Все мы люди

Глава 1

Леонард Блик занимал место судьи в Нью-Йорке 12 лет, 7 месяцев и 9 дней и в последний раз был удивлен единственным инцидентом в своем суде произошедшим 12 лет, 7 месяцев и 3 дня назад. Тогда проститутка стянула свои трусы перед ним в доказательство, что она не могла приставать к полицейскому под прикрытием по причине «неподходящих» дней месяца. Выпроводив эксцентричную молодую женщины с ее одеждой из зала суда, судья Блик год за годом выносил приговоры по простым делам пьяниц, воров, по избиению жены ее мужем, неплательщиков алиментов и налогов, дезертиров из армии и ничего более не привлекало его внимание. Несколько человек обвиняемых в убийствах рассматривались им на предварительных слушаниях, но они были не интересны. Они являлись тем типом убийц, которые в барах хватались за нож, используя его как весомый аргумент. Это была настолько глупая, настолько пресная и нудная предсказуемость, что судья Блик даже высказался несколько раз своей жене в их милом доме в Ривердейле.

– Если я когда-нибудь встречу интересного мошенника, я дам сукину сыну уйти! – Но этого никогда не было и никогда, конечно, не произойдет.

– Тридцать долларов или тридцать дней – настолько грозно заявил он обвиняемому, что парень в действительности начал загибать свои пальцы, перебирая возможные варианты.

– Следующее дело.

– Залог в пятьсот долларов. Слушание дела откладывается. Действие лицензии приостановлено на девять дней.

– Запрещается вступать в любой вид контакта с бывшей женой.

– Залог в четыре тысячи долларов. Дело передается в вышестоящую инстанцию, возвращается в военный трибунал.

– Залог в семьсот пятьдесят долларов. Заключить под стражу.

– Залог в сорок семь долларов. (Жалоба из общества защиты). – Ты полностью прав, Советник, я не думал. Залог в восемьсот долларов. Следующее дело.

Следующее дело согласно документам на столе судьи Блика, выглядело как грандиозная кража. Ну, может быть не совсем идеальная. Парень был пойман во время кражи телевизоров из ремонтной мастерской. Джон Арчибальд Дортмундер, безработный, 40 лет, два приговора и тюремных срока за ограбление, отсутствие других обвинений, без официального источника дохода, интересы которого представляет назначенный судом адвокат. Явно неудачник. Очередной глупый парень, очередное скучное преступление, очередные нудные два с половиной часа в судебной карьере достопочтенного Леонарда Блика.

Движение в зале суда, как будто порыв ветра на кукурузном поле, заставило судью Блика оторваться от его бумаг и взглянуть на двух приближающихся к скамье мужчин. Было ясно, который из них ответчик. Тот худой мрачно выглядящий парень в сером костюме с мешковатыми плечами. Но кто это был, шагая рядом с ним, вызывая ударную волну из изумления и признания среди пьяниц, шлюх и адвокатов? Судья Блик еще раз нахмурено посмотрел на лежащие перед ним документы. «Адвокат: Виллард Бэком». Он поднял взгляд еще раз и это был не Виллард Бэком, направляющийся к скамье подсудимых, это был Д. Рэдклайф Стонвилер! Боже мой, это был действительно он! Один из самых известных адвокатов в стране, нос которого интуитивно вынюхивал гламур, богатство и власть придал ему широкую известность. Если разъяренная актриса разбивала на голове папарацци его камеру, там был Д. Рэдклайф Стонвилер, кто защищал ее от обвинений в нападении. Если члены рок-группы привозили контрабандный героин в страну, Д. Рэдклайф Стонвилер непременно находился в суде для защиты. А кто же будет защищать арабского министра нефтяной промышленности в иске об установлении отцовства в суде Лос-Анджелеса? Кто еще кроме Д. Рэдклайф Стонвилера.

Так какого черта здесь делает этот человек?

Впервые за свою долгую судейскую карьеру судья Блик видел такую мистификацию.

Также ощущали себя все присутствующие в суде. Зрители перешептывались друг с другом как толпа в сцене из фильма Сесил Б. ДеМилль. Никто и никогда не видел судью Блика таким возбужденным, даже когда уличная проститутка тогда сбросила свое нижнее белье.

Единственным человеком, на которого не произвело все это никакого впечатления, кроме самого подсудимого, был пристав судьи Блика, который просто стоял там, мрачно и фаталистически зачитывал обвинение в своей обычной небрежной форме, завершившееся просьбой об определении меры наказания для подсудимого.

Стонвилер произнес важным, бархатистым, уверенным голосом,

– Не виновен.

Не виновен? Не виновен? Судья Блик застыл. Что за идея! Мысль что кто-либо вошедший в его зал суда может быть невиновным, была настолько фантастической, физически неосуществимой. Судья Блик крайне сердито взглянул на подсудимого, который был виновен как грех «Разве можно такое сказать глядя на этого мужчину,

– Не виновен?

– Абсолютно не виновен, Ваша честь. Я надеюсь на это – произнёс Стонвилер и продолжил уже для остальных участников зала суда.

– Чтобы предотвратить с Вашей помощью, Ваша честь, трагическую ошибку правосудия.

– При моем содействии… эээ – судья Блик прищурил свои глаза-бусинки.

– Никаких глупостей в моем зале суда – сказал он себе и обратился к приставу.

– Здесь ли офицер производящий арест?

– Да, Ваша честь. Офицер Фэйхи! Офицер Фэйхи!

Офицер Фэйхи громадный мускулистый ирландец в темно-синей форме, уверенно подошел, произнес слова присяги и рассказал простую историю. Он находился со своим коллегой офицером Флином в патрульной машине и начал обычную проверку переулка позади ряда магазинов, когда они увидели подсудимого.

– Тот парень, который вон там, появился из запасного выхода с парой ТВ в руках. Он застыл в свете фар машины, а они вышли из авто, чтобы провести досмотр, в результате которого были найдены около 30 других ТВ и аналогичных им устройств, уложенных просто возле двери, видимо для быстрой загрузки в автомобиль обвиняемого, припаркованного неподалеку. Подозреваемый не сделал заявления и был арестован, ознакомлен со своими правами, доставлен в участок и зарегистрирован.

Судья Блик слушал эту сказку умиротворенно и дружелюбно. Как красиво давал показания полицейский! Бах бах бах выстреливали факты, каждое слово вылетало словно удар каблуков копа, когда тот отдает честь. Судья Блик почти улыбался, когда слушал его, эту нежную колыбельную, и в конце сказал

– Все это выглядит очень правдоподобно, офицер.

– Спасибо, Ваша честь.

Судья Блик взглянул подозрительным взглядом на советника обвиняемого.

– Желает ли адвокат вести перекрестный допрос?

Д. Рэдклайф Стонвилер с насмешкой в глазах легко поклонился в знак благодарности.

– Если Ваша честь не возражает, я оставлю за собой право на допрос офицера чуть позже.

Не то, чтобы у меня не было никаких вопросов по поводу произошедшего инцидента. Я считаю, что он превосходно изложил факты и хочу поблагодарить офицера Фэйхи за ясность и четкость в даче свидетельских показаний. Возможно, чуть позже мы смогли бы прояснить один или два незначительных пункта, но теперь я хотел бы, чтобы мой клиент дал присягу и с Вашего позволения, Ваша честь, я попросил бы его рассказать его собственную историю.

– Конечно, советник – ответил судья Блик и подсудимый произнес слова присяги, присел и начал свою абсурдную историю:

– Мое имя Джон Арчибальд Дортмундер, и я живу на 217 Восток 19-я улица. В прошлом я вел преступный образ жизни, но после моего второго падения, я сделал все возможное, чтобы стать законопослушным гражданином и получить условно-досрочное освобождение. Я вышел из тюрьмы через три года и за это время все изменилось в кино.

Когда меня посадили, было два вида фильмов, один вид, когда ты шел в кино и смотрел его. Второй – когда ты шел в курилку или к ребятам в гараж и тоже смотрел его, и там были люди, ну, мужчины и женщины. Но когда я вышел из тюрьмы, не было больше никаких курилок и иной жанр фильмов регулярно крутили в кинотеатрах. Я никогда не видел ни одного из них в доме кино и мне было очень любопытно. Поэтому вчера ночью я поехал в соседний район, где никто не знал меня, припарковал свою машину в переулке, чтобы никто не опознал ее и пошел смотреть фильм, который назывался «Женский секс – клуб».

(В это время адвокат подсудимого прервал его для того, чтобы представить в качестве доказательства расписание кинотеатра, согласно которому сеанс «Женского секс-клуба» действительно закончился вчера вечером в 12:12, а в докладе полицейского время ареста значилось 12:17. Адвокат также предложил подсудимому повторить сюжетную линию «Женского секс-клуба», с целью доказать, что он действительно смотрел этот фильм, но судьи чувствовали, что в этом нет необходимости. Обвиняемого попросили продолжить его курьезную историю-выдумку).

– Итак, Ваша честь, когда я вышел после просмотра Секс-клуба, я вернулся в переулок, где оставил свою машину и увидел двоих парней с машиной, которые что-то делали с дверью запасного выхода одного из магазинов. Я крикнул им что-то наподобие

– Эй! – Они посмотрели на меня, запрыгнули в свою машину и убрались. После этого я направился туда, где видел их: это была дверь ремонтной мастерской. Они выбросили два ТВ наружу в переулок. Я предположил, что кто-нибудь может украсть их, если они останутся лежать здесь, поэтому я поднял их, чтобы занести обратно в магазин, но пришли офицеры и арестовали меня.

Судья Блик пристально глядел на него как-бы с чувством разочарования в обвиняемом и спросил.

– И это ваша история? Это все?

– Да, Ваша честь. Но сам он не производил впечатления довольного ею.

Судья Блик вздохнул.

– Очень хорошо, сказал он.

– И не могли бы вы объяснить суду, почему вы не рассказали эту весьма интересную историю, когда офицеры полиции арестовывали вас?

– Ну, Ваша честь, – сказал Дортмундер, – как я уже упоминал, в прошлом я вёл криминальный образ жизни и я – парень хорошо запоминающий все. Я мог представить, как на это все посмотрят офицеры полиции, поэтому я не видел никакого смысла пробовать переубедить их в чем-либо. Я ждал до тех пор, пока мне не представился шанс рассказать мою историю судье.

– Собственно, для меня.

– Да, Ваша честь.

Судья Блик обратил свое внимание на Д. Рэдклайфа Стонвилера, спросив почти с мольбой в голосе,

– Это все? Вот почему вы здесь?

– Фактически да, Ваша честь. – Стонвилер не выглядел смущенным.

– Я закончил с Мистером Дортмундером – продолжил он – и если Ваша честь разрешит, я хотел бы теперь провести перекрестный допрос офицера Фейха. Судейская скамья дала позволение, а подсудимый, крадучись, вернулся на свое место, виновный как грех, просто посмотрите на него. Офицер Фейх снова присел и Стонвилер подошел к нему, произнеся с улыбкой.

– Офицер, я понимаю, что мы занимаем ваше свободное время, поэтому я постараюсь быть как можно более кратким.

Красное лицо офицера Фейха было беспристрастным, когда он сердито взглянул на Стонвилера. Он ясно думал про себя, вы не сможете поймать меня своими махинациями.

Вы не пустите мне пыль в глаза.

Стонвилер бесстрашно продолжал:

– Офицер, могу ли я попросить вас просто описать, как выглядел подсудимый, когда вы впервые увидели его?

– Он выходил из двери – сказал офицер Фейх.

– С ТВ в каждой руке.

– Выходил? Непосредственно навстречу свету ваших фар?

– Он остановился, когда увидел нас.

– И когда он было уже остановился, тогда вы впервые увидели его?

– Он замер там, но он был на выходе.

– Прежде чем вы увидели его.

– Он был снаружи – произнес офицер Фейх с некоторым раздражением.

– Он вышел, так как был снаружи – уточнил он ещё раз.

– Но он не двигался, когда ты впервые увидел его, не так ли, офицер? Я просто хочу внести абсолютную ясность. Входя или выходя из магазина, он уже застыл на месте, когда вы впервые увидели его.

– Снаружи

– Но застыв на месте.

– Да, замер. Снаружи.

– Спасибо вам, офицер.

Обращаясь к судье Стонвилер сказал

– С вашего разрешения, Ваша честь, я хотел бы провести небольшой эксперимент.

Судья Блик нахмурился.

– Причуды, советник?

– Вовсе нет, Ваша честь. На самом деле все очень просто. Можно?

– Приступайте, адвокат – сказал судья Блик, – но будьте осторожны.

– Спасибо, Ваша честь.

Стонвилер повернулся и направился к боковой двери, которая, как знал судья, вела в небольшой зал ожидания. Открыв дверь, Стонвилер сделал жест рукой кому-то и появились двое мужчин, каждый из которых нес телевизор. Они поставили их в нескольких шагах от двери, развернулись и снова исчезли, оставив открытой дверь позади себя. Дверь, несмотря на пружину, начала медленно закрываться и прежде чем захлопнуться, была остановлена ладонью Стонвилера. Дверь осталась приоткрытой на полдюйма. Стонвилер вернулся на место, беспристрастно улыбаясь офицеру Фейху и судье Блику и сказал,

– С разрешения Судьи я хотел бы попросить помощи у офицера Фейха. Офицер?

Фейх неуверенно посмотрел на судью Блика, но судья уже слабо надеялся на то, что может произойти что-то интересное. Все, что он сказал было

– Все зависит от вас, офицер. Вы можете помочь советнику, если пожелаете.

Офицер задумался, недоверие сочилось из каждой поры на его теле.

– Что я должен делать?

Стонвилер показал.

– Просто поднимите эти два телевизора – сказал он, – и вынесите их в зал ожидания.

Лоб офицера сморщился.

– Какой в этом смысл?

– Возможно даже никакого – признал Стонвилер с неожиданной скромной улыбкой.

– Мы не узнаем, пока не попробуем.

Офицер еще раз хмуро взглянул на судью, потом на телевизор и после на дверь. Он выглядел нерешительным. Затем он посмотрел на подсудимого Дортмундера, бессильно упавшего в кресло, и вдруг уверенная улыбка коснулась его губ.

– Отлично – сказал он. – Правильно.

– Спасибо, офицер. Стонвилер отступил назад, как только Фейх поднялся и направился через зал суда к телевизорам. Взял их за ручки и, делая вид что совсем не ощущает их веса, он приблизился к двери. Он замешкался, стоя лицом к двери, его руки были заняты ТВ. Он поставил один из них вниз, толкнул дверь, и она распахнулась. Быстро, чтобы успеть, прежде чем она вновь закроется, он схватил ТВ, но дверь захлопнулась. Тогда он решил попробовать выйти, толкая ее своей спиной.

– Замрите! прогремел Д. Рэдклайф Стонвилер, указывая наманикюренным пальцем на офицера Фейха, который послушно замер с телевизором в каждой руке. Часть его пятой точки торчала в проеме. Дверь качнулась, замерла на мгновение и вернулась в исходное положение, ударив сотрудника полиции Фейха по заднице. Стонвилер, палец которого по – прежнему указывал на окаменевшего Фейха, обратился к судье.

– Ваша честь, кричал он, словно Бог из горящего куста к Моисею,

– Я оставляю это на ваше усмотрение. Этот человек выходит или входит?

Глава 2

Мэй спросила, «И судья поверил в это?»

Дортмундер в замешательстве покачал головой. Все произошедшее до сих пор трудно поддавалось логическому объяснению.

Мэй смотрела, как он трясет головой и кивнула своей собственной, нахмурившись, не уверенная, что поняла. «Судья не поверил в это», предположила она.

«Я не знаю, что подумал суд», сказал ей Дортмундер. «Все в чем я уверен это то, что я появился дома на шесть лет раньше».

«Все, что тебе нужно это пиво», решила Мэй и ушла на кухню, чтобы взять одно.

Дортмундер откинулся на спинку мягкого кресла, сбросил свои ботинки, расслабляясь в неряшливой обстановке своей собственной комнаты. Это был не тот адрес, который он дал в суде и живет он здесь не один. Такова была политика Дортмундера: никогда не говорить властям правду. Это был его дом, его крепость, его убежище от ударов судьбы. Однако ни за что на свете он не планировал провести в ней свои последние дни. Сбросив обувь, положив ноги на старый темно-бордовый пуфик, он наблюдал, как Мэй несет банку пива из кухни. «Дом, милый дом», сказал он.

«Дай спички». Она держала новую сигарету в уголке рта. Он протянул ей коробок спичек в обмен на банку пива, сделал большой глоток, пока она поджигала. Мэй была заядлой курильщицей. Она выкуривала сигарету настолько, что оставшегося окурка было недостаточно, чтобы от него зажечь следующую и как результат семейство Дортмундер–Мэй всегда испытывало спичечный кризис. Дортмундер был единственным вором в мире, подчистив кассовый аппарат или сейф какой-нибудь фирмы, делал паузу, чтобы наполнить свой карман рекламными коробками спичек. Мэй устроилась в другом кресле, поставила пепельницу на свою левую руку, выдохнула дым, который окутал ее, словно облаком, наклонилась вперед из дымовой завесы и сказала:

«Расскажи мне об этом».

«Это безумие», ответил он ей. «Это не имеет никакого смысла».

«В любом случае расскажи мне».

«Пришел этот адвокат – Д. Рэдклайфа Стонвилер».

Дортмундер нахмурившись, думал. «Я видел его в газетах или где-то еще».

«Он знаменитость!»

«Да, я предполагал. Во всяком случае, он вошел и сказал, Оkay мистер Дортмундер, у нас часа полтора, чтобы состряпать историю».

«И что ты сказал?»

«Я ответил ему, что он может готовить даже полтора года и это не имеет значения, какую историю он получит, потому что готовое блюдо будет полной ерундой».

«Разве ты не знал кто он?»

«Я заметил, что он был каким-то состоятельным типом-адвокатом», признался Дортмундер. «Некоторое время я думал, что он просто ошибся дверью. Я попробовал сказать ему об этом, посмотри мое имя Дортмундер, я из B&П (Взлом и Проникновение).

И он заботливо попросил, «Расскажи мне об этом». И, в конце концов, я рассказал ему об этом. Копы держали меня мертвой хваткой, так я сказал ему. Он кивнул и ответил, что все хорошо. «Когда ситуация идет жестко, она заставляет жестко думать». А я ответил, что знаю, куда иду и это в северной части штата».

«Это была не самая лучшая манера разговора с Д. Рэдклайфом Стонвилером».

«Я не чувствовал радости».

«Конечно», согласилась Мэй. «Что же было дальше?»

«Этот Стонвилер», сказал Дортмундер, «он заставлял меня повторять снова и снова подробности того, что произошло, а затем он вышел, чтобы сделать телефонный звонок.

Когда он вернулся, с ним был худой маленький парень по имени Джордж».

«Кто такой Джордж?»

Стонвилер сказал, «Это мой эксперт по фильмам. Расскажи ему историю, Джордж. И он изложил мне весь сюжет этого фильма о секс-клубе, чтобы я смог рассказать о нем, если судья потребует доказательств. Только я не думаю, что это законно даже в суде, рассказывать такую историю. Действительно ли они сняли фильм, где девушка снимает девушку?»

«Фильм неважен», сказал Мэй. «Что произошло дальше? Но как вообще родилась эта идея?»

