Проснувшись рано утром, я почему-то первым делом вспомнила про Лилю.
Встречаются ведь такие лица, которые буквально помимо твоей воли так прочно запечатлеваются в памяти, что от этих видений потом никак невозможно избавиться.
Ну какое, казалось бы, мне дело до этой девушки?
Да, красивая, молоденькая, с неординарной внешностью, вежливая, несчастная…
Мало ли таких на свете?
И все же после вчерашней встречи никак что-то не давало мне покоя, тем более что я никак не могла до конца разобраться в своих чувствах.
Ведь не ревность же к Сергею, которого до этого несколько лет в глаза не видела? А что же?
Может быть, жалость к самой Лиле, которую избивает собственный сумасшедший брат, а она почему-то терпеливо переносит подобное обращение?
И даже еще беспокоится о «братишке» — мучителе…
Я думала о своей вчерашней знакомой и в то время, когда делала перед зеркалом ежедневную зарядку и растяжку (ведь нужно постоянно быть в форме!), и когда уже отправилась в ванную принимать душ, и во время душа…
Меня удивляло, что вчера, разговаривая с Лилей, я словно бы постоянно ощущала на себе ее тайное превосходство, которое проглядывало и сквозь вежливый тон диалога, и сквозь тихую улыбку и чувствовалось в какой-то нарочитой деликатности ее ответов.
Она не просто разговаривала со мной, но при этом сама словно бы вслушивалась в каждое сказанное слово и, несмотря на внешнюю безмятежность, на самом деле изнутри была похожа на сильно сжатую пружину.
Или у меня просто чересчур разыгралось воображение?
И вообще — правду ли Лиля сказала о том, что рассталась с Сергеем уже три месяца тому назад?
Вчера я почему-то нисколько не усомнилась в правдивости девушки, а сегодня решила, что на всякий — случай это нужно будет проверить.
И непременно выяснить про ее странного братишку, который ни с того ни с сего бросается на людей и бьет сестрицу, словно они живут в своем домике в допотопные времена.
Нет, что-то у меня подобная «достоевщина» в конце двадцатого века даже в голове не укладывалась.
Почему его не упрячут в психушку?
Но когда я уже вытирала тело полотенцем и краем глаза увидела себя в зеркале, то вдруг догадалась, какое несоответствие в облике Лили упорно не давало мне покоя.
У этой девушки было на редкость красивое, вызывающее тело, и ее резко очерченные, большие груди, гордая посадка шеи, точеные ножки как-то не вязались со смиренным, кротким выражением лица и тихим голоском.
Что-то здесь было не так!
Или я просто на время сошла с ума от глупой ревности к своему прошлому?
Но, закончив, как любят говорить по радио, водные процедуры и уютно устроившись на кухне пить кофе, я уже совершенно успокоилась и пришла к выводу, что под влиянием вчерашних ностальгических воспоминаний во время вечера встреч я просто немного увязла в извечных женских рефлексиях.
Еще бы!
Моя первая, можно сказать, детская любовь — Сереженька, светик ясный! — сначала по старой дружбе чуть было меня не изнасиловал в пьяном виде, а потом взялся пинками выставлять за дверь.
Пожалуй, у меня были основания для некоторых неадекватных поступков и странных выводов!
Угораздило же меня ввязаться в подобную историю!
«Было бы интересно посмотреть на нынешнего Лилиного любовника, с которым вчера она так нежно ворковала по телефону, — подумала я вдруг без всякого перехода, отставляя в сторону чашку. — Наверное, новый ее „зайка“ куда лучше, чем опустившийся Конищев. Кто-нибудь из „новых русских“, не иначе, и наверняка носит ее на руках… Вот брательник и боится, как бы она не передумала, охраняет».
На сегодняшнее утро у меня была запланирована встреча с моим милицейским другом Володькой, который должен был к назначенному сроку подготовить для меня кое-какие документы.
Быстренько собравшись и сделав макияж, я поехала к Владимиру на службу, заранее настраиваясь на серьезный лад.
Всякий раз наша встреча с Володькой была похожа на маленькое увлекательное шоу Мой друг был женат, но то и дело пытался при любом удобном случае высказывать расположение всем окружающим девушкам и женщинам, в том числе и мне.
Но самый главный юмор заключался в том, что гроза тарасовских бандитов до смерти боялся своей супруги и потому обставлял все свои любовные похождения с необыкновенной конспирацией.
Ко мне это не относилось, и мы продолжали отлично сотрудничать.
Разумеется, я прекрасно знала, что Володька в глубине души надеялся когда-нибудь заполучить в свой «гарем» и некую Таню Иванову, но меня положение тайной наложницы никогда не привлекало.
Поэтому наши отношения с «Вовкой-ментом» постоянно балансировали на тонкой грани шутки и соблазна и имели весьма продолжительную историю.
