Все грани мира

Глава 3 Кэр-Магни

Когда я очнулся и открыл глаза, то в первый момент с удивлением подумал, что у кого-то хватило ума покрасить потолок в красный цвет. А если не ума, то дури уж точно.

Но затем я понял, что ошибся — надо мной был не потолок, а что-то вроде навеса, обтянутого красным шёлком. Я находился в просторной комнате, обставленной с большим вкусом и на старинный манер. Вне всяких сомнений, это была спальня. Я лежал навзничь на широкой кровати поверх мехового покрывала, моя голова покоилась на мягкой, набитой пухом подушке. А тот навес, который я сначала принял за потолок, оказался не чем иным, как балдахином. Настоящим балдахином, чёрт побери!

На мне была чистая белая рубашка из какой-то похожей на батист ткани, короткие белые штаны, вернее, подштанники, а также длинные, почти до колен, красные носки. Мой наряд ни в коем случае не был предназначен для сна; мне явно не хватало фантазии, чтобы назвать то, во что я был одет, ночной пижамой.

То же самое можно было с уверенностью сказать и об Инне, которая лежала рядом со мной, только на другой подушке. Отороченная тонкими кружевами рубашка без рукавов, доходившая ей до колен, а выше талии плотно облегавшая её стан, была скорее нижней, чем ночной. Эту догадку подтверждали и чулки на её ногах — вряд ли здесь (хоть где бы мы сейчас ни находились) принято спать в чулках…

Я размышлял медленно, но в правильном направлении. Из отдельных частей мозаики в моей голове постепенно складывалась целостная картина.

Спальня. Кровать с балдахином. Ковры — явно старинные, но новенькие на вид. Окна — не прямоугольные, а закруглённые сверху, со ставнями. Тяжёлые шитые золотом шторы. Сводчатый потолок. Камин с чугунной решёткой, а над ним — чучело оленьей головы с ветвистыми рогами. На одном из рогов одиноко висел мужской халат тёмно-красного цвета. По моему представлению, именно в таких халатах английские аристократы времён Чарльза Диккенса сидели вечерами в удобных мягких креслах перед горящим камином и чинно дымили трубками. Между кроватью и широкой двустворчатой дверью стоял небольшой стол на причудливо изогнутых ножках, а справа и слева от него — два стула с мягкими спинками и сиденьями; на алом бархате спинок были вышиты золотом три небольшие короны.

И, наконец, это странное нижнее бельё на нас с Инной. Я попытался представить верхнюю одежду, которая бы органически вписывалась в эту обстановку…

— С ума сойти! — выругался я вслух. — Что за чертовщина?!

Инна повернулась ко мне лицом и распахнула глаза.

— Уже очухался?

— Кажется да, — неуверенно ответил я. — А ты?

— Не знаю. Вот лежу и думаю: что с нами происходит, куда мы попали?

— Уже есть идеи?

Инна вздохнула.

— Пока ясно одно: всё это не сон. Нас перенесло в какое-то другое место.

— И, если это не декорация, — я неопределённо взмахнул рукой, указывая на всю комнату, — то мы оказались в прошлом.

— Или в какой-то сказочной стране.

— В другом измерении?

— Возможно.

Я поднялся и сел в постели.

— Ну, и устроил нам Леопольд!

— Мы сами виноваты, — сказала Инна. — Нечего было лезть ему в голову. Ведь мы знали, что он обладает колдовскими способностями, но не контролирует их.

Я должен был признать, что она права.

— Конечно, виноваты. Вот и влипли в историю.

— Но почему такой мрачный тон? Почему «влипли»? — За притворной бодростью своих слов Инна пыталась скрыть растерянность. — С чего ты взял, что эта история непременно должна быть плохой? А может, как раз наоборот — мы попали в добрый, радостный мир.

— И интересно было бы исследовать его, — закончил я её мысль.

— Конечно. Я с удовольствием пожила бы здесь какое-то время. По крайней мере, эта комната производит на меня хорошее впечатление. А тебе она нравится?

— Ещё бы! — Я широко ухмыльнулся. — Особенно кровать. Я давно мечтал заняться с тобой любовью на таком широком ложе.

Инна улыбнулась мне в ответ:

— Иронизируешь, значит, не теряешь оптимизма.

— Насчёт любви на этой кровати я вовсе не иронизирую, — серьёзно ответил я. — Хотя и оптимизма не теряю.

Мы встали с кровати на покрытый коврами пол и тут же нашли две пары комнатных тапочек, будто бы специально предназначенных для наших ног.

— А может, и специально, — отозвалась Инна.

Я не стал возражать, потому что и сам не был уверен в обратном.

Шторы на обоих окнах спальни были раздвинуты, ставни открыты, и комнату щедро заливал дневной свет. Мы подошли к одному из окон и распахнули его настежь. В лицо нам подул свежий, наполненный ароматом цветов и трав ветер.

Я почти по пояс высунулся из окна и огляделся вокруг. Дом, где мы находились, стоял на холме с покатыми склонами. Судя по всему, он был двухэтажный, и наша комната располагалась на втором этаже. Широкий двор был обнесён невысокой крепостной стеной — скорее декоративной, нежели предназначенной для защиты от внешнего вторжения. Между домом и стеной раскинулся пышный цветник, а дальше, впереди и справа от нас, простиралась до самого горизонта бескрайняя равнина, сплошь поросшая буйными степными травами. Слева, шагах в ста от дома, начиналась лесостепь, которая, постепенно густея, незаметно переходила в лес.

Небо над нами было чистым, почти безоблачным, только вдали, над самым горизонтом зависла одинокая тучка.

— Самый обычный пейзаж, — спокойно произнесла Инна. — Ничего особенного, ничего неземного. И время года соответствующее — конец лета, начало осени. Если это другой мир, то он брат-близнец нашего. Можно подумать, что мы перенеслись на твой родной юг.

Я с сомнением хмыкнул:

— На юге нет таких лесов.

— Зато есть такие степи. Впрочем, я… — Вдруг Инна умолкла и быстро повернулась к двери.

„Поблизости кто-то есть, — сообщила она, перейдя на мысленную речь. — Он направляется к нам“.

„Это человек“, — добавил я уверенно. Я понятия не имел, откуда мне это известно, просто чувствовал, что с другой стороны к двери подходит человек. И даже не один, а…

„Двое людей“, — уточнила жена.

„Да, двое. Один из них ребёнок“.

„Точнее, подросток… Ну и чудеса, Владик! Даже не верится, что ещё вчера мы не подозревали о наших способностях. Словно кто-то навёл на нас чары“.

„Возможно, это был Леопольд“.

„Но зачем ему это понадобилось?“

„Спроси что-нибудь полегче. Пути котов неисповедимы“.

