Всадник на спине ветра или О чём умолчал «Алхимик»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Юношу звали Саша, но он хотел, чтобы его называли Сантьяго.

По ночам юноша перечитывал «Алхимика», а днем повторял про себя наиболее полюбившиеся фразы.

«Добиться воплощения своей Судьбы — это единственная подлинная обязанность человека», — твердил он.

«Все люди, пока они молоды, знают свою Судьбу. И в этот период жизни все понятно и все возможно…» — бормотал Саша, стоя в очереди за хлебом, или скользя на роликах по гладкому сверкающему асфальту.

«Когда ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось…» — эту цитату Саша любил больше всего.

«Алхимик» стал его Библией, Священной Книгой, которая должна была научить его следовать своей Судьбе, различать Знаки Бога, постичь Душу Мира, говорить на Всеобщем Языке и превращаться в ветер. Юноша даже выучил «Алхимика» наизусть, чтобы Священная Книга всегда была с ним, куда бы он ни отправился.

Иногда, правда, Сашу посещали странные и даже крамольные мысли.

«Почему добиться воплощения своей Судьбы — обязанность человека?» — думал он. «Кому он обязан ? И что будет, если он не выполнит свою обязанность ? Как я могу определить, воплощаю я свою Судьбу или нет? Может, мне только кажется, что я выполняю свою обязанность , а на самом деле это совсем не так?»

Слово «обязанность» Саша не любил: слишком уж часто в разговорах с ним его упоминали родители, причем в контексте, никоим образом не связанном с воплощением Судьбы.

К счастью, бессмертный царь Салима Мелхиседек ясно объяснил, что следовать своей Судьбе — одна-единственная обязанность человека.

Определение «одна-единственная» Саша успешно использовал в спорах с родителями. В конце концов, царю Мелхиседеку лучше знать, сколько у человека должно быть обязанностей, и чем именно нужно в этой жизни заниматься, — на то он бессмертный царь, говорящий на Всемирном Языке и постигший Душу Мира, а не автомеханик, как Сашин отец, и не дамский парикмахер, как Сашина мать.

Автомехаников и парикмахеров вокруг пруд пруди, зато бессмертный царь Салима, который помогает людям следовать своей Судьбе — один на весь мир.

Нашелся у Саши и еще один веский аргумент в дискуссиях с милыми, но немного отсталыми и явно не достигшими Великого Творения предками. Мудрый Алхимик из романа Коэльо утверждал, что тот, кто вмешивается в чужую Судьбу никогда не пройдет свою собственную.

Что именно это значит, юноша так до конца и не понял. Логическое следствие сего туманного заявления, тем не менее, было очевидным: если отец с матерью будут указывать ему, что делать, они не пройдут свою собственную Судьбу, то есть, не выполнят свою обязанность . Интересно, чью же тогда судьбу они пройдут, если не свою и какое наказание может последовать за невыполнение обязанности ?

Впрочем, ломать голову над подобными вопросами Саша не любил. Раз Алхимик так сказал — значит так и есть, да и звучало все это на редкость здорово и умно, хоть и непонятно.

Столь убедительным доводам своего начитанного отпрыска родители ничего не могли противопоставить, и потому капитулировали, признав полное право Саши исполнять свою одну-единственную обязанность , следуя своей Судьбе.

Однажды Саша случайно подслушал разговор между отцом и матерью. Речь в этом разговоре шла о нем.

— Молодость, — сказал отец. — Гормоны бурлят. Ничего не поделаешь. Все через это проходят.

— Как бы наш мальчик на наркотики на подсел, — обеспокоено заметила мать.

— Не подсядет, — покачал головой отец. — К счастью, в этой его книге пастух наркотиками не баловался. Если парню так приспичило — пусть пасет овец и ищет в Египте сокровища. Хлебнет свою долю романтики — и успокоится. Главное — не ввязываться в историческое противостояние отцов и детей, иначе он будет чувствовать себя не дураком, а героем.

— Интересно, в кого он такой? — вздохнула мама. — Уж точно не в меня. А у тебя в юности была мечта? Раньше мы никогда не говорили на эту тему.

— Была, — вздохнул отец. — Слава Богу, я ее не осуществил.

— О чем же ты мечтал?

— Ты станешь смеяться.

— Не стану. Обещаю.

— Поклянись, что никому не скажешь.

— Чтоб мне провалиться, — поклялась мама. — Буду нема, как могила.

— И даже не намекнешь.

— И не намекну.

— Ладно. Только держись покрепче за стул. Ты готова?

— Готова.

— Я хотел стать святым.

— Кем? — изумилась мама.

— Святым, — смущенно повторил отец. — Святым великомучеником. Ну вот, я так и знал, что ты будешь смеяться. Ты же обещала!

— П-прости, — от хохота мама даже начала заикаться. — Но почему именно святым великомучеником?

— Гормоны играли, — сконфуженно развел руками отец. — На героизм тянуло. Только обычных героев люди быстро забывают, не то, что святых. Я представлял, как враги пытают меня или даже распинают на кресте головой вниз, как апостола Петра, а я с мужественной и страдальческой улыбкой на устах умираю за веру, выдав перед смертью какую-нибудь забористую фразу, вроде тех, которыми напичкан «Алхимик» — что-нибудь насчет Судьбы, Пути или Высшего Предназначения. Потом эта фраза входит в историю, душа моя возносится на небеса, а к могиле толпами валят верующие за исцелениями.

— О, Господи, — отсмеявшись, с трудом произнесла мама. — В жизни так не веселилась. Представить тебя в роли святого великомученика — это свыше моих сил. Так почему же ты не осуществил свою мечту?

— Пороху не хватило, — объяснил отец. — Я решил для начала потренироваться, чтобы к пыткам подготовиться. Мог ведь и конфуз получиться: станут меня враги истязать — а я вместо того, чтобы изречь нечто умное и возвышенное, очумею от боли и начну орать, как резаный. Вот я и попробовал для разминки загонять под ногти бамбуковые щепки — у японцев такая пытка была. На первом же ногте и сломался. Сообразил, что не гожусь в великомученики.

— Да, не выдержал ты Испытания, — глубокомысленно заметила мама и, не удержавшись, снова хихикнула.

