Время перемен

Глава 1

Грандиозная схватка мировых держав, продолжавшаяся десять лет и получившая наименование Войны за независимость США, канула в Лету. Европа зализывала раны. Пусть все знали, что рано или поздно всё начнётся снова. Англия никак не могла стерпеть такого поражения. Франция и Испания прекрасно понимали, что проглотили слишком большой кусок, который будет сложно переварить. Голландия пыталась снова собрать силы для сохранения status quo[1]. Молодой император Священной Римской империи лелеял амбициозные планы, даже Прусский король мечтал о славном будущем.

Но у всех сейчас была передышка, из ряда выпадало исключительно молодое, но очень амбициозное государство бывших американских мятежников. Они только пережили тяжёлую войну, которая словно ураган пронеслась по их территории, разрушив многие города и фермы, но вожди новой нации уже стремились к новым завоеваниям.

Всё это меня ещё не беспокоило – то, что происходит за океаном, не могло пока навредить России. Пусть Франция и Испания сами решают свои проблемы — у меня и собственных достаточно.

Завершение войны снизило востребованность наших товаров на европейских рынках, но мы были к этому готовы. Росло внутреннее потребление, быстро росло. Население увеличивалось, его благосостояние тоже, что позволяло нам уверенно смотреть в будущее, но и от внешнеторговых доходов полностью мы отказываться не собирались.

Позиции на рынках, которые Россия заняла во время европейских проблем, требовалось сохранить и упрочить, чем мы и занимались. Россия уже значительно меньше продавала зерно, железо и лес. Совсем от этого я отказываться не собирался, но в денежном выражении основу нашей торговли уже составляли продукты переработки. Европе нравились русские макароны, консервы, солёная и сушёная рыба, сливочное масло, инструменты, даже оружие. Наша корабельная доска стала эталоном, но достать её было сложно, да и цена у неё была весьма немаленькой.

Причиной тому было не столько небольшое количество этого материала, что давала отечественная промышленность, сколько множество заказов на наших верфях. Суда русской постройки считались лучшими, причём не только военные, но и торговые. Результаты войны показали отличные качества русских боевых кораблей, да и купеческие суда нашего изготовления оказались крепче и быстрее прочих.

Наши кораблики плавали по всему миру, недавно даже впервые обогнули Азию с севера. Адмирал Барш[2] смог провести три корабля – две шхуны и барк из Архангельска в Петропавловск. Пусть и за две навигации, но смог провести суда, одно из которых было коммерческим, Северным морским путём. А адмирал Чичагов усердно зарабатывал славу исследователя Великого океана, картографируя берега новых островов.

Это настолько подняло оценку нашего кораблестроения, что очередь из европейских купцов, желающих заказать суда в Архангельске, Петербурге, Балтийском порту, Олицине и Николаеве выстроилась уже больше чем на два года. Наше судостроение переживало невиданный бум, во многом обеспечиваемый за счёт зарубежных заказов, что было особенно приятно.

Масштабный рост был в производстве тканей. Мы закупали хло́пок по всей Азии, начали его выращивать в Астрахани, лён и конопля стали одними из важнейших растений в наших северных и центральных губерниях, но определённый дефицит сырья уже был заметен. Сразу же после окончания европейской войны начали портиться наши отношения с Турцией, которая снова принялась искать взаимопонимания с Францией и Англией. Они стали продавать часть своего хлопка в Европу, пусть и теряя в цене.

Пришлось серьёзнее заняться шерстью, развивать овцеводство и налаживать более тесные контакты с кочевниками возле наших границ. Основной упор в этом был сделан на киргиз-кайсаков[3], так как все отношения с монголами пресекались цинцами, а с этими ребятами налаживать дела было очень сложно. Я вызвал к себе Безбородко, который отвечал за взаимоотношения с этим народом. Пусть он и вызывал у меня не самые приятные воспоминания, но следовало приняться за этот вопрос серьёзно. Хотя этим я плотно займусь потом, когда мой бывший секретарь прибудет в Петербург.

Сейчас же у меня на столе лежал более важный проект, который следовало рассмотреть, и я всё проводил и проводил совещания, пытаясь понять, сможем ли мы потянуть такое. Речь шла о строительстве нормальной большой железной дороги, причём на Урале. Идея исходила от моего брата. Алёша, помотавшись по России, сначала послужил при Московском губернаторе, а затем был направлен на Урал. И вот он решил, что для тамошних заводов наиболее важной проблемой была нестабильность рек.

В иной год вода стояла очень низко, и тогда ни о поставках угля, ни о вывозе готовых изделий уже речи не шло. Каналы выходи́ли бы весьма дорогими и слишком сложными. Вот вице-губернатор Акулинин и решил, что здесь очень пригодится именно железная дорога, которая отлично себя показала на Волго-Донской переволоке. Там уже было пять путей, по которым в тёплое время непрерывным потоком шли грузы и перевозились пассажиры, да и две нитки Баскунчака работали очень неплохо.

Он нашёл поддержку своих мыслей в Ямском приказе, откуда прибыла инженерная партия, которая и составила проект почти пятисотверстной магистрали, что должна будет связать заводы, месторождения и пристани. Идея была интересной, на новой дороге можно было окончательно отточить как строительные, так и эксплуатационные технологии. Круглогодичная поставка сырья даст могучий толчок для развития промышленной зоны. Основные материалы поставят заводы, к которым новая дорога и пойдёт. Да и создание ещё одного центра механического производства было бы весьма нелишним. У нас сейчас уже было три больших машиностроительных завода: Кронштадтский, Тульский и Криворожский, но получить новый узел металлообработки и исследований было очень заманчиво, тем более на Востоке, тем более заодно с решением задачи оптимизации и снижения транспортных издержек.

