5

— Нападать на вас? — удивленно переспросил Макс.

Не будь она так сердита, Джил, наверное, рассмеялась бы, настолько ошалелым был вид у ее гостя. Он даже рот раскрыл и побелел как полотно, а глаза стали размером с чайные блюдца.

— Да, нападать на меня, — не унималась Джил. — А как еще назвать то, что вы делали?

— Что, по-вашему, я должен был подумать? — возмутился Макс. — Вы пригласили меня на ужин, надели это соблазнительное платье… — Он растерянно покачал головой. — Женщины… от них можно ждать чего угодно, но это уж совсем из ряда вон!

— Не выйдет! — воскликнула Джил. — Вам не удастся сбить меня с толку и заставить оправдываться. Я пригласила вас на ужин просто так, по-дружески. Решила расстаться по-хорошему. Что вам показалось — это ваши трудности, а не мои.

Макс склонил голову набок и пристально взглянул на хозяйку. Губы его чуть тронула усмешка. Ему не удастся смутить меня, решила для себя Джил, храбро встретив его взгляд. Пусть знает, как глубоко ошибается, думая обо мне такое.

— Понимаю, — протянул Макс после минутной игры в гляделки, в которой ему все же удалось одержать верх. — Поэтому вы и отшили меня сразу?

Джил с ужасом поняла, что краснеет.

— Вы застали меня врасплох, только и всего, — выдавила она наконец.

— Ха! Вот так сказала!

Макс наклонился над ней так, что его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от ее лица, глаза его сузились.

— Быть может, я не всегда понимаю вас, женщин: вы воистину загадочны, зато я прекрасно знаю язык тела и безошибочно определяю, когда женщина хочет, а когда нет.

Он отстранился, подбоченился и смерил Джил недвусмысленным взглядом.

— В вашем случае, леди, мне все ясно: вы были моей с самого начала и, смею утверждать, остаетесь моей сейчас.

Сказанное им слишком походило на правду, а правда, как известно, ранит больнее. Джил немедленно ринулась на защиту своего уязвленного достоинства.

— Вы высказали свое мнение, — огрызнулась она. — И оно ошибочно.

Горинг приподнял бровь.

— В самом деле? Бросьте, Джил. Вы лжете самой себе и знаете об этом.

— Более того, — не желая оставаться в долгу, заявила Джил, тыча в него пальцем, — похоже, вы с самого начала притворялись более травмированным, чем были в действительности, играли на моих чувствах, думали таким способом завоевать мою симпатию.

Джил могла праздновать победу. Она взяла реванш. Макс густо покраснел. Сжав зубы и нахмурившись, он опустил глаза и отвернулся. Ага, подумала девушка, вот я тебя и поймала! Задела за живое. Но, если выстрел и попал в цель, Макс оправился на удивление быстро.

— Спросите Огастеса, — безразлично пожав плечами, ответил Горинг.

Если он и вправду симулировал, подумала Джил, то угрызений совести по этому поводу не испытывает. Уж очень быстро он стал прежним самоуверенным типом.

— Кажется, именно ваш доктор сказал, что я легко отделался, — продолжал между тем Макс, — а вы сделали соответствующие выводы.

Напоминание о диагнозе Огастеса охладило Джил. Действительно, именно доктор предупредил ее о том, что больному нужен покой. И все же, что-то вызывало у Джил сомнения в искренности Макса. Она подозревала, что он манипулирует ею, пытается заманить к себе в постель, скорее всего от скуки. Ей хотелось одного: побыстрее выпроводить его, изгнать из своего дома и из своей жизни. Иначе она станет еще большей дурой, чем сейчас.

— Думайте, что хотите, — жестко заявила она, — но вы должны немедленно уехать. На ночь можете остаться, а утром убирайтесь подобру-поздорову.

Горинг криво усмехнулся.

— А как же договор?

— Никаких договоров! — фыркнула она. — Вы сами нарушили условия, когда солгали мне. Я больше вам не доверяю.

