Глава 14

Шли недели. Флэндри все не было. Джане стало казаться, что она живет в каком-то нереальном мире. Или, может быть, в ней начала просыпаться высшая истина, которая заставила замолчать вой ветра и превратила стены в расплывчатые тени?

Конечно, терранка не думала о себе и своем существовании именно такими словами. Разве только в те моменты, когда она погружалась в волшебные чары? А в остальное время с головой уходила в повседневные заботы. Просыпалась в той самой комнате, которую когда-то делила с Домиником. По привычке упражняла и холила тело, потому что до сих пор от него зависела ее жизнь. На службах она скромно стояла в сторонке, дожидаясь, пока мерсейцы быстро исполнят религиозные, семейные и патриотические обряды. Благодаря крупным фигурам воинов, обнаженному оружию и бою барабанов эти церемонии производили удивительно трогательное и благоговейное впечатление. Затем все вместе переходили к завтраку, состоявшему из грубого хлеба, сырых овощей, сыра из молока гвидха и обыкновенного чая. Чай жители Ройдхуната заимствовали у терран и теперь разводили это растение повсюду в своем государстве. После завтрака следовали ученые занятия, беседы, иногда — специальные интервью. Время от времени устраивались небольшие перерывы. Далее — скромный ленч, короткий сон, за которым снова начинались ученые труды, продолжавшиеся до ужина. (Поскольку Мерсейя вращается в два раза медленнее Талвина, усердные труженики научного фронта ели мясо и пили эль уже в начале следующего местного дня.) Позднее Джана могла посетить концерт, посмотреть записанное на пленку шоу или побывать на представлении, которое давали любители традиционных видов искусств. На крайний случай оставался вариант уединиться в своей комнате и послушать музыку. Так или иначе, но ложилась она довольно рано.

Все разговоры, равно как чтение текстовых микропленок и просмотр фильмов, происходили через лингвокомпьютер. Этот аппарат имел много свободных каналов, поэтому мог одновременно выдавать как визуальный, так и звуковой перевод. Несмотря на отсутствие практической необходимости, девушке регулярно давали уроки разговорного эрио, которые сопровождались экскурсами в историю и культуру Мерсейи.

Джана охотно шла на сотрудничество. Окончательное решение ее вопроса застряло в высоких сферах, которые пока не давали о себе знать. Даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств терранке вряд ли стоило бояться серьезных неприятностей: ведь ей покровительствовал сам принц крови. А при удачном исходе дела… зачем загадывать наперед? Как бы там ни было, обучение отнимало у нее немало времени. По мере углубления знаний девушка стала чувствовать интерес к предмету. По крайней мере, он завораживал усердную ученицу.

Мерсейя — противник, агрессор, нарушитель спокойствия, угроза, притаившаяся позади Бетельгейзе… Подобно большинству терран, Джана давно вызубрила все эти лозунги, никогда не задумываясь над их конкретным смыслом. «О, несомненно, мерсейцы — отвратительные существа, но они живут так далеко. Вдобавок у нас есть военный флот, который заставит их присмиреть, а дипломаты сумеют договориться и удержать шаткое равновесие между миром и войной». Утешая себя такими и подобными им мыслями, девушка преспокойно занималась собственными делами, считая их важнее всего остального.

Теперь же она очутилась среди разумных существ, которые обращались с ней хоть и грубовато, но по-доброму. «После близкого знакомства, — думала пленница, — они не кажутся такими уж страшными. У них, как у людей, есть свои дома и родные, по которым они совсем по-террански скучают. У них есть искусство, музыка, спорт, игры, шутки, маленькие грешки, хотя, конечно, для того чтобы оценить все это, необходимо глубоко проникнуть в их жизнь, понять самый стиль их мышления… Никто из них не желает войны с Террой. Просто она им кажется надменным, больным чудовищем, которое давно пережило свое время, но со старческим упрямством продолжает цепляться за былые амбиции и угрожать спокойствию Мерсейи… Мерсейцы не собираются завоевывать Галактику. Подобная мысль при здравом рассмотрении любому покажется абсурдной. Нет, все, что им нужно, — это свобода. Свобода беспрепятственно распространять свой порядок и с его помощью управлять подчиненными территориями. Слово „управление“ означает не тиранию над другими народами, а удаление всех помех на пути самореализации духа, заложенного в расе…»

