Возвращение в небо

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Последним вернулся ло Паули – его отправили дальше всех, на самую корму, туда, где центральный ствол-кильсон Листа переходит в толстый черенок. Едва ло Паули перевел дыхание, логвит Ромеро кратко осведомился:

– Ну?

Мрачен был логвит. И, увы, охотнику нечем было его порадовать.

– Подсыхает, – сообщил он виновато. – Почти уж высох, желтый весь, как падуб в жару.

ло Паули очень хотелось принести клану добрую весть. Но весть была хуже некуда.

– У самого черенка кромки уже наполовину осыпались, – добавил охотник так же невесело. – Крайние полости обнажились, корма скоро начнет провисать.

Если и оставалась у людей клана Ромеро какие-либо надежды, теперь они рухнули окончательно.

Больше года назад появились первые тревожные признаки. Но тогда старейшины решили, что Лист просто заболел – такое иногда случается. Все живое время от времени болеет. Сегодня стало ясно, что Лист не просто болен – он умирает. Полости его жухнут, обнажаются и лопаются, летучий газ уходит, Лист опускается все ниже и неизбежно вываливается из стройной системы воздушных течений над Кольцевым океаном. Гибнут деревья и травы, растущие на Листе. Его покидают летающие животные, а нелетающие становятся как бешеные – кидаются на все, что видят. От безысходности, наверное.

Всего три года назад Лист чувствовал себя прекрасно, даже к полюсу успешно слетал. Клан Ромеро не стал тогда переселяться, но со многими дружественными кланами с удовольствием пообщался. Свадеб в ту пору сыграли – устанешь считать. Лист не был также и особенно старым – наоборот, был он тогда большим и свежим, в самом расцвете. Никому и в голову не пришло в то слияние переселяться.

Не слишком взволновались люди и когда Лист опустился непозволительно низко и долго не уходил выше. Только когда ветры вынесли его к Кипящим Плоскогорьям, логвит забеспокоился.

Поначалу только логвит, да еще старик Кром, больше других повидавший за долгую жизнь. Потом тревога передалась и охотникам – дичь покидала Лист, а бескрылое зверье пришлось истребить, потому что оно стало опасным. Охотник-то отобьется, а вот дети… Почуявшие близкую смерть звери упорно стали лезть к стойбищу. Ну, за них и взялись.

Люди стали заложниками своего заболевшего дома: Лист отправился умирать в пустынные места, где в воздухе не встретишь его полных жизни сородичей, да и обычные обитатели высот не жалуют небо над Кипящими Плоскогорьями. Неуютно тут. И дышится с трудом.

Охотники, конечно, могли покинуть Лист и даже кое-кого увезти с собой на грузовых крыльях. Но остальные-то люди клана прикованы к Листу. Как их спасти?

Логвит Ромеро уронил голову на сцепленные ладони. Его худые локти упирались в отполированную столешницу. Охотники глядели на предводителя с надеждой – кто ж еще может вразумить в такой ситуации, если не логвит?

– Шойц! – не поднимая головы, произнес логвит.

Все невольно обернулись к сидящему у самого входа мастеру.

– Да, логвит? – отозвался ма Шойц.

– У тебя есть хорошая лоза?

– Есть, – кивнул мастер. – Которую позатот год заготовили и еще та, что у клана Вичи на наконечники выменяли.

– На сколько корзин хватит?

– Корзин? – не понял поначалу мастер.

– Да, корзин, под наусов.

– А, – сообразил мастер. – В этом смысле корзин… Ну, штук на шесть, пожалуй, хватит.

«Шесть, – подумал логвит почти с отчаянием. – Всего шесть. Это тридцать-тридцать пять человек. Ну, сорок пять, если брать только самое необходимое. А вывезти нужно больше сотни».

– Годная лоза на Листе еще осталась? Прямо сейчас нарезать?

Мастер поджал губы, словно пытаясь найти компромисс между разумностью предложения и сложностью момента.

– Нарезать-то можно, – с сомнением протянул он. – Но она ж сырая, сушить надо. А времени у нас, сам понимаешь… Хотя я могу плести вперемежку, пару-тройку сухих лоз, одну свежую, так оно не страшно, а хорошую лозу экономит. Тогда, пожалуй, на восемь-девять корзин хватит, а то и на все десять. Но наусов нужно будет впрягать больше – корзины получатся тяжелые.

– Десять, – угрюмо пробормотал Ромеро и подумал: «Все равно мало».

Охотники молча внимали.

– Корзины можно делать побольше размером, – подал голос старый Кром. – Я видел такое. Людей в большую корзину поместится, как в две обычные, а лозы уйдет меньше, чем на две отдельные, потому как на бортах получается экономия.

– Как это? – простодушно удивился кто-то из охотников.

Кром, не вставая из-за стола, протянул руку, снял с полки два квадратных туеска с ягодами и умостил их на столешнице вплотную друг к другу.

– Вот, глядите. Представьте, что это не два туеска, а один большой. Прямоугольный. Получается, что можно обойтись без вот этих вот двух бортов, которыми туески соприкасаются. На этом и экономия!

– А жесткость? – сразу же возразил практичный ма Шойц. – Чем больше корзина, тем больше ребер жесткости нужно. И тем прочнее сами ребра. Хотя жесткость можно и жердями придать. Накрест…

Мастер задумался. Он явно соображал – как же сделать корзину и большой, и надежной одновременно, и при этом чтобы хватило лозы.

– Что скажешь, Шойц? – Ромеро поднял голову и с надеждой взглянул на мастера.

ма Шойц еще немного поразмыслил и не до конца уверенно, но все же обнадеживающе произнес:

– Вообще можно попробовать… Надо прикинуть – чем еще получится заменить лозу? Что можно вплетать в борта? Я сразу подумал о ремнях, о всякой старой упряжи – летателям такое не подходит, а вот для одноразовой корзины подойдет вполне. Много оно не наэкономит, но нам сейчас каждая лозина почти бесценна.

– Можно заборы распотрошить, – подсказал, встрепенувшись, ло Паули. – Там и лоза сухая, и прутья…

Подсказал – и сам испугался внезапно пришедшей мысли.

– Хм… – логвит Ромеро сперва сложил брови домиком, с сомнением так, но потом одобрительно качнул головой: – Молодец, Паули! Соображаешь! Можно ведь, Шойц?

Мастер часто-часто закивал, и на лице его не отразилось ни тени сомнения, наоборот – воодушевление:

– Конечно, можно! Только зачем потрошить? Забор – это ж готовое плетение, готовый борт! Усилить только да срастить с подлогой!

– Так и навесы тогда можно брать, наверное, – предположил другой охотник уже почти уверенно.

– И навесы можно! – все больше воодушевляясь, подтвердил ма Шойц. – Даже шкуры можно использовать, если с толком!

– Так! – логвит Ромеро решительно хлопнул ладонями по столу. Пришло время отдавать приказы, время руководить, ибо зачем еще каждому клану нужен логвит?

