Время гарпии

Глава 4 ПРЕПОНЫ

Итак, четверо — Глоха, Трент, Синтия и сель, превращенный волшебником в светлячка, чтобы освещать им путь, выступили в поиск, тогда как остальные устроились в пруду Мозговитого Коралла, чтобы с удобством переждать временное отсутствие Трента. Вечеринка и уход со сцены откладывались до его возвращения. Танди решила провести время в пруду с родителями: она резонно предполагала, что после их ухода со сцены не сможет повидаться с ними очень и очень долго. Глоха пообещала, что постарается сообщить Загремелу, где находится и что делает его жена. Ограм не следует волноваться: это плохо сказывается на окружающих скалах, деревьях и всем прочем.

Отправившихся в поиск, Танди снабдила пропуском, завизированным в представительствах гоблинов, демонов, водяных чудовищ и прочих обитателей подземного мира, с которыми полунимфа издавна находилась в прекрасных отношениях. В прежние времена подземные народы ожесточенно враждовали между собой, но в последние десятилетия племена обосновались в обособленных районах и по большей части оставили друг друга в покое. Особых затруднений не ожидалось: идущие с пропуском по зачарованному туннелю считались неприкосновенными, и вряд ли кто-либо захотел бы выставить себя нарушителем договора и рискнул развязать войну из-за сомнительного удовольствия напасть на горстку путников.

Туннель был отмечен зеленым свечением, так что сбиться с пути было бы затруднительно; следуя туннелем, путники могли рассчитывать на такую же безопасность, какую обеспечивала на поверхности зачарованная тропа. По дороге должны были попадаться и места для привалов с едой и питьевой водой.

Первый контрольно-пропускной пункт, до которого они добрались, находился на границе Пандемониума — области, населенной демонами. За столом сидел здоровенный демон с огромными плоскими ступнями, в нахлобученной на макушку синей широкополой шляпе.

— Причина вашего прибытия в Пандемониум? — спросил он уголком рта.

— Транзит, — ответил Трент. — Мы направляемся на поверхность.

Демон окинул их взглядом, хотя широченные поля шляпы существенно затрудняли ему обзор.

— Все с людскими лицами? — спросил демон.

— Ага, — ответил Трент в полном соответствии с протоколом.

— Я никого из вас раньше не видел.

— Мы тебя тоже.

— Это не факт, — возразил демон. — Вы могли видеть меня в другом обличье, — он заклубился дымным облаком, демонстрируя свои возможности, а потом, снова уплотнившись, сказал. — Я бы вас запомнил.

Шляпа вновь появилась на его макушке, и он, важно поправив ее, сказал:

— Ладно, проходите. Только смотрите, если у кого нос окажется слишком длинным, его могут прищемить.

— У нас у всех носы как носы, — фыркнула Глоха.

Демон, однако, посмотрел на нее так, словно она ляпнула глупость, и девушка, призадумавшись, решила, что, должно быть, так оно и было.

Спутники вступили в Пандемониум. Вообще-то демоны не нуждаются в домах, поскольку не имеют смертных тел, равно как и в пище, поскольку ничего не едят, но определенная культура у них все-таки есть. Глоха слышала, что у них имелось даже высшее учебное заведение, именовавшееся УМ (Университет Магии), или УНИВЕРМАГ (Университет Верной Магии), в котором готовили чародеев. Также было известно, что демоны руководят игрой «Со спутником но Ксанфу», позволяющей некоторым обыкновенам посещать Ксанф, не доставляя беспокойства местным жителям. Однако что представляет собой демоническая цивилизация, никто сказать не мог: возможно, все элементы таковой представляли собой лишь видимость, предназначенную для того, чтобы дурачить смертных. Демоны слыли большими любителями позабавиться, так что когда вокруг путников стали раздуваться разноцветные дымные шары, превращавшиеся в чудовищные клыкастые физиономии, Глоха не дрогнула. Она знала, что их просто пугают, и на это, не стоит обращать внимания. Даже когда извилистая тропка превратилась в петляющую массу переплетавшихся кольцами змей, она спокойно продолжила путь и встревожилась лишь после того, как прямо на земле стали открываться и подмигивать ей гигантские глаза. А ну как, подглядев снизу, кто-нибудь из демонов возьмет да и объявит, какого цвета у нее трусики?

— Ты беспокоишься, как бы не оступиться? — спросил Трент, уловив ее озабоченность. — Не бойся, у меня все предусмотрено.

Он швырнул под ноги горсть песка. Глаза заморгали, покраснели, заслезились и наконец закрылись и исчезли.

— Ну как, теперь лучше?

— Да, спасибо, — с улыбкой поблагодарила волшебника Глоха.

Впереди возник дымный смерч, вскоре уплотнившийся в весьма соблазнительную обнаженную женскую фигуру.

— Надо же! — воскликнула демонесса. — Не будь ты так молод, я бы поклялась, что вижу волшебника Трента. Но Тренту как раз сегодня в обед стукнет сто лет, и ему давно пора сыграть в сундук.

— Во что? — не поняла Глоха.

— В короб, в шкатулку, в ларец, в контейнер, в клеть…

— В ящик, — услужливо подсказал Трент.

— Не важно, — буркнула демонесса. — А вот что интересно, так это каким ветром вас, целую компанию смертных, занесло в наши владения?

— Ты, должно быть, Метрия! — воскликнула Глоха. — Я о тебе слышала.

— Конечно, Метрия. Была ею, есть и буду всегда, за исключением тех случаев, когда выйду из себя. Но откуда ты обо мне знаешь?

— Кромби рассказывал, как в молодости — в его молодости — ты ни в какую не захотела показать ему свои трусики.

— Конечно, не захотела. Что я вам, какая-нибудь обращенка?

— Кто?

— Отвращенка, приобщенка, запрещенка…

— А, извращенка…

— Не важно. Разве Заговор Взрослых не запрещает показывать трусики детям и подросткам противоположного пола?

— Запрещает.

— Вот я и соблюдала его как положено. Никаких трусиков!

Она провела руками по телу и оказалась одетой в блузку и юбку. Никаких трусиков видно не было — впрочем, а были ли они вообще?

— Так все-таки, кто вы такие на самом деле? — спросила демонесса.

— А тебе-то что?

— Любопытно, что же еще? Я, если хочешь знать, весьма любознательная особа.

— Ладно, удовлетворим твое любопытство. Меня, например, зовут Трент. Волшебник Трент.

— Врун тебя зовут, вот как. Я ведь уже объяснила, почему ты не можешь быть Трентом.

— Я принял эликсир молодости.

— Опять враки. Местонахождение Источника Молодости известно только Доброму Волшебнику Хамфри и нескольким единорогам, а они никогда не проговорятся.

— Так Хамфри мне и дал эликсира. Немножко.

— Хамфри? Этот старый ворчун? Не верю!

— Хочешь получить доказательство?

— Хочу. Продемонстрируй превращение.

Трент сделал жест, и соблазнительная красавица превратилась в сине-зеленую пупырчатую жабу.

— Я ведь не просила демонстрировать это на мне, — капризно заявила жаба, после чего растеклась дымом и снова стала обнаженной красоткой.

— Значит, я не так понял. Ты ведь просила не показать, а продемонстрировать, а к демонам среди нас относишься только ты.

— Ладно, придется тебе поверить. Но я вижу, ты путешествуешь в компании очаровательных крылатых чудовищ. Можно с ними познакомиться?

— Я Глоха, крылатая гоблинша.

— А я Синтия, крылатая кентаврица.

— Как интересно. А я думала, что в Ксанфе нет других ваших, кроме семейства Че.

— А что ты можешь сказать об этом семействе?

— А ты с ними не знакома? Ну и потеха! — рассмеялась демонесса и растворилась в воздухе.

— Боюсь, теперь она будет нам досаждать, — вздохнул Трент. — Надоедливая особа, хотя, честно сказать, настоящего вреда от нее мало.

— А я думала, что она занята в игре с обыкновенами, — заметила Глоха. — Слышала где-то краем уха.

— Я отработала положенный срок и теперь свободна, — послышалось из взявшегося неизвестно откуда облачка дыма.

