Обычно это всегда начинается одинаково.
Появляется неясное ощущение.
Ты когда-нибудь чувствовал, как внутри твоего черепа переступают крохотные ножки? Они топочут по темечку не переставая.
Вот так это и начинается.
Но ты не можешь видеть того, кто это там разгуливает, ведь он находится в твоей черепушке. Порой он выбирается на поверхность, и, если даже резко провести ладонью по волосам, все одно его не поймаешь. Такой трюк с ним не проходит. Даже когда обхватишь голову руками, он обязательно изловчится и ускользнет.
Он чертовски ловок, этот Енох. И тут уж ничего не попишешь. Ты можешь не обращать на него внимания, но тогда он просеменит по затылку и начнет нашептывать прямо в ухо.
И ты ясно ощущаешь, как крошечное холодное тельце плотно прижимается к основанию черепа. В его коготках, видимо, есть что-то обезболивающее — они совсем не причиняют боли, хотя позднее ты и находишь на шее множество царапин, из которых продолжает сочиться кровь.
Но в данный момент ты занят только этим маленьким холодным тельцем и пытаешься сопротивляться, чтобы не слышать навязчивый шепот. Если вслушаться в его слова, то — все, считай, ты попался! Хочешь не хочешь, а придется тогда подчиняться.
О-о, Енох коварен и дьявольски хитер!
Уж он-то знает, чем грозить и как запугивать, если чуть посметь воспротивиться ему.
Впрочем, я делаю это редко.
Когда я не сопротивляюсь, все идет совсем неплохо, ведь он так убедительно может растолковать что к чему и обязательно настоять на своем. И то, что он обещает этим шелестящим шепотом, звучит ах как заманчиво…
Надо заметить, что обещания свои Енох неукоснительно выполняет.
Местные считают меня жалким бедняком, ведь у меня абсолютно нет денег, да и живу я в старом сарае на краю болота.
Но он дал мне настоящее богатство!
После того, как я исполню его желание, он уносит меня прочь из моего тела на несколько дней в иные миры, туда, где я становлюсь настоящим королем.
Люди насмехаются надо мной, подтрунивают, что у меня нет друзей, а все девицы из нашего поселка обзывают меня “пугалом огородным”. Но стоит лишь мне выполнить желание Еноха, как он предоставляет мне все сокровища мира.
Думаете, что это обычные грезы? Ничуть не бывало. Скорее та, другая жизнь — кошмарный сон. Та, в которой хибара на краю болота.
Взять хотя бы эти убийства…
Точно, это я убиваю людей. Но ведь этого хочет Енох, он и шепчет все время об этом, чтобы я убивал для него.
Да, мне это занятие не по душе. Когда-то я противился этому, но теперь уже даже и не пытаюсь. Он требует, и я убиваю для этого существа, живущего на моей голове. Я не могу ни увидеть его, ни поймать. Я лишь чувствую его, слышу и подчиняюсь.
Иногда он оставляет меня в покое. Но потом неожиданно принимается возиться и скрестись под черепной коробкой. А потом я уже начинаю слышать знакомый шепот, который сообщает мне, что кто-то забрел в мое болото.
Каким образом он узнает это? Видеть он никого не может, но ведь всегда описывает точно и безошибочно.
— По Эйлсорси Роуд движется какой-то бродяга. Он невысокого роста, довольно упитан и наголо побрит. Задача облегчается!
Он довольно хихикает и снова продолжает:
— Его зовут Майк. Одет он в голубой комбинезон и коричневый свитер. На болото он свернет на закате, примерно через десять минут. Остановится помочиться под большим деревом, рядом со свалкой. Спрячешься там и подождешь, пока он не примется собирать дрова для костра. Что делать дальше — сам знаешь. Не забудь захватить топор. Отправляйся!..
Время от времени я спрашиваю Еноха, что он мне пожалует на сей раз, но обычно полагаюсь на его усмотрение. Конечно, я так или иначе, но все одно выполню его волю. Поэтому лучше сразу браться за дело. Енох никогда не ошибается в таких делах и всегда отводит от меня неприятности.
По правде говоря, так оно и было до последнего случая.