«Это была полностью идея Стонвилера. Он даже написал мою историю для меня, а потом заставил переписать ее еще раз, но уже от моего имени, чтобы я не забыл ее. Конечно, не слово в слово, но так, чтобы я мог гладко и без запинки рассказать ее, когда предстану перед судом. Я не верил в это, ты знаешь, потому что он не предупредил меня о той части, где он сделал из полицейского обезьяну. Он просто дал мне эту песню-пляску о доставке ТВ в мастерскую, но не из нее. «Я имею виду, ты не мог бы взять отпуск в воскресной школе. Я пытаюсь сказать, «Почему бы нам не заключить сделку? Почему мы не признаем себя виновными для облегчения меры наказания?»

И Стонвилер сказал, «Доверься мне».

«Итак, ты поверил ему».

«Не совсем», сказал Дортмундер. «Я думал он сумасшедший, но с другой стороны, выглядел как богач и был очень самоуверен, и что, черт возьми, я мог потерять. В конце концов, я сказал: «Все верно, я сделаю это. Хуже, чем есть, уже не будет». И я сделал.

Судья посмотрел на меня так, как будто жалел, что были отменены некоторые жестокие и необычные наказания, а Стонвилер показал свой небольшой фокус с копом и дверью.

После такого сюрприза ты могла бы увидеть, как сильно судье хотелось смеяться. Он посмотрел на полицейского с торчащей задницей и висящими на его руках ТВ, затем он провел рукой по рту вот так и пошел, «Рууумф руммф». Потом он сказал что-то вроде как, «Советник, вы предложили логическое объяснение, однако я все еще имею причины сомневаться в вас. Дело прекращено. И я пошел домой». Лицо Мэй с сигаретой во рту выражало удивление и восторг одновременно. «Какая защита. Далеко не каждый юрист смог бы добиться такого успеха».

«Я вынужден признать это» согласился Дортмундер.

«Но почему? Зачем он сделал это?»

«Я не знаю».

«Сколько это будет стоить?»

«Я не знаю», сказал Дортмундер. «Он не сказал».

«Он вообще ничего не сказал?»

Дортмундер достал из нагрудного кармана тисненую визитку. «В самом конце, после того как он пожал мою руку, он дал мне ее и сказал позвонить этому парню». Дортмундер хмуро посмотрел на карточку, прочитал имя так, как будто звук его слогов мог дать ключ к разгадке: «Арнольд Чонси. Что это за имя такое?» «Арнольд Чонси». Оно прозвучало так же загадочно, когда его произнесла и Мэй. Покачав головой, она спросила, «Как ты думаешь, кто это может быть?»

«Я не знаю. Стонвилер дал мне визитку, сказал позвонить, пожелал удачи и ушел».

«Когда ты думаешь позвонить?»

«Сегодня».

«Почему бы не сделать это сейчас?»

«Я не хочу этого», сказал Дортмундер.

Мэй нахмурилась. «Почему?»

«Люди не делают одолжений, чтоб только повеселиться», произнес Дортмундер. «Этот парень Чонси, ему нужно что-то».

«Что?»

«Все эти вещи заставляют меня нервничать. Я не буду звонить».

«Но ты должен!»

«Я не хочу», стиснув зубы, произнес Дортмундер. Никто не мог быть настолько упрямым как Дортмундер, если он решил для себя что-то.

«Ты воспользовался помощью мужчины…» начала говорить Мэй и зазвенел телефон. Она бросила на него разгневанный короткий взгляд, потом встала, прошла через комнату и подняла трубку на втором звонке. Дортмундер жадно глотнул еще пива. Мэй сказала в трубку, «Подождите», повернулась и произнесла «Это тебя».

Дортмундер расслабил плечи, чтобы еще больше удобно устроиться в своем кресле. Он не был в настроении разговаривать с кем-либо по телефону. Он спросил, «Кто это?»

«Д. Рэдклайф Стонвилер».

«О», сказал Дортмундер. Он не дал Стонвилеру свой номер телефона или его точный адрес дома.

«Даже так», произнес он, поднялся на ноги и пошел, взял трубку и сказал в нее,

«Стонвилер?»

Но женский голос с английским акцентом кратко ответил, «Дождитесь мистера Стонвилера». И раздался щелчок.

Дортмундер произнес в трубку, «Алло?» Не дождавшись ответа, он сердито спросил у Мэй, «Кто это был?»

Мэй шутливо прошептала, «Его сек-ре-тарь».

«А-а-а…» вздохнул Дортмундер, и телефон поздоровался с ним глубоким уверенным голосом Стонвилера.

«Да-а», ответил Дортмундер. «Привет».

«Я только что разговаривал с мистером Чонси», сказал Стонвилер весело, но с натиском.

«Он сказал, что вы еще не звонил ему».

«Я думал об этом», возразил Дортмундер.

Стонвилер произнес, «Мистер Дортмундер, почему бы вам прямо сейчас не встретиться в доме мистера Чонси для разговора?»

Это на улице Восточной 63, вы могли бы быть там уже в течение получаса».

Дортмундер вздохнул. «Я думаю, что так и сделаю. Точно».

«Этот адрес есть на визитке».

«Да, я видел его».

«До свидания, мистер Дортмундер».

«Да-а, до свидания», попрощался Дортмундер и повесил трубку. Он повернулся к Мэй, которая вернулась в свое кресло и смотрела на него сквозь сигаретный дым глазами полными тревоги. «Он не угрожал мне», успокоил Дортмундер.

Mэй не унималась. «Я не понимаю».

«Он мог бы сказать, «Я держу тебя на крючке, я могу вернуть тебя обратно в тюрьму». Он даже мог сказать, «Я все обдумал и хочу забрать свои слова обратно». Есть много вещей, которые он мог бы сказать, но не произнес ни одной из них»

Мэй продолжала нахмурившись. «Итак?»

«Он не угрожал мне», повторился Дортмундер, «однако это было намного опаснее, чем, если бы он грозил мне».

«Что он хотел?»

«Я предполагаю, что встречи с Чонси в его доме через полчаса».

«Будет лучше, если ты пойдешь».

«Не нравится мне все это, Мэй».

«Тем не менее, тебе лучше пойти».

Дортмундер вздохнул. «Да, я знаю». И он присел, чтобы натянуть ботинки обратно.

Мэй смотрела на него задумчиво, погрузившись в свои мысли, и когда он встал, чтобы уйти, она сказала, «Один вопрос».

«Какой?»

«То движение через дверь спиной назад, если несешь вещи в обеих руках. Это правда, люди действительно делают так».

«Конечно», согласился Дортмундер. «Именно так я и вышел».

«Тогда как ты мог столкнуться лицом к лицу с полицейским?»

«Это был другой вид двери», объяснил Дортмундер. «Она была без пружины. Я просто открыл ее, поднял ТВ и вышел».

Мэй еще более сдвинула брови. «И это все?»

«Они не спросили о двери», заметил Дортмундер. «Они могли бы, если бы мы напрямую говорили об этом. Однако сработала правильная тактика Стонвилера. Он заставил всех сконцентрироваться на заднице копа».

Мэй задумчиво кивнула. «Будь лучше осторожен с этими людьми», предостерегла она.

«Я думаю также», согласился с ней Дортмундер.

Глава 3

Сырым ноябрьским днем, когда Дортмундер прошел мимо дома в третий раз, открылась парадная дверь, из которой выглянул мужчина с длинными желтыми волосами и окликнул

– Мистер Дортмундер?

Дортмундер убавил шаг, но не остановился. Он быстро посмотрел через улицу, как будто не видел и не слышал, что сказал этот человек, но почти сразу же после этого остановился и оглянулся.

Дом находился по одной стороне с другими четырехэтажками из коричневого камня на тихой улочке Парка Авеню; дорогой дом в дорогом районе. Здание было довольно большое с десятком поразительно широких бетонных ступенек, ведущих к парадному входу на втором уровне. Цветы, плющ и несколько небольших вечнозеленых кустов в бетонных корзинах размещались по правой стороне лестницы.

Дортмундеру понадобилось двадцать минут на метро, чтобы добраться сюда. И он провел последнюю четверть часа, осматривая дом и обдумывая все моменты. Коттедж выглядел анонимно, помимо очевидных признаков того, что его жители должны иметь деньги. И неважно как долго Дортмундер вглядывался в дом, он все же не мог понять, почему кто–либо живущий там так напрягается, чтобы снять его с крючка тяжкого уголовного преступления, а затем пригласить его для беседы. Он прошелся первый раз по кварталу, чтобы выяснить положение вещей, второй раз – надеясь увидеть задний двор дома, но его не было и третий – он просто прогуливался, чтобы лучше думалось.

А теперь какой-то высокий желтоволосый парень в темно-синем полосатом костюме, белой рубашке и синем галстуке с рисунком стоит, ухмыляясь, и зовет его по имени.

Дортмундер не торопился. Продолжая стоять там, где и прежде, на тротуаре, он изучал парня также внимательно, как и прежде дом. То, что он увидел, не выглядело обнадеживающе. Парню было лет под сорок, сильно загорелый, очень подтянутый и все в нем говорило об обладании большим состоянием; его одежда банкира, его самоуверенная улыбка, особняк в котором он жил. Абсолютно все, за исключение желтых волос длиной до плеч, ниспадающих волнами вокруг его лица некрасиво и небрежно, но очень по–мужски.

Как рыцарь в крестовом походе. Нет, еще лучше, как один из тех викингов налетчиков, которые вели разгульный образ жизни на английском побережье. Викинг-варвар, вот кем он был, плюс ко всему, он мог купить за деньги весь цивилизованный мир.

Он также был готов позволить Дортмундеру рассматривать его вечно. Он стоял, ухмыляясь, изучая Дортмундера в свою очередь, пока последний не произнес

– Это вы Чонси?

– Арнольд Чонси – согласился он. Сделав шаг в сторону, он указал на открытую дверь.

– Может быть, войдете?

Дортмундер пожал плечами, согласно кивнул и начал подниматься по ступеням в дом.

Широкий покрытый ковром коридор виднелся в открытой двери, через которую можно было увидеть изысканные, ручной работы деревянные стулья в комнате с глянцевым полом и высокими окнами. По левой стороне холла находилась лестница с красной дорожкой и перилами из темного дерева ведущая наверх. Белый рассеянный свет, возможно от лампы вверху, освещал все ступеньки. Справа от прихожей виднелись раздвижные двери из темного дерева, одна возле другой, но закрыты. Несколько больших картин в тяжелой оправе висели на бледных стенах над изящными небольшими столиками. Тишина царила во всем доме.

Чонси последовал за Дортмундером внутрь, захлопнул за собой дверь и указал на лестницу, произнеся, «Поднимемся в гостиную». Он имел один из тех странных акцентов, услышав который, американцы думают, что он является англичанином, а англичане уверены, что этот человек из Америки. Дортмундеру показалось, что в голосе мужчины он учуял обман.

Они поднялись в гостиную, которая выглядела как обычная комната, но без телевизора, где Чонси предложил Дортмундеру присесть в удобное покрытое бархатом кресло, спросил, что бы он хотел выпить.

– Бурбон – ответил Дортмундер.

– Со льдом.

– Хорошо – согласился Чонси.

– Я, пожалуй, выпью с вами.

Бар, укомплектованный небольшим холодильником, находился в дальней стене под широкими и заполненными книгами полками. Пока Чонси наливал, Дортмундер осмотрел оставшуюся часть дома: персидский ковер, столы и стулья под старину, большие декоративные лампы и картины на стенах. Их было несколько, в основном небольшого размера, за исключением одной огромной, шириной в три фута и возможно повешенной слишком низко. На ней была изображены сцена из средневековья. Тощий мужчина с выступающим животом, одетый в разноцветную одежду шута и шапку с колокольчиками, танцевал вдоль дороги, играя на небольшой флейте. Дорога вела в правую сторону, в темноту. За шутом следовала целая толпа людей, все с напряженными лицами и широко открытыми глазами. Они, по-видимому, должны были изображать разнообразие человеческих типов: толстый монах, высокий рыцарь в доспехах, низкая толстая женщина с корзиной и другие.

Чонси поднес напиток Дортмундеру, спросив:

– Вам нравится та картина?

Дортмундеру не понравилась ни одна из них, он вообще не любил живопись.

– Конечно – подтвердил он.

– Это Винбис – произнес Чонси. Он стоял рядом с Дортмундером, задумчиво улыбаясь живописи, пересматривая ее позицию на стене или вообще свое отношение к ней или даже право собственности на нее.

– Вы слышали о Винбис?

– Нет – Бурбон был восхитителен, очень хорошей марки. Дортмундер не узнал форму бутылки, когда Чонси наливал.

– Молодой фламандский мастер – сказал Чонси.

– Современник Брейгеля, возможно последователь, но никто точно не знает. Это – Глупость ведет людей к гибели – Чонси потягивал виски и усмехался, кивая на картину.

– Конечно тоже женщина.

– Конечно – подтвердил Дортмундер.

– Картина была оценена в четыреста тысяч долларов – произнес Чонси – это так, как человек говорит, что погода была хорошей или то, что он купил пару зимних шин.

Дортмундер посмотрел на профиль Чонси – загорелое лицо, острый нос, длинные желтые волосы – и тогда он снова хмуро посмотрел на картину. Четыреста тысяч долларов? За картину, чтобы прикрыть пятно от воды на стене? Жизнь состояла из таких вещей.

Дортмундер знал, что он никогда не поймет их, и большинство из этих вещей делают людей чокнутыми.

– Я хочу, чтобы вы украли ее – сказал Чонси.

Дортмундер снова посмотрел вверх.

– О, да?

Чонси засмеялся и отошел, чтобы присесть в другое кресло. Он поставил свой бокал на круглый столик по правую руку от него. «Я не думаю», произнес он,

– Стонвилер рассказал вам о чём я его просил.

– Нет, он не сделал этого.

– Хорошо; он не должен был.

Чонси снова взглянул на картину о Глупости, потом сказал,

– Три месяца назад я сказал ему, что мне нужен мошенник. Его глаза искрились. Лицо Дортмундера мрачнело.

– Я надеюсь, вы не возражаете против этого термина.

Дортмундер пожал плечами.

– Это относится ко многим людям.

Чонси улыбнулся.

– Конечно, но я хотел специфического вида мошенника. Профессиональный вор, не молодой, успешный в своей сфере деятельности, но и не богатый, который провел в тюрьме, по крайней мере, один срок и никогда не был осужден за что-либо другое кроме воровства, не за хулиганство, убийство, поджог, похищение людей. Только кража.

Потребовалось три месяца, чтобы найти нужного мне человека. Судя по всему, это вы.

Чонси остановился, возможно, чтобы добавить ситуации драматичности, налил еще бурбона и посмотрел через край бокала на Дортмундера.

Дортмундер также пил виски, наблюдая за Чонси поверх стакана. Некоторое время они изучали друг друга поверх бокалов. У Дортмундера начало двоиться в глазах и Чонси поставил свой стакан на столик. Дортмундер же опустил бокал на свое колено и Чонси, пожав смущенно плечами, произнес,

– Мне нужны деньги

Дортмундер спросил,

– Кто владелец картины?

Это удивило Чонси

– Я, конечно.

– Это законно? Вы хотите, чтобы я украл ее?

– Позвольте мне объяснить. Я владею довольно хорошей коллекцией произведений искусства, в основном 15 и 16 века, которые находятся здесь и в других местах. Все, конечно, полностью застрахованы.

– А-а-а – только и сказал Дортмундер.

Улыбка Чонси потеряла теперь оттенок смущения.

– Вы уже понимаете мою задумку – произнес он.

С тех пор, как я искренне полюбил живопись, мне лучше не демонстрировать свое имущество на публике. Когда я решусь на кражу своей же картины во время финансовых трудностей, то смогу получить возмещение от страховой компании. Повесив картину в каком-нибудь укромном месте, я смогу наслаждаться одновременно и живописью, и деньгами».

«Вам не нужен вор», возразил Дортмундер. «Спрячьте ее подальше в чулан и скажите, что грабитель украл ее».

«Да, конечно», согласился Чонси. «Но есть проблемы».

Снова тень смущения появилась в его улыбке, но на этот раз Дортмундер увидел в ней и самодовольство, потакание своим слабостям. Чонси походил на мальчика, который только что был пойман во время рисования непристойной картинки в школьном туалете; он смущен, но одновременно доволен своей ловкостью и талантом.

Дортмундер спросил, «Какие проблемы?»

«Я очень экстравагантен. Я не буду рассказывать свою биографию, но я унаследовал деньги и боюсь, что так и не научился быть хорошим управляющим. Мои счетоводы, как правило, очень злятся на меня».

У Дортмундера не было даже одного бухгалтера. «Это правда», подтвердил он.

«Дело в том», признался Чонси, «Я уже сделал это дважды».

«Сделали? Сфабриковали кражу?»

«Два раза», сказал Чонси. «В последний раз страховая компания начала подозревать что–то, но они так и не довели дело до конца. Однако, если я сделаю это и в третий раз, то я уверен, что они поставят на мне крест».

«Они могут», согласился Дортмундер.

«Я полагаю», предположил Чонси, «они будут делать все возможное, чтобы доказать фальсификацию кражи».

«Они могут».

«Поэтому это должна быть настоящая кража», сказал Чонси. «Профессиональные воры в действительности должны вломиться в дом и украсть картину».

«Когда вы будете вне дома».

«Боже мой, нет». Чонси покачал головой, а затем рассмеялся, сказав, «Это худшее, что я могу сделать».

Дортмундер пил бурбон. «Какова ваша идея?»

«Я устрою званый ужин в этом доме. Со мной будут две пары в комнатах на верхнем этаже. Это очень богатые люди. В их комнатах останется много драгоценных вещей, пока они будут ужинать внизу. Поскольку мои гости и другие приглашенные очень состоятельные люди, а большинство женщин любят носить ювелирные изделия и так далее, я буду должен нанять частных охранников. И во время ужина, когда я буду находиться с гостями и охранниками, воры проникнут в дом через крышу, обыщут спальни гостей, мои собственные апартаменты (тщательно, пожалуйста) выкрадут Винбиса из этой комнаты и выйдут сухими из воды».

«С частными охранниками в доме», заметил Дортмундер.

«Чье внимание будет направлено на приглашенных и ювелирные изделия моих гостей внизу». Чонси пожал плечами, улыбнулся непринужденно и самоуверенно. «Ни одна страховая компания в мире не сможет заподозрить поддельное ограбление в данных обстоятельствах».

«Будут ли ваши гости замешаны в этом?»

«Конечно, нет. Охрана также».

«Что мы сделаем с вещами?»

«Оставите себе, вернув мои, естественно. И отдав мне обратно картину».

«Вы имеете в виду продать вам картину», сказал Дортмундер.

Чонси кивнул, его самодовольная улыбка передалась теперь и Дортмундеру; Чонси подумал, что они оба ужасно остроумны и сообразительны. «Конечно», согласился он.

«Вы захотите свой собственный процент прибыли от сделки».

«Все верно».

«Вы оставите себе все, что найдете в спальных комнатах гостей, безусловно», предложил Чонси.

«Те вещи не имеют значения».

«Вы совершенно правы. Очень хорошо; Я скажу вам страховую стоимость, и поверьте мне, я буду предельно точным. Газеты разнесут историю кражи и, безусловно, предложат свой вариант оценки стоимости».

