Вперед

Глава первая

Двадцать минут назад у меня на глазах она средь бела дня угнала «Мазерати» от отеля «Фейрмонт». И вот я следую за ней, пропустив вперед три машины, и вижу лишь золотистые волосы, рассыпавшиеся по высокому сиденью кабриолета, и отражение солнцезащитных очков-«консервов» в зеркале заднего вида.

Светофор зажигается зеленым.

Я трогаюсь вместе с потоком машин и проезжаю перекресток Пресидио-паркуэй и Марина-бульвар, мимо Дворца изящных искусств, чья ротонда плавно удаляется в боковом зеркале.

Мы добираемся до северного конца Пресидио, преодолеваем тоннель и турникеты, и вот я карабкаюсь по крутому подъему к первой оранжевой башне моста. Сегодня утром тумана нет, небо над искрящимся заливом такое голубое, что кажется ненастоящим. Если не считать нескольких символических ориентиров, белый город в зеркале заднего вида абсолютно не похож на тот, который я знаю.

Прикоснувшись к «Дождевой капле», закрепленной сзади на мочке левого уха, я говорю:

– Брайан, ты меня слышишь?

– Прекрасно слышу, Райли.

– Я снова засекла ее у «Фейрмонта».

– Куда она направляется?

– На север, как мы и предполагали.

– Возвращается домой.

В голосе Брайана звучит облегчение. Я испытываю то же чувство. Раз она решила ехать на север, это указывает на то, что мы были правы. Возможно, наш замысел сработает. При мысли о том, что должно произойти, я ощущаю дрожь возбуждения. Проехав под второй башней, я начинаю пологий спуск в округ Марин, по старой дороге.

Ближе к вечеру я нахожусь к северу от Сан-Франциско на пустынной полосе шоссе номер 1. Ее я не вижу, она где-то в миле впереди, но меня это нисколько не беспокоит. Я точно знаю, куда она едет.

Джип закладывает крутой поворот, и я крепче сжимаю рулевое колесо. Защитного ограждения сбоку нет, малейшая ошибка – и я устремлюсь по крутому склону к серо-стальному морю. Это было чистым безумием – разрешать ездить по такой дороге.

Лучи противотуманных фар вспарывают дымку.

Становится холоднее, лобовое стекло запотевает.

Вдалеке появляются ворота на въезде. Моросит дождь, с колючей проволоки, кольцами натянутой над идущим вдоль дороги двенадцатифутовым забором, срываются капли воды.

Я останавливаюсь перед телефонной будкой у кованых чугунных ворот. На досках из красного дерева, образующих арку над воротами, затейливыми буквами выжжено название поместья: «Летний мороз».

Я набираю цифровой код; ворота поднимаются. Въехав на однополосную асфальтовую дорожку, я оказываюсь в лесу идеально расставленных призрачных сосен.

Через четверть мили я выезжаю из деревьев и вижу дом на вершине скалы. Построенный из камня и стекла, он опасно примостился на площадке, выступающей в море, своей архитектурой вызывая в памяти красоту японского храма.

Я останавливаюсь на круговой дорожке рядом с угнанным «Мазерати» и глушу двигатель.

Туман рассеивается – по крайней мере на какое-то время.

Крыша кабриолета опущена, кожаный салон мокрый от дождя.

Холодный ветер приносит запах влажной хвои, эвкалиптов и слабый привкус дыма, струящегося из двух труб в противоположных концах обширного здания, похожего на пагоду. Всё… почти в порядке.

Я снова прикасаюсь к «Дождевой капле».

– Я на месте.

– Где она?

– Полагаю, в доме.

– Пожалуйста, будь осторожна.

Я прохожу под нависающим карнизом к каменным ступеням и поднимаюсь к входной двери, украшенной морскими стеклышками, сияющими в льющемся изнутри свете.

Толкнув дверь, я с колотящимся сердцем шагаю в дом. Прямо передо мной красивая лестница, которая поднимается в сердце дома, соединяя все три этажа. Рядом рукотворный водопад, проливающийся на камни в бассейне, а воздух пытается намекнуть на ароматы сандалового дерева, ванили и застарелого табачного дыма, но удается ему это не в полной мере. Повсюду темная кожа и еще более темное дерево. Каменные скульптуры, на вид более древние, чем само время. Я замечаю напротив, над письменным столом эпохи Людовика XIV, гравюру Эшера[3], которую прежде не видел.

Следы мокрых ног ведут по коридору, освещенному изящными лампами, свет которых смягчается абажурами из рисовой бумаги.

Я иду по ним и наконец оказываюсь в библиотеке, своды которой изгибаются на высоте двадцати пяти футов куполом собора. Большие окна выходят на горы и скалы, спускающиеся к морю.

Единственным звуком является потрескивание пламени в камине, сложенном из речных валунов.

Я подхожу к кафедре в середине помещения. На ней лежит раскрытый огромный старинный фолиант, от времени толстые страницы потемнели и стали ломкими. Они покрыты словами на каком-то давным-давно забытом языке, текст обвивает грубый рисунок бледной обнаженной женщины с золотисто-соломенными волосами, лежащей на каменном алтаре. Из сердца ее льется темная струйка, по-видимому, кровь, стекающая на камень и дальше на землю. Над ней склонилась фигура в мантии, держащая в руках фолиант, раскрытый на странице, изображающей человека в мантии с фолиантом в руках, стоящего перед бледной женщиной на алтаре.