Макс разом осунулся, побледнел. Видимо, он считал себя человеком чести, и ее обвинения больно ударили по его самолюбию.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Если вы так болезненно воспринимаете мое присутствие, я уеду завтра утром.

— Отлично!

— Но перед тем как уехать, хочу сказать вам одну вещь. — Он пристально посмотрел на нее, а затем так же тихо продолжил: — Я пришел к вам сегодня вечером с искренней верой в то, что вы пригласили меня не просто из вежливости. Девушка открыла рот, чтобы возразить, но Макс поднял руку, давая понять, что хочет закончить мысль. — И вы не были против продолжения. Не стоит отрицать. Более того, даже если вы правы в том, что я притворялся больным, разве вам не приходит в голову, что я достаточно натерпелся от вас? — Макс выдержал паузу в лучших сценических традициях. — Одного не могу понять, почему вы так оскорблены тем, что я нахожу вас привлекательной, достойной того, чтобы ради вас пройти через все эти неприятности?

С этими словами он повернулся и, заложив руки в карманы, пошел прочь неторопливой походкой. Выглядел он таким же уверенным в себе, как и обычно.

После его ухода Джил долго стояла в саду, прокручивая в уме их диалог и его прощальные слова. Наконец она ощутила, что так и держит рот открытым. Бессильно опустившись на стул, девушка закрыла лицо руками. Гнев испарился, и она всерьез начала сожалеть о своих опрометчивых словах.

Медленно, почти автоматически, Джил стала убирать со стола приборы, так заботливо расставленные для ужина; блюда, приготовленные с таким старанием.

Закончив уборку, она пошла в спальню. Остановившись перед зеркалом, девушка пристально вгляделась в свое отражение. В мыслях ее царил переполох. Да, платье и в самом деле довольно сексуальное, а она и в самом деле изо всех сил старалась понравиться Максу и на ужин сама его пригласила.

Джил не могла не признаться себе в том, что ее симпатия к Максу росла с каждым днем. Она находила его физически привлекательным, но главное — он понравился ей, как человек, как личность. Джил помнила, с каким интересом он отнесся к ее исследованиям, как советовал закончить образование и самостоятельно продолжить работу, начатую ее отцом, как наслаждалась она его обществом по дороге в поселок.

И, надо быть до конца откровенной перед собой, Макс Горинг был прав в оценке ее реакции на его ласку.

А если он и преувеличивал немного серьезность травмы, то это доказывает, что он находил ее достаточно привлекательной и желанной, чтобы терпеть ради нее ту жизнь, на которую она его обрекла. На глаза навернулись слезы досады и полились, непрошеные, по щекам. Одиночество, всему виной одиночество!

Медленно раздевшись, Джил легла спать с чувством неизбывной тоски и боли. Горше всего было то, что виновницей всех бед была она сама, а как исправить содеянное — одному богу известно.

Пробудившись от беспокойного сна, Джил чувствовала себя еще хуже, чем накануне. Пришло сознание того, что она поступила по отношению к Максу грубо и бестактно, и ничего не остается, как, смирив свою гордость, принести ему извинения. Да и не хотела она вовсе, чтобы он уезжал. Но, может быть, она опоздала, и его уже нет в мастерской?

Джил торопливо соскочила с постели и стала натягивать старые джинсы. Больше никаких соблазнительных платьев! Если он и останется, в их отношениях не должно быть и намека на флирт. Нельзя заходить слишком далеко с таким мужчиной, как Макс Горинг, если не хочешь потом умереть от тоски.

Плеснув в лицо холодной воды, почистив зубы, причесавшись и забрав волосы назад, правда, на этот раз с помощью заколки, девушка побежала к маленькому домику в дальнем конце сада.

Там было тихо, никаких признаков жизни. Джил взглянула на часы — всего восемь. Не мог он покинуть мастерскую в такую рань. Да и каким образом? Она услышала бы, если бы к дому подъехала машина, а пешком с тяжелым чемоданом он до поселка не дойдет.

