Время камней

Глава 1

Внизу проносилась земля. Сафир перестал вырываться из когтей ящера, тем более что это было опасно для жизни. Пределы Урдисабанской империи остались позади, и чудовище держало путь на север, в сторону Казантара.

Несколько раз Сафир пытался обратиться к Дьяку, но тот, видимо, не слышал его из-за хлопанья крыльев и свиста рассекаемого воздуха, а возможно, просто игнорировал призывы пленника. Сафир не сомневался, что его захватили в интересах Казантара, хоть и не понимал, какую пользу может принести похищение человека, поднявшего руку на своего императора. Ему оставалось только смириться с неудобствами и, как подобает истинному воину, положиться на судьбу и верную руку.

Сафир много размышлял о том, зачем император приказал убить его отца и мать. В чем мог провиниться лорд Маград перед Камаэлем? И если его вина была доказанной, то почему его не лишили вместе с жизнью титула, привилегий и земель? Чем объяснить то, что его наследник до последнего времени продолжал считаться представителем одного из самых уважаемых родов империи? Да и имя его отца, Каида, никогда никем не связывалось ни с чем, достойным осуждения. Мог ли Камаэль впасть в заблуждение, поверить навету, совершить ошибку? Сафир не чувствовал себя в силах разобраться во всем этом неожиданно свалившемся на него хаосе.

Он почему-то вспомнил сцену из прошлого, когда они с Нармином Армаоком и небольшим отрядом легионеров выследили и окружили предводителя мятежников Экермейской провинции, Кастрома Инлейского, шесть дней уходившего с горсткой верных людей от погони. Тогда они могли бы перебить их, но Кастром предложил поединок, и Нармин согласился.

Бой не был долгим — мятежник не мог сравниться в мастерстве с воспитанником Пажеского Корпуса, из которого со временем выходили самые высокопоставленные чиновники и командиры. Нармин убил его на четвертой минуте поединка, вспоров живот от пупка до грудины. Затем он пнул тело и вытер меч об одежду поверженного.

— Зачем ты так? — спросил Сафир, подъезжая. — Он был благородным человеком и сражался за то, во что верил.

— А я, может быть, специально, — отозвался Нармин, с готовностью обернувшись к Сафиру. — Вот так, нарочно ногой, чтобы предельно унизить. Потому что я знаю, что противник мой благороден и заслужил иного. Оттого мне и захотелось скатить его в грязь, чтобы почувствовать собственную… несправедливость. Захотелось узнать, каково это — быть неоправданно жестоким — до подлости! — Глаза его лихорадочно блестели, а губы кривились в усмешке. — Видишь, я и сам знаю, что поступил подло. И тогда, когда ногой его толкал, уже знал, да только оттого еще слаще мне было. Я и сейчас вот говорю это больше для того, чтобы в себе разобраться: зачем я это сделал? И мне до трепета, до дрожи любопытно, каково это, и что я еще почувствую, и почувствую ли. Или, может быть, сотворил я несправедливость и забуду о ней завтра же, словно и не было ничего, и в душе ни следа не останется. Нельзя же было упускать такой шанс: проверить, что человек, низость совершая, чувствует!

— И ты доволен? — спросил Сафир сухо. В тот раз друг неприятно поразил его: словно приоткрылась завеса над чем-то прежде глубоко спрятанным в его душе и оттуда показалась рожа демона.

Нармин рассмеялся, но как-то неестественно, хотя видно было, что отчасти и искренно.

— Не знаю, — он убрал меч в ножны и поправил пояс. — Говорю же: не понял до конца всего еще. Видишь, какой я, оказывается. — Он коротко и испытующе взглянул на Сафира. — А ты думал, я убиваю лишь по долгу службы, а на самом деле у меня сердце кровью обливается?

Сафир промолчал, глядя на своего друга в мрачном недоумении. Ему казалось, что того снедает затаенная боль, которая неожиданно выплеснулась наружу.

— Это ты из-за того, что я приют для сироток построил и учителей им нанял? — насмешливо продолжал Нармин. — Решил, что я детей люблю и о душах их пекусь, о чистоте нравственной?

— Я и сейчас того же мнения, — сказал Сафир, понимая, что Армаока заставляет все это говорить стремление к самобичеванию. Ему было жаль друга и хотелось ему помочь, но он не знал, как. Нармин был из тех людей, что не торопятся раскрыть душу даже перед теми, кто готов выслушать их.

— Неужто? — Нармин как будто обрадовался на мгновение, но быстро отвернулся. — Впрочем, отчего же мне и не любить их? — добавил он тише. — Ведь многие умеют совершать жестокости и в то же время творить добро и не чувствуют никакого противоречия, да и есть ли оно?

— Противоречия нет, это ты верно подметил. Только ты вот сейчас произнес слово «умеют», и мне подумалось, что не в умении тут дело, потому что нет в таких людях искусственности. Они и добро и зло творят искренне.

— Тут ты прав, конечно, — согласился Нармин. — Это я неудачно выразился. Только почему ты жестокость сразу записал в зло? Я не говорил ничего такого.

— Как же, ты полагаешь, может быть добро в жестокости? — удивился Сафир, но тут же, будто спохватившись, добавил: — А ведь верно. Случается, что и во имя блага приходится быть жестоким!

— Кто же знает, что такое благо? — усмехнулся Нармин, поглядев на Сафира так, словно тот произнес веселую шутку.

— Император знает, — тихо, но твердо ответил Сафир.

— На этом и покончим, — лицо Нармина стало вдруг серьезным. — Об этих материях нам уже не следует рассуждать.

— И я так думаю, — согласился Сафир. Он понял — его друг пожалел, что дал себе волю, и замкнулся. С тех пор они никогда не говорили о случившемся.

Почему ему вспомнился теперь этот эпизод, Сафир не знал, только чувствовал, что ошибался тогда и император не может всегда быть прав. А иначе… иначе все, что он любил и во что верил, полетит кувырком и разлетится на тысячи осколков.

Когда стемнело, ящер начал снижаться на берег небольшого озера. Он отпустил Сафира у самой земли, и тот благополучно встал на ноги, правда, тут же покачнувшись — то ли оттого, что долго болтался в воздухе, то ли от голода.

Посол спустился со спины дракона и задумчиво посмотрел на плывущую в облаках луну. Сафир взял меч на изготовку, приготовившись к нападению, однако Дьяк скользнул по нему спокойным взглядом и, едва усмехнувшись, сказал что-то ящеру, который тотчас же начал уменьшаться, пока не превратился в ленивца, вразвалку отправившегося собирать хворост, — видимо для костра.

— Простите, что позволил себе похитить вас, лорд, — произнес посол совсем не извиняющимся тоном, — но я подумал, что участь, которая вас ждет после того, что вы устроили в Цирке, слишком незавидна, — он покачал головой. — Зачем вы напали на своего императора?

— Были причины, — отозвался Сафир после паузы. Он не был уверен, что должен объяснять что-то послу только потому, что тот якобы решил помочь ему. — Хотите сказать, будто погубили свою миссию ради того, чтобы спасти мне жизнь? — он недоверчиво ухмыльнулся. — Не смешите!

Дьяк пожал плечами:

— Мы с вами успели сойтись за то время, что вы сопровождали меня. Ваша судьба стала мне небезразлична.

— Больше, чем успешное завершение посольской миссии?

— С ней ничего не случится, — отозвался Дьяк, небрежно махнув рукой. — Все эти дипломатические встречи — всего лишь формальности. Только власть предержащие решают, что им делать и с кем воевать. Если император Камаэль не захочет начинать войну с Казантаром, то и не начнет. Вы могли бы это знать.

Сафир невольно улыбнулся. Для него, конечно, не было секретом истинное положение вещей, хотя он и понимал, что поступок посла мог послужить поводом для императора Урдисабана обвинить Казантар в вероломстве. Но причину всегда можно найти, если в этом есть необходимость, и чьи-либо действия не имеют для этого никакого значения. Тут посол был совершенно прав.

— Значит, вы поступили совершенно бескорыстно? — поинтересовался Сафир, продолжая держать меч наготове.

Дьяк неопределенно улыбнулся.

— А сами вы как полагаете? — спросил он. — Похож я на человека, делающего что-то бескорыстно?

— Не очень, — признался Сафир.

— Почему бы вам не убрать оружие? — предложил посол, взглянув на обнаженный клинок. — Если бы я хотел причинить вам вред, эта железка не помогла бы вам. — С этими словами Дьяк щелкнул пальцами, лезвие окутало зеленоватое пламя, и рукоять мгновенно раскалилась так, что Сафир был вынужден разжать ладонь, а меч упал на землю. — Нужны еще демонстрации?

Сафир отрицательно покачал головой.

— Очень убедительно, — проговорил он, потирая обожженную руку. — Что теперь?

— Можете взять его. Он уже остыл, — сказал Дьяк.

Сафир подобрал меч и с удивлением обнаружил, что посол прав: рукоять оказалась холодной. Он убрал оружие в ножны и сложил руки на груди, вопросительно уставившись на своего «спасителя».

— Так-то лучше, — кивнул посол, — между людьми не должно быть преград, особенно таких острых, как ваш меч. — Он улыбнулся. — Иначе как мы можем доверять друг другу?

— А мы сможем? — Сафир приподнял брови.

— Почему нет? У вас есть причины не верить мне?

— Целое море!

— Ну, пусть так, — легко согласился посол, примирительно поднимая руку. — И все же мне бы хотелось, чтобы мы с вами, лорд, поработали какое-то время вместе.

— Вот как? — проговорил Сафир без выражения.

В это время ленивец принес охапку хвороста и положил на землю перед Дьяком. Посол сел на кочку и, проведя ладонью над хворостом, поджег его.

— Вы колдун, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказан Сафир.

— Наблюдательность — прекрасное качество, — улыбнулся Дьяк.

Сафир нахмурился. Он ясно увидел в тоне и словах казантарца насмешку, а спускать подобное не привык.

— Не сердитесь, лорд, — проговорил посол, жестом заставляя огонь разгореться сильнее, — это не принесет вам никакой пользы.

— Чего вы от меня хотите?

— Помочь вам.

— Мне?

— Разумеется. Но, помогая вам, я помогу и себе, конечно. Ничто не бывает бесплатным.

— Кроме сыра в мышеловке.

— Совершенно верно, — согласился Дьяк. — Но и за него мышь, как правило, платит собственной жизнью. Итак, скажите, лорд Маград, чего бы вам хотелось больше всего? — посол прищурился, глядя Сафиру в глаза.

— Узнать правду… кое о чем.

— О чем же? Я не смогу помочь вам, если вы будете скрытничать.

— Откуда мне знать, что вы поможете, если не буду? — парировал Сафир. Он пока не мог понять, какую игру ведет казантарец, но было ясно, что тот предложит какую-то сделку.

— Попробуйте — и узнаете.

— Ладно. Можете сказать, как погибли мои родители?

— Разумеется.

Сафир не смог скрыть удивления.

— Я хочу сказать… описать. И причины… — пояснил он, решив, что посол его неправильно понял. — Мне не нужны общие слова о том, что я и так не раз слышал. Я хочу узнать правду.

Дьяк поднял руку, останавливая его.

— Не нужно ничего объяснять, лорд. Я прекрасно вас понял. Ваши родители погибли по приказу одного могущественного лица. И, похоже, его имя вам известно.

— Вы хотите сказать…

Дьяк кивнул.

— Именно так. Не зря же вы напали на императора Камаэля. Как видите, я действительно могу быть вам полезен. Если, конечно, мы договоримся.

— И что я могу узнать… от вас? — проговорил Сафир внезапно севшим голосом.

— Все, что вас интересует, лорд, — ответил посол серьезно, — кроме причин.

— Почему нет?

— Они известны только императору Камаэлю. Но я помогу вам спросить его о них.

— Что… вы имеете в виду?

— Я могу дать вам возможность вновь встретиться с убийцей ваших родителей лицом к лицу. Один на один, без телохранителей, готовых в любой момент окружить своего повелителя кольцом, через которое вы не сумеете прорваться. Как вам мое предложение, лорд? Хотите вы этого?

— Разумеется. Но какова цена?

— Самая приемлемая. Уверен, она более чем устроит вас.

— Назовите! — потребовал Сафир.

— Смерть императора Камаэля, — Дьяк пожал плечами, — то, что совсем недавно не удалось вам.

— Ценой будет то, что я и так хочу сделать? — спросил Сафир недоверчиво.

— Совершенно верно. Так что для вас наша сделка во всех отношениях оказывается выгодной. Вы получите ответы на свои вопросы и возможность мести, и при этом никому ничего не будете должны.

— Что ж, если так… то я согласен, — проговорил Сафир. — Терять мне все равно нечего.

— Мудрое решение, — кивнул Дьяк, — но есть одно условие.

— Слушаю, — Сафир помрачнел.

— Вы будете в точности делать то, что я вам скажу. И тогда я гарантирую вам встречу с императором Камаэлем, — добавил он.

— Хорошо, — Сафир кивнул, — но я должен быть уверен, что он действительно приказал убить моих родителей. Мне нужны настоящие доказательства. Вы можете их предоставить?

— Иначе я бы с вами не разговаривал.

— Где они?

— Вот, — Дьяк извлек из-за пазухи металлический криптекс. — Здесь подписанный императором Камаэлем и удостоверенный государственной печатью обвинительный акт, в котором ваш отец признается виновным в измене. — Дьяк набрал код, извлек из криптекса сложенный в несколько раз листок и протянул Сафиру.

Тот развернул его дрожащими руками и начал читать. По мере того как до него доходил смысл написанного, его лицо становилось все бледнее и жестче. Никаких сомнений не оставалось: именно император Камаэль приказал казнить его отца и мать. Мир рушился, переворачивался с ног на голову. Доказательства вероломства императора Сафир держал в руках, но как отрешиться от тех лет, которые он провел рядом с убийцей своих родителей? Камаэль относился к нему почти как к родственнику, и это никак не вязалось со страшными словами, черневшими на бумаге. И все же его подпись и печать не оставляли сомнений в том, кто стоял за гибелью четы Маградов.

— Я согласен на ваше предложение, лорд Дьяк, — проговорил Сафир, не поднимая глаз.

— Прекрасно. Но вам придется кое-чему учиться. Месть не будет скорой.

— Главное, чтобы она совершилась в этой жизни, — буркнул Сафир.

— Тогда договорились, — Дьяк поднялся, обошел костер и протянул Сафиру руку. — Скрепим?

Сафир неуверенно пожал крепкую ладонь.

— Могу я оставить это себе? — спросил он, имея в виду обвинительный акт.

— Разумеется. Считайте это подарком.

— Благодарю, — Сафир спрягал листок за пазуху.

— Пора перекусить, — Дьяк приказал ленивцу что-то на незнакомом Сафиру языке, и тот отправился в лес. — Пока он принесет и приготовит пищу, — сказал посол, — у нас есть время. Хотите, я расскажу вам, как погибли ваши родители?

Сафир медленно кивнул.

— Это было в день вашего рождения, — начал Дьяк, поворошив дрова. — Ваш отец, лорд Каид-Маград, возвращался с плантаций айхевая. С ним было несколько слуг. Их окружили легионеры, Декурион прочитал обвинение в измене и приговор: смерть. Ваш отец пытался защищаться, но его убили вместе со слугами. Затем легионеры ворвались в имение, где только что родила ваша мать, Массиолея. Ребенка назвали Сафиром. Это все, что успели сделать, поскольку в следующий миг в спальне появились легионеры и убили всех, кроме вас. Таков был приказ императора. Вы были доставлены в Тальбон и определены в Пажеский Корпус. За вами сохранили титул и земли. Никто не знал, отчего погибли лорд Каид-Маград и его жена. Официально было объявлено, что на вашего отца напали разбойники, а леди Массиолея умерла во время родов. По первому случаю было разбирательство и кого-то даже покарали. Мелких бандитов, не имевших к случившемуся никакого отношения. Император хотел сохранить один из могущественнейших родов Урдисабана. Кроме того, объявлять об измене аристократов опасно — это может подать пример другим, заронить недоумение и повлечь не совсем верноподданнические мысли. Ведь если кто-то наверху недоволен императором, значит, с ним что-то не так. Куда лучше, когда в стране все спокойно и ничто не будоражит умы. Думаю, именно так рассудил император, и, надо признать, это было мудрое решение. Кроме того, должно быть, Камаэль увидел в том, чтобы заставить сына своего врага служить себе, особый… — Дьяк помахал рукой, подбирая слово, — парадокс. Конечно, насколько справедливыми были обвинения в измене, выдвинутые против вашего отца, и на каком основании они вообще появились, вы спросите сами, — добавил Дьяк, видя, что вопрос готов сорваться с губ Сафира, — когда встретитесь с императором перед тем, как его убить.

— Откуда вам все это известно?

— Вы сами видели, лорд, что я могу многое, — посол развел руками. — Многое, но не все. Поэтому не спрашивайте о причинах убийства ваших родителей меня. У вас будет возможность все узнать, как говорится, из первых рук. Просто запаситесь терпением.

— Видимо, придется, — мрачно кивнул Сафир. — Но вы так и не ответили, как вы узнали…

— Это моя тайна, — перебил его Дьяк. — Если вы сомневаетесь в том, что мои слова — правда, давайте расторгнем нашу сделку прямо сейчас. И можете делать что хотите.

— Вы отпустите меня?

— Само собой, — Дьяк пожал плечами. — Зачем мне вас убивать? Итак?

— Все в силе.

— Вот и прекрасно.

В этот момент вернулся ленивец. Он тащил двух глухарей. Приблизившись к костру, он принялся ощипывать их с ловкостью, которую трудно было заподозрить в столь неуклюжем на первый взгляд существе. Впрочем, после того, как Сафир видел его превращение в ящера, это не удивляло.

— Он разумен? — поинтересовался Сафир, указав глазами на ленивца.

— Не менее чем вы, лорд, — ответил Дьяк.

— Откуда он?

— В общем-то ниоткуда. Магическое существо. Создано мной. — Дьяк внимательно поглядел на ленивца, обдиравшего дичь. — Можете считать его родиной Казантар. У вас еще будет возможность познакомиться с ним поближе.

Сафир неопределенно кивнул. Он не знал, как относиться к этому заявлению.

— Нам нужно преодолеть еще немало миль, — сказал Дьяк. — Завтра мы продолжим путь и через день будем на месте. В моем замке, вернее башне. Повелитель Казантара любезно предоставил мне земли для занятий тем… что мне интересно. Там довольно пустынно, правда, часто случаются набеги кочевников и вольных отрядов. — Дьяк с сожалением покачал головой. — Весьма опрометчивые ребята. Приходится убивать их, а потом убирать трупы. Иногда я думаю, что следовало бы оставлять мертвецов в назидание другим, но запах… — посол поморщился. — Словом, места дикие, но не думаю, чтобы вам сейчас хотелось шумного общества.

— Совсем нет, — признался Сафир.

— И никто не помешает нашим занятиям. Как я уже говорил, вам придется многому научиться, прежде чем вы будете готовы вернуться в Тальбон для встречи с императором Камаэлем.

— И чему же?

— Сражаться. Лучше, чем вы делаете это сейчас. И, главное, магии.

Сафир удивленно поднял брови и взглянул на Дьяка.

— И сколько же мне придется учиться? Наверное, не пару дней?

— Сколько потребуется. Это не так сложно, как кажется со стороны.

— А вы уверены, что я смогу научиться?

— Почти каждый может, — ответил Дьяк. — Конечно, у всех разные способности, но все зависит от усердия и желания научиться. Если вы будете помнить, что это необходимо для достижения вашей цели, обучение пойдет быстрее.

Сафир кивнул.

— Я обещал во всем слушаться вас, милорд, — сказал он.

— Называйте меня атаи.

— Что это значит? — нахмурился Сафир.

— Учитель.

— Хорошо, — кивнул Сафир, немного подумав.

— Теперь предлагаю заняться ужином, — сказал Дьяк, указывая на готовые для поджаривания тушки, который ленивец протягивал ему. Посол сделал несколько пассов руками, и птицы начали зажариваться прямо на глазах. — Вообще-то я не люблю пользоваться магией, если в этом нет необходимости, — сказал Дьяк, следя за тем, чтобы тушки покрывались корочкой равномерно, — но сейчас не хочется ждать. Признаться, я тоже проголодался.

Утром Сафир и Дьяк продолжили полет на удивительном ящере и примерно через сутки добрались до земель, принадлежавших послу. Они оказались довольно пустынны — всего пара деревень, стоявших по разным берегам узкой и мелкой речушки. Барон Деморштский показал их лорду Маграду, когда они пролетали над ней.

— Люди почти не обременены моим присутствием, — говорил Дьяк, скользя взглядом по убогим домишкам. — Обычно то, что мне нужно, привозят из других городов. Эти крестьяне порой оказывают мне любезности. Когда нужно что-то сделать быстро. За это я защищаю их от набегов вольных отрядов, бандитов и наемников, которые не нашли свою войну.

— У вас есть собственная гвардия? — поинтересовался Сафир.

Дьяк поглядел на него с полуулыбкой.

— Она мне не нужна, — сказал он. — Любой, кто приходит сюда за легкой добычей, умирает. К сожалению, я не знаю жалости.

— Это не такое уж плохое качество, — заметил Сафир, подумав, что посол, пожалуй, рисуется.

— Возможно, — согласился тот, — не мне судить. Мы почти на месте. Посмотрите туда. — Дьяк указал направо, где виднелась сложенная из белого камня высокая башня. По периметру шел выступающий балкон с изящными перилами. Вокруг расстилались поля, лишь на горизонте окаймленные дремучим лесом. Когда они подлетели, ящер сделал несколько кругов над башней, словно предлагая гостю рассмотреть окрестности. Наконец, они снизились и сошли на землю.

Не успели они дойти до двери, как навстречу им вышла Маэрлинна. Она порывисто обняла мужа и лишь затем поздоровалась с Сафиром.

— Рад видеть вас в добром здравии, — проговорил Сафир, отметив про себя, что супруга посла отнюдь не выглядит утомленной недугом, из-за которого ей пришлось покинуть Урдисабан. Маград заметил, что ее живот стал еще больше, — очевидно, она должна скоро родить. Вероятно, посол предвидел, какой оборот могут принять дела, и нарочно отослал ее домой.

Женщина на секунду нахмурилась, но затем быстро взглянула на Дьяка, и лицо ее разгладилось.

— Благодарю вас, лорд Маград, — сказала она. — Мне действительно гораздо лучше.

— Вижу, пребывание в родных стенах пошло вам на пользу, — заметил Сафир любезно.

— Да, но само путешествие оказалось крайне утомительным, — пожаловалась женщина, слегка поморщившись от воспоминаний. — Вы, должно быть, тоже устали. Я распорядилась насчет обеда, а пока вы можете отдохнуть в своих покоях, — обратилась она к Сафиру. — Слуги проводят вас.

Маград поклонился в знак благодарности.

— Встретимся за столом, лорд, — сказал ему Дьяк, протягивая жене руку.

Втроем они вошли в Белую Башню.

Глава 2

Ирвин и остальные беглецы добрались до пещер чуть позже, чем рассчитывали. Когда птица села и люди выбрались из челнока, солнце давно опустилось за горизонт и над Заливом Печали темнело звездное небо. Вдоль берега тянулась небольшая горная гряда, усеянная пещерами. Здесь был целый лабиринт естественных тоннелей.

— Куда теперь? — спросил Зимария, окидывая взглядом склон.

— Надо поискать подходящее укрытие, — ответил Ирвин. — Предлагаю разбиться на несколько групп, так будет быстрее.

— Нам нужна большая пещера, — заметил Зимария, — чтобы поместились и птица, и гондола.

— Здесь есть такие, — успокоил его Ирвин, — просто надо отыскать ту, что повыше.

— Да уж, иначе нам все это добро не затащить! — усмехнулся Зимария, смерив взглядом голема и челнок.

— Если анкхели нас выследят, — буркнул кто-то из отряда, — в пещере мы окажемся как в волчьей яме.

— Там полно ходов, — возразил Ирвин, — мы сможем легко уйти от стражей.

— А ты хорошо знаком с катакомбами? — спросил Зимария.

— Нет, но у нас будет время обследовать их и присмотреть подходящие пути для бегства, — сказал Ирвин.

— Это верно, — согласился Зимария. — Ладно, хватит болтать! В конце концов, все равно мы уже здесь, так что давайте искать пещеру.

Люди разделились и через пару минут скрылись в темноте, оставив голема на берегу.

Ирвин оказался в паре с невысоким и угрюмым человеком, которого все называли Римесом. Тот провел в Маор-Агтоне чуть меньше семи лет, и сейчас ему было около сорока. Во время полета Ирвин слышал, как он говорил кому-то, что мечтает вернуться на родину, но боится, что там его отыщут анкхели, и поэтому не знает, куда податься.

Они с Ирвином шли вдоль скал, вглядываясь в темноту. То, что отряд прилетел ночью, существенно осложняло поиски, поскольку трудно было заметить входы в пещеры, зачастую скрытые разросшимися на склоне кустами.

Прошло около получаса, прежде чем Ирвину и Римесу попалось на глаза что-то подходящее. Полукруглое отверстие зияло футах в десяти над землей. Попасть туда можно было, поднимаясь по скалам, как по ступеням, и через минуту оба уже стояли на пороге пещеры.

— Надо было прихватить факелы, — сказал Ирвин, — не видно, влезут ли сюда голем и челнок.

— У меня есть кресало, — проговорил Римес, — можно подпалить какую-нибудь ветку.

— Отличная идея, — одобрил Ирвин.

Они спустились и наломали прутьев из ближайших кустов. Римес поджег их, собрав в пучок, так что получилось подобие факела. Горел он неярко, но, по крайней мере, позволял обследовать пещеру.

К радости Ирвина и Римеса, она оказалась достаточно большой. Кроме того, из нее вели два тоннеля, один из которых уходил под наклоном влево, а другой довольно круто забирал вниз.

— По-моему, подходит, — сказал Ирвин, когда они вышли из пещеры и стали спускаться по склону.

— Да, неплохое местечко, — согласился Римес. — Интересно, что нашли другие.

— Будем возвращаться?

— От добра добра не ищут. Мы и так проходили почти час.

— Ладно, — согласился Ирвин, — идем назад.

Когда все беглецы собрались у голема, оказалось, что, помимо Ирвина и Римеса, подходящие пещеры удалось отыскать еще двум группам. Но одна пещера была меньше, а в другой отсутствовали запасные выходы.

— Мы не проверяли тоннели, — признался Ирвин, когда их с Римесом расспрашивали о найденной пещере, — возможно, они и не ведут наружу.

— Но в них, по крайней мере, можно будет спрятаться, если нагрянут анкхели, — заметил Зимария. — К тому же других вариантов все равно нет.

Через полчаса голем уже затаскивал гондолу по склону. Люди суетились вокруг, следя, чтобы она не повредилась о скалы. Наконец птица и челнок оказались внутри пещеры.

Беглецы тщательно замаскировали вход кустами и развели костер. Несколько человек остались готовить пищу, а другие отправились исследовать катакомбы. Каждый держал по факелу, а замыкающий разматывал тонкую веревку, конец которой был закреплен в пещере, благо беглецы прихватили достаточно канатов и бечевы, чтобы латать тросы, крепящие челнок к голему.

На поиски выхода из пещеры им понадобилось около двух часов. Тоннель выводил на склон в четверти мили от входа. В случае нападения анкхелей через него можно сбежать. Вот только укрыться было негде, так что пришлось замаскировать отверстие и надеяться, что у крылатых стражей нет собачьего чутья и они не смогут выследить людей.

На всякий случай выставили дозор. Два человека постоянно наблюдали за небом. И, как оказалось, не зря.

Анкхели появились на второй день ближе к вечеру. Они летели широкой цепью в несколько рядов.

— Боги, сколько же их тут?! — пробормотал Зимария, глядя на небо через просветы в маскировке.

— Не меньше полусотни, — сказал Ирвин. — Неужели все здесь?

— Невозможно! Они не оставили бы башню без охраны.

— Похоже, они решили во что бы то ни стало нас отыскать, — заметил кто-то из беглецов.

— Зря мы надеялись, что они отстанут, — поддакнул другой.

— Спокойно! — проговорил Зимария, не отрывая глаз от неба. — Еще ничего страшного не случилось. Мы допускали, что они доберутся сюда, так что нет повода для паники.

— Анкхели нас не видят, — поддержал его Ирвин, — скорее всего, пролетят мимо.

— Хорошо бы! — пробормотал кто-то.

Стражи тем временем уже оказались над хребтом. Они явно смотрели не только вперед, но и вниз. Значит, допускают, что беглецы могли где-нибудь спрятаться.

— Не заметят! — пробормотал Зимария, невольно отстраняясь от маскировки, словно опасаясь, что его могут увидеть даже сквозь густой заслон из веток.

Неожиданно анкхели разделились. Большая часть двинулась дальше, а десяток снизился к подножию гор.

— Что?! В чем дело?! — раздался со всех сторон беспокойный шепот.

— Заткнитесь! — зашипел Зимария. — Жить надоело? Или не знаете, какой у них слух?!

Это подействовало, и в пещере сразу наступила мертвая тишина.

Анкхели явно совещались, время от времени поглядывая на скалы. Было не похоже, чтобы они заметили укрытие беглецов, — скорее эта группа просто должна была обследовать хребет, а затем догнать остальных.

Через несколько минут стражи разделились и полетели в разные стороны. Вскоре все они исчезли из виду.

— Как думаешь, найдут нас? — шепнул Ирвин Зимарии.

Тот пожал плечами:

— Вряд ли. Хребет большой, пещер много. А мы к тому же замаскировались.

— Если что, мы сможем отбиться?

Зимария невесело усмехнулся:

— Здесь? Нет.

— Но у нас есть арбалеты!

— И что? Это срабатывало в воздухе, да еще когда нас защищали големы, а здесь мы, как мыши в мышеловке. Одна надежда на тоннель.

— Если мы сбежим, анкхели захватят птицу!

— Кажется, мы собирались оставить ее здесь, — напомнил Зимария.

— И ты готов бросить ее?

— Так безопасней.

— Я не об этом.

Зимария взглянул на Ирвина с полуулыбкой.

— Была у меня мысль, — проговорил он, — податься на северо-восток. Хочу еще полетать на этой малышке.

— Значит, я прав, — кивнул Ирвин, — ты не хочешь бросать ее.

