Все мы - дети из Буллербю

ВСЕ МЫ ИЗ БУЛЛЕРБЮ

Это мы: Лассе, Буссе, я, Улле, Бритта и Анна. Все мы из Буллербю. Лассе, Буссе и я живем в Меллангордене, Улле живет в Сёргордене, а Бритта и Анна — в Норргордене.

В Норргордене живет также дедушка. Ясное дело, почему он там живет, ведь он папа папе Бритты и Анны. Но все в Буллербю называем его дедушкой. Ведь это у нас единственный дедушка.

А мам и пап у нас несколько. Я хочу сказать, что мама и папа есть в Норргордене, в Меллангордене есть мама и папа, и в Сёргордене тоже. Но ведь иначе и быть не могло! Больше у нас в Буллербю нет никого. Нет, еще здесь живет Агда, наша горничная, и Оскар, наш работник, и Калле — работник из Норргордена. А еще в Сёргордене живет один человек. Маленький-премаленький человечек. Это крошечная сестричка Улле, она родилась всего несколько месяцев назад. Такая малышка не может ни говорить, ни ходить, поэтому ее нельзя еще считать настоящим человеком. Хотя Улле считает, что его сестренка важнее самого короля.

Вот я и пересчитала всех, кто живет в Буллербю. Ясное дело, я не считала Свипа, собаку Улле, и еще Малькольма, Мурре и Сессан, всех наших кошек, Альбертину, курицу Буссе, и всех наших коров, лошадей, поросят и кроликов. Но ведь они не люди. Правда, Свип почти такой же умный, как люди. Лассе говорит, что он даже умнее, чем девчонки.

КАК МЫ В БУЛЛЕРБЮ ПРАЗДНУЕМ РОЖДЕСТВО

Я не знаю, когда начинается Рождество в других местах, но у нас в Буллербю оно начинается, когда мы печем печенье с корицей. Тогда нам почти так же весело, как в сочельник. Лассе, Буссе и мне дают по большому комку теста с корицей и разрешают печь всё, что мы захотим. И подумать только, в тот самый день, когда мы прошлый раз пекли печенье, Лассе забыл про это и поехал с папой в лес за дровами! И вдруг в лесу он вспомнил, что это за день, и помчался домой. Папа говорил, что он бежал так, что снежная пыль столбом стояла. Мы с Буссе уже начали печь. Даже хорошо, что Лассе немножко опоздал. Потому что самые хорошие формы для печенья — это поросята, а когда мы печем все вместе, все формы в виде поросят забирает Лассе, нам они никогда не достаются. А в тот раз мы с Буссе успели испечь десять поросят, когда он, запыхаясь, прибежал из леса. Ох, как он заторопился, чтобы догнать нас! А когда мы почти все испекли, то остатки теста сложили вместе в один большой ком, чтобы испечь один большущий пряник на приз, это мы всегда делаем. А вечером, когда мы всё печенье уже вынули из печки, то положили в бутылку 322 горошины, обошли Буллербю и просили каждого угадать, сколько горошин в бутылке. Тот, кто угадывал, получал призовой пряник. Лассе нес бутылку, Буссе — приз, а я записывала в блокнот, кто что сказал. Приз получил дедушка, и я была этому очень рада. Он сказал, что в бутылке 320 горошин, точнее всех угадал. А вот Анна думала, что там три тысячи горошин, вот ерунда какая!

А на другой день тоже было весело. Мы отправились в лес за рождественскими елками. Понятно, все папы и дети ходили вместе. А бедные мамы оставались дома готовить еду! Мы взяли большие сани, на которых возят бидоны с молоком из Буллербю в Стурбю на маслобойню. Лассе, Буссе, я, Бритта, Анна и Улле уселись в сани. Мой папа шел рядом, держал вожжи и правил. А папа Бритты и Анны и папа Улле шли сзади, разговаривали и смеялись. А мы сидели в молочных санях и тоже болтали.

В лесу было так много снега, что нам пришлось стряхивать его с веток, чтобы разглядеть, красивые они или нет. Мы срубили три прекрасные елки. Одну для Норргордена, одну для Меллангордена и одну для Сёргордена. И еще одну маленькую елочку для дедушкиной комнаты, а потом такую же для Кристины из Лёвнесета.

Вечером накануне сочельника я расстроилась. Я не верила, что мама с Агдой успеют все приготовить к Рождеству. В кухне был ужасный беспорядок. Я даже немножко поплакала.

Утром накануне Рождества я проснулась рано и побежала в кухню в одной рубашке. Ой, до чего же там было красиво! На полу лежали новые коврики, железные шесты возле печи были увиты красной, зеленой и белой шелковистой бумагой. А на большом раздвижном столе лежала рождественская скатерть. Вся медная посуда была до блеска начищена. Я так обрадовалась, что стала обнимать маму. Потом прибежали Буссе и Лассе. Увидев новые коврики, Лассе сказал, что он животом чувствует, как приближается Рождество.

Перед Рождеством мы, дети, всегда идем к Кристине из Лёвнесета с корзинкой, полной всяких лакомств. Но сначала мы пошли к дедушке, ну к дедушке Бритты и Анны, пожелали ему веселого Рождества и поглядели, как Бритта и Анна украшают ему маленькую елку.

Нам тоже каждый раз хочется помочь украсить его елочку, хотя Бритта и Анна любят делать это сами. Дедушка почти слепой и не видит, что мы вешаем на елку. Но мы рассказываем ему, что делаем. И дедушка говорит, будто он это видит в своих мыслях.

Когда мы шли в Лёвнесет к Кристине, погода была прекрасная. Какая и должна быть в рождественский вечер. К домику Кристины ведет такая узенькая дорожка, что ее даже трудно разглядеть в снегу. Лассе нес корзинку, а Буссе и Улле — елочку. Мы с Бриттой и Анной ничего не несли. Ах, как удивилась Кристина, увидев нас! Правда, она, наверно, просто сделала вид, будто удивилась. Ведь знает же, что мы приходим к ней каждый год. Лассе выложил на стол все, что лежало в корзинке. А Кристина покачивала головой и повторяла:

— Ой, ой, ой! Как много всего! Даже слишком много!

Мне не казалось, что это слишком много. Но все же в корзинке у нас оказалось довольно много всего. Большой кусок окорока, круг колбасы, головка рождественского сыра, кофе, печенье с корицей, свечи, конфеты — я даже всего не помню. Мы украсили елку Кристины свечами, потанцевали немного вокруг елочки, чтобы малость потренироваться перед вечером. Кристина была нам очень рада. Когда мы уходили, она стояла в дверях и махала нам.

Мы вернулись домой и стали украшать свою елку, Лассе, Буссе и я. Нам помогал папа. У нас на чердаке лежали красные яблоки, которые мы припасли для рождественской елки. Мы повесили на ветки печенье, которое сами испекли. И еще корзиночки, которые сплели у дедушки. Мы положили в них изюм и орехи. И ватных ангелочков, которых наша мама вешала на елку, когда была маленькая, мы тоже повесили на елку. И еще, конечно, много флажков, свечей и конфет. Ах, какая красивая получилась у нас елка, когда мы ее украсили!

Потом пришла пора макать хлеб в котелок с ветчинным отваром, а после ничего больше не оставалось, кроме как ждать! Лассе сказал, что вот от такого-то ожидания люди становятся седыми. Мы всё ждали и ждали, а иногда подходили к зеркалу поглядеть, не поседели ли мы и вправду. Однако мы оставались такими же белобрысыми. Буссе то и дело постукивал по стенным часам, думая, что они остановились.

Наконец стемнело и настала пора идти с рождественскими подарками в Норргорден и Сёргорден. Это можно делать только в темноте, а при свете неинтересно. Лассе, Буссе и я надели красные колпачки гномов. Лассе прихватил с собой и маску гнома, чтобы надеть ее позже. Теперь у нас Лассе наряжается гномом. Когда я была маленькая, то верила, что гномы в самом деле бывают, а теперь не верю. Потом мы взяли пакеты с подарками и шмыгнули в темноту. Ах, как много звезд было на небе! Я поглядела в сторону леса и подумала: «А может быть, там все-таки живет настоящий гном. Вдруг он придет к нам и притащит санки, полные рождественских подарков?» Я почти что желала, чтобы это случилось.

В прихожей перед кухней Норргордена было совсем темно. Мы постучали в дверь, потом отворили ее и побросали в кухню пакеты с подарками. Тут выбежали Бритта и Анна и пригласили нас попробовать их рождественское печенье и тянучки. Мы попробовали. И тоже получили рождественские подарки. Потом Бритта с Анной надели маски гномов, и мы все пошли к Улле в Сёргорден. Улле сидел на кухне и ждал нас. Увидев вдруг целых пять гномов, Свип залаял изо всех сил. Улле тоже надел маску гнома. И мы все вместе помчались во двор и стали играть, будто мы и в самом деле настоящие гномы и приносим людям рождественские подарки.

Но вот пришел наконец рождественский вечер, и мы сели за праздничный стол у нас в кухне. На столе горели свечи и было очень много всякой еды. Но я ела почти только одну ветчину. Ну и рождественскую кашу, ясное дело. Но миндалинка мне все же не попалась. У нас в Меллангордене есть работник. Его зовут Оскар. Ему очень нравится Агда, наша горничная. Тот, кому попадется в каше миндалинка, точно женится или выйдет замуж на следующий год. И подумать только, миндалинка разломалась на две половинки. Одна половинка досталась Оскару, другая Агде! Ну и смеялись же мы — Лассе, Буссе и я! Агда рассердилась и сказала, что все это проделки ребятишек. Но мы тут были ни при чем. Миндалинка сама развалилась пополам.

Мы стали придумывать про это стишок. У Лассе получилось вот так:

Здорово он сочинил! Но Агде его стишок не понравился. Правда, потом она повеселела. Это когда мы помогли ей вытирать посуду, чтобы поскорее начали раздавать рождественские подарки.

Потом все мы уселись в зале. На елке и на столе горели свечи. У меня по коже побежали мурашки. Они у меня всегда бегут, когда всё так красиво и очень ждешь чего-то интересного. Папа прочитал в Библии про младенца Христа. А я прочитала одно красивое стихотворение, которое начинается так:

Дальше в стихотворении говорится, что младенцу Иисусу нужно было бы подарить торт и много-много рождественских подарков. Я тоже так думаю. А вместо него рождественские подарки получили мы.

Пока все пели «Вот и пришло рождественское утро», Лассе потихоньку шмыгнул из комнаты и вернулся в наряде гнома с большим мешком на спине.

— Есть тут у вас хорошие дети? — спросил он.

— Да, есть, — ответил Буссе. — Целых двое. А еще у нас есть один озорник, его зовут Лассе. Только сейчас он куда-то вышел.

— Слышал, слышал я о нем, — ответил гном. — Это самый хороший мальчик у вас в стране. Ему достанется подарков больше, чем всем.

Но ему досталось столько же подарков, сколько нам. Я получила новую куклу, три книжки, занятную игру, материю на платье и много всякого другого. Всего пятнадцать подарков. Для мамы я вышила крестом скатерть. Она очень обрадовалась. А папе я купила календарь. Он тоже был рад. Мне нравится, когда люди радуются моим подаркам. Это так же приятно, как самой получать подарки. Буссе и Лассе я подарила оловянных солдатиков.

Потом мы танцевали вокруг елки. И к нам пришли в гости все из Норргордена и Сёргордена. Дедушка тоже пришел, хотя танцевать он не может. Мне кажется, мы танцевали «Вот снова Рождество» и «Жни, жни овес» раз двадцать.

Перед сном я разложила свои подарки у себя на столике, чтобы сразу их увидеть, когда проснусь.

До чего же весело праздновать Рождество! Как жаль, что оно бывает только раз в году, а не чаще!

МЫ КАТАЕМСЯ НА САНКАХ

Буллербю стоит на холме, и, когда мы идем в Стурбю, в свою школу или в магазин, приходится почти всё время спускаться под гору. А когда возвращаемся домой, надо, наоборот, подниматься. Лассе говорит, что когда он вырастет и станет Инженером «крути-верти, вверх тормашками поворачивай», то изобретет горушку, которая будет поворачивать куда хочешь. И тогда мы всегда будем ходить под гору.

Зато на этих горушках от Буллербю до Стурбю мирово кататься на санках. Мы катаемся там все рождественские каникулы.

Нынче, на другой день после Рождества, когда мы уже успели прочитать все рождественские книжки и съели всё печенье с корицей, Лассе достал большие дровяные сани. И все ребята из Буллербю отправились кататься с горок. А правил санками Лассе.

— Эй, там, под горой, берегись! — орали мы изо всех сил.

Хотя кричать было вовсе ни к чему, потому что по этим горкам почти никто никогда не ходит. Но нам было так приятно кричать. Санки мчались вовсю, только ветер свистел в ушах, зато потом было тяжеловато тащить санки обратно в гору к Буллербю. И Лассе всё время болтал про вертящуюся горушку, которую он сделает, когда вырастет.

— А ты сейчас не можешь ее изобрести? — спросил Буссе.

Лассе объяснил, что на вертящуюся гору пойдет столько динамита, колес и гаек, что делать ее придется целых десять лет. А так долго нам ждать было ни к чему. Когда мы наконец затянули санки на гору и собрались снова усесться на них возле нашего хлева, оттуда вышли наш папа, папа Улле и папа Бритты и Анны. И наш папа сказал:

— Послушайте-ка, ребятишки! Дайте нам разок прокатиться!