Однако такое ко́мплексное строительство стоило бы очень дорого, понадобилось бы вести масштабные работы в пересечённой местности, перевозить большие объёмы грузов, людей. Мои соратники откровенно боялись, что такая сложная и дорогостоящая стройка станет для нас непосильной. К тому же предстоял переезд столицы, что должно́ было перенести центр внимания империи дальше на Восток, да и замену верхушки общества ускорить, а связанные с этим действия уже и так нанесут тяжёлый удар по государственным финансам.

Аргументы против были очень серьёзными, но мне не хотелось отступать тогда, когда у нас, возможно, было идеальное время для такого риска – полное спокойствие на внешних границах, мир и тишина внутри империи, отличные перспективы в торговле. Позже таких возможностей может и не быть, скоро Англия и Франция снова начнут играть против нас, найдутся враги, которые опять пойдут за их посулами, вот Турция уже намекает на подобное…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Присаживайтесь, мой Верженн[4]! Присаживайтесь! – французский король Людовик XVI приветствовал своего первого министра со всей возможной любезностью.

- Благодарю Ваше Величество! Я полон признательности, что аудиенция была предоставлена мне так быстро!

- Бросьте, герцог! Вы один из немногих моих друзей в этом мире, и чтобы я…

- Ваше Величество, а как же русский посланник? Орлов бывает у Вас каждый день! Да и Сюффрен…

- Вы ревнуете, Верженн! – захохотал король, — Ревнуете, как молоденькая любовница!

- Ваше Величество, Я попрошу…

- Шарль! Вы, мой бессменный первый министр! Вы для меня значите больше, чем все окружающие меня люди. Вы – моя опора! Вы – истинный победитель в этой войне! И Вы всегда можете рассчитывать, что Ваши просьбы об аудиенции будут удовлетворены в первую очередь!

Герцог благодарно кивнул.

- Садитесь, Верженн. Угощайтесь! – король указал на небольшой столик, на котором стояли напитки и закуски.

- Благодарю, Ваше Величество! А что это? – удивлённо сказал герцог, отведав ложечку белого тягучего кушанья, — Опять какая-то новинка от графа Орлова?

- Да уж, Ex Rutenia semper aliquid novi[5]! – усмехнулся король, — Это молоко!

- Молоко? Что же с ним сделали?

- Они его как-то сгущают, смешивают с сахаром, шоколадом, мёдом, ещё чем-то… Орлов желает поставлять эту русскую снедь в наше благословенное королевство, так что…

- Скоро это молоко будет в салонах, потом в лавках, потом в каждой бедняцкой хижине… — задумчиво заговорил Верженн, — И повторится всё то, что происходит с этими прокля́тыми макаронами.

- Верженн! Наоборот, скоро у нас будет вдосталь французских макарон и Вы забудете об этом!

- Да, Ваше Величество, конечно! Но всё же… Макароны – это то, что уже переполнило чашу моего терпения. Начиналось всё с мыла, а теперь… Русские товары заполонили Францию. Ваше Величество, я не могу не упомянуть о том, что сейчас поставки из России очень важны для нас, но те средства, которые уходят в оплату этих товаров, могли бы остаться внутри страны и помочь нам решить наши финансовые проблемы.

- Проблемы… Но всё-таки они предоставляют нам креди́т!

- Но при этом они требуют своевременных расчётов! Ваше Величество, я вижу именно Россию в качестве нашего главного соперника в Европе, конечно же, после Великобритании. Мне очень жаль, что мы не успели закончить эту войну, полностью уничтожив прокля́тых англичан.

- Верженн, теперь вы хотите воевать с русскими?

- Конечно, нет, Ваше Величество! Мы, вообще, сейчас не в состоянии воевать. Франция истощена до предела, мы не можем даже навести порядок в наших заморских землях. Все возможные силы брошены на получение хоть какого-нибудь дохода, но даже наши острова Вест-Индии пока лежат полуразорёнными!

- Но ведь те же русские стали главными покупателями нашего сахара! – возразил Людовик, внимательно слушавший своего первого министра.

- Да, Ваше Величество, но они покупают сахар для производства своих прокля́тых сладостей, которые продают нам же! Вот же это молоко! Они наживаются на нас!

- Вполне возможно, Шарль… Вполне возможно…

- Русские опережают нас в Средиземноморской торговле! Турция уже почти всё покупает у этих восточных дикарей! Магриб начинает задумываться о том же! Это может закончиться тем, что мы потеряем только что достигнутый статус первой европейской державы! А эти противоестественные соглашения с Испанией, Голландией, Австрией!

Какое счастье, что хоть этот старый хитрец Маврокордат умер и перестал так влиять на молодого императора Иосифа!

- Извольте всё же уважать покойного, Шарль!

- Безусловно, уважаю, Ваше Величество! Но посмотрите, что сейчас творится в отношениях Австрии и России. Империя из нашего союзника становится союзником русского императора. Они уже давно стали слабым ничтожным государством, но нас вполне устраивал сложившийся баланс в Европе. А вот сейчас мы имеем практически тройственный союз между Россией, Пруссией и Австрией. И он может быть любой момент направлен против нас!

Оранские в Нидерландах заглядывают в рот Павлу. Даже Ваши испанские родственники предпочитают уже иметь дело с восточными дикарями, изменяя семейным нерушимым связям!

- Всё же, Павел не станет напада́ть на Францию! Порукой тому наши добрые, почти дружеские отношения. – сла́бо сопротивлялся Людовик.

- Но, приношу свои извинения, Ваше Величество, я не верю, что дружба королей распространятся на их государства!

- Верженн! – строго сказал Людовик, — Сбавь тон! Ты говоришь о венценосных особах!