„А пути нашего кота неисповедимы вдвойне. — С этими словами Инна отошла от окна. — Они уже рядом… А я не одета!“

„Не беда, — ответил я. — Твоя рубашка вполне сойдёт за домашнее платье. — (Поскольку зеркала поблизости не было, я показал ей, как она выглядит со стороны.) — Думаю, довольно прилично“.

„В самом деле, — согласилась жена. — Просто я судила по тебе“. — И она передала моё изображение.

„Вот чёрт! — выругался я. — Вид у меня и впрямь непрезентабельный. Чересчур домашний. Не помешало бы ещё что-нибудь надеть… Ага!“

В два прыжка я оказался возле камина и сорвал с оленьего рога халат.

„Рога в спальне! — мысленно рассмеялась Инна. — Очень символично!“

„На что ты намекаешь?“

Не знаю, была ли это её инициатива, или сработала моя буйная фантазия, но факт, что в этот же момент перед моим внутренним взором предстала очень непривлекательная картина: я собственной персоной с ветвистыми рогами на голове.

„Ну-ну, дорогуша, только попробуй!“ — (В правой руке меня-рогоносца появилась «кошка-семихвостка»[8], и я угрожающе завертел ею в воздухе.)

„Тиран! Рабовладелец!“ — возмутилась Инна.

„Никак нет, солнышко моё. Я всего лишь убеждённый сторонник моногамии“.

„Ой ли?!“ — промолвила она с насмешкой.

„В самом деле, — настаивал я. — С тех пор как мы вместе, у меня даже мысли не возникало, что я могу изменить тебе“.

„Охотно верю. Я же знаю, что тебе повезло — ты встретил меня…“

„Мою принцессу…“

„Конечно. А если бы не встретил? Если бы женился на другой?“

„Ну… не знаю. Честное слово, я просто не представляю, как бы я жил с другой женщиной. Это… это было бы ужасно“.

Инна улыбнулась мне:

„Я тоже люблю тебя, Владик. Я так счастлива, что мы нашли друг друга в этом огромном мире“.

Я нежно обнял жену и собирался поцеловать её, когда в дверь деликатно постучали. Я хотел крикнуть: «Минуточку», но Инна опередила меня.

— Whoel! — произнесла она вслух, а уже мысленно с удивлением добавила: — „Ведь это же значит «подождите»!“

„В самом деле“, — подтвердил я, торопливо надевая халат.

„Но откуда мы знаем?“

„Спроси у Леопольда. Знаем, и всё тут“.

„Однако странно… — Инна вздохнула. — Да ну его к чёрту! В последнее время с нами происходит столько странностей, что просто не успеваешь замечать их, не говоря уже о том, чтобы задумываться над ними. Чем понапрасну ломать голову, давай лучше знакомиться со здешними жителями“. — И вслух произнесла:

— Kommez, — что значило «входите».

Дверь отворилась, и в спальню вошла полная женщина средних лет, одетая как актриса, играющая роль служанки в историческом фильме о позднем средневековье. Однако держалась она совершенно непринуждённо, без малейшего намёка на игру. С первого взгляда было ясно, что это платье (может, и не всегда такое новенькое и опрятное, как сейчас) её повседневная одежда, и что никакая она не актриса, играющая роль служанки, а самая что ни на есть настоящая служанка.

Сопровождавший её смазливый мальчишка лет четырнадцати был одет как паж. В отличие от женщины, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Наверное, решил я, парень привык к более скромной одежде, а в этом праздничном наряде ему неуютно.

Женщина держала в руках поднос со столовым прибором на две персоны, несколькими продолговатыми блюдцами с разными закусками, а также покрытой пылью бутылкой.

— Рады приветствовать вас в Кэр-Магни, господа, — сказала служанка, низко кланяясь; мальчик молча последовал её примеру. — Покорнейше просим вас к столу.

Обращалась она к нам на каком-то причудливом языке, который гармонично объединял в себе германские, греко-романские и семитические элементы, морфологически оставаясь всё же германским. К своему удивлению я обнаружил, что прекрасно понимаю этот язык и, мало того, могу свободно говорить на нём. Я даже знал, что он называется коруальским, и уже был готов засыпать служанку градом вопросов, но Инна вовремя удержала меня:

„Погоди, не спеши. Это будет невежливо. Коль скоро нас приглашают к столу, то в первую очередь нужно поблагодарить… и принять приглашение — я очень голодна“.

“Я тоже проголодался. Да ещё как!“

„То-то и оно. Сядем за стол, начнём есть и постепенно завяжем разговор. Будем расспрашивать, а не допрашивать“.

Инна всегда была рассудительной девочкой и лучше меня знала, как надлежит вести себя с другими людьми. Поэтому я не стал спорить с ней и сразу принял её план действий, тем более что он был разумен.

— Благодарим вас, — любезно сказала Инна. — Мы охотно позавтракаем… Или пообедаем?

— Уже час пополудни, — ответила служанка, расставляя приборы. — Значит, это будет обед.

Мы ополоснули руки в серебряном тазике с тёплой водой, который принёс мальчишка-паж, и вытерли их белой полотняной салфеткой, переброшенной через его левую руку. Тем временем женщина расставила на столе блюда с закусками и откупорила бутылку, предварительно смахнув с неё пыль.

— Меня зовут Суальда, я служу в этом доме, — представилась она, когда мы устроились за столом. — А это мой внук Шако.

Мальчик снова поклонился, затем, по знаку своей бабки, поставил тазик на пол перед камином и, прежде чем мы успели что-либо ответить, вышел из комнаты.

— Очень мило, — произнесла Инна. — А можно узнать, кто оказывает нам столь радушное гостеприимство?

— Госпожа спрашивает, кто хозяин Кэр-Магни? — уточнила служанка, наполнив хрустальные бокалы рубиновой жидкостью из бутылки.

Я пригубил бокал — в нём было восхитительное красное вино многолетней выдержки. Заметив довольное выражение моего лица, Суальда прокомментировала:

— Урожая 1935-го года Божьего с королевских виноградников, что на острове святого Стефана Ленского… Так вы спрашивали, госпожа…

— Кому принадлежит этот дом, который вы назвали Кэр-Магни? «Magnus» переводится с латыни, как «великий»; «magni» — родительный падеж от «magnus». Значит, Кэр-Магни — Дом Великого?

— Прошу прощения, госпожа, но я не знаю латыни, — ответила Суальда. — Вот, попробуйте этот салат, я приготовила его по собственному рецепту. И этот сыр — такой варят только в Толерси, а спросом он пользуется на всех Гранях, даже разбалованные вельможи из Вечного Города готовы платить за него большие деньги.

— И правда вкусный, — согласился я. — Однако вернёмся к Кэр-Магни. Судя по всему, его хозяин — великий человек?

— Конечно, мой господин, — подтвердила Суальда. — До недавних пор Кэр-Магни и все земли Ланс-Оэли были собственностью его величества верховного короля… — И, немного помедлив, она добавила: — Царство ему небесное.

— Он умер?

