Вращая колесо Сансары

Глава 3

В общем, следующий час у нас ушёл на выяснение отношений. Желая в будущем не оглядываться на какие-то недомолвки, выложил Лисёнку всё как на духу, естественно, признавшись, что подругу-соседку придумал на ходу. Даже рассказал о попытке Светланы закадрить меня на прошлогоднем банкете.

– Может, это была моя ошибка, что сразу тебе не рассказал, думал, было – и прошло, забудется. Вернее, ничего не было, я бы тебе ни в коем разе не изменил. А она вон видишь как, всё никак не угомонится, – подытожил я.

Честно сказать, далеко не был уверен, что Ленка не кинется собирать вещи с криком: «Всё, надоело твоё враньё, кобель несчастный, я возвращаюсь к маме и папе!» Но моя девочка оказалась более рассудительной.

– И как же быть дальше? – спросила она.

– Ну, если не прекратит ерундой заниматься, не угомонится, то придётся её мамашу проинформировать для начала, а в случае чего заявление в милицию накатать. Хотелось бы верить, что у неё хватит ума остепениться.

– Хотелось бы… А нож где?

– Эх, он же у меня всё ещё в кармане пиджака! Надо его в пакетик положить и заныкать куда-нибудь, как вещественное доказательство. Мало ли, вдруг Светлана решит задним числом заявить, что это я на неё с ножом кинулся.

А ещё через пятнадцать минут я с аппетитом уплетал куриный суп с клёцками на первое и картофельное пюре с парой котлет, поджаристых, как я люблю, с корочкой, на второе. Ну и стакан ароматного чая; давеча, пока с Лидой Клемент по рынкам и магазинам болтались, ухватил пару расписных жестяных коробок крупнолистового чая «Букет Грузии».

Разобравшись в отношениях с женой и с запоздалым обедом, я снова принялся названивать Михе и Адель. Сказал им, когда и где будет проходить генеральная репетиция, и попросил определиться с репертуаром – им разрешили исполнить по две песни.

У Ольги, то бишь Адель, к этому времени уже сложился свой коллектив: барабанщик, гитарист, бас-гитарист и клавишник, играющий на простеньком аналоге синтезатора. Так что помощи от «Апогея» теперь и не требовалось.

Заодно порадовал Адель новостью, что сочинил для неё пару хитов. Далеко ходить не пришлось, взял из репертуара Борисовны «Куда уходит детство» и «Этот мир придуман не нами». Договорились встретиться завтра у неё на репетиционной базе.

Так, с Битлами созвонимся позже, когда они сами сначала решат вопрос с Эпстайном.

Ленка пошла выгуливать Лёху, а я включил телевизор. Там показывали концерт в Кремле с участием Бернеса. Тут же вспомнил, как Марк Наумович просил меня написать для него новую песню. Что ж новую-то, у нас и старых полно. В смысле, старых для Алексея Лозового из будущего, а для Егора Мальцева из 1966 года ещё ничего не написано.

А вот, например, «Ласковая песня» от Фрадкина и Долматовского. На моей памяти её больше других исполнял Кобзон, причём написана она была году эдак в 1980-м, если не позже. Так, подыграть себе на фортепиано, обновить воспоминания – и сразу в нотную тетрадь. Пересечёмся на генеральной, там и вручу Бернесу текст с нотами. И напою, чтобы понял что к чему. А то ведь нот он не знал, факт общеизвестный, зато пригодятся его будущему аккомпаниатору. Ну а аранжировка – отдельная тема, там вообще смогут, если что, без меня справиться, если руки из нужного места растут и голова не ниже пояса.

Как раз время идти своих забирать с прогулки, помогать переть наверх коляску. А потом я подумал о Кобзоне. Чтобы Иосиф не чувствовал себя обделённым на генеральной репетиции, где он наверняка увидит наши экзерсисы с Бернесом, можно ему предложить песню того же Фрадкина, но уже на стихи Рождественского «Там, за облаками». Он ведь и впрямь её пел, во всяком случае, я прекрасно помнил юбилейный вечер «Самоцветов». Теперь может исполнить пораньше. А ещё можно добавить совкового патриотизма в виде песни «И вновь продолжается бой!». Она Пахмутовой и Добронравовым тоже ещё не написана.