Дух… порой жесткий и грубый, но всегда откровенный в преследуемых целях; терпкий и своей терпкостью, словно морской бриз, выдувающий всю психологическую затхлость, которая до сих пор целиком заполняла девушку; в отличие от старых инертных и беспочвенных идеологий стремящийся достичь бесконечности, а затем и Бога вслед за бесконечностью, но вместе с тем глубоко укорененный в кровном родстве, в памяти о героических деяниях прошлого, в символах доблести, чести, служения… Джане казался знаменательным тот факт, что предводитель ваха (это слово лишь частично совпадало с терранским кланом или родом) именовался не Главой, но его Рукой.

Можно ли считать, что терране, которые служили Мерсейе, совершили предательство по отношению к… чему-то, действительно заслуживающему их верности? Но не эти неторопливые рассуждения выбили почву из-под ног Джаны. В растерянности девушки был повинен Идвир Искатель со своими колдовскими чарами. Именно он возбудил в ней первые сомнения.

Начал мерсеец со вполне безобидных разговоров. Казалось, его интерес к жизни, размышлениям, привычкам и склонностям терранки преследует чисто научные цели. Как правило, для беседы они уединялись в кабинете Идвира.

— Здесь у меня нет необходимости изображать племянника ройдхуна, — откровенно объяснил мерсеец и, заметив, что пленница испуганно замерла в недоумении, поспешил ее успокоить: — Никто не контролирует канал лингвокомпьютера, который мы используем.

Джана собралась с духом и сказала:

— Кванриф…

— Конечно, между нами существуют некоторые различия, — ответил Идвир, — но Мориох — офицер чести.

«Интересно, найдется ли хоть один имперский офицер, который, попав в подобную ситуацию, осмелился бы пренебречь мерами предосторожности против шпионажа и шантажа?» — спросила себя терранка.

Бесстрашный мерсеец приказал соорудить для своей собеседницы стул наподобие тех, какими пользуются люди, и в каждую встречу наливал ей стакан ягодного вина. Прошло совсем немного времени, и девушка стала с нетерпением ожидать назначенного часа и каждый раз надеялась, что ее радушного хозяина не задержат дела по координации исследовательских работ или обработке полученных данных.

Идвир не пытался выудить из Джаны каких-то секретных сведений. Он позволял беседе течь так, как ей заблагорассудится, и сам рассказал немало историй о своих приключениях на дальних планетах.

Из разговоров девушка поняла, что ксенология всегда интересовала мерсейца, отчего ему редко приходилось бывать дома. Почти машинально, из чувства долга перед своим вахом, он женился и обзавелся детьми, но взял к себе сыновей лишь тогда, когда те стали достаточно взрослыми. Они прожили с ним недолго. Вскоре пришло время отправляться служить в армию. Тем не менее одинокий ученый никогда не испытывал недостатка теплоты и участия: подчиненные обожали начальника. Когда речь заходила о месте, где Идвир родился и вырос, о родителях, братьях и сестрах, о слугах, чьи предки служили его предкам в течение многих поколений, терранке удавалось уловить в непривычных звуках эрио нежность.

Наконец наступил час — за окном было темно, стояла беспросветная ночь конца лета; вдалеке за стенами форта и мутными силуэтами деревьев вспыхивали молнии, — когда мерсеец вызвал пленницу и, едва та вошла в кабинет, поднялся и сказал:

— Давайте пройдем в мои личные апартаменты.

В первое мгновение девушка испугалась. Идвир казался таким огромным, таким мрачным и бесстрастным. Ей было боязно оставаться с ним наедине.

Идвир улыбнулся обычной мерсейской улыбкой, в которой Джана научилась распознавать дружелюбие. Чешуйчатое лицо от глаз до рта покрылось маленькими морщинками.

— Я хочу показать вам одну вещь, которую прячу от большинства своих знакомых. Мне кажется, вы сможете понять то, что им понять не под силу.