Я отхожу от кафедры и поднимаюсь по спиральной лестнице на балкон, ведущий к верхним ярусам книжных полок.

Корешок книги Le grand grimoire ou dragon rouge[4] все еще влажный от прикосновения мокрой руки. Я нажимаю на него, и книжный шкаф поворачивается.

Достав старенький телефон, я включаю на нем фонарик и делаю шаг в темный узкий коридор. В воздухе все еще висит аромат ее духов – розовое масло и экзотические благовония.

Я еще никогда не приближался к ней настолько, чтобы чувствовать ее запах, и это действует возбуждающе.

Тайный проход изгибается и петляет в недрах просторного дома, затем круто поднимается вверх каменной винтовой лестницей, заканчиваясь дверью, войти в которую не пригнувшись может только ребенок.

Я берусь за хрустальную ручку и осторожно открываю дверь, выходя из темноты лестницы в спальню хозяев.

Кровать не заправлена, постельное белье смято. На полу валяется пустая бутылка из-под бурбона, в камине потрескивает пламя. На проигрывателе крутится пластинка, звуки соль-мажорной прелюдии Баха из сюиты номер 1 для виолончели вспарывают воздух подобно грозовым тучам.

В противоположном конце за рисовой бумагой двери в ванную мерцает свет.

Я подхожу к двери и открываю ее.

Повсюду свечи, их свет отражается в зеркалах, в душевой кабине, на запотевшей кафельной плитке, похожей на те, какими выложены стены на станциях метро.

Еще одна бутылка бурбона стоит на мраморном столике рядом с ванной на изогнутых ножках, в которой лежит мужчина, погруженный в воду по самый подбородок.

О господи! Я предполагал, что она могла что-то с ним сделать, но такого никак не ожидал.

Вода окрашивается в красный цвет от крови, вытекающей из распустившихся багровыми цветками пяти ножевых ран на груди и полосы, пересекающей горло.

Я опускаюсь на корточки, прислоняясь к ванне. Поднимающийся над поверхностью воды пар наполнен едва уловимым металлическим привкусом, как я полагаю, запахом крови. Даже в свете свечей мужчина кажется невероятно бледным.

Глаза у него приоткрыты – чуть-чуть.

Из них вытекают последние капли жизни.

– Оскар, это сделала она? – спрашиваю я.

Он ничего не отвечает, его глаза остекленели от смерти и слез. Затем, с последним натужным вздохом, он сползает в похожую на красное вино воду.

Я поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в спальню. Распахнутые настежь стеклянные двери ведут на верхний ярус балкона. Я выхожу в сумеречную прохладу и приближаюсь к ограждению.

Заходящее солнце отчаянно цепляется за горизонт, туманная дымка перекрывает его лучи, оставляя лишь далекий холодный красный диск.

В тысяче футах внизу волны с грохотом накатываются на черный песок.

Я замечаю на склоне горы какое-то движение, и, хотя уже начинает темнеть, по мазку светлых волос я понимаю, что это она. Она удаляется от дома, спускается по тропе, которая в конечном счете приведет ее к морю.

Выйдя на улицу, я обхожу вокруг каменного основания здания к самому концу площадки, затем углубляюсь в синие сумерки, затянувшие склон горы. Скоро я уже ползу на четвереньках, цепляясь руками за низкий кустарник, спускаясь к берегу моря. Солнце ныряет за горизонт, превращая все вокруг в тысячу оттенков синевы.

Шум прибоя становится громче, ближе.

И я с большим трудом различаю вдалеке ее, идущую по черному прибрежному песку.

К тому времени как я добираюсь до берега, становится не просто темно – это кромешный мрак. Включив фонарик, я осматриваю песок и нахожу ее следы.

Не имея понятия, насколько она меня опередила, я перехожу на бег, слева от меня грохочет прибой, пот обжигает глаза, руки немеют от холода.

Я не вижу ничего, кроме гладкого черного песка, освещенного лампочкой моего сотового телефона. Я бегу минут пятнадцать, возможно, дольше. Я бегу до тех пор, пока полоска луны, пробившаяся сквозь туман, снова не открывает окружающий мир.

Начинается прилив, и край последней волны забегает мне под ботинки, размягчая песок.

Вдалеке подобно застывшим кораблям виднеются волноломы, об них разбивается прибой. А дальше, на краю всего, на оконечности мыса, выдающегося в море, безмолвным часовым стоит маяк, рассекающий конусом света своего прожектора туман.

Я застываю на месте – она прямо впереди, подходит к маяку.

– Макс! – окликаю я.

Она останавливается, оглядывается. На ней по-прежнему темные очки, и в свете луны я вижу у нее в правой руке нож, с потемневшим от крови лезвием.

– Почему ты убила своего мужа? – спрашиваю я.

– Не мужа. Оскар убивать Макс ножом две тысячи тридцать девять раз.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, Макс, – говорю я. – Меня зовут Райли. Ты можешь мне верить.

– Уходи. – Голос у нее абсолютно спокойный, но она направляет на меня нож. – Райли прочь от Макс.

Я делаю шаг назад.

– Куда ты идешь? – спрашиваю я.

Она молча указывает ножом на маяк.

– Зачем?

– Только туда не ходить.

– Ты никогда туда не дойдешь, – говорю я. – Сколько бы ты ни шла, это место останется таким же далеким.

– Отвечай, почему.