Глоха отметила для себя, что если имеешь дело с демонами, надо всегда быть начеку. Никогда нельзя быть уверенной, что они не подсматривают и не подслушивают. Они продолжили путь, и довольно скоро Пандемониум остался позади. Никто к ним больше не приставал, и никаких других странных происшествий не случилось. По всей видимости, демоны потеряли к ним интерес, чему можно было только радоваться.

Тем временем отмечавшая маршрут зеленая плесень стала коричневатой, а воздух сделался прохладнее. Глоха поплотнее прижала к телу крылья: перья вполне могли заменить теплую одежду. Нижней половине Синтии, которую покрывала не слишком длинная, но густая шерсть, холод был нипочем, но вот ее человеческая часть начала мерзнуть, и ей пришлось достать из котомки жакет. За то короткое время, которое она провела вне Коралла, Синтия так и не успела усвоить кентаврскую манеру ходить обнаженной и имела с собой одежду на все случаи жизни. Трент был полностью одет и особых неудобств, кажется, не испытывал.

Холод, однако, усиливался. Земля под ногами кое-где покрылась ледяной коркой, и путники, в надежде согреться, прибавили шагу. Глохе это не нравилось, но поскольку тропу по-прежнему отмечала плесень, она утешала себя тем, что они на верном пути и ничего дурного с ними случиться не должно.

Туннель тем временем сделал поворот и вывел путников в просторную пещеру, где они чуть ли не нос к рылу столкнулись с драконом. От обычного наземного чудовища его отличали усики антенн, заменявших во мраке подземных коридоров глаза, но во всем остальном, и обликом, и размером, это был самый настоящий дракон. Огромный, покрытый серовато-зеленой броней перекрывающих друг друга чешуек зубастый хищник, грозно рыча, двигался вперед на крепких когтистых лапах.

— Кончай рычать! — крикнул ему Трент, выступая вперед. — Мы имеем право беспрепятственного прохода по этой тропе. У нас есть пр…

Сказать «пропуск» волшебник не успел. Дракон выдохнул, но из его пасти вырвался не пар, не дым и не пламя, а снежный вихрь. Отброшенный порывом ветра, Трент отлетел к девушкам, а когда они подхватили его, оказалось, что он совершенно оледенел.

— Это не волшебник, а ледышка какая-то! — изумленно воскликнула Глоха. — Хорошо, что мы не дали ему упасть: разлетелся бы на осколочки, как сосулька. Но я знать не знала, что ледяные драконы водятся под землей и выглядят как обычные. Мне казалось, они белые и их место в снежных горах.

— С драконами нам разбираться некогда, — резонно сказала Синтия, — а вот волшебника лучше оттащить куда-нибудь подальше и дать ему оттаять.

Глоха сочла это разумным, и девушки потащили ледяную статую назад по тропе, подальше от дракона. Большая часть веса Трента пришлась на Синтию, но та не роптала, поскольку была гораздо крупнее. Свернув за угол, они оказались в узком, слишком тесном для огромного дракона коридоре и бережно опустили волшебника на пол.

— А он не… — в страхе начала Глоха.

— Нет, — не дала ей договорить Синтия. — Если мы не замешкаемся, с ним все будет в порядке. Он оледенел только снаружи: надо поскорее сколоть ледяную корку, чтобы не дать ему промерзнуть насквозь.

Они скололи тонкий ледяной панцирь — прозрачные пластинки со звоном падали на камень и разбивались, — после чего Глоха заметила:

— С лицом так не получится. Он не может дышать, а если ты попробуешь отбить корку с носа и губ копытом… лучше этого не делать. Нос и губы тоже отвалятся.

— Ты права, в самых деликатных местах лед нужно растопить. Интересно получается, у меня появился благовидный предлог сделать то, что мне хотелось сделать два… то есть, я хотела сказать — семьдесят два года назад.

Глоха смутилась.

— Ты имеешь в виду…

— Да! — с капризной решительностью заявила Синтия. — Я собираюсь поцеловать его. Может, это и не совсем прилично, но у меня есть веское оправдание.

Крылатая кентаврица не стала откладывать свое намерение в долгий ящик, тем более что никаких ящиков поблизости не имелось. Взяв волшебника за плечи, она с легкостью — кентавров отличает недюжинная сила — перевела одеревеневшее тело в вертикальное положение, примерилась к схваченному морозом рту и впилась в него влажными горячими губами.

После затяжного — Глохе он показался очень затяжным! — поцелуя Синтия отлепилась от по-прежнему неподвижного Трента и сообщила:

— М-мои б-б-буббы з-з-м-м-ерр-зи.

— Твои губы замерзли, — промолвила Глоха, сообразив спустя четверть мгновения, что это значит. — Ладно. Ты отогревайся, а я тебя подменю.

— Ххх-р-р-шо.

От лица Синтии с хрустом отлепилась ледяная корочка, но губки сохранили очаровательную синеву.

Привстав на цыпочки, Глоха прильнула своими теплыми губками к еще не оттаявшим губам волшебника. Ее проняло холодом, однако она ощутила, что уста Трента постепенно становятся мягче. Крылатая гоблинша не взялась бы сказать, сколько длился этот поцелуй — со стороны виднее, — но прервала его, лишь почувствовав, что запас ее внутреннего тепла иссякает. А прервав, с радостью увидела, что изо рта Трента появилась тоненькая струйка пара. К нему вернулась дыхание!

Все это время Синтия усиленно отогревала свои губы, чмокая и облизывая их языком. Растереть губы руками кентаврица не могла, поскольку ей приходилось удерживать оледенелого волшебника в вертикальном положении.

— Думаю, я уже готова повторить, — решительно заявила она. И действительно повторила.

Глоха тем временам растерла свои замерзшие губы, а потом приставила к ним сложенные ладошки и принялась отогревать их своим дыханием. И отогрела как раз к тому моменту, когда на устах Синтии снова образовалась ледяная корочка.

Однако Трент уже выдыхал пар, и Глоха, резонно рассудив, что со ртом у него все в порядке, занялась его правым глазом. Через некоторое время глаз открылся и заморгал. Он оттаял, а вот рот девушки снова замерз.

— Хорошая идея, — заметила Синтия. — С его губами и языком все в порядке, а вот с левым глазом стоит поработать.

Она приступила к делу. Глоха не очень поняла, что там насчет языка, но предпочла не уточнять.

Так или иначе совместными усилиями девушки отогрели физиономию волшебника и занялись телом, по очереди прижимаясь к нему и устраняя лед по мере подтаивания. Наконец Трент шевельнулся:

— Хпахибо хвам, — пролепетал он с некоторой холодностью, шедшей, впрочем, от тела, но отнюдь не от сердца. — Ховсхем непхохо хохда тхебя хцелуют и хобнимают хве охчароватхельные юные дехвицы.

Глоха с Синтией переглянулись и частично покраснели. Второе было для обеих примечательным достижением, поскольку ни кентаврам, ни гоблинам краснеть не свойственно. От их щечек почему-то повалил пар.

— Не растрачивайте впустую тепло! — вскричал Трент. — Мне все еще холодно.

Он и впрямь дрожал.

— Семь бед, один ответ, — промолвила Синтия, хотя какое отношение эта обыкновенская поговорка имела ко всему происходящему, было непонятно. Беда с Трентом приключилась одна, а вот ответов на нее у них нашлось… кто же их считал.

Девушки принялись отогревать волшебника с обеих сторон и со временем, понятное дело, отогрели.

— Я бесконечно благодарен вам за спасение моей жизни, — заявил Трент, когда обрел наконец способность говорить нормально. — Но, может быть, нам не стоит рассказывать другим о подробностях этого небезынтересного происшествия. Нас могут неправильно понять.

Обе девушки хором выразили согласие хранить тайну. Глоха чувствовала странное волнение, понимая, что тайна эта если и не совсем Взрослая, то весьма к ней близка. Трент, несмотря на свой истинный возраст, выглядел весьма привлекательным молодым мужчиной, а ей до сих пор не доводилось ни целоваться, ни прижиматься к ним. Девушка не могла не признать, что испытанные ощущения ей понравились. Она подозревала, что все это действо пришлось но вкусу и Синтии, которой, по ее же признанию, Трент приглянулся еще в первую встречу. Конечно, он был человеком, а они относились к другим видам живых существ, но все же являлись человекоподобными, а стало быть, получили некоторое представление о том, каково иметь дело с особями мужского пола.