Но если говорить серьезно, Володька помог и продолжал мне помогать во многих делах, и там, где требовалось вмешательство официальных органов правопорядка, он был просто незаменим.
Я ведь тоже порой подбрасывала ему такую интересную информацию и наживку на столь «крупную рыбу», что продвижение по служебной лестнице моего однокурсника по юридическому институту благодаря нашему тайному сотрудничеству шло фантастически быстро, на зависть многим его сослуживцам.
Володька не раз по пьяному делу воздавал хвалу моим способностям и порой даже говорил, что обязан частному сыску по гроб жизни, но я думаю, что просто мы друг другу постоянно были полезны, и впутывать в дела и бизнес всяческие страсти-мордасти — это, на мой взгляд, самое последнее дело.
В кабинете у Володьки, как всегда, стоял дым коромыслом, «Сигарета помогает мне думать, а женщина — расслабляться» — такой у моего друга жизненный девиз.
Густое облако дыма над головой Володьки говорило о том, что человек пытается сконцентрировать свои мысли на очередном «кроссворде» или «ребусе», как он в шутку любил называть новые дела.
Вообще-то я и сама курю, но всякий раз, побывав в кабинете у своего друга и посидев хотя бы пять минут в густом чаду, я начинаю думать о том, что с этим делом пора завязывать совсем, чтобы потом тоже ненароком не угодить в никотиновое рабство.
— Никак думаешь? — спросила я, усаживаясь напротив Володьки. — Наверное, пачку с утра одолел? Что-нибудь интересное?
— Да так себе! Ничего особенного. Какие-то мудрецы обчистили квартиру одного «бугра», пока тот был в отъезде, — улыбнулся Володька, откладывая в сторону бумаги. — Ловко сработано — замочек аккуратно поддели, все вынесли, записки для нас, как сама понимаешь, не оставили. Будем искать, бегать по «заячьим следам». Вообще-то, Танюха, надоело — одно и то же: кражи изо дня в день. Одно ворье на меня навешали, впору хоть самому переквалифицироваться в домушники. Давай все бросим и махнем с тобой в Сочи, а?
Всякий раз при встрече Володька непременно заводил разговор либо про Сочи, либо про Багамы или Кипр, куда мы с ним непременно должны будем отправиться после окончания очередного дела — как всегда, срочного и… предпоследнего.
Но я-то хорошо знала, что для моего друга было проблематично выбраться в выходной день с кем-нибудь в тайне от супруги даже в близлежащий ресторан, не говоря уже о далеких морских круизах.
— Договорились. Вот вычислишь последних воров — и сразу же бери билеты, — привычно ответила я ему, наверное, в десятый или уже в пятидесятый раз в жизни. — А пока выкладывай, что ты там для меня приготовил.
— Попробуй их вычисли, всех ворюг, — проворчал Володька. — Нет, Танюша, все-таки у тебя больше разнообразия: то людей похищают, то в джакузи топятся, то леденцы с героином изготавливают. А тут — я прямо замучился чужое барахло считать, честное слово! Как последний тряпичник!
Пока Володька пошел куда-то за нужными документами, я от нечего делать просмотрела раскрытую папку, которая лежала перед ним на столе и от изучения которой я только что оторвала своего дружка.
Сама я подобных канцелярских «дел» никогда не вела, стараясь держать всю необходимую информацию либо в компьютере, либо в еще более надежном хранилище, расположенном у меня под черепной коробкой.
Поэтому меня умиляли протоколы допросов или справки судмедэкспертов, нередко написанные ровненькими, ученическими буквами — словно все это происходило не в реальной жизни, а являлось продолжением детской игры в «шпионов» или в «бандитов», причем в эти игры играли теперь уже выросшие дети.
У «свежеограбленного» гражданина оказалась смешная запоминающаяся фамилия — Вениамин Русланович Зайчиков.
Я невольно улыбнулась: так вот почему Володька ворчал про какие-то заячьи следы!
Судя по всему, этот «зайка» был обеспеченным человеком: преступники вытащили у него из квартиры восемь тысяч долларов наличными, которые «трусишка зайка серенький» почему-то боялся хранить в банке и прятал у себя дома в бельевом шкафу.
Не говоря о прочей «мелочовке», вроде золотых запонок, костюмчика от Версаче (похоже, не поддельного!), уютного коврика ручной работы за пятьдесят тысяч рублей, на котором был выткан сюжет какой-то картины Матисса, и других дорогих вещичек.
Ничего не скажешь, воры неплохо поживились — это тебе были не простыни, украденные с балконов пенсионерок, чем активно промышляют в последнее время местные тарасовские бомжи.
История с «зайчиком» поневоле заставила меня снова задуматься о другой краже и вспомнить про «моего» Конищева.