Вообще становится малость стыдно, сколько уже вещей у этой четы увёл. Но, как говорится, нет худа без добра! За последнее время семейно-творческий союз разродился двумя песнями, которых в моей реальности попросту не было. Одна называлась «Иван-чай» – приятная, лирическая композиция в исполнении Зыкиной. Вторая воспевала подвиги комсомольцев в до и послевоенные годы, называлась «Вечная молодость», что мне живо напомнило одноименный хит группы «Чиж & Co». А за футбол мне не стыдно, всё, так сказать, кровью и потом заработано, пусть и арендованного мной тела. Аренда, правда, тянется уже пять лет, и иногда мне кажется, что моя прошлая жизнь – долгий, может, и не самый дурной, но сон. О возвращении в прежнее тело даже думать не хочется…

– Егор, тебя к телефону, – позвала из прихожей Ленка.

– Кто там ещё?

– Из Министерства культуры вроде.

Неужто Фурцева?! Блин, а если по поводу дочки… Жутковато становится. Но нет, звонил Баскаков, отчество которого я решительно запамятовал, тем более что он представился мне в этот раз просто по фамилии.

– Егор Дмитриевич, вы как, созвонились с ансамблем «Апогей» и Адель? Узнали, что они будут петь?

Выяснив необходимую информацию и прежде чем попрощаться, Баскаков попросил уточнить у Битлов, что они планируют исполнять в рамках фестиваля, если всё же точно собираются прилететь в Москву.

Уже в девятом часу вечера, когда я дописал последние ноты песни «И вновь продолжается бой!», решил ещё раз позвонить Джону домой в надежде, что он вернулся-таки в лоно семьи. Как в песне у Высоцкого, пришлось набирать «07», прежде чем меня соединили с квартирой «мистера и миссис Леннон». Трубку снова взяла его жена, но на этот раз, на мою удачу, неформальный лидер Битлов оказался дома.

– Привет, это Егор! Ну как, решили вопрос с Эпстайном?

Да, всё отлично, он сам с огромным удовольствием съездит в Россию. И парни согласны отыграть на шоу, даже несмотря на то, что фестиваль благотворительный и мы за выступление ничего не получим.

То ли намекнул прозрачно, то ли без задней мысли о бесплатном выступлении вякнул… Ладно, я тут вообще сбоку припёка. Под занавес разговора уточнил, что они планируют исполнять на фестивале. Идиотизм, конечно, неужто наш худсовет будет принимать решение, годятся песни Битлов для фестиваля или нет?! Как бы там ни было, от лица ливерпульской четвёрки Джон предложил Baby’s in Black, I’m a Loser, Albert Dock и только что написанную Yellow Submarine. Если с тремя из вышеперечисленных композиций я был знаком, то Albert Dock мне представлялась загадкой. Я попросил Джона рассказать о ней чуть подробнее. Выяснилось, что эта песня посвящена ливерпульскому доку, который назывался Альберт, по сюжету песня напоминала песенку из мультика «Мы пришли сегодня в порт». Мол, что вижу – о том и пою. Интересно было бы мелодию хотя бы услышать. Впрочем, ждать недолго осталось.

По уже сложившейся советской привычке экономить, быстренько свернул разговор, решив, что с Баскаковым созвонюсь завтра. У меня был только его рабочий номер, вряд ли он задерживается в кабинете так допоздна.

В последующие до генеральной репетиции дни я наслаждался отдыхом в кругу семьи. Единственное, решил всё же не ограничиться дарением песен Бернесу и Кобзону. Привык уже действовать согласно поговорке «Всем сёстрам по серьгам». Поэтому задумался, чем порадовать Магомаева, Хиля, Клемент, Миансарову, тех же «Апогей» и Адель… Мулермана, жаль, нет в списке выступающих, он когда-то у меня пел «На дальней станции сойду», «Травы-травы» и «Дрозды», заимствованные из репертуара Геннадия Белова. У того же Белова можно позаимствовать и полушуточную песенку «Хороший ты парень, Наташка!» на музыку Шаинского и стихи, кажется, Ибряева. Вещь ещё не написана, в будущем её некоторые – незнакомые с текстом, а лишь услышав название – воспринимали двусмысленно на фоне разгула гомосятины, а пока слушатель принимает песню так, как и задумывалось авторами. Отдам-ка я её Хилю, может, Эдику понравится.

