Враг народа

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же комната. Дверь в столовую затворена. Утро.

Фру Стокман (с запечатанным письмом в руке выходит из столовой, идет к двери первой комнаты направо и заглядывает туда). Ты дома, Томас?

Доктор Стокман (из кабинета). Только что вернулся. (Входит.) Что-нибудь есть?

Фру Стокман. Письмо от твоего брата. (Передает ему письмо.)

Доктор Стокман. Ага! Посмотрим. (Вскрывает и читает.) «Возвращая при сем присланную рукопись…» (Бормочет вполголоса, читая дальше.) Гм…

Фру Стокман. Что же он пишет?

Доктор Стокман (пряча письмо в карман). Да ничего, кроме того, что сам зайдет около полудня.

Фру Стокман. Так ты смотри, не забудь – оставайся дома.

Доктор Стокман. Можно. Я уже закончил свои утренние визиты.

Фру Стокман. Ужасно любопытно узнать, как он это примет.

Доктор Стокман. Увидишь, ему не очень-то по вкусу придется, что это я открыл, а не он сам.

Фру Стокман. Так и ты этого боишься?

Доктор Стокман. Ну, в сущности, ему это будет на руку, понимаешь? Но все-таки… Петер так и трясется, как бы кто другой, кроме него, не оказался полезным городу.

Фру Стокман. Но знаешь что, Томас? В таком случае… будь умницей и подели с ним честь пополам. Нельзя разве представить дело так, будто он навел тебя на мысль?..

Доктор Стокман. Да по мне все едино. Только бы как-нибудь поправить самое дело, а там…

Старый Мортен Хиль (высовывает голову из дверей передней, пытливо озирается, посмеивается про себя и затем лукаво спрашивает). Это правда?

Фру Стокман (идя к нему). Отец… ты!

Доктор Стокман. Да неужели тесть? Здравствуйте, здравствуйте!

Фру Стокман. Войди же.

Мортен Хиль. Если правда – ладно, а то уйду.

Доктор Стокман. Да что правда-то?

Мортен Хиль. Эта ерунда с водопроводом. Правда, что ли?

Доктор Стокман. Разумеется, правда. Но в ы – т о как узнали?

Мортен Хиль (входя). Петра забежала ко мне по дороге в школу…

Доктор Стокман. Да ну?

Мортен Хиль. Да-а. И рассказала… Я было подумал, не морочит ли она меня… да нет, не похоже на нее.

Доктор Стокман. Ну как вы могли подумать!

Мортен Хиль. О, верить никому нельзя, – оглянуться не успеешь, как в дураках останешься… Так это все-таки правда?

Доктор Стокман. Совершенная правда. Да присядьте вы, тесть! (Усаживает его на диван.) Вот счастье для города, не правда ли?..

Мортен Хиль (едва удерживаясь от смеха). Счастье для города?

Доктор Стокман. Ну да, что я сделал это открытие вовремя…

Мортен Хиль (по-прежнему). Да, да, да! Но вот никогда бы не подумал, что вы сыграете такую шутку с родным братом.

Доктор Стокман. Шутку?..

Мортен Хиль (опираясь подбородком на руки, сложенные на набалдашнике трости, и лукаво подмигивает доктору). В чем, бишь, дело? В водопроводных трубах завелись этакие козявки?

Доктор Стокман. Да, бактерии.

Мортен Xиль. И страсть сколько их там развелось, говорит Петра. Тьма-тьмущая?

Доктор Стокман. Да, да, пожалуй, сотни тысяч.

Мортен Xиль. И видеть их никто не видит – так, что ли?

Доктор Стокман. Да, видеть их нельзя.

Мортен Хиль (смеясь тихим клокочущим смешком). Лучше этого, черт меня побери, я еще не слыхивал от вас.

Доктор Стокман. То есть… как это понять?

Мортен Хиль. Только вам никогда в жизни не втемяшить этого Фогту.

Доктор Стокман. Ну, это мы увидим.

Мортен Хиль. Или вы думаете, он так глуп?

Доктор Стокман. Я думаю, что весь город будет так глуп.

Мортен Хиль. Весь город! Да, чего доброго, право слово! Но так им и надо, так и надо. Хотели быть умнее нас, стариков. Выпихнули меня из правления. Да, да, выпихнули, как собаку! Забаллотировали! Так вот же им! Сыграйте с ними шутку, Стокман!

Доктор Стокман. Но послушайте же, тесть…

Мортен Хиль. Сыграйте шутку, говорю вам. (Встает.) Коли вам удастся посадить Фогта с его друзьями в лужу, я сию же минуту дам сто крон в пользу бедных.

Доктор Стокман. А, это очень мило с вашей стороны.

Мортен Хиль. Да, вы понимаете, мне не из чего особенно раскошеливаться, но, коли вам это удастся, уж не пожалею раздать бедным к рождеству с полсотенки.

Из передней входит Ховстад.