— А потом я прочитал афоризм Бернарда Шоу, — сказал отец: — «Мученичество — единственный способ прославиться, не имея для этого никаких данных» , и понял, что на самом деле я просто хотел без особых усилий войти в историю. Нечто вроде вечнозеленых лавров Герострата,[1] только наоборот. Тогда-то я и стал автомехаником. Так что, насчет того, что молодость знает , этот «Алхимик» явно загнул. Молодость хочет — это да, только, к сожалению, она сама толком не понимает, что, почему и зачем она хочет. Эмоций выше крыши, а вот с мозгами — проблема.

— Да уж, в молодости мы сворачиваем горы, а потом пытаемся выбраться из-под них, — мечтательно вздохнула мама.

— Ладно, теперь твоя очередь, — сказал отец. — Признавайся, какая мечта была у тебя?

— Поклянись, что никому не скажешь.

— Это уже становится интересным, — заметил отец. — Клянусь. Только не говори, что тоже грезила о мученическом венце.

— Как раз наоборот, — усмехнулась мама. — Я мечтала заниматься стрип-дансом и стать самой крутой стриптизершей в мире. Мне даже во сне снилось, как мужчины, едва завидев меня, теряют сознание от восторга и пачками падают к моим ногам, а я продолжаю танцевать, небрежно переступая через неподвижные тела — эдакая роковая женщина-вамп.

— Ты — роковая женщина-вамп? — расхохотался отец. — Поверить не могу! Это еще почище, чем я — великомученик. Ну и как? Ты танцевала в стриптизе?

— Не взяли, — вздохнула мама. — Заявили, что грудь маловата, а пока я копила деньги на операцию, встретила тебя. Так и не воплотила в жизнь свою заветную мечту. Наш сын наверняка заявил бы с умным видом, что мне недостало мужества следовать своей Судьбе, и в итоге, проиграв Славное Сражение, я утратила ощущение Высшего Предназначения.

— Может, это и к лучшему? — заметил отец. — Я имею в виду то, что мы оба проиграли свое Славное Сражение?

— Жаль, что мы не можем спросить об этом у Саши, — лукаво подмигнула ему мать. — Знает ведь только молодость. Где уж нам, старикам, постигнуть замыслы Вселенной!..

Случайно услышанный разговор несколько озадачил юношу. Ему и в голову не могло прийти, что у его родителей были в молодости подобные мечты. Вообразить отца, проповедующего христианство каннибалам с острова Бора-Бора и умирающего на кресте со словами о Пути и Высшем Предназначении было почти так же трудно, как представить спокойную, ласковую и рассудительную мать, танцующую в раздетом виде над телами поверженных мужчин.

Следующая мысль оказалась еще ужасней. Саша с ужасом понял, что, прояви его предки чуть больше стойкости в следовании Своему Пути, он бы вообще не родился — великомученики ведь не имеют обыкновения жениться на стриптизершах. Неужели Вселенная не хотела, чтобы он появился на свет?

Вероятно, хотела, раз родители оказались такими слабаками, что проиграли Славное Сражение и не решились осуществить свою мечту. Но если Вселенная желала его появления, значит, в ее планы не входило, чтобы предки следовали своей Судьбе. Парадокс какой-то получается. Так выполнили родители свое предназначение на Земле или нет? Совершенно непонятно.

Логические построения никогда не были Сашиной сильной стороной, вот и сейчас он совсем запутался.

Неожиданно юноша понял, почему именно ему так нравилась книга Коэльо. Зачем думать и рассуждать, если молодость знает , в чем смысл жизни, знает, потому что чувствует, что правильно, а что неправильно.

Правильно — делать то, что тебе хочется, а поступать так, как тебе не хочется, — неправильно. Если ты делаешь что-то с радостью и удовольствием — значит, ты следуешь своей Судьбе, в противном случае ты идешь против своего Высшего Предназначения. Все просто и ясно, и никаких других теорий не надо.

Несмотря на то, что Саша принял твердое решение впредь не заниматься приводящими к сомнительным парадоксам интеллектуальными изысканиями, сдержать это обещание оказалось непросто. Помимо его желания, время от времени в голову нахально лезли крамольные мысли.

Слова Мелхиседека: «Все люди, пока они еще молоды, знают свою Судьбу. И в этот период жизни все понятно и все возможно» — в редкие минуты душевной слабости смущали юношу и даже вызывали у него определенные сомнения.

Саша не мог похвастаться тем, что знает свою Судьбу. Понятно ему было тоже далеко не все, да и с возможностями возникали некоторые неувязки.

Согласно царю Салима, следовать своей мечте означает воплотить свою Судьбу. Добиться воплощения своей Судьбы — единственная подлинная обязанность человека.

В мечте-то и заключалась вся загвоздка. Мечта у юноши была только одна — он хотел стать Сантьяго. Не подражать Сантьяго, а именно быть им — нашедшим сокровища, научившимся читать Знаки, обращаться в ветер и говорить на Всеобщем Языке.

Как добиться исполнения столь неординарной мечты, Саша не представлял, но решил, что главное — начать, а там видно будет. Сначала он отыщет Свой Путь и научится читать Знаки, а дальше все само как-нибудь образуется. Ведь если он чего-то по-настоящему захочет, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы его желание исполнилось. Глядишь — и перед ним предстанет бессмертный царь Салима Мелхиседек, который подскажет, куда идти и что делать.

Для начала было бы неплохо увидеть особое, вещее сновидение — ведь Мелхиседек явился испанскому пастуху лишь после того, как тому дважды приснился один и тот же сон. Чтобы увидеть сон на Всеобщем Языке, вероятно, следует странствовать с отарой овец. Что ж, надо так надо. Отправиться в путешествие — не проблема: Саше, как и Сантьяго, не сиделось на месте. Но вот овцы…

Юноша, который хотел, чтобы его называли Сантьяго, жил в Городе. Этот Город был очень большим, и овцы в нем не встречались, зато было множество автомобилей, автобусов и мотоциклов. Даже в окрестностях Города было затруднительно отыскать хотя бы одну овцу.

Проще всего было бы поехать туда, где разводят скот, и купить отару из шестидесяти голов — в точности как у Сантьяго, но тут возникало одно непредвиденное осложнение: денег, чтобы добраться до места, где водятся овцы, равно как и на покупку животных, у юноши не было.