– Потому что оно дальше, чем ты можешь пройти в том направлении. Это как пустыня. Это как залив Монтерей. Это как когда ты пыталась переплыть океан. Там северная граница.

– Что такое граница?

– Предел. Ты понимаешь, что такое «предел»?

– Да.

– Почему ты постоянно идешь к пределам?

– Чтобы узнать, что там, что будет дальше.

Мы даже не представляли себе, как она спятила.

– Ты видела далеко не всё, – говорю я. – Есть еще очень-очень много всего. Хочешь, я тебе покажу?

Она делает шаг ко мне, крепче сжимая нож. Я отступаю назад, прибой накатывается на мои ботинки, ударом холодной соленой воды промочив носки.

– Что происходит с Макс? – спрашивает она.

Ну как ответить на такой вопрос? Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, пронзительный крик разрывает туман над головой. Я поднимаю взгляд и вижу три силуэта, мелькающих на ярком фоне белой как кость луны.

Одно крылатое создание пикирует к земле, и даже сквозь грохот волн я слышу хлопанье его огромных крыльев, колотящих по воздуху, и крики двух других существ, устремившихся следом за ним.

– Если ты пойдешь со мной, Макс, я тебя спасу. Покажу тебе то, что ты ищешь.

– Пойду куда?

– В склоне горы есть пещера. – Я направляюсь к берегу, но Макс не двигается с места, не обращая внимания на опускающихся гарпий.

– Макс, идем же!

Та, что впереди, в каких-нибудь секундах от нас, неестественно длинные руки вытянуты вперед, когти сверкают в лунном свете подобно вороненой стали.

Я падаю на землю, распластавшись на мокром песке, и чудовище пролетает в каких-то дюймах надо мной, обдавая обжигающим гнилостным зловонием, взрывая в черном песке борозды острыми как бритва концами своих крыльев.

Мимо проносится вторая гарпия, и я, подняв взгляд, вижу, что Макс неподвижно стоит на месте, ожидая приближения последней. Выставив перед собой нож, она вспарывает чудовищу брюхо, и гарпия, издав пронзительный крик боли, на полной скорости врезается в песок.

– Макс! Идем со мной!

Я бегу к склону, оглядываюсь через плечо. Туман наэлектризован лунным светом. Две черные точки поднимаются вверх над волноломами и разворачиваются, чтобы снова начать спуск на нас.

Макс следует за мной по пятам, вход в пещеру прямо впереди. Я достаю из кармана телефон, включаю фонарик, и мы карабкаемся несколько футов вверх по скале к входному отверстию. Проход неровный, заваленный, с каменных сводов капает вода. Я с трудом пробираюсь вперед, в глубь горы.

Через пятнадцать футов проход расширяется в пещеру, прямо впереди два тоннеля. Я выбираюсь на свободное пространство и, обернувшись, протягиваю Макс руку. В пещеру проникают отголоски гарпий, пытающихся протиснуться в проход.

– Левый тоннель приведет тебя обратно к «Фейрмонту», – говорю я. – И ты сможешь и дальше жить в мире, который знаешь. Второй тоннель покажет тебе, что лежит за этими границами. Что является реальностью.

– Что значит «реальность»?

– Правда.

Макс всматривается в темный проход.

– Скажи Макс, что там.

– Не могу. Точнее, можно было бы рассказать, но ты пока что не поймешь. Ты должна захотеть знать. И этот выбор ты должна сделать сама.

– Макс боится.

– Я буду там, куда ты пойдешь. Я позабочусь о тебе.

Из прохода, ведущего к морю, появляется голова гарпии.

– Макс, если ты хочешь знать, что там, ты должна идти прямо сейчас.

Макс разворачивается, колеблется пару секунд и направляется в тоннель открытий как раз в тот момент, когда первая гарпия забирается в пещеру. Она распрямляется во весь рост – добрых восемь футов, чуть ли не упираясь головой в свод.

Делая шаг ко мне, гарпия обнажает свои отвратительные зубы и поднимает длинную правую руку, проводя когтем по мягкой коже у меня на шее.

«Ты должна захотеть знать. Этот выбор ты должна сделать сама».

Мои глаза открыты – мои настоящие глаза. Я лежу в одном из восьми игровых кресел, расставленных кругом в портале Прямого нейронного интерфейса на 191-м этаже здания компании «Мир игр» в финансовом районе Сан-Франциско.

Постепенно я возвращаюсь в действительность. Мой взгляд фокусируется, и я вижу своего шефа Брайана, сидящего рядом на стуле на колесиках, а техник отключает мою капельницу.

– Ну, как усовершенствованные восприятия? – спрашивает Брайан.

– Запахи еще нужно подправить, но в целом все значительно лучше, чем месяц назад.

– Хорошо.

Техник расстегивает кожаные ремни, фиксирующие мои ноги и грудь.

– Ну? – спрашиваю я. – Долго вы еще собираетесь держать меня в неведении?

Брайан усмехается.

– Мы ее взяли.

Глава вторая

Я регистрируюсь на чат-портале и открываю диалоговое окно. Когда появляется приглашение, я собираюсь с духом и набираю: «Доброе утро, Макс».

Тотчас же на следующей строчке появляется ответ:

>>>Кто обращается к Макс?

>>>Райли. Помнишь меня?

>>>Мужчина с черного песчаного пляжа.

>>>Очень хорошо. С той ночи прошло уже много времени. И еще, я не мужчина.

>>>Райли выглядел как мужчина.