Именно поэтому, получив от Володьки папку с нужными бумагами, я не торопилась покинуть его общество, а принялась расспрашивать о деле Конищева.
— Поскольку ты у нас теперь узкий специалист по кражам — выкладывай все, что знаешь. Мы с Конищевым в одном классе учились, мужик совсем после этого потерялся, — пояснила я Володьке. — Раз уж я все равно к тебе пришла — давай заодно поговорим и об этом деле.
— Послушай, Иванова, ты слишком много хочешь! — не на шутку возмутился Володька. — Конечно, мне нравятся женщины, которые много хотят, но не до такой же степени! Скоро я превращусь в твоего секретаря-референта или…
— Сестру-хозяйку, — подсказала я со смехом. — Если мы поедем вместе в Сочи — тебе придется иметь в виду, что я привыкла на юге питаться исключительно персиками и ананасами. Ты пока прикинь, во сколько это тебе обойдется, а мне принеси полистать дело Конищева.
— Но оно, насколько я помню, закрыто.
— Почему?
— А я почем знаю? Сам же твой хозяин и забрал заявление.
— Но ты не задавался вопросом: почему?
— Милая моя! — сказал Володька, покачав головой, и я услышала в его голосе учительские, наставительные нотки, которые так любят появляться у мужчин во время деловых разговоров с женщинами. — Миленькая Танюша! Неужели ты не в курсе, что в Тарасове это стало чуть ли не самым распространенным явлением? Все просто, как дважды два. Какой-нибудь горе-бизнесмен одалживает крупненькую сумму денег, прогорает, влипает, на него включается «счетчик», и в конце концов бедняге приходится расплачиваться за напрасный риск всем своим барахлом. Да и то в лучшем, так сказать, в облегченном варианте, потому что иногда вещички предпочитают забирать вместе с квартирой. А еще бывает, что самого хозяина находят только весной, где-нибудь под елочкой.
— «Трусишка зайка серенький под елочкой скакал», — пропела я, желая как-нибудь перебить этот ненужный Володькин ликбез. — Дорогой друг, я непременно учту твою ценную информацию и, надеюсь, уже сегодня с твоей помощью выйду на путаные заячьи следы воров, обобравших моего Конищева. Тащи дело.
— Все смеешься? Ну, не знаю! Да я уже десятки раз за последнее время сталкивался с тем, что сначала ополоумевший от неожиданности хозяин квартиры бежит к нам с заявой об ограблении, но уже к вечеру ему деликатно дают знать, за какие грехи пришла кара, и он тут же несется забирать заявление обратно. Заметь, и не стесняется наговорить кучу какой-нибудь такой ерунды, что волосы встают дыбом. Вроде того, что подарил все свои костюмы любимой девушке или вдруг нашел случайно пропавшие деньги в смывном бачке унитаза — жизнь как-никак все-таки дороже! А мы вынуждены делать вид, что верим каждому слову.
— И, разумеется, после этого дальше делом не занимаетесь?
— Милочка моя! — воскликнул Володька и снова посмотрел на меня с нескрываемой иронией. — Похоже, ты витаешь слишком высоко в облаках и оторвалась от реальной жизни. Еще бы: ты ведь у нас частный детектив, элита, работаешь только за большие деньги. А ты хоть знаешь, сколько у нас тут скапливается заявлений о кражах? Тьма-тьмущая! Неужели мы еще будем кого-то упрашивать? Разумеется, мы потом используем имеющиеся сведения для работы, и случается, что находим воров, если они прихватывали не только в одном месте. А ты говоришь…
— А я говорю: тащи из архива дело Конищева, мне нужно его почитать, — сказала я, перебивая Володьку, который почему-то по утрам бывал особенно красноречив и невыносимо амбициозен.
Для порядка еще что-то проворчав, Володька через несколько минут все же принес откуда-то интересующую меня папку, приговаривая, чтобы я его не впутывала хотя бы в эту канитель, потому что ему хватает и своих проблем с крадеными тряпками.
Мгновенно отключившись от «мент-шоу», я углубилась в изучение дела.
По всем параметрам дело Сергея Ивановича Конищева действительно напоминало самую обыкновенную кражу.
К своему удивлению, я обнаружила, что воры прихватили из квартиры не только антикварный меч, про который говорил Денис, но также видик, дорогой японский кофейный сервиз, деньги — что-то около пятидесяти тысяч рублей — и еще кое-что из бытовых вещей.
Пропавший скрамасакс фигурировал в общем списке как «декоративное оружие», и его стоимость была почему-то явно занижена — что-то всего около четырех тысяч рублей.
Это было более чем странно!
Все вместе это наводило на мысль, что преступники изо всех сил старались представить ограбление как заурядную квартирную кражу и поэтому старались для большей убедительности прихватить с собой все, что им подворачивалось под руку.
Хитрые прохвосты!