И он уселся на санки. Дядя Эрик и дядя Нильс тоже сели, и санки помчались с горы. Мы стояли и ждали их. А когда они привезли санки назад, то захотели прокатиться еще раз. Им понравилось кататься. Подумать только, взрослые, а дурачатся, как дети.

Но тогда мы вывезли сани дровяные из Норргордена и покатили вслед за папами. А когда мы проехали половину первой горушки, то увидели, что они лежат в сугробе и хохочут на весь лес.

— Не мог бы ты править половчее, Эрик? — сказал папа.

Их было никак не оторвать от саней, они всё катались и катались, пока мама Бритты и Анны не вышла и не сказала дяде Эрику, чтобы он шел домой и нарубил дров.

— Надо же, не дают хоть немного поразвлечься! — засмеялся дядя Эрик.

Мы остались одни и стали кататься наперегонки. Бритта, Анна и я взяли норргорденские санки, а Лассе, Буссе и Улле — меллангорденские. Мы придумали, будто это корабли викингов, плывущие в море. Лассе назвал санки мальчиков «Урмен Лонге»[6]. А нашему кораблю мы дали имя «Русенгулль»[7], хотя Лассе сказал, что это дурацкое название для корабля викингов.

— Ну и пусть, а зато оно красивое, — ответили мы.

Раз уж мы придумали это название, не станем же мы его менять потому, что Лассе считает его дурацким.

Кататься наперегонки было здорово. «Урмен Лонге» и «Русенгулль» шли всё время рядом. Мальчики всё время кричали:

Но воткнулся носом как раз «Урмен Лонге». Он влетел в сугроб, выбрался из него, но наткнулся на сосну у подножия другой горушки.

— С задавалами так всегда бывает! — сказала после Бритта Лассе.

Но Буссе ударился головой о корень дерева, и на лбу у него выросла большая шишка. И мы не стали больше кататься. К тому же уже стемнело и мы проголодались. Поэтому пошли домой.

МЫ ВСТРЕЧАЕМ НОВЫЙ ГОД

Утром, накануне Нового года, когда я сидела в кухне и ела кашу, пришли Бритта с Анной. Вид у них был такой взволнованный!

— Лиса, ты будешь с нами встречать Новый год? — спросила Бритта.

— Ой, как мне хочется! — ответила я, решив, что это предложение очень интересное.

Но сначала я должна была спросить маму, можно ли мне не ложиться спать до двенадцати ночи и ждать, когда придет Новый год. Мама разрешила. И мы сразу решили встречать Новый год у меня в комнате. Мама обещала дать нам на праздник яблоки, орехи и можжевеловый напиток.

Тут пришли Буссе и Лассе, и я сказала им:

— Бритта, Анна и я будем сегодня встречать Новый год!

— Подумаешь! — ответил Лассе. — Буссе, Улле и я уже давно решили это делать!

Но я-то точно уверена: он сказал это только потому, что узнал про нашу задумку.

Мы побежали к дедушке и спросили его, не хочет ли он встречать Новый год с нами. Но дедушка ответил, что ему теперь по вечерам сильно хочется спать. Дедушка такой добрый, такой добрый! Он подошел к своему шкафу, достал оттуда много маленьких комочков свинца.

— Вот вам, будете растапливать свинец, как положено под Новый год, — сказал он.

Дедушка рассказал нам, как гадают в новогоднюю ночь. Нужно растопить свинец, вылить его в холодную воду и поглядеть, что получится. Если растопленный свинец будет, например, похож на монету, значит, у тебя будет много денег в Новом году. Мы одолжили у него маленький ковшичек, в котором мальчишки растапливают олово для оловянных солдатиков.

Мальчикам мы не сказали, что дедушка дал нам свинец.

Ах, какой веселый был этот вечер! Я хорошенько убралась в своей комнате, выколотила на дворе коврики, вытерла пыль, поставила на стол вазу с апельсинами, кувшин с можжевеловым морсом и еще вазу с орехами. Когда пришли Анна с Бриттой, я уже зажгла свечи, и они горели так красиво! И печку я затопила.

— Люблю я встречать Новый год! — сказала Анна.

Буссе, Лассе и Улле встречали Новый год не у себя в комнате. Их комнату и мою разделяет большой темный чердак. Только мы сели за стол, чтобы ждать, когда придет Новый год, как на чердаке послышались тихие, осторожные шаги. Чуть погодя там раздался страшный грохот. Но мы сделали вид, будто ничего не замечаем. Ведь нам стало ясно, что это мальчишки хотят выманить нас на чердак. А как хлопает русская хлопушка Лассе, мы слышали и раньше.

Но когда все затихло, нам стало любопытно. Мы приотворили дверь и выглянули. На чердаке было совсем тихо и темно. Тогда мы решили прокрасться по чердаку и поглядеть в замочную скважину, что делают мальчишки.

— Я ничего не вижу, — сказала Бритта. — Их там нет.

— Я не удивлюсь, если они легли в постель и заснули! — воскликнула Анна.

— И это так они встречают Новый год! — засмеялась я. — Пошли возьмем одну из хлопушек Лассе и разбудим их.

— Бум! — раздалось у нас за спиной.

Мы даже подпрыгнули от страха.

— Эти паршивцы спрятались на чердаке! — крикнула Анна.

Я побежала за своим карманным фонариком и стала светить во все углы, за старыми ящиками и вешалками с одеждой. Но мальчишек нигде не было.

— Ну и ну! — удивилась Бритта. — Что за чудеса!

— Бум! — снова прогремело где-то совсем рядом, у нас за спиной.

Это опять грохнула русская хлопушка. Но мы уже подумали было, что здесь хозяйничает привидение.

— Ну, погодите! — рассердилась Бритта. — Стоит мне только поймать Лассе, я ему так задам, что век будет помнить!

— Давай, попробуй! Задай мне! — послышался голос Лассе у нас над головой.

На балке под потолком стояли как ни в чем не бывало Лассе, Буссе и Улле. Ну и разозлились же мы!

— Ну и как проходит ваша дохлая новогодняя вечеринка? — спросил Лассе.

— Отлично, спасибочки! Мы будем топить свинец и узнаем, что нас ждет в новом году.

И тут им стало завидно. Они пошли с нами в мою комнату. А когда увидели, как у меня красиво — свечи горят и дрова трещат в печке, — то решили встречать Новый год вместе с нами. Буссе побежал и принес яблоки, орехи и можжевеловый морс.

Потом мы топили в ковшичке свинец на огне в печке и выливали его в миску с водой. Сначала растопил Лассе. Когда его свинец остыл, Лассе взял его и хорошенько разглядел:

— Похоже, что я стану королем. Ведь это королевская корона.

— Ха-ха! — засмеялась Анна. — Никакая это не корона, а книга. Это значит, что в новом году ты будешь учиться в школе.

А мой свинец выглядел совсем странно.

— Это что-то похожее на велосипед, — сказал Улле. Я обрадовалась — ведь мне давно хотелось получить велосипед.

Когда мы растопили весь свинец, то уселись на пол перед печкой и стали рассказывать сказки. Лучше всех, по-моему, рассказывает Бритта. Мы съели целую гору яблок и орехов и запили их можжевеловым морсом. А после мы стали играть в считалку на орехи, мы называем это «орешничать». Как играть в эту игру, я сейчас расскажу.

Сначала Бритта сказала:

— Дым валит!

А Анна ответила:

— Бегу на крышу.

Тогда Бритта спросила:

— Сколько мальчиков с собой возьмешь?

— Пятерых.

И раз у Бритты было в кулаке пять орехов, Анна выиграла. Мы выдумывали и другие игры, но лучше всех играла и больше всех выигрывала

Анна. Под конец у нее оказалось вдвое больше орехов, чем у каждого из нас.

Но вот Буссе стал без конца зевать. Потом он сказал, что ляжет на мою кровать и будет ждать Новый год лежа. Так он и сделал. Но минуты через две он уснул. Мама и папа поднялись к нам и пожелали спокойной ночи. Они не собирались сидеть до полуночи.

Мы спросили Лассе, который час.

— Половина одиннадцатого, — ответил он.

Новогодняя ночь, по-моему, длиннее всех ночей. Я думала, что двенадцати часов мы так и не дождемся. Но наконец Новый год все-таки наступил. Я попыталась разбудить Буссе, но никак не смогла. Мы погасили свет и встали у окна, чтобы увидеть, как подъедет Новый год. Но ничего не увидели. Потом мы выпили можжевелового морса и стали кричать:

— С Новым годом! Да здравствует Новый год!

Мы решили, что всегда будем встречать Новый год, ведь это так весело.

Но потом я уже не хотела ничего, только лечь спать. А на моей кровати спал Буссе. Мы взяли его за руки и за ноги и плюхнули на его кровать. А он так и не проснулся. Лассе снял с него одежду и надел ночную рубашку. А потом взял и привязал ему в волосы мой бант.

— Пусть увидит завтра утром, как весело он встречал Новый год!

МЫ ЕДЕМ В ГОСТИ К ТЕТЕ ЙЕННИ

Самым интересным из всех рождественских каникул была поездка к тете Йенни. Тетя Йенни живет в усадьбе далеко от нас, за Стурбю. В первое воскресенье после Рождества она пригласила к себе в гости всех нас из Буллербю. Чтобы попасть туда, нам пришлось ехать на санях много часов.

Мама разбудила нас рано и навьючила на нас Целую кучу кофт, свитеров и шарфов. Я думала, что задохнусь, прежде чем попаду в гости на праздничный обед. А мама хотела мне повязать на голову еще одну шаль. Тогда я сказала ей:

— Если ты хочешь, чтобы я явилась к тете Йенни чучелом, я лучше останусь дома.

Мы ехали в наших плетеных санях. Папа сидел за кучера и правил. На ногах у него для тепла были большие соломенные боты. Наши сани ехали первыми, за нами шли сёргорденские сани, а последними — норргорденские. Ах, как красиво звенели колокольчики! Нам было так весело, что хотелось петь всю дорогу, но мама велела нам замолчать, чтобы мы не наглотались холодного воздуха. Но мы то и дело что-то кричали Улле, который сидел в санях позади нас. А он передавал наши слова Бритте и Анне.

— Если нас будут угощать селедочным салатом, я уеду домой! — крикнул Лассе.

— И я тоже! — ответил Улле.

Потом он стал объяснять Бритте и Анне, о чем мы говорили. Чуть погодя Улле крикнул нам, что Бритта и Анна тоже поедут домой, если им дадут селедочный салат.

Но мы не поехали домой, хотя нас угостили селедочным салатом. Потому что нам дали еще тысячу других блюд. И нам не обязательно было есть селедочный салат.

У тети Йенни три свои девочки, и она пригласила еще много других детей на праздничный обед. После обеда мы все время играли в зале на втором этаже. Под конец нам ужасно надоело есть. Но только мы разыгрались, как пришла тетя и велела нам снова садиться за стол. Взрослые в гостях только и знают что едят.

Старшую дочку тети Йенни зовут Нанна. Понарошку Нанна была ведьмой и жила в гардеробной возле зала. Мы делали вид, будто гардеробная — это ее дом, а зал — это большой лес. Только мы пошли в лес и стали собирать ягоды, как ведьма выбежала из своего дома и поймала нас. Ух, до чего я испугалась! Хоть я и знала, что это Нанна, но испугалась, как будто это была настоящая ведьма. В гардеробной стоял большой ящик. Понарошку это была ведьмина печь. Она собиралась зажарить в ней Лассе. Но в последнюю минуту он от ведьмы убежал.

— И все же я немножко подгорел! — сказал Лассе.

Несколько раз ведьма выбегала и кричала:

— Замрите! Я вас превратила в камни!

И мы должны были замереть и стоять как вкопанные. Один раз, когда ведьма крикнула: «Замрите!», Лассе замер ужасно смешно. Он стоял на одной ноге, высунув язык, скосив глаза, и держался руками за уши.

Он должен был стоять не шевелясь, с дурацким видом, пока ведьма не сняла с него заклятие. Ох, и смеялись же мы над ним!

У дочек тети Йенни был красивый кукольный дом, который стоял в углу зала. Мы с Анной то и дело разглядывали его. В нем были кухня и столовая, спальня и гостиная. И там жила красивая кукольная семья. Нанна сказала, что это граф и графиня Юлленмуркла. И у них была красивая маленькая дочка, которая сидела на стуле в гостиной. Ее звали Исабелла Юлленмуркла.

Когда взрослые наконец наелись, они пришли к нам и мы стали играть вместе. Мы играли в слепого козла[8]. Слепым козлом был папа Улле. Ему завязали глаза большим клетчатым платком. Мы бегали, дергали его за пиджак, а сами старались увернуться. Потом мы стали играть в фанты. Я отдала свой фант — свое маленькое золотое сердечко. Когда мы выкупали фанты, мне пришлось три раза кувырнуться. Я кувырнулась и получила назад свое сердечко. Улле заставили крикнуть в печку три раза имя своей любимой. И, подумать только, он крикнул: «Лиса!», Лассе засмеялся, а мне стало ужасно стыдно. Но Улле посмотрел на меня с насмешкой и сказал:

— Я сказал про свою маму. Ведь ее тоже зовут Лиса.

