проказник!

– Ну и вопил ты тогда! – заметил Злой. – Как дитя, которому пальчик прищемило, честно слово!

– Чего смешного?! – ответил ему кто-то вместо меня. – Я помню, год назад палец придавил в машине, полдня потом приходил в себя – это почти все равно что по яйцам получить!

– Ты теперь здесь лежи и в верхолазы не намыливайся! – Злой похлопал по моей старой шконке внизу. – Устраивайся и не спорь, лады?!

Я кивнул.

– Ну что? – осведомился Картавый. – Башку тебе заодно не подлечили там – все по-прежнему Знахарем себя каким-то величаешь?!

Да, у этого не было сообразительности и артистизма Бахвы – прямо-таки напором брал! Это ж какой силушкой нужно обладать, чтобы всех воров с их обычным непомерным гонором под себя подмять. Ай да Карабас. Тебя бы в большие начальники! В Президенты. Вмиг бы страну в мировые лидеры вывел!

– Подлечили, – сказал я. – Уже не величаю!

– Прогресс! – заметил Злой. – Это что ж, тебе лекарство какое-нибудь вкололи заграничное, или просто просветление нашло!

– Нашло! – сказал я. – Наверное, когда сверзился на пол, то еще башкой приложился, вот и опомнился! Такое бывает…

– Здорово! – Злой покачал головой изумленно.

Вид у него был вполне искренний. Похоже, ребята здесь настолько вжились в роль, что в самом деле считали меня психом, который теперь пошел на поправку.

– И чего теперь делать думаешь? – поинтересовался нетерпеливый пахан.

Я выдержал драматическую паузу, прежде чем вымолвить:

– Сознаюсь.

Я бы не удивился, если бы со всех сторон раздались восторженные аплодисменты и в раскрывшихся дверях камеры появились Муха с Живицким – также рукоплещущие. Но вместо этого в камере повисла гробовая тишина. Злой похлопал меня осторожно по плечу. Ободряюще.

Пахан кивнул головой.

– Мудро! – сказал он только. – Мудро!

И снова воцарилось молчание. Я понял, что все ждут, что я тотчас начну стучать в дверь с воплем: хочу сделать признание!

Ах вы, сучки позорные! Потерпите еще немного и помучайтесь – вдруг я передумаю, и тогда вам еще долго придуриваться придется. А актеры из вас плохие, и того и гляди, кто-нибудь проболтается случайно, что в курсе – кто я такой. И тогда вам всем не поздоровится. Оттого вы и нервничаете, ублюдки. Ничего, понервничайте еще немного!

– Завтра! – сказал я и лег на шконку, повернувшись лицом к стене – пусть думают, что решение мне далось нелегко. – Завтра пойду к следаку!

Урки вздохнули, кто сочувственно, кто разочарованно.

А я стал думать над тем, что не давало мне покоя с того момента, как я попал снова в «Кресты». Кто из моих жмуриков был способен задумать и осуществить всю эту дьявольскую операцию. Кого я не видел мертвым… На первый вопрос ответ был однозначен – Хопин. Мухе для этого не хватило бы ни интеллекта, ни средств. А если бы и додумался следак до такого, то поленился бы приводить в исполнение. Леонид полжизни бабенок богатых обслуживал за щедрое вознаграждение – на большее ума не хватало. Ангелина – хе! Остается Хопин – тем более, что трупа его я не видел – покойный Артем Стилет заверял меня, что тот совершенно точно находился в своей машине, когда в ее бензобаке сработала заложенная мной бомба. Однако верить Стилету было не резон – тот и сам был порядочной сволочью. К тому же, если я сам в своих покойниках теперь не мог быть уверен… Нельзя сказать, чтобы кроме Хопина у меня не оставалось живых влиятельных врагов. Оставалось, и не один! Только никому из них не резон было разыгрывать заново старое следствие. Всем им было невдомек, что для меня значат «Кресты», следователь Муха, Оля Стрелкова… А Хопин знал. Знал и специально организовал все таким образом, чтобы почувствительнее вдарить мне по мозгам. Да у него самого с мозгами было не все в порядке. Еще тогда, в первое мое заключение, об этом говорил Бахва. Так что удивляться его фантастическому замыслу не приходится. С другой стороны – почему фантастическому?! Возможностями он обладал большими, и если его план не сработал и я остался на плаву, то только благодаря силе воли.

Итак, следовательно, искать нужно Хопина. Но для этого сначала надо вырваться на свободу. И сделать это необходимо до отправки на этап – что там будет дальше, трудно представить, но у меня почему-то было предчувствие, что до зоны мне не дадут добраться живым. А способов убрать зека есть множество. Приняв решение, я уже не колебался и посвятил все свое время планированию побега. По всему выходило, что сделать это лучше, когда я окажусь в зале суда. Что с судом тянуть не будут – я не сомневался. Это было совершенно не в интересах Карабаса-Хопина.

А что на суде? Я примерно помнил свой путь по первому процессу. Автозак прибудет в здание городского суда на Фонтанке, напротив Летнего сада. Во дворе меня высадят, и конвойные из числа тюремной охраны поведут в суд. Один человек. Может быть, – два.

Расстегнуть наручники нетрудно – в этом деле я в свое время натренировался. Трудно найти – чем отпереть. Знаю, есть люди, что умеют вытягивать большой палец из суставной сумки и складывать ладонь так, что она свободно проходит сквозь браслет наручников. Только я этим редкостным талантом не обладал. Значит, обойдемся традиционным методом – отмычкой. Отмычку придется готовить втайне – никому из сокамерников я доверять не мог.

А на следующее утро пришлось выполнять обещание, данное уркам. Вызванный мной вертухай, услышав, что я желаю сделать признание, перестал материться и, отперев дверь, несколько мгновений вглядывался в мое лицо, словно хотел удостовериться – не издеваюсь ли я над ним! Но упомянутое лицо не выражало ничего, окромя искреннего желания взвалить на себя убийство Эльвиры Смирницкой.

– Окей! – сказал почему-то по-английски вертухай. – Решился наконец! А то мы уже…

Он запнулся, испугавшись, видимо, что скажет лишнее. Теперь уже я присмотрелся к его плоской роже, надеясь разглядеть признаки этого страха, лишний раз подтверждающего все мои подозрения о заговоре. Но разглядеть что-либо не успел – вертухай замял ситуацию, воспользовавшись своим вертухайским положением!

– Мордой в стену!

Наручники защелкнулись, мы пошли. Камера проводила меня молчанием, словно я на казнь шел. Нет, ребята, не спешите меня хоронить!

Живицкий, вопреки моим ожиданиям, оказался на месте – в кабинете. Живет он, что ли, в «Крестах» – или успел так быстро добраться из своего театра?! Может, у него пропеллер за спиной, как у Карлсона?! А что, с другой стороны, – платят ему наверняка хорошо, можно и в тюрьме пожить, покуда требуется. Да и много ли ему нужно – крысе?! Забьется в какую-нибудь щель и лежит, дожидаясь следующего моего допроса.

На лице следователя Мухи было написано вполне объяснимое удовлетворение.

– Итак, значит, гражданин Разин, решили чистосердечно во всем сознаться! Облегчить, так сказать, свою совесть!

Муха, как и вертухай, приведший меня к нему, недоверчиво вглядывался в меня, как будто ожидая, что я в следующую секунду откажусь от своего решения.

– Да, гражданин следователь, – поспешил развеять я его сомнения, – решил! Внимание, с которым вы отнеслись к моей скромной персоне, послужило решающим толчком на пути к моему нравственному прозрению.

Живицкий хмыкнул из своего угла. Муха бросил на него взгляд, очевидно, желая сверить впечатления от моей реплики. Адвокат пожал плечами. Следователь помолчал. На его мясистой ряхе ясно отражалось движение мысли, прямой, как единственная извилина, эту мысль породившая. Муха пытался понять – не морочу ли я ему сейчас голову, чтобы в последний момент отказаться от всех показаний и вернуться к исходной точке.

– Ты учти, Разин, – счел он нужным предупредить меня, – больше терпеть твои выходки я бы все равно не стал. Так что к твоему же благу это твое решение. Я это к тому говорю, чтобы ты не вздумал потом еще чего-нибудь учудить! Мы тут все по горло сыты твоими баснями и ждем не дождемся, когда тебя отправят в места не столь отдаленные. Так что будь добр – придерживайся до конца правильной линии и не создавай проблем! Будь мужчиной, в конце концов…

– Мне кажется… – ответил за меня Живицкий из угла, – что Константин Александрович прекрасно осознает, что выбранная им ранее политика была бесперспективной.

Надо же, крыса вспомнила о своих обязанностях защитника. Мне оставалось только отблагодарить его вежливым поклоном.

– Прекрасно! – Муха стукнул ладонью по столу, подводя итог беседе.

Уже до боли знакомая мне пухлая папка снова появилась на столе. Ничего хорошего из нее никогда не появлялось и появиться не могло. Муха выложил несколько документов, скрепленных канцелярскими скрепками, и пододвинул ко мне один из них.

Как и следовало ожидать, это был текст моего «чистосердечного» признания.

– Заранее подготовили! – заметил я и обратился к адвокату. – Это в порядке вещей?!

– Здесь все изложено в соответствии с фактами! – заверил он. – Ознакомьтесь и распишитесь! Если вы желаете добавить какие-либо подробности…

– Не желает! – рявкнул Муха, почувствовавший, что Живицкий перегибает планку. – Подробности потом!

– А это тоже требуется подписать! – Я протянул руку к другим бумагам.

Муха замешкался – грубить сейчас, когда я согласился на его условия и вот-вот поставлю подпись под признанием, было совсем невежливо.

– Нет, – он мягко отобрал их и вернул обратно в папку.

Лучше бы ты их в зад себе засунул – там им самое место. Я успел заметить заголовок одного из документов – это был отчет о неудавшемся «следственном эксперименте» на моей даче. Можно не сомневаться – бумага составлена самим Мухой, и о падении бедолаги Шабалина с трухлявого балкона там нет ни единого словечка.

Я потер рукой подбородок, и скрепка, снятая с бумаг, переместилась в этот момент за щеку. Хорошая скрепка – не пластиковая. А потом взял предложенную Мухой ручку и поставил уверенную подпись под собственным признанием. Чему быть, того не миновать!

Следак торопливо развернул к себе лист и уставился на мои закорючки, желая удостовериться, что я расписался как Разин, а не Григорьев или Чарли Чаплин.

Потом удовлетворенно закивал и обменялся взглядом с Живицким, на этот раз взгляд был торжествующий.

– Прекрасно! – Он улыбнулся мне почти доброжелательно. – Надеюсь, вам не придет в голову утверждать потом, что мы выбили из вас это признание!

– Нет, разумеется! – заверил я его.

– Не сомневайтесь, я сделаю все возможное, – проблеял адвокат, – чтобы добиться…

– Оправдания?! – спросил я с неплохо изображенной надеждой – если уж валять ваньку, то на полную катушку.

– Нет, – несколько смутился он, – не думаю, что при данных обстоятельствах!

– Перестаньте, – обратился к нему Муха, – ваш подзащитный и сам должен понимать, что на оправдательный приговор в подобном деле рассчитывать может только безумец!

– А вы ведь не безумец, Константин Александрович?! – спросил он, уже у меня.

– Нет! – категорично замотал я башкой. – Я не безумец!

– Вот и хорошо!

– …постараюсь добиться минимального срока, – снова завел пластинку Лже-Живицкий. – Суд учтет смягчающие обстоятельства, ваше искреннее раскаяние…

– Борис Наумович, – снова оборвал его следак, которому надоело слушать эту ахинею. – Для дополнительных консультаций с клиентом вам будет выделено полагающееся по закону время. Если Константин Александрович, конечно, сочтет их необходимыми, эти консультации!

– Я всецело доверяю искусству Бориса Наумовича! – сказал я.

– Замечательно! – Муха нажал на кнопку, вызывая охрану, и демонстративно уткнулся в признание, где ему и так, я не сомневался, было знакомо каждое слово.

– Да, еще!.. – Я задержался на мгновение у стола, и Муха сделал знак вертухаю – подождать. – Мне нужно свидание с женой, Владимир Владимирович! Очень нужно! И я говорю о полноценном свидании. Сами понимаете, молодой и крепкий мужчина… Словом, если вы действительно хотите, чтобы я не отказался от своих показаний в последний, решающий, так сказать, момент, то, думаю, найдете способ обойти правила. Тем более, что в этих стенах (я возвел очи горе) это обычное дело…

– А ты еще к тому же и шантажист, Разин! – усмехнулся Муха и кивнул вертухаю. – Уведите задержанного, а о свидании мы подумаем!

Подумаете, подумаете, гражданин начальник, и я не сомневаюсь, что решение будет принято в мою пользу. Лишние хлопоты вам ни к чему!

После ухода Знахаря следователь Муха взглянул на адвоката, и тот без лишних церемоний исчез из кабинета. Так быстро, что можно было подумать, что Живицкий просочился сквозь стену, словно настоящий призрак.

Оставшись в одиночестве, Муха вытащил сигареты и закурил, нервно стряхивая пепел в уже опустевшую пачку «Петра Первого». Курить ему не рекомендовали врачи и Министерство здравоохранения, чье грозное предупреждение было напечатано на пачке сигарет. Но, во-первых, следователь начхал на все предупреждения. Жить недолго осталось – прав был сукин сын Разин! Это подтверждали и пользовавшие Муху доктора. Правда, сроков, в отличие от подлого урки, не называли, крутили, обещали, что курс лечения и неукоснительное соблюдение режима оттянут неизбежный конец на неопределенный срок.

К черту! В тучном следователе просыпался настоящий мужчина, когда он думал о том, что остаток дней проведет в каком-нибудь лазарете, как называл он про себя все реабилитационные центры и санатории, в которые его настойчиво пытались запихнуть эскулапы. Ясно ведь, что живым не выйдет уже оттуда. Помрет, правда, не как Разин – помрет на белых простынях, может, даже во сне – идеально. Не заметишь, как на том свете окажешься.

И сестрички будут наверняка. А денег у него хватит, чтобы заплатить за уход по полной программе. Чем он хуже этого урки позорного. Но противно, мерзко. Растягивать агонию. А если не во сне уйдет, если – задыхаясь и чувствуя с невыносимой ясностью, как жизнь покидает тело, как холодеют пальцы…

К черту, как тут не курить! К тому же – успешно законченное дело стоило отметить сигаретой. Не помешало бы и шампанское открыть, только Муха его не уважал – ему бы водочки сейчас. «Гжелки». За упокой души Константина Разина. Или Николая Григорьева.

Николай Григорьев! Знал, знал Муха – кто такой Григорьев! Только какая разница, если здесь, в этой душной конуре, где от одной сигареты становилось невыносимо трудно дышать, здесь он был богом и мог менять не только имена, но и судьбы людей. Тем более, что Григорьев и Разин – одно и то же лицо. А если бы и не одно – неважно. Для Мухи теперь все было неважно.

Следователь готовился по совету все того же Разина подвести итог земным делам. Только напрасно Знахарь думает, что он бросится писать завещание и раздавать многочисленным придурковатым родственникам свое нажитое трудами праведными и неправедными имущество. Нет, пусть погрызутся, если хватит силенок, а следователь Муха займется кое-чем более интересным. И в первую очередь отправит пресловутого Знахаря в места не столь отдаленные. Даже жаль будет расставаться с мерзавцем, но таковы правила, которые, к сожалению, здесь сейчас диктует не он.

Муха повертел в руках подписанное признание. Шикарно. Что там приготовил на зоне Знахарю организатор этого представления, было Мухе неведомо. Но безусловно – ничего хорошего!

– Попался, сука! – Муха удовлетворенно кивнул, затянулся хорошенько и достал из мятого пиджака мобильник. Повертел его, приноравливая лапу к миниатюрному аппарату, потом потыкал в клавиши толстыми пальцами.

– Это Муха! – отрапортовал следователь, не здороваясь и откинувшись на стуле – ни дать ни взять крутой герой крутого фильма. – Спекся наш герой-любовник!

В камере меня встретили молчанием. Я лег на шконку, глядя в потолок.

– Ну как?! – поинтересовался наконец Злой.

– Все путем! – ответил я и отвернулся, показав, что дискуссия окончена.

Что ж, остается ждать суда. Но сначала нужно еще раз встретиться с Ангелиной. Да, нельзя сказать, чтобы меня здесь держали впроголодь в плане секса. Сначала Оля, согласно сценарию, подставляется, теперь, глядишь, и бывшую супругу доведется оприходовать. Тряхнуть, так сказать, стариной! Правда, это будет уже против правил – в предыдущую ходку никакого свидания с женой у меня не было, и пока я пытался освоиться в новом, не знакомом мне тогда еще мире, моя благоверная занималась тем, что ублажала драгоценного братца.

Ну ничего, история с Шабалиным тоже выходила за рамки старого сценария. Интересно, кстати, получил за него втык Муха, или все сошло уроду с толстых лап?!

А Карабасу, Хопину нет сейчас резона упрямиться. Ангелина для него – только одна из кукол, не более. И он пожертвует ею, если понадобится, не задумываясь.

– Ангелина категорически против свидания!

– Ее мнение никого не интересует – постарайтесь, чтобы это стало ей ясно. Знахарь не станет убивать ее, он ведь не сумасшедший!

– Пока еще, к сожалению, нет!

Глава 3 О ПОЛЬЗЕ ТЕРРОРИЗМА

Ждать свидания пришлось недолго. Уже на следующее утро в камеру вошел вертухай и поискал меня взглядом.

– Разин, выходи! На свидание! – прибавил прапор.

Так, так! Я не стал уточнять, на свидание с кем! Это и так было вполне очевидно – Карабас соблаговолил удовлетворить мою просьбу. Интересно, за какие коврижки согласилась Ангелина так рискнуть своим драгоценным здоровьем. Я ведь ей и шею могу свернуть – когда мы окажемся наедине. После резни, учиненной в пресс-хате, ни у кого не должно было остаться сомнений в моих душегубских талантах. А этот страх, страх, который я разглядел в ее глазах, – он был настоящим. Сука боялась, потому что знала, на что я способен! Так почему согласилась?! Хотя согласия у нее, скорее всего, никто не спрашивал! Вот и ответ – боится она Хопина больше, чем меня, потому и согласилась.

Комната для свидания была оборудована не очень удобным диванчиком. Иногда, как я хорошо знал, охранники за приличную мзду позволяли заключенным потрахаться здесь со своими подружками, хотя это категорически запрещалось правилами.

Ангелина сидела на диванчике, плотно сдвинув колени и подобравшись. Не иначе полагала, что я тут же наброшусь и, сорвав с нее дорогие шмотки, начну насиловать! Кстати, наброситься, может, и не дадут – я не сомневался, что за этой нашей встречей внимательно наблюдают.

– Привет! – сказал я как можно дружелюбнее, когда дверь в комнату закрылась за моей спиной.

Она изобразила на личике улыбку, но волнение скрыть не сумела. И само собой, это волнение было далеко от того, которое должна испытывать любящая жена, знающая, что супруга вот-вот отправят по этапу.

– Что ты наделал, милый?! Зачем?! – робко произнесла она.

Ага, идем по сценарию.

– Что ты имеешь в виду? – Я присел рядом и пристально посмотрел в ее глаза. Дьяволят в этот раз там не наблюдалось. А страх остался. Бойся, бойся!

– Зачем ты убил эту несчастную женщину?! – выдохнула она.

– Эльвиру-то?! Мешала она мне жить, родная моя! Домогалась все время! А я только тебя люблю! Иди ко мне! – Я придвинулся еще ближе и прихватил через платье круглую аппетитную грудь.

Может быть, мой ответ не был запланирован теми, кто готовил Лину к этой встрече, может, она язык проглотила от страха, но еще несколько мгновений, пока я мял ее через платье, она молчала, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

Моя рука переместилась к ней за пазуху. Лифчика на супруге не было, мои пальцы скользнули по соску. Он был твердым. Посмотрите, эта дрянь уже в охоте. Не зря говорят, что опасность возбуждает.

– Я не могу так! – Очнулась она от ступора. – У меня сегодня месячные…

– А головка не болит?! – осведомился я, мягко улыбаясь. Ее платье легко съехало вниз, и Ангелина оказалось голой по пояс. Те, кто наблюдал за нами, должны быть довольны бесплатным шоу. Вот уж не думал, что придется когда-нибудь выступить в роли порноактера. А супруга в свою роль, кажется, еще не полностью вошла и попыталась прикрыться руками.

– Нет, нет! – Я заставил убрать их. – Здесь некого стесняться, родная. Здесь никого, кроме меня, нет, а я ведь по-прежнему твой муж, разве не так?!

– Д… да! – подтвердила она, глядя куда-то поверх моего плеча.

Что там такое она видела, меня не интересовало. Я заставил Ангелину оторвать зад от дивана и стащил платье совсем.

Под платьем обнаружились кокетливые черные трусики. Молодец девочка! Я уцепился за них и потащил вниз, задрав ноги Ангелины к потолку. Пахло от благоверной очень хорошо. Вид у нее был, как перед казнью. Мученица зае…анная. Снова куда-то вверх глазки подняла, может, ждала, что наши соглядатаи бросятся к ней на помощь. Так вроде ничего криминального сейчас не происходит, и повода беспокоиться у них нет! Или к небесам обращалась? Только напрасно – оттуда нас плохо видно, слишком толстые стены в «Крестах».

Трусики долой. Ангелина вытянулась на диванчике, закрыв глаза. Поняла, что никто не придет к ней на помощь. Так, новости, благоверная выбрила лобок. Раньше она этим не занималась. Ну что ж, это предусмотрительно – мало ли каких зверей можно подцепить от меня после того, как я проторчал в застенках столько времени!

Насчет месячных соврала, конечно. Никаких женских штучек – тампонов или прокладок, – несмотря на тщательный осмотр, я не обнаружил. Влагалище было мокрым и готовым к любви. Похоже, манде было наплевать на то, какие чувства испытывает сейчас Ангелина. Я всегда знал, что она относится к тем женщинам, что просто рождены быть шлюхами.

Она не открывала глаза, но почувствовала мое приближение и развела ноги, подпуская. Да, детка, давай без споров. Мы с тобой муж и жена, пока смерть не разлучит нас… А раз этого еще не произошло, несмотря на все мои старания, то почему бы нам не заняться вполне обычным для супругов делом?!

Ангелина дрожала в моих руках. Я не стал церемониться и вошел сразу до конца, ее тело выгнулось и почти сразу задвигалось, подмахивая мне.

Прекрасно, просто прекрасно. Давненько я не спал с собственной женой. Было за это время много разных баб – и опытных путан, и совсем невинных и юных девчонок. Но моя бывшая в плане секса не уступала лучшим из них. Россия, безусловно, многое потеряла, когда я отправил ее в бессрочную командировку в страну пирамид и сфинксов.[3]

– Ну, давай, сучка затраханная, – прошептал я жарко в ее ухо, прижимая к себе, – расскажи мне, как выбралась из Египта. Какой горе-моисей тебя оттуда вывел через пустыню! А?! Давай, дрянь!

Она тряслась подо мной, и не понять было толком – от страха или от сладострастия. Или, может, – от того и другого одновременно. Она стонала в такт бешеным движениям члена в ее сочащемся лоне. Но, кроме этих стонов, ничего мне было из нее не вытянуть, ни трахом, ни страхом! Неужели и в диванчик микрофон вставили?!

– Ну же, радость моя! – Я гладил ее по лицу и чувствовал, что вид у меня совсем безумный. Неважно – пусть перетрусит еще больше, может, тогда расколется. – Расскажи своему Костику, своему любимому муженьку, с кем ты без меня проводишь время! Ревновать не буду, обещаю! Это не Муха, правильно? И не чучело, изображающее здесь давно сдохшего адвоката! А кто, любимая?!

Она сжала губы, с ненавистью глядя мне в глаза.

– Может, по буквам?! – Я не торопился, растягивая ее влагалище ленивыми движениями. Так уж получилось, что поговорить всерьез с моими женщинами теперь получалось только в процессе траханья. Что ж, не худший вариант, наверное. Совмещаем, так сказать, приятное с полезным.

– Итак! Начнем, есть ли в этом имени буква Х?!

Лина улыбнулась зло, но ничего не ответила. Вместо этого она задвигалась активнее. Девочка жаждет кончить поскорее во всех смыслах. И избавиться от меня.

– Радость моя! – Я ответил яростными толчками, и она зашипела от боли. – Может, мне тебе сломать пару ребер в процессе любви – такое, знаешь, иногда случается, когда делом занимаются пылкие любовники, такие, как мы с тобой! Или, может, вставить тебе пониже?! Здесь, в тюрьме, учишься интересным вещам, а тебе, наверное, случалось такое испытывать в загрантуре…

Вот уж верно, испугал редьку хреном! Плевать она хотела на свою задницу. Да и ребрами сломанными ее не испугаешь. Будет откровенничать, Карабас Хопин эти ребра из нее живой вытащит. Потому и подложил под меня, что знал – ничего она не скажет. Умрет, а не скажет! Так что ничего я не добился, если не считать бурного жесткого секса, что само по себе тоже неплохо. С паршивой овцы хоть шерсти клок!