Чем ближе девушка подходила к домику, тем медленнее становился ее шаг. Что она скажет Максу? Разговор предстоит не из легких. Сколько еще горьких пилюль ей предстоит проглотить? Как при этом сохранить хотя бы видимость достоинства? Наверное, она действовала слишком круто. Нужно остановиться и подумать.

Джил уже решила вернуться, когда неожиданно распахнулась дверь, и на пороге появился Макс. Он молча, слегка прищурившись, смотрел на нее, давая понять всем своим видом, что первой должна заговорить она.

— Макс, могу я поговорить с вами?

Он тут же отступил, приглашая даму в дом, и произнес с нейтральной вежливостью:

— Будьте моей гостьей.

Первое, что она заметила, когда вошла, были раскрытый чемодан и вещи Макса, лежащие рядом. Он действительно был человеком слова. Прежде чем начать обещанный разговор, девушка несколько секунд тупо смотрела на приметы его скорого отъезда, а затем, собравшись с духом, твердо заявила:

— Я передумала. Вы можете остаться. Если, конечно, хотите.

— Да? С чего вдруг?

— Ну, ведь у нас было соглашение, — невразумительно пробормотала Джил.

— Подумать только, — сухо прокомментировал Горинг, — какое великодушие! Как я могу отказаться?!

И, видимо, считая разговор законченным, вернулся к занятию, от которого его оторвал ее визит, — укладке вещей в чемодан.

— Ну, что же, как хотите. Мне и вправду все равно, уедете вы или останетесь. Но помните, я говорила, что вы можете жить здесь, пока не починят вашу машину, и пока вы окончательно не выздоровеете. Я не хочу нарушать слово.

Горинг приостановил сборы. Какое-то время он молча, внимательно разглядывал рубашку, которую держал в руках, собираясь положить в чемодан, затем, наверное передумав, отложил ее в сторону и повернулся к хозяйке.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Вам не придется нарушать слово. Я остаюсь. До тех пор пока не найду способ отсюда выбраться.

Джил не очень понравилось, в какую форму он облек слова. Получалось, что, оставаясь ее гостем, Макс делал ей одолжение. Но у нее не было желания спорить. Дело, ради которого она пришла сюда, было сделано. Теперь пора красиво уйти.

— Рада, что все улажено. Хотелось бы, чтобы мы относились друг к другу как это было до… — она вскинула подбородок, посмотрела ему прямо в глаза и решительно закончила, — до прошлого вечера.

— Насчет этого можете не беспокоиться, — заверил Макс и улыбнулся. — Обжегшись на молоке, дуешь и на воду, так, знаете ли, говорят.

— Значит, по этому вопросу мы достигли полного взаимопонимания, — поставила точку Джил и с высоко поднятой головой вышла из домика.

Вот так, говорила она себе по дороге к коттеджу. Ты прекрасно выдержала экзамен. Ясно дала ему понять, что он может остаться только на определенных условиях. Но вскоре радость ее померкла. Чего она, собственно, добивалась? И не слишком ли охотно он согласился на ее условия?


Несколько дней лил дождь, мелкий моросящий, и Джил не покидала своего жилища. Со станции наблюдения ей сообщили, что в пределах видимости появилась популяция дельфинов; вскоре они приблизятся к побережью. К этому времени она должна закончить всю бумажную работу.

Дождь помогал ей и в другом, более личном: у нее было меньше шансов встретиться с Максом. К ней он не заходил, под окнами ее дома не появлялся. Если раньше он мог заскочить, чтобы позвонить, то теперь, по всей видимости, пользовался параллельным аппаратом, установленным в мастерской. Впрочем, это не ее дело. Он сам решит свои проблемы, в том числе проблему отъезда.

Временами Джил горько жалела о том, что им не суждено снова стать друзьями. Она тосковала по его обществу. Даже в ярости Макс оставался чертовски привлекательным. Ее тянуло к нему, он вызывал в ней интерес. Словно свежий ветер ворвался Макс Горинг в унылое однообразие ее жизни. Одно удерживало ее от того, чтобы пойти на контакт с ним: Джил знала, что после того поцелуя отношения между ними не могут быть просто дружескими. Они перешли границу, за которой уже нет места легкости и простоте общения.