Суальда неопределённо пожала плечами.

„Она что-то скрывает“, — констатировала Инна.

„Мне тоже так кажется“.

„Верховный король! Вот это да! Очевидно, теперь Кэр-Магни принадлежит одному из принцев королевского дома“.

„Но какого королевского дома?“

„Верховного, наверное“.

„А что это такое?“

„Откуда я знаю…“

В этот момент в комнату вошел Шако с подносом, на котором стояла серебряная супница. Суальда поставила её на стол и сняла крышку — в воздухе запахло борщом.

— Его величество лично научил меня готовить это блюдо, — сказала она. — В прошлом году он побывал в какой-то заморской стране и привёз оттуда рецепт борша. — (В коруальском языке не было звука «щ».) — Надеюсь, вам понравится.

„Боюсь, Владик, это не простое совпадение“.

„О чём ты?“

„О борще — и ты и он оказались на чужбине в одном и том же месте“.

Я так и не понял, шутит Инна или говорит серьёзно. Она не любила борщ и не умела готовить его — я имею в виду настоящий, украинский, а не польскую похлёбку. Это, по моему мнению, был её единственный недостаток. А во всём остальном она была идеальной женой.

Борщ был хорош, хотя Суальда, как на мой вкус, немного передала ему пряностей.

— Отлично! — похвалил я. — Вы очень хорошо готовите борщ.

— Слышишь, бабушка, — отозвался Шако; мы впервые услышали его голос — приятный мальчишеский тенор с басовитыми нотками подростка. — Господин сказал: «боршч». Я был прав, а ты говорила…

— Не распускай язык! — прикрикнула на него Суальда. — Забирай борш и неси утку.

Она сунула ему в руки супницу. Надувшись, Шако покорно направился к двери, но, прежде чем выйти, повернул голову и за спиной Суальды показал ей язык.

Инна весело улыбнулась:

„Очень милый мальчик“.

„В самом деле. К моему счастью, он слишком молод для тебя“.

„Перестань дурачиться!“

„Нет, я серьёзно. Он настоящий красавчик. Немного подрастет, станет опасным сердцеедом… Но вернёмся к нашим баранам. Что случилось с верховным королём? Ты спросишь или я?“

„Лучше я“.

— Суальда, вы…

— О, госпожа, я не заслуживаю обращения на «вы» с вашей стороны.

— Почему же…

„Инночка, — предупредил я, — не забывай, что ты в чужом монастыре. Суальда лучше знает здешние правила, и если говорит, что не заслуживает чего-то, то так оно и есть. В конце концов, она служанка, а ты в её глазах — благородная дама“.

„Всё в порядке. Я это понимаю. Просто я немного растерялась. Обращаться на «ты» к пожилой женщине, которая называет меня госпожой…“

— …Хорошо, Суальда. Ты сказала: «царство ему небесное». Значит, верховный король умер?

Женщина вздохнула:

— Я, ваши светлости, лишь простая служанка, и не мне судить, может ли умереть Великий Мэтр, или нет.

„Мэтр!!! Ты слышала?!“

„Неужели тот самый бывший хозяин Леопольда?“

„Кажется, он…“

— Ты сказала: «Мэтр», Суальда?

— Да, госпожа, верховный король.

— Его звали Мэтром? — спросил я.

— Нет, господин, так его называли.

— А как же его звали?

— Вот этого я не знаю, милостивые государи. За всю свою жизнь я не встречала ни одного человека, который знал бы это. Ещё при деде моего прадеда его величество верховного короля звали только Мэтром. С древних времён он правил миром, так что, боюсь, его крещённое имя уже давно забылось.

— Ты говоришь о нём в прошедшем времени, — заметила Инна.

Суальда удивлённо подняла брови:

— В прошедшем? Прошу прощения, госпожа, но как это я говорю в прошедшем? Я же сейчас говорю?

„Силы небесные! — воскликнул я. — Она же просто дура!“

„Вряд ли, — возразила Инна. — Уж очень умело она избегает прямых ответов“.

„Хитрость — ещё не свидетельство ума“.

„И всё же она знает больше, чем говорит“.

„Вот в этом я не сомневаюсь“.

Шако притащил огромный поднос с запечённой уткой, жареным картофелем во фритюре, тушёнными грибами в соусе и ещё несколькими блюдами, названий которых мы не знали.

— Ещё будет клубничное мороженое и горячий шоколад на десерт, — сказала Суальда. — Это, к сожалению, всё. Вы уж простите, господа, но появление ваших милостей было таким внезапным, что я не успела как следует подготовиться.

— Ничего страшного, — растерянно пробормотал я и обратился к Инне: — „Муки Христовы! Здесь кормят, как на убой“.

„А как же иначе, — спокойно ответила она. — Ведь это дом верховного короля. Видимо, Мэтр был настоящим Лукуллом… Или, может, его гости были любителями шикарных застолий“.

— Обещаю, что вечером, — продолжала Суальда, — я исправлю свой недосмотр.

Представив, какой тогда будет ужин, я чуть не застонал.

Некоторое время мы ели молча. Все блюда были изумительно вкусными, и мне приходилось сдерживать себя, чтобы не объесться да ещё оставить место для обещанного десерта.

— Суальда, — наконец произнесла Инна, — ты неправильно поняла меня. Я спрашивала, почему ты говоришь о Мэтре «правил», а не «правит».

— Потому что он уже не правит, госпожа.

— Он умер?

— Этого я не говорила.

— Так он жив?

— И этого я не говорила, госпожа.

„..........!!! ..........?! ............! .......!!!“ — мысленно выругался я.

Инна бросила на меня сердитый взгляд, но ничего мне не сказала, а продолжила расспрашивать Суальду:

— В любом случае, Мэтр уже не верховный король?

— Этого я не говорила, госпожа, — повторила Суальда фразу, от которой меня уже начинало трясти. — Никто не лишал Мэтра титула верховного короля, а сам он от него не отрекался.

„Чума на твою голову!“ — подумала Инна, вслед за мной начиная терять терпение.

— Но должен же кто-то править вместо короля. Регент, например.

— Вот-вот! — почему-то обрадовалась Суальда, как будто её вывели из крайне затруднительного положения. — Регент. Великий инквизитор, его высокопревосходительство Ференц Карой.

„Ого! Великий инквизитор! Небось, здешний последователь Торквемады[9]. Ференц Кар… ой! Владик, ты слышал?“

„Да, да, действительно, — взволнованно отозвался я, тотчас вспомнив, как Леопольд говорил, что ученика Мэтра зовут Ференц. — Так ты думаешь, что…“

„Ясное дело! Я не верю, что это простое совпадение“.

„Я тоже. Всё сходится: этот Ференц был учеником Мэтра, а теперь стал его преемником“.

„И ещё одно, — добавила Инна. — Карой — слово, бесспорно, венгерского происхождения“.