«Сантьяго помогли родители, — подумал Саша. — Может, и мне родители дадут денег? Я должен набраться храбрости и сказать, что не хочу учиться в университете. Я объясню им, что должен путешествовать!»

— Путешествовать? — удивился отец. — А как же учеба?

— Разве в университете меня научат следовать своей Судьбе и постичь Душу Мира? — копируя стиль Сантьяго, торжественно изрек Саша. — Я не такой, как вы. Меня не влекут блага оседлой жизни: обеспеченное пропитание и крыша над головой.

— И что же тебя влечет? — осведомилась мама.

— Я хочу стать пастухом, — заявил юноша.

— Ты спрашиваешь на это нашего благословения? — уточнил отец. — Зачем оно тебе? Ты же сам говорил, что тот, кто вмешивается в чужую Судьбу, никогда не пройдет свою собственную. Я не собираюсь влиять на твое решение, убеждая остаться или подталкивая к тому, чтобы ты покинул родительский кров. Выбирай свою дорогу. Если Твоя Судьба — быть пастухом, значит, будь им.

— Но… — нерешительно начал Саша.

— Ты хочешь еще что-то сказать?

— Отец Сантьяго вручил сыну кошелек с тремя золотыми монетами, которые он нашел в поле. Если у меня не будет денег, я не смогу купить себе отару овец.

— А разве отец Сантьяго не вмешался таким образом в Судьбу сына? — удивился отец. — Ты же сам нас учил, что вмешиваться в чужую Судьбу нельзя.

— Вероятно, вмешиваться в чужую Судьбу нельзя лишь в тех случаях, когда речь не идет о покупке отары, — подала голос мать.

— Так вы мне поможете? — все еще цепляясь за стремительно увядающую надежду, спросил Саша.

— Увы, сынок, — развел руками отец. — Я не бываю в поле, а в автомастерской на полу не валяются кошельки со старинными золотыми монетами. На стадо овец тебе придется зарабатывать самому. Такая уж у тебя Судьба.

— Вам все равно не удастся меня отговорить, — решительно заявил юноша. — Я буду следовать своей Судьбе.

— Разве мы тебя отговариваем? Если ты действительно хочешь купить отару овец, то сделаешь это, ведь такое желание зародилось в душе Вселенной, — торжественно произнесла мама.

— Это и есть твое предназначение на Земле, — глубокомысленно добавил отец.

Хотя родители в разговоре с ним и повторили слова Коэльо, в глубине души у Саши остался неприятный осадок — словно родители посмеялись над ним.

«Ну и ладно, — подумал юноша. — Пусть смеются, сколько хотят, я все равно буду следовать своей мечте. Только вот где взять денег на овец?»

Ища помощи у Сантьяго, Саша взял в руки зачитанный томик «Алхимика», раскрыл его наугад и, не глядя, ткнул пальцем в страницу. Палец попал на первую строчку истории о младенце Христе и убогом монашке, которого Коэльо считал алхимиком третьего типа, то есть человеком, который сумел всей своей жизнью открыть Философский Камень.

Суть истории заключалась в том, что Пречистая Дева с младенцем Христом на руках спустилась на землю, чтобы посетить некий монастырь.

Монахи по очереди демонстрировали Богоматери свое искусство: кто-то читал стихи, кто-то цитировал Библию, кто-то перечислял имена всех святых.

Наконец очередь дошла до смиренного и убогого монашка, так и не научившегося читать и даже неспособного затвердить наизусть тексты Священного Писания. Единственное, что умел делать монашек — это жонглировать шариками и показывать всякие нехитрые фокусы.

Смущенный монашек достал из кармана несколько апельсинов и принялся делать единственное, что умел, — жонглировать ими.

Только в эту минуту на устах Христа появилась улыбка, и он захлопал в ладоши, а Пречистая Дева протянула жонглеру своего сына, доверив — единственному из всех — подержать его на руках.

Перечитав притчу, Саша чуть не задохнулся от волнения. Вот он — Знак, которого он ждал, Знак, который поможет ему вступить на Свой Путь. Теперь Саша знал, как можно, путешествуя, зарабатывать себе на жизнь, даже не будучи пастухом. Он станет ходить из города в город, жонглируя шариками или апельсинами, а добрые люди будут подавать ему за это деньги. Глядишь — понемногу и на отару накопит, только сначала надо потренироваться: жонглировать ведь за один день не научишься.

Достав из холодильника несколько апельсинов, юноша заперся в своей комнате и приступил к занятиям.

Через три месяца Саша мог одновременно подбрасывать и ловить целых четыре апельсина. Тогда он сложил свои нехитрые пожитки в холщовую котомку, попрощался с родителями, и, ни о чем не жалея, отправился навстречу своей Судьбе.

Саша выбрал для ночлега полуразрушенную церковь, потому что в похожем месте пастух Сантьяго во второй раз увидел сон о египетских пирамидах, с чего, собственно, и начались все его приключения.

Как и в случае с испанским пастухом, около церкви росло дерево, правда, дуб, а не сикомор. Как выглядит сикомор, Саша не представлял, но полагал, что он должен быть большим и таким же красивым, как и его имя.

С тех пор, как Саша отправился в странствия, его начали посещать очень необычные сны: таинственные, живые и волнующие, кажущиеся даже более реальными, чем окружающая юношу действительность. Эти сны были яркими, как крылья тропических птиц, и загадочными, как египетские иероглифы. После них в душе юноши долго не угасало странное чувство, будто он постиг нечто очень важное, чего не может пока выразить словами.

До сих пор ни один сон не повторился дважды. То ли время для этого еще не пришло, то ли места были неподходящими. Сам не понимая, почему, Саша был уверен, что сон, который укажет ему Путь, приснится именно сегодня.

Прижимаясь к юноше теплым боком, рядом с ним сладко посапывал во сне Мелхиседек — небольшой рыже-белый пес, напоминающий помесь таксы с тибетским терьером.

Прежде чем назвать беспородного щенка благородным именем царя Салима, Саша долго сомневался, гадая, не окажется ли это проявлением неуважения к бессмертному мудрецу, но вспомнив, что нужно делать только то, что подсказывает сердце, решил, что все будет в порядке.

