Врата Шамбалы

Глава VIII. УТКА ПО-КАНДИНСКИ

О существовании где-то далеко в Китае города Кандин узнал в конце 1971 г., обучаясь на I курсе Института восточных языков (с 1972 г. Институт стран Азии и Африки) при МГУ им. М.В. Ломоносова. В один из осенних дней славная и энергичная Хуан Шуин, преподававшая иероглифику, предложила измученным ежедневными многочасовыми занятиями студентам выступить на традиционном институтском вечере со своеобразным творческим отчетом о достигнутых успехах в процессе обучения, т. е. исполнить китайскую народную песню на языке оригинала. Честно говоря, выбора у нас тогда не было, поскольку вскоре предстояло сдавать вызывавший панический ужас зачет, который предусматривал в том числе и написание иероглифического диктанта.

Словарный запас первокурсников, проучившихся лишь несколько месяцев, не позволял вникнуть в суть зазубренного стихотворного текста, но кое-что удалось все-таки выяснить. Оказалось, например, что разучиваемая песня называется "Любовь в Кандине". Полученная информация особых эмоций у меня не вызвала, так как лингафонный кабинет на третьем этаже института не оставлял времени для переживаний за судьбы героев трогательной истории, а робкие попытки отыскать на имевшихся под рукой картах КНР указанный в ней населенный пункт не дали позитивного результата. Выучив наизусть непонятные слова и словосочетания, мы вместе с Александром Чудодеевым, с которым сидели за одной партой, придумали этой на самом деле очень мелодичной и немного грустной песне другое название — "Хуанхэ" ("Желтая река") — и частенько орали ее на мотив забойного хита тех лет "Yellow River" британской рок-группы "Christie".

Спустя несколько месяцев приятели и знакомые стали все чаще обращаться ко мне с просьбой сказать что-нибудь по-китайски, еще лучше — спеть. Здесь и пригодились старые наработки. Во всяком случае, "Любовь в Кандине" была воспринята на ура. После неожиданного успеха я быстро вошел в роль глубоко сочувствующего молодым влюбленным из небольшого городка в Юго-Западном Китае, добавил волнения в голосе и до сих пор продолжаю изредка терзать слушателей душещипательным тенорком.

Дочь всегда начинает веселиться, предвкушая очередное сольное выступление отца, и считает мое исполнение образцовым. Однако в начале XXI в. неожиданно появился конкурент. В июне 2001 г. на банкете в пекинском Доме народных собраний "Любовь в Кандине" спел Пласидо Доминго. Говорят, совсем неплохо. Тем не менее остается надежда, что прославленный тенор не включит ее в свой постоянный репертуар.

Читателя, возможно, заинтересуют слова столь популярной песни. Ни разу не слышал, чтобы ее исполняли на русском языке. Из-за отсутствия каких-либо способностей к стихосложению могу предложить только подстрочник:

В ноябре — декабре 2004 г. по первому каналу китайского телевидения демонстрировался сериал "Любовь в Кандине", поставленный недавно режиссером Ван Сяоле по сценарию Гао Сюйфаня. В главных ролях снялись актеры Тао Хун и Ху Цзюнь. По версии создателей телефильма (всего 30 серий), хотя молодые влюбленные-тибетцы в конце концов были разлучены, но их прекрасное глубокое чувство воплотилось в песне, оставленной потомкам.

Следует заметить, что упомянутый сериал трудно отнести к достижениям китайского кинематографа: сценарист имеет очень смутное представление о тибетской тематике, тибетцев играют в основном ханьские артисты, карикатурно выглядят буддийские монахи, храмы и монастыри, др. Просмотрев около дюжины серий, я так и не увидел ни Кандина, ни горы Паома. Возможно, мне просто не повезло, однако в итоге сложилось впечатление, что съемочная группа не доехала до города, где родилась замечательная песня.

Между тем ее автор до сих пор неизвестен, и споры в Китае по данному поводу не утихают. В 1996 г. власти Ганьцзы-Тибетского автономного округа (образован 24 ноября 1950 г.), административным центром которого как раз и является город Кандин, пообещали 10 тысяч юаней (более 1,2 тыс. долларов) тому, кто его установит. Однако премиальные по-прежнему не востребованы. Ван Хайчэн — сын умершего несколько лет назад известного композитора Ван Лобиня — заявил, что эту песню его отец услышал от погонщиков табуна в 40-х гг прошлого века, затем обработал и сделал нотную запись. Действительно, Ван Лобинь многие годы собирал музыкальный фольклор в западных районах страны. Он, в частности, считается автором веселой и озорной песни "Любовь возницы из Дабаньчэна", которую в 1938 г. ему напел водитель-уйгур.

В то же время высказываются и иные точки зрения. Некоторые специалисты обращают внимание на то, что Ван Лобинь никогда не претендовал на авторство "Любви в Кандине", прежде называвшейся по-другому. Ее ноты впервые были опубликованы в городе Чунцин с сопроводительной надписью "Сиканская народная песня, композиция Цзян Динсяня", а самая ранняя пластинка вышла в Шанхае уже под названием "Любовь в Кандине".

Дорога от Литанга до Кандина (около 290 км) заняла почти девять часов. Могли, вероятно, добраться и быстрее, но сразу после перевала на высоте 4298 метров разразилась гроза, и водитель принял верное решение не торопиться. В горах незадолго до этого полным ходом шли дорожно-строительные работы, однако из-за проливного дождя рабочие без раздумий попрятались в палатках, накрытых плотным материалом, из которого в свое время делали огромные разноцветные сумки для "челноков". Со слов Андрея, он называется "тар-полин".

Практически все время в пути у меня на плече, а периодически и на коленях спала сидевшая рядом японка, как позднее выяснилось, по имени Хисако. Родом она из Иокогамы, 33 года. Поскольку работы у нее тогда не было, решила в течение нескольких месяцев попутешествовать по странам Восточной Азии. Из Сычуани намеревалась поехать в Монголию, затем вернуться в Тибет. На еде и жилье молодая женщина явно экономила, поэтому обычно питалась дешевыми булками, запивая их минеральной водой, и отсыпалась в междугородных автобусах. Можно только догадываться, что она сумела увидеть за дни столь изнурительных странствий.

В городе, который находится у слияния двух горных рек — Яла и Чжэдо, оказалось на удивление много иностранцев, заполнивших самые привлекательные с точки зрения соотношения цены и качества гостиницы. Мы же поселились в комфортабельном двухместном номере отеля с лучезарной вывеской "Солнечный свет" (кит. "Янгуан") за 160 юаней.

В ресторане на первом этаже в тот момент отмечали свадьбу и нас, по китайской традиции, одарили конфетами.