„Если не ошибаюсь, древнее родовое имя“.

„А тот Ференц, по утверждению кота, мадьяр“.

„Ну что ж, в таком случае, идентичность Ференца, ученика Мэтра, и Ференца Кароя можно считать доказанной… или установленной. Подумать только — регент, великий инквизитор! А мы собирались искать его в Киеве…“

— Стало быть, — произнёс я вслух. — Теперь Кэр-Магни принадлежит регенту?

Суальда отрицательно покачала головой:

— Нет, мой господин.

— А кому же?

— Это зависит от вас.

— От нас?

— Разумеется, господа, от вас. Ведь у вас есть кот?

— Ну, есть… („Чёрт возьми! Шагу нельзя ступить без Леопольда…“) А что?

— Кот здесь имеет большое значение, мой господин. Если, конечно, это тот самый кот. Можно узнать, как его зовут?

— Леопольд.

— Он обыкновенный кот?

— Ну, не совсем обыкновенный, он какой-то редкой породы. Очень похож на сиамского, но не сиамский, а… как бы это сказать…

„Думаю, можно сказать прямо, — заметила Инна. — У меня такое подозрение, что здесь уникальные способности Леопольда ни у кого не вызовут сердечного приступа“.

И закончила вместо меня:

— Он говорящий, Суальда.

— И он принадлежит вам?

— Ну… Скажем так: он считает нас своими хозяевами, а мы против этого не возражаем.

— Значит, вы — господин Владислав и госпожа Инна?

— Так оно и есть, — ответил я, немного удивлённый. — Но как вы узнали?

— Сегодня утром, — вмешался в разговор Шако, — мы нашли на кухне четверых котят…

— Молчи! — перебила его Суальда. — Ступай за десертом.

Мальчик скорбно вздохнул, жалобно посмотрел на нас и вышел из комнаты.

„Бедный ребёнок, — сочувственно подумала Инна. — Эта старая фурия терроризирует его“.

„Отнюдь, — возразил я. — Просто, по её мнению, он должен молчать, когда говорят старшие“. — И я вновь обратился к служанке:

— Суальда, это правда?

— О котятах, мой господин? Чистая правда. Один из них оказался самцом и уже мог разговаривать. Он сказал мне…

— Вот это да! — воскликнул я. — Он говорит по-вашему?

— Да, господин. И очень неплохо для такого маленького котёнка.

„Чудеса да и только… Инна!“

„Ах, я уже ничему не удивляюсь. Многовато чудес для одного дня…“

— И что он сказал? — спросил я у Суальды.

— Что зовут его Владом, — отвечала она. — Что остальные котята — его сёстры. Что их отец — Леопольд, мать — Лаура, а хозяев зовут Владислав и Инна. Тогда я осмотрела весь дом и нашла вас в этой спальне. Я догадалась, что вы и есть те самые господин Владислав и госпожа Инна, но не стала беспокоить вас. Решила, пока вы спите, ещё раз проверить, всё ли готово к встрече новых хозяев.

При этих словах Инна поперхнулась. А мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы проглотить кусок мяса, который внезапно застрял у меня в горле.

— Хозяев?! — поражённо прошептала Инна.

Я же просто уставился в Суальду обалделым взглядом.

А служанка, приняв внушительный вид, торжественно произнесла:

— Ваши светлости! Кэр-Магни и весь наш край рады приветствовать своих новых повелителей, графа и графиню Ланс-Оэли.

Инна крупно ошибалась, когда говорила, что её уже ничто не удивит…

Вот так сразу привыкнуть к мысли, что ни с того ни с сего мы стали владельцами этой шикарной усадьбы и правителями целого графства, было трудновато — и вряд ли бы кто-нибудь поверил мне, если бы я стал утверждать обратное. Однако приятное известие тем и отличается от неприятного, что воспринимается легче и в него охотнее верится. Впрочем, принимать слова Суальды только на веру нам не пришлось: вечером того же дня она показала нам завещание верховного короля, где чёрным по белому было написано, цитирую: «Графство Ланс-Оэли со всем принадлежащим ему, включая Кэр-Магни и всё находящееся в нём, после прекращения моего земного существования переходит во владение того лица (или группы лиц), кого кот Леопольд Лансоэльский, прежде принадлежавший мне, без угроз и принуждения признает своим новым хозяином».

Воистину, это был по-королевски щедрый жест! По этому поводу я вспомнил фильм, где одна старая бездетная миллионерша завещала всё своё имущество пёсику, которого очень любила. Правда, Мэтр передал нам лишь небольшую толику того, чем владел; но вскоре мы выяснили, что все унаследованные пёсиком миллионы были просто жалкие гроши по сравнению с той «небольшой толикой», которую мы получили в своё владения… Впрочем, обо всём по порядку.

Как вы могли убедится, расспрашивать о чём-то Суальду — адский труд. Поэтому я не буду утомлять читателя дальнейшим пересказом нашего разговора за обедом, а ограничусь только констатацией тех скупых фактов, которые нам удалось вытянуть из неразговорчивой служанки.

Ничего конкретного о мире, куда мы попали, она сказать не могла (или не хотела — что было ближе к истине). Судя по всему, этот мир — а назывался он Panei, что в буквальном переводе означало Грани (так я и буду называть его в дальнейшем), — был гораздо больше нашей старушки Земли. В нём правило бесчисленное множество баронов, графов, герцогов, королей, князей, царей, императоров, султанов, эмиров, шахов и других владык, а над ними всеми стоял верховный король, опиравшийся в своей власти на могущественную и многочисленную организацию — Инквизицию. Из этого ни в коей мере не следовало, что Грани представляли собой единое государство. Формально все суверенные правители были полностью независимы, но какие-то объективные обстоятельства вынуждали их в некоторых вопросах подчинятся верховному королю Граней и Инквизиции — приблизительно так, как подавляющее большинство стран на Земле признаёт за ООН определённые права и полномочия.

Одновременно верховный король был абсолютным монархом самого могущественного и цивилизованного государства Граней — Священной Империи, столицей которой был Вечный Город. (Меня, кстати, очень заинтересовало, нет ли здесь параллелей со Священной Римской Империей и городом Римом, но с выяснением этого вопроса я решил немного повременить.) Империю населяли представители разных наций и даже рас. Ни одна из этнических групп не была в ней доминирующей, а официальным языком Империи считалась латынь, полторы тысячи лет назад пришедшая на смену греческому. Это существенное дополнение сделал Шако, за что немедленно получил от Суальды подзатыльник — чтобы не вмешивался в разговоры старших по возрасту и положению.

Сама Суальда никогда не видела Вечного Города и ногой не ступала на земли Империи. Графство Ланс-Оэли находилось далеко за пределами цивилизованного мира, в стороне от торговых путей, и не входило в состав ни одного из государств — одним словом, мы оказались в настоящей глуши, сами себе самодержцы.

