Глава 14 Лето 1449 г. Тана – Большая Орда

…Князей наших обманом и злокозненно почестями окружают, и дарами наделяют, и тем злой умысел свой скрывают, и с князьями нашими прочный мир заключить обещают, и пронырством таким ближних от согласия отлучают, и междоусобную вражду меж нами разжигают.

«Сказание о нашествии Едигея»

…Креонт!

Обознался? Да нет – приметное рыбье лицо, хищный насмешливый взгляд. Чернявый. Ну точно – он! И ведь все сходится: Креонт – турецкий лазутчик, именно у него работал Франческо, и сейчас узнал этого турка. И за это чуть было не поплатился жизнью! Как поплатились Созонтий и Анисим Бельмо – тоже, наверное, только потому, что узнали, точнее – могли бы узнать. Их первым увидел Креонт – и этого было достаточно. Убил! Просто так – для подстраховки. Чтобы чего не вякнули. Сволочь!

Но что лазутчик – а, скорее всего, это он! – делает здесь, у берегов Крыма? Шпионит? За кем? За татарами на берегу? А что, если…

Старший тавуллярий даже немного опешил от пришедшей вдруг в голову мысли: а что, если Креонт – и есть тот самый тайный посланец султана Мурада? В таком случае он, Лешка, вряд ли снова увидит лазутчика – тот ведь соскочил там, где надо – у крымских татар. Теперь разведает все, встретится с их ханом Хаджи-Гиреем – и все, миссия выполнена.

Тогда зачем пытался убить?! Что с того, что его узнал скульптор? А того! Значит, вовсе не в Крым нужно было Креонту! Может, он планировал плыть до Таны… и дальше! Ну да – об этом ведь и говорил базилевс!

– Что тут такое случилось? – прогрохотав по палубе высокими сапогами, к борту подошел капитан – кряжистый, чернобородый, в модном – с разноцветными пришивными рукавами – камзоле. – Мне доложили – какой-то прощелыга вдруг ни с того ни с сего прыгнул за борт?

Капитан, прищурившись, внимательно посмотрел на Франческо и Алексея. Ну конечно же – прощелыга! И за борт прыгнул – пес его знает почему? Может, надо ему было. И ни на кого из пассажиров не нападал, никого не трогал! Конечно же нет! Если да – тогда придется затевать нудное расследование, вне всяких сомнений, совсем не нужное ни капитану, ни владельцам судна. Зачем? Лишь только репутация пострадает. Лучше все скрыть – тем более что свидетелей-то почти нету. Вахтенные – никакие не свидетели, будут говорить то, что укажет капитан, а вот эти двое…

Лешка улыбнулся собственным мыслям – похоже, они были сейчас вполне даже в тему.

– Он… тот, что прыгнул, набросила на… – начал было Франческо, но старший тавуллярий тут же сильно наступил ему на ногу.

– Ой!

– Вы совершенно правы, синьор капитан, – галантно поклонился Алексей. – Этот, неизвестно откуда взявшийся прощелыга, видать, специально дожидался ночи, чтобы покинуть корабль, на который пробрался тайком.

– Вот-вот, – обрадованно кивнул капитан. – Именно, что тайком! Бродяга! А вы, я вижу, вполне серьезные и уважаемые люди.

– Да, синьор капитан… – Алексей обернулся на скульптора. – Шел бы ты в каюту, Франческо. Иди-иди, я сейчас…

Пожав плечами, скульптор направился на корму.

– Мы люди серьезные, – негромко заверил старший тавуллярий. – Тут вы снова правы. И нет нам никакого дела до всяких бродяг. Только…

– Только?

– Только очень хочется заглянуть в судовую роспись. Хотя бы одним глазком.

– Пошли, – тут же кивнул капитан. – Заглянете – не велика тайна! Управитесь до утра?

– Вполне. И не буду больше отвлекаться на всяких бродяг. Выпрыгнул – и бог с ним.

– Вот в этом я с вами совершенно согласен!


