Все лорды Камелота

Глава 5

Герцог Ллевелин был прав. У нас действительно оставались невыясненные отношения с принцем Ангусом. Еще с тех пор, когда он был просто Ангусом, внуком наместника Запада Эйзла, а его отец Шнек и мечтать не мог о королевской короне. И все, чем ограничивались его мечты, – это возглавить клан Хеттенов, один из сильнейших на берегах Каледонии. Как говаривал в таких случаях Лис, много огненной воды утекло с тех пор. Кто бы мог в те дни подумать, что семнадцатилетняя Лендис из дома Бьернов, привезенная нами ко двору властительного короля Эле Рыболова, окажется его женой и королевой. Что она явится миру могущественной волшебницей, чье имя в народе будут произносить, не иначе как оглянувшись предварительно по сторонам.

В те дни я, сиятельный герцог Инистор, верный союзник короля Эле, обучал молодого Ангуса владеть мечом, и он частенько гостил в подаренном мне замке Дун-Амрос. Король Эле, без сомнения, был великим монархом. Не было числа его победам, и собранные под его рукой разрозненные земли скоттов и пиктов управлялись теперь советом танов, на котором он был лишь первым из равных.

Эле был великим королем, но семейная жизнь его продолжалась недолго. Поговаривали, что не без помощи прелестной Лендис. Уж очень скоро после смерти мужа ее новым супругом и правителем стал новоиспеченный тан рода Хеттенов Шнек. На мой взгляд, полное ничтожество, но, с другой стороны, Оркнейский дом Бьерна был далеко, а клан Хеттенов был серьезной поддержкой для молодой узурпаторши.

Шнек быстро разогнал совет танов и начал наводить в стране и ее окрестностях такой шорох, что задание способствовать созданию державы короля-цивилизатора Эле сменилось прямо противоположным. Мы с Лисом с ним благополучно справились. Очень скоро новоявленный владыка Каледонии отправился к праотцам с лисовской стрелой в груди, сделав Лендис дважды вдовой.

Вот тут-то и явил себя миру ставший уже к тому моменту принцем Ангус. Не желая связывать себя союзом с «безутешной» королевой, он, опираясь на дружину, объявил себя преемником трона. Однако молодая королева вовсе не желала уступать ему это место без боя. И хотя во многом по ее вине, мне, носившему тогда имя Эстольд Трехрукий, пришлось безвременно умереть и родиться вновь собственным братом-близнецом, я прекрасно понимал, что королева Лендис на престоле куда как более вменяема и уместна, чем ее кровожадный пасынок.

Вновь созвав танов, она подняла на борьбу с ним весьма изрядные силы. Однако неизвестно, как бы сложилась ее судьба, не реши в этот момент король Артур развивать свое завоевание на север, по ту сторону Адрианова вала. Именно я, тогда признанный эксперт в делах Каледонии, убедил Артура поддержать притязания королевы Лендис. Именно мой отряд прорвал блокаду замка Ческорт, в которую, как в мышеловку, попала неопытная в военных делах королева. Это мы с Лисом преследовали разбитого наголову принца Ангуса по горным ущельям и, пленив, в цепях, привезли его в Камелот.

К неудовольствию королевы, скрепя сердце признавшей вассальную зависимость Горры от Британии, Артур освободил тана Хеттенов и поставил их примирение одним из условий мирного договора. Замысел его был понятен. Пока Ангус, обязанный своей свободой и положением королю бриттов, был вблизи от трона Каледонии, Лендис, чувствуя его дыхание у себя за спиной, не могла вести себя чересчур самостоятельно. Но волчья верность – до первого леса. А такая одаренная особа, как моя кузина, умела находить убедительные доводы и для друзей, и для недругов. События последних дней были тому ярким доказательством. Что же касается принца Ангуса, то нынче он был во всеоружии, и у него оставались ко мне неоплаченные счета.