До 1908 г. Кандин имел другое название — Дацзяньлу (букв. "Большой горн для ковки стрел"). В эпоху Троецарствия (III в. н. э.) на значительной части территории нынешних провинций Сычуань и Юньнань армия государства Шу сражалась с племенами ранее упоминавшихся мань. Непобедимый Чжугэ Лян семь раз брал в плен их предводителя Мэн Хо, намереваясь склонить его к покорности. В средневековом романе, посвященном событиям тех лет, приводится короткий диалог военачальников после второго пленения Мэн Хо (пер. В.И. Панасюка).

" Чжугэ Лян снял с пленника веревки, усадил его возле себя в шатре и сказал:

— С тех пор как я покинул свою хижину в Наньяне, я никогда не терпел поражения. Неужели ты этого не понимаешь? Ты должен покориться!

Мэн Хо молчал. После угощения Чжугэ Лян попросил его сесть на коня и повез осматривать свои лагеря. Показывая запасы продовольствия, Чжугэ Лян сказал:

— Видишь, сколько у меня провианта? А сколько отборных воинов и оружия! Если ты не покоришься, будешь глупцом, а если принесешь повинную, я доложу о тебе Сыну неба — за тобой останется титул князя и право вечно владеть маньскими землями… Согласен?

— Я-то согласен, — отвечал Мэн Хо. — Но как быть, если народ мой не захочет покориться?"

Предводитель мань, которого большинство китайских историков считают представителем народа ицзу, признал свое поражение лишь значительно позже:

"— С древнейших времен не случалось, чтобы семь раз брали в плен и семь раз отпускали, — со слезами воскликнул Мэн Хо. — Хотя я и чужеземец, я знаю, что такое долг и этикет!

В сопровождении тех, кто был с ним, Мэн Хо на коленях подполз к шатру Чжугэ Ляна и, разорвав на себе одежду, стал просить прощения:

— Чэн-сян (титул Чжугэ Ляна. — Н.А.), я покоряюсь! Все мои сыновья и внуки будут благодарны тебе за милосердие!

— Итак, ты покоряешься? — спросил Чжугэ Лян.

— Да!"

Столкнувшись с ожесточенным сопротивлением племен мань, полководец царства Шу якобы приказал генералу по имени Го Да наладить производство стрел для своего войска в районе современного Кандина, что и было исполнено. В 80-х гг. XVIII в. Лу Хуачжу в путевых заметках отмечал: "Да-цзянь-лу, по преданиям, есть то место, на котором при династии Хань генерал Го Да устроил горны для ковки стрел. От главного города губернии (Чэнду. — Н.А.) отстоит почти на 1000 ли… и составляет крайнюю точку Китая на западе, и крайнюю точку западных стран на востоке. Климат вообще холоден, теплых дней мало. Повсюду острые вершины одни за другими, высокие горы, отвесные утесы и навислые берега, между которыми протекает Лу-хэ. Местоположение есть из крепчайших… От Да-цзянь-лу далее к западу в преимущественном уважении чай, который весь привозят из внутреннего Китая, и Да-цзянь-лу служит главным складочным местом отпускаемых за границу чаев".

Чайный путь проходил здесь с давних пор. Составители "Истории династии Мин", анализируя торговый обмен с тибетцами отдельными видами сычуаньского чая во второй половине XIV в., утверждали: "Тот чай, который производился в Даомэне, Юннине и Юньляне (на территории провинции Сычуань. — Н.А.), назывался "ножничным" его листья грубые, и только тибетцы употребляли его… Сычуаньское управление особого уполномоченного по транспортировке чая и соли (просуществовало в Чэнду с 1372 г. до конца 1377 г. — Н.А.) подало доклад, в котором говорилось: "Следует специально учредить чайные канцелярии, а взимаемые ими налоги обменивать на красные кисти для головных уборов чиновников, войлок, рубашки, рис, полотно, перец, воск, чтобы иметь средства для государственных расходов. Что же касается чая, собираемого местным населением, то выдавать документы на право его продажи в соответствии с законами о торговле, установленными для Цзяннани, и это будет выгодно и казне, и народу"". Поэтому в Юннине, Чэнду и Юньляне были созданы чайные канцелярии.

Жители Сычуани прежде обменивали чай на такие вещи, как шерстяные ткани и красные кисти для головных уборов чиновников, чтобы ими уплатить чайный налог. С тех пор как была установлена сумма чайных налогов и построены амбары, где создавались запасы чая специально для приобретения лошадей. Население не осмеливалось самовольно собирать чай, В случае недостачи в налоговых суммах часто производились дополнительные сборы с населения. Сычуаньское провинциальное управление подало по этому поводу доклад, и тогда разрешили народу собирать чайный лист и выменивать на него товары у тибетцев.

"Огромным базаром для Китая и Тибета" называл Дацзянь-лу американец Рокхилл. Упакованный кирпичный чай поступал сюда из разных мест. Через восточные ворота груз попадал во двор конторы, расположенной поблизости, и купцы, уплатив соответствующую пошлину в пользу китайской казны, получали право доставить его на склад. Там чай перекладывали в обшитые кожей деревянные ящики, которые грузили на яков и отправляли на запад. При выезде из города весь чай еще раз обкладывался пошлиной, но теперь уже в пользу тибетских властей.

По словам англичанина Уодцела, "яки, ослы и лошади" везли кирпичный чай "из большого центра Дартсендо (Та-чиен-лу) (Дацзяньлу. — Н.А.) в западном Китае, через горы, в центральный и западный Тибет. Здесь для переноски товаров не употребляют овец, как в скалистых местах северо-западных Гималаев, и совсем не из-за религиозных соображений, а просто потому, что дороги достаточно хороши для употребления более крупных животных. Чайные караваны редко делают в один день более чем пятимильные переходы".

Летом 1846 г. в Кандине останавливались Гюк и Габэ. Путеводитель, которым они пользовались, сообщал о городе следующее: "Стены и укрепления Та-тсиэн-лу (Дацзянь-лу. — Н.А.) выстроены из больших квадратных камней. Здесь живут китайцы и тибетцы; отсюда отправляют назначенных в Тибет офицеров и солдат. Чайная торговля здесь довольно значительна; жители округа поклонники Будды и занимаются торговлей; они честны и покорны, даже смерть не заставит их перемениться. Они издавна привыкли к китайскому правительству и вполне преданы ему". Французы находились в городе всего три дня, но успели за это время повздорить "с главным мандарином", "потому что он хотел отправить нас дальше на лошадях, а мы требовали паланкины, так как ноги наши сильно пострадали от продолжительной верховой езды. Наконец он должен был уступить и исполнил наше требование".