«Четыреста тысяч», сказал Дортмундер.

«Я дам вам двадцать пять процентов».

«Сто тысяч».

«Да».

«Когда?»

«Когда я получу деньги от страховой компании, конечно. Если бы я имел сто тысяч долларов, я не нуждался бы в подобной операции».

Дортмундер сказал: «Тогда вы получите свою картину, когда заплатили нам».

Чонси посмотрел удивленно. «Но, мой дорогой мистер Дортмундер, я добропорядочный гражданин, очень хорошо зарекомендовал себя, я владею этим домом и другим имуществом, я не собираюсь просто исчезнуть. Вы можете доверять мне, что касается денег».

Дортмундер ответил, «Вы ограбили страховую компанию. Вы приглашаете ваших собственных друзей в ваш дом, чтобы я мог украсть их добро. Я не доверил бы вам даже бутерброд с ветчиной перед телефонной будкой на пять минут».

Чонси разразился громким смехом, по-видимому, неподдельным. «О, мой Бог», сказал он, «Стонвилер сделал самого себя! Г-н Дортмундер, мы можем делать бизнес, вы и я, мы понимаем друг друга очень хорошо».

«Возможно», согласился Дортмундер.

Чонси закончил смеяться и вдруг стал серьезным, указав сурово пальцем на Дортмундера, спросил, «Сможете ли вы так долго хранить картину? Чтобы не повредить ее и уберечь от иной кражи?»

«Как долго?»

«Основываясь на моем предыдущем опыте, это занимает в страховой компании около шести месяцев, чтобы закончить свое расследование и обработать претензии».

«Шесть месяцев? Хорошо. Я буду держать живопись полгода, после вы дадите мне сто тысяч, и я верну вам картину». Дортмундер повернулся, чтобы посмотреть на произведение искусства еще раз, визуально представляя ее над диваном в гостиной Мэй.

Конечно, почему нет? Она будет хорошо смотреться там.

«Я подумаю об этом», сказал Чонси. «А теперь приглашаю к столу. Мы партнеры?»

Дортмундер сказал: «Вы хотите полностью законную кражу. Это означает отсутствие помощи извне, ни дверей, оставленных открытыми, ничего подобного».

«Абсолютно нет», подтвердил Чонси. «Я могу оказать некоторую помощь раньше времени, позволив посмотреть дом внутри, не так ли? Я могу показать вам, где находятся провода охранной сигнализации и тому подобное».

«Охранная сигнализация?»

«О, да. Все двери и окна, подключены к системе сигнализации. Уотсон Секьюрити Сервис.

Если дверь или окно открыты, или провод перерезан, это приводит в действие сигнал тревоги в офисах Уотсон на 46-й улице. Они звонят в полицию, а также отправляют свою собственную машину».

«Это замечательно», сказал Дортмундер.

«Конечно, вы знаете, как обойти сигнализацию», спросил Чонси.

«Для того чтобы вломиться в частный дом? Если бы я был страховой компанией, то почуял бы неладное».

«Нет, я не думаю, что вы смогли бы», возразил Чонси рассудительно, как будто хотел присмотреться такому варианту с некоторой дистанцией. «У меня будет несколько известных богатых людей здесь, вы знаете. Принцесса, богатая наследница, нефтяной шейх и так далее. В светской хронике упомянут вечеринку и ужин, прежде чем они произойдут. Этого предостаточно, чтобы привлечь внимание предприимчивой команды грабителей».

«Если это действительно появится в статье», сказал Дортмундер, «то все в порядке».

«Я гарантирую. Возможно только «Сизи Сайз» в Дейли Ньюз, но государственные печатают все».

Дортмундер откинулся, покачивая остатки бурбона в своем стакане, и обдумывая все. В некотором смысле это была сумасшедшая сделка, воровство ценных вещей, а затем их возврат, но по-другому, это был простой прямой B&П с посторонней помощью; исключая то, что в этом случае помощь не была в виде недовольной горничной или голодного водопроводчика, это был знак. Сигнализация не будет большой проблемой, Чонси укажет, где бегут провода, и если охранники на самом деле останутся внизу у них не будет проблем. И сто тысяч долларов, плюс все ювелирные изделия или иные ценные вещи из гостевых спален могут достаться им очень просто. Дортмундер жил на зарплату Мэй, которая работала кассиром в супермаркете Safeway, так долго, что он почти не стыдился этого; пришло время, чтобы принести собственные деньги в дом.

А та картина действительно будет выглядеть хорошо в гостиной в течение следующих шести месяцев.

Чонси сказал, «Ну, что вы думаете? Можем ли мы работать вместе?»

«Может быть», сказал Дортмундер. «Я должен сначала осмотреть дом, и я пойму с каким типом подельников я смогу работать».

«Подельники?»

«Люди, которые работают со мной. Это не работа для одного человека».

«Нет, конечно, нет. Вы когда-нибудь раньше крали картины?»

«Не такую большую как эта».

«Тогда мне придется показать вам, как это делается» сказал Чонси. «Это тонкая операция, правда, если вы не хотите повредить картину во время транспортировки».

«Мы просто аккуратно унесем ее», сказал Дортмундер.

«Естественно вы не будете делать это», сказал ему Чонси. «Вы должны выполнить профессиональную работу. Вы вырежете картину из рамы».

«Разве мы не берем раму?»

«Безусловно, нет. Искусный вор с помощью лезвия бритвы вынимает картину из рамы, осторожно скручивает и помещает в тубу, будучи уверенным, что картина не треснула и не порвалась и завершает свою работу чем-то, что может быстро увезти и спрятать».

«Итак, рама остается здесь». Дортмундер снова посмотрел на картину, если бы у Вулворта была эта большая рама. Или может быть он мог просто прикнопил ее к стене.

«Я все вам покажу», произнес Чонси. «Или вы хотите в первую очередь посмотреть оставшуюся часть дома?» «И могу ли я налить вам еще?»

Дортмундер посмотрел на стакан. Ничего, кроме пары янтарных капель на дне. «Да», сказал он.

В то время как Чонси доливал виски, Дортмундер подошел к картине, чтобы присмотреться к ней вблизи, увидеть все бугорки и прожилки. Это может быть немного проблематично, чтобы унести ее с собой.

Чонси принес новую порцию напитка, и встал рядом с ним, одновременно улыбаясь живописи, наконец, произнес: «Она хороша, не так ли?» Его голос прозвучал по-отцовски любяще.

Дортмундер посмотрел на картину целиком, просто на ее краску. «Да, все в порядке», заверил он и повернулся, нахмурившись, к Чонси. «Ты должен мне доверять, верно?»

Приподняв бровь и улыбаясь уголком рта, Чонси с насмешкой спросил, «В каком смысле?»

«В том, что я не просто уйду, не вернув ее обратно».

Чонси широко улыбнулся, кивая. «Неплохие размышления, но есть две вещи, которые меня успокаивают. Первая, с картиной, настолько известной и ценной, как эта, вы вряд ли отыщите любого иного покупателя, который предложит за нее больше чем мои двадцать пять процентов. И другая, перечень необходимых условий, которые я дал нашему общему другу Стонвилеру».

«Какие именно?»

«По сути, я попросил Стонвилера найти мне двух людей», сказал Чонси. «Первым, который подвернулся, были вы – профессиональный вор без признаков жестокости. Вы ведь не опасный человек, г-н Дортмундер».

Никому не понравиться, если его назовут опасным. «Хм», только и смог Дортмундер.

«Другой человек, которого я попросил найти», Чонси продолжил, «был профессиональный киллер». Его улыбка была очень яркой, очень уверенной в себе. «Это было изумительно», восхитился он. «Та часть заняла меньше всего времени».

Глава 4

Когда Дортмундер вошел в O.Д. Бар и Гриль на Амстердам-авеню в одиннадцатом часу ночи, трое постоянных клиентов жарко спорили с Роллом, барменом, о частной и государственной форме образования. «Я говорю тебе, что в частных школах что-то не так», сказал один из завсегдатаев. «Вы кладете ребенка туда, словно в теплицу, вы понимаете, о чем это я? Так малыш не научиться разбираться в людях, не будет подготовлен к реальной жизни».

Другой из них спросил, «Реальная жизнь? Ты хочешь знать реальную жизнь? Вы оставляете своих детей в государственной школе, а там они дерутся, насилуют друг друга и занимаются другим дерьмом. Ты называешь это реальной жизнью?» «Конечно», возразил первый. «Только встретив на своем пути таких детишек, они смогут узнать правдивую жизнь».

Второй от возмущения и удивления даже привстал. «Ты считаешь, что сможешь отпустить своего ребенка в школу, где множество негров, евреев и макаронников с испашками?»

«Минуточку там, пожалуйста», вмешался третий. «Так уж случилось, что я ирландского происхождения, и я думаю, что ты просто обязан извиниться передо мной».

Два других уставились на него в замешательстве. Обиженный прорычал, «А-а?»

«Или, может быть, ты хочешь хук в левый глаз», спросил Ирландец.

«О, только не здесь», попросил бармен Ролло, и предложил продолжить дебаты вне бара.

Затем поприветствовал Дортмундера, «Как твои дела?»

«Просто супер», ответил он.

«Двойное виски», угадал Ролло и налил щедрую порцию из бутылки с надписью

«Amsterdam Liquor Store Bourbon» – «Наш собственный бурбон». Толкнув его к Дортмундеру, он сказал «Расплатишься, когда будешь выходить».

«Верно. Есть здесь кто-нибудь?»

«Водка-красное вино». Ролло кивнул головой в сторону и произнес, «Он вышел».

«Отлично», сказал Дортмундер. «Будет больше двух. Шерри – ты пока еще его не видел».

«Маленький тощий парень? Профессор?»

«Да. Это первый и еще будет бочковое пиво-соль».

Ролло скривился. «Он плох для бизнеса, тот первый».

«Он не любит много пить «, пояснил Дортмундер. «Он водитель».

«Я сторонник того, чтобы свежее пиво-соль возил меня на общественном транспорте», пошутил Ролло. «Отправлю их обратно, если они покажутся здесь».

«Спасибо», поблагодарил Дортмундер. Подняв стакан с бурбоном, он прошел мимо спорящих, которые перешли от образования к теме религии, а страсти потихоньку накалялись и плавно могли перейти к потасовке. Он направлялся в комнату позади бара.

Дортмундер прошел мимо двух дверей, на которых была изображены фигуры собаки (Пойнтер и Сеттер), мимо телефонной будки (которая воняла так, как будто ее пометил какой-то пойнтер). Он прошел через зеленую дверь и вошел в небольшую квадратную комнату, заставленную до потолка ящиками с пивом и ликером. В середине комнаты, где виднелось небольшое свободное место, на бетонном полу стоял старый потрепанный стол, накрытый красной шерстяной скатертью, и полдюжины кресел. Над столом висела голая лампочка с круглый тонким рефлектором – единственный источник света в этом помещении. Сидящий за столом выглядел как получеловек полумонстр. Его огромная волосатая рука сжимала тонкий стакан с чем-то похожим на шерри-соду.

Дортмундер закрыв за собой дверь и кивнув этому чудовищу, спросив, «Что скажешь, Тини?»

«Привет, Дортмундер». Голос Тини был похож на голос лягушки в металлической бочке, но менее благозвучен. «Давно не виделись».

Дортмундер уселся напротив него, «Неплохо выглядишь, Тини», что было явной ложью.

Тини неуклюже сидел на стуле, его большим мясистым плечам было довольно тесно в дешевом коричневом костюме. Выступающая лобная кость нависала над его глазами. Он напоминал что-то, чем обычно пугают маленьких детей, которые не торопятся идти в постель.

Но Тини внезапно согласился с Дортмундером, что он выглядит хорошо, поскольку он кивнул задумчиво и рассудительно, после сказал, «А ты с той стороны выглядишь как дерьмо. Ты лучше смотришься в тюряге».

«Дела идут медленно», согласился Дортмундер. «Как долго ты на свободе?»

«Десять дней». Тини смял полной горстью свой собственный лацкан костюма, произнеся с отвращением, «Я до сих пор в штатской одежде».

«Я думаю, у меня был для тебя один неплохой костюмчик. Подождем других и выйдем».

Тини приподнял свои плечи – стрелка сейсмографа задрожала над Северным Хемпширом – и прорычал, «У меня ничего нет кроме времени». И он опрокинул в себя около трети красной жидкости в своем стакане.

«Каково положение дел внутри?» спросил Дортмундер.

«По-прежнему. Ты помнишь Бейдлимена?»

«Да-а?»

Тини выбухнул громким смехом. «Упал в цистерну со щелочью».

«Да? Было больно?»

«Его левый палец вышел оттуда вполне приличным».

«Даа», вспомнил Дортмундер, «Бейдлимен имел много врагов внутри».

«Н-да… Я был одним из них».

После этого повисла некоторая пауза, поскольку двое мужчин размышляли каждый о своем. Дортмундер потягивал свой напиток, который даже отдаленно не напоминал тот нектар под названием бурбон, что дал ему Чонси ранее. Возможно, найдется одна или две бутылки в вещах на верхнем этаже в ночь ограбления; не напиваться на рабочем месте, а чтобы отметить праздник позже.

В то время как Дортмундер пробовал одни вид бурбона и мечтал о другом, открылась дверь, и вошел приземистый парень с честным лицом и небрежно зачесанными рыжими волосами, неся стакан пива в одной руке и солонку в другой. «Эй, Дортмундер», окликнул он. «Разве я опоздал?»

«Нет, ты как раз вовремя», сказал Дортмундер. «Тини Балчер, это…»

Вошедший сказал, «Я поехал другой дорогой и не был уверен, куда она приведет».

«Ты сделал правильный выбор», заверил его Дортмундер. «Тини, это Стен Марч. Он будет нашим…»

– Ты видишь, – сказал Стен Марч, поставив свой стакан на стол и пододвинув кресло, – с закрытием Вест – Сайд – Хайвей все изменилось, все прежние дороги и магистрали.

Тини спросил у него:

– Ты водитель?

– Самый лучший, – как ни в чем не бывало, гордо произнес Марч.

– Мой последний водитель и привез меня в тюрягу, – буркнул Тини. Он выбрал объездную дорогу, чтобы обогнуть дорожное заграждение, но повернул не туда. В итоге мы очутились прямо перед блокпостом, а он думал, что тот остался позади. Мы попали прямехонько в район поисков.

Марч смотрел дружелюбно:

– Это жестоко, – посочувствовал он.

– Имя парня Саймонд. Ты знаешь его?

– Я не верю в такое, – сказал Марч.

– Он похож немного на тебя, – заметил Тини.

– Это правда?

– Прежде чем мы вышли из машины, когда полицейские окружили нас, я сломал ему шею.

И мы все сказали, что это был просто несчастный случай из-за резкого торможения.

Снова наступила небольшое молчание. Стен Марч задумчиво потягивал свое пиво.

Дортмундер сделал большой глоток бурбона. Тини Балчер проглотил остатки водка–красное вино. Затем Марч кивнул головой, медленно, как будто приходя к какому-то умозаключению:

– Травма, – прокомментировал он, – да, травма позвоночника. Он мог быть милым мужчиной.

– Итак, могу я… – начал Тини, но дверь снова открылась, на этот раз, чтобы впустить короткого и тощего человека в очках и шерстяном костюме, несущего круглый барный поднос с бутылкой виски Amsterdam Liquor Store, со стаканом напитка, чем-то напоминающим шерри соду, но это было не оно и одним небольшим стаканчиком шерри.

– Привет, – сказал худощавый мужчина. – Бармен попросил меня принести все это.

– Эй, Роджер! – окликнул его Стен Марч. – Где ты пропадал?

– О… – воскликнул мужчина нечетко, – просто вокруг. Здесь и там, – он поставил поднос на стол и присел. Тини потянулся за новой порцией своей водка-красное вино.

Дортмундер произнес:

– Тини Балчер, это Роджер Чефуик.

Тини кивнул поверх своего скана, а Роджер спросил:

– Как дела?

Дортмундер объяснил для Тини:

– Роджер – это наш профи по замкам и сигнализациям.

– Наш лучший профи по замкам и сигнализациям! – добавил Стен Марч.

Роджер Чефуик выглядел польщенным и смущенным одновременно.

– Я делаю все от меня зависящее, – сказал он и деликатно поднял свое шерри с подноса.

Тини глотнул немного красной жидкости и заявил:

– Я – мастер успешного взлома. Отличный мастер.

– Я уверен, что ты в этом хорош, – заверил Чефуик уважительно.

Затем он указал на стакан с красным веществом и спросил:

– Это действительно водка и красное вино?

– Точно, – заверил Тини, – почему бы и нет? Вино дает водке немного вкуса, а она ему немного энергии.

– Ах, – вздохнул Чефуик и потянул шерри.

Марч произнес:

– Роджер, кто-то мне сказал, что ты был в тюрьме в Мехико.

Шефвик выглядел и смущенным, и раздраженным одновременно после произнесенной фразы.

– О-о, хорошо. Это было просто недоразумение.

– Я слышал, – не унимался Марч, – ты пытался угнать поезд на Кубу.

Шефвик поставил свой стакан на скатерть стола с некоторым усилием.

– На самом деле не понимаю, – сказал он, – почему так далеко и быстро распространяются эти дурацкие слухи.

– Итак, – продолжил Марч, – что же произошло?

– Практически ничего, – ответил Чефуик. – Ты знаешь, я фанат макетов поездов.

– Конечно. Я видел один в твоем подвале.

– Поэтому… – продолжил Чефуик. – Моуд и я были на отдыхе в Мексике. В Вера-Крус я нашел вагоны, ранее используемые в метро Нью-Йорка, которые ожидали отправки на Кубу, и я, на самом деле, только хотел зайти внутрь одного и немного посмотреть, – На лице его можно было увидеть сильное волнение, – а затем все пошло кувырком. Я был испуган, когда машина начала двигаться, а позже она и вовсе вышла из-под контроля и первая вещь, которую я осознал… я нахожусь на главной линии Гвадалахары. Но самым трудным было оставаться впереди экспресса на 2.30. Однако, Куба слишком далеко, чтобы угнать туда поезд, поэтому мексиканская полиция сначала обвинила меня в краже машины с Кубы. Тем не менее, с помощью Моуда мы все уладили за день или два, которые, – заключил Чефуик раздраженно, – как я думал, не станут поводом для слухов и нелепых сплетен.

Тини Балчер резко сказал:

– Как-то я грабил банк с одним мужиком, который думал, что он большой шутник. Один раз дал мне специальный стакан с подвохом, взорвал как-то мою сигару.

Дортмундер и Марч взглянули на Тини настороженно. Дортмундер спросил:

– И что случилось?

– После того, как мы очистили сейф, – произнес Тини, – я толкнул его и закрыл дверь хранилища. Он думал, что был настолько хорош, что сможет выбраться самостоятельно.

Дортмундер спросил:

– Он сделал это?

– Банковский работник выпустил его в понедельник утром. Я слышал, что он до сих пор на севере штата.

– Это было не очень смешно, – закончил Тини и обернулся к Дортмундеру. – Все собрались, правильно?

– Верно, – ответил Дортмундер.

