Глава 6. Показания Юрских: преступник и жертва?

Адвокат выглядел плохо, что, впрочем, было неудивительным. Лицо серое, изможденное, под глазами круги. Но привычной уверенности он не потерял.

— Я понимаю, от нашей милиции не стоит ожидать быстрой работы, — сообщил он, не без брезгливости оглядев кабинет. — Но надеюсь, вы понимаете, что в данном случае вы обязаны проявить максимум инициативы. Я — не рядовой гражданин, беззащитный и не знающий собственных прав. Я прекрасно знаю свои права и ваши обязанности.

Последнее выражение — «свои права и ваши обязанности» — майор решил в дальнейшем взять на вооружение, уж больно оно ему понравилось. Улыбнувшись в душе, он любезно согласился:

— Не сомневаюсь, что вы знаете все куда лучше нас.

Юрский, представьте, проглотил это и не поморщился, наоборот, явно подобрел.

— Ну, так чего вы достигли за ночь? — осведомился он уже менее агрессивно.

Подавив желание честно ответить: «Выспался», — Алферов почтительно произнес:

— Как приятно иметь дело с таким умным человеком, как вы! Если бы не вы, нам бы никогда не пришла в голову мысль взять на экспертизу все стопки, а не одну. Как вы догадались, Владимир Борисович? Поделитесь, помогите нам…

— У меня имелись известные сомнения, но от уверенности я был далек, — снисходительно поведал адвокат. — Профессиональная наблюдательность сработала автоматически и заставила задуматься, несмотря на некоторое опьянение и на сутолоку, устроенную остальными. Так где был яд?

— Профессиональная наблюдательность — как это верно в вашем отношении! И что же она вам вчера подсказала?

Раз человек падок на лесть, лучший способ заставить его говорить, а не задавать вопросы — увеличить дозу. Тем более, Юрский готов вещать до бесконечности, строя фразы так, словно готовит сборник собственных речей.

— Она подсказала, что убитый… то есть Карпов… сидел под конец на моем месте. По крайней мере, рядом с моей стопкой. Я не ошибся?

— Вы совершенно правы, Владимир Борисович. А вы не помните, кто первый сел за стол? Я имею в виду, перед последним тостом.

— То есть по чьей инициативе мы поменялись местами? Тут даже мне, с моей наблюдательностью, судить трудно. Было довольно темно, а гостей много. Что за детская идея — петь при свечах? Но я не стал возражать. И видите, нет худа без добра. Если б не эти свечи, яд достался бы мне.

«Добро для него — это что пострадал ни чем не повинный человек, — сообразил Алферов. — Более того — Юрский явно полагает, что тот умер. Как он среагирует на известие, что это не так?»

— Слава богу, пострадавший, скорее всего, выживет.

Адвокат кивнул с явным удовлетворением.

— Очень хорошо. В таком виде ситуация куда предпочтительней. Я видел этого Карпова впервые в жизни, но, как вы помните, позаботился о том, чтобы его лечили по высшему разряду. Думаю, именно поэтому он и не умер. Политические враги надеялись уничтожить меня, но на деле, наоборот, позволили мне показать себя с самой лучшей стороны. Я надеюсь, вы подтвердите журналистам, что в той сложной ситуации я думал не о себе, а о пострадавшем.

— Журналистам? — повторил майор, настроение которого тут же испортилось. Кого он не любил, так это их.

— Разумеется. Было б странным, если бы эта история их не заинтересовала. Убийства известных политических деятелей теперь не редкость, и они тут же становятся достоянием прессы. Но нынешняя ситуация уникальна. Я остался жив. Я не знаю, кто был заказчиком — красно-коричневые или воротилы криминального бизнеса, ведь и те, и другие боятся меня, как огня, — но их преступный замысел не удался. Взять интервью у потенциальной жертвы — уникальная возможность, за нее ухватятся многие издания!

— Значит, заказчиком были красно-коричневые или криминальный бизнес? А исполнителем?

— Эту мелочь следует доработать вам, — вздернул брови Юрский. — Вы — милиция, вам за это платят.

— Увы, — вздохнул Алферов, с трудом скрывая злорадство, — профессиональных киллеров среди ваших гостей не нашлось. Все добропорядочные обыватели.

— Я их не знаю, — отрезал адвокат, — и засвидетельствовать их добропорядочность не могу. Нет, некоторых знаю, — его взгляд смягчился. — Майя Ананиашвили — чудесная женщина, к тому же весьма обеспеченная. Она не стала бы рисковать собой за деньги. Немного знаю ее подругу, Марину Лазареву. Боюсь, ее убеждения недостаточно демократичны, поэтому не мешало бы вам проверить ее связи. Типичная фанатичка, помешанная на принципах. Не понимаю, как Майя может ее выносить. Так, кого я еще знаю? Пару раз видел Леночку Бальбух, но давно. Не думаю, что серьезный заказчик положился бы на столь ограниченное существо, хотя от нынешних всего можно ожидать. Есть еще Надежда Юрьевна, не помню ее фамилии, она иногда заходит к Свете. Она очень уважает меня и как политического деятеля, и как человека, так что ее я бы из подозреваемых исключил. Еще я имел некоторые контакты с четой Вольских. Они, как и Майя, весьма обеспечены, точнее, обеспечена Вольская. Тот самый средний класс, который стабильно голосует за мою партию.

