Хорошо, что Глаша, ее служанка была рядом. Она дала ей наставления, как себя лучше с ним вести, что брачную ночь можно чуть отсрочить, если продолжать подливать ему спиртное. Принесла бутылку с вином и фужеры. Только девушку все — равно раздела, оставляя в одной широкой ночной сорочке, сказала, что нельзя его злить, а надо брать хитростью. «Значит хитростью, ну будем, хитрить!».
— Глаша, ты куда мои часы положила? — Вспомнила Мари, с этой вещицей она рустоваться не хотела, вдруг это ее проводник домой.
— Ой, простите госпожа, они остались возле ванны, где я вас купаться раздевала.
— Неси сюда, быстро! — Забеспокоилась девушка.
Но Глаша быстренько сбегала и вернулась уже с ними, протягивая ей.
— Спасибо. Теперь я спокойна. А то муженек очень печется за свой подарок. — Пояснила она спешку.
— Удачи вам, госпожа! — И служанка покинула комнату, оставляя ее одну.
«Берегла девственность, для этого старпера что ли, да не дождется!».
— Жена ты готова? — Послышалась от двери.
— Готова. — «Хитростью значит». — Я тут вино приготовила для нас двоих, давайте с вами выпьем, а то на застолье не получилось уделить вам должного внимания, отметим важное событие в наших жизнях.
— Я уже отметил! — Сел на кровать, стал раздеваться.
— А я нет. Хочу с вами одним, без всех, давайте по чуть — чуть, чтоб я расслабилась. — Разлила вино по бокалам и незаметно положила ему таблетки, которые хранились в чехле часов, а когда-то телефона. Как они подействуют и вообще ли подействуют на него она не знала, «кайфанёт старичок и подумает, что брачная ночь прошла это в лучшем случае, а в худшем просто уснет и брачная ночь оттянется», была такая надежда у девушке.
— Действительно давай, чтоб расслабилась, не люблю я прелюдию. — Он взял бокал из ее рук и залпом выпил.
Мари для вида тоже пригубила, вино было вкусное, но пить его она не собиралась, чтоб голова была ясная. С мужчиной ничего не происходило, он начал стягивать с себя штаны. Девушка расстроилась, видимо таблетки сквозь время тоже прибегли к изменению, «а может не сразу действуют», теплилась надежда. Она налила ему еще вина и поднесла бокал, чокнулась с ним:
— За нашу счастливую жизнь. — И начала делать небольшие глотки.
— А ты оказывается не такая уж застенчивая. Мне нравится. — Он залпом выпил еще один бокал. Снял штаны и полез на кровать. — Иди ко мне.
Мари застыла, мужчину без штанов она видела в первые, а лучше бы не видела. Сморщенный стручок, ее затошнило.
— Иди поласкай меня, я не молод, так сразу не могу. — Развалился на кровати.
— Минутку. — «Что же делать», ее извилины в голове лихорадочно думали. «Может стукнуть его по голове?». Она подошла к зеркалу взяла расческу, стала причесываться, чтобы потянуть время.
Раз провела расческой, второй, десятый, на мужчину страшно смотреть, он молчит, ждет пока она причешется, двадцатый. «Его терпение должно уже кончится, может от уснул?», лихорадочные мысли в голове. Повернулась, глянула на него, растянулся на кровати голый, глаза открыты, но не моргают и не шевелится. Взгляд упал на стручок, «фу, как мерзко, больше не на одного мужчину, голого смотреть не смогу. Не спит, глаза открыты, а почему не шевелится?» дошло до нее. Подошла поближе, не дышит. «Умер что ли? Пульс на шее надо проверить, в кино так делают» вспомнилось ей. Подошла к нему ближе, нащупала пульс у себя, «так вот здесь, теперь у него, нет, пульса нет. Я его убила! Я убила человека!».
— Мари, соберись! — Сказала себе шепотом вслух.
— Что делать? — То что он мертв сомнений не было.