Висевший на шее маленький транслятор повторил эту фразу на тусклом искусственном англике, но пленница вслушивалась в речь мерсейца. Незнакомый язык перестал пугать ее грубыми гортанными звуками. Теперь он казался довольно мягким, богатым интонациями. Она смогла даже разобрать отдельные слова. Девушке вдруг показалось, что с ней говорит отец, которого она никогда не знала…

Ей стало стыдно за свой страх. Как она должна была выглядеть в глазах инопланетного существа? Лицо худое, бледное как воск, за исключением вызывающе полных и красных губ, скулы торчат. Тело маленькое, тощее, с деформированной грудью, пережатой талией и жирной нижней частью, бесхвостое, с крайне нелепыми ногами. Кожа: нигде нет и следа нежных замысловатых складок; однообразная эластичность, оживляемая только морщинами и грубыми порами; и волосы — повсюду смешными клоками и пучками торчат волосы, словно грибки на трупе. Запах: какой? Кисловатый? Каким бы он ни был, вряд ли ему удастся хоть кого-нибудь здесь соблазнить.

«Люди! — думала девушка. — Боже, я не хочу упрекать Тебя за Твою работу, но Ты также создал и собак, которых держат эти самые люди. И мне кажется, что обе породы животных сильно похожи: грязные, вонючие, шумные, ленивые, вороватые, готовые напасть, едва противник отвернется, но только прикрикни — они тут же обращаются в бегство или валятся вам в ноги. Они бесполезны, они ничего не создают. Их постоянно нужно ждать, слушать их хвастливый, заливистый лай, холить их глупое маленькое эго до тех пор, пока они в порыве благодарности не распустят слюни…

Боже, прости. Иисус тоже воплощался в облике человека. Он сделал это из сострадания. Мы нуждались в нем. Но на что мы растратили его дар?»

Она попыталась представить себе мерсейского Христа, в котором не было ни гнева, ни сострадания, но только величие Мессии будущих времен… Ей никогда не приходилось слышать о подобной вере среди своих хозяев. Быть может, у них нет нужды в искуплении. Быть может, они — избранники Божии…

Идвир схватил ее за локти своими холодными, сухими пальцами.

— Джана, с вами все в порядке?

Она помотала головой, пытаясь стряхнуть с себя сон наяву. «Я слишком долго сидела взаперти. Слишком глубоко погрузилась в мир, который никогда не перестанет быть мне чужим. И Ники так долго нет. (Как-то раз я видела борзую, гордую, сильную и чистую. Ники — борзая.) Мне никогда не избавиться от своей человечности. И пытаться не стоит».

— Ничего страшного, сэр. Просто голова закружилась. Скоро все пройдет.

— Вам нужно отдохнуть.

Нагнувшись, мерсеец взял девушку за руку — терранский жест, о котором она сама ему рассказала, — и повел ее через внутренний проход, закрытый занавесками, в собственное жилище.

Первая комната, открытая для всех посетителей, не обманула ожиданий Джаны: герб ваха Урдиолх, экран, оживлявший картину родного мира мерсейца и изображавший покрытые лесом холмы и бурный океан, залитый светом четырех лун; полки с книгами и сувенирами, оружие на стенах, тускло мерцающие драпировки; на мягком полу — резной столик из черного дерева с инкрустацией; камень в плоской стеклянной, наполненной водой чаше; алтарь, расположенный в нише, и очень много свободного пространства. Не до конца задернутая занавеска одного из арочных проемов открывала вид на аскетически обставленную спальню и маленькую буфетную.

Но Идвир провел терранку через другой проход. Остановившись посреди темного помещения, она издала испуганный крик.

— Садитесь.

Хозяин дома помог своей низкорослой спутнице взобраться на диван, обтянутый кожей неизвестной рептилии. Девушка с глубоким изумлением осмотрелась.

Черепа двух животных на подставках — один с рогом, а другой с клыками; изогнутые трубки и бутыли, поставленные на столик в одном из темных углов; каменная глыба, покрытая замысловатым рисунком, от которого рябило в глазах (камень был настолько огромен, что для его переноски понадобился бы гравитационный подъемник); гладкокожее существо с длинным клювом и неправильной формы крыльями, размах которых не уступал размеру самой твари, сидевшей на узловатом, неровном насесте; и еще много-много таинственных вещей, едва освещенных огнями факелов, чей беспокойный голубоватый свет отбрасывал на стены демонические тени; их потрескивание казалось очарованной пленнице нежной песней, смысл которой она когда-то знала, но сейчас забыла; едкий дым проникал глубоко в сознание…

Девушка подняла глаза и увидела над собой грозное, мужественное лицо Идвира, покрытое бликами пламени.