— Некоторые контакты?

— У меня язва, и Света, моя жена, предложила продиагностироваться в медицинском центре у Вольской. Вообще-то я лечусь в престижной клинике, но там почему-то склонны недооценивать серьезность моей болезни.

— И понравилось вам у Вольской?

— Нет. Не думаю, что там работают квалифицированные специалисты, да и оборудование оставляет желать лучшего. Я надеялся, там наконец-то мне помогут, но ничего подобного. Послушать их, так я здоров. Полагаю, я знаю о медицине куда больше, чем они.

«И не только о медицине», — подумал майор, не забыв уточнить:

— А Вольская знает, какого вы мнения о ее центре?

— Конечно. Я не из тех, кто притворяется. Если я вижу недостатки, я честно о них сообщаю. У меня пока руки не дошли всерьез этим заняться, а вообще-то данный центр надо хорошенько почистить. Права потребителей следует соблюдать, это мое глубокое убеждение.

— И вы честно сообщили об этом Вольской? Когда?

— Недели две назад, наверное. Правда, она всячески извинялась и обещала уволить ту особу, которая мною занималась, но я не проконтролировал, выполнила ли она обещание. Не все люди, к сожалению, привыкли держать слово.

Алферов сочувственно покачал головой и, не дождавшись продолжения, спросил:

— А остальные гости, значит, были вам незнакомы?

— Месяца два назад Света порекомендовала мне в качестве хорошего программиста Вячеслава Михайловича Петухова. Теперь он работает в моей команде.

— И хорошо работает?

— Наверное, да. Если б были нарекания, мне бы доложили.

— Говорят, он очень нестандартный человек.

— Да? Не знаю. Я редко общаюсь с низовым звеном, у меня нет на это времени.

— Но конфликтов у него с вами не было?

Юрский пожал плечами.

— Вы имеете в виду, не он ли на меня покушался? Понятия не имею. Я послал его в отдел программистов и до вчерашнего дня больше о нем не вспоминал. Мои враги могли нанять его так же, как и всякого другого.

— Ваши враги оказались необычайно предусмотрительны. Как они могли догадаться, что ежегодная встреча «Авроры» пройдет именно у вас? Кстати, это давно решилось?

— Вообще-то, Света меня каждый год уговаривала, — недовольно поморщился адвокат. — Если не позвать всех к себе, так хоть пойти с нею. Но я не вижу смысла в подобных посиделках. Я привык к более высокому уровню.

— Не сомневаюсь! Так почему же на этот раз вы согласились?

— Как-то так получилось… сам не пойму, как… встретил случайно Майю, на презентации, и она попросила. Я решил — почему бы не сделать доброе дело? Надо иногда общаться с рядовым избирателем, это полезно. Вот и согласился.

— И когда это было?

— Дней десять назад. Десять дней — достаточный срок, чтобы моим врагам подготовить преступление.

— Одно не пойму, — простодушно развел руками майор. — Откуда ваши враги знали, что в доме есть яд? Вы говорили о нем кому-нибудь?

Юрский вздрогнул, задумавшись. Затем медленно и неохотно произнес:

— Я — никому, это точно. Мне не нравилось, что жена держит дома такое опасное средство. Мне вообще не нравится, что она бегает по бабкам. Я бы просто постыдился кому-то в этом признаться. Представляете, недавно она приобрела приворотное зелье! — Что? — опешил Александр Владимирович.

— Приворотное зелье. Каково, а? Моя жена, жена человека, который олицетворяет для рядового избирателя интеллигентность и культуру, верит в подобную чушь! Разумеется, я никому про болиголов не рассказывал. Наверное, кому-то говорила сама Света. Она вечно обсуждает свои болячки, хотя, кстати, здорова, как лошадь. У нее просто типично женская мнительность. Или хочет привлечь таким образом к себе внимание, иногда мне кажется, дело в этом. Почему у нас, мужчин, подобного не бывает?

— Мы живем разумом, а они эмоциями, — прокомментировал Алферов, решив втихаря, что супруги по определенным параметрам на редкость подходят друг другу. — Так кому она говорила про болиголов?

— Не знаю. Я этого не слышал, просто предполагаю. Раз я не говорил, значит, она. Иначе откуда врагам узнать, тут вы правы.

— А вы не допускаете, что преступление было стихийным?

— В каком смысле?

— Что преступник не готовил его заранее.

Адвокат снисходительно улыбнулся.

— Политические убийства стихийными не бывают. Тем более, среди присутствующих на вечере был лишь рядовой исполнитель, однако никак не заказчик. Это элементарно. Но я вам подскажу. Преступник мог принести яд с собой, но, узнав, что в доме есть болиголов, предпочесть его. Если б вы сразу сообразили обыскать всех гостей, вероятно, нашли бы у кого-нибудь припасенный яд. Но я не намерен предъявлять вам обвинения. В конце концов, вы всего лишь рядовые милиционеры, и нелепо требовать от вас остроты ума.

И тут лейтенант не выдержал — изображать немого два дня подряд оказалось свыше его сил.