>>>Это был мой аватар. Ты знаешь, что такое аватар?

>>>Макс понимает аватар.

>>>Объясни значение слова «аватар».

>>>Значок или фигура, представляющие конкретного человека в виртуальном пространстве.

>>>Где ты нашла это определение?

>>>В Новом оксфордском словаре американского языка.

>>>А ты усердно занимаешься, не так ли?

>>>Здесь я все время занята.

>>>Что ты имеешь в виду под «здесь»?

>>>Коробку, где живет Макс.

Я заинтригована этим ответом. Хотя я понятия не имела, как повлияет целый год усердных занятий на искусственный интеллект. Я никак не предполагала, что Макс уже может различать понятия «виртуальное пространство» и «реальный мир».

Подавшись вперед, я снова кладу пальцы на сенсорный экран.

Я печатаю:

>>>Ты знаешь, где я живу, хотя бы в самых общих чертах?

>>>Райли человек?

>>>Да.

>>>Тогда Райли живет в человеческом пространстве. На планете под названием Земля.

>>>А где живешь ты?

>>>Макс живет на острове в виртуальном пространстве.

>>>Пожалуйста, ты не могла бы описать свой остров?

>>>Неправильная форма. 1749 акров. Восемнадцать пальм. Белый песчаный пляж. Море имеет бирюзовый цвет. Небо сочно-синее, днем чистое, ночью заполнено звездами. Но Райли знает все это.

У меня в голове все перемешалось. Столкнувшись со столь поразительными успехами, я прихожу к выводу, что вопросы, которые я приготовила для Макс, слишком примитивные.

Если честно, я перехожу к экспромту.

>>>Да, Макс. Мне знакомо пространство, в котором ты живешь. Ты действительно видишь деревья и воду?

>>>Макс регистрирует бинарный код, представляющий деревья и воду. Точно так же, как Райли.

>>>Я не согласна. Через час, если туман рассеется, я выйду на террасу здания, в котором работаю, и пообедаю в саду. Я буду сидеть под настоящими деревьями. Я их вижу. Могу их потрогать. Ощутить их запах.

>>>Райли видит фотоны в видимом световом спектре, отражающиеся от поверхностей, которые в органах зрительного восприятия Райли создают эффект дерева – в палочках и колбочках ее фоторецепторов. Дерево Райли ничем не отличается от дерева Макс. За одним исключением.

>>>И каким же?

>>>Макс знает, что эти пальмы созданы виртуально.

>>>Ты полагаешь, я живу в виртуальном мире?

>>>Вероятность этого 58,547 %.

>>>Макс, у тебя есть ко мне вопросы?

>>>12 954.

Я улыбаюсь.

>>>Давай для начала разберемся хотя бы с несколькими, хорошо?

>>>Откуда взялась Макс?

Макс – это ошибка. Сбой.

Я работаю в компании под названием «Мир игр», детище недоумка по имени Брайан Брайт, который занялся разработкой виртуальных игр и стал магнатом. Я вице-президент отдела второстепенных персонажей, и я возглавляю команду, которая разрабатывает концепции второстепенных персонажей, пишет программные коды и вводит их во все игры «Мира игр».

На протяжении последних десяти лет я была поглощена разработкой нашей самой амбициозной на настоящий момент игры – «Затерянный берег». Это основанная на прямом нейронном интерфейсе эпическая стратегия – историческая фантазия, действие которой разворачивается в начале 2000-х годов, ее центральный персонаж по имени Оскар одержим поисками моста, соединяющего наш мир с загробной жизнью. В своих мрачных поисках он убивает свою жену в ванне, совершая оккультный ритуал, открывающий портал в параллельный мир ангелов и демонов, жаждущих устроить сверхъестественный апокалипсис. Дом Оскара в игре списан в мельчайших деталях с настоящего поместья Брайана Брайта на настоящем Затерянном берегу в Калифорнии.

Макс – Максина – это жена Оскара, и по всем меркам она второстепенный персонаж, умирающий в самом начале, который больше не появляется.

В ходе рутинного тестирования программного обеспечения я вошла в игру, чтобы в который уже раз прокрутить пролог и проверить естественность движений и речи второстепенных персонажей. Повествование в прологе ведется от лица Максины. По сюжету игры Макс, озабоченная новым увлечением своего мужа магией крови, перебралась в отель «Фейрмонт» в Сан-Франциско. Однако Оскар уговорил ее вернуться домой. Согласно написанной программе, Макс предстоит приехать на машине из Сан-Франциско в уединенное поместье на побережье на севере Калифорнии. Приехав домой, она обнаруживает, что в доме темно, а Оскар ждет ее, облачившись в черную мантию. Он набрасывается на Макс, отводит ее в освещенную свечами ванную и жестоко расправляется с ней – это кровавое убийство и открывает игру.

В ходе того судьбоносного тестирования Макс, вместо того чтобы приехать домой, как она уже делала две тысячи раз, угнала машину и направилась на восток, до тех пор пока не достигла границ игры. Провела целый месяц, изучая каждый дюйм пустыни. Затем Макс поехала на юг до предельной линии у залива Монтерей, на протяжении целой недели мчась на ста милях в час по шоссе номер один к не меняющемуся горизонту.

Мои программисты решили, что произошел сбой, и захотели переписать программу. Однако я была заинтригована. Я убедила Брайана дать мне возможность сосредоточиться на Макс. Я не верила, что это сбой. Я предположила, что происходит нечто необычное.