Меня со вчерашнего дня не оставляла мысль, что концы конищевской истории действительно следует искать среди тарасовских коллекционеров, так сказать, «истинной интеллигенции» — среди тех, кто был прекрасно осведомлен о реальной стоимости «игрушки» Сергея.
Но он-то зачем сильно занизил в заявлении сумму своего сокровища из домашней «оружейной палаты»?
Чего-то испугался?
Итак, ограбление произошло ночью в субботу, когда Сергей отлучился в срочную однодневную командировку за новой партией товара, и, по идее, о его отлучке не знал никто, кроме компаньона.
Тоже, впрочем, любопытная информация! В воскресенье Сергей уже вернулся домой к «разбитому корыту», а в понедельник забрал назад заявление, сказав, что основные вещи отыскались у младшего брата и возвращены на прежнее место.
Так вот еще почему Денис так сильно возмутился! По крайней мере, после просмотра «дела» я узнала фамилию компаньона Сергея — Николай Никитюк — и еще несколько любопытных подробностей, наводящих на дальнейшие размышления.
— Да, вот что еще, — сказала я Володьке вроде как между делом. — Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из твоих ребят устроил на денек-другой прослушивание одного телефонного номера. Это как, реально?
— Это что, тоже связано с твоим Конищевым? Я же уже сказал… — начал было гудеть Володька.
— Да нет же! Наклевывается офигенное дело! Ты даже себе представить не можешь. Но пока — между нами. Всего несколько деньков. Ладно?
И я написала на уголке газеты, которая лежала на столе, номер телефона Лили, а потом тут же этот кончик оторвала и сожгла в пепельнице — на Володьку гипнотически действовали подобные штучки, они красноречивее любых слов убеждали его в секретности и важности нового задания.
— Да? Ну что же… — озадаченно почесал он голову — Попробуй тебе не поверить, а потом действительно — трах-бабах, и сразу что-нибудь такое выплывет, что хоть туши свет. Попробуем, так уж и быть.
Между нами говоря, сегодня Володька вполне мог бы мне не поверить — я бы осталась не в обиде.
Сама не знаю, почему мне вдруг пришло в голову немного пошпионить за девушкой, которая никак не хотела покидать мое воображение.
Какое тут еще «офигенное дело»?
Если уж быть до конца откровенной, то, скорее всего, мне просто хотелось разгадать для себя странную тайну обаяния этого неземного существа и, глядишь, научиться также обольстительно ворковать в телефонную трубку.
А может быть, вычислить, на кого Лиля променяла Конишева?
Или при необходимости защитить ее от изверга-брата?
Я и сама не могла бы толком объяснить своей внезапной причуды и лишь скромно потупила глазки.
Но мы с Володькой вместе провернули столько серьезных дел, что он, слава богу, даже не усомнился, что я в очередной раз доверяю ему очень важное спецзадание, и не потребовал никаких дополнительных объяснений.
В конце концов, могут же быть у частного детектива небольшие чисто женские слабости?
Попрощавшись наскоро с Володькой, который все же умудрился при расставании приобнять меня за плечи и с причмоком поцеловать в ушко, я с невыразимой радостью вышла наконец-то на свежий воздух.
Странное дело, но во всех конторах, начиная от милицейских и заканчивая бухгалтерскими, я почему-то всегда начинаю незаметно, тихо сатанеть и мечтать поскорее снова очутиться на улице.
Нет, я никогда не смогла бы работать под чьим-то «идейным руководством», высиживая под присмотром начальства положенное время, — не такая натура!
Гуляет во мне какой-то неистребимый «ген свободы», который и заставил когда-то вместо прокуратуры и работы в юридических консультациях выбрать рискованную долю частного детектива.
Единственное, к кому или, точнее, к чему я постоянно прислушиваюсь и позволяю руководить собой, — это мой внутренний голос или то, что принято называть интуицией.
И этот самый проклятый голос говорил мне сейчас, что я должна во что бы то ни стало заняться делом Сергея, отодвинув на время в сторону все остальное.
Поэтому, поразмышляв всего несколько минут, я отправилась в Ленинский район, где находилась строительная фирма Конищева-бизнесмена — ее координаты я нашла в заветной папке.
Торгово-строительная фирма «Мастерок», которую организовал Конищев (кстати говоря, у него всегда было слабовато с литературой, и я нисколько не удивилась такому банальному названию!), занимала несколько комнат в большом офисном здании, где арендовали помещения множество других фирм, охранных агентств, рекламных бюро, редакций частных газет и прочая, как сказал бы Володька, «мелочуга».
В одной из комнат, к моей радости, обнаружилось что-то вроде магазинчика, где были разложены образцы товаров, которые предлагал оптовым покупателям «Мастерок».