Как-то вечером я решил перекусить в своем сарае, когда Енох сообщил мне об этой девушке.
— Вскоре она тебя навестит, — зашептал он горячо. — Красотка, одетая во все черное. У нее одно восхитительное достоинство — это изящное строение черепа. Просто изящное!
Я было решил, что он лопочет об одной из моих наград, но оказалось, что Енох говорил о живом человеке.
— Она подойдет к двери и попросит о помощи: починить ее машину. Девица поехала по проселочной дороге, надеясь попасть в поселок кратчайшим путем. Машина увязла в болоте и требуется заменить одно из колес.
Вот так. Енох знает все!
— Ты отправишься с нею, но не бери с собой ничего лишнего. У нее в машине найдется большой гаечный ключ, им и воспользуешься.
На этот раз я решил взбунтоваться, просительно хныча и отказываясь. Тогда он желчно рассмеялся и растолковал мне популярно, что именно сделает, если я и дальше стану упрямиться. Затем повторил свою угрозу дважды.
— И вообще будет гораздо лучше, если я это сделаю с ней, чем с тобой, — шептал Енох. — Или ты все же предпочитаешь…
— Нет! Что ты! Я сделаю все, как ты хочешь.
— Ты пойми, ведь я ничего не могу с этим поделать. Мне необходимо это для поддержания жизни и сохранения сил, чтобы помогать тебе. А также дарить те немногие радости. Но для этого ты должен мне беспрекословно подчиняться, иначе я буду вынужден остаться здесь и…
— Довольно! Я же сказал, что все исполню.
И я подчинился.
Она постучала в дверь довольно скоро, и дальнейшее произошло, как и предсказывал Енох. Девушка оказалась симпатичной блондинкой с шикарными волосами. Когда мы достигли места ее аварии, я ударил девушку ключом под основание черепа, чтобы не повредить такие чудесные пряди волос.
Далее Енох объяснил, что мне следует делать.
Поработав топором, я оттащил тело в плавуны. Енох предупредил насчет следов, и я поскорее уничтожил их. Машина вызывала смутные опасения, но он подсказал мне, как воспользоваться бревном и легко подтолкнуть ее. Полной уверенности в том, что машина потонет, у меня не было, но она скрылась из глаз так быстро, что я только разинул рот.
Тут мне полегчало, и я зашвырнул туда же и гаечный ключ. Енох разрешил отправляться домой.
За эту девицу он пообещал мне нечто особое, и я вскоре погрузился в сон, успев отметить, что голове моей стало неимоверно легко, потому что Енох отправился на болото к последней добыче.
Не ведаю, долго ли я грезил. Должно быть, порядочно. Помню лишь, что когда начал приходить в себя, то ощутил присутствие Еноха и почувствовал, что произошло нечто непредвиденное. Я проснулся окончательно, услышав настойчивый стук в дверь.
Какое-то мгновение я ожидал, что Енох шепнет мне, что следует делать, но сейчас он сам был погружен в сон, потому как всегда отдыхал после той процедуры. Несколько дней его ничто не в состоянии разбудить и в такое время я полностью бываю свободен. Обычно это радует меня, но вот только не сейчас, когда я остро нуждаюсь в его помощи.
Стук в дверь усилился. Больше надеяться было не на что, поэтому я поднялся и отпер дверь. Через порог шагнул наш шериф, старина Шелби, который мне сказал:
— Собирайся-ка, Сет. Я доставлю тебя в участок.
Что тут будешь делать? Он пристально осмотрел все содержимое моей развалюхи и уперся в меня своими глазами-буравчиками. Я так испугался, что готов был забиться в какой-нибудь темный закуток, только бы не видеть этих глаз.
Разумеется, он не мог видеть Еноха. Как и никто другой. Но мой Енох был на месте: я чувствовал, как он тихонечко прикорнул на темени, укрывшись волосяным покрывалом, прижимаясь ко мне и посапывая как агнец божий.
— Родители Эмили Роббинс заявили, что девушка собиралась ехать через болото, чтобы сократить расстояние в пути, — заметил шериф. — Мы проследили отпечатки шин вплоть до плавунов…
Енох забыл про следы от колес!
