Время любить

Глава 1

Минувшей ночью мне опять приснился тот пожар. На сей раз я не закричала. На сей раз никто не помчался в панике вниз по лестнице узнать, что случилось. На сей раз я нарушила только свой покой.

Я проснулась, тяжело дыша, завернутая, как буррито, в скомканную, влажную от пота простыню. Взяла часы на прикроватном столике и уже не слишком удивилась – десять минут третьего. Снова. Не один год мое подсознание продолжало будить меня, напоминать о событии, которое абсолютно не нуждалось в напоминании. Я думала, что наконец-то оставила эти воспоминания в прошлом, но начиная с ночи пожара они протискивались обратно в мою жизнь. Они вообще никуда не уходили; они будут со мной всегда, совсем как маленький шрам, оставшийся от ожога. Я повернула руку и в свете луны осмотрела пять сантиметров кожи на внутренней стороне запястья, которые до дня моей смерти всегда будут красными и уплотненными. Не у меня одной по-прежнему оставались отметины той ночи, потому что у него тоже был шрам, практически идентичный моему. Он беспокоил меня гораздо больше моего.

Я больше не зажигаю свечи. Если мне хочется романтической атмосферы, я приглушаю свет. При виде тыкв на Хеллоуин мне всегда будет не по себе, и дело совсем не в отвратительных усмешках или неровно вырезанных зубах. Дело в том, что именно с них все и началось… по крайней мере, так сказали следователи, выяснявшие причины того пожара.

Четыре месяца назад

Октябрь

Я удивилась, что меня пригласили на вечеринку. Я побыла там всего двадцать семь минут, а потом, с трудом протискиваясь сквозь толпу набившихся в прихожую людей, добралась до входной двери. Два вампира, один зомби и мужчина, наряженный Мэрилин Монро (представления не имею, почему), – все пытались помешать мне уйти. Но если честно, мне, пожалуй, хватило и первых двух минут. Остальные двадцать пять были данью вежливости.

Хотя нельзя сказать, что я настолько хорошо знала компанию парней, живущих подо мной. Да на самом деле вообще не знала. В смысле, мы обменивались любезными фразами в лифте, вежливо кивали и улыбались, если нам случалось в одно и то же время вынимать почту из ящиков, но я ничего о них не знала, кроме того, что они работают в каком-то месте, где нужно носить костюмы, обожают музыку с низкими частотами бас-гитары, от которых дрожат потолок и стены, и с регулярностью, заставляющей тревожиться за их печень, заполняют бутылками бак для вторсырья в подвале. Я подозревала, что они пригласили меня, только чтобы я не жаловалась на шум вечеринки. Эта компания напоминала мне студентов университета, которые не осознали, что им теперь по двадцать пять и что время вечеринок наконец прошло.

Мои университетские вечеринки закончились десятью годами раньше. Теперь, в тридцать один, я могла оглядываться на те дни с нежностью и ностальгией, чего в то время не предполагала. Со временем мои воспоминания приобрели приятную расплывчатость. Самым лучшим, что я вынесла из университета (помимо диплома по современным языкам, что позволяло мне зарабатывать на жизнь переводами), стала моя дружба с Джулией. Думаю, не проходило дня, чтобы я мысленно не благодарила университетского администратора, который случайно поместил нас в смежные комнаты в общежитии для первокурсников. Я мало что помню из речи главы университета в тот первый день, кроме одной фразы, обращенной к переполненной аудитории: в этом зале сидят друзья, и они останутся с вами на всю жизнь. Его расчеты оказались слегка преувеличенными. Я обзавелась всего одной подругой, которая, знала я, разделит со мной все, что ждет впереди. Но иногда, даже если она идет по совершенно другому пути, твоя по-настоящему лучшая подруга – это все, что тебе нужно.

В том, что я не вернулась в свой родной город после окончания университета, отчасти была виновата Джулия. Справедливости ради нужно сказать, что меня не пришлось уговаривать остаться в нашем университетском городе и поселиться с ней в одной квартире. Когда я укладывала вещи, снимала со стен прикрепленные скотчем постеры и наконец освободила гардероб, в глубине души уже знала: дом, в котором я выросла, вероятно, никогда уже не будет снова моим постоянным адресом.