Ховстад. Здравствуйте! (Останавливаясь.) Ах, извините…

Доктор Стокман. Ничего, входите, входите.

Мортен Хиль (опять с тем же смехом). И он! И он заодно?

Ховстад. То есть в каком смысле?

Доктор Стокман. Разумеется, заодно.

Мортен Хиль. Так я и думал! Пойдет в газеты. И ловкач же вы, Стокман! Ну, налаживайте дело, а я себе пойду.

Доктор Стокман. Да посидите вы, тесть.

Мортен Хиль. Нет, пойду теперь. А вы хорошенько их, хорошенько. Не бойтесь, в накладе не останетесь. (Уходит.)

Фру Стокман провожает его.

Доктор Стокман (смеясь). Представьте себе, старик ни слову не верит насчет водопровода.

Ховстад. Так он насчет этого?..

Доктор Стокман. Да, мы об этом с ним толковали. И вы, пожалуй, по этому же поводу пришли?

Ховстад. Да, да. Можете уделить мне минутку-другую, господин доктор?

Доктор Стокман. Сколько угодно, дорогой мой.

Ховстад. Что-нибудь слышали уже от Фогта?

Доктор Стокман. Нет еще. Сам потом зайдет.

Ховстад. Я таки пораздумал со вчерашнего вечера над этим делом.

Доктор Стокман. Ну?

Ховстад. Для вас, как врача и человека науки, этот случай с водопроводом нечто такое – само по себе. Я хочу сказать, вам не приходит на ум, что дело это находится в самой тесной связи с многими другими вопросами?

Доктор Стокман. То есть как это? Присядемте, дорогой мой… Нет, на диван.

Ховстад садится на диван, доктор – в кресло по другую сторону стола.

Ну? Так вы, значит, полагаете…

Ховстад. Вы говорили вчера, что причина порчи воды – загрязненность почвы.

Доктор Стокман. Да, без сомнения, источник зла – заразное болото в Мельничной долине.

Ховстад. Извините, господин доктор, а я думаю, источник совсем в ином болоте.

Доктор Стокман. Что же это за болото?

Xовстад. Болото, в котором погрязло и гниет все наше городское общественное самоуправление.

Доктор Стокман. Однако, черт побери, господин Ховстад, куда вы хватили!

Xовстад. Все городские дела мало-помалу забрала в свои руки кучка чиновников…

Доктор Стокман. Ну, не все же они чиновники.

Ховстад. Нет, но те, которые сами не чиновники, во всяком случае, друзья и сторонники чиновников. Это все богатые люди, люди, принадлежащие к старинным, именитым фамилиям города. Вот кто правит нами.

Доктор Стокман. Да, но они ведь, по правде сказать, способные, дельные люди.

Ховстад. Доказательство этому – прокладка водопровода там, где они его проложили?

Доктор Стокман. Нет, это, само собой, с их стороны была большая глупость. Но ведь она будет исправлена.

Ховстад. Вы думаете… не будет никаких зацепок?

Доктор Стокман. Будут они или не будут, а дело должно быть сделано во всяком случае.

Ховстад. Да, если пресса возьмется за него.

Доктор Стокман. Не будет нужды, дорогой мой. Я уверен, что брат мой…

Ховстад. Извините, господин доктор, но я хочу вас предупредить, что намерен серьезно взяться за это дело.

Доктор Стокман. В газете?

Ховстад. Да. Когда я принял «Народный вестник», у меня было намерение во что бы то ни стало прорвать этот заколдованный круг старых упрямых мумий, которые забрали себе всю власть.

Доктор Стокман. Но вы сами же рассказывали мне, чем это кончилось. Вы едва не погубили газету.

Ховстад. Да, тогда пришлось сложить оружие, это совершенно верно. Тогда можно было опасаться, что курорта не создать, если те люди падут. Но теперь он создан, и без этих знатных господ можно обойтись.

Доктор Стокман. Обойтись – да, но мы все-таки многим обязаны им.

Ховстад. Им и будет воздана должная честь. Но публицист-демократ, как я, не может упустить такого случая. Надо пошатнуть эту басню насчет непогрешимости заправил. Это суеверие надо искоренить, как всякое другое.

Доктор Стокман. Насчет этого я согласен с вами от всей души, господин Ховстад; если это суеверие, то долой его.

Ховстад. Мне не очень хотелось бы задевать Фогта – он ваш брат. Но и вы, верно, того же мнения, что истина прежде всего.

Доктор Стокман. Само собой, само собой… (С жаром.) Но все же!.. Все же!..

Ховстад. Вы не перетолкуйте моих побуждений в дурную сторону. Я не своекорыстнее и не честолюбивее большинства людей.

Доктор Стокман. Но, дорогой мой… кому же это придет в голову?

Ховстад. Я из простого звания, как вы знаете, и имел-таки возможность узнать главные нужды низших слоев общества, а это важно, чтобы принимать участие в управлении общественными делами, господин доктор. Это развивает и способности, и знания, и чувство личного достоинства..