- Ещё раз, припадаю, к Вашим ногам, Ваше Величество! Пусть даже царь Павел верен своему слову и весьма миролюбив, но вот что будет в будущем? Если против нас встанет вся Европа?

- Так что Вы предлагаете, Шарль? – устало согласился со своим советником король.

- Я считаю нужным вернуться к нашей старой доброй европейской политике. Сейчас, когда Британия потерпела решительное поражение, мы можем сосредоточиться на делах колониальных. Но нам необходимо снова начать поддерживать польских инсургентов и Турцию!

- Откуда у нас на это деньги? Лафайет непрерывно просит у меня войска, снабжение, поселенцев, а мы почти ничем ему не помогаем. Посмотри, Шарль, что британцы устраивают в Новой Франции с помощью своих новоиспечённых союзников, американцев. Прокля́тые предатели! Мы столько потратили на их поддержку! Только благодаря нам они ещё живы. И что они делают? Заключают союз с Англией!

Наши колонисты в Квебеке, Акадии, Верхней Луизиане во множестве гибнут от рук этих негодяев. Американцы же всё сваливают на индейцев. А в том же Бостоне продают французских рабов и награбленное даже не скрываясь!

- Ваше Величество, Вы сейчас говорите о колониях, а я о Европе! Не станете же Вы утверждать, что положение за морем важнее дел континентальных?

- Я не желаю отказываться от сто́явшей нам столько крови и денег Новой Франции. – твёрдо ответил на столь энергичную речь король, — Да и Индия меня пока волнует больше. К тому же я не мог и подумать, что Вы откажетесь от своей вражды к Британии, мой друг…

- А я и не отказываюсь, Ваше Величество. Англия – наш враг номер один. Но я прошу разрешить мне проводить более твёрдую политику.

- А как у нас с деньгами, Шарль? Как дела у Калонна[6]?

- Да, Ваше Величество, один из вопросов, который я желал бы обсудить с Вами это именно этот. Наш новый Генеральный контролёр финансов продолжает изучать наследство Неккера.

- Мы знаем, что дела плохо…

- Даже ещё хуже, Ваше Величество! Неккер настолько запутал всё так, что Калонну потребовалось более полугода, чтобы разобраться!

- Неккер тащил этот воз много лет, Верженн! Пусть я и отправил его в отставку, но отдайте ему должное! Если бы не он, то у нас не хватило бы средств завершить войну столь успешно! В конце концов, именно этой победе Вы обязаны своим титулом и пэрством!

- Неккер, снова Неккер! Этот прокля́тый протестант довёл страну до катастрофы, Ваше Величество! Знаете ли Вы, сколько мы должны?

- Ну, я думаю, миллионов пятьдесят ливров, может быть семьдесят! Неккер говорил примерно о таких суммах.

- Ха! Не желаете ли сто пятьдесят миллионов!

- Что? Сколько?

- Да, Ваше Величество, больше ста пятидесяти миллионов ливров! Неккер Вам не докладывал, не правда ли?

- Но, это же катастрофа, Верженн?

- Именно так, Ваше Величество!

- Господи, я был уверен, что нам удалось…

- Вот так, Ваше Величество… Наш долг превышает все разумные пределы!

- Что нам делать, Верженн? Что нам делать? О каком возвращении в Европейскую политику Вы говорите? Я не желаю сейчас тратить деньги ещё и на Польшу с Турцией.

- Мы можем просто обещать! Обещания нам не стоят ни ливра. – засмеялся герцог.

- Тогда действуйте так, как считаете нужным. Только не завритесь окончательно. И ещё. Отправьте хоть что-то Лафайету. Я понимаю, что обе Индии сейчас важнее, но всё-таки…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Дорого́й мой, Питер! Я рад Вас видеть! – воодушевление сэра Чарльза при встрече со своим верным помощником, прежде бывшим голландцем, а в последнее время превратившимся в португальца, было не наигранным.

- О, сэр Чарльз! Позвольте мне поздравить Вас с долгожданным титулом! Теперь Вы баронет… — простёрся в глубоком поклоне его гость.

- Да, я популярен. В парламенте моё влияние растёт, теперь меня принимает сам король! И мне кажется, что он внимательно прислушивается к нашим идеям. Возможно, скоро я смогу стать членом Тайного совета[7], Питер! Каково, а?

- Я просто восхищен Вами, мой Светоч!

- Не называйте меня так, Питер, не стоит в публичных местах поминать такое всуе!

- Тогда могли бы Вы, сэр Чарльз, называть меня Аароном? Я давно уже подданный славного короля Георга. Аарон Гриффин, купец из Госпорта[8], и не сто́ит вспоминать…

- Да, Аарон, хорошо. Хотя мне жаль старого Питера, с которым я знаком много лет!

- Вы сами хотели этого, сэр Чарльз.

- Да, Педро да Сильва слишком многим перешёл дорогу… Та продажа почти всего каперского флота в Ост-Индии, прямо перед самым наступлением французов была просто великолепной. Гуллские[9] купцы до сих пор не отменили награду за голову хитрого португальца… А уж его спекуляции на бирже расстроили даже членов правительства.

- Сэр Чарльз, я не совершал никаких операций, не поставив Вас в известность и не принеся Вам…

- Я знаю, Аарон! Иначе Вы бы уже были мертвы. Хе-хе. У меня очень длинные руки!

- Я верен Вам…

- Я знаю! – повторил тайный глава общества луддитов[10], — Вы один из старейших моих помощников, Аарон. Всё же, Питер мне было говорить приятнее, да… Итак, что Вы желали со мной обсудить?