— Мое желание не имеет большого значения. Мы не можем сражаться с анкхелями.

— Знаю. Это обидно. Но, по крайней мере, живы останемся.

Зимария усмехнулся:

— Ты думаешь?

— А что? — насторожился Ирвин.

— Если мы сумели найти выход, то и они рано или поздно его отыщут. Стражи не перестанут нас искать, они обшарят здесь каждый закуток.

— Значит, мы в ловушке?

— Возможно, нам удастся ускользнуть от них, пока они будут обследовать пещеру. Если повезет. Но мы не сможем прятаться бесконечно.

— Слушай, хватит сгущать краски! — перебил Зимарию кто-то из беглецов. — И так тошно!

— Вот именно! — поддакнул другой. — Мы все все понимаем, но у нас нет выхода!

— Надо было лететь дальше, — вздохнул Римес.

— Да? — Зимария насмешливо поднял брови. — Самое большее через три дня анкхели нас догнали бы. Так у нас, по крайней мере, есть шанс.

Никто не ответил. Все понимали, что их предводитель прав, но слишком боялись открыто признать это. Где-то наверху кружили анкхели, и люди чувствовали себя пойманными в ловушку. Если стражи обнаружат их убежище, то не спасет никакой тоннель — анкхели позовут остальных и вместе обыщут всю округу. Так называемый запасной выход давал только иллюзию безопасности — и нутром это чуял каждый из беглецов. Одно то, что анкхели до сих пор преследовали людей, означало, что они не намерены упускать их.

— Сидеть тихо! — приказал всем Зимария. — Даже не кашлять. Следите за небом! — добавил он, обращаясь к дозорным.

Около получаса прошло в тревожном ожидании. Анкхели не появлялись — видимо, обследовали другие склоны.

— Может, улетели? — с надеждой проговорил Ирвин.

Зимария покачал головой:

— Вряд ли. Они понимают, что здесь полно подходящих мест, чтобы спрятаться.

— Почему они вообще так уверены, что мы тут были?

— Понятия не имею. Возможно, мы видели только одну поисковую партию, и на самом деле стражи действуют наугад.

— Хорошо, если так.

Через час появились анкхели. Их было трое, и они медленно пролетели вдоль склона, вглядываясь в скалы. Солнце уже начало садиться, и стало темнеть. Это было только на руку беглецам. Стражи исчезли из виду и больше не появлялись. Зимария отправил одного из дозорных на разведку. Тот прошел через тоннель и выбрался из замаскированного входа, чтобы поискать анкхелей с обратной стороны хребта. Вскоре он вернулся и сообщил, что стражей нигде не видно. Стало ясно, что они улетели, и люди вздохнули с облегчением.

— Что ж, теперь можно разойтись, — сказал Зимария. — Думаю, опасность миновала.

— Но ты решил лететь дальше, — заметил кто-то из беглецов.

— Да, похоже, я не готов расстаться с нашей птичкой, — кивнул Зимария. — Думаю, теперь, когда анкхели отправились дальше, некоторое время можно чувствовать себя в безопасности. Главное, изменить маршрут. Но я никого не заставляю лететь со мной. Желающие могут действовать по собственному усмотрению.

— С птицей опасней, — задумчиво проговорил Римес.

— Это точно, — согласился Зимария, — но, видимо, я малость разучился ходить пешком.

— И куда подашься? — спросил Ирвин.

— На северо-восток.

— Мимо Казантара?

— Возможно.

— Мне это как раз по пути, — сказал Ирвин.

— Ну, тогда добро пожаловать на борт. — Зимария обвел взглядом остальных спутников. — Кто остается?

Оказалось, что большинство не горит желанием расстаться с птицей и продолжить путь в одиночестве. Хотя оставаться с големом и было опасно, только трое решили покинуть товарищей и добираться до родных мест самостоятельно. Они не верили в то, что анкхели улетели далеко, и считали, что безопасней избавиться от птицы и гондолы.

Люди дождались утра, и отряд разделился. С рассветом трое беглецов, распрощавшись со всеми, ушли в лес, а остальные погрузились в челнок, и Зимария дал голему команду взлетать. Птица тяжело взмахнула крыльями и, сделав короткий разбег, взмыла в воздух. Какое-то время казалось, что она вот-вот рухнет обратно, однако металлические крылья поймали ветер, и голем начал подниматься все выше. Вскоре беглецы уже могли видеть хребет не перед, а под собой. Им открылась великолепная панорама: серые с буроватым оттенком горы тянулись вдоль Залива Печали, словно стеной отгораживая равнины от дувших с него ветров. До самого горизонта простиралось поросшее лесами пространство, пересеченное небольшой извилистой рекой, сверкавшей в лучах утреннего солнца. Погода выдалась на удивление ясная — за ночь небо расчистилось, и теперь на голубом фоне виднелись только три маленьких белых облачка, плывших над заливом.

Зимария поднял подзорную трубу и внимательно осмотрелся.

— Анкхелей не видно, — сообщил он через минуту, — берем курс на северо-восток. Сегодня отличный день!

— Будем надеяться, что таким он и останется, — проговорил стоявший рядом с ним Ирвин.

Он смотрел вдаль, но думал не о погоде и не о крылатых стражах, а о том, что главное испытание ждет его впереди. Если ему удастся добраться до Белой башни, то что он скажет своему господину, как оправдается? И действительно ли он заслуживает прощения, или следовало принять наказание и остаться до конца дней в Маор-Агтоне? Все это ему предстояло выяснить.

Зимария взглянул на своего спутника и хотел что-то сказать, но промолчал. Вероятно, он понял, что мыслями Ирвин сейчас далеко и его реплика относилась к погоде и конкретному дню лишь постольку-поскольку. Он сложил трубу и похлопал товарища по плечу.

— Обязательно будет! — сказал он ободряюще. — Поверь мне.

Ирвин оставался с Зимарией и другими беглецами, пока они не достигли земель, откуда можно было добраться до Казантара меньше чем за три недели. Здесь он расстался со своими товарищами.

Зимария вызвался немного его проводить. Они шли по узкому тракту, по обе стороны которого возвышались ели и сосны с раскидистыми ветвями. Дул сильный ветер, и на небе собирались дождевые тучи.

— Может, отправишься с нами? — в очередной раз предложил Зимария. Он с остальными теперь собирался лететь на север.

— Спасибо, но я должен вернуться, — покачал головой Ирвин, кутаясь в плащ. У него не было даже лошади, и добираться до Казантара предстояло пешком.

— Пообещай мне хотя бы не делать глупости, — сказал Зимария.

— Не могу. Я ведь собираюсь начать именно с одной из них.

— И преогромной!

— Согласен, — кивнул Ирвин. — Но пойми, для меня важно оправдаться. Я хочу, чтобы хозяин понял, что совершил ошибку. Я не предавал его. Во всяком случае, не так, как ему кажется.

Зимария пожал плечами:

— Он отправил тебя в Маор-Агтон. По-моему, вы в любом случае в расчете.

— Я не хочу рассчитываться с ним, — сказал Ирвин. — В том-то и дело.

— Ладно, — Зимария хлопнул его по плечу и остановился, — тебе виднее. Надеюсь, он не превратит тебя в жабу или что-нибудь в этом роде.

— Я тоже, — искренне признался Ирвин.

— Здесь наши пути разойдутся. — Зимария обернулся на дожидавшийся его корабль. — Желаю тебе удачи, дружище!

— И я тебе. Чем ты займешься?

— Пока не знаю. Подумываю найти тихое местечко и залечь на дно, пока анкхели не забудут обо мне.

— Думаешь, такое случится?

— Очень на это надеюсь. В конце концов, должны же у них найтись дела поважнее! — Зимария усмехнулся.

— Ты теперь сам стал колдуном, — заметил Ирвин.

— Только в одной области, — Зимария машинально покрутил на пальце кольцо. — Возможно, я смогу на этом заработать, но мне бы не хотелось приобретать… широкую известность. Сам понимаешь, почему.

Ирвин кивнул.

— Ладно, — сказал он, — тебя ждут.

Они обнялись.

— Прощай! — Зимария взмахнул рукой и направился обратно.

— Прощай, — отозвался Ирвин, глядя ему вслед.

Ему стало очень грустно и тоскливо, когда он вдруг понял, что остался совсем один. У него было немного еды и воды, а также одеяло и огниво, но вокруг возвышались деревья, а между ними сгущался предгрозовой сумрак, и это не поднимало настроения.

Пора было подумать об укрытии, и Ирвин, в последний раз взглянув на корабль и удаляющуюся фигуру Зимарии, сошел с тракта и углубился в лес.

Дьяк видел, как согнувшаяся под ударами ветра фигурка приближается к башне. Он сидел у большого круглого окна и смотрел на наползавшие с севера тучи. В последнее время погода только ухудшалась: осень обещала быть холодной и суровой.

— Дорогой, ты будешь еще чай? — спросила Маэрлинна, беря маленький чайник.

— Нет, спасибо, — ответил Дьяк, не оборачиваясь.

— Что ты там увидел?

— Ничего особенного, — Дьяк взглянул на жену и улыбнулся. — Тебе пора отдохнуть.

— Я не устала.

— Тебе нужно меньше времени проводить на ногах, — сказал Дьяк настойчиво. — Прошу тебя. Мне будет спокойнее.

Маэрлинна взглянула на окно и едва заметно нахмурилась: судя по всему, маневр Дьяка не обманул ее.

— Хорошо, — сказала она, ставя чайник на стол, — пожалуй, мне действительно лучше прилечь. — Она поцеловала мужа и быстро вышла из комнаты.

Дьяк слушал ее шаги, пока за дверью не воцарилась тишина. Затем он встал и подошел к окну. Фигурка была уже у самого подножия башни. Дьяк взял серебряный колокольчик и позвонил. Через несколько секунд вошел слуга и остановился в ожидании приказаний.

— Вернулся Ирвин, — проговорил Дьяк, не оборачиваясь, — впусти его.

— Слушаюсь, господин.

Когда слуга удалился, Дьяк прошелся пару раз по комнате, а затем опустился в кресло. Пощупав чайник, он налил себе немного заварки, добавил кипятка и сделал осторожный глоток.

Появление Ирвина застало его врасплох. Он никак не ожидал еще когда-нибудь увидеть предателя, и уж тем более не думал, что тот заявится в Белую башню. Что ему здесь понадобилось? Маэрлинна? Но он должен понимать, что она не оставит мужа ради слуги. Мог ли Ирвин явиться ради мести? Эта мысль также казалась абсурдной: у него не было против Дьяка ни единого шанса, даже если бы он проник в башню тайно, а не так, открыто. Оставалось только ждать, что Ирвин сам объяснит цель своего визита.

Дьяк поставил чашку и посмотрел в окно. На фоне темно-фиолетового неба сверкнула молния, за ней — другая. К жилищу колдуна быстро приближалась гроза.

Когда дверь тихо отворилась и слуга доложил, что Ирвин просит принять его, Дьяк молча кивнул. Через несколько секунд вошел Ирвин. Он был без плаща, но одет по-дорожному. Грязь и пыль свидетельствовали о долгом пути — так же, как изможденное, давно не бритое лицо.

— Хозяин! — к удивлению Дьяка Ирвин опустился на колени и низко поклонился.

Почти минуту длилось молчание. Дьяк не знал, что сказать, а слуга ждал от него хоть какого-то слова.

— Встань! — наконец проронил Дьяк. — Сядь туда, — он указал на свободное кресло.

Ирвин помялся, но выполнил приказание. Вид у него был несчастный.

— Зачем ты явился? — спросил Дьяк, хотя его в не меньшей степени интересовало, как слуга вообще выбрался из Маор-Агтона.

— Чтобы просить у вас прощения! — проговорил Ирвин. Голос у него был простуженный.

Дьяк усмехнулся.

— Мы с тобой рассчитались! — сказал он. — Ты зря пришел.

— Я хочу объяснить вам, господин, почему я так поступил! — В голосе Ирвина послышалась мольба.

— Ты хотел как лучше, — перебил его Дьяк, — я понимаю. Но я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Тебе лучше уйти! — он встал и подошел к окну.

Спиной Дьяк ощущал искательный взгляд Ирвина. Он был жалок, этот раб по природе, — как собака, которая лижет руку, что ее бьет. Как Маэрлинна могла лечь с ним — вот чего не понимал Дьяк. Даже ради любви к нему, как решилась она опуститься до связи со слугой? Да, больше никого не было, но все же… Прекрасная, благородная Маэрлинна — и это ничтожество! Дьяка передернуло.

Он обернулся.

— У меня есть для тебя одно поручение, — сказал он. — Если хочешь.

— О господин, разумеется! — глаза Ирвина просияли. — Я готов на что угодно!

— Меня ждет одно опасное дело, а даме Маэрлинне скоро предстоит разрешиться от бремени. Ее нужно доставить в город. Там есть хорошие повитухи и лекари, я уже обо всем договорился. Я дам вам охрану.

— Господин, это великая честь! — проговорил Ирвин неуверенно. Разумеется, его удивило, что хозяин поручает ему свою жену после того, как он уличил их в связи.

— Вот и отлично, — кивнул Дьяк. Говорил он сухо, по-деловому: — Вы отправляетесь завтра на рассвете. Надеюсь, этого времени тебе хватит, чтобы отдохнуть с дороги? Я вижу, ты проделал долгий путь.

— Да, господин, конечно. Я буду готов!

— Но прежде, — Дьяк сел в кресло и сложил перед собой руки, — ты расскажешь мне обо всем, что произошло с тобой после того, как я отправил тебя в Маор-Агтон. Полагаю, это название тебе о чем-нибудь говорит?

— О да, господин! — Ирвин понурил голову.

— Сядь и приступай. Я хочу знать все подробности. В особенности, как ты выбрался оттуда.

Ирвин опустился на стул и немного помолчал, собираясь с мыслями. Затем он заговорил и за час выложил все, что с ним приключилось. Дьяк слушал внимательно, время от времени перебивая, чтобы задать какой-нибудь вопрос или уточнить деталь. Казалось, его интересует буквально все.

— Значит, они отправились дальше на север? — проговорил он, когда Ирвин закончил рассказ на том, как его высадили из гондолы.

— Да, господин. Но не знаю, далеко ли они улетели. Анкхели наверняка гнались за нами.

Дьяк задумчиво потер подбородок. Его брови сошлись над переносицей — он над чем-то размышлял.

— Ладно, — сказал он наконец, вставая. — Можешь идти. Я сам предупрежу даму Маэрлинну о вашем отъезде.

— Слушаюсь, господин, — Ирвин поспешно поднялся и направился к двери.

— И переоденься! — бросил ему вслед Дьяк.

— Да, хозяин, — прошептал Ирвин и через секунду исчез в коридоре.

Дьяк прошелся по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Он и сам не мог понять, почему решил отправить Маэрлинну с Ирвином. Но ему было ясно одно: после появления в башне опального слуги он уже не сможет делать вид, что ничего не было. До сих пор Дьяку казалось, что ему удастся обо всем забыть, но теперь он понял, что не хочет видеть жену. Во всяком случае, пока. Для всех будет лучше, если она исчезнет из башни хотя бы на время. А Ирвин… Что ж, раз он настолько предан своему господину, пусть остается с ней.

Дьяк в сердцах ударил по оконной раме так, что стекла задрожали. Он подумает обо всем этом потом, когда у него будет время. Сначала нужно закончить с Камаэлем: вернуть старый долг, чтобы начать новую жизнь.

То, что рассказал Ирвин, чрезвычайно заинтересовало его. Особенно этот Зимария, нашедший способ управлять големами. Подобное волшебство здорово пригодилось бы Дьяку в той войне с Урдисабаном, которую он собирался развязать. Имея армию железных солдат, можно было бы превратить отвлекающий маневр в настоящую военную кампанию. Это стоило обдумать, но прежде всего следовало отыскать Зимарию — если анкхели не добрались до него первыми.

Квай-Джестра вошел в свой кабинет и быстрым шагом приблизился к столу. Остановившись в нерешительности, он запахнул тогу, хотя было совсем не холодно, и протянул руку к шкатулке темного резного дерева. Его пальцы слегка дрожали, и Первый Советник усмехнулся, заметив это. «Непозволительная слабость» решила дело — Ормак нажал потайную кнопку, и крышка, повинуясь пружине, откинулась. Внутри лежал продолговатый флакон с лиловой жидкостью, запечатанный сургучом. Квай-Джестра вынул его и, на мгновение сжав, спрятал в карман, а затем повернулся и торопливо вышел из комнаты.

Он отправился в покои сестры, где Ксанвия по-прежнему томилась в заточении. Первый Советник решил, что настало время использовать снадобье, полученное от посла Казантара в обмен на две услуги. Одну он уже оказал: похитил из тайной канцелярии документ, доказывающий причастность императора к гибели отца этого несносного лорда Маграда. Ормак понятия не имел, для чего казантарцу понадобился обвинительный акт, но передал ему его, получив взамен флакон. Другую услугу ему еще предстояло оказать.

Сделка, предложенная послом, казалась Первому Советнику выгодной, особенно теперь, когда Ормаку предстояла свадьба с дочерью императора, и он не мог рисковать и позволить кому-либо дискредитировать его. Занятия черной магией были запрещены в Урдисабане, и увлечения Ксанвии могли стоить Квай-Джестре карьеры — он хорошо помнил, что произошло с императрицей Флабрией, практиковавшей колдовство и сосланной на остров, до которого она так и не добралась. Нет, не о такой судьбе мечтал Ормак.

Первый Советник от души радовался тому, что ему не пришлось самому плести интриги против Маграда. Тот сам подставил себя и лишился милости императора. А главное, Камаэль в сердцах пообещал выдать Армиэль, невесту вероломного Сафира, за Ормака. Приготовления к свадьбе шли полным ходом — император лично следил за тем, чтобы бракосочетание произошло как можно быстрее. Первый Советник ни разу не говорил с будущей женой и не виделся с ней наедине, но это нисколько его не заботило: высокий статус, который он получит после свадьбы, — вот единственное, что ему было нужно от этого союза. Роду Квай-Джестра предстояло вознестись на вершину власти, поскольку теперь именно Ормак должен был дать Урдисабану наследника.

К чувству радости примешивалось и другое — торжество победы над соперником. Сафир, этот сирота с большим кошельком, оказался в изгнании, и теперь его богатство отойдет в казну, а род будет предан забвению. Ормак даже подумывал о том, чтобы купить что-нибудь из недвижимости Маградов, — возможно, их фамильное поместье.

Но это все потом, а сейчас предстояло решить более насущные дела.

Когда Первый Советник подошел к двери, ведшей в покои сестры, четыре стражника почтительно расступились перед ним, а один достал ключ и отпер дверь. Квай-Джестра переступил порог и огляделся в поисках Ксанвии.

Та сидела на кровати спиной к нему, в ночной рубашке, хотя время давно перевалило за полдень и за окном светило солнце.

— Это ты? — проговорила она бесцветным голосом, не оборачиваясь. — Я ждала тебя.

— Брось свои дешевые фокусы! — ответил Ормак раздраженно. — Я знаю, что без своих машин ты ни на что не годна.

Ксанвия презрительно фыркнула:

— Так же, как ты без своих солдат, дорогой братец!

— Приказывать солдатам законно, — ответил Квай-Джестра, запирая за собой дверь взятым у охранника ключом, — не то что… — он брезгливо поморщился.

— Демонам? — договорила за него Ксанвия. — Брось, ты мне льстишь! На это способны только действительно могущественные маги. А я всего лишь пробую свои силы.

— И обходится это весьма недешево.

— Денег пожалел? — Ксанвия обернулась и в упор взглянула на брата. Ормак невольно вздрогнул.

— Император Камаэль не одобряет занятия черной магией, — сказал он, чтобы потянуть время. Ему нужно было собраться с духом.

— Старая песня! — девушка отвернулась. — Уверена, сам он знает не одно заклинание. Просто не хочет, чтобы другие обладали могуществом. Вдруг кому-нибудь придет в голову покуситься…

— Замолчи! — резко оборвал сестру Ормак, откупоривая флакон и выливая его содержимое в небольшой стакан, стоявший на столике возле кровати.

— Боишься, что кто-нибудь услышит? — усмехнулась Ксанвия, поднимаясь с кровати и подходя к окну. Ее стройный силуэт вырисовывался под прозрачной тканью ночной рубашки, и Ормак на мгновение отвлекся от приготовления зелья, не в силах справиться с собой — уже не один год его одолевал страшный порок, который он старался скрыть, но подозревал, что для сестры его преступная страсть не осталась тайной. «Наверняка она и сейчас дразнит меня!» — подумал он со злостью и быстро прошептал заклинание, в котором не было ни одного знакомого ему слова.

— Чем ты там занимаешься? — резко обернулась Ксанвия. — О, решил меня отравить?! — она презрительно скривилась. — Или, может… усыпить? — Она игриво подняла брови и направилась к Ормаку, покачивая бедрами. Он судорожно сглотнул. — Постой, я чувствую… магию! — Ксанвия недоуменно взглянула в лицо Квай-Джестры, и в ее глазах появилась насмешка. — Вот так так, братец! Сам обвиняешь меня в колдовстве и при этом не стесняешься заниматься этим прямо на моих глазах. Даже не знаю, как это назвать: храбростью или безрассудством! — Она остановилась напротив Ормака, глядя на него со смесью презрения и злости.

Он сжал в руке стакан и развернулся к сестре.

— Надеюсь, ты не думаешь, что можешь заставить меня это выпить? — проговорила она, иронически поднимая бровь.

— Кровь рабов, которых ты еженедельно приносишь в жертву, — процедил Ормак, подступая к ней, — уже пропитала каменные плиты, которыми выложен…

— Только не говори, что тебе их жаль! — перебила Ксанвия, медленно пятясь. В глазах у нее, впрочем, не было ни капли страха. — Или опять денег пожалел? Попроси у своего будущего тестя, уверена…

Ее прервала сильная пощечина. Ормака трясло от злости.

— Не смей! — прошептал он, хватая Ксанвию свободной рукой за горло. — Сейчас я навсегда лишу тебя возможности ставить под удар мои планы! — Он запрокинул голову сестры и прижал стакан к ее губам.

Девушка вцепилась ему в лицо ногтями, но он тряхнул ее так, что стукнули зубы.

— Выпей, или я сам донесу на тебя Камаэлю! — пригрозил он.

— Никогда ты этого не сделаешь! — прохрипела Ксанвия, глядя ему прямо в глаза. — И сам знаешь, почему!

Ормак выпустил ее, но лишь для того, чтобы ударить. Ксанвия упала на пол, и он прижал ее локти коленями, свободной рукой разжал рот и вылил в него содержимое стакана.

— Будь ты проклят! — прохрипела Ксанвия, как только он отпустил ее. Она попыталась засунуть себе два пальца под язык, но Ормак снова ударил ее. На этот раз девушка потеряла сознание.

— Derri juvas frepoiz! — произнес Квай-Джестра шепотом прямо ей в ухо, наслаждаясь каждым словом, хоть и не понимал их значения.

Теперь он избавится от ее своенравности и станет достойным женихом принцессы Армиэль. Та хоть и дала свое согласие на брак, но ее сердце еще тосковало по проклятому Маграду, оказавшемуся предателем, и Квай-Джестра понимал, что если до императора дойдет и будет впоследствии подтвержден слух, что сестра Ормака занимается черной магией, вопрос о его супружестве будет закрыт раз и навсегда, причем отнюдь не так, как ему хотелось бы.

Ксанвия застонала, приходя в себя. Она приоткрыла глаза и попыталась встать, но тут же обмякла. Подхватив сестру на руки, Ормак отнес ее на кровать и накрыл одеялом. Барон Деморштский сказал, что зелье подействует через семь часов. Их она проведет в забытьи, а когда проснется, уже не будет помнить, что когда-либо интересовалась черной магией, позабудет все, что узнала за время своих кровавых магических обрядов. У Ормака была еще одна причина желать этого — он боялся, что Ксанвия обретет такую власть, что он станет второй фигурой в семье Джестров. А этого Первый Советник допустить никак не мог.

Бросив последний взгляд на сестру, Ормак забрал склянку и вышел, приказав стражникам охранять дверь по-прежнему. Ему еще предстояло избавиться от всех этих жутких орудий пыток, коллекцию которых собрала Ксанвия, чтобы исторгать из рабов предсмертный ужас, который, как считала она, наделяет ее обряды особой силой. И книги, по которым она изучала магию, тоже нужно будет… нет, не сжечь — оборвал сам себя Квай-Джестра (они еще могут пригодиться), но хорошенько спрятать. Теперь уже, конечно, не от сестры, а от посторонних глаз.

И еще, торопливо проходя по безлюдным залам, Ормак подумал о том, что теперь, после того как он воспользовался снадобьем казантарца, ему придется рано или поздно возвращать долг. Если у него и была вначале мысль обвести колдуна вокруг пальца, то после увиденного в Цирке, когда барон Деморштский взмыл в поднебесье на драконе, державшем в лапах Сафира-Маграда, любые сомнения по этому поводу отпали.

Глава 3

Новый полет длился долго. Ящер нес Сафира и Дьяка над лесами и равнинами, озерами и реками, оврагами и холмами. На ночь они приземлялись где-нибудь в безлюдном и тихом местечке, чтобы поесть и поспать. Путь занял почти неделю.

Наконец ленивец-ящер опустился на небольшую скалу посреди пустыни. Сафир спрыгнул с седла и огляделся. На востоке виднелась цепочка дюн, ветер сдувал с них песок. Красное солнце, похожее на сгусток расплавленного металла, висело над горизонтом на фоне чистого бледно-голубого неба.

— Зачем мы сюда прилетели? — спросил Сафир, обернувшись к Дьяку, который замешкался, пытаясь что-то отыскать в седельной сумке.

— Чтобы овладеть магией, ты должен сперва познать самого себя, — ответил казантарец. — Тут это и случится.

— Вот так просто? Здесь и сейчас?

— В этой самой пустыне, — подтвердил Дьяк, извлекая из сумки два плоских камня и спрыгивая. — Тебе придется пройти испытание, которое не каждому по зубам. Но я верю, что ради цели, которую ты преследуешь, ты найдешь в себе силы. — Колдун ловко спустился со скалы и положил один из камней на песок.

— Что это за место? — спросил Сафир, следуя за ним.

— Пустыня Неизбежности.

— Зачем мы здесь? В смысле, я понял, что должен познать себя, но нельзя ли поконкретнее?

— Очень скоро тебе все станет ясно, — пообещал Дьяк. — Не спеши. — С этими словами он начал наносить ритмичные удары вторым камнем по лежавшему на песке.

— Что ты делаешь? — спросил Сафир. — Это не кремень, из него не высечешь искру. К тому же я не вижу дров.

— Тогда, наверное, ты догадаешься, что я не пытаюсь высечь искру, — ответил Дьяк.

— Что же ты делаешь?

— Вызываю хэрда.

— Кого? — брови Сафира невольно поползли вверх.

— Хэрда. Так их называют. Огромные песчаные змеи, которые обитают в этой части пустыни. Ты никогда не слышал о них?

Сафир отрицательно покачал головой.

— Неудивительно. О них мало кто знает. Не считая местных жителей, конечно.

— Здесь кто-то живет?

— Не совсем здесь, но наподалеку. Охотники из ближайших поселений иногда приходят, чтобы раздобыть несколько чешуек хэрда. Они очень ценятся в некоторых странах. Из них делают щиты и доспехи.

— Они настолько велики? — поразился Сафир.

Дьяк кивнул.

— Скоро сам увидишь, — пообещал он.

— И зачем ты его вызываешь? — спросил Сафир, чувствуя, что ничего хорошего предстоящая встреча не сулит.

— Он поможет тебе понять себя, — туманно ответил Дьяк.

Сафир невольно усмехнулся:

— Каким образом?

— Узнаешь.

— Почему не сказать сразу?!

— Ни один рассказ не сравнится с собственным опытом. Чему вас учили в Пажеском Корпусе? Книжки читать?

— И этому в том числе! — ответил Сафир с достоинством.

— А драться?

— Само собой.

— С оружием?

— Конечно!

Дьяк хитро прищурился:

— А научился бы ты сражаться, если бы только читал об этом в книгах?

— Разумеется, нет, — вынужден был признать Сафир.

— Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.

— Думаю, да.

— Помнишь, ты согласился делать то, что я скажу? — напомнил Дьяк.

— Конечно. Атаи, — добавил Сафир после секундной паузы, вспомнив, что обещал называть своего наставника этим словом. Если ему предстоит сегодня постигнуть основы магии, то, пожалуй, самое время начать.

— Ты должен доверять мне, — сказал Дьяк.

— Постараюсь.

— Так будет лучше для тебя же. Ты ведь не хочешь, чтобы обучение затянулось?

Сафир отрицательно покачал головой.

— Очень хорошо. А теперь поднимайся обратно на скалу и жди. — Подавая пример, Дьяк первым полез на камни.

Они встали рядом с ящером. Колдун поглядывал по сторонам, словно ожидал увидеть появление хэрда.

— Смотри! — он протянул руку на юго-запад. — Видишь, там песок словно поднимается?

Приглядевшись, Сафир кивнул.

— Это хэрд, — сказал Дьяк. — Он приближается к нам.

— Он знает, что мы здесь?

— Конечно, я ведь позвал его.

— Как? Этими камешками, — догадался Сафир.

Дьяк кивнул:

— Хэрды реагируют на вибрацию. Можно было, конечно, просто потопать, но по такой жаре…

Змей приближался с большой скоростью. Через несколько минут уже можно было хорошо рассмотреть, как его пока не видимая голова взрывает сотни фунтов песка, прокладывая дорогу телу. Дьяк подобрал несколько камней и бросил возле скалы.

— Пусть ему кажется, что мы еще там, — пояснил он.

— Не думаю, что эта тварь может мне как-то помочь, — заметил Сафир с сомнением.

— Поверь, она тебе необходима, — заверил Дьяк с улыбкой.

Вскоре хэрд оказался совсем рядом. Он на огромной скорости приблизился к скале и замер. Но только на секунду: взметнув фонтан песка, появилась копьеобразная слепая голова, покрытая крупной чешуей. Пасть распахнулась — словно раскрылся гигантский цветок с четырьмя лепестками. Сафир с ужасом увидел усаженные сотнями тонких зубов розовые неба, а затем почувствовал, как Дьяк схватил его двумя руками за пояс и легко оторвал от земли. Он не успел даже опомниться, а колдун уже поднял его над собой, а потом… швырнул прямо в пасть хэрда!