А потом она быстро нацепила платье и выскочила из комнаты, как ошпаренная, не желая больше рисковать. И только на пороге, ощущая себя в безопасности рядом с вертухаем, она обернулась, чтобы одарить меня презрительным взглядом.

– Разин! Выходи!

Вели поначалу, вопреки обычной вертухайской привычке – без грубостей и затрещин по поводу и без оного. Как будто, добившись моего поражения, утратили интерес.

Нет, это только так показалось.

– Что, Разин! – Прапор смотрел на меня, слегка наклонив голову к плечу. – Взялся за ум, стало быть?! Ты там на суде ничего только не вздумай выкинуть! А то я вас, умников, знаю – всякий себя считает великим оратором, только трибуны не хватает! Довыступался уже, блин!

Железные дверцы фургона захлопнулись, раскрылись ворота, обязательная процедура с документами в «шлюзе» – и машина выехала из тюрьмы.

Итак, суд! А что за суд?! Настоящий?! Вполне может быть – Аркадию Андреевичу не составит труда организовать и это. Только… Только вот если информация просочится в прессу, то может заинтересовать кого-нибудь из журналюг, и что тогда?! Как бы ни был могущественен Карабас Хопин, а на всякий роток ни накинешь платок.

Нет, значит, заседание будет, скорее всего, таким же липовым, как и следствие.

Все повторялось почти вплоть до мелочей. Но все же кое-какие отличия имелись – даже Карабас не мог реконструировать события с безупречной точностью. Вот, например, когда меня перевозили в тот самый, первый, «мифический», по утверждению карабасовой свиты, раз, шел дождь и стучал по крыше. А теперь за бортом машины был ясный день. Я полюбовался солнышком в тюремном дворе, когда садился в автозак, и от души рассмеялся. Да, управлять погодой Карабас был не в состоянии.

А вот когда мы высаживались во дворе здания суда, солнце уже спряталось за набежавшие тучи. Будь я посуевернее – счел бы плохой приметой, но сейчас было не до суеверий. Выбор у меня небольшой – или пан, или пропал! Упекут в лагерь, как в прошлый раз, и можно смело писать завещание. В прошлый раз мне удалось неплохо устроиться: и козлить на начальство не стал, и кое-какие привилегии имел благодаря своей профессии. Даже побег смастерил в конце концов, хоть и не срослось сразу, но оставил неволю и всласть погулял.

Было бы смешно рассчитывать на то, что Хопин позволит мне снова так благоденствовать. Тем более, что у него не только мусора с вертухаями – шкуры продажные, на подхвате, но и блатные. Аркадий Андреевич наверняка понимает, что я не сдвинулся, несмотря на все его старания, и признание подписал только для того, чтобы не попасть к шизикам! Понимает он также, что я не успокоюсь. И коли удалось мне сбежать один раз – попытаюсь снова. Хоть и не будет у меня поддержки с воли, не будет схронов на долгом пути из лагеря, что мне тогда организовали добрые люди. И где гарантия, что мне все-таки это не удастся. Что ни говори, до недавнего времени я мог с полным основанием назвать себя чертовски удачливым сукиным сыном! Угодил за решетку по ложному обвинению, к тому же за убийство, подстроенное весьма влиятельными товарищами! И, не будучи знаком ранее даже понаслышке с тюремными нравами, не пропал, выжил, стал большим человеком…

Да и сейчас не пропал – почти сразу оказался в почете у братвы благодаря все тому же Бахве. Только рассчитывать, что дальше все пойдет по старому сценарию, – не следовало. Хопин не даст. Что там у него по плану с лагерем? Может, пристрелят меня на болотах, где когда-то едва не пропал я при неудачной попытке побега… Так или иначе, выбраться мне не дадут.

Так что сегодняшний приговор, независимо от его формулировки, будет для меня смертным. Ну а смертнику терять нечего, кроме его цепей!

На маляву, переданную на волю Ольгой, ответа я так и не дождался. Клялась на последнем свидании, что все сделала как надо. В глаза смотрела. Глаза честные, только веры им нет – никому я теперь не верю. Могла, вполне могла отдать маляву Мухе или самому Хопину – просто чтобы шкуркой своей не рисковать понапрасну. Потому как любовь – чувство, конечно, прекрасное, но охотников умирать из-за нее в наше время не сыщешь. Ну, если не считать совсем юных дурех, режущих себе вены из-за популярных актеров и певунов. Ольга, однако, уже вышла из этого возраста, да и характер не тот.

И если так, то, может, и права была! Скорее всего – Карабас предусмотрел такую возможность и установил за ней наблюдение. Либо, что тоже очень вероятно, – подмял под себя воров, так что обращение к ним кончилось бы очень печально для моей вестницы.

Нет, Знахарь, тебе самому из этого дерьма выбираться! В одиночку, и шансов сдохнуть при этом гораздо больше, чем уцелеть. Но помирать, так с музыкой! Всю дорогу я накачивал себя, разогревал кровь, готовя к предстоящему судилищу. В старину перед битвой горячие северные парни жрали мухоморы – пишут, что помогало в битве. У меня под рукой не было ничего стимулирующего – мухоморам сейчас самый сезон, да только далеко до леса. Но и так ярости хватало. Что мне терять, скажите, люди добрые?!

Вот она, знакомая лестница. Дальше – короткий коридор и зал суда. Сколько раз потом мне снился он. Мы одни – я и конвоиры. Конвоиров было двое. Оба молодые парни – и не из суперменов. Декорация, а не конвой. Оно и понятно – бежать отсюда, из здания суда, мог решиться только сумасшедший.

Что ж, предположим, это я он самый и есть!

Правый конвоир задержался на мгновение на лестнице. Чудесно, в ту же секунду наручники раскрылись. Я успел заметить удивленное выражение на лице моего спутника. В следующее мгновение мой кулак врезался в упомянутое лицо. Что-то хрустнуло – судя по всему, носовая перегородка. С этого момента опасности он не представлял.

Второй конвоир потерял несколько драгоценных секунд, пока выбирал между резиновой дубинкой и пистолетом. Наконец его рука судорожно рванула вверх клапан кобуры. Напрасно – времени снять свой «макар» с предохранителя и передернуть затвор у него все равно не было. Хотя и дубинку он бы не успел пустить в ход.

Кажется, я издал что-то вроде рычания – да, на какой-то миг контроль был точно потерян, и если что и вернуло меня к реальности, то это по-мальчишески растерянное лицо.

– Не обмочился, мусорок?! – поинтересовался я у него.

Хватило одного удара в грудь, чтобы сбить ему совсем дыхание. Интересно – физической подготовкой у них кто-нибудь занимается, или считают, что достаточно нацепить на молокососа мундир и дать ему в руки резиновый «демократизатор»?!

Наручники перекочевали на руки его напарника. Тот подвывал от страха и боли, захлебываясь в крови. Это картина окончательно деморализовала второго мусора. В зал мы вошли, как и было спланировано – я вел щенка в погонах, приставив ему к виску пистолет и заломив руку за спину. Охрана у входа отступила.

– Руки за голову, оба!

Ну вот, теперь я готов войти в зал суда.

Судья – дородная баба в черном платье – казалась почти опереточным персонажем. Я хорошо помнил ее лицо, двойной подбородок, слегка выпученные глаза – следствие базедовой болезни. Антонина Михайловна Копытина – в моем списке заклятых врагов ее не было. Когда мне довелось впервые попасть на скамью подсудимых, сиротливо дожидающуюся меня за решеткой за убийство Эльвиры Смирницкой, не было оснований ожидать, что эта дама встанет на мою сторону, учитывая, что все факты говорили о моей виновности, а сука Живицкий – защитник хренов – был меньше всего заинтересован в моей защите.

Однако теперь ей предстояло осудить меня второй раз по тому же делу. У Антонины Михайловны плохая память?!

Интересно, что большая часть юристок, виденных мной, обладала приличными габаритами, как и те дамочки, что промышляют на ниве астрологии, гадания и прочего шарлатанства. Как и самозваные ведуньи-колдуньи, они занимались своего рода шарлатанством…

При моем появлении в зале возникло легкое замешательство. Зал был полон, но у меня было подозрение, что посторонних здесь нет. Вроде как на процессах сталинских времен, когда залы на процессах над «врагами народа» заполнялись НКВДэшниками, дабы осужденные не вздумали ляпнуть что-нибудь с трибуны.

В первых рядах (поближе к сцене!) расположилась сладкая парочка – Ангелина и мой вроде бы покойный братец Леонид. Для покойника он выглядел неплохо – правда, бледноват немного. Впрочем, сейчас то же самое можно было сказать про всех присутствующих. По толпе пробежал легкий ропот.

Спектакль пошел не так, как предполагал автор.

– Тишина в зале! – скомандовал я. – Или я вышибу этому козлу мозги или что там у него вместо них и начну стрелять потом без разбора во все стороны!

Должно быть, вышло убедительно, потому что с этой секунды в помещении стало тихо, как в склепе. Учитывая, что здесь было столько трупов, – сравнение вполне уместно. Правда, через мгновение один из охранников попытался воздействовать на меня. Этот человек, по всей вероятности, действительно хотел мне добра.

– Опомнись, дурак! Хуже ведь будет! – прошептал он.

– Не мой случай! – отрезал я категорично. – Хуже уже быть не может!

– А ну пошел! – Я подтолкнул своего пленника вперед в зал, к застывшей в ужасе супруге с псевдобратом. А за моей спиной раздался вскрик. Антонина Михайловна Копытина откинулась в кресле, ее лицо стало пунцовым.

Ситуация сложилась непредвиденным образом. Эта толстая корова вот-вот могла испустить дух. На мгновение во мне проснулся врач – клятва Гиппократа, долг превыше всего и все такое прочее! Но через секунду я уже подавил в себе человеколюбивый порыв – броситься к несчастной на помощь! Все равно мне бы не дали ничего сделать!

Меня бы тут же оттащили бравые конвоиры и, обработав на славу за поднятый переполох, отправили назад в тюрьму, а потом, припаяв новый срок – теперь уже за реальную попытку побега, – снова привели сюда. И та же самая Антонина Михайловна судила бы меня!

Нет, граждане, забудьте о враче Разине! Нет больше такого! Умер! Да и ни к чему вам врач – вы и так чертовски живучи – и в огне не горите и в воде не тонете! Сменить заложника на заложницу – оставшегося безымянным для меня конвоира на обожаемую женушку Ангелину – оказалось проще, чем я предполагал.

Леонид, мой драгоценный братец, которого я, признаться, не чаял увидеть в живых, и не пытался защитить мою бывшую и свою нынешнюю супругу. На его лице отразилась только радость – как видно, оттого, что выбрал я не его. На секунду я испытал непреодолимое желание всадить хотя бы одну пулю из «макара» в физиономию актера. Но сдержался. Атмосфера в зале была накалена до предела – здесь сейчас любое неосторожное движение могло вызвать непредсказуемые последствия.

– Господа-товарищи! – обратился я к присутствующим. – Ежели кто не понял, объясню еще раз – любые попытки помешать мне будут иметь катастрофические последствия не только для этой особы, но и для всякого, кто окажется у меня на пути!

– Господи, Разин! – выдохнул кто-то рядом.

Это был Муха.

– Ты с ума сошел, Разин! – хрипло сказал он.

– Разве не этого вы добивались?! – ответствовал я спокойно и рассмеялся.

Смешок, правда, получился слегка безумным – сказалось дикое напряжение. Что ж, так даже лучше – пусть считают, что я действительно сдвинулся. Пусть думают, что хотят!

Путь из зала занял больше времени, чем я рассчитывал: нелегко продвигаться, держа под контролем окружающих и в то же время следя за Ангелиной. Последняя, правда, и не пыталась сопротивляться. На ее губах застыла глупая улыбка – она как будто не могла поверить, что все это происходит наяву. Лучшая кукла в театре Карабаса-Барабаса. Мальвина, девочка с голубыми волосами.

Со всех сторон на нас были устремлены десятки глаз. Судья продолжала задыхаться в кресле.

– Если в зале есть врач! – сказал я и кивнул в ее сторону. – То лучше поторопиться.

Никто не шелохнулся. Врача в зале не было. Что ж, тем хуже для Копытиной.

– У тебя есть машина? – поинтересовался я у супруги.

– Д… да! – подтвердила она. – «Опель»…

– Ключи, ключи у тебя?

– Да, в сумочке!

Опель был припаркован по соседству с несколькими иномарками.

– Отпусти меня! – выдохнула она. – Пожалуйста…

– Ах ты умница! Даже волшебное слово знаешь!

Я швырнул ее на сиденье рядом с водителем, хлопнул дверцей, так что она едва успела убрать ногу. Через мгновение «опель» сорвался с места и понесся, лавируя под моим чутким управлением в потоке машин. Времени у меня было мало, очень мало.

– Кто?! – прорычал я в ее благоухающее ушко.

Наверное, долго прихорашивалась сегодня утром – как на праздник шла. Лосьоны, лак для волос, духи «Шанель № 5»…

– Что «кто»?! – От ужаса она плохо соображала, поэтому пришлось задать уточняющий вопрос.

– Кто тебя нанял, падла!

– К… кто нанял?! – повторила она.

– Да! – Я ткнул ее стволом (еще горячим) в висок – она сжалась.

– Я… я не знаю!

– Врешь!

Как бы она ни была напугана – кое-что соображала и понимала, что за разглашение страшной тайны Карабаса-Барабаса последний по ухоженной головке ее не погладит. Только сейчас не его ей нужно было в первую очередь опасаться, а человека, сидящего рядом. Человека, которого долго пытались свести с ума и, возможно, даже кое-чего сумели в этом плане добиться. Это я и попытался растолковать своей разлюбезной женушке.

– Это Хопин, Хопин! – Ее словно прорвало. – Я не хотела в это лезть… Его рук дело! Поверь, поверь!

Я искренне рассмеялся – приятно знать, что логика меня не подвела, несмотря на все, что мне пришлось перенести.

Прямо крылья выросли от радости. Правда, унести меня отсюда в какое-нибудь безопасное место эти крылья не могли – я оставался грешный на двух ногах и четырех колесах. Да еще рядом сидела перепуганная Ангелина, которая, кажется, готова была обделаться от страха. Наверняка уже подвела мысленный итог своей никчемной жизни. Дрожи, дрожи, потаскушка несчастная. Хуже всякой шалавы – та хоть бабки своим телом отрабатывает!

– Я не хотела, – попыталась объяснить она и внезапно зарыдала.

В одно мгновение ничего не осталось от той респектабельной дамочки, в которую Лина где-то успела превратиться. Все-таки люди не меняются.

– Как ты здесь оказалась?! – поинтересовался я.

– Люди отовсюду выбираются, Костя… – сказала она, ненадолго успокоившись и с беспокойством следя за тем, как лихо я веду машину. – Даже из Египта, куда ты меня определил. Пришлось правда, побывать под арабами, но знаешь, тамошний темперамент вполне по мне… А потом меня нашли!

– Хопин?!

– Да! Это было нетрудно.

«Это по любви», – всплыло в продолжение строчки из популярного хита. Большая любовь.

– Он здесь?!

– Я не знаю! Может быть, я говорила с ним по телефону, сама не видела, его пред… представители нас свели вместе.

– Нас?!

– Меня и Муху! Он с ним вроде как на короткой ноге… Он сам передавал мне инс… инструкции…

– Хопин под прежней фамилией живет?! – Я аккуратно вписался в узкий промежуток между двумя роскошными иномарками и, вырвавшись вперед, дал газу. Водилы престижных авто, вероятно, материли сейчас меня на все лады.

– Нет, теперь он Булашов, глава какой-то крутой компании. У него все везде схвачено.

Все схвачено! Об этом я уже и сам хорошо знал!

Нетрудно было догадаться, что сейчас происходит. По городу наверняка уже ввели план «перехват», жирную Копытину откачивают, Муха сообщает Хопину-Булашову, что его спектакль сорвался… Мелькнула вдруг интересная мысль.

– Он был там, в суде?! – спросил я экс-супругу, продолжавшую содрогаться от рыданий. – Хопин был?!

– Не знаю!.. Не знаю!.. Не знаю!..

Она уже совсем себя не контролировала. Мы проезжали мост, когда моя бывшая попыталась вцепиться в руль. Не иначе как решила свести счеты с жизнью. Что ж – в ее случае это было подходящим решением, но я на тот свет не собирался.

К счастью, я успел засечь вовремя ее движение и перехватил руку, а в следующее мгновение влепил пощечину, чтобы привести немного в чувство.

Это подействовало. Ангелина взвыла, закрыла лицо ладонями и съежилась, словно ожидая новых побоев.

Ни бить, ни убивать я ее не собирался, хотя заслуживала она и того и другого в полной мере. Но сейчас у меня были заботы поважнее, нежели мщение неверной супруге. Нужно было сменить тачку, одежду, лечь на дно, и тогда уже подумаем, что делать со всей этой честной, или лучше, наверное, сказать – бесчестной компанией!

Невменяемое состояние жены было мне только на руку – значит, не побежит звонить сразу своим покровителям. Я порылся в сумочке, под руку попался жемчужного цвета кошелек с аккуратно разложенными по отделениям купюрами. Несколько тысяч в общей сложности, да еще несколько американских бумажек, которые мне сейчас были без надобности – обменять без документа не удастся, но я все равно сунул их в карман вместе с мобильным телефоном – миниатюрной дамской моделью.

Свернул в переулок, другой, высматривая, как коршун добычу, подходящего лоха на тачке. И, кажется, кто-то наверху – не в начальственных кабинетах, а гораздо выше – куда никому никогда не подняться, – решил сегодня вступиться за меня.

У обочины возле безлюдного перекрестка стояла «Волга» – обычная ярко-желтая таксишка. Водитель сидел за рулем – кого-то ждал. Как будто меня ждал – Знахаря!

Однако, прежде чем сменить средство передвижения, следовало что-то сделать с супругой. Свернуть ей шею было самым очевидным выходом, но я предпочел просто оглушить ее хорошо рассчитанным ударом. Ангелина всхлипнула и свалилась на дно машины.

Преодолеть расстояние между остановившимся «опелем» и такси было делом нескольких секунд. Едва я влетел в него, сразу понял, что водила застрял в этом переулке не из-за клиента – клиентом сейчас был он. Вкушал радости орального секса в компании какой-то размалеванной малолетки.

Таксист даже не успел повернуть голову, как я уже расположился в машине и приставил ствол макара к его голове.

– Будешь делать, что я скажу, иначе – прикончу, не задумываясь! Мне терять нечего! Ты понял?! Дернешься – сразу спущу курок. А ты… – обратился я уже к проститутке, – выметайся!

В милицию она, ясное дело, не пойдет, так что на этот счет я не беспокоился ни секунды.

– А мои деньги! – Девица захлопала густо накрашенными ресницами.

– За что деньги-то?! – хмуро спросил водила. – Я же не кончил!

Сраженная этим аргументом, потаскушка выскочила из такси и через мгновение уже исчезла из поля зрения.

– Значит, так! – распорядился я. – Во-первых, застегнись! А потом давай, дуй по Пряжке! За Калинкиным мостом – направо, и не вздумай останавливаться на светофорах.

– Не бойся, братан, довезу как надо! – ответил водитель.

Всю дорогу ствол моего пистолета был направлен ему в затылок.

Само собой, стрелять в движущейся на предельной скорости машине я бы не стал – иначе и сам бы отправился вслед за своей жертвой на тот свет. Но парень над этим не задумывался, и правильно делал. В конце концов, в моем положении человек не обязательно руководствуется здравым смыслом, и спорить со мной было бы с его стороны крайне неразумно.

Водила оказался и вправду хорош, вел машину, как на крыльях летел. Если не смотреть по сторонам или зажмурить глаза, могло сложиться впечатление, что они едут по ночному городу, где нет ни пробок, ни пешеходов, норовящих сигануть через проезжую часть. При этом катили с максимальной осторожностью, чтобы, не дай бог, не привлечь ничье внимание. На одном из резких поворотов, которыми изобиловал маршрут, я заметил, что на пальцах правой руки водителя есть следы вытравленных татуировок. Сидел, наверное, если, конечно, это не следы детских шалостей. Я сразу почувствовал к водиле большее доверие.

Благополучно пролетели Пряжку, миновали Калинкин мост и свернули направо, в безлюдные заводские переулки. Похоже, на этот раз пронесло. Мусора еще не успели поднять тревогу. А если и успели, то, пока прочухаются и выставят посты, я уже растворюсь в многомиллионном мегаполисе. Главное сейчас было выехать на «материк», миновать все мосты и узкие места, где вернее всего можно влипнуть. Сегодня, похоже, у Знахаря был удачный день.

Поплутав какое-то время по глухим предпортовым и заводским, малонаселенным и малообитаемым, улицам, я убедился, что за нами нет хвоста.

– Притормози!

Машина сбросила скорость и, прижавшись к обочине, остановилась.

– Не глуши мотор, – велел я водителю и проникновенно спросил, ткнув в шею холодным стволом: – Как, шутить будем, или миром разойдемся?

– Да ты чо, братан, миром, понятное дело, – ответил водила и поднял от руля руки, тыльной стороной вверх.

Теперь я уже хорошенько рассмотрел и на левой руке неумело вытравленные «перстни» и неузнаваемую теперь наколку на запястье. Цвет наколок был, несомненно, зэковским: такой цвет наколок получается только от жженых подметок, ни с чем не спутаешь.

– Ага, – улыбнулся я, – понятно, значит, договоримся.

– Договоримся, не вопрос, – согласился водила. – Можно я машину все-таки заглушу?

– Зачем?

– Я быстро, – ответил он, – мне в багажник надо заглянуть, а у меня ключи от багажника на связке.

– Зачем тебе в багажник? Монтировку забыл?

– Шмотки у меня там, тряпье, чтоб в машине ковыряться. Переодеться ж тебе надо? Или так прямо, как из суда соскочил, по городу и пойдешь? Чтоб тебя первый же мусор по описанию свинтил?

– Шикарно! – Я усмехнулся. – Давай, братан, – век не забуду!

Я убрал ствол, но недалеко. Доверять этому миляге я не мог, несмотря на все его обещания. С недавнего времени и до сих пор меня окружали исключительно подручные Карабаса-Хопина, начиная со стервы Верки, подавшей мне в аэропорту отраву. Неудивительно, что теперь я в каждом встречном видел еще одного актера из его многочисленной труппы – условный рефлекс уже выработался.

Но, к счастью, за пределами пенитенциарной системы власть Аркадия Андреевича была куда ограниченнее. И жалеть об оказанном незнакомому водиле доверии мне не пришлось.

Как ни в чем не бывало он открыл багажник и подозвал меня взмахом руки.

– Давай-ка, одевайся. Извини, не очень все свежее. Я в этом в гараже с машинами копаюсь. С этой, – он махнул головой на свою желтую «Волгу», – и со своей. Тоже с «волжаной». Двадцать четыре-десять только. Я всю жизнь на «Волгах», привык. У них даже запах свой, не перепутаешь. И звук… Майку свою оставь, наверное. Тут вот штаны, куртка, кепка… Грязновато малость, но не так чтоб уж совсем страшно. На бомжа еще не тянешь – так, мужик с работы едет! Одевайся по-быстрому.

Я не заставил себя долго упрашивать. В мгновение ока скинул тюремные шмотки и с удовольствием напялил на себя вонючие, в пятнах смазки и масла, старые джинсы-варенки и вареную же джинсовую куртку. Кошмарная мода первых лет кооперации. Красная кепка с надписью СССР и выцветшим гербом Союза выглядела совершенно шизофренически, но деваться было некуда. Масть надо было менять. А рожу прятать. Я по-скинхедовски согнул козырек, чтобы совершенно спрятать самую узнаваемую, верхнюю половину лица и глаза. Поднял воротник куртки.

– На вот. Ничего другого нет, – водила бросил на землю пару коротких резиновых сапог зеленого цвета.

«Отлично», – подумал я, но вслух ничего не сказал. Взгляд мой непроизвольно метнулся к ногам водилы. Он был обут в стоптанные кроссовки. Водила перехватил его взгляд и ухмыльнулся.

– Говорю же, ничего лучше нет, – сказал он.

– Спасибо, братан, спасибо! – сказал я. – Как тебя звать хоть?

– В машине бэйдж висит. Табличка такая с фотографией и печатью: водитель такой-то, ФИО. Не видел? Наблюдательней надо быть, – ловко ушел водила от вопроса.