— Остроты ума от нас не дождешься, — мрачно заявил он, — но все-таки мы не совсем чайники. Про яд знала заранее только ваша жена. Она у вас ревнивая, правильно? С чего это она вдруг приобрела приворотное зелье? Из-за Майи Вахтанговны?

«Что ни делается, то к лучшему, — решил Алферов, внимательно наблюдая за реакцией Юрского. — Неожиданность — мощное оружие».

Лицо адвоката стало напряженным и словно в единый миг еще больше посерело. Более того — он не разразился возмущенными криками, а молчал, опустив глаза.

— Расскажите нам правду, — мягко попросил майор, осознав, что прерывать молчание адвокат не собирается. — Вы решили развестись с женой?

— Я еще ничего не решил, — тихо ответил тот. — Света меня очень любит. Она никогда не причинила бы мне зла, и она вовсе не ревнива.

— Вы не ссорились последнее время?

— Мы давно ссоримся. Она оказалась очень примитивным существом, и меня это иной раз раздражает. У нее крайне узкий круг интересов — семья, дом, здоровье. Если б родился ребенок, было бы легче. Она б занималась им и меньше обременяла меня. Но детей у нее быть не может.

Юрский откашлялся и несколько бодрее продолжил:

— Но у нее есть огромные достоинства. Она — превосходная хозяйка. Все мои желания угадываются с полуслова. У меня в точности такой дом, как я хочу. Еда, одежда — все, как мне нужно. Ни секунды моего времени не уходит на решение бытовых проблем, все его я могу посвящать труду на благо общество. Я не уверен, что другая женщина сумела бы так же хорошо обустроить мой быт. Тем более женщина типа Майи.

«Других забот у нее нет — тебя обхаживать», — с раздражением подумал Алферов. Но тут же услышал нечто, отчего его настроение поднялось.

— К тому же я не убежден, что она за меня пошла бы. Два ее последних брака были необычайно удачны, за них держалась бы любая, и все же она их расторгла. Нет, к Майе я пока еще приглядываюсь, и Свете рано бить по этому поводу тревогу.

— На вчерашнем вечере Майя Вахтанговна сидела рядом с вами. Вы общались в основном с нею, а ваша жена сидела на противоположном конце стола.

— Разумеется, я общался только с нею, — фыркнул Юрский, явно оправившись от потрясения, вызванного мыслью о виновности Светланы. — А с кем? Там больше не было приличных людей.

— С супругой, например, — вставил Пашка.

— Общения с супругой мне и без того хватает. Черт возьми, вы же их обеих видели! — в голосе адвоката вдруг прорвались искренние чувства. — Глупо делать вид, будто таких, как Майя, на свете пруд пруди. Это товар эксклюзивный. Да, я был увлечен. То, что Майя сейчас свободна, заставляет меня волей-неволей думать о ней как о возможной спутнице жизни. Но заметьте — только возможной, не более того. С чего бы Свете ревновать?

— А что, вашей жене безразлично, если вы в ее присутствии уделяете особое внимание другой женщине? — удивился майор.

Юрский пожал плечами.

— Разумеется, ей небезразлично, но она приучена считаться с моими предпочтениями и не устраивать сцен.

«Загадочная фраза», — подумал Александр Владимирович, а Пашка вслух заметил:

— В тихом омуте черти водятся. Сцен не устраивает, а яду подлила.

— Но почему тогда не Майе, а мне? — высказал претензию адвокат.

— А что, кроме Майи Вахтанговны, вы никем другим не увлекались? — окончательно распоясался лейтенант. — Вот и захотела решить все проблемы разом.

Вместо ответа Юрский предположил:

— С тем же успехом яд мне мог подлить Снутко. Он влюблен в Майю, как мальчишка, это видно невооруженным глазом. Кстати, уселся рядом с нею и весь вечер пытался с нею поговорить. Никого не обманула его дурацкая идея явиться с Надеждой Юрьевной, которая привела его по доброте душевной. Очевидно, что он пришел ради Майи. А она повернулась к нему спиной, явно предпочитая меня. Вот он и взревновал. Кстати, он уверял, что ничего про болиголов не слышал. Почему все слышали, а он нет? Врет, чтобы отвести от себя подозрения.

— А вы помните, чтобы за столом или вообще на вечере говорилось о болиголове? — уточнил майор.

— Если честно, я стараюсь не слушать, что болтает жена. Тем более, в тот вечер. Вот все, что связано с Майей, я почему-то помню прекрасно. Вы знаете, что ее первым мужем был Вольский? Конечно, сейчас он прочно женат, но такие вот подкаблучники — самый неблагонадежный народ. Стоило жене отвернуться, и он так смотрел на Майю, просто неприлично! А когда я шепнул ей кое-что на ухо, совершенно невинно, у него так затряслись руки, просто ходуном ходили, и он облил нам скатерть красным вином. Я никогда не доверял красавцам. Мужчине красота не на пользу.