Сафир в ужасе заорал, когда мимо него пронеслись ряды похожих на длинные иглы зубов, а потом время словно замедлило свой бег: хэрд замер с открытой пастью, а воздух вокруг стал плотнее, и Сафир начал парить. Но не успел он прийти в себя, как полет возобновился с прежней скоростью.

И все же падение было странным — казалось, не он камнем устремился вниз, а стены мчатся вверх, чугь не задевая его гладкими влажными краями. Сафир вдруг с удивлением понял, что не боится. Им овладело удивительное чувство: оказаться в чреве хэрда и при этом не ощущать себя жертвой, не испытывать панического страха и не прощаться с жизнью. И все же… Лететь в неизвестность, не зная, будет ли конец пути, было занятием не из приятных. Сафир задрал голову и увидел, как стремительно удаляется, превращаясь в крошечную белесую точку, пасть хэрда, которую тот почему-то до сих пор не закрыл.

Внизу же виднелась только сырая густая темнота, да и вокруг становилось все неуютней. Свет рассеялся, и стенок почти не было видно. Вдруг Сафир почувствовал сильный удар в плечо, а затем кто-то крепко вцепился в его одежду. Вздрогнув от неожиданности, Сафир рванулся и повернул голову, стараясь разглядеть нападавшего. Его взгляд встретился с большими, слабо светящимися глазами ленивца.

— Боги! Ты что здесь забыл?! — вырвалось у Сафира.

— Я буду сопровождать тебя, — ответило существо тихим шелестящим голосом.

— Ты умеешь разговаривать?

— Разумеется, — ленивец поводил из стороны в сторону глазами. — Называй меня Мануол ди Траум-Натмахрун.

— Что? — переспросил Сафир, опешив. — Как ты сказал?

— Мануол, — повторило существо с легким вздохом. — Сможешь запомнить?

— Да… конечно.

Несколько секунд оба молчали. Затем Сафир собрался с духом и спросил:

— Тебя послал атаи?

— Да, конечно.

— Зачем?

— Я должен предупредить тебя. — Ленивец дернул острыми широкими ушами и медленно, словно через силу, моргнул.

— О чем?

— Посмотри на свои руки.

Сафир поднес кисти поближе к глазам, но в сгустившейся тьме почти ничего нельзя было разобрать.

— И в чем дело? — спросил он через пару мгновений.

— Разве ты сам не видишь? — в голосе ленивца послышалось разочарование.

— Вообще-то здесь довольно темно.

— О, действительно! — Мануол вздрогнул и быстро огляделся. — Я и забыл, что ты не видишь без света. Вот, пожалуйста! — С этими словами ленивец тряхнул головой, и его глаза вспыхнули ровным белым светом, вполне достаточным для того, чтобы рассеять мрак в радиусе трех-четырех футов. — Теперь смотри снова, — сказал Мануол, указав кривым когтем на руки Сафира.

Тот опустил глаза и невольно вскрикнул: его кисти были покрыты морщинами, кожа походила на пергамент, и синие прожилки вен уродливо выступали под ней.

— Что… происходит?! — завопил он в ужасе.

— Ты стареешь! — пояснил Мануол. — Твое тело теряет силу, дряхлеет. Скоро ты умрешь, а затем начнешь разлагаться.

При этих словах у Сафира похолодело в груди. Старость и смерть, всегда казавшиеся ему столь далекими, вдруг оказались реальностью, неожиданно настигнувшей его. Собственные руки казались ему уродливыми, и если так же выглядело его лицо… Сафира передернуло от отвращения, и он тихо застонал, сжав кулаки.

— При этом ты будешь оставаться в сознании и все ощущать, — продолжал тем временем Мануол. — Ты увидишь конец своего существования и то, что случится с твоим телом после того, как плоть превратится в мельчайшие, недоступные человеческому глазу частицы. Но тебе будет дано проследить и за их движением!

— Я не хочу! — сдавленно прохрипел Сафир. — Давай вернемся!

Ленивец покачал головой:

— Обратного пути нет. Его никогда не было, пойми это. Все, что есть на свете, идет только вперед, так же, как время. И направление не имеет значения.

— Что? Я не понимаю!

— Нельзя вернуться назад, как нельзя вернуться в прошлое. Время и пространство едины. Возвращаясь по дороге, по которой прошел, ты идешь уже другим путем, просто меняя направление. Не важно, сворачиваешь ты направо, налево или двигаешься назад. Твой путь всегда лежит вперед.

— А-а, — протянул Сафир неуверенно. — Послушай, но сколько пройдет времени, пока я… разложусь? И что будет потом?

— Ты поймешь свою природу, узнаешь, что с тобой будет, и перестанешь бояться. Неизвестность больше не станет страшить тебя. А насчет своего тела не беспокойся. С ним не произойдет ничего плохого.

— Ты уверен?!

— Совершенно. Повторяю: причин для беспокойства нет.

— Атаи так сказал?

— Да, — подтвердил Мануол, секунду помолчав, — атаи.

— Почему ты запнулся? Солгал?

— Я никогда не лгу! — возразил ленивец, моргнув. — Просто мне трудно привыкнуть, что ты называешь хозяина атаи. Я зову его другим словом.

— Каким?

— Не важно.

— Хорошо, — Сафир пожал плечами. — Как знаешь. — Он взглянул на руку. Кожа покрылась пятнами и обтянула кости. Вдруг Сафир ощутил, что все его члены очень слабы, так что не пари он в воздухе, то, наверное, не смог бы держаться на ногах. Потом глаза лорда Маграда узрели какую-то пелену, похожую на сгущавшийся туман, и Сафир понял, что у него испортилось зрение. В первый миг он испытал страх, но затем зрение снова стало прежним — и он увидел, что кожа его отслаивается, покрывается трупными пятнами. Сафир ощутил приторный и удушливый запах гниющей плоти. Мясо отваливалось с костей, которые проступали тут и там белыми, все увеличивающимися пятнами. Мануол давно отцепился от его истлевшей одежды и теперь парил рядом.

Наконец от Сафира остался только скелет. Лорд Маград хотел спросить Мануола, когда закончится этот кошмар, но услышал только клацанье собственных зубов — лишенный языка, он утратил способность говорить. Кости постепенно начали желтеть, потом зеленеть и трескаться. Вскоре они рассыпались, превратившись в труху, и останки бренного тела полетели вниз, во тьму.

Но Сафир продолжал все видеть. И вот перед его взором развернулись многочисленные картины — он не мог понять, как помещаются они в узком пространстве тоннеля, но отчетливо различал все, что происходило в каждой из них. А видения показывали, как его составляющие, мельчайшие частицы, рассеиваются по миру, соударяясь друг с другом и разлетаясь в разные стороны на огромные расстояния, просачиваются через почву, растворяются в воде, всасываются корнями растений, поглощаются животными. Сафир видел, как его расчлененное на миллиарды частиц тело распространяется по вселенной, становясь ее частью, как живет оно непрекращающейся жизнью, приобретая все новые и новые формы. И тогда он понял, что ужас перед неминуемой смертью, свойственный всему роду человеческому, отступил. Теперь Сафир знал, что ждет его за гранью, и страха не было. Он понял, что существовал в мире всегда и останется в нем навечно. И тогда улыбнулся незримой бесплотной улыбкой.

Мануол словно почувствовал, что ужас Сафира сменился покоем. Взмахнув когтистой лапой, он выкрикнул какое-то заклинание, и лорд Маград начал быстро становиться материальным — его частицы вырвались из новых цепочек и сложились в кости, образовавшие скелет. Который, в свою очередь, облепили мышцы, они наполнились кровью, их обтянули жилы и сухожилия, сверху выросла кожа. Сафир вздохнул — полной грудью.

— Теперь ты понял? — проговорил Мануол, пристально гладя Сафиру в глаза своими вылупленными фонарями.

Тот кивнул. В его душе царило смятение: изменилось представление лорда Маграда о мире, его устройстве. Видения стали для Сафира настоящим откровением. Несмотря на то что страха перед смертью больше не было, его обуревали самые противоречивые чувства, в которых ему еще предстояло разобраться.

— Тогда нам пора! — с этими словами ленивец указал когтем вниз, лорд Маград опустил глаза и увидел в темноте едва различимую светящуюся точку.

— Что это? — спросил он.

— Выход! — Мануол вновь вцепился в вернувшуюся из небытия одежду Сафира.

Они падали вместе. Светящаяся точка все росла и росла, пока не превратилась в отверстие двадцати футов в диаметре. Мануол и Сафир выпали из нее, и ленивец, быстро обернувшись ящером, подхватил лорда Маграда и понес к скалам, на которых стоял Дьяк.

Сафир видел, как в полете они обогнули замершую фигуру хэрда, походившего на гигантскую изогнутую колонну. Он не понимал, почему они, выпав из него, очутились в воздухе, а не на земле (ведь почти все тело змея покоилось в песке), но решил, что здесь не обошлось без волшебства, и не стал задавать вопросов.

Мануол аккуратно поставил Сафира на скалу рядом с Дьяком, и тот встретил его с улыбкой.

— Готов ли ты познать магию? — спросил колдун.

— Да, атаи! — ответил Сафир, склонившись. Он признал мудрость своего учителя и жаждал проникнуть под его руководством в другие, наверняка не менее волнующие тайны вселенной.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Дьяк. — Я тоже считаю, что время пришло. Мы возвращаемся, — сказал он Мануолу, и ленивец-ящер подставил свою спину, чтобы они могли разместиться между огромными кожистыми крыльями. — Домой! — велел Дьяк, и они взмыли в лазоревое небо.

Карета катилась по тракту, мягко покачиваясь на рессорах. Ее отделка и размеры недвусмысленно говорили о богатстве владельца, а позолоченные гербы на дверцах еще и о его высоком титуле.

Казалось бы, отправляться в путь через леса в таком роскошном экипаже было верхом неосторожности, но тридцать всадников, облаченных в добротные доспехи и вооруженных до зубов, могли дать отпор не только банде грабителей, но даже отряду наемников.

Маэрлинна сидела по ходу кареты, закутанная в толстый шерстяной плед, и дремала со страдальческим выражением на лице: несмотря на отличную балансировку экипажа, выдержать столь долгий путь по не самой ровной дороге было нелегко.

Ирвин расположился напротив нее. Он перечитывал список вещей, которые предстояло приобрести в городе, и поминутно правил его — больше для того, чтобы занять время, чем по необходимости. С тех пор как он вернулся, они с Маэрлинной не перемолвились даже словом — пока не оказались в одном экипаже. Женщина понятия не имела, почему Ирвин отсутствовал, а он вел себя так, словно отлучался по делам. Во время совместной поездки разговор у них тоже не клеился — в основном потому, что не было общих тем для разговора. То же, что они могли обсудить, причиняло боль обоим, и ни один не испытывал желания говорить об этом. К тому же Маэрлинне было дурно от тряски и качки и она почти все время дремала.

Дважды они останавливались в гостиницах, и Ирвин нанимал кого-нибудь из местной прислуги для ухода за своей госпожой. Денег ему Дьяк дал гораздо больше необходимого, так что они ни в чем не нуждались. Кроме того, вид золотых гербов производил на людей почти магическое впечатление.

Единственный продолжительный разговор с Маэрлинной состоялся у Ирвина за день до их приезда в Маристан. Это происходило в деревне, где кавалькада была вынуждена остановиться: женщине внезапно стало дурно, и потребовалась помощь лекаря. Они задержались всего на сутки, хотя никто не заставлял их торопиться — просто Маэрлинна не хотела родить в дороге (в Казантаре это считалось дурной приметой).

Вечером Ирвин зашел к ней узнать, все ли в порядке, как делал это всегда, когда они останавливались в гостиницах. Маэрлинна сидела в кровати, опершись спиной о подушки, и играла сама с собой в го.

— Составь мне компанию, — попросила она, указав рукой на стоявший возле стены стул. — Мне немного страшно, и я не хочу оставаться одна. К тому же здесь слишком тоскливо.

— Жаль, что мы не успели добраться до Маристана, — сказал Ирвин, придвигая стул к постели.

— Ничего не поделаешь, — Маэрлинна смешала фишки, и они принялись выставлять их для новой партии.

— Ходи, — кивнула женщина.

— Как прикажете, — Ирвин взял кости и бросил на прикроватный столик. — Семь.

— Так себе, — добродушно заметила Маэрлинна. Ирвин знал за ней эту манеру — комментировать игру. Он украдкой взглянул на ее осунувшееся из-за беременности лицо. Она по-прежнему оставалась красавицей, но даже теперь, когда она носила его ребенка, он не смел подумать о ней как о женщине — только как о госпоже. Ирвин вспомнил, как боялся за нее, когда выяснилось, что барон узнал об их сговоре. Зная его нрав, он был почти уверен, что Маэрлинну постигнет страшная участь и даже ее положение не удержит Дьяка от мести. Поэтому, увидев по возвращении женщину в добром здравии, Ирвин испытал огромное облегчение. Ради одного этого стоило проделать долгий путь к Белой Башне.

Подождав, пока он сделает ход, Маэрлинна покрутила кубики в пальцах, зажала в горсти и бросила. Ей выпало всего пять очков. Вздохнув, она передвинула фишки.

— Не повезло, — заметила женщина, протянув руку за стаканом с водой. Чуть глотнув, она задумчиво поглядела на Ирвина.

Он почувствовал это, но сделал вид, что не замечает.

— Я так и не поблагодарила тебя, — сказала она тихо.

— Это лишнее, госпожа, — краснея, пробормотал Ирвин. Ничего подобного он никак не ожидал.

— Одно время мне казалось, что ты просто был рад воспользоваться ситуацией, — добавила Маэрлинна, ставя стакан на место. — Прости меня. Теперь я вижу, что ты верен моему мужу.

— Благодарю, — сказал Ирвин, не зная, куда деваться от смущения. С одной стороны, ему было приятно слышать подобное, но с друтой… Лучше бы она не заводила этот разговор!

— Твой ход, — напомнила Маэрлинна уже другим тоном.

Момент откровения и близости прошел — все было сказано, и добавить было нечего. Теперь в комнате снова сидели госпожа и ее слуга.

Ирвин бросил кости и, когда они упали, долго не мог подсчитать сумму очков.

— Восемь, — подсказала Маэрлинна. — Сегодня тебе везет.

— Да, госпожа, — взяв себя в руки, ровным тоном ответил Ирвин. — Вероятно, боги благоволят ко мне.

Если бы только Дьяк мог слышать их разговор! Барон понял бы, как преданны ему оба — и жена и слуга. И не было бы той напряженности, которую Ирвин чувствовал каждый раз, когда попадался хозяину на глаза. Несмотря на то что тот вроде бы простил его, он замечал, каким тяжелым и задумчивым взглядом провожает его Дьяк. Ему бы хотелось, чтобы тот присутствовал сегодня в этой комнате — хотя бы тайно — и слышал, как Маэрлинна говорит о преданности Ирвина мужу. Но ничего подобного случиться не могло, и оставалось надеяться лишь на то, что рано или поздно Дьяк забудет о той обиде, которую ему причинили. Ирвин желал этого всем сердцем и чуть ли не каждый день молился богам о том, чтобы хозяин простил его. Внемлют ли они его просьбам, могло показать только время.

Дьяк и Сафир сидели на вершине Белой Башни. Солнце едва миновало зенит. На учителе была красная мантия, на ученике — зеленая. Они расположились друг напротив друга, а между ними Дьяк поставил хрустальную пирамидку.

— Ты готов? — спросил он негромко.

Сафир кивнул.

— Тогда начинай.

Несколько секунд длилось молчание. Мимо пролетела небольшая пестрая птичка, опустилась на крепостной зубец, сделала пару шагов и, взмахнув крыльями, исчезла из виду.

— Что такое магия? — спросил Сафир Дьяка.

— Способность управлять материей.

— Каким образом?

— При помощи энергии.

— Откуда она берется?

— Она не берется, не появляется внезапно, а существует постоянно.

— Где?

— Повсюду.

— Как эта энергия выглядит?

— Как бесчисленные светящиеся нити, которые переплетаются друг с другом, образуя плотную сеть.

— Почему я их не вижу?

— Потому что не умеешь.

— Ты меня научишь?

— Для этого ты здесь.

Сафир немного помолчал, подбирая следующий вопрос.

— А откуда берутся эти нити? Или же они висят в воздухе, не имея истока?

— Они выходят и уходят в василисков, которые и служат источниками этих нитей.

— Значит, василиски — причина магии?

— Нет, причина магии — это причина существования василисков.

Сафир нахмурился:

— Почему же они существуют?

— Мир — это гигантское всеобъемлющее существо. У него есть тело, разум и возраст. И его пронизывают нити, которые связывают части мира друг с другом.

— Но ведь василисков мало! — воскликнул Сафир.

— Достаточно и одного, — сказал Дьяк, делая ученику знак успокоиться. — Тогда сеть начинается и заканчивается в нем. Но чем больше василисков, тем плотнее сеть и тем крепче связи.

— И мир крепче? — догадался Сафир.

— В каком-то смысле.

— В каком?

— Он более цельный.

— А если все василиски исчезнут и не останется ни одного, что случится?

— Магия исчезнет.

— А мир? Разрушится?

— Нет, но его части потеряют связь друг с другом и гармония нарушится.

— Это плохо?

— Может быть. Но необязательно.

— Почему?

— Этого я не могу сказать.

— Почему?

— Это тайна.

— Ты откроешь ее мне когда-нибудь? — спросил Сафир.

— Нет. И не спрашивай, почему.

— Но…

— Довольно! — голос Дьяка стал резким, и Сафир понял, что не следует продолжать расспросы в этом направлении.

— Хорошо, — сказал он, немного помолчав, чтобы собраться с мыслями. — Ты сказал, что пользоваться магией значит управлять материей.

— Я сказал не это, — перебил Дьяк. — Пользоваться волшебством означает совершать поступки. А изменение материи — это суть магии.

— Как это делается?

— Сначала ты должен узнать основу.

— Основу чего?

— Всего, и магии в том числе.

— Что это за основа?

— Знание.

— Знание?

— Да.

— Какое?

— Знание того, что тебе нужно знать.

— Похоже на игру словами, — скептически заметил Сафир.

— Только на первый взгляд, — возразил Дьяк. — Но без понимания необходимости ты рискуешь потеряться в мелочах.

— Значит, знание важнее всего?

— Да.

— Важнее даже умения управлять энергетической сетью? — В голосе Сафира прозвучало сомнение.

— Разумеется.

— Почему?! — требовательно спросил Сафир. Он не привык к подобной форме разговора. Атаи требовал, чтобы он составлял в свободное время вопросы и задавал их ему, определяя тем самым направление беседы. Кроме того, теперь они называли друг друга на «ты» — как и подобает учителю с учеником, для которых важно лишь проникновение в суть вещей, а не внешние атрибуты бренного мира. Но и это пока еще давалось Сафиру с трудом, отчего ему было нелегко строить разговор. Он чувствовал раздражение, так как ему иногда казалось, что атаи совсем не пытается помочь ему, а, напротив, хочет запутать.

— Предположим, что ты никогда не слышал о магии. Разве ты сможешь пользоваться ею? — спросил Дьяк, делая вид, что не замечает тона своего ученика.

— Нет, — вынужден был признать Сафир. — Нельзя пользоваться тем, о существовании чего ты не знаешь.

— Верно. Поэтому для того, чтобы управлять энергетической сетью, нужно в первую очередь знать, что она есть, затем — что ею можно управлять, а потом уже — как это делать.

— Я понял, — проговорил Сафир, устыдившись своей горячности.

— Ты должен научиться определять свои цели и стремиться к ним, отсекая все лишнее.

— Как это делать?

— Прислушайся к своим желаниям. Чего тебе хочется больше всего?

— Мне ответить сейчас?

— Не торопись. Пока для тебя первая цель — получить знание. Для этого ты должен отказаться от всего, что тебе вредит.

— Зачем?

— Иначе ты не сможешь освободиться для знания. Когда человеку что-то вредит, он беспокоится, а когда человек беспокоится, то все время смотрит на себя и не может воспринимать то, что находится снаружи.

— Почему?

— Ты любишь, когда на тебя кто-нибудь пристально смотрит?

— Нет. Это неприятно. Кроме того, неприлично.

— А теперь подумай о том, что на тебя будут смотреть день за днем, год за годом, почти не отрываясь. И делать это будешь ты сам.

— Это было бы ужасно! — признал Сафир.

— Сможешь ты выдержать это?

Маград задумался.

— Думаю, да, — ответил он наконец. — Но быть все время сосредоточенным на себе очень… тяжело. Это словно взваливать на себя все новый и новый груз.

— Теперь ты понимаешь, почему должен быть спокойным, когда готовишься получить знание?

— Да.

— Ты должен уподобиться пустому сосуду.

— Да, атаи.

— Тогда иди и напиши, что тебе мешает.

— Сейчас, атаи?

— Да, — Дьяк поднялся. — Наш урок окончен, — добавил он.

— Уже? — Сафир был удивлен. — Так быстро?

— Вначале ты должен выполнить то, что я сказал.

— Хорошо, — Сафир кивнул. — И когда мы продолжим?

— Когда ты будешь готов.

— Значит, скоро.

— Тем лучше. Но не торопись. Подумай хорошенько, что написать. Ничего не забудь.

— Постараюсь, атаи.

— Выполняй, — Дьяк направился к лестнице. — Когда будешь готов, скажи.

— Хорошо, — Сафир пошел за ним. — Я приступлю немедленно.

— Ты должен понимать, что знание безмерно больше того, что ты можешь вместить, — сказал Дьяк, пробежав глазами список, поданный ему Сафиром. — Тебе никогда не удастся познать все. Поэтому научись смирению. Стремись узнать лишь то, что может понадобиться тебе для достижения твоих целей. Не совершай ошибки тщеславных: не стремись узнать слишком многое, чтобы иметь возможность сказать: «Я знаю это!» и похвалиться этим. Праздное знание — не есть сила, а только ее умаление, потому что вместо того, чтобы учиться ненужному, ты мог бы познать необходимое или полезное для себя и тем самым увеличить свою силу.

— Я должен постоянно увеличивать свою силу?

— Да, в этом состоит путь мага.

— Но если я не буду иметь новых целей, а старых достигну, то не смогу увеличить силу.

— У человека всегда есть новые цели, такова его природа. Если же ты обретешь покой, то перестанешь быть магом и станешь атаи.

— То есть… учителем?

— Да.

— Как ты?

— Да.

— У тебя нет цели?

— Больше нет.

— А как же смерть Камаэля? Разве ты не желаешь ее?

Дьяк помедлил, прежде чем ответить.

— Желаю, но не так, как ты, — сказал он наконец.

— Меньше?

— Иначе.

— Как это?

— Я не хочу его убивать. Но я должен.

— Тебя наняли? Или это личная месть?

— Это не имеет значения, — ответил Дьяк холодно. — Помни: спрашивай лишь то, что важно.

— Да, атаи, — Сафир опустил глаза.

— Продолжай.

— Учителем может стать только тот, у кого нет цели?

— Да.

— Почему?

— Потому что человек может делиться силой лишь тогда, когда не боится, что кто-то воспользуется ею, чтобы добиться того, чего хочет он сам.

— Ты поделишься со мной силой?

— Я делюсь с тобой знанием. Это и есть сила. Не зная, как стать сильным, никогда им не станешь.

— Я понимаю.

— Хорошо. Ты определил то, что тебе мешает. Теперь, прежде чем задать мне вопрос, сначала подумай, продиктован ли он праздным любопытством или то, что ты хочешь узнать, необходимо для достижения твоей цели. В первом случае не задавай вопрос. Побори искушение. Во втором — спрашивай смело.

— Хорошо, атаи.

— Итак?

— Как достичь власти над людьми?

— Для этого необходимы три вещи.

— Только три?

— Да.

— Какие это вещи, атаи?

— Хлеб, Тайна и Авторитет.

— Объясни мне, атаи, — попросил Сафир.

— Хорошо. Сначала поговорим о Хлебе. Голод делает человек несчастным, потому что заражает его страхом смерти. Избавь его от этого страха, и он возблагодарит тебя и подчинится, потому что давший хлеб однажды может дать его и впредь. Но ты должен стремиться к тому, чтобы стать единственным подающим пищу, иначе кто-нибудь может отнять у тебя власть.

— Как стать единственным? И где взять столько хлеба?

— Отобрать у самих людей. А затем раздавать по своему усмотрению. Послушным давать щедро, а непокорным — не давать ничего.

— Разве люди отдадут свой хлеб?

— Отдадут, если у тебя будет вторая вещь, наделяющая человека властью.

— Какая, атаи?

— Авторитет.

— Как получить его?

— Нужно уметь делать то, чего не умеют другие.

— Что же?

— Чудеса.

— Чудеса? — Сафир не смог скрыть удивления: разве фокусы могут дать настоящую власть?

— Да, — подтвердил Дьяк. — И никто не должен знать, как ты это делаешь, иначе это не будет чудом.

— И в этом Тайна, о которой ты говорил, атаи?

— Да.

— Как сотворить чудо?

— Для этого нужна магия, — сказал Дьяк.

— Но ведь многие умеют колдовать. Для них чудо, которое я сотворю, может и не быть чудом.

— Поэтому ты должен стремиться к тому, чтобы научиться делать то, что не умеют другие маги. То, что не может никто.

— Как этого достигнуть?

— При помощи знания.

— Я должен постоянно учиться?

— Верно. Чем больше ты знаешь, тем больше твоя власть над людьми.

— А ты много знаешь, атаи?

— Больше, чем ты думаешь.

— Ты научишь меня всему?

— Нет.

— Почему, атаи?

— Повторяю: знание, которое тебе не нужно, не увеличивает твоей силы.

— Но откуда мне знать, какое знание мне понадобится?

— Это будет ясно из твоей цели.

— Но смогу ли я увеличить силу, если тебя не будет рядом? Кто откроет мне нужное знание?

— Ты сам сделаешь это, используя полученный опыт. Не беспокойся об этом. Беспокойство порождает страх, а страх мешает воспринимать окружающий мир, потому что заставляет человека сосредотачиваться на себе.

— А это слишком тяжело, я помню, — кивнул Сафир.

— Хорошо. Спрашивай дальше.

— Когда ты начнешь учить меня магии?

— Сейчас.

— Правда? — Сафир не смог скрыть радостного удивления.

— Да. Ты имеешь первое необходимое знание. Ты получил его в чреве хэрда. Итак, скажи мне, из чего состоит мир?

— Из частиц.

— И что с ними можно сделать?

Сафир помолчал, подбирая правильный ответ.

— Разъять и собрать заново.

— А еще?

— Изменить их природу.

— Каким образом?

— Разобрать на еще более мелкие и переставить.

— Что нужно, чтобы сделать это?

— Установить с частицами связь.

— При помощи чего?

— Энергетических сетей.

— Верно. Как это можно сделать?

Сафир снова помолчал, прежде чем дать ответ.

— Сети нужно увидеть, — сказал он.

— Правильно.

— Но как, атаи?

— При помощи концентрации. Чтобы этому научиться, необходимо уметь отвлечься от всего лишнего и сосредоточиться на том, что необходимо. В этом тебе поможет она. — Дьяк указал на хрустальную пирамиду, которую всегда ставил между собой и учеником во время бесед такого рода.

— Что я должен делать? — спросил Сафир, глядя на пирамиду. До сих пор атаи не объяснял ему ее предназначения.

— Смотри. Постарайся добиться того, чтобы перестать видеть окружающий мир. Перед тобой должна остаться только пирамида. Без концентрации волшебство невозможно. Тебе нужно научиться входить в транс легко и быстро и при этом оставаться в сознании. Это трудно и требует тренировок. У нас есть время, но его не так уж много, поэтому пользуйся каждым мигом. — Дьяк поднялся. — Я покину тебя. Когда добьешься успеха, скажи.

— Хорошо, атаи, — кивнул Сафир.

Казантарец ушел, но Маград, глядя на пирамиду, не мог сосредоточиться. Как назло, в голову лезли мысли об Армиэль. Ему не хватало ее, и не проходило дня, чтобы Сафир хоть на секунду не пожалел о том, что ему стала известна правда о смерти его родителей. Он стыдил себя за такие мысли и злился, но ничего не мог поделать: перед глазами стоял образ Армиэль. Он представлял девушку в том золотистом платье, которое было на ней в день, когда они встретились в дворцовом саду у фонтана. Тогда ничто не предвещало скорой разлуки, и им казалось, что счастье не за горами. Они мечтали, строили планы и наслаждались обществом друг друга. Как много изменилось с тех пор! Она превратилась в дочь убийцы, а он — в мстителя, который должен отнять жизнь у ее отца. Судьба слишком жестоко обошлась с ними: прошлое настигло их именно тогда, когда, казалось, уже ничто не способно омрачить существование влюбленных.

Сафиру было особенно жаль, что они с Армиэль так редко виделись в последнее время. Теперь этого уже было не наверстать. Впрочем, он понимал, что даже будь они вместе каждый миг, это не помогло бы ему сейчас, когда их разделяли сотни миль.

Сафир тряхнул головой, отгоняя видения: к чему грезить о несбыточном? У него есть дело, и он твердо решил довести его до конца.

Пирамида сверкала в лучах заходящего солнца, ее грани искрились, и в них проскальзывала радуга. Сафир постарался сосредоточиться на ней — атаи велел абстрагироваться от всего, что может отвлечь его от этого кусочка хрусталя. Возможно, в этом и было спасение: оставляя лишь одну мысль из многих, рано или поздно он научится не думать об Армиэль.

Глава 4

Зимария пронаблюдал за тем, как голова гигантской птицы исчезает под водой, и отвернулся. Ему было немного грустно оттого, что труд стольких лет исчез на дне озера, но он понимал, что иногда важнее пожертвовать одной фигурой, чтобы выиграть всю партию.

Голем и гондола были слишком приметны, и анкхели в конце концов непременно отыскали бы их, а заодно и беглецов. Поэтому вовремя избавиться от громоздкого средства передвижения было не менее важно, чем затеряться в лесах.

Зимария попрощался со своими спутниками — их на тот момент оставалось четверо. Все остальные высадились раньше и отправились своей дорогой.

Расставание было теплым. Они выпили по стакану рома, еще остававшегося в продовольственных запасах, и обнялись. Здесь, на берегу озера, их пути расходились.