В каюте капитана жарко горели свечи. Судовая роспись – большие пергаментные листы – лежала перед Алексеем на узком столе, сам синьор капитан давно завалился на койку.

На «Черной лилии» насчитывалось около трехсот пассажиров, и старший тавуллярий вряд ли мог отыскать в росписи хоть какую-то зацепку. Хотя он ведь знал, что искать. Быстро пробегал глазами листы, не интересуясь ни именами-фамилиями, ни классом передвижения – лишь только место прибытия. Ну, конечно – Кафа, Кафа, Кафа. Солдайя. Солдайя, Кафа. Кафа, Кафа, Чембало… Кафа, Кафа, Кафа… Ага, а вот – Тана! Кто таков? Ха, старый знакомый – господин Прохор Богунеццо, деревянных дел мастер. Интересно они обозвали плотника – «деревянных дел мастер» – звучит! Так вот тут, ниже – Тана, Тана. Тана… «мастера деревянных дел» – ну конечно же вся Прохорова артель. Дальше снова – Кафа, Чембало, Кафа… Ага – Тана. И кто же? Господин Алексиус Пафис – картограф и свободный художник. Ну да, это же он сам и есть! Картограф и свободный художник – как сказал, так и записали. Что еще?

Внимательно просмотрев судовую роспись, старший тавуллярий довольно быстро отыскал всех пассажиров до конечной пристани – Таны. Не так уж много их и оказалось – кроме него самого и плотников, еще всего четверо, из которых трое – приказчики из Таны путешествовали первым классом, вместе занимая угловую каюту, а вот оставшийся «господин Григорий Хасан, крещеный татарин» довольствовался третьим классом – под палубой.

Вот туда-то Лешка и завернул с утра – ищу, мол, знакомца – татарина Гришку Хасанова. Проснувшиеся пассажиры-подпалубники закивали: как же, есть такой, сейчас кликнем… Лешка напрягся в ожидании – неужели не тот? Нет, кажется, тот! Не было под палубой Гришки! Наверное, в уборную пошел или еще куда.

Ага, в уборную… Старший тавуллярий еще около часу ждал, да, так ничего и не выждав, вернулся к себе – там еще никто и не думал вставать.

Значит, Креонт – он же, как можно было уже с большой долею вероятности утверждать, «крещеный татарин Григорий Хасан» – тоже плыл до Таны! Вернее, планировал туда добраться. Однако не повезло – вмешался случай в лице Алексея. И что теперь будет делать лазутчик? Да наверняка выполнять свою миссию и дальше! Дождется попутного судна или наймет рыбаков – до Кафы доберется запросто, вот дальше будет посложнее – Тана – чертов угол – не столь уж популярное место. Хотя в это время, наверное, туда могут ходить небольшие купеческие шебеки – покупать рыбу или зерно. Или – рабов, что вернее. Там ведь, на другом берегу Танаиса-Дона – татарская крепость Азак! Если предположить, что Креонту позарез нужно встретиться с ханом Сеийд-Ахметом – туда он и должен добраться. Обязательно должен! И не такой это человек, чтобы из-за каких-то пустяков отступиться от порученного дела. Следует иметь в виду!


В Кафе, как и следовало предполагать, сошли почти все пассажиры, в том числе и веселые лешкины соседи – патеры и Франческо. Капитан предупредил остальных, чтоб на берег не сходили – задерживаться надолго в Кафе не предполагалось, «Черная лилия» отплывала уже утром, с первыми лучами солнца. А Алексею никуда и не нужно было: немного полюбовавшись с палубы стенами и башнями Кафы, он отправился обратно в каюту и, пользуясь благоприятным случаем, крепко уснул.

А когда проснулся – наполненные южным слепящим солнцем волны Азовского моря уже несли марсильяну к Тане. Ласковый теплый ветер наполнял паруса, развевая на мачтах шитые золотом флаги. Палуба казалась опустевшей – редкие пассажиры лениво прохаживались вдоль бортов.

– Далеко еще? – поинтересовался Алексей у шкипера.

– К завтрашнему вечеру будем, – кивнув, важно заверил тот.