Доктор Стокман. Я это отлично понимаю…

Ховстад. Да, и вот мне кажется, что упустить удобный случай поднять и освободить народ, малых сих, униженных и угнетенных, – большой грех для журналиста. Я хорошо знаю, что в лагере сильных это назовут подстрекательством с моей стороны и тому подобными именами, но пусть их… Лишь бы совесть у меня была чиста…

Доктор Стокман. Именно! Именно так, милейший господин Ховстад. Но все-таки… черт!..

Стучат.

Войдите!

В дверях передней показывается Аслаксен. Одет скромно, но прилично, в черной паре, в белом, несколько помятом галстуке, в перчатках и с цилиндром в руках.

Аслаксен (кланяясь). Прошу прощения, господин доктор, что взял на себя смелость…

Доктор Стокман (встает). Глядите-ка, да ведь это хозяин типографии Аслаксен!

Аслаксен. Я самый, господин доктор.

Ховстад. Вы не за мной ли, Аслаксен?

Аслаксен. Нет, я не знал, что застану вас тут. Мне, собственно, с самим доктором…

Доктор Стокман. Чем могу быть полезен?

Аслаксен. Правда ли, что я слышал от господина Биллинга… будто господин доктор задумал выхлопотать нам водопровод получше?

Доктор Стокман. Да, для водолечебницы.

Аслаксен. Так, так, понимаю. Так вот я и пришел сказать, что это дело я готов поддерживать всеми силами.

Ховстад (доктору). Видите?

Доктор Стокман. Сердечное вам спасибо за это, но…

Аслаксен. Потому что вам, пожалуй, не лишнее будет иметь за собою нас, мелких обывателей. Мы составляем тут в городе в некотором роде сплоченное большинство… когда захотим, то есть. А всегда хорошо иметь за собой большинство, господин доктор.

Доктор Стокман. Бесспорно; но только я не могу себе представить, чтобы тут понадобились какие-нибудь особые меры. Мне кажется, самое дело столь просто и ясно…

Аслаксен. Ну-у, все-таки, пожалуй, не лишнее; я ведь хорошо знаю наших местных заправил. Власть имущие не больно-то охотно сдаются на предложения, которые идут не от них самих. Вот я и думаю, что не мешало бы нам устроить маленькую демонстрацию.

Ховстад. Вот-вот, именно.

Доктор Стокман. Демонстрацию, вы говорите? Да какую же, собственно?

Аслаксен. Разумеется, весьма умеренную, господин доктор; я всегда за умеренность, потому что умеренность – первая добродетель гражданина… насколько я, то есть, понимаю.

Доктор Стокман. Вы и славитесь этим, господин Аслаксен.

Аслаксен. Да, мне думается, я смею это сказать. А это дело с водопроводом – очень уж оно важно для нас, мелких обывателей. Водолечебница обещает ведь стать золотым дном для города. Заведением этим нам всем предстоит кормиться, особенно же нам, домохозяевам. Оттого-то мы и готовы поддержать его, чем только можем. А так как я старшина союза домохозяев…

Доктор Стокман. Да?..

Аслаксен. И кроме того агент «Общества друзей трезвости»… Да, доктору, верно, известно, что я стою за трезвость?

Доктор Стокман. Само собой.

Аслаксен. Так вот понятно, что мне приходится встречаться со многими людьми. И так как меня знают за благомыслящего и соблюдающего законность гражданина, – как сказал сам доктор, – то я кое-что и значу у нас в городе… пользуюсь некоторым влиянием… если позволено будет так выразиться.

Доктор Стокман. Я это очень хорошо знаю, господин Аслаксен.

Аслаксен. Так вот для меня нехитрое дело оборудовать хотя бы, к примеру, адрес, коли на это пойдет.

Доктор Стокман. Адрес, вы говорите?

Аслаксен. Да, в некотором роде благодарственный адрес от городских обывателей за то, что вы подняли этот важный для общества вопрос. Само собой, адрес должен быть составлен с подобающей умеренностью… чтобы не задеть местные власти… и вообще власть имущих, так сказать. А только соблюсти это – и уж никто к нам придираться не может, не так ли?

Ховстад. Ну, если бы им и не совсем по вкусу пришлось…

Аслаксен. Нет, нет, нет, нельзя задевать начальство, господин Ховстад. Никакой оппозиции против лиц, от которых мы так зависим. Я уже проучен по этой части; ничего путного из этого никогда не выходит. Но благоразумные, чистосердечные заявления граждан не могут быть воспрещены никому.

Доктор Стокман (жмет ему руку). Не могу высказать вам, любезнейший господин Аслаксен, как сердечно я рад встретить такое сочувствие среди своих сограждан. Я так рад… так рад!.. А что вы скажете насчет рюмочки хереса? А?