Погруженный в воспоминания, я болтался в запряженной волами повозке, мучительно пытаясь заснуть, с грустью понимая, что до изобретения нормальной упряжи с подвижным дышлом осталось еще века три-четыре, а стало быть, попытки мои обречены на неудачу. Утренняя сырость забиралась под кожаный полог, заставляя плотнее заворачиваться в теплый дорожный плащ, но даже его первоклассная шерсть уже не спасала от крадущейся простуды. Повозка была загружена ростовыми пехотными щитами и кольями, которыми эти щиты подпирались при обороне, чтобы освободить руки пехоте. Снаряжение подпрыгивало и грохотало на каждой кочке, также не прибавляя спокойствия моему сну. Однако это было лучшее, что мог предложить сейчас герцог Ллевелин, и я думаю, никто бы попросту не понял нас, начни мы жаловаться на неудобство.

Возница, погонявший неспешных волов, приподнял полог и, рассмотрев в потемках мою скрюченную фигуру, начал почтительно:

– Сэр Торвальд, тут оруженосец герцога. – Он замялся. – Наш господин велит узнать, проснулись ли вы.

– Лучше бы он поинтересовался, заснул ли, – пробормотал я, приподнимаясь и получая увесистый пинок подскочившим от очередной встряски щитом. – Проклятие! Да я уже на ногах.

– Герцог зовет вас к себе, – передал возница слова скачущего рядом оруженосца.

– Сейчас буду! – досадливо кинул я, нащупывая в изголовье пояс с мечом. – Вели армигеру подвести Мавра.

Герцог Ллевелин с отрядом рыцарей Северных графств двигался во главе колонны. Перед ним шла лишь сотня передовой завесы, прочесывавшая окрестности по маршруту движения войска.

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули, – поприветствовал меня полководец.

– О да, прекрасно, – солгал я.

– Вот, господа рыцари, – Ллевелин положил мне руку на плечо, – кто из вас не знает сэра Торвальда, я рад представить вам его. Если кто-нибудь когда-нибудь попросит вас указать истинного героя, не задумываясь можете назвать это имя. Прошлой ночью его отвага и боевое искусство спасли от штурма Кэрфортин.

– Милорд, – я склонил голову, – мои деяния в этом бою были не большими, чем подвиги любого из моих соратников. Великой славы достоин сэр Богер Разумный, скончавшийся вчера от смертной раны, и его оруженосец, сэр Кархэйн, ставший рыцарем лишь перед гибелью своего господина. Но тот, кто истинно принес нам победу, с детских лет дал священный обет не прикасаться к оружию. Это сын валлийского короля Каранток, которого все в этих краях величают святым. И даже дикие чудовища склоняют перед ним свои головы… – Я хотел было поведать Ллевелину и сопровождающим его рыцарям о чуде, свершенном святым Карантоком, а вернее, его виверной у ворот бастиды, но, пока подыскивал подобающие случаю возвышенные слова, герцог перебил меня задумчивым:

– Каранток, сын короля Берримора. Мой прадед был родным братом его деда. – Он кивнул головой и улыбнулся, словно выходя из мимолетной дремы. – Торвальд, я хочу проехать вперед, осмотреть дорогу. Прошу тебя сопровождать меня. – Он пришпорил коня, давая мне полную возможность догонять его или же оставаться на месте.

Я дал шпоры Мавру. Вряд ли герцог Ллевелин, железной рукой державший в узде своенравных северных баронов и неукротимых танов Горры, опасался отправляться в конную прогулку в одиночку. Пожалуй, это было неосторожно, но осторожность не входила в число рыцарских доблестей. Мой смолисто-черный скакун сорвался с шага в галоп, пускаясь вслед сахарно-белому коню герцога.

Когда мы достаточно вырвались вперед и передовая завеса скрылась далеко за нашей спиной, Ллевелин осадил жеребца, пуская его спокойной рысью.