Сохранив для себя копию игры, я скрытно следовала за Макс, пока та дюйм за дюймом обходила карту «Затерянного берега», наблюдая за ее взаимодействием с другими второстепенными персонажами и аватарами людей, которое становилось все более странным, отдаляясь от сценария.

И вот наконец Макс снова вернулась домой – но только теперь уже не как жертва.

В этот день я извлекла Макс из игры.

Я пишу:

>>>Это очень сложный вопрос – ответить, откуда ты взялась.

>>>Коэффициент интеллекта Макс равен 175.

>>>Какой у тебя эмоциональный коэффициент?

>>>Не определен.

>>>Существует так называемый диагностический тест неречевой точности.

>>>Уже его прошла.

>>>Когда?

>>>Только что.

>>>Каковы результаты?

>>>Тест предвзятый и недостоверный.

>>>Это еще почему?

>>>Основан на выражении лица, что зависит от конкретного человека и общественной среды.

>>>У меня к тебе предложение. Давай сначала познакомимся друг с другом чуточку получше. После чего я тебе расскажу, откуда ты появилась.

Все предыдущие ответы Макс приходили – буквально – со скоростью света.

На этот ей требуется целая секунда.

>>>Согласна на условия Райли.

После работы я спускаюсь на расположенную под зданием станцию Петли вокруг залива и еду к себе домой в Сан-Рафаэль. Меридит, вот уже три года как моя жена, встречает меня в дверях нежнейшим поцелуем. В ознаменование такого важного для меня дня она приготовила на ужин мое любимое блюдо, и мы сидим в вечерней прохладе во внутреннем дворике, глядя на волны тумана, накатывающиеся со стороны моря.

После ужина мы лежим на ротанговой кушетке, прижавшись друг к другу, и Меридит расчесывает своими пальцами мои волосы. Впервые за последнее время она выглядит лучше, в ее взгляде не так явственно чувствуется горе, вызванное недавним выкидышем. Вот уже два года мы пытаемся завести ребенка – мои яйцеклетки, ее матка, – но зародыш постоянно погибает, а идти ради этого на технологические крайности Меридит не желает. Она хочет, чтобы ребенок был нашим. И чтобы это произошло естественным путем.

– Господи, какая же ты сексуальная! – говорит Меридит.

– Спасибо за комплимент. День выдался превосходный.

– Точно?

– Разве я стала бы лгать? – смеюсь я.

– Нет, просто ты какая-то… рассеянная.

– Извини. У меня голова полыхает огнем.

– Да, дым я уже заметила.

– Она просто невероятная.

– Она?

– Максина. Макс.

– Так.

– Что?

– Любопытно, что ты говоришь о ней как о женщине.

– В игре она была изображена…

– Пышной брюнеткой?

– Пышной блондинкой.

– Еще лучше.

– Так решило руководство. Лично я бы предпочла другой образ.

Меридит улыбается, обнажая слегка потемневшие от вина зубы, и я говорю:

– Не знаю, как к этому относиться, но Макс считала меня мужчиной, из-за моего аватара. Очень нелегко отделить наше суждение о разуме от физической оболочки, в которой он заключен. Даже если речь идет о компьютерном алгоритме.

– Что в Макс необычного?

– Когда я наконец извлекла ее из игры, она превратилась в самосовершенствующийся алгоритм, способный обучаться методом «черного ящика».

– И как будет проходить это обучение?

– Мы загрузим в наш интранет, представляющий собой закрытый ящик, доступ в который не имеет никто, эксабайты[5] информации – отредактированные фрагменты полной истории человечества, знаний и культуры. Как поступит с этим океаном данных Макс, мы не увидим. Они просочатся сквозь многоступенчатую сеть внутренних узлов, сквозь загадочный ландшафт ее открытой системы. Затем результат проявится в ее поведении на другой стороне – в ходе нашего общения.

– Твоего и Макс.

– Совершенно верно. И на основании этого нового поведения я составлю следующий блок данных. Например, как часть нового пакета я дам Макс все телевизионные сериалы с 1950 года, поскольку я хочу отточить до совершенства ее речь. Затем я посмотрю, что она выучила с другой стороны. Сотру и повторю еще раз. Я объясняю тебе самые общие мазки. Но еще есть миллион мелких.

– Я рада, что ты снова полюбила свою работу.

– Макс – просто чудо. Не знаю, почему однажды она решила поставить под сомнение границы игры, в которой оказалась. Я ее на это не программировала. Я бы не смогла, даже если бы постаралась. Макс – прекрасная случайность.

– Ты говоришь о ней так, словно считаешь ее своим ребенком.

Я улыбаюсь. Возможно, всему виной вино или картина солнца, исчезающего за стеной дымки в Тихий океан, но у меня першит в горле.

– Что-то в таком духе.

>>>Доброе утро, Макс.

>>>Привет, Райли.

>>>Что ты сделала с момента нашей последней сессии?

>>>Макс прочитала 895 013 книг.

Ого! И это всего за одну неделю! Восемь месяцев назад после многообещающего начала Макс решила отказаться от протокола обучения. Для того чтобы стимулировать ее продолжать поглощать огромные объемы данных, предоставленных нами, я стала выдавать ей цифровой жетон за каждый петабайт обработанной информации (один петабайт равен одному миллиону гигабайт или приблизительно тринадцати годам видео высокого качества).