Мелхиседека Саша выкупил у мальчишек, собиравшихся утопить щенка. Юноша отдал за него все свои деньги, оставшись в тот день без ужина, но не жалел об этом. Теперь у него появился друг, с которым можно было разговаривать во время странствий. Сантьяго ведь беседовал с овцами и даже читал им вслух понравившиеся ему отрывки из книг.

Саша уже трижды успел пересказать Мелхиседеку содержание «Алхимика» и был уверен, что книга щенку понравилась. Внимательно вслушиваясь в голос хозяина, пес наклонял голову набок, смешно настораживал уши и вилял хвостом, а в самых интересных местах даже подпрыгивал от возбуждения.

«Если представить, что Мелхиседек — овца, получится прямо как в книге, — думал Саша. — Я путешествую по свету с маленькой отарой овец.»

Впервые в жизни рядом с ним оказалось живое существо, о котором надо было заботиться — вытаскивать впившихся в уши клещей, расчесывать шерсть, купать в ручье. Юноше было приятно ухаживать за щенком. С ним он не чувствовал себя одиноким.

С появлением Мелхиседека Сашу стал мучить новый вопрос, на который он не находил ответа. Если Сантьяго так любил своих овец, как же он мог со спокойным сердцем убивать их и тут же забывать об их существовании? Разве можно хладнокровно зарезать друга, живое существо, к которому привязан, даже если это существо — овца? Будь Мелхиседек трижды овцой, Саша скорее умер бы, чем причинил ему вред. А вот китайцы и корейцы едят собак, даже разводят их для этого.

«Наверное, я просто слабак, — решил юноша. — Овцы ведь на то и существуют, чтобы их резали. Люди испытывают потребность в их мясе, но как-то все это грустно. Как, должно быть, прекрасно жить в мире, где нет необходимости убивать. Интересно, почему никому до сих пор не пришло в голову создать подобный мир? Наверняка, вся Вселенная помогала бы такому человеку осуществить его желание».

Достав листок, на который он заносил мысли, кажущиеся ему важными, юноша записал:

«Если тебя съели, значит, ты был нужен людям».

Обведя сей глубокомысленный афоризм красивой рамочкой, Саша прочитал написанное щенку.

Мельхисидек тряхнул головой и, возмущенно тявкнув, повернулся к хозяину спиной.

«В таком случае человек существует для того, чтобы его ели блохи, комары, тигры, акулы и другие люди», — подумал пес, но мнения своего на всякий случай высказывать не стал.

Саша проснулся от того, что щенок лизнул его в щеку. Было еще темно, и сквозь прорехи в остатках кровли тускло сияли звезды.

Саша не любил просыпаться рано. Куда ему спешить? Мельхисидек ведь не овца, на пастбище его гнать не нужно. В любой другой день юноша просто повернулся бы на другой бок и уснул, но только не сегодня.

Потянувшись, Саша приподнялся на локте. Страшно подумать, что могло произойти, если бы пес его не разбудил. Вдруг другие сны навсегда стерли бы из памяти тот, что сейчас привиделся ему?

— Я был уверен, что это произойдет! — взволнованно обратился юноша к щенку. — Я видел тот же сон, что и на прошлой неделе. Ты понимаешь, что это означает? Если одно и то же сновидение повторяется два раза — значит это сон на Всеобщем Языке. Вставай, лежебока! В путь! Нужно найти цыганку, которая этот сон растолкует.

Песик вскочил на лапы и, повернув голову на бок, вопросительно посмотрел на хозяина. За время совместных странствий Саша так хорошо узнал своего четвероногого друга, что без труда мог читать его мысли. Вот и сейчас он ответил щенку:

— Нет ничего странного в том, что этот сон так много значит для меня. Дело в том, что Сантьяго осознал, о чем он действительно мечтает, только после того, как цыганка растолковала ему дважды приснившийся сон.

— То есть, раньше этот твой пастух не понимал, чего хочет? — удивился бестолковый Мельхисидек.

— Понимал, но, наверное, не до конца, — объяснил Саша. — Цыганка велела ему отправиться в Египет за сокровищами, но, поскольку юноша ее не послушался, перед ним явился твой тезка, бессмертный царь Салима, и тоже сказал Сантьяго, что тот хочет отыскать сокровища и должен для этого идти в Египет.

— Почему он так сказал? — спросил непонятливый пес.

— Потому что Сантьяго мечтал жениться на дочке лавочника и не понимал, что на самом деле он хочет искать сокровища, поэтому был готов отступиться от своей мечты.

— Нельзя отступиться от того, чего нет, — возразил щенок. — Если Сантьяго не понимал, что хочет искать сокровища, может это была вовсе не его мечта? Может, это была мечта цыганки или царя Салима, чтобы юноша отправился на поиски?

— Что за чушь ты несешь! — рассердился Саша. — Мелхиседек всегда является перед теми, кто готов отказаться от своей Судьбы. Однажды он помог старателю, безуспешно искавшему изумруды в течение пяти лет и уже готовому отречься от своей мечты, найти прекраснейший в мире драгоценный камень.

— И что? — осведомился пес.

Щенки, как и дети, задают слишком много вопросов.

— Как что? — пожал плечами Саша. — Старатель получил изумруд и осуществил свою мечту.

— А что он делал потом? — не отставал настырный пес. — Стал ли старатель от этого счастлив? И как он жил после этого? До смерти прозябал без мечты, или, чтобы чем-то себя занять, принялся откапывать прекраснейший в мире сапфир?

— Отстань! — рассердился Саша. — Какая разница, чем старатель занялся потом? Главное — что его мечта исполнилась. И вообще мне не до тебя. Нужно цыганку искать.

— Ты сердишься, когда не знаешь, что ответить, — заметил щенок и весело запрыгал вокруг хозяина.

— Будешь слишком много болтать — обменяю тебя на овцу, — пригрозил Саша.

Перебросив через плечо котомку, юноша двинулся в путь.

Прямо беда с этими собаками! Иногда они бывают просто невыносимы.

Цыганку Саша увидел сразу, как только вступил на центральную площадь небольшого городка, оказавшегося у него на пути. Она была высокой, древней и худой, с лицом, изборожденным глубокими морщинами. Из-за обилия морщин женщина казалась мудрой и внушающей доверие.

— Это знак, — подумал Саша. — Я только вошел в город, и сразу же увидел цыганку. Вся Вселенная помогает мне.