— Учти! Все, что бы ты сейчас ни заявил, может быть использовано против тебя, — напомнил о моих правах старина Шелби. — Теперь можно и отправляться, Сет.
И мы отправились в участок. Когда мы приехали в поселок, то полицейскую машину буквально облепила толпа зевак. Горластые бабы начали подбивать “настоящих мужчин” тут же “разделаться” со мной. Но шерифу удалось их отогнать, и я наконец очутился в местной каталажке, в тиши и полной безопасности. Меня поместили в среднюю камеру. Две боковые оказались свободными, так что я пребывал в привычном одиночестве. Разумеется, не считая Еноха.
Рано поутру Шелби вместе со своими помощниками куда-то испарились. Видимо, они решили попытаться извлечь тело блондинки. Мне не было сказано ни единого слова и вопроса, и этот факт меня сильно обеспокоил.
Шелби оставил здесь хозяйничать Чарли Поттера, который принес мой завтрак и принялся сыпать вопросами.
Я по-прежнему хранил молчание. Что толку разговаривать с таким придурком, как Чарли Поттер? Да и к тому же он считал меня психом, как и толпа снаружи.
Посудите сами, что я мог рассказать ему? Он ведь все одно ни за что мне не поверил бы, расскажи я ему правду про Еноха.
Вот я и молчал да слушал его разглагольствования.
Чарли с важным видом поведал мне о поисках Эмили Роббинс и о том, что шериф уже давненько обратил внимание на исчезновение разных людей. Чарли сообщил, что предстоит крупный процесс и из округа уже выехал прокурор. И еще он слышал, что будто они пригласили какого-то доктора, на предмет моего состояния здоровья.
И что вы думаете? Только-только я поел, как появился тот самый доктор. Чарли увидел, как тот подъехал к управе, и проводил его внутрь здания, едва успев захлопнуть дверь перед парочкой настырных обывателей. Тем взбрело в голову меня линчевать. Нет, вы только подумайте!
Док оказался коротышкой с идиотской бороденкой. Звали его Сильверсмит. Он деловито отправил Чарли в контору у входа, а сам устроился поудобнее перед камерой и завел со мной разговор по душам.
До этого момента я ничего особого не чувствовал, поверьте. Все произошло так стремительно, что я толком еще не успел осознать происходящее. Здорово смахивает на отрывок из сна: шериф, толпа, разговоры о каком-то процессе, угрозы линчевания…
Но с появлением доктора Сильверсмита что-то встало на свои места. Он был самой настоящей реальностью. Разговаривал спокойно, как добрый врач с больным пациентом. Похоже, он собирался упечь меня в психушку, как только будет найдена моя мамочка. О том, что с нею произошло, он спросил едва ли не в первую минуту нашего общения. От такого внимания к моей скромной персоне я почувствовал себя с ним легко и свободно.
Вскоре я уже рассказывал ему о том, как мы с маменькой жили в заброшенном сарае, как она варила приворотные зелья на продажу, о большом котле и ночном сборе трав. Рассказывал о тех ночах, когда она уходила куда-то в одиночку, и как я вслушивался в странные звуки ночи, доносящиеся откуда-то издалека.
Потом мне наскучило рассказывать, но док и сам кое-что знал и продолжил, сообщив мне, что мою мамочку все называли “ведьмой” и что однажды вечером к нам ввалился Санто Динорелли и зарезал ее, потому что она продала приворотное зелье его дочери, и та сбежала с каким-то охотником. Сильверсмит знал и о том, что с тех пор я жил в сарае один-одинешенек.
Но он ничего не знал о Енохе!
Том самом, что дрых у меня на макушке, нисколечко не заботясь о том, что со мной тут происходит…
Не знаю почему, но я заговорил с доком о Енохе, пытаясь втолковать ему, что ту блондинку убил вовсе не я, потому мне и пришлось упомянуть о Енохе и рассказать, как матушка заключила ту памятную сделку в лесу. Меня она, как всегда, не взяла с собой — мне тогда едва исполнилось двенадцать, — но забрала у меня немного крови, уколов палец иглой и нацедив в небольшую бутылочку. Не могу утверждать, чем она занималась всю ночь, но, вернувшись поутру, Енох уже был с нею. Видеть, конечно, я его не мог, но матушка рассказала все о нем, и тогда я впервые почувствовал, как он забрался ко мне на голову.