– Паули, бери пяток охотников поопытнее… или нет, четверых хватит. Бери – и в небо, за наусами. Женщинам вели: пусть готовят прикорм и полянку для пойманных – все, что нужно, словом. Ловите сколько сможете, пока засыпать на лету не начнете. Давайте, вперед, времени мало!

Паули с готовностью склонил голову: когда нужно было не выдумывать что-либо новое, а исполнять четкие и ясные поручения, он действовал особенно удачно. Хотя и новенькое что-нибудь мог придумать тоже, но новенького он, говоря начистоту, опасался – предпочитал проверенное временем.

Он выбрал лучших летателей клана – братьев Хесусов, всех троих, и еще ло Кике, заслуженно носящего прозвище Стриж. На бегу Паули заранее обдумал, что сказать жене – с наусами она обращаться умеет, а лучше, чем собственной жене, никому ведь не объяснишь.

В штабной полости логвит Ромеро продолжал раздавать приказания:

– Шойц, ты собирай всех, кто может тебе помочь – женщин, подростков, детей, которые постарше. Твое дело – корзины. Сам укажи, что снимать и использовать – заборы, навесы, ремни, упряжь, шкуры, все, что придумаешь. Корзин делай, сколько получится. И не старайся плести на века: нам бы только на живой Лист перебраться, а там пусть разваливаются.

– Понял, логвит! – мастер вскочил; тут же вскочил и его молчун-помощник.

«Справятся, – подумал Ромеро, с прищуром глядя на них. – Эти справятся. Не могут не справиться, по горду им всем в печенку, иначе и трепыхаться не стоит!»

Логвиту тоже предстояло немало дел: направить людей на заготовку сырой лозы; отдельно нескольких потолковее – за крыльями. Охотникам в ближайшие дни придется много летать, да и вообще запас не помешает. Молодняк из летателей следовало разослать на поиски здоровых Листов, а когда хотя бы один найдется – следить за ним, чтобы всегда знать, куда направлять наусов, которых потом впрягут в пока не сделанные корзины. А кроме того, следовало заготовить как можно больше пищи и особенно – питья. Воды больше, чем есть на Листе, не возьмешь, а вот соков нацедить во все бурдюки обязательно нужно, пока деревья окончательно не повысохли.

Дел было невпроворот. И нужно было успеть их переделать до момента, когда их умирающий Лист бессильно опустится на поверхность мира.

Перед самой поляной Ромеро невольно замедлил шаг. Мастеру Шойцу он вполне верил, но в глубине души все равно боялся, что увиденное его не обрадует. Потом протяжно вздохнул и решительно вышел на поляну.

– Ого! – непроизвольно вырвалось у логвита.

Корзина на поляне была только одна. Зато какая!!!

Огромная. Исполинская просто. Никто – ни логвит Ромеро, ни старик Кром, ни даже ее создатель мастер Шойц – никогда прежде не видели ничего подобного. Детище Шойца занимало почти всю поляну, и если бы Ромеро не знал, что это именно летательная корзина, он бы наверняка и не понял, на что смотрит. Выглядела корзина довольно уродливо: высоченные борта, сплетенные из разномастных материалов, были пятнистыми и несимметричными; ажурное плетение соседствовало в них с грубыми решетками из жердей, явно позаимствованными из загонов для скота. Кое-где в бортах зияли здоровенные дыры – человек пролезет; некоторые из них были заткнуты или занавешены шкурами. Над корзиной возвышалась гнутая сетчатая конструкция, к которой потом будут крепить поводки наусов.

Присмотревшись внимательнее, Ромеро отметил, что высоченными борта только кажутся: сплошное плетение поднимается лишь до пояса, а выше просто натянуты веревки – горизонтально, параллельно друг другу.

ма Шойц потянул за ременную петлю и отворил наспех подвешенный участок борта, выполняющий роль дверей:

– Входите! – пригласил он.

Логвит, Кром и еще двое старейшин вошли. Уже на втором шаге Кром едва не вывихнул ногу – пятка провалилась в проем решетки, которая исполняла роль днища.

– Осторожно! – ма Шойц придержал старика под локоть. – Тут пока не закончено!

Вместо дна у корзины была грубая решетка из прочных и сравнительно толстых жердей; в проемы решетки легко проходил кулак взрослого мужчины.

Логвит, глядя на это, нахмурился, однако ма Шойц перехватил его взгляд и торопливо пояснил:

– Я экономил лозу, логвит! Днище корзины должно быть прочным, а жерди прочнее лозы, особенно когда лозы мало. Что дыры – не беспокойся, набросаем циновок, укрепим их – и порядок. Никто и не заметит, что внизу жерди.

«И правда! – с облегчением подумал Ромеро. – Циновки в жилищах – это ж тоже готовое плетение! Пусть и травяное, какая, в сущности, разница…»

Днище корзины было разбито на шестнадцать квадратов поменьше, каждый из которых размером был примерно с обычную летательную корзину. Жерди, разделяющие сами квадраты, были толще соседних, да вдобавок соединялись попарно по вертикали, одна над другой, словно невысокие порожки.

В двух углах, а точнее – над двумя углами, виднелись ладные навесы, вполне привычного вида – плетение и шкуры; в двух оставшихся углах такие же навесы как раз устанавливали.

В самом центре корзины выделялась плоская окружность, в отличие от прочих частей дна сплетенная из лучшей лозы да вдобавок вымоченной в соке агавы – видно по необычному блеску.

– Для очага? – догадался логвит.

– Для очага, – улыбнулся ма Шойц, явно очень довольный своей задумкой.

В обычных корзинах никто и не думал устраивать очаг – они предназначались для не особенно долгих перелетов, в которых обходились без огня и готовки, немудреными дорожными запасами.

– Очаг уже закрепляют? – поинтересовался Ромеро. – Успеть бы!

– Зачем? – пожал плечами ма Шойц. – Вырубим наш, клановый…

Ромеро сразу посерьезнел.

Все верно. Лист умирает… Это очень хорошо, что главный очаг клана останется с людьми, даже когда они покинут Лист.

– Дрова сначала заменят часть балласта, – принялся развивать мысль ма Шойц. – Постепенно будем их жечь, общий вес хоть немного да уменьшится, горячий воздух будет подбадривать наусов наверху, а разогретые они выше взберутся.

– Ты молодец, Шойц, – впечатленно качнул головой логвит. – Я уж молчу о том, что детям не объяснишь, почему вместо супа солонина…

– Солонину как-нибудь переживем, – сквозь зубы процедил Кром. – И детям объясним в лучшем виде. А вот если кто мне объяснит – как здесь все разместятся, я того лично обниму и расцелую.

– Разместятся, – невозмутимо заявил мастер. – Я все подсчитал.

– А припасы учел? – хмуро поинтересовался Кром. – Они тоже место занимают.

– Учел, ясное дело, – ма Шойц даже фыркнул. – За кого ты меня принимаешь, Кром? Часть подвесим снаружи корзины, по бортам. Часть внутри, заодно удобнее будет блюсти горизонталь. Чуть перекренится – переместил груз, куда нужно, и порядок! Людям, конечно, тесновато будет, спать придется бок к боку, но, во-первых, так теплее, а, во-вторых, не до жиру. Потерпим.