Почувствовав пристальный взгляд юноши, старуха направилась к нему.

— Вы умеете толковать сны? — с надеждой спросил Саша.

— Я все умею, — важно ответила цыганка.

— Даже если это сон на Всеобщем Языке? — на всякий случай уточнил юноша.

— Да хоть на китайском — какая разница, — усмехнулась старуха. — Заплати — и я тебе все что угодно растолкую.

— А сколько это будет стоить? — забеспокоился Саша, выгребая из кармана пригоршню монет, которые он заработал, жонглируя апельсинами. — К сожалению, это все, что у меня есть.

Сухая коричневая ладонь ловко сгребла деньги.

— Рассказывай свой сон. Мое время стоит дорого.

— Этот сон я видел целых два раза, — сказал Саша. — Это означает, что сон этот — на Всеобщем Языке.

— Ближе к делу, — поморщилась гадалка.

— Мне снилось, что я пасу собаку на лугу, и вдруг поднимается ветер.

— Что ты делаешь? Пасешь собаку? — переспросила цыганка.

Саша смутился.

— Видите ли, я хотел стать пастухом, но у меня не было денег на то, чтобы купить отару овец, поэтому вместо овец я завел собаку и теперь путешествую с ней.

— Понятно, — кивнула цыганка. — Дальше рассказывай.

— Поднимается ветер, вздымающий тучи пыли, а потом этот ветер превращается в летящего по воздуху коня. На спине коня-ветра я вижу человека, лицо которого кажется мне знакомым, но не могу понять, кто это. И тогда собака хватает меня, взмывает в воздух, подлетает к всаднику и бросает меня прямо в центр вихря. Воздушные потоки подхватывают меня. Они швыряют меня из стороны в сторону, как перышком, играя моим телом. Потом я замечаю собаку, летящую рядом со мной, и вдруг эта собака говорит: «секрет равновесия — в наблюдении за серединой».

Я спрашиваю ее, где находится середина, а собака отвечает: «Там же, где Истина».

— А где находится Истина? — спрашиваю я.

— Между бесконечными «да» и неисчислимыми «нет», — говорит собака. — Смотри, вот она.

Я хотел повернуть голову, чтобы взглянуть в направлении, которое она указала, но не успел, потому что проснулся. Вот и все. Оба раза сон прерывался на одном и том же месте.

— Тут нет ничего сложного, — сказала цыганка. — Ты будешь богатым, счастливым и удачливым в любви.

— И это все, что вы можете сообщить? — удивился юноша. — А как же сокровища? Где я должен их искать?

— Посередине, где же еще, — пожала плечами старуха и повернулась, чтобы уйти.

— Постойте! — заволновался Саша. — Вы так и не объяснили, что мне делать. Куда идти?

— Туда, куда дует ветер, — не оборачиваясь, бросила цыганка, быстрым шагом пересекла площадь и скрылась между домами.

Мельхисидек негромко тявкнул и завилял хвостом.

— Догадываюсь, что ты хочешь сказать, — вздохнул Саша. — Иногда я и сам чувствую себя полным идиотом.

Саша смотрел на девушку, ощущая себя, как во сне, когда он летел рядом с всадником, оседлавшим ветер. Сердце то замирало, то трепетало так, что у юноши захватывало дух.

Она была совершенна, как андалузская красавица из «Алхимика»: длинные, черные и гладкие волосы, глаза, загадочные, темные и бархатистые, как спелые каштаны, высокая грудь, тонкая талия, красиво изогнутые бедра, туго затянутые в черную кожу.

Именно в такую девушку впервые влюбился Сантьяго.

Именно с такой девушкой свела его Судьба.

Это был Знак.

«Я пошел туда, куда дул ветер, — подумал Саша. — Я поступил так, как велела цыганка. Наши Пути должны были пересечься. Этого хотела Вселенная. Мактуб».

Слово «мактуб» нравилось юноше. Герои «Алхимика» частенько повторяли его, да и звучало оно на редкость глубокомысленно и торжественно. Выражение это было арабским и в переводе означало «так записано», иначе говоря: «чему быть, тому не миновать», то есть, все, что происходит с человеком, предначертано свыше.

Вначале Саша, произнося «мактуб» , задумывался о том, что если все давным-давно предначертано, то почему, согласно Мелхиседеку, надо прилагать особые усилия, чтобы следовать своей Судьбе? Опять получался парадокс. И снова юноша решил не ломать голову над сомнительными вопросами, а делать то, что ему нравится и что придает хоть какой-то смысл его существованию.

Саша уже понял, что Сантьяго, в отличие от него, мыслил просто, ясно и незатейливо — оттого и парадоксов у него не возникало.

Взять хоть историю с арабским языком. Освоив его, Сантьяго пришел к выводу, что овец этому языку не выучишь, несмотря на то, что раньше он полагал, что овцы способны постичь все в мире. От столь важного умозаключения пастух перешел к еще более смелой мысли, что должно быть и еще кое-что, чему овцы научиться не могут. В итоге он окончательно разочаровался в интеллектуальном уровне парнокопытных, решив, что умеют они лишь искать корм и воду, да и то потому, что это он, Сантьяго, их научил.

Насчет последнего пункта у Саши, как всегда, возникли кое-какие сомнения. Уж как-нибудь овцы и без Сантьяго приспособились бы искать траву и воду — для этого у них есть природный инстинкт. Наверное, испанскому пастуху было просто приятно так думать. Каждому хочется ощущать свою важность в этом мире — вот он и решил, что учит животных тому, что на самом деле заложено в них с рождения.

Их пути должны были пересечься.

Мактуб .

Черноволосая незнакомка ворвалась в Сашину жизнь вместе с ветром, шумом и пылью. Она и сама была, как вихрь, от которого сжималось сердце, а дух уносился в заоблачные высоты.

Их судьба была предрешена в тот момент, когда ничего не подозревающий юноша, выйдя на просторную залитую солнцем поляну, вдоль которой, тихо посмеиваясь, бежал прохладный лесной ручей, прилег отдохнуть на его берегу.

Почесывая за ухом Мелхиседека, Саша размышлял на тему «горе от ума» и невольно завидовал Сантьяго.