Он вытащил из бумажника несколько мятых купюр:

– Вот тебе три сотни, на них ты в любой конец города доедешь без проблем. Наверняка ведь есть куда. Дал бы больше, да нету. Только на смену выехал.

От денег я, само собой, отказался. У меня уже были кое-какие бабки, а этот человек и так сделал для меня очень много. Я на такое и рассчитывать не мог.

Водитель пожал плечами и спрятал деньги назад.

– Дальше тебе лучше на другой машине ехать, – продолжил он. – Сам понимаешь, моя тачка может быть засвеченной, и рисковать не стоит. Ни тебе, ни мне, извини. Здесь вот, – он указал рукой на другую сторону улицы, где тоже тянулся бесконечный бетонный забор какого-то завода, поросший по обе стороны пыльными кустами, – метров через пятьдесят-семьдесят, видишь? Деревья высокие между цехами? И трубы толстые над дорогой?

Я поглядел, куда указывал водила. Все так и было: над улицей на высоте десяти метров проходили трубы. Причем к проезжей части улицы они подходили по земле. Потом поднимались вертикально вверх, горизонтально пересекали улицу и снова отвесно опускались вниз, на другой стороне улицы, где ныряли в кусты.

Я кивнул головой: вижу.

– Так вот, – продолжил водила. – Там на самом деле забор не сплошной. Там ничейная зона между двумя заводами, и между заборами проход сквозной. На параллельную улицу. По этому проходу трубы как раз и проложены. Туда и дуй. Район здесь рабочий, тут таких, как ты, красавцев чумазых до хрена ходит. Никто на тебя внимания особого обратить не должен. А на параллельной улице – как сам уж знаешь – хоть на трамвай сядь, хоть пешком иди. А лучше – поймай тачку.

– Да. Вот еще! – спохватился он, снова наклонился в багажник, порылся там, а разогнувшись: – На, держи! Для верности образа.

Водила кинул мне пол-литровую банку пива. Аккуратно так кинул, чтобы не взболтать. Я так же бережно поймал.

– Спасибо! – потрясенно поблагодарил я водилу.

– Не за что, – беспечно ответил тот. – Теперь я тебя не видел, ты меня не видел. При самом плохом раскладе я их в другую сторону уведу. Об этом можешь даже не париться, братан.

Он взял мое тюремное барахлишко, свернул в тугой узел и, широко размахнувшись, зашвырнул далеко за забор, в высокие пыльные заросли каких-то кустов.

– Ну а теперь мы с тобой расстанемся. До прохода сам дойдешь, надеюсь. – Водила улыбнулся:

– Прощай! – И махнул мне рукой.

Взмахнул рукой и я. Постояли еще секунду, молча глядя друг на друга и не зная, что еще сказать. Потом двинулись в разные стороны. Я слышал, как за спиной хлопнула дверца, завелся двигатель. Такси стояло, погазовывая, но с места не трогалось. Только когда я дошел до просмоленных черных труб, двигатель взревел, и желтая «Волга» с гребнем на крыше сорвалась с места. Тогда я коротко обернулся и успел еще раз рассмотреть номер такси: да, я запомнил его точно. И, на всякий случай, чисто чтобы проверить себя, вызвал в памяти табличку, висевшую в такси на пыльной торпеде: Иванов Петр Иванович.

Замечательное имя. Прямо как у шпиона. Лучше может быть только Иванов Иван Иванович. Хотя нет – это уж слишком подозрительные для России фамилия-имя-отчество!

Эта встреча имела не только чисто практическое значение. Помимо цивильной одежонки и пива, я снова обрел уверенность в том, что в мире еще есть нормальные люди. Значит, у меня есть надежда!

Как и объяснял водила, проход между заводами вывел меня на параллельную улицу. По дороге я встретил только трех небритых мужичков, одетых примерно так же нелепо, как и я. Только немного почище. На меня они не обратили особого внимания. Лишь один зацепился на мгновение взглядом за дурацкую красную кепку с рекламой давно исчезнувшей страны СССР. Я понимал, что так и должно быть: в городе миллионы людей, почему именно на меня должны обращать особое внимание? Все так, все понятно – и все-таки я вздохнул с облегчением, когда пролетарии безучастно проследовали по своим пролетарским делам.

Вздохнул и вынул из кармана банку с пивом. Пиво было теплым и всего две минуты назад извлечено из багажника автомобиля, который несся по улицам, словно участвуя в ралли. Поэтому, когда я откупорил банку, половина ее содержимого рванулась наружу, как из огнетушителя. Я беззлобно ругнулся, остановился и отставил руку в сторону. Подождал, пока пиво перестало пениться – а что еще оставалось делать? Когда драгоценная влага, по которой я так, оказывается, успел соскучиться, перестала бесполезно стекать на землю. И с наслаждением отхлебнул из банки.

И только теперь – вдруг, почему-то в этом зачуханном районе, между двумя заборами, сплошь разрисованными свастиками и исписанными призывами мочить «хачей», с теплым пивом в пищеводе – меня пронизало острое осознание того, что произошло! Я на свободе! Бог ты мой! Вот это да! Выходит, чудеса все-таки случаются. Хотя мне ли в этом сомневаться?!

Машина остановилась сразу. Откуда-то взявшийся лихой джигит на полуразрушенной «копейке». Ехать на таком, с позволения сказать, транспортном средстве в моем положении было просто глупо. Слишком велик риск того, что эту раздолбайку остановят просто для проверки. Больно уж она непристойно выглядит! Я назвал дальний конец города и запросил смешную цену. К моему удивлению, водитель согласился.

– Садись, да! – задорно воскликнул носатый и небритый шофер. У него было очень неприятное лицо неопределенной национальной принадлежности. В улыбке сверкали фиксы.

– Садись, брат! – все зазывал восточный человек, как на базаре. – Туда-сюда пока сиди, пиво пей! А мы поедем, куда скажешь! Как ветер полетим!

– Нет, спасибо, – холодно сказал я и захлопнул дверцу. Несильно захлопнул – так, в самый раз, чтобы закрылась. Однако развязаться с джигитом оказалось не так просто. Он мигом заглушил мотор и выскочил из своей развалюхи с монтировкой в руках и налитыми кровью глазами.

– Ты чего не садишься, а? Машина моя не нравится? Да? Чем, скажи, чем тебе не нравится моя машина? Зачем тогда руку поднимал?

Этого еще не хватало! Сцепиться здесь с этим горячим восточным парнем, когда в любой момент мусора могут подъехать. Здесь уже улица была не глухая, по ней ходили трамваи, да и машин было немало. Надо же было, чтобы остановилась именно эта!

– Слышь, уважаемый, – сказал я извиняющимся тоном, хотя испытывал огромное желание отбить этому горному козлу башку. – Я твою машину обидеть не хотел, честное слово. Давай, родное сердце, миром разойдемся. Ты по своим делам езжай, а я по своим делам поеду. И мы друг друга не видели. Ладно?

Примирительные интонации джигит воспринял, видимо, как слабость, и стал набирать обороты. Я казался легкой добычей, и ему страсть как хотелось почесать руки. Ладно, делать нечего, похоже. Я быстренько оглянулся по сторонам, оценил обстановку. Удача, кажется, все еще была на моей стороне. На улице почти не было прохожих. А те, что маячили в пределах видимости, похоже, не очень пока интересовались происходящим между мной и водителем раздолбанной «копейки». Ментовских машин в поле зрения тоже пока не наблюдалось.

Я легко увернулся от монтировки и коротко ударил хача в поддых. Тот хрюкнул, скорчился и выронил свое оружие. Вторым ударом я отправил гордого сына Востока в нокаут. Он упал на асфальт, как сломанная кукла. И отрубился. Я еще раз оглянулся по сторонам. Все спокойно. Никто не обратил внимания. Я быстро обшарил карманы своей неожиданной жертвы и вытащил бумажник. Раскрыл: права и документы на машину были на месте. Отлично. Связка ключей болталась в замке зажигания.

– Давай-ка, – проговорил я, поднимая бездыханное тело и втискивая его на заднее сиденье «копейки».

Раздолбайка завелась неожиданно легко, движок заработал, как часы. Я быстренько поправил зеркало заднего вида, отодвинул сиденье. Все, можно трогаться. И тут в зеркале заднего вида появилась «шестерка» с мигалками на крыше. Менты.

Спокойствие, сказал я себе. Только спокойствие. Ничего пока не случилось. Какой-нибудь «план перехват» наверняка уже объявили, но еще не факт, что на меня обратят внимание.

Слишком я теперь не похож на сбежавшего зэка. Так – водила как водила. И кепка дурацкая к месту – типа от солнца. Как раз под стать «агрегату». Лишь бы только джигит не очухался раньше времени. Я, конечно, перед тем как загрузить его тушку в машину, приложил еще пару раз по дурной башке. Чтоб не беспокоил минут хотя бы двадцать-тридцать. Вдарил не зло, со знанием дела, чисто по-врачебному. Так что не должен закипешиться, по идее. Тем более, я для верности связал ему руки его же собственным ремнем. Как говорится, для его же собственной безопасности.

Я внимательно следил за приближающейся ментовозкой. Судя по траектории, в мою сторону она сворачивать не собиралась. Когда до нее осталось меньше ста метров, я включил левый поворотник: пусть видят, что не стою, что ехать собираюсь. И что вежливо их пропускаю.

Нервы были напряжены до предела. Ближе, еще ближе… Ух! Пронесло! Менты проехали мимо и на меня даже не взглянули. А ведь едут-то наверняка по мою душу. Их была полная машина, все в бронежилетах, с короткоствольными автоматами. Я увидел сложенные вдоль заднего стекла зеленые каски. Как арбузы.

Я тронулся следом, проехал немного за ними, а затем развернулся и двинулся в обратную сторону.

Да, конечно, я сейчас здорово рисковал. Но не больше, чем с другим водителем. Любым. Остановить могли кого угодно. Просто для проверки. А там я. Приехали, значит. Могли, конечно, документы только у водителя проверить, тем более такого колоритного, как мой джигит. Прямо шахид, а не джигит: кровь горячий, башка дурной. Глаза горят, только дым из ушей не идет.

Но на это надежды мало. Если уж остановят, так перетрясут все и всех. Лучше уж я сам поведу, как считаю нужным. Так, чтобы по возможности всех объехать. А где не объехать – там хотя бы не бросаться в глаза. За другие машины прятаться. А если уж вздумают останавливать – так по газам, и уходить! Тут уж я никому не доверил бы машину вести. Так что и хорошо, что сам за рулем. А джигит пусть пока отдохнет, остынет.

Ехать надо было в Озерки. Поехал по кругу, через Сортировку, через Володарский мост, где нечеловеческие пробки каждый день. В пробке легче затеряться.

Джигит лежал в отрубе долго, почти час. Я даже беспокоиться стал, не потерял ли я квалификацию – может, перестарался? Не хватало еще жмура, не успевши на волю выйти. Проверил пульс на волосатой шее – все вроде в порядке.

Оклемался он как раз в пробке через Сортировку. Завошкался, завозился и вдруг, ни с того ни с сего, заголосил по-своему! Да так, что у меня даже уши заложило. Я повернулся, благо машина все равно стояла на месте глухо, и, не примеряясь особенно, ткнул кулаком в костлявую тушку.

– Заткнись, гнида!

Это подействовало. Джигит заткнулся. И, похоже, был готов внимательно слушать. На всякий случай уточнил:

– Наорался?

Джигит кивнул.

– Слушать готов?

Джигит снова кивнул.

– Тогда слушай, джигит, внимательно. Второй раз повторять не стану. Лежи здесь тихо и не высовывайся. Отдыхай. Доеду до места, отпущу. Станешь кипеш поднимать, пристрелю. С удовольствием причем. Понял меня, джигит?

Тот энергично закивал головой, не говоря ни слова.

– Вопросы есть? – спросил я, сам не зная зачем: просто с языка сорвалось.

– Есть, есть, – заговорил джигит, по-прежнему энергично кивая.

Я кивнул головой: мол, ну, говори!

– Можно сэсть?

Отчего-то вдруг джигит заговорил с акцентом.

– Нет, – отрезал я. – Лежи.

Джигит затих. Без осложнений добрались до авторынка на Энергетиков, где, забравшись поглубже в один из запутанных проездов между заборами и загородками, я припарковал джигитову раздолбайку, втиснув между двумя иномарками.

– Все, джигит, – сказал я, заглушив двигатель. – Приехали. Как я тебе обещал, я тебя не трону. Только уж ты забудь меня, будто никогда не видел. Обещаешь?

– Мамой клянусь, – ответил джигит.

– Молодец! Вот тебе твой лопатник, – я бросил на заднее сиденье бумажник, который вытащил из кармана джигитова пиджака. – Там все на месте, я ничего не взял. Руки я развязывать тебе не буду, полежишь пока так. Мне спокойнее будет. Как потом отсюда выйти, сам как-нибудь догадаешься. Напоследок дам тебе полезный совет: не хами незнакомым людям на безлюдных улицах. Надеюсь, ты хорошо меня понял. Прощай, джигит.

Я вынул ключи из замка зажигания и бросил их на пол. Вышел, захлопнул дверь и пошел прочь, не оглядываясь. Дальше поехал на маршрутке.

Сейчас это был самый удобный способ незаметно передвигаться по городу. Уж маршрутки-то точно не шмонают.

Что делать дальше, для меня не было вопросом. Уроки Наташи – капитана КГБ, вместе с которой когда-то вместе мы разыскивали в Таджикистане сокровища генерала Арцыбашева, – не прошли даром.

Были у меня и свои явки и пароли и конспиративные квартиры. И глубокие агенты ожидания. Все как у спецслужб заведено. Живет, скажем, такой скромный человечек, ходит, может, даже на работу, детей растит, а на счет его денежки капают откуда-то со стороны непонятно за что. Но, поскольку оформлено все путем, никто его по этому поводу не трогает. Он и сам порой, может быть, забывает, за что ему их переводят. Но настанет день – вспомнит. Однажды – может, через год, может, через десять – позвонит ему некий Знахарь и потребует его в свое полное распоряжение вместе с квартирой, машиной и всем, чем он там еще располагает. Вот такая системка. Стоит бешеных денег, конечно, но эти расходы себя окупают с лихвой. Это я теперь мог сказать уверенно. На здоровье вообще, как известно, не экономят. Да и куда деньги еще вкладывать, если не в собственную безопасность.

Правда, уберечь меня от ареста никакие деньги не смогли и в конечном итоге пришлось орудовать кулаками да пистолетом, чтобы вырваться на волю. Но долго я на ней не задержусь без поддержки. Правда, был один тонкий нюанс. Моя охрана в аэропорту – два здоровых быка, которые могли целый взвод мусорни уложить голыми руками, – оказались продажными суками. Чем их мусора купили – неясно?! Впрочем, Карабас-Хопин-Булашов найдет – чем. Этот найдет!

А раз даже эти – самые преданные, как мне казалось, – люди продали меня за понюшку табаку, значит, будет разумно подготовиться к новым сюрпризам. Правда, до всех моих агентов ему было не докопаться, о существовании многих из них не знал никто, кроме меня самого. Но с другой стороны, этот хитрый ублюдок оказался способен восстановить почти до мелочей мое пребывание в «Крестах» восьмилетней давности. Восстановить так тщательно, что мне в некоторые моменты казалось, что я в самом деле схожу с ума.

Для него нет ничего невозможного. Почти нет. Поэтому действовать следует осторожно. Никому не доверять до конца.

Был, однако, один человек, в котором я был уверен на сто процентов. Или, если хотите – на все двести!

Раздолбанная газель покатила по Пискаревке, мелькнула электричка под мостом. Можно было уехать совсем из города. В области я также располагал несколькими явками, и шансов, что противник не успел до них добраться, было больше. Только промедление для меня сейчас смерти подобно. Необходимо действовать – Хопин и его команда, конечно, ошеломлены моим побегом. И у меня есть немного времени, прежде чем они очухаются и начнут соображать, что им нужно делать! И этим временем нужно было постараться воспользоваться на всю катушку. А не прятаться по лесам, как партизану!

Путь по проспекту Непокоренных, потом через площадь Мужества по Мориса Тореза. Здоровый мужичок, севший в маршрутку возле продуктовой базы, громко сетовал на высокие цены и низкое качество не то картошки, не то морковки. Я только усмехнулся. Влез бы ты хотя бы на секунду в мою шкуру, и все твои жалкие проблемы тотчас бы предстали в надлежащем свете. Но так уж устроен человек – когда у него все благополучно, жизнь сосредотачивается вокруг ничтожных мелочей, каждая из которых кажется значительно и важной. И только когда тебя по-настоящему встряхнет, вырвет из уютной привычной атмосферы, окунет в дерьмо, только тогда начинаешь понимать, в чем заключаются истинные ценности.

Глава 4 ШАМАН СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ

Человек, к которому я сейчас направлялся, слыл в городе шаманом. Он был широко известен в узких кругах: пользовал в основном бандитов и представителей власти и правопорядка. А также их жен и подруг. В этих специфических кругах его так и называли – Шаман.

Я виделся с ним всего два, нет – три раза в жизни. Это был племянник моего старого друга Комяка, который выводил меня когда-то сквозь тайгу и болота с Ижменской зоны. Комяк был персонаж достойный и таинственный. Опытный следопыт и хладнокровный, умелый убийца. Прирожденный охотник на людей. Всякие американские рэмбо, да и наши киношные спецназовцы в сравнении с ним были просто неразумными щенками. В тайге ему равных не было, никто бы его там не завалил.

Как и всякий житель тайги, Комяк был язычником. И не только в душе. А племяш его так и вовсе стал шаманом, что, кроме определенного положения в обществе, приносило и неплохой доход. На гонорары от благодарных клиентов Шаман сумел приобрести дом в Озерках. В той их части, которая спускается к Суздальским озерам и в последние годы сплошь застроилась дорогущими особняками за высокими заборами. Там же проживала и большая часть его клиентов. Всем было удобно, никому не надо было далеко ходить.

Почему я рванул именно к нему?! Да потому, что знал, что Шаман – единственный человек, которого Аркадий Андреевич не сможет подмять под себя ни при каких обстоятельствах. Потому что деньгами Шамана не купишь и смерти он не боится. Что ему смерть, когда каждый день он говорит с мертвыми… Его не заставишь плясать под свою дудку, его можно только убить. Шаман, вряд ли откажется приютить меня, а дальше я уже стану перебирать-проверять свою конспиративную сеть. Если повезет, то Хопин до нее не добрался. И тогда ему точно каюк!

Сойдя с маршрутки, я дальше двинулся пешком. Не поднимая голову, из-под козырька своей красной кепки внимательно и цепко оглядывался по сторонам, чтобы оценить обстановку. Я тоже был охотником. И к дому Шамана пошел не напрямик.

Сначала просто прошел по улице из конца в конец, на квартал дальше, свернул направо и обошел по большой дуге с другой стороны. Осмотрелся, отыскивая возможных соглядатаев. Все было тихо, ничего подозрительного не замечалось.

Шаман жил в старом доме, построенном еще до большевистской революции. Строили тогда на века, и, скорее всего, финны: дом стоял на фундаменте из больших гранитных блоков. Сложен из корабельной сосны, обшитой вагонкой, свежевыкрашенной в провинциально-голубой цвет. От улицы дом был отгорожен незатейливым дощатым забором, тоже голубым. С внутренней стороны забор обсажен разросшимися кустами жасмина и сирени, которые надежно скрывали двор от посторонних глаз.

На столбике справа от калитки был прикреплен звонок, прикрытый сверху от непогоды куском толстой резины. Резина тоже была закрашена голубой краской, которая уже вся покрылась сетью черных трещин. Я нажал на кнопку и услышал, как в доме громкой трелью зазвучал звонок. Отпустил кнопку, помедлил минуту и нажал снова.

На второй звонок ответил собачий лай на улице. Спустя некоторое время стукнула дверь и лай стал громче, а затем понесся прямо к калитке. Спустя несколько секунд по ту сторону калитки возникла мохнатая белая собака, похожая на белого медведя. Самоед перестал лаять и молча уставился на меня, не отрывая умного и в общем-то добродушного взгляда. Я тоже молчал. Вслед за самоедом к калитке вышел и сам хозяин дома, Шаман. Бритоголовый и меднокожий, одет он был в монгольский шелковый халат синего цвета. Застегнут на все крючки, до самого воротничка-стойки. Движения его были элегантны и опасны, как у тигра. Это сразу выдавало в нем опытного бойца: наверняка занимался каким-нибудь видом восточных единоборств.

Шаман взглянул на меня своими раскосыми черными глазами и сразу узнал. И я это увидел. Он чуть заметно улыбнулся одними уголками рта, молча открыл задвижку и распахнул калитку настежь. Радушным жестом пригласил меня: входи! При этом ни он, ни его собака не издали ни звука.

Я не заставил просить себя дважды. Шаман закрыл за мной калитку и молча указал в сторону дома: добро пожаловать. И тут же двинулся в сторону от калитки. Ему явно хотелось поскорее от нее уйти, дабы не мозолить посторонних глаз.

Я охотно последовал за ним. По ту сторону зарослей жасмина оказался просторный участок, сплошь поросший высокими соснами. Будто мы и не в городе, и не в каком-то километре отсюда станция метро. В саду не наблюдалось никаких грядок с картошкой, только цветы. От ворот асфальтовая дорожка ведет куда-то за дом – там, наверно, гараж. Бросился в глаза какой-то сверхчеловеческий восточный порядок во дворе. Ощущение было такое, словно я попал в пресловутый Шаолиньский монастырь. Так и ожидаешь, что за углом откроется площадка, где очередной Брюс Ли отрабатывает какой-нибудь замысловатый удар «взбешенного дикобраза»!

К дому вела символическая дорожка из желтого кирпича. И я сразу вспомнил свои размышления о том, что если главному герою выколотят мозги, то за ними придется идти к Великому и Ужасному, по дороге из желтого кирпича. Вот и дорога. И я иду по ней. Если считать меня главным героем, то кто тогда Шаман? Гудвин? Я отогнал наваждение. По опыту знал – когда общаешься с такого рода людьми, как Шаман, ухо надо держать востро. Иначе в два счета подпадешь под действие их силы.

Шаман оглянулся и с интересом поглядел на меня. «Фу ты! Мысли, что ли, читает?» Шаман в ответ ухмыльнулся. Само собой всплыло из памяти противоядие: надо просто перестать разговаривать с самим собой. «Просто!» Легко сказать!

Как ни пытался я остановить внутренний диалог, ничего из этого не выходило. И хоть я не видел лица Шамана – тот шел впереди, – но был почему-то уверен, что на его губах играет улыбка.

Да, такими трюками неподготовленного человека можно и до инфаркта довести. Мастер, ничего не скажешь!

В доме было чисто и просто. Пахло каким-то травяным отваром – Шаман гонял чаи, только по своему шаманскому рецепту. Я бы его варево не рискнул попробовать, хотя оно наверное, и, жутко полезное – лет на сто жизнь продлевает. Сколько самому Шаману, сказать было сложно. Исходя из возраста Комяка – должно быть, лет под сорок катит. Но выглядит свеженьким – сказывается здоровый образ жизни, ушу или что он здесь практикует, да те же травяные настои-отвары.

Меня Шаман напоил зеленым чаем, выслушав попутно мою историю. У меня, впрочем, создалось впечатление, что многое ему и так было известно – то ли мысли, в самом деле, прочел, то ли со стороны весточка пришла. Это еще одна причина, по которой я решил сразу к нему наведаться, к Шаману, – благодаря своим посетителям он всегда в курсе событий. Посетители, может, и не откровенничают с ним о личном, но Шаману их слушать и не нужно. Он сердцем слушает!

В то же время – человек он невеликий, целитель. Коллега, можно сказать. Оттого, кстати, мы с ним и на короткой ноге всегда были – родственные души. Вот и сейчас сидели и просто смотрели друг на друга. И никакого напряжения.

– Ты мудрый человек! – сказал я.

Шаман наклонил голову, благодаря за комплимент, хотя по губам его пробежала едва заметная ироничная усмешка. Что ж, невосприимчивость к лести – тоже признак мудрости, так что я был совершенно прав.

– К тому же, – продолжил я, – теперь ты полностью в курсе событий. Скажи, прошу, – что мне делать?! Как бы ты поступил на моем месте…

– Первым делом… – он посмотрел на меня и еще раз улыбнулся, на этот раз открыто. – Я принял бы ванну и отдохнул хорошенько!

Да, я забыл, с кем общаюсь! Ванная комната в доме Шамана не поражала новорусским шиком, хотя он мог себе вполне позволить этот самый шик. Благодаря богатой клиентуре он мог жить припеваючи, отгрохать особняк вроде тех, что высились по соседству, набить его всевозможной дорогой бытовой техникой и всяческими модными электронными чудесами, а в гараж поставить пару «меринов». Но ему это было просто не нужно.