Логвит сердито покосился на старика Крома. Что-то он сегодня не в меру придирчив. Не с той ноги встал, что ли?

– А это что такое? – спросил Ромеро, указывая на узкий проем в борту, как раз напротив основной «двери». По обе стороны от проема в плетение были встроены вертикальные столбики с рогатинами по верху и парой перекрестий чуть пониже.

– А тут летателей принимать будем. И крылья чалить, снаружи, к борту. Внутри-то негде. Тут еще выдвижной пирсик будет, ствол на доски уже распустили, подсыхают как раз.

Ромеро со значением кивнул:

– Ты молодец, мастер! Многое предусмотрел!

– Надеюсь, что не многое, – вздохнув, произнес ма Шойц серьезно. – Надеюсь, что все.

Логвита разбудили под самое утро, когда сон особенно крепок и глубок.

– Что такое? – Ромеро вскинулся на ложе, ощутив резкую боль в локтевых суставах. Словно на непогоду.

Над ним склонился ло Туре, хворый молодой охотник, вторую неделю залечивающий рваную рану в боку. Старая певчая сова вцепилась – а когти у нее, как известно, будь-будь…

– Логвит! Мы у самой поверхности, – прошептал Туре. – Вот-вот сядем!

– Поверхности чего? – спросонья не сообразил логвит.

– Поверхности мира, – выдохнул ло Туре. – Под нами плоскогорье…

Лист дрогнул, толкнулся в ноги как раз когда они с охотником прошли полдороги от стойбища до кромок. Оба кубарем откатились с тропы в густые кусты на обочине. Из крон с шумом вспорхнули редкие птицы; факел выпал из руки Туре и сразу погас. Стало темно и жутко.

Второй толчок, послабее, – и все затихло. Стало почти как всегда – только тропа теперь вела не по ровному, а ощутимо вверх. Лист упал и замер на поверхности мира не горизонтально, а задрав нос и опустив корму.

«Ах ты, – подумал логвит с досадой. – Не дотянул до рассвета…»

Еще он подумал, что в стойбище наверняка поднялась суматоха. И хорошо, если только суматоха, а не паника. Мужчинам-то старейшины объяснили, чего следует ожидать и как надлежит себя вести, а вот женщинам и особенно детям такое объяснить трудно.

Ромеро прислушался – вроде бы, криков не слыхать. Но до стойбища вообще далековато.

– Логвит! – послышался свистящий шепот. – Ты где? Ты цел?

– Цел, – проворчал Ромеро, оперся на руки (пр-роклятые суставы, опять напоминают о себе!) и, кряхтя, поднялся во весь рост. Негоже логвиту валяться головой в кустах, пусть этого никто и не видит, даже ло Туре.

Как только Туре вновь поджег факел, они продолжили путь к наблюдательному посту у разлома в полуосыпавшихся кромках – чуть медленнее, чем раньше, потому что у Ромеро ныли не только локти, но и колени, да и идти приходилось словно бы вверх по склону.

Ночь была, как назло, безлунная и темная. Сколько ни всматривался Ромеро во мрак за кромками, ничего рассмотреть так и не сумел. Потому, видно, дежурные и послали за ним так поздно. Потому и не поняли сразу, что высоту Лист потерял окончательно.

– Придется ждать рассвета. Туре, ты оставайся. Жгите факелы, а еще лучше разведите тут костер, да глядите за разломом в оба! Как бы не вскарабкался кто-нибудь.

– А кто тут может вскарабкаться? – недоуменно спросил ло Инч, старший из дежурных.

– Кто угодно, – буркнул логвит. – Например, крысы.

– Крысы?

– Да, оборотни. Они даже на поверхности живут.

Дежурные переглянулись и невольно потянулись к мечам при поясе.

«Эх, холера! – мрачно подумал логвит. – Крысиную стаю и десяток охотников не остановит. А тут всего трое! Поскорее бы рассвет…»

Как мог быстро он вернулся в стойбище. К счастью, никто не голосил и не плакал – наоборот, по периметру горело множество огней, а когда Ромеро приблизился, его тут же окликнули.

– Я это, я, – терпеливо отозвался он, выходя на освещенное место. – Ваш логвит Ромеро.

Здоровенный ло Эррик посторонился, пропуская логвита в щель между уцелевшим фрагментом ограды и наспех вонзенными в дряблое тело Листа сырыми еще шестами. По правде говоря, этот импровизированный частокол предназначен был не натиск врага сдерживать, а скорее создавать иллюзию защищенности у женщин и детей. Иллюзию он создавал успешно.

– Старейшины где?

– У штабной, ждут тебя, – ло Эррик повел головой в сторону центра стойбища. Логвит торопливо зашагал к штабной полости; там уже собралась более-менее организованная толпа. Организованная, потому что никто не метался и не вопил. Собирались семьями, соседскими группками; подростки пеклись о детворе, женщины – о самых маленьких. У всех имелась какая-нибудь поклажа – узлы, корзинки, бурдюки с питьем. Но все же толпа – Ромеро услышал раздраженный возглас Крома:

– Сказано же, самое необходимое, дурында! Бросай!

– Не брошу! – хныкала какая-то деваха, логвит не мог по голосу узнать кто. – Это мне сказочник подарил!

Кроме того, в другой стороне кто-то вполголоса ругался и слышался металлический лязг.

– Люди! – громко, так, чтобы все слышали, обратился к подопечным Ромеро. – Лист прервал извечный полет. Мы на поверхности мира. Жаль, что это произошло раньше, чем мы надеялись, но это не повод отступать от намеченного плана! Действуем в точности так, как и собирались! Вам об этом не однажды рассказывали старейшины и я лично! Напоминаю: сейчас мы берем самое необходимое, в первую очередь – еду и питье, и грузимся в корзину. Поскольку сейчас ночь, нужно дождаться утра, после этого начнем впрягать наусов, кормить их и греть! Не переживайте, скоро взлетим! И помните – чем тише и спокойнее вы будете себя вести, тем скорее это произойдет! Помогайте друг другу и не ссорьтесь! Забудьте все обиды – по крайней мере, до тех пор, пока мы не достигнем молодого и здорового Листа и не начнем обустраиваться на новом месте! Все, довольно болтовни! Кто ведет?

– Я, – отозвался ло Вега. – Я дежурный.

– Раздавай факелы и выступаем! Где мастер?

– Он сегодня ночует прямо в корзине, – подсказали логвиту.

– Хорошо, – кивнул Ромеро. И подумал: «Значит, ничего лишнего в корзину не пронесут. Шойц неумолим. А главное, хорошо умеет считать, особенно лишний вес…»

И они двинулись – по тропе, через ночной лес, прочь от стойбища. Двинулись, чтобы никогда больше сюда не вернуться.