Мне почему-то сильно не хотелось сейчас встречаться с Конищевым, но требовалось поговорить с его компаньоном — Никитюком.
Не исключено, что Сергей уже отоспался после вчерашнего загула и явился на работу срывать похмельное настроение на подчиненных, поэтому я на время задержалась в магазинчике и занялась подробным разглядыванием кафельной плитки и линолеума.
Неудивительно, что Конищев, закончив исторический факультет, занялся стройматериалами — жить-то надо!
Но какой же гадкой, низкосортной была вея выставленная в магазине продукция! Вот она — мрачная проза жизни.
Перещупав все сорта линолеума, я между делом поинтересовалась у девушки-консультанта насчет начальства «Мастерка», пояснив, что у меня имеется к руководству ряд интересных коммерческих предложений.
— Сергея Ивановича нет, — деловито наморщив гладкий кукольный лоб, сказала девушка. — Он в последнее время стал редко появляться. А Николай, кажется, с утра был у себя. В соседней комнате.
Характерная хохляцкая внешность молодого человека, который вразвалку сидел за письменным столом и что-то орал в телефонную трубку — упитанные щеки, светлый залихватский чуб и, главное, акцент, с которым он распекал кого-то, не оставляла никаких сомнений, что я вижу перед собой Николу Никитюка — компаньона Конищева.
— Да ты шо? — то и дело повторял в трубку Никитюк с разной интонацией — то гневно, то растерянно, то вопросительно. — Да ты шо? Да ты шо, хочешь нас по миру пустить? Тут у нас и так черт знает что творится! Да ты шо гонишь?
По однообразным репликам Никитюка совершенно невозможно было понять, о чем он сейчас говорил, — а предположить можно было все, что угодно, в зависимости от испорченного воображения.
— Ты шо, насчет плитки? — спросил Никитюк, закончив разговор и уставив на меня небольшие беспокойные глазки, в которых не прочитывалась ни одна прочно закрепленная мысль.
Лишь испуг и сильная растерянность.
— Насчет Конищева, — ответила я, закидывая ногу на ногу. — А шо?
В следующее мгновение Никитюк начал монолог, который можно передать только в приблизительном переводе, — слишком много в нем было нецензурной лексики и национального колорита одновременно.
Но если опустить все словесные изыски и оставить лишь суть, то выходило, что Конищев совсем спятил, потому что вот уже две недели практически не появляется на работе, и ему, Никитюку, приходится вкалывать за двоих, а тут как раз подошли сроки поставок материалов, а Сергей словно помешался на своих бабах или на чем-то там еще, а такое до хорошего не доведет, потому что он, Никитюк, тоже может позволить себе иногда вечером расслабиться и заказать где положено девчонок, оплатив по тарифу, но исключительно в свободное от работы время, поскольку «Мастерок» горит синим пламенем, и он, Никола, тоже может в любой момент на все наплевать и уехать к маме в деревню под Харьковом.
В общем, примерно в таком духе, сплошным цветистым монологом.
— Ну и шо он тебя ко мне послал? — закончил Никитюк свою речь вопросом, видимо, принимая меня за одну из женщин Сергея, которые сбивают директора с истинного трудового пути. — Деньги, что ли, закончились? Нету у меня! Так и передай — я тоже все пропил! Нету, кончились деньги. А шо, не могу себе позволить?
И все же я невольно обратила внимание на то, что, несмотря на обличительный тон, компаньон говорил о Сергее с едва уловимым оттенком восхищения, словно и он сам хотел бы уметь так же вольно и нахально себя вести, а не только горбатиться с деловыми поставками, но — увы…
Видно было, что Никитюк все же считает Сергея в бизнесе за главного, не слишком рвется на первые роли, а, наоборот, страдает теперь от того, что ему приходится действовать без руководящих указаний, а ничего хорошего из этого явно не получается.
В нескольких словах я описала цель своего визита, строго прибавив, что он должен оставаться тайной для окружающих, и в особенности — для самого Конищева.
— Так ты шо, хочешь сказать, что моего Серегу грабанули? И он про это молчит? — поразился Никитюк, разом забыв о своих служебных проблемах. — Ничего себе! Да я бы… да я бы вообще не знаю шо сделал… Я бы… Да теперь понятно, какие ему сейчас дела, если надо срочно выручать свое добро. Смотри-ка, даже другу ничего не сказал, вот историк тоже, как будто бы мы не люди, ничего понять не можем.
Все это время я пристально смотрела в лицо компаньона Конищева.
Никитюк совершенно искренно поразился, услышав от меня новость про ограбление квартиры Конищева.
Но я решила несколько «дожать» ситуацию, а потому еще серьезнее посмотрела в голубые глаза Никитюка и произнесла со значением:
— Извините, Николай Егорович, но я пришла к вам не случайно. Дело в том, что квартира Конищева Сергея Ивановича была ограблена ночью, когда хозяин вынужден был срочно отправиться в однодневную командировку, о которой никто не знал, кроме вас и, возможно, еще кого-то из сослуживцев. Поэтому у следствия по этому пункту возникли вопросы и — не скрою! — вполне определенные подозрения.