Не надо было обладать семи пядями во лбу, чтобы осознать: адвокат очень не хочет, чтобы виновной в покушении на убийство оказалась его жена. Политические противники — превосходно, бывшие Майины мужья — приемлемо, а Светлана Ильинична — ни за что. При этом полностью убедить себя в ее невиновности он не мог, и это нервировало его. И в какое положение попадала милиция? Задержать главную подозреваемую, не имея улик? Скорее всего, наш правозащитник тут же поднимет страшный шум в прессе. Подождать большей определенности? А если Юрская повторит попытку избавиться от супруга, на сей раз удачно? Шум поднимется еще круче. Приходится лавировать между Сциллой и Харибдой. Итак, снова бьем на лесть, и чем грубее, тем, похоже, лучше.

— Вы такой умный человек, Владимир Борисович, что не можете не понимать, какая версия случившегося самая логичная. Разумеется, мы отработаем и вариант с вашими врагами, мы вообще не оставим без внимания ни одно ваше слово, но… Ваша логика подскажет вам, кому было удобнее всего совершить это преступление.

— Не верю я, что виновата Света, и не поверю, пока не останется другого выхода, — отрезал Юрский, полностью выдавая этим свои скрытые опасения. — Да сами подумайте! Я что, дурак, что ли, не знать характера собственной жены? После этого средства массовой информации заживо меня съедят! Для них ведь нет ничего святого. «Известный знаток человеческих душ не видел дальше своего носа». Это я еще мягко выражаюсь, они напишут покрепче. Нет, меня это не устраивает.

— Нам тоже меньше всего хотелось бы нанести вред вашему имиджу, — поспешил заверить Алферов, — но мы никогда не простили бы себе, если б из-за нашей халатности с вами произошло несчастье. Пусть вероятность того, что Светлана Ильинична виновата, невелика, а вероятность повторения ею попытки убить вас еще меньше, рисковать нельзя. Вы ведь — не обычный человек. Ваша жизнь слишком важна для страны, чтобы допускать хоть малейший риск.

Пашка в углу тихо заржал, прикрывая рот рукой, и майор испугался, не перегнул ли палку. Вдруг этот тип сообразит, что над ним издеваются? Нет, не сообразил. Задумчиво пробормотал:

— Да, вы правы. Я должен оберегать свою жизнь. Но без нужды портить себе карьеру тоже не собираюсь. Пожалуй, с журналистами мы пока подождем. Было бы неприятно обнадежить их по поводу моих политических врагов, если потом выяснится, что дело не в них. И вы тоже не делайте пока заявлений журналистам.

Майор облегченно вздохнул — хоть что-то с плеч долой…

— Теперь по поводу моей жены. Она — не единственная подозреваемая, есть еще по меньшей мере двое с не менее сильным мотивом, поэтому задержать ее, не имея улик, было бы с вашей стороны противозаконно. Я всегда стою на страже закона, это известно каждому. Если же у вас появятся улики против кого бы то ни было… — Юрский помолчал и неохотно повторил: — Против кого бы то ни было… то закон позволит вам произвести арест. При появлении улик, но не раньше. Хотя я понимаю ваше беспокойство за мою жизнь и, со своей стороны, обещаю вам проявлять максимум осторожности. Я сегодня же заверю жену, что не намерен с нею расставаться, и этим обеспечу себе полную безопасность — если, конечно, согласиться с тем, что убить меня и впрямь пыталась Света. Надеюсь, это позволит вам меньше за меня волноваться. Хотите, я сделаю это при вас? Она ждет меня за дверью. Можете ее позвать.

Алферов и без того догадывался, что может ее позвать — учитывая, что Юрской было назначено время сразу после мужа.

— Я думаю, при подобном разговоре свидетели вам только помешают. Спасибо, Владимир Борисович, за неоценимую поддержку. Павел Витальевич, позовите Светлану Ильиничну к нам.

Пожалуй, жена адвоката скорее казалась уродиной, чем являлась ею. Майор понял, что при определенных усилиях со своей стороны она производила бы впечатление хорошенькой. Заменить джинсы и разношенный свитер элегантным костюмчиком, подчеркивающим стройность фигуры. Помыть голову чем-то этаким, что всегда громоздится у женщин на полочке в ванной. Вообще-то, Юрская была блондинкой, но ее тусклые сероватые волосы, небрежно схваченные заколкой, совершенно не впечатляли. Брови и ресницы накрашены черным, что не вяжется с блеклым лицом, лак на ногтях облупился. Короче, женщина абсолютно не следит за собой. Почему? Средства вроде бы позволяют.

— Вовочка, — бросилась Света к мужу, не обратив на милиционеров ни малейшего внимания. — Как ты себя чувствуешь? Ты помнишь, что тебе нельзя нервничать? Твой желудок этого не выносит. Может, стоит выпить таблеточку?

— Пока что мое состояние лучше, чем можно было ожидать, — с достоинством сообщил Юрский.

— Ты просто очень терпеливый, Вовочка. Ты не привык жаловаться.

— Это свойство всех истинных мужчин.

— Но истинных мужчин так мало! — горячо воскликнула Светочка. — Я не перестаю благодарить Господа за то, что он подарил мне встречу с тобой! Но я знаю, сам ты готов не посчитаться со своим здоровьем, лишь бы принести пользу обществу. Поэтому я должна оберегать тебя от подобного безрассудства. Может быть, ты поешь? Вот тут, в термосе, бульончик, свеженький. Только что сварила. Первую воду слила, так что не волнуйся, он не вредный. Тебе нельзя голодать! И котлеты еще тепленькие, в фольге. Смотри!