Аслаксен. Нет, премного благодарствую. Я не употребляю крепких напитков.

Доктор Стокман. Ну, а что вы скажете насчет стакана пива?

Аслаксен. Благодарствуйте, и от этого откажусь, господин доктор, – я ничего не употребляю в такую раннюю пору. А теперь пойду поговорить кое с кем из домохозяев и подготовить настроение.

Доктор Стокман. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, господин Аслаксен, но я все-таки не могу взять в толк надобности всех этих приготовлений. Мне сдается, дело пойдет своим чередом, само собой.

Аслаксен. Наши власти туги на подъем, господин доктор. Сохрани бог, чтобы я это в укор кому говорил, но…

Xовстад. Завтра мы расшевелим их в газете, Аслаксен.

Аслаксен. Только без крайностей, господин Ховстад. Соблюдайте умеренность, иначе вам не сдвинуть их с места. Можете положиться на мой совет; я таки набрался опыта в школе житейской… Ну, так я прощусь с доктором. Теперь вы знаете, что мы, мелкие обыватели, во всяком случае, за вас горой. На вашей стороне сплоченное большинство, господин доктор.

Доктор Стокман. Спасибо за это, дорогой мой господин Аслаксен. (Протягивает ему руку.) Прощайте, прощайте.

Аслаксен. А вы не зайдете в типографию, господин Ховстад?

Ховстад. Я после приду, у меня еще есть дельце.

Аслаксен. Так, так. (Кланяется и уходит.)

Доктор Стокман провожает его в переднюю.

Ховстад (когда доктор возвращается). Ну, что скажете теперь, господин доктор? Не пора, по-вашему, проветрить у нас немножко, встряхнуть всю эту косность, половинчатость, трусость?

Доктор Стокман. Вы намекаете на типографщика Аслаксена?

Ховстад. Да, на него. Он один из погрязших в болоте… каким бы ни был почтенным человеком вообще. И таково у нас большинство – ни шатко ни валко, и нашим и вашим. Из-за всевозможных соображений да сомнений никогда не смеют сделать решительного шага!

Доктор Стокман. Но Аслаксен, кажется, проявил такое искреннее доброжелательство.

Ховстад. Есть вещь, которую я еще больше ценю: готовность постоять за себя с полной уверенностью в себе.

Доктор Стокман. Я вполне с вами согласен.

Ховстад. Вот отчего я и хочу воспользоваться случаем – не удастся ли нам хоть теперь раззадорить наших благомыслящих граждан. Надо расшатать в городе этот культ авторитетов. Надо открыть глаза всем избирателям на эту непозволительную, огромную ошибку с водопроводом.

Доктор Стокман. Хорошо. Раз вы полагаете, что это нужно для общего блага, то пусть так и будет! Но не раньше, чем я поговорю с братом.

Ховстад. Я на всякий случай тем временем набросаю статейку от имени редакции. И если затем Фогт не пожелает двинуть дело…

Доктор Стокман. Но как вы можете предполагать?..

Ховстад. Довольно правдоподобное предположение. Так, значит, тогда…

Доктор Стокман. Тогда я обещаю вам… Слушайте, тогда вы можете напечатать мой доклад… весь целиком.

Ховстад. Вы позволите? Даете слово?

Доктор Стокман (подавая ему рукопись). Вот он. Берите его. Не беда ведь, если вы его прочтете. А потом вернете мне его обратно.

Ховстад. Хорошо, хорошо, не беспокойтесь. И до свидания, господин доктор.

Доктор Стокман. До свидания, до свидания. Вот увидите, все пойдет гладко, господин Ховстад, как по маслу.

Ховстад. Гм!.. Увидим. (Кланяется и уходит через переднюю.)

Доктор Стокман (прохаживаясь по комнате, заглядывает в столовую). Катрине!.. А, ты уже дома, Петра?

Петра (входит). Только что из школы.

Фру Стокман (входит). Он все еще не приходил?

Доктор Стокман. Петер? Нет. Но я тут имел беседу с Ховстадом. Открытие мое совсем его захватило. Оказывается, оно имеет куда более широкое значение, чем я сначала думал. И он предоставит в мое распоряжение свою газету, если бы это понадобилось.

Фру Стокман. А ты думаешь, понадобится?

Доктор Стокман. Отнюдь нет. Но все же можно гордиться, имея на своей стороне свободомыслящую, независимую печать. И еще, представь, заходил старшина союза домохозяев.

Фру Стокман. Да? А он зачем?

Доктор Стокман. Тоже поддержать меня. Все готовы поддержать меня в случае чего, Катрине… Знаешь, кто стоит за мной?

Фру Стокман. За тобой? Нет. Кто же это стоит за тобой?

Доктор Стокман. Сплоченное большинство.

Фру Стокман. Вот как. А это хорошо, Томас?

Доктор Стокман. Я полагаю. (Потирает руки и ходит по комнате.) Да, боже ты мой, отрадно оказаться братски солидарным со своими согражданами!