Иностранец, впервые прибывший в город в конце XIX в., описывал его так: "Да-цзянь-лу — самое западное из приставств (тин) провинции Сы-чуань и в то же время резиденция тибетского князя (Жиябо) Чжала, известного у китайцев под именем Мин-чжэна. Река Дар-чу (Чжэдо. — НА.) разделяет город на две части, которые соединены между собой двумя мостами. И та, и другая обнесены зубчатыми стенами, снабженными тремя воротами: северными, южными и восточными. Городские здания большей частью выстроены в китайском стиле, хотя имеются и такие, в которых сохранены характерные черты тибетской архитектуры: два этажа и плоские крыши. Население, численность коего равняется приблизительно шести-восьми тысячам душ, как и следовало ожидать, крайне смешанное, так как сюда, в этот оживленный торговый пункт, съезжаются китайцы из Шэньси, Юньнани и других еще более отдаленных провинций Китая, а равно тибетцы и прочие инородцы с восточных окраин Тибета и из других смежных областей. Учесть это пришлое население не представляется возможным; да оно и меняется, можно сказать, ежечасно, а потому в вышеприведенную цифру я включил лишь одно коренное население города. При этом я оставил без внимания и население окрестных монастырей, коих здесь четыре… Общая численность монахов достигает тысячи человек, но, кроме того, вне монастырей живет еще довольно много жрецов бонпо (религия бон. — Н.А), которых называют поэтому "ао-гомба", т. е. светскими ламами. Если включить все эти элементы, то общая цифра населения Да-цзянь-лу с достаточной точностью определится в десять тысяч человек" (В.В. Рокхилл).

Во главе указанного "приставства" находился военный комиссар, он же заведовал отправкой "денег, военных припасов, предметов снаряжения и других вещей, необходимых для китайских гарнизонов, расположенных в Тибете. Этот пост считался еще недавно в высшей степени "доходным" благодаря поступавшим в распоряжение комиссара суммам, составлявшимся из пошлины на чай. Ныне, однако, генерал-губернатор провинции присылает сюда своего представителя для контроля… и хотя злоупотребления благодаря этому не исчезли, тем не менее комиссар уже не может так свободно набивать свой карман, как делал раньше".

В начале XX в. Кюнер указывал на то, что город, "вернее большая горная деревня, имеет скорее китайский вид, так как большинство домов, как и городские ворота, китайской архитектуры, из окрашенных в коричневый цвет деревянных стен на солидных каменных фундаментах, хотя в то же время многие из домов удерживают некоторые своеобразные тибетские черты — плоские крыши и 2-этажное устройство. Общее впечатление, как и внешний вид торгового квартала, далеко не отвечает представлению о главном китайско-тибетском торговом центре и большом складочном месте тибетской торговли. Лавок много, но ни одна из них, даже на главной улице, не поражает размерами или богатством.

Обилие воды в городе прежде всего останавливает внимание путешественника; город замкнут почти со всех сторон в высокие горные стены, с которых вода устремляется в город по прорезывающим его рекам и ручьям с такой силой и шумом, что на улицах тихий разговор почти не слышен, как уверяет Гакман (Hackmann, путешествовал по региону в 1902–1903 гг. — Н.А.). Ряд мостов, из них 2 значительных, устанавливает сообщение между берегами рек и ручьев и различными частями города, особенно по главной торговой дороге, проходящей через город.

Население Да-цзянь-лу считается в цифре 9000 человек, включая, как думает Хози (A. Hosie, английский консул в Чэнду в начале XX в. — Н.А.), подвижное население погонщиков вьючных животных, носильщиков и посетителей из окрестной страны; постоянное же население определяется официально в количестве 700 тибетских и 400 китайских семейств. В городе и окрестностях имеются 8 ламайских монастырей с 800 монахов, встречаются, однако, и служители религии бонбо (бон.—Н.А.).

Население города весьма смешанное, включая чистых тибетцев, метисов и чистых китайцев; попадаются и представители других пограничных племен; картина уличной жизни поэтому отличается большой пестротой и разнообразием, перенося европейского посетителя подчас целиком в чуждый тибетский мир. Это обстоятельство оказало притягательное действие на европейских путешественников по западному Китаю, в частности по провинции Сычуань, из которых большинство считало своим долгом взглянуть на этот тибетский уголок Китая ради некоторого знакомства с особенностями жизни и национальных привычек тибетцев…

Главной статьей вывозной торговли Да-цзянь-лу (в Тибет) является чай… затем идут бумажные и шелковые изделия, продаваемые в значительном количестве, табак, красная кожа, фарфор, золотая парча, хадаки (дарственный шарф. — Н.А.) из Чэнду, металлические изделия (ружейные стволы) и т. д. Привоз (из ближнего и дальнего Тибета) насчитывает очень много отдельных статей, из которых, однако, важны лишь мускус, ревень… лекарства (в особенности оленьи рога), кожи яка и бараньи, также козьи, шерсть. Менее значительные суммы дают… шафран, курительные свечки, сушеные фрукты, бура, мех (рысьи, лисьи, леопардовые). Общая ценность привоза далеко уступает ценности чая, закупаемого здесь тибетцами, не говоря уже о других товарах, идущих в Тибет, и эту разницу тибетцы уплачивают золотом, но главное индийскими рупиями, которые переплавляются в Да-цзянь-лу в слитки, которые… имеют обращение по всей Сычуани".

Примерно в те же годы господин Тужилин — секретарь русского консульства в Цицикаре (на северо-востоке Китая) — писал о городе: "Да-цзянь-лу. На западе от Я-чжоу-фу расположено самостоятельное комиссарство Да-цзянь-лу-тин; занимает оно очень гористую местность, наполненную высокими горами с вечно-снеговыми вершинами, доходящими до 21 000 футов высоты. Г. Да-цзянь-лу лежит на притоке Да-ду-хэ, имеет около 20 000 00 жителей и служит пунктом, через который происходит сообщение с Тибетом. К городу… ведет железный висячий мост в 311 фут, длины и 7 — ширины. Главными предметами значительной торговли… служат мускус, золото, меха, лекарственные снадобья в обмен на чай, шелк и прочие товары, приходящие из Китая. В комиссарстве еще находятся 2 значительных селения: Литан (Литанг. — Н.А.), состоящий из китайского города, окруженного стенами, и монастыря, и Батан (Батанг. — Н.А.), расположенный в великолепной долине, покрытой летом пшеницей. Через три вышеупомянутых города проходит главный тракт на Тибет".

100-тысячный Кандин, расположенный на высоте 2560 метров над уровнем моря, с четырех сторон окружен живописными горами, которые придают ему известный шарм. Местные жители главной из них считают Паомашань, куда можно взобраться пешком, приложив значительные усилия, или верхом на низкорослой лошадке за 30 юаней. Бурные и стремительные воды реки Чжэдо, дающие городу тепло и электричество, как бы рассекают его на две части. В настоящее время Кандин переживает строительный бум, и можно не сомневаться, что через пару лет это будет крупный туристический центр. Во всяком случае, уже сейчас путешествующие по Китаю иностранцы задерживаются здесь не на один день.

