Есть и второй способ из города. Это если в волонтеры. Но там свой отстойник. Какие-то тесты. Заходят десять - выходят два или три. Или вообще не выходят. Но зато сразу же на второй статус! Пару дней страха - да пусть хоть даже и неделька! - и вольный волонтер. Это тебе не полные двенадцать лет ждать до самого своего первого статуса, до совершеннолетия. Вторая категория сразу же после волонтерского отстойника. Вольный волонтер! Правда, не совсем вольный. Под это дела обязан трехлетний контракт подписать на службу Метрополии - укрощать дурные провинции. Но там каждые три года статус удваивается. Там можно набрать едва ли не на полного гражданина Метрополии, правда, не урожденного, без права голоса, но зато вольного проживания в любом месте, кроме самой столицы Метрополии, освобождение от местных налогов и право на ношение личного оружия. Малыш как об оружии подумал, так внутренне засветился весь. Уж он бы тогда прогулялся по кое-каким местам, там где его... И не додумал мысль, доза, вдруг, стала действовать, не удержал блокировку, провалился...
- Смотри, а голыш-то наш вырубился!
В самом деле, едва не вырубился, забыл кровь очищать. Остальное слышал как через стену и видел каким-то другим зрением, словно со стороны.
- Странно, - сказал Старый. - Должно быть, доза все-таки дурная попалась - просрочка. Проверю-ка его все-таки на мутацию. Дополнительный тест - расширенный.
- Брось! Охота тебе возиться! - сказал молодой, но умолкнул под взглядом и поспешил добавить: - Ладно-ладно, сейчас я сам сделаю!
И через некоторое время:
- Знаешь, а ты прав, если не по новым стандартным смотреть, а по совмещенным, странненькая реакция получается... Жалко малыша!
- Не об этом думай. Смотрю, код статуса уже успел наложил? И что теперь скажем? Поспешили со статусом? Понимаешь, что за это будет?
- Что?
- Вот послал 'Черный Свалочный' практиканта на мою голову! Ничего не будет! Выбраковка! Ураганный вирус! Готовь стоп-жизнь укольчик... Жаль, конечно, малыша. Хотя, отстойник - это тот минимум, который для него можно было сделать. Но это до штрихкода, а теперь... Сам понимаешь...
- Может, все-таки чумку? И в чумной его? Все шанс.
- Ох, и доиграешься один раз. Ладно, валяй.
- Сейчас отмечу...
Но не успел. Ввалились какие-то в форме. Один с картонкой, раскрыл посередине.
- Доктора... - назвал статусы, личные номера, потом, не дожидаясь подтверждения, зачитал приказ о временном аннулировании по городу всех статусов до особого распоряжения.
- Вот и понятно, - сказал Старый, медленно взял отложенный шприц, столь же медленно, словно нехотя воткнул себе в руку и, нажимая на поршень, поморщился. - Все-таки третий вариант. А что - Сафари так и не вышло?
И уловив что-то в глазах, присвистнул.
- Никто не вышел?
- Нет.
Старый вздохнул.
- Жаль. Не за понюшку хвоща получается - мэра-то это не спасает под любым соусом. Хоть бы и весь город уполовинил.
Посмотрел на голыша, хотел что-то сказать, но так и не сказал, только улыбнулся и покачивал головой - должно быть опять увидел дрожащие веки. Выходя пошатнулся, словно не держали ноги, оперся рукой на косяк, выпрямился, и зашагал на негнущихся по длинному, как показалось Малышу, коридору уходящему в темень. Молодой смотрел вслед растерянно, а, когда уводили самого, неостановочно выкрикивал:
- Не я! Не я!
Откуда-то, должно быть из-за спин, вынырнул новый халат, одетый совсем недавно, еще на разглаженный на сгибах.
- С голышами что делать?
- Эти проверенные?
- Похоже, что - да... Да! Обкоденные.
- Будить и гнать!
- А тех, кого недопроверили?
- Остальных зачистить.
- Я?
- А кто? Приказ мэра о сокращении народонаселения города - в связи с возможным понижением общего статуса - слышали?
- Может быть, ваши? - робко спросил халат, указывая на одетых в форму.
- Принимайте дела, - сухо сказал человек с папкой. - И все сопутствующее к ним. Бумаги ревизировать, медикаменты под учет. Капрал останется проследить, распишется под описью. Ясно?
- Да. Только вот... - смущенно спросил халат. - А эти не вернутся?
- Заговорщики против Метрополии? Нет. Думаю, что нет.
Малыш лежал и слышал, как переговариваются в соседнем отсеке - должно быть, солдаты. Слышал смешки.
- Вот эта ничего, уже сформировалась. Интересно, если с ней того самого проделать, почувствует она что-нибудь?
- Сам не боишься прочувствовать, если она уродка окажется? Знаешь, что у них внутри может быть? Такое прочувствуешь!
- Нет, слушал что господин капитан сказал? Эти тоже проверенные - видишь, оштриходили? А вот те, что в соседнем очереди дожидаются - к тем я и близко не подойду! Хотя... одно не пойму, с чего это они сюда явились сами? Надеются - не застукают?
На это чей-то голос изрек глубокомысленно:
- Не все уроды до времени знают, что они - уроды!..
...Восьмой попробовал, как и тогда, увидеть свою кровь. Сначала показалось - есть, получилось, даже уловил знакомый шум, но пропало. И неимоверно устал от этого небольшого усилия, даже вспотел.
- Что с тобой? - спросила Ник.
- Так... Кое-что вспомнил.
- Желтые провинции?
- И это тоже.
- Нашел что вспоминать!
Восьмой почувствовал, что от этого, кажется нехитрого, небольшого усилия, устал смертельно. Всякое дело требует своей тренировки. Ничего, время еще есть! Во всяком случае, так Восьмому казалось - что время у него еще есть...
ГОСТИ
- Что так долго? - первым делом спросила Слухач, когда вернулись. - Опять воспоминаниям предавались? Глянули бы, что наружи делается!
Снаружи делалось не хорошо. Во-первых, у входа лежало два тела - один в форме стража, причем не какой-то волонтер, а с поясными шнурами капрала. Второго не разобрать, частью завалился за бетонную урну, одну из шести. Верно, Ник их здесь понаставил, что в бар никто не мог на колесах въехать. Но, если судить по подметкам, тот второй тоже не из дешевых мишеней.
- Кто постарался?
- Она! Кто еще? - Слухач кивнула на Лидера. - Без спроса! Ремня бы ей!
- А дотянулась как? - удивился Восьмой.
- А она снизу, с той дырки со створкой. Животину какую-то держишь, Ник?
- Теперь спалят, огнемет притащат и выжарят нас здесь.
- Не должны, - сказал Восьмой. - Не сразу. Если тут собственное хранят, то не должны. Что там, кстати, у тебя?
- Не твое дело! - отрезал Ник. - Скоро догадаются сверху зажечь - не хрена подвалу не будет. Но сначала тушилки пригонят.
- Ты когда последний раз горел? - спросил Восьмой.
- Давно. При том мэре, которого повесили. При нем три раза. Так что, правильно его повесили. Жаль, что один раз. При этом еще не горел. Но если придется, не долго ему в мэрах ходить!
И уточнил после паузы.
- В живых мэрах!
Ник был бледен, с обильной испариной.
- Не знаю, и знать не хочу, из чего приятель твой - вон тот колобок тонкорукий - свое вытрезвляющее пойло сварганил, но лучше бы он сам его лакал!
- Но полегчало? Руки-ноги в порядке?
- Зато голова теперь трещит!
- Сказать, чтобы сделал чего по скорому? Эй, Лекарь!
- Нет уж! От головы глотну, опять на руках-ногах скажется? Так и буду чередовать, пока понос не проберет?
- Скоро нас всех проберет, - сказал Восьмой. - Тяжелые прибыли в брониках. Личный спецназ господина Мэра. Элита! Вот где ставки, кстати, и гарантии... И паек!
Пожаловался и слюну заглотил смачно.
- Дал бы что-нибудь из своего запаса, что для чистых держишь? Все равно пропадет теперь. Или оно или мы - без разницы.
- Перебьешься! - сказал Ник. - Тот ваш брюхатый уже на всех набрал, даже лишку. Дай сам посмотрю...
Приложился к отверстию.
- А умороженные здесь что делают? - удивился Ник. - Вон на той крыше, видишь? Никак, чердачные вязальщики на тропу войны вышли? Ты что, еще кому-то жизнь попортил? А, Восьмой?
Принялся подсчитывать.
- Так... Чердачные. Спецназ мэрии - эти каждому делу затычка - жди в гости. Охрана Мэра - вот они вряд ли сунутся. Теневой со своими - что угодно можно ожидать. Здесь от настроения Теневого зависит - с какой ноги встал. Думаю, он сейчас с Мэром вон в той чрезвычайке на колесах заседают...
- Зажарить тебе их? - спросил Восьмой, колдуя с дальномером штуцера.
- Зажаришь - резня по всему городу начнется - передел! Метрополия всеобщий карантин объявит, и Черных Волонтеров введет. Потом весь город опустят - одну из низших категорий влепят - обычная практика. Как минимум, на год. Голод, карточная система... В самом деле бестолочь или играешь? - посмотрел на Восьмого и вздохнул, отвел глаза. - Лучше вон тот белый вагончик подпеки, что у второго круга оцепления. Саннадзор прибыл... Подонки! Каждый квартал им за допуск проплачиваю, что у меня кухня в переделах нормы, так еще и тарятся халявщики. Давай-давай - подпеки уродов! Все равно, штуцер проверить надо - на ком еще? Удачно-то как, - порадовался Ник. - Сколько выставляешь?
- Семьдесят пять, - буркнул Восьмой.
- По-моему, восемьдесят с лишним.
- Семьдесят пять - монетка в монетку. Кто из нас стрелок, я или ты? - озлился Восьмой.
- Ты. Но здесь почти восемьдесят!
- Заткнитесь оба! - разозлилась Слухач. - Мастер! Пойди скажи, сколько вон до того белого самохода с крестом?
Мастер подошел, глянул мельком.
- До ближнего бампера семьдесят семь метров, сорок четыре сантиметра.
- У меня точнее получилось! - обрадовался Восьмой. Глянул королем.
- Не промахнись! - сказал Ник.
Восьмой на эту глупость не отреагировал. Пошептал что-то над ложем, приложился, нажал, где надо... Гулькнуло едва слышно.
- Ну и что? - спросила Слухач. - Ничего не вижу.
- Ба! - расстроился Восьмой. - Не получилось, наверное. Никто не выпрыгнул? Сейчас еще разочек...
- Подожди...
Видно было, как к самоходу подходил кто-то в форме. Открыл дверину, отскочил, рот разинул беззвучно, а может и со звуком, но сюда не донеслось. Другие набежали, один метнулся внутрь и тут же выскочил, зажимая нос. Стали орать, оглядываться на бар. Моментально все в округе опустело, только головы торчали, выглядывали. Никто больше не шлындал.
- Ну, вот и обновили, - растерянно сказал Восьмой.
- Теперь Теневой точно обидится, - вздохнул Ник. - Я ему сказал, что штуцер не целованный - новье!
- Не хрен чужое обещать, что подаришь!
- Голова-то как болит! - опять пожаловался Ник.
- А ты поблюй, - от души посоветовал Восьмой. - Я когда волнуюсь, всегда так делаю.
- А сам не хочешь?
- Нет. Сейчас чего волноваться. Сейчас дело трубное. Мэра, говоришь, вместе с Теневым спечь нельзя. Тогда, на круг, получается - кранты - спускай кровь. А говносеть Стражи первым делом перекроют, да и не полезу я туда.
- Угу, - сказал Ник. - Теперь третье кольцо поставят, уже на весь район. И Теневой всех своих призовет, поднимет, кто отсыпается с ночной. И еще, забыл сказать, сегодня спецколонна должна придти на Свалку. С гвардейским сопровождением. Мне ли их не знать? Но если к тому времени здесь головешек не будет, точно вмешаются. Им пофиг, кого прижигать и где. Тогда в шестой раз на этом месте не строиться - озерцо здесь будет стеклянное на радость ребятишкам.
Восьмой с подозрением взглянул на Большого, вроде он с удовольствием сообщал дурные новости. Нездорово это как-то, - подумал. Все-таки плоть-жилет не только на тело влияет, но и на голову. И про колонну знает, хотя даже Каптеру сообщают лишь в самый последний момент.
- А я это, тоже... Извините, короче, - сказала Слухач. - Но когда последнее мочилово было, забыла картинку наложить. В общем, наши тоже сюда припрутся.
- А они за кого? - спросил Восьмой рассеянно.
Слухач пожала плечами.
- Еще не решили. Но злятся на нас сильно. Если прорвемся, к ним лучше не попадать. Мне и тебе - точно.
Большой внимательно прислушивался. И тут опять заржал, неприятно со всхлипами.
- Ну-ну! - сказал: - Такого, чтобы всех собрать, и все распять тебя желали, я что-то не упомню.
И затрясся, будто воздуха перестало хватать, и слезы на глазах выступили.
- Чего это он? - спросила Слухач.
- Бара жалко! - ответил Восьмой.
Ник, наконец, продышался.
- Но главное...
И тут Ник опять засмеялся нервно, всхлипами.
- Может Лекаря ему? - озаботилась Слухач. - Или ты сам, с машинки?
Ник отмахнулся, принялся выдавливать из себя мелкими порциями:
- Но главное, никто не знает, за каким собственно хером он здесь! А хер этот - глаза бы мои его не видели! - вот тут рядышком со мной сидит, да затылок свой скребет, не понимая, как во все это влип. Зря скребет, промежду прочим, по роже видно - ничего не выскребет...
К концу монолога Большой Ник отдышался и посерьезнел.
- А что, муниципальные теперь тоже здесь? - спросил Восьмой.
- Здесь, миленький, здесь, - успокоил Ник.
- Это их начальник за чучело обиделся, - начал объяснять Восьмой. - Я ему чучело обещал. Икса пообещал.
- Ничего, не расстраивайся! Он взамен твое возьмет. Только вот, не пойму, Теневой здесь зачем? Чем интересы Теневого обидел?
- Опасается, что в Хранилище полезем, - предположил Восьмой.
Думаешь, они из-за Хранилища здесь? - злорадно сказала Слухач. - Они из-за Восьмого! Восьмой живца скормил не того - племянничка самого Теневого. Подставил его Начальник Стражи, конкретно подставил.
- Откуда знаешь? - ошарашено спросил Восьмой.