- Да, сэр Чарльз, у меня родилась идея о перевозках оружия в испанские колонии. Мне кажется, то именно оружие становится одним из выгоднейших товаров. Поставки в Соединённые штаты для меня находятся слишком уж на высоком уровне, говорят, что даже король в этом участвует, а вот испанские земли…

- Интересно, Аарон… Вы знали, что этот вопрос рассматривался на Тайном совете?

- Что Вы, сэр Чарльз! Это просто догадка! Я видел склады с оружием для американцев, боюсь, что наша армия осталась совсем беззащитной! И я слышал, что правительство ищет возможности купить ружья у русских. Об этом шепчутся контрабандисты! Сделать выводы несложно…

- Отлично… Вы рассудительны, Аарон… Мне это поможет усилить свои позиции. А, возможно, Вы смогли бы и сами достать оружие?

- У меня есть связи среди русских, сэр Чарльз. – медленно проговорил торговец, — Я мог бы попробовать.

- Тогда пробуйте! Тайный совет признал именно это направление одним из самых перспективных, и сам король готов выделить средства из своих личных фондов на снабжение повстанцев в колониях оружием. Если я смогу встать во главе такого проекта, это принесёт мне славу и деньги. И, конечно, успех поможет истинной вере!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Значит, Иван Васильевич, говоришь, людей не хватает? – Потёмкин, устав бегать по верфи, присел на скамейку под навесом и утирал пот со лба.

- Не совсем так, Григорий Александрович. – Ивайло было сложно собраться с мыслями. Визит наместника был для него весьма неожиданным, и нынешний успешный судостроитель начал страдать несвойственным ранее косноязычием.

- Что же ты так разволновался, господин Попов? – усмехнулся Потёмкин, — Давай-ка, успокойся, да и говори, как сможешь. А я пока квасу отопью, жарко сегодня, не по сезону…

Ивайло вздохнул, несколько раз моргнул и начал:

- Людей-то хватает, даже плотники есть и неплохие, да вот умельцев, что с делом нашим знакомы, мало. Вот, говорят, что главный корабельный мастер у меня отличный – его на императорскую верфь сманивали. Однако сам Варфоломей всегда мне твердит, что в Англии по знаниям ему сложно было бы считать себя даже подмастерьем.

- Сам мастер Востоков жалуется на своё незнание? – удивился наместник.

- Да, он говорит, что ему недостаточно инженерных знаний, чтобы точно прочитывать идеи, которые приходят к нему в голову, господин наместник. Но и это не всё.

- Ну?

- У Варфоломея не хватает помощников, да и мастеровых очень мало. Учить их самому — у него времени нет. Коли бы не нехватка людей я бы ещё два стапеля поставил, заказов много, за меня общество поручилось, ссуду могу получить.

- Знаю. Я поэтому к тебе, Иван Васильевич, и поехал. Тебя даже Спанидис отметил, ты ему со своей верфью на пятки наступаешь, а он известнейший судостроитель на Чёрном море. Ну, не красней, чай не девица. Говорят, что ты с какими-то идеями всё носился, но тебе отказали?

- Да, Григорий Александрович. – скривился Попов, — Я просил городское торговое общество поддержать создание школы судостроения. У нас же уже пять верфей, и ещё одна строится, а людей же всем не хватает.

- И что общество? – задумчиво произнёс наместник.

- Не хотят они денег давать. Нет у них столько! Я им про то, что без такой школы нам сложно будет дальше, а они всё рублики жалеют.

- А ты, стало быть, не жалеешь?

- Жалею, что же я, дурак, что ли? Только здесь такое дело, что сейчас пожадничаешь, а завтра локти кусать будешь. Мастеровые сами по себе долго будут учиться, а корабли нам строить пока в Турции будут…

- Смотри-ка, не годам ту мудр, Иван Васильевич… А что ты скажешь, если я предложу тебе в этом деле свою помощь?

- Денег дадите на школу? – обрадовался болгарин.

- Дам. Но с тремя условиями. И здесь уж всё от тебя будет зависеть, Иван Васильевич. Первое – школа будет не для Олицина, а для всего наместничества. Второе – нет у нас до сих пор школы торговой, вон их сколько по Руси-матушке работает, а вот у нас в наместничестве ещё нет. Так что будет две школы сразу. И третье – ты в этом всё общество и убедишь.

- Я? Да я же два слова едва…

- Тебя, Иван Васильевич, знают и уважают. Умён ты, а что говоришь чуть нескладно, так помогу, так и быть. Придёт завтра к тебе Стёпка Баранов, парень он молодой, но человек знающий и говорить хорошо умеет – подучит тебя немного.

Да, и насчёт твоего Востокова. – наместник, уже уходя, снова обратился к ошарашенному корабелу, — Осенью в Николаев приедут два морских инженера, на военной верфи работать будут. Так ты своего Варфоломея на зиму туда пришлёшь – они его подучат. Понял, Иван Васильевич?

Окончательно ошалевший от всего Ивайло попытался пасть в ноги Потёмкину, но тот успел его подхватить и погрозить кулаком:

- Вот, ежели, общество не уговоришь школы затеять! У-ух!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

На возведение железной дороги я всё же решился. Мне пришло в голову, что строительство на Урале привлечёт значительно меньше внимания европейцев, чем подобное предприятие в западной части страны, а это даст нам ещё небольшую фору по времени. Получить преимущество в развитии столь важной для будущего технологии для меня показалось слишком привлекательным.

Я выдержал целое сражение с Вяземским, который горой стоял за финансы империи, а потом с Вейсманом и Грейгом. Жертвой нового проекта стало именно увеличение армии и флота. Я для себя решил, что столь быстро наращивать нашу военную мощь на фоне больших проблем у европейских соседей пока нет необходимости, и можно немного повременить.

