Время – река

Глава 4

Мия слышала, что ходить по палубе корабля во время качки и не терять при этом равновесия можно научиться за три дня. Она полагала, что за то же время можно научиться жить в горах.

Оказалось, что для этого требуется больше времени. Ей понадобилась целая неделя, чтобы сменить торопливый, суетливый ритм города на спокойный, неспешный ритм жизни в горах. С каждым днем она ощущала, как понемногу возвращаются силы и по капле прибавляется равновесие, хотя она все еще не ощущала себя в горах так же уверенно, как дома. Прежде она думала, что окружающая природа успокоит и вдохновит ее. Все оказалось наоборот. Одиночество разрасталось в ее сердце, обволакивая его, как волосистое растение. Лес рядом с хижиной казался темным и вызывал дурные предчувствия. После приезда сюда она так и не рискнула пройтись по лесу в одиночестве.

Мия сидела на диване и читала. Она слышала, как на улице перекликаются птицы, деловито вьющие гнезда. Она снова сидела здесь, взаперти, когда всего в нескольких шагах кипела суетливая жизнь дикой природы. Внезапно ей захотелось подышать свежим воздухом. Она встряхнулась и решила, что давно пора покинуть пределы хижины и исследовать окрестности.

Она надела джинсы, побрызгалась средством от комаров и прихватила с собой бутылку воды. Расправив плечи, Мия закрыла за собой дверь и начала спускаться по пыльной дороге. Подошвы громко хрустели по пыли и гравию, словно по дороге двигалась целая армия. Проходя, она любовалась растущими вдоль дороги полевыми цветами, наполнявшими воздух душистыми ароматами. Было приятно размять ноги. Через десять минут пути дорога сворачивала в сторону от реки и спускалась дальше в лес. Воздух стал прохладнее, а тени – гуще. Подняв глаза вверх, она увидела ветви больших вековых деревьев, высоко распростершихся над дорогой, словно ребра кита, во чрево которого попал пророк Иона.

Чем дальше она шла, тем гуще становились тени. Откуда-то из ветвей до нее донесся звук какой-то возни, потом громкий треск сломанной ветки. С каждым шагом отдаляясь от хижины, она чувствовала себя все более уязвимой. Когда Мия остановилась, чтобы завязать шнурок на ботинке, ее окутала тишина, и ей показалось, что лес поглотил ее. Кровь застучала в висках, и она ощутила привычный приступ паники. Вытаращив глаза, она повернула вспять и быстрым шагом пошла назад к хижине, стараясь не бежать.

Добравшись до крыльца, Мия взбежала по ступенькам и склонилась над перилами, чтобы перевести дух. Теперь ей было смешно, что она так напугалась. Она не боялась темноты. Обычно ей нравилось везде выключать свет и выходить на улицу, чтобы полежать под темным небом и полюбоваться звездами. Однажды в августе она уехала подальше от огней города в какую-то деревенскую гостиницу, где наблюдала, как падают звезды, это был метеорный поток Персеиды.

Но после того как она заболела раком, ей стало невыносимо находиться в одиночестве в темноте. Иногда она просыпалась среди ночи вся в поту, охваченная паникой. Психотерапевт объяснил ей, что страх темноты, скорее всего, был связан со страхом смерти и неизвестности.

Глядя на стену деревьев, Мия подумала, что нет ничего более неизвестного для нее, чем лес.

Опустив скрещенные руки, Мия смотрела сверху на реку. Бегущая журчащая вода как будто манила ее. Больше всего ее печалило то, что здесь, в хижине, она чувствовала себя в изоляции – не только от тех, кто остался в Чарльстоне, но и от окружавшей ее природы. Она не привыкла жить на природе. Не то чтобы она ожидала, что мгновенно превратится в амазонку, просто она чувствовала себя так, что отныне, где бы она ни находилась, она везде будет чужой. Здесь ей ничто и никто, кроме нее самой, не принадлежало.