- Слухачи напели! - сказала, как отрезала. - Пять дней, как весь город стрелка Южных ворот ищет - премия за него нехилая. Восьмому теперь только одно - ноги в руки и на свалку!
Восьмой рот открыл, потом закрыл, потом сказал:
- Я теперь на говнотуннель согласен. Попробуем?
- Поздно, миленький, - сказал Ник. - Группа Очистки прибыла - все дырки, весь периметр заткнула, а уж говносброс первым делом. Теперь каждого таракана сначала сжигают, а лишь потом допросить разрешают - куда, по какому делу полз и почему в этом направлении...
- Так не годится! - объявил, вдруг, Лекарь рассерженно. - Постелить есть чего? Ноги разъезжаются!
Да, - отметил про себя Восьмой, - крови у лестницы натекло много - неудобно Лекарю.
Лекарь, балансируя на чьем-то теле, достал пузырек и поочередно стал опускать в него щепки.
- Ты чего там?
- А те, что наверху, ожили и ногами топают.
- Не должны! - уверенно заявил Ник, и нож сам собой скользнул в ладонь. Восьмой, наконец, разглядел - плоть подала, выдавила.
- Топают-топают! - подтвердил Лекарь. - И с каждым разом все больше их. Один из недоростков рожу сунул, но я не успел - шустрый.
- Откуда взялись? - удивился Восьмой. - Ведь перекрыто все!
Переглянулись с Ником. Тот посерьезнел.
- Раз они вошли, значит, и мы выйдем, - сказал Мастер.
- Сначала глянем - кто такие, потом на прорыв пойдем, - согласился Ник. - Сквозь. Всех зачищать некогда, время потеряем, внизу сообразят...
- Не каждая печень спицу в себе переварит, - на всякий случай предупредил Лекарь.
- Что?
- Та рожа до меня дотянуться пыталась. Очень шустрый...
Остальное Восьмой, как потом не напрягался, помнил плохо. Должно быть, сработала в организме какая-то защита от всего от этого. Перегрузился. Хотя в Желтых провинциях бывало и позабойнее, но отвык, разрыхлел от городской сытой и спокойной жизни.
...Помнил, что пришлые - вроде бы группировка из отмороженных чердачных - рассыпались по номерам. Иногда закаленные спицы били сквозь двери, как жало, и едва не доставали. Ник, когда в последний раз отстроился, похоже, пожадничал с планировкой - коридор был узковат. Восьмой не стрелял сквозь двери. Он не любил так, вслепую. Было темновато и еще очень мешали те, кто валялся в проходе, приходилось идти прямо по телам. Ник шел первым, равномерно раскачиваясь, как маятник, вправо влево, чтобы открыть обзор Восьмому. Стрелок, как и когда-то во времена службы - ох и быстро вспомнились те навыки! - всаживал заряд в каждое тело на полу. В одном месте Ник качнулся, уперся рукой в дверь и упал во внутрь. Женщина с узлом вскрикнула. Похоже, что там тоже растерялись, и Восьмой с Лидером расстреляли все живое. Ник дождался, пока они не закончат, потом встал с пола, отмахнулся и сам выдернул спицу из плеча.
Буркнул:
- Попомнят они у меня!
Слухач не стеснялась палить сквозь двери, более того, делала это с удовольствием
Лунатик балансировал легко, перепрыгивал с тела на тело. Столь же грациозно, даже улыбаясь, излишне высоко задрав юбки, и подбородок, прошла по коридору Хамелеон. Желудок, придерживая двумя руками брюхо, шел не разбирая, смотрел только в пол, и Лекарь, пристроившись сзади, подталкивал, направлял. Злой Мастер шел последним, машинки в переднике, штуцер за спиной, а в руках пучок деревянных тонких щепок Лекаря. Спицы перехватывал, обламывал мимолетным движением, словно они были и не стальные, а некие соломинки, и, задержавшись на секунду, в освободившееся отверстие вбивал, выстреливал свою щепку - судя по вскрикам - весьма-весьма обидно.
Прошли как сквозь масло. Без потерь.
Большой Ник, как пролом увидел, челюсть затряслась от обиды.
- Это что же?
Отверстие было в монолитной, древней стене, гордости Ника, той, к которой он пристраивал бар. Вечной стене.
- Это сколько же они ее скребли? С зимы, похоже... Значит, гробануть решили барчик! - заорал он, оборачиваясь. - Большого Ника гробануть!
Видно, что расстроился очень.
- Передумал я! - объявил вдруг Ник. - Не оторваться нам, пока всех этих уродов не зачистим... Да гори оно все пропадом! - взревел он.
КОЛОДЦЫ ВЫРАБОТКИ
Восьмой окончательно очухался только под землей, узнал древние ямы. Где-то за стеной прошелестела подземка, раскачав фонарь и обсыпав всех прелой трухой. Было душно и влажно. Остались позади переходы по каким-то соединенным между собой подвалам, какие-то скользкие опоры, которых ни в коем случае (как предупредил Ник) нельзя было касаться... Восьмой устал как никогда. Будто три смены подряд на Свалке отбарабанил.
Вспоминать, что сотворили в Баре Большого Ника, не хотелось. Не самое важное состоялось внутри, там, если сравнивать, семечки были, мелочевка, а вот когда отходили, да след свой путали... Подумал, что наверняка войдет в историю города, как Большое Мочилово у Ника. Не думал, что Длинный может быть настолько неутомимым и злым. Все-таки собственность людей меняет.
Сидел и подозрительно косился на многочисленные дыры. Вздрагивал, когда оттуда что-то заглядывало. Постепенно привык и уже не так шарахался. Все-таки самого большого страха натерпелся, когда сюда шли. Не было у него доверия к таким дырам, а там попадались вовсе неприличные, прямо-таки неправдоподобно огромные для этих... что, по идее, не должны быть толщиной с ляжку взрослого человека.
Слышал конечно всякое про червей шахт, забоев, из раскопов. И про Повелителей Червей слышал, но никак не думал, что самому придется столкнуться.
Здесь вроде бы и не Свалка, и не рядом, а откуда-то взялась и слежалась древняя органика. По стенам видно. Перепрела в незапамятные времена и не могла служить пищей кроме как для червей. И еще топливом для людей (если, конечно, хорошо высушить). Потому и копали. Потому и эти вертикальные колодцы, сейчас уже заброшенные, поверху почти затянулись, но внизу все так же. Колодцы слишком близко друг к дружке не стоят, но между ними проходы есть, правда, говорят, не все соединены. Колодцы люди рыли, а проходы между ними - черви.
Черви не грызут у них даже зубов нет. Открывает круговую пасть, и по краю губы что-то вроде слизи едкой образуется, которая разжижает твердое. Если правильно направлять червя, он как бы разрыхляет, пропускает слежавшийся грунт сквозь себя, за ним легко подбирать, но лаз получается узкий. А вот если запустить нескольких разом, да под правильным углом, так можно вынимать целиком куски. Для этого и Повелители.. Любым другим способом работать, по старинке, то случаются обвалы. Поговаривают, сами черви и обваливают, не хотят, чтобы без них что-то происходило.
Рудокоп, если у него нет союза с червями, или если не платит Повелителям, долго не протянет. Пусть хоть сколько звонит в свой колокольчик, предупреждая, что копает, чтобы (не приведи Черный Свалочный!) ненароком не срезать лопатой мохнатую голову какого-нибудь недоростка. Рано или поздно это произойдет. У червей со всеми поверхностными договор - голова за голову, пусть даже это и хвост был. Договор невыгодный. Может быть, те специально подставляются? У червя-то, рано или поздно, заново отрастет, или даже два червя получится вместо одного, а что отрастет у человека?
Не все, что пропущено сквозь себя - съедено. Но эти круглые готовые пористые брикеты тоже в ход идут. На одном таком как раз сейчас сидел. Но разве скажешь, что еще вон тот кусок, поставленный на попа, на котором улечься можно (хоть и калачиком), то же самое?
Снова что-то мелькнуло.
- Эти не кислотные, не бойся, - сказал Ник. - Этих даже кушать можно... Только при них это не говори, - предупредил он. - Понимают, заразы. Это сразу понимают, а в остальном тупые. Прокладчики-пастухи с ними мучаются. Никак не хотят рыть куда надо, лишь туда, где через них полегче пропускается...
Слухач тоже, время от времени, встревожено вскидывала голову, вертела ею со стороны в сторону, всякий раз напоминая Восьмому боязливого зашуганного жизнью вертихвоста-ларгана, падальщика, что пасется на дорогах, и опасается стать той же самой падалью, под пулями линейных стрелков и колесами курьерского груза с Метрополии. Восьмой знал, что именно ее беспокоит - полное отсутствие связи с остальными Слухачами. Предполагал, что слой каким либо образом экранирует.
Сухой округлый колодец - ... - широкий сужающийся кверху только за счет нароста зелени, ее наплывам из-за чего оставалось небольшое пятно света, опять-таки не чистое, а почти полностью забитое переплетением тонкого хвоща
Протискивались по сети старых подвалов.
Даже не удивлся, что вышли другие. Флегматики они эти повелители червей
Колодцы, старые грунтовые выемки. Старого, давно переработанного сектора свалки.
Мастер держал тесак - рубить головы червям, если сунутся, попрут на бесхозные корма.
Так поставил дело, что с готовностью высл только ... в руке
Повелители червей! Восьмой не видел резону встречаться с этими самыми 'повелителями', Достаточно, что влажная липкая духота напомнила ему Болотные Провинции, тоже, закапавшись в землю, чего-то все время ждали, и никак не мог избавится от ощущения, что жизнь его идет по кругу.
Черви Свалки считались 'ограниченно разумными'. Много по барам шутковали острили на эту тему. Мол, 'разумные' потому, что с ними можно было договориться, а 'ограниченные' из-за того, что всегда уговоры соблюдают. Покосился на похрапывающего Ника. Тоже, поди, ограничено разумен, раз сюда затащил. Пройти по туннелям, по пастбищам такое расстояние, не договорившись с главным пастухом, не заплатив положенной мзды, это, знаете ли...
Восьмой вздрогнул.
- Не бойся, это не кислотный, - опять сказал Ник.
- Вижу! - сердито буркнул Восьмой. Отвык он от этих подземных штучек...
Это была лишь одна из причин, по которой они отсиживались здесью еще менее после той заворухи хотелось встретиться с уродами боевых групп, которые
К вони постепенно притерпелись, ... так вообще готов был отсиживаться бесконечно.
Ник выглядел пресыщенным - навалял жмуриков больше, чем в самые удачливые дни службы, когда платили поштучно а не за опт.
Рядом дыра с неприятной слизью - явно рабочая нора, не брошенная, недавно расширяли. Восьмой подозрительно поглядывал, грея в ладони рукоять машинки. Только последний псих влезет в туннель без мускусного запаха. Вспоминал, что знал нехорошего. Из червей только зубатые ядовиты - парализуют, консервируют, разжижают, высасывают. Стандартный набор Свалки. Живешь и соображаешь очень долго. Даже когда до половины от тебя останется, а то и треть. (Бывали такие случаи - удавалось найти и порасспросить - каково оно?). Пока центральный позвоночный столб не затронут... Счастье, если сердечко слабое, счастье, если быстрые кранты...
Черви всякие бывают. Встречал и водяных - в тех же Болотных Провинциях. Но разумные (пусть даже ограниченно) только в окрестностях Свалки. Впрочем, всякое из того, с чем приходилось сталкиваться Восьмому в период службы, отличалось изощренным коварстом - пугающей сообразительностью, но Метрополия разрешения на признание 'ограниченного разума' не давала. Возможно, из-за деликатесов, которые из них делали (Восьмой сам подхалтуривал - коптил. И 'крышевал', пытался потверже на ноги стать, поскольку прямоходящие двуного-двурукие аборигены такого права были лишены. А все потому, что Метрополию обидели, цивилизовываться отказались. Много на свете сумасшедших.
Ник дрыхнуть перестал, во сне принюхался, уселся и опять на прикормку попытался червя выманить - уже четвертого. Всякий раз втолковывая одно и то же.
- Я - Ник! Ты - балда! Балда ведет хозяина для Ник! Понял?!
Повторил раз десять, потом обернулся.
- Ни хрена он не понял! Но, думаю, что-то вызубрил. Если встретит того, кто понимает, намурлычет ему наш текст. Ждать будем, все равно нехрен делать.
Откинулся на спину и моментально захрапел. Сразу видно волонтерскую выучку - отсыпаться впрок. У Восьмого, хоть порядочно поволонтерил, так ловко не получалось, завидовал тем, кто может спать в любых условиях. Неуютно здесь. Опять несколько раз (так ему показалось) из дыр выглянули и в миг исчезли чьи-то глаза. Хотя, какие глаза могут быть у червей? Они видят чем-то другим. Как Восьмому когда-то говорили, звуком. Нащупывают звуком вокруг себя - получают эхо, отражение - выходит, что смотрят. Повелители Червей эти звуки различают, остальные нет. Они так и друг с другом общаются, а получаются, что видят и разговаривают одновременно. Значит, слова у них зрячие. Интересно! Интересно, а есть ли у него, Восьмого, зрячие слова? Сколько не перебирал, не нашел, хотя есть слова очень завлекательные, приятно их слушать и приятно смотреть, если кто-то на них покупается и им следует. Тайком глянул на Слухача, на которую был сердит, и уже не тайком, а очень откровенно на Хамелеона. Хамелеон лучше смотрится. Даже в одежде лучше. Пусть даже как сейчас, когда помирает. Никогда не видед, чтобы так красиво помирали. Но вот есть в ней что-то, проскальзывает холодное, даже когда смотрится горячо. Словно струйка сквознячка по спине. А в Слухаче, хотя смотреть пытается холодно, сердито, есть что-то теплое, к чему хочется прижаться щекой. Нет в жизни идеальных женщин - вздохнул Восьмой, - ни идеального оружия, ни путевой защиты от всего этого. Еще раз посмотрел на Хамелеона.
- Сыграем в херики? - тихонько спросил Восьмой.
Не ответила.
- Никак померла? - спросила растерянно Слухач.
Открыла глаза и явственно произнесла:
- А вот - шиш вам!
Ей уже два раза капали кровь, налили ото всех в одну общую банку. Восьмой тоже отлил своей в склянку. Лекарь понюхал, поворотил носом, Восьмой уже решил, что неодобрит и отчего расстроился, словно ущербный он какой-то, неподходялый, больной. Но Лекарь взглянул на него, потом еще раз склянку на просвет и влил его кровь к общему.