А вот Магомаеву… Ужасно хотелось подсунуть «Это здорово» из репертуара Коли Носкова. Но текст в ней несколько не соответствует курсу партии: «Отовсюду здесь веет холодом», «Среди подлости и предательства» и так далее. Ну и голос у Магомаева слишком уж «отутюженный», хотя пока всё равно ориентиров нет, никто же в этом времени эту вещь ещё не исполнил.

А предложу-ка я Магомаеву челентановскую Confessa! Шок? Ага, это же по-нашему. Надеюсь, худсовет на фоне наладившихся связей СССР с Италией не зарубит композицию. А Муслим попробует добиться лёгкой хрипотцы, которая была визитной карточкой Адриано. Да, собственно говоря, и без хрипотцы прокатит, но она придаёт песне дополнительной сексуальности. В общем, поглядим-посмотрим.

Что у нас есть для женщин?.. Пьеху, кстати, тоже могли бы пригласить, чем она-то Фурцевой не угодила? А между прочим, можно подкинуть Эдите её же хит «Наш сосед» за авторством Бориса Потёмкина. Песня датировалась вроде бы 1968 годом. Если бы оказалась уже написана, я её наверняка услышал бы. Тоже как-нибудь при встрече обсудим.

Кто там по списку, Миансарова? Тамаре можно отдать песню Пахмутовой и Добронравова «Я не могу иначе». В исполнении Валечки Толкуновой звучит на редкость душевно, но пока она совсем молоденькая, в этом году должна, кажется, быть принята в вокально-инструментальный оркестр под управлением Саульского. Или всё-таки подождать, пока Толкунова созреет? А Тамаре можно подкинуть «Ромашки спрятались» из какого-то кинофильма на рубеже 1960-70-х, пока я её нигде не слышал. Ничего страшного, что Людмила Георгиевна её не споёт, песней больше, песней меньше.

«Ромашки спрятались, поникли лютики…» – затянул я на автомате себе под нос, рисуя ноты.

Оказалось, что слух у моей Ленки не хуже, чем у летучей мыши.

– Ой, что это за песня?

– Да вот, сижу сочиняю помаленьку. Практически уже готова.

– Ёжик, спой, а?! – И так смотрит жалостливо, что не откажешь.

Ну так мне жалко, что ли?..

– Ладно, только закрой все двери, чтобы Лёшку не разбудить.

Подыграл себе на фортепиано, предупредив, что вообще-то песня женская, хочу отдать её Миансаровой. Ленка влюбилась в композицию моментально, пришлось ещё и на бис исполнять. А потом попросила ей слова на листочек переписать, а мелодию она сразу запомнила.

Ладно, вернёмся к нашим баранам… Ребятам из «Апогея» предложим суперхит группы UFO под названием Belladonna. Буквально от сердца оторвал. Была мысль оставить его для себя, но решил всё-таки проявить чудеса коммуникабельности. «Апогей» вроде не был замечен в хард-роковых наклонностях, ну так это, опять же, баллада, для разнообразия репертуара им сгодится.

Адель ещё у нас без подарка… Почему-то в последнее время стал ассоциировать её с Земфирой. У Оли-Адель уже имеется в репертуаре её вещь, думаю, ещё что-нибудь не помешало бы. Пришла на память «Прогулка», но с сожалением отклонил этот вариант. Либо приличный синтезатор нужен, либо небольшой симфонический оркестр. Да и текст, в котором мелькают фразы «Если верить киношникам, мы загружены в матрицу» и «Ты был счастливый и пьяный», вряд ли придётся по вкусу членам худсовета. Тогда уж «–140», где слова «ни фига» легко заменяются на «ничего», а в целом песня отдаёт мажорными джазовыми нотками. Хорошо, что я в своё время увлекался творчеством Земфиры и многие её песни помню наизусть. Решено, сажусь за ноты.

25 мая мне дозвонился Николай Морозов.