Пристально глядя на воду, Мия спрашивала себя, не это ли пугало ее больше всего. Единственным человеком, с которым она действительно не ощущала никакой связи, была она сама.

Что она делает здесь? В сотый раз после своего приезда она мучилась вопросом, почему она не хватает ключи от машины и не едет домой.

Что-то удерживало ее. Какое-то ожидание, какое-то предчувствие просветления, от которого, как ей казалось, у нее захватывало дух. «Что это? – спрашивала она себя, проводя рукой по волосам. – Где это прозрение?» Она чувствовала себя сушей, со всех сторон окруженной водой.

Мия сняла ботинки и пошла вниз по мягкой траве, чтобы посидеть на речном берегу. Она вяло поболтала ногами в воде. Вода была холодной и освежающей. Солнце согревало ее плечи, и через некоторое время на нее снизошло спокойствие. Она не думала о лесе или о своих страхах. Она не думала о Чарльзе или о том, что ей делать дальше. Она вздохнула, и ее унесло течением.

Она слушала музыку воды, бегущей по скалам, и чувствовала, как река кружится в водовороте у ее ног, слегка подталкивая ее в направлении течения. Подняв глаза, она увидела, как река ловит и отражает свет, мерцающий на ее поверхности. Река меняла цвет в зависимости от глубины и скорости течения. Там, где было глубоко, затененная вода была цвета зеленого чая. На мелководье вода стремительно бежала по гальке и с шумом плескалась, сверкая под солнцем, как осколки хрусталя.

Мия чувствовала, как цветовые оттенки реки проникают ей под кожу и разливаются по венам. Она встала и легким шагом поспешила по направлению к хижине, чтобы сохранить тот прилив сил, который ощутила в себе, пока он не растаял. Она быстро взлетела по ступенькам, схватила краски, бумагу и кисти и положила все на стол. Потом, взяв стакан, она налила в него воды и бросила туда кисточку.

Она погладила ладонями белый лист бумаги, потом отошла на шаг назад, сжав пальцы и чувствуя себя обескураженной этим пустым белым пространством, ожидающим, чтобы его наполнили. В молодости, когда цвета вспыхивали в ее сознании, она была бесстрашной. Сейчас она помолилась, чтобы снова увидеть эти цвета. Она взяла широкую кисточку, потом, сделав шаг вперед, легонько прикоснулась ею к синей краске. Не спеша она сделала мазок, давая бумаге впитать цвет. Слой за слоем она накладывала новые цвета. Она не стремилась изобразить нечто определенное, она просто позволяла смешаться синим, зеленым, желтым и коричневым оттенкам, чтобы они потекли, как река.

Отложив кисть, она отступила назад и посмотрела на свою работу. Акварельные краски каплями стекали по бумаге. Ее губы искривились в натянутой улыбке. Неважно, если это не похоже на настоящее искусство. Оно им и не было. Но она перенесла на бумагу собственное впечатление от реки, это был ее первый контакт с природой. Она поняла, что сделала первый шаг из темноты.

– Привет! Есть кто-нибудь дома?

Чей-то голос нарушил полную тишину в хижине. Мия стирала белье в ванной и повернула голову к двери:

– Белла, это ты?

– Кто же еще? Можно войти?

Мия вскочила и схватила полотенце. Вытирая руки, она поспешно вышла из ванной комнаты. Белла стояла в гостиной, держа в руках болотные сапоги, удочку и коробку с продуктами.

– Вот это сюрприз! – воскликнула Мия с улыбкой до ушей. – Я так рада тебя видеть! Входи, входи. Стой, давай я возьму коробку.

– Нет, я сама, – усмехнувшись, ответила Белла. Она донесла коробку до стола и с глухим стуком поставила ее.

– Что все это означает?

– Сюрприз, – сказала Белла, сверкая карими глазами. Она внимательно оглядела все вокруг. – Дом выглядит отлично. И запах тоже приятный. Когда я в последний раз была здесь, здесь пахло лишь мышиным пометом и плесенью. – Она громко шмыгнула носом. – Лимонное масло. Чудесно.

