Всадники

Глава 12

Солнце уже склонялось к закату, когда с дозорной башни замка раздался боевой сигнал. Стремительно подхватив оружие, Адам и его товарищи бросились к воротам, вскоре появился и граф, встревоженный и бледный. К нему подошел с докладом сержант. Адам спокойно подошел, чтобы также услышать сообщение Штаделя. Выяснилось, что к замку приближается небольшой отряд горцев числом ровно в дюжину всадников. Является ли это достаточным основанием для тревоги, Отто определенно сказать не мог. Но Шлоссенберг похвалил бдительных стражей и в сопровождении князя поднялся на башню. Отсюда всадники-горцы были прекрасно видны.

— Уверен, они ни чем не угрожают вам сейчас, граф. Их слишком мало для нападения, тем более на Чернагору. Если бы они хотели напасть, подошли в темноте, взобрались по стене и, вырезав охрану, попытались бы отворить ворота.

— Вы так думаете? Тогда зачем они едут? Возможно это посланцы от бандитов? Допускаете ли вы такое?

— Не знаю, но если так, то скоро к трем отправленным к праотцам головорезам прибавится еще дюжина.

— Тогда, черт возьми, кто они и что им надо?!

— Терпение, граф, очень скоро мы все узнаем.

Всадники остановились в отдалении, а один, отделившись от отряда, поскакал прямо к воротам.

— Пустить его? — Неуверенно спросил граф, обращаясь к Адаму. Сейчас он уже не был похож на властного и уверенного в себе правителя.

— Да, — спокойно ответил Борут, и повернулся к своим воинам, поднявшихся следом на стену, — Сашко, Микола, вы знаете, что делать.

Русины молча кивнув в ответ, поспешили вниз, а князь кивнул графу:

— Прикажите открыть, Людвиг. Пускай говорит с ним сержант Штадель. Будьте уверены, ничего плохого не случится. Мои воины его прикроют.

Граф, поколебавшись еще несколько мгновений, отдал приказ.

Сверху им было видно, как всадник въехал в крепость и массивные двери сразу за ним закрылись. Горец спрыгнул с коня и стал разговаривать с подошедшем к нему сержантом. Разговор длился недолго. Штадель кивнул горцу и поспешил подняться на стену с докладом.

— Господин граф, это горцы из ньёрдского села Ордаль, оно тут не далеко стоит. Прослышали о вашем приезде и решили на службу к вам поступать, если примете. Они и батюшке вашему служили, когда он замок занял.

— Как они узнали?

— Говорят, гонец от корчмаря к ним прискакал.

— Так что же, они наемниками хотят быть?

— Никак нет, хотят на службу, в дружину, присягу принести, мол, честь высокая графу Шлоссенбергу служить…

По мере его рассказа, лицо графа светлело, вновь приобретая властное и надменное выражение. Приняв решение, он больше немедля, сам спустился вниз. Борут последовал за ним, присоединившись к своим товарищам так и оставшимся у ворот.

Стоявший в окружении русинов горец выглядел колоритно и впечатляюще. Светлые, перетянутые тесьмой волосы, рыжеватые усы и короткая борода, на рябоватом, покрытом черными оспинами лице. Тяжелый мушкет, палаш с медной витой гардой, кафтан из лосиной кожи, широкий расшитый узором кушак с заткнутой за него черной войлочной шапкой, тяжелые ботинки с гетрами и короткий плащ из плотной шерсти довершали его наряд.

— Я граф Шлоссенберг. Кто ты и зачем искал встречи со мной? — Людвиг с трудом скрывал волнение, но держался все же с достоинством.

Горец неуклюже поклонившись в ответ, опустился на колено, и с тихим скрежетом стали о металлическое устье ножен выхватив палаш, перехватил его за клинок, протягивая обеими руками Шлоссенбергу вперед эфесом. Вся его массивная фигура выражала не смирение и покорность, а гордую, исполненную силы и уверенности в себе готовность сражаться и служить.

— Прими, господин, нашу службу. — Заговорил горец-ньёрд глуховатым, на удивление тихим голосом. — Я, Бьерн Олафсон, хевдинг Ордаля, приношу тебе свою клятву верности. И пусть Господь будет свидетелем, я клянусь служить тебе верой и правдой…

На лице графа отразилась мгновенная борьба надежды, радости, недоверия и сомнений. Горец недвижимо стоял, ожидая решения юного графа. Людвиг протянув руку, ухватил предложенное ему оружие и чуть срывающимся от волнения голосом произнес, одновременно возлагая клинок палаша поочередно на плечи воина:

— Я, граф Людвиг Шлоссенберг, владыка Чернагоры и всех окрестных земель, принимаю твою, Бьерн Олафсон, хевдинг Ордаля, клятву. Обещаю тебе свою защиту, покровительство и милость. Возьми из рук моих сей славный меч, служи верно и храбро!