Интересно, думал я, погружаясь по шею в горячую воду, – куда в таком случае он девает свои трудовые доходы. Неужели копит на счету, где им суждено остаться лежать мертвым грузом после его смерти, потому как ни детей, ни жены, которая этих детей могла бы родить, у Шамана не было и обзаводиться ими он определенно не собирался!

Впрочем, у меня сейчас были темы для размышлений и поважнее. Мусора уже, конечно, нашли «пассат» с Ангелиной, а может, она и сама очухалась и вернулась к Мухе. Никуда она от них не денется – и в голову ее надушенную не придет бежать, хотя еще неизвестно, чем для нее сегодняшний день закончится. Аркадию Андреевичу она больше не нужна, как и остальные участники спектакля. Вполне может избавиться от нее… Если только… Если только не планирует, задержав меня, начать все сначала. А меня бы это не удивило – он удивительно зловредный и настойчивый ублюдок! Другой бы на его месте просто кокнул меня там, в аэропорту. Не наркотик подсыпал, а цианистый калий! Ему это показалось слишком просто. И вот результат – я в доме друга, в относительной безопасности, наслаждаюсь скромным комфортом, по которому давно истосковалась душа. Макар, правда рядом, на табуреточке. Так спокойнее – мало ли, как дело обернется!

Но расслабляться ох как рано!

После ванны я переоделся. Шаман принес кое-что из тряпок – успел сходить к метро и отовариться. Одежда была впору – глазомер у Шамана охотничий, нисколько не ошибся. Джинсы, куртка, несколько однотонных рубашек. Ах если бы фейс было бы так же легко сменить, как тряпки. Но я не Фантомас и нету под рукой хорошего доктора вроде Аркадия Соломоновича, что в свое время превратил Константина Разина в Николая Григорьева.

– Спасибо! – Я постарался вложить в это слово максимум чувств.

– Пока не за что! – сказал Шаман.

Помимо одежды он закупил кое-что из деликатесов. Доставкой на дом, подобно обитателям особняков, он не пользовался, считая необходимым периодически появляться среди людей. Его внешность в сочетании с синим халатом выглядела чересчур экзотичной и привлекла бы внимание зевак и ментов, поэтому для своих вылазок Шаман одевался более прозаично. Поваром он был превосходным, но собственной стряпне уделял немного внимания. Фактически вся жратва на столе находилась с моей стороны – перед самим Шаманом стояло только парочка весьма скромных блюд. Какой-то бульон и кашка. Надо, впрочем, заметить, что в бульоне плавало несколько солидных кусков говядины. Этому выросшему в тайге человеку заморочки вегетарианцев были совершенно непонятны.

После тюремных харчей угощение показалось мне просто настоящим пиршеством. Шаман дал мне насладиться им и молчал почти все время, пока я набивал живот. Он успел уже кое-что обдумать и, убедившись, что я насытился, убрал со стола посуду и водрузил ноутбук.

– Неужели для меня приобрел?! – поразился я – как мне было хорошо известно, Шаман к компьютерам относился с прохладцей, как, впрочем, и ко всем остальным достижениям технического прогресса.

Шаман кивнул. Такая игрушка стоила порядка тысячи у.е. Я покачал головой.

– В скупке взял за полторы сотни! – разъяснил Шаман, и сейчас угадавший мои мысли.

Бэушный ноутбук прекрасно работал. Через минуту я уже вошел во всемирную сеть Интернета, опутавшую белый свет. И в этой сети барахтались поневоле все более-менее известные личности.

Слава прогрессу! Набрав в поисковой системе фамилию Булашова, я получил множество ссылок на самых разных товарищей, большинство из которых, конечно, не имели никакого отношения к Хопину. Пришлось поднапрячь память. Ангелина сказала, что он у нас теперь промышленник. Я изменил условия поиска и попал в точку.

«Булашов Евгений Юрьевич – президент крупнейшей на северо-западе топливной компании "ЭРА". Занимает этот пост с сентября прошлого года. До этого занимался административными вопросами в представительстве компании на Дальнем Востоке…»

Биография, конечно, выдумана. Никто не поедет ведь на Дальний Восток, чтобы выяснить – занимался он там «административными» вопросами или на Дальнем Востоке слыхом не слыхивали ни о каком Булашове!

Фотография на новостном сайте была не слишком хорошей. Булашов сходит с трапа самолета. Общий план – близко к Булашову, как видно, не дали подойти охранники, чьи массивные фигуры окружали его со всех сторон. Но мне и не нужно было лучшее качество, чтобы узнать Хопина.

В отличие от меня, грешного, господин Хопин не прибегал к помощи пластических хирургов. К чему, если он, как и прежде, жил затворником, под неусыпным оком своих телохранителей.

Любопытно все же, как ему удалось тогда спастись! Но ответ на этот вопрос будем искать потом, а пока – нужно добраться до сукиного сына во что бы то ни стало.

В доме Шамана телевидения не было, но сообщение о моем побеге продублировали на многих сайтах в интернете. Мой портрет, прилагавшийся к нему, был вполне узнаваем – теперь разгуливать по улицам было небезопасно, хотя, конечно, население не слишком обращает внимание на такие объявления.

«Разыскивается Константин Александрович Разин, известный также как Николай Григорьев. В 1996 году был осужден за убийство Эльвиры Смирницкой. Бежал из исправительно-трудовой колонии. Подозревается в совершении ряда тяжких преступлений на территории России и сопредельных государств».

Ладно, ребятки, сказал я себе, – с вами все ясно. Облажались! Теперь настал мой черед действовать! Я зашел на один из сайтов, что предоставляют бесплатные почтовые ящики, быстро зарегистрировался и через минуту уже отправил первое письмо по адресу, который сам когда-то создал. А еще мне предстояло сделать несколько звонков. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Ночь я провел в доме Шамана. Непривычно немного было снова засыпать не в душной камере, а в просторной комнате на втором этаже. Сюда не доносился шум городских улиц, в щель между шторами были видны стройные стволы сосен.

Я уже почти засыпал, когда где-то вдали раздался монотонный гул. Открыв глаза, я несколько мгновение соображал – что это такое?! Потом понял – товарняк идет, здесь же рядом железная дорога!

И тут же снова заснул. Во сне я снова оказался в проклятой четыреста двадцать шестой камере. Только смотрящим здесь по-прежнему был старый Бахва. Он смотрел на меня с хитрым прищуром.

– Что удивляешься?! – спросил он. – Не только же швали всякой с того света возвращаться!

Я проснулся, поворочался немного на шелковых простынях – несмотря на аскетичный в целом образ жизни, спал Шаман не на соломе. Подумал, что сон, пожалуй, был хороший. Старый вор как будто намекал мне, что не все так плохо, как до недавнего времени мне казалось. К мертвецам во сне нужно прислушиваться.

Я проверил пистолет под подушкой – здесь он, никуда не делся! И снова провалился в сон.

На рассвете у калитки дома Шамана появился черный бумер с горящими фарами. Я спустился, зевая, в гостиную, а оттуда выбрался во двор – к человеку, ожидающему меня у калитки. Это был один из моих людей, Вертел. Он протянул руку, когда я распахнул калитку.

– Здорово! Что чудик?! – спросил он кивнув на дом. – Спит еще?!

– Не спит! – Шаман появился неслышно из-за зарослей жасмина.

Что он там делал, нарочно подслушивал или просто совершал променад в утренних сумерках? Самоед шел за ним следом. Вертел смутился. Шаман кивнул, улыбка почти была неразличима в сумерках, но я все равно заметил ее.

– Ты… – я задумался, не зная, что сказать на прощание. – Береги себя!

– Хорошо! – Он кивнул. – И ты побереги!

Я протянул ему руку, он пожал – чувствовалось, что не в его привычке так прощаться.

Через минуту я уже устроился на заднем сиденье машины. Шаман затворил калитку и, не дожидаясь, пока мы отъедем, пошел обратно в дом.

– Странный он такой, блин! – сказал Вертел, трогая с места. – У меня прям мурашки по коже побежали!

Машина двинулась по узкой улице, под застывшими неподвижно в предрассветных сумерках березами.

– Тут Арсений просил тебе кое-чего передать! – Он перебросил мне на колени кожаную папку с бумагами. – Надыбал за вчерашний вечер.

Арсений был специалистом по компьютерам. В наше время подобные люди значат в криминале куда больше, чем опытные бойцы, и я знал, что не зря в свое время спонсировал этого перспективного программиста. Я расстегнул молнию, бумажек в папке было много, и все касались деятельности Булашова-Хопина на посту президента топливной компании «ЭРА». Только толку от них было мало.

– Так и Арсений сказал! – подтвердил водитель. – Макулатуры много, а информации – хрен! Но просил просмотреть, может, ты чего обнаружишь – ты же типа умный, да и тему пока просекаешь лучше, чем мы! Слышь, а за что тебя в этот раз упечь-то хотели?!

– Да старушку одну… – пробормотал я, перелистывая документы – читать пока было темновато, только заголовки просмотреть. – Бритвой по горлу и в колодец!

– Плохой человек – старушку убил! – просек шутку Вертел.

Аркадий Андреевич Хопин в самом деле наблюдал за судебным заседанием, с которого так удачно сорвался Знахарь. Правда, в зале суда его не было. Аркадий Андреевич всегда ревностно относился к вопросу собственной безопасности. Так ревностно, что порой это напоминало манию преследования. Человеку, который ворочает делами, не обращая внимания на интересы очень влиятельных людей, расталкивает локтями соседей, плюет на понятия, полагая, что ему все на свете позволено, приходится быть осторожным. И даже крыши из московских комитетчиков здесь может оказаться недостаточно. Поэтому старый хопинский особняк в Александровском и походил больше на неприступную крепость, возле которой многие сложили головы, пока не появился однажды здесь Знахарь на танке Т-80 и не разнес хопинскую цитадель к едрене фене.

При этом погибло около десятка человек – охрана, прислуга, но, как это не раз бывало в истории покушений, – тот, кого хотели уничтожить, остался цел и даже невредим!

Да, Аркадий Андреевич артиллерийский обстрел перенес неплохо. Мгновенно сориентировавшись в ситуации, он успел отступить в бронированный бункер под зданием. Стены бункера могли выдержать прямое попадание тяжелой авиабомбы, и снаряды, крушившие готический замок Хопина, не могли причинить последнему никакого вреда. На случай возможного штурма в бункере было оружие – несколько автоматов Калашникова, хотя, прежде чем вступить в открытый бой, нападающим пришлось бы преодолеть еще бронированные двери бункера. А это потребовало бы дополнительного времени, за которое к особняку успели бы прибыть менты, вызванные из бункера Хопиным.

Нападающие и сами это понимали или, может быть, были уверены в своем успехе. Так или иначе – штурма не последовало, танк просто продолжал тупо долбить по особняку, так что вскоре бункер был погребен под обломками здания. Вызванные ментами спасатели с кранами и бульдозерами работали полсуток, прежде чем добрались до убежища Хопина. Нельзя сказать, чтобы Аркадий Андреевич пережил страшные часы, томясь в безвестности. Связь со спасателями работала отменно, он был в курсе их действий, в бункере был свет – от автономных батарей – и даже небольшой запас продовольствия.

И вышел из бункера, аки какой-нибудь сказочный персонаж, – живой и невредимый. Улыбнулся спешащим к нему спасателям и врачам. По грудам битого кирпича, среди которого были видны осколки стекла, разбитые зеркала, люстры, обрывки книг, ползали, как муравьи, менты. Что они там делали, интересно, – вещественные доказательства искали?!

Вдали за милицейским оцеплением виднелись несколько знакомых машин – адвокаты подпрыгивали, не решаясь ползти по обломкам к клиенту, – боялись перепачкать дорогие костюмы в кирпичной пыли.

Хопин сам перебрался к ним и, не обращая внимания на протянутые руки и сочувственные слова, повернулся задом к юристам, которые смущенно замолчали и вместе с ним уставились на руины.

– Я это запомню! – пообещал он, качая головой. – Навсегда запомню…

Неделю он приходил в себя после потрясения. Неделю мерил шагами бронированный кабинет в своей второй резервной резиденции в Гатчине. Размышлял – сразу объявить Стилету, что он жив и здоров, а киллеры его облажались. Или погодить немного. Наконец, не выдержав, позвонил. Сам же и корил себя потом за это.

Ясно было, что Стилет не замедлит повторить попытку убрать его. Пришлось срочно что-то придумывать. Слава богу, с фантазией у Аркадия Андреевича всегда все было в порядке.

И вскоре его «тойота» взлетела на воздух вместе с двойником господина Хопина, который усердно катался по одному и тому же маршруту целую неделю, вызывая удивление у Стилета и его команды своей неосторожностью. Звонить второй раз Хопин не стал. Ушел в тень, продолжая руководить своими делами и планируя потихоньку убрать Стилета, а заодно и прочих его сучьих дружков, с чьего согласия на него была объявлена охота. Разногласия воров со Знахарем заставили его пересмотреть план немедленной мести, и он с удовольствием наблюдал за тем, как они пытаются перехитрить друг друга. И ждал, когда его враги, окончательно перессорившись, начнут друг друга уничтожать.

Кое-кто в самом деле погиб. Стилет отошел в мир иной, за ним последовало еще несколько авторитетов. Только Знахарь оставался на свободе. Цел и невредим. Но это только до поры до времени.

Пока не попался в кафе с чемоданчиком, набитым баксами. Чемоданчик должен был стать наградой, предавшим Знахаря охранникам, а стал платой человеку, убравшему их у входа в кафе, – одному из московских комитетчиков, с которыми Хопин издавна поддерживал близкие отношения, – полковнику Щеглову. Не мог Аркадий Андреевич оставить таких свидетелей на свободе, никак не мог. Вера-отравительница, действовавшая под руководством Щеглова, тоже получила свой гонорар. После смерти извращенца-мужа девушке нужно было как-то поддерживать привычный образ жизни, и трюк со Знахарем был еще не худшим из того, что ей приходилось делать за деньги!

Сидя в маленькой комнате в здании суда, Хопин следил за происходящим в зале по монитору. Прав был, наверное, один из помощников Артема Стилета, предположивший когда-то, что у Аркадия Андреевича не все в порядке с головой. Людям с устойчивой психикой подобный план не пришел бы в голову. Заставить пресловутого Знахаря заново пережить все, что было связано с его первым заключением под стражу, заставить забыть о том положении, которое он успел себе волей судьбы завоевать в уголовном мире. Свести его с ума, реанимировав всех тех, кого он, Знахарь, считал мертвецами… Все это требовало больших усилий, больших денег, большой воли. Но дело того стоило – Аркадий Андреевич испытывал огромное удовольствие, следя за своим «подопытным». Правда, и в этот раз фортуна благоволила ублюдку – удалось ему и снова положение завоевать спасением старого Бахвы, и в пресс-хате отличиться. Только все равно, как ни старался бы Знахарь, как ни ерепенился, а никуда ему не деться. Был он вроде тех несчастных букашек, которых всякий мальчишка когда-нибудь в детстве ловил в спичечный коробок и гонял потом по нарисованному лабиринту остро заточенной спичкой. И никуда букашке было не деться – только повернешься, как в бок тебя безжалостно подталкивают, не давая свернуть с намеченного пути. А в финале что?! В зависимости от характера игрока – кто-то отпустит измученное насекомое восвояси, а кто-то и ногой раздавит!

Однако эта букашка оказалась не только упорной, но и хитрой. Выскочила в последний момент, когда казалось, вот-вот опустится на нее тяжелая подошва и припечатает к земле.

Аркадий Андреевич просто не верил своим глазам. Среди белого дня из зала суда бежит заключенный, и никто ничего не предпринимает. Знал бы, где упасть, – так соломку бы подстелил. Знай Аркадий Андреевич, что так дело обернется, – расставил бы возле зала суда снайперов.

А теперь все насмарку – ищи ублюдка по всему городу. В успех операции «перехват» он не верил – раз за дело берутся менты, толку особого не жди. Тем более когда речь идет о таком опытном уголовнике, как Знахарь. А действовать нужно было быстро – иначе Знахарь свяжется с ворами, а далеко не все они согласны поддерживать Хопина-Булашова. А те, кто согласен, могут в любой момент переметнуться к противнику – стоит только Знахарю немного силушки набрать на свободе.

Да и свой зачин у Знахаря наверняка имеется – и деньги, и люди. На его месте любой постарался бы в первую очередь воспользоваться собственными ресурсами, а не искать помощи у знакомых в уголовном мире. Каждый из них может оказаться предателем, что Знахарю должно было быть уже понятно по поведению тюремной братвы. Значит, действовать следовало в этом направлении. Кое-какая информация у Хопина была – предатели-охранники успели сообщить в обмен на обещание чемодана с деньгами о нескольких близких знакомых Знахаря. Аркадий Андреевич вынул мобильник и набрал номер Щеглова. Закончив краткий инструктаж, вышел из кабинета и почти сразу увидел бегущего к нему Муху. Охрана бизнесмена задержала следователя в десяти шагах, но Аркадий Андреевич жестом разрешил подпустить его ближе. Лицо Мухи было бордовым – от ужаса и быстрого бега.

– Я… – начал он, не отдышавшись. – Я не представляю, как это могло произойти…

– Успокойтесь, Владимир Владимирович! – сказал Хопин, брезгливо глядя на него. – Вашей вины в случившемся я не вижу!

И прошел мимо, думая про себя – все у вас здесь делается через задницу, если уж кого и винить, то систему, которая воспитывает бездарных идиотов, а потом допускает этих идиотов на ответственные посты.

– Так что?! – Муха, задыхаясь, следовал за ним. – Так что мне делать теперь, как вы думаете?!

– Что хотите! – ответил Хопин. – Хотите – поезжайте за город, рыбку половите, хотите – лезгинку пляшите… Наши пути-дорожки до поры до времени расходятся, Владимир Владимирович. Полагаю, вам ничего не угрожает – в положении вашего подследственного о мести думать не приходится…

«Полагаешь!..» – зло подумал про себя Муха, провожая взглядом удаляющегося Хопина. Окружил себя бугаями с УЗИ, разъезжает на бронированном авто! Естественно, Хопина Знахарь не пугает. Но пока тот на свободе, не будет покоя Владимиру Владимировичу. Он подумал, что категорически отвергаемый ранее вариант окончания грешной жизни – в санатории с сестричками – был не таким уж плохим. По сравнению с тем, что может ожидать его сейчас.

Квартира, где я оказался, выходила окнами на улицу Некрасова. Внизу неслись машины, город жил своей жизнью, жизнью, из которой меня попытались вырвать уже второй раз. И совершенно напрасно. Господину Хопину, вынужденно сменившему фамилию на Булашов, точно так же, как я сменил свою, лучше было бы забыть обо мне. А теперь, когда я знаю, что он жив, не оставлю его в покое.

Квартира была одной из моих явок. В одной из ее пяти комнат проживал упомянутый выше Арсений – скромный молодой человек. Остальные до недавнего времени пустовали.

– Вы хотя бы немного прибрались! – Провел я пальцем по широкому подоконнику, прочертив в серой пыли широкий белый след.

– Не успели просто! – извиняющимся тоном произнес за моей спиной Арсений. – Вы же внезапно позвонили!

Конечно, внезапно. Не из «Крестов» же мне было телеграмму присылать – мол, ждите, скоро сбегу!

– Хорошо! – Я вздохнул и повернулся к присутствующим.

А присутствующих, кроме меня и программиста, было двое. Один из них был мускулистым здоровяком, бывший тренер, крышевавший в девяностые барыг, а потом не без моей помощи вернувшийся в спорт. Звали его Андрей Ступа – фамилия как погоняло. Но вообще, вопреки традиции, он предпочитал, чтобы его называли по имени. Хорошо сражался врукопашную, да и с оружием умел обращаться. Подходящий телохранитель. Второй – худощавый, немного нервный человечек – тоже попал в мою компанию из мира спорта, занимался он там в свое время какими-то денежными махинациями, отсидел несколько лет и вышел по амнистии. Федор Артурович Заславский.

Этими тремя субъектами моя агентурная сеть не ограничивалась, но обратился я к ним и Вертелу в первую очередь, поскольку, по моим расчетам, к этим ребятам Хопину было труднее всего подобраться! И я оказался прав.

– Значит, так, – оглядел я компанию. – Первое, что вы должны понять, – начинается война. Как скоро она закончится, зависит от ваших усилий. Риск огромен, но в случае успеха я гарантирую выплату единовременной выплаты в размере полумиллиона. Долларов, разумеется. Вот здесь (я поставил на пыльный стол поцарапанный портфель) деньги на расходы!

Портфель я забрал чуть ранее из тайника, устроенного на территории особняка, принадлежащего Заславскому. То, что он оказался на месте, послужило гарантией верности Федора Артуровича, тот в свою очередь поручился за Андрея. Так что мой расчет оказался верен, и длинная рука Хопина-Булашова не дотянулась до моих людей. Это радовало. Это внушало уверенность. Один в поле не воин – это старая истина.

Заславский уселся на одно из кресел, сбросив на пол пыльный чехол и совсем несолидно чихнув.

– Господин Булашов известен своей подозрительностью. Рядом с ним всегда вооруженная охрана из четырех человек. Профессионалы чистой воды, разумеется, это не исключает возможности прямого нападения, но здесь требуется длительная подготовка и столь же длительное выжидание – в последнее время он активно перемещается. Для перемещений использует бронированный лимузин – уникальная машина на базе «крайслера». Скорость невеликая, зато броня такая, что и из танка не прошибешь…

Значит, подумал я, Аркадий Андреевич старым привычкам не изменяет – та же сверхосторожность. Хотя теперь его можно понять. Из танка не прошибешь – с танками господин Хопин уже хорошо знаком. И что теперь прикажете делать?! Авиацию привлечь для его уничтожения?!

– …Машину сопровождают два джипа с прикрытием, также частично бронированные и оснащенные радиостанциями. Охрана вооружена пистолетами-пулеметами «Узи», дробовиками и пистолетами.

– Словом, не подберешься! – заметил Андрей.

– Ну, подобраться можно, – возразил Заславский, – только сложно и долго…

– Он фактически нигде не бывает! – вставил Арсений. – Но в некоторых случаях делает исключение!

Он протянул мне какую-то распечатку. Это была страница одного из сайтов с городскими новостями. Статья, на которую мне предлагалось обратить внимание, была посвящена предстоящему визиту господина Булашова, президента топливной компании «ЭРА», в наш город. Через два дня господин Булашов собирался присутствовать на открытии очередной автозаправки. Освятить, так сказать, сие мероприятие своим присутствием. Кстати, насчет освятить – согласно статье, на открытии будет присутствовать и поп, который действительно проведет церемонию освящения.

Курам на смех.

Ну что ж, где искать господина Булашова, мы теперь знаем. Правда, не факт, что он явится на открытие, учитывая изменившиеся обстоятельства. Статья была опубликована двое суток тому назад, то есть – до моего побега из суда.

Второй вопрос – как мне явиться туда, на это открытие?! Можно, конечно, подъехать, ворваться и с ходу, как в боевике, попытаться уложить Аркадия Андреевича. Но, во-первых, рискованно, – а сложить голову в борьбе с негодяем я не собирался. Достаточно того, что из-за этого ублюдка я вынужден был пережить заново ад, с которого началась моя новая жизнь.

Во-вторых: не хотел я, чтобы Хопин-Булашов отделался легкой смертью. Любитель сложных постановок заслужил, безо всякого сомнения, финал эффектный, как, впрочем, и все его марионетки.

Был вечер, мы сидели в комнате, за открытым окном гудела улица. Ветерок доносил то запах бензина, то свежий запах ближайшего сквера. Как прекрасно быть свободным. Вот уж верно – ничего нет слаще свободы. И никто этого не знает так, как человек, оказавшийся за решеткой, да еще по несправедливому обвинению.

В углу работал маленький телевизор с приглушенным звуком – в новостях могли сказать что-нибудь обо мне или Булашове, и то и другое я бы выслушал с интересом.

В комнате усилиями Арсения и Андрея был наведен кое-какой порядок. Телохранитель сидел в углу дивана, скрестив ноги. В его распоряжении был отныне пистолет «ТТ», свой «макар» я сменил на привычную «беретту», выбросив ментовскую пушку в люк, далеко-далеко от этого дома. С оружием у нас все было в порядке, одна из комнат была отдана под арсенал, где аккуратно упакованные волыны дожидались своего часа. Похоже, что дождались!

Заславский и Арсений были без оружия – их задача была работать головой. Рассуждая объективно, моя нынешняя команда заметно отличалась от той, с которой в свое время я уже один раз охотился на господина Хопина. Не было в ней опытных палачей, вроде Сережи Гроба, или таких энергичных личностей, как Светка-Конфетка, которая начала с того, что едва не отхватила вашему покорному слуге половину губы в страстном поцелуе.