Определенно из-за Джулии я не отклонила приглашение на вечеринку в ночь пожара.

– А как еще ты планировала провести субботний вечер?

– Ну, смотреть «Танцы со звездами», – с надеждой проговорила я, что на самом деле казалось мне гораздо более привлекательным, чем наряжаться и вести светские разговоры с незнакомыми людьми.

– Софи Уинтер, ты никогда не заведешь новых знакомств, если будешь сидеть и смотреть телевизор. На будущий год тебе стукнет тридцать два. Ты не слышишь этого оглушительного тиканья? Это твои биологические часы ведут обратный отсчет.

Я с нежностью ее обняла и не стала напоминать, что до моего следующего дня рождения еще одиннадцать месяцев.

– Вообще-то, я не уверена, что слышу что-нибудь за шумом твоих бушующих гормонов, – сказала я, с улыбкой глядя на Ноя, второго ребенка Джулии, который, между прочим, был еще и моим двухмесячным крестником, крепко спавшим рядом с нами в своей плетеной корзине.

Хмыкнув, Джулия согласилась с той удовлетворенной улыбкой, которая будила во мне настоящую бурю эмоций:

– Думаю, я просто настолько счастлива, настолько довольна, что хочу, чтобы и у тебя было все, что есть у меня.

– Ты предлагаешь мне разделить с тобой Гэри? – не удержалась я от шутки. – Ну, ничего себе, ты действительно настоящая подруга.

– Нет. Но я не хочу, чтобы ты отказывалась от возможности найти собственного Гэри. Он здесь… где-то. Возможно даже, что он придет на эту вечеринку в субботу.

– Сомневаюсь в этом, – сказала я. – И к твоему сведению, ты ведь знаешь, что человек может быть совершенно счастлив один? Жизнь – это не игра в прятки, в которой тебе приходится искать свою половину, чтобы выиграть.

Джулия улыбнулась и, заправив за ухо длинную прядь каштановых волос, наклонилась, чтобы взять внезапно захныкавшего малыша.

– Но она и не должна стать одиночной игрой, – заметила она, повергнув меня в молчание. – И потом, это не так, верно?

– Что не так? – одними губами произнесла я.

– Ты не совершенно счастлива.

Повернувшись на стуле, я смотрела в окно на ее тщательно ухоженный сад, пока не убедилась, что жжение в глазах прекратилось, и только тогда снова посмотрела Джулии в лицо.

– Да, не счастлива. Но это ничего. Не у каждой истории должен быть счастливый конец.

Есть что-то неправильное в том, что твоя лучшая подруга о тебе тревожится. Это заставляет чувствовать себя эгоистичной; это заставляет чувствовать себя виноватой. Еще – это заставляет согласиться на посещение вечеринки, идти на которую нисколько не хотелось.

Я протиснулась сквозь толпу гостей, коктейль запахов ядовитым облаком вылетел вслед за мной из двери: алкоголь, сигареты и явственная вонь свечного дыма. Последнее вряд ли было удивительно, ибо я насчитала по меньшей мере полдюжины тыкв, освещенных изнутри мерцающими красными свечами и расставленных на всех ровных поверхностях, еще не занятых пивными бутылками.

Я поднялась по лестнице в свою квартиру под крышей и, входя в дверь, уже скидывала сильно жавшие туфли на высоких каблуках. Одна туфля едва не угодила в маленький дымчатый комок шерсти, устремившийся ко мне и принявшийся виться вокруг моих лодыжек. «Всего лишь вопрос времени, когда он благополучно повалит меня этими движениями», – подумала я, наклоняясь и беря его на руки.

– Привет, Фред, – поздоровалась я, зарываясь лицом в густой мех у него на затылке. – Скучал по мне?