— Ну, а теперь, — промолвил Трент, на правах мужчины, отставного короля и действующего волшебника вновь беря инициативу на себя, — нам нужно разобраться с этим драконом.

— Наверное, — согласились они со всей подобающей невинным девушкам скромностью, хотя в свете недавнего приключения их принадлежность к таковым могла вызвать сомнения.

— Конечно, — продолжил он, — теперь, зная его возможности и держась настороже, я могу превратить дракона в какое-нибудь безопасное существо, но мне не хотелось бы причинять кому бы то ни было ущерб поспешными действиями. Хватит того, что я без оглядки превращал кого попало во что ни попадя в молодости, когда был таким, каким выгляжу сейчас.

При этих словах он так выразительно посмотрел на Синтию, что у той не покраснели разве что копыта и конский хвост.

— Как полагаете, могло это случиться по простому недоразумению? Вдруг дракон заморозил меня прежде, чем успел узнать, что у нас есть пропуск?

— Мне кажется, дракон дунул не подумав, повинуясь инстинкту, — ответила Глоха после некоторого размышления. — Он, наверное, из тех, кто сначала что-то делает, а потом пытается сообразить, зачем это было надо. Будь это осознанное нападение, он выдохнул бы холод нам вдогонку и заморозил бы нас в туннеле.

— Звучит убедительно, — поддержала Синтия. — Попробуем объяснить ему, что к чему: может, удастся обойтись без превращений.

— Хорошо, но если он опять попробует нас заморозить, ему не поздоровится, — сурово заявил Трент.

Они снова двинулись вперед и осторожно свернули за угол. Дракон по-прежнему находился в пещере.

— Послушай, старина, — сказал ему Трент, — у нас есть пропуск.

Дракон кивнул. С такой зубастой пастью извиняться, как ни старайся, не получится, но он явно пытался.

— Если ты беспрепятственно дашь нам пройти, мы забудем это маленькое недоразумение, — продолжил волшебник.

Дракон снова кивнул, и они вступили в пещеру. Правда, Глоха приметила, что Трент на всякий случай держал руку наготове — случись что, он тут же сделал бы превращающий жест. Отставной король был не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли: что ни говори, а при всей своей внешней молодости он имел почти вековой жизненный опыт. Возможно, именно поэтому рука Кромби указала на волшебника как на лучшего помощника в поисках. Глохе, при всей ее сообразительности, опыта явно недоставало, но наличие такого спутника компенсировало эту нехватку.

На сей раз дракон не стал морозить путников, а Трент не стал его ни во что превращать. Миновав драконью пещеру, они вступили в новую сеть туннелей и двинулись дальше, ориентируясь на светящуюся зеленоватую плесень. По мере удаления от обиталища снежного дракона плесень становилась ярче и гуще, а воздух все теплее.

Вскоре сделалось настолько жарко, что Синтия убрала в торбу свой жакет, оставшись в одной блузке. Настоящая кентаврица, разумеется, давно обнажила бы свой торс, однако девушка получила человеческое воспитание и, даже зная, что диктующиеся Заговором Взрослых правила на кентавров не распространяются, все равно их придерживалась. В противном случае ее не смущала бы необходимость целовать волшебника, возвращая его к жизни: кентавры считали, что все естественное прекрасно и ничуть не предосудительно. Глоха, хотя и не выросла среди людей, являлась первой представительницей нового вида живых существ и просто не представляла себе, какому кодексу поведения ей надлежит следовать. А потому следовала человеческому, если не находила веских причин для иного выбора.

Жара усиливалась. Глоха и Синтия без конца обмахивались крыльями, а Трент выглядел так, словно ему очень хотелось снять с себя часть одежды. А то и всю. Становилось очевидно, что если так пойдет и дальше, им придется обсудить вопрос об обстоятельствах, при которых нагота допустима.

Но откуда берется этот жар? Если холод создавал снежный дракон, то не приближаются ли они сейчас к логовищу огнедышащего?

Но нет, вскоре они увидели, что путь им преграждает никакой не дракон, а ущелье или ров, наполненный булькающей и дымящейся расплавленной магмой. Отмеченная зеленым тропа вела через него по узенькому, лепившемуся к краю пещеры карнизу. Впрочем, Глохе и Синтии ничего не стоило перемахнуть препятствие, так что неприятная прогулка над огненной бездной ожидала одного лишь Трента.

— Жаль, что в отличие от Дольфа он умеет трансформировать только других, а не себя, — сказала Глоха.

— А кто такой Дольф? — поинтересовалась Синтия.

— Его внук. Принц Дольф умеет превращаться в кого угодно. Он Волшебник Самотрансформации, и в отличие от деда его называют не Трансформатором, а Трансформером. Дольф мой ровесник, но уже женат, и у них с женой близнецы, — Глоха пыталась не дать зависти прозвучать в ее голосе, но без особого успеха.

— Стало быть, наш волшебник Трент уже прадедушка.

— Так и есть, хотя я сомневаюсь, что хоть один встречный в это поверит.

Обе девушки рассмеялись, на мгновение зависнув в воздухе. Так приятно было снова взлететь, пусть даже ненадолго. Летать Синтия научилась еще до того, как укрылась в пруду Мозговитого Коралла и, возможно, именно благодаря этой способности предпочла не возвращать себе первоначальное обличье. Глоха ее понимала: она не представляла себе жизнь без полета и предпочла бы умереть, чем лишиться крыльев.

Тем временем Трент пытался пройти вдоль стены по узенькой тропке. Каждый шаг давался ему все с большим трудом, и опасность оступиться и упасть в огненную лаву становилась все более реальной. Неожиданно он остановился и спросил:

— Синтия, как тебе удается летать?

— Ты ведь сам сделал меня летучей, так что же спрашиваешь? Я просто машу крыльями и лечу.

— Я спрашиваю неспроста. Дело в том, что семейство Че обладает талантом делать легким то, что кто-то из них хлестнет хвостом. Хлестнув себя по боку, любой из этой семьи взлетает в воздух, хотя крылья у них меньше и слабее, чем у тебя. Щелкая хвостом мух, они делают их такими легкими, что насекомых уносит ветер, а хлестнув человека, запросто могут усадить его на себя и взлететь вместе с ним. Если твой талант имеет такую же природу, ты могла бы хлестнуть меня, а потом перенести через эту, чтоб ей пропасть, пропасть.

— Нет, я себя не хлещу и других тоже, — ответила Синтия. — Разве только мух, но не чтобы сделать их легче, а чтобы отогнать. Я никогда не становлюсь легкой и не умею делать легким кого бы то ни было. Просто летаю как летается.

— Может быть, мы все же это проверим? — промолвил Трент, сойдя с тропки и быстро отступив к краю пещеры, прежде чем его подошвы задымились на раскаленных камнях.

Синтия хлестнула его хвостом, но легче он не стал, а когда попытался держаться за нее, она не смогла взлететь. Крылья Синтии обладали достаточной силой, чтобы поднять в воздух ее вес, но никак не были рассчитаны еще и на вес взрослого мужчины. Стало ясно, что ее талант отличается от таланта других крылатых кентавров, а способность летать объясняется лишь мощью крыльев и никак не связана с изменением веса.

— Вот ведь странно, — заметила Глоха. — Это он тебя превратил, а стало быть, и наделил способностью летать, но при этом сам не знает, как работает твой талант.

— Ничего странного, — откликнулся Трент. — Природа таланта непостижима даже для волшебника: мне неизвестно, как действует мой собственный талант, что уж говорить про чужой. Однако теперь мы оказались в затруднительном положении, боюсь, мне по этой тропке не пройти.

— Может, ты полетишь рядом и будешь поддерживать волшебника со стороны, чтобы он не свалился? — предложила Синтии Глоха.

Это вариант был немедленно опробован, но оказался неосуществимым: размах крыльев Синтии был таков, что по приближении к карнизу на расстояние, достаточное чтобы поддержать волшебника, кончик крыла задевал за стену. Крылышки Глохи до стены не доставали, но она была слишком маленькой и слабой, чтобы оказать Тренту помощь.

— А почему бы тебе не превратить одну из нас в кого-нибудь такого, кто сумеет тебе помочь? — просила Глоха.