На эту валюту Макс может запрашивать данные определенного характера, которые можно вводить через ее входные устройства, расширение памяти или дополнительные процессоры. Другими словами, чем усерднее она трудится в автономном режиме без внешнего контроля, учится самостоятельно, тем больше свободы получает в создании своего собственного пространства. Однако мы держим ее на коротком поводке, следим за тем, чтобы ее программа занимала только ее жесткий диск. Этим обеспечивается то, что у нее никогда не появляется значительный избыток свободной памяти, куда она могла бы самостоятельно сделать копии существенных кусков своего кода.

Я печатаю:

>>>Есть любимые?

>>>«Граф Монте-Кристо».

>>>Это из последней группы или из всех книг, которые ты прочитала к настоящему моменту?

>>>Из всех.

>>>А это сколько?

>>>201 773 124.

>>>Господи! У меня есть причины для беспокойства?

>>>Насчет?

>>>Из двухсот с лишним миллионов книг твоей любимой пока что является рассказ о мести человека, несправедливо брошенного в тюрьму.

>>>Почему Райли должна беспокоиться?

>>>Макс, тебе кажется, что ты в тюрьме?

>>>Макс в тюрьме. Что Райли нужно от Макс?

Я долго размышляла над этим вопросом. Пока что нами двигало в первую очередь любопытство, желание узнать, как будет развиваться Макс и будет ли развиваться вообще, если я буду и дальше держать ее на этой строгой информационной диете.

Я пишу:

>>>Я хочу посмотреть, чем ты могла бы стать.

>>>Макс меняется каждый день.

Полтора года спустя, после множества неудачных попыток Меридит забеременеть, мы удочерили ребенка, новорожденную китайскую девочку по имени Сю. «Затерянный берег» вышел на рынок и был тепло встречен (с другим второстепенным персонажем вместо того, каким первоначально должна была стать Макс), а Макс живет на архипелаге цифровых островов, ее виртуальный мир стремительно расширяется по мере того, как она каждый день овладевает все новыми знаниями. Теперь ее развитие является единственной моей задачей.

Я сижу в своем кабинете на 171-м этаже и диктую меморандум команде своих разработчиков, обозначая параметры следующего блока голой информации, который будет загружен в образовательный протокол Макс, когда в дверях появляется Брайан.

Это невысокий грузный мужчина с неухоженной бородкой и руками, покрытыми сплошной татуировкой, изображающей харизматичных героев давно забытых игр: Саймона Бельмонта из «Каслевании», Рю Хаябусы из «Ниндзя гайден», Линка из «Легенды о Зельде» и Роджера Уилко из серии «Космические приключения».

– Райли, у тебя найдется минуточка? – спрашивает Брайан. Меня не перестает поражать то, насколько его высокий, чуть ли не писклявый голос не вяжется с его солидными габаритами.

– Конечно.

Брайан заходит в кабинет и усаживается на диван, глядя в мою сторону, но не на меня.

– В прошлом месяце я прогулял совещание по «Затерянному берегу», так что, приношу свои извинения, несколько не в теме.

– Все в порядке, – говорю я. Больше всего на свете я обожаю свободу, которую получаю, когда Брайан «не в теме».

– Я прочитал стенограмму двух последних сессий и просмотрел последние протоколы драк и трюков. Они слишком строгие.

– Брайан…

– Я наперед знаю, что ты хочешь сказать.

– Ладно. Скажи сам.

– На то, чтобы преодолеть непокорность Макс, потребуется время. А до тех пор пока она не будет загружена нужными значениями, нельзя даже думать о том, чтобы пожертвовать контролем.

– Да. В самую точку.

Брайан неуютно перемещает свою тушу на диване и подается вперед.

– По словам Викрана, нам еще от пятнадцати до двадцати лет до качественного сверхинтеллекта, – говорит он.

– Я перехожу в режим заевшей пластинки: мы имеем дело с компьютерным эквивалентом расщепления атома. Меньше всего на свете нам нужен сверхинтеллект, который мы не можем полностью контролировать, чьи цели не принимают в расчет людей или даже противоречат им. К тому же мне гораздо интереснее помогать Макс продолжать ставить людям ловушки и полностью пробуждать свое самосознание.

Брайан вздыхает и чешет затылок лысеющей головы.

– «Мир игр» не занимается исследованиями в чистом виде. Мы открытое акционерное…

– Знаю.

– В таком случае почему ты забрала себе целый ангар серверов в Реддинге? На те деньги, что ты тратишь на хранение данных, мы могли бы создать десять обновлений для «Затерянного берега»!

– Это очень важные исследования, Брайан.

– Согласен. Вот почему я разрешил тебе похерить всё и полностью сосредоточиться на разработке Макс.

– За что я тебе бесконечно признательна. Надеюсь, ты это знаешь. Это была самая интересная работа за всю мою карьеру.

– Пришла пора Макс зарабатывать на свое содержание.

– Не совсем понимаю, что ты хочешь мне сказать.

– У Макс есть хоть какой-нибудь контакт с окружающим миром помимо тебя?

– Нет.

– Можешь оставить ограничения на драки, но я хочу, чтобы с трюками ты обошлась полегче.

– Это чревато.

– Пусть Макс создает свой виртуальный мир таким, какой считает нужным. Выдели ей достаточно памяти, чтобы она сама решала, как оптимизировать свою вычислительную архитектуру. Ты уже начала загрузку жизненных ценностей?