Он откашлялся, отпил еще немного виски и сказал:

– Я хочу предложить вам простой «взлом и проникновение». Никаких неожиданных выскоков, никаких вертолетов, никакой синхронизации ваших наручных часов просто войти через окно на верхнем этаже, взять все, что можно взять по пути к нашей главной цели – картине.

– Дорогая картина? – спросил Тини.

– Четыреста тысяч долларов.

– У нас есть покупатель?

– То, что мы получим… – начал Дортмундер и рассказал всю историю, закончив. – Так что единственная наша проблема – это сигнализация и частные охранники, но мы получили самую лучшую помощь и гарантированного покупателя.

– И двадцать пять тысяч на человека, – добавил Стен Марч.

– Кроме этого, – напомнил ему Дортмундер, – мы сможем забрать все вещи на верхних этажах.

– Я не знаю, что такое ждать шесть месяцев. Я хочу свои деньги прямо сейчас.

– Парню необходимо время, чтобы забрать их у страховой компании, – ответил Дортмундер. – Так он сказал мне и это вполне логично. Если бы он имел сто тысяч налички, стал бы он вытворять такие вещи?

Тини пожал своими огромными плечами.

– Я думаю все oкей. Я смогу заработать на жизнь в это время. Всегда выручит взлом.

– Верно, – поддержал Дортмундер и повернулся к Роджеру Чефуику. – А как насчет тебя?

– Я видел Watson Security Services и их инсталляции, – произнес с некоторым презрением Шефвик. – Ее взломать – проще простого.

– Так ты с нами?

– С удовольствием.

– Отлично, – сказал Дортмундер. Он посмотрел на своих подельников: эксцентричный гений взлома сигнализации, маниакальный водитель, мыслящий только о дороге, и зверь сорока морских саженей. Все это ему понравилось.

– Хорошо, – повторил Дортмундер. – Я пока поработаю с хозяином и вернусь к вам.

Глава 5

Дортмундер сидел на диване, запрокину ноги на кофейный столик, с пивом в правой руке и бутербродом из белого хлеба и майонеза в левой. Его сонные глаза были более-менее сосредоточены на Ангелах с грязными лицами, который транслировали сегодня вечером на WNEW-TV, на пятом канале, когда раздался дверной звонок. Дортмундер медленно моргнул, но в остальном не пошевелился, и спустя минуту Мэй вошла в гостиную, оставляя за собой тонкую волнистую линию дыма от сигареты в уголку ее рта и вытирая мыльные руки об кухонное полотенце. Она встала между Дортмундером и телевизором – он снова моргнул так же медленно, как прежде – и она направилась в фойе, чтобы открыть дверь.

Громкий и довольно сердитый голос ворвался в фоновую музыку Ангелов с грязными лицами:

– Где он?

Дортмундер воздохнул. Он наполнил свой рот хлебом с майонезом, сел немного прямее и стал ждать неизбежного. Из фойе послышалось, как Мэй говорила что-то успокаивающе, но было очевидно, что она не справляется с задачей.

– Просто пусти меня к нему, – настаивал громкий раздраженный голос.

Послышались тяжелые шаги, и вошел коренастый остроносый парень.

– Ты! – сказал он, указывая пальцем на Дортмундера.

Обеспокоенная Мэй проследовала за остроносым мужчиной в комнату и, пытаясь разрядить обстановку, произнесла:

– Посмотри, кто пришел. Это Энди Келп.

Дортмундер проглотил булку с майонезом.

– Я вижу его, – пробурчал он. – Он между мной и ТВ.

– У тебя есть работа! – кричал Келп голосом полным возмущения.

Дортмундер отмахнулся от него бутербродом, словно прогоняя муху.

– Не мог бы ты отойти немного? Я не вижу экран.

– Я не отойду.

Келп скрестил руки на груди и припечатал своими ботинками коврик, расставив слегка ноги, чтобы подчеркнуть свою решимость. Дортмундер мог видеть теперь только около трети экрана, как раз между ног Келпа. Он сполз с дивана вниз, пытаясь увидеть больше, но его собственные ноги соскользнули с кофейного столика.

А Келп снова повторил:

– У тебя есть работа, Дортмундер. Есть работа, но ты не сказал мне.

– Верно, – произнес Дортмундер, потягивая пиво.

– Я находил много дел, – сказал Келп обиженно. – А теперь ты получил одно и ты «кинул» меня?

Очнувшись от своей летаргии, Дортмундер сел прямо, пролив пиво на большой палец, сказал:

– О да, это верно. Ты принес мне работу. Ребенка, который потом похитил нас.

– Он никогда не делал это.

– А касса, – продолжал Дортмундер, – и мы теряем ее в проклятом Атлантическом океане.

– Мы взяли более двух тысяч штук из этой кассы, – подчеркнул Келп.

Дортмундер ответил взглядом полным отвращения.

– Две тысячи штук, – повторил он. – Напомни мне, это были доллары или песо?

Келп резко изменил позицию. Перешел от враждебной позиции к примирению, развел руками и сказал:

– Да ладно, Дортмундер. Это не справедливо.

– А я и не пытаюсь быть справедливым. Я не судья. Я вор и я пытаюсь заработать себе на жизнь.

– Дортмундер, не будь таким, – жалобно попросил Келп. – Мы такая потрясающая команда.

– Если бы мы не были так хороши, то умерли бы от голоду, – заметил Дортмундер и посмотрел на сэндвич в своей левой руке. – Если бы не было Мэй, я бы умер с голоду, – и он откусил большой кусок бутерброда.

Келп отчаянно смотрел на то, как Дортмундер жевал.

– Дортмундер… – начала он, но потом просто развел руками и наконец, обратился к Мэй.

– Поговори с ним, Мэй. Разве я виноват, что касса упала в океан?

– Да, – ответил Дортмундер.

Келпа затрясло:

– Б-б-б-как?

– Я не знаю, но это была твоя вина. И это была твоя ошибка, что мы вынуждены были красть один и тот же изумруд шесть раз. Твоя вина, что мы похитили ребенка-гения, который поднял выкуп за нас. Это была твоя вина.

Келп даже пошатнулся от такого числа и многообразия обвинений. С широко распростертыми руками, он качнул головой и, взывая к небесам, взмолился:

– Я не могу поверить, что слышу такое в этой комнате.

– Тогда иди в другую комнату.

Не получив никакой помощи от Бога, Келп снова обратился к Мэй:

– Мэй, ты разве ничего не сделаешь?

Она не могла и она знала, что не сможет, но все же попыталась:

– Джон, ты и Энди были вместе так долго…

Дортмундер бросил на нее взгляд и произнес:

– Да-а. Мы только что вспоминали прошлое.

Затем он уставился в телевизор, где сейчас показывали рекламу, в которой балерина в пачке танцевала на верхушке огромной банки дезодоранта под музыку Prelude à l'après midi d'un faune.

– Мне жаль, Энди, – покачала головой Мэй.

Келп вздохнул. Его манера поведения была теперь строгой и деловой. Он произнес:

– Дортмундер, это конец?

Дортмундер не отрывался от балерины:

– Да, – ответил он.

Келп собрал изорванное в клочья чувство собственного достоинства.

– До свидания, Мэй, – попрощался он очень формально. – Мне жаль, что все закончилось так.

– Мы еще увидимся, Энди, – ответила Мэй, грустно посмотрев.

– Я так не думаю, Мэй. Спасибо за все. Прощай.

– Пока, Энди.

Келп вышел, даже не взглянув на Дортмундера, и через несколько секунд они услышали, как хлопнула входная дверь. Мэй обернулась к Дортмундеру, и теперь ее взгляд выражал больше раздражения, чем грусти:

– Ты был не прав, Джон.

На смену балеринам пришли ангелы с грязными лицами.

– Я попытаюсь посмотреть этот фильм.

– Ты не любишь фильмы, – возразила Мэй.

– Я не люблю новые фильмы и фильмы в кинотеатрах. Мне нравятся старое кино по ТВ.

– Тебе также нравиться Энди Келп.

– Когда я был ребенком, – начала Дортмундер, – я любил корнишоны. Я ел по три банки корнишонов каждый день.

– Энди Келп не был корнишоном.

Дортмундер не ответил, но он отвернулся от телевизора, чтобы посмотреть на Мэй.

Некоторое время они оба пристально разглядывали друг на друга, а потом он снова сконцентрировался на фильме.

Мэй присела на диван рядом с ним, пристально всматриваясь в его профиль.

– Джон, – произнесла она, – тебе нужен Энди Келп и ты знаешь это.

Ее губы сжались.

– Ты должен, – настаивала она.

– Мне нужен Энди Келп, – размышлял Дортмундер, – как без десяти двенадцать север штата.

– Подожди, Джон, – остановила она, положив руку на его запястье. – Это правда, что крупные дела, которыми ты занимался последние несколько лет, шли не так уж хорошо…

– Келп нашел мне каждое из них.

– В том то и дело. Он не предложил тебе именно это дело. Оно твое, ты нашел его сам.

Даже если он приносит несчастье своим собственным делам, а ты на самом деле не веришь в сглаз, даже больше чем я, но даже если…

Дортмундер сердито взглянул на нее:

– Что ты имеешь в виду, я не верю в сглаз?

– Ну, умные люди…

– Я верю в проклятия, – перебил ее Дортмундер. – И в кроличью лапку. И что не следует ходить под лестницами. И в число «тринадцать». И…

– Лапки, – произнесла Мэй

– … в черную кошку, перебегающую дорогу… Что?

– Лапки кролика, – продолжила Мэй. – Я думаю их несколько, а не одна.

– Мне плевать даже если это локти. Я верю в это, какое бы оно не было. И даже если нет никакого сглаза, есть Келп и он навредил мне уже достаточно.

– Возможно, это ты приносишь несчастья, – произнесла Мэй очень мягко.

Дортмундер бросил на нее взгляд полный обиды и изумления.

– Возможно что?

– В конце концов, – продолжила она, – это были дела Келпа и он принес их тебе, а ты не смог обвинить ни одного человека, когда все пошло не так, так что может, это ты приносишь несчастье этим делам.

На Дортмундера еще никто и никогда так подло не нападал.

– Я не проклятие, – произнес он медленно и отчетливо, глядя на Мэй так, как будто никогда не видел прежде.

– Я знаю это. Но это и не Энди. С другой стороны, это не ты вошел в его дело, а он пришел к тебе…

– Нет.

Дортмундер сердито смотрел невидящим взглядом на экран.

– Черт возьми, Джон, – ты будешь скучать по Энди, и ты знаешь это.

– Тогда я застрелюсь.

– Подумай об этом, – попросила она. – Подумай, что тебе не будет с кем посоветоваться.

Подумай, что не будет никого на работе, кто действительно понимает тебя.

Дортмундер помрачнел. Он опускался все ниже и ниже в своем кресле, глядя на кнопку регулировки звука, а не на экран. Его челюсть была настолько сильно сжата, что рот практически исчез с лица.

– Поработай с ним. Так будет лучше для каждого из вас.

Молчание. Дортмундер, сдвинув брови, смотрел не мигая.

– Работай с ним, Джон. – повторила Мэй. Ты и Энди, так как прежде. Джон?

Дортмундер пожал плечами, кашлянул и поменял свое положение, положив нога на ногу.

– Я подумаю об этом, – пробормотал он.

– Я знал, что ты передумаешь! – вскрикнул Келп из фойе.

Дортмундер вытянулся как струна. Он и Мэй уставились на Келпа, который выскочил перед ними как черт из табакерки. Он стоял с широкой улыбкой на лице. Дортмундер пробормотал:

– Я думал, что ты ушел.

– Я не мог. Только не с этим недопониманием между нами.

Он схватил стул, протянул к дивану и присел слева от Дортмундера и склонился в нетерпеливом ожидании:

– Каков план действий? – потом он откинулся назад и посмотрел обеспокоенно на экран.

– Нет, не теперь. Для начала ты должен досмотреть фильм.

Дортмундер хмуро, почти тоскливо:

– Нет. Выключи. Я думаю, что он закончится плохо.

Глава 6

– Линда, – пробормотал Арнольд Чонси, прижимаю девушку к себе.

– Сара, – ответила она, укусив его больно за щеку, и встала с постели.

– Сара?

Потирая щеку, Чонси пристально смотрел поверх разбросанных простыней и одеял на точеную голую спину девушки тянувшейся теперь за своими голубыми джинсами, которые лежали на Louis Quinze кресле.

«Удивительно как сильно Сара и Линда похожи…» – думал он – «по крайней мере, сзади. Но, с другой стороны, так много привлекательных женщин имеют фигуры в форме гитары».

– Ты очень красива, – произнес он. Похоть была насыщена, поэтому это было только признанием очевидного.

– Кем бы я ни была – я красива.

Она была действительно рассержена. Она неуклюже одевала свои стринги цвета лаванда, который ужасно не шел ей.

Чонси собирался сказать «не уходи», когда заметил, что часы на каминной полке показывали почти 10.30 вечера. Встреча с Дортмундером была назначена через полчаса.

Если бы не эта договоренность, он вполне мог бы бездельничать прямо сейчас. Его беспечность еще раз спасла его и все, что он сказал бедной Саре это:

– Ты уже уходишь?

Она бросила обиженный взгляд через плечо – и он увидел, что ее нос был намного тоньше, чем у Линды. Тот же лоб, те же брови, те же плечи если уж на то пошло…

Женщины могут быть бесконечно разные, но вкус каждого мужчины ограничен.

– Ты ублюдок, – не сдержалась она.

Чонси засмеялся, приняв сидячее положение между подушек.

– Полагаю, что да, – согласился он.

С таким большим количеством Линд во всем мире, зачем успокаивать Сар? Он смотрел на ее одежду, на ее движения полные возмущения и унижения, когда она остановилась у зеркала, чтобы поправить прическу. Увидев ее недовольное лицо в зеркале с позолотой в стиле рококо, он вдруг осознал, насколько обычно она выглядит. Это изящное зеркало семнадцатого века, темноватую мерцающую поверхность которого обрамляли и поддерживали позолоченные венки роз и херувимы, должно отражать более царственные лица, более изящные брови, более величественные глаза. Но что она предложила ему?

Длинный ряд красавиц, лица для отражения в банальных зеркалах туалетных комнат на заправках, рядом с сушилкой для рук.

– Я плохой человек, – сказал печально Чонси.

Тот час же она отвернулась от зеркала, неправильно истолковав его слова и произнесла:

– Да, ты на самом деле такой, Арни, – в ее голосе уже чувствовалось, что она готова простить его.

– Ах, уходи, Сара, – раздраженно ответил ей Чонси.

Он был зол на себя, потому что вел жизнь бесконечного мота, зол потому что она напомнила ему об этом, зол вообще, потому что она знала, что он не изменится.

Поднявшись с постели, он прошел мимо изумленной Сары, и провел следующие пять минут, успокаивая себя очень горячим душем. Это был его дядюшка Рэмси Лиэммойр, который охарактеризовал Арнольда Чонси еще много лет назад, когда Чонси был в школе – интернате для мальчиков в Массачусетс. «Богатые семьи начинаются с берущего, а заканчиваются на дающем» написал Рэмси в письме для матери Чонси. Арнольд нашел его в бумагах после кончины злобной старой женщины. «Нашим берущим был Дуглас Мак Дуглас Рэмси, который заработал наше состояние и обеспечил жизнь в достатке и уважении шести поколениям аристократов Рэмси, Мак Дугласам и Чонси. Наш дающий, кто растранжирил свое богатство еще до наступления двадцатилетнего возраста, когда стал самостоятельным, это твой сын Арнольд ».

Что стало, без сомнений, одной из причин, по которой старая леди окольцевала наследство Чонси (Супружество? С тех пор как оно перешло от его матери?) таким огромным числом колючих проволок. Три бухгалтера и два адвоката должны были дать согласие, прежде чем он мог снять себе на чай более чем пятнадцать процентов; преувеличение, конечно, но небольшое.

С другой стороны он был далеко не бедным человеком. Реальный доход Чонси, отличный от того, который он указал на странице 63 налоговой декларации, был на самом деле достаточно внушительным. Год, в котором он не зарабатывал триста тысяч долларов, был плохим годом. Доход был бы больше, если бы (согласно его внутреннему монологу) он не был таким транжирой. Он промотал свое наследство, как и предсказал его уже покойный дядюшка, всеми возможными способами доступными человеку. Он неудачно женился и заплатил слишком много за развод. Он спонсировал автогонки и даже сам участвовал в нескольких заездах, пока не осознал, что является простым смертным. Он содержал большой штат прислуги в домах и апартаментах в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Антибе и Каракасе. Его любовь к красивым вещам: мебель, картины, скульптуры, к изобразительному искусству в целом, привела его к бесчисленным покупкам, от которых он не был в состоянии отказаться. Таким образом, время от времени Чонси был вынужден прибегать к рискованным альтернативным методам, почерпнутым из книг, среди которых значилась и инсценировка страхового случая (как собственно и существующий план ограбления). Поджог, подкуп, шантаж, вербовка и просто кражи, а также иные методы много лет помогали держаться на плаву ему и его дорогим пристрастиям. Он, например, украл около сорока процентов авторского гонорара у группы Heavy Leather, рок банды, которую он продюсировал в конце шестидесятых, когда работа с рок-музыкантами была обычной вещью. Он не хотел воровать деньги тех невежественных уроженцев Глазго, но тогда ему казалось, что он нуждается в них более, чем они. Такова была его арифметика.

Но как сильно его мучала совесть тогда и как она донимает его сейчас. Стоя в жарком паре своего душа, он проклинал себя за то, что является-таки слабаком, мотом и транжирой.

Дающий, действительно, как и сказал его дорогой покойный дедушка, старый пердун.

Потребовалось всего пять минут горячего душа, чтоб заставить Чонси успокоиться и снова забыть неуважение к самому себе (о Саре он забыл, как только она ушла). Затем он вернулся в спальню (Сара, конечно же, ушла), вытерся насухо, высушил феном свои длинные светлые волосы, натурального желтого цвета, которому завидовали все его друзья, мужчины и женщины и оделся полностью в темные тона. Черные замшевые мокасины и черные носки. Черные брюки и темно-синий кашемировый свитер с высоким воротником. Затем спустился вниз по лестнице (он практически никогда не использовал лифт) к шкафу в прихожей, где он надел темно-синий бушлат и спрятал желтые волосы под черную вязаную шапку, которая сделала его загорелое лицо более худощавым и жестким. Черные кожаные перчатки завершили его образ. Затем он сделал еще один заход к двери, которая размещалась несколько ниже первого этажа и которая вела в небольшой покрытый плиткой сад. Цветущие кустарники и кусты, низкие деревца – все растения в больших декоративных горшках были симметрично расставлены. Плющ взбирался по тыльной стороне дома и покрыл уже на восемь футов в высоту кирпичные стены, которые окружали сад с трех сторон. Теперь, в ноябре, деревья стояли голыми, но летом, когда Чонси практически не бывал в Нью-Йорке, здесь царила красота. Чонси черной тенью пересек сад в направлении двери без ручки, которая находилась на углу стены. Ключом из связки, которую он достал из кармана, он открыл эту дверь и проскользнул в темноту прохода через толстую стену, отделяющую два особняка, по другой стороне улицы. Стена, которая, по-видимому, осталась от какой-то более ранней постройки, была двойной. Она состояла из двух слоев старого известкового клинкера, между которыми было пустое пространство шириной в три ступни. Решетка вверху положили на более позднем этапе и виноградные ветки поверх ее, образовывали плотную покрытую листьями крышу. Проход внизу с обломками камня и кирпича выглядел довольно опасным, но Чонси двигался плавно и расторопно, его плечи касались стен с двух сторон, свисающие ветки плюща цеплялись, время от времени, за его вязаную шапку.