— Не бойся, — раздался львиный рев. — То, что ты видишь, — это не инструменты тьмы, а указатели на пути к ней.

Мерсеец уселся на хвост. Его украшенная гребнем голова оказалась на уровне глаз терранки. В темных безднах, спрятанных под надбровными дугами таинственного существа, играли огоньки отражений. Но голос оставался мягким, даже задумчивым.

— Вах Урдиолх не имеет собственных земель. Таков Закон, желающий, чтобы мы были свободны и беспристрастны в служении расе. Даже родные жилища, в которых семьи живут веками, принадлежат им на правах аренды. Своим богатством мы обязаны не столько древним состояниям, сколько тому, что нам удается получить на других планетах. Именно этот факт поставил нас на передний край расширения влияния расы. И одновременно мы приблизились к тайнам чуждых миров.

Моей нянькой была колдунья. Она служила в нашем доме еще в те времена, когда мой дед был ребенком. У нее было четыре руки и шесть ног. Лицо, или то, что его замещало, росло между верхними плечами. Это странное создание пело мне песни и иногда забиралось в такие диапазоны, что я переставал ее слышать. Она знала толк в магии, которой научилась у себя дома, в незабвенных Эбеновых горах. Нянька была добрым и преданным слугой. В моем лице она нашла благодарного слушателя.

Думаю, именно встреча с нянькой явилась причиной моего интереса к знаниям чужих народов. Конечно, нельзя забывать о пользе для Мерсейи. Но я стремился к мудрости совершенно бескорыстно, ради нее самой. И тебе следует знать, Джана, что далеко не всегда мне попадались примитивные предрассудки. Нравы, обычаи, легенды, философия… Только невежда осмелится утверждать, что мир, в который он попал впервые и который дал жизнь странному и непонятному народу, не содержит в себе ничего существенного. Среди жителей других планет мне иной раз приходилось видеть такие вещи, каких не под силу сделать ни одной, даже самой совершенной, машине.

В некотором смысле я стал мистиком. Хотя, с другой стороны, разве можно провести четкую границу между естественным и трансцендентным? Гипноз, экстатические силы, повышенная сенсорная чувствительность, психологические явления, телепатия — эти и подобные им вещи, с презрением отвергнутые в пору юности цивилизаций, по мере взросления науки получили заслуженное признание. Я не мистик, я лишь использую методы, которые могли бы помочь расширить наши знания в тех областях, где бессильны любые измерительные приборы.

Как-то раз мне пришлось посетить Херейон — самую таинственную из всех виденных мною планет. Она является владением Ройдхуната, но, думаю, мирится с положением колонии только потому, что это выгодно жителям планеты. А что у них за цели, не знает никто. Их цивилизация уже миллион лет назад простирала свое влияние далеко за пределы той самой Галактики, которую мы только начали осваивать. Затем она исчезла. Причины краха или никому не известны, или держатся в секрете. Случилось так, что некоторые жители Херейона оказались весьма полезны для Мерсейи, вследствие чего мы стали бояться разгневать всех остальных. Гордые завоеватели иных миров держатся на удивление скромно на Херейоне.

Я был принят в число учеников Айхарайха в его замке в Раале. Ему удалось глубоко проникнуть в сознание не только своего или какого-нибудь другого народа, но во всеединое сознание, существование которого отрицают современные ученые. Осмелюсь утверждать, что он достиг таких глубин, каких не достигало ни одно из ныне живущих существ. Херейонит мог вывести на поверхность лишь то, что было во мне уже заложено и только ожидало пробуждения. Никакого выбора у него не было. Но он научил меня тому, чем я, по его словам, имел возможность пользоваться. Без полученного опыта, без особых навыков существования в космосе я бы не сделал и половины того, что мне удалось сделать. Только подумай: всего за десять лет мы достигли почти полного взаимопонимания с обеими расами Талвина.