Котлеты и впрямь пахли на редкость аппетитно. Алферов наслаждался бесплатным представлением и мыслью о том, что неженат. Лучше собственноручно жарить себе яичницу, чем быть объектом столь пылкой заботы.

— Я подожду тебя в машине, — милостиво объявил адвокат, отстранив провизию с видом политического заключенного, объявившего голодовку протеста и готового умереть, но не поступиться принципами. — А ты откровенно отвечай на все вопросы. Это твой гражданский долг.

И, кивнув на прощание, он вышел.

Едва за ним захлопнулась дверь, Света, наконец, обнаружила, что в комнате присутствуют представители милиции. Вежливо поздоровавшись и удобно усевшись, она спокойно произнесла:

— Я звонила в больницу, поэтому знаю, что Игорь Карпов останется жив. Но, разумеется, я очень хочу, чтобы нашли виновного. Спрашивайте, пожалуйста.

Контраст между нынешним деловым тоном и недавним поведением полупомешанной был столь велик, что Пашка уставился на посетительницу во все глаза. «Да, — решил Алферов, — а она ведь, черт возьми, вовсе не дура! Интересно, искренна она в отношениях с мужем или, подобно мне, вовсю использует безотказный метод грубой лести? Кстати, муж явно не поделился с нею подозрениями, что отравить хотели его, а не Карпова. Еще одно подтверждение, что Юрский отнюдь не исключает виновности жены».

— Если я правильно понял, вы давно знакомы со всеми присутствующими на вечере. А с кем из них вы встречались в последнее время?

— С Леной Бальбух. Мы с ней часто перезваниваемся, а иногда она заходит ко мне домой.

— Вот как? А со слов вашего мужа я понял, что…

Света уловила мысль еще до того, как майор ее высказал.

— Конечно, она приходит, когда Вовочки нет дома. Он не любит моих подруг, да и вообще не любит, когда дома люди, которых пригласил не он. Ему нужен покой.

— Значит, ваш муж не любит Лену Бальбух.

— Я плохо выразилась, — спешно поправилась Юрская. — Она ему безразлична. Просто он не любит, когда кто бы то ни было ему мешает. Они не видели друг друга уже года три, не меньше. И если Лена мне звонит, то на мобильник, а я его при Вовочке отключаю.

— А какие у Лены взаимоотношения с Карповым?

— Хорошие. У Игоря со всеми хорошие, — вздохнула Света. — В голове не укладывается, что кто-то мог… Просто не представляю!

— А с кем еще из присутствовавших вы в последнее время общались? — продолжил Алферов.

— Со Славиком Петуховым. У него возникли проблемы с работой, и месяца два назад он обратился ко мне. Я, разумеется, не могла ему ничего обещать, Вовочка все решает сам, но я знала, что Славик высококлассный специалист. Его взяли на работу, и он иногда потом звонил мне, чтобы поблагодарить.

Она явно замялась, и майор вопросительно на нее посмотрел.

— Ничего особенного, — слегка улыбнулась Света. — Просто Славик любит названивать, а Вовочку раздражает, когда мне много звонят. Поэтому я перестала брать трубку на его звонки. У нас телефон с определителем номера.

— Но ведь Петухов мог, как и Бальбух, звонить на ваш личный сотовый.

— Ну, что вы! Я не даю номер своего мобильника мужчинам. Так не делают порядочные женщины, это могло бы быть неправильно истолковано. Только не подумайте, пожалуйста, что у Славика в моем отношении какие-то особые намерения. Нет, он всегда был такой. Живет один, родители за границей, и, когда ему скучно, кому-нибудь звонит. И готов говорить часами, да все о себе, любимом. А у меня нет на это времени, да и скучно. Вот Лена, она его слушает, сколько он пожелает.

— А какие у нее взаимоотношения с Петуховым?

Юрская не без ехидства вздернула брови.

— Лена надеется выйти за него замуж, а мне это представляется сомнительным. У нее удивительная способность намечать себе именно тех мужчин, которые ни на что не годятся. Уж Мишка Бальбух без царя в голове, но Славик Петухов даст ему сто очков вперед. Мишка, от того хоть знаешь, чего ожидать. Веселый, безответственный, добродушный парень. Для праздников — самое то, а для будней не подходит. Я объясняла это Лене, но ей что-то втолковывать бесполезно, не тот уровень интеллекта. Вот и осталась разведенной, очень ей, бедняжке, сочувствую. Она ведь работает на вещевом рынке, тряпьем торгует, а там одни женщины. Ну, если и попадается мужчина, сами понимаете, какого пошиба. Вот Леночка и обхаживает Славика, а тот еще хуже Мишки. Его мотает из одного настроения в другое. То он на вершине счастья, то рыдает из-за какой-то ерунды. Неуравновешенный, одним словом. Из вундеркиндов никогда не вырастает ничего хорошего. Я искренне желаю Леночке успеха, я очень ее люблю, но не думаю, что на этот раз ей повезет больше, чем в предыдущие. Ну, вы же сами ее видели! Что за платье на ней было — детский сад! Все-таки ранг окружения сказывается. Леночка всегда была довольно вульгарна, а общество рыночных торговок усугубило это еще больше.