Нет, здесь собрались взвешенные спокойные люди, глядя на которых, можно было решить, что присутствуешь на каком-то милом семейном сборище – вроде именин. Заславский прихлебывал кофе, который сам только что сварил в жужжащей кофеварке, и изучал распечатку, сделанную Арсением со статьи в сети.

Будто мог обнаружить в ней что-то, что могло нам помочь и что я упустил! Впрочем, напрасно я иронизировал. Он действительно нашел это!

– Лазарев! – Ткнул он пальцем в распечатку, очевидно, попав в произнесенную уже вслух фамилию.

– Что Лазарев?! – поинтересовался я.

– Вице-губернатор! – пояснил он. – Он тоже будет присутствовать на открытии! От лица города, безмерно благодарного Булашову за его бензокачку! Дело, конечно, не в этой дурацкой заправке, а в том, что наши светлые головы надеются на «долгое и продуктивное сотрудничество», – процитировал он строчку в статье. – То есть на большую и обильную мзду…

Я уловил его мысль. Лазарев может свести меня с Хопиным-Булашовым так, что это не вызовет никаких подозрений у последнего. Только вот как подобраться к сукиному сыну?

– Вообще-то за ним водятся кое-какие грехи! – сказал Заславский. – Можно попытаться здесь подкопаться…

– Коррупционер?! – осведомился Арсений. – Программист ненадолго отлип от своей умной машины, чтобы разделить с нами компанию и кофе с тортом. Приятно посмотреть – четыре взрослых мужчины отдыхают не за бутылочкой, а вот таким образом. Члены общества трезвости пришли бы в восторг!

– Да, разумеется! Это же вице-губернатор! – объяснил Заславский таким тоном, будто других доказательств и не требовалось.

– Ненадежно! – заметил я. – Придется долго доказывать, что мы располагаем необходимым компроматом, кроме того, он может обратиться в результате за помощью к тому же Хопину, и вся затея пойдет прахом.

Заславский развел руками. Мол, я сделал предложение.

– Нет, вице-губернатор – это вариант, и вариант, пожалуй, самый надежный! – согласился я. – Но подцепить его нужно на чем-то другом!

Заславский задумался.

– У него есть дочка, Алиса! – наконец вымолвил он.

– Маленькая? – спросил я.

– Нет, лет двадцать, наверное! Такая… – руками он обрисовал в воздухе силуэт, но без гипертрофированных выпуклостей. – Вся из себя, одним словом, раскрутая и сексуальная! Занимает при нем какой-то постик, хотя образованием, насколько я понял, особенным не может похвастаться. Да и не делает она ровным счетом ничего, только изредка появляется на разных вечеринках и приемах – оживляет обстановку! А так пропадает по клубам и дискотекам!

– И что вы предлагаете? – недоверчиво спросил Арсений.

Мы втроем повернулись к нему, и программист поднял руки в знак того, что возражений не имеет, о чем бы сейчас здесь ни пошла речь.

Шантаж – дело, безусловно, грязное, тем более когда шантажируют отца, угрожая его ребенку. Только, снявши голову, по волосам не плачут. На моих руках было достаточно крови, так что сентиментальничать не в моих правилах. Сейчас жизнь моя зависит от этого человека, и если для этого придется напугать его дочурку – я это сделаю, не задумываясь.

Вопреки обычному правилу киднепперов, убивать ее я не собирался – обойдемся и без этого. Если дело с Хопиным выгорит, то Лазарев обращаться в органы не станет. Это будет не в его интересах. А не выгорит – так тем более смысла нет!

Судя по тому, что рассказал Заславский, не раз встречавшийся с Алисой Лазаревой на разных мероприятиях, захватить ее труда не составит. Она часто посещала ночные клубы, где молодые люди, что свойственно им вообще, употребляют различные горячительные напитки, а иногда балуются и легкими наркотиками.

Дальше оставалось привезти ее на одну из моих квартир и, связавшись с отцом, изложить ему условия. Был небольшой риск, что вице-губернатор все-таки решит обратиться в органы. Именно потому, что в обычаях похитителей не оставлять жертву в живых.

Но на этот счет я кое-что уже решил.

Глава 5 ИНСТРУКЦИЯ ПО ОБРАЩЕНИЮ С ЗАЛОЖНИЦАМИ

Вишневый «порше» притормозил возле входа в клуб «Альфа», располагавшегося на одной из линий Васильевского острова. Шикарная машина вполне соответствовала своей хозяйке, грациозно выбравшейся из салона и передавшей ключи подбежавшему парню, даже не скользнув взглядом по его восхищенной физиономии. В клубе Алису Лазареву ждали ребята из ее круга. Дети богатых и знаменитых. Жизнь девушки проходила почти исключительно в избранном обществе, то, что происходило за пределами этого общества, ее не очень интересовало. Нельзя, впрочем, поставить ей это в вину. Всякий из нас вращается в своем кругу и редко выглядывает за его границы.

Однако кому-кому, а Алисе Лазаревой в ближайшее время предстояло хотя бы ненадолго покинуть свою уютную ракушку. Против своего желания. Оказавшись в баре клуба, она огляделась, чтобы оценить некоторые изменения в интерьере, постоянно вносимые неугомонным клубным дизайнером Вадимом – молодым человеком с артистической шевелюрой.

– Ну как?! – Он, собственной персоной, возник у нее за спиной.

Словно поджидал, когда она появится, хотя полчаса назад сама Алиса не могла сказать точно – проведет она вечер в клубе «Альфа» или отправится в какой-нибудь другой, благо в Питере подобных заведений предостаточно. Непредсказуемость девушки доставила немало хлопот агентам Знахаря, которым пришлось долго лавировать на запруженных вечерних улочках центра города, стараясь не упустить девушку из вида и в то же время сохранять дистанцию, чтобы она не заметила назойливого преследования.

– Фигово! – заметила она, стряхивая с плеч его руки. – Жалкие потуги на постмодернизм, выдающие скудость фантазии автора…

– А хозяйке нравится! – возразил Вадим озадаченно.

– Еще бы, ей нравится все, что ты ни предлагаешь! – заметила Алиса пренебрежительно.

– Что за намек такой! – возмутился он, несколько, впрочем, замешавшись.

Дизайнер так и крутился возле Алисы, которую уже целый месяц пытался уложить в постель. Порой казалось, что он близок к своей цели, девушка не отличалась высокими моральными установками и явно ему симпатизировала. Но всякий раз срывалось. То в поле ее зрения оказывался кто-то из старых знакомых, который легко перехватывал ее. Либо подруги, с некоторыми из них Алиса вела себя так раскованно, что нетрудно было догадаться, что она не чуждается и однополой любви. Например, в прошлый раз она уехала из клуба вместе с некой Соней Борицкой – дочерью известного банкира. Перед этим девушки весь вечер обменивались нежными взглядами и поцелуями, и дизайнер не раз замечал, как рука Сони будто невзначай скользит по прелестям Алисы. Но бисексуальность любимой Вадима нисколько не смущала – двадцать первый век на дворе, да и вообще во все времена такие, как они, люди – свободные и независимые – не стеснялись жить, как им хочется.

Только вот ему самому склеить Алису никак не удавалось. Сегодня, впрочем, появилась кое-какая надежда. Обычная Алисина компашка нынче не сложилась – мелькнуло несколько знакомых лиц и исчезло, разбежавшись по своим делам и поставив девушку перед выбором – переместиться в другой клуб или остаться в компании Вадима. А ведь в клубе были и приватные кабинеты, один из которых хозяйка клуба с удовольствием предоставила бы в его распоряжение. Хозяйка – Наталья Викторовна, эффектная в прошлом дама – теперь поощряла молодого человека во всех начинаниях – будь это внеочередное изменение дизайна клуба или любовное увлечение. Да и сам дизайнер снимал неплохую квартирку всего в квартале отсюда.

Почувствовав, что сегодня он как никогда близок к цели, Вадим уже не отходил от девушки ни на шаг. Приватный кабинет, однако, Алису не устраивал. Дочь вице-губернатора не должна развлекаться в таких местах – иначе может попасть под прицел папарацци, некоторые из которых, несмотря на все усилия охраны, умудрялись проникать в клуб. Сейчас, когда власть озабочена, или, вернее, делает вид, что озабочена, моральным обликом своих представителей, скандалы Алисиному папаше были нужны меньше всего и он не раз просил дочь не забывать о его высоком статусе. Алиса, надо признать, и так позволяла себе слишком многое.

Значит, домой к Вадиму, который к тому же обещал показать девушке свои инсталляции! Движимая чувством ответственности (нельзя подводить папу, занимаясь сексом по клубам) и любопытством, Алиса приняла предложение передислоцироваться на квартиру ухажера, и в половине одиннадцатого они покинули клуб. Девушка села за руль «порше», Вадим устроился рядом и подмигнул подогнавшему машину охраннику с победным видом.

Порше тронулся с места. Вписался в поток машин и вскоре уже парковался в тихом дворе-колодце. Через десять секунд в том же дворе появился черный бумер под управлением Вертела. Помимо него, в машине находились еще один боец с характерной кличкой Бык и Заславский, который должен был проследить за ходом операции – чтобы ребята не напортачили чего.

– Что за пижон с ней лохматый?! – сказал Бык. – Педик, что ли?!

– Друг мой, – сказал Заславский, – не надо судить о людях столь поспешно. Думаю, что сейчас этот молодой человек займется вполне традиционным сексом с нашей милашкой!

– Так мы что, будем ждать, пока он ее отваляет?! – спросил Вертел. – Может, лучше сейчас перехватим, этот фраер не помеха? Щелчком уложить можно.

– Можно! – согласился Заславский. – Только шуму будет много, а нам этого не нужно. Так что будем ждать!

Он был безусловно прав. Грубое силовое решение повлекло бы за собой последствия, катастрофические для всей операции. О похищении станет известно ментам раньше, чем самому губернатору, раньше, чем Знахарь успеет связаться с Лазаревым, и тогда вся затея потеряет смысл. Так что оставалось только ждать.

– Сбегай, сделай одолжение, за провиантом! – попросил Заславский Быка.

– За чем?! – не понял тот.

– За жратвой! – разъяснил ему более эрудированный Вертел.

– А, ясно! Пиццу принести?!

Заславский негодующе фыркнул, выражая презрение к итальянской выдумке.

– Ты знаешь, чего они там пихают в эту пиццу?! Тут поблизости беляши должны продавать!

Громила исчез.

– Девка видная! – Вертел причмокнул даже, видимо, представляя ее нагишом. – Повезло этому придурку, если он в самом деле не педик…

Да, дизайнер педиком не был. Едва заперев на три замка тяжелую дверь, он перешел в наступление. Подумал про себя, что чем особенно хороша летняя пора – так тем, что не нужно возиться с этими тяжелыми шубами, дубленками, шапками, шарфиками. Вот она, Алиса, и между ними только тонкое платье. Ну и еще кое-какие предметы женского туалета.

Девушка закрыла глаза, пока его руки шарили по ее телу, торопливо забираясь под невесомую ткань – ближе к вожделенному телу. Потом она выскользнула из объятий кавалера и прошла в сторону ванной, интуитивно угадывая направление. Вадим подпрыгнул, словно молодой козлик на лужайке, и, потирая руки, отправился вслед за ней.

Ванная комната должна была удовлетворить прихотливую Алису на все сто. Темно-зеленый кафель, неяркое интимное освещение, в углу приличных размеров ванна и душевая кабинка с гидромассажем, радио и еще кое-какими прибамбасами. Кабинка была подарком владелицы клуба.

Алиса привыкла к роскоши, но увидеть подобное в квартире Вадима не ожидала. Но тут же пожала плечами, легко стянула через голову платье и, совершенно не стесняясь, пристроилась на унитазе в уголке. А молодой человек, стоя перед ней, скользил липким взглядом по ее обнаженному стройному телу, груди, бедрам, ногам, эротично стянутыми к коленям трусиками. Она улыбнулась, и Вадим начал раздеваться, Алиса одобрительно кивнула – она и сама была готова к тому, чтобы перейти к делу. Встав, спустила воду, грациозно развернувшись и продемонстрировав задик, покрытый идеальным загаром. Потом сбросила ненужные трусики на пол и проследовала в душевую кабинку.

Дизайнер не заставил себя долго ждать, на нем уже ничего не оставалось, кроме тонкой цепочки с серебряным крестиком да серьги в ухе. Цепочка повисла на крючке рядом с полотенцами. Алиса скользнула косым взглядом по его возбужденному мужскому достоинству. Вполне приличный размер и никакого металлического дерьма в крайней плоти – всяких там шариков-роликов, которые, по мнению ее предыдущего любовника из криминально-деловых кругов, должны доставлять женщине особенное удовольствие.

Оказавшись в душе, она секунд десять стояла с закрытыми глазами под горячими струями. Руки партнера уже обхватили ее за талию, сжимали ягодицы, груди. Теперь, когда она оказалась полностью в его власти, Вадим отбросил все церемонии в сторону. Он мял ее грубо, чувствуя, что это должно ей нравиться больше, чем деликатные осторожные ласки. И он был прав. Когда его пальцы проникли в щель под аккуратно выбритым лобком, девушка застонала и, обхватив его за плечи, задергала неистово бедрами. Заменить пальцы на член оказалось секундным делом.

Алиса обхватила его стройными ногами.

– Давай, сильнее! – приказала она. – Трахни меня, как следует!

Во время секса Алиса Лазарева любила выражаться покрепче.

И он трахнул ее как следует.

– Беляши уже закрылись! – сообщил второй подручный Заславского, садясь в машину с бумажным пакетом в руках. – Есть зато пирожки – с мясом и еще с рисом.

– Сойдет! – одобрил Федор Артурович.

На несколько минут в машине воцарилась тишина. Оба быка сосредоточенно работали челюстями, довольно громко, надо сказать, – правилам хорошего тона они явно не были обучены. Деликатный Заславский поглощал пирожки беззвучно и время от времени вытирал рот платком.

Мимо прошла старушонка с собачонкой, покосилась на них. Вертел широко улыбнулся в ответ, и пожилая женщина, устрашенная этой поистине сверкающей улыбкой, где каждый второй зуб был золотым, поспешила скрыться в своей парадной.

– Скукота! – сказал водитель и закурил.

– Ладно, – распорядился Заславский. – Ты, Бык, давай, дуй до «порша» и устраивайся на заднем сиденье! Может, ждать долго и не придется!

Молодежь такая нынче – перепихнутся и разбежались!

– Я с собой пирожки-то возьму?!

– Черта с два! – сказал Заславский. – Ими салон провоняет, и девица может заметить! Судя по физиономии, она далеко не дура, хотя кто ее, конечно, там знает!

Громила вздохнул, но кивнул согласно и, передав пакет напарнику, направился через двор к машине. Отключить сигнализацию было для него делом нескольких секунд. Уже было поздно, и никто не наблюдал за ним из горящих окон. Все пока шло идеально!

Из ванной любовники переместились в комнату, где, по словам Вадима, и хранились уже упомянутые инсталляции. Алиса рассмотрела их с деланым интересом, чтобы не обижать автора. Секс в душевой только раззадорил ее, она надеялась на продолжение, и не в ее интересах было портить партнеру настроение. Творческие люди, они ведь все очень обидчивые, когда речь идет об их работах. Правда, назвать работами груды разнообразных предметов, часть из которых была, по всей вероятности, подобрана на свалке, как-то язык не поворачивался. Но что поделать, коли теперь такая мода!

– В Москве я бы быстро с этим делом раскрутился! – сказал Вадим. – Там много истинных ценителей! Ничего, со временем, глядишь, и туда переберусь!

А пока что он перебрался на диван в углу. Вместе с Алисой. На Алису.

Начало уже светать, когда Алиса Лазарева выскользнула в притихший двор. Шла она неспешно, утомленная беспрерывным ночным сексом. Все-таки, размышляла она на ходу, молодость любовника имеет свой очевидный плюс – неистощимую энергию. Опыта, правда, не хватает! Опыт, он с возрастом только приходит. Поэтому и приходится бедной девушке метаться от одного партнера к другому – ища идеальное соотношение этих двух качеств – энергии и искушенности!

Занятая такими мыслями, она подошла к своей машине и открыла дверцу. Вадим, стоя у окна в халате, наблюдал за ней, Алиса не обернулась. Вот она садится в «порш», Вадим зевнул и отправился в ванную. Сходить по-маленькому и снова в постельку, еще не остывшую после любовных утех. Нужно отдохнуть перед трудовым днем. Наталья Викторовна, конечно, очень снисходительна. Но совсем борзеть и забрасывать работу не стоило.

Алиса села за руль примерно с теми же мыслями, что и ее недавний партнер. Правда, обычно девушке не приходилось заботиться о продвижении по службе, где она появлялась лишь периодически – высокий статус папаши был гарантией того, что Алиса не окажется безработной. Но сегодня днем было запланировано открытие какой-то автозаправки, где вице-губернатор Лазарев должен был непременно присутствовать. Накануне по этому поводу звонила его «секретутка» Елена Степановна – наглая сучка, не раз намекавшая девушке, что отношения между ее отцом и ней гораздо ближе, чем полагается. Алиса в ответ только ухмылялась. Ее мать скончалась три года тому назад, и с тех пор отец несколько раз позволял себе небольшие увлечения – так, чтобы это не могло повлиять на его карьеру. И если эта стерва рассчитывает на что-то большее, чем роль любовницы, то ей предстоит жестоко обломаться.

Человек, притаившийся на заднем сиденье «порша», приготовился выйти на сцену. В его руке был зажат пистолет «глок», один вид которого должен был вызвать у этой манерной сикухи непроизвольное мочеиспускание. Пистолет, разумеется, стоял на предохранителе. На всякий случай. Вдруг, например, она не описается от страха, а наоборот – попытается выхватить оружие. Она ведь из крутых и, может быть, занимается в каком-нибудь «кружке самообороны» – секции борьбы «трамтарарам». Он знал, что по-любому с ней справится, но все равно, оружие лучше держать не на взводе, во избежание несчастных случаев.

Вот она вставляет ключ в замок зажигания… Дверь парадной распахнулась, и из нее выскочил Вадим в наспех надетых джинсах, незастегнутой рубашке и сандалиях на босу ногу.

И громила в порше, и его коллеги, ждущие в машине на другой стороне двора, напряглись. Что этому мудаку нужно?!

– Алиса! – позвал Вадим.

Она повернула голову. Подбежав к дверце, молодой человек вытащил из кармана скомканные трусики.

– Ты, типа, забыла сей интимный предмет!

– Можешь себе оставить! – ухмыльнулась она. – Используешь в какой-нибудь инсталляции!

Он наклонился к ней. Бык услышал громкий поцелуй и выругался про себя – мало им было ночи. Еще трахнуться захотят в салоне, хотя наверняка у пацана пороху уже не осталось.

К его большому облегчению – секса в салоне не последовало. Вадим засунул трусики назад в карман и вернулся к парадной, помахал еще разок рукой подруге и исчез. Двигатель завелся, немецкая машина готова была тронуться с места. Но, прежде чем дать задний ход, следовало убедиться, что сзади не пасется какая-нибудь старушенция из числа ранних пташек. Девушка взглянула в зеркальце заднего вида и едва не подскочила на месте от неожиданности. В зеркальце отражалась широкая безобразная рожа, похотливо пялившаяся на нее. Обладатель рожи держал в руке массивный пистолет, ствол которого был направлен прямо в ее голову.

– Дернешься – пристрелю! – пообещал громила. – Запри двери и подними стекла!

Что там советуют делать девушкам в случае нападения – ударить ногой в мошонку, – маневр исключается ввиду абсолютной невозможности его исполнения в данных условиях. Заорать как резаной – опять-таки не тот случай. Если ее и услышат, то не отреагируют, а если и отреагируют, то не сразу. А этот урод успеет нашинковать ее за это время десять раз. Вадим, поди, спит сейчас уж сном младенца после трудовых ночных подвигов, а может, душ принимает. Да и не боец он, пай-мальчик, художник! А впрочем, против пистолета и здоровый мужик не попрет. Кому охота рисковать жизнью!

Она протянула нерешительно руку к панели, чтобы нажать на нужную кнопку, чувствуя себя так, словно запирала собственную клетку. Клетку, из которой, возможно, ей никогда уже не суждено выбраться. Обмочиться она не обмочилась, но липкий пот тут же побежал по ее коже.

– Не трясись так! – сказал урод за ее спиной. Шепнул на ухо, так что она ощутила его нечистое после ночи в машине дыхание. – Никто тебя мочить или насиловать не собирается. Но если будешь вести себя плохо – одной глупой телкой на свете станет меньше – это я тебе обещаю. А теперь трогай не спеша и не вздумай геройствовать – ни к чему хорошему это не приведет! Поняла?

Она кивнула.

– Вот и молодец! Поехали!

«Порш» сделал разворот вокруг чахлой клумбы во дворе, серые глаза девушки беспокойно бегали по сторонам – может, кто-нибудь заметит, позвонит в милицию. Черт ее дернул поставить эти затемненные стекла – казалось, так будет интимнее и уютнее, а теперь даже если выберется какой-нибудь придурок – шавку свою выгулять, то ничего не увидит.

Машина нырнула под арку и выбралась на улицу, которая уже начинала оживать. Вслед за ней выехал бумер с Заславским. Маршрут, по которому сейчас двинется Алиса, был ему, конечно, известен, но на всякий случай они держались поближе к ее машине.

Девушка заметила их в зеркальце заднего вида.

– Ваша бумага-то?!

– Чего?! – Этот сленговый оборот громиле пока был неизвестен.

– БМВ! – Алиса мотнула головой.

– А, да! – подтвердил громила. – Так что сама понимаешь, шансов у тебя никаких!

– Понимаю! – сказала она. – Только не понимаю, что вам нужно!..

– Скоро узнаешь! – пообещал бандит и откинулся на сиденье, держа ствол направленным в ее спину.

Алиса уже совладала с паникой и успела привыкнуть к тому, что она – пленница. Это не означало, что она смирилась со своим положением, но теперь она могла без паники обдумать все спокойно. Первое, что приходило в голову, – это из-за отца. Из-за его служебного положения! Конечно, были другие варианты – пару месяцев назад один жаркий кавказский мужчина, оскорбленный Алисиным отказом разделить с ним ложе, всерьез обещал похитить ее и увезти на свою далекую родину. Так что этот вариант не исключался!

А почему бы и не спросить?!

– Это из-за отца?! – поинтересовалась она у бандита.

– Может быть! – сказал тот лаконично – у него была четкая инструкция не вступать с девушкой ни в какие переговоры.

Так и есть! – подумала Алиса, которая заметила, что, перед тем как ответить, ее похититель слегка кивнул. Ах, папашка, папашка, неприятный сюрприз тебя ждет сегодня, ничего не скажешь! И чего эти ублюдки у тебя попросят, интересно?! Наверняка – денег, много денег. А у тебя их в самом деле много, больше, чем можно подумать.

А если заартачишься, то надо думать, от твоей доченьки начнут отрезать по кусочку – сначала пальцы или, может быть, уши. Она задумалась, с какой частью тела было бы предпочтительнее расстаться, если ее поставят перед таким неприятным выбором. Пожалуй, лучше все-таки отдать палец! Хотя в то, что ей в самом деле придется делать этот выбор, она очень сомневалась. Ведь отец, не задумываясь, отдаст все, что имеет, лишь бы сохранить ее жизнь. Отношения между ними не всегда было ровными, особенно после смерти матери, когда Лазарев (по мнению дочери – чересчур уж быстро!) увлекся другой женщиной. Но со временем она поняла, что брак их и так в последние годы оставался фикцией, видимостью, которую поддерживали оба родителя, чтобы это не отразилось на карьере, да и на ней, на Алисе.

Да, отец всегда любил ее. Только вот помогут ли сейчас его деньги вытащить ее из плена?! Похитители, как она хорошо знала из фильмов, редко оставляют в живых заложника – зачем, это ведь лишний и самый главный свидетель! Как там в фильме «Выкуп» с красавчиком Мелом Гибсоном, от одного взгляда на которого у нее намокало между ног. У Гибсона похищают сынишку, и он, вместо того чтобы выполнять все требования мерзавцев и не обращаться в полицию, объявляет по телевидению о награде за головы похитителей. Как она переживала, когда смотрела этот фильм и считала, что прав он, Мел! И она бы сделала то же самое – так ведь остается хотя бы маленький, но шанс. Только тогда ей и в голову не приходило, что однажды она сама окажется похищенной. А ее папочка далеко не Мел Гибсон. И в голову ему не придет сделать такой финт ушами – нет, он заплатит и будет ждать. Ждать, когда наша доблестная милиция обнаружит тело его дочери!

Зазвонил мобильник в ее сумочке. Она посмотрела в зеркало на Быка.

– Не бери! – Он показал жестом, чтобы она передала сумочку ему.