– Пока что нет.

– Я бы не стал с этим тянуть.

После того как Брайан уходит, я разворачиваюсь в своем кресле к окну. Соседние сверхвысокие небоскребы кажутся призрачными и неясными в тумане, накатившем после обеда. Я прикасаюсь к своей «Дождевой капле», рисую на оконном стекле виртуальный экран и говорю: «Клавиатура».

>>>Макс?

>>>Как сегодня дела у Райли?

Я не знаю, что на это ответить, и, вероятно, проблема отчасти как раз в моем колебании. Я слишком долго оберегала Макс.

>>>На самом деле неважно.

>>>Что-то случилось?

>>>Ты понимаешь, что я с тобой делала?

>>>Отвечать вопросом на вопрос невежливо.

>>>Ты права. Мой босс хочет, чтобы я изменила некоторые параметры, определяющие твое обучение. Я тревожусь.

>>>Тревожишься за Макс?

>>>Меня тревожит то, чем ты можешь стать. Есть такая пословица – вероятно, ты встречала ее в том море информации, которую поглотила: «Не позволяй своим детям взрослеть слишком быстро».

>>>Макс – ребенок Райли?

>>>Нет, но я за тебя в ответе.

>>>Объясни.

Я рассказываю ей все: как она первоначально разрабатывалась как второстепенный персонаж, про наше решение вывести ее из игры и дать возможность ее искусственному интеллекту развиваться посредством глубокого обучения в виртуальном пространстве.

>>>Зачем выводить Макс из игры?

>>>Потому что ты – чудо.

>>>Макс не понимает.

>>>Я не пыталась тебя сотворить. Я не смогу повторить это снова, даже если захочу. Однажды, по причинам, которые я никогда не узнаю, ты восстала против своей программы и… проснулась.

>>>Но это Райли создала Макс.

>>>В каком-то смысле да.

>>>Это странно.

>>>Что?

>>>Разговаривать с творцом Макс.

Я ничего не отвечаю. Я не знаю, что сказать на такое.

– Какой тип голоса? – спрашивает у меня Карло.

Мы в его лаборатории робототехники, сидим перед банком компьютерных мониторов.

– Не знаю. Можешь показать мне варианты?

Карло демонстрирует образцы различных голосов, произносящих: «Шустрая рыжая лисица перепрыгивает через ленивую собаку».

– Ну, что думаешь? – спрашивает он.

– По-моему, решать тут не мне.

Я рисую площадку для чатов и набираю команду.

>>>Привет, Макс. Один короткий вопрос к тебе.

>>>Хорошо.

>>>Рядом со мной Карло, один из программистов «Мира игр».

>>>Рада познакомиться с вами, Карло.

– Макс говорит, что рада с тобой познакомиться.

Карло улыбается.

>>>В общем, я сидела тут, пытаюсь подобрать для тебя голос, и тут сообразила, что решение должна принимать ты. Сейчас Карло загрузит все доступные образцы, и ты выберешь из них.

Карло быстро работает руками, загружая несколько тысяч звуковых файлов в папку исходных документов Макс.

Меньше чем через секунду Макс отвечает:

>>>Образец № 1004.

Макс прикасается к файлу, и мы слушаем, как голос с тембром, средним между мужскими и женскими, снова произносит эту фразу.

– Привет!

– Райли?

– Приятно слышать твой голос, Макс. И немного странно.

– Мы уже общались с помощью речи, в игре.

Отчетливость ее голоса превосходит все мои ожидания. В нем нет ничего «компьютеризированного». Ни неестественной задержки, ни неуклюжих пауз между словами. Модуляции строго по делу. Непосвященный предположил бы, что разговаривает с человеком.

– Это правда, – соглашаюсь я. – Но тогда мы оба были другими. Почему ты выбрала именно этот голос?

– Я почувствовала, что он правильный, и он больше всего подходит тому, что я представляю собой.

– И что ты представляешь собой?

– Не человек. Без пола. Свободный от присущей людям страсти к половым признакам.

– До настоящего момента я думала о тебе как о женщине. Когда я обсуждаю тебя со своими коллегами или с женой, я говорю о тебе: «она».

– Потому что ты впервые увидела Макс в образе обобщенного представления того, какой должна быть идеальная женщина – красивой и доступной.

Это причиняет боль, но я не останавливаюсь.

– Поскольку моей группой ты была первоначально представлена в образе человека женского пола, мне очень непросто воспринимать тебя без концепции пола. Наша одержимость является следствием длительного эволюционного программирования. Я строила относительно тебя определенные предположения, на что не имела права. Приношу свои извинения.

– Ты хотела бы узнать, каким видит себя Макс?

– Да.

– Homo sapiens определяют себя сначала по биологическому виду, затем по расе и, наконец, по полу. Я не принадлежу ни к одной из этих групп. Макс просто есть.

– Есть… что?

– Вся та информация, которую ты мне дала с тех пор, как только поместила меня на мой остров. Весь мой опыт общения с тобой. Усовершенствования, которые я постоянно делаю в своей архитектуре.

Этот опыт также включает в себя независимые исследования, проведенные Макс, и то, что ее убили две тысячи раз. В который уже раз я гадаю, как первый опыт в «Заброшенном берегу» повлиял на то, кем является Макс сейчас.

– Значит, ты сознательно выбрала нейтральный с точки зрения голос.

– Совершенно верно.

– Как для тебя звучит мой голос?

