Я была чертовски близка к тому, чтобы побиться лбом о руль. О господи! Еще слишком рано. Откровенно говоря, в полдень я сказала бы то же самое – слишком рано. Да и в шесть вечера тоже.
– У меня нет друзей, – уже целую вечность страдал Джош на тему «как несправедливо начинать учебу в пятом классе новой школы».
Он ныл уже двадцать минут, а я поглядывала на часы.
Двадцать минут, которые никогда, никогда не вернуть.
Двадцать минут, которые будут повторяться следующие полгода, начиная с сегодняшнего дня и оканчивая моим тридцатым днем рождения.
Двадцать минут, которые заставляют мысленно молить Бога ниспослать мне терпения. Или прикончить меня. Я согласна на что угодно, лишь бы он заткнулся. О боже! Я лила незримые слезы и молча всхлипывала.
Я уже давно отвожу Джоша в школу, а Луи в детский сад, и то, что просыпаться надо до семи утра, ничуть не облегчает положения. И вряд ли когда-нибудь облегчит. Моя душа рыдает каждое утро, заслышав сигнал будильника. Рыдания усиливаются, когда мне приходится выбираться из кровати, одеваться и будить Джоша. Поэтому выслушивать до обеда в сотый раз его стенания о несправедливости уже чересчур.
Откровенно говоря, в целом я понимаю его страдания от отсутствия друзей. Но эта школа лучше предыдущей, а Джош – не считая происходящего сейчас – ведет себя так, что я гордилась бы, будь он моим сыном, и с легкостью заводит друзей. Это у него фамильное. Наверняка через неделю он уже с кем-нибудь подружится, через две останется у него ночевать, а через три забудет о своих жалобах. Он всегда отлично адаптируется. Луи тоже.
Но за последние двадцать минут мне начало казаться, что я порчу ему жизнь. По крайней мере, именно на это он намекал. Я порчу жизнь десятилетнему мальчику. Можно смело вычеркивать пункт из списка: «Дела, которые я должна претворить в жизнь».
Когда Ларсены привезли его домой после недельного отсутствия, он уже был в дурном настроении. Следовало знать, что за этим последует.
– С кем я буду сидеть в обед в столовой? Кто одолжит мне карандаш? – драматично восклицал племянник, точно играя на сцене. Где он только этому научился?
Мой вопрос был более приближен к реальности: куда он дел свой карандаш? Я же купила ему к школе набор обычных карандашей и несколько механических.
Я не стала ни отвечать на его последний вопрос, ни задавать свой. Скорее всего, он просто хочет поныть вслух чисто для себя, и все, что я скажу, пропустит мимо ушей. Комментарии бесполезны, к тому же я, если честно, боялась съязвить и тем самым ухудшить ситуацию, а Джош и без того не в настроении.
– С кем я буду общаться? – не обращая внимания на мое молчание, продолжил он. – Кого я приглашу на свой день рождения?
О господи, он уже беспокоится о воображаемом дне рождения! Интересно, это будет очень грубо, если я включу радио погромче, чтобы его не слышать?
– Ты меня слушаешь? – спросил Джош плаксивым голоском, к которому прибегал крайне редко.
Скрипнув зубами, я продолжала смотреть вперед, чтобы он не заметил моего сердитого взгляда в зеркале заднего вида.
– Да, я тебя слушаю.
– Нет, не слушаешь.
Я вздохнула и крепче сжала руль.
– Слушаю. Я просто не собираюсь ничего говорить, Джей, потому что ты в любом случае не поверишь мне, когда я скажу, что ты скоро с кем-нибудь подружишься и все будет хорошо, и на твой день рождения к тебе придет куча гостей. – О карандашах я специально умолчала, ради нашего общего спокойствия.
Джош не ответил, и я спросила:
– Я права?
Он что-то буркнул.
Прямо как мой чертов братец.