Папе было велено скакать по-сорочьи по всему залу. Ну и хохотали же мы над ним! Я никогда еще не видела, чтобы папа так смешно скакал! Но смешнее всего было то, что заставили делать тетю Йенни. Ей велели влезть на стол и, стоя на одной ноге, петь по-петушиному. Но она не захотела.

— Ну уж нет! — ответила она. — Стол не выдержит меня, толстую и старую!

Может, она и правду сказала. Ведь тетя Йенни весит, поди, сто кило.

Мы играли долго, ведь это очень интересная игра! Но мы с Анной все-таки то и дело потихоньку убегали от них и подкрадывались к кукольному домику, чтобы поглядеть на Исабеллу Юлленмурклу.

А еще самое интересное у тети Йенни было то, что мы все вместе остались у нее ночевать. Я люблю спать в незнакомом месте. Все кажется таким новым и необыкновенным. И пахнет все не так, как дома. Нас в гостях у тети Йенни оказалось четырнадцать детей! И постель нам всем постелили в зале на полу. Вот здорово — спать на полу! Нам дали соломенные матрацы без простыней и одеяла без пододеяльников. Когда мы улеглись, взрослые пришли посмотреть на нас.

— Вот здесь лежит молодая Швеция, метр за метром, — сказал папа.

Когда они ушли, мы должны были заснуть. Но заставить четырнадцать ребятишек замолчать было невозможно. Нанна рассказывала нам про большое сокровище, которое один рыцарь зарыл совсем неподалеку. Лассе собирался отправиться и выкопать его этой же ночью. Но Нанна объяснила, что найти его никто не сможет, потому что оно заколдовано. И тут я уснула.

Мы поехали домой только на следующий день к вечеру. Мы еще не приехали в Буллербю, как стало совсем темно. По дороге домой мы не перекликались, потому что очень устали. Я лежала в санях на спине и смотрела на звезды. Их было так много, так много… И все они были очень далеко от нас. Я закуталась поплотнее в меховое одеяло и спела потихоньку, так, чтобы Лиссе и Буссе не услышали:

Я хочу, чтобы на будущий год мы опять поехали бы к тете Йенни на рождественский праздник.

ЛАССЕ ПРОВАЛИВАЕТСЯ В ОЗЕРО

Если пробежать по коровьему выгону Норргордена, попадешь на берег маленького озера. Зимой мы катаемся по нему на коньках. Нынешней зимой на нем такой гладкий, блестящий лед! Однажды мама запретила нам ходить на озеро, потому что папа и дядя Эрик сделали во льду большую прорубь. Они взяли оттуда лед для нашего ледника. Но я ответила маме:

— Мы же увидим можжевельники, которые они посадили вокруг проруби!

И нам позволили идти туда.

Иногда наш Лассе бывает какой-то дурной. Это когда он начинает задаваться. Так было и на этот раз. Он стал кататься возле самой проруби.

— Дорогу великому конькобежцу из Буллербю! — крикнул он и свернул от проруби только в последнюю секунду.

— Да ты просто спятил, Лассе! — сказал Улле.

Мы все стали ругать Лассе, но это не помогло. Он начал колесить вокруг проруби, выделывая разные фигуры. Даже катался задом наперед.

— Дорогу славному конькобежцу из Буллербю! — снова крикнул он и в ту же секунду плюхнулся спиной в прорубь.

Мы закричали, а громче всех кричал сам Лассе. Мы ужасно испугались, думая, что Лассе утонет. Потом мы легли на лед цепочкой, держа друг друга за ноги. Буссе лег у самого края проруби, и мы крепко-крепко держали его. Буссе вытащил Лассе из проруби, и мы со всех ног помчались домой. Лассе чуть ли не плакал.

— Подумай только, вдруг бы ты вернулся домой утонутым! — сказал Буссе.

— Дурак ты, дурак, — огрызнулся Лассе. — Про утопленников так не говорят.

Но вообще-то он был благодарен Буссе за то, что тот его вытащил. После обеда он подарил ему целую кучу оловянных солдатиков.

Мама сильно рассердилась на Лассе за то, что он свалился в прорубь. Она уложила его в постель и напоила горячим молоком, чтобы он согрелся. И велела ему лежать много часов.

— Лежи и думай о своих проказах, — сказала мама.

Тогда-то он и отдал Буссе своих оловянных солдатиков.

Но вечером мы стали строить в саду снежную крепость, а после играли в войну снежками. И Лассе, ясное дело, тоже играл с нами. У нас с Бриттой и Анной была своя крепость, а у мальчишек своя. Снежки у мальчишек были такие твердые и били очень больно. Я считаю, что это несправедливо. Они примчались к нашей крепости с целыми охапками снежков, и Лассе закричал:

— Вперед к победе! Берегитесь! Идет Гроза Севера!

А Бритта подковырнула его:

— Неужели? А мы-то думали, что это Великий Конькобежец из Буллербю!

И Лассе пришлось заткнуться.

Но мальчишки все-таки атаковали нашу крепость и взяли нас в плен. Они велели нам лепить для них снежки до самого вечера, если мы хотим остаться в живых.

— А на что вам столько снежков? — спросила Анна.

— Сбережем их до лета, ведь тогда их будет негде взять, — ответил Лассе.

— А не лучше ли тебе опять вернуться в озеро? — засмеялась Анна.

Тут мы с Бриттой и Анной пошли в хлев, потому что очень замерзли. А в хлеву было тепло и уютно. Мы стали играть в чехарду. Скоро и мальчишки пришли.

Коровы таращили на нас глаза. Я думаю, коровы не понимают, зачем это дети играют в чехарду. А вообще-то и я не понимаю, зачем это нужно. Просто весело.

Тут пришел папа и не велел нам больше устраивать свалку. Он сказал, что у одной коровы сейчас будет маленький теленок. И поэтому шуметь здесь нельзя. Эту корову зовут Лотта. Мы остались поглядеть. Папа помог теленку родиться. Это был маленький бычок, очень хорошенький. Лотта облизала его, она была очень довольна. Папа попросил нас придумать теленку имя.

— Гроза Севера, — предложил Лассе.

Ничего другого, кроме своей «Грозы Севера», он выдумать не мог. Глупое имя! Оно вовсе не подходит для маленького хорошенького теленочка!

— Может, он станет злым, опасным быком, когда вырастет, — сказал Лассе.

Улле предложил назвать теленка Петтером, и папе это имя понравилось.

— Тогда пусть его хотя бы зовут Петтер Севера, — высунулся Лассе.

Потом мы побежали к дедушке и рассказали ему, что у Лотты родился теленок.

Но тут уже настало время ложиться спать. Когда Буссе, Лассе и я стояли на чердаке и я уже собралась идти в свою комнату, Лассе сказал:

— Ха-ха-ха! Все-таки повезло мне, что я не утонутый!

— Знаешь что, нырни-ка ты лучше в озеро! — ответил Буссе.

МЫ ИДЕМ В ШКОЛУ И ПОДШУЧИВАЕМ НАД ФРЁКЕН

Когда рождественские каникулы кончились, дорога по-прежнему была хорошо укатана, и мы могли ездить в школу на финских санях. У нас было трое финских саней. Иногда мы их сцепляем вместе, и получаются одни санки, длинные-предлинные, с несколькими сиденьями.

Фрёкен сказала, что она рада снова видеть нас. Я тоже была ей рада. Она такая хорошая. В первый день учебы она угостила всех детей конфетами. Эти конфеты она купила на рождественских каникулах в Стокгольме. Я первый раз ела конфеты, купленные в Стокгольме.

Я была также рада увидеть всех ребят из Стурбю. На переменках мы обмениваемся книжными закладками. Но только не с мальчишками, ясное дело. У нас в классе есть девочка, которую зовут Анна Грета. У нее очень много книжных закладок. На первой переменке после каникул мы с ней поменялись. Я дала ей корзину с цветами и гнома, а она мне принцессу. Это была, пожалуй, самая красивая закладка. Так что я хорошо поменялась.

Мальчики на переменках почти все время играют в снежки. Весной они играют в шарики. А мы играем в классы. Когда мальчишки больше ничего не могут придумать, они начинают драться. А во время уроков они то и дело шалят и зимой, и весной. Фрёкен говорит, что у мальчиков просто пальцы чешутся и они не могут не проказничать. Я считаю, что сильнее всего пальцы чешутся у Лассе. Угадайте, что он сделал однажды? Буссе подарил ему на Рождество маленького смешного поросенка. Поросенок был резиновый, которого можно надувать. А когда выпускаешь воздух, он громко пищит. И в один день Лассе взял поросенка с собой в школу. Он учится не в одном классе со мной. Но из-за того, что у нас в школе всего двадцать три ученика, мы все сидим в одном школьном зале. У нас всего один зал. И только одна фрёкен. Поэтому я знаю про случай с поросенком.

В нашем классе был урок чтения. Это мой самый любимый предмет. И как раз была моя очередь читать про Густава Васу[9].

«Тогда король ударился в слезы», — прочитала я. И только я это сказала, как послышался ужасно печальный писк. Можно было подумать, что это пищал Густав Васа. Но это пищал не Густав Васа, а поросенок, который стоял в парте Лассе. Лассе сунул руку в парту, вытащил пробку из попки поросенка, и воздух стал выходить. Все дети захихикали. Похоже было, что фрёкен вот-вот тоже засмеется. Но она не засмеялась. Лассе пришлось стоять в углу целый час. И поросенку тоже.

Но безобразничает не один Лассе. Все мальчишки почти что одинаковые. Один раз фрёкен нужно было идти на собрание. Она велела, чтобы мы сидели одни, считали и рисовали. А Бритту она попросила, чтобы та сидела вместо нее. Потому что Бритта примерная ученица.

Но только фрёкен вышла за дверь, как мальчишки подняли шум.

— Фрёкен! Фрёкен! — кричали они Бритте и поднимали руки.

— Что вам надо? — спросила Бритта.

— Мы хотим выйти! — хором завопили они.

А один мальчишка, его зовут Стиг, крикнул:

— Фрёкен! Фрёкен! Сколько бифштексов получается из одной коровы?

А Буссе спросил:

— Вы не слышали, фрёкен, хороший ли нынче урожай картошки?

— Представьте себе, слышала!

Тогда Буссе добавил:

— Значит, у вас, фрёкен, отличный слух!

Лассе поднял руку и попросил у «фрёкен» разрешения показать ей, что он нарисовал. Потом он подошел к ней со своим альбомом для рисования. Весь альбом был измазан черной краской.

— А что ты здесь нарисовал?

— Пять черных негров в темном шкафу, — ответил Лассе.

Бритте вовсе не нравилось быть учительницей. Она обрадовалась, когда пришла настоящая фрёкен. Фрёкен спросила, хорошо ли вели себя дети.

— Только не мальчишки, — ответила Бритта.

Фрёкен поругала мальчишек и велела им сидеть и считать целый час. И подумать только, во время перемены Стиг подошел к Бритте и сказал: «Ябеда-беда», а после стукнул ее ранцем по голове. Разве это справедливо?

По дороге домой Бритта сказала нам с Анной, что никогда в жизни не будет больше учительницей.

Но мы плелись домой медленно-медленно, чтобы Лассе, Буссе и Улле могли догнать нас. Потому что, если бы они пришли домой на целый час позднее нас, их бы еще и мамы поругали хорошенько. А мы решили, что с них хватит наказания учительницы.

А один день мы в школе хорошо повеселились. Это было первого апреля. Мы тогда обманули фрёкен. Ведь первого апреля нужно обманывать. Ну не то чтобы нужно, но можно. И за это не наказывают.

Обычно мы приходим в школу в восемь утра. Но накануне первого апреля мы договорились, что на другой день придем в школу в шесть часов. В школьном зале на стене висят часы. Когда закончился последний урок, как раз перед тем, как фрёкен запереть зал, Лассе подбежал к часам и подвел время на два часа вперед.

И на другой день мы пришли в школу в шесть утра. Хотя часы на стене показывали восемь. Мы изо всех сил топали и шумели в прихожей, чтобы фрёкен нас услышала. Ведь она живет в школе на втором этаже. Потом Лассе побежал наверх и постучал к ней в дверь.

— Кто там? — спросила фрёкен сонным голосом.

— Это Лассе. Будут занятия сегодня в школе?

— Ах, дорогое дитя, — ответила фрёкен. — Я проспала. Сейчас приду.

У фрёкен, конечно, есть часы, но она так торопилась, что не взглянула на них.

Она впустила нас в зал, когда часы показывали восемь часов двадцать минут.

— Не понимаю, почему мой будильник не разбудил меня? — сказала фрёкен. — Какая досада!

Ах, как нам трудно было удержаться от смеха! Первым уроком у нас была арифметика. И как раз, когда мы старательно считали, наверху, в комнате фрёкен, зазвонил будильник. Потому что на самом деле было только семь часов, хотя школьные часы показывали девять.

— В чем дело? — удивилась фрёкен.

— Первый апрель, никому не верь! — закричали мы хором. — Мы тебя обманем, за уши потянем!

Такое можно говорить фрёкен только первого апреля.

— Ну что за проказники! — засмеялась фрёкен.

После всех уроков по расписанию мы думали, что пора идти домой, хотя был еще только час дня. Но тут фрёкен сказала:

— Первый апрель, никому не верь! Вам обман не будет впрок, посидим еще урок!