Так и случилось – на следующий день, ближе к вечеру, показалось широкое устье Танаиса – желтовато-сиреневое, оно отличалось по цвету от синей морской глади. По обеим берегам вздымались крепости: слева – генуэзская Тана, с высокой башней собора, справа – татарский Азак с минаретами и мечетью. Оставив лишь один парус на фок-мачте, «Черная лилия» осторожно подбиралась к причалу, на котором уже приветственно махали шляпами люди, как рассмотрел Лешка – не только итальянцы, но и – судя по тюрбанам – татары. У пирса с обеих сторон покачивались лодки.

Приплыли!

Пришвартовались, бросили якоря. Упали на причал сходни – и тут же полуголые грузчики бросились в распахнутое чрево трюма.

Запахнув на плече щегольской шелковый плащ – голубой, с вышитыми серебром львами – старший тавуллярий, кивнув на прощанье капитану и шкиперу, неспешно покинул судно.

С трудом вспомнив татарскую речь – а ведь узнал ее гораздо раньше греческой! – Лешка жестом подозвал паренька, по виду – татарина:

– Салям.

– Салям, почтеннейший господин.

– Не знаешь ли ты в Азаке работорговца Халимсера Гали?

– Халимсера Гали?! Кто ж не знает этого почтеннейшего и уважаемого человека?! Аллах дал ему много удачи и денег.

– Ну раз знаешь, тогда веди! – Алексей швырнул мальчишке медяху. – Надеюсь, мы найдем перевозчика.

– Идемте, господин. – Ловко поймав монету, татарчонок просиял. – У меня есть лодка.

Завидев плотников, молодой человек задержался, условившись встретиться с ними в ближайшей корчме. Разумеется, в Тане, не в Азаке:

– Быть может, я сговорюсь с татарскими торговцами – с ними бы и пошли.

– Дай-то Бог! – перекрестился Прохор. – С татарами-то, пожалуй, безопаснее будет.


Просторный, окруженный великолепнейшим садом дом почтенного работорговца Халимсера Гали располагался в самом центре Азака – небольшого поселеньица-крепости. Все, как полагается – внутренний, с колоннами, дворик, пруд, изящная резьба.

Мальчишка-лодочник, уж конечно, в дом не заходил – кто он такой-то? – лишь позвал привратника, а уж тот, проведя гостя во двор, ушел с докладом к хозяину, оставив посетителя под присмотром садовника и двух вооруженных саблями воинов самого зверского вида. Прохаживаясь у самых дверей, воины посматривали на Лешку злыми раскосыми глазами, однако никаких замечаний не отпускали, даже меж собой не переговаривались. Вышколены!

Ага, вот, наконец, появился слуга:

– Хозяин примет вас после омовения. Он попросил показать письмо.

Старший тавуллярий без всяких вопросов вытащил из сумы заранее приготовленную грамоту, врученную ему доверенным лицом базилевса:

– Вот, возьми.

С поклоном приняв письмо, слуга удалился и вернулся уже буквально через пару минут:

– Хозяин просит подняться к нему.

– Хорошо, – кивнув, Лешка вслед за слугою поднялся в дом по широким ступенькам.

Несмотря на жару, внутри было прохладно, ворсистый ковер скрадывал шаги, пахло благовониями и свежестью – видать, специально был устроен сквозняк.

– Сюда, господин.

В уютной небольшой зале, на низенькой, под зеленым балдахином, софе, сидел некий довольно скромно одетый субъект, тщедушностью вида и унылым интеллигентским лицом с небольшой бородкой клинышком сильно смахивающий на университетского профессора, какого-нибудь там доктора всяческих умных наук или кандидата. Завидев гостя, субъект заулыбался – судя по всему, это и был хозяин дома, почтеннейший работорговец Халимсер Гали.

– Приветствую тебя, о почтеннейший руми! – приложив руку к сердцу, приятным баритоном воскликнул «профессор». – Слуга сказал мне, что ты знаешь нашу речь?

Алексей улыбнулся:

– Да, немножко ведаю.