Я не собираюсь препарировать твою душу, Джана, я хочу вместе с тобой заняться ее исследованием. Мне важно знать внутренний мир человеческого существа. Взамен ты сможешь понять, что значит быть мерсейцем.

Огни факелов танцевали и нашептывали что-то среди беспокойных теней. Фигуры на каменной глыбе выявили теперь уже почти различимую связь. Дым, кажется, пропитал девушку насквозь. И вне и внутри ее звучал убаюкивающий голос Отца:

— Ты не должна бояться того, что видишь, Джана. Все эти вещи, они, конечно, архаичны, на них лежит налет языческих культов и колдовства, но их исток кроется в первозданной бездне, в том звере, который существовал раньше всех проблесков сознания. Возможно, близится день, когда таинственные знаки потеряют свою силу. Или, наоборот, они станут незаменимы, откроют в себе такую глубину, какую сейчас невозможно и представить. Я не знаю, но я хочу знать. Колдовские предметы должны мне помочь соединиться в едином сознании с человеком, Джана… не с перепуганным пленником, не с презренным перебежчиком, не с ханжой, умильно разглагольствующим о мире и братстве, не с нравственным уродом, выросшим среди чужаков, вдали от своих корней, но с человеком, который познал и радость, и горе того, что называют людской судьбой. Ты окружена символами, Джана. Давным-давно совершенно различные породы мыслящих существ обнаружили, что некоторые предметы, некоторые ритуалы помогают воскрешать омертвевшие части души. Вернувшись к жизни, эти части могут быть осознаны, подчинены личности и усилены. Вспомни о пользе тренировки тела. Вспомни о тренировке духа: храбрость, хладнокровие, таланты — всему этому нетрудно научиться, нужно только знать методы, которые ничего не требуют, кроме решимости. Теперь спроси себя: что остается? Джана, ты можешь стать сильной.

— Да, — ответила она.

Девушка смотрела в воду, в огонь, в хрустальный шар, наблюдала за тенями внутри…

Гостиница. Ночь. Потрескивает огонь. Красные и золотые языки пламени освещают веселое застолье, грубо сработанную мебель, скрипача на стуле, пиликающего танцевальную мелодию. За дальним концом стола сидит женщина в длинной юбке, в сорочке с глубоким вырезом. В руке веер, на коленях ребенок.

Ветер. Черная птица неожиданно бьется в оконное стекло. Звонкий удар клювом.

Бесконечный спуск по лестнице в непроглядную тьму вслед за человеком, который никогда не оглядывается. Лодка. Река.

На противоположном берегу люди без лиц.

— Извини, — сказал Идвир. — Мы не держим препаратов, пригодных для существ твоей расы. Ты должна отказаться от наркотиков. Тебе не пройти по Древнему Пути до конца. Должен признаться, мне — тоже. Для этого пришлось бы преодолеть реальный мир, что означало бы сумасшествие. Расскажи мне о своих снах, Джана. Если они станут слишком тяжелыми, позвони по моей личной линии — вот так. Я приду в любой час дня или ночи.

Змея опоясала Вселенную. Подняла свою звездную голову. Разевает пасть. Крик. Джана пытается бежать.

Удав шипит ей вслед. Ноги начинают вязнуть в болоте. Миллион лет, каждый год — один шаг прочь из засасывающей трясины, а змея за спиной подползает все ближе и ближе.

Удар молнии. Погружение во тьму. Черные воды.

Идвир держал девушку в объятиях, ночью, в ее комнате.

— С моей точки зрения, — говорил он — я получил ни с чем не сравнимый опыт проникновения в человеческий архетип. — Сухая практичность, сама по себе успокаивающая, уступила место нежности. Громадная рука гладила золотистые волосы. — Но ты, Джана, больше, чем вещь. Знаешь, ты стала мне почти дочерью. Я хочу снова поднять тебя и повести сквозь долину теней, которую ты должна пройти, прежде чем научишься управлять своей силой.

На рассвете мерсеец ушел. Джана немного поспала, но встала к завтраку и затем приступила к обычным занятиям. Они не мешали ей жить в своих снах. За окном земля" укрылась белой пеленой первых осенних туманов.