Все жители графства были потомками переселенцев из Империи. Лет двести назад их привёл в эти края Мэтр, когда решил разместить здесь одну из своих провинциальных резиденций.

Суальда и Шако были единственными слугами в Кэр-Магни. Иногда семья лесничего, который жил в четырёх милях отсюда, помогала по хозяйству, в частности, его старший сын регулярно ухаживал за цветниками и небольшим садом, находящимся за домом.

Денежный налог в графскую казну здешние жители не платили, никакой централизованной администрации не существовало, каждое поселение было автономным и самоуправляемым, а земли всем хватало с лихвой. Как мы поняли, единственной функцией графской власти было осуществление правосудия и контроль за соблюдением законности. Судебные слушания проводились в первый вторник каждого месяца. Дел — как уголовных, так и гражданских, — всегда было мало, все они были довольно простыми, и для их решения вполне хватало одного дня. В этот день в Кэр-Магни прибывали представители всех поселений графства. Помимо обвинительных актов местных властей, жалоб и прошений отдельных лиц, они привозили также, как натуральный налог, разные продукты питания, на которые сельские ведуны предварительно накладывали чары против порчи; в действенности этих чар мы имели возможность убедится за обедом. А всяческие деликатесы неместного происхождения в достаточном количестве хранились в погребах Кэр-Магни; над ними поколдовал сам верховный король, и Суальда была уверена, что и через сто лет они будут пригодны к употреблению.

Вот так и правил Мэтр в Ланс-Оэли — настоящая патриархальная идиллия. Суальда выразила надежду, что и мы не будем уклонятся от исполнения своих обязанностей сюзеренов. До первого вторника сентября оставалось одиннадцать дней, а за полгода, минувших со времени исчезновения Мэтра, дел накопилось предостаточно. Правда, большинство из них, согласно распоряжению верховного короля, были решены на местах и теперь требовали лишь формального утверждения с нашей стороны.

Мы заверили Суальду, что будем усердно исполнять обязанности, возложенные на нас нашим высоким положением, а я добавил, что собираюсь усилить роль графской власти в жизни страны. Шако с одобрением отозвался о моём намерении, посоветовал первым делом ввести денежный налог — и опять получил от бабушки подзатыльник. Суальда сказала, что о деньгах мы можем не беспокоиться: кроме всего прочего, Мэтр оставил нам в наследство свыше восьмидесяти тысяч золотых имперских марок.

На мой вопрос о численности наших подданных Суальда только пожала плечами, а Шако сказал, что не слишком много, вряд ли больше сорока тысяч — и все они крестьяне. Зато размеры графства нас поразили. (Тут я впервые повысил голос и властным тоном велел Суальде не трогать внука.) Шако сказал:

— Когда я был маленьким, мой дядя Эрвин Ориарс, старший брат моего отца — а Суальда моя бабка по матери, — рассказывал мне, что в молодости он много путешествовал…

— Потому что был перекати-поле, — неодобрительно вставила Суальда. — Сущий бродяга. И нескольких месяцев не мог прожить на одном месте. Вот и шлялся без толку.

— Вовсе не без толку, — энергично возразил Шако. — Дядя Эрвин хотел найти трактовые пути или, по крайней мере, какие-то другие страны, чтобы наладить торговлю с тамошними жителями… Ведь согласитесь, господа: что это за торговля между несколькими десятками сёл?

— Совершенно верно, — подтвердила Инна. — Однако продолжай.

— Так вот, госпожа, ничего из этого не вышло. Мой дядя с несколькими спутниками отправился на восток, проехал больше тысячи миль — и добрался до бескрайнего озера, вода в котором была солёной и горькой, а противоположного берега видно не было.

— Море, — понял я.

— Вот именно, господин граф, море. И дядя Эрвин так говорил, а потом я встречал это название в книгах.

— Ну, и что было дальше?

— Дядя и его друзья не нашли там ни одного человека, даже следа человеческого. Несколько сотен миль они ехали вдоль берега на юг — пока море не повернуло их на запад. Миль через четыреста берег снова выгнулся на юг — но дальше они не пошли.

— Почему?

— Потому что в тех краях стояла невыносимая жара, почва была каменистой и совсем бесплодной, только изредка встречались невысокие кусты, колючие и сухие, как солома. Людей там нечего было искать. Да и кони устали, было мало пищи, пресной воды. Поэтому они двинулись обратно на север и ещё до наступления зимы вернулись домой. — Шако улыбнулся. — Они чуть было не прошли мимо родных мест, что-то там напутали со звёздами.

— Это всё?

— Нет, господин. Весной следующего года дядя с теми же спутниками отправился на запад — и снова их остановило море, теперь уже западное.

— На каком расстоянии отсюда?

— Дядя сказал, что свыше двух тысяч миль. А может, и меньше — он не уверен, потому что приходилось пробираться через горы. Вдоль берега они прошли далеко на север, потом повернули на восток, а потом зима погнала их на юг.

— И никаких других стран, никаких человеческих поселений они не нашли?

— Нет, господин.

— Следовательно, границы графства не определены?

— Вот именно. Дядя Эрвин ещё несколько раз отправлялся в путешествия — и всё напрасно. В конце концов он пришел к выводу, что Ланс-Оэли вообще не имеет границ.

— Как это? — удивился я.

— Ну… Словом, по его мнению, графство занимает всю Грань.

„Инна, ты слышала — всю Грань! Их мир зовётся Грани, а Ланс-Оэли — одна Грань, причём вся Грань целиком. Интересно, что это значит?“

„А знаешь, я, кажется, начинаю понимать“.

„Ну!“

„Погоди минутку…“

— Шако, а что значит «вся Грань»?

— Это… — парень замялся. — Дядя Эрвин объяснял так: если, скажем, идти прямо на восход солнца, а когда встречается река, озеро или море — переплывать их в лодке, опять же, следуя прямо на восток, то в конце концов вернёшься туда, откуда вышел, только не с востока, а с запада.

„Вот так! Я угадала“.

„Ланс-Оэли — целая планета?!“

„Конечно. Каждая Грань — планета, аналог Земли в другом измерении. У меня уже давно появилось подозрение, что Грани не могу быть одним миром, одной планетой. Уж много всего на них творится“.

„Да, действительно…“ — согласился я и спросил у Шако:

— А каким образом люди переходят с одной Грани на другую?

— Простые люди — трактовыми путями, — ответил Шако. — Их прокладывают инквизиторы или равные им по могуществу чародеи. Слабенькие колдуны, вроде наших деревенских ведунов, на это не способны. Как раз трактовые пути и искал дядя Эрвин в молодости. Но так и не нашёл их. Теперь он считает, что на Ланс-Оэли вообще нет трактов. А если они есть, то находятся далеко за морями.

— Гм, это плохо… А почему твой дядя не попросил Мэтра проложить трактовый путь?

— Он просил.

— И что же ответил Мэтр? Отказался?