Каких-либо значительных промышленных объектов я не увидел, за исключением гидроэлектростанции, хотя советский журналист Кассис, побывавший в Кандине летом 1955 г. в составе группы зарубежных корреспондентов, сообщал, что в городе с населением 15 тысяч человек есть также "шерстомойная фабрика, мукомольный завод и механические мастерские по ремонту машин". Приезжие обратили тогда внимание на разрушенные дома — последствия недавнего (апрель 1955 г.) землетрясения. Кто-то из горожан посетовал на часто повторяющиеся в районе мощные подземные толчки и рассказал небольшое старинное предание:

"Некоторые тибетцы еще и поныне верят, что Тибет лежит на огромной рыбе, хвост которой образует Восточный Тибет вместе с Кандином, а голова — Западный Тибет. Лхаса же стоит на рыбьей спине. Когда рыба плывет, у нее спина даже не шелохнется. Поэтому, говорится в легенде, в Лхасе землетрясений не бывает, а в Кандине — сколько угодно".

В первую очередь меня интересовали старые кварталы. Современные здания из стекла и бетона явно наступают; но кое-что все-таки осталось: двухэтажные деревянные постройки у рынка, где идет бойкая торговля (в том числе весьма редкими для страны лесными грибами), и неплохо сохранившиеся отдельные жилые дома неподалеку от храма Намо, возведенного в середине XVII в. Хочется верить, что нынешние архитекторы Кандина сумеют решить вопросы градостроительства не разрушая окончательно памятники прошлого.

На обед мы кушали целую жареную утку, купленную на рынке за 16 юаней (2 доллара). Китаец готовил домашнюю птицу необычным образом: крепко зажимал ее в двухсторонней металлической решетке и помещал в небольшую духовую печь. Она по вкусу заметно отличалась от всемирно известной "утки по-пекински", поэтому блюдо, впервые испробованное в незнакомом городе, получило сходное название, которое вынесено в заголовок настоящей главы и которое к выдающемуся художнику-модернисту не имеет, естественно, никакого отношения.

Позднее, отведав на десерт тибетский чай и цзамбу в симпатичном кафе рядом с гостиницей "Черная палатка", мы бегло осмотрели центральную часть города и вышли затем на его главную площадь, в вечерние часы заполненную женщинами самых разных возрастов. Под мелодии и ритмы зарубежной эстрады дамы учились танцевать…

Многих иностранцев, побывавших в районах компактного проживания тибетцев, удивляет положение тамошних женщин. Похоже на то, что бесконечная борьба со сложными природными условиями и жизненными невзгодами приучила их к самостоятельности, умению подолгу обходиться без мужчин. Они и сейчас активно трудятся в сельском хозяйстве и на производстве, фактически являясь главной рабочей силой, успешно занимаются торговлей и предпринимательством, да и нынешнее грандиозное строительство высокогорной железнодорожной магистрали Голмуд — Лхаса без них представить просто невозможно.

Явные отзвуки матриархальных отношений и экономическая независимость тибетской женщины предопределили ее социальный статус. В большинстве случаев она свободна в выборе любимого мужчины и действует по своему усмотрению, готова самостоятельно воспитывать детей. Еще Марко Поло в рассказах о Тибете и прилегающих к нему территориях дважды возвращался к теме необычных нравов местных жителей. В частности, он утверждал: "Вот как, по их обычаю, женятся. Сказать по правде, никто здесь ни за что на свете не женится на девственнице; девка, говорят они, коли не жила со многими мужчинами, ничего не стоит; поэтому-то и женятся они вот так: придут сюда, скажу вам, иноземцы и раскинут палатки для побывки; тотчас же старухи из деревень и замков приводят к ним дочерей, по двадцати, по сорока и меньше, и больше, и отдают их странникам на волю, чтобы те жили с девками; а странники девок берут и живут с ними в свое удовольствие; держат при себе, пока там живут, но уводить с собой не смеют; а когда путешественник, пожив с девкой в свое удовольствие, захочет уходить, должен он ей подарить что-нибудь, какую-нибудь вещицу, чтобы девка могла, когда замуж выйдет, удостоверить, что был у нее любовник. Каждая девка так-то почитает нужным носить на шее более двадцати разных подарков, много, значит, у нее было любовников, со многими она жила, и чем больше у девки подарков, чем больше она может указать любовников, с которыми жила, тем милее она, и тем охотнее на ней женятся: она, дескать, красивее других. Раз женились, жену любят крепко и чужую жену трогать почитается за большой грех, и того греха остерегаются".

Ученые полагают, что Марко Поло называл Тибетом юго-восточную часть Тибетского (Цинхай-Тибетского) нагорья, которая до середины 50-х гг. прошлого века входила в состав провинции Сикан. Через 600 с лишним лет там мало что изменилось. Русский путешественник Козлов, побывавший в области Кхам, довольно подробно описывал нравы и обычаи ее населения. Он также утверждал, что тибетские женщины "пользуются большой свободой": "По признанию самих тибетцев, ни одна из тибеток не в состоянии сохранить свою девственность до выхода замуж, на что, впрочем, и не принято обращать внимания, как равно для родителей не есть огорчение, если их еще незамужняя дочь принесет им дитя. В подобном случае тибетцы не приневоливают провинившихся парней жениться, но их обязывают явиться в дом родителей девушки и служить им во все время, пока молодая мать не будет в состоянии этого делать; заставляют также виновников нести и те материальные издержки, которые неизбежны при отправлении родов и на первых днях появления на свет ребенка.

Женатых же людей за такие проступки по отношению к замужним женщинам приговаривают к штрафу — гуцен".

Тибетцы до сих пор вступают в брак по-разному. Кроме моногамии (единобрачия), которая, судя по всему, имеет в регионе не очень длинную историю, но сейчас является преобладающей, в том или ином виде сохраняются и такие его формы, как полигамия (в данном случае многоженство) и полиандрия (многомужие). Герои эпоса, древние правители страны и вожди племен обычно имели сразу по несколько жен. Со временем полигамия стала привилегией богатых мужчин, тех, кто мог и может содержать двух-трех, а иногда и больше жен и соответственно детей от них. Что же касается причины сохранения в Тибете на протяжении многих веков полиандрии, то ее весьма убедительно объяснил более ста лет назад Рокхилл: "Удобных для обработки земель здесь очень мало, и все они уже заняты, так что увеличить свое поле туземцу почти невозможно, а то, которым он владеет, дает как раз столько, сколько может в обрез хватить для пропитания небольшой семьи. Если бы после смерти главы семьи его имущество пришлось делить между сыновьями и если бы у каждого была жена и дети, то имущества этого не хватило бы для удовлетворения потребностей каждого из них. Далее и отеческий кров был бы для них недостаточен, так как вековой опыт всего человеческого рода доказал уже, что несколько семей не могут жить в мире и согласии под одной кровлей. Единственным решением этой задачи и служит обычай, в силу которого сыновья одной семьи берут себе одну общую жену, охраняя таким образом от раздела унаследованное ими имущество и оберегая, сверх того, значительную сумму денег".