Воды дают покой. Сон, дремота… Нет, змея не умерла.

«Змея не умерла».

Ядовитый укус. Борьба. Крик. Теплые воды отступили. С глухим гулом их втянула в себя воронка. Глухим, глухим.

Глухой стук копыт. Дрожание моста, которое девяти мертвым королям не удалось превратить в раскаты грома. Свет.

Змея отпрядывает от света.

Подними к нему руки. Но преклонись пред его сиянием.

Так сверкает копье Мессии.

Храйх! Было бы интересно узнать, не пытались ли выкинуть тебя из чрева матери? Теперь это уже не так важно: ты выжила. Но ты должна сознавать, что выжила, что способна выжить. Ты готова к следующему сеансу сегодня вечером? Я хочу, чтобы ты пришла и сконцентрировалась на Могильном Камне. Кажется, подобная процедура существует и на Терре. Я читал, что люди называют ее… мандалой?

Зеркало.

Лицо в зеркале.

Откуда-то сзади бесшумно появляется человек и подносит к зеркалу зеркало. Бесконечность сужается в ничто.

В середине ничто — белая искра. Она разгорается. Ничто отступает и летит обратно к бесконечности. Звучит победный рев труб.

Ур-р-рх . — Идвир хмуро взглянул на результаты тестов Джаны. Учитель и ученица сидели в гостиной мерсейца. — Определенно что-то происходит. В тебе начинается реализация внутренних потенций, но это не телепатия… Я надеялся…

— Древний Путь к Всеединству, — произнесла девушка и принялась наблюдать, как растворяется стена.

Идвир долго смотрел на терранку, затем твердо ответил:

— Ты прошла по этой дороге ровно столько, сколько я осмелился тебя провести, дорогая. Возможно, путь невелик, но я не в состоянии направлять тебя дальше. Для подобной задачи понадобился бы опыт не меньший, чем у Айхарайха. В одиночку ты обязательно заблудишься в себе самой.

— Разве? — рассеянно спросила она. — Идвир, я знаю, что прикоснулась к твоему сознанию. Я чувствовала тебя.

— Глупости. Мистицизм — это набор символов. Символами можно жить — они единственное, чем можно жить, — но нельзя допустить, чтобы знаки заместили собой ту реальность, которая за ними стоит. Хотя о телепатии нам известно гораздо меньше, чем принято считать в психологии, в одном нельзя сомневаться: телепатия — чисто физический феномен. Сверхдлинные волны распространяются со скоростью света, подчиняются правилу корневого сокращения и другим естественным законам. К ним применимы принципы кодирования. Только радикальная изменчивость проявления этих волн в отдельных индивидуумах в разные моменты времени заставляла ученых сомневаться в их существовании. Сегодня мы научились распознавать подобные феномены. Вопреки результатам наших последних экспериментов, нельзя сказать, что ты стала приемником телепатических волн. Присутствие явлений подобной природы было налицо — это правда. Датчики зарегистрировали возникновение колебаний чуть выше уровня чувствительности. Однако анализ показывает, что ты не сумела назвать те знаки, которые я задумывал, честно стараясь не придерживаться никакой системы. Но вышло так, что все мои старания оказались тщетными. Каким-то таинственным образом, едва заметно, бессознательно ты подталкивала меня именно к тем картинам, которые, как тебе удалось догадаться, я собирался открыть.

— Я хотела приблизиться к тебе, — пробормотала Джана.

Идвир холодно продолжил:

— Повторяю, мы вошли в те области, где я не способен кого-либо направлять. Может быть, позднее это сделает Айхарайх. Но теперь нам необходимо остановиться. Возвращайся в мир из плоти и крови, Джана. Хватит нам магии. Завтра ты вернешься к гимнастике и нудной работе над эрио. Уж она-то приведет тебя в чувство.

Он же на троне:

— За то, что они окончательно отошли от Меня, согрешили грехом, которому нет прощения, — похулили Духа Святого, Я лишаю их права называться Моим народом. Смотри, Я отвергаю их от Себя. Я подниму против них новый народ, возросший под новым солнцем, имя которому — Сила. Открой теперь книгу Семи Громов.