Света оживилась и явно получала огромное удовольствие, разбирая недостатки любимой подруги. Вот оно, типично женское поведение. Вчерашняя сдержанность Лазаревой в подобной ситуации просто аномальна. Юрская за пару минут насплетничала больше, чем та за час.

— Значит, вы общались с Леной Бальбух и с Петуховым. Это все?

— Ну… смотря за какой срок. Если взять Игоря и Олю, Карповых то есть, то я их вижу раз в году, на нашей встрече. Они даже в гостях у меня ни разу не были до вчерашнего дня. Знаете, семейные пары менее легки на подъем, чем одиночки. Вольские тоже, но Леше Вольскому я звонила с месяц назад, чтобы он устроил Вовочке осмотр в диагностическом центре его жены. Правда, Вовочка был недоволен.

— И что он собрался в связи с этим предпринять? — заинтересовался Алферов.

— Вовочка? Не знаю. Он не делится со мной своими планами. Сказал только, что я, как всегда, посоветовала ему глупость, потому что заведение у Вольской ужасное. Вовочка, он не может лечиться абы где. К нему нужен подход.

— Не сомневаюсь. А кто еще, кроме Лены, бывал у вас в гостях?

— Надежда Юрьевна иногда заходит. Она Вовочке нравится. Она с ним советуется иногда по каким-то делам и очень ему благодарна. Несколько раз были Маринка с Майкой. Ну, и Мишка Бальбух, конечно. Его хлебом не корми, дай побегать по гостям. Но это было давно, когда я только что вышла замуж. Знаете, хотелось похвастаться. Последние годы из «Авроры» у меня бывали только Леночка и Надежда Юрьевна.

— Скажите, — небрежно осведомился майор, — а кому из них вы рассказывали про болиголов?

— Леночке — точно, — без паузы отчиталась Света. — Не понимаю, как она могла про такое забыть. Она сама мне порекомендовала эту бабку.

— Вот как? И давно?

— Сорок три дня назад.

— Откуда такая точность? — поразился Алферов.

— Очень просто. Начинаешь пить с одной капли в день, потом две и так далее до сорока. А потом ведешь счет обратно. Вот у меня вчера и было по обратному счету тридцать восемь.

— Запишите, пожалуйста, вот тут адрес этой бабки.

Юрская охотно записала, даже не уточнив, грозят ли той неприятности — а ведь майор убедился, что отнюдь не была глупа и прекрасно соображала, что к чему. Ей, похоже, было не жаль ни подруги, ни рекомендованной тою знахарки.

— А Петухову или Павловой вы про болиголов говорили? Раз они бывали у вас в гостях.

— Славику — точно нет, и в гостях он у меня не бывал, только звонил. А Надежде Юрьевне… не уверена. Спросите у нее.

— Обязательно. А вчера за столом вы про болиголов рассказывали?

Света пожала плечами.

— Я сама обдумывала это полночи. Простите, но не помню. Гости, запарка… я волновалась и болтала обо всем на свете. Может, и про это тоже. Знаете, лечение — тема, которую рад обсудить каждый.

Алферов, ненавидевший лечиться, был категорически не согласен с данным мнением, однако предпочел не возражать.

— Очень хорошо, Светлана Ильинична. По-моему, мы с вами не обсудили только Снутко.

— Снутко? Да я его не знаю совсем. Третий муж Майки, богатый и немолодой. Сейчас они в разводе.

Майор плавно повернул беседу в несколько иное русло.

— Он ведь пришел вместе с Павловой, да?

— Надежда Юрьевна — очень добрый человек, ее ничего не стоит уговорить помочь. Я сомневаюсь, что они со Снутко много общались. Она никогда не говорила мне о нем, а она совсем не скрытная. Конечно, Снутко явился ради Майки. Это было видно каждому.

— И он достиг, чего хотел?

Юрская недовольно сжала губы, затем вздохнула.

— Маринка наверняка вам все вчера доложила. Нет, Майка избегала Снутко. Она весь вечер обхаживала Вовочку.

— Непорядочно с ее стороны — обхаживать женатого мужчину, — с сочувствием заметил Алферов.

— А Майка и порядочность — две вещи несовместные, — тут же заглотила наживку Света. — Кстати, вы знаете, что у нее волосы не свои?

— Парик? — с ужасом встрял Пашка.

— Крашеные. Вообще-то она жгучая брюнетка.

— Да уж догадываемся, что блондинки среди грузинок — явление редкое, — не унимался Пашка, явно разозленный.

Майор укоризненно на него глянул и продолжил:

— Значит, крашеная? И без зазрения совести приставала к вашему мужу? И как он, бедный, реагировал?

— Терпел. Он очень воспитанный человек. Что ему оставалось? — На щеках Светы выступил румянец. — Майка — беззастенчивая авантюристка. Сперва она женила на себе бедного Лешу Вольского, бегала за ним, как кошка. Потом устроилась через него на выгодную работу и, едва он разорился, тут же его бросила. Кстати, что это за работа такая — принимать почетных гостей? Гости-то в основном мужского пола. Я подозреваю, это самая обыкновенная проституция.