– Спасибо тебе большое, – ответила Мия с шутливой надменностью. – Я сломала все ногти, но выиграла битву с плитой.

– Я ни минуты не сомневалась. – Белла запрокинула голову. – Ты тоже отлично выглядишь, не такая бледная. Я рада видеть тебя. Поверь, я боролась с собой, чтобы сразу же не вернуться сюда. Я беспокоилась о тебе, но хотела, чтобы ты несколько дней побыла наедине с собой и все обдумала. Но еще я боялась, что найду тебя свернувшейся калачиком на большом диване.

– Если бы ты приехала на следующий день после нашего приезда сюда, так и было бы. Но здесь трудно превратиться в лентяйку. Природа – строгий надсмотрщик.

Белла, соглашаясь, усмехнулась.

– Мне это нравится. – Когда Мия перевела взгляд на коробку, Белла протянула ей забродные штаны: – Вот, примерь.

Мия с благоговейным трепетом подошла к ним. Она надела их, как надевают футбольные трусы. Она сунула ногу в непромокаемые носки забродных штанов, а потом натянула снаряжение поверх брюк и майки, подтянув бретели на груди. Затем, поджимая пальцы, она сунула ноги в подбитые войлоком сапоги и туго затянула шнурки. Поверх всего она надела куртку рыжевато-коричневого цвета. Куртка была из тех, что они носили в оздоровительном центре, со множеством карманов разного размера, наполненных бутылками, плоскогубцами и насадками. Она не имела никакого понятия, как ими пользоваться, но ей нравилось, как все эти штуковины болтаются в карманах куртки. По крайней мере, это вызывало в ней ощущение, будто она понимает, что делает, стоя в воде.

Она увидела свое отражение в зеркале шкафа и усмехнулась.

– Я выгляжу как модель из каталога «Орвис»[10].

– Да, и смотришься как на картинке. Ладно, это те же сапоги, что ты носила в нашем центре, поэтому они тебе впору. – Взяв удочку, она держала ее в руке, словно взвешивая. – Думаю, это подходящее удилище для этих мест, прекрасное универсальное удилище, если только ты не собираешься ловить речных монстров. Но, знаешь, как говорят: Чем неопытнее рыбак, тем больше у него шансов поймать самую крупную рыбу. Готова? Пойдем и проверим, как ты будешь чувствовать себя на реке.

Сердце Мии затрепетало от радости. Ведь она приехала в горы не затем, чтобы убираться, а затем, чтобы снова почувствовать биение жизни. У нее еще не было времени надеть экипировку и пойти на рыбалку. Теперь же она последовала за Беллой, посмеиваясь над собой, потому что казалась себе толстой под всеми этими слоями одежды, а ведь долгое время была худой. Шагая к берегу реки, Мия слышала, как глухо шуршит ткань одежды. Смеркалось, и вода в озерце была похожа на зеленоватое стекло, гладь которого нарушали лишь время от времени появляющиеся на поверхности круги. Мия улыбалась от предвкушения рыбалки.

Белла наконец насадила искусственную мушку на леску, после чего вручила ей восьмифутовое[11] удилище.

– Ладно, давай посмотрим, как ты забрасываешь.

Стоя на берегу в полной экипировке, Мия занервничала, потому что за ней наблюдала Белла. Она уже неделю не держала в руках удочку, и все Беллины напутствия выскочили у нее из головы. Мия привычным движением подняла удилище, крепко зажав его в руке. Мушка болталась в воздухе, пока она пыталась вспомнить, как забросить ее отсюда в воду. Вроде бы на счет четыре.

Вздохнув, Мия отвела удочку за плечо и услышала, как шнур громко свистнул у нее за спиной, затем резким движением она выбросила удилище, словно шпагу, вперед, в воду. Шнур стремительно спланировал в воздухе, а потом упал на землю у ее ног, словно клубок спагетти.

За спиной она услышала голос Беллы:

– Не сгибай запястье! Попробуй еще раз!