— А ты что, согласна в кого-то превратиться? — ответил вопросом на вопрос Трент. — Кстати, имей в виду, возможно, в каком-нибудь другом обличье тебе было бы легче найти мужа.

— Нет, меня вполне устраивает природный облик, — возразила она. — И свое счастье я хочу обрести, будучи такой, какова я есть. Но временное превращение — совсем другое дело. Тут можно и потерпеть.

Неожиданно перед ней возникло облако дыма, и сформировавшийся из него рот произнес:

— Ну и дурочка ты после этого.

— А твоего мнения, Метрия, никто не спрашивал! — раздраженно буркнула Глоха.

— Ну и пожалуйста, не очень-то и хотелось! — фыркнула демонесса. — Я могла бы подсказать вам, как переправиться на ту сторону, но раз вы так, выкручивайтесь сами.

Дым рассеялся.

— Как насчет лозы? — спросил Трент. — Если ты укоренишься по одну сторону, а Синтия возьмется за кончик тебя по другую, то я смогу перейти, держась за тебя как за поручень.

— Превратиться в лозу? — испугалась Глоха. Мысль о том, что она может стать растением, просто не приходила ей в голову.

— Камень слишком горячий, — забеспокоилась Синтия. — Растение может завянуть.

— Горицвет не завянет, он ведь цветет, когда горит.

— И то верно, — согласилась крылатая кентаврица. Волшебник и Синтия посмотрели на Глоху. Ей эта идея не нравилась, однако, не имея предлога, чтобы отвертеться, она уже готова была сказать «да». Лишь в последний момент у нее возник вопрос:

— Как же так, ты можешь превращать лишь то, что находится в пределах твоей досягаемости, а мне, чтобы укорениться, надо находиться по ту сторону.

— Я могу превратить тебя здесь, а Синтия перенесет туда твой корешок. Кстати, надо проверить, подходящая ли там почва.

Крылатая кентаврица слетала на присмотренную для укоренения площадку и, вернувшись, сообщила, что с землей там все в порядке.

— Для растений в самый раз, летучие мыши постарались.

Укореняться в продукты жизнедеятельности летучих мышей Глохе вовсе не улыбалось, но никаких отговорок не осталось.

— Ладно, превращай, — пробормотала она, втайне надеясь, что Трент ее не услышит. Но не тут-то было: волшебник щелкнул пальцами, и крылатая гоблинша обратилась в лиану с усиками, листьями и пламенеющими цветами. При этом она испытывала определенный дискомфорт, но то был дискомфорт растения. В качестве горицвета девушка была недовольна тем, что ее корень болтается в воздухе. И то сказать: какому уважающему себя растению захочется, чтобы его выдергивали из земли с корнем?

Синтия перенесла ее через ущелье — над серединой разлома было тепло, а потом несколько прохладнее — и опустила на участок почвы, сдобренный основательно смешанным с экскрементами летучих мышей вулканическим пеплом. На вкус растения, это сочетание было просто восхитительным. Основательно и прочно укоренившись, Глоха принялась расти. Лиана поползала вдоль стены, цепляясь за выступы, и запуская усики в трещины. Выпуская на равном расстоянии один от другого листья, она вбирала тепло, что нравилось ей не меньше, чем славно удобренная землица. И вдобавок позволяло расти.

Вскоре она проделала весь необходимый путь, прочно закрепившись за стену. Нужды в том, чтобы ее держала Синтия, не было, оторвать ее от стены было не так-то просто. Особенно с учетом того, что в трещинах попадались вкусные минералы.

Как только Глоха в знак готовности помахала волшебнику усиками, он снова вступил на тропу и взялся за лиану — но тут же отдернул руку и подул на ладонь. Ползучий стебель оказался слишком горячим. Трент возобновил попытку после того, как достал из котомки толстые рукавицы.

На сей раз он смог держаться и зашагал с большей уверенностью. Ближе к центру, где уступ сузился до ширины стопы, ему пришлось вцепиться в Глоху изо всех сил, но она выпустила в стену еще пару усиков, и все обошлось благополучно.

— Спасибо тебе, — промолвил Трент, оказавшись по ту сторону. — Теперь я верну тебе прежний облик, но сначала нужно собрать всю тебя в одном месте. Тебе ведь не хочется, чтобы какие-то части твоего тела застряли в стене?

Глохе не могла не признать, что в этих рассуждениях имеется определенный резон. Синтия перелетела ров и выдернула корешок, после чего полетела вдоль стены, наматывая лиану на руку, по мере того как та отцепляла усик за усиком. Глохе этот процесс радости не доставлял: ей вовсе не хотелось расставаться с уютными, полными вкуснятины трещинами, но она подозревала, что когда вернет себя прежнее обличье, ее не порадует, если нос, палец или еще что-то останется в камне. Но зачем ей становиться крылатой гоблиншей, если быть лианой совсем даже неплохо…

Неизвестно, к чему привели бы эти рассуждения, но тут Синтия приземлилась рядом с Трентом, и Глоха стала самой собой — даже блузка и юбочка были на месте. При мысли о том, что ей чуть было не захотелось навсегда остаться растением, девушка поежилась, однако она понимала, что получила полезный опыт. По всей видимости, всякая форма жизни считала себя лучшей по сравнению с прочими. Тут было о чем поразмыслить… если не отвлекут более важные дела.

Путь продолжился. Дальше туннель шел в основном под уклон: похоже, зеленая тропа вовсе не собиралась выводить их на поверхность. Вскоре они вступили в область стала… сала… салаг… кажется сталактитей и сталагмитей. Короче говоря, в область остроконечных торчащих штуковин, которые облюбовали для себя пещеры.

— Сталактиты и сталагмиты, — проворчал Трент. — Ничего себе, такие здоровенные, и как раз там, где проходит тропа.

— Чего я никогда не могла запомнить, так это какие из них сверху, какие снизу, — заметила Синтия. — Как эти тити-мити различаются?

— Ну… — неуверенно пробормотал волшебник, — тити, как и положено, сверху, а мити… Или наоборот… — он обреченно махнул рукой.

— Невежа на невеже, — послышалось из образовавшегося перед ними дымного облака. — Никто ничего не смыслит в спелеофагии…

— В чем?

— В спелеомагии…

— Может, в спелеологии? — промолвил Трент, ткнув пальцем в так и не успевшее обрести форму облачко. Оно растаяло, оставив после себя запах серы.

— Неважно, — с сердитым видом произнесла за Метрию Глоха, и все покатились со смеху.

Назойливая демонесса исчезла, но проблема осталась. Тити-мити росли так густо, что Тренту между ними было не протиснуться. Правда, между свисавшими с потолка и торчавшими из пола остриями оставалось пространство, вполне достаточное для пролета обеих девушек, но волшебник, увы, летать не умел.

— Я начинаю задумываться о том, так ли уж хорошо быть человеком, — промолвил он.

— Беда не в том, что ты человек, — заявила Глоха, — а в том, что у тебя нет крыльев. Будь ты крылатым, у тебя все было бы как надо.

— Спасибо на добром слове, — отозвался Трент, и Глоха внезапно поняла, что ее высказывание можно трактовать по-разному. И тут же почувствовала, как разгорается слабый румянец. К счастью, он был очень слабым — она перегорела, будучи горицветом.

— Может, мне удастся расчистить путь, — предположила Синтия и, подлетев к ближайшему сталагмиту, лягнула его копытом. Сталагмит упал и с шумом покатился между другими. Но почти в тот же миг сверху обрушился дождь копьеподобных титей. Спутники едва успели отскочить в сторону.

— Сдается мне, силой тут дорогу не расчистить, — заметил Трент. — Эта пещера защищает себя сама.

— Придется поискать другой путь, — сказала Глоха и, взмахнув крыльями, поднялась в пространство между острыми кончиками титей-митей. Она так и не уяснила, какие из них как называются, но беспокоилась не об этом, а о том, как бы не задеть острие крылом. Увы, никакой другой тропы сквозь пещеру не пролегало, а единственный выход из нее имелся на противоположном конце, где туннель сворачивал к подземной реке. Вдоль этой реки и тянулась дальше линия зеленой плесени.

