Глава девятая

Юля проснулась, но не решалась пошевелиться. «А вдруг Илья еще не ушел, увидит, что я проснулась, и все пропало. Господи, что «все пропало»? Еще ведь и не было ничего. Может, этот пират и не приплывет больше». От последней мысли Юле стало тоскливо. Она осторожно приоткрыла глаза и вздохнула с облегчением — Кораблева уже не было рядом.

Мучиться ожиданием Юле долго не пришлось, она даже понервничать перед желанной встречей толком не успела.

— Привет, — широко улыбнулся Жан Юле. — Это тебе. — Он протянул ей большую красивую ракушку. — Извини, цветы по дороге купить было негде.

— Привет, — ответила Юля и поняла, что больше ей сказать совершенно нечего. Она начала нервничать и краснеть совершенно некстати. Будто можно было покраснеть кстати!

Жан же прекрасно знал, о чем и как надо говорить. Он говорил долго, но Юля не слушала его слова. Она слышала его голос, низкий, бархатный, сексуальный голос.

Потом Юля так и не могла вспомнить ни слова из их беседы. Она долго еще боялась себе признаться, что это она первая поцеловала пирата, а вовсе не он ее. Ей было и стыдно, и приятно вспоминать, как поцелуй превратился из робкого в страстный и вечный. Как этот поцелуй пронзал губы, пронзал все тело. Это было так не похоже на их спокойный секс с Кораблевым, на мягкий, уютный секс, без приступов уродливой страсти, на секс, когда не было ничего лишнего, но все же чего-то не хватало. Юля улыбалась сама себе: «Я всегда знала, что во мне живет хищник, во мне живет кошка». Их секс с Жаном был диким, жадным и совершенно не красивым. Настоящая животная страсть не бывает красивой.

Он ушел уже давно — или недавно, — Юля не чувствовала хода времени. Она все еще была там, в недавнем прошлом. Юля посмотрела на себя в зеркало — из этого недавнего прошлого на ее шее осталось маленькое красное пятнышко. Юля не испугалась, она обрадовалась — никто еще не хотел ее так сильно, чтобы оставлять следы на ее коже. Она вовремя оторвалась от этого приятного для нее зрелища — к ней подходил Илья.

Весь день она чувствовала себя как в тумане. Туман был не только снаружи, но и внутри ее. Они куда-то ходили, что-то делали, купались и загорали. Илья был очень весел, а Юля — Юля тоже была весела, но она была не здесь.

Иногда ее начинал мучить внутренний конфликт и грызть совесть. «Ну как же ты могла! Ведь Илья — он такой добрый и… свой. Зачем тебе нужен этот совершенно чужой человек?» — возмущалась совесть. Но мысли путались, и уже в следующую минуту Юля с трепетом и приятной дрожью во всем теле вспоминала подробности сегодняшнего утра. «И ты ведь даже не жалеешь о том, что была с ним!» Совесть уже не просто возмущалась, а негодовала. «Восемь, девять, один, ноль, семь…» — повторяла она про себя номер его телефона, номер, который она побоялась записать, будто он мог быть подтверждением ее маленького преступления.

Кораблева никакой внутренний конфликт и тем более совесть не мучили. Ему все было ясно: он любил Юлю и хотел жить с ней долго и счастливо всю жизнь и умереть в один день. А девушку… девушку он тоже любил. А она почему-то не пришла сегодня к роднику. «Странно, очень странно, — думал он, — не могла же она проспать. Хотя почему не могла? Вряд ли она будильник ставит». Рассуждая так, он успокоил сам себя и решил, что завтра девушка к роднику непременно придет.

Ленка проснулась от страшной жары и духоты, солнце палило как-то подозрительно сильно. Ленка быстро догадалась, что сейчас ну никак не может быть шесть утра. На часах было двенадцать. Ленку погрызло та неприятное чувство, которое всегда ее грызло, когда она что-нибудь просыпала. «Ну и ладно, — подумала она. — Может, это судьба».

Ленка вылезла из палатки и непроизвольно начала искать глазами Жана. Нашла всех, даже Рамиля заметила в другом конце бухты и помахала ему рукой. А Жана не было нигде. Правда, он появился вскоре — буквально вышел из пены морской.

Ленка смеялась сама над собой. «Мне семнадцать, мне опять семнадцать лет», — крутились в голове несколько измененные слова «Чайфов». Даже не семнадцать, а двенадцать. «Когда меня последний раз так трясло рядом с мужчиной, когда так подкашивались коленки и заплетался язык?» Она пыталась вспомнить и не могла. С Кораблевым любовь была другая — это была страсть с первого взгляда, и она была взаимна. И коленки, видимо, поэтому не подкашивались. «А тут — тут я даже упустила момент, когда он начал мне нравиться, — жалела Ленка. — Что же я потом буду своим внукам рассказывать?» Ленка поймала себя на том, что постоянно ищет его глазами. Когда находит, по телу бегут предательские мурашки, а сердце норовит выпрыгнуть из груди. Когда не находит, ей становится так тоскливо, как бывает обычно во время осенней депрессии. Она наслаждалась тем, что прислушивалась к себе. Хорошо быть взрослой, когда ты знаешь себя, понимаешь. Уже не впадаешь в панику от прихода любви. Ленка поймала себя на том, что пытается сочинить стихотворение — в голове мучительно и не очень подбирались рифмы. Последний раз она занималась стихоплетством лет пять тому назад.

Рифмы все же сложились в коротенький дурацкий стишок, который Ленка даже записала.

Остаток дня пролетел быстро и никчемно. Жан был как-то странно неразговорчив, из-за чего у Ленки испортилось настроение. Новые знакомые, наркоманы, покидали вещи в рюкзаки и куда-то пошли. Когда солнце село, Ленка, сославшись на то, что «чем больше спишь, тем больше хочется», пошла спать. Даже ужинать не стала.

Загрузка...