Сжав зубы, Мия намотала раскрутившийся шнур на катушку и попробовала забросить еще раз. Шнур, небрежно спутавшись, плюхнулся в воду.

Белла тихо хмыкнула:

– Это снова из-за запястья.

Снова и снова шнур с маленькой мушкой шлепался на воду, падая с гибкой удочки, либо цепляясь за брюки или же закручиваясь вокруг удилища, как лента вокруг Майского дерева[12], и завязывался узлами, развязать которые можно было, только имея терпение, достойное святого. Солнце опускалось все ниже, настроение Мии портилось.

Белла подошла и аккуратно взяла у нее из рук удочку.

– Ты слишком стараешься, – сказала она. – Посмотри на себя: плечи напряжены, а ногти впились в ладони. Ты держишь удилище мертвой хваткой. Так ты только устанешь. Вытяни руку и встряхни ее. Вот так, теперь расслабь.

Она вложила удочку в руку Мии так, чтобы большой палец оказался сверху, а катушка под запястьем.

– Теперь послушай, что я скажу, потому что это самый главный урок. Я никогда не собиралась рассказывать тебе о рыбалке нахлыстом. – Она помолчала. – Мия, рыбалка должна приносить удовольствие.

Улыбаясь, Белла заглянула в глаза Мии:

– Прийти на реку – значит прийти на природу в отличном настроении. В это время освобождаешься от напряжения, которое ощущаешь на работе и в жизни. На рыбалке ты соприкасаешься с неконтролируемой, бессознательной частью самой себя, подружка. Выпусти ее на свободу!

Мия кашлянула, а потом застенчиво засмеялась.

– Все дело в настроении! Теперь давай попробуем снова. Сначала успокойся. Не спеши, это не соревнование. Никто не даст тебе приз за самый большой улов, понимаешь? А сейчас просто подумай, куда ты хочешь забросить наживку. Потом представь себе большой циферблат и отводи удочку, двигаясь от девяти часов к одному часу.

В последний раз забрасывая удочку, пока еще окончательно не стемнело, Мия собрала в кулак все свое самообладание. «Ты можешь это сделать», – сказала она себе. Мысленным взором она видела, как Белла изящно забрасывает удочку назад и вперед, а длинный натянутый шнур выгибается петлей в форме буквы S. Сконцентрировавшись, Мия вытянула удочку параллельно земле, представив большой циферблат, и быстро отвела ее назад.

Она отбросила шнур за спину. Потом она постаралась перекинуть его вперед, но почувствовала, что что-то мешает. Оглянувшись через плечо, она проследила взглядом за шнуром и увидела, что тот зацепился за ветку нависшего над водой дерева. Маленькая коричневая мушка свисала с яркой зеленой листвы, которой она недавно любовалась.

– Не-е-е-ет, – застонала она и потянула шнур. Кончик удочки изогнулся, но мушка не сдвинулась с места.

– Осторожнее с кончиком удочки, – сказала Белла, затем она тихо засмеялась и подошла к дереву. Подтянувшись на цыпочках, она рывком дернула ветку вниз и, наклонив ее, отцепила наживку. Маленькая коричневая мушка отпрыгнула назад, все еще вися на ветке. – Ладно, пусть победа останется за деревом.

– Я безнадежна.

– Нет, ты – новичок. – Белла взяла удилище и начала наматывать шнур на катушку.

Мия расстроилась и была готова зашвырнуть удочку в реку.

– У других женщины из оздоровительного центра был талант.

– Понимаешь, это не соревнование. Прислушайся к себе.

– Не могла бы ты приехать снова и дать мне еще один урок?

Белла вздохнула и нахмурилась:

– Я хотела поговорить с тобой об этом. Помнишь, я говорила тебе, что собираюсь в Шотландию? Ну, так я уезжаю через несколько недель и проведу там бо́льшую часть лета. Поэтому я сейчас очень занята и пытаюсь устроить свои дела. Я хотела бы до отъезда дать тебе еще один урок, но не могу этого обещать. Эй, не смотри так мрачно. Я привезла все это снаряжение, чтобы ты потренировалась сама.