– Егор, я знаю, что ты готовишься к ответственному культурному мероприятию, но учти, что пятого июня мы играем с французами. На игру с итальянским «Ланеросси» я уж тебя дёргать не буду – соперник проходной, а вот в игре со сборной Франции хочу посмотреть тебя в деле. Ты как вообще после сезона в Англии, не тренировался?

– Есть такое, Николай Петрович. Можно сказать, сегодня первый день более-менее свободный, а то с этим фестивалем столько беготни… Сейчас окно до тридцатого мая, там мои музыканты прилетают, поеду их встречать, размещать в гостинице. А вечером того же дня у нас репетиция. Тридцать первого, наверное, съезжу опять в аэропорт, встречу группу The Beatles, и в тот же день будет генеральная. Первого июня фестиваль, и второго я уже в расположении сборной.

– Хорошо, второго июня у нас командное собрание в здании Федерации футбола СССР, в десять утра. Надеюсь, ты почтишь нас своим присутствием. А до тридцатого нет желания потренироваться с ребятами?

– А что, можно?

– Не можно, а нужно! Всё-таки и нам, тренерам, хочется посмотреть, в какой форме ты находишься. Кубок чемпионов – это, конечно, хорошо, но и об интересах сборной помнить желательно. Кстати, можешь даже сегодня подъехать к семи вечера на Песчаную.

– У сборной тренировка там?

– А на Стадион Ленина нас пока не пускают, там же идёт подготовка к вашему фестивалю. Так что приезжай на Песчаную, будем ждать. И форму тебе подберём, насчёт этого не волнуйся.

Только положил трубку – подкрадывается Ленка и подсовывает газету с телепрограммой.

– Егор, смотри. Три программы с тобой показывают на следующей неделе. – И ткнула пальцем сначала на вечер среды, 1 июня, где с 19 до 22 часов будет идти прямая трансляция фестиваля.

Затем её аккуратный ноготок передислоцировался на воскресенье, 5 июня. Здесь в 17.00 опять же прямая трансляция, но теперь футбольного матча СССР—Франция, где я надеялся выйти хотя бы на замену, а в утреннем блоке идёт «Музыкальный киоск». И что интересно, здесь же указано, что выпуск посвящён творчеству Егора Мальцева и группы S & H. Ничего себе! Это, получается, весь выпуск, все 30 минут?! Случай доселе беспрецедентный, обычно для современного зарубежного репертуара выделялась самая концовка программы, чтобы втиснуть один клип, ну или видеоролик, поскольку понятия «клип» в СССР ещё не существует. С другой стороны, запись, которую я вручил Беляевой, тянула на полтора часа. Как они их втиснули? Или станут частями показывать, растянут на три недели?

А перевод какой-то будет нашей болтовни между песнями? Или, может, программа пойдёт с субтитрами? А вероятнее всего, вообще с закадровыми комментариями ведущей, а показывать будут только наше выступление без говорильни. Ну да что гадать, факт сам по себе занятный и неординарный.

Жаль, что вряд ли получится посмотреть, в день матча с утра будет не до этого. Ладно, ничего страшного, я-то знаю, что на плёнке, которую я передал Элеоноре Валериановне, если только там они от себя ещё чего не налепят. Мол, в этом дворе начинался творческий путь ныне известного музыканта и футболиста Егора Мальцева. Здесь он устраивал и квартирники, и… как сказать – дворники? Не стоит, пожалуй, голову ломать, она мне ещё пригодится.

– Лиса, ты, надеюсь, появишься на фестивале? – поинтересовался я у жены.

– Конечно, оставлю Лёшку родителям на вечер, они будут только рады.

– Одна пойдёшь или с кем-то? В смысле, с подругой?

– С Ольгой. Она, кстати, с твоим бывшим дружком Витей, Муха который, крутит. Помнишь, она на речку вместе с нами загорать ездила?..

– Эта та Оля, у которой необхватная задница?

– Нормальная у неё задница, не болтай.

– Ладно, будет вам пара контрамарок. А что, кстати, о моих бывших подельниках слышно?

Ты меня спрашиваешь? Они же твои вроде друзья… были. Нет, ну если хочешь, то я могу у Лёльки узнать, она-то с Витей общается и об остальных что-нибудь да знает.

– Слушай, а позвони ей прямо сейчас, может, у неё номер Мухи есть? И заодно новостью о фестивале обрадуешь.