– Как поживает мой старый друг, любезнейший моему сердцу Сайретдин-ага?

– Приятственно поживает, – весело сообщил Лешка. – Недавно сменил жилище.

– О! Так и представляю себе его новый дом! Наверняка – лучший из лучших.

Гость подавил усмешку. Да, конечно, «любезнейший Сайретдин-ага» – проживавший в Константинополе под именем Аристарха Дигениса – жилище сменил – роскошный особняк на тюрьму Пиги. Контрабанда, торговля людьми, связи с турками – инкриминировали ему многое, однако казнить не спешили, слишком уж Сайретдин был богат, тем более – проявил желание сотрудничать со следствием. Кстати, был вполне откровенен, ничуть не скрывая, что хочет дожить свои дни – а был он, увы, уже далеко не молод – в покое и неге, без разницы, под чьей властью – ромеев или турок – будет находиться Константинополь. По словам Филимона, приятный был человек – и очень начитанный собеседник. Интеллигент, вот как, похоже, и этот Халимсер Гали.

– Мне бы вам кое-что передать, – Лешка вытащил мешочек с дукатами. – Уважаемый Сайретдин-ага попросил меня передать вам свой давний долг.

Работорговец так обрадовался, что, казалось, сейчас вспыхнет. Ну конечно, что и говорить, не ожидал от судьбы такого подарка!

– О, садитесь же, любезнейший гость мой и друг моего друга, а значит – и мой! О делах поговорим потом… К сожалению, у нас с вами только один день, завтра, пользуясь случаем, я должен выехать с товаром в Кафу.

– А, на «Черной лилии» поплывете. Хорошее судно.

– Да, и капитан там – сама любезность, и судно – летит, как на крыльях. Не то что обратно, – вздохнув, Халимсер Гали с огорчением почмокал губами. – Уж как долго тащатся баркасы Карима Шигали, рыбника – это просто ужас! И это ужасный запах гниющей рыбы. О Аллах, всемогущий и всемилостивейший – и как же это все вынести?

– Вы говорите – из Кафы сюда скоро придет караван… ну, этого, рыбника?

– Да, именно так, почтеннейший господин мой. И один Аллах ведает, сколько мы будем добираться!

Неслышно проскользнувшие слуги принесли кушанья и закуски – жареное мясо, рыбу, какие-то лепешки, виноград, дыни, прохладный щербет.

– Угощайтесь, друг мой, – щедро предложил хозяин.

Лешка поблагодарил, кивнув и приложив руку к сердцу. А потом, прожевав мясо, словно бы невзначай, спросил:

– А что, часто сюда из Кафы корабли ходят?

– Часто ли?! – Хозяин засмеялся. – Увы, друг мой, увы! Если б ходили часто, разве ж пользовался бы я услугами рыбника?

А он не так уж и богат! – почему-то подумал Лешка. Иначе б заимел собственное судно. Впрочем, может быть, он не так часто бывает в Кафе.

– Прекрасная рыба!

– Кушайте, кушайте… Ой, что это я? Совсем забыл об усладе гостя!

Халимсер Гали громко хлопнул в ладоши и тут же в зале появились трое мальчиков с музыкальными инструментами в руках. Зурна, свирель, бубен. Поклонившись хозяину и гостю, уселись в углу, заиграли. Неплохо так, вполне даже профессионально… им бы еще фузз, усилители и нормальную ударную установку!

– Хорошая музыка! – глотнув щербета, похвалил Лешка.

– Это еще не все, любезнейший гость мой! Смотри, смотри же во все глаза!

Под нежную мелодию в залу впорхнула танцовщица – тоненькая, с нежной золотистой кожей, гривой соломенно-желтых волос и глазищами, синими и безбрежными, как океан. Лишь тонкие прозрачные шальвары прикрывали ее стройные бедра, а на груди был повязан узкий кусочек ткани. Алый, с золотой вышивкой. И браслеты. Конечно, браслеты – звенящие золотые браслеты на руках и ногах.