В дальнем конце виднелась еще одна безликая деревянная дверь. Чонси открыл ее тем же ключом и вышел на мощеный пассаж перед особняком, который разительно напоминал его собственный. Дверь, через которую он вышел, выглядела так, как будто принадлежала этому дому, возможно, была входом в подвал, хотя в этом не было никакой логики. До места встречи с Дортмундером и специалистом по сигнализациям оставалось два с половиной квартала. И Чонси двигался медленно, полный решимости увидеть первым Дортмундера и того другого прежде чем они обнаружат его присутствие. Было начало двенадцатого, улицы были переполнены толкающимися такси, неуклюжими автобусами и съежившимися частными авто, а тротуары практически пусты. При дыхании изо рта и носа Чонси шел пар. Он почти пришел на место и, нахмурившись, стал наблюдать за перекрестком. Дортмундера не было.

Может быть, что-то пошло не так? Чонси верил, что видит Дортмундера насквозь – эту темную личность с низменными желаниями и бесперспективным будущим. Этот человек созрел, чтобы им управляла такая сильная личность как Чонси. Он был доволен выбором Стонвилера и уверен, что может иметь дело с Дортмундером, не опасаясь быть обманутым. Это не значит, что он не выполнит обещанное. Он заплатить мужчине сто тысяч и добро пожаловать. С другой стороны, где он был? Не понимая, что происходит, Чонси двинулся к темному входу ближайшего магазина, и его левая пятка наступила на что-то мягкое, которое зашевелилось.

– О-о-о, – прокричал голос в ухо Чонси, – сойди с моей ноги!

Чонси обернулся изумленный:

– Дортмундер! Что ты здесь делаешь?

– Тоже что и ты, – ответил Дортмундер и, прихрамывая, пошел по тротуару за худощавым интеллектуально выглядящим мужчиной в широких очках и с черной кожаной сумкой, с которой доктора обычно навещают больных на дому.

Дортмундер посмотрел через плечо на Чонси, спросив:

– Ну? Ты идешь?

Глава 7

Дортмундер и Чефуик осторожно продвигались по крыше дома Арнольда Чонси подобно паре охотничьих собак в поисках следа. Чонси, освещенный узкой полоской света, падающей через вентиляционную дверь, стоял и наблюдал с вялой выжидающей улыбкой на лице.

Дортмундер не был уверен в этом парне, в Чонси. Это нормально, например, если Дортмундера и Чефуик торчали в темных углах, что было, более или менее, частью их работы, но Чонси создавал впечатление добропорядочного гражданина и не простого, а состоятельного. Что он делал, скрываясь в парадных?

Дортмундер был убежден, что в каждой сделке с гламуром, будь то кражи с взломом или, скажем, политика, киноиндустрия, пилотирование самолета, было два типа людей.

Первый, который фактически выполнял работу и был профессионалом в этом и второй тип – люди, выходящие за рамки дозволенного, которые были слишком заинтересованы в гламуре и не достаточно заинтересованы в работе, и это были люди потерянные для мира.

Если Чонси был еще одним клоуном, живущим в мире фантазий, то Дортмундеру придется переосмыслить многое.

Между тем, пока они находились здесь, можно было, как следует осмотреться. Даже если сделка провалится, будет полезно узнать, как проникнуть в этот дом попозже. Это был один из десяти домов с общей стеной, возведенный незадолго до окончания столетия, когда богачи Нью-Йорка только начинали строительство на север от 14-ой улицы. Высотой в четыре этажа, шириной в двадцать пять футов, с фасадами из камня и стенами из кирпича они имели общую цельную, длинную, плоскую крышу и были разграничены клинкерными стенами. Трое из домов, включая дом Чонси, выделялись навесами для лифта, которые были встроены несколько позже. Телевизионные антенны проросли, словно щетина подростка на всех крышах, но многие из них наклонились, искривились или вовсе пришли в негодность – своеобразные следы распространения кабельного ТВ.

Крыша здания был покрыта смолой, словно черной бумагой. На переднем парапете отпечатались следы пожарной лестницы, которую сняли.

В то время как Чефуик, кудахтая, бормоча и вглядываясь сквозь очки, изучал провода из близлежащих силовых и телефонных столбов, которые пересекались на крыше, Дортмундер бродил по крыше. Он переступал через низкие кирпичные стены, хрустя смолой, пока не достиг конца линии, где очутился перед глухой кирпичной стенкой. Или, не совсем цельной: тут и там виднелись контуры окон.

Что это за здание? Дортмундер подошел к фронтовой части, наклонился через парапет, пытаясь краем глаза разглядеть тротуар, сорока футами ниже, и увидел, что это был своего рода театр или концертный зал на Мэдисон-авеню. Все, что он смог рассмотреть отсюда, была стена здания с пожарными выходами и афишами предстоящих развлечений.

Отошев от края, Дортмундер продолжил изучать эту глухую стену, которая возвышалась на пятнадцать или двадцать футов над другими крышами домов. Внизу стены было несколько решеточных отверстий, но ни одно из них не выглядело пригодным для человека ищущего проход.

Закончив, Дортмундер вернулся тем же путем. Чонси все еще ждал возле вентиляционной двери, а Чефуик свисал со стены головой вниз и весело пел вполголоса, перебирая проводку. Электрический тестер поблескивал, освещая его серьезное, увлеченное лицо.

Дортмундер продолжил путь в другую сторону ряда домов. Там он нашел 10-футовый открытый участок, который пересекала подъездная дорожка. На противоположной стороне размещался многоквартирный дом. Его занавески и шторы, венецианские жалюзи и римские шторы, японские экраны и английские ставни были плотно задернуты.

Дортмундер мысленно представил, как он будет взбираться на балкон одной из квартиры и это видение ему очень не понравилось. Он вернулся на крышу дома Чонси, где Чефуик мыл руки Wash'n'Dri, который достал из своей кожаной сумки.

– Мы пойдем оттуда, снизу… – начал Дортмундер, указывая пустое здание концертного зала.

– Лучше всего было бы с шахты лифта, – предложил Чефуик, а Чонси он сказал:

– Было бы проще, если бы элеватора не было на верхнем этаже.

– И его не будет, – пообещал Чонси.

– Тогда с моей точки зрения нет никаких проблем, – ответил Чефуик и вопросительно посмотрел на Дортмундера.

Пришло время, чтобы внести ясности. Дортмундер попросил Чонси:

– Расскажи мне о проходе в твоем дворе, через который мы вошли.

– Ах, тебе он не понадобится, – заверил Чонси. – Ты ведь должен будешь пройти через дом полный людей.

– В любом случае, расскажи мне.

– Извини, – начал Чонси стараясь отойти подальше от освещенной вентиляционной двери, – но я не совсем понимаю. Рассказать тебе что?

– Для чего она?

– Изначально? – Чонси пожал плечами. – Я действительно не знаю этого, но предполагаю, что это было просто пространство между стенами. Я знаю, что мой дом использовали как магазин, незаконно торгующий спиртным во время «сухого закона» и именно тогда были установлены дополнительные двери.

– Для чего ты ее используешь?

– На самом деле ни для чего, – ответил Чонси. – Несколько лет назад, когда здесь слонялись рок музыканты, некоторое количество допинга попадало к ним через этот проход, но, как правило, я им не пользуюсь. Сегодняшняя ночь – это, скорее, исключение из правил. Я думаю, будет правильнее, если никто не увидит подозрительных личностей перед моим домом, тем более, накануне ограбления.

– Хорошо, – согласился Дортмундер.

– Теперь позволь мне задать вопрос, – сказал Чонси. – Почему тебя это заинтересовало?

– Я хотел знать изображаешь ли ты из себя этакого героя из комиксов, – ответил Дортмундер.

Чонси сначала удивился, затем рассмеялся:

– Ах, да, я понял. Любовная конспирация, верно?

– Так точно.

Чонси тыкнул пальцем в грудь Дортмундера, что последний просто ненавидел.

– Хочу вас заверить, мистер Дортмундер, – произнес он. – Я не романтик.

– Хорошо.

Глава 8

Один из завсегдатаев лежал на барной стойке в O.J. Bar and Grill на Амстердам-авеню, когда Дортмундер и Келп вошли туда в четверг вечером. Он держал влажное запачканное барное полотенце возле лица, а трое других постоянных клиентов обсуждали с Ролло как лучше остановить кровотечение из носа.

– Положи кусок льда сзади на его шею, – предложил один.

– Только сделай это и потечет твой нос, – пробормотал страдалец, но слова угрозы затерялись в складках кухонного полотенца.

– Дайте ему жгут, – предложил другой завсегдатаев.

Первый клиент спросил:

– Куда?

В то время как постояльцы искали место на теле своего товарища, куда можно было наложить кровоостанавливающий носовой жгут, Ролло кивнул Дортмундеру и Келпу поверх ботинок со стальными носками пострадавшего клиента, и спросил:

– Как дела?

– Лучше чем у него, – пошутил Дортмундер.

– Он поправится. Ролло отверг вероятность наступления сцены из «смерти маркиза Монткальма».

– Твои водка-красное вино и шерри здесь, а также пиво-соль.

– Мы пришли последними, – сказал Дортмундер.

Ролло кивнул, приветствуя Келпа:

– Рад видеть тебя снова.

– И я рад возвращению.

Ролло ушел, чтобы приготовить дринки, а Дортмундер и Келп наблюдали за бригадой скорой помощи. Один из постояльцев пробовал сейчас затолкать бумажную подставку под пиво в кровоточащий нос. В то время как другой пытался заставить бедного бастарда считать в обратном порядке от ста.

– Это от икоты, – заметил третий.

– Нет, нет, – возразил второй, – ты пьешь с выщербленной стороны стакана, чтобы избавиться от икоты.

– Нет, это, когда ты падаешь в обморок.

– Нет, нет, нет. Когда ты падаешь в обморок, ты кладешь голову межу колен.

– Неправильно. Если кто-то теряет сознание, ты хлопаешь его по лицу.

– Так зачем ты делаешь это сейчас со мной, – промямлил пациент со ртом полным бумажных подставок и кухонных полотенец.

– Ты сумасшедший, – сказал второй постоялец третьему. – Ты даешь кому-то пощечину, если у него истерика.

– Нет, – возразил третий клиент, – если кто-то истерит, то ты должен его согреть… или, наоборот, охладить?

– Ни то и ни другое. Это метод используется для человек в шоковом состоянии. Ты держишь его тело в тепле. Или все же в холоде…

– Нет, я вспомнил, – произнес третий. – Ты согреваешься, когда истерика и охлаждаешься, когда у тебя ожог.

– Ты совсем ничего не понимаешь? – спросил второй. – Для лечения ожогов подходит масло.

– Теперь я знаю! – вопил третий клиент. – Масло для остановки кровотечения из носа!

И все замерли в ожидании, что же он будет делать, даже парень истекающий кровью.

Первый завсегдатаев, руки которого были переполнены бумажными подстаканниками, спросил?

– Масло для носа?

– Запихаем масло в нос! Ролло, дай нам немного масла!

– Ты не тронешь мой чертов нос!

– Масло, – произнес с отвращением второй. – Ему нужен лед, Ролло!

Ролло, не обращая никакого внимания на крики о масле и льде, прошел с подносом в руках мимо ног больного и поставил его через барную стойку к Дортмундеру. Там была бутылка Amsterdam Liquor Store bourbon, два пустых стакана со льдом и один стакан, без сомнений, с водкой-красным вином.

– Увидимся позже, – попрощался он.

– Верно.

Дортмундер потянулся было за подносом, но Келп сделал это первым, подняв его с таким рвением, что бутылка виски стала раскачиваться взад и вперед и опрокинулась бы, если бы Дортмундер не придержал ее.

– Спасибо, – поблагодарил Келп.

– Нда, – только и сказал Дортмундер и направился в подсобку.

Но не сразу. По пути они остановились на секунду, чтобы Келп мог сделать свою собственную контрибуцию с медиками.

– Для остановки крови из носа, – сказал он, – нужно приложить две серебряные монеты по обеим сторонам носа.

Завсегдатаи остановили пререкания между собой и хмуро глядели на незнакомца. Один из них с чувством собственного достоинства, отметил:

– В денежном обращении этой страны не используются серебряные монеты с 1965 года.

– Ах, – вздохнул Келп. – Тогда это проблема.

– С 66-го, – произнес другой клиент.

Дортмундер отошел на несколько шагов и оглянулся на Келпа, спросив:

– Ты идешь?

– Да, – Келп поспешил за Дортмундером.

Когда они проходили мимо Пойнтеров и Сеттеров, Дортмундер напомнил:

– Теперь, помни, что я тебе говорил. Тини Балчер не будет рад видеть тебя, потому что ты обходишься ему в пять штук. Так что просто сиди тихо и позволь мне вести разговор.

– Определенно, – согласился Келп.

Дортмундер взглянул на него, но больше ничего не сказал, прошел через зеленую дверь и оказался в подсобной комнате. Там, за столом с зеленой шерстяной скатертью сидели Стен Марч, Роджер Чефуик и Тини Балчер, который что-то рассказывал: «…так что я вошел в его палату и сломал ему другую руку».

Чефуик и Марч, которые смотрели на Балчера как воробьи на удава, обернулись с напуганными улыбками, когда Дортмундер и Келп вошли.

– Ну, вот ты где! – воскликнул Чефуик с безумным блеском в глазах. Марч развел руками в притворном братском приветствии и произнес:

– Хей, хей, вся банда здесь!

– Верно, – согласился Дортмундер.

Марч говорил сегодня быстрее обычного, словно скороговоркой:

– Я сделал совершенно новый маршрут, поэтому я здесь так рано, я приехал из Квинса, я взял Grand Central вплоть до Триборо…

Тем временем, Келп поставил поднос на стол и поместил перед Балчером свежий дринк, весело сказав:

– Это для тебя. Ты ведь Тини Балчер, не так ли?

– Да, – ответил Балчер. – А ты кто такой?

– …там я вышел и повернул налево под Эл и, э-э… – Марч не закончил свою историю, так как почувствовал напряженность в комнате. А Келп, все еще в хорошем расположении духа, ответил Балчеру:

– Я Энди Келп. Мы виделись как-то семь или восемь лет назад в небольшом ювелирном магазине в Нью-Гемпшире.

Балчер не мигая смотрел на него:

– И ты мне понравился?

– Конечно, – заверил Келп. Ты назвал меня приятелем.

– Я сделал так, да? – Балчер повернулся и Дортмундеру. – И что мой приятель здесь делает?

– Он входит в сделку, – ответил Дортмундер.

– О, да? – Балчер обвел взглядом Марча и Чефуика, затем вернулся к Дортмундеру. – Тогда кто выходит?

– Никто. Теперь нас пять человек-соучастников.

– Да? – кивнул Балчер, взглянув мельком на свежую водка-красное вино, как будто там мог найти какое-то объяснение, выгравированное на стекле. Посмотрев на Дортмундера снова, он сказал:

– И откуда возьмется его доля?

– От наших. Мы дадим человеку двадцать тысяч.

– Хм, – Балчер откинулся назад – кресло завизжало от страха – и начал размышлять о Келпе, веселое настроение которого начало улетучиваться.

– Таким образом, ты – мой приятель на пять тысяч долларов, верно?

– Я думаю, да, – согласился Келп.

– Мне никогда и никто раньше не нравился настолько, чтобы я был готов пожертвовать пятью штуками, – пошутил Балчер. – Напомни-ка мне: где мы стали товарищами?

– Нью-Гэмпшир. Ювелирка…

– Ах, да, – кивнул одобрительно Балчер. Его огромная голова ходила взад и вперед и выглядела как скала на горах-плечах.

– Там была еще одна система сигнализации, поэтому мы не смогли войти в магазин.

Дорога в Нью-Гемпшир оказалась бесполезной.

Дортмундер посмотрел на Келпа, который даже не обернулся. Вместо этого он продолжал улыбаться Балчеру:

– Вот он. Этот палец ты испортил. Я помню, ты бил по нему много раз.

– Да, это был я, – Балчер сделал долгий медленный глоток своего напитка.

Келп продолжал улыбаться, Дортмундер задумался, а Марч и Чефуик продолжали оставаться в своем состоянии загипнотизированных воробьев. Поставив стакан, Балчер сказал Дортмундеру:

– Для чего он нам нужен?

– Вообще-то я уже выполнил некоторую работу, – вмешался Келп, яркий и энергичный, не замечая упорного взгляда Дортмундера. Балчер наблюдал за ним:

– Да неужели? И что ты сделал?

– Я проверил театр. Хантер Хаус так его называют. Как нам попасть туда и как выбраться.

Дортмундер, который мысленно желал Келпу острой формы ларингита, пояснил:

– Мы взобрались на крышу дома Чонси через крышу театра неподалеку.

– М-м-м… и мы платим этому парню двадцать штук, чтобы он просто нашел способ, как попасть в театр.

Балчер наклонился вперед, положив одну огромную ручищу на стол, и сказал:

– Я открою тебе один секрет на двадцать штук… ты элементарно покупаешь билет.

– Я купил билеты, – заверил его Келп. – Мы будем смотреть Queen's Own Caledonian Orchestra.

Дортмундер вздохнул, покачал своей головой немного раздраженно и налил немного Нашего Собственного Бурбона в один из стаканов на подносе. Он потягивал напиток, смотрел угрюмо, как Келп осушает свой стакан до дна и произнес:

– Тини, я придумал план. Это моя работа. Твоя работа нести тяжелые вещи и бить людей, которые встанут на нашем пути.

Балчер ткнул пальцем размером с кукурузный початок в направлении Келпа:

– Мы говорим теперь о его работе.

– Он нужен нам, – сказал Дортмундер, скрестив лодыжки под столом.

– Где был он первый раз, когда мы так нуждались в нем?

– Я был за городом, – весело ответил Келп. – Дортмундер не знал, где найти меня.

Балчер бросил на него взгляд полный отвращения (как и Дортмундер).

– Чепуха, – произнес он и повернулся к Дортмундеру. – Ты не упомянул о нем раньше.

– Я не знал, что он понадобится мне. Послушай, Тини, я был там недавно. Мы должны будет войти через шахту лифта, спуститься с пятнадцати – или двадцатифутовой кирпичной стены и подняться обратно, а у нас не будет целой ночи для этого. Нам нужен пятый человек. Я распланировал это дело, и я говорю: он нам нужен.

Балчер обратил все свое внимание снова на Келпа, словно пытаясь визуализировать обстоятельства, при которых ему может понадобиться помощь этого человека. Не отрывая глаз от Келпа, он спросил у Дортмундера:

– Так вот оно что, а?

– Именно так, – ответил Дортмундер.

– Ну, тогда. Ужасная улыбка Тини сменилась на нечто среднее между ужасной штыковой раной и шестимесячной хеллоунской тыквой. – Добро пожаловать на борт, приятель. Я уверен, ты нам очень пригодишься.

Дортмундер облегченно вздохнул, плечи расслабились. Теперь все закончилось.