«Наверное, я слишком много думаю, — решил юноша. — А блага, если, конечно, судить по „Алхимику“, как правило, достаются тем, кто думать особо не приспособлен. Убогому монашку из притчи или пастуху, для которого рассуждения о том, что овцу нельзя научить арабскому языку, кажутся верхом глубокомысленности. Будь у меня девственно незапятнанный ум, как у Сантьяго, я бы тоже не терзал себя неразрешимыми вопросами и парадоксами, а был бы счастлив, размышляя, что щенка Мелхиседека при всем желании не выучишь тригонометрии, что корове не дано работать на компьютере, и что все это — мактуб, „так записано“».

Ленивое спокойствие полуденного леса неожиданно нарушил отдаленный рев моторов. Приближаясь, он становился все более громким и раздражающим.

Просека выплюнула на поляну жутковато выглядящее существо, восседающее на мощном мотоцикле. За ним с гиканьем и свистом посыпались его собратья, похожие друг на друга, как головастики в весенней луже.

Бензобаки «железных коней» украшали наклейки со скалящимися черепами, окровавленными кинжалами и ухмыляющимися рогатыми рожами. Лица наездников были полностью скрыты шарообразными черными шлемами, усиливающими их сходство с головастиками-переростками. Кожаные куртки-косухи обтягивали накачанные тела. Разбиваясь о сверкающую поверхность бесконечных металлических заклепок, солнечные лучи метались по поляне мириадами слепящих «зайчиков».

Это были то ли рокеры, то ли байкеры — чем отличались одни от других, Саша точно не знал. В одном он не сомневался — эти люди были опасны.

Подхватив котомку с пожитками и Мелхиседека, юноша быстрым шагом направился в лес — от греха подальше. Он находился уже довольно далеко от поляны, когда сообразил, что забыл на берегу «Алхимика». Оставить книгу там Саша не мог. Вдруг ее найдет кто-нибудь из мотобанды? Таким типам ничего не стоит втоптать Великое Произведение в грязь или вырвать из него страницы.

— Подожди меня здесь, — сказал Саша щенку. — Я скоро вернусь.

Мелхиседек или не понял его, или притворился, что не понимает.

— Ладно, — вздохнул юноша. — Иди со мной. Только веди себя тихо. И смотри — от меня ни на шаг.

Метрах в пятидесяти от поляны на берегу ручья стояла девушка. Украшенная заклепками куртка и уродливый круглый шлем валялись на земле у ее ног. Сверкающие черные волосы рассыпались по плечам. Всматриваясь в воду, молодая байкерша улыбалась своему отражению.

Именно такая внешность была у девушки, в которую впервые влюбился Сантьяго.

Несомненно, это был Знак.

Их встреча была предначертана.

Мактуб .

Саша застыл на месте, мгновенно позабыв и об оставленной книге, и об опасности, исходящей от байкеров, и об упрямом, непослушном щенке.

— Гав, — высказался Мелхиседек, выражая свое восхищение красотой незнакомки.

Прекрасная байкерша обернулась и окинула взглядом замершего в оцепенении юношу. Потом она засмеялась и пальцем поманила его к себе.

— Что ты здесь делаешь? — спросила девушка.

— Путешествую по свету, — ответил Саша.

— И куда же ты идешь?

— Туда, куда подует ветер, — объяснил юноша.

— Ты, случайно, не эльф?

— Эльф? — удивился Саша. — Вроде, нет. А что, похож?

Его вопрос красавица проигнорировала.

— Тогда Средиземец?

— Не знаю. Вряд ли. А что это значит, «Средиземец»?

— «Средиземец» означает «придурок», — закуривая сигарету, пояснила незнакомка. — Ты «Властелина колец» читал?

— Нет до конца, — признался Саша. — Так, пролистал и бросил. Там на протяжении трех томов кто-то с кем-то постоянно воюет. Война — это не для меня. Я предпочитаю «Алхимика».

— «Алхимика»? — бархатно-каштановые глаза байкерши широко раскрылись. — В самом деле? Значит, ты из наших?

— Из ваших? — с легким недоумением переспросил юноша.

— Мы — Летучие Алхимики или, сокращенно, Леталы, а Средиземцы и Эльфы — это Толкиеновцы. Они считают, что живут в придуманном Толкиеном Средиземье.

— Леталы… летальный исход, — удивившись неожиданно возникшей ассоциации, пробормотал Саша.

По спине у него пробежали холодные мурашки неприятного предчувствия. Пробежали — и исчезли.

— Что ты сказал? — нахмурилась девушка.

— Да так, ничего. Леталы — необычное название.

— Тебя как зовут?

— Сантьяго, — представился Саша. — А это мой пес, Мелхиседек.

— Вот это круто, — расхохоталась черноволосая. — А я — Фатима. Если ты помнишь, так звали дочь Пророка и вторую любовь Сантьяго.

— Это твое настоящее имя?

— Что ты называешь настоящим?

— Не знаю, — пожал плечами Саша.

— В том-то и дело, что не знаешь. На самом деле этого никто не знает, только люди в этом не признаются. Для Толкиеновцев, например, мир в котором они родились и выросли — не настоящий, потому что им не нравится то, как он устроен. Вот они и считают себя эльфами, магами и прочими существами, живущими в выдуманном Толкиеном Средиземье.

— Отчасти я могу их понять, — сказал Саша. — Меня самого не слишком устраивает этот мир. Будь у меня выбор, я бы предпочел жить в мире Сантьяго. Он гораздо красивее, проще и яснее.

— Ты не можешь их понять, — возразила байкерша. — Средиземцам не нужен красивый и простой мир. Их души жаждут войны. Герои Толкиена только тем и занимались, что с кем-то воевали во имя добра и Великой Цели, вот Средиземцы и решили последовать их благому примеру. Они вооружаются деревянными мечами и копьями, а затем, облачившись в белые одежды, мотаются на мотоциклах туда-сюда, воображая, что сражаются с Темными Силами, Черным Воинством, орками, и еще непонятно с кем. Из-за них уже несколько серьезных аварий случилось.

— Сумасшедшие, — покачал головой Саша. — Не понимаю, что хорошего может быть в войне.