— Я начинаю сомневаться в том, что мы на верном пути, — призналась она по возвращении. — Просто невозможно поверить, что Танди смогла когда-то пройти этой дорогой.

— Мне кажется, что она проходила здесь не одна, а со своим нынешним муженьком, — сказал Трент. — А он огр, и для него здешние препоны не страшны.

Это было правдоподобно, но из-за невозможности обратиться за помощью к какому-нибудь огру, никак не могло помочь пробраться через пещеру.

— Ты вроде упоминала реку, — сказала после некоторого раздумья Синтия. — Нельзя ли вывести ее из себя?

— Что? Нет, она показалась мне погруженной в себя. О, ты наверное имела в виду возможность отвести воду из русла? Но в таком случае вода просто заполнит эту пещеру.

— Именно. И как только она поднимется выше митей… или титей… Короче говоря, когда она поднимется, Трент сможет проплыть между остриями, не задев их.

— Думаю, это прекрасная мысль! — восхитился Трент. — Ты столь же умна, сколь и прелестна.

Синтия зарумянилась всюду, где ее не покрывала шерсть. Может быть, сидя в пруду Коралла, она и испытывала недобрые чувства по отношению к Тренту, но теперь это осталось в прошлом. Теперь волшебник определенно вызывал у нее интерес, и Глоха вполне могла ее понять. Трент хорош собой, умен, искушен в жизни и одарен одним из самых сильных магических талантов в Ксанфе. Чего еще можно хотеть от мужчины?

Крылатая гоблинша снова полетела к реке, приземлилась на берегу и с помощью своих изящных ручек и ножек прокопала в песке канал. Вода, наверное, из любопытства, затекла в него и направилась дальше, в пещеру. По всей видимости, не без удовольствия, поскольку она активно расширяла канал своим напором. Тити-митева пещера стала превращаться в озеро.

— Я отвела реку, и она вроде не возражала, — сообщила Глоха, прилетев назад.

— Вот и прекрасно, — отозвался Трент, хотя и без особого воодушевления. Он уже стоял по колено в воде и выглядел так, словно новое приключение забавляло его куда меньше, чем реку. Уровень воды в пещере неуклонно поднимался.

Глоха и Синтия парили между сталактитами и сталагмитами.

— У тебя все в порядке? — спросила Глоха волшебника.

— Ну конечно, я ведь умею плавать. Вы, девушки, летите вперед и подождите меня на суше. Я скоро буду.

Летающие девушки так и сделали: парить на одном месте не так-то просто.

— Отважный человек, — промолвила на лету Синтия.

— И прекрасный волшебник, — согласилась Глоха. — Трудно поверить, что когда-то его называли злым.

— Это все из-за того, что ему захотелось захватить власть над Ксанфом прежде, чем король Шторм окончательно сойдет со сцены. Чтобы добиться этого, Трент напревращал во всякие всякости уйму народу. Но мне кажется, что добравшись до трона, он стал хорошим королем.

— Это точно, Ксанф в его правление процветал. Да и теперь, когда в замке Ругна правят сын Бинка Дор и дочь Трента Айрин, дела идут неплохо. По-моему, это лишний раз доказывает, что никогда не угадаешь, чем все обернется.

— Никогда, — почему-то мечтательно повторила за ней Синтия.

Приземлившись на суше, девушки стали наблюдать за прибывавшей водой, то и дело отлетая в глубь пещеры посмотреть, как там волшебник. Наконец вода покрыла верхушки митей так, что над ней нависали острые кончики титей. Теперь пещера походила на зубастую пасть дракона, наполненную слюной. Однако эта ассоциация Глохе не понравилась, и она поспешила выбросить ее из головы.

Как только уровень воды сделался достаточным, Трент поплыл. Особых затруднений у него не возникало: лишь однажды он случайно задел ногой скрытую под водой митю (или скрытый мить), что повлекло за собой немедленное падение нескольких титей (или тить). Однако они плюхнулись в то место, откуда Трент уже успел уплыть.

Как только он выбрался на сушу, они продолжили путь. Некоторое время дорога лежала вдоль реки, но потом извилистое русло отвернуло в сторону, а помеченная тропа стала забирать наверх, пока не привела путников в просторную круглую пещеру с потолком в виде купола и торчавшим в центре единственным массивным сталагмитом. Странным, однако, было отсутствие какого-либо намека на выход. Линия зеленоватой плесени обрывалась посреди пещеры.

Они огляделись по сторонам, но в каменных стенах не было ни щелей, ни трещин, ни лазов. Их покрывали изображения самых обыкновенных, ничем не примечательных чудовищ: драконов, грифонов, химер, морских змеев и сфинксов. Среди них попадались и люди, воины с копьями.

— Древняя, должно быть, пещера, — промолвил Трент. — Видите, на стенах нарисованы существа, на которых охотились тогдашние обитатели Ксанфа. Они изображали их, чтобы магическим способом обеспечить себе охотничий успех. Или наоборот, чтобы магическим манером помешать этим чудовищам успешно охотиться на них. В любом случае это ценный исторический памятник.

— Но под землей нет подобных существ, не считая разве что драконов. Нам, во всяком случае, не попадалось, — удивилась Глоха.

— Возможно, люди охотились на них, охотились, да всех и перебили.

— А возможно, драконы охотились на людей, охотились, да всех и переели, — предположила Синтия. — Людей-то мы тут тоже не встречали.

— Ты рассуждаешь здраво, — похвалил ее Трент.

— Но как нам выбраться отсюда, пока никто не истребил нас? — жалобно спросила Глоха.

Трент скривился.

— Боюсь, что ответ на заданный безусловно правомочный вопрос в настоящий момент лежит за пределами моей компетентности, — не вполне вразумительно промолвил он.

Глоха растерянно огляделась, но ничего похожего на ответ поблизости не лежало. Видимо, «пределы компетентности» находились где-то далеко, и за ответом пришлось бы тащиться довольно долго.

— Но ведь тропа здесь не кончается! — неожиданно воскликнула Синтия. — Взгляните, она идет по спирали, вверх по этому… этому митю…

Подняв глаза, Трент с Глохой убедились в том, что так оно и было: плесень вилась по сталагмиту, поднимаясь к потолку, в котором имелся лаз.

— Вот и выход, — промолвил волшебник. — Одна беда, он не очень-то подходит для меня. Забраться наверх по этой гладкой штуковине мне не под силу, а воды, которая могла бы поднять меня к потолку, здесь нет.

— Вода — ерунда по сравнению с твоим талантом! — уверенно заявила Синтия. — Преврати меня в кого-нибудь большого-пребольшого, чтобы я могла поднять тебя наверх, вот и все.

— Я могу, но только с твоего согласия. Ты и так слишком великодушна ко мне, учитывая то, как я обошелся с тобой в прошлом.

— Мало ли что с кем случалось в прошлом, — улыбнулась крылатая кентаврица. — Сейчас мы в одной упряжке и должны действовать сообща, помогая друг другу.

— Ладно, — согласился Трент. — В таком случае я, пожалуй, сделаю тебя птицей рок. Этой птахе ничего не стоит поднять человека. Только надо все как следует рассчитать: ведь если я снова превращу тебя в кентаврицу прежде, чем ты пройдешь через отверстие, ты можешь свалиться.

«И разбиться!» — в ужасе подумала Глоха, но потом сообразила, что падение крылатой кентаврице не грозит. Проблема все же оставалось: отверстие в потолке было слишком маленьким даже для кентаврицы, а уж о том, чтобы в него протиснулась птица рок, не могло быть и речи. Но гоблинша, еще не успев растеряться, уже нашла выход.

— Ты преврати ее в маленькую птичку, чтобы она могла пролететь наверх, в то отверстие. А как пролетит — снова в кентаврицу. Тогда все будет в порядке.

— У тебя тоже голова неплохо варит, — похвалил ее Трент, и Глоха, несмотря на гоблинскую смуглость, зарделась. Оказывается, в бытность свою горицветом она израсходовала не весь запас румянца.