Зимария двинулся на восток. Он не знал, куда именно отправится и чем займется, но не сомневался, что быстро найдет дело себе по вкусу. Человек, так тщательно изучивший искусство создания големов, не может остаться без работы.

Он понимал, что анкхели будут искать его. Они не остановятся и не перестанут рыскать по Синешанне, а значит, ему придется изменить внешность. Существовало несколько способов сделать это, и по дороге Зимария размышлял, какой предпочесть: обычный грим или более радикальный? Чем дальше он углублялся в леса и чем ближе становились обитаемые земли Синешанны, тем больше он склонялся ко второму. Это давало много преимуществ, а главное, Зимария всегда предпочитал надежность и не выносил полумер. Поэтому, когда он вышел к первой попавшейся на пути деревне, то твердо решил прибегнуть к волшебству и изменить черты своего лица до неузнаваемости. Оставалось только найти опытного практикующего мага, который возьмется за это и не станет трепать языком.

В деревне Зимария остановился у старосты: трактира не было и в помине, так как все поселение состояло из трех десятков дворов и никаких мало-мальски важных дорог поблизости не было. Тянулся только полузабытый тракт, ведущий неизвестно куда.

В деревне было тихо и спокойно, однако Зимария понимал, что надолго оставаться в ней нельзя. Анкхели, конечно, обыщут всю округу. У него была небольшая фора, но не стоило ею злоупотреблять. Проведя у старосты день и пополнив запасы еды и питья, Зимария отправился дальше на восток — теперь уже на лошади.

Вскоре он добрался по заброшенному тракту до речушки, через которую был переброшен шаткий и местами почти насквозь прогнивший мост. Ехать по нему верхом было опасно — старые доски могли не выдержать, — поэтому Зимария спешился и взял коня под уздцы. Перебравшись на другой берег, он уже хотел отправиться дальше, когда нечто заставило его поднять голову и взглянуть на небо. На фоне облаков стремительно двигалась крылатая тень. Зимария потащил скакуна в чащу, надеясь, что его не заметили и он еще успеет спрятаться. Надежды на это было мало, поскольку анкхели обладали острым зрением, но не стоять же посреди дороги, задрав голову!

Зимария завел лошадь поглубже в лес — туда, где кроны образовывали подобие шатра. Конечно, давала себя знать осень, и укрытие не было таким плотным, как хотелось бы, но ничего другого не оставалось. Зимария с тревогой ждал появления анкхелей: он заметил только одного, но остальные должны быть поблизости. Впрочем, даже без товарищей крылатый страж представлял для Зимарии смертельную опасность. Беглец не знал, что его ждет: постараются ли анкхели вернуть его в Маор-Агтон или прикончат на месте, как того требует закон Черной Башни. В любом случае участь была незавидной.

Минуты шли, но никто не обрушивался на Зимарию с неба — вероятно, его преследователи все же не заметили человека и полетели дальше. Выждав для верности еще немного, Зимария повел коня через лес — он хотел выйти на тракт восточнее, чтобы подстраховаться на случай, если анкхели еще кружат вблизи моста.

Выбравшись из чащи, Зимария некоторое время разглядывал небо, а затем сел на коня и погнал его вперед. Ему еще долго казалось, что стражи Черной Башни могут появиться в любую минуту, он буквально чувствовал спиной их крылатые тени. Но опасения оказались напрасными, и к полудню Зимария благополучно добрался до относительно большого поселения, где имелся не только трактир, но даже храм, чей шпиль возвышался над двускатными крышами изб. От этой деревни вела дорога получше, и на постоялом дворе Зимарии сказали, что по ней можно за неделю добраться до Урдисабана. Он не собирался здесь задерживаться — разве для того, чтобы быстро перекусить. Мысль о том, что анкхели где-то неподалеку, неотвязно преследовала его.

Зимария привязал коня под навесом — на всякий случай, чтобы его не было видно с неба, — и расположился в углу за низким круглым столиком. Заказав горячего мяса с жареным картофелем и миску острого овощного супа, он оглядел трапезный зал трактира.

Посетителей было немного. Большинство работало в полях, а здесь собрались те, кто промышлял ремеслами и торговлей. Бородач, стоявший в свободной позе у стойки, походил на кузнеца: хотя на нем не было привычного людям этой профессии кожаного фартука, мускулистые руки, покрытые копотью и ожогами, почти не оставляли сомнений в роде его занятий. О том же свидетельствовала и опаленная борода. Должно быть, оставив подмастерье выполнять простую текущую работу, он отправился пропустить пару стаканчиков.

Зимария перевел взгляд и принялся рассматривать устроившегося возле выхода купца. Тот выглядел непривычно в этом забытом богами месте. Скорее всего, его привела сюда дальняя дорога, и все же было что-то странное в его облике. Возможно, рост, или массивная челюсть, или мрачное выражение, больше подошедшее бы какому-нибудь наемнику. Зимария скользнул взглядом по роскошной одежде и только покачал головой: кто же надевает такое в дорогу? Ходить в подобном — только напрашиваться на то, чтобы тебя ограбили! И как этот малый вообще сюда добрался? Ему бы давно гнить в придорожной канаве, обобранным и с перерезанной глоткой.

Зимария попытался вспомнить, видел ли он снаружи караван или подводы, которые могли принадлежать купцу, но не смог. Где же их оставили, если не на постоялом дворе? И вообще, куда направлялся этот человек и чем торговал? В этих местах купцы больше походили на крестьян, которыми когда-то и были. Они не стремились обзавестись красивой одеждой или еще как-то продемонстрировать свое богатство, поскольку вели дела с деревенскими жителями и опасались лихих людей. Этот же тип явно прибыл издалека.

Вдруг Зимария понял, что привлекший его внимание человек уже несколько секунд смотрит на него, и отвел глаза. Он не хотел, чтобы тот решил, будто Зимария собирается его ограбить — учитывая комплекцию купца, это грозило большими неприятностями.

Но, кажется, было поздно. Громила медленно поднялся, сгреб лапищей стоявший перед ним графин с вином и направился к столику Зимарии. Головой он почти доставал до потолка, и даже здоровяк кузнец по сравнению с ним казался человеком самого обычного телосложения. Выражение его лица также не предвещало ничего хорошего.

Зимария буквально вжался в стул, представив, как графин опускается ему на голову. Было обидно удрать от анкхелей и закончить жизнь в кабацкой драке. Он с надеждой взглянул на хозяина трактира, но тот сделал вид, что ничего не видит, а через секунду вообще юркнул на кухню.

— Доброго дня, — низким и на удивление приятным голосом проговорил купец, опускаясь на стул напротив Зимарии и ставя графин перед собой, — разрешите составить вам компанию?

Зимария молча кивнул, радуясь, что ему не раскроили череп сразу. У него был при себе меч, спрятанный под плащом, но он сомневался, что оружие помогло бы: Зимария не был воином и умел обращаться с клинком лишь постольку-поскольку.

— Направляетесь в Урдисабан? — спросил купец, громко щелкнув пальцами.

Хозяин нерешительно высунулся из кухни, но, убедившись, что все спокойно, выбрался из укрытия и подошел к столику.

— Что угодно? — спросил он, почтительно склонившись.

— Чистые стаканы, — ответил купец, не взглянув на него.

— Слушаюсь, — хозяин поспешно убрался.

— Меня зовут Хорг Дьяк, — представился Зимарии купец. — Ну так как?

— Что? — растерялся Зимария. Имя показалось ему знакомым. Кажется, не так давно он слышал его — возможно, мельком.

— Куда направляетесь? — пояснил купец.

— А-а, — протянул Зимария, не зная, стоит ли говорить правду, — возможно, в Урдисабан.

— Прекрасная страна! — одобрительно кивнул Дьяк.

В этот миг принесли стаканы и заказ Зимарии. Хозяин аккуратно расставил все на столе и с поклоном удалился. Жаркое дымилось и распространяло аппетитный запах, и это почему-то немного успокоило Зимарию.

— Выпьете? — спросил Дьяк, придвигая собеседнику стакан.

Зимария кивнул. Почему бы и нет? В конце концов, он проделал долгий путь и пережил немалое волнение, когда появились анкхели. Теперь можно немного расслабиться.

Дьяк наполнил стаканы.

— Я заметил у вас очень интересное кольцо, — проговорил он, указав на руку собеседника.

Зимария взглянул на свой перстень, управлявший големами. В нем не было ничего особенного.

— Просто безделушка, — сказал он, не зная, что еще ответить.

Дьяк усмехнулся, а затем вдруг подался вперед, глядя Зимарии прямо в глаза, отчего у того по спине забегали мурашки. Он невольно отодвинулся.

— Ты долго отсутствовал! — проговорил Дьяк тихо. — Потерял целые годы, и хотя сейчас это не слишком ощущается, старость наступит очень быстро.

— Я не понимаю, — проговорил Зимария, начиная подозревать, что перед ним сумасшедший.

— Чем ты займешься? Будешь мастерить домашних питомцев и продавать богачам, чтобы прикупить домик, где можно скоротать дни? — Дьяк откинулся на спинку стула и залпом опрокинул свой стакан. — Это не для тебя! — объявил он решительно.

Зимария молчал, пораженный. Похоже, этот человек знал его. Возможно, даже лучше, чем это казалось возможным.

— Мы встречались раньше? — проговорил он с сомнением.

— А что, мое имя кажется тебе знакомым? — Дьяк усмехнулся.

Зимария пожал плечами.

— Вы меня ни с кем не путаете? — спросил он на всякий случай.

— Не похоже! — решительно заявил собеседник. — Пей вино!

Зимария взял стакан и сделал несколько глотков. Оно было на удивление хорошим — он никак не ожидая попробовать такое в подобной глуши.

— Нравится? — поинтересовался Дьяк с улыбкой.

— Еще как!

— Прихватил с собой. Хотел тебя угостить.

— Простите, — Зимария почувствовал, что совершенно не понимает, что происходит, — вы знали, что встретите меня?

— Естественно! — Дьяк усмехнулся. — Еще когда увидел тебя у моста. Полагаю, ты принял меня за анкхеля?

— А должен был? — удивился Зимария.

— Из-за крыльев, — туманно пояснил Дьяк.

Зимария недоверчиво кивнул. Он не мог даже представить, кто этот человек и откуда ему столько известно. Но ясно было одно: выслушать его следовало.

— Думаю, мое имя упоминал Ирвин, — сказал Дьяк, кладя руки перед собой и уставившись собеседнику в глаза. — Ты должен его помнить. Он недавно вернулся и рассказал о вашем побеге. Прими мои поздравления: твой план был просто блестящим. Раньше никому не удавалось выбраться из Маор-Агтона.

— Благодарю, — Зимария понимал, что отпираться бесполезно. Нужно выяснить, что нужно этому субъекту. Теперь он вспомнил, как Ирвин рассказывал о своем хозяине, отправившем его в Черную Башню. По его словам, тот был сильным колдуном. И вот, похоже, сейчас он сидел напротив Зимарии, и, уж конечно, не просто так.

— Я видел в небе нечто с крыльями, — заметил Зимария, отодвинув тарелку: есть уже не хотелось, хотя жаркое и картофель благоухали просто божественно.

— Моего ручного ящера, — кивнул Дьяк. — Но ближе к делу. Мне от тебя надо одно: твое умение подчинять големов.

Зимария невольно коснулся кольца.

— Я не собираюсь отбирать его у тебя, — покачал головой Дьяк, — напротив, хочу предложить сделку.

— Слушаю, — Зимария слегка расслабился. Что ж, если этот колдун не собирается сдавать его анкхелям, а напротив, готов предложить ему работу, то все складывается не так уж плохо. Правда, по словам Ирвина выходило, что у него дурной характер, но это не беда — Зимария сталкивался с трудностями и похлеще.

— У тебя есть кольцо. У меня — армия големов. Их нужно немножко подлатать, и они будут в полном порядке. Я начинаю небольшую войну с Урдисабаном — ты как раз туда направляешься. И я хочу с твоей помощью сделать ее… — Дьяк на секунду запнулся, подбирая нужное слово, — помасштабней.

— И какова моя роль?

— Я дам тебе армию. А ты завоюешь Урдисабан!

— Вот так просто? — недоверчиво усмехнулся Зимария.

Дьяк пожал плечами:

— Почему нет?

— У империи полно опытных солдат. Я наслышан о ее легионах.

— Но они не сделаны из металла, верно?

Зимария с сомнением покачал головой.

— Не всегда тупая мощь — достойный противник опыту, — сказал он. — Я не стратег.

— Зато я — да! Веди големов, а я позабочусь об остальном.

— Это не так просто. Нужно время, чтобы настроить их на кольцо.

— Сколько?

— Не меньше недели.

— Она у тебя будет!

Зимария помолчал. Предложение было заманчивым, но оставались и сомнения. Он только что выбрался из Маор-Агтона и не хотел рисковать.

— Зачем тебе Урдисабан? — спросил он.

— У меня свои счеты.

— Со страной?

— Можно сказать и так.

— А если я откажусь?

— Мне бы этого не хотелось.

— И все же?

Дьяк смерил собеседника тяжелым взглядом.

— Анкхели неподалеку, — проронил он холодно.

— Ясно, — Зимария кивнул. — Хорошо, я согласен.

— Вот и славно, — Дьяк широко улыбнулся и наполнил стаканы вином. — Выпьем за наш союз!

— Выпьем, — отозвался Зимария без особого энтузиазма.

Они чокнулись.

— Не будем терять время! — сказал Дьяк, вставая из-за стола. — До големов доберемся за сутки — ящер донесет нас. Там ты сделаешь все, что нужно, а через неделю я заберу тебя и нашу непобедимую армию.

Зимария с сожалением посмотрел на жаркое.

— Ладно, — проговорил он, поднимаясь. — Ты прав.

Дьяк расплатился с хозяином, и они вышли на улицу.

— Где твой ящер? — спросил Зимария, оглядываясь, словно ожидал увидеть монстра, привязанным среди лошадей.

— Чуть в стороне, — ответил Дьяк. — Не мог же я оставить его здесь! — Он усмехнулся.

— Да, конечно.

— Идем.

— Мне нужно забрать коня.

— Он тебе не понадобится.

Зимария пожал плечами.

— Как скажешь, — вздохнул он. Кажется, его жизнь снова стала зависеть от кого-то другого.

— За мной. — Дьяк повел его к окраине деревни, за которой начинался лес.

— Откуда взялась эта армия големов? — спросил Зимария по дороге.

— Их создал один колдун, — отозвался Дьяк, не оборачиваясь, — у него были большие планы.

— Но сбыться им не было суждено?

— Боюсь, что так.

— И ты узнал о его големах случайно? — недоверчиво усмехнулся Зимария.

На этот раз Дьяк взглянул на своего спутника через плечо.

— Можно сказать и так, — ответил он с улыбкой.

— Ты должен помнить, что нельзя сотворить что-то из ничего, — говорил Дьяк, расставляя на столе склянки с различными веществами. Некоторые были прозрачными, другие нет.

— Но я слышал, что маги могут, — возразил Сафир, внимательно наблюдая за ним.

Дьяк отрицательно покачал головой.

— Нет, это заблуждение. Можно сделать воду из воздуха и наоборот, потому что одно — свойство другого, можно зажечь огонь, потому что он — горящий воздух, но нельзя сделать из воздуха, например, камень. Для этого понадобилось бы слишком много материала, поскольку масса камня намного превышает массу воздуха, и ты задохнулся бы, израсходовав весь воздух вокруг себя.

— Но, атаи, маги ведь могут превращаться в других животных?

Дьяк кивнул:

— Некоторые могут. Обладающие достаточным знанием.

— И в птиц?

— Конечно.

— Но если масса материи должна сохраняться, то куда она девается? Ведь птица намного меньше человека.

— И тем не менее масса сохраняется. Просто материя уплотняется.

— То есть маг, обернувшийся птицей, будет весить столько же, сколько человек?

— Разумеется.

— Но как же тогда он будет летать? Или садиться на ветку?

— Для этого волшебник уменьшает свой вес. Для этого тоже есть свои заклинания.

— Значит, в конце концов, маг весит столько же, сколько обычная птица?

— Да. А теперь попробуй залечить рану.

— Какую рану? — удивился Сафир.

— Вот эту, — ответил Дьяк и, неожиданно схватив лорда Маграда за руку, развернул его кисть ладонью вверх и полоснул неизвестно откуда взявшимся ножом.

Сафир вскрикнул и, вырвавшись, зажал кровь пальцами. Рана была глубокая и горела огнем.

— Ты что?! — лорд Маград дико взглянул на Дьяка, приготовившись защищаться, если понадобится.

Колдун усмехнулся и положил нож на стол.

— Приступай, — проговорил он спокойно. — Здесь препараты, которые я тебе показывал вчера. Из них ты должен сделать кожу и залечить рану. — Он сложил руки на груди и смотрел на Сафира, ожидая, когда тот начнет колдовать.

С тех пор как Сафир стал учеником Дьяка, прошло больше месяца. За это время лорд многое узнал о мироустройстве и законах природы. Он научился концентрироваться и видеть энергетическую решетку, пронизывающую вселенную. Кроме того, атаи показал ему, как управлять ею, чтобы изменять материю.

Сафир несколько секунд раздумывал, затем взял одну из склянок и зубами выдернул пробку. Он вылил небольшую часть ее содержимого себе на руку и попытался сосредоточиться, но боль отвлекала. В таких условиях он еще не колдовал.

— Я не могу ввести себя в транс! — пожаловался он.

Дьяк только пожал плечами.

Стиснув зубы, Сафир закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Через некоторое время ему удалось увидеть энергетическую решетку, но она была нечеткой — он еще не достиг нужной степени концентрации. Тем не менее Сафир начал собирать едва различимые энергетические нити, проходившие через порез. Шли минуты, кровь капала на пол. «Спокойно! — твердил себе Сафир. — Это всего лишь царапина!» И он постарался не думать о том, что это — его рана. Представил себе, что делает очередное магическое упражнение, которое поручил ему атаи. Нити стали ярче, теперь их было больше, и Сафир сумел вычленить почти все из тех, что пронизывали порез. Плеснув еще жидкости, он послал ей по энергетическим нитям приказ превратиться в кожу. Теперь он уже владел собой и постепенно ввел себя в транс нужной степени. Энергетическая сеть расширялась, становилась все больше, обрастала новыми ячейками. Внутренний взгляд Сафира проникал все глубже в природу вещества. Мысленно он уподоблял частицы жидкости частицам своей кожи, но чего-то не хватало. Рассмотрев, чего именно, Сафир взял со стола другую склянку и, добавив нужные ингредиенты, продолжил творить плоть. Дьяк в это время внимательно наблюдал за ним, погрузившись в легкий транс, и видел все действия своего ученика. Вскоре одобрительная улыбка появилась на его лице.

Через четверть часа Сафир открыл глаза. Он поднял руку и посмотрел на нее. Раны не было, осталась лишь красноватая полоска новой кожи.

— Получилось! — проговорил Сафир. — Атаи, я сделал! — он показал Дьяку ладонь.

Колдун кивнул и усмехнулся.

— На сегодня довольно. Ты понял основы и принципы. Теперь тебе понадобятся новые знания, чтобы, пользуясь ими, выбирать нужные ингредиенты. Завтра мы займемся составом вещей и тем, из чего они образуются.

— Есть разные виды магии, — говорил на следующий день Дьяк, попивая вино из высокого бокала. — Самая примитивная — это ритуальная. Но порой она и самая сложная. Бывает, что без помощи волшебных предметов не обойтись. За ней следует магия произносимая. Это заклинания. И наконец, вершиной мастерства колдуна является магия мысли. Все виды различаются способом поиска и воздействия на энергетическую сеть, но суть у них одна: они помогают сосредоточиться и увидеть нити, по которым волшебник будет передавать приказ. Некоторым нужна для этого поддержка предметов, ароматов, действий, другим — слов. Третьим достаточно подумать.

— Как тебе?

— Да, и мне в том числе. Но, как я уже сказал, бывает волшебство столь сложное, что невозможно удержать в голове все его составляющие. Тогда пользуются магическими предметами, чтобы сохранить то, что уже сделано.

— И колдун может проделать волшебство на любом расстоянии? Например, убить кого-нибудь, находясь в нескольких милях от жертвы.

Дьяк отрицательно покачал головой:

— Нет, как правило, необходимо видеть цель. Иначе как ты узнаешь, какие нити проходят через нее?

— Ты сказал «как правило»?

Дьяк кивнул:

— Можно найти то, что тебе нужно преобразовать, пользуясь энергетической сетью как дорогой. Ты словно скользишь по ней внутренним взором, пока не наткнешься на то, что ищешь. Но это сложно, и необходимо знать, по крайней мере, направление.

— Значит, мне необязательно подбираться к Камаэлю близко? — спросил Сафир с воодушевлением. — Я могу убить его прямо отсюда?

Дьяк покачал головой:

— Нет, это вряд ли.

— Почему?!

— Я же сказал: это слишком сложно и опасно. Ты можешь умереть. Только очень опытные маги способны на такое, да и то у них не всегда получается.

— Но ты мог бы?

— Я проделывал подобное. Однако…

— Научи меня, если сам не хочешь пачкать руки! — перебил Сафир Дьяка.

— Думаешь, если бы я мог добраться до Камаэля отсюда, я не сделал бы этого?

— Тогда в чем дело?

— Хотя в вашей стране магия и запрещена, император не чурается ее. У него есть несколько колдунов, которые и его научили некоторым фокусам. Словом, он неплохо защищен.

— Я никогда не слышал ни о каких магах, — нахмурился Сафир.

— Разумеется, Камаэль не говорит о них. Некоторые маги выдают себя за слуг, другие прячутся во дворце. Они не слишком сильны, но вполне способны помешать колдуну найти их повелителя при помощи волшебства. Так что извини, но тебе придется встретиться с императором лицом к лицу.

— Я не против, — сказал Сафир.

— Очень хорошо, — кивнул Дьяк. — Еще вопросы?

— Правда ли, что некоторые волшебники могут перемещаться в пространстве на любые расстояния?

— Да, это так.

— Но не все?

— Это зависит от знаний колдуна. Овладеть ими может каждый.

— И я?

— Разумеется.

— Это сложно?

— Да, это волшебство — одно из самых сложных.

— Почему?

— Потому что для того, чтобы переместить собственное тело, ты должен послать сигнал себе самому. Для этого необходимо замкнуть энергетические нити на себе.

— И что?

— Для этого их нужно разорвать. Ты можешь сделать это?

— Нет. Во всяком случае пока.

— Если продолжишь обучение, то поймешь, что это не так просто.

— Я готов научиться.

— Это хорошо, — Дьяк кивнул, — никогда не останавливайся. Стоит однажды сделать паузу, и может статься, что кто-то обгонит тебя.

— И я потеряю авторитет?

— Совершенно верно. А вместе с ним и власть.

— Ты научишь меня?

— Перемещаться?

Сафир кивнул.

— Да, но не скоро.

— Почему?

— Всему свое время. У нас есть дела поважней. Для того что тебе предстоит, подобное волшебство не нужно, и мы не станем тратить на него время. Иначе обучение может затянуться на годы.

— Столько ждать я не могу! — покачал головой Сафир.

— Разумеется. И я тоже.

— Тогда чем мы займемся сейчас?

— Трансформацией.

— Но разве не это мы проделывали в последнее время чуть ли не каждый день? — удивился Сафир.

— Ты прав, — согласился Дьяк, — но сегодня мы применим трансформацию в несколько иных целях. — Он показал на составленные вместе столы, на которых было разложено множество ингредиентов, препаратов и составов. Там же стояла алхимическая посуда и лежали свитки с формулами. В ящиках на полу находились части животных. — Мы попробуем создать магическое существо.

— Вроде Мануола? — Сафир не мог скрыть удивления и радости.

— Не совсем. Что-нибудь попроще.

Сафир кивнул.

— Я готов, — сказал он.

— Надень фартук.

— Да, атаи.

Он и колдун облачились в кожаные передники и подошли к столу.

— Ты видишь части различных животных, — сказал Дьяк. — Из них мы должны составить совершенно новое существо.

— Но ведь это все… мертвое. — Сафир в недоумении обвел глазами отрезанные лапы, головы и выпотрошенные тела. К его удивлению, от них не было никакого запаха — должно быть, колдун применил для этого магию.

— Пока, — отозвался Дьяк, расставляя по обе стороны стола фигурки змей, вырезанные из черного камня. — Но мы заставим наше существо ожить.

— Каким образом?

— Некромантия, — ответил Дьяк, взглянув на своего ученика. — Мы вселим в него чью-нибудь душу.

— Человека? — Сафир почувствовал, как его охватывает страх.

— Необязательно. Думаю, сегодня попробуем поработать с душой животного. Например, собаки.

— У них есть души? — спросил Сафир с облегчением.

— Конечно. Как и у всего живого.

— Но откуда ты знаешь?

— Это не важно. А в том, что я прав, ты сам убедишься, когда наше существо оживет. Итак, ты готов?

Сафир помедлил несколько секунд с ответом, затем кивнул.

— Прекрасно, — Дьяк взял в руки голову рыси и поставил так, чтобы морда была обращена к нему. — Тогда приступим. Прежде всего нужно собрать тело. Я приготовил лапы волка, тело кабана, органы лошади и еще кое-каких животных. Иногда нам понадобится просто плоть.

— Но здесь слишком много лап, — заметил Сафир, — и других частей. Мы будем делать несколько существ?

Дьяк отрицательно покачал головой.

— Только одно. Зато большое.

— А может, вначале попробуем что-нибудь попроще? — предложил Сафир робко.

— Не вижу смысла. — Дьяк развел ладони в стороны, и их окутало желтоватое свечение. — Сосредоточься! Следи за моими действиями.

Сафир послушно начал вводить себя в транс. Внутренним зрением он постепенно нащупывал энергетические нити, которые с каждой секундой становились все отчетливей. Наконец он смог разглядеть, что Дьяк собирает их в пучки, концентрируя на своих ладонях. Нити проходили через голову рыси и тело кабана. Колдун начал посылать сигналы, повелевая плоти измениться. Сафир увидел, как голова начала менять очертания: морда сплющивалась, глазницы двигались навстречу друг другу, шерсть выпадала, зубы удлинялись, уши укорачивались до тех пор, пока не исчезли. Сафиру стало жутковато, когда он увидел на столе плоскую голую голову с двумя рядами дыр, в которые Дьяк начал вставлять глаза, которые брал из стеклянной коробки. Он сживлял их с головой, и они становились единым целым.

— Подай тело! — повелительно проговорил колдун, и Сафир подвинул к нему кабанью тушу. — Теперь соедини его с головой. Я помогу тебе. — С этими словами Дьяк сдвинул голову и тело так, чтобы они соприкасались. — Ты можешь замкнуть часть волшебства на эти статуэтки, — он указал на фигурки змей, — они удержат его, пока ты будешь творить новое.

Сафир кивнул. Он начал создавать связи между частицами тел рыси и кабана, сращивать кости, соединять мускулы, сухожилия, нервы и сосуды. Теперь ему стало ясно, для чего Дьяк учил его препарировать животных и объяснял, каким образом они устроены. Без этого он не сумел бы сделать единый функциональный скелет и нарастить на него действующую плоть. Когда Сафир приступил к кожному покрову, Дьяк достал из-под стола две здоровенных бутыли с кровью.

— Она нам скоро понадобится, — пояснил он.

Сафир замыкал часть волшебства на фигурки змей, чтобы освободить сознание для новых операций. Дьяк помогал ему, придавая получающемуся существу более подходящие формы, в которых Сафиру постепенно начало видеться что-то на удивление знакомое.

Прошло не меньше двух часов, прежде чем они закончили вливать кровь в жилы получившегося монстра, а затем запустили его сердце и мозг. Но это было только полдела. Отвратительное существо конвульсивно подергивалось, не способное ни мыслить, ни совершать осознанные движения. Им управляли примитивные рефлексы: нервы реагировали на внешние раздражители, мозг посылал непроизвольные сигналы. Дьяк принес из соседней комнаты клетку со щенком волкодава.

— Зачем это? — спросил Сафир. — Мы ведь уже закончили с телом.

— Но нам требуется душа, — напомнил Дьяк.

— Ты хочешь переселить этого песика в тело монстра?

— Мне нужна ручная тварь, а кто подойдет для этого лучше, чем собака? Со временем я научу его всему, что он должен уметь.

— Убивать?

— Охотиться. И подчиняться.

Сафира так и подмывало задать мучивший его вопрос, но он решил повременить.

— Нам надо извлечь душу и переместить в другое тело, — сказал Дьяк, ставя клетку на стол. — Будь внимателен и следи за всем, что я буду делать.

— Я должен помогать тебе?

— Не в этот раз. Процесс слишком сложный, важно ничего не испортить. Я доверяю тебе, но лучше, чтобы ты вначале получил представление о том, как это происходит.

Сафир кивнул:

— Согласен.

Дьяк взял восемь черных и столько же красных свечей и расставил их вокруг монстра. Затем разложил в курильницах и зажег пучки магических трав, дым которых должен был повысить чувствительность совершающего обряд. Это было важно, так как ему предстояло работать с огромным количеством энергетических нитей. После этого Дьяк поставил фигурки змей с четырех сторон стола — они должны были помочь ему, освободив от необходимости поддерживать уже наведенное волшебство. При работе с душой это имело особое значение, поскольку подобное колдовство требовало максимальной сосредоточенности.

Когда все было готово, Дьяк зажег по очереди все шестнадцать свечей. К этому времени комната уже была наполнена ароматным дымом трав, и Сафир чувствовал, как в его сознание врываются невидимые обычному зрению реалии. Окружающий мир стремительно менял очертания, превращался в подобие энергетического скелета. Можно было познать природу вещей, разъять их и преобразовать по собственному вкусу. Дым стимулирующих благовоний делал возникающие картины куда ярче тех, что появлялись во время предыдущих тренировок, и Сафир удивился, почему они не пользовались этим средством раньше. Впрочем, ответ пришел к нему почти сразу: очень редко у мага есть возможность воскурить фимиамы. Чаще всего приходится работать в условиях, когда все вокруг мешает сосредоточиться, — например, как тогда, когда Дьяк порезал Сафиру руку и юноше пришлось делать кожу, превозмогая боль. Кроме того, всегда была опасность впасть в зависимость от подручных средств. Поэтому применять стимуляторы можно было только во время ритуалов, требовавших действительно большой концентрации, — например, таких сложных, как перенос душ.