— И я о том же, — кивнула девушка. — Настоящие психи. Возглавляет Толкиеновцев какой-то там эльф со странным именем — то ли Элронд, то ли Эрестор, то ли Эректор. В довершение всего Средиземцы решили, что Силы Зла — это мы, — вероятно от того, что мы всегда в черном и лейблы с черепами на мотоциклы клеем, — вот и нападают на нас со своей идиотской деревянной амуницией.

— А вы чем занимаетесь?

— Живем по «Алхимику». Следуем своей Судьбе.

— И какая у вас Судьба?

Байкерша изумленно воззрилась на него.

— Ну и вопросики ты задаешь! Словно с луны свалился. Ты книгу хоть внимательно читал?

— Да я наизусть ее знаю, — похвастался Саша. — Только ведь каждый, наверное, по-своему написанное понимает.

— А что там понимать? — беззаботно усмехнулась Фатима. — В книге все яснее ясного. Судьба наша — осуществлять свою мечту. Путешествовать, быть свободными, следовать по Пути Сердца, читать Знаки Бога, постигать Душу Мира и все такое прочее. Словом, делать все, что взбредет в голову.

— Ты уже научилась читать Знаки?

— Это совсем нетрудно, — пожала плечами байкерша. — Наша встреча, например — это Знак. Фатима и Сантьяго. Их судьба — быть вместе. Мактуб . Пожалуй, я потолкую с Филком. Он у нас главный. Думаю, он позволит тебе присоединиться к нам.

— Странное имя — Филк, — сказал Саша, слегка ошеломленный столь стремительным развитием событий. — Никогда такого не слышал.

Двойственное испытывал он ощущение — юноше хотелось путешествовать вместе с черноволосой байкершей всю оставшуюся жизнь, но в то же время в глубине его души гнездилось тягостное дурное предчувствие.

— Филк — это сокращенно «философский камень», — объяснила Фатима и звонко расхохоталась. — Странный ты какой-то. Заторможенный. Впрочем, настоящий Сантьяго тоже долго раскачивался прежде, чем на что-нибудь решиться. Все равно, от Судьбы не уйдешь. Мактуб .

– Мактуб . Все записано, — согласился Саша.

— На моем мотоцикле одно место свободно, — подмигнула ему девушка. — Ты займешь его. Это и есть твоя Судьба.

— Ну, что ты на меня так смотришь? — спросил Саша щенка, когда девушка оставила их, чтобы переговорить с вожаком «Летучих Алхимиков».

— Как именно? — уточнил Мелхиседек.

— Осуждающе, — сказал Саша. — Так, словно я не понимаю, что делаю.

— А ты понимаешь, что делаешь? — осведомился пес.

— Ты просто ревнуешь.

— Но ты ничего не знаешь о ней, — возразил щенок.

— Я знаю достаточно.

— Ну да, конечно, молодость знает, — сыронизировал Мелхиседек. — Я бы определил это несколько иначе.

— Можно подумать, ты о ней много знаешь. Главное — не знать, а чувствовать . Чувствовать сердцем, которое обращается к Душе Мира.

— Ты уверен, что к Душе Мира у тебя обращается именно сердце? — с невинным видом поинтересовался щенок. — Есть ведь и другие органы…

— Прекрати! — возмутился Саша. — Иначе мы поссоримся.

— Эта девушка такая же Фатима, как ты — Сантьяго, — сказал Мелхиседек. — Она ушла из дома, потому что мать заставляла ее мыть руки перед едой, убирать свою комнату, учиться и присматривать за маленьким братом, который постоянно плакал и ломал игрушки.

— Она ушла из дома потому, что исполняла свою мечту и следовала своей Судьбе.

— На редкость глубокомысленное замечание, — усмехнулся Мелхиседек. — А Судьба этого, как там она его назвала, Эректора из Средиземья, — быть эльфом и носиться на мотоцикле, размахивая деревянным мечом и устраивая аварии? Он ведь тоже осуществляет свою мечту. Несомненно, вся Вселенная в этом ему помогает.

— Что я могу сказать? — пожал плечами Саша. — Некоторые люди и впрямь ведут себя странно.

— Вот и я о том же, — вздохнул пес. — Прямо удивляюсь — почему человеческие существа предпочитают быть выдуманными, а не настоящими. Кто-то воображает себя эльфом, кто-то магом, кто-то Наполеоном, кто-то алхимиком, кто-то мессией, кто-то, не будем указывать лапой, испанским пастухом, следующим своей Судьбе. Почему, интересно, у людей не хватает духу просто быть самими собой?

— Все в порядке, — прервала их диалог подошедшая Фатима. — Филк позволил тебе присоединиться к нам. Ты едешь?

— А куда вы направляетесь? — нерешительно спросил Саша. — Мне нужно туда, куда дует ветер.

— В этом случае нам не по пути, — засмеялась байкерша. — Ветер всегда бьет нам в лицо, потому что наши мотоциклы быстрее и сильнее, чем он. А почему ты решил, что должен двигаться вслед за ветром? Так ты никуда не придешь. Ветер мечется то туда, то обратно. Ты что — листок или горсть пепла? Повинующийся капризам воздушных потоков не имеет своей Судьбы.

— Так сказала цыганка, — объяснил Саша.

— Цыганки говорят правду только в книгах. В этом мире они лишь воруют и выманивают деньги у таких простаков, как ты. Зато наша встреча — это Знак. Разве ты не чувствуешь этого?

— Чувствую, — кивнул юноша, ощущая, как сердце томительно замирает у него в груди, а живот наливается пылающим жаром.

— Тогда иди за мной. Мы уже отчаливаем.

— А как же моя собака?

— Возьмешь ее на руки. Хочешь — можем даже шлем на нее одеть.

— Тебе понравится, я обещаю, — сказал Саша щенку, подхватывая его.

«Надеюсь, что тебе это понравится», — мысленно поправил себя он.

Стоящий в тени деревьев невысокий мужчина с восточными чертами лица посмотрел вслед уносящимся по просеке мотоциклам.

Шум моторов затих, улеглась поднятая колесами пыль, растаяла удушливая вонь выхлопных газов, и в воздухе вновь разлились ароматы леса и воды, земли и травы.

Разленившийся от жары ветерок тихо шептался с деревьями. Слушая его, они смеялись и недоверчиво шелестели листьями. Разноголосый птичий хор самозабвенно обсуждал последние лесные новости. Ручей, взволнованно журча, рассказывал растущим на берегу цветам о чудесах, которые повидал за время своих странствий.

