Я не устаю изумляться, когда вижу, как папаша трудится, как каторжный, над будильником в тот день, когда все переходят на летнее время (пропустить невозможно, каждый год в последнее воскресенье марта я имею право задать вопрос: «Так как, мы переходим на час вперед или на час назад?»). То же самое, когда он решает расслабиться с кроссвордом в руках и задает маме вопросы вроде: «Приютивший все пары, из трех букв… Три буквы — это не слишком много для всех для них». Он хотел бы написать «зонт» или «брачный контракт», но не влезает. А я снова утыкаюсь в книгу, вместо того чтобы сказать ему «Ной», потому что определение не блестящее, а ответ и того меньше. Мне не хочется его обижать. Налоговая декларация для него целая драма, а поздравительные открытки — катастрофа. Иногда он настолько выводит меня из себя, что хочется крикнуть: «Если не знаешь, спроси меня, идиот!» Но я никогда этого не говорю. Все-таки он мой отец. И когда я говорю, что меня это удивляет, я хочу, набравшись смелости, сказать, что… что мне просто тяжело это видеть.
Ведь мне всего девять лет и четыре месяца.
В школе все по-другому. Руки у меня развязаны, но я этим не пользуюсь. Училка ничего, скорее даже хорошенькая, но когда она пытается объяснить, что правописание «не» с причастиями подчиняется логическим правилам, которые мы должны вбить себе в голову, я говорю «нет». Нет, оно не подчиняется никакой логике. Надо напрячься, это да, согласен, но логики никакой нет и в помине. «Несъеденный апельсин» или «не съеденный за обедом апельсин» пишется по-разному, но как бы там ни было, этот чертов апельсин остался целехонек. Только вот если я стану возникать, начнутся неприятности, училка раздраженно скажет мне, что я отвратительно веду себя на уроках, а все потому, что мне просто нечего здесь делать. Я отлично знаю, что на педсовете они изучают мои документы и что в один прекрасный день они наконец решат, что со мной делать, но сколько можно ждать! Я уже перепрыгнул через два класса, похоже, больше просто невозможно. Так что я научился сдерживать свое неуемное любопытство, но мне невыносимо скучно. Так как я постоянно зеваю на уроках, многие считают меня тупым лентяем. Я же не виноват, что родился таким. Я ведь не просил. Последний раз, когда человек в желтом костюме приходил, чтобы протестировать меня, он выставил мне 148. Расположи эти предметы, малыш, что это тебе напоминает, малыш, говори все, что приходит тебе в голову, малыш. Коэффициент умственного развития 148, а он разговаривает со мной, как с дебилом… Ну и посмеялся же я, когда отвечал на вопрос, формулировку которого он даже не понял. Я не из тех, кто любуется собой, но этот тип с ногами-циркулями, который регулярно приезжает измерять мои нейроны, должен перестать называть меня «малыш», мне кажется, это не совсем уместно. Помню день, когда он явился сообщить моим родителям, что я не похож на других. Человек в желтом пиджаке объяснял моему отцу, что, если бы я родился в России, я бы уже находился на секретной базе, где дни напролет играл бы в шахматы. В Америке меня бы поселили как принца при каком-нибудь научном комплексе, с другими такими же умниками. Но во Франции, к сожалению, пока ничего подобного нет, поэтому меня надо первым делом послать в Париж. Но папаше не очень понравилась эта идея, он сказал, что после окончания школы будет время подумать. Что ты хочешь, чтоб я сделал со школьным дипломом, а, папаша? Человек в желтом пиджаке считает, что я уже достоин трех или четырех.
Сверходаренный ребенок — с этим термином я согласен, другого пока не придумали, но нельзя все валить в одну кучу. Как в университете, есть технари и гуманитарии. К кому я отношусь, тоже понятно. Я неплохо справляюсь с логарифмами и уравнениями, но мне это быстро надоедает. Все эти бассейны, которые наполняются и выливаются, или последовательности, где из одного числа можно вывести другое, кажутся мне занудством — дело вкуса, конечно. Зато мне гораздо больше нравятся темы, что называется, «чисто созерцательные». Никогда не забуду первый раз, когда тип в желтом пиджаке показал нам картинку, на которой человек сидит за письменным столом, а на столе лежит книга. Желтый пиджак спросил: «Что делает этот человек?» Он ожидал, что я скажу, что парень делает домашнее задание, потому что он прилежный ученик и не хочет остаться на второй год. Я же произнес первое, что пришло мне в голову, примерно так: «Закончив читать Ницше, этот несчастный осознал, что Бога не существует. Разочаровавшись в религии, он решил покончить с собой, оставив записку, начинающуюся словами: „О вечность, мой белый саван“». Что мне больше всего понравилось, так это выражение лица типа в желтом пиджаке.
Естественно, они тут же решили, что меня надо показать психоаналитику. Я был заинтригован. В августе, пока мои родители барахтались в Средиземном море, я читал на пляже «Введение в психоанализ». Кое-что в этой книжке мне очень понравилось, например, крестовый поход против оккультных наук или поэтическая идея о том, что у каждой души существует свой потусторонний мир. Психоаналитик задал мне множество вопросов о моих родителях. Ужасно было слышать все эти ласковые слова по отношению к себе. Да, я действительно вышел оттуда в слезах, меня растрогало что-то ужасно обыкновенное или обыкновенно ужасное, именно так.
А я не люблю плакать.