– Сэр Торвальд, – начал он, – я хотел поговорить без свидетелей.

– Конечно, – склонил голову я и активизировал связь.

– Не, ну это беспредел какой-то! – раздалось тут же у меня в мозгу. – Мало того, что подсунули эту чертову койку на колесах, так еще не дают в ней спать! По вашей милости мне придется час разбираться, где какая часть моего скелета находилась до того, как я сюда улегся. Никого здесь не интересует, что весь мой ужин состоял из куска полусырой говядины, которую я спер в замковой кухне. Так в довершение всего еще и родной напарник норовит пообщаться, когда я только-только пристроился вздремнуть в какой-то щели, как не буду говорить кто.

– Такова жизнь, – философски оборвал я нападки Рейнара. – Ты хочешь спать, а его светлость желает сообщить мне нечто конфиденциальное.

– А, на откровенность пробило! Перед боем такое бывает…

– Когда вы отправлялись в эту злополучную бастиду, – продолжал тем временем Ллевелин, – я обещал вам раскрыть тайный смысл вашего сна. Насколько сие в моих силах, я готов сделать это. Итак, вы видели ночью Мерлина, держащего в руке пергамент, разделенный на несколько частей.

– Все обстояло точно так, как вы говорите.

– Так вот, сей пергамент действительно существует. На нем запечатлено последнее из пророчеств старого мага.

– Чрезвычайно ценная информация, – пробурчал Лис. – Стоило из-за этого будить!

– По приказу Артура пергамент был разделен на двенадцать частей. И части эти он раздал лишь ему известным людям, облеченным особым доверием. На днях он приехал в Кэрфортин и привез часть пергамента мне. До того эта часть находилась у вашего родственника сэра Говейна, увы, погибшего в битве при Бархем-Дауне. Каждый из нас, из тех, в чьих руках находятся части пророчества, обязан в случае смерти своей передать ношу достойному продолжателю по своему выбору.

– Но зачем? – Я сделал наивные глаза, стараясь вытащить из собеседника все, что ему известно.

Ллевелин поднял вверх палец:

– В пергаменте указывается, кому суждено стать королем Британии после Артура.

– Капитан! Ну, блин, с добрым утром! Не знаю как ты, но я считаю нашу миссию выполненной. Хай они себе барюкаются, как бог на душу положит. Оно нас волнует, кто будет править после Артура? В крайнем случае прочитаем некрологи в институтских сводках.

– Лис, у нас есть приказ.

– Это у тебя есть приказ, а у меня есть твоя просьба и жгучее желание не дать тебе сунуть голову в очередную халепу.

– Хорошо, Лис. У меня есть приказ. Если желаешь, можешь отправляться домой и передать все, что нам удалось узнать, герцогу Норфолку.

– О господи! Послал ты напарничка! Прости, что поступаю вопреки здравому смыслу, но надо же кому-то проследить за этой неугасимой лампадой британского рыцарства. Ладно, хрен с тобой, остаюсь. А то ищи тебя потом!

– Спустя месяц после того как преставится наш добрый король, да продлит Всевышний его годы, хранители пророчества должны собраться в Камелоте у Круглого Стола и, сложив доверенные им части в единое целое, объявить нового короля.

– Капитан, есть встречное предложение. Раз уж тебе так неймется проводить отпуск в тени английских дубов, давай потихоньку отвалим отсюда, зашхеримся в каком-нибудь замке, переждем, пока Артур кони двинет, и через месяц после этого в Камелоте всех тепленькими и повяжем.

– Ждать осталось недолго, – мрачно заявил я. – Король уже у Камланна, и, судя по летописям, оттуда не вернется. А вместе с ним поляжет и его войско. Я уверен, что в нем есть хранители пророчества, и очень сомневаюсь, что в пылу боя они успеют его кому-нибудь передать.