- Не умрет?
- Может быть.
- Лекарь?
- Что лекарь! Чуть что - сразу Лекарь! Два из пяти, на то, что сама выкарабкается. Один из восьми
Когда струпьями полезла кожа, рука от кисти надулась до размера бревна и приобрела характерный вишневый оттенок, кожа полезла струпьями...
- Я уж думал, что левую ты потеряешь, - сказал Лекарь.
- Опять бы в колясочке возили, пока бы ты новую искал, чтобы приживить? - спросила Хамелеон.
И усмехнулась каким-то своим воспоминаниям. Перевязывали. Скрипела зубами. Восьмой смотрел: все как у людей, и в поту плавала, и черный бред шел вперемежку с ругательствами, когда отпускало. Такими ругательствами от которых даже привычному ко многому Восьмому, хотелось зажать уши. Впрочем, вскоре и к этому привык, даже находил удовольствие в их кислотной пышности - понимал, что все это несерьезно, и не сделает она с Лекарем даже десятой доли того, что обещает.
Только ненормально быстро все у них заживает. Только что, казалось, переживали - выживет ли, потом думали - руку потеряет, а сейчас уже Лекарь про это не говорит, возится, вены надсекает, причем не металлическим инструментом, а отточенной щепкой. Этой же щепкой потом приглаживает ранку, тут же затягивается. Восьмой не уставал удивляться. Как все просто делается - миску с кровью повыше, шланг тонкий вниз, еще взял и отсосал, чтобы самотеком шла.
- Не загустеет? - удивился Восьмой.
Лекарь хмыкнул, бросил щепочку порошка в миску. Оставшееся втянул в ноздри и даже пальцы облизал. Лицо стало доброе, разгладилось, посветлело. Работал уже в удовольствие, сыпал шуточками уже не столь мрачноватыми.
- Протравленные спицами прошлись?
- Да. Тебя бы в пять минут скрутило, не выпрями ли бы, а она поборется - метаболизм другой.
Сказал неизвестное слово, будто с него теперь станет все понятно.
Бритва, чтобы полосовать, спица в другой - тыкать. Спица дальних, бритва ближних. Спица ядовитая, смоляная, а бритву согласно традиции, зашивают в тушку дохлой легитсы, выдерживают в теплом влажном месте, до степени, пока та расползаться начнет, и малюсенькие опарыши не начнут круглеть и сами ее вскроют - надуется и сама лопнет, тогда вынешь, стряхнешь - готова к употреблению.
- Расскажи сказку! - попросила Хамелеон: - Был же когда-то ребенком?
Восьмой ребенком себя не помнил, но кое-какие сказки знал. Их в ротах рассказывали. Похабень в основном. Выбрал самую щадящую. Рассказал о деве, которая выращивала волосы в башне неприступной, а когда выбрала того, чтобы лишил ее неприступности, спустила волосы, что забрался по ним и..
Здесь Восьмой стушевался, покраснел, дальше было неприлично, а другой версии не знал.
- Долго выращивала? - деловито спросила Хамелеон. - Если быстро, то девица из наших.
- Не знаю, - промямлил Восьмой.
- Понятно! - объявила Хамелеон. - Когда девичество будет тяготить, еще не те в себе способности откроешь!
И принялась обсуждать с Лекарем как быстро можно вырастить волосы, что для этого надо жрать из его аптечки, чтобы не истощить подобным усилием организм.
- Кости станут хрупкие! - сказал Лекарь. - Потом отлеживаться придется. Позвонки не удержат.
И стал убеждать, что голову та дева должна была потерять не только фигурально, но и практически.
- Представляешь зрелище? - объяснял. - Он ее дерг за волосы, чтобы проверить перед тем как лезть, а голова - раз! Вот смеху-то!
Восьмому отчего-то не смеялось. Испоганили уроды его сказку.
Лениво трепались о новых разработках Метрополии. Восьмой служил позже. Рассказал про ружье, испаряющее влагу и гранаты того же самого действия, но уже действенные лишь в закрытых помещениях.
А была такая, тоже хорошая штука, как ртутный... - начала говорить Слухач и получила локтем в бок от Мастера.
Откуда плоть-жилет знаете? - спросил Ник у Слухача.
На нас всякое пробовали, даже летательное. А плоть-жилет... Из-за этого дурного изобретения убивать вас приходится очень медленно. Обычно двое держат, третий закалывает и на ухо шепчет - извини, дурень, скорее не получается.
- Все, что тяжелее воздуха, далеко летать не может - не дальше одного броска. А чтобы непрерывную цепочку бросков создать, такое не придумали, хотя не один голову на этом себе сломал. Но бросить предмет можно и порохом, только живое при этом становится неживым. Тоже проверено. А и пороху уходит неэкономично.
Все это Восьмой объяснял, гордясь самим собой.
Мастер, вдруг, взялся спорить, что можно не из ружья пулей, а ружье оседлать и палить из него, тогда получится ДВИЖЕНИЕ. А Восьмой ухмылялся и спрашивал, подумал ли Мастер, что позади его делаться будет? На таком помеле только от врагов хорошо улетать!
А Слухач, тщательно заэкранировавшись, думала - какие же они оба дураки. Что с них вполне станет, возьмутся проверить и даже взлетят, но, только взлетев, начнут думать - как приземляться?
Восьмой, вдруг, нахмурился, вспомнил, что ему Каптер в последний раз говорил.
- Иди на Свалку - там все ответы.
- А я вопросов не задавал! - сказал Восьмой.
- Там ответы на незаданные вопросы...
6. 'Центральная Свалка'
СВАЛКА, ЮГО-ЗАПАДНЫЙ СЕКТОР
- Сойди с тропинки, скотина бородавчатая! - орала Слухач из-за плеча.
Стрелок морщился. Правое ухо и так стало хуже слышать (после того, как девочка-Лидер сообразила, что много удобней палить с упора). Вздулся волдырь на щеке, там, где она неосторожно прижала раскаленным дулом. Притравить бы 'холодной пудрой', но где ее сейчас возьмешь? Нехороший волдырь водянистый - саднил и мешал мыслям.
- Сойди с тропинки, скотина!
И девочка-Лидер высунулась из-за плеча, удобно уложив дуло машинки на другом ухе Стрелка - хотя говорил же ей! Еще говорил, чтобы поменьше кувыркалась в своей корзине - прицел сбивает.
Если пальнет - оглохну на оба, - флегматично подумал Стрелок.
Лидер сидела удобно, позиция идеальная, прекрасный обзор, упоры. Хорошо сидеть в десантном ранце, а не тащить его - каркас стального прутка и брезента.
Тут еще и Хамелеон приняла угрожающую окраску. То есть, так ей казалось, что окраска угрожающая, но Стрелок сомневался, что мандоноид не дальтоник.
Угораздило же связаться с бабами! Из всех мужиков, только Мастер - мужик. Лекарь, быть может, тоже человек, но явно не в себе. А Лунатик, да Желудок - непонятно что. Возможно, сами не в курсе...
Уже ясно было, что не разойтись на тропе с этим монстром - холмом с ногами. Провалы слева и справа, а ободранная тропа, с виду безопасная, еще тянулась неровной ниткой и дальше по хребтине. Прошли порядочно и вот - на тебе! Про мандоноидов Стрелок до сих пор только слышал, еще картинки видел в библиотеке, читал описания, но нигде - а это точно! - не упоминалось о столь крупных особях. Даже на расстоянии производил впечатление. Стоит, переминается...
Третью неделю топали, обвыклись. Смешно, но все живы до сих пор. Кто поверит? Это с городскими-то! Городские не приспособлены к ходьбе в сапогах освинцованной резины со стальными калошами. Но на это понадобилось только часть пути. Там где мусор относительно свежий. Где под тонким верхним слоем кипит жизнь, перемолачивая мусор во что-то непонятное. Есть места, где сапоги не помогут. Внизу, например...
Теперь волокли все на себе. Мастер - самый крепкий, больше всех на себя навьючил. По нему и не скажешь, что устал. Только нос заострился, и щеки впали... Желудок, Лунатик и Лекарь шли, покачиваясь под грузом. Из них троих только Желудок ныл, но никто не замечал - привыкли. От свежачка увязался Икс-недомерок. Стрелок группу оставил, а сам на жестком плато петлю сделал с Лидером и Слухачом. Худо-бедно, а сняли Икса. Не думал, что та скотина так быстро передвигается. Хорошо, нагрудный лифчик - передник с машинками не снял, и попал он своей клюкой не промеж, не в швы, а прямо в машинку...
Удачный хребет. Благодаря ему, уже оставили за собой подозрительное местечко с огромным количеством дыр и несколько озерков, сцепленных между собой протоками. Где вода - слишком много непонятной злостной, опасной жизни.
Тепло, пригревает. Весной и в начале лета озерца Свалки только что не кипят от обилия живности. Это к осени она уже пережрет друг друга, чтобы набраться сил и веса пережить короткую, часто теплую, но бесплодную зиму. Хвощи - зеленка - увянут, высохнут, а потом и рассыплются коричневой пудрой, дав жизнь следующему поколению. Весна - удачное время для путешествия - прорыва через территорию. Молодь еще мелковата и занята проблемами лидерства в собственном клане, отслеживанием себе подобных, пожиранием слабых, и еще не обращает внимания на деликатесы из двухногих, что старательно обходят сеть озер по хребту. Прямая дорога здесь, как и везде в мире, не может быть ни безопасной, ни самой быстрой.
Но рано или поздно все хребты обрываются, либо утопают в долинах верховых болот, тогда приходится чесать затылок, соображать, куда дальше. А еще, как выяснилось, путь может преградить и этакое существо.
- Свали с тропинки, урод! Тебе сказано!
Слухач разошлась не на шутку. Так и слюной скоро плеваться начнет. Наконец, озлилась и на Стрелка.
- Восьмой! Ты его долго рассматривать намерен? Сделай же что-нибудь!
Мандоноид - нечто мощное, непробиваемое, знакомое раньше только по картинкам, неловко переваливалось с лапы на лапу. И это неуклюже, беззлобное существо было облеплено маленькими мандоноидиками, словно чешуей.
- Давай же! Не разойтись нам! Этот детсад бродячий нам сейчас всю тропу осыплет!
- Я по детям не стреляю, - сказал Стрелок.
- А вон тому крайнему немного осталось, - по-иезуитски стала подбивать клинья Слухач. - Цвет у него другой. Это не альбинос, а болезнь. Мучается маленький... Кишечных паразитиков нахватался. И клизмочку ему никто не поставит - так и сгинет в мучениях. Неужто, не пожалеешь?
Стрелок пожалел. Вскинул машинку... Кожура неестественно светлого мандоноидика не выдержала, и он разлетелся красными брызгами, забрызгав соседей.
Холм на минуту задумался, посмотрел вниз склона, потом на Стрелка. Тот сунул машинку в кобуру и поощряюще повел дулом штуцера - давай, мол, не тормози!
Похоже, мандоноид огорченно вздохнул. Втянул голову поглубже, подобрал лапы. Мандоноидики, те что по бокам, встревожено заверещали, стали карабкаться повыше, пихая соседей. Туша мандоноида сперва медленно, потом все быстрее и быстрее заскользила вниз, он еще попытался глиссировать, распластался, но центр тяжести оказался слишком высоко, да тут еще по пути оказался торчащий обломок...
Еще много часов позже Стрелка преследовал укоризненный взгляд мандоноида, и то, как он зацепил боком торчащий осколок, сорвал со своей шкуры часть детенышей, потом напоролся на второй зубец, но тут его подбросило вверх, после чего эта многотонная громадина кувыркнулась в воздухе... Брызгами, черными каплями разлетелись по сторонам детеныши.
- Вот уж не думала, что когда-нибудь сподоблюсь увидеть летающих многоноидов! - едва не захлебнулась от восторга Слухач. - Рассказать кому - не поверят!
Показалось ли Стрелку, нет, что к тому месту, где, пробив в коре мусора черную дыру, упал панцырник, потянулись некие бледные нити?
Исчез, будто и не было его, оставив после себя лишь две борозды, начинающиеся от края тропы (когда пытался тормозить задними лапами), да темный широкий след на склоне.
- Ладно, хватит сопли жевать! Пошли!
Это Слухач сказала. Стрелок покосился.
Давно ли Слухача лихорадило, глаза на выкате, и она судорожно, раз за разом, давила на курок? В тот самый первый раз, когда Стрелок с девочкой-Лидером в четыре руки расстреляли Икса. Стрелок подошел сбоку, приподнял ей руку вверх, потом, мягко надавив, осторожно вынул машинку.
- А ты что думала? - сказал он, забирая машинку из оцепеневших пальцев. - Это тебе не по людям - люди они гладкие. И сердце у них одно...
- Вот здесь, кстати, предохранитель, по первому разу многие забывают, когда пугаются, - не выдержал, съязвил-таки.
Потом про предохранитель помнила. И на выводке с леггорнами помогла. По крайней мере, отвлекла часть на себя. Стрелок с Лидером же сделали всю работу. Лидер стреляла как автомат, не задумываясь. Но не так, как Стрелок, который по въевшейся привычке еще старался как можно меньше портить трофеи, а потом досадовал на то, что вынуждены были их бросить, и на себя досадовал, и почему-то на девочку-Лидера.
Хорошо, что машинки подвязал на шнурки - как знал, что некогда их будет совать в кобуры. Не зря и сидел столько времени спиливая мушки... Одну машинку таки потерял - Икс повредил, но по этому нельзя сказать, что фартук - неудачная конструкция, в иных случаях полезна, и кроме того, чего уж проще, схватить, дернуть из кобуры дополнительную машинку, вместо того, чтобы тратить время перезаряжаться. А мушки? Какой Стрелок при скоротечных контактах пользуется мушками?
Вспомнил, как тогда перепугался, что по пояснице потекло что-то теплое. Кровь? Осторожно расстегнул, снял ранец, взглянул на бледное, без кровинки лицо Лидера, тихонько вынул машинки из ее задеревеневших пальцев.
- Я описалась, - заявила Лидер...
Что ж, при первом боевом контакте с Иксом и с мужиками случается...
- И часто здесь всякие Мадоноиды шастают? - спросила Слухач.
- У Южных ворот редкость... На Западных недавно взяли одного. Как у нас будет, как там дальше - не знаю. Считается, что бить панцырника надо между пластин и только по прямой. Более желательно в упор, но как к нему приблизишься? Края растопырит, пластинами пошевелит - у него они одна за другую заходят - тут даже спецобувь, где в голенищах металлические полосы пропущены, не гарантирует, что ноги при тебе останутся. Красивый...