Петра. И быть в состоянии сделать столько хорошего, полезного, отец!

Доктор Стокман. И вдобавок – для своего родного города!

Фру Стокман. Звонок. Доктор Стокман. Это, верно, он.

Стук в дверь.

Войдите.

Фогт (входит из передней). Здравствуйте!

Доктор Стокман. Добро пожаловать, Петер!

Фру Стокман. Здравствуйте, зять! Как поживаете?

Фогт. Спасибо. Ничего себе. (Доктору.) Мне вручили вчера в неприсутственное время твой доклад по поводу водоснабжения нашего курорта.

Доктор Стокман. Да. Ты его прочел?

Фогт. Прочел.

Доктор Стокман. И что ты скажешь на это?

Фогт (бросая взгляд в сторону). Гм…

Фру Стокман. Пойдем, Петра. (Уходит с Петрой в комнату налево.)

Фогт (после некоторой паузы). Разве необходимо было вести все эти расследования у меня за спиной?

Доктор Стокман. Да, пока у меня не было полной уверенности…

Фогт. А теперь, по-твоему, она у тебя есть?

Доктор Стокман. Верно, ты и сам успел убедиться в этом.

Фогт. И ты намерен представить этот акт дирекции курорта как официальный документ?

Доктор Стокман. Ну да. Надо же что-нибудь предпринять. И дело не терпит.

Фогт. Ты в своем докладе, по обыкновению, прибегаешь к резким выражениям. Говоришь, например, что мы хронически отравляем приезжих.

Доктор Стокман. Да как же сказать иначе, Петер? Ты подумай только – зараженную воду и внутрь и снаружи! И все это бедным хворым людям, которые прибегают к нам в надежде на излечение и платят нам за это втридорога.

Фогт. И в своем изложении дела ты приходишь к тому выводу, что мы должны устроить канализацию для удаления указанных нечистот из Мельничной долины, а также переложить заново всю водопроводную сеть.

Доктор Стокман. А ты знаешь иной выход? Я другого не знаю.

Фогт. Я заходил утром к городскому инженеру. И – скорее в виде шутки – сообщил ему эти предположения как нечто такое, что может быть внесено на наше рассмотрение… когда-нибудь, со временем.

Доктор Стокман. Когда-нибудь, со временем?

Фогт. Он, разумеется, только улыбнулся моей предполагаемой экстравагантности. Ты дал ли себе труд подумать, во что обойдутся предлагаемые тобой мероприятия? Согласно собранным сведениям, расходы, вероятно, достигли бы нескольких сот тысяч крон.

Доктор Стокман. Неужто так дорого?

Фогт. Да. Но не это еще хуже всего. А вот что: работы потребовали бы не меньше двух лет.

Доктор Стокман. Двух лет, говоришь? Целых двух лет?

Фогт. По меньшей мере. А тем временем что нам делать с водолечебницей? Закрыть, что ли? И пришлось бы. Или, ты думаешь, кто-нибудь заглянет к нам, раз пройдет слух, будто бы вода вредна для здоровья?

Доктор Стокман. Да ведь так и есть – она вредна, Петер.

Фогт. И все это как раз теперь, когда курорт начинает расцветать. Соседние города тоже имеют некоторые данные превратиться в курорты. Ты думаешь, они не приложат немедленно всех стараний, чтобы отвлечь весь поток гостей к себе? Без всякого сомнения. А мы сядем на мель. Весьма вероятно, что пришлось бы совсем упразднить это дорогое сооружение. И вот ты разорил бы свой родной город.

Доктор Стокман. Я… разорил?..

Фогт. Если городу предстоит сколько-нибудь сносное будущее, то исключительно благодаря водолечебнице. И ты, конечно, понимаешь это не хуже меня.

Доктор Стокман. И что же, по-твоему, делать?

Фогт. Я из твоего доклада отнюдь не вынес убеждения, чтобы условия водоснабжения курорта были столь неблагоприятны, как ты их рисуешь.

Доктор Стокман. Да они скорее еще хуже! Или, во всяком случае, ухудшатся к лету, когда наступит теплая погода.

Фогт. Как сказано, я полагаю, что ты значительно преувеличиваешь. Сведущий врач обязан принять соответствующие меры… уметь предупредить вредоносное влияние или парализовать его, если оно станет вполне очевидным.

Доктор Стокман. А затем?.. Что дальше?..

Фогт. Сооруженная водопроводная сеть – существующий факт, и с ним, само собой, надлежит считаться. Но, вероятно, дирекция в свое время не откажется обсудить, какие тут при посильных материальных жертвах возможны исправления и улучшения.

Доктор Стокман. И ты думаешь, я пойду на такую низость?

Фогт. Низость?

Доктор Стокман. Ну да, это была бы низость… обман, ложь, прямое преступление против публики, против всего общества!