Ответное мурлыканье, как мотор рокотавшее в его тельце, я восприняла как «да». Фред был питомцем, которого я всегда мечтала иметь и в детстве никогда не имела. Он выступал в роли совещательного органа при обсуждении всех моих решений и редко возражал против моего выбора, даже неудачного. Я сама подарила его себе на тридцать лет, и хотя Джулия могла пошутить, что это первый шаг на скользком пути по превращению в безумную любительницу кошек, я не переживала. Тот факт, что мой квартирный хозяин готов был сквозь пальцы смотреть на домашних питомцев, стал решающим фактором при переезде в эту квартиру под крышей. Лишь бы на ковер не писал, было его единственным условием. Разумное требование любого домовладельца.

Пока я переходила из комнаты в комнату, включая свет и задергивая шторы, меня не покидало ощущение, будто я все еще на вечеринке. Музыка из огромных динамиков по-прежнему грохотала сквозь доски пола у меня под ногами, а открытые окна в квартире подо мной позволяли присоединиться и половине улицы, если бы она пожелала.

Я надела старую уютную пижаму, сделала себе пару тостов со сливочным маслом и сунула ноги в большие мягкие тапочки в форме овец, которые на прошлое Рождество подарила мне Лейси, дочка Джулии. Видимо, я ощущала некоторую подавленность и разочарование, переключая телеканалы, пока не нашла тот, на котором показывали бесконечную историю «Друзей». Я с ногами забралась на кушетку, автоматически избегая места, где одна из пружин начала продираться сквозь обивку. Закутавшись в шерстяной плед, я подождала, пока кот сделает шесть кругов, прежде чем устроиться у меня на коленях, и, откинувшись на спинку, стала наблюдать за группой людей, все еще пребывавших в блаженном неведении о том, что не всегда кто-то будет рядом с тобой.

Меня разбудил сигнал тревоги, но я не испугалась. Ну, по крайней мере, сначала. Годы ложных ночных тревог в студенчестве вызвали опасное привыкание к этому постоянному вою. Думаю, поэтому я поначалу и не встревожилась, когда пронзительный звук раздражающей иглой пронзил и разрушил мой сон. Я села и, кое-как протерев глаза, машинально глянула на часы для того, наверное, чтобы соблюсти точность, когда на следующий день буду рассказывать эту историю. А потом, как раз перед полуночью, какой-то идиот включил пожарную тревогу.

Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять – пронзительный сигнал тревоги сработал не просто потому, что кто-то сжег свой тост, желая перекусить среди ночи. Это не дошло до меня еще и тогда, когда я тащилась на кухню убедиться, что ответственной за это идиоткой была не я. От вечеринки внизу по-прежнему шел ужасный шум. По правде говоря, они там совсем слетели с катушек. Казалось бы, веселье уже должно было немного стихнуть, но судя по воплям, доносившимся до меня сквозь пол, оно было в самом разгаре. На полпути по моей крохотной кухне я остановилась и снова прислушалась. На взрывы смеха и радостные пьяные возгласы было непохоже. Похоже было на крики. Впервые я обратила внимание, что причиной легкой туманности были, возможно, не только мои заспанные глаза. Я сделала глубокий вдох и тогда почувствовала запах. Воздух был каким-то резким и едким.

Я бросилась к входной двери, цепочка бренчала в моих трясущихся пальцах, пока я торопливо ее скидывала. Отсюда я слышала надрывавшийся звук пожарной сигнализации, установленной на потолке над лестницей. Я чуть приоткрыла дверь, и почти мгновенно устройство в моей квартире присоединилось к общему хору. Хотя ему не было нужды сообщать мне о том, что и так уже увидели мои глаза. Коридор был заполнен дымом. Густые серые клубы его поднимались по лестничной клетке, в них периодически мелькали молниеносные вспышки чего-то ярко-оранжевого. Здание горело.

Я плотно захлопнула дверь, но маленькое проворное облачко просочилось в щель, отчего мой вздох ужаса превратился в приступ кашля. Мне нужно было выбираться отсюда. Немедленно.