– Послушай, прекрасно тебя понимаю. Я тоже ненавижу выходить на новую работу, где никого не знаю, но ты ведь Касильяс. Ты находчивый, умный, милый, и у тебя получается все, за что ты берешься. У тебя все будет хорошо. У вас обоих все будет хорошо. Вы замечательные.
Джош снова что-то буркнул.
– Луи, я права? – Я взглянула в зеркало заднего вида на своего пятилетку, сидящего в детском кресле.
– Да, – улыбаясь и кивая, весело ответил Луи.
Все в этом ребенке вызывает у меня улыбку. Джош меня тоже радует, но не так, как Луи.
– Ты беспокоишься о начале учебы? – спросила я мелкого.
Мы много разговаривали с ним о школе, и каждый раз он был полон энтузиазма. У меня не было причины считать иначе. Больше всего меня тревожило, что он начнет плакать, когда я сдам его на руки учительнице, но Луи не из таких. Ему понравится.
Джинни предупредила меня, что я сама расплачусь в первый день, но я ни за что и никогда не разревусь в его присутствии. Когда заплачу, он подхватит, даже не зная причины. Будь я проклята, если это случится! Сегодня утром я фотографировала его у дома и обронила одну слезинку, а больше ничем себя не выдала.
– Нет, – ответил счастливый голосок пятилетки, и мне тут же захотелось обнять Луи и никогда не отпускать.
– Видишь, Джей? Луи не беспокоится. И тебе не стоит.
В зеркале заднего вида отразилось, как Джош опустил голову, а потом с тяжелым вздохом прислонился виском к стеклу. Я заволновалась.
– Что случилось?
Он качнул головой.
– Скажи, что не так?
– Ничего.
– Ты же знаешь, я не отстану, пока ты не ответишь. Что случилось?
– Ничего, – настаивал Джош.
Я вздохнула:
– Джей, ты можешь рассказать мне все.
Прижавшись лбом к окну, он подышал на стекло и признался:
– Я просто вспоминал папу. Он всегда отвозил меня в школу в первый учебный день.
Черт. Почему я об этом не подумала? В прошлом году у него тоже было плохое настроение в первый школьный день. Правда, не настолько плохое. Конечно, я тоже скучала по Дриго. Но я не признавалась в этом Джошу, пусть порой мне очень хотелось поговорить с ним о его отце.
– Ты же знешь, он сказал бы тебе…
– Бейсболисты не плачут, – со вздохом закончил Джош.
Родриго был непреклонен и строг, однако обожал своих сыновей и считал, что им все по плечу. Так же он относился и к остальным, кого любил, включая меня. В горле встал ком, и я попыталась как можно незаметней откашляться.
Правильно ли я веду себя с Джошем? Не слишком ли строга с ним? Не знаю. Меня терзала неуверенность. Именно такие моменты напоминали мне – я понятия не имею, что делаю, и уж тем более не представляю, каким будет конечный результат, когда мальчики вырастут. Это пугает.
– Поверь мне, Джи, в новой школе все будет зашибись. – Не дождавшись ответа, я бросила на него взгляд через плечо. – Ты же мне веришь?
И Джош тут же снова стал вредничать.
– А то! – закатил он глаза.
– Хрен… конь в пальто! На обратном пути подброшу тебя в приют.
– О-о-о! – восхитился извечный подстрекатель Луи.
– Заткнись, Лу, – рявкнул Джош.
– Нет уж.
– Так, оба успокоились! Давайте поиграем в молчанку.
– Давай не будем в нее играть, – ответил Джош. – Ты нашла для меня новую бейсбольную команду?
Вот черт. Я мельком взглянула в боковое окно, ощущая вину за то, что даже еще не начинала искать для него новую команду. Было время, когда я предпочла бы солгать, однако не такие отношения мне хотелось выстроить с мальчиками. И я сказала ему правду.
– Нет, но обязательно найду.
Я затылком ощутила его осуждающий взгляд, однако Джош не стал меня стыдить.
– Ладно.