У тибетцев, придерживающихся полиандрии, в основном присутствует так называемая братская полиандрия, когда жена старшего брата одновременно является женой младших. Старший брат после женитьбы становится главой семейства и единственный имеет право на развод с женой, хотя для этого требуется согласие всех братьев. По мнению француза Ф. Гренара, путешествовавшего по северным и северо-восточным районам Тибета в конце XIX в., хотя старший брат вправе отказать братьям в своей жене в той же мере, в какой он мог выгнать их из дома, тем не менее, если бы он сохранил исключительно за собой прерогативы супруга единственно из нежелания делиться женой с другими, то подвергся бы всеобщему и серьезному осуждению.

Долгое время в Кандине находилась католическая миссия. В один из февральских дней 1882 г. ее глава епископ Биэ неожиданно для себя встретился с пандитом Кишен Сингом, который после нескольких лет скитаний по Тибету и северо-западным районам Китая добрался до города без гроша в кармане.

После завоевания Индии англичане упорно стремились прорваться на "Крышу мира". Тибетские власти не без оснований подозревали их в поддержке гуркхов в тибетско-гуркхской войне 1788–1792 гг. и при поддержке официального Пекина приняли решение закрыть регион для посещения всеми иностранцами. Особенно строго действовал этот запрет со второй половины XIX в. Старосты пограничных селений головой отвечали за то, чтобы ни один иностранец не прошел через контролируемую ими территорию и не нашел убежища в той или иной деревне. Соответствующие чрезвычайно жесткие указания получили и рядовые обыватели.

В сложившейся ситуации англичане стали активно использовать жителей контролируемых ими соседних стран и территорий для сбора нужной информации о землях к северу от Гималаев. Первым пришел к этой мысли капитан Монтгомери. Действуя от имени Индийской геодезической службы, в 1863 г. он отобрал двух человек тибетского происхождения и лично обучил их проведению работ по топографии и картографии в условиях строжайшей конспирации. Монтгомери оставил службу по состоянию здоровья в чине полковника.

В начале 70-х гг. XIX в. его успешно заменил капитан Троттер. Завербованных и хорошо подготовленных агентов из числа местных жителей направляли в Тибет под видом паломников или торговцев; всего было подготовлено около 130 человек.

В мировой литературе они известны под именем "пандит", что в переводе с санскрита означает "ученый".

Пандиты "получали, помимо необходимых денежных средств и прочего снаряжения, крепкий деревянный ящик со специальным секретным отделением для хранения нужных приборов, молитвенное колесо (цилиндр. — Н.А.) с полосками чистой бумаги взамен молитвенных лент для занесения наблюдений и компасных засечек и ламайские (буддийские. — Н.А.) четки с 100 шариками вместо обычных 108 дня счета шагов, которыми измерялись расстояния (по 100 шагов на каждый шарик четок). Колесо и четки служили прикрытием и средством, при помощи которых производилась большая часть съемки и прочих разведочных работ, и обеспечили, помимо личных качеств агентов, безусловный успех всему предприятию" (Н.В. Кюнер). Для конспирации им давали номера или псевдонимы, часто обозначали заглавными буквами латинского алфавита. Первые пандиты, например, действовали под буквами А, В, С, D (A.К). О большинстве секретных агентов сведений у нас почти нет, но некоторые из них благодаря блестяще выполненным заданиям и проявленному мужеству снискали заслуженную известность, в том числе Наин Синг (А), Кишен Синг (А.К.), Сарат Чандра Дас и Учжен-чжацо. Британцы признавали, что "тайным наблюдателям мы обязаны большей частью наших знаний тибетской карты" (Л.A. Уоддел).

В начале 70-х гг. перед Кишен Сингом и его четырьмя помощниками была поставлена задача произвести топографическую съемку северных областей Тибета, установить точное местоположение Нам-цо (озеро к северу от Лхасы), проверив таким образом представленные еще в начале XVIII в. двумя ламами сведения, и, двигаясь в северном направлении, достичь озера Цинхай. В суровых зимних условиях экспедиция по каменистой дороге, проложенной паломниками и торговцами солью, вышла к Нам-цо. Ее участники за 14 дней совершили полный его обход, произведя съемку берегов и измерив площадь поверхности воды. Во время проведения геодезических работ на них напали грабители из местной шайки численностью до 60 человек и отобрали практически весь багаж, за исключением приборов. Произошедший у озера инцидент вынудил пандита и его помощников отказаться от дальнейшего продвижения по намеченному маршруту. После долгого и утомительного пути они с большим трудом добрались до Индии.

5 сентября 1878 г. под видом купца А.К. в сопровождении двух спутников (помощника и слуги) прибыл в Лхасу. В административном центре Тибета он прожил более года, ожидая отправки каравана, к которому намеревался примкнуть в целях безопасности. Пандит имел достаточно времени, чтобы снять план города с его храмами, монастырями и дворцом Потала. Наконец в сентябре 1879 г. он вместе с многочисленным караваном монгольских купцов выступил из Лхасы на север. Караван состоял из 100 человек, в основном монголов, ехавших верхом на лошадях, тогда как несколько тибетцев шли пешком. Все были вооружены мечами, пиками и фитильными ружьями на случай нападения разбойников из Амдо, которых серьезно опасались.

В местечке Тинкали караван распался: монголы ушли в разных направлениях, и пандит продолжил свой путь лишь с небольшой группой тибетцев. Это было совсем некстати, так как вскоре на отряд напали около двухсот разбойников. Их атаку удалось отбить, но в возникшей суматохе Кишен Синг потерял значительную часть товаров и всех вьючных животных. Приборы между тем уцелели. Несмотря на происшествие, в результате которого он остался почти без средств, пандит решил завершить начатое дело.

К концу декабря 1879 г. он прибыл к озеру Карлык, где вместе с помощником и слугой поступил на службу к богатому тибетцу и провел у него всю зиму. В конце 1880 г. А.К. возобновил путешествие на север, в район озера Лобнор, и через две недели добрался до монгольского селения Емби; там он пробыл три месяца, распродал оставшуюся часть товаров, выручив за них 200 рупий и несколько лошадей. Однако ему было не суждено осуществить главную цель экспедиции — достичь Лобнора, так как во время краткой отлучки пандита его слуга бежал с лошадьми и почти всеми деньгами. Лишившись средств, Кришен Синг и его помощник не пали духом. Случай помог им поступить в услужение на 15 месяцев к богатому монголу, который проявил великодушие и дал им по окончании срока службы 30 рупий и лошадь. В январе 1881 г. вместе с караваном торговцев они покинули Емби, через горный перевал преодолели хребет Гумбольдта (Улан-Дабан), спустились в долину Сулэхэ и вскоре достигли города Шачжоу (Дуньхуан) на западе провинции Ганьсу.