Приятели? Как вам сказать… Не совсем верное выражение. Друзья? Нет, не то. Одноклассники? Да, есть. И много. Они видят во мне последний бастион перед плохой оценкой или же несравненного претендента на игру «Вопросы для чемпиона». Меня со всеми моими способностями легко можно купить за горсть рахат-лукума.
А я хочу лишь любить вас, вас всех, если вы сможете наконец понять, что я всего лишь ребенок, хотя и такой умный. Не бойтесь, когда я вырасту, я все забуду и стану нормальным, похоже, это самый распространенный вариант.
У меня есть два собеседника. Роже, радиоэкстрасенс. Ему уже за шестьдесят и он всюду ходит со своей штукой для обнаружения радиации. Иногда он находит источник излучения, и я даже видел однажды, как он вышел на склад оружия глубоко под землей. Наши в деревне его обожают. Надо сказать, он чертовски обаятелен. Я совершенно влюбился в него, когда он только для меня одного вытащил на свет божий свой школьный портфель времен Оккупации. Он открыл его на моих глазах: внутри таились сокровища. Гора исписанных бумажек, на каждой — слово, предложение, дельная мысль. А все потому, что в детстве он был очень любопытен и записывал все, чего не понимал в разговорах взрослых. Роже фиксировал все, что слышал непонятного, и говорил себе, что в один прекрасный день он поймет. И он дал мне это сокровище, тайны своего детства. Я выбрал наугад одну бумажку и прочел: «Дядя сказал, удовольствие, которое нельзя потрогать, всего лишь сон». На другой: «Бабушка брызжет слюной, а дедушка считает ее красивой». Я читал эти бумажки одну за другой, и меня охватила тоска. В том, что меня окружает, так мало непонятного.
Мой второй собеседник — Гаэль. Мы с ней ровесники, она всего на два дня меня старше. Она совершает все глупости, которые я не решаюсь сделать. Меня смущает такая свобода. Взрослые говорят, что по ней тюрьма плачет, а я ей завидую. Однажды она объяснила мне, что такое супружеская жизнь. «Люди живут вдвоем, потому что если один из них упадет, второй будет тут как тут, чтобы его поднять». И хотя я читал романтиков, картезианцев и психоаналитиков, за всю свою короткую жизнь я ни разу настолько не приблизился к истине. Иногда мы целуемся в губы. Ее интересует сам процесс, меня — вкус. Она хочет, чтобы мы поженились, когда нам исполнится по двадцать лет. Я говорю ей, что к тому времени уже состарюсь. Гаэль отвечает на многие вопросы, которые меня занимают. И на секунду у меня возникает впечатление, что я взрослый человек и мой возраст наконец-то соответствует моему умственному развитию. Мне так нравится смотреть, как она одергивает сзади юбку, когда дует ветер! Еще нас сближает любовь к паззлам. Но пока я трачу бездну времени, выискивая нужную деталь, она берет первую попавшуюся и ударом кулака вбивает ее на место. Чистая поэзия!
В одной из книг я вычитал, что суперодаренные люди не могут быть счастливы. Это наверняка правда, но мне хотелось ответить, что человек не может быть одаренным во всех сферах одновременно. Если хорошенько подумать, у меня еще вся жизнь впереди, чтобы быть несчастным, к чему торопиться?
Но ожидая взросления, что делать с этим огромным количеством интеллекта? Я мог бы стать кем-то вроде мыслителя, весь день валяться на диване, но зачем? В моем возрасте однообразие быстро надоедает. В моем возрасте хочется безобразничать. Хочется показать, что ты существуешь, хочется развлекаться, проказничать, перевернуть все вверх дном.
Ну и?..
Ну и от скуки я вывел следующее простейшее умозаключение: если Бог — это высшее существо, следующее какому-то непонятному плану, если Бог видим, когда его никто не видит, если Бог распоряжается судьбами людей, если Бог так любит нищих духом и заблудших овец, то Я — Бог.
И весь следующий год в нашей деревушке я исполнял свое божественное предназначение, хотя никто об этом и не догадывался. Это, конечно, необычная работа, но все же работа. Другой Бог, о котором говорится в Ветхом Завете, отдыхал в воскресенье. А я иногда даже этого не могу себе позволить.
В школе за три недели я решил проблему рэкета и наркотиков благодаря классической тактике замены местами сильного и слабого, взятой из игры в го. Директора отметило начальство (все верят в его железную руку), и теперь наш лицей ставят в пример всему району.
Я написал очень грамотное письмо с угрозами крупному промышленнику, который уже собирался устроить огромную свалку на въезде в деревню. За два месяца проблема была решена благодаря сотрудничеству химиков и журналистов… В итоге нашему мэру пришлось отказаться от своих амбициозных, но очень личных проектов и подать в отставку.
Я люблю большие дела, но не забываю и о частностях. Бог везде. Я дал идею для романа одному незадачливому писаке. Сюжет валялся под ногами, самое трудное было раскрыть бумагомарателю глаза так, чтобы он не заметил.
Я соединил двух человек, которые были созданы друг для друга. Иногда достаточно пустяка, а влюбленным часто не хватает воображения. По последним слухам, их первенец должен родиться в июне. Справедливости ради они должны назвать его в мою честь.
Я вернул стадо потерявшихся овец, но и поставил подножку маленькому бездельнику. Иногда я ужасен, иногда милостив. И все это чудовищно утомительно.
Чаще всего я одинок.
Но я знаю, что однажды я вернусь к своим. И в тот день они примут меня.
И если Бог действительно существует и его царствие открыто только нищим духом, я надеюсь, что там все же найдется местечко и для меня.