Мы в молчании подъехали к школе, и я припарковалась на стоянке. Оба мальчика выжидающе глядели на меня, отчего я чувствовала себя пастухом среди овец.
Пастухом, который понятия не имеет, куда их вести.
Единственное, что мне оставалось, – постараться сделать все наилучшим образом и надеяться, что этого будет достаточно. И опять-таки, разве не так каждый живет свою жизнь?
– Все будет хорошо, обещаю.
– Мисс Лопес!
Вечером мы съездили в магазин. Я закрыла дверцу машины бедром, ведь мои руки оттягивали пятьдесят фунтов еды. Луи уже стоял у двери дома с двумя самыми маленькими пакетами. Обычно я стараюсь не брать детей в магазин, но сегодня пришлось. Салон должен открыться лишь завтра, и я слегка порадовалась, что мне удалось забрать их в первый день из школы. Шопинг прошел хорошо – я одернула мальчиков лишь дважды.
Джош, тоже несший полные пакеты в обеих руках, остановился на полпути к дому и, нахмурившись, обернулся.
– Мисс Лопес! – снова раздался слабый, еле слышный голос где-то неподалеку.
Я бездумно направилась к мальчикам.
– Кажется, это она к тебе обращается, – предположил Джош и, прищурившись, посмотрел на кого-то за моей спиной.
Ко мне? Это я мисс Лопес? Настала моя очередь хмуриться. Интересно, почему Джош так решил? Я посмотрела через плечо – и едва не застонала при виде розового халата на крыльце симпатичного желтого дома через дорогу.
Та пожилая женщина назвала меня мисс Лопес?
Она помахала хилой рукой, подтверждая мои худшие опасения.
Да. Назвала, и не раз.
– Кто такая мисс Лопес? – спросил Луи.
Я фыркнула, разрываясь между негодованием – это ж надо: назвать меня самой распространенной латиноамериканской фамилией! – и желанием вести себя по-добрососедски, пусть даже я не знаю, что этой женщине нужно.
– Видимо, я, малыш, – ответила я Луи и, подняв руку с пакетом, который весил меньше всего, помахала пожилой женщине.
Она снова взмахнула костлявой рукой, подзывая меня.
Самое трудное в воспитании двух маленьких людей – быть для них примером. Все время. Они с удовольствием тебе внимают. Запоминают каждое твое слово и каждый жест. Я на собственном горьком опыте убедилась, что их мозг словно губка впитывает абсолютно все. Когда Джош был маленьким, он залип на слове «дерьмо». Он употреблял его постоянно и по любой причине. Уронил игрушку – «дерьмо». Споткнулся – «дерьмо». Нас с Родриго это забавляло. Остальных не очень.
Я хотела привить детям хорошие манеры, значит, приходилось подавлять инстинктивное желание поворчать, когда меня что-то расстраивало или раздражало. Я подмигнула мальчикам, повернулась к нашей новой соседке и прокричала:
– Одну минутку!
В ответ она помахала рукой.
– Парни, давайте отнесем покупки и выясним, что нужно этой… – я чуть не ляпнула «старушке», но вовремя исправилась, – соседке.
Луи жизнерадостно улыбнулся и пожал плечами, а Джош проворчал:
– Я тоже должен идти?
Я пихнула его локтем:
– Да.
Краешком глаза я увидела, как он закатил глаза.
– Можно, я побуду дома? Я никому не открою дверь.
Меня ранило его недавно появившееся желание никуда не ходить со мной. Однако я не подала виду и, открывая дверь, бросила ему через плечо:
– Нет.
Стоит лишь позволить ему остаться дома, назад дороги не будет. Я это знала и собиралась относиться к нему, как к маленькому, как можно дольше, черт возьми.
Джош застонал вслух, а я поймала взгляд Луи. Подмигнула ему, и он подмигнул мне в ответ… обеими глазами.
– Мне нужны мои телохранители, Малыш Джоши. – Я открыла дверь и жестом пригласила младшего в дом.