Фогт. Я, как уже отмечено, не мог вынести убеждения, что положение вещей действительно грозит такой уж непосредственной опасностью.

Доктор Стокман. Нет, ты вынес! Иначе и быть не может. Мой доклад так убийственно ясен и убедителен! Я это знаю! И ты отлично знаешь это, Петер, да только сознаться не хочешь. Ведь это ты тогда настоял на своем, чтобы и здание водолечебницы и водопровод были сооружены там, где они теперь находятся. И вот это-то… этот твой треклятый промах и не дает тебе сознаться. Или, думаешь, я тебя не раскусил?

Фогт. А если б даже и так? Если я, быть может, несколько щепетилен относительно своей репутации, так это в интересах города. Не опираясь на нравственный авторитет, я не могу управлять делами так, как того требуют соображения, имеющие в виду общее благо. Потому – и по различным иным причинам – для меня важно, чтобы доклад твой не был представлен дирекции курорта. Его нужно задержать ради общего блага. Впоследствии я сам представлю дело на обсуждение, и мы сделаем все возможное без шума. Но чтобы ничего… ни единого слова об этой злополучной истории не было доведено до сведения публики.

Доктор Стокман. Ну, этому-то теперь уж не помешать, мой любезный Петер.

Фогт. Нужно и должно помешать.

Доктор Стокман. Не удастся, говорю я. Слишком многие уже знают.

Фогт. Знают! Кто? Уж не эти ли господа из «Народного вестника»?

Доктор Стокман. Ну да, и они. Свободомыслящая, независимая пресса постарается заставить вас исполнить свой долг.

Фогт (после небольшой паузы). Ты чрезвычайно опрометчив, Томас. Ты не подумал, какие последствия это может иметь для тебя лично?

Доктор Стокман. Последствия? Последствия для меня?

Фогт. Для тебя и для твоей семьи, да.

Доктор Стокман. Какого черта ты хочешь сказать?

Фогт. Я полагаю, что я всегда и во всем поступал, как полагается доброжелательному, готовому помогать тебе брату.

Доктор Стокман. Да, это так, и спасибо тебе за это.

Фогт. Не об этом речь. Меня отчасти вынуждали… собственные интересы. Я всегда питал надежду, что мне удастся некоторым образом обуздать тебя, если я буду содействовать улучшению твоего экономического положения.

Доктор Стокман. Что такое? Так ты только из личных интересов?

Фогт. Отчасти, говорю я. Для официальных лиц крайне неудобно иметь близкого родственника, который то и дело компрометирует себя.

Доктор Стокман. И, по-твоему, я это делаю?..

Фогт. К сожалению, делаешь, сам того не ведая. У тебя беспокойный, задорный, мятежный нрав. И еще эта злосчастная страсть опубликовывать свои мнения по всякому удобному и неудобному поводу. Чуть мелькнет у тебя в, голове что-нибудь такое – и пошел писать!.. Готова статья в газету или целая брошюра.

Доктор Стокман. Да разве не долг гражданина, если у него явится новая мысль, поделиться ею с публикой?

Фогт. Ну, публике вовсе не нужны новые мысли; публике полезнее добрые старые, общепризнанные мысли, которые она уже усвоила себе.

Доктор Стокман. Ты так и говоришь это напрямик?

Фогт. Да надо же мне когда-нибудь высказать тебе все напрямик. До сих пор я все уклонялся от этого, зная твою раздражительность, но пора сказать тебе правду, Томас. Ты представить себе не можешь, как ты вредишь себе своей опрометчивостью. Ты жалуешься на власти, даже на самое правительство… фрондируешь… уверяешь, что тебя всегда затирали, преследовали. Но чего же другого и ждать… такому тяжелому человеку, как ты!

Доктор Стокман. Еще что? Я и тяжел вдобавок?

Фогт. Да, Томас, ты очень тяжелый человек и с тобой трудно иметь дело. Я это по себе знаю. Ты пренебрегаешь всякими соображениями, ты как будто совсем и забыл, что обязан мне своим местом курортного врача…

Доктор Стокман. Место это принадлежит мне по праву. Мне – и никому другому! Я первый сообразил, что городок наш может стать цветущим курортом, и никто, кроме меня, тогда не понимал этого. Я один отстаивал эту мысль долгие годы! Я писал, писал…

Фогт. Бесспорно. Но тогда время еще не приспело. Ну да где тебе было судить об этом в своем медвежьем углу! Но как только благоприятная минута настала, я, вместе с другими, взял дело в свои руки и…

Доктор Стокман. Да, и вы исковеркали весь мой чудный план. Теперь оно и видно, какие умные головушки взялись за дело!