Погрузившийся в транс Сафир чувствовал, что Дьяк сосредоточился на нитях армирующей решетки. Они были натянуты и готовы исполнять его приказы. Несмотря на то что на крошечный кусочек пространства их приходились тысячи, Сафир так же, как Дьяк, видел каждую и мог проследить, куда и откуда она ведет. Это было потрясающее ощущение, пьянящее и пугающее одновременно. Казалось, весь мир лежит у твоих ног и ты можешь делать с ним все, что вздумается.

Дьяк начал нараспев произносить слова заклинания, свечи разгорались ярче, запах благовоний усиливался. В комнате стало душновато, но это ощущение прошло, как только Дьяк коснулся нитей, проходивших через душу щенка, которая виделась Сафиру сияющим сгустком движущейся и пульсирующей энергии. Атаи собрал их в один пучок, связал концы в петлю и закрепил на одной из статуэток.

Затем Дьяк наполнил тело чудовища энергией, заставив его извиваться и биться об стол. Он зафиксировал нити, проходившие через него, на другой фигурке и заставил замереть. Теперь монстр казался совершенно мертвым, хотя на самом деле магия просто заставила его мышцы временно перестать реагировать на раздражители.

Дьяк исторг душу из щенка и перебросил ее в тело чудовища. Он ловко закрепил ее в нем, оплетя нитями на манер паучьего кокона. Щенок замертво упал на дно клетки, зато созданное Сафиром и его учителем существо, как только Дьяк освободил его от энергетических пут, забилось на столе, и теперь в его движениях не было той хаотической беспорядочности, которая присутствовала вначале. Сразу чувствовалось, что тварь мыслит и пытается освоиться с новой формой.

Погасив свечи и травы, Дьяк с довольной улыбкой взглянул на Сафира.

— Все получилось? — спросил тот.

— Как видишь. Теперь наш монстр должен свыкнуться со своим телом, а затем я займусь его воспитанием.

— Значит, это ты послал ту тварь? — спросил Сафир, завороженный зрелищем извивающегося гладкого черного тела.

— Какую?

— Которая напала на императора Камаэля в Городе Мертвых.

— Ах, ту… Да, я. Неудавшаяся попытка. Ты спас его.

Сафир усмехнулся. Он подумал об иронии, заключавшейся в том, что после этого случая он стал телохранителем своего злейшего врага.

— Да, все могло закончиться еще тогда, — Дьяк покачал головой. — Но не беспокойся, Камаэль не избежит своей участи.

Сафир кивнул. Он смотрел, как свивались и развивались кольца членистого тела, как трепетали многочисленные конечности, и думал о том, что это новое существо могло бы повторить попытку, неудавшуюся его предшественнику. Но в то же время он понимал, что хочет сам вонзить клинок в сердце Камаэля.

— Мы оставим его в подземелье, — сказал Дьяк, поднимая руку. Существо тотчас замерло, словно прислушиваясь, а затем спустилось на пол и проскользнуло мимо Дьяка и Сафира в дверь. — Оно примитивно, — сказал колдун, провожая его взглядом, — может только выполнять команды — как собака. За ним нужен постоянный контроль. Для нас оно бесполезно.

— Зачем же ты его создал?

— Мы создали, — поправил Дьяк. — Для охраны башни. Будет вроде сторожевого пса. Важное дело, вроде убийства императора, ему не поручишь.

— А как же…

— Предыдущая тварь? Там я использовал душу человека. После необходимой обработки он стал идеальным слугой. Способным думать и принимать решения. В рамках полученного приказа, разумеется.

— И чью душу ты использовал? — спросил Сафир.

Дьяк пожал плечами:

— Того, кому жизнь и смерть императора были небезразличны.

— У него есть имя?

— Как и у всех, я думаю.

— Какое?

Дьяк пожал плечами:

— Не знаю.

— Не знаешь или не желаешь говорить?

— Это не важно. Главное, теперь ты умеешь работать с трансформой. Никогда не знаешь, что пригодится.

— Вообще-то, большую часть проделал ты, атаи, — заметил Сафир.

— Но ты все запомнил?

— В целом — да, — ответил Сафир без особой уверенности.

— Мы попробуем еще раз, — сказал Дьяк, снимая кожаный фартук, — завтра. А теперь нужно отдохнуть. Я прикажу подать ужин. — Он направился к двери.

— Почему ты не убил Камаэля, когда был в Урдисабане? — остановил его Сафир. — Хотя бы тогда, в Цирке. Ты мог сделать это и улететь на своем ленивце.

— Верно, — обернувшись, Дьяк посмотрел ему в глаза. — Но это было бы слишком просто. Обычная смерть. А мне хочется, чтобы это сделал именно ты!

— Почему? — требовательно спросил Сафир.

— Потому что он убил твоих отца и мать, лгал тебе всю жизнь и считал, что ловко избежал наказания. Так пусть же он перед смертью посмотрит в глаза тому, кто через столько лет придет за ним, чтобы покарать за вероломство! Ты согласен?

— О да! — ответил Сафир, чувствуя, что каждое слово атаи отдается в его сердце.

— Встретимся за ужином, — сказал Дьяк, выходя из комнаты.

Сафир проводил его взглядом. Теперь у него не было сомнений в том, что причина, по которой Дьяк ищет мести, кроется в личном отношении атаи к императору Урдисабана. Вот только что мог сделать Камаэль этому колдуну и когда их пути пересеклись? Сафир подозревал, что этого он никогда не узнает.

Глава 5

Император Камаэль сидел на крыше дворца в тени беседки и наслаждался видом лазоревого моря с повисшими над ним белоснежными облаками. С холма открывалась прекрасная перспектива: бухта, заполненная самыми разными судами, лежала перед владыкой как на ладони, несмотря на то, что находилась довольно далеко от дворца. Торговые, военные и прогулочные корабли Урдисабана и других стран скользили по водной глади подобно разноцветным птицам.

Вокруг беседки, где отдыхал император, раскинулся аккуратный парк с облетающими кустами и деревьями. Преобладали желтые, оранжевые и багряные краски, только трава еще хранила зеленый оттенок. Осень вступала в свои права даже здесь, на крыше дворца, где все стремилось усладить взор и душу повелителя Урдисабана.

Слуга незаметно наполнил опустевший бокал и замер в стороне подобно одной из украшавших сад статуй.

— Мой повелитель! — негромкий голос заставил Камаэля отвлечься от созерцания пейзажа и повернуть голову к поднимающемуся по ступенькам Первому Советнику.

Квай-Джестра поклонился и, дождавшись кивка императора, протянул запечатанное послание.

— Что это? — поинтересовался Камаэль, беря конверт. — Почему не вскрыто? Ты не читал?

— Это от жрецов, Ваше Величество. — Дальнейшие объяснения были излишни. Только сам император, наместник богов, имел право читать послания служителей культа. — Результаты исследования той твари, что напала на вас в Ниамаде.

Камаэль нетерпеливо сломал золотую печать. Развернув сложенный втрое листок, он быстро пробежал глазами строки, затем еще раз, но гораздо медленнее. Ормак стоял на предпоследней ступеньке, ожидая распоряжений.

— Та-а-к, — протянул Камаэль, поднимая глаза от послания. На лице у него были написаны недоумение и настороженность. — Здесь сказано, — проговорил он через минуту, глядя на Ормака, — что магическое существо, напавшее на меня в Городе Мертвых, было оживлено благодаря тому, что некий колдун, — это слово он будто выплюнул, — вложил в него душу, — взгляд императора стал ледяным, и Квай-Джестра вздрогнул, — КАИДА-МАГРАДА!

Повисло напряженное молчание. Император ждал реакции, а Первый Советник не знал, что ответить.

— Ну?! — нетерпеливо произнес Камаэль, откладывая бумагу и беря бокал. — Что ты об этом думаешь?

— Очевидно, что Сафир-Маград действительно был предателем, — ответил Ормак, тщательно взвешивая каждое слово. — Его связь с этим монстром очевидна. Если и оставались какие-то сомнения, в том числе относящиеся к здравости его рассудка или магическому воздействию на волю, то теперь не осталось никаких…

— Дальше! — перебил его Камаэль, поморщившись, и Ормак понял, что упоминание о Сафире императору неприятно.

— Ясно, что это дело рук казантарского посла, — сказал он убежденно, зная, что едва ли когда-нибудь удастся опровергнуть или подтвердить это предложение.

— Почему? — тон императора был требовательным.

— Он показал свое мастерство во время спасения Маграда, — Ормак нарочно употребил слово «спасение», которое подчеркивало, что Сафир был заодно с казантарцем, — и, без сомнения, мог сотворить подобное существо. Его ленивец, вероятно, того же сорта.

— Не сказал бы, — мрачно заметил Камаэль, вспомнив черную ленту, едва не прервавшую его земной путь. — И вот еще что: если Сафир хотел меня убить, он имел множество возможностей сделать это не прилюдно, а тайно и с куда большей вероятностью успеха.

— Но, Ваше Величество, мы это уже обсуждали, — возразил Ормак, — и пришли к выводу, что Маград, по плану казантарцев, должен был оставаться при вас как можно дольше, ничем себя не выдавая. Скорее всего, и его победа над этой тварью была инсценирована специально для того, чтобы возвысить его в ваших глазах и способствовать его продвижению к власти. Если бы он стал со временем императором, можно было бы считать, что Казантар захватил Урдисабан бескровно. Пойти же на этот безрассудный шаг (я имею в виду попытку убить вас на арене Цирка) Маград предпринял от отчаяния, ведь его агент, прикинувшийся гладиатором, не сумел сделать свою работу. Между прочим, вы действительно не хотите сместить Ламкерга? Он ведь допустил, чтобы враг затесался…

— Довольно! — прервал его Камаэль с досадой. — Я не сторонник бессмысленных наказаний.

— Простите, Ваше Величество.

— В том, что ты говоришь, очень много противоречий. Например, мне кажется сомнительным, чтобы Маград знал о том, что при создании монстра использовалась душа его отца. А это значит, что чудовище могли подослать и без его ведома. Кроме того, ему не было смысла пытаться убить меня до бракосочетания с Армиэль, так как лишь после него он получал шанс стать во главе Урдисабана.

Ормак молчал, понимая, что император совершенно прав, и окончательно очернить Сафира-Маграда будет нелегко. Впрочем, это не имело большого значения. До их с Армиэль свадьбы оставалась всего неделя, а после нее будет совершенно не важно, насколько серьезным было предательство Сафира. Император все еще помнит своего любимца мальчишкой, которого он взял на воспитание и продвигал при дворе, но вскоре он забудет его. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон.

— Единственное, что я могу сказать наверняка, Ваше Величество, — проговорил Ормак, решив напомнить императору неоспоримый факт, доказывавший вину Сафира, — это то, что лорд Маград пытался убить вас. И даже присутствие сотен людей не остановило его.

— Вот это-то меня и удивляет, — сказал Камаэль, покачав головой. — В его глазах я прочитал такую ненависть… Нет, это не был холодный расчет изменника.

Император помнил, как Сафир выкрикивал что-то насчет своего отца и того, что его не следовало казнить. Как в его голову могли закрасться подобные мысли? Камаэль был уверен, что никто при дворе никогда не говорил юноше ничего, что могло бы вызвать у него подозрения, будто повелитель Урдисабана причастен к гибели лорда Каида-Маграда. Кроме того, чтобы испытывать такую ненависть, которую он увидел на лице своего воспитанника, нужно быть уверенным в собственной правоте — для этого мало подозрений.

— Какова вероятность того, что Казантар подкупил еще кого-то из моих приближенных? — спросил Камаэль, поскольку Первый Советник молчал.

— Мои люди стараются это выяснить, Ваше Величество.

— И когда можно ждать результатов?

— Полагаю, не позже чем через неделю. Вы же понимаете, действовать приходится аккуратно.

— Когда в опасности жизнь императора, — произнес Камаэль холодно, — об удобствах подданных не думают.

— Разумеется, вы правы, Ваше Величество, я немедленно ускорю темпы расследования!

— Надеюсь, это к чему-нибудь приведет.

— Мы делаем все…

— Что в ваших силах. Достаточно об этом. Кстати, я вдруг подумал: а могу ли я доверять тебе? — Камаэль, прищурившись, взглянул на Ормака.

Первый Советник вздрогнул, словно от удара.

— Ваше Величество, я спешу заверить…

— Успокойся, — прервал его император, улыбнувшись, — даже если бы я тебя и подозревал, то не рассчитывал бы, что ты признаешься в измене. — Камаэль отпил глоток вина и со стуком поставил бокал на стол. — Кстати, что насчет Магоро? Ты докладывал, что твои люди почти выследили его.

Ормак замялся.

— Я хотел представить Вашему Величеству полный отчет сегодня вечером, — проговорил он уклончиво.

— Ты нашел его? — холодно спросил Камаэль.

— Похоже, что да. Осталось собрать последние доказательства, но я уверен, что это он.

— И ты молчал?! — вскричал император, багровея.

— Как я уже сказал Вашему Величеству, я собирался предоставить сегодня Вашему вниманию исчерпывающий доклад! — испуганно залепетал Квай-Джестра, попятившись.

— И покрасоваться! — перебил его Камаэль. — Мне не нужен фарс, мне нужен этот проклятый Магоро! Итак, ты знаешь, кто он и где скрывается?

Ормак кивнул:

— Да, Ваше Величество!

— Отлично! — Камаэль удовлетворенно рассмеялся. — Наконец-то хорошие новости! И где он?

— В Казантаре.

— Вот как! — император слегка нахмурился. — Это несколько осложняет дело. — Он помолчал. — Мне нужно кое-что обдумать. Будь неподалеку, я пошлю за тобой.

— Как прикажете, Ваше Величество. — Ормак поспешно попятился.

— А что касается изменников, продавшихся за казантарское золото, в следующий раз постарайся принести мне хорошие вести! — бросил ему вслед Камаэль.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

Ормак низко поклонился, все так же, пятясь, спустился по ступенькам беседки и скрылся за деревьями сада.

Камаэль несколько минут обдумывал услышанное, затем решительно поднялся и вышел из беседки. Он направился во внутренние покои дворца. Оказавшись в своем кабинете, император вызвал слугу и велел найти лорда Армаока и передать приказ явиться как можно быстрее. Когда лакей с поклоном вышел, Камаэль подошел к большой цветной карте, висевшей на стене напротив рабочего стола, и некоторое время внимательно ее рассматривал. Затем потер рукой подбородок и сел в кресло возле окна. Он думал о том, что казантарцы слишком явно проявили себя в попытке покушения на него. Либо их посол действовал на свой страх и риск, спасая Сафира-Маграда, что казалось маловероятным (поскольку больше испортить отношения между странами, чем это сделал барон Деморштский, было трудно), либо император Ламагрон подал Урдисабану повод к войне. Умышленно. А это означало, что Казантар к ней готов и даже желает ее. Камаэль нахмурился: он не любил, когда кто-либо пытался навязать ему свои правила. Поддаться на удочку Казантара означало проиграть, а этого Камаэль допустить не мог — он слишком долго строил свою империю, чтобы позволить ей рухнуть из-за опрометчиво принятого решения. Нет, он не станет объявлять Ламагрону войну. Но и в долгу не останется. Казантарцы лезут в его дела: помогают изменникам и заговорщикам избежать суда и справедливой расправы. Что ж, он пресечет это. Для этого он и вызвал Нармина.

Размышления Камаэля прервал стук в дверь. Услышав разрешение войти, заглянул слуга и сообщил, что пришел лорд Армаок.

— Пусть войдет, — проговорил император, пересаживаясь за стол.

Когда Нармин появился на пороге, Камаэль с теплой улыбкой поднялся ему навстречу.

— Мальчик мой! — воскликнул он, едва лорд Армаок приблизился. — Как я рад тебя видеть!

Нармин поклонился.

— Садись, нам нужно поговорить. — Император опустился в кресло, указав на свободное место напротив.

— Благодарю, Ваше Величество. — Нармин сел, держась прямо и не сводя глаз с повелителя.

— Большая удача, что ты вернулся именно сейчас, когда мне так нужны верные люди, — сказал Камаэль, окинув его благосклонным взглядом. — Надеюсь, ты один из них?

— Ваше Величество можете быть в этом совершенно уверены, — ответил Нармин с поклоном.

— Мне больно вспоминать о том, что случилось с лордом Маградом, — проговорил император, немного помолчав. — Он был твоим другом?

— Да, Ваше Величество.

— Его внезапная болезнь глубоко огорчила меня. Никак иначе я не могу объяснить измену лорда Маграда.

Нармин промолчал, хотя Камаэль сделал паузу, словно давая ему возможность вставить свою реплику. Видя, что собеседник не отвечает, император продолжал:

— Я уверен, что ты, мой мальчик, понимаешь, каким чудовищным должен казаться поступок Сафира тем, кто не знал его так хорошо, как мы с тобой. Они будут называть его изменником, но для нас он останется благородным человеком, чей разум помутился. — Камаэль на пару секунд скорбно опустил глаза. — Я хотел поручить одно дело государственной важности Сафиру, но теперь его нет с нами. Необходим новый кандидат, и я не вижу, кто мог бы справиться с делом лучше, чем ты, лорд Армаок.

— Я готов служить вам и империи, Ваше Величество, — ответил Нармин, — в меру своих сил и возможностей.

— Рад это слышать. — Камаэль окинул его изучающим взором. — Когда я обдумывал твою кандидатуру, немалую роль сыграло и то, что ты только недавно вернулся в Урдисабан и твое лицо не успело примелькаться при дворе. Дело предстоит деликатное и тайное. — Император помолчал, словно собираясь с мыслями. — Возможно, тебе известно, что в провинциях действуют агенты Казантара. Они препятствуют правосудию, укрывают преступников и подрывают авторитет моей власти. Их предводитель, так называемый Магоро, долго испытывал мое терпение, ловко уходя от ответа и ускользая от моих шпионов, но долгожданный час настал: его все-таки выследили люди Квай-Джестры! Но есть одна сложность, — Камаэль откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. — Этот самый Магоро обосновался в Казантаре, и мы не можем действовать открыто. Тем не менее его необходимо уничтожить, так как без своего лидера вражеские агенты вскоре выдохнутся и их деятельность сойдет на нет. Понимаешь?

— Да, Ваше Величество, — отозвался Нармин.

— Очень хорошо. Так вот, Магоро нужно устранить, причем у казантарцев не должно быть повода обвинить в его смерти нас.

— Станут ли они поднимать шум из-за агента? — с сомнением спросил Нармин.

— Очевидно, Магоро имеет высокий статус при дворе Ламагрона. Его нельзя просто убить. Нужно, чтобы все выглядело как несчастный случай или сведение старых счетов с кем-то из местных. Понимаешь?

— Да, Ваше Величество. — Нармин кивнул. — Никто не должен заподозрить Урдисабан. Мы не дадим Казантару повода для войны.

— Ты все схватываешь на лету! — улыбнулся одними губами Камаэль. — Не зря я решил привлечь к этому заданию тебя.

— Что я должен делать, Ваше Величество? — спросил Нармин, уже зная ответ.

— Насколько мне известно, в Нордоре ты изучал искусство тайных убийц. Хорошо ли ты его освоил?

— Лишь самые азы, Ваше Величество. У меня было много работы при посольстве.

— Да-да, — император понимающе покачал головой, — я слышал, что барон Мартинбейр переложил на тебя большую часть своих обязанностей. И не только государственных.

Нармин ничем не выдал своей реакции на слова Камаэля, но внутри у него все заклокотало: не намекает ли повелитель на его непозволительную связь с женой своего сюзерена? Если да, то зачем?

— И все же полагаю, — продолжал император, — кое-чему ты научился.

Он выжидающе уставился на Нармина, и тот был вынужден кивнуть.

— Полгода усиленных тренировок в корпусе ассасинов не могли пройти даром, — сказал Камаэль. — И сейчас не время скромничать. Ты сам видишь, что судьба подготовила тебя к предстоящему заданию. Итак, я спрашиваю: ты готов убить Магоро?

— Да, Ваше Величество, — отозвался Нармин, стараясь ничем не выдать того, насколько ему не нравится поручение императора.

— Замечательно! Я не сомневался, что ты так скажешь, — Камаэль ласково улыбнулся. — Отправляться нужно завтра. У тебя мало времени на сборы, так что люди Ормака начнут немедленно инструктировать тебя. Отправляйся в покои для гостей, а я распоряжусь, чтобы к тебе пришли.

Нармин поднялся с кресла в смятении. Меньше всего он ожидал, идя к императору, что тот отправит его в Казантар убить какого-то шпиона. Неужели у него не было других, более подходящих кандидатур? Армаок не верил в это, но ничего не мог возразить.

— Служу империи! — проговорил он, прежде чем с поклоном удалиться.

Император Камаэль проводил его взглядом и, оставшись в одиночестве, встал и подошел к окну. За решеткой виднелся Тальбон, спускавшийся к морю. Его кровли казались ступеньками, ведущими к тому, что повелитель Урдисабана так ненавидел — водам, поглотившим его первую жену и дочь. Боль, уже забытая и похороненная, вдруг всплыла в его душе и захлестнула с головой. Камаэль не мог сдержать катившихся из глаз слез, его сотрясали рыдания. Он тяжело оперся о широкий подоконник и дал волю чувствам. Если бы кто-нибудь зашел в этот момент в комнату, он с удивлением понял бы, что император очень стар и несчастен, — так, как может быть несчастен только тот, кто прожил долгую и полную тревог жизнь.

Нармин остановил коня на холме, у подножия которого рос дремучий лес, простиравшийся на многие сотни миль вокруг. Ему понадобилось две недели, чтобы добраться сюда от границы Казантара с Урдисабаном, и вот наконец вожделенная цель стала видна: белая башня причудливой архитектуры возвышалась над верхушками деревьев, словно гигантский жезл из слоновой кости, воткнутый в землю.

— Это она, сир? — обратился к Нармину капитан гвардейцев, отряд которых сопровождал Армаока. Солдаты были переодеты обычными путниками, при себе они не имели ничего, что могло бы выдать их отношение к Урдисабану. Все вещи были куплены в Казантаре, так же как лошади и оружие.

— Думаю, да, — ответил Нармин без энтузиазма. Он не испытывал ни малейшего желания отправляться к этой башне. Предчувствие говорило ему, что Магоро, так долго водивший за нос шпионов империи, должен был предусмотреть возможность появления незваных гостей и принять соответствующие меры. Нармин с тоской посмотрел на юг, где остался родной Урдисабан, и тяжело вздохнул.

— До башни ехать не меньше суток, — прикинул вслух капитан. Он смотрел вдаль, прищурившись, и лениво пожевывал травинку. Казалось, ему совершенно все равно, где сложить голову. Нармин почти испытал к нему зависть.

— Тогда лучше отдохнем, — сказал он, спешиваясь, — через пару часов начнет темнеть.

— Отправимся завтра утром, сир? — поинтересовался капитан.

— Да. Подъедем поближе, переночуем, а там посмотрим, как быть, — ответил Нармин, беря коня под уздцы. — Не хочу появляться рядом с башней среди бела дня.

Гвардеец кивнул и сделал знак своим подчиненным. Они слезли с лошадей и повели их к подножию холма. Там отряд устроился на привал. Костер не разводили — Нармин решил, что с такого расстояния дым уже могут заметить в башне, — так что пришлось довольствоваться солониной, хлебом и сыром. Поужинав, люди выставили часовых и устроились на отдых.

Нармин заснул довольно быстро — сказалось нервное напряжение последних дней пути. Организм словно чувствовал, что ему скоро понадобятся силы для решительного броска.

Армаоку снились сумбурные сны, малосвязанные и быстро сменявшие друг друга. Но запомнился Нармину только один, в котором он видел Пирасиону. Высокая и статная, с точеным лицом и надменным нравом, она сразу свела его с ума. Они не могли выносить друг друга дольше, чем требовалось для краткого мига страстного соития — все остальное было сплошным кошмаром. Но Нармин не отказался бы от него ни за какие сокровища мира — до последнего времени, когда произошло то, что заставило его вернуться в Урдисабан.

Влечение к супруге своего начальника, барона Мартинбейра, оказалось пагубным для него. Он до сих пор не мог понять, как Пирасионе удалось убедить его пойти на преступление, воспоминание о котором не давало ему покоя ни днем ни ночью. И тем не менее Нармин не остался в Карсдейле, так как не мог заставить себя оторваться от этой женщины, казавшейся воплощением истинного совершенства — во всем, что не касалось ее жестокой и коварной души. Их встречи продолжались, хотя теперь случались все реже — Армаок начал понимать, что Пирасиона использовала его для того, чтобы стать свободной. Ее муж, барон Мартинбейр, после тяжелой болезни, вынудившей его оставить пост посла в Карсдейле и вернуться на родину, наконец скончался несколько недель назад. И только Нармин знал, что его недуг проистекал не из естественных причин, а был следствием отравления. Пирасиона поделилась с Армаоком своим планом во время их очередного бурного свидания. Ей удалось убедить его, что она должна стать свободной для того, чтобы принадлежать только ему. В то время Нармину была невыносима мысль, что кто-то, кроме него, пусть даже законный супруг, может обладать Пирасионой, и он позволил ей обмануть себя. Он первый дал старому барону порцию яда. Потом они по очереди травили его, подмешивая малые дозы в пищу и питье: она — когда муж был дома, он — когда начальник находился на службе. Результаты не заставили себя ждать: барон занемог. К счастью для любовников, яд был такой редкий, что ни один лекарь не сумел обнаружить его. Пирасиона продолжала травить супруга и по возвращении в Урдисабан, так что его смерть не стала для Нармина сюрпризом. К тому времени он уже разгадал ее игру и старался избегать встреч, хотя порой не мог совладать с собой — как тогда, когда должен был сопровождать казантарского посла, но исчез ради свидания с Пирасионой, из-за чего получил выговор от Сафира.

Армаоку снилось, как он подсыпает порошок в блюда барона — раз за разом, день за днем. Совсем крошечные порции, которые нельзя было почувствовать, но которые медленно подтачивали здоровье старика.

Проснувшись, Нармин ощутил себя на редкость несчастным. Его одолевало раскаяние, и за завтраком он выглядел совершенно рассеянным. Яркие картины запомнившегося сна бередили душу и неотступно преследовали — словно навязчивые галлюцинации душевнобольного.

После краткой трапезы отряд двинулся в путь. Нармин насвистывал песенку, чтобы отвлечься, и время от времени заговаривал со спутниками обо всякой ерунде — лишь бы не вспоминать о бароне Мартинбейре и Пирасионе.

День прошел для него тягостно. Когда всадники спешились в четверти мили от башни и укрылись в овраге, он чувствовал себя совершенно измученным и не мог думать о предстоящем деле. А отправляться в цитадель казантарца ему нужно было в одиночестве, так как его миссия требовала искусства ассасина, по сравнению с которым выучка даже лучшего преторианца была подобна грации слона в посудной лавке.

Всадники дождались темноты. Ночь выдалась ветреная и дождливая. Часов с десяти зарядил дождь и лил все сильнее. Гвардейцы нарубили веток и построили шалаши, но вокруг все равно было сыро и промозгло. Поужинав вяленым мясом, хлебом и сыром, люди расположились в укрытиях, дожидаясь полуночи.

Нармину было тоскливо. До того как он должен будет расстаться со своими спутниками, оставалось меньше часа, и он понимал, что может не вернуться из белой башни, возвышавшейся над верхушками деревьев. Он вспоминал, чему его учили в Карсдейле, но Нармин слишком мало времени провел среди ассасинов, чтобы перенять у них все премудрости мастерства. По большому счету Нармин мог рассчитывать только на удачу, а в нее дождливой ночью верилось с трудом.

Над головами людей сверкнула молния, и через несколько мгновений донесся раскат грома. Вскоре последовала еще одна вспышка, затем другая. Гроза приближалась, и вокруг становилось все темнее и безрадостнее. Деревья казались в свете молний молчаливыми часовыми, расставленными вокруг башни. В кочках и кустах Нармину виделись затаившиеся соглядатаи и дикие звери. Он старался взять себя в руки, но не мог: смятение усиливали не оставлявшие его образы из прошлого.

Наконец наступила полночь, а Армаок все сидел в шалаше. Гвардейцы поглядывали на него с ожиданием и легким недоумением, но ему не хотелось покидать этот импровизированный лагерь. Прошло еще полчаса, прежде чем стало ясно, что затягивать дольше нельзя. Тогда Нармин поднялся и подозвал к себе капитана преторианцев.

— Мне пора, — сказал он, даже не пытаясь изобразить энтузиазм. — Ждите меня здесь до утра, затем отойдите на три мили на север. Выставите часовых и оставайтесь там еще два дня, если не будет опасности. Потом, если я не появлюсь, возвращайтесь в Урдисабан. — Нармину нелегко дались эти слова, но он понимал, что должен обеспечить своим людям отход на случай, если его схватят. Так у них, по крайней мере, будет шанс спастись.

Выслушав Нармина, капитан коротко кивнул и бросил свое обычное «слушаюсь!». На его лице нельзя было прочитать ничего — он просто выполнял приказ. Делал свое обычное, привычное дело, не задавая лишних вопросов и не вдаваясь в детали.

Армаок собрал немного еды на случай, если придется сидеть в засаде или выжидать удобного момента. Из оружия он взял только меч, кинжал и легкий арбалет, помещавшийся под плащом. Башню окружало пустое пространство, где негде спрятаться стрелку, так что убить Магоро можно было, только подобравшись к нему почти вплотную. И это удручало Нармина больше всего.

Он покинул лагерь около часа ночи, стараясь двигаться тогда, когда не сверкали молнии, и держаться ближе к земле. Мокрая трава быстро пропитала штаны и полы плаща, сделав их тяжелыми и неудобными. Дождь хоть и оседал на листьях разросшихся крон, но все равно намочил одежду Нармина. Проклиная все на свете, а больше всего пославшего его сюда императора, Армаок продвигался короткими перебежками по направлению к башне. Через некоторое время среди деревьев уже можно было различить ее белый силуэт. И все же она была слишком далеко от края леса. Магоро грамотно расчистил местность вокруг своей цитадели. Нармин подозревал, что она находится под постоянным наблюдением. Он порадовался тому, что не поленился и во время одного из привалов нашил на плащ пучки травы, сделав его почти бесформенным. Теперь, если распластаться на земле, то можно было слиться с ней — особенно в темную дождливую ночь. Главное, не попасть в свет молнии. Передвигаться следовало очень аккуратно и медленно, не вставая в полный рост. Это требовало времени, а от леса до башни было довольно далеко.