Огромными волевыми усилиями девушка сосредоточивала внимание на работе, но не думать о Горинге не могла. Скоро он уедет. Пора ей обрести прежнее равновесие, смириться с жизнью, которую вела до него и которая будет ее уделом в дальнейшем. Сейчас она кажется ей тусклой и неинтересной, и все же это ее жизнь, и, в сущности, она вполне устраивала Джил, пока на горизонте не появился Он.

К исходу третьего дня дождь перестал. Из-за тонкой завесы облаков появилось солнце. К этому времени Джил до тошноты надоела жизнь взаперти. Еще немного, и она начинает играть сама с собой в слова. Душа истосковалась по общению. Работа над докладом была практически завершена, и девушка могла гордиться собой, она заслуживала хотя бы маленькой награды.

Бережно сложив в стопку листы — плод многодневных трудов, — Джил пошла звонить Бекки. Подняв трубку, она услышала мужской голос: Макс говорил по телефону из мастерской. Она хотела отключиться, но, услышав, звонкий женский смех и нежный чувственный голос, помедлила.

— Дорогой, — говорила дама, — мы ждем тебя уже целую вечность!

— Виноват, Вирджиния, но что я мог сделать если на мою машину свалилось дерево? Сама подумай. Лучше посочувствуй мне, бедняге. Торчу в этом захолустье уже бог знает сколько времени и помираю от скуки: смотрю на океан да нянчусь со своими ребрами, тогда как ты развлекаешься вовсю, наслаждаешься жизнью. Не волнуйся, как только починят машину, я стрелой прилечу.

Джил покраснела до корней волос. Тихо, осторожно, словно боясь быть застигнутой врасплох, она опустила трубку на рычаг. Вирджиния! Голос женщины звучал так раскованно, так уверенно. Должно быть, она хороша собой и прекрасно знает себе цену. И говорили они как очень близкие люди.

Добрых пять минут Джил не решалась вновь поднять трубку, но на этот раз услышала лишь долгий гудок и набрала номер соседки.

— Привет, Бекки, — заговорила девушка, когда услышала знакомый голос. — Это я, Джил. Хочу предложить тебе поужинать сегодня в новом ресторане. Плачу я.

— Ах, душечка, мне очень жаль, но сегодня я не могу. Приехала дочь с внуками, всего на несколько дней, а я их так редко вижу!

— Понимаю, — быстро ответила Джил. — Рада за вас. А я заработалась последнее время, чувствую, что пора развеяться. Пожалуй, я заслужила маленькую награду. Ну, что же, в другой раз съездим.

— Спасибо за приглашение, дорогая.

На том конце провода возникла небольшая заминка, а затем Бекки заговорила нарочито нейтральным тоном.

— Кстати, как там у тебя дела с твоим неотразимым квартирантом? Я заметила, что он все еще здесь.

— О, ему уже намного лучше, — последовал быстрый ответ.

Бог простит эту сплетницу. Бекки интересует все, что происходит в радиусе десяти миль от ее дома.

— Он все еще живет у меня, вернее, в мастерской отца, — быстро уточнила Джил, — и уедет, как только приведут в порядок его машину.

— Как жаль, — с многозначительным тихим смешком проворковала Бекки. — Я видела, как он плавал вчера вечером во время прибоя. Скажу тебе, он настоящий киногерой. Какая фигура! А его темная шевелюра… Нет, я бы не устояла!

Внезапно перед глазами Джил возникло волшебное видение: Макс, вышедший из пенных волн, идет к ней с протянутыми навстречу руками. Макс, обнаженный, с одной лишь узкой полоской плавок на бедрах…

— Джил? — вызволил ее из плена грез голос Бекки. — Ты еще здесь, детка?

— Да, конечно. Просто задумалась на минуточку.

— Понимаю. Прошу тебя, не говори, что ты не заметила, как он хорош собой. — Девушка глубоко вздохнула. — Скинуть бы мне лет этак двадцать! Уж я бы не упустила шанса завести роман с таким мужчиной.