Она кинула. На, подавись! Громила пошарил толстыми пальцами, вытащил мобилу и отключил, взглянув сначала, от кого был звонок.

– Кто это – ЕС?! – осведомился он.

– Елена Степановна! – сказала Алиса.

– А кто такая Елена Степановна?! – спросил он, считая, что эта информация может пригодиться боссу и его услуги будут оценены.

Неприятно все-таки, когда все полагают, будто ты умеешь только морды бить да палить из волыны.

– Будто вы сами не знаете?! – раздраженно заметила Алиса.

– Нет! – ответил он искренне.

Она задумалась. А что, если она ошиблась и это в самом деле Тофик, Карен или как там звали этого чертова абрека? Этот бугай, правда, не похож на представителя кавказской мафии, но это ничего не значит. Все они там заодно.

И тогда… Тогда ее шансы остаться в живых значительно повышаются. Только что ей предстоит вынести и стоит ли после этого потом жить? Она вспомнила глаза кавказца, в которых похоть мгновенно могла смениться нечеловеческой яростью, и ей стало жутко.

– Тебя прислал он?! – сделала она еще одну попытку прояснить ситуацию. – Карен?!

– Впервые слышу! – чистосердечно признался ее спутник. – Вон там сверни во двор!

Ага, кругаля порядочного дали, а уехали недалеко от дома Вадима. Как видно, этот маневр был предпринят для того, чтобы обнаружить возможный хвост и отсечь его. К дочке вице-губернатора вполне могли быть приставлены телохранители.

Алиса вспомнила, с каким упорством отказывалась когда-то от этих самых охранников. Ей казалось, что отец таким образом пытается ограничить ее свободу. И добилась все-таки своего. Она всегда всего добивалась у него – это ли не свидетельство большой отцовской любви. Только лучше бы, папочка, не послушался бы ты тогда строптивую дочь и приставил к ней кого-нибудь, вопреки всем протестам. Не пришлось бы тогда рвать на себе волосы. Конечно, предотвратить похищение они бы, может, и не сумели, но затруднили бы его невероятно. А так все запросто! Приставил какой-то скот к твоему виску пистолет, и все – поезжай, куда он захочет.

И в самом деле – не дернешься. Пуля прошибет сиденье и ее тело вместе с ним.

Громила тем временем изучил содержимое ее сумочки, толстые пальцы прошлись по все отделениям, вытащили пачку тампонов и упаковку фирменных презервативов.

– Со вкусом вишни, со вкусом малины… – прочитал он надписи на глянцевых упаковках. – А тебе какой большой нравится?

Она хотела показать ему средний палец, но сдержалась. Лучше не злить ублюдка. Да, Алиса, не забывай – тут тебе не страна чудес, о которой ты грезила в детстве. Скорее – страна Дураков, полная злобных недоразвитых Буратин.

Развить эту мысль, в чем-то перекликавшуюся со Знахарской историей про Карабаса, она не успела. Они въехали во двор, и «порш» притормозил возле двери, указанной похитителем. Бумер, как и следовало ожидать, остановился за ними.

Но сейчас-то ее должны выпустить ненадолго, чтобы провести в дом! В этот-то момент и можно попытаться дать деру. Стрелять во дворе ублюдок побоится – здесь у них гнездо, хата, малина или как там называется. Постарается обойтись так – оглушить, например… Так что шанс вырваться может представиться, надо только его не упустить. Глупо позволять вести себя как корову на бойню. Только одна секунда, и она побежит, побежит. Не зря посещает ведь спортивные залы, и тренер когда-то говорил, что Алиса могла бы стать легкоатлеткой. Запросто. Ну давайте, уроды, что вы медлите. Она повернулась, чтобы взглянуть на бумер. И в этот момент громила за ее спиной, словно ждавший именно этого ее движения, приложил к лицу девушки тряпку с эфиром.

Алиса успела отметить про себя, что этот запах ей знаком – всплыли в памяти белоснежные кабинеты больницы, мать, лежащая на кровати, бледное лицо ее и ее рука, сжимающая руку дочери. И свои слезы, когда она почувствовала по этому хилому пожатию, что силы матери на исходе и осталось ей совсем немного. А в следующее мгновение она совершенно переместилась в царство Морфея. Заславский подошел и заглянул в салон.

– Ну что там с нашей красавицей?!

– Спит, как ребенок! – отрапортовал громила, пряча в пакет пузырек с эфиром и вату, а пакет в карман куртки.

– Да она и есть, – сказал Заславский, задумчиво глядя на девушку, – ребенок! Ну, давай потащили!

Громила выбрался из салона и, перебросив через плечо хрупкое тело Алисы, нырнул в подъезд. Так было безопаснее, лица Алисы было не видно, а когда навстречу бандиту попалась одна из престарелых соседок, с изумлением воззрившаяся на него и его ношу, последний лишь расхохотался и похлопал Алису по заднице. Этого было достаточно, чтобы старая кошелка с возмущением отвернулась и поспешила дальше по своим делам, ругая, очевидно, про себя нынешние распутные нравы.

Вертел пересел за руль «порша», и через несколько минут машина уже катила на север города, где еще долго простоит незамеченной на одной из тихих улочек.

В квартире на Некрасова Алису разместили в свободной комнате, уложив на диван.

– Ух ты! – восхищенно прокомментировал Арсений, разглядывая девушку. – Красавица!

– Остынь! – Я вглядывался в ее лицо. – Если кто-нибудь пальцем прикоснется – оторву! И палец и еще кое-что! Ясно!

– Я, Знахарь, не маньяк! – заметил Бык. – И на женщин не бросаюсь, если только они сами этого не просят! А этот хакер (он кивнул в сторону двери, за которой уже исчез смутившийся Арсений) – тем более! Все будет в ажуре!

– Лады! – Я посмотрел на часы.

15:03. Через два часа должно состояться торжественное открытие «бензокачки». У Лазарева не будет времени на размышления после моего звонка, и это хорошо.

Я вернулся в комнату, где мы накануне вечером пили кофе. Кофе и сейчас наличествовал. Заславский, хмурый после бессонной ночи, наварил его в достатке. Щелкнул тостер, которым хозяйственный Федор Артурович успел обзавестись накануне.

– Вы уверены, – поинтересовался он, смазывая маслом тост, – что стоит так рисковать? Я в свое время был неплохо знаком с Лазаревым, но предсказать его поведение не берусь. Во-первых, люди меняются и «сегодня ты не тот, что был вчера», а со времени нашей последней встречи прошло без малого пять лет. А во-вторых, ситуация слишком уж сложная. Я и сам, признаюсь, не знаю, как бы себя в ней повел на его месте. Будь у меня, конечно, дочь!

– Уверен! – сказал я. – Мне нужно, чтобы этот человек мне доверял, а не думал каждую секунду, что вместо дочери получит труп! От него слишком многое зависит. Будет нервничать, и Хопин заподозрит неладное! Он ведь вообще очень осторожен!

Заславский пожал плечами – мол, вы босс и вам решать. На столе появился сыр, и я присоединился к трапезе. Свернул сыр в трубочку и откусывал понемногу то от него, то от тоста. Старая привычка. Хорошо иметь хоть что-то постоянное. Хотя бы дурацкую привычку. Раз уж в остальном – в доме, семье, друзьях – мне отказано. Даже в имени.

Вытер пальцы салфеткой и взялся за мобильник. Телефон принадлежал Алисе, и это должно было уже изначально настроить вице-губернатора на серьезный лад.

Номер, который я набирал, был личным. Прекрасно, никакой канители с секретарями.

– Валерий Игнатьевич?

– Да, – отозвался удивленно Лазарев – он, разумеется, видел, кто ему звонит, и не мог понять, почему вместо девичьего щебетания слышит в трубке мужской голос.

– Нам нужно встретиться, Валерий Игнатьевич! – сказал я. – Просто необходимо… Чтобы поговорить о вашей дочери!

– Где Алиса?! – спросил он, помолчав секунду, и я почти видел, как лицо его изменилось от страха. Если он нормальный человек, а вице-губернатор вполне может быть таким, то иначе он не мог отреагировать.

– Не волнуйтесь. С ней все в порядке! – поспешил я его заверить. – А ее дальнейшая судьба будет зависеть всецело от вашего благоразумия. Я лично прибуду к вам через двадцать минут, и надеюсь, это послужит гарантией моих слов. Но, как вы, надеюсь, понимаете, если в мэрии меня будет ожидать милицейский наряд, то это самым решительным образом повлияет на мое отношение и к вам, и к вашей дочери. Меня очень огорчает, поверьте, то, что я вынужден все это говорить. Но сейчас как раз тот случай, когда обстоятельства довлеют и я просто вынужден прибегнуть к давлению…

– Что вам нужно?! И кто вас послал?! – Лазарев уже явно взял себя в руки и наверняка просчитывает, с чьей стороны нанесен удар.

Не знаю, сколько противников по жизни было у нынешнего вице-губернатора, но до недавнего времени я в их число не входил.

– Не тратьте время, стараясь угадать! – сказал я. – Я действую от собственного лица, поэтому считаю, что мое появление перед вашим лицом будет служить прекрасной гарантией того, что я намерен вернуть вашу дочь в целости и сохранности, в случае выполнения вами моих условий! Вам ведь нужна такая гарантия!

– Н… нужна! – подтвердил Лазарев. – А где Алиса, я могу поговорить с ней?!

– Безусловно, Валерий Игнатьевич!

Предвидя эту просьбу, я поручил Андрею заняться девушкой – у бывшего тренера накопился большой опыт не только по приведению людей в бессознательное состояние, но и по выведению из оного. Алису уже привели в чувство, и я, переместившись в комнату, протянул ей мобильник. Она, подобравшись, смотрела на нас округлившимися от возмущения и испуга глазами и не сразу сообразила, что из трубки доносится голос ее отца.

– Да, папа! Со мной пока все в порядке. Я не знаю, что они хотят…

Далее, как можно догадаться, Лазарев заверил ее, что постарается вытащить из плена как можно скорее, потому что девушка сказала:

– Я буду ждать! – А потом протянула мобильник обратно мне, добавив: – Он хочет говорить с вами…

Я оценил ее выдержку, другая бы на ее месте, наверное, устроила истерику, а Алиса прекрасно понимает, что толку от истерики не будет, и бережет силы и нервы. Умная девочка!

– Как видите, Валерий Игнатьевич, – сказал я, – ваша дочь цела и невредима.

– Что вам нужно?! – спросил он. – Выкуп?!

– Нет, Валерий Игнатьевич! – сказал я. – Деньгами я обеспечен под завязку, так что даже мог бы сам предложить вам крупную сумму в качестве компенсации за беспокойство, если, конечно, вас это интересует.

– Меня интересует только моя дочь! – отрезал он категорично.

– Прекрасно! В таком случае ждите меня через полчаса в мэрии, вы ведь там, полагаю, находитесь…

– Да! – подтвердил он.

– Кажется, сегодня, – продолжил я, – вы должны присутствовать на открытии топливной заправки…

– Да, но можете не сомневаться, – сказал Лазарев, – ради своей дочери я откажусь от этой поездки! Пока Алиса не окажется рядом со мной, другие дела для меня не существуют. Не знаю, есть ли у вас дети…

– Нет, – прервал я его, – детей у меня нет, и, наверное, мне не понять в полной мере чувства, которые вы сейчас испытываете. Но, с моей точки зрения, это и к лучшему. Давайте не будем тратить время на пустой разговор. Я выезжаю. Что касается сегодняшнего открытия, то советую подготовиться к нему со всей тщательностью, Валерий Игнатьевич. Ваше присутствие на нем – часть моих условий! Поэтому собирайтесь и ждите меня…

– Кого?! – успел спросить Лазарев.

– Ну, скажем, Иванова, Петра Ивановича! – в памяти мгновенно всплыл бейджик таксиста, подвезшего меня из зала суда.

Подставить его я таким образом никак не мог – Лазарев безусловно понимает, что имечко вымышленное, и искать этого человека не станет.

– Свое настоящее имя я открою вам при встрече, – пообещал я.

– Я буду ждать! – в свою очередь пообещал он.

– Отлично! – Я повесил трубку и повернулся к Заславскому. – Пора одеваться, Федор Артурович!

Он кивнул согласно.

– А вам, девушка! – Я повернулся к притихшей Алисе. – Я рекомендую продолжать сидеть тише воды ниже травы, обдумывать свои планы на ближайший вечер. Потому что, если ваш отец не выкинет никаких фокусов, уже сегодня, даю вам слово, я отпущу вас на все четыре стороны.

В ее глазах мелькнуло вполне объяснимое недоверие – что мне твое слово, свинья?! Но выбора у девочки не было никакого, и я покинул ее, попросив еще раз на прощание вести себя хорошо во избежание неприятных эксцессов.

Для отправления естественных надобностей в комнате было поставлено специальное инвалидное кресло с туалетом. Доверять девчонке, какой бы она смирной сейчас ни казалась, я не мог. Судя по глазам – она могла еще преподнести сюрприз, а сюрпризы мне сейчас совершенно были не нужны. Так что следовало свести риск до минимума.

На окнах были решетки – специально установлены уже давно, еще когда я только приобрел эту квартирку в личное пользование. В этой комнатушке я изначально планировал держать таких вот важных гостей, хотя никак не мог предположить, что первой постоялицей окажется столь очаровательная особа.

В распоряжение Алисы был предоставлен телевизор, чтобы девушка не скучала, разнообразная жратва, включавшая в себя деликатесы и фрукты. Признаться, я очень опасался, что Заславский, отнесший поднос со всем этим добром в комнату, вернется примерно в том же виде, что и персонаж Владимира Этуша из «Кавказской пленницы». «Ничего не делал, честное слово…» Этуш, кстати, играл Карабаса в старом славном фильме про Буратино.

Нет, пронесло. Не было ни звона посуды, ни негодующих воплей.

– Дамочка-то не из плаксивых, – заметил Заславский, вернувшись ко мне. – Настоящая спортсменка!

– Комсомолка и отличница! – закончил я. – Все, собираемся! Времени в обрез!

Напоследок я успел послать Вертела к еще одному моему хорошему знакомому – Птахе. Птаха, в соответствии со своим прозвищем, в незабываемые девяностые долго порхал по городам и весям необъятной тогда еще Родины, успешно облапошивая граждан самых разных возрастных и социальных категорий. Быстренько организовывал на новом месте отделение какого-то мифического банка и собирал бабки. Население, тогда еще безгранично доверчивое, радостно расставалось со своими деньгами, купившись на обещаемые Птахой высокие дивиденды. Набрав достаточно денег, он сворачивал свою деятельность и перебирался в следующий населенный пункт.

Благодаря умению легко находить контакт с местными органами правопорядка, он довольно легко избегал тяжелой руки правосудия, но напоролся в конце концов на другие вилы. Среди его клиенток оказалась престарелая мать одного из провинциальных князьков преступного мира. После неизбежного исчезновения Птахи со всеми деньгами старушку едва не хватил удар, и разъяренный отпрыск поклялся отомстить. С этого момента у Птахи кончилась веселая жизнь, и он бросился в бега. Частично распихав по схронам, а в основном – потеряв почти все нажитые богатства и лишившись двух верных помощников. Одного из них застрелили менты прямо на глазах у босса, а второй, решив, что верность в таких обстоятельствах – дело невыгодное, исчез с приличной суммой на руках, за что мудрый Птаха и не особенно его осуждал.

Сам Птаха пробирался, как партизан, по территории, занятой врагом, прячась по хуторам и селам. Так он, во всяком случае, рассказывал, оснащая повествование подробными описаниями своих любовных подвигов. По его словам, знойные хуторянки ложились прямо-таки штабелями только при одном виде городского гостя. Это было особенно сомнительно – вид у Птахи всегда был непрезентабельный, даже в тряпках от кутюр. Маленький, щупленький, верткий.

Так или иначе, ему удалось выбраться из окружения и вернуться в Питер едва ли не босиком. После этого Птаха уже не отваживался покидать северную столицу, если только речь не шла о поездках за рубеж. В российской глубинке его поджидали многочисленные враги – обманутые вкладчики, во главе с князьком, и папаши перепорченных им когда-то девиц. Плюс многочисленное потомство, с которым он совершенно не жаждал познакомиться. Бабки, которые он сховал в разных местах, ничего уже не значили, это были старые, советские рублики, которыми теперь можно было разве что стены оклеивать ради смеха!

Я познакомился с этим странноватым типом несколько лет тому назад. Птаха к тому времени успел остепениться и поумнеть. Его житейский опыт был неоценим в работе с кадрами, кроме того, он был прекрасно осведомлен обо всем или почти обо всем, что происходило в уголовном мире города, поддерживая связи с самыми разными его представителями. Если требовалось в краткий срок набрать команду – следовало поручить это именно ему. Дело в том, что людей, которыми я сейчас располагал, было явно недостаточно, чтобы расставить точки над i в этом деле. Даже если мне удастся прижать хвост Хопину, есть еще уйма народа, с которым мне нужно поквитаться. И ловить актеров и продажных урок следовало уже сейчас, пока они не просекли, что к чему, и не разбежались. А призывать из подполья всех своих агентов ради этой мелюзги я не собирался. Они мне еще пригодятся.

Я уже связывался с ним из дома Шамана и теперь позвонил снова, чтобы предупредить о визите Вертела.

– Хорошо! – сказал он. – Я буду ждать!

– Что-то голос у тебя убитый! – заметил я.

– Проблемы у меня… – сказал он, помолчав. – Половые!

Все ясно – для такого ходока, как Птаха, половые проблемы равнозначны концу света.

– Я тебе подброшу бабок на виагру! – пообещал я ему и окончил разговор.

Во дворе меня уже поджидал сверкающий лимузин – роскошь обошлась мне в круглую сумму, но сейчас был тот самый случай, когда по одежке встречают, так что скупиться не следовало. Правда, что касается одежки, то времени пошить костюмчик у меня не было, пришлось обойтись готовым платьем, но о-о-очень дорогим! Заславский тоже был упакован по последней моде – он взялся сопровождать меня в качестве секретаря, которым, по сути, сейчас и являлся.

За рулем сидел Андрей, также принарядившийся.

– Тачка – шикарная! – сообщил он мне. – Только не для дела! На ней от ментов не уйдешь – приметная очень, да и застрянет на первом переулке…

На шикарной тачке мы неторопливо тронулись в путь. Менты, как всегда зорко высматривающие денежных «нарушителей», провожали нас внимательными взглядами, видимо, гадая – кто из шишек отправился на прогулку. Останавливать нас никто не посмел бы – холуйские душонки не рискнули бы, даже если бы мы в самом деле превысили скорость.

Разумеется, ехать к Смольному было недолго. Не полчаса, а гораздо меньше. Но называть истинное время Лазареву не стоило – таким образом можно было определить расстояние, очертить круг… Пока что я не был уверен, что господина Лазарева можно зачислять пусть в вынужденные, но союзники. Пока что он еще был на той стороне баррикад, а давать фору врагам – не в моих правилах.

И называть себя до личной встречи ни в коем случае не следовало – Лазарев мог попытаться быстро навести справки среди знакомых, а те по цепочке передадут информацию Хопину.

Следовало предусмотреть все. На некотором расстоянии за нами следовала еще одна машина – замызганная восьмерка, согласно полученным инструкциям, ее водитель должен был ждать недалеко от мэрии. В случае непредвиденных осложнений прорываться будем к нему, а не к лимузину, на котором, как справедливо заметил Андрей, далеко не убежишь.

В случае непредвиденных осложнений. Думать о них не хотелось. Казалось, начни я размышлять на эту тему, и накаркаю непременно беду.

Лазарев встретил нас в своем кабинете. Интуиция подсказывала – мусорни рядом нет, значит – все идет по моему плану. Валерий Игнатьевич оказался разумным человеком и готов к сотрудничеству. Секретарша с классическими пропорциями, на которые приятно было бросить взгляд, принесла нам кофе и вышла. Я заметил любопытство в ее зеленых лукавых глазах. Безусловно, незапланированный визит неизвестных гостей накануне важной встречи вызывал удивление.

От кофе, впрочем, я отказался. Видимо, после инцидента в аэропорту выработался условный рефлекс.

– Я никого не посвящал в то, что случилось с Алисой! – сказал Лазарев. – И смиренно жду, когда вы объясните мне, чего добиваетесь, похитив мою дочь! Что я должен сделать, чтобы вернуть ее!

Чем-чем, а смирением в облике Валерия Игнатьевича и не пахло. Его глаза метали молнии, и было ясно, что, если бы не беспокойство за Алису, разговор протекал бы совсем в другом русле. Теперь было ясно, откуда у девчонки такая выдержка – гены!

Сам вице-губернатор, про которого я успел узнать много интересного и со слов Заславского, и из материалов, которые надыбал в Интернете Арсений, был интересной личностью. Карабкался по служебной лестнице долго и явно намеревался не останавливаться на достигнутом. Был он невысок, худ, но при этом вся его фигура излучала уверенность и волю. Даже в таких, совсем не благоприятных, обстоятельствах. По-человечески мне это нравилось, хотя я предпочел бы сейчас иметь дело с более психологически податливым собеседником.

– Прежде всего, позвольте представиться, – начал я. – Зовут меня Знахарь, под этим именем я известен в уголовном мире, к которому вы, как я знаю, не принадлежите, но с которым, несомненно, периодически соприкасаетесь…

Лазарев не стал опровергать это утверждение.

– Но ни вы, ни ваши дела не представляют для меня никакого интереса. Единственная причина, по которой я осмелился побеспокоить вас столь неприятным образом, это открытие автозаправки, которое должно состояться сегодня утром.

Несколько секунд он смотрел на меня, пытаясь, видимо, понять, насколько серьезно то, что я говорю. Имя мое, вероятно, было ему знакомо, во всяком случае, когда я произнес его, в глазах вице-губернатора мелькнул интерес.

– Валерий Игнатьевич, – напомнил я ему, – времени до этого ответственного мероприятия у нас осталось очень мало. А я не желаю пропустить это безусловно очень важное для города событие. Так что, если вы не против, давайте обсудим все по дороге. Я, полагаю, вы не откажетесь, если я подвезу вас в своем лимузине – это прекрасная машина…

На его лице на мгновение отразилось колебание.

– Хорошо! Я поеду с вами…

– Обещаю, вы не пожалеете! – заверил я его.

Уже в лимузине я, как и обещал, изложил вице-губернатору суть своих требований. Собственно говоря, от него требовалось немного – всего лишь представить меня с Заславским Булашову как представителей какой-нибудь крупной фирмы. Хотя бы Сибирской топливной компании! О своих дальнейших планах я не стал распространяться, но Лазарев и сам, кажется, почувствовал, что ничего хорошего Булашову эта наша встреча не сулит. Таким образом, он подставляется сам – эта мысль не могла не придти ему в голову. Только все равно выбора у него не было – потому что Алиса находилась в моих руках.

Я слукавил, когда заявил Валерию Игнатьевичу, что не могу войти в его положение. Еще как могу! Детей у меня и правда нет! Но есть близкие люди, ради спасения которых приходилось выполнять условия шантажистов, и не раз. Так что я прекрасно понимал, что творится у него на душе, но сделать больше того, что сделано, уже не мог. Я раскрыл ему свои карты и назвал свое имя! И если что-нибудь случится теперь с Алисой, он будет знать – кто должен за это ответить!

Поэтому я спокойно выдержал его тяжелый взгляд. Бар в машине был наполнен самыми лучшими напитками, но Валерий Игнатьевич от угощения отказался и стал смотреть в окно.

А за окном начинался дождик – не самая удачная погода для предстоящего открытия. «На улице идет дождь, а у нас идет концерт!» Что ж – это мне на руку, возле заправки будет меньше зевак, да и саму церемонию не будут растягивать надолго.

Дождь усиливался, улицы пустели, люди прятались под козырьками киосков, под навесами на остановках, пережидали. Некоторые, махнув рукой, шествовали прямо по лужам и не стараясь прикрыть голову. Мне все это напомнило вдруг тот самый день, когда мы с Ангелиной… Ангелина, Ангелина. Злобненьким ангелом ты оказалась. И живучим, просто чудо как! Уж давил я тебя, давил, а ты все порхаешь, веселишься, трахаешься, как ни в чем ни бывало.

– Подъезжаем! – сообщил Заславский, который тоже смотрел в окно, только с другой стороны салона.

Мы одновременно взглянули туда – я и Лазарев. Здесь, на месте снесенного старого здания, возвышался сверкающий стеклом комплекс. Да, в мире заправок эта была просто королевой. Как я узнал еще раньше из раздобытого Заславским рекламного проспекта, «автозаправочный комплекс компании "ЭРА" предоставляет автолюбителям полный спектр услуг. В двух его корпусах находятся база технического обслуживания, магазин, собственно заправка, ресторан, кафе-бар… Помимо обычной связи, на станции предлагается выход в Интернет, спутниковая связь. Автозаправки "ЭРА" – это завтрашний день – сегодня!» – не вполне внятно заканчивалось рекламное обращение. Впрочем, мне встречались перлы и почище. В рекламе ведь главное – чтобы звучало получше, а смысл – хер с ним, со смыслом.