– Я не знаю, что с этим делать.

– Да нет, ты знаешь. Ты обучалась азам в моем центре. Теперь тебе нужно просто тренироваться, быть терпеливой и уверенной в себе. И единственный способ достичь этого – ходить на реку. Найди местного проводника, если захочешь попробовать на других реках и ручьях.

– Мне не нужен другой проводник, – раздраженно сказала Мия. – Ты – самая лучшая.

– Что ж, спасибо, но поблизости действительно можно найти отличного проводника. И знаешь, не стоит полагаться только на него. Главное – это встать с дивана, выйти на улицу и пойти к воде. – Белла обняла ее за плечи, а потом по-сестрински встряхнула: – С тобой все будет отлично. А, Мия? Не скучай.

Мия вернулась в хижину, взяла рыболовные снасти и аккуратно поставила их в чулан. Забродные штаны повисли на вешалке, как манекен. Она слышала, что одни приноравливаются к рыбалке нахлыстом, а другие – нет. Она боялась, что относится ко второй категории.

«Может быть, я просто не создана для этого», – разочарованно подумала Мия, закрывая дверь чулана.

Она механически готовила себе еду на маленькой кухне, оставаясь спокойной и безразличной и размышляя о том, как она будет жить здесь в горах без Беллы, когда та так далеко, что до нее не докричаться. Мысль о том, что она, к счастью, не стала покупать много продуктов, засела у нее в голове и пустила корни, побуждая вернуться домой. Жареный цыпленок был похож на скелет в пластмассовом контейнере. Она нарезала на кусочки засохшего цыпленка, помидор, остатки лука. Положив кусок хлеба в новый гриль-тостер, купленный в городе, она толкнула вниз рычаг. Тишину разорвал громкий треск, и посыпались искры. Потом погас свет.

Открыв рот, Мия в изумлении уставилась на тонкое кольцо дыма, выходящего из розетки. На стене образовалось темное пятно. «Этого не могло произойти», – думала она, открывая холодильник. Он тоже не работал. Она проклинала себя, а в ее голове вихрем проносились разные вопросы. Она не имела понятия, что делать. Повинуясь внезапному порыву, она выглянула в окно, но Белла давно уехала. Мия стояла посреди комнаты, чувствуя себя совершенно беспомощной.

Она была умной женщиной. Но в колледже она не изучала азов электротехники. Ей показалось, что перегорела пробка, но она не знала, как ее заменить. Она даже не знала, где располагается чертов электрический щит.

Ночь наступила быстро. Мия чувствовала, как паника, похожая на сову, ухающую с растущего поблизости дерева, подогревает ее страхи. Она поспешно начала закрывать окна, зашторивая их и запирая на щеколды. Как только она закончила, хижина погрузилась во тьму. Она спотыкалась в темноте, пытаясь отыскать фонарик, купленный в хозяйственном магазине Кларка, и с облегчением вздохнула, когда узкий луч света пронзил темноту. Она поспешно развела огонь, положив в камин оставшиеся дрова, ощущая, как при мягком свете камина паника отступает. Придвинув одно из кресел-качалок ближе к огню, она раскачивалась в нем, пока ужинала растаявшим шоколадным мороженым.

Глядя на пламя, Мия не могла припомнить случая, когда она была такой одинокой. Ей хотелось плакать. Она пережила столько мучений за последний год только для того, чтобы потерпеть поражение от гриль-тостера. Когда-нибудь она расскажет эту историю на вечеринке, и все, включая ее саму, рассмеются. Но сейчас ее действительно можно было пожалеть. Дело было не в том, что она не знала, как справиться с хозяйственными проблемами. С неполадками в электричестве не смогла бы справиться ни одна ее подруга. Внезапно Мия осознала, что неспособна позаботиться о себе. В глухомани – и даже в городе – она всегда рассчитывала на то, что о ней кто-то позаботится. Здесь же, в горах, ей нужно было рассчитывать только на себя.

