Сумрачное пространство впереди расширилось и просветлело. Обращаясь к земной терминологии, Библ бы назвал его манежем цирка с бледно-лимонными стенами и невысоким, в несколько рядов, амфитеатром, посиневшим от сидящих рядышком знакомых курток. Сквозь дымчатый облачный купол просвечивало голубое небо.
Манеж был крохотным,в четыре раза меньше обычного,и амфитеатр, естественно, вмещал лишь несколько десятков зрителей, терпеливо ожидавших представления на манеже. Ничего здесь не было, кроме двух висевших без опоры и, как везде на Гедоне, очень подвижных, вращающихся прозрачных кресел. В них и усадили земных гостей спина к спине, но так, что они могли разговаривать, поворачиваясь друг к другу на бесшумных шарнирах. Усаживал их тот же человечек с двумя ассистентами, присоединившимися к нему с трибун и похожими на него, как близнецы. Впрочем, присмотревшись, Библ и Капитан сразу заметили, что и все, заполнявшие трибуны крохотного амфитеатра, были так же похожи, словно их вылепила мать-природа по одному образцу. А может быть, здесь сказалось то самое неумение различать черты незнакомого склада лица,какое проявляет большинство европейцев,например, в африканских странах. Впрочем, и меднокожие гедонийцы в синих и голубых плавках показались вначале землянам почти неотличимыми друг от друга, и только потом в Аоре одноликая масса превратилась для них в сумму индивидуальностей.
На головы обоим гостям хозяева надели нечто вроде хоккейных шлемов, плотно обхвативших виски и затылок. Ни Капитан, ни Библ не протестовали: доброжелательный вид их спутника не предвещал никаких опасностей. Потом он отошел в сторону и три раза повторил что-то совершенно неразличимое ни по интонации, ни по созвучиям. И следом за ним ту же звуковую абракадабру согласованно, почти единогласно, но негромко повторили все сидевшие на трибунах. И- странное дело — гости всё поняли, как будто эту абракадабру произнесли, скандируя, по-русски:
— Вы называть вещи видеть их глазами мыслью.
— Вы поняли, Кэп?- спросил Библ.
— По складам, но понятно. Телепатия?
— Нет, это не телепатия. Мысль доходит с трудом и, как вы говорите, «по складам». По-моему, это чужой эмоциональный тонус, многократно усиленный: вы слышали, как все повторяли одно и то же. Нечто вроде эмоционального эха. А шлемы передают его непосредственно в мозг.
— Чего же они хотят?
— Именно того, что до нас дошло. Называйте любое слово, одновременно представляя его в уме. Они хотят изучить наш язык. Давайте, я попробую.
Библ повернулся на неощутимых шарнирах кресла лицом к трибунам и сказал, медленно отчеканивая слова:
— Голова, лицо, глаза, нос, рот, тело, руки, ноги… Ходить, лежать, летать, прыгать, пить, есть, спать, драться… Все это я представляю в зрительных образах,- добавил он для Капитана,- а в каких образах, например, представить зрительно такие понятия, как «думать», «понимать», «решать», «соглашаться» или, скажем, «да» или «нет», «хорошо» и «плохо», или просто частицу «не» перед любым существительным и глаголом?
Капитан засмеялся:
— А мы с вами, Библ, как клоуны на манеже. Так и будем поступать, как клоуны. Разыграем репризу. Я, допустим, буду показывать, что наливаю из бутылки в стакан, а вы разводите руками, качаете головой и всем видом демонстрируйте, что не поняли, отчетливо произнося при этом: «Не понимаю, нет!» Я тут же повторяю спектакль, вы — тоже. Потом в третий раз показываю, уже раздраженно крича: «Понятно?» Вы радостно подпрыгивайте и тоже кричите: «Да, да! Понял! Понятно!» Начинаем. Только серьезно.
Они и проделали это серьезно, не спеша, произнося слова отчетливо, не проглатывая ни буквы. А по окончании представления Капитан, обернувшись к зрителям, громко спросил:
— Поняли?
— Поняли,- неожиданно четко, без малейшего акцента ответил по-русски зал.
— Значит, понятно? — переспросил Капитан.
— Понятно, понятно.
— Да или нет?
— Да, да!
— Молниеносное обучение,- усмехнулся Капитан и сказал вполголоса Библу: — Начинаем второй урок. Сначала объясним местоимения: я, ты, он, мы, вы, они. Проще простого.
Объяснили.
— Еще реприза. Я делаю несколько шагов, вы стоите. Я говорю: «Я иду, он не идет», подчеркивая частицу «не». То же с глаголами «есть» и «пить». А теперь обращаюсь к аудитории: «Вы не поняли?»
— Нет, поняли,- отчеканил зал.
— Мне одно не ясно,- шепнул Капитан Библу,- почему они так быстро все это усваивают?