Горец вновь взяв клинок в руки не спеша подняться с колен, вернул палаш в ножны. А затем протянул сложенные вместе ладони перед собой. Граф возложил свои руки сверху, закрепляя древним жестом оммаж. С этого момента они оказывались связанны теснейшими узами сеньора и вассала — господина и слуги, владыки и его воина. И разорвать эту связь возможно было теперь только по взаимному согласию обеих сторон. Граф потянув ньерда вверх, символически поднял его с колен и легко обнял.

— А теперь приведи, хевдинг Бьорн, своих воинов, я рад видеть вас в своем замке! Скоро начнется пир в честь храбрых воителей Ордаля и моих верных слуг!

Ворота снова открыли, и скоро отряд всадников въехал во двор замка. Внешностью они не слишком отличались от своего предводителя. Все светловолосые, бородатые воины, вооруженные палашами и мушкетами. Одеты они были тоже очень похоже — и темные плащи, и кафтаны, и кушаки смотрелись красиво, хоть и не так богато, как у Бьорна. Силу они представляли собой опасную, и ясно было, что такой отряд может немало послужить графу.

Стоя рядом с сержантом, Орлик взглядом знатока оценивал лошадей и экипировку проезжающих мимо горцев, когда Отто шагнул еще ближе и тихо пробурчал:

— Знаю я это село — бандиты одни живут, что герцогу помогли — да, не спорю, но больше ничего хорошего не слышал…

Орлик задумчиво глянул на сержанта и кивнул:

— Спасибо, Отто, будем иметь в виду. Только и не с такими князю дело иметь приходилось. Ну да поживем — увидим.

Адам тоже наблюдал за горцами, стоя возле графа вместе со Скворушем. «Добрые воины, — думал он, оценив и экипировку, и то, как гордо они себя держали, — с такими волками много дел совершить можно. Только зачем они здесь — еще вопрос. Клятва, конечно, принесена и нерушима. Все по закону. Дело чести. А есть ли у них честь и чтят ли они закон? Граф молокосос, что он понимает. Распушил перышки — еще бы — такая сила у него теперь, что вроде и мы не нужны. Тем более, мы то клятвы не давали. А что жизнь спасли, на радостях и забыть можно… Кто его знает…»

— Хороший отряд, командир! — Негромко заметил Скворуш, с восхищением глядя, как лихо горцы, спрыгнули с коней все разом, то ли впечатление произвести хотели, то ли отработано все было и стало привычкой. — Нам бы такие не помешали! Повезло графу!

— Ну, это еще посмотрим, — князь пожал плечом и, кивнув на графа, который, отдав несколько приказов по размещению своей новой дружины, уже заходил на широкое крыльцо господского дома, добавил, — пойдем и мы, пир как-никак, не стоит опаздывать. Где Хортичи?

В этот момент к ним подошел Орлик и, не дав Сашко ответить, передал слова Штаделя. Сашко удивленно присвистнул, а князь только усмехнулся:

— Горцы же. Много ли среди них ягнят? Добро! Присмотрим. А сейчас пир, идемте, познакомимся поближе с этими ньердами.

Ужин в этот день и правда, больше напоминал пир. Горцы, хоть и держались несколько обособленно, но после нескольких здравиц, уже с легкостью общались с дозорными, а сам Бьорн занял место за верхним столом. Он оказался не слишком многословным, и хоть беседовали с ним все на разные темы и отвечал он обстоятельно, а после четвертой чарки, даже весело, князь так и не пришел к окончательному мнению, что он из себя представляет. Ясно одно, клятва здесь, как и везде — не пустой звук, да и служба у графа сулила этим горцам прямые выгоды, так что предательства в ближайшие дни опасаться не стоило.

Но прощаясь перед сном с друзьями, Адам все же напомнил им, чтобы были готовы как всему.

— Само собой, — буркнул Орлик, — так что, охота завтра отменяется?

— Разумеется, нет, — хмыкнул Адам, — у графа свои дела, у нас свои. Так что с утра разомнемся, а ты сразу к Марфе наведайся — договорись.

— Командир, — вмешался Сашко, — а ведь кони у нас теперь добрые, раз уж оставить их решили, не пора ли нам выездкой с ними заняться?

Борут задумчиво посмотрел на него, сразу вспомнив, сколько радости ему всегда доставляло обучение лошадей, выездка, лихие трюки, будоражащие кровь, заставляющие ощущать себя особенно живым и сильным. Вспомнил, как свистит в ушах ветер, каким гибким, почти невесомым становится тело, как чувствует верный скакун каждое движение, каждое касание его рук и ног, словно заражаясь от всадника жаждой победы. Даже братья признали его превосходство, когда в двенадцать лет он впервые показал всем свое мастерство. А как хлопала и смеялась Василинка…

Адам почувствовал легкую боль в сердце, которая до сих пор возникала при мысли о ней. Сколько лет прошло, а он не может забыть. Черт возьми, сколько можно?! Она же предала его! Он давно не тот восторженный юнец! Борут до боли сжал зубы, но сумел улыбнуться и кивнуть Скворушу:

— А и верно, Сашко, мысль дельная. Вот завтра и займемся, с утра пораньше.