Здесь они нашли радушный прием и поддержку у одного ламы. В то же время местные власти проявили завидную бдительность и не позволили пандиту добраться до Лобнора, вследствие чего Кишен Синг прожил в городе семь месяцев. Упомянутый лама должен был ехать к себе домой по дороге в Дацзяньлу и предложил ему и помощнику отправиться с ним в качестве слуг, на что они согласились без раздумий, поскольку их попытки вести измерения вызывали у китайцев серьезные подозрения.

Спустя какое-то время А.К. оказался в Да-цзянь-лу. Несколько дней он бродил у дверей дома епископа Биэ, опасаясь, что тибетцы раскроют его инкогнито. Ему все-таки удалось увидеть Биэ, и он рассказал историю своих странствий. Пандит хотел вернуться в Индию через Китай, но епископ убедил его добраться до Ассама и снабдил деньгами.

Отечественные и зарубежные специалисты обратили внимание на высокую точность представленных А.К. данных. Рокхилл в этой связи утверждал, что "если бы английский исследователь сделал треть того, что сделал Кришна (Кишен Синг. — Н.А.) (как раньше Наин Синг и позже Дас), то на его долю выпал бы дождь медалей, орденов, выгодных должностей и ученых степеней; напротив, все, что ожидало этих туземных исследователей, — небольшая денежная награда и забвение".

К северо-западу от Кандина, на границе с ТАР, расположен уезд Дэгэ. Несколько лет назад специально приглашенные эксперты пришли к заключению, что именно в этом районе находится родина Гэсара (кит. Гэсаэр, монг. Гэсэр) — героя тибетского сказания, чрезвычайно популярного в Центральной и Восточной Азии. Как заявил заместитель председателя Китайского общества по изучению "Гэсэриады" (в отечественной литературе принято такое название эпоса) Ян Эньхун, в 18 уездах Ганьцзы-Тибетского автономной) округа "найдены многочисленные следы и развалины, которые являются свидетельствами жизни и подвигов легендарного богатыря Гэсэра"; среди них отпечатавшиеся на камне следы ног народного героя, сосуд его жены Чжугмо для приготовления тибетского чая, руины замков сподвижников царя и др. Летом 2002 г. в уезде был открыт памятник Гэсэру из Линга. Высота бронзовой статуи — 10,8 метра, вес — 3,8 тонны. Скульптуру несколько меньших размеров установили недавно и в городе Литанг.

Француженка А. Давид-Неэль, долгие годы странствовавшая по Тибету и издавшая в 30-х гг. XX в. перевод кхамской версии "Гэсэриады", в частности, утверждала, что "Гессар-хан — это герой, новое воплощение которого произойдет в Северной Шамбале. Там он объединит своих сотрудников и вождей, сопровождавших его в прошлой жизни. Они все также воплотятся в Шамбале, куда их привлечет таинственная мощь их Владыки или те таинственные голоса, которые слышимы лишь посвященными". Н.К. Рерих в работе "Сердце Азии" убежденно доказывал: "Владыка Гессар-хан идет непобедимым войском, чтобы уничтожить нечестивые элементы Лхасы, и водворяет всеобщую справедливость и благосостояние… Гессар-хан вооружен громовыми стрелами, и сужденное войско скоро готово выйти из заповедной страны на спасение мира".

Ученые так и не пришли к единому мнению о том, является ли Гэсэр (это имя употребляется наиболее часто) историческим лицом. Существуют разные точки зрения и на время, в которое он, возможно, жил: называют III, IV, V, VII, VIII и даже XI в. В любом случае сказание о Гэсэре, которое зачастую сравнивают со знаменитой "Илиадой", до сих пор вызывает огромный интерес у местного населения и любителей фольклора из многих стран. Исследователь "Гэсэриады" (полн. назв. "Повесть о Гэсэр-хане, владыке десяти стран света"), монгольский ученый Ц. Дамдинсурэн отмечал, что сохранившиеся версии эпоса значительно отличаются как по форме, так и по содержанию: монгольские "в основном являются прозаическими произведениями", тибетские — "смесь прозы и стиха", бурятские — "целиком стихотворны"; главные сюжетные линии в них "не сходятся, события описываются различно". Несмотря на имеющиеся серьезные расхождения, все-таки можно составить более или менее целостное представление о содержании имеющихся текстов.

Гэсэр — это воплотившийся в человека небожитель, призванный освободить землю от демонов. Он появляется в государстве Линг, что на северо-востоке Тибета: умело расправляется с различной нечистой силой, демонстрируя чудесные способности; одерживает блестящие победы в состязаниях и берет в жены девушку по имени Чжугмо (всего у него было 18 жен); получает с неба быстроногого и крылатого скакуна, помогающего ему совершать всевозможные подвиги, и обретает свой истинный величественный облик; с помощью влюбившейся в него жены демона побеждает на севере царя демонов-людоедов; успешно воюет с хорами, напавшими в его отсутствие на Линг, и освобождает плененную ими красавицу Чжугмо.

В тибетских версиях эпоса есть еще главы о походе в царство Тазиг, покорении Китая (в так называемой ладакской версии — о путешествии в Китай) и женитьбе на дочери императора, наставлениях великого тантриста и мага Падмасамбхавы, др. Направлявшийся в Лхасу отечественный востоковед и путешественник Гомбожаб Цэбэкович Цыбиков (1873–1930 гг.), автор фундаментальных исследований по проблемам тибетологии и в первую очередь книги "Буддист-паломник у святынь Тибета", упомянул в своем дневнике монгольский город, где сражался Гэсэр, а также рассказал о маленьком домике "из сырого кирпича с куполообразной глиняной крышей". В нем, как свидетельствует старинное предание, когда-то жил заклинатель, который был так силен, что его не могли победить ни прославленный герой, "ни покровитель его, хранитель учения (чойчжон) Дамдин". Последний пошел на хитрость, обратившись в двух почитаемых у монголов ворон, "под видом коих может являться Дамдин чойчжон". Птицы устроили драку на крыше упомянутого дома именно в тот момент, когда его хозяин читал заклинания. Отчаянно шумевшие вороны отвлекли внимание колдуна и не позволили ему сконцентрироваться должным образом. Этим воспользовался Гэсэр. Он проломил крышу и "задавил заклинателя ее обломками".