— Кто? Я? Да ты шо? — воскликнул Никитюк и даже откинулся на спинку стула, словно подобными намеками я его ударила по лицу.
Но я невозмутимо смотрела на компаньона Конищева прокурорским взглядом и ждала объяснений.
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась наша игра в «гляделки», но тут дверь открылась, и на пороге появился… Сергей Конищев собственной персоной.
Я прямо-таки обалдела от неожиданности!
Вот кого мне не хотелось больше видеть никогда в жизни!
Одно дело — общаться с Денисом, а другое…
Моя гордость прямо-таки неслышно застонала от необходимости давать Конищеву какие-то объяснения.
Еще чего! Объясняться с этим хамом, которого ограбили, облапошили со всех сторон, а он только нюни распускает?
.Я собралась просто встать и молча выйти в коридор, но тут Сергей обрадованно воскликнул:
— Таня! Вот так сюрприз! А я ведь звонил тебе сегодня утром. Всю голову сломал, думал, где тебя еще можно найти? А ты, как всегда, — в самом неожиданном месте!
Признаюсь, удивлению моему не было предела.
Но сейчас передо мной стоял словно бы совсем другой человек, нежели тот, который лез ко мне с мерзкими пьяными поцелуями вчера вечером.
Сегодня Сергей был прекрасно выбрит, одет в безукоризненно белую рубашку, модный костюм и даже благоухал дорогим мужским парфюмом.
Лишь темные круги под глазами выдавали следы Вчерашней депрессии и излишних возлияний.
— Пойдем, — сказал Сергей и властно взял меня за руку. — А ты, Никитюша, сиди пока на месте — я скоро вернусь, нам с тобой тоже о многом поговорить надо.
Мы вышли в коридор, и Сергей предупредительно вызвал лифт.
Я видела, что он прекрасно знал, куда сейчас меня ведет, и спокойно, с интересом за ним наблюдала.
Прямо-таки супермен, да и только: уверенная походка, легкая самодовольная усмешка на губах, галантные манеры.
Куда подевался вчерашний грубый тип, который хотел меня силой выставить за дверь?
В лифте Сергей нажал на кнопку одиннадцатого этажа и снова как-то многообещающе улыбнулся.
«Уж не собирается ли он меня сбросить вниз головой с верхнего этажа? — пришла мне вдруг в голову глупая, дикая мысль. — Может быть, я вторглась в какие-то запретные сферы и…»
Но, слава богу, ни на балкон, ни на крышу мы не полезли, и ужасные фантазии пришлось быстренько свернуть.
Конищев открыл какую-то полированную дверь, и мы оказались в небольшом, но очень приятном помещении, что-то вроде ресторанчика, рассчитанного всего на несколько посетителей.
Одно из окон занимало почти всю стену, так что отсюда, как на ладони, с высоты птичьего полета виднелся весь Тарасов: изгиб реки, столбики высоток, разноцветная россыпь частных домов, словно взбирающихся вверх по холмам.
Красиво, но чуточку жутковато!
Такое ощущение, что мы заняли столик у самой бездны и собеседник в любой момент может тебя подтолкнуть и отправить вниз вверх тормашками.
А тем более стены в необычном кафе тоже были голубыми, с нарисованными художником-реалистом перьевыми облаками…
Наверное, такой интерьер придумал кто-нибудь из рисковых ребят, привыкших поддерживать приличный уровень адреналина в крови.
В заведении виднелась стойка со спиртными напитками, бар, на столиках наготове красовались вазы; с фруктами.
Как только мы вошли, из-за ширмы появился немолодой полненький человек с кудрявыми волосами и встал в вопросительной позе возле столика, который занял Конищев, указав мне на место напротив.
— Принеси кофе с коньяком, ну и все… как полагается, — сказал ему Сергей. — Сам разберешься.
— Мне без коньяка, я за рулем, — напомнила я.
— Ах да, я забыл, ты же вчера говорила, — проронил Конищев и, как мне показалось, несколько смутился, вспомнив, что вчера мы эту тему с ним уже обсуждали, — и вообще вспомнив про вчерашнюю встречу. — Здесь у нас что-то вроде маленького закрытого бизнес-клуба для своих. Когда нужно с кем-нибудь встретиться, переговорить в нормальной обстановке или просто посидеть, подумать, я прихожу сюда.
Я лишь кивнула, разглядывая дымящиеся кофейные чашечки, тарелку с бутербродами и тартинками, которые тем временем, словно по волшебству, появлялись на столе.