А такое моё мнение вызвало естественное непонимание со стороны наших военачальников. Я долго их убеждал, что имеющиеся силы пока вполне способны решать текущие проблемы, а в скором будущем они получат столь ожидаемое увеличение численности. Пришлось, правда, пойти навстречу военным в части дополнительных расходов на новые исследования и устройство крепостей и казарм, но в целом удалось удержать баланс.

Теперь масштабное строительство на Урале уже разворачивалось, а Алёша бомбардировал меня восторженными письмами. Он очень хотел, чтобы я увидел, как будут возводиться мосты, сооружаться насыпи, укладываться рельсы, как вырастут новые заводы и шахты. Но быть везде невозможно. Дел было очень много, и мне хотелось, чтобы в сутках было часов тридцать, а лучше тридцать два.

Вот сегодня у меня было запланировано посещение электрической лаборатории, где Эпинус намеревался продемонстрировать мне свои новые чудеса. Электричество для меня было некой священной коровой – мне слишком хорошо было известно, что оно будет значить в будущем. Ломоносов никогда не терял интерес к науке, которая когда-то погубила его друга Рихмана. Я не жалел денег, а приехавший в нашу страну Франц Эпинус стал настоящим подвижником исследований.

Он уже много лет занимался электричеством, и наши успехи действительно настолько опережали всю остальную мировую научную мысль, что даже сам Бенджамен Франклин решил остаться, чтобы поработать с русскими учёными, среди которых, в частности, уже много лет был даже небезызвестный итальянец Александр Вольта[11].

Опыты с воздействием тока на разные объекты привели к открытию эффекта «русского животного электричества[12]», который оказался отличным зрелищем, оно до сих пор вызывало фурор по всей Европе. Лапки лягушек дёргались для развлечения королевских дворов и простых людей. Но сам Эпинус давно уже не занимался подобными демонстрациями.

Опыты, которые он проводил в последнее время, были нацелены на выявление законов и причин возникновения электрических разрядов. И вот сейчас глава лаборатории желал продемонстрировать мне какое-то новое открытие. Общались-то мы с ним часто, Эпинус любил рассказывать мне о своих предположениях. Но вот результатов пока не было, так опыты…

Но сейчас у учёного было что-то, что он считал нужным показать, причём в собственной лаборатории. Я ожидал увидеть нечто эффектное и получил это. Мне были продемонстрированы множество больших электрофорных машин[13] и «лейденских банок[14]». У моих учёных уже было представление, что электричество можно получить и механическим, и химическим путём, а это давало прекрасную пищу для размышлений о природе этого явления.

Эпинус, Вольта, даже Франклин рассказывали мне об открытых ими закономерностях и показали несколько «столпов Эпинуса[15]», с помощью которых вырабатывалось электричество. Высокие стопки серебряных и цинковых дисков, перемежающиеся бумажными кружками, пропитанными солёной водой, были открытием, которое должно́ было внести их имена в анналы[16] современной науки.

Учёные были так рады, так увлечены своим открытием, что сейчас у меня рука не поднялась начать ставить им задачи. Действительно, изобретение их было велико, они становились всё ближе к пониманию сути этого чуда, которое в будущем, по моему мнению, должно́ было дать нам как минимум свет и связь – то, в чём мы бесконечно нуждались. Свет масляных ламп был очень слаб, а голубиная связь легко прерывалась с помощью охотничьих со́колов, которых в мире стало так много, что дальше надеяться на птиц в качестве надёжного средства сообщения, было положительно невозможно.

Мы уже много раз сталкивались с проблемой потери связи в критических ситуациях и выяснить, что мобильные группы сокольничих появились у всех наших соседей, было нетрудно. Да и сами мы не отказывались от подобного, что делать – ситуация обязывает. К тому же для сообщения с дальними нашими землями скорости птиц было явно недостаточно, я бы многое отдал за возможность, например, позвонить маме и просто поговорить с ней. А уж в случае войны…

Я ждал решения проблем в том числе и от этой лаборатории. Учёные двигались вперёд, но как же далеко было до результатов, которые я мечтал увидеть…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Мой друг Алексис! Я восхищён твоей супругой! Софья просто великолепна! – Гаскойн с улыбкой поднял бокал, — Положительно, рождение ребёнка любую женщину делает ещё более прекрасной!

- Чарльз! Я смотрю ты стал просто невероятно галантен! – усмехнулся Лобов, — Твоя Машенька тоже сияет, словно звезда.

Настала очередь бывшего подданного английского короля потупить взор, и начать оправдываться:

- Что ты, Алексис! Мэри просто счастлива от новости, что наша старшая, Аннушка, помолвлена. Прошу через месяц, второго июля, прибыть к нам на свадьбу!

- Чарли? Что же ты молчал!

- Ну что я? Мы празднуем рождение твоего сына! Пусть род Лобовых продолжит новый его наследник! За здоровье Ростислава Алексеевича! – Гаскойн залпом выговорил сложнейшие для его языка имя и отчество младенца без ошибки и горделиво взглянул на собеседника.

- Спасибо, братец, спасибо! Коли бы ты принял православие, то стал бы крёстным отцом моего сына и моим родственником. – хитро прищурился Лобов.

- Кхе-кхе! – подавился вином шотландец, — Алексис! Что ты говоришь? Да меня моя Мэри точно убьёт, если я решу даже подумать о подобном!

Шутка его была оценена Лобовым и друзья захохотали.

- Так кто же жених, Чарльз? Чьей супругой собирается стать прелестная Анна? Кто породнится с лучшим оружейником мира, русским дворянином, получившим уже боярское достоинство, и весьма состоятельным человеком, который находится только в начале своей блистательной карьеры?

Гаскойн смеялся очень долго, но такие комплименты от лучшего друга и одного из влиятельнейших людей России заставили его горделиво расправить плечи.