Короткая осень Талвина стояла уже совсем рядом, когда на планету прибыл корабль из штаба. Штаб находился не на Мерсейе. Государство таких размеров, как Ройдхунат, не может управляться из единого центра, даже если раса будет прилагать к этому все усилия. Тем не менее судно привезло с собой прямое указание от протектора.

Корабль стоял на взлетном поле — изящный обтекаемый эсминец, уставивший в небо свои аккуратные, похожие на игрушечные, пушки. На его фоне пара летательных аппаратов, которые также находились в порту и состояли под командованием Мориоха, казались нелепыми, давно вышедшими из моды колымагами. Захваченный терранский разведчик скромно притулился в уголке — трогательное зрелище.

На верхней кромке забора каким-то чудом удалось прорасти нескольким деревцам. Ранние заморозки подломили их хрупкие стволы. Теперь они валялись на земле. Тяжелые башмаки мерсейцев втаптывали несчастные растения обратно, туда, откуда им с таким трудом удалось вылезти. Воздух был прохладным и влажным. Рабочий двор утопал в тумане, но высоко в небе открывалась ясная, глубокая синь, а редкие белые облака ослепительно сияли в лучах Сикха.

Джану не пригласили на церемонию встречи. Она на это и не надеялась. Идвир позвонил ей по внутренней связи и кратко сообщил:

— Можешь ничего не бояться. Моя просьба удовлетворена, я получил разрешение заниматься твоим делом.

Как мило с его стороны. Девушка отправилась на прогулку и совершила многокилометровое путешествие, сначала вдоль отвесных берегов Золотой реки, а затем по тем местам, которые еще совсем недавно были покрыты сплошными джунглями, а теперь постепенно превращались в голую тундру. Простор, свобода, полные воздуха мягкие и упругие мускулы — Джана пробродила таким образом много часов, пока наконец не устала и не вернулась домой.

«Я изменилась, — думала она. — Но мне до сих пор не известно насколько».

Недели, проведенные под… опекой Идвира, смутно всплывали в ее сознании. Часто реальные воспоминания было трудно или даже невозможно отделить от снов того времени. Постепенно ей удалось прийти в себя, но это уже было какое-то другое «я». Старая Джана была забитым, испуганным существом, жадным той жадностью, которая стремится заполнить внутреннюю пустоту, одиноким тем одиночеством, которое не осмеливается любить. Новая Джана… новая Джана пыталась что-то найти. Она стала одной из тех, кто отправляется в долгие путешествия, кто способен остановиться и долго стоять, наслаждаясь алым бутоном позднего цветка. Новая Джана в мудрой простоте надеялась, что экспедиция Ники скоро закончится, и в мечтах представляла себе возникшую между ними связь, которая будет длиться вечно. Но одновременно она не чувствовала нужды ни в нем, ни в ком-либо другом, кто мог бы защитить ее от чудовищ.

Вполне возможно, чудовища исчезли. Опасности — да, опасности существовали, но они способны лишь убивать. Вахи говорят: «Кто не уважает смерть, тот не может уважать жизнь». Нет, погоди-ка, было время, она встречала чудовищ. Там, в Империи. Но теперь ее уже не охватывает страх при воспоминании о них. Теперь ей понятно, что они должны быть раздавлены прежде, чем сумеют своим гнусным ядом отравить таких добрых существ, как Идвир, Ники, Ульфангриф, Авалрик и даже, в некотором смысле, Мориох…

Ветер пел колыбельную песню, трепал волосы, гладил по коже, покрытой гораздо меньшим слоем одежды, чем потребовалось бы в такую же погоду несколькими неделями ранее. Время от времени девушка пыталась подозвать встречавшихся на пути пернатых созданий, и дважды ей это удалось. Ярко раскрашенный незнакомец уселся на протянутый палец и сидел так в полном довольстве, пока наконец терранка не попросила его продолжить свой полет к зимним гнездовьям. Играя полученной силой, Джана снова чувствовала себя ребенком и в редкие моменты действительно им становилась. В ней проснулись сильные желания. Идвир считал это следствием развивающейся проективной телепатии — того самого феномена, который своим спорадическим появлением в представителях ее расы дал пищу легендам о порчах, сглазах и приворотных зельях.