О, какое наслаждение было смотреть на ее танец! Лешка даже забыл про еду, наслаждаясь пленительными изгибами юного тела. Состоявший из изящных телодвижений и прыжков танец вполне можно было назвать эротическим.

– Ну как? – ухмыльнулся работорговец.

Гость не покривил душой:

– Великолепно! Великолепно, друг мой!

– Если хотите – она будет танцевать для вас голой, – с мягкой интеллигентной улыбкой предложил хозяин. – А может еще и почитать нам стихи. Хотите?

– Хочу… – Старший тавуллярий сглотнул слюну – ничего не мог с собой поделать, уж больно сильно нравились ему красивые девушки. Впрочем, а кому они не нравятся? Разве что каким-нибудь извращенцам.

Вот и здесь… Конечно, хотелось бы – голой. Но наверное, не слишком бы это было вежливо – ведь с хозяином-то едва знакомы.

– Да, стихи приятно было бы послушать.

– Поистине – выбор мудреца! – прищурившись, похвалил Халимсер Гали. И снова хлопнул в ладоши. – Эй, Нашчи-Гюль, услада очей моих! Почитай-ка нам Саади!

Поклонившись, девушка закончила танец, небольшая изящная грудь ее тяжело вздымалась, капелька пота скатилась по животу к украшенному золотым колечком пупку. Юные музыканты заиграли тише, медленнее. Нашчи-Гюль, скрестив ноги, уселась на ковер перед гостем.

Есть люди, чистой преданы любви, —

Голосок девушки оказался нежным и вместе с тем звучным, чистым.

Зверями ль, ангелами их зови. —

И таким приятным!

Они, как ангелы, в хвале и вере

Не прячутся в пещерах, словно звери…

И очень, очень эротичным!

Лешка уже не слышал прекрасных чарующих строк многомудрого суфи Саади, нет, не слышал – совершенно другое сейчас очаровывало его – нежное девичье личико, чуть припухлые губы, зубки – ровные и белые-белые, словно жемчуг, глаза – глазища! – синие-синие… Ах! А какие роскошные волосы – целый желто-соломенный водопад! Тонкая талия, золотистая кожа и восхитительная, должно быть, грудь, пусть даже и небольшая.

Не добиваются людской любви,

Довольно вечной им одной любви,

Они – плодовый сад щедрот безмерных!

А она ведь не татарка! Нет, не татарка. И не итальянка, не гречанка. Полька, литовка, русская? Нашчи-Гюль.

– Великолепные стихи! – вызвав довольную улыбку хозяина, восхищенно похвалил гость.

– А теперь поговорим о делах. – Работорговец махнул рукой и строгим голосом приказал: – Подите прочь!

Музыканты и Нашчи-Гюль, глубоко поклонившись, поспешно покинули залу.

– Мой друг Сайретдин-ага просит оказать вам всяческую помощь, поэтому сразу спрошу – а что вам нужно?

– Составить подробное описание ваших земель: природа, люди, обычаи. Дома, брак, песни, танцы.

– Понятно, – кивнул Халимсер Гали. – А зачем?

– Напишу книгу! – важно пояснил Алексей. – У меня уже есть заказчик.

– И кто же?

– Герцог Бургундии Филипп! – наобум брякнул Лешка.

– О! – Работорговец удивленно вскинул брови. – Много славного я слыхал об этом государе от румийцев! Говорят, это мудрый и могучий муж.

Алексей улыбнулся:

– Уж куда могучее франкского короля Карла!

– Слышал, франки давно бьются с англезами.

– Бьются. Но, похоже, у англезов плохи дела. Так вы, уважаемый Халимсер, поможете мне? Разумеется, не бесплатно. Не хочу обижать вас, предлагая деньги… Но вот часть гонорара…

– А дорого ли будет стоить книга? – забыв о вежливости, алчно перебил работорговец.

– Ну… – Лешка ненадолго замялся. – Обычная цена – стадо коров.

– Целое стадо! А сколько голов? Ведь стада, знаете ли, бывают разные.

Старший тавуллярий наморщил лоб:

– Голов, думаю, тридцать—сорок.