- Полковник Иван Эссен, правая рука наместника Новороссийского и Дунайского. Потёмкин приезжал ко мне в Луганск с инспекцией, а Иван сопровождал его. На приёме Аннушка с ним и познакомилась. Они переписывались, а вот три недели назад он прибыл ко мне просить руки моей дочери, я согласился.

- Отличный выбор Анны. Я Эссена хорошо знаю, он давно перерос статус секретаря, Потёмкин просит для него повышения, а государь в таком ему точно не откажет.

- О. да. Неплохой выбор, к тому же она, Аннушка, его действительно любит, да и он, похоже, тоже влюблён.

- Отлично! А что так скоро свадьба?

- Мне предстоит визит в Петербург, Алексис. Царь желает видеть меня.

- Тебе известно зачем, Чарльз?

- Я надеюсь, для награждения! Для чего же ещё? – друзья опять выпили за это.

Алексей Артемьевич задумчиво смотрел на директора огромных Луганских заводов, которых насчитывалось уже шесть, изготавливавших теперь и сложные механизмы, вроде паровых двигателей. Он догадывался, для чего Павел вызвал в столицу его друга. Переписка между металлургом и государем не прекращалась и доверие императора к старому знакомцу никуда не исчезло – Лобов-младший лично порекомендовал своего друга для ответственнейшего дела.

Царь долго пытался уговорить его возглавить строительство нового крупного промышленного узла империи, но Алексей был очень занят созданием технологий изготовления и обработки стали и не желал покидать свой Кривой рог до завершения работ, которого пока не было видно. А вот Гаскойн явно тяготился наступавшей рутиной производства пушек, инструмента, пытался изобретать, но он скучал и ему нужен был новый вызов.

Сомневался ли Лобов-младший в друге? Ничуть. Но он не желал отнимать у государя права самому предложить Гаскойну новое дело – стать директором императорских Уральских заводов. Алексей, а, после его писем, и Павел были уверены в способностях шотландца встать во главе огромного заводского округа, поднять технический уровень и доходность производства и обеспечить строительство Уральской железной дороги материалами и механизмами.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Ты не волнуйся только, Збых. Ну, ногу сломал, бывает! Лекарь наш говорит, что вправил хорошо. Ты лежи, мы тебя спокойно довезём до наших, а там в госпитале тебя подлечат. Может, даже на Матвеев остров отправят. Вернёшься в армию! Шар упал, так бывает такое! Всё же рисковали мы сильно. – успокаивал друга идущий рядом с телегой прапорщик Самойлов.

- Да я и не волнуюсь, Васятка! – чуть ли не весело отвечал ему прапорщик Прондзинский, — В небе так хорошо, словно птица летишь, всё как на ладони!

- Эх, видно многовато макового молочка тебе лекарь дал! Спокойнее, ты уже на земле! Шар приземлился!

- Ведь словно птица! Небо оно такое голубое! А люди, будто муравьишки внизу суетятся. Смешно так!

- Ох, дела наши военные! – ворчал Самойлов, — Летать на никосферах слишком опасно, видать, ударило тебя не только ногой, но ещё и темечком, братец! Помнишь, что нам директор корпуса, Кирилл Григорьевич Разумовский говорил? «Берегите себя, ибо все махины можно построить заново, а люди требуют очень долгого воспитания и образования!»

- О! Наш Сухопутный корпус, Васятка! – почти кричал всё пытавшийся вскочить Прондзинский, — А помнишь, как я тогда тебя, через две недели после приёма в Корпус, в отхожем месте застал? Увидел и, как дурак, бегал, орал всё: «Жид! Жид!». Такой стыд!

- Помню, Збышек. Я тогда так испугался! Боялся, что меня изгонят. Природный жид[17] привык бояться за свою жизнь…

- Матвейка Соломин мне тогда в глаз так заехал. Я упал, а он стоит надо мной и ругает, тихо так, чтобы никто больше не слышал. Я тогда не понимал, что он меня от позора спасает… Шляхетская спесь сыграла! Глупый я был…

- И меня Матвей тогда поймал да запретил впредь бояться. Он из нас самый взрослый всегда был…

- Я же только потом понял, что сотворил тогда. Прости меня, Васятка! – взвыл раненный.

- Давно простил, Збышек. Не волнуйся! – успокаивал его товарищ.

- «Нет ни эллина, ни иудея!» Я же только потом понял, что нам в корпусе с первого дня твердили! А сейчас, на войне, это вдвойне понятней, втройне! Прости меня, Васятка!

- Простил я тебя, забудь! Лучше ещё о чём вспомни!

- А помнишь, как мы в чоган[18] играли? Большую игру с Морским корпусом?

- Проиграли мы тогда им знатно! Оторопь берёт, как вспомню! Петька Герасимов, покойный, за моряков так играл, ох… Матвей, зато им потом за этот проигрыш так отомстил! – засмеялся Самойлов.

- Да, уж! Кирилл Григорьевич тогда просто плакал от хохота! Украсть медный фунтовый фальконет[19] от входа в Морской корпус! Сорвать его с вертлюга[20] и под епанчой вынести! Никто, кроме Матвейки, такое бы не смог – четыре пуда незаметно вытащить! Даже моряки смеялись, все просили с ним познакомить.

- Матвейка, он всегда молодец был. Заводила наш… Недаром он Георгия из всего выпуска первым получил, да и подпоручиком стал без очереди.

- Да уж, Матюха генералом станет. Я в этом никогда не сомневался! – успокаивался Прондзинский, — Слышал, что он перевёлся от нас, Вася?