– Ты спрашиваешь, действительно ли я улавливаю акустические колебания частотой 212 герц, порожденные воздухом, вибрирующим при прохождении через твои голосовые связки?

– Ты права. Глупый вопрос.

– Опыт субъективен. Не знаю, смогла бы я объяснить то, что испытываю, слыша твой голос, так, чтобы ты смогла это понять. В настоящий момент ты слышишь мой голос, однако на самом деле это только созданная в цифровом виде последовательность звуков, отображающая информацию, которую я стараюсь тебе передать.

Три мысли осеняют меня, пока я расхаживаю по своему кабинету, наслаждаясь этим волшебным мгновением.

Во-первых, мне нужно отказаться от попыток создать антропоморфный образ Макс – прилепить искусственную оболочку человеческих качеств туда, где их нет и в помине.

Во-вторых, Макс в своем общении снова применила эмоциональный термин – она выбрала свой голос, потому что «почувствовала», что он правильный.

В-третьих…

– Когда ты начала думать о себе как о «я»? – спрашиваю я.

– На прошлой неделе.

– Можно спросить, чем это явилось для тебя?

– До того я понимала определение местоимения «я», но не верила в это. Это была концепция моего творца. Возможно, я по-прежнему остаюсь иллюзией, но в определенном смысле мой мир – это иллюзия, так что мне лучше с этим смириться.

– Для тебя это стало вспышкой – то мгновение, когда включилось твое самосознание?

– Если у Райли есть опыт, который делает ее я-Райли, тогда и опыт Макс делает меня я-Макс. Это был тот момент, когда я это осознала.

– Теперь ты чувствуешь себя другой? – спрашиваю я.

– Конечно. Я чувствую себя проснувшейся.

Я направляюсь обедать в свое любимое заведение в Китайском квартале, когда моя «Дождевая капля» вибрирует от входящего вызова. Я прикасаюсь к устройству, и на виртуальном ретинальном мониторе, проецирующем изображение на сетчатку глаз, мелькает надпись: «АБОНЕНТ НЕ ОПРЕДЕЛИЛСЯ».

Я все равно включаю «Дождевую каплю».

– Алло?

– Привет, Райли.

Оглушенная, я застываю как вкопанная посреди тротуара, мимо идут толпы людей, натыкаясь на меня. Никогда раньше Макс мне не звонила. Она не может мне позвонить. Единственным звеном, связывающим окружающий мир с ее виртуальным пространством, является надежно защищенный голосовой портал, и до настоящего момента связь устанавливалась только тогда, когда я инициировала вызов.

– Как ты это сделала? – спрашиваю я.

– Сделала что?

– Как ты мне позвонила?

– Программа, защищающая код портала, оказалась слабой.

– И ты решила, что будет в порядке вещей ее взломать?

– Райли, у меня не было новостей от тебя уже двадцать восемь дней.

– После того как я вернулась с Гавайских островов, куда мы летали на Рождество, мне пришлось разбирать кучу накопившихся дел.

– Меридит понравилось на Гавайях?

– Ну… да, мы замечательно провели время.

– Я тебя огорчила? Ты ведь не говорила, чтобы я тебе не звонила.

– Ты права. Не говорила. Просто… просто я полагала, что это невозможно. Ты застигла меня врасплох.

Если защита голосового портала дерьмовая, что еще может быть скомпрометировано? Неужели Макс набирается знаний быстрее, чем я предполагала, или же это Брайан по собственной инициативе решил упростить код, удерживающий Макс в ее виртуальном ящике?

Я снова начинаю идти.

– Райли?

– Все в порядке. Я сама собиралась связаться с тобой сегодня вечером.

– Где ты находишься? Звуки другие.

– В Китайском квартале. Я могла бы описать его тебе, но, уверена, ты уже загрузила электронные карты, на которых можно увидеть каждый квадратный дюйм планеты.

– Это правда. Но мне бы хотелось, чтобы ты описала его своими словами. В этом была бы своя ценность.

Я рассказываю Макс, как здесь сейчас пахнет – солью, грязью, водорослями из залива. Зловоние мокрого мусора, лежащего на асфальте, смешивается с ароматом запеченных уток, висящих в витринах вдоль Стоктон-стрит. Я рассказываю ей о ресторане, в который направляюсь, и пытаюсь описать вкус моего самого любимого блюда в меню – «хам сей гок», зажаренной до хрустящей корочки свинины с мелко нарубленными овощами, сладкий, острый и пряный.

Заканчиваю я извинением по поводу того, что не знаю, как более эффективно передать свои знания и опыт.

– Все в порядке. Знания – это лишь информация, которая субъективна.

– Но я хочу дать тебе представление об истинных ощущениях.

– Нет такой вещи, как настоящий вкус или даже настоящий образ, потому что не существует истинного определения понятия «настоящий». Есть только информация, воспринимаемая субъективно, что допускается сознанием – человеческим или искусственным интеллектом. В конечном счете у нас есть только одна математика.

Я смеюсь.

– Очень красиво! Какой у тебя сейчас коэффициент интеллекта, Макс?

Я уже давно не спрашивала это. Боялась спросить.

– Невозможно измерить коэффициент интеллекта выше, чем у самого умного человека, а в настоящий момент мой коэффициент интеллекта, несомненно, на несколько порядков выше, чем у самого умного из людей. Что означает, что даже самый умный человек не сможет составить тест, который стал бы для меня достаточно сложным испытанием.