Через десять минут я уже болтал по телефону с Мухой – в миру Витькой Мухиным. Нет, ну а что, в самом деле, за всей этой звёздной музыкально-футбольной завесой парни как-то ушли с орбиты моих интересов. А ведь они были первыми, с кем я встретился в этом мире.

– Штырь! Ой, какой Штырь… Егор, здорово!

– Привет, Муха! Или тебя лучше Витьком звать?

– Да зови, как хочешь. В училище ещё Мухой парни звали, а сейчас я на маневровом тепловозе в депо работаю, помощником машиниста, некоторые даже Виктором Петровичем величают.

– А я-то думал, ты по возрасту в армии должен служить.

– В армию меня не взяли, плоскостопие, – с ноткой грусти промолвил Муха. – К строевой негоден. А я ведь танкистом хотел быть, как мой батя, там вообще служба сидячая. Эх, нет в жизни счастья…

– А как там остальные парни? Вроде как Бугор на зону загремел?

– Бугор по зонам и скитается, говорят, даже в авторитеты выбился. Сява по той же дорожке пошёл, через год после Бугра на малолетку угодил, сто лет его уже не видел-не слышал. Ну а Дюша сейчас на морфлоте лямку тянет. Через год дембель. Как-то даже письмо мне присылал, писал, что первое время от качки зелёный ходил, а потом приноровился. В общем, разлетелась наша стая кто куда. Ты вон теперь знаменитость, твои песни вся страна распевает, в Англии в футбол играешь. Я нашёл старую фотокарточку, где мы вдвоём стоим, всем теперь показываю, правда, никто не верит, что на фотке ты.

– Я тебе на ней автограф оставлю, может, начнут верить… Слушай, Виктор ты наш Петрович, а первого июня что делаешь вечером?

– Вечером?.. У меня вроде первая смена, так что в шесть я уже свободен.

– Ну, тогда бери свою Ольгу и топайте с моей Ленкой на стадион, на фестиваль. Контрамарки у меня есть, причём на приличные места. А после концерта пересечёмся, посидим где-нибудь. Только недолго, утром меня ждут в сборной.

Вопрос решился положительно. Я сразу по телефону забронировал столик в ресторане «Арагви». Поначалу это выглядело бесперспективной попыткой, мол, у нас тут зал полностью арендован, а когда я себя назвал – мне просто не поверили. Тогда я попросил пригласить к аппарату Аркадия, который, на моё счастье, уже отирался в ресторане. Услышав знакомый голос, руководитель ресторанного коллектива чуть ли не минуту рассыпался в приветствиях и изъявлении всяческого почтения к моему таланту.

– Аркадий, нам бы столик забронировать на вечер первого июня, на четверых, – наконец вставил я фразу. – Хотим после фестиваля небольшой дружной компанией посидеть повспоминать старое.

– Столик? Хм, оставайся на линии, я скоро.

Через пару минут в трубке снова раздался его бодрый голос:

– Всё нормально, будет вам столик. В углу, правда, но там такой уютный закуток…

– Отлично, такой вариант меня как раз устраивает.

– У нас в этот день кавказская свадьба гуляет, на сутки ресторан сняли, – понизив голос, уточнил Аркадий. – Думаю, ни вы им особо мешать не будете, ни они вам. Надеюсь, ты… гм… платёжеспособен?

– Обижаешь, Аркадий, по деньгам никаких проблем.

– Ну тогда до встречи, жду в гости.

Я положил трубку и взглянул на жену.

– Ёжик, я так не хочу, чтобы ты уезжал в эту свою Англию, – ластилась она ко мне, пока Лёха неуклюже ползал по полу.

– Ну, контракт, в принципе, ещё не подписан, но, думается, это дело одного, максимум двух месяцев, – вздохнул я. – Во всяком случае, всё будет ясно по окончании чемпионата мира. Но я тоже по тебе очень соскучился. Не представляю, как я там буду без тебя с пацаном, хоть с собой вас забирай.

– А что, можно? – оживилась жена.

– Я закину удочку Ряшенцеву, коль уж через него всё это дело проворачивалось, но ничего обещать не буду.

