Недалеко от того места, где, глядя в окно, сидел Феликс, стоял свободный стул.
Войлоком эта палата обита не была, но и гостиной Дэн ее не назвал бы. Все здесь было пропитано запахом антисептиков – одним словом, тут пахло, как в школьном туалете. И все предметы были абсолютно безликими – белыми или бледно-голубыми, за исключением одеяла на коленях Феликса.
– Привет, – произнес Дэн и, преодолевая неловкость, направился к стулу. – Твоя… э-э… твоя мама написала мне письмо, – продолжал он, ерзая на сиденье. – Она говорит, что ты хочешь меня видеть. Хотя, возможно, хочешь – это слишком сильное слово. Она сказала, что ты обо мне спрашивал.
Феликс развернулся и посмотрел на него. Никаких очков, только такой же тонкий, как у его матери, нос. Неужели его глаза и раньше были такими огромными и пронзительными? В блестящем взгляде Феликса Дэн увидел собственное отражение.
Феликс передернул плечами.
– Очки мне не положены. Видишь ли, оправу можно сломать и с ее помощью причинить себе вред. Теперь я пользуюсь контактными линзами.
Дэн кивнул и, сцепив пальцы, с усилием положил руки себе на колени.
– Лично я считаю, что перепиливать сонную артерию куском зазубренного пластика – это варварский и неэффективный способ сведения счетов с жизнью, но говорят, что здесь такое бывало, так что… – Феликс постучал пальцем под правым глазом, – безопасность прежде всего.
– Я уверен, что они свое дело знают.
– Ты плохо выглядишь, Дэниел, – сухо заметил Феликс. – Проблемы со сном?
– Кошмары, – пояснил Дэн. Он не видел смысла скрывать это от Феликса. Феликс до сих пор пытался преодолеть последствия того, что произошло в Бруклине, и, как бы ни храбрился Дэн, ему это тоже пока не удалось. – Но я уверен, что ты и сам это знаешь.
Феликс кивнул, снова глядя в окно.
– Это точно… Знаю… Кошмары – это хуже всего. Мне снятся все скульптуры, которые я должен был изваять, и, несмотря на то что я контролирую свой мозг и знаю, что на самом деле это был не я, эти неудачи продолжают меня преследовать. Но я уверен, что ты меня понимаешь. Ты тоже особенный. Такой же особенный, как я. Ты видишь то, что не должен видеть. И ты знаешь то, что не должен знать. Например, воспоминания других людей… – Он помолчал, разглаживая одеяло на коленях. – Врачи здесь делают всё, что могут. Приступы насилия уже прошли. Но сны и это жжение у меня в голове – думаю, это никогда не пройдет. Яркая горящая звезда… Она пылает независимо от того, открыты мои глаза или закрыты. Она пылает и сейчас, когда я смотрю на твое лицо.
– Не понял… Извини… Знаешь что?.. А впрочем, ладно. Если честно, мужик, я не знаю, что тебе сказать. Я думал, что, как только мы оттуда уедем, пройдут и кошмары. Навсегда.
От взрыва смеха Дэн едва не свалился со стула. Он никак не ожидал, что Феликс будет смеяться, не говоря уже о том, что это произойдет так внезапно.
Затем Феликс умолк и снова уставился на него, поджав губы.
– Это было очень наивно.
– Пожалуй, – согласился Дэн. – Но все же есть вещи и похуже наивности.
Феликс наклонился вперед, дав знак Дэну сделать то же самое. Когда тот это сделал, ему в нос ударил резкий запах мыла. Феликс улыбался, и от уголков его глаз разбегались морщинки. Он снова смеялся, почти ликовал. Казалось, из этой белозубой широкой улыбки наружу вот-вот вырвется какой-то секрет.
– Ты уверен?
– Что ты имеешь в виду? – прошептал Дэн. Через плечо Феликса он взглянул на окошко в двери. Из груди Феликса вырвался еще один пронзительный смешок, но он тут же прищурился, а затем плотно зажмурил глаза. – Может быть, мне не стоило приходить, – добавил Дэн.
– Всё… Всё уже хорошо. Я… Звезда горит, но я… Да, я смогу продержаться столько, сколько нужно, но не дольше.