— Он будет с тобой всегда, — сказала женщина. — Станет заботиться о тебе и всячески помогать.
Вот это все я и выложив доктору, объясняя, почему вынужден подчиняться Еноху, после невосполнимой потери маменьки. Енох защищал меня, понимая, что я не выживу в одиночку. Я попытался объяснить это Сильверсмиту, поскольку он показался мне умным и добрым человеком.
Как я ошибся!
Я сразу это понял, как только увидел его пронзительный взгляд, поглаживание бороденки и постоянное приговаривание: “Да-да, разумеется”.
Глаза у него были точь-в-точь, как у шерифа Шелби. Буравчики. Недоверчивые. Внимательные. Следящие. И подсматривающие глаза.
Потом он принялся задавать всяческие забавные вопросики. Странно, ведь он должен спрашивать о Енохе, но вместо этого Сильверсмит жаждал узнать, не слышу ли я некие еще потусторонние голоса или видел ли я нечто такое, о чем он заведомо знал, что это полнейшая чепуховина и вымысел.
Затем он поинтересовался моими ощущениями после убийства Эмили Роббинс, мол, не хотелось ли мне с нею… нет, такое повторить язык не поворачивается! Честное слово, он сейчас разговаривал со мной, как с настоящим сумасшедшим!
Но я лишь рассмеялся в ответ и решил впредь помалкивать в тряпочку. Тогда он заметно приуныл и удалился, сокрушенно покачивая головой. Я вновь рассмеялся ему вдогонку, сознавая, что он так и не разнюхал того, что ему так хотелось.
А хотелось ему выпытать тайны маменьки и Еноха, это точно.
Но номер не прошел, поэтому я так веселился. Посмеявшись от души, я завалился спать и провалялся таким образом почти до вечера.
А проснувшись, увидел прямо перед решеткой камеры незнакомца с пухлой физиономией и добрыми глазами.
— Привет, Сет, — улыбнулся толстяк. — Как спалось?
Я почесал на макушке. Еноха, разумеется, не обнаружил, но я-то твердо знал, что он на месте и продолжает давить на массу. Он ловко умеет изворачиваться, даже когда спит.
— Ты только не волнуйся, я тебя не собираюсь обижать, — продолжал незнакомец.
— Вас прислал доктор?
— Ну, почему обязательно доктор, — рассмеялся тот. — Меня зовут Кэсиди. Эдвин Кэсиди, окружной прокурор. Здесь везде я распоряжаюсь, сынок. Не будешь возражать, если я войду к тебе?
— Но меня тут заперли.
— У меня найдутся и ключи.
Он отпер камеру, вошел и присел рядом на нары.
— А вы не боитесь меня, сэр? Меня все считают убийцей.
— Нет, Сет, — опять рассмеялся он. — Не боюсь. Я ведь знаю, что ты и не думал никого убивать.
Он понимающе положил мне ладонь на плечо, и я не стал сбрасывать ее. Ладонь была такая дружеская, мягкая и горячая. На одном из пальцев поблескивал бриллиантом массивный перстень.
— Как поживает Енох? — неожиданно спросил Кэсиди.
Я непроизвольно вздрогнул.
— Главное, не волнуйся. Этот паникер-доктор рассказал мне о нем, когда повстречался со мной на улице. Но ведь он ничегошеньки не понял, что же такое Енох, не так ли, приятель? Но мы-то с тобой прекрасно все понимаем.
— Док решил, что я псих, — пробормотал я.
— Честно говоря, Сет, — заговорщицки заявил прокурор, — в него действительно трудно поверить. Сам я только что вернулся с болота. Шелби со своими ребятами там шурует вовсю. Уже извлекли тело Эмили Роббинс и еще толстяка, маленького мальчика и индейца.
Я внимательно следил за его улыбчивыми глазами и пришел к выводу, что этому человеку можно доверять.
— Как ты думаешь, они найдут и остальных, если продолжат поиски на болоте?
Я лишь кивнул в ответ.