Да уж, это в будущем наши Аршавины и Погребняки своих жён и детей в Англию вывозили, а в СССР подобных прецедентов ещё не было. Разве что семьи дипломатов и сотрудников торговых представительств, но уж никак не футболистов или хоккеистов, возможно, по той простой причине, что за пределами страны практически никто не играл. Сейчас-то, может, в связи с меняющейся внутренней и внешней политикой как-то попроще будет в этом вопросе, так что поговорить с руководством Федерации футбола всё же не мешало бы.

– Всё, я на Песчаную!

Решительно поднявшись, накинул пиджак, во внутренний карман сунул кошелёк, натянул свои английские ботинки, чмокнул жену в щёку и отправился на встречу со сборниками.

Практически все были мне знакомы. Если с кем-то не играл в сборной, то уж в чемпионате Советского Союза пересекались по-любому.

Но вот кого я видел действительно впервые – это Эдуарда Стрельцова. Крепкий, кряжистый, со взглядом исподлобья, такой конкретный мужик. Но когда улыбался – словно солнце проглядывало из-за туч. А улыбнулся он, как только увидел меня в раздевалке, где я примеривал выданную мне амуницию.

– Мальцев! Говорят, ты поспособствовал моему возращению в «Торпедо»? Держи краба!

Хороший он мужик, этот Эдик. Правильный, без фальши. И куда они все исчезнут, эти правильные мужики, с развалом СССР? Впрочем, исчезать они начали раньше, когда страна, возглавляемая патриархами из ЦК, вовсю скатывалась в тупик. Когда во все стороны летели болты и гайки, которые так старательно и, казалось, на века затягивали наши предки, строившие социализм и свято верившие, что их потомки будут жить при коммунизме.

В общем, со Стрельцовым мы как-то быстро сдружились. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Да и Банишевский, чей дебют в «Нефтчи» я ещё застал игроком «Динамо» и с которым планировал конкурировать за позицию правого нападающего, оказался компанейским парнем. Хотя на тренировке – на двухсторонке мы оказались в разных командах – он ни себя не щадил, ни соперника. Нередко смещался в центр атаки, а однажды умудрился оказаться на моём фланге, где мы сошлись в весьма жёстком стыке. Морозов тут же сделал ему замечание:

– Толя, поломаешь к чёрту Егора, как он хромой на фестивале выступать будет! Я уж не говорю о сборной.

– Хорошо, Николай Петрович, буду аккуратнее.

Но аккуратности Банишевскому хватило минут на пять от силы, потом он принялся за старое. Вот уж действительно «бычок», вылитый Руни советского образца. А в раздевалке Толя извиняющимся тоном сказал:

– Ты это, Егор, извиняй, если что. Я тебя там не сильно поломал?

– Пока на своих двоих передвигаюсь, – улыбнулся я, снимая щитки и озирая наливающийся на голеностопе синяк. – Ничего, тяжело в учении – легко в бою, как говаривал фельдмаршал Суворов. Ты вот с французами так играл бы, как сегодня. Они хоть и техничнее нас, а мы их характером и мощью задавим.

Тут в самом деле не поспоришь, французские футболисты в технике наших игроков превосходили, разве что я, без ложной скромности, мог с ними конкурировать на равных. Зато в физической мощи с советской сборной мало ещё какая могла поспорить. Ну, если не брать в расчёт немцев или англичан, те тоже зачастую предпочитали силовую манеру игры.

А 30 мая я встречал в Шереметьево своих ребят: Диану, Люка, Джона и Юджина. Звал я и Эндрю, но наш босс является также продюсером и The Rolling Stones, с которыми вынужден был отправиться в тур по Америке. Понятно, у нас-то один концерт, а у Роллингов – двенадцать, хотя Олдхэм говорил, что мечтает побывать в СССР, который для западного обывателя всё ещё являлся Terra Incognita. Ну да какие его годы, думаю, ещё побывает.

Все сдали в багаж свои инструменты, кроме Дианы, не расставшейся с двумя гитарами – неизменным Fender Stratocaster и полуакустической Martin, которую, оказывается, купила всего пару недель назад, да Джона держал при себе три комплекта барабанных палочек.

Я в очередной раз похвалил себя, что додумался прихватить из Лондона свой Gibson Les Paul Custom, мою чёрную красавицу.