- Он все равно был не жилец, - примирительно сказала Слухач. - Среди его детенышей затесался иудский зверек.
- Не путаешь?
- Нет. Он мне сущность приоткрыл, когда понял, что... В общем, он бы оторвался и к нам прилип, будь у него чуточку больше времени. Наверное, наживую нервные связи рвал, когда...
- Хреново. Значит, либо на тропе выводок, либо... Калоши одеть и не снимать, голенища раскатать до самого не могу! - отдал распоряжение. - На землю не ляжем, пока... Долго не ляжем, - уточнил Стрелок. - Если придется, то и спать будем стоя, по очереди, друг дружку подпирая. Самое время Лекарю таблеточки раздать.
Хорошие таблеточки у Лекаря, кажется горы свернешь, скользишь над землей, постреливаешь... Только жмотится, редко дает.
Одну из машинок подвесил теперь по особому, как на болотах вешали армейские чистильщики - на груди, стволом вперед.
Переставил дальномер штуцера на максимально близкий, развернул носом к земле.
- Под ноги смотрите. Обыкновенно он уже близко. Постарается, чтобы вы сами его на руки взяли. Все что видим живое, уже не обходим, а отстреливаем. Даже симпатичное - особенно симпатичное.
Насчет 'отстреливать всем', не особо надеялся, подразумевал, что будет сам с Лидером.
Иудейского зверька обычно замечаешь, когда касаешься, а потом уже поздно. Срезать только с мясом. Беда только, что носитель не хочет и не видит особой беды. Стрелок содрогнулся. Самое мерзкое и жизнестойкое животное мира свалки: 'чинократиус пиявочный иудский'. Стадный зверек в какие-то периоды жизни и одиночка. В отличие от всех других видов, опасными признавались даже молочные детеныши. Хранение, даже в виде умерщвленных экземпляров, запрещалось. Никто не мог гарантировать, что он абсолютно мертв. Сдавленные мощным прессом, они восстанавливали свою форму, как резиновые. Разрезанные на куски, наращивали недостающие части. Еще и редко показывали свое истинное лицо, умели маскироваться под другие виды фауны. И только когда были уверены в своем превосходстве перед жертвой, тогда в последние минуты жизни, можно было увидеть, что они из себя представляют. А до того каждому могло предстать нечто очаровательное и каждому свое. Каким-то образом этот зверек умудрялся считывать вкусы и пожелания. Удивительно легко приспосабливался к различным индивидуальностям, постепенно подбирая к психике те ключики, которыми позволяют подчинить управлять и, в конце концов, завести туда, куда должно - в гнездо.
А до того незаметно высасывает жизненные соки организма, а тот, как правило, даже не отдает себе отчета, что это происходит, не связывает неожиданное ухудшение с этим симпатичным зверьком. В период миграции, либо захвата новых территорий, стараются быть полезными носителю, всячески стараются показать свою любовь и даже выступают некими защитниками. Трансформация же происходит, когда полностью овладевают ситуацией.
Сильно развитая стадность, интересы клана. При обилии пищи, вероятно, дает сигналы остальным. Не опасны друг другу пока пищи хватает. Далее уже выживают самые изворотливые. Иудский зверек обыкновенно долго жертву обхаживает, подготавливает ее. Соки сосут легонько, приучают, чтобы жертва привыкла и даже сама это просила. Но от крови и безопасности сразу же дуреют. Впрочем, и люди дуреют от крови и безопасности. И начинают паразитирование на себе подобных.
Псислияние страшнее физического. От него почти невозможно избавиться. Чем сложнее организм, тем дольше его обхаживают. Со зверьком иудским сладкая смерть - ее не осознаешь и убийцу своего почти любишь.
Восьмой почти два года ждал пока какой-нибудь Стрелок на Южных Воротах вляпается качественно. Кто же знал, что сам дядя и подставится? Не пришлось ему шагнуть на ступеньку. Так и ушел Восьмым стрелком. А на место его племянник. Обмыли, как положено, стопарик дяде отнесли - мумии его - напоили с рук, потом с канистры полили и зажгли.
Так что, к иудейским зверькам у Восьмого были личные претензии, и не брал он в расчет, что благодаря им оказался при деле, и чувства к ним испытывал далеко не двоякие.
Припомнился сейчас и тот Живец, что из отмороженых, вот кого оставлять в живых не следовало, но опять ушел, живуч. Злой мальчишка и по всему видно злопамятный, как тот же иудский зверек. Но что теперь-то, после всего...
СВАЛКА, ЗАПАДНЫЙ СЕКТОР
- Жгучий мусор! - обрадовался Стрелок. - Остаточная химия. Не полезут они на эту плешь. Ночуем здесь! За плешь не выходить. И внимательней ко всему. У той заразы мимикрия пошибче всякой, что вам только приходилось слышать. Не только внешнее, но и внутреннее умеет подделать, хоть режь, стонать будет и глазки невинные делать. А уж на психику давит поплотней предвыборной программы. Они кем угодно могут притворяться. Узнает, угадает по вашим глазам, по импульсам, что хотите, и скорректирует тельце. Вроде кукушат они. Сожгу любого, к кому прилипнет! Ей-ей, сожгу!
Расстелили прорезину. Дамы ушли за ширмочку - оправляться и решать какие-то свои непонятные бабьи дела.
Слухач скоро вышла, села посередке. Погрузилась в транс.
Вечерело. Зеленка манила уютом.
Что-то торчало на стебельках, то ли глаза подмаргивали, то ли множество мелких глоток зевало невпопад. Очень добродушно позевывало. И одновременно наглым веяло от этого сытого добродушия.
Стрелок не пошел посмотреть, полюбопытствовать. Опять, как давеча, размотается спираль, разбросает во все стороны свои жгучие сопли. Или что-нибудь в этом роде. Хотя Свалка постоянно открывалась новым, Восьмой от неумного любопытства уже излечился. Лучше сидеть на проплешине, следе давнего прижигания. Тоже, наверное, когда-то карантинный отстойник стоял.
Размотал повязку на руке. Краснота разошлась шире, уже от кисти и до плеча, но, когда надавливал, не болело. А там, где приложил тот злыдень писюкатый, что в зеленке сидел и под зеленку маскировался, ободранная полоса подсохла, но кожу будто стянуло, когда шевелил рукой неосторожно, глянцевая гладкая поверхность лопалась, и тут же выступала кровь. Появились и белые пятна омертвления.
Показал Лекарю.
- Нельзя, чтобы кровь - запах, притягивает всякое.
Лекарь посмотрел, покрутил, подумал и посоветовал:
- А ты не крути рукой.
Стрелок только скрипнул зубами
Лекарь остановил свой задумчивый взгляд на Желудке. Толстенький мужчина под его взглядом заежился.
- Временем не располагаем. Придется импровизировать. Кажется, десять минут тому обратно, я обоял где-то по левую сторону от тропы тухлятину. Биотухлятину, если мой нос меня не обманывает, - уточнил он. - Там должны быть такие маленькие симпатичные червячки - белые с черной головкой...
Лекарь с Мастером посовещались, спросили разрешения взять штуцер - Восьмой нехотя дал - ушли.
Восьмой задремал. Лихорадило. Проснулся, когда стали нацеплять маленьких белых червячков на руку. Пришлось ждать пока пройдутся по белым пятнам - выжрут мертвечину. Лекарь смазал.
- Через месячишко, другой, будешь как новенький! - похвалился он.
Урод!
Ну, характер, - изумлялся Восьмой. - Тащится на своих коротеньких кривых ножках - на чем, спрашивается, душа держится? Довольно потирает вечно влажные, пухлые розовые ладошки. Счастлив, когда ехидно-восторженным голосом может проорать пациенту на ухо:
- Ампутация! Ампутация! Да-да-с, батенька, именно так!
И уже далее с напевом, по слогам:
- Ам-пу-та-ция!
И не голосом лекаря, а голосом маленького счастливого человечка, который неожиданно обыграл в карты свою тещу и жену.
- Ампутация! Ампутация!
Будто заело старую надтреснутую пластинку на одном слове.
Лишь бы ему что-то отрезать и заново нарастить. Стрелок, с дуру, спросил про ласты от зубатки - можно ли приделать к человеку - теперь сам не рад. Вот он загорелся! Пока не осуществит, не успокоится.
Желудок сидел на корточках и скармливал огню кусочки пластика. Рожа копченая, глаза слезятся, на носу, то и дело, собирается здоровенная капля, которую смахивает тыльной стороной ладони. Дым ему явно мешает, а чтобы пересесть - либо ленится, либо ума не хватает. Хотя, кто его знает, может он еще и дымом питается?
Хорошая плешь - можно ночевать. Никогда не думал, что так будет радоваться вредным для здоровья местам, где вояки когда-то выжигали все химией и огнем. Вспомнил про озеро, которое было не обойти. И многочисленные шапки упругой пены - хоть валяйся на ней, а между вздутий, застывшее черное стекло, все в чешуйках. Сплошной скрип под ногами. Лекарь тогда сделал какие-то свои таинственные замеры и анализы. Потом объявил, что идти можно (в калошах естественно), а дневку устраивать, даже на резине, категорически не рекомендует. Никогда о таком большом прожиге не слышал. Еще бы! Лекарь сказал, что этому образованию лет сто, а то и двести. Лекарю насчет этого можно верить. А вот насчет срочной необходимости ампутации - нельзя!
Слухач провела сеанс и взялась за карту.
Карту смотрели, черт знает, в который раз, карта бестолковая - ничего не показывает, только общий масштаб и куски заштрихованы - все больше с краев. Раньше Стрелок думал, что Свалка круглая. А она вытянута и загибается. Город при ней малюсенькое черное пятнышко. Чистого места на карте во много-много раз больше, чем заштрихованного. Слухач говорила, что заштриховывать начали лет полтораста назад. Видно, что не особо торопились, обстоятельно к делу подходили. Стрелок попытался определить - если такими темпами и дальше пойдет, то сколько еще лет группам уродов эти штришки наносить, пока все не закрасят? Получалось, что не менее как пятьсот. Но ведь Свалка тоже растет? Это на Южных Воротах ее сейчас поверх кладут, а в остальных местах бока наращивают.
- Мы сейчас примерно здесь, - сказала Слухач.
Стрелок покосился - порядочно углубились.
- Влево не пойдем, там уже были, смотрели, последний сигнал с этого места, - показала крестик.
Крестиков на карте было порядочно. Следовало понимать, последние сигналы. Одна группа, Стрелок, обратил внимание, очень далеко дошла - вон, где крестик стоит. Совпадало с маршрутом того самого легендарного Сафари, в котором все сгинули. Стрелок о Сафари не понаслышке знал, самому пришлось хлебнуть. Вовремя сдернул. Пацаном был, но сообразил, что жареным пахнет.
- Велено проверить этот квадрат, тогда можно будет сразу заштриховать вот этот кусок.
- Нам надо Усадьбу найти, или побольше квадратов заштриховать? - спросил Восьмой.
Никто не ответил.
- Хорошо. Вот топаем мы, топаем. Хорошо топаем, тьфу-тьфу-тьфу, без потерь. Между прочим, - не выдержал, съязвил он, - еще парочка таких обширных гнезд, что давеча выжигал, и от штуцера полствола останется.
Стрелок сильно переживал за штуцер.
- Топаем - штрихуем. Топаем - штрихуем. Ты сигналы своим посылаешь, что еще квадратик могут закрасить. Те опять порадуются, выпьют за наше здоровье. Или не выпьют, уже устали удивляться, что мы еще живы. Топаем на радость себе... Но как мы узнаем, что притопали?
- Я услышу. Считается так, что Слухач должен услышать.
- Так услышишь или считается? Может, уже прошли по тому месту? И даже лагерь устраивали над Усадьбой?
- И что предлагаешь?
- Один раз живем. Пойдем по прямой, не зигзагами. В самый центр пойдем.
- Наши не разрешат!
- Каким образом? Придут, станут поперек и не пустят?
- Дальше к центру связь будет плохая - далеко. Промежуточного Слухача надо ставить.
- Вот сами пускай и ставят. Есть у нас с тобой еще один Слухач? Нет? Тогда, чего беспокоишься? Пойдем! Подальше от начальства, поближе к кухне. Можешь даже не сообщать ничего.
- А вот это нельзя, - строго сказала Слухач.
Стрелок еще раз притянул к себе карту.
- А ты случаем не в курсе - то самое Сафари, ну то, в котором все сгинули, на кой они на Свалку полезли? Да еще к центру? Не ваши ли маршрут подкорректировали? Вот смотри, он и на карте этой проложен и не по прямой от Западных Ворот к Северным, а дугой забирает к центру и где-то здесь обрывается. Ваши уроды всех подставили? Опять красную хату искали?
- Уроды те, кто иксов на живца ловит! - обозлилась Слухач.
Тут уже Восьмой разозлился. Вскипел, давно что ли со Слухачом не собачился?
- Да был я живцом на том Сафари! И меньше мне было, чем этой вот сикушке! И босиком, а не в галошах я оттуда выбирался, а хоть и машинка была, так палить я в отличие вот от нее не умел толком! Некому было научить! А ты хоть о правилах Сафари когда-нибудь слыхала? Думаешь, просто гоночки на драндулетиках бронированных для богатых снобов из Метрополии? А то, что на каждом этапе надо из фауны образец отловить, и все это в зачет идет? И живьем отловить! А в клетке живцы, которые и не знают, что они живцы до последнего! А как поймают, так клетку надо освободить! А живцов куда? Не в салон же!
Восьмой орал долго. За всю прошлую жизнь выговорился и часть будущей прихватил авансом. И если осталось ему той жизни немного, то в кредит. Бессрочный кредит.
- Уродство не от тела, не от навыков, а от мозгов! Так что, ваши уроды всем уродам уроды! Так им это и передай! В какое ухо тебе орать, чтобы услышали?
Слухач довольно легко увернулась. Стрелок потянулся за ней и почувствовал, что одна из его машинок, что в фартуке, вдруг уперлась дулом в живот.
- Не надо - сказал Мастер.
Как, откуда? Будто из ничего, из пустоты рядом возник. Мастер очень редко говорит, но всегда убедительно. Только как он вот так быстро?..
- Пошли!...
Слухач шла и морщилась
- Ругаются? - спросил Стрелок.
- Не то слово.
- А ты боялась, что слышно не будет.
- Так они хором ругаются, - пожаловалась Слухач. - В один голос! И если бы только они...