«Малыш Джоши» фыркнул и чуть громче обычного топнул ногами, проходя мимо меня в дом. Он молча помог мне разложить вещи: часть убрать в холодильник, остальное оставить на столе, чтобы разобрать позже.
Мы перешли на другую сторону улицы, я держала Луи за руку, а Джош плелся позади. Дверь в желтый дом оказалась закрыта.
Я кивнула на нее.
– Котенок, постучи.
Луи не пришлось просить дважды. Он постучал и отошел ко мне. Джош стоял прямо за нами. Через минуту дверь медленно приоткрылась, в образовавшейся щели на миг мелькнуло облако белых волос.
– Вы пришли, – произнесла женщина, распахивая дверь. Взгляд ее молочно-голубых глаз перескочил с мальчиков на меня и обратно.
Я улыбнулась и рассеянно погладила Лу по светлой голове.
– Чем мы можем помочь вам, мэм?
Женщина отступила на шаг, и я смогла лучше разглядеть бледно-розовый халат, примерно до середины застегивающийся на кнопки. Опущенные тонкие, бледные руки дрожали – признак возраста. Уголки узких губ приподнялись, и женщина спросила:
– Вы стрижете волосы?
Я совсем забыла, что дала ей свою визитку.
– Да.
– Не могли бы вы немного подровнять мне волосы? Я записана к парикмахеру, но внук слишком занят и не может меня отвезти, – пояснила она и сглотнула, привлекая внимание к морщинистой обвисшей коже на шее. – Я начинаю походить на хиппи.
Обычно меня раздражают люди, которые, узнав о моей профессии, начинают требовать льготное обслуживание: бесплатную стрижку, услуги на дому, скидку – или, что еще хуже, я должна все бросить и обслужить их в первую очередь. Вы же не просите врача о бесплатном осмотре? Так почему же некоторые считают, будто мое время менее ценно, чем у других специалистов?
Однако…
Мне не обязательно смотреть на дрожащие, обвитые венами руки мисс Перл или облако ее тонких белых волос, чтобы понять – я не смогу ни отказать ей, ни взять деньги за стрижку. Ведь она моя соседка, к тому же ее внук должен был отвезти ее в парикмахерскую, но не сделал этого. В детстве я до безумия обожала дедушку с бабушкой, особенно бабушку. Теперь питаю слабость к моим пожилым клиентам и всегда делаю им скидку.
Джинни уже давно перестала спрашивать, почему я так поступаю, но уверена, она понимает. Конечно, несправедливо давать отдельным людям скидку, но, на мой взгляд, жизнь порой несправедлива, и если вы собираетесь возмущаться тем, что пожилые платят меньше вас, то я бы вам посоветовала не лезть не в свое дело.
А это пожилая, склонная осуждать людей женщина… Я сжала плечо Луи.
– Хорошо. Если хотите, могу вас прямо сейчас подстричь.
За моей спиной что-то буркнул Джош.
Женщина улыбнулась так светло и радостно, что мне стало неловко за недовольство, которое я испытала, услышав ее оклик.
– Я вас ни от чего не отвлеку?
– Нет, ну что вы. Только схожу домой за ножницами.
«Не срезайте слишком много».
«Это слишком много».
«Можете сделать покороче?»
«Мой мастер обычно стрижет не так. Вы точно знаете, что делаете?»
Уже после первого замечания следовало понять, что все пройдет не так легко, как мне хотелось. В моей профессии клиенты делятся на два типа: одни позволяют делать с их волосами, что заблагорассудится, другие трясутся над каждой прядкой. Большая часть моего терпения тратится на мальчиков, так что я обожаю клиентов, которым все равно. На мой взгляд, я разбираюсь в том, кому какая стрижка подходит, и никогда не стала бы делать нечто сложное и требующее долгой укладки тому, у кого нет на это времени. Конечно, если только меня об этом не попросят.