Шако кивнул:

— Даже слышать об этом не захотел. Дядя Эрвин говорит, что это был самый страшный момент в его жизни. Верховный король посмотрел на него, будто пронзил взглядом насквозь, и страшным голосом спросил: «Тебе что, здесь не нравится?» Дядя не из робкого десятка, но он ни от кого не скрывает, что тогда его охватил такой ужас, что он улепётывал отсюда со всех ног и бежал до тех пор, пока не упал от усталости.

— Вот как! — только и сказал я.

— А сам Мэтр? — спросила Инна. — Он что, не пользовался трактовыми путями?

— Ясное дело, нет, — ответил Шако. — Ведь Мэтр был Великим. Расстояния для него ничего не значили. Когда было надо, он мгновенно появлялся в Кэр-Магни — а потом так же в один миг исчезал.

— Инквизиторы тоже так могут?

— Нет, госпожа, они так не могут. Но и им не нужны тракты. В книжках я читал, что для могущественных колдунов границы между Гранями в некоторых местах прозрачны.

— Как это?

— Деталей я не знаю. В тех книжках ничего конкретно об этом не говорится.

— А сам ты когда-нибудь видел инквизиторов?

— Видел, госпожа. Последние два года Мэтр почти постоянно жил в Кэр-Магни и время от времени устраивал здесь совещания с командорами Инквизиции.

— И как же они приходили сюда?

— Сами они не приходили, их перемещал Мэтр. Даже для самых опытных инквизиторов путь из Вечного Города в Ланс-Оэли занимает больше месяца.

— Следовательно, после смер… гм, после исчезновения Мэтра у вас не было гостей с других Граней?

— Нет, всё же был один. В начале апреля здесь появился командор… простите, имя я точно не помню. Кажется, оно начинается на «Тор» — ну, как языческий бог грома, а заканчивается на «челли». Так вот, этот командор Торчелли сообщил нам о смерти верховного короля и о назначении великого инквизитора регентом Империи. Когда он ознакомился с завещанием Мэтра, то лишь недоуменно пожал плечами и еле слышно пробормотал: «Под конец старик вообще рехнулся».

Суальда замахнулась было, чтобы дать внуку очередной подзатыльник, но я взглядом остановил её. Она подчинилась.

— Значит, Мэтр всё-таки умер? — спросила Инна.

— Этого я не говорила, — упрямо повторила Суальда.

А Шако развёл руками.

— Одно точно: на этом свете его уже нет. Мэтр не был обычным человеком, да и колдуном он не был. Он был Великим, последним из Великих. Может, не только его душа, а и он весь вознёсся на небеса.

— Да, кстати, — отозвался я. — Кто такие Великие?

— Великие — это Великие, — растерянно ответил Шако. — В незапамятные времена они были посланы Всевышним на землю, чтобы присматривать за людьми, наставлять их на путь истинный… Так, во всяком случае, утверждает наш священник и так сказано в большинстве книг. Но дядя Эрвин сомневается в этом. Он считает, что это слишком красиво, чтобы быть правдой. Дядя вообще во всём сомневается и советует мне не принимать на веру написанное в книгах. Он говорит, что там много выдумки.

— Это смотря в каких книгах, — заметил я. — Если книги научные, то им, с некоторыми оговорками, можно верить.

— Все научные книги написаны по-латыни, господин граф. А я не знаю латыни.

— Поэтому тебе лучше заткнуться, — сердито сказала Суальда. — И не болтать о вещах, в которых ничего не смыслишь.

Пообедав, мы с Инной помыли руки и вытерли их салфеткой.

— Суальда, — спросил я, — здесь, случайно, не найдётся для нас какой-нибудь одежды?

— Сколько угодно, господин, и какой угодно. Для госпожи — в её гардеробной, это соседняя комната; а для вас — на вашей половине.

— На моей половине?

— Конечно, господин. Его величество не знал, кто будет его наследником… а может, и знал, что вас будет двое, поэтому разделил верхний этаж на три части — покои для хозяина, хозяйки и для гостей. Если вы не возражаете, сейчас Шако проведёт вас на вашу половину. А я тем временем помогу госпоже одеться.

— Хорошо, — кивнул я и мысленно сказал Инне: „Пойду взгляну на свои апартаменты. Заодно посмотрю, не висят ли в моей спальне такие же рога“.

„Если нет, могу подарить свои“.

Начисто проигнорировав шутливый выпад жены, я обратился к Шако:

— Пойдём, парень.

Мы вышли из спальни Инны, миновали переднюю с двумя небольшими прямоугольными дверьми справа и слева и оказались просторной, роскошно обставленной гостиной.

— Какая красота! — невольно вырвалось у меня.

— Вам нравится? — спросил Шако.

— Да, — ответил я. — Мне здесь всё нравится. Правда, твоя бабка… ну, немного странная.

— Совершенно верно, господин граф. Она знает гораздо больше, чем говорит.

— Это я понял. Сразу видно, что она не из болтливых.

Шако захихикал:

— Какое там «не из болтливых»! Да она кого хотите заговорит… то есть, могла раньше заговорить, но теперь… — Он понизил голос до шёпота и с таинственным видом сообщил: — Дело в том, что в прошлом году Мэтр укоротил ей язык.

— Что?!

— Ну, конечно, не в прямом смысле, а… как бы это сказать?.. Словом, он что-то наколдовал, и после этого бабушка Суальда стала держать язык за зубами.

— Но зачем?!

— Она слишком много знает.

— А разве это преступление — много знать?

Парень почесал затылок.

— Вообще-то нет, господин граф. Я так не думаю. Однако на месте Мэтра я, наверное, поступил бы точно так же.

— Почему?

— Потому что Суальда глупа, — откровенно заявил Шако. — Она давно служит у Мэтра, много знает, но мало из этого понимает. Бывало, такую ахинею несла, что… Поверьте, господин: её нынешняя молчаливость раздражает гораздом меньше, чем былая болтливость.

Я тихонько хмыкнул.

Мы миновали анфиладу из нескольких комнат и остановились перед большой дубовой дверью.

— Это вход в библиотеку Мэтра, — благоговейно произнёс Шако. — Она соединяет ваши апартаменты с покоями хозяйки… Там столько разных книг! — Глаза его на мгновение вспыхнули, затем погасли. — Но в большинстве они написаны по-латыни, — с сожалением добавил он.

— Нет, постой! — сказал я, моментально сообразив, что как только попаду в библиотеку, то вряд ли выберусь оттуда до самого вечера. — А другой путь есть?

— Через коридор. Но через библиотеку ближе.

— Всё равно. Пошли через коридор.

Мы пошли.

„Инна! — мысленно позвал я. — Ты слышишь меня?“

„Слышу. Где ты?“

„Путешествую по нашим хоромам. А ты?“

„В гардеробной. Суальда показывает мне платья — это сказка!“

„Такие красивые?“

„Не то слово. Глаза разбегаются! Никак не могу выбрать что-то одно“.