Логвит Ромеро глядел, как его клан медленно просачивается сквозь щель в ограде, как ло Эррик провожает последних и выжидательно оборачивается к нему, логвиту.

– Я сейчас, – сказал Ромеро и направился к своему жилищу.

Он должен был забрать всего одну вещь.

Дневник.

Стопку сшитых бумажных листов, которые получил от предыдущего логвита клана и куда записывались все важные события. Кто когда женился, кто когда родился и кто в какой день умер. Когда подрастающие мальчишки впервые поднимались на крыльях и когда становились охотниками. Летопись клана, насчитывающая уже двести тридцать девять лет. Там уже описано было постепенное угасание домашнего Листа и торопливая подготовка с экстренному переселению.

Ромеро очень надеялся, что вскоре напишет историю спасения клана. Уже на новом Листе и в новом жилище, которое непременно соорудят соплеменники.

Он не стал зажигать лампу, тем более что впопыхах выскочил без кресала, а искать его в темноте на ощупь не захотел. А дневник он найдет и без всякого огня.

Крысы пришли перед самым рассветом, когда ночная тьма только-только начала оборачиваться тусклой утренней серостью. ло Инч уголком глаза уловил движение чуть в стороне, за костром и невольно вскинулся. Тотчас вскочил и ло Туре.

– А? Что? – выпалил он, и ло Инч понял, что молодой охотник задремал, а сейчас проснулся.

Третий дежурный, ло Рико, не вставая с места, порывисто обернулся и вдруг с воплем опрокинулся на спину. В тот же миг крысы напали. Скопом, сплошной серой лавиной они перехлестнули через толстое бревно, на котором за миг до этого сидел Рико. Инч удивился, что не услышал крыс раньше: шорох сотен лап и негромкое попискивание теперь раздавались очень отчетливо.

ло Рико кричал, страшно кричал, как будто его едят заживо.

Через пару секунд ло Инч понял: так оно и есть. Крысы были уже рядом с ним. Сразу несколько вцепились ему в башмаки, одна впилась в правую икру – ногу пронзила нестерпимая боль. ло Туре с проклятиями орудовал мечом; руки его моментально покрылись кровью по самые локти. В неверных отсветах костра кровь казалась аспидно-черной.

Крыс было так много, что ло Инч не мог охватить всю стаю взглядом. Он сам все еще стоял на ногах только потому, что с одной стороны его прикрывал костер. Бедняге Рико повезло меньше – на него напали сзади.

Позже ло Инч не мог объяснить – почему он не схватился за меч, подобно молодому ло Туре, а поступил так, как поступил. Возможно именно потому, что почувствовал: в самом начале его защитил костер. Значит, и дальше нужно искать защиты у огня.

Инч, не обращая внимания на впившуюся в ногу крысу, прыгнул в сторону, схватил мех с горючим маслом, рванул завязку на горловине и уронил мех в костер.

Полыхнуло так, что на миг стало светло, почти как днем. ло Туре отшатнулся, но потом инстинктивно шагнул к огню и повернулся к нему спиной. Наверное, спину ему немилосердно жгло, однако он в пылу схватки ничего не почувствовал. Зато Инч точно знал: теперь позади нет крыс.

Потом Инч правой рукой нашарил под ногами факел и зажег его. И только после этого сомкнул левую ладонь на рукояти меча.

Первым делом он попытался смахнуть проклятую крысу, свисающую с ноги, но лишь разрубил ее пополам, причем упрямая тварь, даже испуская дух, так и не разжала челюсти. Затем широко взмахнул факелом. Стая слегка отпрянула; отчетливо завоняло паленой шерстью, потому что передним крысам некуда было деваться – сзади напирали.

Второй мех с маслом ло Инч вспорол мечом, потому что развязывать было долго, да и руки свободной не оставалось. Его охотник зашвырнул в самый центр крысиной стаи и факел отправил следом. Полыхнуло не хуже, чем в первый раз.

Туре, быстро сообразивший, что в схватке с крысами огонь действеннее меча, орудовал сразу двумя факелами. Меч он, видимо, просто бросил, потому что ло Инч отчетливо запомнил, как болтаются при каждом замахе пустые ножны на поясе молодого охотника.

Пламя гудело, словно растревоженное гнездо гигантских шершней.

А потом в том месте, где недавно вспыхнул второй мех с маслом, вдруг встал нестерпимо яркий огненный гейзер. Жар упруго толкнулся грудь, опалил лицо, сжег брови и ресницы. ло Инч отшатнулся и едва не свалился в костер, теперь казавшийся совсем тусклым. Но на ногах все равно не устоял.

«Конец, – подумал ло Инч с неожиданным спокойствием. – Встать на ноги крысы мне не позволят…»

Однако через несколько секунд Инч с удивлением осознал, что все еще жив и, более того, никто в его плоть не впился. Гейзер продолжал бушевать. Костер продолжал гореть. А вот ло Туре орать и ругаться перестал – стоял, словно бог пламени, с двумя факелами в руках и сосредоточенно вглядывался куда-то во тьму. Да, да, во тьму – предрассветная серость на контрасте с ослепительным гейзером казалась непроглядной тьмой ночи.

Инч, ощущая себя печеным яблоком, отполз в сторону – так, чтобы более не находиться между гейзером и костром. Сильно болела нога – ло Инч дотянулся и острием меча сковырнул-таки с икры пол-крысы. Потом, превозмогая боль, поднялся на ноги.

Крысы исчезли. Все разом. Не осталось даже трупов – их в считанные мгновения пожрали выжившие сородичи. Только пятна крови темнели на теле Листа. Самое большое – за бревном, куда упал ло Рико. Кровь, меч в ножнах да подошвы от башмаков – вот и все, что осталось от взрослого охотника.

Гейзер стал ослабевать, лишь когда солнце уже взошло: во вскрывшейся полости иссяк горючий газ. Умирающий Лист в последний раз защитил людей. Тех, кого сумел.

– Куда они пошли? – хрипло спросил ло Туре. – За кромку? Или вглубь Листа?

– Я не видел, – глухо отозвался Инч.

Хромая, он подошел к бревну, с трудом перешагнул через него и подобрал меч ло Рико.

– Пойдем, – сказал он молодому охотнику. – Тут больше нечего караулить.

И они медленно пошли по тропе – обожженные, покрытые затвердевшей коркой из крови, своей и чужой. Едва живые и не верящие тому, что выжили.

– Ты куда? – спросил ло Инч на развилке. – Нам направо, к корзине! В стойбище все равно никого уже нет, все на поляне. И поторопимся: может быть, стая поляну еще не нашла.

Мужчины клана заканчивали крепить на кнехтах поводки последних наусов, когда вернулись дежурные. Только двое. Завидев их, люди охали, ненадолго прекращали работу, но потом отворачивались и принимались за дело с удвоенной силой. Каждый понимал: только вознесшись в небо, клан окажется в относительной безопасности.