Фогт. С моей точки зрения видно только, что ты опять ищешь, как бы дать выход своим воинственным настроениям. Тебе хочется добраться до стоящих выше тебя, – это твоя старая повадка. Ты не терпишь над собой ничьего авторитета, косо поглядываешь на всякого, кто занимает высокое официальное положение, видишь в нем как бы личного врага… и сейчас же нападаешь на него, не разбирая средств. Но теперь я обратил твое внимание, что тут поставлены на карту интересы всего города… и, следовательно, мои также. Поэтому я говорю тебе, Томас, что буду неумолим в своем требовании, которое намерен тебе предъявить.

Доктор Стокман. Какое требование?

Фогт. Так как ты не сумел придержать язык и уже завел об этом щекотливом деле разговор с непосвященными, хотя тебе надлежало бы отнестись к этому делу как к административной тайне, то, разумеется, теперь нельзя его замолчать. Откроется широкое поле для всевозможных слухов, и злонамеренные люди не преминут всячески их раздувать. Поэтому необходимо, чтобы ты предупредил появление подобных слухов публичным заявлением.

Доктор Стокман. Я? Как? Я тебя не понимаю.

Фогт. Имеются основания ожидать, что ты при новом исследовании придешь к тому результату, что положение далеко не столь опасно или серьезно, как ты полагал первоначально.

Доктор Стокман. Ах, так вот чего ты ожидаешь!

Фогт. Далее ожидается, что ты питаешь и публично выразишь доверие к правлению и к той основательности и добросовестности, с которой оно предпримет необходимые меры для устранения возможных недочетов.

Доктор Стокман. Да никогда вам не удастся поправить дело, если вы собираетесь только пачкотней заниматься да заплатки ставить! Говорю тебе, Петер, это мое искреннейшее, глубочайшее убеждение…

Фогт. В качестве служащего тебе не полагается иметь особых мнений и убеждений.

Доктор Стокман (пораженный). Не полагается?..

Фогт. В качестве служащего, говорю я. В качестве частного лица – сделай одолжение, это совсем другое. Но в качестве подчиненного лица, состоящего на службе у дирекции курорта, тебе не полагается выступать с мнениями и убеждениями, не согласными с убеждениями твоего начальства.

Доктор Стокман. Это уж слишком! Мне, врачу, человеку науки, не полагается!..

Фогт. Данный случай нельзя рассматривать как чисто научный; это случай сложный, имеющий и техническую и экономнческую сторону.

Доктор Стокман. А пусть его будет, чем черт хочет! Я хочу свободно высказываться о всевозможных случаях в мире!

Фогт. Сделай одолжение. Только не о делах курорта… Это мы тебе запрещаем.

Доктор Стокман (кричит). Вы запрещаете!.. Вы? Такие…

Фогт. Я тебе это запрещаю… я… твое высшее начальство! И раз я тебе это запрещаю, тебе остается лишь повиноваться.

Доктор Стокман (пересиливая себя). Петер… не будь ты мне брат…

Петра (распахивая дверь). Отец, этого ты не потерпишь!

Фру Стокман (за нею). Петра! Петра!

Фогт. А-а, изволили подслушивать.

Фру Стокман. Тут все слышно, мы не могли…

Петра. Да, я стояла и прислушивалась.

Фогт. В сущности, я даже рад…

Доктор Стокман (подступая к нему). Ты говорил мне о запрещении, требовал повиновения?..

Фогт. Ты вынудил меня заговорить в таком тоне.

Доктор Стокман. Чтобы я публично опроверг самого себя?

Фогт. Мы усматриваем безотлагательную надобность в публичном заявлении с твоей стороны… в том смысле, как я потребовал от тебя.

Доктор Стокман. А если я… ослушаюсь?

Фогт. Так мы сами опубликуем разъяснение для успокоения публики.

Доктор Стокман. Так. А я его опровергну! Я стою на своем и докажу, что прав я, а не вы. Что вы тогда сделаете?

Фогт. Тогда я не остановился бы и перед твоей отставкой.

Доктор Стокман. Что?!

Петра. Отставку… отцу!

Фру Стокман. Отставку?!

Фогт. Тебя бы отставили от должности штатного врача курорта. Я усмотрел бы в твоем поведении достаточный повод, чтобы войти с представлением о немедленном твоем увольнении, об устранении тебя от всякого касательства к делам курорта.

Доктор Стокман. И вы посмели бы!

Фогт. Ты сам затеял рискованную игру.

Петра. Дядя, это возмутительно так поступать с таким человеком, как отец!

Фру Стокман. Ты бы помолчала, Петра!

Фогт (смотрит на Петру). Ага, тоже обзавелись уже особыми мнениями? Разумеется! (Обращается к фру Стокман.) Невестка, вы, по-видимому, рассудительнее всех здесь в доме. Пустите же в ход все свое влияние на вашего мужа, внушите ему, какие это повлечет за собой последствия для него и для его семьи…

Доктор Стокман. Моя семья касается меня одного.

Фогт. И для его семьи, говорю я, и для всего города, где он живет.

Доктор Стокман. Я-то истинно желаю добра своему городу. Хочу раскрыть недостатки, которые рано ли, поздно ли должны выйти наружу… Нет, никто не сможет усомниться, что я-то люблю свой родной город!