Пожилая леди замолчала, ожидая ответной реплики собеседницы, и поскольку не дождалась ее, продолжила ласковым, но достаточно твердым тоном:

— Послушай меня, я буду считать тебя дурочкой, если ты его упустишь.

— Бросьте, Бекки. Вы же ничего о нем не знаете. И я, кстати, тоже. — Она нервно рассмеялась. — Одно знаю наверняка: этот человек умеет обращаться с женщинами и может добиться от них чего хочет, а у меня нет желания становиться его очередной легкой добычей.

— Всегда есть такая опасность, но разве лучше отгородиться от мира и похоронить себя, посвятив молодость китам и дельфинам? Вспомни, тебе двадцать пять, ты красивая девушка, а еще даже не начинала жить. Кроме того, — добавила Бекки с тем же лукавым смешком, — если он донжуан, как ты говоришь, то у тебя хоть останутся чудесные воспоминания!

— Спасибо за совет, — сухо ответила Джил. — Но, даже если я решу ему последовать, у Макса Горинга могут быть иные планы. — Чтобы поставить точку в неприятной для нее дискуссии, девушка сказала: — Надеюсь, вы хорошо проведете время в кругу семьи.

Положив трубку, Джил долго не отходила от телефона: слишком подействовали на нее комментарии и советы Бекки. Неужели она права?

Нет, решила Джил, вскочив со стула. И все же к двадцати пяти годам она не успела приобрести хоть какой-нибудь опыт отношений с противоположным полом. Но у нее есть кое-что другое, не так ли? Работа, например, дом, друзья. У нее вполне благополучная жизнь, и с отъездом Макса Горинга боль и тоска, поселившиеся в ее сердце с недавних пор, канут в Лету.

В тот же день перед закатом Джил решила прогуляться по пляжу, чтобы размяться после долгой сидячей работы. Когда девушка повернула назад к дому, солнце уходило за горизонт, оставляя на гладкой воде мерцающую золотом и багрянцем широкую дорожку. Вечерний прилив поднял волну, белые барашки то набегали на берег, лаская пенными языками песок, то уносились прочь, в океан, а суетливые чайки кружились низко над водой, высматривая рыбу, торопясь насытиться, пока на землю не пала ночь.

Джил подходила к своему коттеджу, и мысли о тепле родного очага грели душу. Этот дом на берегу океана был частицей ее самой. После прогулки она почувствовала себя посвежевшей и отдохнувшей. Почти исчезла тревога, возникшая после разговора с Бекки. В вечернем воздухе царил покой, теплый ветерок ласкал лицо и руки девушки.

Подойдя ближе к дому, Джил заметила, что кто-то стоит у кромки прибоя и смотрит поверх темно-синей глади океана. Макс! Она невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.

Одетый только в узкие джинсы, он стоял к ней спиной, засунув руки в задние карманы. Обнаженный торс прикрывали лишь бинты, стягивающие ребра. Девушке стало интересно, на что он так внимательно смотрит, и она невольно проследила за его взглядом.

Словно ожидая новых зрителей, из океана вынырнули два дельфина, столкнулись друг с другом на высоте добрых трех ярдов над морем и поплыли в разные стороны. Казалось, они ведут какую-то игру: вновь и вновь появлялись, сталкивались и уходили в океан. Вспомнив, что нужно сделать запись об их появлении, Джил взглянула на часы, чтобы засечь время, и, когда подняла глаза, увидела, что Макс повернулся и смотрит на нее.

Необъяснимая сила удерживала их взгляды. Мужчину и женщину неотвратимо тянуло друг к другу. Джил не сразу осознала, что идет к нему, а он к ней.

Встретившись, они остались стоять в нескольких дюймах друг от друга, все еще не в силах отвести взгляды. Джил слышала, как бешено бьется ее сердце. Тело охватил незнакомый жар. Ей хотелось бежать, но она не могла заставить себя даже на миг отвести взгляд от этих серых, несущих ей погибель глаз.