Есть вопрос, который часто задают себе люди. Что вы спасете, если ваш дом загорится? Теперь я знаю ответ. Ничего. Ни единой вещи. Пусть хоть всё сгорит. При условии, что все благополучно выбрались наружу, оставленное на поживу огню имущество не имеет ни малейшего значения.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы найти Фреда; всего-то и нужно было, что пойти на его необычное мяуканье, какое я никогда прежде не слышала. Кот дрожал всем тельцем, когда я заворачивала его в толстое стеганое пальто. Сверток дергался и рвался, словно внутри сидело одержимое существо, но я крепко его держала, надеясь, что достаточно толстая ткань выдержит удары когтей, пока я не выберусь отсюда.

Не знаю, почему я вообще решила, что смогу выйти через дверь. Нет, я, конечно, заметила языки пламени, ползущие по лестнице подобно смертельно опасным злоумышленникам. О чем я думала – что сумею пробежать сквозь них, как каскадер в остросюжетном фильме? Всего двух шагов в общий коридор мне хватило, чтобы осознать – этим путем мне не выйти. Я поспешно вернулась в полное дыма убежище моей квартиры, захлопнув за собой дверь. Я стояла рядом с ней, лихорадочно дыша, и видела тонкие белые змейки дыма, которые, извиваясь, пробивались сквозь щель под дверью. Фред выскочил, едва я положила сверток, и я торопливо принялась запихивать слегка попорченное пальто под дверь, применив достаточно силы, чтобы сломать несколько ногтей, но даже не заметила этого. Дым продолжал просачиваться, с ленивым нахальством, как будто в его распоряжении было все время мира, чтобы добраться до меня. Нет никакой нужды торопиться, совершенно никакой. У меня же, напротив, были все основания торопиться. С вешалки на стене я с такой силой сдернула другое пальто, что вырвала из гипсокартона крючок. Уверена, при других обстоятельствах я бы обеспокоилась из-за ущерба… но тогда даже не обратила на это внимания. Пальто обеспечили временную преграду, но дым за ними был полон решимости. Он найдет путь внутрь.

Я помчалась в гостиную, единственную комнату, окна которой выходили на главную дорогу. Огонь вырывался из открытых окон квартиры этажом ниже. Я увидела какую-то фигуру, дергающуюся и поворачивающуюся в языках пламени, и на один жуткий миг подумала, что это человек, но потом поняла, что это вздымающиеся шторы, которые бились и корчились в воздухе, пока яркий огонь поглощал позади них комнату. Улица, тремя этажами ниже, продолжала исчезать из вида под густым слоем стелющегося дыма, похожего на нижнюю границу облаков в окне самолета. В разрывах дымной пелены я видела покидающих здание людей. Большинство бежало; некоторые не останавливались, даже если им явно уже ничего больше не грозило. Они пересекали пустынную улицу и, не сбавляя скорости, бежали дальше, как будто огонь все еще гнался за ними по пятам. Я видела, как люди падали на колени, возможно, в шоке, возможно, из благодарности за то, что остались в живых. Некоторых, похоже, рвало. К горлу подступила тошнота, и внезапно я почувствовала, что сейчас присоединюсь к ним.

Возясь с латунной оконной задвижкой, я старалась не думать о железных, с зубцами перилах по обе стороны бетонных ступенек, которые вели в квартиру цокольного этажа. Потому что задумайся я – хотя бы на секунду, – я бы увидела себя напоровшейся на них, бьющуюся и корчащуюся, как рыба на гарпуне. Прыжок в окно, как и невозможность покинуть квартиру, мог стоить мне жизни.

Я нажала на нижнюю раму и изо всех сил толкнула ее вверх. Она не шевельнулась. Даже не скрипнула. Она казалась такой цельной, словно ее наглухо заколотили гвоздями, что вполне могло быть, с ужасом сообразила я, ведя пальцем по толстому слою краски, запечатывающему каждое соединение. В квартире только что сделали косметический ремонт, всплыло в памяти гордое заявление моего квартирного хозяина, когда я осматривала жилье два месяца назад. Насколько я помнила, именно это и повлияло на мое решение. Теперь оказалось, что окна законопатили вместе со мной.