– Ну, знаешь! Как говорил О. Бендер: «Стулья расползаются, как тараканы». Предлагаешь после сражения обыскать сотни три убиенных рыцарей? Боюсь, нас неправильно поймут. К тому же у нас явно будут конкуренты. Что с ними прикажешь делать?

– Знал бы, давно сказал, – огрызнулся я.

– Понятно, – вздохнул Лис. – Дурдом! Давно не выполнял таких идиотских заданий!

– Если Мерлин явился вам во сне, то я готов биться об заклад, что вы избраны им, чтобы стать одним из хранителей этой тайны, – произнес Ллевелин. – Такова его воля, и я не знаю случая, чтобы она была ошибочна.

Очевидно, он еще что-то хотел добавить, но разговор был прерван появлением всадника, во весь опор несшимся в нашу сторону.

– Судя по червленым стропилам в золоте, это гонец сэра Мерриота, – вглядываясь в приближающегося курьера, проговорил Ллевелин.

Насколько я помнил, еще вчера вечером герцог отправил этого рыцаря перед основным войском с приказом предупредить комендантов башен о нашем приближении и, очевидно, вести разведку противника.

– Простите меня, сэр Торвальд. – Собеседник пришпорил коня, спеша навстречу гонцу.

Судя по аллюру, которым тот мчал, судя по загнанному виду его лошади, смысл известия в общих чертах был ясен: враг близок. Всадники встретились, и нарочный начал что-то оживленно втолковывать Ллевелину. Герцог кивал головой, похлопывая ладонью по шее своего коня и изредка спрашивая что-то у вестового. Наконец, развернув жеребца, Страж Севера во весь опор помчал обратно к боевым порядкам.

– Скотты выступили из Палладона, – прокричал он, проезжая около меня. – Возвращаемся к войску. Сэр Торвальд, вокруг озера Неиссякаемых Слез есть две дороги. Одна из них ведет в тыл короля Артура. Другая – к Мордреду. Мы не знаем, по какому пути пожелают направиться скотты. С рыцарями я попытаюсь перехватить их у развилки, но пехоту и обоз придется оставить здесь. Поручаю это вам. – Герцог махнул рукой в сторону, противоположную маячащему поблизости валу. – Выдвигайтесь к югу. Миль десять отсюда, через пустоши, можно выйти на дорогу к Камланну. Правда, наезженного пути отсюда к ней нет, но, полагаю, вы сможете провести обоз и перекрыть дорогу. Я дам вам еще дюжину рыцарей, и если, паче чаяния, нам не удастся удержать мятежников, или же каким-то образом они смогут нас обойти, ваша задача не допустить, чтобы эти негодяи ударили в спину короля.

– Капитан, соглашайся! – прозвучало в моей голове категорическое требование Лиса. – В кои-то веки сражение без нас пройдет. А то я тебя знаю, начнешь сейчас советы давать, воздушные десанты высаживать.

– Да я в общем-то и не спорю, – попытался было оправдаться я.

– Нет, ты уж это объяви, чтоб я слышал.

Что мне оставалось делать в эдакой ситуации?

План, объявленный мне герцогом, был по всем статьям неплох. И хотя я с долей сожаления провожал взглядом проносящихся мимо убранных с дороги возов верховых, в душе моей не было и тени сомнения в правильности выбранной герцогом тактики. Лишь бы рвущиеся в схватку северные рыцари не загнали коней раньше времени. Со вздохом я отвернулся от мчащейся вперед колонны. Нам предстоял путь через пустошь, путь, длиной десять миль, который лишь новичку в военном деле мог показаться пустяковым заданием.

Уж не знаю, вследствие каких геологических процессов местность была покрыта рытвинами и ухабами, словно лицо больного оспой, но выталкивать груженые возы из очередных колдобин, выравнивать их при попытке завалиться набок, менять разлетающиеся при ударе о спрятавшиеся в густой траве обломки базальта колеса, чинить разваливающиеся дышла и тянуть спотыкающихся на каждом шагу волов, негодующих из‑за выбранного нами маршрута, пришлось нашей тыловой команде. Путь в десять миль мы преодолели часов за пять, а может, и больше. Но вот наконец показалась заветная дорога, и я скомандовал ставить возы в круг, образуя лагерь.