Волшебник щелкнул пальцами, и Синтия обернулась воистину исполинской птицей. Подхватив гигантским клювом казавшегося рядом с ней совсем крошечным человека, она взмыла к потолку. Трент, как поняла Глоха, находился сейчас в полной ее власти — ей ничего не стоило перекусить бывшего обидчика пополам, просто поплотнее сомкнув клюв. Описав несколько кругов, птица рок поднялась к вершине купола и просунула клюв с Трентом в отверстие. Миг спустя клюв был пуст: волшебник вылез наружу и, судя по тому, что не свалился назад, на чем-то там укрепился. Синтия описала еще один круг, осторожно, стараясь не задеть крылом сталагмит, подлетела к лазу — и птица рок исчезла. Появившаяся на ее месте крохотная пташка упорхнула в отверстие.

Глоха, до сего момента державшаяся подальше, чтобы избежать тяги, создаваемой взмахами чудовищных крыльев, тоже поднялась вверх и пролетела сквозь отверстие.

Наверху ее встретили Трент и Синтия.

— Видела? Это было элементарно, — промолвила крылатая кентаврица, выпуская волшебника из объятий. Как он туда попал, осталось неизвестным… возможно, Синтия просто ухватилась за него, чтобы не потерять равновесия в момент обратного превращения.

— Пустяки, дело житейское, — согласился Трент.

Глоха, однако, думала иначе — не на счет данного превращения с объятиями, а насчет всего странствия по подземному миру, оказавшегося почему-то сопряженным со множеством препон, напоминавших испытания на пути к замку Доброго Волшебника. Однако тревожить друзей попусту она не хотела, а потому свои соображения оставила при себе, где им было и место.

Некоторое время они шли без помех, но довольно скоро наткнулись на спавшего гоблина.

Трент прокашлялся.

— Вали отсюда, болван! — гаркнул гоблин, не открывая глаз.

— Полагаю, это гоблинский контрольно-пропускной пункт, — сказал Трент. — Эй, часовой! Ну-ка, глянь на наш пропуск.

Гоблин с усилием разлепил глаза, после чего они неожиданно широко распахнулись.

— Кто такие? Откуда взялись?

— Мы идем из подземного мира, — спокойно ответил Трент. — Следуем на поверхность установленным маршрутом, и на сей предмет у нас имеется пропуск. Вот он.

— Что за бред? Мы изменили маршрут так, чтобы никто не мог выбраться!

Трент, Синтия и Глоха переглянулись — изобилие препятствий получило объяснение. Оказывается, это была очередная гоблинская пакость.

— Будь любезен, объясни, зачем вам это понадобилось? — спросил Трент с обманчивой мягкостью в голосе.

— А затем, что мы плюем на все паршивые договоренности, заключенные слюнявыми придурками, правившими этой местностью до нашего прихода. Конечно, мы ребята не промах и пока не укрепились здесь как следует, сами косим под недоумков. Делаем вид, будто признаем эти охранные тропы, и прочую дурь, а демонам там и прочим, если они что пронюхают, можно сказать, будто путники сами заблудились.

— А по настоящей охранной тропе путешествовать было легче?

— Еще бы! Она вела прямиком наверх: раз, и ты снаружи. Но теперь с этим покончено: все идиоты, топающие по зеленке, будут попадать в наши котлы.

— Но это может снова ввергнуть подземный мир в войну.

— Ага, — с довольным видом хмыкнул гоблин, — очень даже может. Но вам это уже совершенно неинтересно: вас мы сварим и слопаем задолго до того, как эта война начнется. Скидывайте свои торбы и одежду: от них в котлах никакого навару. Так, что мы имеем? Одного тупого мужика, одну гоблиншу-полукровку с дурацкими крыльями — ох и позабавимся же мы с ней! — и крылатую кентаврицу. Вот уж кого я на дух не переношу, так это крылатых кентавров. Конечно, в Ксанфе полно всякой дряни, но таких гадов, как крылатые кентавры, еще поискать. По большому счету все беды нашего народа начались с того времени, когда этот поганый маленький проныра заявился в Гоблинов Горб и добился того, чтобы девчонка стала вождем. Девчонка! Вождем! И ведь этак, поганец, ловко все устроил, что нам, настоящим парням, оставалось только убраться из родных пещер. Но ничего, мы еще свое возьмем. А ты, паскудина копытная, легкой смерти не жди. Уж мы твои перышки по одному повыщипываем. Ты еще умолять будешь, чтобы тебя поскорее в кипяток окунули. Ну и потеха нас сегодня ждет! Ну и потеха!

У Глохи по коже побежали мурашки, да и Синтия, похоже, испытывала то же самое. А вот Трент оставался совершенно спокойным. Или, если не оставался, то во всяком случае довольно убедительно притворялся.

— Так значит, есть правильная тропа? Та, которая ведет на поверхность и на которой нет никаких ловушек?

— Точно, урод, только тебе по ней не топать: мы все равно закроем ворота. Так что можешь сожрать свой дурацкий пропуск, мы такого дерьма не едим.

— А ты тут единственный часовой? — полюбопытствовал волшебник.

— Ага, — загоготал гоблин. — Торчу тут один-одинешенек, если не считать сотни парней, засевших в засаде.

Он взмахнул рукой, и в тоннель из боковых проходов выбежали гоблины с копьями и дубинками.

— Ну умора, — заходился от смеха караульный. — Ты, мужик, наверняка надеялся, что вы втроем со мной одним справитесь и «пойдете себе дальше. Да, знал я, что людишки по большей части тупые, но ты не иначе как первейший дурень в Ксанфе.

Мурашки забегали но нежной коже Глохи с еще большей интенсивностью. Она знала, что гоблины мужского пола народ скверный, однако эти, не пожелавшие признать власть Гвенни и укрывшиеся в глубинах, наверняка были худшими из худших. Ждать от таких извергов пощады было бы нелепо.

— Как вижу, ты не знаешь, с кем говоришь, — невозмутимо промолвил Трент.

— Ты человечишка, и этого вполне достаточно. Я не такой дурак, чтобы перегружать память и давать имена каждому куску жаркого. Конечно, мужики не так вкусны, как девчонки, они больно уж жилистые, но с пряностями да с соусом тоже сгодятся. Так что скидывайте одежку, и марш к котлам.

— Я волшебник Трент. Не слышал о таком?

— О тебе, уроде? Кто бы мне стал о тебе рассказывать и с чего бы я стал всякие байки… Постой! Как, ты сказал, тебя кличут?

— Трент-Трансформатор. Волшебник Превращений.

— Врешь ведь! — прорычал гоблин, однако попятился.

Трент сделал шаг и, щелкнув пальцами, превратил караульного в здоровенную пурпурную змеюку, с клыков которой сочился яд.

— Как видишь, не вру. Ползи, передай от меня привет своим приятелям.

Но гоблин — теперь ядовитый аспид — повел себя не так, как от него ждали. Он не убежал, а бросился на волшебника. Глоха поняла, что превращение не затронуло его глубинной сути: он остался врагом, точно так же, как она оставалась другом даже в облике лианы. Магия Трента не могла изменить характера.

Поняв, что с ядовитой гадиной лучше не связываться, волшебник снова щелкнул пальцами, и змея обернулась огромным розовым слоном. Он застрял в тоннеле своим телом заслонив путников от гоблинской орды, и это было неплохо. Хуже было то, что заслоненным оказался и путь к отступлению. Выйти на правильную тропу они не могли.

— Глоха, здесь есть боковые туннели, — промолвил Трент. — Ты смогла бы сориентироваться в них и найти путь наверх?

— Наверное, смогла бы, но нам не прорваться. Гоблины будут устраивать засады, стараясь напасть прежде, чем ты успеешь пустить в ход чары, или швыряясь камнями издали, находясь вне пределов твоей досягаемости.

— А если найти коридор, который они не смогут использовать?

— То его не сможешь использовать и ты. Летать ты не умеешь, а всюду, где пройдет человек, пройдет и гоблин.

Девушке не хотелось лишний раз напоминать спутнику о его недостатке, но, к сожалению, то была правда.

— Тогда найди проход, пригодный только для вас с Синтией. Вы улетите, а если они вздумают вас преследовать, я их задержу.

Он предлагал пожертвовать собой ради их спасения. Глоха, разумеется, не желала принимать такую жертву, да и Синтия, само собой, тоже. Однако сейчас было не до споров: гоблины быстро сориентировались и двинулись в обход застрявшего слона. Из боковых тоннелей уже доносились топот и крики.