Феликс наклонился еще ближе… Еще немного, и его подбородок коснулся бы плеча Дэна. Дэн, как зачарованный, следил за его действиями и почти не ощутил, что ему на колени упал какой-то предмет.
– Они не должны это увидеть, – прошипел Феликс. – Накрой его ладонью. Вот так. Да, так хорошо. Смотри, чтобы они у тебя это не отняли. Если это попадет к ним, ты никогда ни в чем не разберешься, а для меня это беда. Большая беда. Еще более мучительное жжение.
– Что это? – Дэн прижал ладонь к колену… Открытка? Письмо?
– Иди туда, Дэниел. Ты увидишь! Ты все увидишь! – Феликс снова откинулся на спинку стула, закрыв лицо обеими руками. У него вырвался сдавленный всхлип: – Прости меня, Дэн. То, что мы с тобой сделали… Это ужасно. Страшно. Я не знаю, можно ли это исправить.
– Что? Ты в порядке? У тебя что-то болит? – Дэн отчаянно озирался вокруг и, как он и ожидал, раздался щелчок замка. Медсестра спешила ему на помощь.
– Сюда, скорее!
– Иди туда, – рыдал Феликс, продолжая закрывать лицо. – Иди туда, Дэниел! – Казалось, каждое слово причиняет ему невыносимую боль. – Бояться не стыдно! – всхлипывал он. – Я все время боюсь.
В палату вбежала медсестра Грейс.
– Тебе необходимо уйти, – оттолкнув Дэна, произнесла она и опустилась на колени перед Феликсом. – Прошу тебя, – повторила она при виде санитара, явно намеревающегося проводить Дэна к выходу из клиники. – Тебе пора.
Дэн, онемев, пятился к двери, глядя, как Грейс пытается успокоить безутешно рыдающего Феликса. Вдруг он вцепился в ее плечи и оперся на нее, чтобы приподняться и еще раз взглянуть на Дэна.
– Иди, Дэниел! Иди туда! Теперь мне пора просыпаться. Проснись, Феликс! Проснись!
Крики Феликса эхом звучали в голове у Дэна, преследуя его и в коридоре. Санитар проводил его до вестибюля, и Дэн плелся за ним, сжимая в кулаке записку, которую ему сунул Феликс. Уже почти в вестибюле он стремительно сунул ее в передний карман своей толстовки с капюшоном. Миссис Шеридан встала ему навстречу с низкой потертой кушетки. Дэн не произнес ни слова, но уголки ее губ начали дрожать.
– Как ты считаешь, это ему помогло? – тихо спросила она.
– Я не знаю, возможно, – ответил Дэн. От этой лжи его щеки вспыхнули. – Нет, я так не думаю, – пробормотал он. – Простите.
Миссис Шеридан кивнула, положив дрожащую руку ему на плечо.
– Спасибо за то, что попытался.
Не произнеся больше ни слова, она развернулась и подошла к решетчатой двери. Идя за ней как в тумане, Дэн взял пакет со своими вещами.
Медсестра Грейс появилась, когда они подошли к выходу из клиники. Отведя миссис Шеридан в сторону, она начала вполголоса ей что-то рассказывать. У Дэна появилась возможность взглянуть на открытку, которую дал ему Феликс.
Он отвернулся к стене, пытаясь справиться с волнением и страхом, охватившими его, когда он сунул руку в карман и вытащил записку.
Нет, это оказалась не записка, а черно-белая фотография на плотной бумаге. На него смотрели лишенные выражения лица – два маленьких мальчика стояли перед полосатым цирковым шатром. Теперь он не сомневался: между фотографиями Эбби и Джордана существует связь. Снимок в его руках представлял собой недостающее звено.
– Что, черт возьми, все это значит? – пробормотал он.
Он перевернул фотографию и увидел ряды цифр, торопливо нацарапанных на обороте. У него в голове снова эхом зазвучал голос Феликса.
Иди туда, Дэниел! Ты увидишь! Ты все сам увидишь!
– Идти куда? – вслух произнес он. – И зачем?
Под цифрами он увидел одно-единственное слово: не. Он мысленно сложил все три снимка и понял, что только теперь из них выстроилось полное сообщение. Выходит, эти фотографии послал им Феликс. Или же ему кто-то помог.
Он сложил все слова, и волосы у него на затылке зашевелились.
С тобой не покончено.