Нармин добрался до последних деревьев и устроился за большим кустом, откуда мог незаметно наблюдать за цитаделью. Вначале он внимательно вглядывался в местность, пытаясь понять, нет ли вокруг башни часовых или аванпостов. Так ничего и не обнаружив, он вытащил подзорную трубу и стал разглядывать обиталище Магоро.

Строение было, мягко говоря, внушительным. На его постройку, должно быть, ушел не один год. Кроме того, Нармин не представлял, какими приспособлениями должны были пользоваться рабочие, чтобы возвести столь гигантскую башню. Архитектура также поражала: в ней не было ничего привычного глазу, словно зодчий прибыл из очень далеких мест, где у людей были совершенно особенные представления о формах и пропорциях. Вообще же башня производила одновременно и завораживающее, и отталкивающее впечатление.

Нармин закончил осмотр и задумался. С той стороны, которая была доступна изучению, виднелась одна дверь в основании и несколько рядов бойниц. Над балконом, окружавшим башню по периметру, имелись окна — судя по всему, там располагались жилые помещения. Армаоку нужно проникнуть именно туда — в покои Магоро, — но для этого необходимо было преодолеть нижние этажи, не говоря уже о том, что он понятия не имел, как попасть в цитадель. Единственное, что приходило в голову, — воспользоваться кошками и тросами, но Нармин сомневался, что этот маневр останется незамеченным. С другой стороны, он не видел ни одного дозорного, даже балкон был пуст. Значит, и наблюдать за ним некому. Но поверить в подобное небрежение Армаок никак не мог. Здравый смысл подсказывал ему, что охрана должна быть, просто он ее не видит. Это делало честь Магоро и добавляло проблем Нармину. Тем не менее настала пора действовать.

Гроза постепенно уходила на юг, и молнии вспыхивали все реже. Это было на руку Армаоку, поскольку позволяло ему делать более длинные перебежки. Выждав подходящий момент, он побежал к башне, низко пригибаясь к земле. Сделав шагов десять, он распластался в мокрой пожухлой траве и замер. Через несколько секунд сверкнула молния, осветившая все вокруг не меньше чем на четверть мили. Нармин поднялся и двинулся вперед, но вскоре снова упал на землю.

В результате путь до башни занял у него около получаса, но он не жалел потраченного времени. На поиски Магоро у него впереди почти вся ночь, а гроза успела уйти довольно далеко, так что теперь кругом царила непроглядная тьма. Дождь тоже начал постепенно стихать, хотя был еще довольно сильным.

Нармин укрылся у подножия башни. Над головой едва виднелся балкон. Армаок прикинул, хватит ли у него длины веревки, и понял, что нет: он никак не рассчитывал, что придется карабкаться так высоко. Однако он заметил ряд бойниц, через которые смог бы протиснуться.

Раскрутив трос с кошкой на конце, Нармин сделал бросок, но железо только чиркнуло по кладке, и крючья упали вниз. Армаок быстро подобрал их и сложил веревку. Вторая попытка также не удалась: было слишком темно и ветрено. Наконец с третьего раза Нармину удалось зацепить кошку за край бойницы. Подергав трос и убедившись, что он надежно закрепился, Армаок оставил все лишние вещи у подножия башни и полез вверх.

Это оказалось трудным и изнурительным занятием. Дождь намочил веревку, и карабкаться по ней было сущим мучением. Кроме того, промокшая одежда тянула вниз. Нармин дважды отдыхал, пока достиг бойницы, и, перевалившись через подоконник, оказался внутри башни.

Прежде чем оглядеться, он почти минуту сидел, привалившись спиной к стене, и пытался отдышаться. За это время глаза привыкли к темноте комнаты, и Нармин смог разглядеть большое кресло, накрытое тканью, и пару стульев, поставленных одно на другое. Судя по всему, комната служила кладовкой. Это было странно: помещение, в котором находилась бойница, не могло не использоваться. За ним должны были следить, а здесь не было даже решетки — словно никто не опасался, что внутрь может пробраться посторонний. Нармин поднялся на ноги и обошел комнату, но так и не обнаружил ничего, свидетельствовавшего о том, что здесь кто-либо дежурил хотя бы время от времени. Могло ли быть, что башня не охранялась? В это Армаок поверить не мог. Он готов был скорее списать отсутствие часовых на небрежность стражи. Что ж, ему это только на руку.

Нармин осторожно подошел к двери. За ней не было слышно ни звука. Армаок взялся за ручку и толкнул. Дверь не подалась. Тогда он потянул ее на себя. С тихим скрипом она отворилась, и Армаок выглянул в коридор.

Здесь тоже было темно. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут, и все равно Нармин продвигался, касаясь рукой стены. Он шел медленно, чутко прислушиваясь и понятия не имея, куда идет.

Через несколько минут Армаок обнаружил перед собой крутую лестницу, ведущую наверх, и начал подниматься. Вскоре впереди забрезжил слабый красноватый свет. Когда Нармин добрался до следующего этажа, то понял, что где-то наверху горят факелы. Значит, там люди. Действовать следовало крайне осторожно, ведь в любой миг кто-нибудь мог отправиться вниз. Армаок шел очень медленно, стараясь не шуметь и не задевать стен, и в конце концов попал в коридор, на стенах которого были укреплены в железных уключинах редкие факелы. Они давали слабый колеблющийся свет, но после блуждания в потемках Нармин был рад и этому.

Он двинулся вдоль коридора, молясь всем богам подряд. Время от времени попадались запертые двери, из-за которых не доносилось ни звука. Башня была огромна: ее круглая в сечении форма совершенно не ощущалась. Нармин не знал, добрался ли он до этажа, вдоль которого шел балкон, и хотел выяснить, где он находится. Для этого надо было попасть в одну из комнат с окном и выглянуть наружу — другого способа он не видел.

Армаок еще несколько минут бродил по коридору, прежде чем рискнул открыть одну из дверей, но комната оказалась без окон. Зато выглядела обжитой: здесь был стол, окруженный стульями, шкаф и гора посуды. Кроме того, Нармин разглядел канделябр с оплавившимися свечами, так что, судя по всему, в этом помещении регулярно бывали стражники или слуги.

Закрыв дверь, Армаок двинулся дальше. Он сделал еще три попытки, но лишь последняя увенчалась успехом: в дальней стене комнаты имелось окно, закрытое плотными ставнями. Нармин вошел и прикрыл за собой дверь. Отодвинув щеколду, он распахнул дубовые створки и высунулся наружу. Балкон находился минимум двумя десятками футов выше. Выругавшись про себя, он вышел в коридор и торопливо вернулся на лестницу. Предстояло преодолеть, по крайней мере, пару этажей. Он начал подниматься, понимая, что может столкнуться с людьми Магоро в любую секунду. Поэтому в одной руке он держал заряженный арбалет, а в другой — меч. Но ему никто не встретился, и Нармин благополучно добрался до этажа, который, как он прикинул, был ему нужен.

Здесь было не больше света, чем на нижних ярусах, но зато по полу шла ковровая дорожка, глушившая шаги, а вдоль стен стояли узкие скамейки, не мешавшие ходить. Из-под дверей пробивались желтые полоски света и доносились голоса. Нармин услышал бряцание оружия и поспешил вперед, где виднелся поворот, за которым можно было укрыться. Но его предосторожности оказались напрасными: никто не вышел.

Армаок не сомневался, что покои Магоро охраняются, и двинулся по коридору, держа оружие наготове. Одновременно он прокручивал в голове возможные варианты атаки. Очевидно, следовало сделать ставку на внезапность. Стражники не должны понять, что на них напали. Обезвредив их, Нармин ворвется в комнату Магоро и убьет его, а затем помчится к лестнице, чтобы спуститься туда, где оставил трос. Соскользнув по нему, побежит к лесу, где можно затеряться среди деревьев. Плащ должен в этом помочь. Армаок надеялся, что Магоро удастся прикончить тихо и погони не будет хотя бы несколько минут.

Однако он все шел, а охраны нигде не было. Даже слуги не появлялись. Нармин начал нервничать: он не знал, как определить, где находится Магоро. Отыскав комнату, откуда не доносилось ни звука и где не было света, он вошел и сразу направился к окну. Распахнув ставни, он выглянул и с удивлением обнаружил, что поднялся слишком высоко: балкон располагался прямо под ним, этажом ниже.

Нармин обвел комнату глазами в поисках чего-нибудь подходящего для спуска. Его взгляд упал на моток веревки — тонкой и годной разве что на то, чтобы сушить на ней белье. Зато ее было много, и Армаок, отложив оружие, принялся нарезать и перевивать ее так, чтобы получился короткий, но прочный канат. Закончив, он обвязал один конец вокруг дверной ручки, а другой перекинул через подоконник. Вскарабкавшись на окно, Армаок начал осторожно спускаться, молясь, чтобы веревка выдержала его вес.

Но она не подвела, и вскоре Нармин очутился на широком балконе. К тому времени тучи разошлись и на небе показалась ущербная луна, освещавшая башню. Армаок шел вокруг террасы, пока не оказался возле освещенного окна. Осторожно заглянув в него, он увидел трех слуг, сидевших вокруг стола и игравших в кости. Пригнувшись, он почти прошел мимо и двинулся дальше. В следующем окне Нармин разглядел четверку охранников, двое из которых мирно спали, повалившись на кушетки, а их приятели выпивали из глиняных кружек. Между ними стоял кувшин, и, судя по их болтовне, они успели изрядно поднабраться.

Армаок пробрался мимо и очутился возле ведущей с балкона в башню двери. Она была закрыта, но неплотно — из щелки струился желтый свет. Внутри было тихо, но Нармин ощущал чье-то присутствие. На ум совсем некстати пришла Пирасиона. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, но они не оставляли его. Мысленно выругавшись, Армаок приблизился к щели и начал осторожно приоткрывать дверь. За ней были занавески, по краям плотные, а посередине полупрозрачные. Сквозь них Нармин различил стоящую фигуру, принадлежавшую довольно крупному мужчине. Возможно, это и был Магоро. Армаок перевел дух и прислушался, но в комнате по-прежнему было тихо. «Хорошо хоть, не нужно убивать стражников», — попробовал подбодрить себя Нармин, но у него ничего не вышло: его охватила нервная дрожь, с которой он никак не мог совладать. В голову упорно лезли мысли о Пирасионе и мертвом бароне.

Чтобы прекратить это, Армаок рывком распахнул дверь и ринулся внутрь. При его появлении мужчина резко развернулся и вскинул руку. Нармин выстрелил в него из арбалета, но стрела, к его изумлению, замерла в воздухе. Однако куда больше Армаока поразил стоявший перед ним человек. С легкой усмешкой в глаза ему смотрел Хорг Ариган Дьяк. И от него исходило нечто, заставившее Нармина внезапно почувствовать слабость во всем теле. Ноги его подкосились, и он рухнул на пол, разжав пальцы и выпустив оружие.

— Добро пожаловать, — сказал казантарец, глядя на распластавшегося у балконной двери Армаока.

Он взял с каминной полки маленький колокольчик и позвонил. Почти сразу в комнату вошли четверо охранников — тех самых, которых Нармин видел в соседней комнате, — и ни один из них не выглядел заспанным.

— Обыщите моего гостя и усадите в кресло, — приказал им Дьяк, придвигая для себя стул, — и позовите минут через десять лорда Маграда.

Стражники отобрали у Нармина оружие, обшарили его карманы, подняли и усадили напротив хозяина башни. Армаок понимал, что его парализовали при помощи волшебства, но чувствовал, что может говорить. Однако пока предпочитал молчать. Было ясно, что его ждали и просто заманили в ловушку. Возможно, казантарец не думал, что незваный гость продвинется так далеко. Что ж, Нармину хотелось думать, что ему удалось хотя бы удивить Дьяка.

Тем временем охранники вышли, повинуясь знаку хозяина, и Армаок остался с казантарцем наедине. Тот смерил его снисходительным взглядом и взял со стола бокал белого вина. Отпив маленький глоток, он покрутил фужер в руках и сказал:

— Лорд Армаок, если не ошибаюсь?

— К вашим услугам, — Нармин постарался, чтобы голос не выдал страха, который он испытывал.

— Зачем пожаловали? На дружеский визит не похоже.

— Тут вы правы.

— Какую же цель вы преследовали? — Дьяк держался подчеркнуто вежливо, и казалось, будто ему и так уже все известно.

— Полагаю, она для вас не секрет, — ответил Нармин.

— Я лишь подозреваю. — Дьяк достал кисет, трубку и принялся набивать ее табаком.

Хотя он был в домашней одежде, Армаок с удивлением заметил под ней черный панцирь. Похоже, его визита и правда ждали.

— Ошибусь ли я, если предположу, что вы прибыли сюда с целью убить некоего Магоро, изрядно досаждающего вашему императору? — спросил Дьяк, раскуривая трубку и не глядя на пленника.

— Нет, вы абсолютно правы, — ответил Нармин, не видя смысла отпираться. — Могу ли и я озвучить догадку?

— Прошу, не стесняйтесь, — казантарец с самодовольным видом выпустил вверх струю сизого дыма.

— Вы и есть Магоро?

Дьяк кивнул.

— Лорд Армаок, — проговорил он с чуть насмешливой улыбкой, — скажите, как вам стало известно про это место? — он повел вокруг себя рукой.

Нармин попытался пожать плечами, но у него не вышло.

— Не хотите отвечать? — неправильно понял его молчание Дьяк. — Что ж, тогда я спрошу по-другому: не получили ли вы сведения о местонахождении моего убежища от Первого Советника Квай-Джестры?

— Хотите сказать, он работает на вас? — скептически отозвался Нармин. В это он поверить не мог.

— Отнюдь. У этого человека свои интересы, и связаны они целиком с Урдисабаном. Но как вы думаете, могли его шпионы добраться сюда и, главное, покинуть окрестности башни без моего желания?

— Значит, вы позволили им выследить вас?

Дьяк кивнул. Он уже докурил трубку и встал, чтобы вытряхнуть пепел в камин.

— Но зачем? — спросил Нармин, следя за ним взглядом.

— Чтобы вы пришли ко мне.

— Я?

— Ну разумеется. — Дьяк ухмыльнулся. — Кого еще послать, как не того, кто прошел школу ассасинов, да к тому же путался с женой своего начальника? Об этом уже поползли слухи, а вы же знаете, как Камаэль не любит шумихи.

Нармина слегка покоробило от того, с каким пренебрежением казантарец назвал императора по имени, но он промолчал: сейчас не хотелось вступать в препирательства. Ему было любопытно узнать, насколько глубоко влез Дьяк в дела Урдисабана.

— Зачем я вам понадобился? — спросил он.

— Мне интересны люди, которым я могу что-нибудь дать, — отозвался казантарец.

— Неужели и я вхожу в их число? — усмехнулся Нармин.

Дьяк пожал плечами:

— Может, да, а может, и нет. Это я и собираюсь выяснить.

— Слушаю.

— Во время одного нашего разговора вы обмолвились, что были бы не прочь кое о чем позабыть. Думаю, не ошибусь, если предположу, что речь шла о леди Мартинбейр.

— Вы очень догадливы, — не стал отпираться Нармин.

— Я могу избавить вас от чувства к ней и даже от воспоминаний о том, что вы совершили ради нее. Вас ведь это мучает?

— Еще как! — признал Нармин. — И что вы хотите взамен?

— Судя по тому, как скоро вы об этом спросили, вы склонны отказаться от моего предложения, — заметил Дьяк.

Он вернулся к столу и сел на стул, положив руки на колени.

— Это вы наслали на меня сны о… Пирасионе? — спросил Нармин.

Дьяк кивнул:

— Мне хотелось, чтобы вы припомнили то, что совершили. Больше я не стану так делать, но вы же понимаете, что воспоминания все равно будут вас преследовать.

— Прекрасно понимаю, — отозвался Нармин. — Знаете, господин посол, ваше предложение действительно очень заманчиво. Я бы с великим удовольствием избавился и от своей страсти, и от видений прошлого, но я знаю, что вы потребуете взамен то, что я не смогу вам дать.

— Что же, например?

— Измену.

Дьяк несколько секунд смотрел на Нармина, затем взял бокал и сделал большой глоток. Поставив его на место, он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

— Что ж, — сказал он, пожав плечами, — раз так, то я вынужден оставить вас здесь в качестве пленника, пока мои дела в Урдисабане не будут закончены.

— Хотите сказать, что не убьете меня? — Нармин был искренне удивлен.

— Зачем? Я не получаю удовольствия от насилия, — сказал Дьяк. — Я вижу в нем только необходимость нашего несовершенного мира.

— У вас очень извращенное представление о нашем мире, — заметил Нармин.

Казантарец поднял брови.

— Это говорит убийца? Вспомните старого барона.

— Вам известно, как я наказан, — мрачно ответил Нармин.

— Это так, — согласился Дьяк.

— Откуда вы узнали об отравлении?

— Мне это кажется очевидным. Молодая жена, старый муж. Привлекательный лорд, который почти всегда рядом. Болезнь и смерть супруга, слухи о любовной связи, — казантарец развел руками.

— А Сафир? — спросил Нармин. — Он здесь на каких правах?

— Об этом вы сами его спросите. Вы же слышали, как я приказал его позвать.

— Он действительно изменил короне?

— И да, и нет.

— Как это понимать?

— Он сам объяснит, если захочет. — Дьяк поднялся. — Я уже слышу его шаги.

— Что бы вы потребовали, если бы я согласился на ваше предложение? — неожиданно для самого себя спросил Нармин.

— Помочь вашему другу.

— Сафиру?

— Да.

— В чем?

— Убить императора. — Дьяк направился к двери и распахнул ее в тот самый миг, когда на пороге возник Сафир.

Пропустив его в комнату, казантарец посторонился.

— Поговорите, — сказал он, — возможно, ты убедишь лорда Армаока.

Кивнув Сафиру, он вышел, закрыв дверь.

Нармин оглядел друга с головы до ног. Тот немного изменился. Кажется, взгляд стал жестче и выражение лица приобрело сосредоточенность, ранее ему несвойственную.

— Здравствуй, — проговорил Сафир, подходя и останавливаясь перед Намином. Вид у него был несколько смущенный.

— Ты не похож на пленника, — ответил Армаок, проигнорировав приветствие.

Сафир помолчал.

— Я его ученик, — проговорил он наконец.

— И чему он тебя учит? Как убить того, кто вырастил тебя? Того, кто…

— Не говори так! — резко оборвал Сафир Нармина и нервно прошелся по комнате.

Армаок следил за ним взглядом.

— Ты не знаешь того, что знаю я! — проговорил Сафир, останавливаясь. В его голосе слышалась боль.

— Расскажи мне, — попросил Нармин, чувствуя, что другу нужно выговориться.

Сафир помолчал, словно не мог решиться. Наконец он вздохнул и сел на стул.

— Камаэль приказал убить моих родителей, — сказал он. — Возможно, он боялся, что род Маградов станет слишком силен или еще что-то заставило его оклеветать моего отца, но факт остается фактом: легионеры действовали по приказу императора.

— Тебе сказал об этом казантарец? — скептически спросил Нармин.

— У меня есть доказательство!

— Какое?

Сафир достал из кармана сложенный листок и протянул Армаоку. Тот быстро пробежал его глазами.

— Ты уверен, что это не подделка?

— Вполне.

— Почему?

Сафир промолчал. Он не мог сказать, что во многом поверить в виновность Камаэля его вынудили сны, в которых он видел смерть своих родителей. Нармин наверняка сказал бы, что это всего лишь мороки, которые насылал на Сафира Дьяк. Возможно, так оно и было, но Сафир не сомневался в подлинности документа — он хорошо знал и почерк императора, и оттиск государственной печати, который видел не раз. Кроме того, сны были так реалистичны, что не поверить в них он не мог. Тем не менее Сафир понимал, что это слабые доводы для скептически настроенного Нармина, и не хотел попусту спорить.

— Я совершу возмездие любой ценой, — сказал он, глядя в сторону. — Кровь моих родителей взывает к отмщению, и я не могу пренебречь долгом. Ты знаешь это не хуже меня!

— Я давал клятву верности императору, — проговорил Нармин, подумав, — и ты тоже. Но ты забыл о ней, ослепленный жаждой мести. Теперь, когда прошло время, не кажется ли тебе, что все эти рассказы о смерти твоих родителей на самом деле могут быть выдумками казантарца, который старается заставить тебя плясать под свою дудку. Не пора ли опомниться, друг?

Сафир отрицательно покачал головой.

— Ты верно сказал, что я поклялся в верности императору. Но у меня есть и другой долг, — ответил он, — не менее священный. На его стороне традиции и весь уклад нашей жизни.

— Ты имеешь в виду месть?

Сафир мрачно кивнул:

— Души отца и матери будут взывать ко мне после моей смерти, понося за то, что я оставил их убийцу без возмездия.

— Да, и здесь ты прав, — согласился Нармин, — но ты ведь хочешь поднять руку на императора сам, не пользуясь чужими… услугами. Это прямое нарушение клятвы верности.

— А ты предлагаешь нанять убийц?

— Я не могу предлагать тебе этого. Я верен присяге.

— Послушай, — Сафир взглянул прямо в лицо Нармина, — даже если его убьют по моему приказу, клятва будет нарушена. Эта уловка ничего не будет стоить, когда мне придется держать ответ перед богами. Ты и сам это знаешь.

Нармин кивнул, с удивлением обнаружив, что постепенно обретает способность двигаться.

— Поэтому, — продолжал Сафир, — я убью его сам. Нет смысла отказывать себе в этом удовольствии.

— Но я не могу позволить тебе! — Нармин покачал головой.

— Собираешься мне помешать? — Сафир был удивлен. — Но ты в плену.

— Так же, как ты.

— Отнюдь. Вот мой меч, — Сафир дотронулся до эфеса. — А где твой клинок?

— И все же это мой долг, — Нармин посмотрел в глаза Сафиру. Тот невольно вздрогнул, потом усмехнулся через силу.

— Ничего у тебя не выйдет, друг, — проговорил он тихо. — Радуйся, что остался жив, и наслаждайся жизнью.

— Я найду способ, — отчеканил Нармин.

— Наша дружба для тебя ничего не значит?

— Ты клятвопреступник.

— Пока нет.

— В своем сердце — уже да.

— Не тебе судить мое сердце! — Сафир вспыхнул, и его рука непроизвольно сжала эфес.

Заметив это, Нармин криво усмехнулся.

— Собираешься убить безоружного, лорд Маград? Неплохое начало.

Сафир опустил руку.

— В этом нет нужды, лорд Армаок, — возразил он негромко. — Но помни, что ты не сможешь помешать мне. Я сказал!

— А я услышал, — отозвался Нармин.

Сафир повернулся и пошел прочь. Нармин проводил его задумчивым взглядом. Он понимал, что его друг не остановится и сделает все, чтобы убить императора. Его личный долг оказался для него важнее государственного, выше которого, казалось Нармину, нет ничего. И вот теперь Сафир собирался нарушить клятву из-за россказней врагов Урдисабана. Нармин не понимал, как его друг мог быть так слеп и не видеть, что его используют. Даже если обвинительный акт был подлинным, все равно казантарец манипулировал Сафиром.

Через минуту в комнату вошел Дьяк в сопровождении двух телохранителей. Он сделал им знак поднять Нармина, и те подхватили пленника под руки.

— Думаю, вы заметили, что к вам отчасти вернулась подвижность, — заметил Дьяк. — Не обольщайтесь: я просто ослабил чары. Если не будете делать глупости, я сниму их вовсе.

— Сделайте одолжение, — отозвался Нармин, повисший между дюжими стражниками, словно куль картошки.

— Не пытайтесь бежать, мои люди обучены куда лучше вас, — предупредил Дьяк. Он сделал едва заметный пасс, и Нармин почувствовал, что обрел возможность снова управлять своим телом. — Я выделю вам комнату, и вы не будете испытывать ни в чем нужды. Но ваши передвижения по замку придется ограничить.

Армаок никак не отреагировал на слова казантарца. Он вспомнил о преторианцах, оставшихся в лесу дожидаться его. Вскоре они отправятся в Урдисабан, решив, что их предводитель погиб. Возможно, тогда Камаэль пошлет большой отряд, который возьмет башню приступом. Главное, чтобы это произошло до того, как Сафир и Дьяк приведут в исполнение свой план — тогда Нармину удастся предупредить императора о грозящей опасности. Но все это могло занять слишком много времени, которого не было. Армаок не сомневался, что Сафир будет действовать быстро и решительно, да и его так называемый учитель едва ли станет затягивать, так что, вероятно, вскоре они попытаются убить Камаэля. Он решил сегодня же обдумать, что предпринять и как ему следует поступить, поскольку, несмотря на желание остановить Сафира, он не мог представить себе, что посмеет вонзить в сердце друга меч. Даже если он у него будет.

— Я с вами прощаюсь, — сказал тем временем Дьяк, подходя к двери. — Мои люди отведут вас. Если что-нибудь понадобится, обращайтесь к слуге, которого вам укажут.

— Это еще не конец! — проговорил Нармин тихо.

Казантарец улыбнулся.

— Вы правы, — сказал он, — все только начинается.

— Вам не удастся застать императора врасплох, — сделал Армаок последнюю попытку вынудить Дьяка выдать хотя бы часть их с Сафиром плана. Если ему все же удастся бежать, он будет знать, чего следует ожидать.

— Не думайте об этом. Отдыхайте, — казантарец открыл дверь и переступил порог. — Кстати, забыл сказать про ваших людей. Тех, что вы оставили в лесу, — пояснил он, так как Нармин изобразил на лице недоумение. — Не рассчитывайте, что они приведут помощь.

— Почему? — невольно вырвалось у Армаока.

— Боюсь, лорд, они все мертвы, — с этими словами Дьяк исчез в коридоре.

Стражники слегка подтолкнули Нармина вперед, и он послушно поплелся к выходу. Его мысли вертелись вокруг последней фразы казантарца. Дьяк оказался слишком хитер, его трудно обойти. Казалось, он предвидит действия своих врагов на несколько шагов вперед.

«Проклятый колдун!» — выругался про себя Армаок. Пока он здесь, выбраться из башни не удастся — это ясно. Но рано или поздно ему придется убраться — хотя бы для того, чтобы организовать покушение на императора. Тогда можно будет попытаться сбежать. Главное, чтобы не оказалось слишком поздно.

Шагая по гулким коридорам в сопровождении стражников, Нармин думал о том, что ради блага империи и верности присяге ему придется забыть о дружбе — как Сафир забыл о своем долге во имя кровной мести. Армаок не винил Маграда, но и не оправдывал. Он понимал, что если они встретятся, то впервые окажутся по разные стороны баррикад. Поэтому Нармин молил богов, чтобы те не допустили их встречи — пусть Сафира остановит кто-нибудь другой, тот, для кого его жизнь ничего не значит.

Глава 6

Кобольд поднялся на деревянную трибуну и расправил мантию. На голове у него колыхался убор из золотых перьев, а в руке был посох с навершием из желтоватого камня. Перед ним стройными рядами стояли воины. Сотни глаз были устремлены на него. Люди ждали Слова, их сердца трепетали от предвкушения того, что скажет им Посланник Истинного Бога. Кобольд набрал в грудь побольше воздуха и уверенно начал:

— Внемлите мне, избранные, внемлите, прозревшие! Ибо устами моими глаголет тот, кто несет вам истину! Тот, кто даст вам Право! Кончаются времена несправедливости, и грядет эра людей, ваша эра, ибо вы — суть дети Мира! — кобольд воздел руки, и хор восторженных голосов ответил ему. — Сказано вам: плоть от плоти Его, кровь от крови! Первосозданные и первородные, по закону получите причитающееся вам, ибо такова воля Его! — И вновь слушающие взревели от восторга. Кобольд прошептал короткое заклинание, и навершие посоха засветилось колдовским пламенем. — Сказано также: будьте со Мной, и унаследуете землю! Достаточно владели ею Вечноживущие и прочие расы, созданные ложными богами. Настало время людей! Встаньте под знамена Истинного Бога, и откроются пред вами врата познания, и узрите вы свет истины и справедливости, ибо все вы — суть возлюбленные чада Его! — Толпа перед трибуной постепенно приходила в экстаз. Опьяненным наркотиками людям казалось, что слова кобольда на их глазах становятся реальностью, воображение рисовало заманчивые образы, в которых земля принадлежала людям, и только им, а над ними простиралась длань Истинного Бога, возвратившего похищенное, восстановившего справедливость. — Внемлите!! — вскричал кобольд, и его посох оставлял в вечернем воздухе огненные росчерки. — Ибо сказано: победа будет за вами, если пойдете по слову Моему, а если умрете за него, то попадете в Обитель Славы и Вечного Счастья! Славьте же отца вашего, Бога Истинного, имя которому — Воал!!!

Под гром голосов, завывавших на все лады, кобольд спустился с трибуны и исчез за спинами телохранителей. А толпа продолжала бесноваться: одни скандировали имя того, кому поклонялись, другие катались по земле, в экстазе срывая с себя одежду. Костры вдруг загорелись ярче и загудели, словно кузнечные горны, большой каменный алтарь, установленный посреди лагеря, окутался оранжевым свечением, и в воздухе возникло видение — огромное существо медленно качало рогатой головой и выдыхало из широких ноздрей клубы пара. Несколько человек подбежали к нему и пали ниц, восклицая что-то нечленораздельное. Из расшитых шатров доносилась музыка, ее звуки нарастали. С четырех сторон вышли шаманы-кобольды с бубнами. Они били в них, выкрикивая слова заклинаний, и в воздухе появлялись причудливые образы многоголовых драконов, гигантских львов, змей, ночных птиц и прочих тварей, гримасничавших и изрыгавших пламя.

Вдруг в воздухе над лагерем возникло сияние. Оно быстро разрасталось, превращаясь в огромный круг, внутри которого пространство дрожало, порождая жуткие картины, заставлявшие душу леденеть от первобытного страха. Люди начали сбиваться в толпу, они смотрели вверх, не в силах оторвать глаз от расширяющегося портала. Кобольды били в бубны все сильнее, и вскоре пламя алтаря лизнуло край светящегося круга. Воздух вокруг заискрился, фантомы исчезли, и огонь потек внутрь портала, а затем ночь озарилась ослепительной вспышкой, сменившейся непроглядной тьмой. Только на фоне неба висело пылающее кольцо, и в его центре виднелась фигура летящего дракона. Он появился словно из иного мира, и по мере его приближения религиозный экстаз людей увеличивался. Вскоре стало ясно, что ящер несет двух седоков.