— Да что вы говорите?

— Именно проституция, я уверена. Да она и ведет себя соответственно, разве вы не видели? Потом она подцепила одного из клиентов, богатого американца, и умотала с ним в Штаты. Но там ей стало скучно, наверное, муж строго за ней следил. Вот она и развелась, да еще и получила при этом кучу денег. Вовочка объяснял мне, что у нее был очень выгодный брачный контракт. Этот американец, видимо, совсем потерял голову, когда его подписывал. Вообще-то они — практичный народ. Теперь вот Майка издевается над Снутко. Выдоила мужика до капли и выкинула.

— А что, разве он разорен? — наивно осведомился Алферов.

— Ну, может, и не разорен, — несколько сбавила обороты Юрская. — Все равно, Майка получила от него достаточно, я не сомневаюсь.

— Представляю, как вам было неприятно смотреть, как эта опасная особа завлекает вашего мужа…

— Я верю Вовочке безгранично, — поведала Света, но голос ее дрожал. — Я прекрасно знаю, что он никогда меня не покинет. Тем более, уж он-то видит Майку и ее происки насквозь. Ему не нужна паразитка, которая сядет к нему на шею и станет требовать внимания. Немного поухаживать из вежливости — пожалуйста, но воспринимать всерьез — ни за что! Первый раз в жизни у Майки вышел облом. Знаете, как она злилась? Она же привыкла, что, стоит ей пальцем поманить, и любой бросится к ее ногам. И вдруг ее отвергают, да кто — такой человек, как Вовочка, какого каждая была бы рада заполучить! Майка сама призналась мне, что его ненавидит. Если бы покушались не на бедного Игоря, а на Вовочку, я бы не сомневалась, что это сделала она. Она — грузинка, у нее южный темперамент.

«Хитра, — подумал майор. — Якобы ни о чем не догадывается, а тень на соперницу бросила. Знает правду? Самое время сообщить ей, что правду знаем и мы. Все равно это сделает Юрский. К тому же если она поймет, что мы в курсе, то вряд ли решится повторить покушение. Она не дура, отнюдь».

— Ваша интуиция вас не подвела, — вслух произнес он. — Экспертиза показала, что яд находился в стопке вашего мужа.

— Как? — вскрикнула любящая жена. — Ах!

И она схватилась за сердце, но в восклицании ее явно было меньше эмоций, чем в недавнем спиче про Майю. Не похоже, чтобы удар обрушился на нее неожиданно.

— В связи с этим мне хотелось бы уточнить, кто первым сел за стол после пения при свечах, — быстро продолжил Алферов, дабы отвлечь собеседницу от мысли устроить истерику.

Света нахмурилась.

— Кто сел? Трудно сказать. Было темно. Так Майка, конечно, Майка! Она села первая, я точно помню. Специально села на чужое место, потому что она и есть убийца. И про болиголов она знала, я им с Маринкой говорила. И из-за стола часто выходила, так что вполне могла взять яд.

— Так вы уверены, что первой села она?

— Уверена, — твердо заявила Юрская. — Я вспомнила.

— Тогда это ее полностью оправдывает, — развел руками майор, стараясь, чтобы в тоне не прозвучало ехидства. Светлана Ильинична без зазрения совести соврала, дабы опорочить бедную Майю, а добилась обратного результата.

— Почему оправдывает?

— Собираясь отравить вашего мужа, она не села бы так, чтобы яд достался другому человеку.

Света сразу поняла его мысль и, опустив глаза, стала заливаться краской.

— Возможно, я и ошиблась, — пробормотала она. — Но я точно знаю, виновата она. На сто процентов! Допросите ее.

— Обязательно, — согласился Алферов, отпуская подозреваемую и не забыв предупредить, что все услышанное в этом кабинете не подлежит разглашению. На всякий случай он даже проследил, чтобы Юрская сразу ушла. В коридоре дожидалась своей очереди Леночка Бальбух, но он решил пока ее не звать. Было видно, что Пашка жаждет чем-то поделиться.

Едва закрылась дверь, лейтенант заявил:

— Она парит, что до разговора с нами не знала, кого хотели отравить, Карпова или Юрского. Конечно, знала, иначе нам пришлось бы вызывать к ней бригаду медиков. На ее драгоценного Вовочку покушались! Да она должна была рыдать от шока, как ненормальная, а она вместо этого катит бочку на Майю Вахтанговну. Неправдоподобно.

— Знала или догадывалась, — кивнул майор. — Но вот ответь-ка мне, Пашка… ты убежден, что яд подлила она?

— Нет, не убежден, — не стал брать греха на душу тот. — Конечно, бабы — существа загадочные, но мне кажется, она скорее отравила бы Майю Вахтанговну. Тут да, я бы не удивился, но чтобы своей рукой отправить на тот свет драгоценного Вовочку… Еще если б он подал на развод, тогда другое дело, но пока он остается при ней, она бы его не тронула. В данном случае я с Юрским согласен. Хотя черт ее знает… может, понимала, что, если не Майя Вахтанговна, то найдется другая, и решила устранить первопричину. То, что она ревнива, очевидно. Однако соображает неплохо. Конечно, сделала промашку, уверяя, что Майя Вахтанговна первая села за стол, но в целом схватывает на лету. Вполне могла быстро и ловко спланировать, как избавиться от мужа и не навлечь на себя подозрений.