Логвит Ромеро оторвался от спора с ма Шойцем и стариком Кромом и подошел к приоткрытому борту корзины. На ло Инча и ло Туре страшно было смотреть. Обожженные и окровавленные, с безумными взглядами, воспаленными покрасневшими веками, на которых больше не осталось ресниц. у ло Инча в каждой руке было по мечу – в правой обнаженный, в левой – второй, в ножнах.

– Крысы, – глухо сказал ло Инч. – Они сожрали Рико, а мы с Туре еле отбились. Я сжег все масло. Если бы каким-то чудом не вскрылась полость и не загорелся летучий газ, нас сожрали бы тоже. Мы даже не поняли, куда крысы ушли, логвит, – за кромки или вглубь Листа. Если вглубь, они могут появиться тут в любой момент.

В центре корзины в вырубленном из тела Листа и перенесенном сюда очаге весело потрескивал костер – наусов уже начали прогревать. Ромеро приказал женщинам подбросить дров, а охотникам держать под рукой побольше факелов.

Задрав голову, он поглядел на сонных после прохладной ночи наусов. Они уже начали светлеть и раздуваться. Но поднять тяжеленную корзину с людьми и всем скарбом пока еще были не в состоянии.

– Паули! – позвал логвит.

Охотник тотчас предстал.

– Я тут!

– Сколько у нас осталось летателей? Включая то-подростков?

– Всего – двадцать шесть… – ответил ло Паули и осекся, покосившись на Инча и Туре. – Теперь, стало быть, двадцать пять. Прямо сейчас пятеро в небе – Хист, Ману и Ройя караулят здоровый Лист где-то на севере, а Омар и Джирро на связи. Джирро улетел вчера на рассвете. Остальные тут.

– Крыльев и упряжи на всех хватит?

– Хватит, даже с избытком.

– Вам придется взлетать самостоятельно. Если мы задержимся и придут крысы, не спасется никто…

– Я уже догадался, логвит, – спокойно произнес ло Паули. – Сейчас мы сойдем. Это действительно очень облегчит корзину.

– Запомните две вещи, – глухо посоветовал Ромеро. – Не ловите потоки над извержениями – у самой поверхности там плохой воздух, им нельзя дышать. И второе – не всякую воду на поверхности можно пить. Уходите с Листа, ищите скалу или обрыв – и как можно скорее в небо.

– Да, логвит, – кивнул ло Паули. – Мы готовы. Мы еще вчера были готовы. Все крылья на якорях у кромки, я проверил.

«К счастью, не там, где дежурили Инч, Туре и бедняга Рико…», – подумал Паули.

– Командуй! – сказал логвит и отвернулся.

Собирать летателям было нечего – немного еды и питья в полет каждый давно заготовил. ло Инчу и ло Туре Ромеро велел остаться. И так было понятно, что далеко эти двое сегодня не улетят.

Они ушли через четверть часа, пятнадцать охотников и трое мальчишек, совершивших всего по нескольку самостоятельных полетов. Без обычных прощаний, буднично.

Глядя вслед летателям, Ромеро подумал, что путь в небо нередко бывает долгим и тернистым.

Еще через четверть часа корзина впервые шевельнулась, а наусы обнадеживающе порозовели и продолжали розоветь. Крысы не появились.

Кромки, некогда упругие и неприступные, теперь пожухли и легко вминались – в любом месте можно было выдавить нечто вроде ступеней и без труда взобраться на гребень. Деревья между кромок выглядели больными: листья неестественно пожелтели, а кое-где даже начали осыпаться. ло Паули некоторое время колебался – влезть на дерево или же на кромку? Откуда будут лучше видны окрестности?

Решил все же на кромку.

Ему помогли, подсадили; Паули, цепляясь за рыхлую плоть, взобрался как мог высоко. Кромка ощутимо проседала под ногами, словно ступал он по толстому слою опавших листьев и увязал в них по лодыжки.

То, что охотник увидел, внесло смятение в его душу.

Скалы. Они высились совсем рядом, и, чтобы поглядеть на них, нужно было не опускать голову, а задирать – скалы были не внизу, они были рядом и выше. Поверхность мира распласталась под самым Листом, и до нее было рукой подать.

ло Паули никогда прежде не видел поверхность так близко.

Лист опустился на пологий склон, носом вверх, кормой вниз. Слева от него тянулась щербатая скальная гряда, над которой вздымались несколько дымных столбов. Там, в самом сердце гряды, что-то утробно рокотало и со склонов время от времени низвергались стремительные камнепады. Лежащий на поверхности Лист в такие моменты ощутимо вздрагивал, словно живое существо, которому снится что-то страшное.

– Эррик! – Паули обратился к одному из охотников. – Мы с тобой пойдем на разведку. А остальные – пока свяжите крылья попарно, чтобы удобнее было нести.

Старший из братьев Хесусов кивнул и сбросил с пояса моток веревки. Остальные разбрелись к заякоренным крыльям и принялись за дело.

ло Эррик взобрался на кромку и без лишних слов подал Паули вожжу с петлей на конце. ло Паули привычно вывязал беседку на поясе и кивнул; ло Эррик встал потверже и приготовился вытравливать.

От кромки до поверхности было всего метров тридцать, поэтому Паули спустился очень быстро. Не заставил себя ждать и Эррик, которому помог кто-то из оставшихся наверху.

Вожжу братья-охотники немного выбрали – она осталась свисать с кромки, но поверхности не достигала. Снизу тело Листа все еще оставалось упругим и плотным, поэтому самостоятельно взобраться наверх Паули и Эррик уже не могли.

– Ну, двинули, – преувеличенно бодро сказал ло Паули, невольно пытаясь скрыть неуверенность и страх перед нижним миром – незнакомым и чужим, бесконечно чужим.

Все здесь было не так – тяжелый и удушливый воздух, вдобавок неприятно пахнущий; твердый-претвердый камень под ногами, так непохожий на упругое тело Листа; ни былинки-ни травинки вокруг, только камни, огромные и маленькие. Целые горы и россыпи камней.

Чужой и мертвый мир.

ло Паули с тоской поглядел вверх, в бездонное небо. Отсюда оно вовсе не казалось огромным и бесконечным. Наоборот, оно было маленьким, еле втиснутым между скальной грядой и громадой Листа, словно глядел на него ло Паули из глубокой и обширной полости сквозь узкий, едва прорубленный лаз.

Эррик тихо и коротко выругался – ему тоже было не по себе.

«А куда, собственно, идти?» – подумал ло Паули растерянно. Но потом принялся рассуждать как мог здраво.

«Нам нужно откуда-то взлететь, а для этого лучше всего подойдет скала или обрыв. Значит, вон туда, вниз по склону, идти бессмысленно. Скалы слева, совсем недалеко, но выглядят они неприступными и вдобавок ветерок тянет не к ним, а значит восходящих потоков там, скорее всего, нет. Ветерок дует оттуда, куда глядит нос Листа, откуда-то сверху, со склона. Стало быть, где-то там восходящий поток переваливается через гребень и стекает вниз, а именно это нам и требуется».

И ло Паули легонько подтолкнул Эррика в нужном направлении.