Когда он вылетел из портала и пронесся над головами, все кобольды одновременно перестали бить в бубны, и в лагере воцарилась тишина. Дракон сделал несколько кругов и приземлился возле потухающего алтаря. Его пассажиры спустились со спины ящера и выступили вперед. Толпа с тихим шелестом опустилась на колени. Тысячи глаз обратились к тем, кто сошел с огромной рептилии. В глазах людей были обожание и узнавание.

Дьяк обвел взглядом воинство, заметил кобольдов и поднял руки в приветственном жесте.

— Дети мои! — провозгласил он, и голос его разлетелся над лагерем, эхом отразившись от деревьев. — Я вернулся, чтобы привести вас к победе. Настало время сразиться во имя славы!

Сафир слушал его, смотрел на белеющие в темноте лица, и его охватывало ощущение, что он видит перед собой людей, чья воля подавлена, а желания подчинены другому человеку. И тот, кто сделал это с ними, стоял справа и говорил о том, что на северо-востоке есть богатая страна, которая ждет, чтобы ее покорили. Ее владыка погряз в разврате и сибаритстве, он слаб и неспособен управлять своей империей. Сафир понимал, что речь идет о его родине, Урдисабане, и что Дьяк лжет, чтобы заставить этих людей сделать то, что ему нужно: отвлечь на себя внимание Камаэля, заставить его думать о новой, неожиданной опасности. Кобольды, выполнявшие роли жрецов, помогали ему. Казантарец уже давно задумал и начал осуществлять свой план. Эти несчастные верили в то, что пред ними бог, высшее существо из иной реальности, которое поведет их к победе и славе. Но на самом деле их ждала лишь смерть. Легионеры сметут их за пару часов, даже если эти фанатики будут биться за своего кумира, презрев боль и страх. Они были всего лишь сбродом, малообученным и недисциплинированным. Их объединила варварская вера в того, кто показал им Чудо, пообещал Хлеб и заслужил Авторитет. Об этих трех составляющих власти Сафир вспомнил, когда Дьяк начал описывать богатства Урдисабана — в основном правдивые, но зачастую и сильно приукрашенные. Ему было неприятно присутствовать при этом спектакле, быть его частью. Но он знал: это необходимо для того, чтобы император Камаэль потерял бдительность. Без жертв не обходится ни одно великое дело. И эти люди обречены на заклание ради того, чтобы Сафир и Дьяк могли осуществить свою месть. Если они не были готовы идти до конца, то не стоило и начинать — так говорил атаи накануне, когда излагал ученику подробности своего плана.

Сафир представил, как полчища варваров, наемников и мародеров, послушных воле своего так называемого бога, врываются в пограничные города Урдисабана с именем Воала на устах. Их война будет короткой, но кровопролитной. Сафиру было жаль их, мирных жителей, легионеров — всех, кто поляжет в этой мясорубке. Он спрашивал себя, готов ли он отказаться от мести ради того, чтобы избежать этих смертей, и чувствовал, что, несмотря на все неприятие методов Дьяка, не может позволить Камаэлю жить дальше. Это было эгоистично, но жажда совершить возмездие в последнее время полностью овладела Сафиром. Каждый день он представлял, как император падет от его руки, пытался предугадать выражение его лица. Пусть он никогда не сможет превращать людей в рабов-фанатиков, как Дьяк, пусть уроки атаи относительно Хлеба, Чуда и Авторитета прошли для него даром, но его рука не дрогнет, когда придет пора вонзить меч в сердце Камаэля!

— Покоритесь ли вы мне?! — вопрошал Дьяк тем временем, и толпа хором отвечала ему, падая ниц. — Завтра на рассвете вы выступите в великий поход. Вы отправитесь на северо-восток и обрящете славу и богатство! — Дьяк сдал несколько пассов, и в воздухе возникли золотые шпили и черепичные крыши Тальбона. — Все это будет вашим! Я поведу вас, и ни одна армия не сможет остановить вас!

Сафир не слушал, хотя Дьяк говорил еще долго. Он спрашивал себя, остался ли хоть крошечный шанс вернуть Армиэль? Он понимал, что если да, то шанс этот ничтожен, но ему хотелось верить, что их любовь сможет подняться над обстоятельствами и существовать независимо от того, что будет происходить вокруг.

— Нам пора! — слова Дьяка заставили Сафира прийти в себя.

Оглядевшись, он заметил, что люди расходятся, а к алтарю приближаются кобольды. Они поклонились Дьяку, и один из них сказал ему что-то на своем языке. Казантарец немного помолчал, потом кивнул, и кобольд поспешно удалился.

— Придется задержаться, — обратился Дьяк к Маграду, — я совсем забыл об одном деле.

— Как скажешь, — отозвался тот.

Через пару минут кобольд вернулся в сопровождении девушки, облаченной в легкие доспехи. Она опустилась на колени и поклонилась Дьяку до земли.

— Как тебя зовут? — спросил казантарец.

— Бельдия, — ответила девушка, не поднимая головы. В ее голосе слышалось благоговение. Сафир посмотрел на нее с жалостью.

— Ты хорошо поработала, — сказал Дьяк, извлекая из-за пазухи какое-то украшение, — и заслужила награду. Встань и подойди!

Девушка поспешно поднялась и приблизилась на два шага. Дьяк торжественно надел ей на шею безделушку. Сафиру показалось, что это был золотой медальон.

— Отныне ты отмечена! — провозгласил Дьяк, и лицо девушки залилось румянцем. Она потупилась. — А теперь ступай и служи еще лучше!

Девушка низко поклонилась и пошла прочь. Сафир видел, как сжимает она рукой медальон.

— Теперь все, — проговорил Дьяк, забираясь на шею ящера. Сафир последовал за ним.

— Кто она? — спросил он.

— Бельдия, — ответил казантарец, махнув кобольдам на прощание и поднимая ящера в воздух.

— Это я и сам слышал. За что ты ее наградил?

— Помнишь гладиатора в черных доспехах?

— Еще бы! Разве я могу его забыть?

— Я послал его убить императора. Но сам он едва ли смог бы добраться до него. Пришлось ему немного помочь.

— Каким образом?

— Я приказал Бельдии захватить его и продать Ламкергу. Я не сомневался, что он станет победителем. С моим-то подарком! — Дьяк усмехнулся.

— Ты про руки?

— Разумеется.

— Значит, ты рассчитывал, что Камаэль сойдет на арену, чтобы наградить его, и он убьет императора?

— Вот именно. Но кое-кто нарушил мои планы.

— Ну извини.

— Не стоит. У тебя будет возможность это исправить.

— Очень надеюсь.

Ящер уносил их в Казантар, где находилась Белая Башня Дьяка, а армия, поклоняющаяся Воалу, пришла в движение. Людям предстояло свернуть лагерь и на рассвете выступить в поход. Кобольды собрались у алтаря для вознесения молитв и жертвоприношений, звук их бубнов разносился по округе глухими ударами.

Армиэль шла по ковровой дорожке, а три десятка рабов, одетых в белые объемные наряды и препоясанных широкими атласным кушаками, разбрасывали перед ней лепестки роз и шалфея. Вельможи и прочие гости выстроились по обе стороны аллеи и поднятием рук благословляли проходившую мимо них невесту. Из дальнего конца сада доносилась торжественная музыка — там находился алтарь, у которого Ормак Квай-Джестра ждал свою будущую супругу, чтобы принести жертву богам, и в первую очередь степенной и мудрой Юмаэлине, покровительствовавшей вступившим в брак. Для этого рабы держали на привязи белоснежного барана, пушистого, как облако. По случаю торжества его копыта и рога позолотили, а вокруг шеи повязали несколько разноцветных лент. Ритуальный нож лежал подле Ормака, на алтаре — он должен был самолично перерезать агнцу горло и окропить его кровью жаровню, чтобы жертвенный дым поднялся в обитель богов и бессмертные вкусили его.

Армиэль шла медленно, как и полагалось невесте. Справа ее придерживал под локоть император Камаэль, с улыбкой кивавший гостям. За ними двигались парадно одетые преторианцы с отнюдь не декоративным оружием в руках. Они зорко поглядывали по сторонам, понимая, что опасность может грозить всегда и везде, и праздники отнюдь не исключение.

Император подвел дочь к алтарю и передал Квай-Джестре, а сам отступил на почетное место отца невесты. Музыка и голоса стихли: наступил сакральный момент жертвоприношения.

Ормак взял нож и ухватил барана за один из рогов. Рабы держали агнца, запрокинув ему голову. Животное жалобно проблеяло, вращая выпученными глазами. Когда Квай-Джестра приставил лезвие к его шее, Армиэль зажмурилась.

Через пару секунд Ормак продемонстрировал собравшимся окровавленный нож, а один из рабов подставил под алую струю золотую чашу. Другой тем временем раздувал огонь в жаровне.

Квай-Джестра отложил нож и принят из рук раба чашу с кровью. Бездыханную тушу барана оттащили в сторону. Ормак поднял сосуд над головой, а затем медленно и аккуратно вылил его содержимое на горячие угли. Взметнулся дым, спиралью уходя вверх. Когда чаша опустела, Квай-Джестра вернул ее рабу и встал перед алтарем на колени. То же самое проделала Армиэль.

Из-за занавеса появился жрец в золотой мантии, с жезлом в одной руке и с влажной кисточкой в другой. Остановившись справа от жениха и невесты, он прочел молитву, вознося хвалу богам и испрашивая у них благословения для будущих супругов. Затем он окропил алтарь водой, размахивая над ним кисточкой, после чего Ормак и Армиэль поднялись и отступили на три шага.

Жрец занял место перед ними и начал читать молитву, попеременно касаясь жезлом то плеча Квай-Джестры, то принцессы. Когда он закончил, молодой адепт подал ему подушечку с двумя браслетами. Один был больше и тоньше другого. Они предназначались для супругов и символизировали их союз. Жрец торжественно вручил их Ормаку и Армиэль, и они по очереди надели их друг другу. После этого Квай-Джестра вознес молитвы богам, а затем то же самое проделала принцесса. Несколько рабов быстро расстелили ковровую дорожку, ведущую через сад к пристани, где молодых ждала празднично украшенная трирема. В сопровождении родственников и гостей Ормак и Армиэль прошествовали к каналу, который им предстояло переплыть, чтобы завершить церемонию: это символизировало конец старой жизни и начало новой.

Преторианцы постоянно находились подле Камаэля, его дочери и Первого Советника. По мере того как процессия приближалась к пристани, их становилось все больше, и вскоре они окружили толпу плотным кольцом. Отряд гвардейцев находился и на триреме. Все они были вооружены щитами на случай, если придется прикрывать императорскую семью от стрел. Подобные предосторожности были обычным делом и никого не смущали.

Ормак и Армиэль спустились по ступенькам и ступили на трап. Как только они оказались на борту, матросы отдали швартовые, и судно отчалило. Рабы взмахнули тяжелыми веслами, и трирема пустилась в путь. На ней не было никого, кроме супругов, гвардейцев и матросов — в это короткое путешествие молодожены отправились без родственников и гостей, даже император остался на берегу.

Остальные направились в новый дом Первого Советника и его супруги. Именно там должно было состояться празднование свадьбы. Туда же унесли и подарки, которые в конце дня предстояло открыть молодым.

Бракосочетание принцессы отмечалось всей страной. О нем заранее были разосланы вести, и даже в дальних провинциях пили за здоровье супругов. В самом же Тальбоне было устроено грандиозное празднество с карнавалом и представлениями. Для этого государственные агенты в течение нескольких месяцев подыскивали и нанимали бродячие труппы, цирки и театры, которые теперь выступали на улицах и площадях столицы. Повсюду были вывешены флаги и звучала музыка, питейные заведения по императорскому приказу должны были работать до утра, хотя в обычное время закрывались не позднее полуночи.

Когда Ормак и Армиэль проплывали по каналам Тальбона, им махали с набережных и бросали в трирему цветы. Преторианцы, выстроившись вдоль бортов, зорко вглядывались в толпу, выискивая возможных стрелков и держа щиты наготове. В воздухе реяли воздушные змеи с длинными разноцветными хвостами, на которых были начертаны имена вступивших в брак: считалось, что так боги лучше их запомнят.

— Это великий день! — проговорил Ормак, глядя на ревущих от восторга людей. — Он войдет в историю.

Армиэль скользнула по нему равнодушным взглядом.

— Вы счастливы, Ваше Высочество? — обратился к ней Первый Советник.

— Вполне, — ответила принцесса.

— Я понимаю, что вы предпочли бы видеть на моем месте другого, — проговорил Квай-Джестра с легкой неприязнью. Несмотря на то что от союза с дочерью Камаэля он ожидал только политических выгод, его самолюбие страдало.

— Само собой, — отозвалась Армиэль, пожав плечами, — но жизнь часто преподносит нам сюрпризы.

— Уверяю вас, что наше супружество не будет для вас обременительным, — сказал Ормак с едва заметным поклоном.

— Тем лучше, — Армиэль отвернулась, глядя на исчезающий в утреннем тумане сад императорского дворца. Еще виднелись набережная и решетка, но они уже таяли в серой пелене — так же, как ее мечты и надежды на счастье.

На глаза навернулись слезы: почему Сафир обманул ее?! Он обещал, что они будут вместе до конца дней, а сам стал изменником и исчез. Неужели все его слова о любви были игрой, диктовались желанием поближе подобраться к императору, втереться к нему в доверие? Она не могла в это поверить: все ее существо восставало против подобного допущения. Армиэль не сомневалась, что Сафир любит ее, но как он мог уничтожить все ради неизвестно чего? Что заставило его напасть на ее отца? Деньги казантарцев? Ей пытались внушить эту мысль, но она казалась ей просто нелепой: род Маградов был так богат, что не нуждался в подачках врагов. Нет, Сафир никогда не променял бы ее и возможность дать продолжение императорскому роду ни на какие богатства — он вовсе не был глупцом. Армиэль размышляла об этом день и ночь, но, как ни билась, не могла отыскать подходящего ответа — все казалось ей абсурдным.

Она взглянула на толпу, приветствующую ее, и усмехнулась. Они счастливы на ее празднике, а она? Ормак не был ей неприятен, но она никогда не думала о нем как о будущем супруге. На брак она согласилась только потому, что после исчезновения Сафира ей было все равно, за кого выходить, а отец настаивал, чтобы свадьбу сыграли как можно скорее. Он был уже стар и хотел успеть понянчить внуков и убедиться, что его род получит наследников. Что ж, она не видела причины отказывать и тянуть с венчанием. В конце концов, империи нужны императоры.

Армиэль машинально нащупала обручальный браслет. Золото было холодным и тяжелым — таким же, как предстоящее супружество.

Нармин расхаживал по комнате, которую выделил ему Дьяк, и не находил себе места. Он понимал, что должен выбраться из башни любой ценой, но не видел ни единого способа это сделать. Дверь запиралась снаружи, а в коридоре дежурили два охранника. На окне не было решетки, но оно располагалось так далеко от земли, что нечего было и думать о том, чтобы спрыгнуть. А для спуска стена казалась слишком гладкой: ни щелей, ни трещин, ни выступов.

Нармин перебрал все, что было в комнате, пытаясь придумать, из чего сделать веревку, но ничего не нашел. Можно было разорвать простыню, занавески, даже одежду и связать друг с другом, но длины все равно не хватило бы.

В отчаянии Нармин принимался биться головой о стену, но помогало это мало. В конце концов Армаок улегся на кровать и вскоре забылся тревожным сном. Ему привиделось лицо Пирасионы. Самодовольно ухмыляясь, она протягивала ему пузырек с ядом. Ее губы беззвучно шевелились, но он знал, что она говорит ему. Нармину было страшно, однако он взял склянку. Она оказалась холодной как лед, и он не смог удержать ее: она выскользнула из пальцев и со звоном разлетелась на тысячу осколков.

Армаок проснулся среди ночи в холодном поту. В комнате было темно — свеча, которую он забыл погасить, догорела. Нармин нащупал на прикроватном столике другую и чиркнул кресалом. Через несколько секунд фитиль занялся, и стало светлее.

Все вокруг показалось Армаоку каким-то гротескным и чуждым — словно он оказался в ином мире, лишь внешне похожем на наш. Он встал и прошелся по комнате, стараясь разогнать это неприятное ощущение, но оно не проходило, а, напротив, только усиливалось. Очертания предметов стали расплываться, мебель то отдалялась, то приближалась, в ее силуэтах проявлялись странные, порой отвратительные формы. Нармин остановился и зажмурился, думая, что ему нехорошо, — возможно, что-то было подмешано в питье, которое ему принесли вечером. От пищи он отказался, но сделал несколько глотков из кувшина — видимо, напрасно.

Армаок не знал, зачем Дьяку опаивать его, но понимал, что иного объяснения быть не может. Возможно, его будут постоянно держать в этом состоянии дурмана, надеясь таким образом лишить способности мыслить и строить планы побега.

Нармин сел на кровать и постарался взять себя в руки. Он не собирался позволять наркотику овладеть его волей. Лучше умереть от жажды, чем прикоснуться к отравленной воде.

Тем временем пространство вокруг становилось все более расплывчатым, стена напротив постепенно меняла свои очертания: она колебалась и дрожала, как желе. Затем из нее начали исчезать целые фрагменты — они отодвигались вглубь и пропадали, словно кто-то невидимый вынимал их один за другим.

Нармин потряс головой, стараясь прогнать видение, но оно становилось все ярче. Отверстие в стене быстро росло, и вдруг Армаок увидел в бреши человеческую фигуру. Вцепившись в одеяло, он сквозь зубы послал Дьяку проклятие за то, что тот лишил его оружия. Существо, которое пыталось проникнуть в этот мир, было, конечно, демоном, хоть и напоминало человека, а Нармину даже нечем было защититься. Он хотел позвать на помощь, но тут же подумал, что едва ли кто-нибудь придет: демон мог оказаться в этой комнате, только если его вызвал Дьяк.

Что ж, значит, его решили принести в жертву. Вероятно, взамен тварь из иного мира обещала оказать казантарцу какую-нибудь гнусную услугу. Нармину было невыносимо думать, что его смерть окажется на руку Дьяку — он предпочел бы покончить с собой, — но в комнате не было ничего похожего на оружие. Если бы только он не отказался от пищи, сейчас у него, по крайней мере, были бы нож или вилка! Армаок застонал от бессильной злобы и отчаяния. Он решил броситься на демона, как только тот окажется в этом мире, и дорого продать свою жизнь. Схватив столик за ножки, он приготовился к атаке.

Тварь уже пробиралась через получившийся лаз. Когда ее лапы и голова показались в неверном свете свечи, Нармин бросился вперед, занося свое нехитрое оружие, и вдруг остановился как вкопанный.

Сафир вылез из бреши в стене и отряхнулся, опасливо поглядывая на Армаока, замершего со столиком в руках и не сводившего с него ошарашенного взгляда.

— Я уж думал, ты раскроишь мне череп, — заметил он, невесело усмехнувшись.

— Стоило бы! — ответил Нармин недоверчиво. — Это действительно ты?

— А то кто же?

— Вообще-то я думал, что вижу демона, — признался Нармин, опуская наконец столик.

— Ну спасибо! — Сафир приложил палец к губам и прислушался. — Все нормально, — кивнул он через несколько секунд. — Можем поговорить.

— Как ты здесь оказался? — Нармин сел на столик, как на табурет.

Сафир прислонился к стене.

— Волшебство, — ответил он.

— Не знал, что ты колдун.

— А я и не был. До недавнего времени.

Нармин покачал головой.

— Понятно, — протянул он. — Штучки твоего казантарского друга?

— Он мне не друг.

— Тогда кто?

— У нас общая цель.

— Ну конечно! — саркастично воскликнул Нармин. — Убить императора!

— Потише, охранники за дверью! — напомнил Сафир, досадливо поморщившись.

— Зачем ты явился? — спросил Армаок шепотом. — Полагаю, Дьяк тебя не посылал.

— Нет. Иначе я не вошел бы через стену.

— А может, это такой маневр? Чтобы втереться ко мне в доверие?

— Мы с тобой знакомы не первый год.

— Ладно! — Нармин хлопнул себя ладонью по колену. — Давай к делу.

— Я хочу тебе помочь.

— Сбежать, надеюсь? — усмехнулся Армаок.

— Именно, — кивнул Сафир.

Нармин взглянул на него с недоверием.

— Неужели? — протянул он.

— Как бы то ни было, мы были друзьями.

— Я и сейчас тебе не враг, — заметил Армаок.

— Это не важно. Мы по разные стороны баррикад. Каждый сделал свой выбор.

— Пусть так. Продолжай.

— Я принес веревку, — Сафир кивнул в сторону бреши. — Она в соседней комнате. Ее длины хватит, чтобы спуститься. Там же еда и теплая одежда. Если повезет, сможешь добраться до Урдисабана.

— Далековато, — заметил Нармин.

— Ничего другого предложить не могу.

— Как насчет лошади?

— Исключено.

— Ладно. Но я все равно не понимаю…

— Попасть в Урдисабан раньше меня ты все равно не успеешь, — перебил его Сафир, — значит, и помешать тоже.

— Ясно! — кивнул Нармин. — Выходит, ты рискуешь по дружбе?

— Я ничем не рискую.

— А если казантарец узнает, что ты помог мне?

— Я нужен ему. И я не раб.

Нармин внимательно оглядел Сафира.

— Что ж, главное, чтобы ты сам в это верил, — проговорил он задумчиво.

— Но у меня есть к тебе одна просьба, — сказал Маград, игнорируя слова Нармина.

Армаок усмехнулся.

— Значит, все-таки не даром! — заметил он.

— Ты можешь ее не выполнять.

— Ладно, говори. Только не проси убить Камаэля.

— Нет, не его, — ответил Сафир спокойно.

— Что? — Нармин поднял брови. — Кого же? Кто еще тебе не угодил?

— Квай-Джестра.

Армаок покачал головой.

— Понимаю, — протянул он.

— Это не ревность, — пояснил Сафир.

— Уверен?

— Да.

— Тогда почему?

— Ты знаешь его?

— Достаточно.

— Думаешь, он будет хорошим правителем?

— Едва ли, — Нармин нахмурился. — Кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь.

— Они с Армиэль поженились — я знаю. Мы здесь быстро получаем новости. Когда я убью Камаэля, Ормак взойдет на трон, а его дети станут наследниками. Урдисабан получит новую династию.

— Не самую лучшую, надо сказать, — заметил Нармин.

— Я знаю, ты любишь нашу страну, — Сафир говорил сдержанно, но его руки сжались в кулаки, — и не допустишь этого!

— Что я могу сделать? — Армаок взглянул на него с удивлением. — Думаешь, Ормак подпустит меня к себе с оружием? И еще телохранителей отправит погулять?

— Ты ассасин! — воскликнул Сафир.

Нармин расхохотался.

— Посмотри, где я! — проговорил он. — Вот чего стоит мое умение!

— У тебя был слишком сильный противник, — заметил Сафир.

— Да, с твоим приятелем трудно тягаться, — согласился Нармин.

— Но до Ормака ты сможешь добраться!

Армаок задумался.

— Допустим, — сказал он наконец, — но как быть с его детьми? Они ведь от Армиэль.

— Возможно, никаких детей не будет. Если ты поспешишь.

— Ты сам задерживаешь меня. Думаешь, мужу и жене много нужно времени, чтобы…

— Хватит! — перебил его Сафир. — Не говори об этом! — он прошелся по комнате. — Ладно, если родится наследник, пусть получит трон!

— Квай-Джестры завладеют Урдисабаном, — напомнил Нармин.

— Но только не Ормак! — Сафир остановился напротив него. Во взгляде у него плясали злобные огоньки. — Умоляю, убей его, если любишь Урдисабан!

Армаок поднялся на ноги.

— Измени свое решение, и ничего этого не будет, — сказал он. — Камаэль еще долго сможет править.

— Нет! — Сафир отступил на шаг, качая головой. — Не могу! Кроме того, это лишь отсрочит неизбежное.

Они с Армаоком почти минуту смотрели друг другу в глаза. Первым нарушил молчание Нармин.

— Хорошо, — сказал он, протянув Сафиру руку, — я обещаю: если у меня будет хоть малейшая возможность убить Ормака, я это сделаю.

Сафир схватил его ладонь и крепко сжал.

— Этот человек не должен править! — прошептал он.

Нармин кивнул.

— А теперь давай, что принес, — напомнил он.

Сафир нырнул в брешь и через несколько секунд вернулся с большим мотком веревки и вещами, упакованными в узел.

— Я должен идти, — сказал он. — Ты справишься?

— Без твоего волшебства вряд ли, — отозвался Армаок, бросив выразительный взгляд на решетку.

— А, да! — Сафир подошел к окну и аккуратно отворил его, чтобы не делать лишнего шума.

В комнату ворвался холодный ветер и задул свечу. Стало темно. Нармин на ощупь принялся искать свечи и кресало. Тем временем Сафир бормотал что-то у окна. Затем раздался негромкий скрежет. Армаок чувствовал, как в комнату врывается дождь: мелкие брызги попадали ему на лицо. Он торопливо шарил по комоду, но не мог найти того, что было нужно. Сафир, кажется, совершал какие-то движения — вероятно, магические пассы.

Когда Нармин наконец нашел и зажег свечу, оказалось, что решетка аккуратно вынута из стены и лежит справа от окна. Сафир с гордостью указал на свою работу.

— Браво! — прошептал Армаок.

— Что-нибудь еще?

— Нет, дальше я справлюсь сам.

Сафир подошел к Нармину и порывисто обнял его.

— Прощай! — произнес он с чувством.

— И ты, — отозвался Армаок.

— Удачи тебе, — с этими словами Сафир полез в брешь.

Нармин проводил его взглядом. Он понимал, почему Маград не стал дожидаться ответа: разве мог Армаок пожелать ему удачи?

В стене начали появляться удаленные ранее фрагменты. Постепенно она приобретала прежний вид, и через несколько минут уже никто не смог бы сказать, что совсем недавно в ней зияла дыра.

Нармин взял веревку, подошел к окну, выбросил один конец наружу и принялся аккуратно разматывать ее, следя за тем, чтобы она не спуталась. Когда с этим было покончено, он тщательно обвязал второй конец вокруг резной спинки кровати, — благо она была привинчена к полу. Затем выбросил из окна мешок с едой и вещами. Он не видел, как тот упал — было слишком высоко и темно. Но он должен лежать неподалеку, и его будет нетрудно отыскать. Теперь оставалось только выбраться самому.

Нармин сел на подоконник, взялся за веревку, обмотал ее один раз вокруг себя и слегка соскользнул вниз. Отталкиваясь ногами от стены, он принялся спускаться.

Дождь лил прямо в лицо, и очень скоро Армаок промок насквозь, но он знал, что это лишь первая неприятность, которая ждет его на пути. Ему придется долго бежать через лес, прежде чем он сможет обсушиться, согреться и поесть. Дьяк наверняка уже послал своих стражников убить его людей, и теперь вместо них Нармин может найти лишь трупы. Лошадей, конечно, забрали в башню, и добираться придется пешком — по крайней мере до тех пор, пока не встретится какое-нибудь поселение. А насколько помнил Армаок, в округе их было не много.

Словом, добраться до Урдисабана раньше Сафира возможности действительно не было. Что ж, оставалось только выполнить обещанное — и Армаок был полон решимости так и поступить.

Глава 7

Ящер сделал плавный вираж и завис напротив балкона одной из башен дома Джестров.

— Ты уверен? — тихо спросил Сафир, поглаживая его морщинистую шею. Мануол укоризненно скосил на него желтый глаз с кошачьим зрачком.

— Ладно-ладно, — проговорил Маград, отстегиваясь от седла, — подожди меня где-нибудь неподалеку. Смотри только, чтобы тебя не заметили.

Сафир спрыгнул на балкон и прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука, и он осторожно толкнул одну из створок. Она подалась, и Сафир проскользнул в комнату.

Здесь было темно и душно, пахло духами и ароматическими маслами. Лишь с трудом можно было различить очертания громоздкой мебели: комода, трюмо, двух кресел, пуфа и огромной кровати с балдахином. Сафир замер на несколько секунд. Он никогда не был прежде в этой святая святых — спальне принцессы. Но Армиэль в комнате не было. Зато из-под ведущей в соседнюю комнату двери пробивалась тоненькая полоска света.

Сафир бесшумно подкрался к ней и приник ухом. До него донесся негромкий разговор. Голоса были женские, и один из них принадлежал Армиэль. Судя по всему, она перекидывалась короткими фразами с одной из фрейлин, и вскоре Сафир понял, что они играют в го. Он даже сумел различить стук фишек о доску и дробь, издаваемую падающими костями.

Час был поздний, и Сафир рассчитывал застать принцессу если не спящей, то готовящейся ко сну, однако присутствие фрейлины нарушило его планы. Нужно было либо затаиться и ждать, либо убираться. Сафир с неохотой посмотрел на оставшуюся открытой балконную дверь, перед которой ветер трепал занавеску. Уходить совершенно не хотелось, ведь это могла быть последняя возможность поговорить с Армиэль и убедить ее бежать с ним. Сафир плотно прикрыл дверь на балкон и сел в кресло, стоявшее к соседней комнате спинкой.

Он знал, что принцесса вышла замуж за Ормака Квай-Джестру, но ему хотелось верить, что она сделала это под влиянием отца, а не по любви. В конце концов, он отсутствовал не так уж долго, и она не должна была забыть его. И все же думать об Армиэль как о чужой жене было невыносимо. Если бы Сафир встретил Ормака, он не колеблясь убил бы его, но Первый Советник после свадьбы проводил ночи в новом доме молодых супругов, где следил за завершающимися работами по отделке, — бракосочетание состоялось немного раньше, и кое-что пришлось доделывать уже после него.

Сафир думал о том, была ли у Армиэль и Квай-Джестры первая совместная ночь, или они и ее отложили до переезда. Он надеялся на второе. Впрочем, Маград понимал, что не станет выяснять этого — по крайней мере сейчас. Если же принцесса откажется бежать с ним, это вообще не будет иметь значения.

Он прислушался, не закончилась ли игра, но фишки по-прежнему цокали по доске. Время было позднее, и это не могло продолжаться долго. Сафир решил ждать, сколько понадобится.