Пришлось остаться еще на час. Но мы не пожалели об этом. Потому что фрёкен рассказывала нам разные веселые истории.

— Лассе, погляди-ка, у тебя на заду брюки порваны! Большущая дыра!

Лассе стал вертеть головой, чтобы поглядеть, что там у него за дыра. А Улле засмеялся:

— Первый апрель, никому не верь!

Улле очень обрадовался, что сумел обмануть Лассе. Немного погодя мы повстречали на дороге злого сапожника, который живет на полпути от Буллербю до Стурбю. Улле решил и его обмануть:

— Поглядите-ка, господин Снэлль, вот там в кустах лисица сидит!

Но Снэлль даже не взглянул туда, а только сказал:

— А я вижу, что по дороге идет куча сопляков!

А Лассе засмеялся.

К вечеру, когда мы уже выучили уроки, Лассе побежал в Сёргорден и сказал Улле:

— Улле! В Норргорден пришел старьевщик. Он покупает камни.

— Камни? — удивился Улле, позабыв про первое апреля. — А какие камни?

— Да такие камни, как у нас в саду.

И Улле начал собирать камни в мешок. Набрал целую кучу и потащился с мешком в Норргорден. Там и в самом деле сидел старик. Да только он покупал пустые бутылки и тряпье.

— Вот я вам, дядя, принес еще камней, — сказал Улле с довольным видом и подвинул к нему мешок.

— Камней? — спросил дяденька, ничего не понимая. — Ты сказал камней?

— Ну да, — ответил Улле и просиял еще сильнее. — Булыжники первый сорт! Я сам набрал их в саду.

— Вот как, — усмехнулся дяденька. — Ну, тогда ты и в самом деле рубанул по камню[10], дружок.

И тут Улле вспомнил про первое апреля. Он покраснел как помидор и, не говоря ни слова, потащил камни назад. А Лассе стоял у изгороди и орал на всю округу:

— Первый апрель, никому не верь!

ПАСХА В ВУЛЛЕРБЮ

А теперь я расскажу, как мы празднуем Пасху в Буллербю.

Рано утром на страстной неделе Бритта с Анной пришли ко мне, чтобы сделать «страстные объявления», которые незаметно прикрепляют людям на спину булавкой. Мы нарезали много бумажек и нарисовали на них смешные фигурки. Потом мы написали на них: «Злой орангутанг», «Берегись, злая собака» и тому подобное. В комнате у Буссе и Лассе стоял ужасный шум. Мальчишки тоже писали «страстные объявления». Им помогал Улле.

Мы написали целую кучу объявлений, рассовали их по карманам и пошли спросить мальчиков, не хотят ли они поиграть с нами во дворе. А придумали мы это только для того, чтобы прицепить им объявления.

Мы помчались на норргорденскую лесопильню, стали карабкаться на доски и бегать по ним, стараясь прицепить друг другу объявление. Каждый боялся повернуться к другому спиной. Тут из дома вышла Агда, наша горничная. Она позвала нас завтракать. Лассе тут же спрыгнул с досок, догнал Агду и пошел рядом с ней, болтая всякую ерунду. Агда и не заметила, как он прицепил ей на спину листок бумаги, на котором было написано: «Ах, как я люблю тебя, Оскар!» Оскар — это наш работник. Когда он пришел завтракать, Агда ходила туда-сюда по кухне, а на спине у нее было написано: «Ах, как я люблю тебя, Оскар!» Оскар ударил себя по коленям и со смехом сказал:

— Вот и славно, милая Агда, вот это здорово!

А Лассе, Буссе и я захохотали во все горло. Тогда Агда вспомнила про объявления, пошарила рукой по спине, сорвала бумажку и бросила ее в печь. Она тоже засмеялась.

Мы поели, и я ухитрилась прицепить бумажку к куртке Лассе, которая висела на стуле. Он снял куртку и ничего не заметил. И, когда мы вернулись на лесопильню, Лассе вскарабкался на доски. А на спине у него красовалась бумажка с надписью: «Какая жалость, что я такой балбес!» Вот уж мы посмеялись над ним! Ведь Лассе говорил, что никому не даст прицепить на себя объявление!

В страстной четверг мы, девочки, нарядились в пасхальных ведьм, и мальчишки тоже. Я надела клетчатый платок Агды, полосатый передник и длинную черную юбку. И взяла кочергу, чтобы ездить на ней. А Лассе взял из хлева большую метлу. Я помчалась на кочерге в Норргорден и отдала пасхальное письмо Анне и Бритте. В письме я написала: «Веселой Пасхи желает вам старая ведьма, которая собирается отправиться на Блокуллу[11]».

Папа в это время сжигал сухие листья у нас в саду. И все пасхальные ведьмы принялись бегать там, прыгать через кучи тлевших листьев, делая вид, будто это Блокулла. В саду пахло настоящей весной, это потому, что жгли листья. Мы с Анной договорились пойти поглядеть, не проглянули ли голубые подснежники на нашем секретном месте за прачечной.

В пасхальный вечер мама с папой собирались поехать в гости к пастору в Стурбю. А Лассе, Буссе и мне было позволено пригласить Улле, Бритту и Анну на яичный пир. У нашей мамы ведь есть птичник, и потому у нас много яиц. Буссе думает, что почти все яйца несет Альбертина. Альбертина — это собственная курица Буссе.

— Ты, ясное дело, думаешь, что Альбертина может выстреливать яйца, как пулемет, — сказал Лассе своему брату.

Мы ели в кухне. На столе, покрытом голубой скатертью, стояли желтые пасхальные тарелки и ваза с березовыми веточками. Лассе, Буссе и я подкрасили яйца в красный, желтый и зеленый цвет. По-моему, яйца надо красить круглый год, ведь это так красиво! На яйцах мы написали стишки. На одном яйце было написано: «Яйцо для Анны вместо каши манной». Это сочинил Лассе. Но Буссе сказал, что это глупый стишок.

— Ведь никто и не собирался дарить им манную кашу.

— Никто не знает, вместо чего мы дарим эти яйца, — ответил Лассе. — Ты думаешь, стишок будет лучше, если сказать: «Яйцо для Анны вместо сметаны»?

Буссе ответил, что это тоже плохо. Но исправить стишок мы во всяком случае не успели, потому что пришли Бритта, Анна и Улле. Мы уселись за стол и принялись есть. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше. Я смогла съесть только три яйца, а Улле слопал шесть.

— Альбертина — хорошая курица, — заявил Буссе, когда мы наелись.

Потом мы стали искать пасхальные яйца с конфетами, которые мама купила нам заранее. Лассе, Буссе и мне каждый год дарят на Пасху по большому яйцу, в котором много-много конфет. А в этом году мама сказала, что если мы согласны, чтобы нам подарили яйца чуть поменьше, то она купит по яйцу и Бритте, Анне и Улле. И это будет для них пасхальным сюрпризом, когда они придут к нам есть яйца. Мы, понятно, согласились. Мама запрятала эти сюрпризы очень хитро. Мое лежало в шкафу, где у нас стоят кастрюли. Оно было серебряное с маленькими цветочками. Ах, какое оно было красивое! Внутри лежали марципановый цыпленок и много конфет.

Нам разрешили лечь спать когда захотим, ведь это был пасхальный вечер. Агда пошла гулять с Оскаром, и мы были одни во всем доме. Мы погасили везде свет и играли в прятки впотьмах. У нас есть своя считалочка, и мы стали считать: «Эппель-пэппель-пирум-парум». Первому водить выпало Буссе. Ой, до чего хорошее место я нашла! Я спряталась в зале у окна за шторой. Буссе прокрадывался мимо несколько раз, совсем рядом, Но не заметил меня. Но самое лучшее место нашла Бритта. В прихожей стояли папины резиновые сапоги, а над ними висел большой плащ, в котором он возит молоко по утрам. Бритта влезла в сапоги и закрылась плащом. Под конец мы зажгли свет, стали везде искать ее, кричали: «Выходи!», но она стояла тихо, как мышка. Как мы ни искали, найти ее не могли. Папины сапоги и плащ казались такими же, как всегда. Откуда нам было знать, что Бритта там прячется!

— Может, она умерла? — испуганно сказал Улле.

И тут в плаще кто-то захихикал, а после из-под него вылезла Бритта в папиных сапогах. Она хотела, чтобы мы стали играть в кота в сапогах. Но Анна позвала нас к дедушке, чтобы делать гоголь-моголь.

И мы взяли яйца, сахар и стаканы и пошли к дедушке. Дедушка сидел в кресле-качалке у огня. Он обрадовался, когда мы пришли. Мы сели на пол перед печкой и стали растирать гоголь-моголь так, что только брызги летели. Анна сделала гоголь-моголь и дедушке, ведь он был почти слепой и сам сделать этого не мог. Дедушка рассказывал нам о том, как люди жили раньше. В старые времена детям не дарили яйца с конфетами. Я сказала дедушке, что мне подарили серебряное яйцо с маленькими цветочками. Он ведь не мог разглядеть его.

Мне нравится слушать рассказы дедушки про старые времена. Подумать только, однажды на Пасху, когда дедушка был еще маленьким, стояла холодная погода, и его заставили разбивать ступкой лед в бочке с водой, стоявшей в кухне. Вот ужас-то! И никаких пасхальных яиц ему не дали. Бедный мальчик!

МЫ С АННОЙ ИДЕМ ЗА ПОКУПКАМИ

Магазин, в котором мы покупаем сахар, кофе и другие продукты, находится в Стурбю неподалеку от нашей школы. Когда маме нужны какие-нибудь продукты, я чаще всего покупаю их ей после занятий в школе. Но однажды во время пасхальных каникул маме кое-что понадобилось, и она сказала мне:

— Лиса, ничего не поделаешь, придется тебе сходить в магазин.

Погода была хорошая, я с радостью согласилась и ответила:

— Ладно. А что нужно купить?

И мама стала перечислять, что мне надо было купить: двести граммов дрожжей, кусок самой лучшей фалунской колбасы[12], пакет имбиря, пачку иголок, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

— Ладно, ладно, я все запомню, — успокоила я маму.

И как раз в эту минуту к нам в кухню вбежала вприпрыжку Анна. Она спросила меня, не хочу ли я сходить вместе с ней в магазин.

— Ха-ха! — ответила я. — А я как раз хотела идти к тебе и спросить, не хочешь ли ты пойти со мной.

На голове у Анны была новая красная шапочка, а на руке корзинка. А я надела свою новую зеленую шапочку и тоже взяла корзинку.

Анне велели купить жидкое мыло, пакет хрустящих хлебцев, полкило кофе, кило кускового сахара и два метра резинки. И, как и мне, кусок фалунской колбасы. Анна тоже не записала все, что ей нужно было купить.

Перед тем как идти в магазин, мы зашли к дедушке и спросили, не нужно ли ему что-нибудь. И дедушка просил купить ему постного сахара и камфарную мазь.

Мы уже стояли у калитки, как выбежала мама Улле.

— Вы идете в магазин? — крикнула она.

— Да, — ответили мы.

— Ах, миленькие мои, не возьмете ли вы мне кое-что?

Мы, конечно, охотно согласились. Она хотела, чтобы мы купили катушку ниток сорокового размера и банку ванильного сахара.

— Погодите-ка, мне что-то еще было нужно? — добавила она, стараясь вспомнить.

— Кусочек хорошей фалунской колбасы? — подсказала я.

— Да, да, именно это я и хотела сказать. Как ты догадалась?

Потом мы с Анной пошли в Стурбю. Мы немножко волновались, боялись, что мы не запомнили все, что нам велели купить. Сначала мы стали вспоминать, перечислять друг другу все предметы. Но скоро нам это надоело. Мы шли рядом, размахивая корзинками. Солнышко сияло, деревья так хорошо пахли. Мы пели на весь лес: «Кусочек колбасы высший сорт!» И это звучало красиво. Сначала я пела: «Кусочек колбасы» на красивый медленный мотив, потом Анна весело и бодро подхватывала: «Высший сорт, высший сорт!» Время от времени я пела на мотив марша, и мы шагали по-военному. А потом решили петь обе с начала до конца на очень печальный и красивый мотив. Такой печальный, хоть плачь.

— Ах, какая печальная эта песня про фалунскую колбасу, — сказала Анна, когда мы наконец дошли до магазина.

В магазине была уйма народу, и нам пришлось долго стоять в очереди. Взрослые все время подходили к прилавку, заставляя нас пропускать их. Ведь они думают, что детям можно стоять там сколько угодно. Они все время лезут без очереди. Но под конец в магазин вышел сам дядя Эмиль. Мы его хорошо знаем. Он начал расспрашивать, как дела в Буллербю, много ли яиц мы съели на Пасху и скоро ли мы собираемся выйти замуж.

— Замуж мы, ясное дело, вовсе не собираемся, — ответили мы.

— А что вам, милые дамы, угодно купить сегодня? — спросил дядя Эмиль.

Он вечно задает чудные вопросы, но мы его все равно любим. У него маленькие рыжие усики, а за ухом ручка с пером. Он всегда угощает нас кисленькими леденцами из большой железной коробки.

Сначала Анна перечислила все, что должна была купить своей маме и дедушке. И дядя Эмиль взвесил по очереди все, что она выпалила, и положил в пакеты.

Потом настала моя очередь говорить, что мне надо купить для своей мамы и для мамы Улле. Мы обе ужас как боялись что-нибудь забыть. Дядя Эмиль угостил нас кисленькими леденцами, и мы отправились домой.