Я предприняла еще несколько попыток открыть окно, используя что-то в качестве рычага, но безуспешно. Стучать по стеклу, чтобы привлечь внимание, оказалось неэффективно и абсолютно бесполезно, но я все равно потратила на это несколько драгоценных минут. На узком тротуаре царили хаос и смятение. Никто не мог увидеть меня, на такой высоте стучавшую по заевшему окну. Я обернулась, испуганно оглядывая комнату в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы разбить стекло. Я хватала и отбрасывала совершенно смешные предметы, вроде пульта от телевизора, тарелки, на которой принесла тост, и даже диванной подушки, пока не заставила себя чуть притормозить.

Думай. Думай. Включи мозги, проговорил голос, который я довольно давно не слышала. В панике я становилась медлительной и глупела, а ничего этого я не могла себе позволить. Попробуй другое окно, предложил голос в голове. Я кивнула, словно мысль эта поступила от кого-то другого.

Окна в кухне и ванной комнате были защищены толстыми рейками, которые всегда напоминали мне тюремные решетки. Жутко было осознавать, что этой ночью именно в это они и превратились. Но окно спальни смотрело на боковую улицу, и под ним находилась плоская крыша. Это станет моим путем к спасению, поняла я, пока бежала по квартире, которая больше не была моим безопасным и спокойным пристанищем. Она была полным дыма Алькатрасом, и у меня оставалось очень мало времени, чтобы спастись из него.

Какой-то наполовину забытый совет побудил меня закрыть дверь в спальню. Занятно, какие факты запоминает твой мозг, никогда не зная, что однажды они могут действительно спасти тебе жизнь. Фред уже выл у окна, когда я раздернула шторы с такой силой, что услышала треск срывающейся с крючков ткани. Благодаря направлению ветра за окном практически не было дыма, но то, что меня можно было увидеть с улицы, не имело никакого значения – поскольку никого, кто мог бы меня увидеть, не было. Всеобщее внимание полностью сосредоточилось на фасаде пылающего дома.

Узкая улочка вдоль этой стороны квартиры всегда была тихой, даже среди бела дня. В это время ночи она была пустынной, как заброшенная автострада. Крепко зажмурившись, я сосредоточилась и попыталась представить топографию места, мимо которого проходила несколько раз в день, никогда, по сути, его не замечая. За углом, где стояли мусорные баки, находился запертый склад, принадлежавший соседней прачечной. «На эту плоскую крышу мне и предстоит спуститься», – подумала я, глядя на заросший мхом квадрат бетона двумя этажами ниже. Теперь, когда я должна была на него спрыгнуть, он показался мне гораздо ниже.

Мысль о прыжке ужасала, но осознание того, что у меня не будет возможности его сделать, было еще хуже. Будь я фанатом свежего воздуха или одной из тех, кто всегда спит с открытым окном, я уже знала бы, что мой план спасения невозможен. Окно в спальне не открывалось, за исключением небольшой фрамуги. Когда я самодовольно радовалась теплу и уюту моей новой спальни, почему мне не пришло в голову, что в чрезвычайной ситуации из этой комнаты не будет спасения?

Я с досадой ударила рукой по прочному стеклу, взглядом ища на раме несуществующую, как я знала, ручку. Меня начала охватывать паника с большей скоростью, нежели приближалось пламя, жадно пожиравшее все на своем пути. Я рывком подняла фрамугу насколько возможно, однако не так уж и широко. Голову я, пожалуй, в нее просунула бы, но и речи не шло, чтобы протиснуться всем телом. Даже если бы никогда за последние тридцать лет и один год я не съела ни единого ломтя пиццы, если бы ни один бургер никогда не отправился ко мне в рот, это все равно не имело бы ни малейшего значения. Никто, кроме акробата или очень тощего десятилетнего ребенка, не смог бы, извиваясь, протиснуться в это узкое отверстие. Или кота. Кот этим путем спастись мог.