Отложив в сторону мороженое, она подошла к книжному шкафу. Книги всегда успокаивали ее. Узкий луч фонарика прошелся по заголовкам. Пробуждение[13] и Своя комната[14], прочитала она, надеясь, что ее вдохновят великие писательницы-феминистки. До сих пор ей так и не удалось освободиться от иллюзий, а Вулф вдохновляла лишь на то, чтобы набить карманы камнями и отправиться на самое глубокое место реки.

Она перевела луч света на другую полку. «Более безопасная, с учетом моего душевного состояния, тематика», – подумала Мия. Она вытащила шесть книг. Это были очень тяжелые книги, покрытые толстым слоем пыли. Сморщив нос, она крепко прижимала тяжелые тома к груди, чтобы не уронить. Стараясь их удержать, Мия выронила фонарик. Она повернулась, чтобы взять его в руки. Луч света осветил заднюю стенку книжного шкафа.

На пыльной полке остались светлые полосы там, где стояли книги, но слева за книгами, у самой стены, примостился покрытый пылью том. Она положила на стол стопку вынутых книг о рыбалке нахлыстом, с любопытством вернулась к шкафу и поднесла фонарик поближе, чтобы получше рассмотреть. Тонкий том в кожаном переплете был втиснут за рядом книг. Пытаясь его вытащить, Мия обнаружила, что он прилип к полке. Она сдвинула другие книги и легонько дернула его, стараясь не порвать. Вытащив книгу, она подошла с ней к камину. Мягкая темно-синяя кожа блестела в розоватом свете. Мия ладонью смахнула пыль с обложки. Золотыми буквами в окружении венка из листьев аканта было написано КУ.

– Кейт Уоткинс, – прошептала Мия.

Она поудобнее устроилась с книгой в кресле-качалке, положив ее на колени. Страницы как будто слиплись, вероятно, за долгие годы, пока книга стояла зажатой в шкафу. С большой осторожностью она открыла ее.

Страницы были тонкими, как крылья бабочки. Затаив дыхание, Мия изучала строчки, написанные синими чернилами четким, аккуратным почерком. Это напоминало детскую тетрадь по чистописанию.

У Мии перехватило дыхание. Это был дневник юной Кейт Уоткинс!

Она вернулась в кресло и уставилась на тонкий томик в своей руке. Она не решалась начать читать. Правда, это были всего лишь невинные детские записки, при этом почти столетней давности. Какой от них вред? Разве в библиотеках не хранят старинные экземпляры подобного рода? Между тем она ощутимо почувствовала присутствие Кейт Уоткинс в хижине. Может быть, она, как гость, совершает преступление? Ведь дневник хранит чьи-то сокровенные мысли.

Страницы дневника как будто ожили. Мия почувствовала, как по рукам побежали мурашки, хотя окна были закрыты. Она сказала себе, что ведет себя по-детски, как девочка, писавшая эти строки, но, вспомнив сплетни о том, что в хижине водятся привидения, придвинула кресло чуть ближе к камину. Снова взглянув на дневник, она что-то заметила в его середине. Перелистав страницы, она нашла фотографию. На коричневатом снимке были изображены мужчина и девушка. Они стояли на улице, у реки. При ближайшем рассмотрении пейзаж напоминал озерцо за хижиной. Мужчина был одет в костюм-тройку и держал в руке удочку, деревянный подсачек и рыбину впечатляющих размеров. Его поза, так же как и улыбка, казалась расслабленной. Он был похож на человека, совершенно довольного тем, как прошел день.