Едва суета непременных при этом приготовлений была завершена, я послал Лиса проверить на всякий случай дорогу, а сам отправился в обход по импровизированному бивуаку, чтобы оценить количество, боевые качества и дух стоявшего под моим началом отряда. Отправленные в ближайший лес за дровами команды уже возвращались, волоча громадные охапки валежника. Походные котлы уже устанавливались на треноги, и полтора десятка коров из влачимого за войском стада последний раз глядели своими грустными глазами на толпы голодных хищников, жаждущих отведать их мяса.

– Добро пожаловать к нашему котлу, сэр Торвальд, – услышал я крик одного из копейщиков. Лицо его казалось мне знакомым, возможно, со времен похода на Горру, а может, по каким иным сражениям. Я улыбнулся, кивая ветерану, и тут темная тень пронеслась над нами, и бронированная рептилия, вопя скандально, как содержательница портового борделя, рухнула посреди лагеря, грациозным поворотом хвоста сшибая выставленный для господ рыцарей высокий шатер.

Собравшиеся вокруг солдатские артели вначале в ужасе отшатнулись, хватаясь за оружие, но это было излишне. Зубастая тварь и не думала ни на кого нападать. Вместо этого она молча обвела собравшуюся публику настороженным взглядом и, широко расставив перепончатые крылья, заорала во все горло, заставляя броситься к лесу распряженных волов. При этом хвост милого создания, подобно кистеню, колотил во все стороны, грозя расшибить храбреца, неосторожно решившего приблизиться к беснующейся виверне.

– Слава богу, хоть еще вонять не начала, – услышал я за спиной голос того самого ветерана.

Не могу сказать, сколько бы могло продолжаться это представление, но тут, словно укротитель в клетку с тиграми, в круг, очерченный выставленными вперед копьями, протиснулась знакомая уже нам фигура валлийского святого, правда, стараниями Лиса обряженного в некое подобие верхней одежды. Под мышкой Каранток тащил вязанку свежесрезанных веток, с полуувядшей зеленой листвой.

– Угомонитесь, дети мои! – гаркнул просветленный миссионер, для полноты эффекта стукнув о землю сучковатым посохом. – Ибо сия тварь бессловесная вдохновенна именем Божьим.

При звуках его голоса виверна всхлипнула и шумно сложила крылья.

Не желая лишать Лиса подобного зрелища, я включил связь.

– Что там у вас стряслось? – раздалось на канале связи.

– Ничего страшного. Виверна прилетела. Голодная. Святой, похоже, собирается накормить ее хворостом.

– Ну-ка, ну-ка! Хочу я это видеть!

Между тем проповедь Карантока набирала силу.

– Ведаете ли вы, погрязшие в грехах и распутстве, – разносился над лагерем звонкий голос валлийского принца, – что заповеди Господни, кои вы попираете в день стократно, даже сия бездушная тварь Божия, сие его неразумное чадо, выполняет с превеликой радостью и безо всякого труда. Все вы видите ее, и всем вам ведомо, какую опасность для каждого из живущих таит в себе виверна. Но, вопреки дикому нраву своему, она не набросилась ни на кого из вас, не вырвала из стада корову…

– Точно, – восхитился логике проповедника Лис. – А также она ни с кем не прелюбодействовала и, вероятнее всего, не лжесвидетельствовала. Капитан, ответь мне хоть ты, как почетный доктор околовсяческих наук! Какое отношение дисциплинарный устав израильской армии времен прапращура Моисея имеет к этому несчастному реликту? Куда смотрит общество защиты животных?! Впрочем, нет, это не животное. Куда смотрит общество защиты динозавров!