— Знаешь, я не стал там ждать. Дай, думаю, переговорю с Сетом. Вижу, что ты говорил сущую правду. Это ведь Енох виноват во всем, не так ли?
Я снова кивнул.
— Замечательно, — Кэсиди слегка пожал мое плечо. — Мы чудесно понимаем друг друга. Поэтому, сынок, можешь мне еще кое о чем рассказать.
— О чем вы хотели бы услышать, сэр?
— Меня больше интересует этот Енох. Скольких людей он приказал тебе убить?
— Девятерых.
— И все они погребены в болоте?
— Да, сэр.
— Тебе известны их имена?
— Лишь некоторые.
Я перечислил, что знал.
— Енох просто сообщал их приметы, ну, я и встречал людей по ним.
Прокурор неопределенно хмыкнул и потянулся за сигарой. Я недовольно нахмурился.
— Не возражаешь?
— Пожалуйста, не надо курить. Маменька не любила этого и мне не позволяла.
Кэсиди хмыкнул погромче, но сигару убрал и доверительно склонился к моему уху.
— Ты можешь здорово помочь мне, Сет. Тебе известно, чем занимается окружной прокурор?
— Ну, он как юрист сидит в суде и прочее…
— Совершенно верно. Я буду и на твоем процессе, Сет. Ответь мне, мой мальчик, ты смог бы рассказать публике все то, что происходило с тобой?
— Нет, мистер Кэсиди. В поселке злые языки. Меня никто здесь не любит.
Мне вдруг сильно захотелось, чтобы Енох наконец проснулся и помог мне советом, но он продолжал спать как ни в чем не бывало. Тогда я взглянул на прокурора и выдохнул:
— Ладно. Расскажу все как есть.
И я принялся рассказывать по порядку.
Он враз перестал посмеиваться, видимо, заинтересовался.
— Вопрос можно? В болоте обнаружено несколько тел. Мы сможем определить личность Эмили Роббинс и еще некоторых, но видишь ли, Сет… Ты не мог бы мне ответить, куда это подевались все головы тех людей?
Я поднялся на ноги и уставился в одну точку.
— Нет. Я и сам толком не знаю.
— Как так?
— Точно, сэр! Я оставил их для Еноха, понимаете? Из-за них-то мне и пришлось идти на убийства. Головы ему нужны для чего-то…
Этот факт явно озадачил Кэсиди.
— Енох всегда требует, чтобы я отрубал головы, а тела хоронил в болоте. Когда я возвращаюсь домой, то он усыпляет меня и награждает, а уже после этого отправляется к головам.
— Но почему? Зачем?
— И знаете что, сэр? Вам даже не стоит их разыскивать. Бесполезное это занятие, мистер прокурор.
Кэсиди глухо произнес:
— Почему же ты позволяешь Еноху совершать все такое?
— А что прикажете мне делать? В случае моего отказа он сделает ЭТО со мной. И это его любимая угроза, между прочим… Поэтому приходится подчиняться.
Прокурор промолчал. Он стал внимательно следить, как я расхаживаю по камере. Затем даже вдруг отпрянул в сторону, когда я приблизился к нарам.
— Ведь вы объясните все это на суде, правда, сэр? Про выходки Еноха и прочее?
Он отрицательно покачал головой:
— Знаешь, теперь я не собираюсь на процессе упоминать о Енохе, да и тебе не советую. Никто не должен узнать про него.
— Почему?
— Я пытаюсь помочь тебе, сынок. Но есть тут одна закавыка, понимаешь. Что скажут присяжные и свидетели, если ты начнешь плести про Еноха? Они скажут, что ты — натуральный псих и твое место в психушке! А тебе и мне это вовсе ни к чему, смекаешь?
— Ага. Но чем же вы мне тогда поможете, сэр?
— Ты, Сет, боишься Еноха, не так ли? — Кэсиди лукаво улыбнулся. — А ты отдай его мне, парень, и никаких проблем.
Я аж глаза выпучил от такого предложения.
— Нет, ты только представь! Отдаешь его прямо сейчас, чего время тянуть, верно?! И я уж позабочусь о нем на процессе. Таким образом, ты ему совершенно никак не подчиняешься, а значит, можешь о нем не упоминать. Впрочем, он и сам не захочет гласности о собственной персоне.