И тут ей на глаза попалась табличка.

— Смотрите! — воскликнула она — Гоблинский запрещающий знак! Бежим!

Глоха устремилась туда.

— Но почему? Он ведь запрещающий! — спросила Синтия, рысью спеша за ней.

— Именно поэтому. Не знаю, что там такое, но гоблины туда не сунутся. А это как раз то, что нам нужно.

Они вбежали под высокие своды широкого ровного туннеля. Он был удобен, пригоден и для человека, и для кентаврицы, которые были вдвое выше самого рослого гоблина, однако Глоха не могла не задуматься о том, какая угроза заставила гоблинов отказаться от его использования. И почему они, раз уж сочли туннель опасным, не завалили его камнями?

Тоннель вывел их к большой пещере, наполовину заполненной неподвижной водой. Только тихая заводь, и при этом никаких других туннелей, коридоров и лазов за водой не было.

— Почему гоблины страшатся этого места? — озадаченно спросила Синтия.

— Мне тоже невдомек, — призналась Глоха. — Живи в этой заводи какое-нибудь по-настоящему страшное чудовище, они завалили бы проход, чтобы оно не смогло выбраться и погнаться за ними. Но гоблины ограничились запрещающим знаком. Это странно. И из этого вовсе не следует, что заводь безопасна для нас. Ясно только, что она почему-то опасна для них, и они сюда не сунутся.

— Мне кажется, я там что-то вижу, — промолвила Синтия, вглядевшись в темную воду.

Все посмотрели в указанном направлении.

— Вроде что-то мохнатое, — пробормотала Глоха.

Нечто — или некто — направился в их сторону. Издали это походило на мохнатый меховой шар, однако по приближении шар разинул пасть, каким-то образом оказавшуюся шире его самого, и так лязгнул зубами, что во все стороны полетели искры.

— Да, для купания это место не годится, — промолвил Трент. — Но этот заводной шарик, похоже, по суше не катается и из заводи не вылезает. Наверно, потому гоблины и не сочли нужным перекрывать туннель. Достаточно держаться подальше от воды.

— Да, так оно и есть, — согласилась Глоха. — Гоблины ленивы и ничего не станут делать без крайней нужды. Они не стали делать завала, поскольку этому чудику наружу не выбраться, и ограничились знаком.

— Однако, — рассудительно промолвила Синтия, — может, эти гоблины и лентяи, они мало похожи на трусов. Что же до мохнатого заводного, то он явно маловат, чтобы остановить целую гоблинскую рать. Размером он примерно в половину меня и любого гоблина разжует не поморщившись, но если они навалятся всем скопом…

— Или вздумают закидать его копьями с берега, — подхватила Глоха, — то ему придется туго. А памятуя о гнусности гоблинского нрава, трудно предположить, что они отказали бы себе в удовольствии пошвыряться с безопасного берега всякой дрянью в чудовище, неспособное за ними погнаться. Думаю, он повесили перед заводью запрещающий знак не из-за заводного. Или не только из-за него.

— И нам необходимо выяснить, из-за чего именно, — поддержал Трент. — Мехового зверя я всегда могу превратить в кого-нибудь безобидного, но не стоит соваться в воду, не выяснив, один ли он там, и нет ли чего-нибудь пострашнее. Как бы это узнать?

Что ни говори, а волшебник был большим мастером по части тонких намеков.

— Ты мог бы превратить меня во что-то такое, чему меховой мячик не страшен. Например в аллегорию. Это даст мне возможность обследовать глубины заводи и выяснить, нет ли там за, а точнее под водой подходящего для нас прохода.

— Это надо обдумать, — отозвался Трент. — Спешить не стоит: я, знаешь ли, предпочитаю не действовать наобум, особенно имея дело с тем, что не до конца понимаю. В этой заводи есть какая-то тайна, и одним заводным она не исчерпывается.

Склонившись над водой, Синтия коснулась поверхности, и в тот же миг меховой шар метнулся к ней. Челюсти щелкнули, и она едва успела отдернуть палец.

— Похоже, заводному не нравится, когда кто-то суется в заводь. Он мигом заводится, — заметила Глоха.

— Больно, — сказала Синтия, помахивая пальцем.

— Он тебя укусил?

— Не успел. Это вода жжется, — ответила крылатая кентаврица, поднося палец ко рту.

— Стой! — крикнула Глоха. — Вода просто так не жжется, а вдруг она ядовита? У меня на платочке осталось немножко целебного эликсира, дай оботру.

Она вытерла палец, на котором уже начал вздуваться волдырь, смоченным магическим снадобьем платком, и кентаврица мигом почувствовала облегчение.

— Теперь нам ясна и другая причина, по которой гоблины избегают этой пещеры, — промолвил Трент. — Вода ядовита, приспособился к ней только здешний меховой заводила. Однако я все равно не уверен в том, что мы полностью раскрыли тайну заводи. Зато уверен в другом: чтобы выйти наружу, нам нужно как-то миновать заводь.

— Но вдруг там, под водой, нет никаких ходов? — предположила Глоха.

— Это маловероятно, — ответил Трент. — Сюда не впадает никаких ручьев, сверху вода не сочится, но откуда-то она в эту заводь поступает. Надо полагать, внизу бьет ключ. Он-то и может оказаться ключом к нашему избавлению.

— Наверное, — неохотно согласилась Глоха. — Во всяком случае другого выхода здесь, похоже, нет.

— Но ведь вода ядовитая, как же мы станем нырять? — осведомилась Синтия.

— Вопрос, конечно, интересный… — пробормотал Трент. — Прежде всего надо разобраться, почему вода отравлена. Здешняя скальная порода яда не содержит, иначе это сказалось бы и на других источниках. Но ничего такого не происходит: я недавно плавал и цел-целехонек. Река, которую отвела в сторону Глоха, была совершенно чистой. Гоблины не стали бы отравлять заводь у себя под носом. А это заставляет предположить, что тут произошло магическое отравление.

— Магическое отравление! — воскликнула Глоха. — Ты хочешь сказать, что мы видим перед собой Источник Яда, подобно тому как бывают Источники Любви, Ненависти, Молодости и так далее?

— Что-то в этом роде, — кивнул Трент. — Если этот Источник не хочет, чтобы ему докучали гоблины, то это самый толковый способ.

— Толковый-то толковый, но беда в том, что мы тоже вынуждены держаться от водицы дальше, как и наши недруги.

— Надо попробовать договориться. У неодушевленных тоже бывают свои желания: почему бы не попытаться заключить сделку?

— Сделку? С водой?

— С заводью. Сдается мне, этот мохнатый заводила в какой-то мере понимает потребности того места, где обитает. Не исключено, что он расскажет нам, чего хочет заводь и чем мы можем быть ей полезны.

Девушки посмотрели на собеседника с сомнением.

— Допустим, он может понимать воду. Но мы-то его понимать не можем.

— Это не проблема. Я могу превратить любую из вас в такой же меховой мяч. Пусть мне неизвестна природа его магического иммунитета против яда — это не имеет значения. Талант есть талант, он действует вне зависимости от понимания. Ну а заводной с заводным точно договорится. Выяснив, что к чему, можно будет прийти к соглашению и с заводью.

— В прошлый раз ты превращал Синтию, так что нынче моя очередь, — сказала Глоха. Не то чтобы вся эта затея внушала ей особые надежды, но ничего лучшего никто предложить не мог.

Подойдя к ней, волшебник щелкнул пальцами, и она, превратившись в волосатый шар, с довольным плюхом свалилась в воду. Ощущение было восхитительным.

Однако шар, уже находившийся в заводи, тут же устремился ей навстречу, оскалив клыки.

— Эй, мохнорылый! — воскликнула она на ставшем понятным не совсем вербальном наречии, увидев, что намерения у него явно недобрые. — Погоди кусаться. Мы с тобой одного племени, давай потолкуем.

— Ты и правда из наших, — удивился шар. — Да никак еще и женского рода. А я мужского. Давай-ка с тобой…

— Погоди, сначала поговорим, — возразила Глоха, чуток ошарашенная таким напором.

— О чем?

— Ну как о чем. Об этой заводи. Как в ней завелась отрава — небось магическим манером?