Возле школы стоял один знакомый мальчик. Он увидел, что у нас новые шапочки.

Когда мы ушли уже довольно далеко, были уже возле перекрестка, там, где начинается дорога в Буллербю, я спросила:

— Анна, а ты не помнишь, купила я дрожжи или нет?

Анна сказала, что не помнит. Тогда мы стали щупать все пакеты в моей корзинке. На ощупь нам не попалось ничего похожего на дрожжи. Пришлось вернуться назад в магазин. Дядя Эмиль засмеялся, дал нам дрожжи и еще угостил кисленькими леденцами. И мы снова пошли домой.

Только мы дошли до перекрестка, как Анна закричала:

— Ой, а дедушкина камфарная мазь!

Когда мы дошли до другого перекрестка, Анна вдруг так испугалась, что мне стало жаль ее.

— Лиса! — воскликнула она. — Я почти уверена, что не купила сахар!

— Не выдумывай, Анна, — ответила я. — Ясное дело, сахар ты купила!

Мы опять принялись ощупывать все пакетики у нее в корзинке, но ничего сладкого не нашли.

Дядя Эмиль чуть не рухнул у прилавка, снова увидев нас. Но сахар мы получили. И еще несколько кисленьких карамелек.

— Придется мне заказать еще банку леденцов в запас, — сказал дядя Эмиль. — Я вижу, мне понадобится их целый склад.

— Нет, больше мы уже не вернемся, — успокоила его Анна.

Когда мы подходили к перекрестку, я сказала:

— Анна, давай быстро пробежим через улицу. А не то опять вспомним, что мы забыли купить.

И мы быстро пробежали перекресток.

— Здорово получилось! — обрадовалась Анна.

Наконец-то мы зашагали по дороге к дому. Ах, какой хороший был день! Один из первых теплых дней. Солнышко светило, и в лесу так хорошо пахло!

— Давай будем снова петь, — предложила Анна.

И мы запели. Это была опять песня про колбасу: «Кусочек колбасы». Песня у нас получилась такая же красивая, как по дороге в магазин. Анна предложила спеть ее в школе на экзамене. Мы не переставая пели, топая в гору.

И вдруг, когда я снова очень красиво пропела «Кусочек колбасы», Анна с диким видом схватила меня за руку.

— Лиса! — крикнула она. — Мы не купили ни кусочка фалунской колбасы!

Мы сели у обочины и долго не могли сказать ни слова. Потом Анна сказала:

— Хорошо, если бы этой колбасы вовсе не было на свете!

— Нечего было пробегать через перекресток! — рассердилась я.

Пришлось снова возвращаться в магазин. Делать было нечего. Ух, до чего нам это надоело! Мы больше не пели. Анна сказала, что петь про фалунскую колбасу на экзамене вовсе не годится.

— Не только на экзамене, но и вообще петь ни к чему. Такая дурацкая песня!

Увидев нас, дядя Эмиль схватился за голову и помчался за новой банкой леденцов. Но мы сказали, что больше леденцов не хотим.

— Вот как? Так что же вы хотите? — спросил он.

— Три куска фалунской колбасы, — ответили мы.

— Если только у вас есть колбаса высшего сорта, — добавила Анна.

Мы еле потащились домой. Когда мы дошли до перекрестка, Анна оглянулась и сказала:

— Погляди-ка! Вот едет Юхан Мельник на своей старой, страхолюдной буланой кобыле!

Юхан — это мельник с мельницы, которая стоит чуть подальше Буллербю.

Когда телега Юхана поравнялась с нами, мы попросили его подвезти нас.

— Садитесь, пожалуйста, — позволил Юхан.

И мы доехали до самого Буллербю. Я начала было мурлыкать «Кусок фалунской колбасы…». Но Анна оборвала меня:

— Если ты посмеешь хоть разок пропеть эту песню, я столкну тебя с телеги.

Когда я пришла в кухню, мама сказала:

— И где это ты так долго пропадала?

— А как ты думаешь? Одной только фалунской колбасы нужно было купить целых три куска!

Вынув все пакеты из корзинки, мама сказала:

— Вот умница, ничего не забыла купить!

МЫ ПОДКАРАУЛИВАЕМ ВОДЯНОГО

Вообще-то проселочная дорога кончается в Буллербю. Дальше идет только узкая плохая дорога. Она тянется через лес и ведет к Юхану Мельнику. Юхан — маленький смешной старичок. Он живет совсем один в глухом лесу. Его маленький домик стоит рядом с мельницей. А мельница стоит на ручье Видебэккен[13]. Это вовсе не такой тихий ручеек, как у нас на коровьем выгоне. Нет, этот ручей мчится с шумом и ревом. А иначе на нем не могла бы работать мельница. Потому что вода должна торопиться, а иначе она не сможет вертеть большое колесо.

Не многие приезжают к Юхану молоть зерно. Это только мы из Буллербю и еще несколько человек, которые живут по другую сторону леса. Так что Юхану, наверно, очень тоскливо жить на мельнице одному. Он какой-то странный, этот Юхан. Взрослых он не любит. Когда мы к нему приходим, он болтает с нами без умолку. А придут взрослые, ни словечка не скажет, ну разве только на вопросы ответит.

Однажды весной папа велел Лассе отвезти на мельницу два мешка ржи на помол.

— Хорошо, — сказали мы все. — Мы тоже поедем.

У нас есть старая черная кобыла Свея. Она у папы с давних пор. Он называет ее своей сватовской кобылой. Потому что когда он ехал свататься к маме, то запряг в повозку эту кобылу.

Папа нисколько не боится посылать нас ехать со Свея. Он говорит, что Свея умнее всех ребятишек из Буллербю вместе взятых.

Два мешка муки и шестеро ребятишек — воз нелегкий. Свея повернула голову и посмотрела на нас. Вид у нее был недовольный. Но Лассе щелкнул вожжами и сказал:

— Свея! Свея! Не дури!

И мы поехали по лесной дороге. Дорога была ухабистая. Когда телега подпрыгивала на камнях, мы стукались друг о друга, но это нас только смешило.

Шум Видебэккена можно услышать задолго до того, как увидишь мельницу. Он слышен, как только въедешь в лес. Ах, как там интересно, на мельнице! Очень уж там красиво. И немного страшно. Когда стоишь у мельницы и хочешь что-то сказать, надо кричать, если хочешь, чтобы тебя услышали.

Юхан нам обрадовался. Мы пошли с ним на мельницу. Он все время хихикал, и вид у него был какой-то хитрый. Мы принесли свои мешки, поглазели на все вокруг и уселись на траве возле мельницы. А Юхан принялся болтать с нами. Он много дней ни с кем не разговаривал и теперь стал болтать без умолку.

Он рассказал нам, что на мельнице живет гном. Сам Юхан видел его много раз. Гном этот вообще-то добрый, но иной раз учиняет всяческие проказы. Например, схватит жернов и не дает ему вертеться. Или возьмет и рассыплет на пол целый мешок муки. А один раз, когда Юхан пришел на мельницу рано-рано, гном дал ему пощечину. Юхан только отворил дверь, как его словно молнией ударило. А сам гном тут же пропал. Но обычно гном этот добрый. К тому же он сам подметает пол и прибирается на мельнице.

Да, мельница эта в самом деле замечательная. За домиком Юхана есть маленькая полянка. Юхан уговорит, что на ней танцуют эльфы. Юхан сидит в своей каморке и подглядывает за ними из-за занавесок. Как только эльфы приметят Юхана, сразу прячутся. Лесовицу он тоже видел. Она пряталась за сосной, высовывала только нос и хохотала на весь лес. Вот счастливый Юхан, что видел их всех!

Мы слышали про это и раньше, но в тот раз, когда мы сидели на траве, он снова рассказывал нам эти истории.

— А знаете, кого я видел нынче ночью? — почти шепотом спросил он.

Откуда нам было знать! И тогда Юхан рассказал нам, что видел водяного.

Анна схватила меня за руку, и я крепко сжала ее руку.

— А где ты, Юхан, видел водяного? — спросил Лассе.

И Юхан рассказал, что водяной сидел на камне в воде и так красиво играл на скрипке, что Юхан не удержался и заплакал. Мельник даже показал нам камень, на котором сидел водяной. Обидно только, что водяного уже не было.

— Он показывается только по ночам, — объяснил Юхан.

— А что, он появляется каждую ночь? — спросил Буссе.

— Да, по весне он сам не свой, знай играет на скрипке по ночам.

Свея не терпелось отправиться домой, мы это точно видели. Мы сказали Юхану «до свидания». Анна побежала еще раз взглянуть на камень водяного.

От мельницы к хуторам вела еще другая лесная дорога. Лассе решил, что нужно прокатиться и поглядеть на эти хутора. Он почмокал и подергал за вожжи, пытаясь заставить Свея свернуть на эту дорогу. Но это оказалось невозможным!

Свея стояла как вкопанная и отказывалась сдвинуться с места. Она только поворачивала голову и смотрела на Лассе. Как будто хотела сказать: «Никак ты спятил?» Пришлось возвращаться старым путем. Ах, как весело бежала Свея домой! Вдруг Лассе сказал:

— Я собираюсь нынче ночью отправиться на мельницу и поглядеть на водяного. Хочет кто-нибудь идти со мной?

Сначала мы думали, он шутит, но он вовсе не шутил. Тогда Буссе и Улле тоже захотели поглядеть на водяного.

— Идет, — согласился Лассе. — Пойдут с нами девчонки или нет, нам все равно.

— А почему бы и нам не пойти с вами? — спросила Анна.

— Вот именно, — добавила Бритта.

— А мне-то что? — сказал Лассе. — Идите. Вы, поди, не много водяных видели в своей жизни!

— А ты-то сам видел хоть одного?

Лассе не ответил, но вид у него был такой загадочный, будто он видел их не одну дюжину.

Ой-ой-ой! Вот было интересно! Лассе сказал, что нам надо выйти из дома поздно ночью. Мы тут же все обсудили. Лассе решил, что у взрослых разрешения спрашивать не нужно. Мало ли что взбредет им в голову, если дети спросят, можно ли им поглядеть на водяного. Лучше спросить разрешения после, так оно будет вернее.

У Лассе был старый будильник, и он обещал всех нас разбудить.

Я проснулась ночью от того, что Лассе, стоя возле моей постели, дергал меня за волосы. Я быстро вскочила с постели.

Вечером, перед тем как лечь спать, Лассе придумал, как разбудить Бритту и Анну. Он привязал к камню веревку. Камень он положил на пол в комнате Бритты и Анны. Потом он протянул эту веревку через мое окно. Моя комната находится как раз напротив комнаты Бритты и Анны, а дома наши стоят совсем рядом. Он начал дергать веревку, камень застучал у них в комнате, и они проснулись.

Разбудить Улле было проще простого. Вскарабкаться на липу, которая растет между Сёргорденом и Меллангорденом. Мальчики всегда забираются на нее, когда хотят навестить друг друга.

Сама не понимаю, как нам удалось выйти из дома. Когда мы спускались по лестнице, она так скрипела, что мама с папой могли проснуться. Но они не проснулись.

Я бы в жизни не осмелилась пойти ночью в лес одна. Потому что ночью лес совсем не такой, как днем. По дороге к мельнице я крепко держала за руки Анну и Бритту. И подумать только, когда мы подошли к мельнице так близко, что был слышен шум водопада, мне страшно захотелось бежать домой!

Но Лассе у нас упрямый.

— Сейчас мы должны прокрасться по одному и поглядеть на водяного, — велел он.

— По одному? — сказала я. — Ну уж нет, Лассе! Лучше уж я вовсе не увижу его, но одна не пойду.

— Какая же ты дуреха! Не можем же мы отправиться глазеть на него как на экскурсию, целым классом. Я, во всяком случае, пойду смотреть на него один.

Буссе и Улле решили идти вместе. А мы, девочки, тоже сказали, что пойдем втроем. Ах, до чего же сильно колотилось мое сердце!

— Я прокрадусь первым, — сказал Лассе. — Если водяного там нет, я крикну и позову вас. Считайте до ста. Если я и тогда не крикну, можете идти туда, значит, водяной там.

И он пошел один. Ах, какой же он все-таки смелый! Мы лежали во мху и считали. Я почти что хотела, чтобы Лассе позвал нас. Чем дальше я считала, тем сильней билось мое сердце. Но Крика мы всё не слышали.

— Значит, водяной там, — сказал Буссе.

И он вместе с Улле пополз в одну сторону, а Бритта, Анна и я тихонько пошли в другую.

— Я, кажется, сейчас умру, — сказала Анна.

И вот мы увидели мельницу. И тот самый камень! И он там сидел! Водяной! Совсем голый! И играл. Правда, до нас доносились слабые звуки, ведь водопад сильно шумел. Хорошенько разглядеть его мы не могли в темноте. Но мы видели, что он там сидел.

— Ой, я вижу его, — прошептала Анна.

— Послушай, он играет, — тихонько сказала Бритта.

— Это вроде бы не скрипка, — шепнула я. — Ой, а что это он играет?

— Он… он играет «Сбор у водокачки», — сказала Бритта.

— Ну и ну! — удивилась я.

И в самом деле, он играл «Сбор у водокачки». Веселый был этот водяной. И был это, конечно, Лассе. Он сидел на камне и играл на губной гармошке. Совсем голый.