– Теперь, – произнес он, насчет завтрашней ночи. Стен Марч привезет нас к этому Хантер Хаус незадолго до половины девятого…

Глава 9

Зал был переполнен шотландцами. Сотни из них веселились в проходах и толпились в фойе, и каждую минуту их прибывало все больше и больше. Некоторые были в национальных килтах, некоторые пели, некоторые маршировали рука об руку, большинство из них держали в руках кружки, фляги, бутылки, чашки, стаканы, банки, бутыли, кубки и кувшины и все выкрикивали друг другу слова на странных варварских языках. На многих шеях были повязаны длинные шарфы в цветах любимой футбольной команды или регби. Шотландские береты с яркими шерстяными шарами, торчащими небрежно и изящно одновременно, радовали глаз. Хантер Хаус был переполнен до отказа северошотландским добродушием.

– Ну, а теперь что, черт возьми? – выругался Дортмундер.

Тини Балчер ответил:

– Тот парень одет в платье.

– Это килт, – объяснил ему Роджер Чефуик. В определенном месте его макета поезда английского производства, на пересечении ж/д путей был размещен мужчина в клетчатой юбке, который должен был за каждым разом, как только проезжал поезд, выскальзывать и махать красным флажком. Чефуик был хорошо знаком с килтами. – Этим шотландцы и выделяются, – пояснил он.

– Я не знаю, – произнес Дортмундер. Я ничего не знаю об этом.

– У меня есть билеты, – сказал Келп и поторопил всех подняться наверх и сделать дело. – Идите за мной.

Но это было не просто сделать. Келп пытался вывести их, но везде, куда бы он не повернул, мгновенно дорогу преграждало шесть шотландцев. Кроме этого 2,50-футовые рулоны виниловых веревок, которые он спрятал под свою шубу, не увеличивали его маневренность. При всех этих трудностях они оставались спокойными. Четыре невинных гостя в бурлящем шотландском море.

Началась драка. Возле прохода ко второму фойе два или три юноши хватали и наносили удары друг другу, в то время как полдюжины других пробовало остановить их или присоединиться к ним, трудно было разобраться.

– Почему они дерутся? – кричал Келп.

Проходящий шотландец остановился, чтобы ответить:

– Ну, кто его знает, – сказал он, – если причина потасовки не футбол и не политика, то, вероятнее всего, религия, – и он ушел, чтобы принять участие в дискуссии.

Голос Дортмундера звучал почти зловеще:

– Келп, дай мне эти билеты.

Что же теперь делать, попросить свои деньги обратно? Испуганный Келп отдал ему билеты и Дортмундер сразу же повернулся к Тини Балчеру, сказав:

– Ты идешь впереди.

– Хорошо, – согласился Балчер.

Сжимая билеты в огромном кулаке, он пробирался вперед, проталкиваясь плечами и локтями, отбрасывая шотландцев влево и вправо, а остальные трое мужчин шли за ним следом.

Когда они вышли на балкон, он был настолько переполнен людьми, что не возможно было незаметно открыть дверь, ведущую на лестницу с выходом на крышу.

– Мы будем сидеть и ждать, – решил Дортмундер.

Балчер провел их через толпу обратно к своим местам.

– Ты замечательный паровоз, – признал Чефуик, как только они присели.

Глава 10

В среду в Нью-Йорк Пост в разделе, который в недалеком прошлом был известен как Женская Страница, но который сегодня работал без названия, под тактичной анонимностью, предлагал Моду, Общественные Новости и Рецепты для аудитории, предположительно для 52% женщин, появилась заметка:

Ну и званый ужин, ну и ужасное дело. Арнольд Чонси сидел во главе стола с притворной улыбкой добродушного хозяина дома и наблюдал за своими гостями также приветливо, как и Дортмундер за шотландцами. Мэвис и Отто Орфиззи ненавидели друг друга так искренне, так злобно, используя беспрестанный словесный яд, что никто не мог сказать, что чувствует себя безопасно в их обществе. А MuMu и Lotte deCharraiveuneuirauville были настолько поглощены собой, что вряд ли могли принести какую-либо пользу в данных обстоятельствах. В качестве гостей на званом ужине они все были невыносимы, исключая генерал-майора (в отставке) и г-жи Гомер Байгот. Шейх Рама, с другой стороны, был очень жизнерадостным, веселым и вежливо оскорбляющим каждого своими блестящими маслеными глазами, когда шутил об упадке Запада и будущем господстве арабского мира.

Он мог делать это без стыда и бесконечно долго, и вообще вел себя как хорошо образованный (Кембридж) маленький сопливый выскочка, каким, впрочем, он и был.

Но хуже всех была Лаура Бафинг. «Это неважно, дорогой», – сказала она по прибытии, когда Чонси принес извинения за непреднамеренное упущение ее имени в заголовке статьи. И в течение последних двух часов она совершенно ясно показало свое «неважно».

Он разбила три бокала, две тарелки, пепельницу и настольную лампу – все это во время крохотных неловких случайностей. Она размазывала виски, вино и соус по пути своего следования и кричала почти без передышки на слуг Чонси, которых в эти дни было гораздо труднее найти, чем приглашенных. Ланс Шиф и MuMu deCharraiveuneuirauville вполне открыто искали расположения, нет, наверное, преследовали более подходящее слово, наследницу Марту Вупли. Это была низкая, тучная стиля 40-х, плохо одетая женщина, медийное лицо и личность, владеющая одиннадцатью миллионами долларов.

MuMu был очевидно заинтересован еще раз вступить в брак, но Чонси запланировал Ланса для Лауры Бафинг, не зная, что Ланс в настоящий момент находиться в поисках спонсора для своего фильма. Лаура занимала место за столом между шейхом и Лансом Шифом (внимание которого было направлено на Марту Вупли, по другую сторону от него) и не воспринимала происходящую ситуацию хладнокровно. На самом деле Лаура выглядела все более и более решительной, чтобы разбить в доме Чонси все хрупкие предметы, прежде чем закончится ужин.

Отто Орфиззи безуспешно пытался наладить контакт с шейхом, рассказав антисемитскую шутку, но никто не рассмеялся. И не потому, что был антисемитом, а потому, что шутка была рассказана плохо, а двое из приглашенных гостей, так уж случилось, были евреями.

В любом случае она не была смешной. Мэвис с натянутой улыбкой повернулась к Чонси и произнесла: «Я прошу прощения за Отто. Он может быть таким невероятным невежей».

И только мысль, что все эти ведьмы и холуи будут с его помощью ограблены, заставляла улыбаться. «Ну, что ж, Мэвис», – произнес он. Не утруждай себя. Я думаю, мы должны все принимать жизнь такой, какой она есть».

«Ты уверен? – имитация жалости к себе появилась в улыбке Мэвис. Я думаю, такая философия должна очень помогать».

«Так и есть, – заверил ее Чонси. В конце концов, мы никогда не знаем, какие неудачи могут ожидать нас в конце нашего пути, не так ли?» И первый раз за весь вечер, он наградил гостей абсолютно неподдельной улыбкой.

Глава 11

Cтатный и упитанный Джо Маллиган остановился в укромном месте прихожей, чтобы вынуть складку форменных брюк из своей задницы, затем повернулся к наблюдающему за ним Фентону. «Мм, – сказал он, затем, кивнув ему. – Все в порядке внизу».

Фентон, человек почтенного возраста, сделал строгое лицо и сказал:

– Джо, вы ведь не хотите, чтобы какой-либо принц или принцесса увидели вас прогуливающимся взад и вперед с пальцами в заднице?

– Э-эээ, теперь, – пробормотал Маллиган смущенно и немного с раздражением. – Они все за столом внизу. Кроме того, каждый человек, время от времени, имеет право поправить свои брюки.

– И статные упитанные мужчины больше, чем другие, – ответил Фентон. Сам он был худеньким, высохшим мужчиной с фарфоровыми зубами во рту, выглядел немного как солдафон. Был дотошен, выступал в роли судьи в спорах и любил когда его называли Шефом, но ни один из его подчинённых этого не делал.

– Тогда осмотри еще раз заднюю дверь раз ты здесь, – добавил он, отдал неформальную честь, прикоснувшись одним пальцем ко лбу, и направился к лестнице.

Джо Маллиган был один из семи частных охранников нанятых Чонси для дежурства сегодня ночью. Одет он был, как и другие, в синюю униформу, похожую на полицейскую, с треугольным значком на левом предплечье, где значилось Continental Detective Agency.

Неуклюжая походка и мясистый размер выдавали в нем бывшего полицейского. И Маллиган мог быть им до сих пор, пока не прослужив двенадцать лет в Нью-Йорке, решился покинуть город и присоединиться к Continental's Long Island office в Гемпшире.

Прежде считалось, что полицейские, которые не справлялись со своими обязанностями, отправлялись из города в захолустье. «Нависающий кулак Статен-Айленд» было популярным вариантом угрозы. Но в разгульных шестидесятых появлялось все больше и больше грабителей, что привело к изменению ситуации в корне. Тихие, спокойные Стейтен острова стали более высоко цениться, в то время как запуганный город потерял свою былую привлекательность. Например, Маллиган и его команда работали теперь в Манхэттене, и это явилось непосредственным наказанием за потерю банка на Лонг–Айланде два года назад. Никто из них не ушел, все семеро были вместе и Фентон обнадеживал их: «Мы сделаем эту работу также как и всегда. Мы – хорошие люди и мы знаем, что рано или поздно мы вернемся наверх. Выберемся из Нью-Йорка и вернемся в Лонг-Айленде, где мы и должны находиться».

Поэтому они рассматривали каждое незначительное задание, каждое венчание, выставку собак и книжную ярмарку так, как будто это была крупномасштабная операция. Сегодня вечером они работали так: три команды по двое мужчин и слоняющийся между ними Фентон. Каждая команда была ответственна за определенный участок дома, включая верхние этажи, невзирая на пожелания клиента, который сказала: «Сконцентрируйтесь на входах внизу, а верхние этажи не столь важны». Но Фентон сказал команде: «Причина, по которой они нанимают нас – мы знаем эту работу, а они нет».

Кроме этого, группы менялись каждые полчаса, чтобы не терять бдительность, не привыкать к окружающей обстановке. Маллиган был один сейчас, так как его партнер Гарфильд ушел на второй этаж, чтобы сменить Моррисона и Фокса, которые должны были направиться на первый этаж подменить Дреснера и Блока. Они в свою очередь займут его место, а Маллиган поднимется наверх к Гарфильду.

Но сначала он проверит заднюю дверь, которая выглядела, как и прежде закрытой и нетронутой. Маллиган заглянул в крошечное оконное стекло на погруженный в темноту задний двор и, ничего не обнаружив, двинулся дальше. Услышав шаги на лестнице, Маллиган обернулся и увидел Дреснера и Блока.

– Привет, ребята, – поздоровался Маллиган.

– Что скажешь? – кивнув, спросил Блок.

– Все тихо? – уточнил Дреснер.

– Я считаю, что мы могли бы позвонить в нашу часть, – сказал Маллиган. – Увидимся, ребята.

И с некоторой долей отдышки он поднялся на два лестничных пролета туда, где был Гарфильд, правоохранительная карьера которого началась с военного полицейского в Аризоне и Париже. Он носил свирепые усы, чем-то напоминал маршала с запада, а сейчас практиковал свой хук перед зеркалом в полный рост в ванной комнате Чонси.

– Ну, теперь, – произнес Маллиган немного расстроено из-за замечаний Фентона и долгого подъема наверх, – ты ожидал Уайатта Эрпа, не так ли?

– Это всегда случается именно с тобой, – сказал Гарфильд, убирая пистолет и теребя усы, – я играл бы вполне натурально в кино?

– Нет, – ответил Маллиган. – Давай сделаем наши обходы.

Они поднялись еще на один лестничный пролет. Верхний этаж, как ни странно, выглядел более великолепным, чем другие, возможно потому что предназначен был исключительно для гостей и ввиду этого декораторы не слишком позаботились о комфорте и функциональности. Спальня Чонси этажом ниже тоже была, конечно же, роскошно обставлена, но это была обычная спальня. В то время как апартаменты на верхнем этаже с их нежными креслами и столиками, балдахинами, персидскими коврами, с выглаженными вручную хлопковыми занавесками, декоративными обоями и драпировками и постельными покрывалами можно было размещать на показ в музее. Не хватало только ограждений в виде декоративных стоек с плисовой лентой, чтобы посетители смотрели на эту красоту, не прикасаясь.

Два номера были уже заняты, это можно было определить по царящему там беспорядку.

Одежда, косметика, открытые чемоданы, бумажные листы и другие вещи образовывали археологический слой поверх прежней безликости. Маллиган и Гарфильд бродили по этим комнатам, комментируя друг другу потерянные артефакты.

– Я и не знал никогда, что женщины носили такие бюстгальтеры», – удивился Гарфильд.

– Они и не носили, – ответил Маллиган и продолжил обсуждение их возможного возвращения в Лонг-Айланд. – Два года – это достаточно долго. Пришло время выбраться из Нью-Йорка и вернуться к прежней жизни.

– Не мог бы ты быть более точным, – пошутил Гарфильд, касаясь своих усов. – Фентон скоро отправиться к Старику Богу, так что сможет замолвить за нас словечко.

– Точно, – согласился Маллиган.

Они должны были вернуться в главный коридор, но в тот же момент Маллиган вдруг почувствовал давление ствола пистолета на рёбрах и услышал тихий голос позади, который произнес роковые слова для него. Мечта о Лонг-Айланде улетала на могучих крыльях прочь.

– Руки вверх.

Глава 12

Дортмундер глядел через прорези для глаз горнолыжной маски, закрывающей его лицо, на двух частных охранников и ему казалось, что он видел их где-то прежде, но это было маловероятно и неуместно в данной ситуации, поэтому он выкинул из головы эту мысль.

Он и Балчер быстро обезоружили двух караульных в туалете пустого номера, заперли дверь, сняли свои лыжные маски и вернулись в главный коридор, где явно нервничающий Келп прошептал тревожно:

– Я думал, охрана должна была находиться внизу.

– Я тоже, – согласился Дортмундер.

Это был на самом деле настоящий шок, когда они вышли из шахты лифта и услышали звуки разговора в одной из близлежащих комнат. Не ожидая никаких проблем и не желая навлечь лишних неприятностей, если бы дела снаружи пошли не так, как следовало бы, никто из них не взял оружие. К счастью пара гаечных ключей из черной сумки Чефуика вполне справились с этой целью, позволив Дортмундеру и Балчеру избавить охрану от их собственной артиллерии и спрятать ее.

– Давай захватим, – предложил Балчер, держа револьвер, словно игрушку в своей огромной руке, – прежде чем что-либо случиться. И он сунул пистолет в карман брюк.

– Верно. Лестница находится там. Чефуик и Келп, проверьте спальни. Тини и я возьмем картину.

Непосредственно ограбление было совершено быстро. Дортмундер и Балчер сняли картину со стены, перевернули, вырезали холст вокруг по краям рамы, бережно свернули в форму тубы и зафиксировали тремя резиновыми лентами. В это же время, наверху, Келп и Чефуик наполняли свои мешки серьгами, ожерельями, браслетами, кольцами, брошами, часами, булавками для галстука, зажимом для денег в виде золотого доллара, в котором было зажато около восьмисот долларов и всеми другими сверкающими вещами, попавшимися им на глаза. Балчер и Дортмундер, который нес свернутое полотно картины, заглянул и в спальню Чонси, где выбор был удивительно скудным. Вернувшись в гостиную, Дортмундер нашел две полных бутылки того бурбона, который так понравился ему в первый раз, засунул их в свою кожаную сумку. Затем он и Балчер обследовали две другие комнаты на верхнем этаже.

– Хорошая добыча, – прошептал Келп, ухмыляясь. От его былой нервозности не осталось и следа.

Дортмундер не видел смысла далее перешептываться:

– Хорошо, – сказало он. – Пора уходить.

С помощью одного из рабочих инструментов Чефуика они открыли двери лифта. Келп пошел первым тем же путем, который они использовали ранее. Шахта элеватора состояла из бетонных блоков и имела около шести квадратных футов, с открытым модулятором и металлическими балками внутри, чтобы поддерживать механизм лифта. Келп перебрался с одной горизонтальной балки возле левой стены на другую, а затем на металлическую ступеньку возле задней стенки как раз напротив двери. Поднялся по ступенькам, прошел боком возле электродвигателя и цепей, поднялся вверх и вышел через открытую панель дома. Опустив темную веревку обратно в отверстие, он подождал, пока Чефуик привязал свою сумку и картину к концу каната и начала тянуть его на крышу. (Дортмундер наблюдал за этим процессом зорким глазом, ожидая, что Келп может уронить проклятую картину на дно шахты или, скорее всего на крышу будки лифта, двумя этажами ниже. Но, к его удивлению, Келп справился с задачей).

Чефуик пошел следующим, перебрался через металлические перекладины на крышу, а за ним и Балчер. Дортмундер был последним. Он остановился на первой балке, чтобы освободить дверь, позволить ей закрыться, и вдруг послышался слабый щелчок электрозамка и неожиданный звон, и лязганье цепей.

Что? Дортмундер посмотрел вокруг и увидел кабели лифта в движении. В движении? Он заглянул вниз: крыша кабины лифта поднималась в его направлении, скользя и щелкая.

Проклятие, он быстро движется.

Глава 13

– Я весьма удивлен, если вы это слышали, шейх, – прокричал через стол принц Отто Орфицци Тосканской Баварии и его круглое красное, похожее на яблоко лицо промелькнуло между свечей.

– Я должен подумать, вероятно, что да, – ответил шейх Рама эль-Рама эль-Рама Эль и повернулся к Лауре Бафинг. – Вы бывали в Лондоне в последнее время?

– Нет уже год или около. Ой.

Шейх, сделав вид, что ничего не произошло, наблюдал, как она промокала свежей салфеткой пролитое красное вино, в то время как черная рука в белой перчатке хозяйского слуги тянется между ними, чтобы забрать осколки бокала.

– Я был там две недели назад, – произнес шейх.

– Осторожно, ты неуклюжий болван! – визжала Лаура на слугу. – Ты уронишь стекло в мое мясо!

– Я купил дом в Белгравии, – невозмутимо продолжал далее шейх. Его легкая усмешка то появлялась, то пропадала. – Бедные англичане, – сказал он весело. Они не могут позволить себе больше собственную столицу, вы ведь знаете. Они все живут в Уокинге и Хендоне.

Курфюрст, тем временем, пытался рассказать свою шутку Lotte deCharraiveuneuirauville, которая игнорировала его, потому что ее внимание было обращено на мужа. MuMu навязывал себя косметической наследнице и старомодной Марте Вупли.

– То, что я всегда чувствовал в Сент-Луисе, – говорил MuMu, – это то, что он каким-то образом более реалистичен, чем большинство других мест, которые я знаю. Как вы думаете?

Вупли достала кончиком языка кусочек брюссельской капусты, застрявший за щекой, затем спросила:

– Более реалистичен? Что вы имеете в виду?

– После всех перелетов между Нью-Йорком, Довилем, Парижем, Римом… – изящно жестикулировал MuMu, а его кольца и браслеты искрились в свете свечей, – …все это, – подытожил он. – И это разве не более, более, ах, я не знаю, более реально, чтобы вернуться в Сент-Луис?