Словом, стараниями господина Булашова и вверенной ему компании качество жизни в нашем любимом городе, если верить рекламе, должно было повыситься во сто крат. Правда, с моей точки зрения, «полный спектр услуг для автолюбителей» должен был бы включать в себя и доступных девочек, но это, наверное, потом приложится.

Андрей припарковал лимузин рядом с другими дорогими машинами, уже выстроившимися в ряд возле центра, и, выскочив, распахнул дверцу перед вице-губернатором, приготовившись прикрыть его от дождя зонтом. Сообразительный малый и исполняет роль безупречно, без суфлера. Я еще раз похвалил себя за проявленную при подборе людей проницательность.

– Валерий Игнатьевич! – тут же подскочила к вице-губернатору какая-то канцелярская крыса. – Все уже готово. Ждем только господина Булашова.

Лазарев как будто слегка вздрогнул и, повернувшись, посмотрел на меня. Я кивнул, он ответил тем же и двинулся к комплексу вместе с тараторящим секретарем. Я остался в машине – ни к чему светиться пока. Если Хопин-Булашов решился здесь появиться, то можно не сомневаться, что его охрана каждую секунду будет начеку. Даже странно, что он решился все-таки выступить публично. Может, уверен, что я залег на дно и нос побоюсь высунуть! Может, уверен в своей охране, хотя даже в самой лучшей охране никогда нельзя быть уверенным на все сто – уж кому-кому, а мне это теперь хорошо известно!

А может, хочет доказать, что не боится меня?! Нет, на него это не похоже. Бессмысленная бравада не в духе Аркадия Андреевича. Значит, все-таки рассчитывает на своих ребят, как и на то, что я просто не осмелюсь явиться сюда.

За пазухой завибрировал мобильный, как будто разбуженный зверек зашевелился.

– Значит, так! – сообщил мой человек из восьмерки. – По моим подсчетам, тут по крайней мере еще двое пасут снаружи в машинах.

Ага, господин Булашов позаботился о дополнительном прикрытии. Оно и понятно – защитить себя хочется, но являться на такое мероприятие в компанию первых лиц города в сопровождении роты автоматчиков как-то неудобно. Все-таки не в банановой какой-нибудь республике живем!

Надо думать, что двумя машинами он не ограничился. Наверняка есть люди по всему периметру и в самом комплексе – это ведь его детище, здесь он хозяин. Так что мой план был единственно возможным в такой ситуации. Теперь главное – чтобы Лазарев не подвел.

Глава 6 НАРОДНЫЙ АРТИСТ ХОПИН

Тяжелый бронированный «крайслер» медленно вполз на парковку, заняв крайнее место. Покидать уютную машину не хотелось – некоторое время она была для Хопина настоящим домом. Передвижная крепость, вроде того бункера, где когда-то ему удалось пережить танковую атаку, организованную Знахарем по заказу Артема Стилета. Где теперь Стилет – не поделил что-то со своим вассалом, и тот его грохнул. Собаке – собачья смерть. А где теперь Знахарь?! Сидит где-нибудь, пытаясь восстановить старые связи. Или, уверившись в том, что весь мир настроен против него, отчаянно ищет способ выжить, найти себе новую нишу.

Или, может, он где-то здесь рядом. Вот тут, на соседнем доме, готовящемся к сносу. Засел со снайперской винтовкой – достать ее в Питере не составит труда, а обращаться с оружием Знахарь умеет. Аркадий Андреевич передернул плечами, как будто стряхивая дурные мысли. К черту! Он на коне! Один раз этот ублюдок уже попытался разрушить его собственную жизнь, но разрушил только особняк – кирпичи, камни, стекло. А он, Аркадий Андреевич, вышел из пламени невредим, аки библейский пророк, как там его… И это сравнение не казалось бизнесмену кощунственным. Он в самом деле ощущал в себе эту силу, почти сверхъестественную, которая позволяла ему распоряжаться жизнями людей вроде Знахаря, как ему хотелось. Правда, кое-что не заладилось, но это только на время. Все в его власти.

Тяжелая дверь открылась с помощью автоматического привода, и в машину протиснулся Иннокентий Иванович Молотов, начальник охраны господина Булашова. Молот успел повоевать в десятке горячих точек, от Приднестровья до Карабаха, причем на чьей стороне – так и оставалось неясным. Впрочем, это как раз волновало его нанимателя меньше всего. Наград на своей службе Молот не снискал, зато в совершенстве владел всеми известными человечеству способами убийства. Не раз и не два ему уже случалось выполнять «деликатные» поручения господина Хопина, однако тот чаще прибегал для устранения неугодных к помощи других лиц. Хотя бы того же Щеглова из московского ФСБ – полковник официально продолжал числиться в рядах Бюро, хотя считался давно уже переведенным в ряды питерской милиции, «для укрепления руководящего состава». Между правоохранительными структурами издавна существует неприязнь, и перевод в презираемую комитетчиком оскорбил тонкую натуру полковника Щеглова, и с этого момента он не считал себя обязанным ничем родному ведомству, поступившему с ним таким предательским образом. Поэтому укреплению МВД полковник посвящал гораздо меньше времени, нежели то предполагалось его руководством. С гораздо большей охотой он брался за «деликатные» поручения Аркадия Андреевича, что было не только увлекательнее, но и куда выгоднее.

Что касается Молота, то его Хопин предпочитал сейчас держать при себе, справедливо рассудив, что человек, который в совершенстве умеет убивать, должен столь же виртуозно уметь защищаться.

– Ну как?! – спросил Аркадий Андреевич.

– Дождь! – коротко ответил Молот и, прежде чем забраться в салон, стряхнул с зонта капли.

– Твою мать! – отреагировал Хопин, и, когда начальник охраны поднял удивленно глаза, продолжил: – Я тебя не про погоду спрашиваю, синоптик!

– Все в порядке, Аркадий Андреевич! – ответил спокойно Молот. – Меры приняты беспрецедентные. Уверяю вас – президента так не охраняют!

– На президента так и не охотятся! – заметил Хопин. – Щеглов не сообщал ничего нового!

– Нет! – На лице Молота появилась пренебрежительная усмешка – он недолюбливал фээсбэшника, считая, его, как и всю ментовскую породу, – ненадежным и бездарным человеком.

– Лучше бы вы мне это дело поручили! – сказал он напрямик.

– Может и поручу, – пообещал Хопин. – Если Щеглов не справится!

Он выбрался из машины и огляделся по сторонам. Начальник охраны держал над ним большой черный зонт.

– Интересно, – сказал я, – а зонтик у него тоже бронированный или нет?

– Ну вы скажете! – коротко хохотнул Андрей. – Бронированный зонт!

– От этого придурка всего можно ожидать! – заметил я. – Тем более, что это не такая уж плохая идея, по-моему… Я ее, может, даже запатентую, если только удастся сегодня провернуть наше дельце с господином Булашовым.

– У японцев в старину, – сообщил Заславский, – были в ходу боевые веера, ими можно было и обмахиваться, и использовать в качестве щита!

За такими разговорами мы провели следующие полчаса. Мероприятие, несмотря на дождь, было продолжительным. После торжественного перерезания ленточки господином Булашовым вся честная компания, включавшая в себе «первых лиц города», быстренько переместилась под навес заправки. Под дождем остались мокнуть репортеры, которых отгоняла охрана, чтобы не приближались слишком близко к слугам народа и особенно господину Булашову.

Только нескольким журналистам ведущих телеканалов было дозволено разместиться рядом с высокими гостями, которые подождали, когда телевизионщики наладят свет и камеры, прежде чем начать толкать свои речи. Журналистская братия помельче оказалась вытесненной охраной под дождь.

После вице-губернатора и какой-то тучной дамы слово взял Булашов. Что он говорил – мне было не слышно, да и, честно говоря, не очень интересовало. Хотя сам оратор приковывал мое внимание с того момента, как покинул свой бронированный автомобиль.

В конце концов, я ведь так до сих пор и не видел Хопина толком. Только на фотографиях на сайте. А еще, когда-то давно, – на фото, которое дал мне Стилет. Вот так. Теперь же он возник передо мной собственной персоной. В этом невзрачном, в общем-то, человечке жил, должно быть, сам дьявол – иначе не удавалось бы проделывать ему столько времени свои черные дела, оставаясь безнаказанным. Недаром он и на белый свет показываться боится лишний раз. Вот приглядятся окружающие и заметят, что у него вместо ног – самые настоящие копыта!

Нет, ерунда! Никакой он не дьявол! Просто очень живучий и удачливый сукин сын. Клоп, которого очень непросто раздавить!

Торжественное мероприятие грозило затянуться. По программе, теперь господин Булашов должен показать отцам города свою заправку, однако, как можно было догадаться, он не стал тратить свое драгоценное время на это, препоручив одному из руководителей проекта. Сам же, откланявшись, поспешил назад, к своему броневику. Он был похож на улитку, которая, оставшись без любимой ракушки, чувствует себя очень неуютно и беззащитно. Высокие гости устремились внутрь комплекса – к ресторану. От их толпы отделился вице-губернатор и нагнал Булашова. Вот они разговаривают. Я напрягся. Трудно оставаться хладнокровным, когда на карту поставлено все. Удастся Лазареву или нет?!

Дождь к этому времени уже перестал, и холуи с зонтами не заслоняли от меня беседующую парочку. Вот Булашов выслушивает вице-губернатора, нетерпеливо подергивая головой. Вот задумывается над его словами… Ну же, давай, скотина, решайся! Это твой бизнес, правильно?! Ради него ты даже не побоялся вылезти сегодня из своей ракушки! Решайся!

– Человек из Сибирской топливной! – говорил Лазарев, указывая на длинный белый лимузин, стоявший на парковке в полусотне шагов от них с Булашовым. – Просит уделить буквально несколько минут…

Текст был продиктован перед встречей Знахарем, Лазареву оставалось только озвучить его с необходимой убедительностью, что ему вполне удалось. А как же иначе – от этого зависела судьба его Алисы. Он ни на секунду не забывал о ней с того момента, как раздался этот жуткий звонок и голос Знахаря сообщил ему, что Алиса находится у него.

Да и не дали бы забыть! Сколько раз он слышал сегодня от коллег: «Ну и где же ваша очаровательная дочь?!»

В самом деле – где?! Лазарев слышал кое-что о Знахаре раньше, но сам никогда не сталкивался с ним и не мог знать, насколько стоит доверять этому человеку. По его собственному убеждению, не раз подтверждавшемуся на практике, – люди из криминального мира, с которым ему, и в самом деле, приходилось иногда общаться, никогда не заслуживали полного доверия. Все они жили по собственным волчьим законам, гордились этим, и если существовали у них какие-то особенные правила чести, то в любом случае на таких, как Лазарев, они не распространялись. С другой стороны, Знахарь явился к нему лично и это означало, что он либо чертовски циничен, либо в самом деле – хочет показать, что не намерен причинить зло Алисе.

Так или иначе – у вице-губернатора сейчас просто не было выбора. Оставалось только доверять этому человеку и делать то, что тот ему поручил. И теперь он кровно был заинтересован в том, чтобы все пошло так, как хотел Знахарь, – по его сценарию. Поэтому и он, Лазарев, подобно самому Знахарю, следившему за ними из машины, замер, ожидая, что скажет господин Булашов.

А Булашов ответил не раздумывая:

– Хорошо! – И показал головой на свой броневик. – Я буду ждать в машине…

И ни на миг не зашевелилось в нем подозрение. Расчет был верен – ожидать подвоха со стороны вице-губернатора не приходилось. Кроме того, подобные неофициальные контакты «на лету» были обычным делом в деятельности Хопина-Булашова на посту президента «ЭРЫ». Лишь очень небольшая часть дел компании решалась в официальной обстановке в дорогих кабинетах, с кожаными креслами и фирменной оргтехникой.

Лазарев подошел к лимузину, навстречу ему выбрался Знахарь, уже надевший черные очки, которые, наверное, были не очень нужны, потому что небо все еще было затянуто тучами, но зато скрывали часть лица. Его сопровождал Заславский. Бывший функционер выглядел в своем деловом костюме так, словно в нем и родился. Его вид мог рассеять любые сомнения, а Знахарь, стоящий за его спиной, выглядел сейчас скорее как его собственный телохранитель.

– Он вас ждет! – сообщил Лазарев, пытаясь пробиться взглядом сквозь черные очки к глазам Знахаря.

– Прекрасно! – ответил тот. – Идите, Валерий Игнатьевич. Вы увидите свою дочь сразу после праздника!

Вице-губернатор проводил глазами пару, исчезающую в салоне булашовского броневика. Потом повернулся и пошел назад – к остальным. Думая только о том, как ему продержаться до конца «праздника», который он, безусловно, запомнит на всю оставшуюся жизнь!

– Что это за козел?! – поинтересовался Молот у патрона, изучая через бронированное стекло приближающегося Заславского. На «телохранителя» за спиной последнего он не обратил пристального внимания, отметив только, что тот безусловно вооружен и хорошо владеет своим телом.

– Из Сибирской топливной компании! – пояснил Аркадий Андреевич. – Лазарев сосватал в последний момент!

Молот кивнул. Он остался в салоне – все последнее время босс не отпускал его ни на шаг, едва ли в сортир с собой не волок!

Дверца открылась. «Сибиряк» наклонил голову, здороваясь и одновременно ныряя в салон.

– Меня зовут Федор Артурович! – произнес он. – Добрый день, я очень рад, что вы смогли уделить мне немного вашего драгоценного времени!

Хопин автоматически отметил, что «сибиряк» явно прошел школу в государственном административном аппарате – эту школу он чувствовал также хорошо, как чувствуют старые урки ментовскую натуру.

Вслед за «сибиряком» в машину влез статный человек в черных очках, профессионально оглядевшийся, прежде чем занять место рядом со своим боссом на кожаном сиденье – напротив Хопи-на и его телохранителя.

– Это мой врач! – пояснил «сибиряк».

Булашов нахмурился непонимающе, но не успел ничего спросить. Человек в черных очках выдернул из-за пазухи пистолет с глушителем и, направив в лицо Молоту, нажал на курок. Начальник охраны дернулся и повалился на пол – в просторном салоне было достаточно места.

Аркадий Андреевич, как завороженный, смотрел на его развороченный череп, в котором ясно был виден мозг. Мозгом и кровью была забрызгана стенка рядом с ним, отделяющая салон от кабины водителя. Водитель, видевший все в зеркале, замер на месте – ствол пистолета повернулся в его сторону.

– Слышишь, сынок?! – спросил человек в черных очках и, когда водитель кивнул в ответ, продолжил:

– Трогай потихоньку, если хочешь остаться в живых!

Голос его показался Хопину очень знакомым. Правда, вживую слышать его до сих пор Аркадию Андреевичу не приходилось. Только на магнитофонных записях, сделанных во время допросов. Да он уже понял, кто перед ним, и загадка с врачом решалась очень просто.

– Знахарь! – прошептал он.

Человек ответил довольной улыбкой и снял очки.

– Он самый, Аркадий Андреевич. Костоправ, Знахарь, Лекарь… Человек жизнь дарующий, одним словом, хотя в вашем случае я не стал бы на это рассчитывать!

Машина уже покинула стоянку и поползла по вымытым дождем питерским улицам, быстро набирая ход.

– Куда мы едем?! – поинтересовался Аркадий Андреевич.

– О! – Знахарь поднял палец и окликнул водителя. – Чуть не забыл – в Лисий Нос! Там нам предстоит очень важное мероприятие, Аркадий Андреевич. Следственный эксперимент. Видели, наверное, в фильмах. Так вот, у нас сегодня тоже будет кино…

– Что ты задумал?! – Аркадий Андреевич пытался держать себя в руках, несмотря на направленный в его сторону пистолет.

После пережитого когда-то по вине Знахаря Армагеддона напугать его было не так просто, хотя от вида мертвого Молота к горлу подбегала тошнота. Надо же – он, Хопин, так стремился вырваться из этого проклятого комплекса, чтоб ему провалиться вместе со всеми питерскими автолюбителями! Так хотел поскорее оказаться в своем броневике, казавшемся неприступной крепостью, непреодолимой твердыней. А крепость оказалась ловушкой!

– Увидите! – пообещал я. – Сами все увидите! Но прежде давайте соберем кое-кого из вашей уникальной труппы. Возьмите мобильник и пригласите прибыть немедленно на мою дачу, простите, на дачу Константина Разина, вашего верного помощника Муху, Владимира Владимировича, затем Живицкого, или, вернее, – шута, изображающего Живицкого, Ангелину, уверен, по вашему зову она выползет из-под очередного кавалера и прилетит как на крыльях. Кого бы еще… Миха Ворсистый нам тоже не помешает – уверен, вы сможете вытащить его из больнички. Вера, двойник Леонида… Нет, пожалуй, последних троих я достану в следующий раз – не то на даче будет слишком людно, вы не находите… А вот Олю Стрелкову я непременно хотел бы видеть в числе своих гостей! Ограничимся ею, Живицким, Мухой и Ангелиной, согласны?!

– И что потом?! – осведомился Хопин.

– Какой вы нетерпеливый! – укоризненно покачал я головой. – Всему свое время, Аркадий Андреевич, а если знать все наперед, жизнь станет совсем неинтересной. Разве вы со мной не согласны?

Мы посмотрели друг другу в глаза. В его взгляде я не прочел ничего, кроме страха, бешеного желания выжить любой ценой! И это радовало. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но только, вздохнув, Хопин вытащил свой мобильник и стал набирать первый номер.

Полковник Щеглов с напарником засели на квартире Птахи через двадцать минут после побега Знахаря из зала суда.

Выйти на Птаху труда не составило – подвела его, как это часто бывает, чрезмерная любовь к слабому полу. Со стороны могло показаться, что этот заморыш просто старается доказать свою мужскую состоятельность всему остальному миру – с таким неистовством он менял партнерш, последняя из которых была подложена под него непосредственно полковником Щегловым. Ну а дальше дело было за малым. В распоряжении полковника был целый запас необходимых препаратов из арсенала родного ведомства. Один из них в свое время позволил нейтрализовать Знахаря.

На этот раз столь мощного средства не требовалось. Птаху просто усыпили, ну а очнувшись, он имел неудовольствие лицезреть в своей шикарной квартире вместо бойкой красавицы, опоившей хозяина его же собственным безумно дорогим коллекционным вином, – плечистого коротышку с плохими зубами и мрачного, похожего на гробовщика типа в кожаном плаще – одного из чистильщиков ФСБ.

Последующие несколько часов были для Птахи самым неприятным, что он пережил в своей бурной жизни. Даже его приключения в российской глубинке горбачевских времен не шли ни в какое сравнение с этим.

Лишь приведя его в совершенно неописуемое состояние, незваные гости наконец поверили в то, что Птаха не общался со Знахарем после побега последнего, и, дав несчастному время придти в себя, приготовились ждать.

Во время описанного чуть ранее разговора со Знахарем к гениталиям Птахи был приставлен ствол пистолета. Поэтому он не геройствовал, не пытался предупредить товарища. Раз нажил Знахарь себе на голову неприятности, пусть сам и расхлебывает. Каждый сам за себя…

Лестницы в доме Птахи, стоявшем на улице Жуковского, были узкими и крутыми. Шаги разносились по пролетам гулким эхом. Вертел вспугнул каких-то детишек, собиравшихся покурить – может, в первый раз в жизни, и, похихикав над непристойной надписью на стене, потопал вверх. Лифт в доме имелся, но не работал уже много лет.

Вертел поднимался неторопливо и внимательно изучал номера на дверях квартир. Наконец остановился перед нужной. Красная железная дверь, номер выведен небрежно черной краской. Он нажал на звонок. В квартире долго ничего не происходило, наконец распахнулась вторая внутренняя дверь – он услышал это, в глазке появился свет, потом снова померк.

– Это Вертел! – пояснил гость, полагая, что этого вполне достаточно.

И этого действительно оказалось достаточно. Дверь распахнулась. Вертел отступил на шаг, ожидая увидеть Птаху, о котором Знахарь успел натрепать вечером много забавного. Ну и каков же он этот герой-любовник?!

Только вместо Птахи на пороге квартиры стоял мусор. Был он в штатском, однако мусорщиной несло от него за версту, и в руке у мусора был пистолет.

А снизу по лестнице уже поднимался кто-то. Вертел бросил взгляд наверх – наверняка есть выход на крышу. Или тоже перекрыли?! Он взглянул на мусора. Тот угадал направление его мыслей и покачал отрицательно головой – не делай этого! Потом отошел немного вглубь коридора, уступая ему дорогу, и показал головой – проходи.

Вертел прошел с каменным лицом мимо него в комнату, где ждал его уже второй мусор и сам Птаха, вернее то, что от него осталось.

Алиса послонялась по комнате. Заглянула, разумеется, за плотные шторы и не увидела ничего – стекла были прикрыты толстыми листами фанеры. Фанера была вставлена между рамой и решеткой, вделанной в подоконник. А у них тут все продумано! Наверное, готовились загодя. А зачем?! Этот мужик с приятным, надо сказать, фейсом, уверяет, что с бабками у него все в порядке! Убедительно говорил. Но тогда что ему нужно?! Наверное, это связано с папочкиной деятельностью, – решила она. Хотят заставить его что-нибудь подписать! Или наоборот – не подписывать! Скорее всего – это все из-за земельной собственности, почему-то решила она. Сейчас все крупные преступления – из-за этой самой собственности. А ее похищение, безусловно, относилось к разряду крупных преступлений.

Подумала, что не смогла поприсутствовать на сегодняшнем открытии. Это жаль – там наверняка было на что посмотреть. Правда, постные морды папашиных коллег были ей знакомы до одури, однако покрасоваться на голубом экране лишний раз не мешало бы. Просто – для самоутверждения!

Она устроилась на кресле-каталке, оттолкнулась и прокатилась по комнате. Потом вернулась к подносу, стоявшему на тумбочке возле дивана, взяла яблоко и вонзила в него белые зубки. Пирожные проигнорировала – Алиса Лазарева следила за своей фигурой, кроме того, она все еще не знала – стоит ли настолько доверять похитителям. Может, они какую-нибудь дрянь наркотическую подложили в эти пирожные?! Конечно, Алисе доводилось пробовать кое-что из легких наркотиков. Но это было совсем другое дело!

В квартире было тихо, только в соседней комнате за стеной негромко разговаривали двое. Один – видимо, бандит, которому поручили ее охранять. Второй – наверное, напарник. Можно попробовать соблазнить одного из них или даже сразу обоих и удрать!

Однако она тут же отбросила эту мысль как нелепую. Алиса забралась на диван и взяла в руки дистанционный пульт от телика. Пощелкала по каналам, отыскивая что-нибудь интересное.

А в кухне продолжали разговаривать Арсений с Быком.

– Симпатичная девка! – рассуждал Бык, не переставая жевать бутерброд. – Слышь! Ты ей, это, отнеси чего-нибудь! Вон, кофе свари, как Артурыч, и неси. Меня она видеть не захочет – это понятно! А тебе, глядишь, чего-нибудь и обломится!

Программист махнул рукой – мол, не фантазируй.

– Да ты чего?! – фыркнул Бык. – Думаешь, чем она всю ночь занималась?! Трахалась с любовником! Чем ты хуже этого придурка – умный вон, с компьютером на ты! Понравишься, так и даст!

– Насколько я знаю, – осторожно подал голос Арсений, – подобный тип женщин, напротив, предпочитает партнеров, как бы выразиться – помужественнее, что ли!

– Да ни фига ты не знаешь! – разочарованно сказал Бык. – Боишься просто – так и скажи!

Компьютерщик раздраженно передернул плечами. Он не собирался ничего доказывать этому неандертальцу, но мысль была в самом деле неплохой. Отнести девице кофе и завести разговор… До ее прелестей добраться, конечно, вряд ли удастся, однако и просто побеседовать с этой девушкой будет приятно.

Когда в замке заскрипел ключ, Алиса решила притвориться спящей. В комнату вошел молодой человек с подносом и застыл у порога. Она наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы. Этого типчика она еще не видела. На вид – типичный ботаник. Интересно, как он затесался в эту компанию?!

Арсений пересек комнату, стараясь ступать как можно тише, и поставил поднос на тумбочку, рядом с тем, на котором лежали фрукты и пирожные.

На его подносе стояли две чашки дымящегося кофе. Похоже, он собирался попить кофейку в ее компании! А почему бы и нет!

– Растворимый?! – спросила она, и парень вздрогнул.

Если бы поднос был еще в его руках, можно не сомневаться – кофе оказался бы на полу. Нервный какой! Значит, можно не бояться. Алиса улыбнулась и села на диван, положив ногу на ногу.