Интерес к "Гэсэриаде" и ее главному герою в настоящее время значительно возрос, и дело здесь не только в заслуживающем глубокого уважения стремлении сохранить уникальное творческое наследие тибетского народа и прекрасные традиции прошлого. Это обусловлено в том числе и быстрым развитием туристического бизнеса в Китае. В центре и на местах власти резко увеличили количество самых разнообразных объектов культурно-исторического значения, которые уже привлекли или потенциально могут привлечь внимание приезжих как из других районов страны, так и из-за рубежа. Существенная роль в крупных проектах отведена тибетским сюжетам, поскольку мода на них во всем мире носит устойчивый и долговременный характер.

В 2000 г. китайские кинематографисты закончили масштабные съемки 30-серийного документального фильма о жизни Гэсэра и истории создания эпоса. Тогда же более 60 сказителей записали на нескольких тысячах пленок различные варианты старинного повествования для последующего его изучения.

В Китае утверждают, что "Гэсэриада" включает 700 томов, 20 миллионов строк и более 100 миллионов иероглифов. По числу строк это самое длинное в мире сказание; оказывается, оно в 722 раза больше "Илиады" и в 97 раз — индийских "Махабхараты" и "Рамаяны".

В 2002 г. в Сычуани и некоторых других районах страны с большим размахом прошли мероприятия, посвященные тысячелетию эпоса, а братья Лю И и Лю Сяо — уроженцы этой провинции — решили увековечить в камне фрагменты "Гэсэриады". В качестве исходного материала для нового "издания" они выбрали хорошо обработанные и поддающиеся своеобразной брошюровке каменные плитки, на которые затем резцом наносятся соответствующие тексты. Мастера перебрались в Лхасу, где активно изучают тибетский язык, к середине 2004 г. уже изготовили три тома "книги" и планируют завершить грандиозный проект в ближайшие годы.

Из Дэгэ дорога идет на Чамдо (трасса № 317) — третий по величине город ТАР, куда мы летом 2004 г. так и не добрались. С некоторых пор для того, чтобы въехать в Тибет на любом виде транспорта, иностранным туристам необходимо организовать некое подобие группы и иметь на руках соответствующее письменное разрешение (кит. цюэжэньхань). В западных путеводителях его называют "permit". Формально документ выдают в органах общественной безопасности, но иностранцы могут получить его лишь в специализированных туристических компаниях вместе с проездными билетами. Цена "разрешения" в таком случае существенно возрастает. С учетом нехватки финансовых средств и очевидного дефицита времени решили отложить поездку на потом.

В середине XIX в. побывавшие в этом городе Гюк и Габэ отмечали, что "Тсямдо (Чамдо. — Н.А.) находится в упадке; большие, неправильно построенные дома лежат далеко один от другого; везде сор и развалины, а новых домов очень мало. Население многочисленно, но лениво и небрежно; торговли и ремесел не существует, и также земледелие не приносит большой пользы на здешнем песчаном грунте. Сеют только немного серого ячменя; другие же необходимые припасы обменивают на иные местные произведения и продукты, как-то… кожи дикого рогатого скота, ревень, бирюзу и золотой песок. Среди этого нищенства резко выдается большой великолепный монастырь, расположенный на горе, на западной стороне города. В нем живут около 2000 лам. Но не в отдельных кельях, как обыкновенно, а в больших зданиях, окружающих главный храм. Он великолепно украшен и считается одним из красивейших в Тибете. Настоятелем этого монастыря является Гутукту-лама, который в то же время управляет всей провинцией Хам (Кхам. — Н.А.)".

В отличие от французов русскую экспедицию Козлова (1899–1901 гг.) местные чиновники остановили на полпути и в город не пустили. Однако путешественник в книге "Монголия и Кам", опираясь на расспросные сведения, дал его описание: "Чамдо, которого нам таким образом увидеть не удалось, представляет собой… большой интерес, а потому здесь я привожу те сведения, которые мы добыли как от тибетцев, так и от китайцев, постоянно там живущих. Основан город Чамдо и его монастырь, говорят, давно, еще во времена Ландармы-хана, то есть в IX или X веке нашей эры. Город представляет собой главный центр торговли в Каме, он расположен на стрелке при слиянии Меконга с его правым или южным притоком Ному-чю; через ту и другую реки имеются мосты, выводящие на сычуаньскую и юнаньскую (юньнань-скую. — Н.А.) дороги.

Население Чамдо, за исключением монастыря, насчитывающего в своих стенах около 2 тыс. лам, достигает 5 тыс. человек обоего пола и состоит главным образом из тибетцев. Китайцев и дунган, проживающих в этом городе по службе и торговцев, считается не менее 500 человек, в том числе и 100 семейств китайцев, поженившихся на тибетках.

Как самый город, так и весь округ управляется славным ламой, перерожденцем Пакпала, получающим ежегодно от пекинского двора около 400 ланов серебра и 54 куска шелковых материй в жалованье. Ближайшими помощниками этого великого перерожденца являются Даин-хамбо, ведающий монастырем, и три других светских больших чиновника, в ведении которых находятся город, земледельцы и кочевники".

Кандин мы покинули в середине дня и по дороге № 318 отправились в восточном направлении. Между тем всего в 55 километрах к югу от города находится главная вершина провинции Сычуань — гора Гунга (7 556 м). Она окружена более 20 шеститысячниками хребта Хэндуаньшань, поэтому местные жители называют ее "Царицей гор". Американский журналист и путешественник Рок, увидев крутые и заснеженные склоны Гунги, даже решил, что открыл высочайшую вершину мира. Впервые ее покорили китайские альпинисты в 1957 г.

От Кандина до Чэнду почти 370 километров. Неожиданно встретили в автобусе местных девушек-хохотушек, накануне обслуживавших нас в кафе у отеля "Черная палатка". В административный центр провинции Сычуань они ехали развлекаться. Сначала дорога была очень непростой, в горах постоянно закладывало уши. Через два часа мы въехали в туннель протяженностью свыше четырех километров (!). На отдельных участках трассы движение одностороннее, поэтому автомашины периодически выстраивались в длинные очереди, пропуская встречную колонну. В какой-то момент показалось, что застряли надолго, поскольку у шедшего впереди армейского грузовика спустило колесо. Он не дотянул 500 метров до ожидавших нашего проезда транспортных средств, которые скопились на противоположной стороне, и возникла гигантская пробка. Тем не менее все обошлось…

Остановку сделали в городе Яань. В истории чайного пути он известен под названием Ячжоу. Этот населенный пункт часто упоминается в старых документах. В "Истории династии Мин", например, говорится о том, что тибетские купцы обычно прибывали в Ячжоу, где размещалось "управление по обмену чая на лошадей". Они "проделывали большой путь, и чая им выдавали слишком много". Ранее уже говорилось о том, что в конце XIV в. было предложено учредить данное управление в другом городе, однако "императорским указом" его сохранили "на прежнем месте". На протяжении столетий в окрестностях Яаня и во многих соседних уездах специально для жителей Тибета выращивали так называемый пограничный чай (кит. бяньча). Производят его здесь и в настоящее время.