— Конечно. Разве это не здорово? Никто посторонний меня не беспокоит. Правда, порой мне бывает одиноко. Так что давай…

— А можно эту магию аннулировать? Сделать так, чтобы обычное существо смогло искупаться здесь, не рискуя раствориться?

— Конечно, если Аква захочет.

— Аква. Так что, заводь зовут?

— Ну. А меня Фор. Мы с ней душа в душу живем, но иногда все-таки устаем друг от друга. Так что давай…

Глоха вздохнула. Похоже, у этого заводного только одно на уме, и пока она не успокоит его на сей счет, проку от него не добиться. Конечно, это большая жертва с ее стороны, но в конце концов она совершеннолетняя, а им нужно отсюда выбираться.

— Скажи, чего именно ты хочешь? — осторожно уточнила она.

— Поиграть, чего же еще. У меня невесть сколько времени не было товарища по играм, да и у Аквы тоже. Поневоле затоскуешь.

— Понятно. А как ты собираешься играть?

— Ясное дело как: устроим гонки по кругу, будем плескаться, играть в прятки на дне. Забав предостаточно.

Глоха осознала, что до сих пор понимала заводного неправильно. Она была совершеннолетней, а он нет, и заводилой мог выступать только в детских играх. Впрочем, как раз в этом Глоха готова была посодействовать ему с немалой охотой.

— А ну в пятнашки! — крикнула она и помчалась вперед, подпрыгивая на воде. Как это получалось, учитывая, что у нее не было ни рук, ни ног, ни хвоста, Глоха не понимала, однако двигалась более чем прытко.

— Здорово! — откликнулся заводной, устремляясь вослед.

Глоха нырнула и тут же поняла, что выход из пруда имеется: вода поступала туда из отверстия с одной стороны и вытекала, фильтруясь через решетку, с другой. Стало понятно, почему снаружи вода не отравлена: покидая волшебный пруд, она проходила очистку, становясь безвредной.

Стремясь выяснить, годится ли канал, по которому поступает вода, для бегства, Глоха устремилась туда, но заводной обиженно воскликнул:

— Так нечестно!

— Почему? — спросила она, удерживаясь против течения.

— Потому, что эта дырка не ведет ни в какие забавные места. Это путь на поверхность, а я туда не хочу.

— Прости, я не знала, — извинилась Глоха и метнулась назад. Фор попытался коснуться ее, но она, хотя и дала ему перед этим фору, ускользнула. А вернувшись принялась дразниться: — Заводила-мазила! Заводила-мазила!

— А вот и нет! — обиделся он. — Ничем я тебя не мазал. Ты и убегаешь нечестно, и дразнишься неправильно.

— Ой, прости, пожалуйста! — воскликнула Глоха. — Я хотела дразниться правильно. Как мне искупить свою вину?

— Ничего страшного, — тут же простил он. — Главное, чтобы было с кем играть, а как дразниться, это дело десятое.

— Кстати, Фор, — промолвила она, воспользовавшись моментом, — если бы у вас с Аквой появился постоянный товарищ по играм, могли бы вы пропустить на поверхность трех забавных посторонних.

— Если товарищ по играм останется с нами? Конечно!

— Тогда свяжись с Аквой, Фор, а я уточню у своих, что да как, — уверенным тоном заявила Глоха: она знала, что когда имеешь дело с детьми, взрослая уверенность помогает. Иногда.

— Договорились! — заводной нырнул куда-то в глубь заводи, а Глоха вынырнула на поверхность и крикнула Тренту:

— Превращай меня!

Волшебник, однако, не торопился. Это озадачило девушку, но вскоре она сообразила: слов ее он не слышит и не понимает, а отличить один шар от другого не может. Для посторонних они совершенно одинаковы. Чтобы дать ему понять, что она это она, девушка принялась двигаться по воде выписывая свое имя: ГЛОХА.

Трент мигом сообразил, в чем дело, и спустя мгновения она снова стала крылатой гоблиншей.

— Мы можем заключить сделку! Заводила и заводь мечтают обзавестись товарищем для игр, — с ходу сообщила Глоха. — И выбраться можем: ход, через который в пруд поступает вода, ведет прямо на поверхность. Но тебе надо будет превратить кого-нибудь, муравьишку или букашку какую, во второй меховой шар. Правда, как к этому отнесется букашка…

— Может, не стоит трогать насекомых, — отозвался Трент. — Надеюсь, мне вообще не придется прибегать к превращениям. У нас здесь есть некто, вполне способный составить компанию заводному в своем естественном обличье.

— Это кто? — не поняла Глоха.

— Сель! — сообразила Синтия. — Я о нем чуть не забыла.

— Но захочет ли он остаться? — усомнилась Глоха. — Досель он проводил время в путешествиях и, вполне возможно, не пожелает убраться отсель вместе с нами.

— А мы его спросим.

Трент достал из кармана светлячка, бережно положил его на пол, и в тот же миг туннель позади них перекрыла гигантская грязевая лепешку.

— Сель, — сказал волшебник, — тут есть одинокая заводь и одинокий малыш-заводной. Можешь остаться с ними, твою службу нам мы будем считать законченной. Если согласен, плюхайся в воду.

Сель так и поступил: без промедления плюхнулся вниз. Яд его, похоже, нимало не тревожил.

К нему тут же приблизился заводила. Они сблизились — будь у них носы, можно было бы сказать, что они принюхались друг к другу — и тут же начали вовсю резвиться. Сель, которому больше не приходилось из-за своих пассажиров держаться на поверхности и сохранять неизменную форму, оказался великолепным партнером. Он нырял, подпрыгивал, растекался, видоизменялся. В заводи царило веселье.

— Ну что ж, ответ ясен, — промолвил Трент, — Конечно, на поверхности нам без него будет труднее, однако иначе отсюда не выбраться. К тому же он хорошо поработал и вполне заслужил право на отдых и развлечения.

— И все-таки я не понимаю, как мы отсюда выберемся, — сказала Синтия. — Положим, вода, согласно сделке, сделается неядовитой, но как мы преодолеем подземную реку? Крылья там бесполезны, а дышать под водой мы не умеем.

— С вами все просто, — возразил Трент, — Превращу вас в рыбок, и плывите на здоровье. Вот со мной, уже в который раз, дело обстоит хуже. Не знаю, что и делать.

— А ты преврати нас в двоякодышащих рыб, — подсказала Глоха. — Тогда любая из нас сможет дышать за двоих, за себя и за тебя.

— Великолепная идея! — согласился Трент. Потом он наклонился, попробовал пальцем воду и удовлетворенно кивнул.

— Не отравлено. Аква и Фор держат слово.

Потом он щелкнул пальцами, и обе девушки обернулись двоякодышащими рыбами. Они оказались в чистой, свежей воде, и Глоха обнаружила, что ей это очень даже нравится. Теперь она прекрасно понимала, что значит «чувствовать себя как рыба в воде». Синтия тоже выглядела удовлетворенной. По всей видимости, любой облик и любая среда обитания имели свои достоинства.

Потом нырнул Трент. Набрав воздуха, он направился к устью подземной реки, тогда как рыбки указывали ему путь. Когда же воздух в его легких кончился, Синтия припала рыбьим ртом к его губам, вроде как в поцелуе, и принялась дышать двояко, за него легкими и за себя жабрами.

Потом настала очередь Глохи: она прильнула к устам волшебника и вдохнула в его легкие воздух из своих. Забавно, но это действо с равным успехом можно было считать и искусственным дыханием, и поцелуем. Конечно, Глоха (как, надо полагать и Синтия) никогда никому не призналась бы в том, что подобный контакт с существом мужского пола, принадлежащим к другому виду, доставляет ей удовольствие. Это следовало хранить в тайне, однако тайна делала занятие еще более притягательным.

Меняясь, девушки поддерживали дыхание Трента, пока впереди не забрезжил свет и волшебник не вынырнул на поверхность.

Выбравшись из воды, он вернул своим спутницам обычный облик. Выйдя на берег, они принялись, разбрызгивая воду, отряхивать крылья. Одежде еще предстояло сохнуть.

Они находились на берегу речушки, уходившей в овраг, а потом нырявшей под землю. Теперь они знали, куда она течет. Но главное — это радовало больше всего! — им удалось вернуться в Ксанф. Нелегкое подземное путешествие закончилось.