- А кто еще? - удивился Восьмой.
- Такое ощущение, будто сама Свалка тоже ругается и спорит, только слов не разобрать...
Передавалась, растекалась, разносилась неведомыми путями информация, что по Свалке идет Настоящий Стрелок - две головы у него и палит он во все, что движется со всех четырех рук. И тащит за собой свою пищу. Мелкая живность от таких новостей цепенела, крупная и наглая принимала вызов.
Глист-носокрыл высунулся из своей норы, чтобы испить, испробовать ходячего планктона, и благодарил судьбу, что не весь высунулся - из трех сердечек уберег одно. А с одним тяжело поддерживать все функции в столь сложном организме и едва хватит сил, чтобы закуклиться, когда придет время. Теперь сиди выращивай новые, но уже разнеслась весть о его беде, и собрались неподалеку ... имеющие виды на его нору.
Новости на Свалке разлетаются моментально. На то она и Свалка. Уже примерно знали маршрут Стрелка, если провести линию, то двигается он вместе со своей группой почти в центр, меж пятен жгучего мусора, двигается целеустремленно, не бежит, не скрывается...
Наперерез маршруту, решив попытать свою удачу, выполз старый лэкронотоп, но разминулся, не успел, сел на след, но уже не догнать. А тот, которому люди не дали названия (поскольку ни разу до той поры не встречались), на свою беду успел, разложился поперек пути пятном-засадой, но не хватило времени замаскироваться, так и остался он лежать бесформенно, и поднимался над ним соблазнительный парок, приманивая вечно голодную молодь ...
СВАЛКА, ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСТЬ, УСАДЬБА
К святилищу - усадьбе прорвались к концу второй недели, если считать с того момента, как решились идти в центр.
Прошли бы мимо, если б не Девочка. Пихнула ручкой в затылок - направила, и будто горячая волна прошла по Восьмому, когда остановился, проследил за направлением руки...
Очередная округлая лощина, утопающая в зелени. Может быть чуть глубже и пошире тех, которые проходили до сих пор. Обычно в них избегали спускаться, старались обойти поверху.
Мастера несли на носилках, сменяясь попарно. Мастер был плох. Лекарь не обещал, что выживет. Много чего было за две недели Был день, когда пришлось жечь штуцер почти непрерывно. Теперь от ствола оставался маленький огрызок - в кулаке спрячешь.
Первое, что показалось не таким - зелень. Непривычная зеленка, не такая. С завязями плодов. Спустились вниз, наткнулись на тропу, не набитую, и не как в городе, а уложенную пористым серым легким камнем. Тропа удивляла, как бы дышала под ногой, но и внушала чувство уверенности, надежности. Это надо же так потрудиться, чтобы каждый камень к камню подогнать.
Дом действительно оказался красным, но не таким большим и красивым, как грезилось Стрелку. Выбитые окно, заделанные кусками выгоревшего от света пластика. Зашли внутрь. Запустение. Подумать, сколько народа положили, чтобы прикончить всего одну легенду? Стоило напрягаться? Конец сказке о Красной Хате! Даже разжиться нечем, чтобы как-то компенсировать труды. Сначала кучей ходили - страшно, потом разбрелись по комнатам. Каждый сам по себе.
В одной зале, прямо посередке, тумба стояла, в пол вдавленная, на ней округлость. Сухой труп прилип ладонями. Восьмой смахнул его на пол. Что, трупов что ли не видал? Сдунул пыль с колпака - легко сошла, будто его дожидалась. Оказалось, нож под прекрасным прозрачным колпаком лежит в пазу.
Стрелка заинтересовал не столько нож (уж ножей-то он на своем веку повидал!), как изумительной прозрачности идеально округлый колпак над ним. Уже и думал-знал, под что его приспособить - путево пайку жрать из такой посуды - ни у кого такой нет! Попробовал снять - колпак словно прикипел. Поискал - что бы такого загнать под колпак, нажать...
Слухач подошла, посмотрела, что мучается, стукнула со всей дури по колпаку рукоятью от машинки. Прозрачное чудо рассыпалось в крошку.
- Хотел взять? Возьми! Тут много еще что есть...
Расстроился до слез. Что тут скажешь? Вот дура! Взял нож в руки. Рукоять сильно на тельце лахудры похожа, если крылья ей оторвать. Лезвие голубоватого оттенка с двумя серебристыми полосками до кончика. Глаз лахудры блестит вложенным зерном-камнем. Перевернул - вторая глазница пустая. Выпала? Стал смотреть по сторонам, под ноги - куда укатилась. Труп сухой перевернул, может под ним?
Нашел то, что меньше всего ожидал. Вторая блестючка в кости черепа... Или первая? В ноже вторая? А в черепе сидит, будто пальнули ему в башку кристаллом. Разом все вспомнил... Узнал. Прилизанный! Тот самый, с Сафари! Глаза вытаращил и стал покрываться потом. Девочка из корзины высунулась, свесилась на грудь, заглядывая Восьмому в глаза.
Лекарь подошел.
- Что, знакомого встретил?
Наклонился, рассеянно ковырнул ногтем - отошла блестючка, повисла на паутинках.
- Ну-ка, ну-ка... - сказал Лекарь, оттесняя Стрелка. - Интересно!
И спустя некоторое время уже глуше: - Очень интересно!
У Стрелка если и был свой интерес, хотел вставить эту блестючку во второй глаз той морды, что на рукояти ножа, то враз пропал. Не только понял, что не дадут, но и, если обнаружат вторую, и ее отнимут. Машинально прикрыл пальцем.
- Этот с Сафари, - сказал Восьмой. - Знаешь, - добавил он увлеченно, - а я его помню! Дополз-таки...
И задумался, стоит ли вспоминать про то и уже более позднее, когда... Решил, не стоит, не время.
Лекарь бегло взглянул на нож - ничего не заметил, отвернулся. Занимался кристалликом, или даже скорее паутинками, что тянулись от него. Оторвал череп и теперь вертел его так и этак, стараясь заглянуть внутрь.
Восьмой вздохнул, мысленно вынул эту блестючку-кристалик, которая тоже чуть не оказалась его, оборвал тонкие паутинки нервов, или что-то там еще чего-то. Сдунул, плюнул в ладонь, покатал, потом так же в мыслях своих примерил к глазнице на рукояти - надавил, вошел камешек точно в паз и щелкнул, закрепился, теперь не выпадет. И все это так явственно произошло, что удивился, почему стоит здесь, смотрит на Лекаря, и мучительно хотелось взглянуть на рукоять, что грел в ладони - появилась ли в ней вторая блестючка? Пощупал - вроде нет, пустая глазница. Надо же!
Не ради смысла, а что бы только что-нибудь сказать, в третий раз сказал подошедшему Хамелеону:
- Это Прилизанный! Из чистых!
- Метрополия?
- Да.
- Теперь скорее - высохший, чем прилизанный.
- И уж точно не из чистых! Пыльный! - встряла Слухач. - Знакомец?
- Знакомец! - подтвердил Восьмой и отчего-то почувствовал, что хочется потосковать - давно такого не было.
- Сафари?
- Сафари.
- Далеко ушел, - сказала Слухач.
- Да, далеко, - подтвердил Восьмой.
- А замочили бедолагу кристаллом, что ли? Вот прямо сюда прямо, - ткнула пальцем в собственный висок, - Чудаки здесь жили, ей-ей!
Лекарь же на этот неумный треп заявил, что непохож он на убитого, скорее всего, сам умер. Самое странное даже не то, что без одежды оказался, а то что тело не сожрали. И вообще дом странный, живность его избегает. А умер скорее от истощения, либо инфекции какой, либо сердечный приступ, Но может даже мозговой 'скрут'. Вопрос, а стоит ли оно того, чтобы возиться?
- Наверно нет, - сказал Восьмой.
- Ну и ладно.
Стали обустраиваться. Установили переносной дисцитилятор, а к нему допнабор - простейший прибор по выжиманию хвощей - два совмещенных валика, рукоять и посудину.
Хамелеон тут же уселась, поставив между ног тазик, зажав ступнями и коленями щечки валиков, пропускала меж ними зеленые стебли хвощей, выдавливая горьковатый сок для дальнейшей перегонки. Крутила рукоять...
- Хочешь? - спросила без уточнения, видя, что смотрит между ног. - Свежая!
- Хочу! - честно сказал Восьмой, но ближе подойти не решился.
Пошел, помог занести Мастера, пока тот не очухался. Очухается - опять будет на Восьмого зверем смотреть... Лунатик подле дежурит, смотрит, чтобы сны видел здоровые, говорит, заживлению помогает.
Лекарь со своим прибором опять все углы обошел, и опять бурчал что-то себе под нос. Восьмой прислушался, только одно выговаривает:
- Непонятно, непонятно...
Потом:
- Хм-м... Хм-м...
И опять:
- Непонятно, непонятно...
Переклинило Лекаря. Или прибор переклинило. Взгляд у него, у Лекаря, такой же, задвинутый куда-то и наглухо там застрявший. Заклинутый, короче. Тут, наконец, Слухач на него со всякими словами накинулась (некоторые даже водиле-золотарю не к лицу) и Лекаря на внятное выдавила. Рассказал, что получается такое, какого быть не должно. На территории Усадьбы ни одного биобъекта нет, даже самых мелких, от которых чешутся, а вот такого вовсе быть не может!
Чудной! Разве плохо от такого?
- Сломалась игрушка Мастера? - высказал предположение Восьмой и невольно почесался.
- Да нет, в том-то и дело, что не сломалась! Если подальше отойти, прямо заклинивает, сколько живности, словно сама Свалка живая! Потому, когда сюда шли, от этого прибора толку было мало. И не говорил никому, чтобы не пугать лишний раз, только сам пугался, когда включал - активная биомасса, пассивная биомасса, но везде биомасса, по курсу, справа, слева и снизу - там ее особо много. А здесь словно стерильно, Усадьба в кругу этой стерильности, будто какой-то излучатель внутри дома, сдерживает все.
Пока озадачивались, Восьмой свою блестючку (которая один в один на ту похожа, что в черепушке у Высохшего была) замазал, чтобы не отсвечивала - ведь отнимут! И нож тоже повесил тем местом к себе. Про себя думал насчет того, что Лекарь сказал - ничего себе стерильно! Пылищи-то сколько! Хамелеон со Слухачем неделю не управятся выгребать! Сюда бы побольше баб надо - порядок наводить... А потом подумал - не надо побольше, и эти скандальные.
Лекарь опять сказал про излучение. Стали излучатель искать... Восьмой надеялся, что не для того, чтобы выключить. Излучатель не нашли, но нашли много интересного. Во-первых, все-таки книги. Лунатику показалось странным, что внутренние стены слишком толстые - толще внешних, вскрыли одну - книги сверху донизу уложены...
Восьмой никогда столько книг не видел, сразу же взял одну в руки, открыл твердую обложку. Показалось ли, что взгляд на мгновение ухватил завлекательную картинку и даже буквы? Но тут рассыпалось в руках пылью, словно поразила какая-то книжная чумка, и даже сама корка стала трескаться, разваливаясь на кусочки. Осторожно отряхнул руки, опасаясь вдохнуть серое облачко - а ну как от него и внутри тебя все так же рассыплется, и сам ты начнешь трескаться, как эта книга?
- Не трогать! - проорал Лекарь. - Ничего не трогать! Попробую что-нибудь делать. Только потом! - добавил он и посмотрел на носилки. - Тут текучки не расхлебать.
Стену, по указаниям Лекаря, опять заделали. Восьмой, между делом, высказался - кто и чем в этом доме должен заниматься. Слухач с Хамелеоном сразу же возмутились. Орать принялись. Восьмой на это ответил, что есть работы женские, и есть работы мужские. Хотел еще добавить, что будь те, кто женщины, да и всякие другие хоть трижды уродами, а природы не изменишь... но не рискнул. Опять терпеливо выждал, пока наорутся. И вкрадчиво поинтересовался, что жрать собираются, если он, Восьмой, их свежатиной не обеспечит? (Это с Лидером, понятно. Себя без дополнительной пары машинок над головой он уже чем-то цельным не ощущал.) Заглохли, задумались. У кого-то уже и в животе заурчало. Желудок смотрел преданно - как надо. Сухая пайка всем давно приелась.
Тут, весьма кстати, Мастер ненадолго очухался - подтвердил своим словом. Еще велел, как начнут уборку наводить, весь металл, который найдут, в одно место складывать.
Приступили. Понятно, вся мебель - трухля, хоть бы даже и не из хвощей переплетена, а из древнего дерева, но все это прямо-таки выгребать пришлось наружу, рассыпалось все под руками. Выносить пришлось Лунатику с хныкающим Желудком - это по категорическому требованию Слухача и Хамелеона, проснулось, вдруг, в них что-то занудливо-хозяйское. Хорошо хоть, Лидер к этому делу не присобачилась по бабьим инстинктам. Три бабы в доме (пусть даже и Усадьбы!) было бы явный перебор.
Чиха было от этой трухли немерено, даже Желудок расчихался так, что взгляд на какое-то время стал не только голодный, но и к другим вещам осмысленный. Вот трухле находили всякие хитрые железки. Восьмой в ту отдельную комнату, что отвели, потом заглянул, удивлялся. Одни, должно быть, ее, эту мебель, скрепляли, другие, не иначе как, стояли на полках, и только потом рассыпались на свои составные. Порядком было и всяких затейливых. Восьмой так и не понял - от чего? Но если есть возможность разобраться, Мастер разберется. Восьмой даже пару штук нашел похожих на машинки. Во всяком случае, ствол точно есть. Эти отдельно отложил. Еще покореженная супная тарелка попалась, на которой выбито: 'победителю каких-то соревнований' - в общем фига поймешь, что это слово означает. Лекарь тоже прочел, переиначил по-своему, но тоже непонятно...
Восьмой ходил с Лидером глушить панцирников. Пулей не взять, но попадешь - глушится, цепенет. Удобно - цел, не разбрызгался, и уже не убежит, не зароется. Оказывается панцирника лопать - вполне, и даже вкусно. Готовить тоже просто, перевернул вверх лапами, закрепил, чтобы не дергался - снизу костерок. Сухие хвощи аккуратно подкладывай до полной его готовности, потом, как сготовится, дергай его за все лапы разом, сам отстанет от панциря - переворачивай и лопай. А панцирь вроде посудины остается. только куда столько посуды? Уже столько сожрали - волонтерский полк можно обеспечить касками на голову. Восьмой пока их в один угол складывает, может, Мастер потом что-нибудь придумает, применит. Сейчас Мастер ест едва ли не больше Желудка - ему это надо. Еще какое-то вещество надо, которого в панцырниках почти нет, а что бы Восьмой не приносил (даже червей), Мастеру не подходит. Оттого мясо на нем нарастает не быстро, только за счет каких-то внутренних резервов...