— Правда. Енох очень рассердится, он жутко скрытен. Он сейчас спит, и я, ну, никак не могу отдать его без собственного разрешения.
— Ах, так он спит?
— Да, и у меня на голове. Но вы, сэр, конечно же, не сможете его увидеть.
Кэсиди зыркнул на мою шевелюру и, усмехнувшись, заметил:
— О, когда он проснется, я сумею с ним договориться. Он поймет, что это только к лучшему, и будет просто счастлив.
— Тогда, ладно. Но вы обещаете мне, что не станете разочаровывать Еноха?
— Как можно, Сет?
— И дадите ему то, что требуется? Вы согласны?
— Конечно.
— И не откроетесь ни единой живой душе?
— Ни единой.
— Но помните о том, что если вы откажетесь дать Еноху то, чего он пожелает, тогда он возьмет это у ВАС силой!
— Не беспокойся, парень.
Тут я замер, уловив легкое движение в волосах. Енох просыпался!
— Он проснулся, — шепнул я. — Теперь можно ему рассказать, как мы решили сделать.
Ей-богу, он проснулся: я чувствовал, как Енох осторожно семенит по коже под волосами, приближаясь к уху.
— Ты слышишь меня? — прошептал я Еноху.
Он подтвердил.
Я обрисовал ситуацию. И насчет передачи его мистеру Кэсиди.
Енох смолчал.
Прокурор тоже молчал и почему-то улыбался. Видимо, со стороны мой разговор с “неизвестно кем” выглядел неубедительно и странно.
— Енох, ты должен идти к мистеру Кэсиди. Причем — немедленно!
И Енох ушел.
Я лишь почувствовал некую легкость на голове, не более, но я твердо был убежден, что он уже ушел прочь.
— Ощущаете его, сэр?
— Что? А… ну, конечно же, Сет! — прокурор встал.
— Заботьтесь о нем как следует.
— Непременно!
— И еще не надевайте шляпу. Енох страшно этого не любит, сэр.
— Извини, не учел. Что ж, Сет, пришло время прощаться. Ты мне здорово помог, и с этих пор можешь забыть о Енохе, и никому о нем не рассказывать. О’кей? Позже мы поговорим с тобой о процессе. Док Сильверсмит ведь собирается уверить всех и каждого, что ты явный психопат. Я считаю, что тебе лучше будет отказаться от того, что ты ему наболтал, да и Енох-то теперь у меня!
Превосходная идея! О, я сразу смекнул, что прокурор — парень что надо.
— Как скажете, сэр. Только вы уж будьте поласковей с Енохом, и он ответит вам тем же.
Прокурор торжественно пожал мне руку и удалился вместе с Енохом. А на меня вдруг навалилась какая-то усталость — может, от напряжения, а может, потому что как-то непривычно было без Еноха. И я уснул.
Пробудился я лишь глубокой ночью, когда дубина Чарли Поттер принялся колотить ногой по решетке, держа поднос с едой. Он побледнел и отшатнулся, услыша мое приветствие.
— Грязный убийца! Они обнаружили в болоте девять трупов. Тупоголовый ублюдок!
— Эх, Чарли. А я-то думал, что мы подружились.
— Кретин! Лично я отваливаю сейчас домой и запру тут все. Шериф, разумеется, приглядит, чтобы толпа не вломилась сюда и не устроила самосуд. Только сдается мне, напрасная это затея…
Чарли гасит свет и уходит прочь. Слышно, как он возится на крыльце, запирая дверь на висячий замок.
Один, совсем один! Как это необычно и непривычно: находиться в полном одиночестве без Еноха. Я провел рукой по волосам: странное, потерянное ощущение.
Вид из окна представлял освещенную Луной пустынную улицу. Енох так любил Луну, она будоражила его, делая беспокойным и жадным. Интересно, как там ему живется у мистера Кэсиди?
Должно быть, я простоял довольно долго в одном положении, и когда обернулся к шороху у дверей участка, то понял, как занемели ноги. Замок лязгнул, и в камеру буквально влетел прокурор Кэсиди.