Фогт. Ты? Когда ты в своем слепом упорстве стремишься отнять у города важнейший источник его благосостояния!

Доктор Стокман. Источник этот отравлен, говорят тебе. Ты в своем уме? Мы тут промышляем всякой дрянью да гнилью!.. Наше расцветающее общественное благосостояние питается обманом!

Фогт. Фантазия… или еще похуже? Тот, кто изрыгает такие оскорбительные инсинуации на свой родной город, является врагом общества!

Доктор Стокман (бросаясь к нему). Ты смеешь!..

Фру Стокман (кидаясь между ними). Томас!

Петра (схватив отца за руку). Только не горячись, отец!

Фогт. Я не желаю подвергать себя необузданным выходкам. Теперь ты предупрежден. Пораздумай о своем долге по отношению к себе и своим. Прощай. (Уходит.)

Доктор Стокман (ходит по комнате). Сносить подобное обращение! В собственном доме, Катрине! Что ты скажешь на это?

Фру Стокман. Да, конечно, просто стыд и срам, Томас.

Петра. Знай я только, чем донять дядюшку!..

Доктор Стокман. Я сам виноват; давно бы пора мне ощетиниться на них… показать зубы… огрызнуться!.. И назвать меня врагом общества?! Меня! Этого я, честное слово, так не оставлю!

Фру Стокман. Но, милый Томас, брат твой все-таки сила…

Доктор Стокман. А на моей стороне – право!

Фру Стокман. Ну, право, право! Что толку быть правым, коли нет у тебя силы?

Петра. Ах, мама! Ну можно ли так говорить?

Доктор Стокман. Как что толку быть правым, когда мы живем в свободном обществе? Чудачка ты, Катрине. И кроме того, разве у меня в авангарде нет смелой и независимой прессы, а в арьергарде сплоченного большинства? Это довольно таки большие силы, я полагаю!

Фру Стокман. Но, помилуй, Томас, не думаешь же ты…

Доктор Стокман. Чего я не думаю?

Фру Стокман. Тягаться с братом, – если хочешь знать.

Доктор Стокман. А какого бы черта ты хотела? Чтобы я да не постоял за то, что считаю правдой и истиной!..

Петра. Да, и я то же скажу.

Фру Стокман. Ах, да ничего ты ровно не добьешься. Раз они не хотят, то ничего и не будет!

Доктор Стокман. Хо-хо, Катрине! Дай только срок, увидишь, я добьюсь своего.

Фру Стокман. Добьешься, пожалуй, отставки, это так.

Доктор Стокман. Ну, по крайней мере выполню свой долг перед публикой… перед обществом. Я, объявленный врагом общества!

Фру Стокман. А перед своей семьей, Томас? Перед нами, домашними? По-твоему, ты выполнишь этим свой долг перед теми, о ком должен заботиться?

Петра. Ах, да не думай ты вечно и прежде всего, о нас, мама!

Фру Стокман. Тебе легко говорить; ты в случае чего сама постоишь за себя… Вспомни о мальчиках, Томас, да подумай немножко и о самом себе… и обо мне…

Доктор Стокман. Право, ты совсем спятила, Катрине! Да если бы я, как жалкий трус, согнул шею перед Петером и его проклятой шайкой, была бы у меня после этого хоть одна счастливая минута в жизни?

Фру Стокман. Уж не знаю, но боже сохрани от такого счастья, какое ждет нас всех, если ты останешься без куска хлеба, без определенного дохода. Мне кажется, довольно уж мы натерпелись в былое время, вспомни об этом, Томас.

Подумай, чем это все грозит.

Доктор Стокман (с трудом сдерживая свое волнение и сжимая кулаки). И эти канцелярские батраки могут довести честного человека до такого положения! Разве это не ужас, Катрине?

Фру Стокман. Да, просто грешно так поступать с тобой; что правда, то правда. Но, господи боже, мало ли на свете неправды, с которой приходится мириться!.. Вот мальчики, Томас, взгляни на них! Что с ними будет! Нет, нет, не может быть, чтобы у тебя хватило духу…

Входят Эйлиф и Мортен с учебниками и тетрадками.

Доктор Стокман. Мальчики!.. (Вдруг овладев собой, твердо и решительно.) Хоть бы весь мир провалился, я не склоню шеи под ярмо. (Направляется в свою комнату.)

Фру Стокман (следуя за ним). Томас… чего же ты хочешь?..

Доктор Стокман (в дверях). Я хочу иметь право смело глядеть в глаза моим мальчикам, когда они вырастут свободными людьми. (Уходит к себе.)

Фру Стокман (заливаясь слезами). Господи, спаси нас, сохрани и помилуй!

Петра. Молодчина отец! Он не сдастся.

Мальчики с недоумением смотрят на всех, Петра делает им знак молчать.