Жестоко соблазняя, прохладный октябрьский воздух овевал мои щеки. Я чувствовала свободу; я чувствовала ее запах – пусть даже он был здорово подпорчен запахом дыма и горящей древесины. Но я просто не могла ее обрести.

– Помогите! – завопила я. И поняла, что воплю впервые в своей взрослой жизни. Странное ощущение – как будто я была человеком, который притворяется попавшим в беду, словно все это просто не может быть реальностью. Со стороны своей входной двери я услышала странное потрескивание и хлопки. – Помогите! Помогите! На помощь! – заорала я в ночь. Оказалось, что я в итоге знаю, как это делается.

Никто не появился. Никто. Я продолжала кричать, надеясь, что сквозь шум и хаос, царившие перед входом, хотя бы кто-нибудь отреагирует на мои крики. Когда весь свет в здании вдруг мигнул и выключился, погрузив меня в полную темноту, я заорала снова. Подбежала к двери спальни, на секунду распахнула ее и, ахнув от ужаса, захлопнула. Теперь я знала источник странного звука у моей входной двери. Она горела; коробка и филенки полыхали в ореоле ярко-оранжевых языков пламени, делавших ее похожей на портал в ад.

Иногда, даже если вы понимаете, что нечто не сработает, вы тем не менее должны взяться и попробовать. Я подхватила низкий деревянный табурет, стоявший у туалетного столика. Табурет был дубовый, и его ножки показались на ощупь крепкими. Я подождала, пока глаза полностью привыкнут к темноте, потратив эти секунды на несколько тренировочных замахов. Когда я подготовилась, насколько это было возможно, я насухо вытерла ладони о штанины пижамы и швырнула табурет, целясь прямо в центр оконного стекла.

Я не ждала, что оно разлетится – в конце концов это был стеклопакет. Но я полагала, что оно треснет или, может, слегка прогнется. Чего я определенно не ожидала, так это того, что табурет отскочит от стекла, словно от батута. Сила отдачи сбила меня с ног. Воздух на уровне пола был немного прозрачнее, чем в остальном пространстве туманной, заполненной дымом комнаты, однако я не стала задерживаться там. Я подняла упавший табурет и снова швырнула его. И еще раз. И еще. Стекло осталось невредимым, но на четвертом броске табурет разлетелся на куски.

После унижающей достоинство процедуры с пальто стоит ли удивляться, что Фред бешено сопротивлялся, когда я подхватила его и понесла к окну. Он был домашним котом. Пользовался домашним лотком и не подозревал об опасностях, подстерегающих во внешнем мире. Разве что настоящая опасность для его жизни находилась теперь внутри квартиры. Я повернула кота мордой к себе и минуту смотрела в его перепуганные зеленые глаза. Если бы это был фильм «Лесси», я бы велела ему пойти и привести помощь. Я бы дала указание найти человека с действительно длинной лестницей, чтобы он пришел и спас меня. Можно сказать, что в этот самый момент я была в такой же беде, как Тимми из этого фильма, когда он упал в заброшенную шахту. Но здесь была реальная жизнь, и максимум, на что я могла надеяться, чтобы только один из нас остался, как в ловушке, в заполненной дымом квартире. Я поцеловала кота в макушку, затем подняла извивающееся тельце к маленькому оконному отверстию. Мгновение он балансировал на узком подоконнике, оглядываясь на меня так, будто сомневался в моем здравомыслии. Я его не виню. Внезапно расстояние для прыжка показалось очень большим. Как раз когда я уже почти передумала, я почувствовала, как собрались и напряглись мышцы Фреда, а затем он исчез, полетев сквозь ночь. Я вглядывалась в поверхность крыши внизу, уверенная, что вижу серое покалеченное и изогнутое тельце, но Фреда уже и след простыл.