— Во-первых, эмоциональное эхо. Во-вторых, шлемы. Вы видите- все тоже в шлемах. Должно быть, мы не совсем точно понимаем их назначение. Вероятно, они и улавливают смысл звучащего слова, и непосредственно воспринимают зрительный образ. Скажем условно: киберпатия.
— Ки-бер-патия,- отчетливо повторил их знакомец, сидевший поблизости в первом ряду.- «Нет шлемы» — непонятно, «да шлемы» — понятно. Только шлемы. Без них нельзя.
— А ведь мы не объясняли им слов «только» и «нельзя». И склонять местоимения тоже не учили,- удивился Капитан.
Но ответил не Библ, а человечек в голубой куртке.
— Много слов мы понимать из разговоры ты и он.- Он указал попеременно на обоих.- Вы говорить больше, мы понимать больше.
Капитан рванул кресло к Библу.
— Вот это я понимаю- контакт! Еще три урока, и ученики могут сдавать экзамен на аттестат зрелости. На большой палец. Все говорить и все понимать. Три урока,- повторил он, загибая пальцы на руке.- Три!
— Один,- возразил голубокожий и в свою очередь загнул палец.- Один. Мы понимать и слова-мысли. Говорить в уме — видеть. А мы — понимать.
— У них уже и сейчас есть запас слов, необходимый для разговора,- сказал Капитан Библу,- только почему обучение односторонне? Без взаимности.
— Вероятно, они лингвистически способнее, да и язык их, пожалуй, нам недоступен, и они это заметили.
— Странный язык. Или придыхания, или горловые фиоритуры. Как у тирольских певцов.
— А вы прислушайтесь,- сказал Библ, оглядывая ряды амфитеатра.- Слышите? Совсем по-птичьи. Как з лесу. Цокают и пересвистываются.
Он еще раз оглядел окружающие их кресла. Голубые куртки сидели тихо, как примерные дети, не вскакивая и не меняя мест. В странной схожести лиц теперь уже Библ заметил различия. Не было того однообразия молодости, какое они видели в зеленосолнечной школе,- их окружали здесь и юношеские, и зрелые лица, иногда морщинистые и даже небритые. Были и женские — их отличали овал лица, несколько удлиненный, более мелкие черты его и кокетливое разнообразие даже в мальчишеской короткой стрижке. Кто они? Если принять гипотезу Алика о резервациях-заповедниках, то где же эти заповедники? Здесь или в Аоре? Неизвестно зачем откармливаются бездельники-потребители и трудятся умницы-производители за пультами световых и цветных чудес. Правда, последние некоммуникабельны в отличие от телепатически общительных гедонийцев зеленой и синей фаз. Но некоммуникабельность сопровождает, по-видимому, только рабочий процесс. А здешние трудовые процессы- это непостижимые вершины науки и техники. Значит, здесь хозяева, а не там, в лучах других ложных солнц. Капитан, кажется, не очень задумывается над этим, он с удовольствием играет в свой лингвистический цирк. Да полно, цирк ли это? Люди смешно искажают грамматику речи, но разве не удивительно то, что словарь их пополняется быстрее, чем у самого совершенного кибернетического ретранслятора. А сумма грамматических искажений уменьшается обратно пропорционально числу новых слов. Закономерность? Да. И в ней показатель не только трудностей возникающего контакта, но и взаимной в нем заинтересованности.
Мысли Библа прервал настороженный шепот Капитана:
— Тсс… Слышите? Совсем другой звук. Похоже, что мы уже не в лесу, а на пасеке.
Из темного прохода,соединявшего этот зал с перекрестком движущихся дорожек-лент, вдруг послышалось негромкое ровное гудение. Так гудит или отработанный механизм, или встревоженный улей.
— Ложиться на пол! — крикнул им их знакомец из первого ряда.- Не говорить. Не шуметь. Тихо.
Капитан и Библ недоуменно повиновались.
А из прохода в пространство манежа не спеша выплыла медная летающая тарелка. Может быть, и не медная, но блестевшая, как хорошо отполированная и начищенная медь. Библ пошевельнулся и поднял голову. Тарелка тотчас же устремилась в его сторону и повисла высоко в воздухе, небольшая, около полуметра в диаметре, и выпуклая лишь с одной стороны, что делало ее еще более похожей на тарелку или скорее на блюдо или поднос.
С тем же пчелиным гудением она начала спускаться, не выходя из пределов манежа. Три метра, два метра, полтора… «Сейчас она придавит нас или накроет как одеялом»,- подумал, прижимаясь к пластику пола, Библ. На минуту ему стало страшно, но тарелка, покружившись над ними, снова поднялась и, покачиваясь в воздухе,медленно поплыла над амфитеатром. Голубокожие молчали, не двигаясь,вдавленные тревогой в кресла. А тарелка, сделав несколько кругов и восьмерок в притихшем зале, так же не спеша скрылась в темном проходе. Пчелиный гул ее, все еще слышный и за пределами «цирка», постепенно умолк.