Несмотря на 35-градусную жару, Яань выглядел вполне презентабельно, на что путешественники уже давно обратили внимание. "Я-чжоу-фу, — отмечал Рокхилл, — небольшой, но очень привлекательный городок; особенно же приятное впечатление он производит своими широкими, чистыми и хорошо вымощенными улицами и своим добродушным, деятельным населением. Портит несколько это впечатление лишь дождь, который льет здесь беспрестанно. За несколько дней до моего приезда сюда разразился даже такой ужасный ливень, что местные власти решили пустить в ход самые энергичные средства, какие только находились в их распоряжении, чтобы только положить конец потоку: они заперли северные городские ворота. Меня уверяли, что это — безусловно верное средство! Стоит только закрыть эти ворота — и дождь прекратится! И обратно, от засухи спасало город закрытие его южных ворот". К нашему приезду в Яань дождь, слава Богу, прекратился, и ворота были открыты.

Примерно в 20 километрах к востоку от города и 130 километрах к юго-западу от Чэнду находится уезд Миншань (букв. "Знаменитые горы"). Он расположен на западной окраине Сычуаньской котловины и считается "родиной божественного чая" (кит. сяньча гусян), а свое название получил от соседних гор Мэншань, о которых в Китае действительно знают многие. Их главная вершина (1456 метров над уровнем моря) — именно то место, где до сих пор выращивают указанный чай.

Две с лишним тысячи лет назад, в эпоху Западная Хань, "прародитель чая" монах У Личжэнь взобрался на самый верх и посадил семь чайных кустов на площадке шириной 4 и длиной 7 метров. Специалисты со ссылкой на исторические источники утверждают, что данный эпизод, произошедший в 53 г. до н. э., — наиболее раннее свидетельство культивирования чая в Древнем Китае. Со времени династии Тан (VII–X вв.) до конца эпохи Цин (XVII–XX вв.) зеленый чай "Мэндин" (букв. "Вершина Мэншань") неизменно поставляли ко двору китайского императора.

Каждую весну местная администрация направляла высоко в горы группу официальных лиц. Там они вместе с монахами курили благовония, читали молитвы, выказывая подобным образом уважение священной горе и чайным кустам. Затем аккуратно собирали фиксированное количество листочков и укладывали их в два специальных сосуда, которые отправляли в столицу. Чиновник Ли Цзиу в 813 г. так описывал эту процедуру:

"На горе Мэншань на юге уезда ежегодно собирают самый лучший императорский чай. Перед Цинмин (праздник Поминовения усопших, отмечаемый в начале апреля. — Н.А.) выбирается специальный счастливый день, совершается ритуальное омовение и очищение, возжигаются благовония. В церемониальных одеждах поднимаются на гору и просят монахов из монастыря, который находится на горе, совершить обряд открытия чайной плантации. После того как делаются приношения и поклонения горе, собирается 360 листочков, по количеству дней в календаре (лунном. — Н.А.), которые затем обжигают и прожаривают. Делается чай, который помещают в серебряные сосуды и посылают в Чан ’ань для императора".

Интересно, что в наши дни китайскому императору, если бы он вдруг решил расплатиться с чаеводами, пришлось бы выложить за 500 граммов "Мэндина" порядка 16 800 юаней, т. е. свыше 2 тысяч долларов США. За такую цену этот чай был продан в апреле 2004 г. на аукционе в городе Чэнду. По словам председателя Сычуаньского общества по изучению чайной культуры Ван Юня, "о столь потрясающе высоких ценах в провинции никогда и не слыхивали". Испробовав поистине "драгоценный" чай, он назвал его качество "отменным", а цену — "запредельной".

О происхождении "Мэндина" существует красивая легенда.

Давным-давно в реке Цин’и жила рыба-фея (русалка? — Н.А.). Со временем ей наскучила жизнь под водой. Она превратилась в красивую девушку-крестьянку и пришла в горы Мэншань, где встретила юношу по имени У Личжэнь. Молодые с первого взгляда полюбили друг друга. Неожиданно девушка вынула несколько чайных семян, протянула их юноше и сказала, что в следующем году, когда семена дадут зеленые побеги, она к нему вернется. При расставании У Личжэнь и прекрасная фея поклялись в вечной любви.

Юноша посеял семена в горах Мэншань. Весной появились побеги, а вскоре пришла и юная красавица. Влюбленные поженились, жили очень счастливо и изо дня в день ухаживали за великолепными чайными кустами. Однажды фея сняла с плеча белую шаль и подбросила ее высоко в небо. Тут же на горы спустился туман, окутавший кусты, которые получили живительную влагу.

В семье родились мальчик и девочка. Каждый год все вместе выращивали и собирали чай, радовались хорошему урожаю. Однако их счастье оказалось недолгим. Дух реки Цин и узнал, что фея тайком убежала из подводного царства и вышла замуж за простолюдина. Он приказал ей немедленно возвращаться обратно.

Молодая женщина не могла его ослушаться и бича вынуждена покинуть семью. Перед уходом она велела сыну и дочери всегда помогать отцу. Фея оставила им свою белую шаль, которая волшебным образом превращалась в облака и туман, увлажняя чайные листья. У Личжэнь продолжат заботливо ухаживать за кустами и дожил до 80 лет. Слава о его чае распространилась по всему Китаю, но старик по-прежнему чувствовал себя одиноким. Он долгие годы тосковал по горячо любимой им женщине и в конце концов бросится в колодец.

Когда император попробовал "божественный чай", то назвал У Личжэня "монахом, который распространил сладкую росу по всему миру". С тех пор этот чай стали из поколения в поколение собирать в горах Мэншань и ежегодно доставляли его в столицу Поднебесной.

В среднем течении Дадухэ, к юго-западу от города Яань, расположен уезд Шимянь, где недавно китайские лингвисты обнаружили загадочную письменность. Специалисты нашли тетрадку с различными цветными знаками, изображающими Солнце, Луну, всевозможные звезды, а также корову, овцу, лошадь и других животных. Строка, как правило, состоит из 3–5 знаков. По словам одного шамана, эта письменность на протяжении многих веков передавалась 20–25 поколениями местных тибетцев, которых в Шимяне насчитывается несколько тысяч человек. Однако в настоящее время старые тексты могут прочитать лишь отдельные шаманы. Всего в уезде живут представители 14 национальностей.

Существует гипотеза, что сохранившие таинственную письменность тибетцы могут быть потомками тангутов — народа тибето-бирманской группы, создавшего в X в. на севере и северо-западе Китая могущественное государство Западное Ся (кит. Си Ся). Последнее было завоевано воинами Чингисхана в 1227 г.