Мия внимательнее присмотрелась к стоявшей рядом с ним девушке. Она была уже не подростком, но еще не сформировалась. На ней была темная старомодная юбка, из-под которой виднелись высокие ботинки на пуговичках, и белая блуза с широким, спадавшим на плечи воротником. Длинные, блестящие темные волосы были туго зачесаны и завязаны огромным бантом, как было принято у девушек в начале века. Девушка стояла прямо, гордо держа в руках удочку, которая была выше, чем она сама. Она была красивой девушкой, хотя и необычной. Но в ее глазах читалось нечто такое – ум и остроумие, – что создавало вокруг нее ауру не ребенка, а женщины. Она словно смотрела прямо на Мию с фотографии – из другого времени, – а на ее губах играла легкая улыбка, как будто она думала: «Я знаю, кто ты и чего ты хочешь».

Кокетка, подумала Мия, переворачивая фотографию, чтобы посмотреть, было ли что-нибудь написано на обратной стороне. Она едва смогла различить выцветшую карандашную надпись УУ и КУ, 1912 г.

Это была Кейт Уоткинс в молодости. УУ, предположила она, был ее отец. Они похожи, с высокими лбами и черными глазами. Он принадлежал к высшему обществу, о чем вполне можно было судить по стилю одежды и осанке. Итак, подумала она с улыбкой первооткрывателя, старая отшельница Кейт Уоткинс была дочерью знатного человека. Интересно, подумала Мия, кладя фотографию на место.

Она прочтет дневник, решила она. Она чувствовала, что эти страницы хранили то, что ей следовало прочитать. Может быть, там был ответ или ответы, которые она искала. Откинувшись в кресле и направив фонарик, она открыла дневник на первой странице и начала читать.

Мия закончила читать первую запись в дневнике и посмотрела на огонь. Какая не по годам развитая девочка, подумала она. Мия почти слышала ее голос. Пролистав страницы, она снова достала фотографию и еще раз взглянула на девичье лицо. В том, как та вскинула подбородок, она увидела вызов. В ее записках чувствовалась зрелость, даже остроумие. Наверняка она была упрямой. Она печально улыбнулась, положив фотографию рядом. Не занятно ли, что обе они, она и Кейт, боялись леса, подумала Мия, ощущая связь с этой девочкой.

И что за чудесная идея рисовать полевые цветы на стенах. Однажды она прочитала, что Уистлер[16] расписал стены гостиной Лили Лэнгтри[17] золотыми веерами потому, что комната казалась той очень скучной. Мия подумала, что Кейт поступила намного разумнее, выбрав местные полевые цветы. Ее мысли вернулись к найденному в шкафу фарфору. Каждая тарелка была вручную расписана полевыми цветами. Мия улыбнулась, обнаружив еще одну связь.

Страстно желая узнать больше, она подвернула под себя ногу и снова вернулась к дневнику.

Мия откинулась в кресле и долго качалась. Глядя на огонь, она думала о прочитанном и о моральной силе, которая чувствовалась в словах девочки. Даже будучи ребенком, Кейт смело смотрела в лицо своим страхам. Дети не осознают того, что они сами смертны, что делает их бесстрашными. До сих пор Мие казалось, что душа каждой женщины наполнена удивительной моральной силой. «Разве всем нам не приходится заходить в лесную чащобу?» – думала она.

Раскачиваясь, Мия пристально смотрела на языки пламени и видела себя лежащей на каталке, ожидающей, когда ее отвезут в операционную. Она была бледной и худой и, глядя на люминесцентную лампу, пыталась быть мужественной, зная, что скоро ее тело будет разрезано ради спасения ее жизни. Она отдавала свою грудь в жертву богам, надеясь, что они смягчатся и позволят ей жить. Мия припомнила страх, который обуял ее, когда ее рот накрыли кислородной маской, и, прежде чем погрузиться в темноту, она забеспокоилась о том, проснется ли когда-нибудь снова?

Она бросила вызов смерти и нашла обратный путь из темноты. «Разве это не храбрость?» – спросила себя Мия.

Она встала с кресла и стала переходить от одного окна к другому, широко раскрывая их навстречу ночи. «Чего, – спрашивала она себя, – она боится?» Ночь не имеет власти над ней. Каждая секунда ее жизни есть победа над смертью. Стоя посреди комнаты, она крикнула: «Я – храбрая Мия!»