— Новое чудо-юдо,- усмехнулся Библ, подымаясь.- Что это было? Вы соображаете, Кэп?
Капитан подумал.
— Похоже на летающий локатор. Видимо, он регистрирует какие-то посторонние шумы. Кто-то приметил что-то необычное и отреагировал.
— Координатор,- откликнулся их подошедший знакомец.
— Мы не называли такого слова,- насторожился Капитан.
— Вы называли его вот тут.- Он постучал пальцем по лбу.- А тарелка это слышать и узнавать шум. Вы говорить: посторонний, необычно. А непосторонний и обычно- это тихо, шума нет. Но мы собрались- шум: зтсистзссс…- Он попытался передать их пересвистывание.
— Разве у вас нельзя разговаривать? — Нить догадки опять ускользала от Капитана.
— Там где спать- можно.Где не работать, отдыхать, смеяться.Дома,- прибавил он гордо еще одно усвоенное без подсказки слово.
— А где это — дома?
— Здесь, за стеной. А их дом,- он указал на темный проход, явно подразумевая своих некоммуникабельных соплеменников,- дальше. Там, где такие дорожки.- Он дотронулся до голубого капитанского комбинезона.
— Почему же вы здесь, а они там?
— Потому что мы обманываем Координатор.
— Разве его можно обмануть?
— Вы видеть тарелка? Она уйти. Не заметить.
— Почему и как вы его обманываете? — загорелся Библ.
— Трудно объяснить. Еще мало слов. Вы брать с собой шлемы. Домой. Разговаривать- не снимать. Спать- не снимать. Вернетесь- будем знать больше.
— Нас четверо.- Капитан загнул четыре пальца.
— Понятно. Брать с собой четыре шлема.- В руках у собеседника появились еще два шлема.- Вернуться всем вместе. Где ваш дом?
Капитан представил себе приземистое здание станции на черном камне пустыни. Снова пересвистывание и недоуменный вопрос их знакомца в голубой курточке.
— Откуда?
— С неба,- не улыбаясь сказал Капитан, довольно точно вообразив появление космолета в свете пяти разноцветных солнц и приземление его на зеркальном космодроме.
И опять птичий гомон прошумел по трибунам. Но вопросов на этот раз не последовало. Почему? Испугались или насторожились? Библ уже начал сомневаться в своих прежних суждениях о жителях Голубого города, как строителях и хозяевах гедонийской цивилизации. Испуг и настороженность в данном случае совсем не показатели высокого социального уровня жизни. Творцам ли этакой технологии пугаться появления чужого разума? Но почему пугаться? Может быть, пересвистывание на трибунах означает просто повышенный интерес? А если подумать, то разве интерес вызвало появление летающей тарелки? Пожалуй, даже не испуг, а пароксизм страха. Что же испугало? Локатор посторонних шумов, угрожающий обнаружить присутствие людей, которые совсем не хотят быть обнаруженными. И слова: мы обманываем Координатор. Значит, даже немыслимая техническая вооруженность его не гарантирует от ошибок: оказывается, его можно, а должно быть, и нужно обманывать. И если считать, что Координатор — власть или орудие власти, значит, в этом обществе есть оппозиция меньшинства большинству. Какие же цели она преследует и почему возникла? Тут Библ окончательно запутался. Кто же тогда хозяева Гедоны и каков ее социальный строй?
— А мы можем увидеть Координатор?
Ответ последовал неуверенно и не сразу:
— Подумать. Не сегодня. Сначала надо научиться понимать друг друга. А сейчас — уходить.
Капитан снова загнул четыре пальца.
— Мы вернемся вчетвером. Завтра. Ладно?
— Ладно.
Библ тут же подметил, как быстро усвоил их собеседник русскую коллоквиальную форму.
— Постой…- задумался Капитан.- Мы, вероятно, легко найдем город. Но как в нем найти вас?
Гедониец в голубой куртке показал на лимонный цвет стен.
— Такого же цвета дорожка. Она приведет вас сюда. Я показать.
Он поспешил к темному проходу из зала. У многоцветного переплетения дорожек они подождали до тех пор, пока из-за среза плоскости не вырвалась желто-лимонная.
— Эта?
— Она.
Пока дорожка плыла в уровень с плоскостью, Капитан сказал:
— Я- Кэп, Капитан. Он — Библ. А ты?
Их спутник опять просвистал что-то по-птичьи.
— Ну это, брат, у нас не получится. Назовем тебя Друг. Сойдет, Библ?
— Сойдет.
Капитан крепко, по-земному, пожал руку спутника:
— Прощай, Друг. До завтра,- и соскочил на убыстряющую бег, дорожку.
Библ прыгнул вслед за ним.
И последнее, что они увидели, было синее пятно над срезом серой покатой плоскости.