СЛУХАЧ
- Ну и что? - спросил как-то Восьмой.
Слухач не стала переспрашивать, сразу поняла, о чем он.
- Понимаешь, - смущенно сказала Слухач, - вообще-то до нас сюда ни одна группа не доходила. А если и доходила, то обратно не возвращалась.
И скажи на кой хрен сюда гнали? Ломались. За коим бесом? Почему все были уверены, что сразу все станет ясно. Библиотека? Лидеру, который не умеет читать? Стрелок уже просмотрел несколько книг - Лекарь вылечил - картинок было мало, а некоторые и вовсе без картинок. Дешевка! Городская библиотека много лучше - нажал кнопочку - картинка, еще и крути ее как хочешь...
- Главное - дошли! Ведь дошли же! Мы первые! Сколько групп пыталось!
- У них не было штуцера! - самодовольно сказал Стрелок.
'У них не было штуцера и Стрелка, - подумала Слухач. - Восьмого...'
А потом - кто это определил, что 'гнездо' должно составлять именно семь? Времена меняются. Восемь ничуть не худшее число. Восьмерка, если ее повалить на бок, превращается в символ бесконечности. Над этим стоит поразмышлять на досуге. И никто теперь уже не сможет отмахнуться от факта, что к святилищу они прорвались, пробились ввосьмером. Может потому и подпустило Святилище, что Восемь их, а не Семь? Слухач даже поразилась гениальной простоте этой мысли. И встревожено оглянулась по сторонам, не уловил ли кто? Такими мыслями не бросаются. Такие мысли надо беречь, чтобы вовремя ударить... Именно так - в нужное время в нужном месте!
А если больше собрать? Больше, чем Восемь? Объединить несколько групп? Кто они? А кто мы?
Лунатик наполовину живет в своем иллюзорном мире. Каким он представляет себя в нем? Что его окружает?
Мастер - это... мастер. С ним надо поосторожней. Подбрасывать сложные задачки, чтобы все время был занят, чтобы не пытался анализировать. Но Мастер пока вне игры. И неизвестно еще - выкарабкается ли...
Хамелеон - мастер в том, что касается себя, в остальном сущий младенец, ее можно направлять. Слаба на передок, как все Хамелеоны. Но Стрелка она шишь получит! - с внезапной злостью подумала Слухач. - В конце-концов, можно обойтись и без Хамелеонов.
Желудок - младенец всегда и прожорливость его младенческая, фанатичное стремление попробовать все, до чего только может дотянуться. Связать ему руки-ноги, и временно нет проблем.
Лекарь - фанат сложных случаев. Простые случаи ему не интересны. Иногда кажется, что он нарочно пытается запустить простое заражение, чтобы смоделировать сложное. Пообещать ему ситуации, которые на грани и за пределом его возможностей... можно вести, как на цепочке.
Времена меняются. Лунатики сядут играть друг против друга в карты...
Желудок поведет второго Желудка показывать, угощать своими запасами...
Но Лидер должен быть один. А теперь и приближенные к нему - Левая и Правая рука.
Стрелок, который теперь не только Стрелок, не только Восьмой, а нечто большее, и Слухач, который много более, чем простой Слухач. Кем станет при них маленький Лидер еще неизвестно. Раньше Лидер давал задания. Теперь заданию даются ему. Славные времена настали!
Стрелок, правда, пока еще не знает - кто он. Рано ему это понимать. Пусть знание придет постепенно, само.
- Если получится - двинем на город! - размечталась вслух Слухач. - Объединим все группы. Перевешаем всех уродов! Чтобы на каждом столбу...
И осеклась, глядя на Стрелка. Сказала тихо:
- Теперь у нас есть дом.
- Да, теперь у вас есть дом, - согласился Восьмой.
Когда возвращались, Слухач заметила чуточку напряженно:
- Я с тобой далеко уходила.
- И что?
- И ничего! Совсем ничего. Здесь или местность такая - общий фон, защита для всех, либо другое...
- О чем ты?
- То, что теперь могу автономно существовать, без группы. И, возможно, другие тоже...
'Но пока они об этом не знают!' - подумала Слухач, но вслух произнесла иное:
- Мне надо подумать. Мне опять надо подумать...
И вдруг спросила:
- Хамелеон с тобой далеко ходила?
- До той зелени! - не подумав, брякнул Стрелок, за что тут же получил по физиономии. Погладил щеку тыльной стороной кисти и мрачно подумал: Надо же, повадились, что та, что эта! Цикл у них, что ли такой?..
Интересно, - подумал Восьмой, - Если с повинной приду, каторга мне будет или воскресное гриль-кострище у мэрии? И еще с усмешкой подумал, что, если каторга, то жди, и туда слухач заявится, чтобы всю эту каторгу ему испортить.. если уж прицепится к тебе женщина - настрой твой ломать, то с живого не слезет. И сам себе сказал, но не в слух: - Что же, Восьмой, ну, зашел ты едва ли не в центр Свалки, а что дальше? Зайти - зашел, а попробуй теперь выйди!
- Машинки отняли...
- Незачем тебе в этом доме машинки!
'Нужен мне этот ваш дом!' - громко подумал Восьмой, но ничего не сказал. Даже тихо не сказал.
- Пороха тоже нет! Придет время машинок, а пороха нет.
- И что?
- Ты как-то говорила, что Желудка можно посадить порох вырабатывать!
- Теперь нельзя. Желудок занят.
Все заняты. Заглядывал - Мастер лежит бледный как ... и тоже что-то советует. Желудок с отсутствующим взглядом - вскрытой черепной коробкой и видно, как пульсирует мозг.
- Тебе сюда нельзя.
- Почему?
- Ты - грязный.
На себя бы посмотрели, - обиженно подумал Стрелок. У Лекаря так даже руки по локоть в крови. И в который раз удивляется: - До чего же интересно - и откуда в голове столько крови? Вроде места нет - кость и мозги. Наверное, у Желудка что-то не то с мозгами. То-то в последний раз на Восьмого таким иксом смотрел! А он-то, Восьмой, тут причем? Это все ваши уродские дела...
Уже несколько раз такое видел - Слухач к чему-то прислушивается, только как-то не так, голову теперь на другое плечо кладет.
- Что слушаешь?
Раньше тоже спрашивал, и даже не раз, но отмахивалась, и вид растерянный-растерянный... А сейчас взяла и призналась.
- Есть связь, только странная - будто слухач где-то совсем рядом или очень-очень мощный - но про таких не слыхала. Разве что, в легендах? Говорит настойчиво, линию связи удерживает самостоятельно, а что говорит - ничего не понять - будто слова наоборот выговариваются или скорость другая.
- На той, на другой стороне Свалки, случайно ваших нет? - спросил Стрелок.
- Что я направление определить не могу? - обиделась Слухач.
Восьмой почесал затылок и сказал, что видел таких в Желтой провинции, которые вовсе на человеческом языке не разговаривают - кудахчут что-то свое - даже языком назвать нельзя, может это?
Слухач же в ответ ему свое непонятное - едва ли не лахудровую мысль, что ей все равно каким языком произнесено, потому как направленные мысли от всех одинаковые, одного цвета, каким бы языком не было произнесено - желтым, черным или полосатым, а услышит в своем спектре, потому как слышат друг друга не тем, чем слышит ухо.
- А чем? - удивился Восьмой.
И Слухач приложила руку к месту, где у Восьмого было бы сердце, а у нее, у Слухача, нечто другое - очень соблазнительное. Тут Восьмой подумал - интересно, что бы она услышала, когда ее ребенок сосет? И чуточку зарделся.
Было подобное уже. Хотя про 'это' тогда спрашивал, а только разоткровенничался - рассказал, что ребенка хотел себе сделать когда-нибудь, когда статус выработает.
- Так в чем дело? - удивилась Слухач. - Делай сейчас!
- Прямо сейчас? - растерянно спросил тогда Восьмой.
- Сейчас.
- С тобой?
- Со мной!
- Я, вообще-то, человечьего хотел, - смущенно сказал Восьмой. - Не уродского...
Разнимать их пришлось Лекарю, ему же и ссадины заделывать, ухо Восьмому подшивать - шесть швов наложил.
'И чего такого сказал, чтобы так на человека бросаться?' - думал Восьмой.
Потом сообразил, что ей, должно быть, не столько ребенка хочется, как сам процесс нравится. Есть такие на это дело подсевшие. Но Восьмой ко всему этому подходил ответственно, совсем по другому - ему главное внутренний заряд накопить и применить к делу. А если получится, что в пустое сработал, зачем это надо? Нелепость одна... Нет ничего хуже, если ребенок уродским получится. И как только не понимает - какой это риск? Что который год Восьмой терпит, в себе то самое копит, из чего дети получаются. Аж звенит иногда, но терпит!
Другое стал прикидывать - убьют его теперь, когда он не нужен, или не убьют? С одной стороны - вроде бы действительно уже не нужен - довел. А с другой - кто выводить будет? Есть и третья сторона, которая Восьмому вовсе не нравилась: очень похоже, что собирались обосноваться здесь надолго. Кем им при этом случае приходится Восьмой, на какой собственно срок - непонятно.
Из всех больше всего боялся Мастера, но Мастер сейчас раненый, и, хоть урод он конченый (на иные его поделки - то, что с собой делает - глянуть страшно!) непохоже, что скоро оклемается.
Мастер все еще лежит. Конечности свои кверху держит. Руки, ноги себе наращивает и лицо. Зрелище крайне неаппетитное. Лицо у него тоже пострадало, когда кислотный червь под ним лопнул. Вообще-то кисти рук-ног сохранились, только совсем без мяса. Он на них отстоял, на своих четырех точках, пока способ нашли его оттуда выдернуть. восьмой представить не мог, какие боли тут надо перетерпеть, и сейчас видно не сладко. сильный характер у Мастера. Другой бы куляться стал и пропал, другой бы покрепче выбраться бы попытался самостоятельно и тоже пропал бы. Впрочем, тут любому, кроме Мастера, каюк, попробуй такое нарастить... Еще теперь и Желудок этот.
Спрашивал Лекаря насчет их занятий.
- Зачем?
- Узнаем больше.
- Желудок узнает?
- Да, - согласился Лекарь. - Желудок узнает.
- И расскажет?
- А как же иначе? - удивился Лекарь.
- А если не расскажет? Что-то себе оставит?
'Действительно, - думал Восьмой, имеющий привычку все примерять на себя. - Чем Желудку быть благодарным? Тому, что на нем все проверяют? Все свои уродские выдумки?'
Словно тень прошла по обычно жизнерадостному лицу Лекаря.
- Поймем, - сказал Лекарь. - На нем все нарисовано. Как на тебе!
Тут уже Восьмой заволновался - как, если правда? Считывают они с него то, что думает! Ладно, если он о Лекаре и Лунатике мало что думает, да и Желудке тоже, Мастера попросту боится до судорог, а вот то, что у него о Слухаче и Хамелеоне иногда проскальзывает... Ой! И как бы эти мысли... Ведь за такие мысли придет им в голову скормить Восьмого Желудку, чтобы, например, проверить, передадутся ли ему его, Восьмого, стрелковские навыки? С них станет! И опять испугался - как, если эту мысль тоже прочли? получается - сам предложил?!
- Не потей! - сказал Лекарь. - И так жарко!..
Сейчас у Слухача поинтересовался - получилось что-нибудь с Желудком или нет?
- Пока только с иксами получается, - сказала Слухач. - Как ты думаешь, сколько Иксов на Свалке может быть?
- Зачем? - спросил Восьмой.
- Что?
- Зачем вам Иксы?
- Если Икс не такая уж и большая редкость, как ты говоришь, если Желудок с ними управится, а пока он управляется и уже несколькими разом. Если их все- разом направить на город, на мэрию, казармы, ... и еще кое-куда...
Восьмой онемел - смотрел вытаращив глаза. А Слухач продолжала увлеченно:
- Можно попробовать выращивать. Не знаешь, как они - быстро растут?
На город?!! Выращивать Иксов?! А там чем кормить думаете? Да, хотя бы и здесь чем кормить?! Но не спросил, поскольку побоялся ответа еще более страшного... Уроды!!!
- Помнишь, ты мне рассказывал про начальника, который собирает чучела? - искушала она. - Разве не заманчиво привести ему в дом Икса? Он просил чучело, а ты ему - живого! Пусть сам набивает!
И захихикала. Тут даже Восьмой, в каком дурном настроении не находился, тоже улыбнулся, представив себе это зрелище... Но потом отрезвел. Там ведь не один господин начальник. А здесь он - один Восьмой Стрелок и Иксов вокруг пытаются вырастить...
Лекарь лечил Мастера и книги лечил по одной. Лунатик их проглядывал, и взгляд у него был совсем никакой - смотрит вокруг себя и не видит, вернее, понятно, что видит что-то другое, то, что сейчас внутри книги. Хотелось бы Восьмому разок его глазами увидеть книжное - такое ли оно, как сам себе представляет? муниципальную библиотеку вспомнил... Там картинки завлекательные, Хамелеон завлекательная, как картинка, несколько раз ее видел такой, что... Здесь еще одно неудобство - Лидер. Никак не отвязаться, капризов много, все время хочет в корзине сидеть, а Восьмой вроде бы должен ее носить. Остальные уроды смотрят сурово, приходится носить по дому, иначе не засыпает. Взял книгу - поскучать под текст, отняли.
- Книги - Лидеру! - сказал Лекарь.
- Ваш Лидер читать не умеет, а я умею!
- Вот и научишь!
- Как так? - возмутился Стрелок. - Стрелять - учи! Читать - тоже я учи?!
- А кто? Все заняты! Все при деле!
Действительно, все вроде бы заняты. Лунатик - лунатит. Правда непонятно что, но попробуй встрянь между ним и его "луной". Слухач - слушает. Тоже непонятно что. Того, кто задом наперед разговаривает? Лекарь Желудка на очередной свой эксперимент. Опять связанный, и в мозгу ковыряется - блестючку вживляет. Мастер рядом лежит, помочь не может, но свое советует.