И вдруг девушка почувствовала, как ее качнуло ему навстречу, как из горла ее вырвался стон, и в следующее мгновение она уже была в его объятиях, прижималась к нему. Все благие намерения были забыты, все доводы рассудка мгновенно улетучились. Она осознала лишь, что сбывалась ее мечта. Что будет потом, уже не важно.

— Джил, — звучал у нее в ушах жаркий шепот, — дорогая, ты не знаешь, как давно я этого хотел!

В голосе его безошибочно угадывалось горячее стремление к ней, и впервые Джил поняла, что имеет над ним власть. Взъерошив его густые темные волосы, она, улыбаясь, заглянула ему в глаза. То, что она в них прочла, наполнило ее любовью. Он хочет меня, пело сердце. И я хочу его. А все остальное не имеет никакого значения.

Макс приник к ее губам, и долгий чувственный поцелуй заставил девушку испытать сладкое томление в предвкушении чего-то большего. И вдруг все кончилось. Он поднял голову, положил руки ей на плечи и слегка отстранился от нее.

Встревоженная его внезапным отдалением, вся еще во власти эмоций, порожденных его поцелуем, Джил удивленно подняла глаза. Небо быстро темнело. На лицо мужчины легла глубокая тень, и все же Джил могла различить на нем признаки смятения. То, что она увидела в серых глазах, проникавших в самые потаенные глубины ее души, — сосредоточенность, переходящую в мрачность, — было ей непонятно. Должно быть, что-то не так.

— Макс, как тебя понимать?

Он улыбнулся.

— Джил, — проговорил он нежно, ласково касаясь ладонью ее лица, отбрасывая с ее лба прядь золотистых волос. — Милая девочка, ты уверена, что хочешь этого? Ты знаешь, к чему это приведет?

— Что ты имеешь в виду? — запинаясь от волнения, спросила она.

И, словно проникнувшись ее страхом и смущением, Макс привлек ее к себе, прижал голову к своей груди и заговорил тихо и серьезно:

— Теперь ты знаешь, как сильно я тебя хочу, правда?

Она могла лишь кивнуть.

— Я думаю, — осторожно продолжил он, — что и ты меня хочешь.

Девушка смешалась на мгновение, а затем подняла голову и заглянула ему в глаза.

— Да, — сказала она и, нахмурившись, спросила: — Ты только это хотел сказать?

Макс криво усмехнулся.

— Сам не знаю, что я хотел сказать. Впервые, сколько себя помню, я растерялся, не могу подобрать нужных слов.

— Тогда, — сказала девушка, поуютнее устраиваясь в его объятиях, — зачем вообще что-то говорить?

— Я не хочу причинять тебе боль. Ты нравишься мне, Джил. Я беспокоюсь о тебе. И еще я тебя уважаю. Когда я нуждался в помощи, ты привела меня в дом, не зная, кто я и какой я. Ты дала мне кров, ухаживала за мной, кормила меня, терпела мой дурной характер. Я не хочу воспользоваться твоей неопытностью, обидеть тебя.

— Это мое решение, не так ли? — перебила Джил. — Мне кажется, что я и жила только наполовину, пока не встретила тебя. Я взрослая женщина, а не ребенок, которого надо оберегать от превратностей реальной жизни. Я сказала, что хочу тебя. Ты сказал, что хочешь меня. Так что же еще надо?

Макс покачал головой.

— Ты не права, — ответил он тихим, проникновенным голосом, в котором слышался здоровый пессимизм опытного человека. — Желания не всегда сбываются так, как мы того хотим. Бывают ужасные ошибки, особенно когда в дело вмешивается его величество случай. Я — перекати-поле, Джил, и не могу предложить тебе чего-то постоянного или хотя бы длительного. И еще у меня имеются связи с прошлым и проблемы, которые ждут своего разрешения.

Она почувствовала, будто сердце тяжелым камнем повернулось в груди.

— Ты хочешь сказать, что женат?