— Зато вы все-таки увидели водяного, — сказал нам потом Лассе.

Буссе сказал, что он отлупил бы Лассе, будь тот чуть-чуть постарше.

У УЛЛЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ СЕСТРЕНКА

Иногда Буссе и Лассе мне до того надоедают, что я думаю: «Лучше бы у меня вовсе не было никаких братьев». Когда я играю в куклы, они меня дразнят. И с боксом своим они мне надоедают. Кулаки у них ужасно твердые. А как вытирать посуду, так они вечно кричат, что очередь моя. Один раз Лассе сказал маме, что заводить в доме девчонок ни к чему. Что куда лучше было бы, кроме него и Буссе, завести еще девять мальчиков. Тогда была бы целая футбольная команда. А мама ответила:

— А я очень рада, что у меня есть моя милая девочка. Девять мальчиков? Да ни за что на свете! Хватит с меня двух шалопаев!

А иногда я радуюсь, что у меня есть братья. Ну, когда у нас война и мы деремся подушками, когда они приходят ко мне и рассказывают истории с привидениями, когда наступает Рождество и еще иногда.

Как-то раз Буссе заступился за меня. Один мальчишка из нашей школы стукнул меня за то, что я его нечаянно толкнула и он уронил свои книжки. Тут Буссе поддал ему и сказал:

— Только попробуй еще раз дотронуться до нее!

— А чего она толкается? — ответил Бенгт. Это его так зовут, ну, этого мальчишку.

— А она виновата, что ли? — ответил Буссе. — Она тебя не видела. На затылке у нее глаз нет, придурок!

Тут-то уж я была рада, что у меня есть братья! Когда Буссе и Лассе покупают конфеты, то угощают меня. Так что иметь братьев вовсе неплохо. Хотя, ясное дело, сестер иметь лучше.

— Главное, чтобы были братья или сестры, — говорил Улле, пока у него не появилась маленькая сестренка.

Ему было так обидно, что он единственный ребенок в семье.

— У других в семье много детей, а у нас почему-то я один, — повторял он сердито.

Но вот у него появилась наконец-то сестренка. Ах, как он радовался! В тот день, когда она родилась, он примчался как угорелый и сказал, что мы должны немедленно посмотреть на нее. И мы пошли с ним.

— Вот она, — заявил он с таким видом, будто показывает нам какое-то чудо. — Верно, она хорошенькая?

Но она была ни капельки не хорошенькая. Какая-то красная и сморщенная, очень даже страшненькая. Хотя ручки у нее были довольно миленькие.

Лассе ужасно удивился, увидев сестренку Улле. Он вытаращил глаза и открыл рот, но ничего не сказал.

— Да, она очень хорошенькая, — согласилась Бритта, и мы вышли из комнаты.

А после Лассе сказал Буссе:

— Бедный Улле! Ну и сестренка у него! Правда, нашу Лису тоже красавицей не назовешь, но она все-таки выглядит как все люди. Подумать только, когда эта малявка пойдет в школу, Улле будет за нее стыдно. Ведь страшнее ее у нас в школе нет ни одной девчонки.

Потом мы целую неделю не были в Сёргордене. А Улле каждый день твердил, какая красивая у него сестренка. А у Лассе при этом каждый раз был очень странный вид. Но вот всех нас пригласили в Сёргорден на крестины сестренки Улле.

— Бедняжка! — сказал Лассе по дороге в Сёргорден. — Ей бы, пожалуй, лучше было бы умереть маленькой.

Зал в Сёргордене был нарядно убран. Повсюду стояли цветы. Ведь сестра Улле родилась весной, когда цвели ландыши и первоцвет. На камине стояла ваза с зелеными веточками, кофейный стол был накрыт. Улле нарядился по-праздничному. Да и мы тоже надели все новое. Пастор стоял и ждал. Потом дверь отворилась и вошла тетя Лиса с сестренкой Улле на руках. И подумать только, какой красивой стала эта малявка! Глаза темно-голубые, лицо розовенькое, а губки… ну даже не описать, какие красивые! На ней было нарядное белое крестильное платьице.

Лассе удивился так же сильно, как и тогда, когда увидел ее в первый раз.

— У вас что, родился новый? — шепотом спросил он Улле.

— Кто новый? — удивился Улле.

— Новый ребенок.

— Может, ты скажешь, что забыл, как я рассказывал, что у меня родилась сестренка! — ответил Улле, не понимая, про какого ребенка спрашивает Лассе. И Лассе не стал больше ничего говорить.

Пастор окрестил девочку и дал ей имя Черстин.

Ах, как я люблю Черстин! Она самая красивая малышка на свете. Анна, Бритта и я почти каждый день приходим в Сёргорден поглядеть, как тетя Лиса с ней занимается. Ой, до чего же смешно она дрыгает ручками и ножками! Ну, ясное дело, не тетя Лиса, а Черстин. У нее это так красиво получается! А иногда Улле пробует передразнить ее и тоже дрыгает руками и ногами. Но у него это получается вовсе не так красиво. А больше всего она дрыгается, когда ее купают в большой бадье. Ей очень нравится купаться. Иногда она болтает, лежа в кроватке. У нее получается что-то вроде «рюй-рюй». Улле думает, что она скоро начнет говорить. Но тетя Лиса считает, что говорить Черстин еще рано, ведь ей только пять месяцев. Когда Улле подходит к кроватке и смотрит на Черстин, она весело улыбается, как будто радуется ему. Зубов у нее совсем нет, но смеется она все равно красиво. А Улле прямо-таки сияет, когда смотрит на нее. Свип немного ревнует Улле к Черстин. Ему, ясное дело, охота, чтобы Улле любил только его одного. Тогда Улле долго гладит Свипа и говорит ему:

— Свип хорошая, добрая собачка.

И Свип больше не завидует Черстин.

Один раз нам с Анной позволили посидеть с Черстин. У тети Лисы было много дел, она пекла хлеб. Нам повезло, что Улле не было дома. А не то он сам бы захотел ее нянчить. Вот было здорово! Вот как всё это было. Черстин лежала в кроватке и кричала во всю мочь. А тете Лисе как раз нужно было сажать хлебы в печь. Она была мокрая, голодная и злая. Ясное дело, Черстин, а не тетя Лиса. И тетя Лиса спросила нас:

— Вы сможете выкупать ее?

— Конечно, сможем! — обрадовались мы. Анна взяла ванночку, налила в нее воды. Тетя

Лиса попробовала локтем, достаточно ли она теплая. И я вынула Черстин из кроватки. Подумать только, она сразу перестала кричать и начала смеяться. А когда я посадила ее на руки, она укусила меня за щеку. Мне вовсе не было больно, а даже приятно. Ведь зубов у нее пока нет. Щека у меня стала мокрая, но что из того!

Я знаю, как нужно держать маленьких детей. Тетя Лиса научила меня, что им надо поддерживать спинку. И знаю, как держать их, когда купаешь, чтобы ни за что не окунуть в воду с головой. Я держала Черстин, а Анна мыла ее мягкой тряпочкой. Черстин дрыгала руками и ногами и говорила «рюй-рюй». И еще она старалась схватить ртом тряпочку, но ничего у нее не вышло!

— До чего она хорошенькая, — сказала Анна, — так бы ее и съела!

Анна положила на кухонный стол одеяльце и простынку, чтобы вытереть Черстин. Когда мы искупали малышку, я осторожно положила ее. Мы вдвоем завернули ее в простынку и вытерли. Потом мы напудрили ей все тельце. Черстин вдруг засунула большой палец своей ножки в рот и стала сосать его. До чего же ловко она это сделала! Ни у кого на свете нет таких хорошеньких пальчиков, как у Черстин! Но нам пришлось вытащить их у нее изо рта. Ведь нам нужно было надеть на нее маленькую рубашечку и распашонку. Потом тетя Лиса помогла надеть на нее подгузник, потому что это уже потруднее. Потом мы надели на нее штанишки. Теперь она была готова, и тетя Лиса покормила ее.

Потом мы с Анной вышли во двор и стали катать Черстин в коляске. Мы играли, будто Анна — папа, а я — мама. Скоро Черстин уснула. Но мы продолжали катать ее, нам это очень нравилось. Но тут пришел домой Улле. Он тут же бросился к нам и отнял у нас коляску, как будто боялся, что мы украдем Черстин. Но когда он недолго покатал коляску, то позволил и нам повозить ее немного. Мы рассказали ему, как Черстин сосала свой большой палец ноги. Улле радостно рассмеялся и сказал:

— Да, уж просто никто не поверит, что эта девчонка выделывает! Может, она циркачкой станет, когда вырастет.

Он еще покатал ее, а потом добавил:

— Значит, она сосала большой палец ноги? Она это каждый день делает. Но я рад, что вы это тоже видели.

Тут Черстин проснулась и поглядела на Улле. А он пощекотал ей под подбородком и сказал:

— Привет, малявка! Так ты сосала палец ноги?

Он снова засмеялся и выглядел таким довольным.

КОГДА ИДЕТ ДОЖДИК

Однажды утром в начале летних каникул я проснулась в плохом настроении. Погода была плохая. Шел дождь, дул сильный ветер, гулять было нельзя. Вдобавок я поссорилась с Бриттой и Анной. Накануне вечером мы играли в классы, и Анна с Бриттой сказали, будто я наступила на черту, а я вовсе не наступала.

— Раз вы такие несправедливые, я не буду с вами играть, — сказала я.

— Ну и не играй! — ответила Бритта. — Без тебя обойдемся.

— Не думай, что станем тебя упрашивать, — добавила Анна.

И я пошла домой. А Бритта и Анна еще долго играли в классы. Я стояла в кухне за занавеской и смотрела на них, только так, чтобы они меня не видели. И я решила никогда-никогда больше с ними не играть.

Но все же как скучно было мне в это дождливое утро! Я никак не могла придумать, чем мне заняться. Буссе и Лассе простудились и лежали в постели уже целых три дня. Я пошла к ним, чтобы немножко поболтать. Но они оба читали книжки. Когда я стала говорить с ними, они что-то пробубнили. По правде говоря, мне очень хотелось пойти посмотреть, что делают Анна и Бритта. Но я вспомнила, какие они несправедливые, и решила, что ни за что в жизни не пойду в Норргорден. Вместо этого я пошла в кухню к маме.

— Фу, мама, как скучно! — сказала я.

— В самом деле? — спросила мама. — А я и не заметила.

— Да… а! Все время дождик льет. Даже не знаю, что мне делать.

— Я бы на твоем месте взяла бы и испекла бисквит, — предложила мама.

Мама сказала так, будто она думала, что я умею печь бисквит. А я вовсе не умела, во всяком случае, никогда не пробовала.

И надо же! Я испекла все-таки бисквит без всякой помощи. И какой еще вкусный! Хотя мама сказала мне, как его надо делать. И вот как я его испекла. Сначала я растерла в миске два яйца и две кофейные чашки сахарного песка. Я растирала долго, и мне это очень нравилось. Потом я растопила в кастрюле кусочек масла и смешала все вместе. После я взяла муку и молоко, не помню точно сколько. И насыпала туда тертой лимонной цедры и дрожжей в порошке.

Когда я пекла бисквит, то надела белый передник и белую косынку. Ах, как я волновалась, когда мама вынула бисквит из печки! Она выложила его на чистое полотенце. Он получился светло-коричневый и пышный. А я и не знала, что так хорошо умею печь бисквиты. Мама предложила мне угостить Буссе и Лассе бисквитом и соком. Я так и сделала. Они обрадовались. И сильно удивились, когда я сказала, что сама испекла бисквит.

А потом я придумала вот что. Хотя Бритта и Анна несправедливые, пойду-ка я к ним, прощу их и угощу своим бисквитом. Бритта, Анна и я посылаем друг другу письма в ящичке из-под сигар, который ездит у нас по веревочке от их комнаты в Норргордене к моей в Меллангордене. Я написала письмо, положила его в ящичек и посвистела. Мы так всегда свистим, это сигнал, что я посылаю письмо. А в письме я написала: «Я испекла бисквит, а вы приходите и поглядите, красивый ли он на вид».

Не успела я оглянуться, как они примчались. Они просто не поверили, что это я испекла такой вкусный бисквит, что мне никто не помогал. Но я сказала:

— Милые дети, это проще простого! Бисквит может испечь кто угодно!

Мы сидели у меня в комнате, ели бисквит и запивали его соком. А потом Бритта с Анной побежали домой попросить свою маму, чтобы она тоже позволила им испечь бисквит.

А дождик все лил и лил. И я опять не знала, чем мне заняться. Я опять пошла к маме.

— Мама, мне скучно. Я не знаю, чем бы мне заняться.

— Я бы на твоем месте покрасила заново стол на веранде, — сказала мама.

Мама думает, будто я могу всё что угодно! Она помогла мне размешать краску в банке. И я принялась красить. Стол получился такой красивый, как новенький. Перед тем как начать красить, я надела старый комбинезон, чтобы не запачкать одежду.

Потом я поднялась к Буссе и Лассе и рассказала им, что выкрасила стол на веранде. Они тут же выпрыгнули из кроватей и побежали поглядеть. И сказали маме, что они уже поправились и тоже хотят красить что-нибудь. Буссе мама дала красить старый поднос, а Лассе — скамеечку. По-, 1вом Буссе и Лассе захотели выкрасить и кухонный диванчик, но мама сказала, что нельзя красить все в доме в зеленый цвет.