— Сними его с меня! Немедленно, слышишь! — вопил он, запыхавшись и впиваясь ногтями в голову.
— Что случилось, сэр?
— Да Енох этот, подарочек твой! Я-то думал, что ты ненормальный придурок, а теперь, кажется, психом стал я сам… Но прошу тебя, умоляю, убери его прочь от меня!
— Сэр! Я ведь предупреждал вас насчет Еноха.
— Он ползает по мне, я его чувствую. Слышу, как он шепчет!
— Ясно. Помните, я кое-что объяснял по этому поводу. Енох о чем-то просит, угадал? Придется вам дать ему это. Вы обещали.
— Не-ет!!! Я не стану убивать, он не сможет меня заставить…
— Еще как сможет! И заставит.
Прокурор стиснул дверные прутья.
— Сет, выручай. Отзови Еноха, забери его, упроси вернуться назад к тебе. Живее!
— Попробую, мистер Кэсиди.
Я обратился к Еноху. Он не ответил. Я снова позвал — молчание.
— М-да, не вышло, — погрустнел я. — Он не вернется ко мне. Вы ему понравились.
Прокурор зарыдал. Это так поразило меня, что вызвало жалость и сочувствие. Оказывается, он так ничего и не понял. Уж мне-то известно, на что способен Енох, когда начинает нашептывать свои желания: вначале уговаривает, потом умоляет, а затем — угрожает.
— Вам следует подчиниться, прокурор. Он сообщил, кого следует убить на этот раз?
Кэсиди плакал, не обращая на меня внимания. А потом вдруг вытащил связку ключей, отпер соседнюю камеру, вбежал внутрь и запер за собою дверь.
— Нет, — бормотал он, — я этого не сделаю…
— О чем это вы?
— Я не стану убивать доктора Сильверсмита в гостинице и отрезать для Еноха его голову. Буду сидеть в камере и никуда отсюда не выйду. Сволочь такая, гадина невидимая…
Он медленно завалился набок, и я сквозь разделяющую камеры решетку видел, как он скорчившись обхватил голову руками.
— Эй, поспешите! — окликнул я его. — Иначе Енох что-то сделает. Пожалуйста, мистер Кэсиди!
Тут прокурор жалобно вскрикнул и, скорее всего, потерял сознание, потому что не ответил и перестал рвать на себе волосы. Я позвал еще раз, но безрезультатно.
Что тут будешь делать? Я присел на нары и принялся наблюдать за лунными пятнами света, которые действуют на Еноха самым непредсказуемым образом.
И в этот момент Кэсиди дико завопил. Я знаю, что сейчас Енох берет то, чего хотел, у самого прокурора.
Чего на такое смотреть? Еноха не остановить, а мистера Кэсиди я честно предупреждал…
Я сидел отвернувшись и зажимал ладонями уши, пока все не кончилось. Когда я рискнул обернуться, то обнаружил, что Кэсиди сидит, привалившись к прутьям камеры. Стояла гробовая тишина.
Тс-с, вот оно! Мурлыканье. Тихое, еле уловимое. Так мурлычет Енох, будучи сыт. Теперь раздаются легкие царапающие звуки — это коготки Еноха радостно приплясывают после охоты за добычей.
Мурлыканье и царапанье доносятся из головы Кэсиди!
Енох явно счастлив, а, значит, счастлив и я.
Просунув руку сквозь решетку, я поднял связку ключей прокурора, открыл свою камеру и вновь стал свободен как прежде.
Чего здесь зря торчать? Кэсиди не воскресить, да и Енох тут не пожелает оставаться.
— Ко мне, Енох! — негромко позвал я.
Вот тут-то я чуть было впервые не увидел его: нечто белесое молнией метнулось из большой жуткой дыры, проеденной в затылке прокурора. И я сразу ощутил легкое, прохладное и нежное тельце, опустившееся на темечко, и понял, что Енох вернулся домой.
Пройдя по коридору, я отпер наружную дверь моей тюрьмы.
Крошечные ножки привычно затопотали по черепной коробке.
Вдвоем мы отправились в ночь. Луна ярко сияла, все было погружено в молчание и покой, и лишь тихий, счастливый смех Еноха шелестел в моем ухе.