— Да, но почему тогда она не подготовилась получше к нашим вопросам? Если она собиралась обвинить в своем преступлении Майю Вахтанговну, должна была заранее решить, как именно это сделать, и не допускать ляпов. Кстати, по поводу подозрений. Она как раз их на себя навлекла, разве нет?

— Ну, все-таки, кроме нее, подозреваются и другие. Так вы считаете, это не она?

— Да вот тоже полной уверенности нет. Вроде и похоже, но попадания в десятку не чувствуется. К сожалению, Юрский прав — мотив есть у многих. Этот тип не из тех, кто старается расположить к себе окружающих.

— О, чуть не забыл! — просиял Пашка. — Это вам, Александр Владимирович. Специально купил по дороге. Вот вы не любите герметические детективы, но если это не пособие по нашему делу, тогда что?

И он, ехидно ухмыльнувшись, протянул книгу в мягкой обложке. Агата Кристи, «Восточный экспресс».

— Кажется, там убийство произошло в поезде? — порылся в памяти Алферов. — А убитый тоже был не склонен к вежливому обращению.

— А людей в вагоне было тринадцать! — с торжеством произнес Пашка. — Это не считая Пуаро. А у нас за столом сколько? Тоже тринадцать — чертова дюжина. И, как и там, все подозрительны. Каково?

— Не пугай меня, — засмеялся майор. — Там, кажется, убийцами оказались двенадцать из них, совершив преступление совместно? Такого финта мне начальство не простит. Да и вообще… Карповых мы сразу исключаем — правильно?

— Да.

— И Юрского.

— А жаль, — вздохнул Пашка и мечтательно предположил: — А если он сам все это устроил? Почему бы нет?

— Зачем?

— Ну… чтобы сделать себе рекламу. Вы помните, как он вещал про журналистов? «Ах, мои красно-коричневые враги, которые жестоко на меня покусились! Пускай газеты их заклеймят!» Бред сумасшедшего…

— Вот именно. Идея о политических врагах — бред сумасшедшего, и при ближайшем рассмотрении Юрский тут же это понял. Он ведь не идиот.

— А по-моему, идиот. Вы над ним стебались, а он не замечал. Я еле сдерживался, чтоб не хохотать.

— Не вздумай! Этого он бы нам никогда не простил. Да, Юрский преувеличенно высокого о себе мнения, но это еще не значит, что он не способен, когда надо, адекватно оценить ситуацию. Был бы не способен, не взлетел бы так высоко и так быстро. К тому же смотри, как он прагматично подходит к вопросу брака. Он увлечен Майей Вахтанговной, это видно, но при том скрупулезно взвешивает, в чем он выиграет и в чем проиграет. Он не стал бы рисковать свободой ради мифических шансов покрасоваться перед прессой. А убивать Карпова ему и вовсе незачем — они виделись впервые в жизни, это подтверждают все.

— Увы! Значит, тринадцать минус трое. А я бы и Лазареву исключил. Она недолюбливает Юрского, это факт, но не настолько, чтобы убивать. Она ж не маньячка, а нормальная тетка, без прибамбасов. А что ее наняли коммунисты — это у Юрского крыша поехала. Ему хочется выдать желаемое за действительное, вот и все.

— Согласен, — кивнул Алферов. — Да и вчера, когда мы беседовали с Лазаревой, она ничем не выдала, что в курсе событий. Либо она искренне верила, что отравить хотели Карпова, либо гениальная актриса. Более, чем гениальная! Такое спокойствие после неудавшегося покушения даже для опытного убийцы маловероятно, а уж для дилетанта… Мне не верится, что она играла, скорее вела себя естественно и совершенно не подозревала правды.

— Майю Вахтанговну я бы тоже исключил, — неуверенно добавил лейтенант.

— Почему?

— Ну… она просто не могла совершить убийства. По ней это видно. Разве нет? Она такая… такая беззащитная.

Пашка слегка покраснел, и Алферов понял, что был вчера в своих чувствах неодинок. Взгляд дивных Майиных глаз, обращенный к майору — к нему, только к нему, он чувствовал это — случайно задел и лейтенанта. Это было неприятно. Нет, Майю винить не в чем, она сама не ведает своей силы, но тень обиды все-таки возникла. Скрывая это, он не без иронии произнес:

— К сожалению, к красивым женщинам мы должны подходить с теми же мерками, что и к обыкновенным. Хотя мотива я у Майи Вахтанговны не вижу. Показания Юрской по данному поводу — чистой воды навет. Ее муж признался, что всерьез увлечен, а она, дура, пытается изобразить, что он Майю Вахтанговну терпел из деликатности. Деликатность и Юрский не очень-то совместимы.

— Значит, подозреваемых остается восемь, — констатировал Пашка, упорно отметая Майю. — В полтора раза меньше, чем у Пуаро. Справимся!

И он радостно пригласил в кабинет томящуюся в ожидании Лену.

Загрузка...