Скалы оставались слева, Лист – справа. Уклон был не очень заметный, поэтому шли они, в общем-то, легко, но чувствовали себя странно – охотники привыкли к более-менее горизонтальным поверхностям.

Скоро тело Листа стало отступать вправо – это загибалась носовая скула, правильной пологой дугой. Скальная гряда оставались сравнительно далекой, и два охотника на пустом каменистом склоне смотрелись очень чужеродно. Ветерок продолжал дуть прямо в лицо, и был он теплым. Гораздо теплее, чем на высоте.

По мере удаления от Листа ло Паули иногда оглядывался. Странно было видеть летающую чашу застывшей прямо на каменном теле мира, и охотник пытался запечатлеть в памяти каждую подробность, потому что был уверен: если клану удастся выжить, историю этих дней придется повторять для многих слушателей не однажды.

– Смотри! – ло Эррик вдруг остановился и указал назад и немного вверх.

Паули взглянул. Над громадой Листа в небо медленно-медленно поднималась корзина работы Шойца, выглядящая издалека совсем крошечной, а над ней пестрели запряженные наусы. Много наусов, непривычно много. Поднималась корзина тяжело и словно бы неохотно, но все же поднималась, и сердца охотников клана Ромеро наполнились радостью.

Не зря. Все не зря, а это главное.

– Взлетят, – уверенно произнес Паули. – Наусы совсем темные, не отогрелись еще. Но внизу тепло, быстро отогреются. Шевелись, Эррик, если не хочешь, чтобы нас сожрали крысы.

ло Эррик мрачно огляделся, положив правую ладонь на рукоять меча.

«Эх, не стоило поминать крыс, – подумал Паули запоздало. – Вроде бы мертво и пусто кругом, но, как говорится, не буди лихо, пока оно тихо…»

Два охотника двинулись дальше, учащенно дыша и взбираясь все выше и выше по склону. И вскоре вышли на обрыв.

Вид с обрыва внушал надежду: хоть далеко не так высоко, как на свободно парящем Листе, но все же до поверхности рукой не достанешь. Утес высился над каменистой долиной, там и сям испещренной багровыми языками лавы; вдали чадила одинокая коническая гора. Сквозь дымы у ее вершины даже в свете дня тускло отсвечивало алым.

Однако ло Паули не собирался любоваться сомнительными красотами низа: он полез за пазуху и добыл щепотку совиного пуха. Отделив пять или шесть пушинок, он отпустил их в полет.

Сначала пушинки принялись медленно планировать в пропасть, но вскоре их подхватил тот самый теплый восходящий поток, на который Паули и надеялся. Некоторое время охотники наблюдали за пушинками; те величаво взмыли на несколько человеческих ростов, прошли над головами и исчезли там, где лежал ниже по склону Лист.

– Взлетим, – уверенно заявил Эррик. – Надо звать остальных.

Он был прав: пока остальные охотники с крыльями доберутся сюда, потоки могут несколько раз измениться. Подробнее изучать их следует непосредственно перед взлетом.

Обратный путь они проделали осторожной трусцой, благо под гору бежать было нетрудно. Главное было не упасть и не повредить ноги среди каменистых россыпей.

Наусы прогрелись быстрее, чем ожидал Ромеро, – примерно через час после ухода охотников. Корзина еле заметно вздрогнула, а потом сместилась на полметра в сторону. Сместилась, чиркнув днищем по телу Листа, замерла на какое-то время, а потом стала медленно подниматься.

Слишком медленно. Но все-таки…

Легкий ветер стал сносить ее к крайним деревьям, и подняться над ними корзина попросту не успевала.

Но люди клана знали что делать: не дожидаясь команды, молчаливый помощник мастера Шойца соскочил из корзины на Лист, пробежался и схватил загодя укрепленный канат-вожжу.

– Держу! – громко выкрикнул он.

Ромеро вдруг с удивлением осознал, что совершенно забыл голос помощника – он и не помнил, когда в последний раз слышал, как тот разговаривает. Во всяком случае, на слух Ромеро не смог бы определить – кто из его соплеменников крикнул это «держу!»

– Левее! – скомандовал Шойц, перегнувшись через борт. Для этого ему пришлось встать на специальную приставную лесенку, потому что борт был высоковат для любого человека, даже для великана ло Эррика. Поверх него глядеть еще можно было, а вот перегнуться – нет.

– Проводи левее, там как раз прогалина, над ней и пойдем! – выкрикнул ма Шойц.

Помощник кивнул и принялся тянуть за вожжу, смещая корзину в нужную сторону. Нижний ее край уже поднялся выше человеческого роста.

Ма Шойц сбросил в приоткрытую дверцу другую лестницу – плетенку. Правильно, помощнику потом как-то нужно будет вернуться в корзину.

Мало-помалу корзина поднималась все выше и выше. Наусы посвежели и рвались в родную стихию, в небо. На Высоту. У поверхности им делать нечего, тут нет для них пищи. Чиркнув днищем по верхушкам деревьев, детище мастера полетело – теперь можно было смело произносить это слово, потому что Лист все быстрее и быстрее проваливался вниз. Люди клана, кому позволял рост, глядели поверх бортов. Дети приникли к щелям между циновками на днище.

– Летим! – тихо сказал Кром. – Надо же!

Ромеро взглянул на него неодобрительно. Неужели старик сомневался? Совсем, видно, из ума выжил…

Помощник мастера давно уже взобрался по лестнице в корзину; вожжу и саму лестницу втянули на борт, а дверцу плотно затворили.

Через четверть часа можно было окинуть взглядом весь Лист и ближайшие к месту, где он лежал, скалы. Через полчаса Ромеро увидел цепочку охотников, попарно несущих крылья; насколько можно было рассмотреть, они направлялись к обрыву в той стороне, куда был обращен нос Листа. За обрывом расстилалась обширная долина, а вдалеке дымила гора-вулкан.

«Взлетят, – подумал Ромеро, не позволяя себе сомневаться. – Мы взлетели, и они взлетят. Клан без охотников все равно обречен… Так что – взлетят!»

Напряжение последних дней и особенно последних часов внезапно схлынуло. Ромеро понял, что теперь от него зависит существенно меньше, чем раньше, – корзина поднимается в небо, и остается только терпеливо ждать, пока в пределах видимости не появится здоровый Лист. Не обязательно даже свободный, необитаемый – пусть даже занятый чьим-нибудь кланом. Лишь бы не хранителями. С остальными можно договориться. Какое-то время пересидеть в гостях, а там и свободный Лист подыщется…

Логвит сам не заметил, как задремал. Он присел прямо на пол корзины, на циновку, и прислонился спиной к плетеной перегородке. Присел – и почти сразу отключился.

И не он один, кстати. Бессонная ночь и нервные сборы сказались на всех, в первую очередь на детворе. Прилег отдохнуть и мастер Шойц. Начеку остались только дежурные во главе с молчаливым помощником мастера.

Братья Хесусы изучали восходящие потоки минут двадцать; может быть, немного меньше.