– Добро пожаловать в СССР! – на английском поприветствовал я своих музыкантов после прохождения ими таможенного досмотра.

Те осматривались с таким видом, будто попали на другую планету, в надежде увидеть зелёных человечков.

– Господа, – подключился товарищ из Минкульта, также владевший английским, но на менее достойном уровне. – Господа, прошу пройти в автобус, он доставит вас в отель.

Я, будучи джентльменом, подхватил у Дианы одну из гитар и вместе со всеми занял место в специально выделенном автобусе. По пути мы наконец получили возможность поболтать. Я объяснил ребятам, что у них есть пять часов, чтобы отдохнуть, пообедать, а в 6 вечера за ними приедет этот же автобус и отвезёт их в ДК «Красный Октябрь» на улице Вишнёвой. Черри-стрит, по-английски. А название Дома культуры у англичан вызвало удивление. Пришлось объяснять, что Red October напоминает о возникновении Советского Союза, именно 25 октября по старому стилю крейсер «Аврора» дал исторический залп, возвещавший о начале новой эры.

– Я хочу посмотреть на крейсер! – заявил Джон.

– Он на вечной стоянке в Ленинграде, – осадил я барабанщика. – Может, когда-нибудь туда и попадёте.

Музыкантов разместили в номерах гостиницы «Москва», от уровня которых они малость охренели, потому что до этого им никогда не доводилось останавливаться в столь приличных апартаментах. Кстати, в этом же отеле завтра разместятся и Битлы, только этажом выше, где номера ещё презентабельнее, уровня люкс.

– Так, прощаюсь с вами до вечера. Из гостиницы – ни ногой, все прогулки по Москве после фестиваля. Там хоть в Москву-реку прыгайте. Но лучше я вам устрою обзорную экскурсию. Второго июня утром я буду на собрании в Федерации футбола СССР, а после, надеюсь, остаток дня проведу с вами. Ну а третьего улетите обратно в Лондон.

– А The Beatles тоже на четыре дня прилетают? – спросил Люк.

– Вот с ними пока нет ясности. В нашем Министерстве культуры решают, какую им предложить культурную программу, тем более что, если верить словам Леннона, они могут гостить в СССР хоть неделю, а то и две.

Это было правдой, мы только накануне созванивались с Баскаковым, и он меня проинформировал, что идёт работа над составлением графика пребывания ливерпульской четвёрки в Советском Союзе. Надеюсь, их не повезут к дояркам совхоза «Светлый путь».

Вечерняя репетиция прошла на одном дыхании, нам потребовалось всего несколько минут, чтобы заново сыграться после перерыва. Да и пара тромбонистов от Утёсова пришлись кстати, свою несложную партию в песне All You Need Is Love они выучили с первого раза. Профессионалы! Хотя других Леонид Осипович в своём оркестре и не держит.

31 мая я снова поехал в Шереметьево, теперь уже встречать Битлов. Собственно, там и так полно было встречающих, как официальных лиц, так и просто зевак. Не знаю уж, откуда прошла утечка, но уже за два часа до прилёта рейса из Лондона здесь началось броуновское движение. Поклонники музыкантов оккупировали всю территорию вокруг аэропорта, раз уж внутрь не удавалось прорваться. Сотрудники правоохранительных органов пока ещё не гоняли кучкующуюся молодёжь, периодически скандировавшую «Би-и-тлз! Би-и-тлз!» и размахивавшую свежеотпечатанными плакатами с изображением группы, но в любой момент готовы были оттеснить особо рьяных поклонников. Собственно, этим им и пришлось заняться, когда Джон, Пол, Ринго, Джордж и Брайн проследовали всё к тому же автобусу, который накануне возил мою группу. Ну а что, вполне логично, что началась форменная истерия. Недаром на следующий день в «Известиях» по этому поводу был опубликован фельетон с соответствующей карикатурой, как москвичи на руках несут автобус с перепуганными музыкантами из Англии. На самом деле на руках, понятно, его не несли, но раскачивать пытались, и Битлы реально были в шоке от такого приёма. Но в шоке приятном, как по пути в гостиницу они сами мне признались. Не ожидали, что в России (они предпочитали говорить именно Россия, а не СССР, несмотря на так и не написанную в этой реальности песню Back in the U.S.S.R.) у них столько поклонников.