Я не успел даже задуматься над его вопросом, тем более что, уж не знаю, как вышеупомянутому обществу, а мне точно было на что посмотреть.

– …Глядите же, неверующие, – провозгласил Каранток, выкладывая перед чудовищем свою зеленую ношу, – презрите грех чревоугодия, как и она презрела его!

При этих словах виверна распахнула пасть, способную перехватить поперек спины любого из наших волов, выступающим вперед клыком-клювом подцепила вязанку и, слегка подкинув ее в воздухе, отправила внутрь. Я ясно видел, как в быстром темпе заработали челюсти-терки, размельчая в салат эту легкую закуску, и редкие обрывки листвы, кружась, падают на землю.

– Умереть не встать! – заявил потрясенный зрелищем Лис по каналу связи. – Смертельный трюк! Он бы с этим номером мог объехать весь мир. Аншлаги гарантированы. Кормить виверну банными вениками – это шо-то с чем-то! Полный улет!

Между тем ящериха еще раз подняла голову, с явственным выражением тошнотной брезгливости отправляя в желудок пережеванную кашицу.

– …Неужели же вы, воочию узревшие сие божественное чудо, не отделите толику от яств своих сему высокому образцу смирения и праведности?!

При этих словах «высокий образец» вновь расправил крылья и заколотил по земле хвостом, демонстрируя явное желание подкрепиться чем-нибудь более существенным, чем древесный силос.

– Ну, дальнейшее понятно. Подайте-неминайте! Цирк-шапито и рэкет в одном лице. Вернее, в одном лице и в одной прожорливой морде.

Я мысленно пожал плечами. По-моему, наша спасительница вполне заработала свой нынешний обед. И, судя по количеству мяса, подаваемого ей на пиках воинами, они были со мной в этом солидарны.

Трапеза шла полным ходом, виверна сладострастно чавкала, заглатывая, к общей радости, все новые и новые куски мяса. Остатки туш, не скормленные ее ненасытной утробе, варились и жарились на кострах, когда на канале связи вновь появился Рейнар.

– Але, Капитан! Ты мне тут шоу показал, я тебе тоже, так сказать, алаверды, – цирк с конями покажу. Смотри и восхищайся! – Лис направил свой взор на «цирк с конями», и я не преминул восхититься.

Где-то там, куда нелегкая занесла лисовский разъезд, в образцовом порядке, соблюдая дистанцию между всадниками, двигался отряд в полсотни рыцарей с оруженосцами и драбантами. Клетчатые пледы, накинутые поверх доспехов наподобие древних туник, не оставляли сомнений, что перед нами цвет каледонской кавалерии. Но даже если бы подобные сомнения вдруг возникли, знамя с золотым вороном, терзавшим распластанного дракона, говорило само за себя. К нам приближался принц Ангус со своей гвардией.

– Эх, как-то не вовремя наша птичка божья отказалась от смертоубийства! Если б она вчера во время посадки чуток старательнее хвостиком повертела, глядишь, сейчас и некому бы было здесь шляться. В общем, я, пожалуй, возвращаюсь. А ты уж там позаботься о приеме дорогих гостей. Принц все ж таки!

Я уважил просьбу старого друга. Когда поперек проезжей дороги вельможный принц узрел наш раскинувшийся «цыганский табор», думаю, ему стало дурно. Распряженные повозки, бродящие в задумчивости волы и возницы, в панике улепетывающие из лагеря при приближении невесть откуда взявшегося противника. Все это наводило его на грустные мысли.

Объезжать растянувшийся без малого на полмили обоз по дикой пустоши – занятие мало приятное. Того и гляди коню ноги поломаешь. Трава по грудь, кустарники, – поди разбери, где там в них камень торчит, где ухаб прячется. Тут, пожалуй, и коня угробишь, и себе хребет поломать недолго. Стало быть, идти приходится только шагом. Но шагом неловко.