— Конечно, нет. Я не мог бы пойти на измену. Именно мое уважение к институту брака послужило причиной того, что я до сих пор не женат, возможно, я вообще никогда не женюсь. Хотя сейчас я уже в этом не уверен.

— Зачем ты мне все это говоришь? — нетерпеливо воскликнула Джил.

— Я просто не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание.

Девушка дотронулась до его лица, быстро пробежала пальцами по упрямому подбородку, коснулась ямочек на щеках, провела ладонью по высоким скулам и, улыбнувшись, сказала:

— Довольно. Считай, что ты меня предупредил. А теперь, ты будешь меня целовать или раздумал?

— О, Джил, — прошептал, задыхаясь, Макс и прижал ее к себе тесно-тесно. — Ты прелесть!

И тут, словно отпустили пружину, его скованность исчезла. Он прижался губами к ее рту с такой силой, что она почувствовала привкус крови на губах. Язык его заполнил собою ее рот, и она потонула в его объятиях.

Рука Макса, на мгновение задержавшись у ямочки на шее, скользнула вниз, накрыв ее грудь. Джил хватала воздух короткими резкими глотками, растворяясь в сладкой неге его прикосновений. Внутри нее уже полыхал пожар, она прижалась к Максу животом, ощутив его отвердевшую от желания плоть.

Они упали на прохладный песок, и только шум набегавших на берег волн нарушал тишину пустынного пляжа. Высоко в небе взошла луна, полная и яркая, и Джил разглядела его возбужденное лицо, голод желания, мерцавший в серых глазах.

Склонившись над ней, Макс медленно расстегнул ее ковбойку. Сначала он зачарованно любовался красотой тугих и полных грудей, потом стал ласкать их. С тихим стоном девушка закрыла глаза, с восторгом познавая новые ощущения. Он был умелым любовником и позаботился о том, чтобы прежде всего доставить удовольствие ей. И когда они, оба нагие, уже изнемогали от страсти, мужчина повел ее за собой в тот мир, который, наверное, можно назвать раем. Потом, освобожденные, они еще долго и медленно спускались на землю с тех неведомых заоблачных высот.

Жизнь Джил Марчмонт круто изменилась. Теперь каждый день для нее был наполнен радостью, и ей хотелось верить, что для Макса тоже. Пренебрегая приличиями, он вновь поселился в коттедже, но теперь они спали вместе в ее комнате, и каждая ночь была прекраснее предыдущей.

В дневные часы они подолгу гуляли по пляжу, взявшись за руки, словно дети, обследуя пещеры в прибрежных скалах и озерца, образованные приливом. А потом наступала ночь и осыпала их изысканными радостями, доступными только влюбленным. И еще они разговаривали. Макс поведал ей историю своей жизни, рассказал о своих надеждах и страхах, о желаниях и мечтах, и, к своему удивлению, Джил узнала, что во многом он так же не уверен в своем будущем, как и она.

— Я, кажется, начинаю ненавидеть семейный бизнес, — сказал он как-то вечером, когда они сидели, обнявшись, у гудящего камина, наслаждаясь теплом и уютом их маленького мира. — И не только бизнес, — продолжал он, — но и стиль моей прежней жизни. Этот внутренний разлад и побудил меня в одиночку отправиться куда глаза глядят. Одному в незнакомой обстановке легче расставить все по местам, назвать привычные вещи своими именами и определить свое отношение к тому, чем занимаешься.

— И каковы успехи? — тихо спросила Джил.

— Пока никаких.

Макс помолчал какое-то время, и Джил седьмым чувством угадала, что ему есть что сказать, но он не знает, в какую форму облечь свою мысль.

— Хочу быть до конца честным с тобой: здесь замешана женщина, — изрек он наконец.

Вирджиния, с внезапным ужасом подумала Джил, кажется, уже поверив в то, что сможет смириться с недолговременностью своих отношений с Максом. Она поняла, что не в силах удержать его, и тем не менее мысль о том, что он будет принадлежать другой, показалась девушке невыносимой. Затаив дыхание, она ждала продолжения, внутренне готовя себя к самому худшему.