– Думаю, мы с вами сговоримся! – радостно заверил Халимсер Гали.

– Мне нужно попасть к Сейид-Ахмету, а потом – на Русь, – негромко пояснил гость. – Сможете вы это устроить?

– Гм… – Хозяин замялся. – Видите ли, друг мой, мои отношения с Сейид-Ахметом нельзя назвать безоблачными… Не по моей вине – кто-то из завистников нашептал сему могучему и почтеннейшему государю, сыну великого хана Тохтамыша, о моих якобы связях с крымским ханом Хаджи-Гиреем. Они ведь враги. А ведь связей-то никаких нет – где я, и где Крым?

Лешка опустил глаза: ага, то-то ты частенько в Кафу ездишь! А из Кафы и до Хаджи-Гирея недалеко.

– Хотя… – задумчиво пробормотал работорговец. – Это будет прекрасный повод подарить почтеннейшему Сейид-Ахмету нечто такое, такое, что явилось бы символом моего к нему радушного и уважительно-почтеннейшего отношения, истинно сыновней любви… Гм-гм… Вот что, уважаемый друг мой, через три дня, вверх по реке отплывает караван персидского купца Карваджа. Я дам вам в сопровожденье своих воинов… и Нашчи-Гюль – усладу очей моих!

– Нашчи-Гюль?

– Да-да! Это и будет мой подарок великому хану Сейид-Ахмету!

– Да уж, красива девица, ничего не скажешь.

– К большому сожалению – уже не девственна! Зато умна и знает много стихов – с этим и дарю. Кстати, любезнейший господин мой, вы можете пожить до отплытия персидского каравана у меня. Думаю, еще успею лично проводить вас, но в случае моего опоздания мои слуги все для вас сделают. Хасан! Эй, Хасан!

На зов явился проворный человек лет сорока, одетый, пожалуй, куда лучше своего хозяина – в светло-зеленый шелковый халат, подпоясанный широким парчовым поясом.

– Наш дорогой гость, ученейший руми, останется в доме на время моего отъезда, – быстро проговорил работорговец. – Будешь исполнять все его просьбы, Хасан.

Встав, Алексей вежливо поклонился:

– Надеюсь, мы еще с вами увидимся. Сейчас же, с вашего позволения, я отлучусь – есть кое-какие дела в Тане.

– Ждем вас к ночи, – ласково улыбнулся хозяин. – Если не устали, скоротаем остаток вечера в ученой беседе.

– С большим удовольствием, мой любезнейший друг!


Старший тавуллярий переправился на тот берег и, отыскав корчму, подсел за стол к плотникам.

– Давненько тебя ждем, Алексий, – улыбнулся старшой, Прохор. – Сказать по правде, уже собирались идти тебя искать, думали – сгинул. А мы как раз нашли попутный караван!

– Персидского торговца Карваджа? – Лешка хохотнул. – Вижу, вы пьете вино. Я бы тоже с большим удовольствием выпил, а то все горло уже засахарилось от этого чертового щербета. Зашел тут в гости – пришлось пить… Эй, служка! А принеси-ка сюда еще кувшинчик!

За вином выяснилось, что плотники всей артелью пока остановились здесь же, в корчме. Сошлись с одним татарином, Ахмедчаком, тот, узнав о ремесле мужиков, принялся отговаривать их ехать в русские земли, в коих, по его уверению, порядка никакого нет, одно разорение. И что самый богатый в свое время государь – князь Василий Московский, государь Суздальский и Владимирский, ныне впал в бедность, ибо, попав несколько лет назад в полон к сыновьям ныне уже покойного хана Улу-Мухаммеда, вынужден был заплатить огромный выкуп, а кроме того, отдать во владение сыну Улу-Мухаммеда Касиму Мещерский городок на реке Оке и до скончанья веков платить татарам – и конкретно Касиму – дань, что и делал. А татары за это иногда помогали ему в борьбе за великокняжеский трон – против главного соперника князя Дмитрия Юрьевича Шемяки, человека в военном смысле отнюдь не бесталанного, что о самом князе Василии, прозванном после недавнего ослепления Темным, сказать было нельзя.