Дым сгущался с каждой секундой, и хотя я запихивала в щель под дверью все, что попадалось под руку, я понимала, что выгадываю всего лишь несколько дополнительных минут воздуха. Я с тоской подумала о мобильном телефоне, который заряжался на рабочем столе в гостиной. Изменилась бы ситуация, если бы я позвонила в службу спасения и сообщила, что оказалась здесь в ловушке? Вероятно, чуть более толковый план, чем надежда на то, что кого-нибудь приведет кот. Я подавила непривычный вскрик, прозвучавший слишком уж истерично для смеха.

Я увидела, как по боковой улице проехал автомобиль. Я увидела, как он замедлил движение, почти пополз, приблизившись к горящему зданию. Я схватила расшитый бисером шарф, который надевала этим вечером, и свесила его за окно, как Рапунцель свои волосы. Блестки замерцали в свете уличного фонаря, как миниатюрные звездочки. Наверняка кто-нибудь это увидит. Машина остановилась на Т‐образном перекрестке, затем уехала. В отчаянии я стукнулась лбом в стекло, так сильно, что стало по-настоящему больно. Никакой надежды. Нужно чудо, чтобы кто-нибудь нашел меня раньше, чем это сделает огонь.

Затем чудо произошло.

Через приподнятую фрамугу я услышала низкий рев мотора, когда тот же автомобиль на скорости вернулся по главной дороге и, визжа тормозами на повороте, с шумом ворвался на боковую улицу. Водитель остановился прямо посреди дороги и выскочил из машины. На вид мужчина был моего возраста или на год-два постарше. Только одним словом можно было описать выражение его лица, когда он поднял взгляд к моему окну и увидел меня. Ужас.

– Помогите мне! – закричала я, от облегчения, чувствовать которое было слишком преждевременно, мой голос сорвался на рыдание.

Мгновение я думала, что мужчина меня не услышал, потому что он не шевельнулся, ничего не сказал, просто стоял, таращась на окно. Наконец, подобно танцору танго, он мотнул головой в обе стороны, глядя в конец этой улицы и на главную дорогу. Пробежал два шага в ее сторону, затем остановился и крикнул мне:

– Ждите там!

«Как будто у меня есть выбор», – подумала я, но все равно, как дура, кивнула.

– Пожалуйста, поторопитесь. По-моему, огонь уже близко! – крикнула я в проем фрамуги.

Мужчина добрался уже почти до угла, когда громкий взрыв сотряс весь дом. Я услышала звон посыпавшегося стекла, закричали люди. Не знаю, что стало причиной взрыва и где он произошел, но я заподозрила, что очень, очень плохая ситуация стала еще хуже. Мой спаситель явно подумал то же самое, потому что резко затормозил и, качнувшись, бегом бросился назад, ко мне. В любой другой ситуации я, наверное, восхитилась бы его атлетизмом, когда он помедлил всего секунду, а потом гибким движением вспрыгнул на крышку одного из мусорных баков, а затем забрался, подтянувшись, на плоскую крышу рядом. Мужчина встал прямо подо мной. Моя голова по-прежнему торчала из окна под углом в сорок пять градусов, как у собаки во время автопутешествия.

– Вы можете открыть окно? – крикнул мужчина.

Сгоряча я готова была проигнорировать его слова Ждите там, но, помилуйте, если б это было так просто, неужели я бы его не открыла? Неблагодарно требовать от твоего спасителя лучшего понимания ситуации?

– Нет, не могу! – завопила я в ответ. И устыдилась своего внезапного гнева. Он же ни в чем не виноват. Он, по крайней мере, пытается помочь. – И это стеклопакет; он не бьется. Я уже пыталась.

Он нахмурился и, прищурившись, посмотрел то ли на меня, то ли на оконную раму.

– Все бьется… со временем, – изрек он. Повернулся кругом, что-то ища… не знаю, что… какое-нибудь волшебное устройство по разбиванию стекол. Ничего не найдя, мужчина повернулся ко мне. – Куда вы били? – настойчиво спросил он.

Я не могла понять, почему это важно, но показала рукой в самый центр окна. Глянув вниз, я увидела, что мужчина качает головой.

– Неправильно. Самое уязвимое место в одном из нижних углов. Попробуйте еще.