Вдруг Лассе мазнул нос Буссе кистью. Тогда Буссе тоже решил ляпнуть капельку зеленой краски Лассе на нос. Но Лассе ловко увернулся. Тут Буссе помчался за ним с кистью. Мама пришла раз вовремя и увидела, как краска капает на пол. Она сказала, что, если они не перестанут шалить, она выкрасит их обоих в синий цвет. Но Буссе очень рассердился, ведь ему так и не удалось мазнуть Лассе по носу. Тогда мама капнула краской на нос Лассе и отобрала у них кисти. У мальчишек вечно любое дело кончается неприятностью!

И как раз в это время пришли Анна с Бриттой. Они принесли бисквит, который испекли сами. Он был такой же вкусный, как мой. Правда, мой был все-таки попышнее!

Мы все уселись у нас на чердаке. Буссе перебрался по веткам липы к Улле и позвал его пробовать бисквит Анны и Бритты.

Вот здорово было сидеть на чердаке! Дождик сильно барабанил по крыше и журчал в водосточных трубах. А нам было мокнуть ни к чему, мы сидели себе и ели бисквит. Я радовалась, что помирилась с Бриттой и Анной.

— Может быть, ты вовсе и не наступила вчера на черту, — сказала мне Анна.

— А может, я все-таки немножко наступила, — ответила я.

По всему чердаку почти под самым потолком проходят две балки. На них можно влезать, хотя это и нелегко. Как раз там и стояли мальчики, когда пугали нас в новогодний вечер. А сейчас Лассе придумал, чтобы мы все вскарабкались на эти балки. Мы так и сделали. Было так весело забираться на них и спускаться вниз. Можно было также перепрыгивать с одной балки на другую. Но тогда приходилось быстро хвататься за потолок, чтобы не свалиться вниз. Вдруг на чердак поднялся папа. Мы замерли, стоя на балках, и папа нас не заметил.

— Нет, ребятишек здесь нет! — крикнул он маме. — Видно, они перебрались к Улле.

И он снова спустился вниз. Ну и смеялись же мы после! (После ужина мы рассказали папе, что стояли под потолком, когда он искал нас. И он назвал нас разбойниками.)

Когда мы стояли на балках, Лассе вдруг сказал:

— Поглядите-ка, между досками на потолке торчит какая-то бумага. И на ней что-то написано.

Мы прокрались к чердачному окну, и Лассе показал нам эту бумагу. А на ней было написано: «Ищите сакровище на острове в озере. Я закапал там настаящий жемчук. Ищите пасредине озера. Тот кто жил в этом доме в старые времена».

— Вот это да! — сказала Анна. — Вот здорово! Только писать он умел плоховато.

— Так писали в старые времена, неужели непонятно? — ответил Лассе.

— Подумать только, настоящий жемчуг, — сказала я, — давайте попробуем его найти, а? Тогда мы ужас как разбогатеем!

Бритта промолчала.

— «Остров в озере» — это, наверно, островок в Норргорденском озере!

Ах, до чего же это было интересно! Дождливая погода все-таки не такая уж скучная! Да и дождь-то вдобавок перестал. Мы с Бриттой и Анной отправились к дедушке читать ему газету. Мы с Анной прыгали от радости, думая про жемчуг. Лам хотелось поскорее рассказать дедушке про сокровище. Но Бритта сказала:

— Не валяйте дурака! Неужели вы не понимаете, что это опять проделки мальчишек?

— А почему ты так думаешь? — спросили мы.

— Да потому что, если бы это и в самом деле был человек, который жил раньше в Меллангордене, он бы не подписался «тот, кто жил в этом доме в старые времена». Ведь для него-то это были не «старые времена», когда он писал это. Неужели не понимаете?

Об этом мы не подумали. Но Бритта предложила нам сделать вид, будто мы ни о чем не догадались, и отправиться на следующий день вместе с мальчишками на озеро искать сокровище.

МЫ ИЩЕМ СОКРОВИЩЕ

Рано утром на следующий день мы отправились на остров, поплыли на норргорденской лодке. Лассе сидел на веслах. Мальчики все время говорили об этих жемчужинах.

— Знаете что, — сказал Лассе, глядя на Улле и Буссе, — если найдем жемчужины, давайте отдадим их все девчонкам. Ведь жемчуг больше подходит девочкам.

— Валяйте, — согласился Буссе. — Правда, можно жемчужины продать и заработать много денег. Но мне все равно, пусть жемчуг достается девчонкам!

— Да что там говорить! — подхватил Улле. — Отдадим жемчуг девчонкам! Мне не жалко!

— Ах, какие вы добрые, — сказали мы.

— Но тогда вы сами и ищите их, — заявил Лассе, когда мы приплыли на остров. — А мы с Буссе и Улле пока искупаемся.

И они улеглись на каменистом пляже загорать.

— Ищите в середине острова! — сказал Лассе. — И покричите нам, когда найдете! Не забудьте позвать нас! Мы хотим поглядеть, как вы будете открывать железную банку.

— А откуда вы знаете, что жемчуг в железной банке? — спросила Бритта. — В письме этого не было написано.

Лассе немножко смутился.

— Ну, в чем-то они ведь должны лежать, — сказал он.

Мальчики стали купаться, а мы — искать.

— Ну, получат они за эту железную коробку! — сказала Бритта.

В середине острова был каменистый холм, а на вершине было положено еще несколько камней, которых раньше здесь не было. Так что найти тайник было просто. Под этими камнями и в самом деле лежала заржавленная жестяная коробка. Мы открыли ее. В ней лежала записка: «Ха-ха-ха! Девчонкам можно вкрутить что угодно. Тот, кто жил в этом доме в старые времена».

Ранней весной сюда, на остров, привозили пастись злого барана из Норргордена. Он повсюду оставил свои маленькие твердые шарики. Мы набрали их несколько штук, положили в жестянку и написали новую записку на бумажке, которую прихватили с собой: «Вот он, ваш „настаящий жемчук“! Берегите его, ведь его сделал тот, кто жил на этом острове в старые времена».

Потом мы положили коробку назад, под камни, пошли к мальчишкам и сказали, что найти сокровище никак не могли.

— Поищите его, а мы пока искупаемся, — попросила Бритта.

Мальчики отнекивались, но потом все-таки поплелись к середине острова. Они собирались найти для нас тайник попроще. Мы прокрались за ними. Прятались за кустами, как индейцы.

Мальчишки подошли к холмику. Лассе достал жестяную коробку.

— Эти глупые девчонки даже такой легкий тайник найти не могут! — сказал он и потряс жестянку.

— Там что-то бренчит, — удивился Буссе.

Лассе открыл коробку и прочитал вслух записку.

— Мы должны отомстить! — воскликнул он.

Тут Бритта, Анна и я выскочили из кустов и захохотали до упаду. Мы сказали, что с самого начала знали, что все это выдумал Лассе. Это мы, конечно, им наврали, но для пущей важности сказали, что мы поняли, что мальчишки поняли, что мы поняли, что это придумал Лассе. Тогда мальчишки ответили… нет, мне все это даже не повторить… Они столько раз сказали слово «поняли», что можно было чокнуться. Потом мы купались у нашей пляжной скалы. Мальчишки обрызгали нас хорошенько. Да и мы постарались, ясное дело, обрызгать их как только могли.

После этого Лассе предложил играть в разбойников. Но сначала нужно было найти на острове подходящее разбойничье логово. Мы нашли старый сеновал. Сено там больше не хранили. Да и как в нем было что-то хранить? Потолок вовсе прохудился. Рядом с сеновалом растет высокая сосна. Мы решили, что этот сарай и будет нашим разбойничьим логовом. Лассе, конечно, стал предводителем банды. Он сказал, что его зовут Робин Гуд[14]. Буссе был его помощником, и его звали Ринальдо Ринальдини. Лассе сказал, что мы будем грабить богатых и отдавать их добро бедным. Мы стали думать, кто же у нас богатый, и не придумали. И бедных у нас вроде тоже нет. Разве что Кристина из Лёвнесета.

Лассе то и дело посылал нас высматривать, не покажется ли вблизи острова вражеский разбойничий корабль. Мы карабкались по стене сарая, вылезали через дыру в потолке, цеплялись за ветки сосны и поднимались по стволу. Я не осмеливалась карабкаться на самую верхушку, а Буссе, Лассе и Улле забирались туда. Бритта с Анной поднимались не выше меня.

Но даже мальчишки не заметили ни одного вражеского корабля, хотя смотрели на воду у самой верхушки сосны.

Лассе велел нам с Анной грести на материк и награбить немножко еды.

— Ограбьте кого-нибудь богатого! — приказал он.

Мы с Анной сели в лодку и поплыли. Но придумать, кого нам ограбить, мы так и не смогли. Тогда я пошла домой и спросила у мамы, нельзя ли мне немножко ограбить кладовку и взять еды с собой на остров, потому что мы с Буссе и Лассе не придем к обеду. Мама мне позволила. В кладовке я нашла оладьи, печенные на сале, жареную колбасу и холодную картошку. И еще я сделала много бутербродов с сыром. Все это я положила в корзинку. А мама дала мне десять булочек, горячих, только что из печки, и большую бутылку молока. Потом я забежала за Анной. У нее была тоже приготовлена целая корзинка еды: котлеты, холодная свинина, целый каравай хлеба, бутылка киселя и шесть ломтей рисового рулета.

Мы вернулись в разбойничье логово и разложили еду. Лассе был очень доволен.

— Молодцы! — сказал он. — Вы грабили с риском для жизни?

Мы с Анной точно не знали, что отвечать. Но на всякий случай сказали, что немножко рисковали жизнью, когда грабили еду.

— Молодцы! — повторил Лассе.

Вместо стола у нас был большой плоский камень, лежавший рядом с разбойничьим логовом. Мы легли вокруг него на живот и принялись за еду. Только у нас разыгрался аппетит, как Буссе вдруг сказал:

— Послушай-ка, Робин Гуд! Ты говорил, что надо отдавать бедным награбленное добро! Тогда что же ты лежишь и лопаешь всю еду сам?

— А я и есть бедный, — ответил Лассе и взял еще оладышек.

Бутылку с молоком и бутылку с киселем мы пустили по кругу. Каждый делал глоток, запивая еду. Мы съели все, кроме двух бутербродов с сыром, которые спрятали в разбойничьем логове.

Ой, до чего же весело было в тот день на острове! Мы купались много-много раз и лазили по деревьям. Потом мы разделились на две банды. Мы с Анной и Бриттой были одна банда, а мальчишки другая. Мы жили в разбойничьем логове и защищали его от банды мальчишек. Вместо ружей у нас понарошку были палки. Бритта стояла на карауле у дверей. Анна наблюдала через окно, а я выглядывала в дыру на потолке. Но мне скоро надоело там торчать. Я спустилась вниз и встала рядом с Анной. И подумать только! Мальчишки влезли по задней стене, где мы не могли их видеть, неожиданно прыгнули вниз через дыру в потолке, взяли нас в плен и пообещали расстрелять. Но как раз когда они собрались нас расстреливать, Лассе крикнул:

— Вражеский флот на горизонте!

Это был наш работник Оскар. Он приплыл на лодке, чтобы забрать нас домой. Оскар сказал, что уже девять вечера.

— Что же вы, мелюзга, допоздна здесь обретаетесь? Неужто вам невдомек, что давно пора домой?

Надо же, а мы и знать не знали, что уже так поздно!

— Что же, вам никогда есть не хочется? — сердито спросил Оскар.

И тут я вдруг почувствовала, что немножко проголодалась.

Мама с папой давно поужинали. Но на кухонном столе нас ждали бутерброды, молоко и яйца.

МЫ С АННОЙ РАДУЕМ ЛЮДЕЙ

Когда этой осенью мы снова пошли в школу, фрёкен как-то на уроке сказала, что мы всегда должны стараться радовать людей и никогда не делать того, что их огорчает. В тот же день мы с Анной сидели после обеда на кухонном крылечке и болтали. И решили тут же начать радовать людей. Но вся беда была в том, что мы не знали, как это делать. Мы решили начать с нашей горничной Агды и пошли к ней в кухню. Она мыла пол.

— Не ходите по полу, пока он не высох, — сказала она.

— Агда, что нам сделать, чтобы порадовать тебя, скажи нам.

— Если вы уберетесь отсюда и не будете мешать мне, я буду очень рада, — ответила она.

Мы вышли из кухни. Так радовать людей было вовсе не интересно.

Мама рвала в саду яблоки. Я подошла к ней и спросила:

— Мама, скажи, что мне делать, чтобы тебя порадовать?

— Я и так рада! — ответила она.

Я расстроилась, но решила не сдаваться и снова спросила:

— А что мне делать, чтобы ты еще больше обрадовалась?

— Ничего делать не надо. Просто будь по-прежнему моей маленькой доброй девочкой. И я всегда буду рада.

Я пошла назад к Анне и сказала, что фрёкен и понятия не имеет, как трудно кого-нибудь обрадовать.

— Давай попробуем обрадовать дедушку, — предложила Анна.

И мы пошли к дедушке.

— Никак мои маленькие друзья ко мне пожаловали? — сказал дедушка. — Я вам очень рад!

Вот обида! Опять не повезло! Стоило нам только открыть дверь и войти в комнату, как дедушка уже обрадовался. Значит, нам и делать для этого ничего было не надо.