- Конечно, слышал! Я же при штабе сейчас, ты знаешь. Матвей, как Панин приказал налёты на нихонцев прекратить, да к замирению их перейти, просил Бибикова его отправить в бой. Соломин сам мне всё рассказал, когда его генерал пригласил. Наш товарищ при каждой возможности упрашивал его в бой послать, тот решил, что с такой яростью здесь ему не место – перевёл его в Петербург.

- В Петербург?

- Он Вейсману написал, просил нашего подпоручика волонтёром отправить в Индию или в Америку, где война идёт.

- Так и просил?

- Да, я сам депешу отправлял.

- Да уж, любит наш Бибиков Матвея… А что с нами-то будет, а? – внезапно изменил тему разговора пригорюнившийся прапорщик.

- Что ты, Збышек? О чём ты?

- Я вот, ногу сломал. Теперь как в пехоте-то служить?

- Что ты говоришь-то? Ты же вон, что выдумал, с шара флагами сигналы войскам подавать! Тебя сам полковник Молочков приметил, теперь не пропадёшь. А нога, что нога? В кавалерию переведут! Такого молодца в беде не оставят! – успокаивал друга Самойлов.

- А ты, Вася? Куда ты денешься?

- Ты о чём? Я с тобой!

- Ты теперь при штабе, Вася. Ты же прирождённый толмач! Думаешь, я не помню, как ты мне тогда на персидском подсказывал? Ты же всегда с языками легко обходился…

- Как же, нам с тобой тогда розог всыпали, чтобы не дурили…

- Было дело… А теперь ты за полгода нихонский изучил, да ещё и в делах их быстро разобрался. Тебя в штаб Бибикова не просто так взяли, да и сейчас ты в походе совсем не последний человек. Что в Университет пойдёшь?

- Не хочу я, Збых, туда. Не хочу! Да и в корпус не просто так я пошёл. Буду первым генералом из жидов, а? – и Самойлов весело рассмеялся.

- Точно будешь! Так что, при Бибикове остаёшься? – не отставал поляк.

- Ну, хочет генерал, чтобы я школу при его штабе затеял, языку да обычаям учить – надо нам лучше нихонские порядки знать, коли решили их замирять да торговать с ними.

- Да, дикие они! Сколько княжеств сейчас уже у них? Тридцать? Всё режут друг друга, крестьяне-то как мухи мрут! А какое государство-то без крестьян, а?

- Ничего. Усмирим! Пусть и не сразу, но усмирим. Вон, князь Ии[21] теперь признал нашего императора, с нами в походы ходит.

- Так ты у нас останешься?

- Вот прицепился-то! Всегда ты, Збых, всё чуешь! Ладно, тебе признаюсь – хочу языки и дальше изучать. К Азии у меня душа лежит. Написал в Генеральный штаб, прошу меня в Китай отправить – там языков множество, племён и народов не счесть. Интересно!

- Вот, Вася… Разбросает нас всех жизнь! Дружба наша…

- Дружбу нашу, не обижай! Никогда не поверю, что Матвей нам писать не будет! Или ты, если тебя Молочков к себе заберёт, про нас забудешь?

- Не забуду, Васятка! Никогда! Будь я проклят!

- Не шуми, шляхтич, не шуми! – смеялся Самойлов, — Вот, уже и в себя пришёл! Но лекарю скажу, чтобы с маком поосторожнее был!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Два орудия в сопровождении трёх десятков стрелков неспешно катились по дороге в Сен-Пьер, как французы назвали Фалмут. Молодой артиллерийский офицер дремал на повозке. Пожилой капрал с огромным носом с жалостью смотрел на юношу, не спавшего уже несколько дней, организуя свою первую самостоятельную операцию, пусть это всего лишь переход к новому месту службы.

- Господин младший лейтенант! Господин младший лейтенант! Проснитесь! – капрал аккуратно потряс командира за плечо.

- Что? Папаша Жюно?

- Впереди слышна перестрелка. – тихо сказал капрал.

- Чёрт! – офицер с усилием потёр лицо, прогоняя сон, — Папаша, надо выслать разведку.

- Уже выслал, господин младший лейтенант. – усмехнулся в усы капрал.

- Отлично, Жюно, я всегда могу на Вас положиться. Остановимся, подождём разведчиков.

- Конечно, господин младший лейтенант. Останавливаемся! – голос капрала возвысился и дошёл до всех солдат.

Ждать пришлось недолго. Уже через полчаса запыхавшиеся разведчики-индейцы доложили, что отряд капитана Карно впереди на дороге попал в засаду бостонцев. Карно ещё отбивался, но силы противника были значительно превосходящими и шансов у французов не было.

- Жюно, двигаемся дальше, готовимся к бою. — решительно произнёс молодой офицер, — Я отправляюсь вперёд, изучу обстановку лично, со мной пойдут Жак и Бозон. Я хочу сам увидеть поле боя.

- Господин младший лейтенант, может, лучше…

- Нет, Жюно. Наши товарищи нуждаются в помощи, и мой долг сохранить вас для ваших семей. Всё, я сам определю, как мы атакуем. – и, уже смягчив голос, юноша произнёс, — Папаша, Вы знаете, что выбора у меня нет. Подготовьте солдат к схватке.

Картина, открывшаяся молодому человеку, была страшной. Из почти восьмидесяти людей Карно в живых оставалось не более двух десятков, занявших оборону возле могучего дерева чуть в стороне от дороги. Возглавлял их незнакомый крупный офицер в окровавленной одежде, где находился сам капитан и оставался ли он в живых, было непонятно. Жить обороняющимся оставалось не более десяти минут.

Бостонцы увлеклись нападением до такой степени, что и думать забыли о дозорах – все американцы увлечённо стреляли по отряду Карно. Лейтенант, оскалив зубы, жестом оставил сопровождающих наблюдать за схваткой, бросился к своим солдатам. Он увидел возможность переломить ход боя и не желал упустить такую шанс.