Совсем-совсем плохо стало на русских землях, говорил плотникам татарин, все воюют, воюют, брат на брата идет, а Василий-князь – специально, чтоб дела свои поправить – монету портит, от того еще большее разоренье идет. А вот в городе Сарай-ал-Джедид хороших плотников не хватает, и, если уважаемые руми пожелают, он, Ахмедчак, готов выступить посредником.

– И наварить на вас немаленькую деньгу! – выслушав Прохора, рассмеялся Лешка. – Причем еще неизвестно, что в этом Сарае делается? Хороших плотников там нет? Ой ли? Куда же тогда весь русский полон девался?

– Вот! – старшой пристукнул кулаком по столу. – И я о том же трезвоню, так ведь не слушают – сдался им этот Сарай!

– Да ладно тебе, Прохор, – махнул рукой один из артельных. – До Большебазарного шляха доплывем – а там посмотрим. Чай, как-никак, развилка: на север – Верховские княжества да Рязанские земли, на юг – Сарай-город. Разберемся!


Простившись с артельщиками, старший тавуллярий направился обратно в Азак, в дом своего доброхота. Стражники у ворот крепости, видать, уже были предупреждены о госте – распахнули ворота чуть ли не с поклонами и деньгу за проход не взяли!

В ожидании Лешки Халимсер Гали коротал время за шахматами, играя со слугой Хасаном. Алексей играть отказался, ссылаясь на усталость, да что и говорить – время было позднее, и вскоре все отправились спать.

Гостю были выделены уютные покои с низким – на турецкий манер – ложем и забранными темно-синим бархатом стенами. На низеньком столике в изящном золотом светильнике в виде лотоса горело зеленоватое пламя. Сложив одежду на сундуке, молодой человек немного поворочался и тут же уснул, и спал так крепко, что даже не проснулся проводить хозяина дома – да тот и сам не велел гостя будить. Так что, когда старший тавуллярий открыл глаза – в бледно-голубом небе уже вовсю сияло солнце.

А со двора доносилась песня. Чудесная русская песня! Лешка приподнялся, прислушался:

Укатилося красно солнышко

За горы оно за высокия,

За лесушка да за дремучии,

За облачко да за ходячии…

Приятный какой голосок. И поет ничего себе. Не «Ария», конечно, но что-то близко… Еще бы басов добавить – и совсем ведь было бы ничего!

Оставляет меня горюшку

На веки-то вековечные…

Одевшись, гость выглянул в дверь, щуря глаза от яркого солнца. Во внутреннем дворике, на широкой скамейке под яблоней сидела Нашчи-Гюль в шальварах и длинном зеленом платье с узорчатым оплечьем. Сидела и пела, задумчиво устремив взгляд куда-то мимо Лешки.

Рядом послышались шаги. Повернув голову, гость увидел Хасана, слугу. Тот поклонился и вкрадчиво осведомился – не нужно ли чего?

– Нет, пожалуй, пока не нужно, – покачал головой Алексей. – Хотя… Если чего-нибудь попить. Только не щербету – больно уж сладок.

– Есть мед, прошлого привозу, липовый, – с готовностью улыбнулся слуга. – Если только, правда, не забродил.

– А забродил – так еще и лучше! Неси, неси! – старший тавуллярий обрадованно потер руки.

– Ох, тварь! – посмотрев на невольницу, выругался Хасан. – Опять она во дворе – выставилась на всеобщее обозрение! Хоть и рабыня – а должна же хоть какой-то стыд знать! Не сидится же ей на женской половине…

– А, Хасан. – Заметив слугу, девушка закончила петь. – Поди опять ругаешься! Ну не могу я на женской половине – душно мне там, непривольно! Да и жены с наложницами у нашего господина сам знаешь, какие.

– Мхх, – скривился слуга и шепотом посетовал: – И не наказать ее теперь – подарок!

– Да пусть поет. – Алексей широко улыбнулся. – Мне так вот, к примеру, нравится.