– Я не думаю, что это более реально, – ответила Марта. Она затолкала большую порцию французского багета в свой рот и вернулась к разговору. – Я выросла там и всегда думала, что там воняло.

– Но вы до сих пор живете там.

– Я держу дом, но не рядом с заводом. Вы должны зорко следить за теми управляющими.

Кинозвезда и защитник окружающей среды Ленс Шиф продолжал добиваться сидящей с правой стороны Марты. Он наклонился к ней со своей мужской самоуверенностью и сказал низким глубоким голосом, от которого были в восторге миллионы людей:

– Вы должны провести некоторое время в Лос-Анджелесе, чтобы лучше узнать свое будущее.

– У нас есть, где разместиться в Лос-Анджелесе, – сказал ему Марта. – В Энсино. Но я не особо люблю бывать там. Вся эта белая штукатурка слепит глаза.

Принц Отто закончил свою шутку для всех, кто хотел его слушать. Речь шла о еврейской женщине, проходящей регистрацию в отеле Fountainebleau Майями Бич. Она попросила посыльного достать багаж из машины и инвалидное кресло для своего мужа. «Конечно, – сказал портье. Мне очень жаль, ваш муж не может ходить?» Она ответила: «Он может, – ответила женщина, – но, слава Богу, он не должен».

В то время как принц от души хохотал над своей собственной шуткой, разум Чонси предложил иной вариант, который начинался так: «Жена шейха вошла в отель Dorchester Hotel в Лондоне….», – и заканчивался, – «… он может, сказала женщина, но слава Аллаху он не должен». Должен ли он выждать минут десять или около того и высказать напрямую такой вариант? Нет, он отомстил уже другим способом.

Между тем, Мэвис Орфицци заламывала руки в притворном отчаянии от неуклюжести мужа.

– Я не могу больше выносить все это, – плакалась она на публику, порывалась встать, нервно барабанила пальцами по своему креслу. Она даже затмила Лауру Бафинг, которая перестала визжать на Томаса Джефферсона, слугу, и застыла в изумлении.

– Отто, – произнесла она так, чтобы все гости ее слышали, – ты неуклюж и туповат как за столом, так и в постеле.

– В постеле? – переспросил курфюрст, выдернутый из роли рассказчика. – Я боюсь прикасаться к тебе в постеле, чтобы не порезаться, – заявил он.

– Я больше не могу! – закричала Мэвис, но потом, видимо, осознав, что повторяется, обхватила голову руками и завизжала. – Больше нет!

И покинула комнату. Ее намерение не беспокоило Чонси до тех пор, пока в гробовой тишине, которая воцарилась после ее ухода, не послышалось издалека деловое жужжание машинного оборудования. Лифт.

– Нет! – вскрикнул он, привстав со своего кресла, протянув руку в сторону двери, через которую эта проклятая надменная женщина сделала свой мелодраматический выход.

Но было поздно. Слишком поздно. Рука опустилась, Чонси присел обратно на свой стул и издалека послушался звук остановившейся машины.

Глава 14

– Лифт поднимается, – произнес Дортмундер.

Он двинулся так быстро, как только мог к металлической лестнице расположенной сзади на стене шахты, но ему просто не хватило времени, что бы подняться и уйти. Лифт безжалостно поднялся, словно машина-разрушитель в старом субботнем послеобеденном сериале. И прежде чем он смог вскарабкаться на ступеньки, махина настигла его, прижав к стене.

Это из-за проклятых бутылок бурбона он попался в ловушку. Крыша кабины имела свисающий выступ по краю, который скользнул по задней части его ноги, прошелся по ягодичной части, задел плечи, мягко затылок и остановился. Было немного свободного пространства под выступом, но, как только он попытался дотянуться к следующей ступеньке лестницы, к свободе, он почувствовал, что бутылки под его курткой сзади образуют своего рода препятствие, и он не может выбраться из-под этого чертового выступа. Места не хватало также, чтобы расстегнуть куртку и выбросить бутылки. Он мог попробовать пробраться к лестнице, двигаясь боком, мелкими шагами пока его голова и плечи не освободились бы от лифта…

Сверху послышался резкий шепот Келпа:

– Давай! Дортмундер, давай!

Он посмотрел вверх, но не смог поднять голову достаточно высоко, чтобы увидеть выход из шахты. Обращаясь к бетонной стене, полушепотом он ответил ему обратно:

– Я не могу.

А потом, где-то поблизости закричала женщина.

– Потрясающе, – пробормотал Дортмундер. Уже громче он позвал Келпа. – Эй, идут люди!

Уносите картину!

– А как насчет тебя?

– Уходи! – и чтобы закончить спор, Дортмундер начала карабкаться вниз по лестнице и исчез из поля зрения Келпа.

Теперь женщина перестала кричать, но послышались голоса, мужские и женские.

Повернув голову насколько это было возможно, Дортмундер мог увидеть через вентиляционное отверстие, через открытую дверь часть прихожей. И в тот момент, когда он пытался что-либо разглядеть и прислушивался к голосам, один из тех проклятых частных охранников (который жирный) внезапно подбежал к открытой двери лифта.

Был только один выход из сложившейся ситуации и Дортмундер воспользовался им. Он начал спускать вниз, боком мимо задней стенки элеватора так быстро, как только мог в непроницаемую тьму, все ниже и ниже в шахту. Потому что, кто знает, кому еще придет в голову воспользоваться этим чертовым лифтом снова.

Вррррр. Дортмундер спускался и спускался, но далеко не так быстро, как движущийся лифт, чьи кабели мелькали, шелестя возле его правой руки, и чей грязный черный металл преследовал его словно ночной кошмар. Он чувствовал, как лифт над его головой опускался и опускался, приближался все ближе и ближе.

Врррр.Кламп.

Он остановился. Голова Дортмундера так сильно вжалась в плечи, словно черепаха в свой панцирь. Между ним и низом кабины лифта было около четверти дюйма, поэтому был хорошо слышен звук открывающейся двери и грохот удаляющихся шагов снаружи.

Видимо один или несколько охранников пошли сообщить об инциденте. Хорошо, что они не спустились еще ниже.

«Все хорошо, все хорошо, – шептал самому себе Дортмундер, – не нужно паниковать». И сразу же в его мыслях возник вопрос: почему?

Ну. Он напряженно думал и, наконец, нашел один ответ: я не хочу упасть.

Очень хорошо. Не паниковать. Дортмундер продолжил свой путь вниз по лестнице на дно шахты, которое было покрыто такой кромешечной темнотой, что он не сразу понял, что достиг цели, когда его левая нога потянулась к следующей ступеньке и вместо этого опустилась на что-то твердое. «О-о-о, – произнес он вслух и достаточно громко так, что появилось эхо».

Итак, он был на дне. Спустившись со ступеней, он начал двигаться вокруг этих «стигийских болот» и вскоре его колено наткнулось на какое-то препятствие. Другое «о-о – о…» послышалось вокруг, затем он начал вслепую ощупывать это нечто и вскоре пришел к выводу, что на дне этой лифтовой шахты находится определенного вида огромная рессора. Возможно ли такое? Он мысленно представил на розовой бумаге миллиметровке поперечное сечение сооружения: шахта, элеватор приводит в движение шестерни, ударяет гигантскую пружину, которая смягчает значительную часть удара. Клянусь Богом, это даже может правдой.

Вррррр.

О, нет. Этот сукин сын идет сюда снова. Дортмундер распластался на пропитанном маслом грязной полу и постарался укрыться возле основания огромной пружины. Лифт спустился на первый этаж, дверь открылась, послышались мужские голоса, занятые обсуждением чего-то, дверь закрылась, и лифт снова зашумел по дороге на второй этаж.

Дортмундер встал и начал мочиться. Та толпа шотландцев в театре – это первая вещь, жизненная случайность, которая благодаря таким ударам учила, как нужно выживать. Но то, что происходило в этом доме – это полное дерьмо. Он пообещал, что не будет ни одного охранника на верхнем этаже, а там их было даже двое. Он клялся, что лифт будет оставаться внизу, а теперь эта проклятая махина гоняет его как яблоко для сидра в соковыжималке. И что, он должен всё это терпеть?

Вероятно.

Пока что он не может выбраться отсюда. И теперь, когда его глаза свыклись с темнотой, он смог разглядеть разрезающие темноту белые полоски света совсем рядом, которые падали от закрытой двери, значит, пол кабинки должен быть не очень высоко над его головой.

Первый этаж. Если бы он каким-либо образом пробрался через него, он смог бы покинуть этот дом. В любом случае, стоило попробовать. И это было лучше, чем просто сидеть вечно на дне лифтовой шахты.

Обойдя по кругу пружину, Дортмундер приблизился к линиям света, дотронулся к двери и попытался раздвинуть ее. Попытка не удалась. Он толкнул сильнее, но она не поддалась.

Конечно, нет. Электрозамок будет держать ее на месте до тех пор, пока элеватор не окажется на этом уровне. Он должен добраться до замка, который находиться около пяти футов выше над дверью второго этажа.

Дортмундер взгромоздился на лифтовую рессору. Человек – это такое животное, которое приспосабливается к любой окружающей обстановке, что делает его отличным материалом для интересующихся животноводством. Итак, кроме лыжной маски, одежды и этих проклятых бутылок бурбона, что у него было при себе?

Деньги. Ключи. Он мог бы иметь и сигареты со спичками, но вечное курение Мэй раздражало его и около четырех месяцев назад, после практически тридцати лет курения Camels, он легко остановился. Не было ни одного из признаков отвыкания: ни нервозности, ни плохого настроения, даже не было большого желания бросить курить. Он просто проснулся однажды утром, посмотрел на эверест спичек и окурков в пепельнице на тумбочке Мэй и решил больше не притрагиваться к сигаретам.

Привычка напоминала о себе в виде смятых пачек Camels еще две недели, но, в конце концов, он больше не курил. Итак, у него не было сигарет, но, что более важно в данных обстоятельствах, у него не было спичек.

Да, но, что у него при себе? Был бумажник с водительским удостоверением, деньги, карта крови (никогда не знаешь, что может произойти), пара кредитных карточек, которые он не мог использовать, читательский билет Мэй непонятно как оказавшийся у него. В других карманах было несколько запонок и булавок для галстука, принадлежавших Арнольду Чонси. У него были кредитные карты, а они изготовлены из жесткого пластика. Если просунуть их между дверью и косяком, то можно открыть защелку. Можно ли вставить кредитную карту между коробкой электрического замка и металлической пластиной на двери лифта, откроется ли она?

Был только один способ узнать это. Сжимая кредитку зубами, как пират свой меч, Дортмундер поднялся по лестнице вверх и по горизонтальным балкам добрался до двери.

Он достал кредитку, вставил в щель и толкнул, затем сильнее и сильнее, менял положение пластика, толкал в чертову щель между коробкой и пластиной, пока не раздался легкий щелчок.

Да? Сжав посильнее кредитку, чтобы не потерять ее вместе со своими отпечатками пальцев в темноте, Дортмундер отклонился от бетонной стены и другой рукой толкнул дверь.

Она плавно открылась.

Глава 15

Арнольд Чонси потягивал бурбон, пристально смотрел на пятно, где совсем недавно висела «Глупость ведет людей к гибели» и старался скрыть, насколько он счастлив. Дом был полон полицейских, гости горлопанили на каждом углу, но так или иначе, дело приняло одновременно хороший и дурной оборот.

Пережитый испуг Чонси, когда Мэвис Орфицци уехала на лифте, был ничто по сравнению с ледяной волной ужаса, которой окатил его злой рок, когда он обнаружил присутствие тех двух охранников. Они не выполнили его распоряжения и поступили наоборот: несли караул на верхнем этаже.

Что касается его собственного поведения, то, увы, он вынужден поставить себе низкую оценку и считать, что ему очень повезло в том круговороте событий, так как никто не уловил фальшивые ноты в его выступлении. Например, когда он выкрикнул «Нет!» входящей в лифт Мэвис. Затем его сердитая реакция на спускавшихся с верхнего этажа охранников – «Что вы там, наверху делали?».

К счастью, это была его последняя неправильная нота. Чонси, наконец, взял себя в руки и вернулся в рамки поведения, соответствующие данному инциденту: первоначальный шок и возмущение, сочувствие и извинения гостям, оказание содействия полицейским, когда те приехали и стоическое мужество при подсчете его собственных потерь из спальной комнаты (Дортмундер & Компания были убедительно обруганы, слава Богу).

Приглашенные на званый ужин гости дали официальные показания и после этого им разрешили покинуть дом: Лаура Бафинг была настолько испугана, что забыла опрокинуть вазу на обратном пути, генерал-майор (в отставке) и г-жа Гомер Байгот прихрамывая, были доставлены их шофером в Линкольн, Шейх Рама-эль-Рама-эль-Рама Эль с улыбкой и комментарием «число мелких преступлений увеличивается по мере упадка цивилизации», Марта Вупли – единственная из гостей, которая пока не доела свой десерт «Запеченная Аляска», так и не покинула дом, Ланс Шиф помог ей одеться в меха и, уходя, тихо смеялся по-мужски, гортанно.

Теперь полиция занималась гостями дома, один за другим, в то время как обслуживающий персонал ожидал свою очередь на кухне. Пристыженные частные охранники приходили в себя на первой этаже возле столовой, в которой были прежде допрошены полицейскими.

Чонси ничего больше не оставалось, как ждать пока улягутся страсти и утром связаться по телефону со своим страховым агентом. Никто не сможет утверждать, что это была фиктивная кража, запертая охрана, которая первоначально представляла серьезную угрозу, теперь же еще более усиливала правдоподобность происшествия. Первый стакан виски со льдом, который он налил себе, был, так сказать, в медицинский целях, для успокоения нервов, но уже второй принес чувство облегчения и третий был тостом за опасное дело, которое увенчалось успехом. Ура!

Чонси успел осушить до дна поздравительный бокал, когда вошел курфюрст Отто Орфицци, который только что дал показания полиции, и сказал:

– Ах вот вы где.

– Я здесь, – согласился Чонси. Его настроение понемногу улучшалось.

– Неудачный выбор времени, – произнес Орфицци, указывая большим пальцем вверх.

Не уверенный, что этот мужчина имеет в виду, Чонси спросил:

– Что именно?

– Если бы эта проклятая баба ушла на десять минут раньше… – затем принц пояснил, – … паршивцы могли бы пристрелить ее. Он пожал плечами явно рассерженный на то, что его жена осталась в живых, затем собрался с мыслями и сменил тему разговора. – Я не мог поверить своим глазам, когда увидел тех полицейских.

– Я не уверен, что являюсь поклонником, – признался Чонси, – мужчины при исполнении служебных обязанностей.

Принц Отто наклонился к нему, понизил голос и конфиденциально сказал:

– Он выглядел черным как туз пик.

– Ах, да, – произнес Чонси, и комбинация из нервов и ликера заставили его добавить, – ну, по крайней мере, он не еврей.

– Я не знаю, – размышлял принц, – но в любом случае еврей не мог быть в сговоре с ворами.

– Это точно, – согласился Чонси и, поднявшись на ноги, чувствуя сильную потребность в другом напитке спросил. – Может быть виски? Могу я вам предложить?

– Конечно, вы можете. Вы можете говорить о джазе, голливудских фильмах или бродвейских постановках, но я скажу, что американский вклад в искусство – это бурбон.

– Я согласен с вами, – ответил Чонси немного удивленно и, только потянувшись к бутылке, обнаружил, что она пустая. Он взглянул, нахмурившись, на бар, но напитка не было видно. – Извините, но я должен спуститься вниз.

– О, не беспокойтесь. Я буду совершенно счастлив и с виски. Как только может быть счастлив мужчина с той женщиной под одной крышей, конечно.

– Это не беспокойство, – заверил его Чонси. Я охотно выпью бурбона, – а про себя подумал, что было бы неплохо остаться без принца на несколько минут, но этого не произошло.

– Я прогуляюсь вместе с вами, – произнес принц и сделал это.

Главное хранилище ликера было в чулане на первом этаже, рядом с похожим чуланом, переделанным в погреб для вина, в котором поддерживалась соответствующая температура и влажность. Чонси и Орфицци воспользовались лифтом, чтобы спуститься вниз и дабы заполнить паузу Чонси рассказывал о последней перепланировке винного погреба.

– Я хотел бы его посмотреть, – попросил принц.

– Я покажу его вам.

Они прошлись вместе по коридору первого этажа, и, примерно на полпути до запасного выхода, Чонси остановился напротив пары дверей с правой стороны.

– Кладовка с ликером находиться по левой стороне, – пояснил он, – а это винный погреб.

Он открыл дверь, увидел безрадостные глаза и дрожащее тело Дортмундера и… быстро захлопнул дверь, прежде чем принц мог обойти вокруг и заглянуть внутрь.

– Я не посмотрел его, – произнес принц.

– Мммм, да, – начала неуверенно Чонси, – у меня только что проскользнула ужасная мысль.

– Какая?

– У меня мог закончиться бурбон. Давайте посмотрим. Чонси открыл другую дверь, где горизонтальными рядами от пола до потолка располагались бутылки на скрещенных деревянных планках, две трети из которых были заполнены бутылками с ликером.

– Ах, конечно, – вспомнил он, – у меня их множество.

И он схватил две бутылки и впихнул в руки удивленному принцу, затем взял еще одну для себя, и одновременно жестикулируя свободной рукой, произнес:

– Вы видите стиль, в котором он выполнен. Винный погреб выглядит также, за исключением, конечно, влажности и температуры, которые, естественно, здесь не нужны.

– Само собой, – согласился принц.

Он держал две бутылки возле шеи, как обычно охотник держит небольшие туши убитых животных, и он не был до конца уверен, что же должен сделать с ними. Закрыв дверь, Чонси взял принца за локоть и повел его в направлении лифта.

– Теперь вернемся к нашим дринкам? – предложил Чонси.

– Но, – начал было принц, оглядываясь через плечо на закрытую дверь винного погреба, – о, – сказал он с сомнением, так как Чонси продолжал уводить его подальше.

– Идентичны. Да, верно.

Они вернулись к лифту, зашли в него и Чонси нажал кнопку, но прежде чем дверь закрылась, он неожиданно сунул третью бутылку в руки принца и произнес:

– Присоединюсь к вам через минуту. Я должен позаботиться еще кое о чем, – и он выскользнул из кабины элеватора.

– Но… – только и успел принц, и его лицо исчезло за закрывающейся дверью, и лифт поехал вверх.

Чонси влетел в зал, распахнул дверь и окликнул:

– Что ты там делаешь?!

– Замерзаю на смерть, – ответил Дортмундер. – Могу я выйти?

Чонси посмотрел по сторонам и сказал:

– Да.

– Хорошо.

Как только Чонси закрыл дверь, Дортмундер попросил:

– Забери меня отсюда.

– Я не понима… Да, конечно, – ответил Чонси, хмуро оглядываясь вверх и вниз по коридору, и желваки заходили на его скулах.

– Мы столкнулись с охранниками. Не говоря уже о лифте.

– Такие вещи иногда случаются, – успокоил Чонси, погруженный в свои собственные мысли. – Иди со мной.