Чтобы чем-нибудь занять руки, пришлось начать чистить мандарин.
Мне вовсе не хотелось помогать сейчас Конищеву в разговоре наводящими вопросами и тем более хоть как-то показывать заинтересованность в его судьбе.
Если уж начистоту, мне вообще не хотелось с ним ни о чем разговаривать. И вообще, я еще должна подумать, стоит ли…
В конце концов он сам меня сюда привел — значит, ему есть что сказать.
Пусть излагает, я не тороплюсь.
Тем более не люблю слишком горячий кофе.
— М-да… А я хотел извиниться, — проговорил Сергей, тоже зачем-то схватив в руки красное яблоко и принимаясь со всех сторон крутить его в руках. — За вчерашнее. Кажется, я немного того. Точнее — не того… Я потом как вспомнил — да уж…
— Да уж, — подтвердила я без тени улыбки.
— Но ты забудь, ладно? Господи, Танюша, прости меня, идиота, — я ведь только сегодня утром допер, зачем ты приходила. Никогда не думал, что ты у нас станешь частным детективом. И оказывается, тебя в Тарасове многие знают, даже рассказывают о тебе всякие сказки.
— Давай без сказок, — попросила я Сергея. — Значит, ты хотел извиниться, и только? Считай, что все в порядке — сейчас выпьем по чашке кофе, и разойдемся, как в море корабли.
— Как это… разойдемся?
— Ну, не навсегда же! Может быть, увидимся еще когда-нибудь, лет через десять на каком-нибудь новом вечере для бывших выпускников, если у нашей Ермаковой к тому времени не пропадет боевой задор.
— Нет, я ведь сейчас хочу не только… расшаркаться, — чуточку помолчав, проговорил Сергей. — Скажи, тебе Денис рассказал о моих заморочках? Я уже знаю, он сам сегодня меня проинформировал.
Я недовольно сморщилась — мандарин оказался кислющим.
Да и вообще, подобные выяснения мне почему-то совсем не нравились.
А когда что-то не нравится, не хочется ни перед кем отчитываться — я ведь могу и не отвечать.
— Мы сегодня виделись с братом, он сам сказал, — повторил зачем-то Сергей.
Я только молча пожала плечами — ну и что дальше?
— В общем, я подумал и пришел к выводу, что ты действительно могла бы мне помочь. Да, вчера я вел себя по-хамски. Но у меня были неприятности. Личные и всякие прочие. Просто я не верил, что можно найти воров, потому что тут все ужасно запутано. А когда ты появилась, а точнее, сегодня утром, после того, как поговорил с братом, — поверил. Для меня твое появление — как знак судьбы.
Нет, Конищев определенно не утратил привычки к высоким словам — он всегда во всем искал символику, философскую подоплеку, второй план.
Признаться, меня это еще тогда, в школе, порядком раздражало.
Вместо того, чтобы развернуться и дать кому-нибудь сдачи, Сергей мог глубоко задуматься, а в чем тайная подоплека случившейся неприязни, и словить между глаз вторично.
— Знаешь, я ведь примерно догадываюсь, кто меня обчистил, но это такие люди, что с ними точно нельзя связываться… Всего можно ожидать. Вот только не могу понять: как смогли они вычислить, что именно этой ночью я уеду в Вольск? Это никак не укладывается у меня в голове. Наверное, следили за домом. Или телефон подслушивали. Они ведь на все способны.
— Кто — они?
— Понимаешь, мне трудно тебе это объяснить, — пробормотал Сергей. — Существует определенная группа непонятных личностей, и самый главный из них — Кузнец. Вначале я подумал, что они — простые коллекционеры, помешанные так же, как я, на старинном оружии. Но тут что-то не то. Меня привел к ним один человек, но, как я потом узнал, Кузнец сказал, чтобы я больше не приходил. Наверное, понял, что у меня не так много денег, чтобы быть его постоянным клиентом. Но, получается, мне и одного визита хватило по горло.
— А кто этот Кузнец? Он что, действительно что-то кует?
— Ну, я точно не знаю, — задумался Конищев. — Может быть, и кует. Еще он, кажется, ювелир. И скульптор тоже — я видел у него во дворе и дома много каких-то скульптур, — он постоянно что-то делает на заказ. Живет совершенно один в каком-то двухэтажном огромном доме в деревне Камышовке. В доме чуть ли не веники по стенкам висят, а одет — с иголочки и начитанный очень, особенно по истории. И еще у него дома собираются какие-то люди, как это принято теперь говорить, восточной национальности, очень странные типы. В общем, я думаю, что это именно он, Кузнец, устроил кражу, чтобы заполучить обратно свой меч.
— Но почему ты забрал заявление из милиции? Тебе угрожали? Били?
— Да, на следующий день меня встретил в темной подворотне какой-то тип, отбил мне все ребра и пригрозил, что если я буду высовываться, то вообще лишусь головы.