Через каких-то пять минут уже утратившие веру во спасение французы поняли, что ещё далеко не всё потеряно. Раздались выстрелы орудий, картечь с визгом просто разметала основные силы нападавших, потом два слаженных ружейных залпа выбили многих оставшихся, а уж когда в штыковую рыча ринулись товарищи по полку Лафайета, у выживших людей Карно вариантов дальнейших действий просто не было.

Могучий офицер, подхватив окровавленную оглоблю телеги, с диким криком повёл своих израненных бойцов в последний бой. Атакуемые с двух сторон ошеломлённые американцы не понимали, что происходит, но готовы были дорого продать свою жизнь. Взгляду стороннего наблюдателя, если бы такой нашёлся, предстала бы жуткая картина.

Вот, добродушный папаша Жюно, нечеловечески выпучив глаза, саблей рубил в кровавую кашу молодого бостонца, который, даже лишившись руки, ножом, зажатым в оставшейся конечности, продолжал самозабвенно колоть в живот уже полумёртвого француза. А вот французский офицер, весь покрытый своей и чужой кровью, хрипя огромной дубиной снёс подставленной ружьё и размозжил голову американскому солдату. А маленький лейтенант, сжимая в правой руке саблю, неожиданно левой вытащил пистолет и застрелил из него врага, который уже примерился воткнуть штык в спину капрала.

Кровавое безумие захватило, бойцы не могли остановиться, всё убивая и убивая уже мёртвых противников. Когда же бой затих, уцелевшие французы, ставшие победителями, пошли по полю брани, издеваясь над ещё живыми противниками, зверски пытая их, снимая скальпы и просто глумясь над павшими врагами.

После всего этого, перевязываемый ротным лекарем французский офицер, что возглавил оборону отряда Карно, получивший множество ран, с недоумением и горечью спросил младшего лейтенанта, который тоже смог пережить бой и теперь с грустью прощался с папашей Жюно, умершим под скальпелем хирурга:

- Что происходит? Где же честь французского солдата? Как можно убивать раненных, да ещё мучить их? Так мучить?

- А… Среди наших солдат много индейцев. – почти равнодушно ответил ему артиллерист, сжимая холодеющую руку пожилого капрала, который так стал ему близок.

- И что? Я видел, как дикие айны, которые чудовищно ненавидели нихонцев, что резали их словно скот вместе с женщинами и детьми, спасали умирающих врагов, неся их в госпитали сутками, не останавливаясь! Как они отдавали последний кусок хлеба, чтобы накормить их! Для русского солдата нет большего позора, чем убить уже неопасного врага! Где же здесь честь?

- Вы что, русский? – отвлёкся от своей скорби младший лейтенант.

- Да, я русский волонтёр, Матьё Соломин!

- Младший лейтенант артиллерии, Наполеон Бонапарт! Вы прекрасно говорите по-французски, месье Соломин.

- Спасибо, господин младший лейтенант. Но я всё-таки замечу, что мне крайне неприятно видеть это безумие! Я не ожидал такого от солдат просвещённой Франции! – здесь русский поморщился, от очередной экзекуции лекаря, который, покачав головой, закончил с ним и принялся приводить в чувство тяжело раненного капитана.

- Я сожалею… Для меня самого подобное удивительно, но здесь так принято… Понимаете ли, с полгода назад бостонцы перебили наших переселенцев. Говорят, они решили, что перед ними индейцы… В ответ наши солдаты тоже начали убивать гражданских. Я слышал про злобу, которая кипит в этой войне, но увидел её наяву в первый раз.

- Нет, господин младший лейтенант, так никак нельзя. – убеждённо сказал русский.

[1] Status quo – возврат к исходному положению. От латинского выражения status quo ante bellum – положение, бывшее до войны.

[2] Барш Иван Яковлевич (1728–1806) – русский флотоводец, адмирал

[3] Киргиз-кайсаки – общее название казахов и части киргизов

[4] Верженн Шарль Гравье де (1719–1787) – французский дипломат и государственный деятель, граф

[5] Ex Rutenia semper aliquid novi – из России всегда что-то новое (лат.). Перефразирование известной фразы Аристотеля – из Африки всегда что-то новое

[6] Калонн Шарль-Александр де (1734–1802) – французский государственный деятель

[7] Тайный совет (Её Величества Почтеннейший Тайный Совет) – о́рган управления Великобританией, одним из комитетов которого является Кабинет министров

[8] Госпорт – английский город-порт на берегу залива Ла-Манш

[9] Гулл (Kingston upon Hull) – английский город-порт на берегу Северного моря

[10] Луддиты – противники внедрения машин в Англии.

[11] Вольта Алессандро Джузеппе Антонио Анастасио (1745–1827) – знаменитый итальянский физик, химик и физиолог, один из основоположников исследования электричества

[12] Животное электричество – сокращение мышц под воздействием электрического тока, открытое итальянцем Луиджи Гальвани. В то время считалось, что это особое явление возникновение некой силы в тканях животных

[13] Электрофорная машина – устройство, вырабатывающее электричество путём трения

[14] Лейденская банка – первый электрический конденсатор, изобретённый в голландском городе Лейдене

[15] Вольтов столп – изобретённое Алессандро Вольта устройство для получения электричества на основе пластинок из цинка и меди, помещённых в раствор электролита

[16] Анналы – погодовые записи событий в Риме, от латинского слова annus (год). В переносном смысле — хроники

[17] Жид – еврей

[18] Чоган – конное поло (перс.)

[19] Фальконет – орудие небольшого калибра

[20] Вертлюг – поворотная опора орудия

[21] Ии – японский самурайский клан