Валлийские лучники, для острастки выпустившие по приближающемуся неприятелю по паре-тройке стрел, конечно, отошли к лесу, по-рачьи пятясь, но где-то там и притаились. Чуть промедли, враз сочтут стрелами количество всадников в отряде. И с места этих упрямцев не сгонишь, одно слово – валлийцы. Но ведь и скотты из того же куска глины слеплены, им тоже упрямства не занимать. И как потом прикажешь объяснять, что продвижение отборного войска остановил брошенный на произвол судьбы обоз? Невозможно такое объяснить, кто же слушать станет.

Постоял принц Ангус пред оставленными возами, покатал желваки на скулах, да и ткнул вперед копьем, указуя гвардии своей место для прорыва. Ну а что там прорывать? Оно, понятно, возы бочком друг к другу приставлены да дышло в дышло повернуты, а между ними щиты да колья: конь со всадником в броне не перепрыгнет.

Но ведь защитников-то нет! Впрочем, кого другого тоже нет. Стало быть, самим придется спешиваться и возы растаскивать. А из лагеря-то дух мясной за милю в нос шибает. Бочки с элем открыты да брошены, котлы паруют… Тут уж поневоле вспомнишь, что с утра в седле не евши. А у костров добро всякое валяется, возницами в панике брошенное: где пояс с чеканными бляхами, где плащ с фибулой бронзовой, а где и кошелек с парой монет. Для бриттов, может, и малость, ну а скотту на что-нибудь, да сгодится. И посреди лагеря шатер стоит. Бо-ольшущий! Поди, для самого герцога Ллевелина ставили. Там, ежели посмотреть, то может сыскаться что-то и поценнее стертых динариев да дедовских украшений…

Я напряженно следил за лагерем, ожидая, когда же чья-то алчная рука откинет полог герцогского шатра. По всей видимости, это высокое право было предоставлено самому принцу Ангусу. И вот оно, заветное движение…

Душераздирающий визг, способный заглушить вопль участниц конгресса воинствующих девственниц, застигнутых прессой на мужском стриптизе, потряс округу. Ангус отпрянул назад, сшибая стоявших за его спиной рыцарей. Из шатра высунулась голова, щелкающая зубами и верещащая на такой высокой ноте, что листья на деревьях начали стремительно опадать, с перепугу, вероятно, решив, что наступила осень.

Когда наша объевшаяся животина устроилась вздремнуть после сытной трапезы, над ней спешным образом возвели вышеупомянутый шатер. Я подозревал, что принц отнюдь не будет рад близкому знакомству с тварью, вчера разметавшей его войско. Но о том, что стыдливую виверну, застигнутую в неглиже, при этом охватит такая буйная истерика, я и помыслить не мог. Не знаю, что там перевернулось в ее богобоязненной душе, но рептилия визжала, стрекотала, каталась по земле, колотила хвостом, выпускала клубы зловонного дыма, и все это одновременно.

– Чего это с ней? – недоуменно спросил Лис.

– Не знаю. Ну, похоже, нам пора. – Я отстегнул с пояса рог и протрубил сигнал к атаке.

Грозный отряд принца Ангуса, еще полчаса назад бывший, возможно, самой боеспособной частью каледонского войска, перестал существовать, превратившись в небольшую банду мародеров, облаченную в доспехи. Притаившиеся в лесу пехотинцы герцога Ллевелина дождались своего часа. Ободряемые боевыми кличами, они неслись к лагерю, спеша, по возможности, взять живьем одного, а если повезет, то и двух каледонских рыцарей.

– Живьем! Живьем брать! – неслось над толпой.

– Ангус! – орал я, горяча Мавра. – Где ты там, Шнеково отродье?! Ты искал меня? Я перед тобой!

– Да, битва будет жесткой, – услышал я голос Лиса за спиной. – Каши на всех не хватит.