„Сочувствую“.

„Не издевайся, это и впрямь нелегко. Кстати, Суальда настаивает, чтобы под платье я надела ещё несколько юбок. Они, конечно, замечательные, но я не понимаю…“

„Так положено. Делай, что говорит Суальда, и получится очень красиво. Обрати внимание на покрой платьев: ниже талии они просторные, ниспадают складками, у большинства подол неровный и поднимается по бокам почти до колен, а то и выше. Поэтому можешь не беспокоится — юбки будут заметны“.

Я отчётливо почувствовал её удивление.

„Откуда ты знаешь?! Неужели я передаю «картинки»?“

„Нет, не передаёшь. Да и не до «картинок» мне сейчас: я иду и не хочу споткнутся. Просто я догадался…“

„Минутку, милый!“

Минутку я шёл молча.

„Владик!“

„Да?“

„Твоя правда. Я расстелила на полу нижнюю часть одного из платьев — получился овальный кусок ткани“.

„И вырез для талии сделан не по центру, а немного ближе к переднему краю. Сзади подол платья будет волочиться по полу“.

„Но как ты догадался?“

„Элементарно, Ватсон. Чистейшая дедукция. Твоя одежда должна органически вписываться в окружающую обстановку. Коротенькая юбочка и чёрные колготки, так же, к слову, как и кринолины времён Елизаветы Первой, здесь будут смотреться неуместно“.

„Понятно. Значит, ты у меня знаток здешней моды?“

„Ну, не совсем. Некоторых мелочей я не знаю“.

„Например?“

„Например, какие у тебя трусики, и есть ли они вообще. Если хочешь знать моё мнение, то с такой одеждой в них нет необходимости. Ну, за исключением разве что нескольких дней в месяц. А в остальное время они только будут причинять тебе лишние неудобства. Да и мне тоже — если мы вздумаем по-быстренькому, где-нибудь в укромном местечке…“

„Заткнись“, — ласково сказала Инна.

„А что тут такого? Разве мы никогда…“

Наконец я получил долгожданную «картинку»: мне в лицо полетел ворох женского белья. Смутившись, я поспешно заблокировал своё сознание.

— Вы только что разговаривали с госпожой? — полувопросительно, полуутвердительно произнёс Шако.

Я удивлённо посмотрел на него:

— А как ты догадался?

Паренёк хитро усмехнулся:

— Я уже давно догадался, господин граф. За обедом вы не обменялись с госпожой графиней ни единым словом, но по вашим взглядам было ясно, что вы мысленно разговариваете… А только что у вас было отсутствующее выражение лица — словно вы находились не здесь, а в каком-то другом месте. Вот я и решил, что вы разговаривали с госпожой.

Между тем мы прошли весь коридор и оказались на моей половине.

— А ты очень сообразительный парень, — произнёс я. — И умный.

Шако покраснел от моей похвалы.

— Только знаю мало, — сказал он со вздохом.

— Не беда, — утешил я его. — Это поправимо. Ты ещё молод, у тебя всё впереди. Мы с Инной тоже мало знаем. Однако не отчаиваемся.

— Но ведь вы с госпожой графиней чародеи, правда же?

Я задумчиво потёр лоб.

— Что мы не обычные люди, это уж точно. А вот чародеи ли мы?.. Трудно сказать. В некоторой степени, да. Но ещё не совсем — мы только учимся.

Шако с пониманием кивнул.

Наконец мы оказались в такой же передней, как и та, которая соединяла спальню Инны с её гостиной, точнее, с будуаром — название «гостиная» больше подходило для просторной, похожей на залу, комнаты, примыкавшей к библиотеке.

— Прямо — ваша спальня, господин граф, — объяснил Шако. — Слева — гардеробная, а справа — мыльня.

Преодолев искушение заглянуть в спальню и проверить, не висят ли над камином рога, я открыл дверь гардеробной и в нерешительности остановился на пороге. Было темно, хоть глаз выколи.

В следующий момент комнату залил яркий свет. Я озадаченно поднял глаза и увидел под потолком белый матовый шар, похожий на плафон для бытовых ламп.

— Замечательная вещь, эти эльм-светильники, — сказал Шако, проходя вслед за мной в гардеробную. — Не надо никаких заклинаний, чтобы заставить их зажечься или погаснуть — достаточно одного лишь пожелания. А со светильниками, которые мастерят наши ведуны, столько хлопот, что лучше пользоваться свечками.

Я хотел было спросить, питаются ли эльм-светильники электрическим током, но так и не смог сформулировать свою мысль — в коруальском языке отсутствовало такое понятие. А поскольку коруальский язык был одним из основных языков Империи, то сам собой напрашивался вывод, что на Гранях не знали о существовании электричества. Внезапно возникшее подозрение заставило меня сосредоточится и сделать ещё два открытия: во-первых, подавляющее большинство научно-технических терминов нашего мира не имели в коруальском языке эквивалентов; зато (и это во-вторых) я обнаружил в своей памяти множество слов, значения которых не понимал, — но, вне всяких сомнений, они имели отношение к оккультным наукам. Это свидетельствовало о том, что цивилизация Граней была нетехнологической, хотя, в определённом смысле, высокоразвитой.

«Да ну его к чёрту!» — почему-то рассердился я и в который уже раз за этот день решил больше ничему не удивляться.

В моей гардеробной стояло два больших шкафа, несколько комодов, мягкое кресло, два стула и трюмо с зеркалом в человеческий рост.

Я не женщина, значит, не привередлив, и большое количество одежды не сильно смутило меня. Почти сразу я выбрал себе зелёный камзол с золотыми галунами, коричневые брюки с лампасами, тёмно-красные кожаные сапожки с позолоченными шпорами (скорее декоративными, чем настоящими) и коричневую фетровую шляпу с неширокими полями.

— Пояс лучше взять этот, — посоветовал Шако. — Здесь на пряжке три золотые короны, герб нашего графства.

— А это чей герб? — спросил я, разглядывая пряжку на другом поясе. Там было выгравировано два перекрещённых меча на фоне восходящего солнца.

— Инквизиции, — ответил парень. — Правда, я не знаю, герб это или просто эмблема, в одних книгах написано так, в других — этак. Но в любом случае, у всех инквизиторов, что посещали Кэр-Магни, я видел на поясах такие пряжки.

Слово «инквизиторы» вызывало у меня однозначные ассоциации с судьями церковных трибуналов, и, слушая Шако, я невольно представлял их мрачными личностями в кроваво-красных мантиях и с колпаками на головах. Вместе с тем, я знал, что по-латыни «inquiro» — исследовать, искать. Так что при желании «инквизитор» можно перевести не только как «следователь», но и как «исследователь», «искатель».

Неторопливо одеваясь, я произнёс:

— Между прочим, сегодня я много слышал от вас с Суальдой об инквизиторах, но не совсем понял, кто они такие. Это колдуны?