Вечером того же дня опять в ДК «Красный Октябрь» собрались все участники фестиваля. Генеральная репетиция – процесс ответственный, но её едва не сорвали всё те же фанаты The Beatles, пытавшиеся чуть ли не штурмом взять Дом культуры. Пришлось даже выстраивать милицейское оцепление. Кстати, к чести Битлов, они свои вещи отыграли быстро и качественно, с одного дубля, что у некоторых наших исполнителей и музыкантов вызвало вполне естественную зависть.

Услышал я и Albert Dock. Очень даже мелодичная вещь, причём, как сказал Джон, на альбоме в записи будут добавлены звуки дока – от сирены буксировщика до крика чаек.

После репетиции ко мне буквально подбежал Магомаев, протягивавший фотоаппарат.

– Егор, будь другом, сфотографируй меня вместе с The Beatles, пока они не уехали!

Брайан был не против, да и Битлы с радостью согласились попозировать, и тут же к ним выстроилась целая очередь, преимущественно из молодых артистов, которые мечтали сфотографироваться с легендарными музыкантами. Директор ДК и ещё несколько аборигенов также не отказали себе в удовольствии запечатлеться рядом с ливерпульской четвёркой. Причём всё на тот же фотоаппарат Магомаева. Муслим в итоге даже посмеялся, что с каждого будет брать мзду.

– Сто рублей за снимок в компании группы The Beatles!

Понятно, что шутил, но уверен, некоторые и больше выложили бы за такую фотографию.

– Товарищи, а вы куда?!

– Да нам бы у товарищей из Англии автограф взять…

Я невольно повернулся на знакомый, с хрипотцой, голос. Ничего себе, да это же молодой Высоцкий, а рядом с ним мнётся такой же относительно юный Золотухин. И на их пути стеной встал квадратный администратор Дома культуры, разве что руки не раскинул в стороны.

– Не положено, товарищи! – И принялся теснить их в сторону, обеспечивая таким образом Битлам свободный проход.

На лицах обоих актёров проступило разочарование.

– Эй, Джон, – окликнул я Леннона на английском. – Не могли бы вы с ребятами оставить автограф вот этим двум людям?

– Да без проблем, Егор! – улыбнулся музыкант и повернулся к Высоцкому и Золотухину: – Есть ручка или карандаш?

Я перевёл им вопрос Леннона, и оба моментально извлекли из внутренних карманов пиджаков карандаши, только у Высоцкого был простой, а у Золотухина химический. Про ручку Джон, наверное, зря спросил. У них там шариковые ручки уже вошли в моду, а у нас в стране это пока в диковинку. Но как бы там ни было, вся ливерпульская четвёрка расписалась химическим карандашом на небольшом плакате со своим изображением.

– А могли бы и сфотографироваться, – подначил я актёров, глядящих вслед уходящим Битлам.

– Да мы уж не стали наглеть, – пробормотал Высоцкий. – Хотя фотоаппарат на всякий случай Валерка прихватил… Слушай, ты же ведь Мальцев! А с тобой можно сфотографироваться?

– Да легко, – снисходительно улыбнулся я и окликнул Магомаева: – Муслим, будь добр, на эту камеру щёлкни нас троих… Давайте я в серёдку встану. Готово? Ещё дубль сделай на всякий случай… Ага, спасибо. Ну что, товарищи артисты, удачи на вашем нелёгком актёрском поприще, хороших ролей в театре и в кино!

Пожав им на прощание руку, я прислонился к стенке, глядя на проходящих мимо артистов. Вот ведь, пока Высоцкий и Золотухин друзья, а годы спустя произойдёт размолвка. Вроде бы из-за роли Гамлета, хотя кто его знает, как на самом деле всё было… А вообще приятно, что они почли за честь не только у Битлов автограф взять, но и со мной сфоткаться. Блин, они-то себе фотки сделают, а я что же, без фотокарточки останусь? Ну я балда, надо было, пользуясь случаем, хотя бы обменяться телефонами! Глядишь, и знакомство завязалось бы. Ладно, чего уж после драки кулаками махать. Не последний день живём, пересекутся ещё, дай Бог, пути-дорожки.