Он взял Дортмундера за руку и повел его по коридору к запасному выходу. Послышался слабый звон стекла внутри его сумки. Картина двух полных бутылок бурбона из бара гостиной комнаты пришла на ум Чонси, и он бросил косой недовольный взгляд на Дортмундера:

– Я вижу…

Дортмундер настолько плохо выглядел, что даже ничего не смог ответить. Как только они достигли грязной комнаты возле запасного выхода, Чонси достал связку ключей, отцепил один из них и произнес:

– Этот открывает дверь к переходу, а также к следующему на другом конце. Вернешь их мне позже.

Дортмундер указал на дверь рядом с ними:

– А разве не включиться сигнализации, когда мы откроем ее?

– Я скажу, что это был я и якобы увидел кого-то в саду. Поспеши.

– Все верно, – Дортмундер взял ключ.

Осененный внезапной мыслью Чонси спросил:

– Есть здесь еще кто-нибудь из ваших?

– Только я, – успокоил Дортмундер.

– Что с картиной? Ее здесь нет, не так ли?

– Ах, да, – Дортмундер выглядел сердито. – Та часть прошла хорошо.

И он исчез.

Глава 16

Когда голова Дортмундера исчезла позади лифта, Келп высунул свою собственную через открытую панель дома и спросил у остальных:

– Что же нам делать теперь?

– А что он нам сказал? – был ответ Балчера. – Убираемся, черт возьми, отсюда.

– Как же Дортмундер?

– Энди, он либо выберется, либо нет. Но если он не сможет, то наше ожидание на крыше не поможет ему. Нас поймают вместе с ним.

Келп бросил еще один взволнованный взгляд в лифтовую шахту, где ничего нельзя было рассмотреть, и произнес:

– Я знаю, он сможет…

– Давай, Келп, – торопил Балчер. Он поднял свернутый холст с просмоленной крыши и пошел прочь.

Келп, постоянно оглядываясь, догнал двух других. Затем они, воспользовавшись веревкой, спустились обратно в здание театра и по лестнице вниз на балкон. Балчер шел все время впереди, и он был первым, кто добрался до двери, ведущей на лоджию. К несчастью, это было время антракта, и она снова была переполнена шотландцами. Когда Балчер толкнул дверь, то случайно опрокинул полный стакан виски одного из шотландцев на килт другого скотсмена. Проигнорировав случившееся, он намеревался протолкнуться между ними и идти по своим делам, но мужчина с пустым стаканом загородил ему дорогу рукой и произнес:

– Вот сейчас, что ты себе думаешь?

– Уйди с моей дороги, – пригрозил Балчер, который был в не настроении спорить.

Следом за ним спустился со ступенек Чефуик.

– Ты как лорд Гарри – грубиян, – заявил облитый шотландец, притянул к себе Балчера и ударил его как следует по уху. Балчер не заставил себя долго ждать, одновременно толкнув еще одного парня, который пошатнувшись, пролил дринки еще троих.

В это время Келп наблюдал через дверной проем за дракой, которая начала быстро разгораться. Люди, которые не имели понятия о причине потасовки, тем не менее, решительно избивали других, которые связаны были с ней еще меньше. «Ради Бога», – умолял Келп, стоя в дверях и взирая на сцену бушующего моря ярости, мелькающих коленей и бешено машущих кулаков. Дерущиеся радостно кричали и вопили, а чья-то твердая как скала рука мелькнула возле лба Келпа, заставляя его отшатнуться назад и тяжело присесть вниз на ступеньки.

Какой вид! До этой темной лестницы доносился лишь приглушенный шум, а вид из открытой двери на дерущихся был великолепный, словно в 3-D фильме. Келп, пораженный потасовкой, просидел так минуту или две, пока резко не осознал, что белый, похожий на трость объект, мелькающий время от времени в воздухе и опускающийся то на одну то на другую голову, был на самом деле свернутой картиной, которой орудовал в рассеянном раздражении Тини Балчер.

«Только не картина!» – вскипел Келп и еще раз попытался спуститься с лестницы, толкая и ударяя всех на своем боевом пути к Балчеру, игнорируя буфет и иные препятствия по дороге. Наконец, достигнув цели, как один из пехотинцев на фото «поднятие флага на Иво-Дзиме» (который в любом случае был постановкой; в последнее время так сложно отличить выдуманное от реального), он вырвал сверток из огромного кулака Балчера и прокричал ему в ухо: «Только не картиной!». Затем внезапно Келп согнулся пополам от того, что сразу одиннадцать шотландцев ударили его в живот.

Когда лежишь на полу, открывается совершенно иной ракурс на море бурлящих килтов: шишковатые огромные колени – вещь довольно опасно выглядящая, но помимо этого мелькнула пара черных брюк-дудочек – штаны Чефуика. Келп заставил себя подняться вверх, взбираясь по чьей-то кожаной сумке с мехом и пытаясь отыскать сметенного толпой Балчера. Конечно, Чефуик был там, слева, придавленный к стене, держащий двумя руками свою черную сумку на груди. Даже в самый разгар схватки, люди умели отличить тех, кто не хотел принимать участие в драке, поэтому Чефуик выглядел как скала в океане – все вокруг него кружилось, но не касалось его.

– Чефуик! – кричал Келп, вокруг которого множество шотландцев сгорали от желания позабавиться. – Чефуик!

Свет отразился от очков Чефуика, когда он повернул голову.

– Картина! – завопил Келп и с силой бросил ее, словно копье… и упал вниз во второй раз.

Глава 17

Стен Марч легко повернул кадди за угол и остановился напротив Хантер Хаус. Как только он узнал об этой работе, она стала для него лакомым куском. Ничего не нужно было делать, просто сидеть здесь, напротив концертного зала как наемный водитель и, как только ребята выйдут, спокойно уехать. Лакомый кусок торта.

Сам же автомобиль был как кусок бисквита с регистрационным номером. Келп подобрал его для Марча сегодня во второй половине дня. Бледно-голубой кадиллак содержал полный набор опций. Келпу нравились машины врачей, если, конечно, такие находились в нужный момент. Он верил, что доктора ведут себя как дети, покупая машины с всевозможными вспомогательными гаджетами и другими элементами комфорта, известными инженерам Детройта.

«Управлять автомобилем врача, – любил он иногда повторять, – это как хороший сон в гамаке в воскресенье после обеда». Он мог быть немного сентиментальным по отношению к вещам.

Какое-то движение привлекло внимание Марча, и он посмотрел на правую часть фасада концертного зала. Там что-то произошло? Ему показалось, что через ряд стеклянных дверей, он заметил некое движение в холле, много бегущих людей или что-то в этом роде.

Марч прищурился, пытаясь разглядеть более подробно, но одна из тех дверей распахнулась, и оттуда вылетело тело, словно планер без крыльев, ударилось о тротуар, перевернулось, вскочило на ноги и побежало обратно в холл.

– Что за… – только и произнес Марч.

Ей-богу, там происходит драка. Затем тоже тело, или возможно уже другое, выпало обратно. На этот раз следом за ним вышло трое мужчин, которые боролись и толкались руками как регбисты в драке. Затем внезапно целый спор выплеснулся из театра и распространился по всему тротуару.

– Святой Иисус! – воскликнул Марч, наблюдая, как тело ударилось о капот кадди и обратно вернулось в драку.

В лице, которое появилось на секунду на лобовом стекле, по причине его деформации и из-за собственного удивления, Марч не сразу узнал Келпа, который изо всех сил пытался уйти от целой толпы людей, но которые жаждали, чтобы он остался. Марч посигналил, чем испугал друзей Келпа, а сам он сполз с капота и нырнул в кадди.

Марч уставился на него. Одежда на Келпе была изорвана в клочья, щека измазана, а возле глаз уже начали проступать синяки. Марч спросил:

– Что, черт возьми, происходит?

– Я не знаю… – прохрипел Келп, задыхаясь. – Я просто не знаю. Сюда идет Чефуик …

Так он и делал, пробираясь на цыпочках через тротуар, прижимая к груди свою черную сумку, двигаясь словно балетный танцор на минном поле и когда, наконец, он проскользнул в кадиллак, закрыл дверь за собой и все что он сказала было:

– О, мой Боже. О, мой Боже.

– Где Балчер? – спросил Келп.

А вот и Балчер. Он мог быть ужасным, когда был раздражен, а в данный момент он был очень и очень раздражен. Он держал за шеи двух своих противников, по одному в каждой огромной мясистой руке и он использовал их как таран, чтобы расчищать себе путь в этой потасовке. Он толкал два тела впереди себя и подставлял их под град ударов нападающей стороны. Путь в холл, по которому он прошелся, словно бульдозер, напоминала не что иное, как выжженную землю в марте. Достигнув кадиллака, он швырнул своих помощников обратно в толпу, а Чефуик открыл ему заднюю дверь.

Балчер запрыгнул в машину, захлопнул дверь и сказал:

– Достаточно всего этого.

– Хорошо, Стен, – произнес Келп. – Теперь поехали.

– Поехали? – Марч посмотрел вокруг: на Келпа рядом с ним на переднем сиденье и Чефуика с Балчером сзади. – А что с Дортмундером?

– Он не с нами. Давай, Стен, они ведь могут разнести машину на куски. Поезжай куда–нибудь и я все расскажу тебе по дороге.

Автомобиль раскачивался от прыгающих на него мужчин, а некоторые из последних товарищей Балчера по играм жадно смотрели на него через окна, поэтому Марч включил передачу, нажал гудок, дабы расчистить дорогу от тротуара, разогнать их оттуда.

Потребовалось два поворота направо и красный свет светофора, чтобы объяснить ситуацию, в которой очутился Дортмундер. Достигнув центра города, Балчер закончил историю словами:

– Будем надеяться, что он придумает что-нибудь.

– Он застрял в шахте лифта с бегающими вокруг частными охранниками?

– Он и раньше сталкивался с большими сложностями, – заверил его Келп.

– Даа, – сказал Марч. – И оказался в тюрьме.

– Не говори так обреченно. В любом случае, тот парень, который живет там на его стороне.

Может быть, он поможет Дортмундеру.

– Да, может, – с сомнением произнес Марч. После, решив посмотреть на положительную сторону дела, спросил, – но, в любом случае, вы взяли картину, верно?

– Та часть прошла как по маслу, – ответил Келп. – За исключением того, что Балчер думал о ней как о бейсбольной бите.

– Я просто увлекся, – пробурчал Балчер.

– Все хорошо, что хорошо заканчивается, – процитировал Келп. – Давай посмотрим, Роджер.

– Прошу прощения? – не понял Чефуик.

Келп повернулся к нему с застывшей улыбкой на лице:

– Картину, давай посмотрим ее.

– У меня нет ее.

– Конечно, она у тебя. Я отдал ее тебе.

– Нет. Она у Балчера.

– Келп забрал ее у меня, – возразил Балчер.

– Все верно. А я бросил ее Роджеру.

– Ну, она не у меня, – голос Чефуика звучал все более ханжески, как будто он защищался от несправедливых обвинений.

– Ну, я бросил ее в твою сторону, – Келп настаивал.

– Ее нет у меня, – тоже настаивал Чефуик.

Келп пристально смотрел на Чефуика, а тот в свою очередь на Келпа. Затем одновременно они перестали гипнотизировать друг друга и стали хмуриться. Они снова переглянулись, устремили сердитый взгляд на Балчера, затем на интерьер автомобиля. Все это время Балчер смотрел на них с головой, склоненной на бок, а Марч пытался сконцентрироваться одновременно на пятничном ночном трафике и событиях внутри машины. И, наконец, Марч сказал отвратительную правду вслух:

– Вы не взяли ее.

– Что-то… – начала Келп, привстал и посмотрел под собой, но, увы. – Что-то случилось. Во время той драки. Я не знаю, все произошло так неожиданно, это большая потасовка.

– У нас ее нет, – подытожил ошеломленный Балчер. – Мы потеряли ее.

– О, Боже мой.

– Мы должны вернуться за ней, – вздохнул Келп. – Я ненавижу саму идею, но мы просто должны. Мы должны вернуться.

Никто не посмел спорить. Марч повернул и направился на окраину города.

В происходящую сцену перед театром трудно было поверить. Прибыла полиция, машины скорой помощи, даже пожарная машина была здесь. Отряды шотландцев были собраны вместе настороженными полицейскими, в то время как часть других офицеров в белых касках торопились в холл, где, по-видимому, продолжалась драка.

Марч медленно проехал возле Хантер Хауса по одной полосе дороги, все еще открытой для движения и где стоял коп регулирующий трафик с помощью красного фонарика.

Грустные Келп и Чефуик пристально смотрели на концертный зал. Келп вздохнул и произнес:

– Дортмундер очень расстроится.

Глава 18

Дортмундер воспользовался метро до станции Union Square, оставшуюся часть пути домой он прошел пешком. Он был уже возле последнего блока, когда некий парень вышел из дверей и произнес:

– Простите меня. У вас есть спички?

– Нет, – ответил Дортмундер. – Я не курю.

– Верно, – согласился мужчина. – Я тоже.

Он шел в ногу с Дортмундером по правую сторону от него. Его хромота бросалась в глаза, но, казалось, она не доставляет ему особых трудностей. Дортмундер остановился, посмотрел на него и произнес:

– Ладно.

Мужчина тоже остановился с насмешливой улыбкой. Он был на дюйм или два выше Дортмундера, стройный, с длинным тонким носом и впалыми скулами. Незнакомец был одет в пальто с поднятым воротником, шляпу с опушенными полями и он держал свою правую руку в кармане пальто. Некий вид черного ортопедического ботинка был на его правой ноге. Он спросил:

– Ладно? Что ладно?

– Делай все, что ты должен сделать, – сказал ему Дортмундер. – А после я смогу повалить тебя на землю и пойти домой.

Мужчина засмеялся так, как будто произнесенное действительно развеселило его, но он также отступил на шаг, опершись на хромую ногу.

– Я не бандит, Дортмундер, – успокоил он.

– Ты знаешь мое имя.

– Хорошо, – сказал мужчина, – у нас один и тот же работодатель.

– Я не понимаю.

– Арнольд Чонси.

Дортмундер понял его.

– Ты тот другой парень, которого нашел для него адвокат. Киллер.

Убийца сделал странный скромный жест левой рукой, так как правая оставалась в его кармане.

– Не совсем, – ответил он. – Убийство – это иногда часть того, что я делаю, но это не моя настоящая работа. Мне нравиться думать, что моя работа – это исполнение желаний других людей.

– Неужели.

– Например, – произнес киллер, – в твоем случае, мне заплатят двадцать тысяч долларов, но не за твое убийство. Я получу расчет в любом случае, будешь ты жить или умрешь. Если ты вернешь мне картину, тогда все отлично, ты будешь дальше жить, и я ее заберу. Если нет, если же ты будешь создавать проблемы, тогда не отлично, ты умрешь, а я все равно заберу ее, – он пожал плечами. – Нет никакой разницы.

– Я не хочу видеть тебя висящим надо мной ближайшие шесть месяцев, – ответил Дортмундер.

– Ах, не волнуйся, – успокоил его убийца. – Ты не увидишь меня больше никогда, потому что достаточно будет опустить большой палец вниз и пристрелить тебя на расстоянии, – ухмыляясь, он вынул правую руку со своего кармана, пустую. Он изобразил пальцами выстрел, направив их прямо в лицо Дортмундера, прищурил один глаз, оскалился, посмотрел на вытянутую руку и сказал:

– Бах. Я в этом профессионал.

Так или иначе, но Дортмундер поверил ему. Он уже знал, что сам он был определенным типом жулика, которого попросил найти Чонси и теперь он верил, что тот парень был определенным типом надежного убийцы, которого тоже выбрал Чонси.

– Хочу сказать, – начал он, – что не собираюсь ничего делать с той картиной, кроме как держать ее у себя, затем отдать ее Чонси. Импровизации – это не мой метод.

– Хорошо, – ответил убийца с доброжелательной улыбкой. – Мне нравиться получать деньги и ничего не делать. Пока, – и, отойдя немного, он резко повернулся. – Не упоминай об этом Чонси.

– Не должен?

– Он не хотел, чтобы я встречался с тобой, но я подумал, что мы все же должны побеседовать разок, – ухмылка мелькнула на его лице. – Я люблю видеть моих людей, – сказал он Дортмундеру.

Его глаза сверкали, затем он отвернулся снова и ушел прочь. Дортмундер смотрел ему вслед. Высокий и худощавый, черный, тело немного искривлялось, когда он ступал на свою хромую ногу и обе его руки находились теперь в карманах. Дортмундер почувствовал, как слабый холодок пробежался по его спине. Теперь он понял, что Чонси имел в виду, когда назвал его не опасным. Это потому, что он имеет того парня для сравнения. «Хорошо, что я честный человек», – пробормотал он про себя и пошел домой, где застал Келпа и Марча, и Чефуика, и Балчера, и Мэй, которые ждали его в гостиной.

– Дортмундер!

– Джон!

– Ты сделал это! Я знал, ты сможешь!

Они поздравляли его и похлопывали по спине, а он отдал им бурбон Чонси, затем все вместе присели с бокалами полными потрясающего напитка, почти стоящего тех неприятностей, которые он доставил ему.

– Как ты сделал это? Как ты выбрался? – спросил Келп.

– Ну, я спустился на самое дно лифтовой шахты, – начал Дортмундер, – а затем… – он остановился, пораженный неясным предчувствием беды. Посмотрел на внимательные лица, которые выглядели более застывшими, чем внимательными. Одежда Балчера и Келпа был в полном беспорядке, у Келпа проступали синяки под глазами. В комнате воцарилась невероятная напряженность.

– В чем дело? – спросил он.

– Джон, расскажи нам как ты вышел из шахты, – попросила Мэй.

Он хмуро взглянул на Мэй, сердито посмотрел на остальных, прислушался к тишине и понял. Глядя на Келпа, он спросил:

– Где она?

– Теперь, Дортмундер… – начал Келп.

– Где она?

– Ах, дорогой, – произнес Чефуик.

– Была потасовка в театре… – начал рассказывать Марч.

– Это была не наша ошибка, – прервал Келп.

Даже Тини Балчер выглядел пристыженным. Он сказал:

– Это была просто одна из тех вещей.

– ГДЕ ОНА?

Напряженная тишина. Дортмундер смотрел на то, как они все опустили глаза в пол и, наконец, Келп ответил ему тонким голосом:

– Мы потерял ее.

– Вы потеряли ее, – повторил Дортмундер.

Затем все начали говорить одновременно, объяснять, оправдываться, рассказывать одну и ту же историю с разных точек зрения, а Дортмундер просто сидел там, не двигаясь, флегматичный, позволяющий потоку слов литься вокруг него, пока, наконец, они все не замолчали. Во вновь наступившей тишине, Дортмундер вздохнул, но так и ничего не произнес. Мэй спросила:

– Джон, могу я освежить твой дринк?

Дортмундер покачал отрицательно головой. В нем уже не было прежнего жару.

– Нет, спасибо, Мэй, – только и сказал он.

– Можем ли мы еще сделать что-нибудь? – спросил Келп.

– Если вы не возражаете, – сказал им Дортмундер, – я хотел бы некоторое время побыть один.

– Это не было чьей-либо ошибкой, – произнес Келп. – Это действительно не было.

– Я не виню тебя, – успокоил Дортмундер и, как ни странно, это была правда. Он никого не винил. Злой рок схватил очередную жертву. – Я просто хочу побыть наедине с собой и подумать, как я хочу прожить свои шесть месяцев жизни.