Наконец через четверть часа голоса стали громче, раздался звук отодвигаемых стульев и грохот сгребаемых в ящик фишек. Фрейлина попрощалась с принцессой и вышла. Сафир не знал, явятся ли сейчас горничные, чтобы раздеть Армиэль, или они уже сделали это раньше. Он замер в кресле, прислушиваясь к каждому шороху.

Прошло несколько минут, прежде чем дверь отворилась и в спальню вошла принцесса. Сафир буквально оцепенел.

Армиэль прошла к постели и отодвинула полог — Маград слышал, как зашелестела тонкая ткань. Тянуть дольше не имело смысла. Он медленно встал и повернулся.

Принцесса заметила его сразу, но не узнала. Она пронзительно вскрикнула, но тут же зажала себе рот руками.

— Сафир?! — прошептала она, не веря своим глазам. — Откуда?!

— Армиэль! — Маград не знал, что еще сказать. Все слова, что он приготовил, вылетели у него из головы.

— Зачем ты пришел? — в ее голосе прозвучал страх, смешанный с надеждой.

— За тобой!

— За мной? — Армиэль растерялась.

Сафир обошел кресло и приблизился к ней. Она слегка попятилась.

— Не бойся! — сказал он с болью. — Я не сделаю тебе ничего дурного.

— Ты хотел убить отца!

— И по-прежнему хочу.

— Что?! — принцесса растерялась.

— Он приказал казнить моих отца и мать. Я должен отомстить.

— Это ложь. Твоего отца…

— Убили бандиты, — перебил ее Сафир, — а мать умерла при родах. Я знаю эту сказку. Все неправда!

— О чем ты?!

В соседней комнате хлопнула дверь.

— Ваше Высочество, с вами все в порядке?! — раздался голос фрейлины. Должно быть, она услышала крик Армиэль и решила вернуться.

— Да, я просто споткнулась! — отозвалась принцесса поспешно. — Ступай!

— Слушаюсь, Ваше Высочество. Доброй ночи. — Фрейлина ушла, прикрыв за собой дверь.

— Мне точно известно, что император… твой отец организовал убийство моих родителей. Не знаю, с какой целью, но это так. Долг крови требует, чтобы я совершил месть! — горячо прошептал Сафир.

— Ты заблуждаешься! — отозвалась Армиэль, делая к нему нерешительный шаг. — Кто-то наговорил тебе глупостей, а ты поверил!

Сафир покачал головой:

— Я видел документы, подписанные твоим отцом.

— Их могли подделать! Это казантарцы, да? — Армиэль схватила его за руку. В ее глазах была мольба. — Остановись, Сафир!

— Не могу! — он привлек ее к себе. — Как ты могла выйти за Ормака?!

Армиэль опустила глаза и слегка отстранилась.

— Ты исчез, — сказала она тихо, — отец был зол, а мне… стало все равно. Я не думала, что ты вернешься! — в ее голосе послышались обвиняющие нотки.

— Я ведь обещал, что мы будем вместе навсегда, помнишь?

Армиэль кивнула.

— Ты перестала мне верить?

Она промолчала.

— Я здесь! — сказал Сафир, сжав ее руки в своих. — Бежим со мной!

— Куда? — Армиэль подняла на него глаза. — Нам не выйти из дворца.

— Но я ведь сюда попал.

— Как?

— Соглашайся, и я покажу. Уберемся из Урдисабана! Мы еще можем быть счастливы.

— Я замужем, — проговорила принцесса неуверенно.

— Чушь! — не выдержал Сафир. — Этот брак ничего не стоит. Боги не могли благословить его! Неужели ты готова забыть все, что было между нами, ради этого… Джестры?!

— Дело не в нем, — покачала головой Армиэль. Она мягко высвободила ладони из рук Сафира и отошла. — А в тебе.

— Объясни! — потребовал Маград, не сводя с нее глаз.

— Я отправилась бы с тобой куда угодно, если бы ты не был одержим своей манией.

Сафир отвел глаза.

— Мой отец не убивал твоих родителей! — с уверенностью заявила Армиэль. — Он любил тебя как сына и всегда помогал, разве не так?

— Не надо! — почти простонал Сафир.

— Но это так! А ты готов поверить неизвестно чьим наветам!

— Я видел…

— Бумажки, которые ничего не стоит подделать! — перебила его Армиэль. — И они для тебя значат больше, чем все, что сделал для тебя мой отец! Я не ожидала от тебя этого, лорд Маград!

Сафир резко вскинул голову.

— Я знаю, что прав! — отчеканил он.

— А я знаю, что нет! — в тон ему ответила Армиэль.

— Значит, не пойдешь со мной? — тихо спросил Сафир.

— Откажись от нелепой мести!

— Не могу!

— Тогда прощай! — Армиэль отвернулась.

Маград несколько секунд смотрел ей в спину, затем направился к балконной двери. На пороге он обернулся и увидел, что принцесса уткнула лицо в ладони и беззвучно рыдает. Ему захотелось подойти и обнять ее, попросить прощения, но он знал, что тогда не сможет заставить себя выполнить свой долг.

Сафир вышел на балкон и тихо свистнул. Почти сразу он услышал хлопанье крыльев, и через мгновение перед ним возник ящер. Маград вскарабкался на него и, устроившись в седле, пристегнулся.

— Во дворец! — скомандовал он.

Мануол взмахнул огромными кожистыми крыльями и едва различимой на фоне ночного неба тенью помчался над Тальбоном. Сафир подставлял лицо ветру — ему хотелось, чтобы он охладил и успокоил его. Сейчас важнее всего отомстить императору, и ничто не должно отвлекать его. Пожалеть себя он успеет потом — если у него будет возможность. А сейчас кровь отца и матери взывает к нему из прошлого, и пока он не поквитается с их убийцей, все остальное не имеет значения!

Через несколько минут Мануол пролетел над дворцовой оградой и устремился к возвышающимся башням. Сделав несколько виражей, он приземлился на террасу и, сложив крылья, почти слился с каменной кладкой. Сафир спустился с ящера и прислушался. До него не доносилось ни звука, значит, стража не заметила пронесшейся над дворцом огромной тени.

С террасы в замок вели две двери, одна из них должна быть незапертой. Сафир толкнул одну, но безрезультатно, зато вторая сразу подалась. Он шагнул внутрь и замер. Все тихо. Как и обещал Ормак Дьяку, в этой части здания охрана была под каким-то предлогом снята. На пути Сафира не должно встретиться преград вплоть до последнего рубежа — палат Камаэля, которые всегда сторожили преторианцы.

Маград не знал, какую услугу оказал казантарец Квай-Джестре, что тот был вынужден помогать им, но хорошо понимал, что Первому Советнику, ныне ставшему зятем императора, смерть Камаэля только на руку. Тогда он займет трон, и его потомки станут править Урдисабаном.

Сафир подумал о том, что должен был быть на его месте, но тут же упрекнул себя в малодушии: не мог же он скрепя сердце делать вид, что Камаэль не убивал его родителей, и улыбаться ему изо дня в день, втайне ненавидя!

Сафир двинулся к выходу из комнаты. Через пару секунд он очутился в коридоре, освещенном лишь одним факелом, укрепленным в десятке футов слева от двери. Маграду нужно было идти направо.

Он прекрасно помнил планировку дворца и легко ориентировался даже в полумраке. За свою жизнь он множество раз бывал здесь, а в последние годы, когда стал пажом, исследовал все уголки здания. Поэтому он уверенно шел по коридорам, отворял двери, пересекал залы и кулуары, пока не очутился перед комнатой, называвшейся Синей спальней. Она не использовалась с тех пор, как море унесло жизни первой жены Камаэля и его дочери. Император приказал оставить в ней все так, как было при их жизни, и с тех пор туда заходила лишь горничная, наводившая раз в неделю порядок. Насколько было известно Сафиру, сам повелитель никогда не посещал спальню своей покойной супруги.

Дверь была заперта, но Маград знал, как с этим справиться. Прикоснувшись к замку, он прикрыл глаза и сконцентрировался, представляя энергетические нити, проходящие сквозь запорное устройство. Их нужно было мысленно отделить от остальных, лишних. Когда Сафир сделал это, замок виделся ему так, словно был разобран и лежал перед ним на столе. Он послал сигнал, приказывавший шестеренкам сдвинуться и сместить задвижку. Это требовало определенных усилий, но Маград знал, что подобное ему удастся. Упражнения, которые заставлял его выполнять Дьяк, были куда сложнее. Замок тихо щелкнул и открылся. Сафир взялся за ручку и толкнул дверь. Она отворилась без единого звука. В комнате было тихо и прохладно — здесь не топили. Окно закрывали шторы, а у дальней стены виднелась покрытая белым балдахином кровать.

Сафир вошел и прикрыл дверь. Мебель здесь не покрыли чехлами, чтобы комната не потеряла жилой вид. Подле кровати была подвешена люлька, в темноте она казалась совсем крошечной. Маград попытался вспомнить, сколько лет было дочери императора, когда она погибла, но не смог — он тогда еще даже не родился.

Сафир пересек комнату, ступая по толстому ковру, и приник к стене. Он знал, что за ней находится коридор, ведущий в зал с фонтанами, откуда можно попасть в покои, которые теперь занимал император (после смерти первой жены он перебрался в другие комнаты, где до недавнего времени жил с Флабрией).

Ормак сообщил, что Камаэль сегодня останется во дворце. В последнее время императора можно было застать в его покоях все чаще: из-за нападения варваров на восточные границы Урдисабана ему приходилось работать допоздна и редко удавалось выбраться за пределы дворца. Сафир надеялся, что удастся обойтись без лишних жертв, но понимал, что ему придется встретиться со стражей, — по крайней мере с телохранителями, неотлучно дежурившими подле императора. Они были профессиональными воинами, и противопоставить их мастерству Маград мог только магию и внезапность.

Сафир ввел себя в транс и представил армирующую решетку, проходящую сквозь стену. Он принялся разрушать невидимые связи между частицами, из которых состоял камень. Это требовало времени, и Сафиру было нелегко, в особенности из-за толщины стены. Маград сосредоточился настолько, что не видел ничего вокруг — все его внимание сосредоточилось на связях, которые он должен был разрывать. Время от времени приходилось вынимать из стены камни и обломки, получавшиеся в результате того, что он усилием воли «резал» кладку на куски. К счастью, толстый ковер глушил все звуки.

Наконец отверстие стало достаточно большим для того, чтобы в него мог пролезть человек. Сафир пробрался в коридор и огляделся. Здесь не было ни души, но издалека доносился едва различимый шум — Маград сразу узнал его, поскольку слышал множество раз: такой звук издавали фонтаны императорского дворца. Он двинулся в ту сторону, стараясь держаться стены, но предосторожности были напрасны — стражи, как и обещал Квай-Джестра, не было. Сафир остановился перед двустворчатой дверью и прислушался, но падающая вода заглушала все другие звуки. Оставалось только войти, что Маград и сделал.

В зале не было ни души, только несколько павлинов дремали в разных его концах. Свет исходил от масляных светильников, расставленных вдоль стен.

Сафир подошел к одному из фонтанов и опустил руку в воду. Красные рыбки прыснули во все стороны и притаились около выложенных мозаикой бортов. Маград пересек зал и остановился перед аркой, закрытой плотным занавесом с вышитым в центре императорским гербом. Раскинувший крылья золотой орел показался Сафиру особенно хищным, и он резко отдернул драпировку.

Вместо двери здесь была устроена решетка, запиравшаяся изнутри. Замки располагались на расстоянии двух футов справа и слева, а ключи от них хранились у командира преторианцев. Но Сафир, разумеется, не собирался ими пользоваться. Войдя в транс, он проник внутренним взором в устройство механизма и начал выдвигать из пазов зубцы, удерживавшие запоры. Когда с этим было покончено, Маград усилием воли начал крутить ворот, поднимавший и опускавший решетку. Это требовало больших усилий, и вскоре Сафир почувствовал, как по лицу струится пот. Механизм подавался плохо, норовя в любую секунду вырваться из ментального захвата и вернуться на прежнее место. Наконец Сафиру удалось приподнять решетку на три фута — вполне достаточно для того, чтобы пролезть. Он достал из кармана и поставил на пол фигурку змеи. Замкнув на нее проделанное волшебство, он лег и прополз под железными зубцами. Теперь нужно было подготовить отход. Сафир подошел к вороту и начал крутить барабан, наматывая на него цепи, пока решетка не исчезла в притолоке. Тогда он поставил ворот на предохранитель — теперь путь назад был свободен.

Сафир направился прямо к императорским покоям. От цели его отделяла всего сотня футов. Миновав два коридора, он очутился перед дверью, за которой находились телохранители — их Ормак не мог снять с поста ни под каким предлогом. Обычно их бывало не меньше четырех, и еще два десятка дежурили в смежных комнатах справа и слева. Попасть к Камаэлю можно было, только миновав их, так как помещение, в котором они находились, было вытянуто вокруг императорских покоев — для того, чтобы никто не мог проникнуть к повелителю Урдисабана сквозь стену.

Сафир понимал, что предстоит жестокий бой с теми, кто превосходит его и по мастерству и численно. Рассчитывать он мог только на магию, внезапность и те приспособления, которые вручил ему Дьяк. Они были тщательно разложены по карманам — так, чтобы можно было легко достать необходимое.

Сафир извлек горсть маленьких шариков и зажал их в кулаке. Затем приложил ладонь к двери, и через полминуты замок тихо щелкнул. Маград выхватил меч и ворвался в комнату, почти одновременно с этим выбросив вперед шарики. Четыре гвардейца ринулись на него, занося обнаженные клинки. Сафир отразил несколько стремительных ударов, ушел от последовавших за ними выпадов и очутился в середине комнаты. Шарики тем временем разлетелись по полу и через секунду лопнули, издав серию тихих хлопков. Из них повалил едкий желтый дым. Не обращая на него внимания, преторианцы бросились на Сафира, тесня его к двери в дальней стене комнаты. Это было Маграду на руку, так как оттуда он мог попасть прямо в малый аудиенц-зал императора. Он поспешно отступал, отражая сыпавшиеся на него удары.

Дым быстро заполнял комнату, и вскоре дальше двух шагов уже трудно было что-либо различить. Когда из боковых дверей выскочили телохранители с копьями, мечами и арбалетами на изготовку, они казались бесформенными тенями. Сафир видел лишь тех, кто наступал на него. Он спиной чувствовал, что скоро упрется в дверь, и свободной рукой достал из кармана металлический тубус. Выдернув зубами пробку, он бросил его под ноги нападавшим. Те едва обратили на него внимание, видимо, решив, что противник просто пытается отвлечь их подобным трюком. Из трубки повалил сиреневый дым. Смешиваясь с желтым, он приобретал грязно-бурый оттенок. Через несколько мгновений телохранители начали кашлять, из глаз у них потекли слезы. Сафир наблюдал за ними не без любопытства. Сам он заранее принял противоядие, и представлял, что должно произойти, только со слов Дьяка.

Маград уперся в дверь и не оборачиваясь нащупал ручку. Четверка преторианцев, первыми вступивших с ним в бой, потерялась в клубах дыма. Сафир видел скорчившиеся силуэты, пытавшиеся удержаться на ногах. Остальные мелькали в буром тумане подобно теням, отовсюду доносились выкрики и стоны. Дьяк говорил, что ядовитые пары обожгут легкие изнутри, но последствия не будут смертельными.

Сафир был рад, что удалось обойтись без жертв и ему не пришлось никого убивать. Отворив дверь, он проскользнул в аудиенц-зал и заперся. Оглядевшись, он не заметил Камаэля. Вероятно, тот находился в другом помещении. Сафир прислушался: из-за двери доносились сумбурные вопли, но никто, похоже, так и не понял, что Маград пробрался в покои императора.

Сафир осторожно двинулся через темный зал, держа меч наготове. Он понимал, что Камаэль мог слышать звуки заварушки и приготовиться к встрече. Пройдя через комнату, он отодвинул занавес и очутился в другом помещении, где была устроена небольшая оранжерея. К ней вела широкая лестница.

Сафир начал подниматься, и через несколько секунд уже был среди цветов, горшков и кадок. Вокруг высились пальмы и другие экзотические растения, привезенные в Урдисабан из разных стран. Среди листвы дремали птицы самых причудливых расцветок. Некоторые были в позолоченных клетках, другие сидели прямо на ветках.

Сафир шел между кадками, вглядываясь в темноту между стволами. Но и здесь было пусто. Он открыл дверь в конце оранжереи и оказался в рабочем кабинете императора. Возле кресла горел масляный светильник, дающий достаточно света для того, чтобы читать или писать.

Сафир подошел к столу и придвинул лист бумаги, испещренный записями, — император давал указания своим легатам относительно военных действий против напавших на границы варваров. Чернила еще не высохли, перо лежало рядом, и под ним расплылась маленькая клякса — его бросили второпях, не потрудившись даже вытереть. Значит, Камаэль был в кабинете, когда началась заварушка, и сбежал. Сафир перевел взгляд на дверь, ведущую в галерею, где располагались мраморные бюсты правителей Урдисабана, — с самого основания Тальбона. Через нее можно было попасть в спальню и еще ряд помещений, в том числе оружейную и трофейную. После исчезновения Маграда меч и доспехи императора должны были перенести во дворец, пока не будет назначен новый оруженосец — эта мысль пришла Сафиру в голову между делом, и он досадливо поморщился: ему не хотелось думать о том, что он потерял, поскольку это неизменно вызвало бы воспоминания о недавнем разговоре с Армиэль, который он изо всех сил старался забыть.

Маград решительно вышел на галерею. Высеченные из камня фигуры правителей смотрели в пустоту, похожие на заколдованных великанов. Сафир двинулся между ними, бесшумно ступая по ковровой дорожке. Дверь впереди была распахнута — не оставалось сомнений в том, что через нее совсем недавно кто-то прошел. Маград ускорил шаги и вскоре оказался в оружейной. Здесь было пусто и темно. В дальнем конце виднелась большая арка, за которой располагалась лестница, ведущая в трофейную.

Сафир решительно пересек первый зал, взбежал по ступеням и очутился в огромном зале, уставленном по периметру знаменами, значками, эмблемами, доспехами и оружием побежденных врагов Урдисабана.

Камаэль Марад-Изтаэрд ждал его здесь. Вооруженный своим мечом Лаэмортом, он стоял в центре комнаты, глядя на Сафира. Зал освещали двадцать ламп, установленных на железных треногах, — видимо, император сам зажег их.

Маград остановился, чтобы разглядеть своего врага. Камаэль был в тунике — не надел даже легкого панциря, хотя время у него наверняка было. Император пошел ему навстречу, поднимая оружие.

— Наконец мы встретились, — проговорил Сафир, просто чтобы нарушить молчание. Глядя на Камаэля, он не мог поверить, что это тот самый человек, который когда-то приказал убить его родителей. Лицо, осанка — все было таким привычным и знакомым, почти родным. Скрепя сердце Сафир двинулся на своего противника.

— С тобой бесполезно говорить, лорд Маград? — вопросил Камаэль тихо.

— Все уже сказано! — ответил Сафир, хотя это и далось ему с трудом. — Ты знаешь, зачем я пришел!

Камаэль слегка кивнул. Их с Сафиром разделяли уже всего несколько футов. Мечи скрестились с тихим звоном. По клинкам пробежали огненные отсветы масляных светильников.

— Во имя мести! — проговорил Сафир. — По праву крови!

— Как скажешь! — отозвался Камаэль. В его голосе слышалось сожаление.

Они отступили друг от друга и тут же бросились в бой. Лезвия рассекали воздух, ударялись и свистели, не находя цели. Для старика император проявлял чудеса ловкости и силы. Они кружили по залу, и опыт Камаэля был достойным противовесом молодости Сафира.

Император нырнул под клинок Маграда и, не оборачиваясь, взмахнул Лаэмортом. Сафир успел наклониться вперед, чтобы избежать удара, но почувствовал, как холодный металл, взрезав одежду, пропорол панцирь и царапнул кожу. Рана была неглубокой, но болезненной. Поморщившись, Сафир резко обернулся и тут же бросился на Камаэля. Император поспешно отступил, отражая удары. Его лицо было сосредоточенно и спокойно. Маграда это раздражало: он хотел, чтобы противник дрожал от страха, предчувствуя свою скорую кончину.

Но пока что победа была не на его стороне, и даже о преимуществе говорить было рано. Камаэль не сдавал позиций и не только защищался, но и умело атаковал. Сафиру пока не удавалось ни загнать его в угол, ни заставить открыться для точного удара.

Он хотел прикончить императора в честном бою, один на один, безо всяких ухищрений, но преторианцы не будут вечно сидеть перед дверью в покои своего повелителя. Они скоро появятся здесь — вместе с подкреплением. По крайней мере, часть из них уже должна рыскать по дворцу в поисках изменника. Нельзя было терять ни минуты.

Сафир воспользовался небольшой заминкой в схватке и сунул руку в карман. Там лежал порошок, который дал ему Дьяк. Зажав горсть в ладони, Маград стал наступать на противника, стараясь вынудить его открыться, но Камаэль слишком хорошо владел навыками защиты.

— Уходи, пока не поздно! — сказал он вдруг. Голос его срывался — возраст давал о себе знать.

— Ни за что! — Сафир услышал в словах императора признание в том, что силы постепенно покидают его.

Он провел еще несколько атак — как ему казалось, довольно изощренных, — но Камаэль отразил и их.

— Скоро здесь будут преторианцы, — сказал император, — беги!

Сафир заставил себя усмехнуться. Он не чувствовал торжества, но отступать не собирался. Теперь, когда он, как никогда, был близок к осуществлению мести, Маград собирался убить Камаэля любой ценой. Но он не мог подобраться к врагу — движения того были слишком выверены. Существовал лишь один способ заставить императора открыться — и Сафир без колебаний решился на него.

Подняв меч, он бросился в атаку.

Камаэль отражал выпады с прежней методичностью. У него была прекрасная техника, и Сафир видел, что за каждым движением следует единственно правильное — наиболее оптимальное. Он надеялся, что это сделает его врага предсказуемым.

Во время очередной серии ударов Сафир чуть дальше, чем следовало, отвел меч и открыл грудь для удара — ошибка, которую он никогда не допустил бы. Если бы Камаэль не был так опытен и его движения не были доведены до автоматизма, он успел бы понять, что Маград сделал это нарочно, однако его совершенная техника вынуждала его атаковать противника, предоставившего для этого возможность. Рука опередила разум, и Лаэморт, со свистом разрезав воздух, полоснул Сафира по груди, с легкостью разрубив панцирь и чиркнув по ребрам. Следующим ударом Камаэль собрался добить незадачливого врага, но в этот самый миг Маград, превозмогая дикую боль, поднес руку ко рту и что было силы дунул. Алый порошок взметнулся густым облаком и окутал императора. Одного вдоха хватило, чтобы мышцы расслабились и Камаэль выронил Лаэморт, ставший вдруг неимоверно тяжелым.

Сафир взмахнул мечом и глубоко погрузил его в грудь кровного врага. С усилием он провернул клинок, чтобы раскрыть рану. Камаэль тяжело рухнул на колени, а затем упал на пол. Он был еще жив, хотя кровь текла по тунике рекой.

Сафир достал из кармана горсть смеси, из которой можно было сделать плоть, и принялся втирать ее в свою рану. Это было нелегко, поскольку от боли он едва держался на ногах, а быстро текущая кровь вымывала зелье. Мысленно он позвал ящера — Дьяк научил его и этому, — и через несколько мгновений за окном промелькнула огромная тень.

Маград погрузился в легкий транс, чтобы превратить вещество в плоть и хоть как-то залечить рану. Он убрал меч в ножны и действовал обеими руками, уже красными от крови. Она покрывала и его одежду. Если бы не волшебство, жертва, которую он принес ради того, чтобы повергнуть своего врага, могла бы оказаться для него смертельной.

Сафиру понадобилась всего пара минут, полных боли, чтобы остановить кровь и стянуть края раны. Он чувствовал головокружение и тошноту. Пора было убираться.

— За что ты так ненавидишь меня?! — донесся до Сафира слабый голос.

Опустив глаза, он увидел, что Камаэль все еще жив. Это было невероятно — смерть давно должна была настигнуть его. Вероятно, Дьяк был прав и император действительно практиковал магию. Но кровь из раны продолжала течь, и у него не было ни малейшего шанса выжить.

— Почему?! — Камаэль едва мог говорить, но, хотя силы стремительно покидали его, во взгляде императора Сафир прочел требовательность — Марад-Изтаэрд хотел знать, почему его воспитанник убил своего повелителя.

На секунду в душе Сафира всколыхнулось старое и давно похороненное сомнение: а что, если все было ложью и Камаэль не имел отношения к смерти его родителей. Но он тут же одернул себя: ведь у него было доказательство — обвинительный документ, подписанный императором.

— Ты убил моего отца и мою мать! — проговорил Сафир, уже слыша, как бегут по коридорам дворца преторианцы.

— Как ты узнал?! — страдальчески вопросил Камаэль.

— Не имеет значения! — высокомерно ответил Сафир. Пора было уходить, и он огляделся, прикидывая, как это лучше сделать.

— Ты не знаешь… всей правды! — тихо проговорил император.

— Я знаю достаточно! — отозвался Сафир. За окном дожидался ящер, готовый унести его прочь из Урдисабана, где у Маграда не осталось ничего, о чем стоило сожалеть. Нужно было лишь выбить при помощи магии решетку.

— Твой отец… ты думаешь, я завидовал ему? — донеслись до Сафира слова Камаэля.

Он взглянул на умирающего врага, и тот показался ему очень маленьким.

— Я не знаю, — сказал Сафир. До него долетали испуганные крики слуг и топот гвардейцев по мраморному полу — они были уже совсем близко. Пока им удастся выломать дверь, пройдет не меньше пары минут — этого времени более чем достаточно.

— Каид-Маград был предателем. Я не хотел тебе говорить, всегда оберегал от этого. Чтобы не потерять род, — Камаэль закашлялся, и по его подбородку потекла кровь, — приказал всем молчать, даже следствие провел тайно. Никто не знал. Я считал его другом, — император с видимым усилием покачал головой, — а он готовил измену. Твой отец был очень… амбициозен. Хотел захватить власть, но заговор раскрыли. Для меня… это стало большим ударом. Но доказательства были неоспоримы. Он подкупил многих моих слуг и даже гвардейцев. — Камаэль тяжело улегся на пол, больше не в силах поддерживать себя. Взгляд его затуманился. Сафир опустился на колени рядом с ним, ловя каждое слово.

— Доказательства! — требовательно сказал он. — Где они?

Дверь сотрясли глухие удары — похоже, гвардейцы воспользовались одним из стоявших в соседнем зале диванов.

— В моем кабинете. Но ты не достанешь их.

— А моя мать?! В чем ее вина?

Камаэль помолчал. То, что он сказал дальше, далось ему с видимым трудом.

— Сафир! — прохрипел он, плохо владея языком. — Ты мне был как сын, клянусь тебе! Твой отец организовал убийство моей первой жены и дочери. Он подкупил команду, и она потопила судно вместе с ними. Я любил их больше жизни! Твой отец был казнен по закону, даю слово! Следствие провели как положено, и его признали виновным. А мать… Мне стыдно признаваться, но я хотел отомстить. Если бы она не успела разродиться, ты бы тоже погиб. Но я хотел сохранить род для империи и приказал принести отпрыска Каида мне, если он появится на свет прежде, чем умрет жена Маграда. Я взял тебя вместо дочери, которую отнял у меня твой отец, и полюбил, хотя ты и был сыном моего врага! — Камаэль попытался прикоснуться к Сафиру, но не смог поднять руку. — Прости меня, мой мальчик! — в его глазах было неподдельное страдание, и Сафир поверил каждому слову императора.

Ему сказали правду, но не всю. Случайно или намеренно — было теперь не важно. Его отец оказался изменником, а он только что убил своего повелителя и благодетеля. Сафир знал, что со стороны Камаэля оставить в живых сына изменника было большой милостью: как правило, род предателя истреблялся до последнего колена. И вот теперь тот, кто заботился о нем и оберегал от правды о его отце, лежал на полу умирающий. Сафир крепко сжал старую жилистую руку императора — впервые в жизни — и увидел, как тот благодарно улыбнулся.

— Простите меня, повелитель! — прошептал Сафир, чувствуя, что едва может говорить. Запоздалое раскаяние нахлынуло на него черной волной, и он был опустошен: мир, в который он верил, в очередной раз рухнул, и это было уже слишком — Маград зарыдал, как ребенок.

— Беги! — едва слышно проговорил Камаэль.

Через секунду он был мертв.

Сафир слышал, как гремят по ступенькам преторианцы, и понимал, что через несколько мгновений они ворвугся в зал. Он выпрямился, не сводя глаз с императора. По сути, это был единственный близкий ему человек, и вот он лежал, поверженный его рукой. А его Армиэль стала женой Ормака, и он сам потерял ее, слишком поспешно поверив в полуправду казантарца.

Гвардейцы вбежали в зал и ринулись к Сафиру. Он вытащил меч, но не обернулся. Через мгновение Маград почувствовал, как ему в шею, царапая кожу, уткнулось острие копья. Преторианцы окружили его и тело своего мертвого господина. Маград поднял голову и обвел их взглядом. На лицах гвардейцев читалось смятение. Нужна была одна только искра, чтобы направить их. Сафир резко взмахнул мечом и, развернувшись, рубанул по приставленному к своей шее копью. Преторианцы тотчас бросились на него — словно получили сигнал к атаке. Как только их мечи взвились над головой Сафира, он раскинул руки и закрыл глаза.

— Армиэль! — прошептал он прежде, чем несколько клинков почти одновременно пронзили его, а сильный удар сбил с ног.

Откуда-то донесся возглас капитана стражников, требовавший взять его живым, но он опоздал: душа уже отлетела от Сафира-Маграда и устремилась в обитель мертвых — вслед за поверженным императором. Даже в небытие бывший лорд-паж сопровождал своего сюзерена.

Когда гвардейцы отступили от тела убийцы, то не было никаких сомнений, что его прикончил один из первых ударов — настолько глубокими оказались раны. По мраморному полу быстро растекалась красная лужа. Смешиваясь с кровью Камаэля, она образовывала настоящее озеро. Преторианцы стояли молча, недоуменно переглядываясь и не зная, что делать дальше.