Заглядывал, любопытствовал. Стараясь не смотреть на красные - тонкой кожей обтянутые кисти рук Мастера, гладкие, будто обварили в кипятке. Кисти Мастер себе нарастил разные - одну мощную, вторую (должно быть, за счет первой) - тонкую, с пальцами такими подвижными, что Восьмой долго не мог пересчитать - шесть там пальцев или больше. Шесть - считается в пределах нормы. Шесть можно. Пять тоже можно. А если больше шести или меньше пяти, значит - урод. Добро пожаловать на проверку! Если конечно потерял, то шрам найдут, а вот если такой уродился или специальные улучшения на какой-то фиг внес... Побеседуют вдумчиво. Восьмой подумал, что Мастер специально в пределах нормы решил себя оставить, потому, что в Город еще мыслит наведаться, не отрезал себя напрочь от цивилизации. Хотя... Если бы понадобились сейчас Мастеру больше пальцев, он бы семь вырастил или даже восемь, а перед самым городом, не моргнув, лишние себе срезал, а шрам загладил - он умеет. Срезал бы не поморщился, Мастер словно железный внутри себя. И Мастер на Восьмого сердитый.
- Все при деле!
- А Хамелеон чем занятая? - удивился Стрелок.
- Как чем? - удивился Мастер. - Тобой!
Восьмой закатил глаза и подумал - упадет он в обморок или нет? Про Хамелеона недавно узнал страшное... То, что раньше это было "ОН", и только совсем недавно "она" стало! Вот урод из уродов! - без устали отплевывался Восьмой. - Это ж надо же так себя изуродовать!
Теперь Восьмой часто подумывал о том, чтобы уйти, но уверенности, что дойдет до края Свалки не было никакой. Даже если со штуцером. Сколько от того штуцера осталось? Всего ничего - тот отросток вместо дула, приличным никак назвать нельзя. На одних машинках, если удастся их вернуть, паля хоть во все четыре руки, далеко не уйдешь - рано или поздно попадется что-нибудь не по калибру или хватит какая-нибудь бродячая кусачая инфекция тебя за то место, где нет глаз... Еще смущало - а что собственно ждет его в городе? Хорошо бы, был за это время какой-нибудь переворот, как в старое доброе время молодости восьмого, когда мэров вешали едва ли не каждый год. Но сейчас времена устаканились, и Метрополия следила за этим строго, без ее одобрения и Теневой из тени не выйдет. Опять же, при смене мэра остается Теневой, а это бессрочная неприятность - надо же было так подставиться! Начальник Стражи - подлюка! - интересно, знал он или не знал? а если знал, то что с этого поимел кроме Восьмого, чтобы так рискнуть? Ведь, сам же прошел по жердочке, станцевал на ней свою партию, но тишком, а под публику его выпихнул, Восьмого...
И даже, если будет какая амнистия, после того, как вернешься, сидеть неизвестно сколько на карантине?
Можно еще кое-что. Можно наняться в дикие бригады копателей - копать антик на Древней свалке, но там смертность вовсе неприличная. Туда только по причине полного отчаянья. Там же и бессрочная каторга работает, хотя каждому срок получается разный - но все равно всем бессрочная, до собственного никто не выживает. Что копают? Черный Свалочный знает что! Что выкапывают, тут же на месте в ящики пакуют и отправляют в Метрополию. Второй Стрелок как-то (по пьяному делу) брякнул - будто та Свалка старше самой Метрополии, вот она за все это и трясется. А потом сам трясся - проговорится ли Восьмой, не настучит ли? Восьмой же тогда сделал вид, что не помнит ничего, и Второй постепенно успокоился...
То самое Пропавшее Сафари и, подумать страшно, на какой технике пробивалось - ну, и где теперь это Сафари? Кроме Черного Свалочного, пожалуй, один Высохший это знает, но его вместе со всей трухлей вынесли - вон куча! Иди - спрашивай! Мастеру бы те машины посмотреть... Рассказать, что ли, когда сюда шли, два раза старый след пересекли и не так далеко? Может, перестанет тогда сердиться за того кислотного червя? Восьмой же не нарочно его подставил...Он таких наверняка не видел, да и никто в Городе не видел, кроме него, Восьмого, и Большого Ника, который тогда звался - Длинным и вовсе не Ником, а просто Длинным, без всяких затей, и был он на одной этих машин смотрителем шестого колеса (по левому борту), а Восьмой (тогда не Восьмой, а голыш по прозвищу, которое не хотел вспоминать) лучшим живцом машины номер девять. Не самая большая из машин, но лидировала, пока он не вмешался - бесстатусник, голыш. Он и Свалка. Всякие были, были и такие, в которых до сотни обслуживающего персонала, не считая господ метропольских - 'небесных', а все равно получилось, что против Свалки они что букашки! Слизнула их Свалка, и нет их. Ищи - свищи!..
Только рожденный без лицензии знает - что такое дойти до 'возраста статуса'. Момента, когда чиновник впервые внимательно посмотрит в твои глаза, всего на мгновение, потом смущенно отвернется, будто увидел то, что ему видеть не положено. Окинет взглядом шрамы на теле...
-Тахометр не врет - превышение возраста цикла.
- Я бы дал меньше.
Пожимает плечами.
- Теперь наберет и массу... Начало положено.
Выжить, получить первый в своей жизни статус, быть внесенным в городской регистр, чтобы подкожная инъекция с данными, еще едва ли не девственно чистыми - только первичное имя, городской регистр и номер личного дела, совпадающий с кодом, еще дублирующая штрихнакладка, которую можно срезать только с кожей, но никогда не уничтожишь полностью - данные в глубине тебя, не скроешь - кто ты и что ты. Пусть появится потом устоявшаяся привычка менять имена после каждого дела, когда должен был бы умереть, но не умер, но первое имя - номер статуса. Именно с этого момента жизнь начинается как с листа - для всякой власти. Преступления - были не были - но раз не попался, не утилизировали, теперь списаны.
А то что... в общем-то, правильно. Под небом Свалки все равны.
7. 'Пропавшее Сафари'
ИКСЫ
'Хочу домой!' - в который раз тоскливо вернулся Восьмой к своей, ставшей уже привычной, мысли, но понимал, что ничего для этого сделать не может. Надежда была на машину, но и отсюда было видно - машина не в порядке, зарылась на треть. Да и попробуй подберись к ней! Сюда уже приходили, смотрели издали. Первый раз только он, Восьмой с Лидером (тогда им большого разгона в усадьбе устроили, как вернулись), а теперь еще и с Мастером.
- Смотри! - сказал Восьмой, присев на четвереньки (в полный рост на этом пригорке светиться опасался - ему видно, но его видно!) - Внимательно смотри!
Лидер тоже привстала в свое корзине, Восьмой привычно встряхнул - чтобы не высовывалась.
- Видишь, как неудачно застряли? Вон те проплешинки - гнезда кислотника, там их сейчас немерено - выводки, самый сезон сейчас. А начнут расползаться - еще хуже... Обычно мелочь далеко не уползает, здесь же устраиваться начнет - они создания по своей молодости коллективные. Ваши иксы хваленые с ними связываться не станут, как не пихай - не их это пища. Понимаешь? Штуцером можно было бы выжечь, но там заряда всего ничего, поберечь надо. Только тех бы, что поближе к машине, прижечь, и ладно. Теперь смотри влево - что видишь?
- Бугор.
- Это не бугор - это 'фиг те что' в спячке. Даже я не знаю - что. Может, и сам Черный Свалочный! - решил попугать Восьмой, но почувствовал, что сам начинает пугаться, скомкал: - С этого места что угодно станет - нехорошее место. Думаю, то, что в этом бугре, когда-то неплохо здесь подкормилось, вот и возвращается постоянно. Память желудочная, она самая крепкая. И справа тоже... Слишком много живности для одного места. На иксов рассчитываете? Не враги же они себе, не смертники...
- Если Желудка на машине разместить, будут они его защищать?
- От кого? От нас? - резонно спросил Восьмой. - Бесшумно сюда не подойти, а потом, если и подойдешь... Сам понимаешь, стоит завести эту колымагу, сразу почву начнет трясти. Тут такое начнется! Мелочь, может, на время и распугаем, а не мелочь и все голодное сразу же сюда начнет стягиваться. Как ты думаешь, почему то Сафари сгинуло? Одна из причин в том, что, когда останавливались, движки свои не глушили, а даже когда и глушили, сами шумели. Слишком много народа в одном месте было, чтобы выжить на Свалке. Каждому рот не заклеишь и в войлочные туфли не обуешь...
И задумчиво посмотрел на Мастера.
- Что за туфли? - спросил Мастер.
- Этими местами можно пройти 'под червя'. Например, если дорожку перед собой стелить толстую и широкую - по ней осторожно идти или ползти, тогда тех звуков, что под шаги вниз не будет, а если и будет звук, то будто огромный червяк ползет по поверхности. Нет на Свалке таких дурных, чтобы под это свой нос высовывать и разглядывать - затаятся. Только вот всякая дорожка кончается. Попробуй ее опять с заднего конца скатать и развернуть - тут тебе и Черный Свалочный!
- Валики! - сказал Мастер. - Валики, такие же, как и те, между которых хвощи отжимают. Один спереди, другой сзади. Дорожка сверху, дорожка снизу, мы посередине... Возвращаемся!
- Опять к иксам? - нехотя спросил Восьмой.
Уже сколько времени прошло, а никак не мог привыкнуть. А уж если первый раз вспомнить!..
После того, как Желудку блестючку вживили, как окончательно очухался, стал задумчив. Думающий Желудок зрелище неприятное, раздражающее. то ли дело - хныкающий, жалующийся, в вечном своем поиске - чего бы съесть... Восьмой раз увидел, как Желудок сам себя бьет в свой надутый живот - закисел шевелит, и понял, что тот пытается обходиться самостоятельно. Подумал, интересно, знают ли об этом другие?
За общим столом, вдруг, разговоры начались про одно и то же - про иксов. Все Восьмого расспрашивали. Он, конечно порассказал страстей, не спрашивая - зачем? А когда кто-то проронил, что хавки надо теперь побольше заготавливать, еще и на иксиков, подумал, что так шутят неумно - по-уродски, почти не заметил тот разговор. И в тот же вечер столкнулся...
Восьмой как увидел иксика, так сразу и облевался. Все, что вкусного и невкусного зашло перед этим, все разом и вышло, фонтаном выплеснулось. А иксик к его блевотине подбежал и давай ее хватать - урод! Прямо у ног! Тут Восьмой понял, что от этого зрелища у него вот-вот, прямо сейчас низом кишечник развяжется... И куда, спрашивается, после этого иксик полезет? Что распарывать возьмется - лишь бы добраться?
У Икса - каждая конечность - бритва с трубкой - чтобы врезаться (хоть бы в саму кость) вскрывать пошире и высасывать... И глаза еще под всем этим - неморгающие. Во всяком случае, Восьмому хотелось думать, что это глаза, а не что-нибудь иное. Но у икса, не берись, Свалкой запросто может такое отчудиться, что семенники это, а не глаза, еще такие надутые, что возьмут сейчас и лопнут, и полезут оттуда на жратву совсем малюсенькие иксики...
Восьмой сделал шажок назад - очень короткий и еще один шаг - длинный и плавный, и совсем большой, чувствуя, как нога проваливается в пустоту, и он падает...
- Говорила же - надо пол отремонтировать! - сказала Слухач.
Восьмой поднял голову - затылок ныл, но в глазах уже даже не троилось - четверилось! Потом разобрал - кто над ним стоит - Слухач, Хамелеон, Желудок и даже у иксика этого рожа озадаченная (если это рожа, конечно, а не обратная ее сторона).
- Чего дергаешься? - спросила сердито Слухач. - Это же совсем малыш!
- Значит, мама должна быть или папа, - тихо сказал Восьмой.
- Он сейчас их мама, - сказала Слухач, показывая на Желудка. И Стрелок обратил внимание, что у Желудка, когда смотрит на икса, взгляд не только осмысленный, но и нежный.
- А прежняя где?
Слухач только хмыкнула.
- Понятно... Детишки порвали? Когда замена произошла? Понимаешь, с чем вы играетесь? - шепотом спросил Восьмой. - С чем! Вы!! Играетесь!!!
- И кто тут шепотом так истошно кричит? - спросил Лекарь, заходя в отсек, и тут же сочувствующе хлопнул по плечу: - Дать таблеточку?
- Это мама? Желудок - это их мама?!
- Думаю, частично мама, впрочем не знаю - это его личный эксперимент, - сказал Лекарь - По моей классификации, учитывая прежнее состояние и некоторые привычки, скорее папа, хотя первично-вторичные признаки на данный момент скрылись, отсутствуют. Но, возможно, еще не сезон - проявятся!
- Как и у тебя, придурка! - заявила Слухач, глядя в упор на Восьмого. - Жду, не дождусь, когда проявятся!
И вышла. А Восьмой подумал - хорошо, что дверей нет, а то бы так хлопнула - стенку бы завалила. Стенки, после того, как книги вынули, совсем ненадежные - пустые внутри себя, там теперь такого может прятаться - те же самые иксы, например.
- Проявятся? Все проявятся? И что тогда?
- Посмотрим.
- Посмотрим?!
- Ну, что ты пристал? Это - эксперимент. Мы идем к пониманию экспериментальным путем, - сказал Желудок, и все онемели. Только Лекарь рот открыл, но ничего не сказал - тихонько крякнул.
- Верните машинку!
- Нет.
- Тогда нельзя бы меня на время вашего эксперимента куда-нибудь подальше отправить? Хотя бы в тюрьму мэрии? - попросил Восьмой...
Давно это событие было, но не забудешь. А до этого еще одно, изрядно Восьмого подкосившее.
- Хочешь в своего Прилизанного заглянуть, в мысли его? - спросил Лунатик.
- Очень надо! - воскликнул Восьмой возмущенно, но потом подумал, что, действительно, надо. Ведь так и не понял, что за урод этот метропольский - Прилизанный, которого теперь как Высохшего знает, который своей блестючки лишился, а сам теперь в той огромной куче трухли, что вынесли из Усадьбы. Но больше хотелось не мысли прилизанного, а саму Метрополию его глазами увидеть, пусть даже через Лунатика. Про Метрополию много чего говорят шепотом, но мало кто ее видел, чтобы врать занятно.
Лунатик теперь частенько с Желудком сидит, за руку его держит, в глаза смотрит - должно быть, какие-то картинки видит - тот ему то ли своими глазами передает, то ли по-иному, видно, что еще и шепчет что-то пересохшими губами.