«Но в большинстве случаев я не в состоянии контролировать свою силу. Впрочем, это меня не очень беспокоит. Я не хочу быть суперженщиной. Достаточно быть просто женщиной. Ощутить в себе всю полноту женского естества, не зависящую от расовой принадлежности. Идвир сделал меня именно таким существом. Чем мне отблагодарить его?»

Пройдя через ворота ограды, девушка обнаружила, что двор совершенно пуст. По-видимому, персонал братался с командой корабля. Сгущались сумерки, с каждой минутой становилось все холоднее. Ветер задул сильнее. В небе начали прорезаться звезды. Джана поспешила в свою комнату.

На переговорном устройстве внутренней связи горела лампочка. Девушка включила автоответчик. Запись, на которой стояла отметка часовой давности по мерсейскому времяисчислению (что составляет примерно четыре терранских часа: мерсейцы пользуются десятичной системой отсчета времени), проговорила: «По возвращении немедленно свяжитесь с датолком в его кабинете».

Сердце в ее груди бешено билось. Неловкость, с которой она управлялась с переговорным устройством, напоминала период ночных кошмаров.

— Вы на месте, Идвир?

— Вы слышите именно меня, — раздался строгий профессорский голос, каким он в случае необходимости с успехом пользовался. К этому моменту Джана уже могла легко обходиться без лингвокомпьютера.

Терранка поспешила к своему покровителю по длинным пустым коридорам. Вдалеке слышалось громкое, грубое пение. Будучи навеселе, мерсейцы склонны распевать во всю мощь своих огромных глоток. Только после того как она зашла за занавески в кабинете Идвира, этот звук перестал ее преследовать.

Тяжело дыша, девушка приложила руку к груди. Мерсеец поднялся из-за стола, за которым работал.

— Пойдем, — проговорил он.

Свободный серый балахон колыхался у него на спине. Когда они оказались в потайной комнате среди факелов и черепов, Идвир наклонился и прошептал — каждое слово колыхало волосы возле уха терранки:

— Корабль привез недвусмысленный приказ. С тобой все в порядке. Ты никому не нужна при условии, что терране не получат известную тебе информацию. Но Доминик Флэндри имеет очень влиятельных врагов. И собственных, и врагов своего учителя, Макса Абрамса. Наверху подозревают, что молодой человек может знать некоторые секреты старшего товарища. Эсминец должен увезти Флэндри с собой. Зондирование памяти оставит от парня одно полумертвое тело, от которого, вполне возможно, захотят избавиться.

— О Ники, — внутри Джаны что-то оборвалось. Мерсеец положил огромные руки на плечи девушки, взглянул ей прямо в глаза и продолжил:

— Мои рекомендации были отвергнуты. Все протесты бесполезны. Но я уважаю твоего спутника, думаю, что и ты питаешь к нему теплые чувства. То, что собираются сделать с этим человеком, унизительно для него и недостойно Мерсейи. Ты научилась почитать чистую смерть?

Джана выпрямилась. Естественные законы языка эрио заставили ее произнести:

— Да, Идвир, отец мой.

— Ты знаешь, что твое переговорное устройство связано с лингвокомпьютером, который на другом канале сообщается с экспедицией у Кипящих Ключей. Компьютер не ведет никаких записей, за исключением особых, специально оговоренных случаев. Под видом личного послания, какими постоянно обмениваются ученые, ты можешь передать своему другу все, что считаешь нужным. Вы ведь и раньше общались подобным образом, не правда ли? Никто из его спутников не знает англика. Флэндри сможет уйти, «потеряться», а холод окажет милосердие и поможет ему умереть.

Девушка ответила с мерсейской твердостью:

— Слушаюсь, сэр.

Вернувшись в комнату, она долго плакала. Но одновременно в ней пребывала мысль: «Он добрый. Он не позволил им копаться в мозгах моего Ники. Ни один имперский офицер не стал бы заботиться о таких мелочах. Но Идвир, как и большинство представителей его расы, в первую очередь заботится о своей чести. Он добрый».

Загрузка...