– Ну, – сказал старший, когда очередная горсть совиного пуха разлетелась, – я пошел.

Он деловито расправил упряжь. Братья держали крылья, помогая ему. Переваливающийся через край обрыва воздушный поток давил на крылья довольно сильно, но, хвала небесам, равномерно. Видно было, что средний и младший Хесусы прилагают некоторые усилия, чтобы удерживать крылья в неподвижности, но запредельными эти усилия явно не были.

Наконец Хесус-старший справился с упряжью и поставил крылья передней кромкой к ветру. Мешок, ясное дело, давно был приторочен к груди и надежно закреплен.

– Встретимся на Высоте, – отрывисто произнес Хесус и шагнул с обрыва. Остальные охотники невольно подались вперед, к самому краю, чтобы увидеть все, что с ним произойдет.

Некоторое время летатель падал, не беспорядочно, конечно, управляемо, – он явно хотел очутиться подальше от вертикального обрыва. Но обрыв был не особенно высоким, поэтому вставать крыльями на поток пришлось раньше, чем каменная стена достаточно отдалилась. Хесус-старший шевельнул корпусом, и стремительное пикирование перешло в плавное скольжение. Высоты он потерял много, почти половину, но место, где поток теплого воздуха возносился от поверхности, угадал безошибочно: уже через полминуты Хесус принялся кружить в потоке, набирая высоту. Еще через пять он взмыл над обрывом, метрах в сорока от шеренги соплеменников. Здесь поток ослабевал, поскольку скалистая преграда исчезала. Хесус принялся шастать туда-сюда и вскоре нашел следующий восходящий поток – примерно в полукилометре от обрыва и заметно правее, на самом краю багрового лавового поля. К этому моменту средний и младший братья Хесусы тоже нацепили крылья и по очереди прыгнули в пропасть.

После них на крылья встали еще два охотника. ло Паули, руководивший процессом, повернулся к самым неопытным летателя, к мальчишкам-то.

– Все видели? – спросил он серьезно.

Подростки хором подтвердили: мол, да, видели все.

– Справитесь? Хотя о чем я… У вас нет другого выхода. Или взлететь, или разбиться. Ты следующий! – ло Паули указал на старшего из подростков.

Крылья у него были поменьше, потому что то Ферро еще не набрал вес, оставался по-мальчишечьи узкоплечим и хрупким. Паули лично проверил, как захлестнута его упряжь, не нашел, к чему придраться, и отошел в сторону, освобождая путь к обрыву.

Когда мальчишка оттолкнулся и нырнул в пустоту, у ло Паули сжалось сердце. Но все обошлось: то Ферро грамотно встал на поток, довольно легко набрал высоту и ушел в сторону лавового поля, взбираться еще выше, следом за Хесусами.

Без проблем взлетел и второй подросток, хотя с крыльями он управлялся заметно хуже предшественника. Но все равно он достаточно уверенно проделал все, что следовало, и принялся накручивать восходящую спираль.

Разбился третий. Сначала все вроде бы пошло как надо, удачно прыгнул, удачно вышел из пике, удачно развернулся в потоке, но потом задел крылом за выступ скалы, крыло с хрустом надломилось, и мальчишка вошел в новое пике, из которого выбраться просто не успел – не хватило высоты. Он уже рухнул на камни, окончательно изломав крылья, и лишь потом ветер донес его предсмертный крик.

ло Паули сцепил зубы и полез за совиным пухом. Остальные ждали; только ло Эррик помогал ему.

Поток немного сместился, но не настолько, чтобы кардинально менять стратегию взлета. Поколебавшись, ло Паули велел взлетать двум опытным охотникам и летателям. Оба удачно ушли в небо. За ними ло Паули послал одного из молодых, потом ло Эррика, потом снова молодого – и так попеременно. Один за другим мужчины клана Ромеро сначала сигали в пропасть, потом ловили ветер и принимались набирать высоту.

Разбился еще один, ло Тук, когда на обрыве остались только Паули и еще один бывалый охотник по имени ло Ролло. Они так и не поняли, что произошло с ло Туком: этот даже не попытался выйти из начального пике, словно потерял сознание или оцепенел отчего-то. И он не кричал, как недавно погибший паренек. Просто падал и падал, постепенно заваливаясь на левое крыло, пока не рухнул в узкую расщелину прямо под обрывом.

ло Паули помрачнел и взялся за крылья. Им, двоим оставшимся, предстояло надеть крылья одновременно и помочь друг другу с упряжью, если это будет необходимо.

– Ты-то хоть не упади, – глухо напутствовал Паули летателя Ролло.

– Не упаду, – ответил тот, но, как показалось ло Паули, не очень уверенно.

Однако ло Ролло встал на крыло вполне уверенно. Пришла очередь самого ло Паули.

Шагать с обрыва было, конечно же, непривычно. Слишком близкой казалась рванувшаяся навстречу каменистая равнина. Раздражала проносящаяся чуть позади вертикальная каменная стена. Непривычно низко пел рассекаемый крыльями воздух. Но главное оставалось тем же, и ло Паули совершенно автоматически вышел из пике, пошевелил крыльями, определяя, где удобнее взбираться на поток, покружил немного и отвоевал первый метр высоты. Потом второй, третий, десятый… Каменная стена то и дело мелькала чуть поодаль, то справа, то слева, но теперь ло Паули не несся вниз вдоль нее, а медленно приближался к обрыву, отчерчивающему пол-неба там, вверху.

Вниз ло Паули старался не смотреть.

Наусы, разогретые и подкормленные, вышли на привычную высоту часов примерно за восемь. К этому моменту половину охотников (по очереди, понятно) приняли в корзину, а крылья надежно закрепили по бортам, снаружи. ма Шойц все предусмотрел – снаружи каждого из бортов имелись специальные ременные петли. Вдоль бортов, опять же снаружи, тянулись узенькие, в три жерди, кромки. Почти всем, кроме летателей, выходить туда было страшновато, даже со страховкой. Странно, но на малых высотах страх был сильнее – возможно, потому, что у самой поверхности отчетливо были видны скалы, камни, жерла лавовых трещин. А с обычной для Листов высоты все это выглядело, как пятнистая шкура, – буднично и нестрашно.

Временное пристанище клана медленно дрейфовало к экватору, туда, где в могучем воздушном потоке над кольцевым океаном держалась основная масса Листов.

Ромеро подробно описал в дневнике события прошедшей ночи и еще не истекшего дня. Ему все время казалось, будто он упустил что-то важное, и логвит снова и снова возвращался мыслями ко всему, что произошло совсем недавно. Вспоминал, перечитывал и снова вспоминал.

Закончился длинный день, миновала короткая ночь, две трети охотников снова устремились на поиски Листов и неизбежное патрулирование. Из корзины хорошо просматривался ближний летатель – отчетливо-темная точка в светлом небе. А следующего могли рассмотреть только самые зоркие. Ромеро не мог, сколько ни пытался, – глаза давно уже не те, что в молодости.