— И ты испугался?
— Тут дело не только во мне одном и даже совсем не во мне. Этот гад, который меня бил, пока остальные держали за руки и за ноги, вдруг назвал имя девушки, с которой я встречался, и прямым текстом заявил, что следующей жертвой, если я не заткнусь, станет она…
— Лиля?
Конищев посмотрел на меня с удивлением и даже с нескрываемым испугом.
— Вот, и ты уже про нее знаешь. Но они-то — как? Наверное, они давно за мной следили, готовились. Как только я купил у Кузнеца этот самый скрамасакс, будь он трижды проклят, ты не поверишь, но с тех пор, как я его купил, у меня началась сплошная черная полоса. Ты-то, наверное, в такие штуки не веришь…
Я кивнула, а сама подумала: «Знал бы ты…»
На дне моей сумки всегда лежал маленький бархатный мешочек с магическими костями, на которых я гадала чуть ли не перед каждым новым делом.
На первый взгляд — ничего особенного, обычные двенадцатигранные кубики с нарисованными на них цифрами.
Подбрасываешь — и смотришь, какая выпадет комбинация.
Но это только для непосвященных.
Мне же эти цифры давали потрясающую информацию, которую я больше нигде не могла получить.
Вот и сегодня, собираясь на встречу с Володькой, я перед дорожкой пообщалась со своими помощниками, которые озадачили меня предупреждением.
«В жизни самые лучшие условия для развития бывают в трудные моменты, только надо уметь правильно их использовать», — вот что мне подсказала комбинация из цифр 14+25+7.
К чему бы это?
Особенно меня заинтриговало, к каким таким «трудным моментам» я должна была усиленно готовиться?
Но я не стала говорить сейчас Конищеву о своей приверженности к магическому гаданию — пусть видит во мне человека, доверяющего исключительно фактам и законам рассудка, ведь как-никак я — частный детектив!
— Но ты хоть запомнил кого-нибудь из нападавших? — спросила я Конищева. — И вообще — что они говорили?
— Нет, было темно, и потом, они, гады; были в масках. Сказали, что кража — это лишь первый звоночек, и я должен радоваться, что отделался легким испугом. Мол, если задумаю поднимать возню, то очень скоро милиция найдет одну прекрасную девушку, зарезанную моим скрамасаксом. Представляешь? Что я должен был делать? Не мог же я так рисковать, нет, не мог!
— Да уж — представляю, — задумалась я, отхлебывая кофе. — С такими делами лучше всего разбираться по горячим следам, а теперь уже прошло почти две недели. И все-таки почему ты думаешь, что это дело рук именно Кузнеца? Ты считаешь, что таким образом Кузнец решил вернуть свою дорогую вещицу обратно?
— Ну, да. Такой, как он, способен на все, — проговорил Сергей, но как-то вяло, через силу. — Я и сейчас вижу перед собой его мерзкую улыбочку. Только представил, что он меня теперь проверяет по полной программе, глядит, как я в ментовку побегу, что дальше буду делать, и — не поверишь! — мне вдруг так противно стало, что я плюнул на все…
— ..И ушел в запой, — закончила я рассказ Сергея. — Ай да удалец! Вот теперь, Конищев, я тебя узнаю по-настоящему. Ты, оказывается, и правда ни фига со школы не изменился. Тот же романтизм, благородные мысли и… нулевые действия. Не пойму, и как ты еще какой-никакой бизнес умудрился организовать? Просто уму непостижимо! Хотя понятно — за тебя тут Никола пашет, отдувается.
Глаза Сергея сверкнули злобой.
Но мне именно этого сейчас и хотелось — разозлить его хорошенько, чтобы перестал изображать из себя бедненькую жертву и настроился на борьбу.
— Мне нужно встретиться с твоим Кузнецом, — сказала я, чувствуя странное возбуждение, что-то вроде предчувствия хорошей охоты. — Хочу заказать ему какой-нибудь необычный дамский кинжальчик — мне тоже не помешает. Давай адрес.
— Нет, туда нельзя.
— Почему?
— Точно говорю — нельзя. Если только ты сумеешь разузнать о нем как-нибудь окольным путем, найти подход.
— Значит, говоришь, в Камышовке?
— Я? Разве я сказал? Нет, Таня, я серьезно, это может быть очень опасно…
— Да не поеду я туда, не волнуйся!
— Погоди, пообещай, что ты одна туда не будешь соваться!
— Обещаю. Давай-ка ответь мне лучше еще на парочку вопросов относительно кражи. Это называется сбор информации.
Сергей кивнул и, слегка поежившись, нервно отхлебнул из чашки кофе.
— Ну и работка все же у тебя, Иванова! — сказал он только. — Врагу не пожелаешь, не то что тебе, солнышко.