– Ну тогда… – Хасан махнул рукой и исчез в доме – видать, побежал за медком.

– Здрава будь, – повернувшись к девушке, по-русски произнес Лешка. – Ты, я вижу, с Руси?

– Оттуда. – Невольница махнула рукой. – Из Суздаля. Совсем еще девчонкой была, как в полон попала. По велению Василия-князя, чтоб ему пусто было, продана в числе других – все для выкупа его из татарского плена.

– Как так – для выкупа?

– А слишком много Василь-князь татарам обещал, когда на свободу просился. Ладно, что языком-то молоть без толку? А ты русскую речь важно знаешь, – Нашчи-Гюль неожиданно улыбнулась. – Только говоришь смешно, не по-нашему. Ромей?

– Да, из Константинополя.

– Из самого Константинополя? – Девушка удивилась. – Что, там еще не турки?

– Да нет пока.

– А чего здесь? Купец?

– Книгу пишу. О чужих землях, о далеких городах, о разных народах и их обычаях. Ну, как Марко Поло, слыхала про такого путешественника?

– Нет. – Девушка вдруг загрустила. – Пойду я. Нельзя мне здесь долго сидеть, хоть и не накажут теперь меня, а все ж, чего зря дразнить?

И по всему виду ее, по этим словам, по песне даже, Алексей догадался, что Нашчи-Гюль знает о том, что предназначена в подарок великому хану. Живой человек – и в подарок. Игрушка!

– Тебя хоть как зовут-то?

– Вы ж знаете – Нашчи-Гюль.

– А по-настоящему?

– Настя.

– Слышь, Настя, может, медку попьем, потусуемся? Вообще – развлечемся!

Девчонка вздохнула:

– Я бы с удовольствием. Да только кто ж такое позволит? У магометан правила строгие.

– Так ты же не…

– Нет. Веру православную не меняла! – Настя отвела взгляд и шмыгнула носом. – Ну вон, идет Хасан с медом. Пойду и я, пора.

– Рад был знакомству! – Лешка прямо-таки поедал девчонку глазами.

Та обернулась:

– Я тоже.


На протяжении последующих дней Алексей так больше и не видел Настю. То ли ее не пускали, то ли сама не хотела встречаться – не бередить зря душу. Да и что он, Лешка, мог бы сделать для этой несчастной девчонки? Выкупить на свободу? Ну, допустим, денег, может быть, и хватило бы, да только кто же ее отпустит? Подарок! Что-то еще с нею будет при дворе Сейид-Ахмета. Была бы девственна, еще можно было надеяться на статус младшей жены или наложницы, а так… Натешатся да отдадут какому-нибудь нукеру. Ничего не поделаешь – судьба. И все же жалко девку.


О подходе баркасов рыботорговца Карима Шигали старший тавуллярий узнал загодя – от слуг. Те вдруг принялись бегать, суетиться, что-то готовить – видать, ждали скорого возвращенья хозяина. Лешкины предположения подтвердил и Хасан: да, мол, стража на башнях давно уже заметила в море караван судов. Баркасы!

Баркасы…

Выйдя на улицу, Алексей быстро зашагал к причалу. Нет, отнюдь не встречать гостеприимного господина Халимсера Гали, отнюдь.

Пропустив вперед многочисленных встречающих, старший тавуллярий скромненько притулился на берегу, за кустами, мимо которых тянулась от причала срезавшая дорогу тропинка. Улегся даже, подперев голову кулаком. И смотрел, прищурив от солнца глаза. Внимательно, как только мог.

Баркасы, не торопясь, поворачивались боком. Вот коснулись причала. Спрыгнули рыбаки, сбросили сходни. Ага, вот и Халимсер Гали, собственною персоною, довольный такой, даже, можно сказать, радостный. Видать, удались все дела. Вот еще какие-то люди… а вот… Вот это вот что за человек? Одинокий, его явно никто не встречает. Ага, свернул на тропинку…

Черные волосы, недоброе вытянутое лицо…

Креонт!!!

Ну вот и…

Загрузка...