Восьмой сам (сдуру очевидно) не выдержал, сам пришел, и сам попросил Лунатика Метрополию показать - то, как ее Прилизанный видел, когда жив был.
Лунатик, пока Мастер не видел, втихоря Восьмого к Желудку привел. Одной рукой за руку его держал, второй веко у Желудка на глазу оттянул и заглянул туда. И Восьмой, вдруг, стал самим Прилизанным с мыслями его и чувствами...
ПРИЛИЗАННЫЙ
Дядя умер в 15:20.
В 15:21 был распакован файл завещания. Как только семейный адвокат подтвердил смерть, файл был разослан по адресам, которые были в нем указаны. Наследники, уже каждый своим ключом вскрыл, кодировку и все, кроме одного, чертыхнулись. Сенсации не произошло. Состояние, за исключением, принятых к этому случаю налогов, перешло к ближайшему наследнику - внучатому племяннику ...
Наследник в момент получения файла сидел в третьем подвальном этаже зала заседаний административного аппарата компании, на которую работал последние шесть лет, всеми правдами и неправдами продвигаясь по служебной лестнице.
В 15:24, прямо на совещании, самым некорректным образом использовав свое служебное время, он ознакомился с завещанием.
В 15:26 он, делая вид, что внимательно слушает доклад помощника начальника отдела финансов о продвижении мобильных средств компании, он (опять-таки, используя служебное время и, вдобавок - что усугубляет проступок - линию компании) своим личным кодом подтвердил, что вступил во владение. Тут же, сняв 90%, со счета, при этом даже не поинтересовавшись какую сумму составляет наследство (впрочем, такой интерес потребовал бы дополнительного кода личного адвоката семьи), он все это перевел на оплату особого единовременного заказа. Еще он выставил на торги свой личный мозговой чип (класса 4-би) 'в хорошем состоянии, срок службы полтора года, владелец не страдает хроническими мозговыми и иными отклонениями' - немаловажная деталь, поднимающая цену, поскольку фон личности, который за этот срок впитал в себя чип, явно в пределах нормы. Продажа стандартная: без содержания информации и программок прежнего владельца на нем находящихся...
Все это проделал очень быстро. На секунду его смутило, что чип дядюшки был на два порядка выше, чем у него сейчас. И все-таки, едва не распорядился захоронить его вместе с ним - этакий широкий жест, которым потом можно блеснуть в кругу знакомых, мол: 'а я, вот, вчера утилизировал доставшийся мне в наследство чип 7-би - понимаю, что мотовство, но дядюшка так к нему привык... так привык...' Хотя, не сомневался, что никогда бы не дошел до подобного извращения, что дать распоряжение пересадить дядюшкин чип себе. Пусть он и на целых два класса выше. Дядя владел им не менее пяти последних лет, да еще был весьма сильной (ну по крайней мере эмоционально вздорной личностью - это точно) и фон, который перенял чип за этот срок, мог бы превратить жизнь в ад. Влияние оказало, что он всего лишь с недавнего времени второй помощник с соответствующей положению зарплатой, а душой еще более ранний, не свыкся. Что можно жить не экономя на мелочах, потому просто не решился на такой широкий жест. Чип 7-би стоил гораздо больше, чем его годовая зарплата. Не придется блеснуть перед новыми соседями этакой коронной фразой - 'велел закопать вместе со стариком, они же столько времени были вместе...'
Поплотнее прижал к виску коробочку передачи информации и отдал последние распоряжения по этому поводу...
В бункере совещаний (начальник любил называть его древним словом 'бункер'), все это не прошло незамеченным, нашлись те, кто обратили на него внимание (кто явно - неодобрительно покачав головой, кто скрытно - это те, кому по должности еще не позволялось выражать свои эмоции, а только вникать в слова, действия и выражения лиц вышестоящих). Сам начальник, стоящий над начальника отделов, не любил, когда коробочками связи пользовались во время совещаний - они были необходимы, чтобы мгновенно получить какую-то необходимую справку, связаться с консультантом. Хорошо еще, что еще никто 'из нормальных' не научился передавать и получать информацию ментальным образом, а то бы вся секретность расползлась медузой под лучами солнца.... Достаточно иметь в отделе одного 'крота' из так называемых уродов, но на сегодня (в этом он был уверен), таких не было ни у него, ни во всех наземных корпусах - все, от рядовых сотрудников до начальников отделов, включая их штатных и внештатных гражданских помощников, регулярно сдавали кровь для анализов. А при принятии решений, которые могли повлиять на внешний мир, на котировки, не допускались на поверхность раньше, чем первый свой ход сделает он сам - их начальник. Потому как, в первую очередь - процветание фирмы, во вторую - его, и только в третью - всех остальных. Впрочем, первую и вторую позицию можно иногда менять местами.
Связь с внешним миром не возбраняется - всегда есть необходимость получить какую-нибудь справку, отдать мелкое распоряжение, но все же, что выходит отсюда по линиям связи, можно потом проконтролировать. - И разоблачить гаденыша! - подумал начальник, смотря в упор на этого, даже не начальника отдела, а его помощника, который свой лимит нахальства использовал, даже превзошел. Опять попытался сосредоточиться на том, что сейчас втолковывают Бухгалтерия и Отдел Сбыта, как объясняют свой провал последних недель и чувствовал нарастающее раздражение.
Естественно, жалуются (ну почему все жалуются! - как это надоело!). На что же в этот раз? Понятно, что из-за последней, навязанной небесными программки, производство которой уже идет полным ходом, баланс нарушен. Проект с самого начала считался убыточным. Но здесь завязано многое - кое-какие игры с налогами, личные связи, взаимный интерес, пересечение с... Впрочем, про это и думать нельзя. Обыкновенно всем крупным компаниям спускались государственные заказы, слабо проплаченные, даже иной раз и вовсе идиотские, спускались после ряда неофициальных переговоров и, как бы, в качестве личной инициативы самих компаний-разработчиков. Это была, так называемая 'помощь госучреждениям'. Иной раз даже и премировались государственными вознаграждениями (что, как и сама последующая продажа, не восполняло и сотой части затраченного). И ничего с этим поделать было нельзя. Лишь только в тот момент, когда эти программки распространялись бесплатно в государственном секторе, они могли быть фирмой-производителем одновременно выставлены на продажу в секторе частном - том. Что приносит доход. Компенсировать такие затраты при условии тотального процветания черного рынка невозможно. Даже борьба с ним, иногда и сплошь противозаконными драконовыми мерами, во времена, когда какая-нибудь из компаний терпит слишком сильные убытки, много выше расчетных, приносит временный успех - слишком велика прибыль.
- Аналитический отдел? Есть что сказать?
Начальник Аналитического отрицательно покачал головой, но его помощник, сидящий за спиной, именно тот самый, что некорректно воспользовался внешней связью, подключив ее к своему чипу, неожиданно подал голос.
- Проблема решается достаточно легко, - сказал он. - Можно даже получить некоторую прибыль...
Слово 'прибыль' магически действует служащих аппарата управления. Как слово 'на!' породистой собаки - сразу же навострит уши, сделает стойку. Сказавший это слово, какую бы должность он не занимал, должен быть выслушан со всем вниманием.
- Государственные учреждения будут снабжены этой программкой, значит, свою часть договора, можно считать, мы выполнили, так? - сказал он, повторяя общеизвестное. - Нашей долей прибыли может являться лишь наш собственный тираж, тот самый, который лишь единовременно может вступить в свободную продажу, никак не раньше, ведь так? - опять задал он вопрос, повторяя вещи всем давно известные. - Проблема заключается в том, что это время программка, пусть и еще урезанная, без бонусов расширения и дополнительных, уже заложенных в нее модернизаций, которые мы обычно придерживаем, не просочилась через госструктуру к черным копировальщикам, которые разобьют ее на части и потом начинают собирать, вытряхивая защиту. Они ее скопируют, так или иначе, хотим ли мы этого или нет. Вопрос - как быстро. Мы традиционно удерживаем уровень продаж, создавая новые варианты защиты, что, опять-таки, увеличивает наши собственные затраты и в конечном счете сам продукт...
Простые же, стандартные навешивать бессмысленно, поскольку первым делом она попадает в госсектор, а оттуда через 'черных распространителей' разносится практически моментально, - с раздражением думал Начальник над начальниками, терпеливо дожидаясь, к чему же завернет этот служащий - сощурил глаза, пытаясь прочесть, что у него написано на прибитом к лацкану магнитом жетоне-определителе, личном допуске.
- Обычным образом, до сих пор, мы пытались максимально выиграть время тем, что придерживали ее распространение по госсектору...
Да, - подумал Начальник над начальниками, - и одновременно неся расходы по проплачиванию тех госслужащих, которые могли придержать окончательную рассылку. Чтобы числилось, будто уже разошлась вся, но фактически...
- То, что себестоимость программки взвинчена, так это все так делают, чтобы произвести впечатление на госсектор. Правда, никто не взвинчивает при розничной и мелкооптовой продаже - ее просто не купят. Я же предлагаю... - служащий сделал паузу. - Я предлагаю взвинтить цену, чтобы ее не могли купить!
Начальнику показалось, что он ослышался.
- В чем ошибка распространения вторичных государственных заказов в частном секторе. Никто до сих пор не догадался взвинтить сам номинал и даже наоборот принижали, торгуя в убыток, именно из-за боязни, что в розничной торговле он не разойдется совсем. Если же мы поставим себе задачу, чтобы его не могли купить те потребители, которым она нужна.
Чип разладился? Вызвать служителей? - подумал Начальник над начальниками и, вероятно, не он один так подумал, поскольку начальники отделов тоже стали переглядываться, а начальник Аналитического побагровел - явно был не в курсе бредовых идей своего подчиненного.
- Я предлагаю проникновение на черный рынок, - сказал служащий. - Мы вздуваем цену на лицензионную версию, сопровождая ее крепкой рекламной компанией, а весь опт сбрасываем на черный рынок уже сами - по разумному (разумному для нас) номиналу - некому минимуму, который позволит вернуть расходы.
Разлетится практически мгновенно, - мгновенно среагировал Начальник над начальниками, улавливая суть.
- Опять-таки качество продукции будет превышать обычную кустарную копию. Да и появится она на черном рынке практически одновременно. Хотя лучше все-таки на сутки-двое позже, чтобы черные копировщики, от которых страдают все производители, наперегонки друг с другом скупят часть лицензионных версий. Кроме того, думаю, ее также приобретут и те, кому она не очень-то и нужна - коллекционеры и фанаты из тех, кто...
Дальше начальник уже не слушал. Такой ход тянул не просто на премию. На повышение. Должно быть, второй помощник начальника Аналитического готовил вынашивал его давно, недоумевал почему раньше никто не догадался. Действительно - почему? Начальник Аналитического уже светился, распрямился на своем стульчике. Первый помощник тускнел - явно терял место - понизить не понизят, но переведут во второстепенный отдел без перспектив. Начальник сожалел, что такая прекрасная идея высказана при всех, а не конфиденциально. Хотя сотрудники звена управления, как и все служащие компании, давали клятву верности, но... существуют еще множество сторонних факторов, те же родственные связи, например. Кстати, о родственных связях... Начальник почувствовал легкий приятный удовлетворяющее предвкушение, как сегодня вечером за столом блеснет ею перед предполагаемым зятем, блеснет этой идеей, выдав ее, естественно, за свою. Может тогда и зять, наконец, в свою очередь бросит свое занудное колебание между двумя дочерьми начальника, обручится все равно с какой - обе засиделись. Компания зятя как раз специализируется на выпуске школьных программок и... Интересно, сколько такая идея стоит для производителя? Приплюсовать в виде шутки ее к приданному? Да, и кстати, пока еще не подписан брачный контракт, и они не являются родственниками, он имеет полное моральное право продать ее ближайшим конкурентам зятя. Намекнуть ему? А даже, если зять пойдет навстречу, все равно можно продать, но не сразу, чтобы тот имел преимущество на старте. Четыре... Нет - три дня! - подумал Начальник над начальниками.
- В ближайшую неделю, - сказал Второй помощник, глядя прямо в глаза председателю, - следует ожидать оживление черного рынка и временное падение акций компаний производителей программ... Самое интересное, что при том, что доходы их за тот же период возрастут, но будут не озвучены, иметь теневой, негласный оттенок. Можно выстроить графическую схему с совпадениями в точках свыше 95 по формуле...
Э, да тут, пожалуй, и без зятя...
- Прогнозируем также второй скачек уже более высокий со следующим сравнительно незначительным падением, со стабилизацией на пунктах 9-14 выше стартового и не менее 25 от нижней планки за неделю.
Ого! - подумал начальник. - 25% гарантированный доход для того, кто поучаствует в играх с акциями. Тут с лихвой. Тут, пожалуй, можно заодно и по фирме зятя шарахнуть. Надо дочке сказать, чтобы платье готовила. Только которой? Ну, это я уже сам выберу. Здесь ему выбирать не придется!
Почти любовно посмотрел на аналитика. Знает ли он, что одно такое предложение отрабатывает с лихвой его десятилетнюю зарплату? Наверняка знает - он же аналитик, а эти ребята, выходя из машины, дверцу не откроют, не просчитав сколько шагов остается до подъезда. Теперь он обязательно назовет свою цену, или я ничего не понимаю в людях.
И служащий назвал.
- В связи с вышеизложенным, я предлагаю организовать еще отдел, маленький - с ограниченным штатом, - это он уже сделал едва заметный кивок в сторону встревоженной бухгалтера.
Надо же как ловко, при этом не сводя взгляда с собственного начальства - такой далеко пойдет. начальник чувствовал себя, как будто у него на руках королевский подбор с главными козырями, и он может позволить сбросить оставшуюся мелочь симпатичному раздающему. Проникся внезапной симпатией.
- Существует еще и третий фактор, - сказал, вдруг, служащий. - Для некоторых игроков на движении акций катастрофический. Но я пока еще не просчитывал...
Впервые из уст второго помощника начальника Аналитического прозвучало режущее слух 'я'. Помощникам, даже первым непозволительно говорить - 'я'. Только - 'наш отдел', 'по поручению', 'под руководством начальника нашего отдела' и подобное... Заявив о создании нового отдела и тем самым как бы подразумевая, что займет в нем не последнее место, он уже не прогибался перед своим непосредственным начальником - шел 'ва-банк' - все понимали, что шел. И тут уже вот это его - 'не просчитывал' и 'третий фактор' походило на легкий неумный шантаж - наказать? Или великодушно не заметить? Зарывается? Или тоже просчитал? Любопытно конечно, что он там припрятал у себя в рукаве...