Надо сказать всем, что он скончался во время полового акта, бывает же такое, много выпил и перетрудился. «Вряд ли тут есть экспертизы и они поймут, что я его отравила. Он как будто спит, надо глаза ему закрыть. Господи, прости меня! Я не хотела! Конечно, хотела, чтоб он умер, но чтоб это сделала не я. Ой-ё-ёшеньки!». Закрыла ему глаза, проведя рукой. «Девственница, девственница! Половой акт, кровь должна быть!». Разбила бокал, порезала палец и помазала слегла простынь, потом запихала его в рот, чтобы остановить кровь. «Кровь алая, не похоже! Что делать?». Стала тереть рукой простынь, растирая кровь, она стала темнее. «Теперь похоже!». Обвела глазами проделанную работу, «надо разбить второй бокал, как будто разбили на счастье». Сделано! Взгляд упал на тело, «не может человек в таком положении умереть во время секса, с верху я точно скакать на нем бы не стала, не поверят». Подошла к телу и стала его переворачивать вниз лицом, как раз туда, где было намазано кровью. «Что я делаю! Господи, прости меня! Какой тяжелый!». Перевернуть получилось раза с шестого. «Все! Страшно — то как! Никогда такого не испытывала!». Еще раз все осмотрела, вроде похоже. Подошла к зеркалу, волосы взъерошены, ночнушка мятая, вспотела, пока труп переворачивала. «Ну была не была!».
— Помогите! Помогите! — Выбежала в коридор. — Кто-нибудь помогите!
Из соседних комнат повыбегали люди, примчались слуги. Поднялся шум, началась суета, кто-то побежал за лекарем. Начались расспросы, Мари всхлипывала и рассказывала, потом опять всхлипывала, получалось убедительно, у нее начался отходняк от выработки адреналина, слезы текли сами. Когда вопросы закончились и ее оставили, к ней пришла Наталья Степановна:
— Доченька, какой кошмар! Ты как, моя хорошая! — На ней лица не было от сильных переживаний.
Мари уже слегка успокоилась к этому времени, но при виде лица женщины, ее снова накрыло и она, уткнувшись в грудь матери заплакала, та ее жалела, гладя по голове. Пришел Петр Федорович, женщина накинулась на него:
— Я тебе говорила, что не надо этого делать! Теперь, у нашей девочки травма на всю жизнь! Она стала вдовой!
— Перестань, успокойся. — Слегка шлепнул ее по лицу, приводя в чувство от истерики.
— Мама, правда, мне уже лучше. — Мари успокоилась и стала обнимать женщину.
— Пойдемте в комнату, всем надо отдохнуть. Завтра все завтра. — Мужчина стал их направлять в спальню, которую выделили им для сна.
Мари с Натальей Степановной легли на кровать, а Петр Федорович устроился в кресле, подставив под ноги пуфик.
Спустя два дня
Два дня были просто ужасными для Мари. По дому сновали какие-то люди, говорили слова соболезнования, сочувствовали ей. Хорошо родители всегда были рядом и поддерживали. Их род, так же как и Льва Андреевича, уважали и почитали, поэтому на Мари никто ничего не подумал.
«Сегодня похороны, родители уедут к себе, а мне здесь оставаться и жить, как вдове и хозяйке», тревожили мысли Мари. «А как же мне здесь быть? Что мне здесь делать? Когда это все закончится?».
Хоронили Льва Андреевича на территории церкви, как и весь его знатный род. Прощание длилось долго, девушка вся измаялась, чувствуя вину за собой. Правда, когда вспоминала брачную ночь, отвращение было настолько сильным, что она сделала бы тоже самое. «Это была самооборона», решила она для себя.
— Александр Львович, приехал! — Закричал кто-то из толпы.
— Расступитесь, пусть сын попрощается!
— Хорошо, хоть Александр приехал. — Шепнула на ухо Мари Наталья Степановна.
— Это его сын? — По девушки пробежали мурашки, такого поворота событий она не ожидала.
— Да. Он, как сказали, Петеньке, получил серьезное ранение и находился в госпитале, на свадьбу приехать не успел. Получилось на похороны. — Наталья Степановна смахнула слезу.
— Полный пипец. — Одними губами произнесла Мари. «Что теперь будет?».
Подошел сын, склонился над гробом, что-то произнес, Мари не во что не вслушивалась, она отстранилась и наблюдала как будто все со стороны. Она непроизвольно начала рассматривать Александра, который вызвал в ней страх, высокий, широкоплечий, длинные, черные волосы до плеч, борода. «Боже мой! Если он узнает убьет меня!». Мари смотрела на него во все глаза и тут его взгляд упал на нее. Он смотрел ей прямо в глаза, не отворачиваясь и не моргая, девушка поежилась, ей захотелось сделать шаг назад, но она сдержалась, правда свои глаза тут же отпустила вниз. Но перед глазами все равно стояли его, черные, проникающие под кожу. «Этого мне только не хватало! Ведь он будет жить в доме отца!».
Как хорошо, что этот день закончился, Мари лежала в кровати, в отведенной для нее комнате, в которую она должна была заселиться после брачной ночи. Мужчину она больше не видела и страх маленько отпустил. Родители остались еще на одну ночь, а завтра уже точно уедут, и так сильно задержались, как сказал отец.