«Откуда мне было это знать?» – подумала я, глядя на мужчину, который вдруг менее чем за пять секунд превратился из идиота в гения.

– Вам понадобится что-нибудь металлическое и острое, – прокричал он.

– Например, ножницы?

Настал его черед посмотреть на меня так, будто он разговаривает с умственно отсталым человеком.

– Что-нибудь тяжелое.

Я покачала головой. Не знаю, с какими женщинами он знаком, но, видимо, с теми, кто держит под матрасом лом. Потом он сказал что-то еще, но я не совсем уловила, потому что стена позади меня начала производить необычный шипящий звук. Я втащила голову назад и с ужасом уставилась на стену из гипсокартона. Она издавала такой звук, словно внутри нее оказались в ловушке змеи или взвод миниатюрных шеф-поваров жарил что-то в раскаленном масле. Я увидела пузыри, не осознавая опасности. На гипсокартоне начали вспухать маленькие белые пузырьки, почти мгновенно лопавшиеся по мере того, как расплавившаяся краска поддавалась жару внутри стен. Я в оцепенении смотрела, как лопались все новые и новые похожие на волдыри раны, словно стена мучилась от какой-то страшной болезни. Как, в сущности, и было.

Мужчина под окном кричал, обращаясь ко мне. Отвлекшись, я оторвала взгляд от стены и сосредоточилась, наконец, на его словах.

– Утюг. Он поможет. Острый конец утюга.

Я повернула голову так быстро и резко, что услышала, как протестующе хрустнули все шейные позвонки. Там, в углу комнаты, стояла гладильная доска, которую я забыла убрать перед уходом на вечеринку. И прямо посередине доски стоял маленький бытовой прибор, который, вполне вероятно, мог вызволить меня отсюда.

Мне бы хотелось сказать, что утюг пробил стекло с первого удара… на деле все было не так. Мне потребовалось, может, четыре или пять ударов, прежде чем в том месте, куда бился нос утюга, появилась маленькая дырочка. «Похоже на крохотное пулевое отверстие», – подумалось мне, когда я увидела паутину трещин вокруг нее. Откуда-то снизу, с плоской крыши, донесся радостный клич мужчины, потом он крикнул:

– Еще удар!

Дыра понемногу увеличивалась, пока не расширилась до размеров мяча для боулинга. Еще несколько ударов, и внезапно окно просто исчезло, осыпавшись дождем острых осколков. Мне захотелось торжествующе ткнуть воздух кулаком, захотелось издать торжествующий вопль, но становилось довольно трудно даже просто дышать. Когда рассеялся слой закачанного в стеклопакет газа, пробиться сквозь второе стекло было плевым делом. Я услышала звон осколков, сыплющихся на плоскую крышу, и понадеялась, что мой спаситель не смотрел вверх, когда это случилось.

Я ухватилась за край рамы и посмотрела на мужчину, который все это время поддерживал меня ободряющими возгласами. Ни одна Джульетта не смотрела со своего балкона на Ромео с большей благодарностью.

– Накройте чем-нибудь край рамы перед тем, как полезете, – дал он мудрый совет, и когда я увидела острые куски стекла, все еще из нее торчавшие, я преисполнилась благодарности за эту подсказку. Спастись из горящего здания, но перерезать бедренную артерию – поистине жуткий конец истории.

Я стащила с кровати покрывало и набросила на раму. Задержалась я всего на несколько секунд, но они-то и оказались роковыми. Можно подумать, огонь исподтишка караулил меня, глубоко запрятавшись в стены, дожидаясь нужного момента, чтобы все же меня настигнуть. Я забралась на подоконник и с опаской села на край, вокруг клубился дым. Мне показалось, мой спаситель говорит мне что-то насчет того, чтобы повиснуть на раме, а не просто прыгать вниз. Но внезапно стена рядом с моей головой взорвалась, как огненная граната. Я услышала шипение своих длинных, до талии, воспламенившихся волос, ощутила жар, когда они загорелись у шеи.

Я прыгнула.