— Нет, дедушка! — воскликнула Анна. — Не говори, что ты уже обрадовался. Мы хотим сделать что-нибудь, чтобы тебя обрадовать. Ты должен помочь нам и что-нибудь придумать. Ведь фрёкен велела нам радовать людей.

— Ну, тогда вы, может быть, почитаете мне газету? — сказал дедушка.

Ну конечно, почитать мы ему могли. Но что в этом замечательного? Ведь мы так часто ему читали.

Тут Анна вдруг сказала:

— Бедный дедушка, ты все время сидишь в этой комнате. Ты, наверное, обрадуешься, если мы поведем тебя на прогулку?

С виду дедушка не очень обрадовался этой выдумке, но все же обещал пойти прогуляться с нами. И мы пошли. Мы с Анной взяли его под руки с двух сторон и повели его, ведь сам он не видел, куда идти. Мы прошли по Буллербю и все время болтали, рассказывали ему про то, что видели. Поднялся ветер, немножко закапал дождик, но нам было все равно, мы во что бы то ни стало решили порадовать дедушку.

Но дедушка вдруг сказал:

— А не кажется ли вам, что хватит гулять? Я хочу отдохнуть на своей постели.

Мы проводили дедушку к нему в комнату. Он сразу же разделся и лег в постель, хотя было еще рано. Анна хорошенько укрыла его. У дедушки был немного усталый вид. Перед тем как нам уйти, Анна спросила:

— Дедушка, а что тебе сегодня понравилось больше всего?

Мы думали, что он скажет: прогулка. А дедушка ответил:

— Самым приятным за весь день было завалиться наконец на свою мягкую постель. Потому что я устал и мне как-то не по себе.

Потом мы с Анной пошли учить уроки, больше радовать людей в этот день нам было некогда. Вообще-то мы не были уверены, что сумели порадовать людей. Поэтому мы решили на следующий день спросить фрёкен, как это нужно делать. Фрёкен сказала, что для этого нужно очень немного. Например, спеть песенку кому-нибудь одинокому или больному, подарить кому-нибудь цветочек, кому цветов никогда не дарили, или поговорить ласково с кем-нибудь тихим и застенчивым.

Мы с Анной решили попробовать еще раз. После обеда я услышала, как Агда говорила маме, что Кристина из Левнесета заболела. Я сразу побежала к Анне и сказала:

— Вот повезло нам! Кристина из Левнесета заболела. Пошли к ней, споем ей песню!

Кристина и в самом деле обрадовалась, увидев нас. И все же она, наверно, удивилась, что мы не принесли с собой корзинку. Ведь мы всегда приносили ей что-нибудь в корзинке. Но мы решили, что она сильно обрадуется, как только мы запоем.

— Мы тебе споем что-нибудь, Кристина, — сказали мы.

— Споете? — удивилась Кристина. — А зачем?

— Чтобы тебя порадовать.

— Вот как? Ну, спойте, пожалуй, — ответила Кристина.

И мы запели на весь дом «Бургомистр Мунте». Потом спели «Бушует северный ветер», все четыре куплета. Мне не показалось, что от наших песен Кристине стало веселее. Тогда мы спели еще «Прощай, отец», «Спи, ива молодая», «В лачуге рыбак» и еще несколько песен. Но развеселить Кристину никак не могли. Мы с Анной почти охрипли, но решили продолжать петь, пока не обрадуем Кристину хорошенько. Только мы собрались спеть еще «Милая черная Сара», но тут Кристина с трудом встала с кровати и сказала:

— Ну, вы пойте сколько пожелаете! А я покуда выйду.

Тогда мы с Анной решили, что хватит стараться, попрощались с Кристиной и ушли.

— Может, нам лучше бы подарить кому-нибудь цветы, кому их никогда не дарили, — предложила Анна.

Мы стали думать, кому бы их подарить. И вдруг мы увидели Оскара, нашего работника, который шел в хлев. Мы догнали его, и я спросила:

— Оскар, тебе когда-нибудь дарили цветы?

— Ну уж нет, я ведь еще не умер, — ответил Оскар.

Бедняжка, он думал, что цветы дарят только на похороны. Анна радостно поглядела на меня, ведь мы уже нашли человека, которому никогда не дарили цветы. Мы тут же побежали на норргорденский выгон и нарвали букет вереска. Букет получился очень красивый, и мы понесли его в хлев. Оскар толкал тележку с навозом, чтобы выкинуть навоз на навозную кучу рядом с хлевом.

— Оскар! Мы хотим подарить тебе цветы, — сказали мы и протянули ему букет. — На!

Сначала Оскар подумал, что мы смеемся над ним, и не хотел брать букет. Но мы сказали, что он должен взять его, и он взял. Немного погодя, когда Анна и я искали убежавшего кролика и пробегали мимо навозной кучи, то увидали на ней букет Оскара.

— По-моему, наша фрёкен ошибается, — сказала Анна.

Мы решили, что больше не будем стараться. Но к вечеру, когда мы с Анной пришли к нам в кухню, там сидел один человек. Вид у него был какой-то застенчивый. Это был Свенссон из Стуббенэсета. Он хотел купить у нас поросенка. Буссе и Лассе побежали за папой, который пахал в поле. А Свенссон сидел у нас в кухне и ждал папу. Анна отвела меня в угол и шепнула:

— Верно, ведь он какой-то застенчивый и растерянный? Может, нам попробовать еще разок? Давай поговорим с ним, подбодрим его, как советовала фрёкен.

Я согласилась. Мы с Анной можем болтать без умолку. А вот когда нужно было поговорить со Свенссон ом и порадовать его, мы никак не могли придумать, что ему сказать. Я думала, думала и под конец сказала:

— Сегодня хорошая погода.

— Да, — согласился Свенссон.

Наступило молчание. Немного погодя я опять сказала:

— Хорошая была вчера погода.

— Да, — снова согласился Свенссон.

И тут во двор вошел папа, а Свенссон встал и пошел к двери. Выйдя в сени, он снова приоткрыл дверь, сунул голову в кухню и сказал, весело улыбаясь:

— А какая погода была позавчера?

— Может, мы все-таки его немножко обрадовали, — сказала Анна погодя.

— Может, и обрадовали. Но только я в это больше не играю. Не собираюсь больше никого радовать.

И все-таки я это сделала. И Анна тоже. Потому что на следующий день фрёкен рассказала, что одна девочка из нашего класса, которую зовут Марта, долго не придет в школу. Она тяжело заболела, и ей придется лежать в постели много месяцев. Вечером я долго не могла уснуть, лежала в постели и думала о Марте. И решила, что отдам ей Беллу, свою лучшую куклу. Ведь я знала, что у Марты нет вовсе никаких игрушек.

Утром я рассказала Анне, что решила отдать Мэрте свою куклу. Тогда Анна сбегала домой и принесла свою лучшую книжку сказок. После уроков мы побежали к Мэрте. Она лежала в постели такая бледная. Мы положили Беллу и книжку ей на одеяло и сказали, что дарим ей и куклу, и сказки. Я никогда еще не видела, чтобы кто-нибудь так обрадовался, как Марта. Ой-ой-ой! До чего же она обрадовалась! Она обняла Беллу и книжку и стала весело смеяться. Потом она позвала свою маму и показала ей подарки.

Когда мы вышли из дома, где живет Марта, я сказала Анне:

— Вот видишь, мы все-таки обрадовали человека, хотя и не собирались этого делать.

Анна удивилась и ответила:

— И в самом деле обрадовали! И добавила:

— Хорошо, что мы не стали ей петь вместо подарков. По-моему, люди больше радуются, когда им дарят куклы и книги.

— Да, по крайней мере, дети, — согласилась я.

ДЕДУШКЕ ИСПОЛНЯЕТСЯ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ

В прошлое воскресенье дедушке исполнилось восемьдесят лет. В этот день мы все в Буллербю встали рано. Уже в восемь утра все мы отправились к дедушке: папа, мама, Лассе, Буссе и я, Агда и Оскар из Меллангордена, дядя Нильс, тетя Лиса, Улле и даже Черстин из Сёргордена и, ясное дело, все из Норргордена. Тетя Грета, мама Бритты и Анны, приготовила поднос с кофе и всяким вкусным угощением. А мы все принесли дедушке цветы.

Дедушка уже поднялся с постели и сидел в кресле-качалке, такой нарядный и добрый. Мы, дети, спели ему песню, а дядя Эрик сказал речь. В конце его речи были такие слова: «Ни у кого на свете нет такого папы, как у меня». Тогда дедушка заплакал, и слезы капали ему на бороду. Я тоже чуть не заплакала.

Целый день дедушка получал письма, цветы и телеграммы.

— Охо-хо, хо-хо! — повторял дедушка. — Подумать только, что люди помнят меня, старика!

А мы, дети, оставались весь день у дедушки. Нам было так интересно читать ему письма и телеграммы.

Не знаю, сколько раз за свой день рождения дедушка сказал «охо-хо, хо-хо». Он сидел молча в кресле-качалке и только иногда повторял:

— Подумать только, до чего же я стар, восемьдесят лет! Охо-хо, хо-хо!

Когда дедушка сказал это в пятый раз, Анна подбежала к нему, взяла его за руку и попросила:

— Дедушка, обещай, что ты никогда не умрешь!

Но дедушка на это ей ничего не ответил, а только похлопал Анну по щеке и сказал:

— Ах ты, дружочек мой, дружочек мой!

Когда дедушка получил все письма и телеграммы, мы стали читать ему газету. И надо же! В газете, в одном месте, было написано: «В воскресенье, восемнадцатого октября, исполняется восемьдесят лет бывшему владельцу усадьбы Норргорден в Буллербю Андерсу Юхану Андерссону».

Мы прочитали это дедушке, а он закивал с довольным видом и сказал:

— Вот как! Стало быть, обо мне и в газете написали? Охо-хо, хо-хо!

Правда, я никак не могла понять, что бывший владелец усадьбы Андерс Юхан Андерссон и есть дедушка. Лучше бы написали: «Дедушке из Буллербю исполняется в воскресенье восемьдесят лет».

Мы прочитали дедушке всю газету. Но он несколько раз просил нас прочитать снова про владельца усадьбы. Между прочим, в газете было написано про разные печальные вещи — про войну.

— Надо же! — сказал Буссе. — А вдруг война придет к нам и разрушит Буллербю? Как ты думаешь, дедушка?

— Ну уж нет! — ответил дедушка. — Этого не будет! Бог не позволит разорить нашу маленькую деревню. Его святая рука защитит нас.

— Я тоже на это надеюсь, — сказала Бритта. — Ведь я хочу прожить в Буллербю всю жизнь.

Мы с Бриттой и Анной здорово придумали. Мы решили, что, когда Лассе вырастет большой, он женится на Бритте. И они будут жить в Меллангордене. Буссе женится на Анне, и они поселятся в Норргордене, а Улле женится на мне, и мы станем жить в Сёргордене. И тогда мы все сможем остаться жить в Буллербю. Когда мы сидели у дедушки, то рассказали мальчикам про это. Но Лассе ответил:

— Ха! Я найду себе жену покрасивее Бритты!

А Буссе сказал, что когда он вырастет, то уедет

в Америку, станет вождем индейцев и женится на индеанке. Ее имя будет Смеющаяся Вода или еще какое-нибудь в этом роде.

— Вот здорово! — заорал Лассе. — Ты будешь кричать ей: «Смеющаяся Вода, готов кофе?» или «Смеющаяся Вода, ты поставила вариться картошку?»

Но Буссе ответил, что картошку они не будут есть. Ведь Буссе не любит картошку.

Улле заявил, что он и Черстин будут жить в Сёргордене, даже когда вырастут большими.

— Хотя, если уж мне будет обязательно нужно жениться, я, может, и женюсь на Лисе. Но точно не обещаю! — добавил он.

Ну и глупые же эти мальчишки! Но мы всё равно выйдем за них замуж, хотят они этого или нет. Ведь должно же что-нибудь быть по-нашему! «Я, по крайней мере, собираюсь выйти замуж за Улле. Жаль только, что у него так мало волос на голове. Но, быть может, они к тому времени отрастут».

Дедушка, услышав наши разговоры, долго смеялся, а потом сказал:

— Охо-хо, хо-хо! Долго же вам еще придется ждать! И это хорошо, детство — самая счастливая пора.

Когда дедушка устал, мы пожелали ему спокойной ночи и пошли домой. На дворе была темнотища. Лассе, Буссе и я проводили Улле до самых дверей сёргорденской кухни, чтобы ему не пришлось идти одному в таком мраке.

Больше рассказывать про нас, детей из Буллербю, мне некогда. Надо ложиться спать. Ведь утром мы все пойдем копать картошку, для этого отпустили из школы на три дня.

Копать картошку очень даже интересно. Мы надеваем одежду похуже, а на ноги — резиновые сапоги. Иногда на картофельном поле холодно и руки у нас мерзнут. Тогда мы дуем на пальцы.

Только что я получила письмо от Анны и Бритты в ящичке из-под сигар. А в письме написано: «Послушай-ка, Лиса, мы придумали что-то интересное. Узнаешь на картофельном поле. Мы хорошенько посмеемся над мальчишками. Ха-ха-ха! Вот будет здорово! Они точно разозлятся».

Интересно, что они придумали? Ну да ладно, узнаю завтра утром.