— Учёные колдуны, — уточнил Шако. — Всякая мелюзга, вроде ведунов, им не ровня. Инквизиторы — могущественные белые маги, некоторые из них родом с самой Основы.

— Откуда?

Шако уставился на меня изумлённым взглядом. Я понял, что моё невежество шокировало его, и поторопился исправить ошибку:

— Имей ввиду, дружок, коруальский не мой родной язык.

— Я это заметил, господин граф. У вас и у госпожи графини забавный акцент, и вы тщательно подбираете слова, прежде чем что-нибудь сказать.

«Хоть это хорошо», — подумал я, а вслух сказал:

— Вот то-то же, парень. Иногда я не понимаю, какое значение ты вкладываешь в то или иное слово. К твоему сведению, в других языках не только иначе произносятся слова, но и по-другому формулируются мысли. Вполне возможно, что у нас с тобой просто разная словесная символика для обозначения одних и тех же понятий.

Шако кивнул:

— Прошу прощения, господин. Я этого не учёл.

— Не беда, всякое бывает. Ты можешь другими словами объяснить, что такое «Основа»?

— Ну, это тот легендарный край, где появились первые люди, где находятся главные святыни многих религий, в том числе христианские. На Основе, в городе Назарете, родился Господь Иисус, там есть священный город Иерусалим, где…

— Так вот оно что! — воскликнул я. — Получается, что Основа — это Земля! — (Если быть точным, я сказал «Теллус», по-латыни, потому что в коруальском языке слово «земля», «lans», означает лишь почву под ногами, да ещё, иносказательно, весь человеческий мир, в противовес миру небесному и преисподней.) — Теперь ясно.

— Так вы всё же знаете?

— Ещё бы! Конечно, знаю. Как видишь, разница только в названии. На моей родине об Основе слышали все — от детей до стариков.

— И все у вас считают, что она находится где-то посредине между небом и землёй? — спросил Шако таинственным тоном.

«Осторожно!» — сказал я себе, а вслух ответил:

— Лично я в этом сомневаюсь. Мне кажется, что Основа — такая же Грань, как и другие.

— Вот-вот! Дядя Эрвин тоже так говорит, правда, с одним уточнением: Основа — действительно Грань, но Грань особенная, не такая, как другие Грани.

— И чем же она отличается от других?

Шако подошел к трюмо и вынул из инкрустированной шкатулки для драгоценностей большой неоправленный алмаз.

— Посмотрите: это драгоценный камень, бриллиант. Ещё его называют кристаллом.

— Не возражаю, — кивнул я. Коруальское слово «multiplek» в одинаковой мере обозначало и природный кристалл, и многогранник в стереометрии, и отшлифованный камень.

— Так вот, господин граф, эти ровные поверхности — грани кристалла. А если мы положим его, — он положил бриллиант на комод, — то та грань, на которой он лежит, можно назвать основанием, основой. Правда же?

— Правда. И что дальше?

— А то, что земной мир похож на кристалл, только Граней у него так много, что их никогда не сосчитать. Какое бы большое число вы ни назвали, оно будет меньше количества Граней…

— Ага! Счётная бесконечность, — понял я. — Продолжай, Шако.

— Снаружи этого кристалла находится Царство Небесное, внутри — Преисподняя, а Грань, на которой он держится, называется Основа.

— Держится, говоришь? Как? Этот бриллиант держится на крышке комода. А на чём же, по-твоему, держится мировой кристалл?

— В том-то и речь, что ни на чём, господин граф. Основа потому и особенная Грань, что держит саму себя и остальные Грани… Извините, это звучит не очень убедительно, но это всё, что я знаю.

„Инна!“ — позвал я.

„Что нового?“

Я коротко рассказал ей, что было нового.

„Очень интересно, — сказала Инна, выслушав меня. — Кстати, у меня есть интересные новости“.

„Какие?“

„Подожди немного. Оденусь, причешусь — потом и расскажу“.

„Господи! Ты до сих пор не оделась?“

„А ты? Оделся?“

„Конечно!“

„Ох, уж эти мужчины! Вечно спешат, как на пожар“.

„Женщины тоже хороши, — парировал я. — Их и палкой не отгонишь от красивых нарядов“.

„Верно, — сказала Инна. — Поэтому спрячь свою палку и не трать понапрасну силы“. — С этими словами она прервала связь.

Поправив воротник камзола и пояс, я подошёл к зеркалу и скептически посмотрел на себя, ожидая увидеть нечто совершенно несуразное, вроде разряженного в пух и прах чучела. Чем-чем, а комплексом Нарцисса я никогда не страдал. Сколько себя помню, мне не нравилась моя внешность, однако со временем я свыкся с ней, в особенности после появления в моей жизни Инны, чья любовь и прирождённый талант тонкого психолога помогли мне избавится от многих комплексов. Тем не менее я, как и прежде, избегал без крайней необходимости смотреть на своё отражение и очень не любил фотографироваться.

Но сейчас, неожиданно для себя, я увидел в зеркале совсем другого человека. Я как-то приосанился, стал ещё выше, стройнее, шире в плечах, в моём облике появилась какая-то величавость, словно у настоящего вельможи. Теперь уже мысль о том, что я граф, не вызывала у меня иронической улыбки. Я в самом деле был графом, графом Ланс-Оэли, властелином Грани — целой планеты!

Я заткнул за пояс коричневые кожаные перчатки и лихо заломил шляпу. Ещё лучше. Не хватало только меча на боку… Впрочем, не только этого. Мне немного полегчало, когда я обнаружил, что в коруальском языке есть целый ряд слов, относящихся к курению табака.

— Шако, в этом доме, случайно, не найдётся сигарет, сигар или, хотя бы, махорки?

Паренёк с заговорщическим видом ухмыльнулся и достал из кармана начатую пачку сигарет и коробо́к спичек.

— Этого добра у нас хватает. Сам Мэтр не курил, но о вас позаботился.

— Чёрт возьми! — произнёс я, узнав свою любимую марку. — Это же земные сигареты. — Разумеется, я сказал: «с Теллуса».

— С Основы? — переспросил Шако. — Вот те на! А я-то удивлялся, почему они такие приятные, не то что местный табак. Когда наш лесничий раскуривает свою трубку, от её вонючего дыма меня наизнанку выворачивает.

— Ты что, куришь?

Парень смутился:

— Так, балуюсь… Только не говорите Суальде, прошу вас.

— Ладно, не скажу. Но запомни, дружок: курение — вредная привычка. — Я раскурил сигарету, с наслаждением вдохнул ароматный дым и добавил: — Вот ещё бы чашечку кофе…

— Кофе? — тут же отозвался Шако. — Без проблем! У нас есть кофе. Могу приготовить, только для этого нужно спуститься в кухню.

— Так пошли, — сказал я.