— Люди живут в выдуманном мире, потому что так и не научились замечать то, что находится прямо перед ними, — сказал мужчина. — По камню они судят о горе, по капле воды — об океане, по собственному отражению в луже, оставшейся после дождя, они составляют представление о Великом. Считая, что обнаружили Бога в своей душе, люди продолжают видеть и слышать только себя, а слова свои выдают за Великое Откровение. Так было и так будет всегда. Но, несмотря ни на что, путь к Истине по-прежнему наполняет человеческую жизнь радостью и смыслом.

На берегу ручья сквозь примятую траву виднелся какой-то предмет. Даос приблизился к нему и поднял позабытую одним из мотоциклистов книгу.

Книга была потрепанной, но все же ему удалось разобрать на обложке полустертое название — «Алхимик» и имя автора — Пауло Коэльо.

Раскрыв книгу, Даос увидел в ней сложенный вчетверо листок. Развернув его, он прочитал обведенную рамочкой фразу:

«Если тебя съели, значит, ты был нужен людям.»

— Если тебя съели, значит, ты позволил себя съесть, — покачал головой Даос. — Но это вовсе не означает, что твоя Судьба не могла сложиться по-другому. В иных случаях и конь питается волчьим мясом.

Положив записку на место, Даос открыл книгу. Перелистывая страницы, он улыбался.

— Сон о сокровищах, за которыми в действительности никуда не нужно было идти, — задумчиво произнес он. — Очень древняя и мудрая притча. Только зачем-то переделали ее на новый лад. А смысл-то у нее был совсем другой.

Никогда в жизни Саша не испытывал такого душевного подъема.

Стрелой вонзающееся в горизонт шоссе было пустынно, и мощные стальные кони, отдаваясь экстазу полета, выжимали из себя предельную скорость.

Скорость окрыляла и пьянила. От нее закипала кровь и сладко щемило в груди. Тугие струи ветра хлестали юноше в лицо, дразнили, подергивая за волосы, упруго огибали шею и плечи. Будоража и электризуя, взвинчивая и бодря, они освежали пылающую от возбуждения кожу.

Полет вдоль серой стрелы шоссе на черно-стальном «Харлее» напомнил Саше о другом полете — во сне, когда он возносился в воздушных потоках рядом с всадником, оседлавшим ветер. Тот полет был совсем иным — в нем причудливо сливались и головокружение от высоты, и отчаяние собственной беспомощности, и пьянящая эйфория парения, и восхищение наездником, искусство которого было безупречным и чье лицо казалось странно знакомым.

«Как здорово было бы оседлать ветер, — подумал Саша. — Если гонки на мотоциклах заставляет меня испытывать такое, что же говорить о полете на спине ветра. Взять бы еще с собой Фатиму…»

Его правая рука, нырнув под жесткую кожу «косухи», охватывала талию девушки, а левая удерживала Мелхиседека. От прикосновения к гибкому и горячему телу байкерши мышцы сводило судорогой, грудь и живот полыхали огнем. Все это вместе — близость любимой, головокружительная скорость, ритмичная дрожь стального коня между напрягшихся бедер, пьянящее чувство принадлежности к стае, к «Летучим Алхимикам», к группе единомышленников, которые, как и он, не побоялись принять Вызов и следовать своей Судьбе, наполняло юношу ощущением собственной мощи. Казалось, весь мир был подвластен ему, и не было для него в этом мире ничего невозможного.

Прав был царь Мелхиседек, утверждая, что следовать своей Судьбе — одна-единственная обязанность человека. Разве можно постичь замыслы Бога, оставаясь дома?

Истину говорил правитель Салима: если ты действительно чего-то хочешь, то добьешься своего. Сантьяго превратился в ветер потому, что всем сердцем возжелал этого. Саша понял, что хочет пойти еще дальше. Он не станет превращаться в ветер, он оседлает его.

Туго накачанные колеса с болезненной ненасытностью пожирали метры и мили. Вселенная проносилась мимо, вливаясь в сердце юноши и выплескиваясь из него, переполняя его через край. Саша ощутил, как в неистовом безумии полета Душа Мира становится его душой. Не зря говорил Сантьяго о том, что Душа Мира — это часть Души Бога, а Душа Бога — его собственная душа.

Конечно, Саша знал это и раньше, но знание не подразумевает чувствования и понимания. Истинное чувство единения с Богом пришло к нему только сейчас. Но если Душа Бога — его собственная душа, то, выходит, Саша и есть Бог?! Бог, способный превращать океаны в пустыни, а человека в ветер, Бог, способный творить чудеса… Неужели это все он?!

Поглощенный своими переживаниями, Саша не сразу заметил, что навстречу им по той же полосе несется группа одетых в белое мотоциклистов.

— Фатима, осторожно! — крикнул юноша.

Пьянящее ощущение всемогущества мгновенно сменилось безотчетным животным страхом.

— Идиоты, — скрипнула зубами девушка. — Чертовы Толкиеновцы. Накачаются наркотиками и воображают себя великими борцами со Злом. Главное — держись покрепче и не дрейфь. Они всегда так делают. Идут лоб в лоб, как камикадзе, чтобы им уступили дорогу. Места хватит, разъедемся. Не в первый раз.

Улюлюканье и воинственные вопли идущих на сближение черной и белой группировок заглушали теперь рев моторов. Грозя Средиземцам кулаками, «Летучие Алхимики» яростно выкрикивали угрозы. Эльфы в свою очередь исступленно надсаживали глотки, размахивая копьями и деревянными мечами.

«Хоть бы со щенком ничего не случилось, — мелькнуло в голове у Саши. — Мелхиседек с самого начала не одобрял эту затею. Зачем я только втравил его в это?»

Белая банда приближалась стремительно и неотвратимо. Толкиеновцы по-прежнему шли лоб в лоб. Не выдержав напряжения, юноша на секунду зажмурился. Открыв глаза, он увидел деревянное копье, вонзающееся в горло Фатимы.

За мгновение до того, как потерявший управление мотоцикл сорвался с обрыва, Саша резким движением отбросил в сторону щенка, молясь, чтобы хоть тому удалось спастись.

Потом был удар, боль и темнота.