— Это еще одно семейное дело, — сказал Макс. — Она дочь делового партнера моего отца. Оба клана страстно мечтают о нашем браке. Она неплохая девушка. Мы знаем друг друга с детства. Но я никогда не любил ее, и мне не хотелось бы еще глубже врастать в бизнес.

— А она, — спросила Джил, — она тебя любит?

— Не думаю. Скорее всего, ее устроил бы респектабельный муж; выгодная партия, только и всего.

Макс прижал Джил теснее к себе и заглянул ей в глаза.

— Другое дело узнать тебя, заботиться о тебе, учиться у тебя тому, что такое любовь между мужчиной и женщиной.

Сердце Джил встрепенулось. Что он хотел этим сказать? Неужели это то самое признание, которого она давно ждала? И вдруг девушка поняла, что именно сейчас наступил для нее момент истины, что настало время рискнуть всем, открыться перед ним полностью, высказать то, что было у нее на сердце.

Джил перевела дыхание, и с внезапной решимостью прямо и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Я люблю тебя, Макс, — сказала она тихо.

Он замер, пораженный. У Джил сжалось сердце. Но вскоре он светло улыбнулся, будто освободился от тяжкого груза, черты его стали мягче, теплее, и рука его нежно коснулась ее щеки.

— Да, — сказал он, — я вижу, что ты меня любишь. И я сам, — тут он невесело усмехнулся, — кажется, угодил в ловушку, о которой предупреждал тебя. Боюсь, что, вопреки моим намерениям, и я влюбился, да, безнадежно влюбился в тебя.

Макс нахмурился, и Джил с замиранием сердца ждала, что он скажет еще.

— А сейчас, — закончил он уже бодрее, — предстоит решать, что нам с этим делать.

Если бы он приказал ей прыгнуть следом за ним в океан, Джил нырнула бы, не задумываясь. В эту благословенную минуту, узнав, что любима, она готова была сделать для него все.

— Прежде всего, — продолжил Макс тем же деловым тоном, — поскольку моя машина уже готова, я должен возвратиться в Сан-Франциско.

Догадавшись, что это встревожило девушку и желая ее успокоить, он крепко взял ее руку и прижал к груди.

— Джил, это необходимо. Я не могу строить планы на будущее, пока не разберусь с прошлым, пока не дам ясно понять моей семье, всему тому миру, чего я хочу. Они должны узнать, что мне не по пути с ними. Ты ведь понимаешь меня, дорогая?

Кто-то ледяной рукой сжал ее сердце. Разлука! Однако Джил знала, что он должен уехать.

— Да, — прошептала она. — Я понимаю.

— Как только улажу дела дома, я вернусь, обещаю тебе, любовь моя. И еще, я буду звонить тебе, держать тебя в курсе событий. Хорошо?

Она выдавила из себя улыбку.

— Хорошо. Когда ты уезжаешь?

Макс крепко обнял ее и коснулся губами глаз, щек, губ.

— Не сегодня, — прошептал он, целуя ее в губы и лаская грудь. — Уж точно не сегодня.


В эту ночь они любили друг друга еще более страстно, еще более жадно, чем раньше. Казалось, он хочет стать частью ее существа, оставить кусочек себя с ней, подарить себя ей без остатка.

Но утром Макс проснулся с твердым решением ехать. Пока он брился, собирал вещи, Джил приготовила завтрак, и позже, когда они сидели друг против друга за кухонным столом, не могла отвести от него глаз. Ей хотелось запомнить каждую черточку его лица, каждую родинку.

Макс поцеловал ее в последний раз, и этот сладкий долгий поцелуй сделал расставание еще более тяжким. Сейчас, когда он принял решение, нетерпение охватило Горинга. Мыслями он был уже на пути домой. Все, что она могла сделать, это отпустить его.

Джил смотрела вслед исчезающей машине, и несдерживаемые слезы, не замечаемые ею, текли по щекам. Она чувствовала себя так, будто навсегда лишилась самого близкого человека.

Загрузка...