– Нет! – сказал незнакомец и сел на табуретку рядом с ней. – Только что сварен. А названия я не помню…

– Хорошо! – Она кивнула, не сводя с него насмешливого взгляда. – Сейчас попробуем.

Молодой человек выглядел привлекательно, но слегка запущенно. Явно из тех, что все время проводят, уткнувшись носом в монитор. И чересчур нервничал. Впрочем, вокруг Алисы все время увивалось столько самоуверенных самцов, что сейчас ей было приятно чувствовать себя хозяйкой положения. Если забыть, конечно, что она пленница.

Может, перевербовать его, как Миледи в «Трех мушкетерах» перевербовала офицера-тюремщика, заставив его убить герцога Бэкингема. Нет, это вряд ли получится. Но свой человек в стане врага ей не помешает, потому что, на самом деле, неизвестно – как еще дело обернется и насколько она здесь задержится.

Впрочем, зачем лукавить. Все эти доводы просто оправдание для того, чтобы потрахаться с парнем. Он хорош и неуверен в себе – это возбуждает. Может, даже девственник. Вон как смутился под ее взглядом.

Кофе был лучше, чем она ожидала.

– Ну и чего мне от вас ждать?! – поинтересовалась Алиса, поставив чашку на место.

– От нас вообще или от меня в частности? – уточнил компьютерщик.

– От вас вообще! С тобой мы будем на «ты», хорошо?! – Она облизала губы.

– Д… Да! – Он заметно смутился. – А от нас ничего плохого! Посидите… Посидишь немного и пойдешь домой!

– А может, я не хочу уходить?! – ответила она. – Может, мне здесь нравится…

– Ну!.. – Арсений не ожидал такого и не знал, что теперь сказать.

– Ты что – разве против?! – Она прищурилась.

– Нет, конечно! – Он поставил чашку, чтобы не залить кофе свои тертые джинсы.

– Шучу, конечно! – призналась девушка. – У меня есть дела на воле!

– Вы… Ты не в тюрьме! – возразил Арсений.

– Разве?! Впрочем, в тюрьмах такого нет, конечно! Чтобы и телевизор, и фрукты со сладостями! И кофе в постель. И приятный собеседник!

Он слегка покраснел.

– Этот недоумок нам не помешает?! – Алиса кивнула на дверь.

– Нннет! – заверил компьютерщик и сглотнул слюну.

Алиса, подобрав платье, забралась с ногами на диван и похлопала рукой рядом с собой. Словно собачку приглашает. Что ж… Арсений опустился рядом, тяжело дыша.

– Ну! – уже откровенно провоцируя подтолкнула его плечом.

Через мгновение ее платье уже затрещало по швам. Алиса рассмеялась – начало ей понравилось. Она широко развела бедра. Арсений залился краской. Он опустился на колени и склонялся над ее лоном все ниже. Его тянуло, словно магнитом, к этим бесстыдно набухающим половым губкам и высовывающемуся между них клитору. Алиса ждать не привыкла и ткнула его носом в свою киску, понадеявшись, что дальше он сам поймет, что делать. Да, вот так… Его язык прикоснулся к ее сокровищу, сначала неуверенно, потом уже сильнее. Девушка выгнулась и застонала от удовольствия. Арсений, ободренный этим, продолжал ублажать ее жадным ртом.

А через несколько минут наступила и его очередь. Девушка перехватила активную роль и, заставив его откинуться, запустила руку в его ширинку. Стиснула пальцами твердый, будто каменный член и тут же почувствовала, как из него мощными толчками выплескивается семя. Арсений кончил.

– Да ты еще просто ребенок! – Не обращая внимания на его смущение, она выпростала слегка обмякший орган на волю и обхватила его губами.

Да, в ее сумочке были разные презики для орального секса, но и вкус спермы Алиса любила.

Через полчаса Арсений убрался, вымотанный до предела. Алиса усмехнулась, представив себе, о чем там будут сейчас говорить мужчины. Только пусть этот урод, что ее похитил, попытается сунуться сюда! Его ждет совсем другой прием!

Компьютерщик приволок ей кое-какую одежду взамен разорванного платья, за которое долго извинялся и обещал заплатить. Старые, но чистые джинсы и застиранная рубашка. Лучше, чем ничего. Пока она переодевалась, он оставался в комнате, и она не протестовала. К сожалению, краткий стриптиз уже не мог произвести на ее кавалера возбуждающего действия.

Алиса снова осталась одна. Растянувшись на диване, она смотрела в потолок и курила. Секс позволил ей сбросить накопившееся напряжение, и вскоре девушка почувствовала, что погружается в дремоту. После бессонной ночи с Вадимом это было неудивительно.

Разбудил ее звонок у входной двери. Она мгновенно очнулась и прислушалась. Может, это вернулся красивый незнакомец, заточивший ее здесь?! И сейчас он выпустит ее. Было бы неплохо провести и с ним вечерок, и не только. Вадим, конечно, будет ревновать, но если он хочет быть с ней, то придется привыкнуть к «маленьким изменам». Она ведь, например, прекрасно, знает, чем он занимается со своей Натальей Викторовной, но ей это совершенно по барабану. Каждый имеет право жить, как ему…

В коридоре раздался хлопок, и тут же что-то упало. Мимо двери с матом промчался громила. Сразу же грохнуло так, что казалось – сейчас обрушится весь дом, и дверь затрещала, едва не слетев с петель. А затем началась стрельба! Мамочки! Наверное, папаша все-таки разыскал ее, и теперь квартиру штурмует ОМОН! Будет клево рассказывать потом обо всем этом подругам. Только вот для этого надо еще в живых ухитриться остаться!

Услышав звонок, Арсений подошел к двери и заглянул в глазок. В глазке было темно. А мгновение спустя в нем вспыхнуло пламя, и огненный поток ворвался в череп программиста. Бык, стоявший рядом, увидев, как товарищ падает с пробитой головой, сразу просек ситуацию и бросился в коридор – к комнате с оружием. Едва он скрылся в арсенале, как входная дверь оказалась сорвана с петель зарядом пластида. Сквозь облако меловой пыли в коридор вошел человек в кожаном плаще. Перескочив через тело программиста, он направил ствол пистолета в сторону кухни, в этот момент из арсенальной выглянул Бык с дробовиком и нажал на курок на долю секунды раньше, чем чистильщик. Последнего отбросило обратно на площадку к ногам полковника Щеглова. Бык передернул затвор и двинулся к развороченному дверному проему.

В гости к Знахарю, адрес которого сообщил перед смертью Вертел, полковник пришел неофициально и был заинтересован закончить дело как можно скорее. С ним, помимо чистильщика, прибыло трое человек, два их которых стояли сейчас рядом. Так что Быка встретило сразу несколько стволов и пять или шесть пуль вонзились в надетый наспех бронежилет. Еще одна попала в бедро, и он упал, продолжая остервенело посылать новые порции дроби в сторону площадки, пока в дробовике не кончились патроны. В проеме замелькали вооруженные люди, один из них, матерясь, двинулся к нему, целясь из «макара».

– Лежать, сука! – орал Щеглов. – Слышишь, только шевельнись!

Он не хотел убивать его раньше времени, но бандит выдернул из-за пояса пистолет, и полковнику ничего больше не оставалось, кроме как нажать на курок.

– Твою мать! – Щеглов рассматривал агонизирующее тело – нет, это не Знахарь, и где искать теперь этого сукиного сына – неясно. В воздухе все еще плавала пыль от разбитой штукатурки.

– Помогите! – раздался тонкий голосок за ближайшей дверью. – Я здесь!

Хопинская колымага была слишком тяжелой – поэтому даже за городом, где не действовали ограничения скорости, из нее было много не выжать, несмотря на все старания водителя. Кроме того, пробираясь по дороге под виадуком, мы едва фатально не застряли в одной из ям. По асфальту через поселок я ехать не хотел – лишний раз светиться не стоит. Поэтому тряслись на ухабах. Под ногами вздрагивало тело убитого начальника охраны. Скоро оно начнет попахивать – после дождя выглянуло солнце, и в бронированной коробке «крайслера» становилось душновато. Пришлось притормозить, чтобы сбросить мертвеца в овраг.

Заславский оставался в машине, держа под прицелом Аркадия Андреевича, пока я занимался этой грязной работой. Хопин не выказал никакого желания хотя бы на секунду выглянуть наружу. Так привык к своей конуре на колесах, что ни солнышко, ни сочная зелень его не соблазняли. Впрочем, его можно было понять – сейчас господину Хопину было не до красот, он пытался угадать – что его ждет, а на его месте рассчитывать на лучшее не приходилось.

Тело убитого скатилось в кювет, сминая все еще мокрую после дождя траву. Я не знал, кто этот человек, и впервые увидел его лицо за мгновение до того, как спустил курок. Но при этом не испытывал сейчас ни малейших угрызений совести.

Потому что идет война. И друг моего врага – мой враг!

Наконец, переваливаясь из лужи в лужу, броневик подполз к моему старому дому. Улица была пуста – обыватели, разогнанные дождем по домам, не торопились покидать их. Только несколько ребятишек на великах крутились в конце улицы.

Как я и ожидал, дача пока пустовала – несмотря на низкую скорость, мы все же опередили остальных участников шоу, а в том, что они прибудут, я не сомневался. Босс ведь приказал. Мы быстро прошли в дом. Я, Заславский и Хопин. Судя по всему, Лины не было здесь несколько дней. Надо думать, после моего побега она и думать не смела заявиться на дачу, где никто не смог бы помочь ей.

– Может быть, – после долгого молчания подал голос наш пленник, – вы все же разъясните, зачем мы приехали сюда?! Зачем вам все эти люди, которых я сейчас вызвал?!

Несмотря на некоторую браваду в голосе, было видно, что господин Хопин чувствует себя хреново. Оно и понятно – ничего хорошего его не ждет, это и младенцу ясно. А умирать так не хочется!

– Сначала вы, Аркадий Андреевич! – предложил я. – Расскажите мне, с какой целью вы организовали весь этот сложный спектакль с моим арестом, следствием, судом?! Это единственный вопрос, который для меня все еще остается неразрешенным!

Он сжал губы, глядя на меня пристально. Я подумал, что, вероятно, он и сам не знает ответа. Но неожиданно Хопин заговорил.

– Вы помните, как крушили мой особняк с помощью танка?!

Заславский, как и я, не ожидавший никаких откровений от «задержанного», повернулся, слушая с интересом. А Аркадий Андреевич продолжал, не дожидаясь ответа.

– А как закладывали бомбу в мой автомобиль?! Никогда в своей жизни я не встречал людей столь упорных, как вы, Знахарь! И столь удачливых! Я ведь все эти годы следил за вашими героическими похождениями. Вы заинтересовали меня, а меня очень трудно заинтересовать! Стало, знаете ли, любопытно – есть ли предел вашему упорству и удачливости?! Что будет, если выбить из-под вас почву, лишить поддержки извне и снова заставить пройти все то, что вы однажды уже испытали? Впрочем, не одного меня волновал этот вопрос. Оленька Стрелкова, эта милая девочка, принимала живое участие в разработке этого плана. Поначалу, правда, она колебалась, но потом втянулась и работала с искренним энтузиазмом. Хотя это неудивительно. В свое время вы очень сурово обошлись с бедной девочкой – едва не отправили ее на тот свет. Такое, знаете ли, не прощают! Не могу сказать определенно, сколь долго длился бы еще этот эксперимент – у меня очень большие возможности!.. Но вы все поломали своим неожиданным бегством! Я признаю поражение! Давайте обсудим условия капитуляции, я готов выплатить контрибуцию в любом размере… И ради бога, давайте уедем отсюда!

Он неприязненно огляделся. – Нет, Аркадий Андреевич! – проговорил я медленно, глядя на него в упор.

Боже, что за человек! Для него в самом деле все произошедшее было не более чем «экспериментом». Такие люди и распоряжались в свое время в фашистских и коммунистических концлагерях!

– Нет, гражданин Хопин! – повторил я зло. – Никуда мы с вами уже не поедем! Я тоже восхищен вашим упорством, вашей настойчивостью и необыкновенной живучестью… И намерен провести здесь и сейчас собственный «эксперимент», суть которого скоро станет вам ясна!

– Знахарь! – Заславский кивнул в сторону дороги, на которой уже раздавалось гудение мотора.

Мы в темпе переместились в комнату для гостей, на втором этаже. Той самой, откуда отправился в свой славный полет горемыка Шабалин. Надо сказать, что обломки злополучной лестницы и балкона так и валялись возле дома. С кем бы ни проводила здесь время Ангелина, внешний вид участка этого человека явно не волновал. Впрочем, напомнил я себе, – не помню, чтобы сам отличался хозяйственным рвением. Тем более рядом с Ангелиной – на дом и сад просто не оставалось времени и сил.

Хопин пристроился в уголке на стуле, сложив на коленях руки, – ни дать ни взять проштрафившийся ученик начальной школы на аудиенции у директора.

– Ну и кто это к нам пожаловал?! – Я выглянул осторожно из дверей балкона.

Машина пробиралась со стороны поселка. И это была черная «Волга» Мухи, если, конечно, никто из наших соседей не обзавелся за время моего отсутствия похожей тачкой. Вероятно, следователя удивил этот неожиданный вызов, тем более что причины его Хопин не объяснил. С другой стороны, зная странную натуру Аркадия Андреевича, следователь вряд ли задумывался над этими самыми причинами. Да и как он мог требовать объяснений?! Марионетка, она и есть – марионетка, куда кукловод захочет, туда она и пойдет. И не заметит даже, что руки ее ведут уже совсем другие.

«Волга» остановилась возле калитки, напротив «крайслера». Тучный следователь выбрался из машины – казалось, даже отсюда слышно, как он кряхтит. Распахнул дверцу рядом с водителем, выпуская кого-то… Ангелина! Ага, она и подсказала жирдяю удобный путь, а то на колдобинах под виадуком ему пришлось бы растрясти свое пузо.

Вот так парочка, баран да ярочка! А где же Живицкий?! Может, позже появится, или актер оказался умнее и постарался исчезнуть из города, как только я оказался на свободе. Что ж – это разумно! Аркадию Андреевичу он уже ни к чему, раз спектакль закончен, да и я его не стану искать теперь. И Ольги с ними тоже нет! Возможно… Возможно, это и к лучшему – я еще не был уверен, что знаю, как лучше всего поступить с ней! Как будет справедливее?!

Мне пока хватает этих двоих покойничков… Идите сюда, милые!

Я подтолкнул Хопина к дверям балкона. Бежать некуда – за дверями пустота.

– Позовите их, Аркадий Андреевич!

Хопин вздохнул, набрал снова воздуха:

– Владимир Владимирович, Ангелина Ивановна…

И, когда они подняли головы, махнул рукой, приглашая подняться. Я наблюдал, выглядывая осторожно, как они пробираются по тропинке к дому, стараясь держаться подальше от смородинных кустов, все еще мокрых.

Вот они входят в дом. Хорошо слышно каждый шаг, впрочем, тяжелая слоновья поступь следака заглушает легкие шажки моей бывшей супруги. Вот они поднимаются наверх.

– Что здесь происходит?!

Она увидела фигуру Хопина застывшую у распахнутых дверей балкона, рядом с Аркадием Андреевичем, держа его под прицелом пистолета, стоял вполоборота человек, которого она боялась больше всего на свете.

Ангелина почувствовала, что колени у нее подкашиваются.

– Ииии! – завыла она тихонечко и сделала шаг назад, уперевшись в массивную тушу Мухи. Поскольку Знахарь продолжал целиться в Хопина, следователь попятился назад к лестнице. Но этот путь был уже перекрыт Андреем, поднимавшимся наверх тоже не с пустыми руками.

– Владимир Владимирович! – окликнул Знахарь. – Отойдите от лестницы и подойдите ко мне!

– Зачем?! – спросил следак.

– Да затем, что я так желаю, Владимир Владимирович! И советую к этому пожеланию прислушаться! Хотя, откровенно говоря, вашу участь это нисколько не облегчит!

– Иииии! – Ангелина рухнула на пол и принялась молотить кулачком.

– Прекрати! – Знахарь сделал знак Андрею, и тот, подхватив Лину под руки, пересадил ее на старую тахту.

– Послушайте! – неожиданно подал голос Хопин.

– Да, – удивленно отозвался Знахарь, – я слушаю вас внимательно!

– Прекратите издеваться над нами… Скажите, что вам нужно, и вы это получите, гарантирую!

– Да, Аркадий Андреевич, вы правы! – сказал Знахарь, глядя на него со спокойной улыбкой. – Я получу все, что мне нужно! А нужно мне совсем немного!..

Заславский уже вынимал из дипломата подготовленную заранее видеокамеру и кухоный нож. Муха, чувствуя недоброе, заметался как лев в клетке, но через мгновение Андрей поставил подсечку и приложил к красной роже вату с эфиром. Продолжавшей взвизгивать Ангелине хватило одного профессионального удара, чтобы отключиться.

И в комнате воцарилась тишина. Только дети где-то неподалеку смеялись на улице.

– Господин Хопин, – осведомился Знахарь, демонстративно пробуя лезвие пальцем, – вам никогда не случалось убивать ножом?! Нет, думаю, что не случалось. Но для этого, уверяю вас, не требуется большого мастерства. Вот мой брат, Леонид… Вы ведь помните моего брата. Так вот, ему, представьте себе, удалось безо всякой предварительной подготовки нанести моей соседке Смирницкой смертельный удар с одной лишь попытки. Чудесный удар в сердце, вызвавший обоснованное восхищение присутствующего здесь Владимира Владимировича Мухи. Правда, он почему-то настойчиво приписывал упомянутый удар мне. Впрочем, не буду пересказывать события давно минувших дней. Как бы ни стремились некоторые из нас воскресить их, жить нужно сегодняшним днем, господа! И сейчас я предлагаю вам, Аркадий Андреевич, попробовать себя в роли потрошителя. Уверен, что человек, руководящий таким замечательным театром, должен и сам обладать немалым талантом к лицедейству… Возьмите, – он протянул нож рукояткой к Хопину, – прошу! Все, что от вас требуется, – это нанести несколько точных ударов, эти двое в вашем полном распоряжении…

– Я не понимаю! – Хопин не прикоснулся к ножу.

– Чего ты не понимаешь?! – спросил Андрей, целясь ему в лицо из пистолета. – Чего ты, урод, не понимаешь! Бери перо и режь этого жирного ублюдка и сучку… Если не хочешь сам сдохнуть!

– Именно это я и имел в виду! – подхватил Знахарь. – Ну же, Хопин! Не заставляй меня тебя калечить! Мне это не нужно! Я хочу, чтобы ты научился убивать своими руками, и я тебя научу, можешь не сомневаться…

Бизнесмен взял нож и завертел его в руках, не зная, как удобнее взяться.

– Можете попробовать и так и эдак! Сравнивайте, делайте выводы, учитесь… – посоветовал Знахарь, наводя на него камеру. – Итак, какое там у нас число, я что-то в последнее время не слежу за временем… Счастливые часов не наблюдают. А у меня есть все основания считать себя счастливым. Итак, гражданин Хопин, покажите нам, каким образом вы убили гражданку Ангелину Разину, урожденную Кротикову, и следователя прокуратуры Владимира Владимировича Муху!

– Это какое-то безумие! – пробормотал Хопин.

– Не делай этого! – прозвучал голос снизу.

Андрей метнулся к лестнице, но Ольга уже сама поднималась к нам. В ее руках не было оружия – скорее всего, она вообще не умела с ним обращаться.

Все-таки она приехала.

– Машина не подъезжала! – оправдывался Андрей, объясняя, почему он не засек прибытие девушки.

– Я оставила ее на другом конце поселка! – объяснила та. – Я поняла сразу, что, что-то не так?!

– Но все-таки приехала… – заметил Знахарь.

Хопин переводил взгляд с него на Ольгу и обратно, очевидно, пытаясь угадать – что сулит ему это неожиданное появление медсестры.

– Да! – сказала Ольга. – Приехала на твой суд.

Андрей выглянул в окно – там все было тихо – похоже, девушка никого не привела, а значит, рассчитывала исключительно на снисхождение Знахаря. Интересно – почему?!

Вопрос, очевидно, ясно отобразился на его челе. Ольга ответила раньше, чем он что-либо сказал:

– Ты ведь не станешь губить своего ребенка!

Знахарь непонимающе вскинул брови.

– Я ведь женщина! – пояснила Ольга. – И после секса мы иногда беременеем! Нам ведь было хорошо, там, в больничке… И я люблю тебя по-прежнему, несмотря ни на что!

Знахарь остолбенел. Поднять руку на женщину, которая носит его ребенка – его первого ребенка! Он не может это сделать. Как же быть?

– Отведи ее! – приказал он Андрею. – К машине… и подожди нас…

– Не делай этого! – повторила она, глядя ему в глаза, но Знахарь отвел взгляд. – Ты же станешь похожим на него! Ты этого хочешь?! Хочешь стать таким же ненормальным?!

Не вступая в дискуссию на темы этики и морали, Знахарь кивком приказал Андрею увести девушку прочь. Что и было выполнено.

– Знахарь! – вымолвила она умоляюще.

– Пошла, пошла! – Андрей, бесцеремонно заломив ей руку, повел вниз по лестнице.

– Вернемся к нашим баранам! – Знахарь с наигранно веселым видом повернулся к Хопину, который стоял с ножом в руках над своими будущими жертвами. – Правда, резать баранов, как я полагаю, – гораздо более трудное занятие! Вам же предстоит всего-навсего лишить жизни этих двух несчастных! Забудьте об угрызениях совести, Аркадий Андреевич, – вы окажете большую услугу человечеству, избавив его от глупой потаскушки и продажного ублюдка! Приступайте!

Для пущей убедительности Знахарь вынул пистолет. Тот самый, из которого немногим ранее уложил Молота. Аркадий Андреевич Хопин, кажется, хотел еще что-то сказать, но щелчок взведенного затвора заставил его заткнуться и заняться наконец делом.

Брезгливо оттянув вниз воротник Мухи, Хопин прицелился в жирную шею следователя. Рука его тряслась, когда наносила первый удар. Острая сталь рассекла кожу, и кровь ударила неожиданно сильным фонтанчиком, окрасившим руки убийцы. Хопин застыл, пораженно рассматривая их, потом обернулся к держащему его на мушке Знахарю. Заславский стоял у окна, разглядывая дачный пейзаж.

– Продолжайте, Аркадий Андреевич! – ледяным голосом приказал Знахарь.

Хопин посмотрел на него обреченно, потом повернулся – и стал наносить удар за ударом. Механически, словно робот или лунатик. Следователь Муха был уже мертв, но нож продолжал кромсать его тучное тело. Лицо Хопина посерело, губы бормотали что-то. Может быть, молитву?!

Когда Знахарь напомнил ему об Ангелине, Хо-пин механически повернулся к ней и продолжил работать в том же темпе. Нож распорол платье, обнажив красивые груди, которые тут же были залиты багровыми потоками…

Был чудесный летний вечер. В воздухе разносился аромат цветов, а откуда-то с соседних участков ветерок приносил запах костра. И где-то на улице звенел умывальник, а в кустах заливался по-вечернему зяблик. Милые сердцу звуки. Мир этот казался таким близким, но был на самом деле недостижим для человека, которого когда-то звали Константин Разин. Он мог взглянуть на него с щемящей тоской, как путешественник глядит на чужие города, где ему нет и никогда не будет места. И бежать скорее прочь!

Знахарь вышел из дома и, не глядя по сторонам, прошел к мухинской «Волге». Чтобы выбраться отсюда, сойдет и ментовская тачка. Лицо его словно окаменело. Наверное, сейчас он был чем-то похож на Аркадия Андреевича Хопина, которого оставил сидящим с окровавленным ножом над двумя мертвыми телами. Ангелину и Муху убили двое – Знахарь и Хопин. Но удары наносил все же Аркадий Андреевич, что и было запечатлено на видеокассете, лежавшей сейчас в знахарском кармане.

Заславский раскрыл перед ним дверцу и, забежав с другой стороны, сел сам.

– Где девчонка?! – спросил он у Андрея, имея в виду Ольгу.

– В надежном месте! – сказал тот, покосившись на отрешенного Знахаря. – В багажнике! Она расшумелась, пришлось слегка ее оглушить, пока соседи не набежали!

– Ладно, поехали! – распорядился Заславский, и Андрей завел мотор.

Знахарь бросил последний взгляд на старый дом с двумя покойниками и одним безумцем. И отвернулся с безучастным видом.

Что будет потом – он еще не знал! Знал только точно, что враг его раздавлен и низведен до того жалкого нечеловеческого уровня, до которого сам недавно пытался низвести его, Знахаря.

И это сейчас было главным. Потому что слаще свободы только месть.

Загрузка...