В этот день летатели ничем не смогли порадовать клан.

Не встретились им Листы ни на второй, ни на третий, ни на четвертый. Неделя прошла, а небо над гиблыми плоскогорьями оставалось пустым. Хорошо хоть, наусам тоже не нравились эти безжизненные места – они вовсю работали воронками, синхронно выбрасывая струи воздуха, и увлекали корзину с людьми за собой. Охотники присматривали за небом, и появись кто-нибудь из опасных высотных хищников, их сразу же отогнали бы. Но хищников здесь не было, а значит наусам ничто не угрожало. Но не было также и планктона, излюбленной пищи наусов, а заготовленной подкормки вряд ли хватило бы больше, чем на пару недель.

На девятый день в воздухе наконец-то появились признаки жизни: видели стайку мелких медуз, а еще к корзине подлетел любопытный альбатрос и долго парил рядом, вертел головой, косил то правым, то левым глазом и никак, наверное, не мог понять, что за диковину он повстречал в небесах на полпути от океана к Кипящим Плоскогорьям.

Альбатроса подстрелили и втащили в корзину – хитрюга ма Шойц посоветовал ло Паули прикрепить к стреле тонкую бечевку и подсказал, как ее правильно сложить, чтобы не запуталась. Поплатился за неумеренное любопытство альбатрос…

Мясо этих безногих птиц вряд ли можно было назвать вкусным, но клану привередничать не приходилось: неизвестно, сколько еще предстояло выжидать в тесной для такого количества людей корзине.

Тем временем соплеменники потихоньку втянулись в непривычный образ жизни. Во всяком случае, ребятишки уже вовсю затевали игрища с гамом и беготней вокруг центральной площадки с очагом. Корзина в такие минуты то и дело вздрагивала – не очень сильно, но вполне ощутимо. Мамаши пытались призвать не в меру расшалившихся чад к порядку, но где там… Пока кто-нибудь из мужчин не выходил из плетеной хижины и не рявкал – не успокаивались. Да и после этого успокаивались ненадолго.

Миновала и вторая неделя. Ромеро хмурился и потихоньку выяснил, надолго ли еще хватит припасов. Результат его не обрадовал – пищи осталось меньше половины, воды и соков – всего лишь четверть. К концу третьей недели пришлось на треть уменьшить ежедневную пайку. И лишь к концу четвертой, когда летатель Стриж вернулся после трехдневного отсутствия с подстреленной косулей за плечами, у Ромеро сбилось дыхание от нахлынувшего предчувствия.

– Лист, – сообщил Стриж, улыбаясь во все лицо. – Большой и здоровый. Необитаемый. Дичи – полно! На крыльях к нему тянуть часов десять; наусам, думаю, часов тридцать пять хватит. Ну, максимум – сорок.

– Дежурные! – бросил Ромеро через плечо. – Поднимайте всех!

Пока женщины клана занимались косулей, старейшины наметили новый план действий. Почти всем охотникам снова нужно было покидать корзину; кроме того, следовало переправить на новый Лист хотя бы нескольких мужчин из не-летателей – отыскать место под стойбище и закрепить несколько полостей, чтобы по прилете самые слабые могли ночевать в относительном комфорте. Тем охотникам, кто умел управляться с грузовыми крыльями, предстояло сначала добраться до Листа, отыскать отца-клена и уж потом совершить несколько челночных перелетов с пассажирами. Нескольким молодым летателям Ромеро намеревался поручить разведку и связь, чтобы всегда знать, где находится новый Лист, да и вообще – что творится в ближнем Небе. Большую часть охотников ожидала довольно изнурительная заготовка планктона. А самые опытные должны были умело рассеивать планктон перед наусами, чтобы те кормились и летели не куда им вздумается, а точно к новому Листу.

Ну а когда Лист будет совсем рядом, тогда уж решать – поочередно перевозить клан при помощи грузовых крыльев или все-таки удастся сблизиться с новым домом вплотную, заякорить и подтянуть корзину к самой кромке. Ну и как предел мечтаний – просто совершить посадку на любую подходящую поляну без глотки, по очереди обрезая поводки наусов. Но это только если в момент сближения удачно совпадут высоты полета Листа и корзины, что бывает довольно редко.

Один за другим охотники уходили в небо. Логвит Ромеро и ма Шойц провожали их взглядами и боялись – пока боялись – спросить себя: неужели им удалось спасти клан? Сообща сделать то, чего никто прежде не делал?

И сердца шептали им: «Почти! Почти! Почти!»

Лишь к началу северной зимы, когда дни и ночи стали заметно короче, у логвита Ромеро нашлось время подробно записать все, что произошло совсем недавно, в дневник. Он подолгу просиживал с ма Шойцем, Кромом и старейшинами в новой, еще пахнущей соком агавы, полости, то и дело выспрашивая у них подробности. Странно: вроде бы видели и слышали все одно и то же, а вспоминали очень часто совершенно разное. Иногда приходилось вызывать и расспрашивать людей клана, иначе правду о перелете восстановить не удалось бы вовсе. Ромеро мучительно подбирал слова, пытаясь описать стойкость и мужество соплеменников, но слова находились почему-то все больше сухие и негероические. Стоило закрыть глаза – и тут же виделись обожженные и окровавленные ло Инч и ло Туре. Виделась цепочка охотников, упрямо бредущих к обрыву и влекущих на себе крылья. Виделись невыспавшиеся лица, тем не менее счастливые, когда ма Шойц собственноручно захлестнул последний канат и корзина была надежно закреплена между второй и третьей кромками. И кто-то сказал: «Отпускайте наусов!» Только кто? Кром утверждает, что он, хотя самому Ромеро вспоминается, что сказал ма Шойц. И лицо у него при этом такое… такое…

Но лишь откроешь глаза – и видны только скупые и ничего не выражающие строки на желтоватой бумаге.

«Так всегда и бывает, – думал Ромеро. – Сколько ни слушай историй о чьих-нибудь подвигах или приключениях, никогда не представишь себе и десятой доли того, что на самом деле произошло. Но я найду, все равно найду слова, чтобы описать все, что мы сделали. Надо только получше расспросить – мастера, Крома, старейшин, охотников…»

Единственное, что логвит Ромеро знал наперед, – это несколько фраз, которыми закончит повествование. Логвит их уже произнес, в ответ на вопрос ло Паули, охотника, на которого всегда можно было положиться, как на самого себя. И подбирать не пришлось, нужные слова родились сами, как будто Ромеро обдумал и отточил их загодя.

– А что, – спросил ло Паули, когда даже самый закоренелый скептик уже мог облегченно вздохнуть и подумать: «Все кончилось, и кончилось благополучно». – А что мы будем делать с корзиной? – спросил охотник. – Разберем на заборы и навесы?

– Нет, – ответил ему Ромеро. – Ни в коем случае. Корзину мы переместим на ближнюю поляну и навсегда оставим там. Чтобы любого гостя мы могли привести туда и сказать: «Смотри! Вот с нее все и началось».